О, этот неземной звук скрипок и флейт! Он разбудил в ней то, что, казалось, заснуло навсегда. Бешеный ритм мазурки, которому она отдалась вся, без остатка, вытеснил из ее сознания все мысли насчет безрассудности ее поведения.

Еще несколько минут назад она была чужая в этом мире привилегированных счастливцев, к которому она сама когда-то принадлежала и из которого так безжалостно была выброшена; и вот теперь она вновь в нем; для нее – его прелести и его очарование! Ее скромное серое платьице не очень-то подходило к яркому цветению шелков и атласов; тем не менее Элис танцевала так, как будто была главной фигурой вечера, демонстрируя свой фланелевый наряд как последнее чудо парижской моды.

На нее стали посматривать, сперва – скорее на ее странный наряд. Но постепенно холодное недоумение все больше уступало место чувству восхищения перед никому не ведомой, загадочной и уверенной в себе красавицей, танцующей в паре с Кейроном Чатэмом.

Элис не замечала направленных на нее взглядов. Ее глаза была прикованы к глазам Кейрона, его взор как будто обволакивал ее, это было как объятье, которое он не мог позволить себе в мазурке.

Она согласилась потанцевать с ним, и только; но оказалось, что это больше, чем танец. Каждый раз, когда она оказывалась с ним лицом к лицу, с ней происходило что-то необычное, странное. Она пыталась избавиться от этого одновременно странного и сладкого ощущения, хотела рассеять у него всякие иллюзии, которые, возможно, зародились у него, когда она приняла его предложение. Его слишком явное внимание пугало ее, ей хотелось, чтобы он наконец отвел от нее свой взгляд, и одновременно она чувствовала себя польщенной этой обращенной к ней поощрительной улыбкой, которая скользила по его губам.

Кейрон не мог знать, что он сейчас видит перед собой подлинную Элис, освобожденную от необходимости играть роль гувернантки. Он, наверное, думает, что вытащил ее со дна, что сделал ей королевский подарок, пригласив на танец, однако в лице у него нет ни надменности, ни высокомерия.

Еще более странное состояние она испытывала каждый раз, когда ощущала его прикосновение. Он не просто брал ее руку в очередном па, он буквально овладевал ею; когда их пальцы сплелись, сила его мягкого пожатия действовала головокружительно. Когда они поменяли руки в крутом повороте, он оказался в неприличной близости от нее; необыкновенное ощущение от прикосновения его крепкого, мускулистого тела осталось в ней и после того, как они оторвались друг от друга.

Она танцевала мазурку с сотнями других партнеров, но никогда у нее не возникало такого чувства волнения, перехватывающего дух. Сердце у нее куда-то проваливалось каждый раз, когда Кейрон касался ее талии; она уговаривала себя, что это чувство возникло просто от бешеного ритма танца, с непривычки, не более того. Но почему же тогда сердце возвращалось на место каждый раз, когда он отступал?

Ритм танца достиг апогея, – так же как и темп движения ножек Элис. Но вот музыка стала затихать. Как того требовала мазурка, Кейрон полуобнял партнершу. Это было вполне пристойно и по правилам, и тем не менее какая-то чувственная истома охватила ее, и она даже не подумала как-то высвободиться из его рук.

В том, как он ее касался, не было грубости, насилия; Элис сама не хотела, чтобы это кончалось; в глазах Кейрона читалась какая-то молчаливая мольба, он приоткрыл губы, как будто хотел что-то сказать, но слов не было.

Внезапно она поняла, что в зале воцарилась странная тишина. Она почти физически ощутила, как какой-то холодный, непроницаемый занавес отделял ее теперь от остальной толпы. Все взгляды были устремлены на нее, и под их тяжестью Элис почувствовала себя такой маленькой, такой беззащитной. Ее охватил страх: вот сейчас ее накажут за ее неприличное поведение! Глаза Элис обратились к Кейрону:

– Помогите мне.

– Ну, теперь им будет о чем посудачить. Не бойтесь, ничего плохого они не сделают; они просто сбиты с толку.

