– Разрешите вас познакомить, мисс Элисон Уокер, с моим дорогим другом, виконтом Данкеном Грэнвиллом.

Уж этого Элис никак не ожидала. Несколько секунд тому назад экипаж Кейрона остановился возле кирпичного особняка, предположительно принадлежащего ему, а он, оказывается, все продолжает ее разыгрывать.

– Вы с ним знакомы? – только и смогла вымолвить Элис: в глазах у Кейрона играли смешинки, а в глазах Элис уже загорался гнев.

– Мисс Уокер, простите мне мой розыгрыш. Просто, как, оказывается, тесен мир!

Элис уже ничего не слышала. Она схватила свою маленькую сумочку и выскочила из кабриолета, едва не порвав юбку о дверную скобу.

Она оказалась лицом к лицу со стройным, худощавым мужчиной, к которому и обращался Кейрон. Он выглядел постарше, чем лорд Чатэм: в волосах пробивалась седина, улыбка обнаруживала глубокие морщины.

– Вы лорд Грэнвилл?

– Вроде бы да. – Мужчина бросил на нее взгляд, не лишенный критической заостренности, и Элисон сразу вспомнила, насколько нелепо она, должно быть, выглядит. – Могу ли чем-нибудь быть вам полезен, мисс.

– Да. То есть, надеюсь… Я разыскиваю свою старую подругу, Беатрису Доутон. Насколько мне известно, она служит в вашем доме. Это так?

Взгляд хозяина особняка показался ей достаточно неприятным, но еще больше бесил ее по-прежнему неотрывный, пронизывающий ее всю насквозь взгляд Кейрона Чатэма.

– Она гувернантка моей дочери Лайли. Если вы хотите с ней пообщаться, пожалуйста, но только побыстрее. Через несколько минут у моей дочери начинается урок, и мне не хотелось бы нарушать распорядок ее учебного дня.

Эти слова прозвучали довольно-таки сурово, если не грубо. Элисон вспыхнула: какое право он имеет так разговаривать с ней – с леди Уилхэвен! Но тут она вспомнила, что для Данкена Грэнвилла она вовсе не леди Уилхэвен, а какая-то незнакомая простолюдинка. Она взяла себя в руки: свою гордыню придется спрятать подальше.

– Я недолго. Спасибо. – Элис начала было подниматься по лестнице, но тут опять напомнил о себе Кейрон Чатэм:

– Свой багаж вы решили оставить мне?

Саквояж! Она забыла его на крыше кабриолета. Элис забралась на запятки и принялась за нелегкую работу грузчика.

– Извините, мисс, вам, наверное, нужна помощь?

– Не беспокойся, Данкен. Моя драгоценная спутница прекрасно справится сама. – Сарказм, прозвучавший в голосе Кейрона, подействовал на Элисон как удар бича; в ярости она одним рывком сдернула свой саквояж с места и через секунду уже волочила его вверх по лестнице, успев по пути заметить с не меньшим сарказмом:

– Спасибо, сэр. Как с глубокой проницательностью заметил лорд Чатэм, за время путешествия с ним я привыкла к трудностям.

Она дернула ручку звонка с такой силой, что чуть не вывихнула кисть. Кейрон вдогонку послал еще одну шпильку:

– Я испытал несказанное удовольствие от вашего общества, мисс Уокер. Надеюсь, мы скоро увидимся снова.

– Вряд ли, – выпалила Элисон и вновь схватилась за ручку звонка, но тут дверь отворилась. Лакей в безупречно сшитой, позолоченной ливрее стоял у порога по стойке смирно.

– Пожалуйста, Беатрису Доутон. – Лакей не обнаружил никакого намерения впустить Элисон внутрь. «Даже на этого неотесанного мужлана ее одеяние производит соответствующее – далеко не самое благоприятное – впечатление», – подумала она.

– Кто ее спрашивает, мадам?

– Леди… – Элис вовремя спохватилась, надеясь, что Кейрон не расслышал ее оплошности. – Передайте мисс Доутон, что ее хочет видеть ее подруга Элисон.

