— Да падет на твою голову проклятье Одина! В глубоком раскатистом голосе Торгуна, которым он произнес эти слова, звучало нескрываемое отвращение.

Хаакон повернулся к брату и безучастно посмотрел на него.

— Немного вина, брат? В ознаменование моей помолвки, как ты сам понимаешь.

Стоя перед своим единоутробным братом, волосы которого были темного цвета, Торгун подумал о том, что несходство внешности отражает гораздо более глубокие различия их характеров. Он едва мог поверить тому, что в их жилах течет одна и та же кровь.

О, как легко он мог бы убить его. Один быстрый взмах меча — и нет больше на его лице этой ухмылки. Рука Торгуна уже легла на золоченую рукоять и крепко сжала ее. Огромным усилием воли он подавил вспыхнувшую в нем ярость.

— Тебе мало было украсть мое право первородства, так ты еще отбираешь у меня и невесту. Хаакон засмеялся гортанным смехом.

— Ну да. А как же иначе я смогу насладиться ее роскошным телом?

Этого издевательства Торгун перенести уже не смог и без предупреждения бросился на Хаакона. Его более низкорослый и менее атлетически сложенный братец и глазом не успел моргнуть, как кулак Торгуна сбил Хаакона с ног. Но еще до того, как тот упал, Торгун правой рукой успел схватить его за ворот плаща.

— Как расстроился бы отец, видя тебя сейчас. Торгун чувствовал, как Хаакон мелко дрожит, и этот очевидный страх доставил ему удовольствие.

— Ты присоединишься к нему в Валгалле, если не уберешь своих грязных лап с моей шеи, — прошипел Хаакон.

— С радостью, — улыбнулся Торгун, но глаза его по-прежнему горели вулканическим огнем непредсказуемых намерений. После того как он все же отпустил брата, тот со стоном уселся прямо на пол.

— Она не будет твоей.

Решительно произнося эти слова, Торгуй мысленно умолял Одина сделать, чтобы так оно и было, но при этом не позволил Хаакону уловить и тени сомнения в своем голосе.

Хаакон задумчиво поднял одну бровь.

— Может, она и не выберет меня, но женой моей все же будет. И в свое время твоя сладчайшая возлюбленная узнает, как знаю это я, что мой единоутробный брат — всего лишь расчетливый вор, который хочет украсть у меня трон.

— Магнус не отдаст дочь против ее воли. Торгуй с такой силой ударил кулаком по столу, что на пол упали и рассыпались свежие фрукты и пролилась наполовину полная чаша вина.

Хаакон почти не обратил внимания на произведенный шум и постарался успокоиться, чтобы Торгун не заметил его растущего страха.

— Магнус имеет право распоряжаться ей по своему усмотрению. Она обещана мне, и через две луны будет ею.

— И это произойдет, само собой, после церемонии ее официального введения в права наследницы Магнуса, — чуть слышно и скорее для самого себя прошептал Торгуй. — Ведь тебе она не нужна без своего состояния. — Он пристально смотрел на Хаакона глазами, в которых горел огонь искушения. — Я люблю ее, а это нечто такое, что такому, как ты, почти неведомо.

— Ну да, — засуетился Хаакон, — я, кажется, и впрямь сильно задел тебя. В мои намерения входило только задеть твою гордость, а получилось, что этой сделкой я разбил твое сердце. Я бы хотел, чтобы ты был нашим свидетелем на свадьбе.

— Свадьбы не будет, — сквозь стиснутые зубы произнес Торгун.

— Обещаю, брат, что будет. И ты сам будешь там и увидишь это собственными глазами, если, конечно, ты не хочешь, чтобы после церемонии с твоей возлюбленной случилось какое-нибудь несчастье.

Торгун подозревал, что Хаакон только дразнит его, однако как мог он пропустить мимо ушей такую страшную угрозу.

— И ты пойдешь на то, чтобы причинить ей вред? — с недоверием спросил он.

— Нет, конечно, нет, если ты будешь заодно со мной.