Взгляд Элис описал медленный полукруг. Выражения лиц, еще полускрытых под масками, насколько она могла их уловить, не обещали ничего хорошего; впрочем, Чатзм был прав: в них был скорее вопрос, чем раздражение.

– Что мне делать? – прошептала она.

– Улыбнитесь и подайте мне руку. На вас ведь маска. Всем интересно, кто вы, но никто не может этого узнать.

Она покорно последовала за ним, пробираясь к выходу. Но как раз в тот момент, когда они проходили мимо эстрады, где сидели музыканты, раздалась барабанная дробь и распорядитель танцев поднял руки вверх, требуя внимания:

– Леди и джентльмены, а сейчас все снимают маски. Прошу…

Паника охватила Элис. Танцевать с Кейроном, даже в маске, – это уже было безрассудно. Но вдобавок ко всему, еще и обнаружить перед всеми, кто она такая? Нет, нет, что бы там ни говорил этот человек, она ни за что не последует его распоряжению. Бежать, бежать…

– Давай-ка сюда, – Кейрон подтолкнул Элис к ближайшей двери, но тут перед ними как карающая рука судьбы выросла фигура Данкена.

– Кейрон! – Данкен отвесил медленный поклон, не спуская взгляда с его спутницы; она низко опустила голову в бесполезной попытке остаться неузнанной.

– Привет, Данкен. Если ты ищешь леди Хейлшем, то она, по-моему, сбежала с этим китайцем, – Кейрон еще надеялся как-то отвлечь внимание хозяина.

Все уже поснимали маски; неожиданностей было немного, тем не менее оживленный шум почти достиг своего прежнего уровня. Но тут внимание гостей привлекла странная сцена, которая разыгрывалась возле оркестра, – и вновь стало тихо.

– Я хотел бы, чтобы ты представил меня своей партнерше, – Данкен кивнул в сторону Элис, готовой провалиться сквозь землю.

– Хочешь отбить? Не выйдет! – Кейрон улыбнулся, сделав преувеличенно грозный вид; он еще надеялся обратить все в шутку.

– Нет, все-таки… – Данкен уже знал, кто скрывается под маской. – Мисс Уокер! – Он скорее прошипел, чем проговорил эти слова, срывая маску с ее лица. Элис заметила, что другая его рука, в перчатке, сжалась в кулак, и она испуганно подумала: а вдруг он ее сейчас ударит?

– Лорд Грэнвилл… – не придумав ничего лучшего, она одарила его улыбкой. Ясно, что он ждал от нее извинений. Ну почему она никак не может найти подходящих слов для этого?

– Вам нечего мне сказать?..

– Я… нет, сэр. Нечего, – выходит, она даже и не раскаивается? Элис уговаривала себя остановиться – иначе она лишится должности гувернантки, наверняка. Но гордость, дворянская гордость, унаследованная от отца, диктовала свое, и слова, которые должны были выразить покорность и раскаяние, застряли у нее в горле. Она так ничего больше и не вымолвила.

В конце концов, она просто потанцевала. Что в этом преступного? Впрочем, по виду Данкена можно было подумать, что она совершила нечто караемое смертной казнью.

– Меня достаточно шокировал ваш невероятный поступок… Но то, что вы даже не собираетесь извиниться за него, – это уж слишком… Мне кажется, я достаточно ясно объяснил вам, что от вас требовалось…

– Да, да, сэр. Я просто…

Но тут в разговор вмешался Кейрон:

– Это я виноват, Данкен. Мисс Уокер сопротивлялась, как могла, но я и слышать ничего не хотел. Да ладно, виконт, где твое чувство юмора? Признайся: костюм гувернантки – совсем неплохая выдумка для маскарада!

Сапог Данкена опустился на паркетный пол с такой силой, что эхо разнеслось по всему залу, заставив всех вздрогнуть:

– Ваше крайне неразумное поведение, мисс Уокер, может стоить вам вашей должности. Мы вернемся к этому позднее. А сейчас – марш к себе!