Лакей еще раз изучающе оглядел ее, отступил на шаг, давая ей возможность войти в холл. Потом он удалился куда-то во внутренние покои, а она получила возможность осмотреть окружавший ее роскошный интерьер.

Городские особняки, как правило, меньше по площади сельских. Дом Грэнвилла не составлял исключения. Однако скромность размеров этого трехэтажного здания более чем компенсировалась удобствами внутренней планировки и роскошью обстановки. Прямо перед ней вверх поднималась мраморная лестница; пепельно-серый цвет ее мраморных ступеней гармонично сочетался с угольно-черным цветом литых чугунных перил; залитая солнечным светом площадка между маршами лестницы оживляла перспективу.

Справа от Элис был вход в библиотеку. Через открытую дверь она могла видеть сплошные – до потолка – ряды книг в золоченых кожаных переплетах. В проемах между полками висели внушительные портреты предков нынешнего хозяина дома. С противоположной стороны массивная дверь, обрамленная двумя картинами, была закрыта. Очень хотелось попробовать, как она открывается.

Элис едва взялась за черную ручку двери, как та распахнулась, чуть не ударив ее. Перед ней стояла Беатриса. Глаза Элис наполнились слезами в ответ на широкую удивленную улыбку своей уже здорово постаревшей гувернантки, – лучики морщинок частой сеткой окружили ее добрые глаза.

– Элис, детка моя! Каким чудом ты оказалась здесь? – Беатриса потащила свою бывшую ученицу в гостиную, засыпая все новыми и новыми вопросами, так что девушка не успевала ответить ни на один.

– Что ты делаешь в Лондоне? Ты приехала на весенний сезон? А как твой отец – он здоров? – Наконец Беатриса остановилась, и Элисон получила возможность вставить хоть слово. Но как только она открыла рот, перед ней неожиданно предстал еще один персонаж: девочка-подросток, хрупкая блондинка. Она появилась так же неожиданно, как все, что произошло с Элисон за последние сутки.

– Беатриса… можно мне?

– Лайли! Чему я тебя учила? Как надо вести себя, когда впервые видишь перед собой незнакомую знатную особу? Знакомься, это…

Элисон проворно прижала палец к губам Беатрисы.

– Меня зовут Элисон Уокер. Я пришла повидаться с Беатрисой. А ты ее ученица?

Девочка молча кивнула:

– Я – Лайли.

– Элис, в чем дело? – Беатриса, вновь обретя дар речи, выразила явное удивление по поводу странной фамилии своей бывшей воспитанницы.

– Мне нужно с тобой поговорить с глазу на глаз, – шепнула девушка. – Можно?

– Пойдем, Лайли. – Беатриса своей пухлой рукой обняла девочку за плечи, что-то прошептала ей на ушко, потом чмокнула в щечку. Лайли понимающе улыбнулась и вышла из гостиной, тщательно прикрыв за собой дверь. По всему было видно, что она очень привязана к своей воспитательнице. Элис вспомнила, как ей самой было хорошо с Беатрисой, там, в Брайархерсте, в былые времена…

– Я ей дала задание по латыни. Ну, а теперь расскажи – что это у тебя за секреты? – Беатриса усадила Элисон на темно-коричневую софу у окна.

– Ох, Беатриса, я тебе такое сейчас расскажу… – выдохнула Элис!..

Беатриса смахнула слезу со щеки:

– Ах, как жаль твоего отца – так рано он ушел вслед за твоей бедной матушкой! Страшно сказать! И надо же – прожить последние дни с этой мерзавкой! Просто сердце разрывается… Моя бедная деточка. Потерять отца, а теперь еще и лишиться наследства… За что на тебя все эти испытания, на такую молоденькую…

Элисон стиснула зубы со знакомой Беатрисе решительностью:

– Что бы там она ни замышляла, а Брайархерст ей не достанется! Хэдли постарается доказать мою невиновность. Еще до последних заморозков я буду дома.