Торгун не удостоил ответом эти ужасные откровения Хаакона. Он стоял молча, наблюдая за ним, и взор его отчетливо выдавал его намерения.

— На протяжении многих лет, — наконец заговорил он глухим, но бесстрастным голосом, — ты все время пытался опорочить меня. Признаюсь, что я страдал и ненавидел тебя за это, но теперь вижу, что самое большое бесчестье падает на тебя одного, ибо ты надругался над честностью и правдивостью нашего отца и запятнал все идеалы, поборником которых он был. Так вот, видя, какая ты мразь и ничтожество, я ненавижу себя за то, что делю с тобой даже половину крови, которая течет в наших жилах. Будь осмотрителен, брат мой, ибо твое постыдное намерение жениться на Бретане может так потрясти твой трон, что тебе его не удержать.

И, прежде чем Хаакон успел что-либо ответить, Торгун прошествовал через парадную дверь дома, оставив брата, чтобы тот в одиночестве подумал над тем, что он сказал.

Визит Торгуна сильно обеспокоил короля викингов, в этом не было никаких сомнений. Хотя Хаакон и владел троном, однако его постоянно беспокоило незримое присутствие брата. Ведь более опасен голодный, чем сытый человек, и поэтому Хаакон не раз задавал себе вопрос, не возросла ли угроза со стороны Торгуна с тех пор, как он разорил его.

Хаакон убеждал себя в том, что Торгуй не посмеет причинить ему вреда, поскольку нападение на короля викингов считалось изменой и подлежало наказанию смертью. Даже Торгуй не будет столь необуздан, чтобы совершить такую глупость.

Если бы Бретана была официально помолвлена с Торгуном, то у того были бы основания вызвать обидчика на поединок, в котором (и Хаакон сам знал это) ему вряд ли досталась бы победа. Но ярлы не допустят никакого поединка из-за неосвященного общения.

Теперь надо бы разобраться с этой маленькой саксонкой. Магнус лишь вскользь упомянул о негодующей реакции дочери на предлагаемый союз, однако Хаакон знал, что она решительно против него. Возможно, что она еще борется за то, чтобы соединиться с Торгуном, но Магнус определенно считал ее желания не стоящими внимания.

Если бы дело приняло совсем нежелательный оборот и Бретана настояла бы на своем выборе и отказе Хаакону, то Магнус все равно мог бы выдать ее замуж за кого угодно — даже против ее воли. Что и говорить, такой брак не претит его королевскому достоинству, когда невесту силком волокут к алтарю, но за такое богатство он согласен, чтобы на него навешали всех дохлых кошек. Эта мысль показалась ему весьма привлекательной, а предвидение того, как она сначала бурно сопротивляется, а потом наконец сдается, вызвало на его губах подобие усмешки.

«Да, — думал про себя Хаакон, — это будет во многих отношениях интересный поединок».

Затем Хаакон подумал о своей законной половине. И это воспоминание сразу же омрачило его настроение. Да, сцена обещает быть безобразной. Хотя развод и допускается законом, но ведь Гудрун жена не просто викинга, а королева, и она так легко не сдастся.

Все было бы еще хуже, если бы у них были дети, однако до сих пор Гудрун была бесплодной. Это обстоятельство часто наводило Хаакона на размышления, а подарит ли она ему вообще наследника, который так нужен трону.

Будь у него сын, то трон без всяких потрясений перешел бы его собственному ребенку, его плоти и крови, а не к Торгуну. Хаакону нужен мальчик, наследник, а Гудрун мало что обещает в этом смысле.

А вот Бретана… Пульс Хаакона учащенно забился, как только он представил ее полные груди и глаза цвета аметиста. С каким упоением он исследует каждую линию ее безумно соблазнительного тела своими нетерпеливыми руками. Удовольствие будет казаться еще острее при мысли о том, как с ума сходит Торгуй, представляя, что вот сейчас, в эту самую минуту, Хаакон ласкает ее тело.

— Мой господин?

Это обращение внезапно оборвало похотливые фантазии Хаакона. Перед ним стояла Гудрун, и злые интонации ее голоса свидетельствовали о том, что она обращается к нему уже не первый раз.