Деспотический тон, с которым Данкен высказал ей все это, уязвил Элис едва ли не больше, чем содержание его отповеди. Ее почти затрясло от ярости: он ей смеет приказывать, как какой-то провинившейся сквер ной девчонке! Но делать нечего: если она не хотела быть выброшенной на улицу, приходилось терпеть. Она кивнула в знак согласия и, все еще не поднимая глаз, повернулась, чтобы уйти. И тут ее перехватил за руку Кейрон.

– Элисон, – в глазах вместо обычной усмешки была мягкая, нежная улыбка, – я так вам благодарен за этот чудесный танец… Правда…

Она остановилась на секунду, потом бросилась прочь, как будто ее стегнули плетью. Слезы застилали ей глаза, она закрыла их рукой, другой подхватила подол юбки и, перепрыгивая через две ступени, в мгновение ока оказалась в своем спасительном убежище. Почти задохнувшаяся от бега, сотрясаемая рыданиями, она бросилась на постель и дала волю слезам. Данкен явно перешел все рамки дозволенного, и, кстати, сам выставил себя на посмешище перед гостями. Но это – небольшое утешение, если он ее выгонит.

– Она действительно ни при чем, – Кейрон, пытаясь взять всю вину на себя, надеялся таким образом смягчить гнев Данкена.

– Ты что, хочешь сказать, что силком затащил ее в зал?

– Ну в каком-то смысле. Это тебя успокоит? Ведь глупо же…

Снисходительный тон Кейрона еще более взорвал Данкена.

– Глупо? Слуги в качестве гостей у меня на балу?

– Ну слушай, а что такого страшного?

– Она меня ослушалась, этого уже достаточно.

– Ты уволишь мисс Уокер и накажешь тем самым Лайли за мою шутку. Данкен, не будь таким снобом.

– Да, ты уже говорил нечто подобное и раньше. В следующий раз, когда опять захочешь заняться филантропией, делай это в дворницкой, а не демонстрируй это при моих гостях. Они заслуживают лучшей компании.

Кейрон начал уже злиться.

– Ну что я могу сделать, чтобы смягчить твой гнев на нее?

Данкен не мог скрыть удивления:

– Ты, я смотрю, очень заботишься о ее судьбе. Какое тебе дело до моей гувернантки? Захотелось чего-нибудь попроще? Вот о том… – Он кивнул в сторону Мод, которая стояла неподалеку с выражением крайнего изумления на красивом лице, и поспешил в центр зала: – Маэстро, контрданс, пожалуйста!

Надеясь, что таким образом он восстановил праздничную атмосферу вечера, Данкен отправился было в сторону библиотеки, но его перехватила Лайли.

– Папа, пожалуйста, не увольняй Элисон. Она такая хорошая, – умоляюще проговорила девочка, теребя отца за рукав.

– То, что она сделала, Лайли, – это просто немыслимо.

– Элисон просто хотела немножечко развлечься. А ведь если бы не она, то и мне но было бы так здорово… Ну, пожалуйста…

Жесткое выражение лица Данкена внушало мало оптимизма. Лайли хотелось что еще придумать, чтобы смягчить сердце отца, но тут какой-то черноволосый юноша в костюме греческого крестьянина увлек ее за собой. «Может быть, лучше сейчас не приставать к нему, пусть успокоится», – подумала Лайли, начиная танец и бросив в сторону отца последний умоляющий взгляд.

Данкен устало опустился в кресло, залпом, что было не в его обычае, опрокинул в себя рюмку коньяка. Еще? Щелкнула ручка двери – на пороге возникла Мод.

– Мод? Что случилось? Неужели ты заскучала?..

– Хотела поговорить с тобой, Данкен. Можно? И, пожалуйста, налей мне вина, – она показала на бутылку рядом с коньячной.

Данкен налил ей бокал, не преминув отметить, что цвет вина прекрасно сочетается с цветом ее цыганского наряда, затем пригласил сесть.

– Ну, теперь скажи, какая печаль туманит твое прекрасное личико?

– Твоя гувернантка.

Данкен издал глубокий вздох, выражая крайнюю степень неодобрения, и перевел взгляд на дверь в гостиную.