– А до тех пор? Ты хочешь остановиться здесь, в Лондоне?

– Это самое безопасное место. Большой город. Хэдли дал мне денег. Может быть, я сниму дом.

– Одинокая женщина, с состоянием, одна? Это все равно, что прятаться на равнине в солнечный день. Придумай что-нибудь другое.

До этой минуты Элисон и в голову не приходило, что ее план имеет такой изъян. Беатриса права – леди не может жить одна, если она только не старуха или вдова. Она сразу же привлечет внимание к своей персоне.

– Может быть, кто-то из наших старых друзей сейчас в Лондоне. Кроули, например. Я с ними виделась прошлый раз.

– Девочка, даже если они и остались – чем это тебе поможет? Чем больше людей будет знать, что ты здесь, тем больший риск для тебя.

Беатриса подошла к окну, задумчиво посмотрела вниз.

– Есть одна возможность, – задумчиво сказала она.

– Какая? Говори!

– Моя сестра, Лидия, тяжело больна. Ей нужен постоянный уход. Я уже предупредила лорда о том, что мне вскорости придется оставить место. Мы договорились, что он будет искать замену, жаль, конечно, оставлять Лайли…

– А я тут при чем?

– Очень при том – если ты, конечно, захочешь. – Беатриса присела снова на софу, с тревогой ожидая, какова будет реакция Элисон. – Ты могла бы предложить свои услуги вместо меня.

Элис не могла скрыть своего возмущения:

– Работать по найму? Гувернанткой? За деньги? – Она покраснела, поняв, что таким пренебрежительным отношением к наемному труду оскорбляет Беатрису – она-то как раз всю жизнь была в услужении.

– Нет, конечно, это почетная миссия, но я вряд ли подготовлена к ней. Да к тому же и деньги мне не нужны.

Беатриса принялась ее убеждать:

– Ну и что, что у тебя есть деньги, зато у тебя нет крыши над головой, нет легального прикрытия, значит, ты все равно что нищая. И потом никому в голову не придет искать тебя в таком качестве и в таком месте!

С болью, почти с ужасом, Элисон вынуждена была признать справедливость холодной логики своей бывшей наставницы. Она была права, как всегда.

Но работать?.. Трудиться за деньги… Ее падение продолжалось: сперва она потеряла имение, потом имя, а теперь станет служанкой.

– Я знаю, что тебе нелегко решиться на такой шаг, но ты должна отбросить все посторонние мысли. – Беатриса нежно погладила Элис по щеке. – Ты ведь знаешь, что я права.

Девушка тяжело вздохнула, что означало знак согласия. Беатриса ободряюще улыбнулась ей.

– Но я никогда не занималась преподаванием, – запоздало запротестовала она.

– Я тебя подучу, не бойся. Сейчас главное, чтобы он тебя взял. – Беатриса машинально продолжала разглаживать складки своего люстринового платья, как это она делала всегда, когда о чем-нибудь серьезно задумывалась – и вдруг вскочила, увидев, как дверь открывается. Это был Данкен Грэнвилл, собственной персоной – тот человек, в руках которого была сейчас судьба Элисон.

– Беатриса! Надеюсь, это не Лайли я видел несколько минут назад бегущей вверх по лестнице? Насколько мне известно, у нее сейчас урок латыни, не так ли?

– Извините, ваша милость! Мне срочно надо кое-что обсудить с вами.

– Вы можете присесть, мисс Уокер, хотя сразу хочу вам сказать: я абсолютно уверен, что разговор о вашей возможной службе здесь в качестве гувернантки – просто беспредметен. Я согласился побеседовать с вами исключительно из уважения к просьбе Беатрисы – не более того. Она меня заверила, что у вас богатый опыт и обширные познания, но для меня это не играет никакой роли. Я просто принципиально против того, чтобы столь молодая особа была гувернанткой моей дочери.

Значит, Беатриса уже успела сочинить историю о ее успехах на поприще воспитания. Стыдно за эту ложь, но не менее обидно и то, что все оказалось бесполезным. И что за дурацкие принципы у этого лорда Грэнвилла?