— Я не слышал, как ты вошла.

— Нет?! — ответила она спокойно, пристально глядя в глаза мужа. — Ты, кажется, весь ушел в себя.

Хаакон почувствовал, что она каким-то образом уже знает о его намерении избавиться от нее. Но, подобно ребенку, который стремится оттянуть наказание, он понадеялся на то, что можно будет как-нибудь избежать ее расспросов. — Тебе не надо беспокоиться… Он улыбнулся и протянул руку к ее лицу. Гудрун сильно ударила по руке мужа.

— Так ты считаешь, что меня не касаются твои намерения заменить меня другой королевой?

Она прямо-таки выпалила этот вопрос, и каждый мускул ее маленького тела вздрагивал от кипевшей в ней ярости.

Хааконг издал долгий, усталый вздох.

— Так ты говорила с Магнусом?

— Я слышала сплетни на рынке и потом видела, как от тебя выходил покровитель этого самого отродья, — произнесла она на одном дыхании.

Хаакон видел, как Гудрун все больше раскалялась от злости, и попытался как можно быстрее покончить с неприятной перепалкой.

— Мне, право, жаль, что слышал это где-то, но это и неважно, поскольку никак не влияет на мои намерения. Никто лучше тебя не знает, что в этом деле выбор у меня небольшой. Если я не женюсь на этой саксонке, то это сделает Торгуй, и тогда вместе с ним уплывет и все ее серебро. Нельзя допустить, чтобы его положение так укрепилось за этот счет, да, кроме того, мне нужен наследник.

Гудрун была разъярена таким приговором Хаакона по поводу своих женских качеств, но быстро нашлась, каким оружием отразить этот удар.

— Как интересно, что вину за наше бесплодие ты возлагаешь на меня. Будь ты больше мужчиной…

Хаакон сжал кулак и угрожающе поднес его к самому лицу жены, вызывающе смотревшей на него.

— Ну-ну, давай, ударь меня. Это ты можешь, но если ты думаешь, что от меня так легко отделаться, то советую тебе не заблуждаться на этот счет. Да, ты — король, но есть кому постоять и за меня. Многим не понравится, что для своего ложа ты выбрал эту саксонскую шлюху.

— По крайней мере именно она будет мне служить в постели. — Видя, что его слова сделали то, в чем он полагался на кулак, Хаакон опустил руку.

— Я у тебя в долгу, мой господин. До того, как ты так жестоко оскорбил меня, я думала, что, потеряв свой титул, я потеряю все. А теперь слушай, что я тебе еще скажу — я сделаю так, что ты будешь нененавидеть меня. К заходу солнца меня здесь не будет, но с тобой останется моя ненависть к тебе.

Гудрун резко повернулась и стремительно исчезла в своей комнате, расположенной позади трона, на котором восседал Хаакон.

Сцена с женой оказалась хуже, которую ожидал Хаакон. Хорошо хоть то, что устранено последнее препятствие, мешавшее ему вплотную заняться сокрушением Торгуна. Завтра благородные скандинавские мужи услышат требуемое объявление о разводе, и скоро Бретана окажется в его постели.

Надо думать, Магнус уже вернулся домой и побеседовал с дочерью о последних свадебных приготовлениях, включая торжественный ужин для жениха и невесты, который состоится этим вечером в доме Хаакона. И все же Магнус ожидал с его стороны хоть какого-то, пусть чисто символического, усилия, чтобы завоевать ее доверие. Если ему удастся убедить ее пойти к алтарю добровольно, то свадьба по крайней мере пройдет менее напряженно.

— Я не пойду за него замуж! — пронзительно закричала Бретана. — Ты же обещал считаться с моими желаниями. Если это так, то ты не можешь обрекать меня на такую судьбу. — Она умоляюще взглянула на отца.

Магнус в изнеможении рухнул в свое огромное дубовое кресло, глубоким вздохом подводя итоги трудного, полного событиями дня. Он-то считал дело решенным, и вот теперь дочь вновь перечит.