– Моя ошибка. Надо слушаться своих предчувствий. Хотя, по правде говоря, я поначалу боялся только, что она бросит Лайли ради какого-нибудь лавочника. Такое своеволие – мне это даже и в голову не приходило…

– Знаешь, что надо сделать? – Мод наклонилась к нему, просительно заглядывая ему в глаза.

– Ну что, придется с ней еще раз как следует поговорить…

– У тебя сердце мягче воска. Уже растаял! Надо ее выгнать, и все тут! – патрицианские черты лица Мод исказила тревога: а вдруг Данкен ее не послушается?

– Я просто в ярости. Такая наглость с ее стороны. Простая служанка…

– Ты не должен ей прощать. – Мод вздернула головку. – Она не должна иметь возможность повторить такое…

– Если бы речь шла только обо мне, она бы уже собирала чемодан, но Лайли так к ней привязалась, она уже за нее просила…

– Лайли еще ребенок, она не все понимает, – настаивала Мод.

От Данкена не ускользнуло то, как настойчиво Мод проводит свою линию. Вообще-то, его слуги – это его слуги, его отношения с ними – не дело посторонних, даже если это друзья дома.

– Ты что-то проявляешь слишком большой интерес к тому, что вряд ли стоит твоего Внимания. Или я ошибаюсь? – Данкен понимал, что Мод волнуется прежде всего из-за Кейрона. Но до сих пор он не предполагал, что она готова заполучить его любым путем. – Для Кейрона эта гувернантка – просто некий курьез, возбуждающий его любопытство. Ты же не думаешь, что эта мышка тебе опасна? – сказал он вслух.

– Конечно, нет. – Мод засмеялась, подумав, однако, про себя: проворная мышка, да и вообще, мышка ли? – Вряд ли такая женщина может испортить наши с Кейроном отношения. Но я не хочу, чтобы это его, как ты говоришь, «любопытство» бросило на них да же тень облачка. За последнее время наши с ним отношения продвинулись вперед. Ты умеешь хранить тайны? Я думаю, у нас скоро будет помолвка.

Данкен был удивлен этой неожиданной новостью. Если бы Кейрон помышлял о таком серьезном шаге, он наверняка бы поделился этим со своим другом.

– Что, он уже сделал тебе предложение?

– Ну, не совсем так, – протянула она уклончиво. – Ты же знаешь, мы росли вместе. Разве мы не пара? – Мод поставила рюмку на стол и нервно сжала пальцы рук, как будто сама не особенно верила в то, что говорит.

– Согласен, ты ему прекрасно подходишь. Но ведь у Кейрона были увлечения. Вспомни: Элизабет…

– Это все в прошлом, – отрезала Мод. – Мы любим друг друга, и я не хотела бы, чтобы его преследовала какая-то особа из низшего сословия. – Она помолчала, подумав, но слишком ли явно выразила свою заинтересованность в устранении гувернантки со своего пути. – Прости, я, наверное, не должна была говорить так откровенно. Просто, если тебе близки интересы твоего друга, а я знак что это так, – отошли эту мисс Уокер куда-нибудь подальше? Даешь слово?

– Даю тебе слово подумать об этом. Но учти: я должен учитывать и чувства Лайли. По крайней мере, можешь рассчитывать на то, что эта ее вольность ей даром не пройдет. – Взгляд Мод говорил, что это не то, на что она рассчитывала; взгляд Данкена – что на большее ей рассчитывать не приходится. – А если хочешь добиться успеха у Кейрона, надо, по крайней мере, чаще находиться с ним рядом. Вот с кем он сейчас и куда его приведет следующая мазурка?

Мод кокетливо улыбнулась, пальцы ее коснулись выреза на платье, как будто она хотела сделать его еще глубже – и рванулась к двери…

Вот он, предмет ее вожделений; она подошла к нему, прижалась, насколько это позволяли светские приличия, и захлопала ресницами, как будто в глаза попала целая куча соринок.