– Я и не знала, что молодость – столь большой порок.

– Дело в том, что вы можете в любой момент выйти замуж. До Беатрисы у Лайли была другая гувернантка, примерно вашего возраста. Девочка к ней так привязалась – и вдруг она заявляет, что выходит замуж и покидает нас. Для дочери это был тяжелый удар. Видите ли, мисс Уокер, мать Лайли умерла, когда она была еще совсем маленькая. С тех пор дочь для меня – все, что у меня есть в этом мире. И вы, конечно, понимаете, что я не хочу, чтобы она второй раз пережила такой удар.

– Лорд Грэнвилл, разрешите заверить вас, что я не имею абсолютно никаких намерений заводить какие-либо романы с кем бы то ни было.

– Намерения намерениями, мисс Уокер, однако вынужден заметить, что, несмотря на ваш, как бы это сказать помягче, несколько помятый вид, вы, бесспорно, сохраняете привлекательность для определенного сорта мужчин.

Мерзавец – как он выразился о ее внешности! Элис с трудом удержалась от того, чтобы встать и выйти из комнаты. Она сжала свои кулачки так, что они побелели. Она покажет этому снобу, что она не какая-нибудь там необразованная деревенщина!

– Думаю, что если бы вы узнали меня получше, вы бы изменили свое мнение обо мне, – холодно ответила она лорду Данкену на безукоризненном французском.

Лицо Данкена выразило изумление:

– Я слегка подзабыл французский. Что вы хотели сказать?

– Что я хотела сказать? Если бы вы получили представление о моих талантах, мои шансы увеличились бы.

– Пока могу только сказать, что ваши познания в языке в какой-то мере компенсирует недостаток у вас скромности, мисс Уокер. И все же…

– Лорд Грэнвилл, я взываю к вам – проявите снисходительность. Давайте, по крайней мере, доведем нашу беседу до конца. Что подумает обо мне Беатриса – что я совсем не умею себя вести, если вы выгоните меня, даже не задав ни одного вопроса по существу.

– Не вижу смысла.

Элисон поняла, что терять ей нечего.

– Хорошо. Если вы не задаете вопросов, то я сразу же приступлю к ответам. Я свободно говорю по-французски и по-итальянски, я знаю географию, арифметику, я отлично шью, и со всей ответственностью могу вам также сообщить, что неплохо рисую акварелью и прекрасно танцую.

Она сделала паузу – не слишком ли уж она перехватила в бахвальстве? Ей самой довольно неприятно так расхваливать себя, но на лорда Грэнвилла это, кажется, как ни странно, возымело некоторое воздействие. Во всяком случае, он вроде даже кивнул, как бы позволяя продолжать.

Элис бросила взгляд на написанный маслом портрет между книжными полками – их разговор происходил в библиотеке:

– В латинскую фразу под вашей, картиной закралась ошибка: глагол «ducere» должен быть в будущем, а не в настоящем времени, как он стоит сейчас. И кстати, если бы вы позволили мне, я могла бы сыграть вам на этом фортепиано Гайдна или, если вы предпочитаете, Баха или Моцарта. – Она замолчала, пораженная собственной смелостью. Теперь ее порыв прошел, она нервно прикусила нижнюю губу.

Взгляд Данкена несколько смягчился. Но то, что он сказал, все равно было малоутешительно:

– Признаюсь, мисс Уокер, вы удивили меня своими разносторонними способностями – многообразие их довольно необычно даже для самой подготовленной гувернантки. Не меньшее впечатление произвела на меня яркая и убедительная, ну может быть, чересчур настойчивая, манера, в которой вы о них мне поведали. Однако вынужден повторить, что никакая степень квалификации – даже в том, что касается особенностей использования времени латинских глаголов – не изменит ваш возраст. Вы еще слишком молоды.

Элисон вздохнула, смирившись с приговором лорда:

– Благодарю. Извините, что заняла ваше время. – Она поднялась, и вдруг дверь библиотеки широко распахнулась. Вбежала Лайли, вся в слезах и бросилась к отцу.