— Дочь моя, — ответил он, — я и в самом деле считаюсь с велениями твоего сердца, но теперь это противоречит здравому смыслу. Даже если бы я не мог руководить тобой, поскольку ты уже стала женщиной, да еще такой красивой, мой жизненный опыт все же дает мне право советовать тебе в делах, в которых я разбираюсь лучше, чем ты. И хотя ты можешь и не верить мне, но это замужество — одно из таких дел. Оно всем во благо.

Бретана стояла, не произнося ни слова, но грудь ее вздымалась от гнева.

Магнус все еще надеялся переубедить дочь, поэтому он так упорно пытался понять причины ее сопротивления.

— Наверно, не это твое странное влечение к Торгуну заставляет тебя отвечать отказом…

— Нет! — коротко отрезала Бретана. — Не оно. Я больше не хочу выходить за него замуж. — Затем она продолжала:

— Я не хочу его, но я также не расположена и к Хаакону. Почему ты вынуждаешь меня?

— Ты должна доверять моему выбору. — Магнуса уже начала раздражать дерзость дочери. — Ну, хватит этих бесполезных разговоров. Я устроил так, что сегодня вечером ты будешь ужинать с Хааконом, и поэтому должна выглядеть как можно лучше. Оденься как подобает скандинавской королеве.

Эта новость еще больше разозлила Бретану, но прежде чем она успела хоть что-то возразить по этому поводу, Магнус сказал:

— А теперь марш к себе. Правду сказать, от всех этих отцовских забот так устаешь. Взмахом руки он отпустил Бретану, ясно давая понять о своем нежелании продолжать разговор.

Обескураженная и оскорбленная в своих чувствах, Бретана приняла протянутую ей руку Бронвин и удалилась в тишину собственной комнаты, чтобы там обдумать свою становящуюся все более печальной судьбу.

— Отец не откажется от своей затеи, — спокойно произнесла она, скосив глаза на Бронвин. — Он собирается выдать меня замуж за этого ужасного человека. О, Бронвин, это какой-то кошмар, и я, кажется, не могу пробудиться от него. Не знаю, что хуже, боль предательства Торгуна или судьба стать женой его брата.

Бронвин увидела, как при упоминании о Хааконе по лицу Бретаны пробежала волна страха.

— Неужели он так ужасен?

Замужество казалось неизбежным, и поэтому Бронвин надеялась убедить Бретану посмотреть на вещи с более практической стороны.

— Я знаю, в основном со слов Торгуна, что он жаден и жесток.

Сказав это, Бретана замолчала, сопоставляя эти качества с аналогичными чертами натуры самого Торгуна.

— Знаю также, что он способен бросить из-за меня другую женщину. Я в ужасе от того, что мужчина так легко способен менять женщин. Мне довелось видеть Хаакона только однажды. Голос его маловыразителен, но вот глаза…

Девушка не хотела продолжать воспоминаний той сцены.

— Знаешь, Бронвин, то, как он смотрел на меня, напоминало мне голодный взгляд Эдуарда, от которого содрогалось все мое тело. Что же мне делать? — Бретана в отчаянии обвила руками шею Бронвин, чуть не опрокинув ее.

— Ну успокойся, успокойся, — Бронвин нежно погладила ее роскошные волосы. — Может, ты и ошибаешься, — с надеждой в голосе произнесла она. — В любом случае сделать уже ничего нельзя, надо только получше воспользоваться тем, что мы имеем.

Бретана в течение некоторого времени продолжала обнимать Бронвин, а потом отпрянула и пристально посмотрела ей в глаза. Та знала, что такой взгляд означает только одно — в ее голове созрел какой-то план.

— Так вот, самое лучшее в нашем положении — это вернуться в Нортумбрию, — решительным тоном заявила Бретана. — Нам просто-напросто надо покинуть эту страну.

Хотя Бронвин и знала, что Бретана предложит что-то из ряда вон выходящее, но ничего столь дерзкого даже она не ожидала.

— Госпожа, ты наверное шутишь. Не думаешь же ты, что мы сумеем бежать отсюда?