– Кейрон, дорогой, мазурка! А то мне так надоели эти контрдансы! Ну, пожалуйста, Пойдем!

Мод привстала на цыпочки и шепнула ему в самое ухо:

– Так надоели эти глупые щеголи. Так хочется потанцевать с настоящим мужчиной!

Кейрон хорошо знал Мод и понял, что в данном случае лучше не сопротивляться. Ее интерес к нему намного превышал его к ней, но они с детства были друзьями; он не хотел разрушать связи, созданные проведенными вместе годами и взаимными интересами их семей. Ее влюбленность должна пройти, – полагал он.

Кейрон с готовностью протянул ей руку; рука Мод, вся в кольцах, скользнула по его пальцам и нежно погладила черный бархат его костюма – как это было бы приятно, если бы на месте Мод оказалась Элис!

Они нашли себе свободное пространство среди пар, застывших на секунду в церемонном поклоне, и Кейрон, уверенно и привычно, повел свою партнершу в ритме музыки. Мысли его, однако, были далеко. С его стороны было чистым эгоизмом – вовлечь Элис в такую опасную для нее игру. Он, увы, недооценил степени сословных предрассудков Данкена – иначе он бы, конечно, воздержался. Вряд ли, конечно, Данкен уволит Элис, но он будет искать любой повод указать ей на ее место. Кейрон еще поговорит с ним на этот счет, но попозже, пусть немного остынет…

Стройная фигура Мод, ее белокурые локоны – чертовски хороша, – но не для Кейрона. Его мысли были полны Элис. Скромно одетая гувернантка, она затмевала всех этаж султанш и цыганок. Ее магия завораживала, околдовывала. В ней было что-то таинственное, необузданное, дикое. Она была как дверь, запертая на замок, и Кейрон понимая, что не успокоится, пока не найдет ключ.

Элис поднесла спичку к светильнику, который одиноко стоял на краешке ее столика, но в его неровном свете можно было различить лишь контуры стоящей у столика кровати; остальная часть комнаты терялась в темноте. Запах сгорающего жира был резким и неприятным – особенно в сравнении с запахом воска, к которому она привыкла в Брайархерсте. Огонек светильника выглядел одиноко и печально; окружающая тьма, казалось, вот-вот поглотит его. Нечто подобное творилось и в душе у Элис. Дело не только в том скандале, который устроил ей Данкен – хотя и этого хватило бы с избытком. Это все частность, а главное – за что ей выпала такая судьба!

Смерть отца, козни мачехи, жуткий случай с Джулией, утрата наследства – каждое из этих событий по отдельности было страшным ударом. Но все вместе – это было уже свыше ее сил!

Она вынула шпильки, позволив копне своих каштановых волос рассыпаться по плечам, которые тоже ныли, как и ее душа. А вдруг Хэдли так и не сумеет найти убийцу, и он выйдет на ее след? Почему он не пишет? Он знает ее нынешний адрес; она сообщила его в том письме, которое отправила в первый же день своего пребывания здесь. Писала она полунамеками, опасаясь, что письмо могут перехватить, может быть, стоило быть пооткровеннее? Если бы Хэдли знал, как ей тяжело в доме этого угрюмого Данкена, он бы наверняка ускорил поиски, чтобы выручить ее побыстрее. В глубине души она понимала: дело не в Хэдли, ее угнетает собственная беспомощность. Конечно, ее жених делает все, что в его силах. Надо потерпеть. Еще и месяца не прошло, как она покинула Брайархерст. Еще месяц – и она вернется, восстановит свои права и свое подлинное имя.

Пока надо уладить это дело с Данкеном. Она видела его в гневе и раньше, но сегодня Он превзошел сам себя.

Странным образом Элис чувствовала себя в каком-то смысле на его стороне. Ни одна из ее служанок в Брайархерсте не позволила бы себе такого. А если бы позволила, какое наказание бы ее постигло? Ответ очевиден был и для Элис в ее нынешнем положении как смертельный выстрел: она бы, конечно, немедленно уволила такую нахалку.