– Папа, – обогнув край письменного стола, девочка уткнулась лицом ему в колени, безутешно рыдая.

– Лайли, что случилось? Ты ударилась? – Данкен тревожно заглянул в ее покрытое слезами личико. Лайли отбросила прядь волос, прилипшую к мокрой щеке; ее ответ едва можно было понять между всхлипами и едва сдерживаемыми рыданиями.

– Это все Мэри Гамильтон. Я думала, она настоящая подруга. Я ей показала мою новую юбку, ну эту, с бельгийскими кружевами – а она… – голос Лайли прервался новым потоком слез. Данкен прижал к себе дочь, нежно поглаживая своей большой ладонью ее светлые локоны.

– Мисс Уокер, я думаю, вы можете идти.

– Да, конечно, – Элис двинулась к двери.

– Ой, папа, Мэри заявила, что мне повезло, что я богатая и могу иметь такие красивые вещи – потому что сама я, она говорит, – такая некрасивая!..

Эти слова девочки болью отозвались в сердце Элис. Она еще помнила себя в возрасте Лайли, помнила, как переживала от всяких несправедливых и жестоких слов сверстниц. Инстинктивно она повернулась к отцу с дочерью.

– Мисс Уокер, мы закончили, – тон Данкена, жесткий и нетерпеливый, резанул ее слух.

– Нет, подождите, мисс Уокер. Папа наверняка не скажет мне правду, потому что любит меня. Вы такая красивая. Ну скажите мне честно, я правда – уродина?

Лайли, конечно, отнюдь не была уродиной; более того, Элисон вполне могла предположить, что пройдет немного времени и многие мужчины будут поворачивать головы в ее сторону. Но она нуждалась в утешении сейчас, в данный момент. От этого могло зависеть ее восприятие себя в дальнейшем.

– Да нет, конечно же! – Элис протянула руки и Лайли, благодарная, бросилась к ней, обняла ее за талию, прижалась к этой почти незнакомой, но такой доброй фее.

– Правда? Вы это говорите не для того, чтобы успокоить меня?

– Отнюдь. Эта твоя подруга, Мэри, – мне кстати, кажется, тебе не стоит с ней иметь дело, – она просто-напросто завидует твоим нарядам.

Лайли посмотрела на нее недоверчиво. Элисон улыбнулась:

– Здесь, к сожалению, нет зеркала. А то ты убедилась бы сама. И, кстати, у меня у самой была подруга вроде твоей Мэри – и она то же самое говорила.

– Неужели? Но вы же такая красивая!

– Ты знаешь, даже из гадкого утенка может вырасти лебедь. Потерпи немного. Подругу подобрее – вот что тебе сейчас нужно.

Лайли выразила свои чувства к Элисон звонким поцелуем.

– Ой, спасибо! Папа, мисс Уокер такая добрая! Она еще приедет к нам? Скажи «да»!

Данкен безнадежно вздохнул и откинулся на подголовник своего кресла:

– Да, скорее всего она просто никуда не уйдет. Мисс Уокер, если у вас не изменились планы, место за вами. Но предупреждаю вас: при первой же интрижке – если мне станет об этом известно – я вас увольняю.

– Благодарю вас, лорд Грэнвилл. Можете быть спокойны: мужчины – это последнее, что у меня сейчас на уме.

– Элисон, это Бриджит, наша повариха. Вот тот высокий, черноволосый – это Джон, к нему надо обращаться, если нужно что-то прибить, починить, если в комнате слишком холодно или жарко, ясно? Рядом с Джоном – Генри, камердинер хозяина, а вот тот седовласый джентльмен – Ивэн, наш дворецкий. Миссис Спунер, нашу экономку, ты уже знаешь – она тебя провела в твою комнату, а рядом с ней, в батистовом передничке – Делия, горничная Лайли. Гувернантке положено сидеть за столом вон там, рядом с Джоном.