— Я и помыслить не могу о том, чтобы оставаться здесь в ожидании того, что нас ждет.

— Я вряд ли справлюсь с этими тяжелыми веслами.

До смешного нелепый образ Бронвин, сидящей за веслами, вызвал на губах Бретаны легкую улыбку.

— Нет, дорогая Бронвин, но это могут сделать викинги. Торгуй говорил мне, что в Трандберген наезжают купцы, чтобы здесь обменивать свои товары. Надо думать, что они приезжают с командой матросов, которые жадны до наживы. Учитывая это, а также то, что мы можем удовлетворить их алчность изрядным количеством серебра, наш успех обеспечен. Приближается летний торговый сезон, а эти ужасные брачные приготовления займут еще месяца два, так что к тому времени мы сумеем склонить какую-нибудь корыстную душу к тому, чтобы отвезти нас домой.

Бронвин все еще никак не могла принять рассуждения Бретаны.

— И ты думаешь, они согласятся плыть в Англию?

К этому моменту Бретана уже все взвесила.

— Согласятся, хотя, вероятно, только с целью ограбить нас, но мы, скорее всего, сможем добраться до Хебеди, а уж оттуда найдем способ безопасно доплыть до Глендонвика.

— Госпожа, ведь это так опасно.

— Ерунда! — отрезала Бретана, — и раньше другим это удавалось. Да взять, в конце концов, мою мать. А я что, не ее дочь? Благодаря отцу в моей шкатулке вполне достаточно драгоценностей, чтобы оплатить наш рейс.

Внезапно их внимание привлекло громкое постукивание по стене вблизи занавеса, закрывающего вход в комнату Бретаны. Вошла молодая скандинавская женщина, которая почти не говорила по-английски, и показала жестом, что в боковой комнате для Бретаны приготовлена ванна.

Бретана сразу же вспомнила про ужин с Хааконом. Эта самая ванна, без сомнения, является частью приготовлений Магнуса, которые он устроил для дочери перед тем, как отправить ее на ужин.

— Я не пойду, — заявила она Бронвин. Та не успела ничего ответить, поскольку это сделал за нее Магнус.

— Выбор за тебя уже сделан. — Он стоял в дверях ее комнаты, раздраженный и непреклонный. Рагнхильд поможет тебе. А теперь — быстро за дело!

Произнеся этот приговор, Магнус задернул толстые шторы и оставил сбитую с толку горничную наедине с обеими саксонками, которые стояли с открытыми от удивления ртами.

— Я не пойду за него замуж. Бретана знала, что это заявление ничего не меняет в положении.

— Все это хорошо, госпожа, но ужинать с ним все-таки придется.

Бретана знала, что Бронвин права. Похоже на то, что если она будет сопротивляться, то Магнус поволокет ее силой. В любом случае, ведь это только ужин, и далеко еще не свадьба. Она уже научилась уступать в маленьких схватках, чтобы сохранить силы для крупных сражений.

Устало вздохнув, она последовала за Рагнхильдой к клубящейся паром ванне, которую та приготовила для нее. Ее удручала цель, ради которой это делается, а не сам процесс мытья. Она расслабленно сидела в ванне, а горничная один за другим выливала на нее ушаты воды.

После долгого пребывания в ванне Бретана вытерлась, а затем, примирившись с необходимостью подготовиться к вечерней встрече, занялась своим туалетом, выбрав для этой цели инкрустированное гранатами ярко-красное платье и подходящее ожерелье. Наконец, с помощью Бронвин, она сделала себе прическу. Часть ее белокурых волос была собрана в пучок, а остальные ниспадали свободно из-под изящного серебряного хлао.

Хаакон также уделил должное внимание своему наряду, надев бархатную тунику цвета янтаря, вышитую по воротнику и рукавам растительным узором из полированного оникса. Увенчана туника была пышным и высоким золотистым воротником, середина которого украшена причудливым изображением оскаленных, кусающихся лошадиных морд. Тема этого орнамента повторялась и на ожерелье, несущего изображение фантастических чудовищ. Как и Бретана, он надел хлао, которое, однако, было сделано из чистого золота.