Элис представила себе, как она, безутешная, бредет по лондонским улицам, вымаливая милостыню, и холодная дрожь пронизала все ее тело – а затем вновь хлынул потоп слез. Она накинула на себя свою легонькую мантилью, завернулась в нее, но холод по-прежнему пробирал ее до костей.

Элис свернулась клубочком, слишком усталая, чтобы встать и зажечь камин, слишком замерзшая, чтобы хотя бы на секунду расстаться с той неудобной позой, которая все-таки не давала ей умереть от холода. Пламя светильника по крайней мере рождало мысли о тепле, и она, как загипнотизированная, не могла оторвать взора от его мерцания. Она вновь вспомнила о сегодняшнем своем позоре.

Нет, она поступила правильно, что не стала извиняться, но, по крайней мере, надо признаться самой себе, что поступила глупо, приняв приглашение Кейрона. Почему она согласилась? Элис очень хотелось бы думать, что она это сделала только потому, что желала потанцевать, но сердце ее подсказывало иное: она хотела не столько танцевать, сколько танцевать именно с Кейроном.

Она боролась с собой, не желая признаваться, какие чувства он в ней вызывал – еще с того его вызывающе откровенного поцелуя в библиотеке. Именно тогда она впервые почувствовала, что ее тело ей изменяет, отзываясь жарким теплом на каждое его прикосновение.

У Элис были все основания не доверять Кейрону и даже относиться к нему с неприязнью, но она… она не могла с собой ничего поделать. Элис в отчаянии замотала головой как будто от боли.

О чем она думает? Она же помолвлена с Хэдли – она обещала ему стать его женой и хранить ему верность? Дело ведь не в хамских манерах Кейрона – дело в том, что это не ее мужчина! Она пыталась отогнать от себя грешные мысли, но так не хотелось с ними расставаться!

Она никогда не испытывала такого сладкого возбуждения, когда к ней приближался Хэдли. Может быть, это просто потому, что запретный плод сладок? И вообще, все это у нее на почве ее бед и потрясений. Ну ладно, это как-то объясняет ее поведение, но как понять Кейрона? Что ему надо от нее? Этот его поцелуй на прошлой неделе – ясно, он просто решил поразвлечься. Но пригласить гувернантку на танец при всех – он, пожалуй, рисковал здесь не меньше, чем она!

Логическая цепочка привела Элис к неприятному выводу: по-видимому, его в ней привлекало именно ее низкое положение на социальной лестнице. Она вспомнила Брайархерст: как она тогда опасалась, что за ней будут ухаживать лишь ради ее богатства! Может быть, и Кейрону она нравится лишь потому, что она – вне круга тех, кто мечтает о том, чтобы приумножить свое достояние путем выгодного брака, поскольку у нее приумножать-то нечего. Но если предмет его страсти – бедная гувернантка, то что будет, если он узнает правду?

И опять Элис вернулась к своему решению: раз и навсегда выбросить Кейрона из своих мыслей. Хватит! Ее будущее связано с Хэдли. Да, он такой предсказуемый, обыденный, его образ просто меркнет в сравнении с образом Кейрона! Но все равно, по законам права и совести, она принадлежит Хэдли и никому иному.

Во всяком случае, с этим Кейроном Чатэмом можно объясниться попозже. Пока она беглянка, она связана с Хэдли. Ни о чем другом она не должна и думать – по крайней мере до тех пор, пока она не вернет себе Брайархерст. Но надо как-то это ускорить.

21 марта 1792 г.

Дорогой Хэдли! Эта моя роль гувернантки становится все более трудной. Честно говоря, я не уверена, как долго еще я смогу ее играть или долго мне дадут такую возможность. Я просто умираю от желания узнать что-нибудь новое о том, как продвигаются твои розыски. Иначе я бы не стала рисковать и писать тебе. Очень хочется домой. Пожалуйста, поспеши. С Богом.

Твоя любящая невеста Элисон

Перечитав письмо, Элис вычеркнула слова «любящая невеста» и подпись. Если письмо перехватят, это будет опасно для них обоих. Впрочем, был и другой мотив. В глубине души она сознавала: второй важнее.