Беатриса показала на грубый деревянный стул в конце стола. Да, не больно-то престижно! И не сказать, чтобы особенно уютно. Аппетиту тоже особо не способствует. В Брайархерсте Элисон обедала за столом из полированного орехового дерева, застелен он был скатертью из тонкого ирландского полотна, сервиз был из веджвудского фарфора, столовые приборы – французского серебра.

А теперь? Стол и стулья, сколоченные кое-как из сосновых досок, посуда и приборы – оловянные. А подсвечники! Наверное, просто нарезали куски металла из заржавевшей алебарды, закрутили так, чтобы свечку можно было вставить, – и все. Она вспомнила хрустальные канделябры Брайархерста – никогда она еще не чувствовала себя такой оторванной от дома!

– Я теперь понимаю, почему вы такая тощенькая, мисс. Если вы будете только глядеть в тарелку и ничего не есть, то никогда не нарастите мясца на свои тоненькие косточки, – неохватная ирландская талия Бриджит неопровержимо свидетельствовала о том, что ей-то, по крайней мере, ее собственная стряпня очень даже нравится.

– Как вас хозяин нашел: по регистру или по объявлению? – деловито осведомился Генри, камердинер, накладывая себе на тарелку порцию оленины и преграждая путь растекающемуся соку гарниром из кабачков и куском белого хлеба.

– Простите, что? – Генри задал как будто вполне обычный вопрос, но Элис не имела ни малейшего понятия о том, что он имеет в виду.

К счастью, Беатриса пришла ей на помощь:

– Лорд Грэнвилл не давал объявления о вакансии. Так уж совпало: мисс Уокер, моя давнишняя знакомая, искала меня, а я как раз собралась уходить.

Элис заставила себя улыбнуться Генри, хотя его интенсивная и шумная манера поглощать содержимое своей тарелки вызывала у нее отвращение.

– А, так значит, вы уже раньше работали?

– Делия выглядела немного постарше Элис и, судя по всему, была порядочная сплетница.

Опять вмешалась Беатриса:

– Конечно, у мисс Уокер уже были ученицы. Лорд Грэнвилл не доверил бы воспитание Лайли неопытной дебютантке.

– А можно узнать, какое вам положили содержание? – зрачки Делии расширились от любопытства.

– Делия, нечего считать чужие денежки, – опять Беатриса выручает ее, облегченно подумала Элис; мало того, что она опять не знала, что ответить; вдобавок ко всему она ощутила, что чертовски голодна; хотелось есть, а не разговаривать.

– Что это ты все молчишь – язык проглотила? Как же преподавать-то будешь? – этот комментарий Делии вызвал дружный смех всей компании. Элис в негодовании подняла бровь, но поняла, что на этот раз придется что-то сказать.

– Я согласна со всем, что Беатриса вам сообщила.

– Ну ладно, не хочешь говорить о своем теперешнем жалованье, так хоть скажи, сколько раньше получала. Отец мой считает, что гувернантка имеет больше, чем горничная, но я думаю – вряд ли. Как, Элис?

До Элис вдруг дошло, что вопрос о размерах жалованья они даже и не обговаривали с лордом Грэнвиллом. Какую же сумму назвать? Она лихорадочно пыталась вспомнить, сколько ее отец платил Беатрисе, но это было так давно. Оставалось выбрать какую-то цифру наугад.

– Ну скажи, скажи, Элис!

– В семье, где я служила до этого, мне платили девяносто фунтов в год. – Ну как – довольна? Любопытство – не порок…

Дворецкий Генри поперхнулся от неожиданности, уронив нож и вилку на тарелку. Бриджит крепко стукнула его по спине, чтобы он прокашлялся. С брызгами слюны и кусками непрожеванной пищи у него вырвалось изумленно-возмущенное:

– Что? Девяносто? Наверняка ты много потеряла в заработке. Это же вдвое больше того, что я получаю! Чтобы хозяин платил какой-то училке больше, чем своему старшему слуге! – никогда в это не поверю!