Завершив туалет, викинг оглядел себя в большом зеркале, висевшем на задней стене его комнаты. При этом он самодовольно подумал о том, как повезло этой саксонской девчонке, что она заполучила такого представительного и рослого мужчину. Еще до Гудрун он пользовался большим успехом у местных особ женского пола, которые находили, что его качества короля сильно выигрывают от его запоминающейся внешности. Что и говорить, веселое было время — сколько хочешь женщин — и все на одну ночь. Его женитьба на Бретане снова отодвинет, может быть, все это в прошлое.

Несмотря на свою скаредность, Хаакон на этот раз не поскупился на затраты.

Его повар, подробно проинструктированный самим королем, приготовил фаршированных куропаток, жаркое из лося, а также гору клубники, яблок и свежих овощей. Хаакон даже распорядился принести большой кувшин своего лучшего заморского вина. Только он собрался налить себе изрядную порцию этого напитка, как раздался резкий стук в дверь.

— Входи! — приказал он, успев, пока он один, сделать добрый глоток вина.

Появился Кнут, слуга Хаакона, и объявил о прибытии долгожданной гостьи.

— Король, — начал он, слегка наклонив голову в знак приветствия, — я привел дочь ярла Магнуса, леди Бретану.

Кнут отступил назад, открыв взору Хаакона неземное зрелище. Впечатление от ее внешности превзошло даже то, которое в самом лучшем виде предлагала ему услужливая память. Она больше походила на небожительницу, чем на обыкновенную земную женщину.

Как и в тот раз, когда Хаакон увидел Бретану впервые, ее волосы свободно ниспадали вниз, а несколько шелковистых прядей покоились на ее полных грудях. На ней было подобранное в тон серебряному хлао ожерелье из опала и того же благородного металла с пятью овальными камнями, которые отбрасывали лучи света прямо на нежные черты ее лица. Вид стоящей перед ним красавицы, которая казалась еще более прекрасной, чем во время их первой встречи, заставил болезненно возмутиться мужское естество Хаакона.

— Можешь идти! — приказал Хаакон. Слуга мгновенно удалился, хотя Бретана успела бросить на него последний взгляд, умоляющий его остаться, но тщетно. Хлопанье закрывающейся двери ознаменовало собой то ужасное обстоятельство, что она оставалась наедине с Хааконом.

— Присядешь?

Он указал на кресло с толстой обивкой, стоявшее напротив того места, на котором, видно, обычно сидел он сам за длинным, накрытым скатертью столом. Бретана молча прошла и остановилась около предназначенного для нее места, поскольку было очевидно, что Хаакон собирается отодвинуть кресло и усадить ее.

Она села, а затем слегка приподнялась, чтобы он мог подвинуть кресло ближе к столу, и тут же почувствовала, как его руки слегка коснулись ее спины. Она быстро наклонилась вперед в безуспешной попытке избежать следующей попытки такого рода.

— Маленькая саксонка боится меня? Голос Хаакона одновременно был полон насмешки и трогательной заботы.

— Ты думаешь, меня так легко напугать? Я не такая.

— Ну и какая же ты?

— Я устала от мужчин, которые пытаются изменить мою судьбу.

Голос Бретаны звучал бесстрастно, а глаза пристально следили за Хааконом, который обогнул стол и уселся прямо против нее.

— Ты, надо полагать, говоришь о Торгуне и своем отце. Намерения у них самые добрые, но действуют они неуклюже. Думаю, что со мной тебе будет лучше.

— С твоего позволения, тебе не представится такой возможности.

— В самом деле? — Хаакон удивился тому, что она так смело и открыто противоречит ему. — А ведь ты знаешь, что мы обязательно будем вместе.

— Я знаю то, что эта мысль приводит меня в ужас.

Бретана надеялась, что, видя ее отвращение к нему, Хаакон откажется от своего предложения, однако достигла она совершенно обратного результата.