Элис готова была провалиться сквозь пол. Ткнула пальцем в небо:

– Разве я сказала девяносто? Я, наверное, просто оговорилась. Девятнадцать, я хотела сказать, девятнадцать фунтов в год, конечно, – поспешила она исправить положение.

По комнате прошел вздох облегчения, слуги вновь принялись за еду. Оленина и пудинг были почти совсем холодные, однако Элис старалась в уничтожении их не отставать от остальных – дабы не привлекать излишнего внимания к своей персоне.

Вот в Брайархерсте все подавалось горячее, тоскливо подумала она. Потом вспомнила, что ведь и там прислуга обедала во вторую очередь, после господ, и поняла, что ей придется привыкать к полухолодным блюдам. Хорошо хоть, ее не определили в третью очередь. Там бы ей не только пришлось познакомиться с лексиконом уборщиц и младших слуг, но и доставались бы ей, наверное, лишь хлеб с сыром – а мясные блюда были бы редким праздником.

Были поданы фрукты и немного ликера. Все было съедено и выпито подчистую. Новоиспеченная гувернантка тоже старалась не выделяться среди других. Вместе с Беатрисой они поднялись в маленькую комнату в верхнем этаже, которую ей отвели. Беатриса, посидев немного, собралась уходить.

– Хозяин еще хочет со мной поговорить по поводу Лайли. Я пойду?

Элис кивнула, попытавшись изобразить что-то вроде улыбки.

– Да, тебе будет в первое время не просто, знаю.

– Ладно, Беатриса, я попытаюсь, – промолвила Элис, рухнув без сил на низкую, жесткую койку. – Но должна признаться, все гораздо тяжелее, чем я думала. Еще и дня не прошло, а я уже вымотана до предела. А еще ужин предстоит выдержать с ними! – Ей было жестко и неуютно на этой убогой кровати в сравнении с тем ложем, на котором она привыкла спать в Брайархерсте – на перине из лебяжьего пуха и под балдахином!

– У тебя пока нет другого выхода. Ставка – твоя жизнь, – Беатриса запечатлела быстрый поцелуй на ее загоревшейся щеке и исчезла за дверью.

Элис поднялась, подошла к окну и оглядела – насколько это позволяли надвинувшиеся сумерки – большую площадь внизу. Фаэтоны, кебы, коляски стучали по булыжной мостовой, мальчишки, расставленные в строгом порядке на определенном расстоянии друг от друга, освещали им дорогу факелами, пламя которых плясало на ветру.

Город, даже в темноте, возбуждал воображение, но энтузиазм Элис существенно уменьшился, когда она вспомнила, как мало удовольствий может она позволить себе в своем нынешнем положении. На деньги, которые у нее были, она могла купить себе многое, но, например, не смела взять билет в театр – ведь там она могла случайно столкнуться с Данкеном. То же самое с покупками: что ей могло прийтись по вкусу, было не для нее. Спрятать купленное в своей комнатушке – ненадежно; не прятать – привлечешь внимание, спросят – откуда, на какие средства?

Время сна и отдыха ей придется проводить в этой тесной комнатушке размером меньше ее платяного шкафа в Брайархерсте, а часы бодрствования будут проходить в преподавании, а также в общении с простолюдинами. По щеке скатилась слеза! Красноречивый результат подсчета того, что она потеряла.

Теперь у нее нет ничего: ни наследства, ни даже имени. Она вспомнила колюче-презрительный взгляд Грэнвилла, и ярость вновь закипела в ней.

А этот Кейрон Чатэм! Как он смел издеваться над ней, играть в кошки-мышки с благородной леди! То, что он знаком с Данкеном, ее пугало. А вдруг он поделится со своим другом впечатлением о странном поведении своей спутницы! Но больше всего ее терзало воспоминание о насмешливом взгляде Кейрона, который и раздражал и притягивал одновременно.

Элисон решила, что больше не будет думать о нем. Вот только пусть Хэдли все устроит – тогда Кейрон Чатэм дорого заплатит за свои розыгрыши!