Не спросив разрешения, Хаакон налил другую чашу вина, поставив ее перед Бретанон. Она поднесла ее к своим полным губам и сделала изрядный глоток в надежде, что, выпив крепкого напитка, она как-то сумеет отдалить себя от своего грубого собеседника. По лицу Хаакона пробежала странная усмешка.

— А тебе не приходит в голову, что если ты потеряешь контроль над своим разумом, то я смогу воспользоваться преимуществом своего положения? — спросил он.

— Сэр, — едко ответила Бретана, — мой разум сумеет по достоинству оценить ваши выпады против меня. И если я не ошибаюсь, вы уже воспользовались своими преимуществами.

Такого отношения к нему с ее стороны следовало ожидать. И все же Хаакон не думал, что она будет так зло непримирима.

— Маленькая проказница! Ты обладаешь не только прекрасной внешностью, но и острым умом.

Теперь я понимаю, почему Торгуй так обожает тебя.

— Не говори мне о нем! — взорвалась Бретана, внезапно поднимаясь со своего места и ненароком опрокидывая при этом почти полную чашу вина, красная жидкость из которого потекла в сторону Хаакона.

— Очень хорошо, — ответил тот, отметив про себя, как глубоко задевает ее эта тема. — Как только мы поженимся, нам уже не придется больше думать о нем, после того, конечно, как он засвидетельствует наш союз.

— Ты все пытаешься убедить меня в том, что я выйду за тебя, хотя мне уже приходилось говорить тебе совсем обратное. И хотя сейчас мой отец введен в заблуждение, можешь мне поверить, что в конце концов он будет считаться с моими желаниями, даже если он по-прежнему будет упорствовать в своей немыслимой затее.

Хаакон рассмеялся.

— Меня далеко не прельщает замужество, так что не будем говорить на эту тему.

Бретана перевела глаза на блюдо с фруктами, однако заметила, как он поднимается с места, обходит стол и останавливается совсем близко от нее.

Сначала очень смутно, а затем все более и более явственно Бретана почувствовала, как одной рукой Хаакон кладет руку на ее волосы и многозначительно проводит пальцами по изгибу шеи. Это прикосновение заставило ее несколько содрогнуться, отчего Хаакон коротко и хрипло фыркнул.

— Вот увидишь, тебе это понравится — не ты первая.

Она, едва сдержалась, чтобы не повернуться к не ударить тяжелой серебряной чашей, которую она держала в руке, по его надменному подбородку.

Пока она раздумывала над тем, как ей поступить, Хаакон взял ее за плечи, поднял с кресла и быстро повернул к себе. Ее охватил панический страх, который еще больше увеличился от того, что в глубине его темных глаз она уловила знакомый ей огонь желания.

Внезапно он хищно впился в ее губы, болезненно вжимаясь в них своими губами и помогая себе при этом языком, а она изо всех сил пыталась освободиться от его ласк.

Ее реакция могла бы быть более быстрой и эффективной, не будь она захвачена врасплох его жестоким порывом. Торгун никогда не поступал с ней таким образом. На какое-то мгновение Бретана почти забыла мучительные вчерашние события и взмолилась, чтобы, открыв глаза, она увидела себя в объятиях не Хаакона, а его брата.

— Ах ты, саксонская сучка!

Эти слова были произнесены на чужом языке, однако этого оказалось достаточно, чтобы сразу же привлечь внимание и Хаакона, и Бретаны. Гудрун стремительно приблизилась к обнимавшейся паре и, подобно клину, разъединила их. Яростно растолкав их в стороны, она вонзила свои ногти в нежную шею Бретаны, разодрав ее до крови.

— Я научу тебя не шляться куда тебя не просят, ты, подстилка, ублюдок! — вопила она.

Прежде чем Хаакон успел вмешаться, Гудрун столкнула его в сторону и опрокинула Бретану спиной прямо на стол, так что та оказалась лежащей среди стоявших на нем блюд. Во все стороны полетели куски мяса, фрукты и брызги вина.

Гудрун, подобно дикой бродячей кошке, села верхом на Бретану и, захватывая руками целые пряди ее волос, пыталась ударить ее головой о крышку стола. Хаакон прыгнул вперед, чтобы оттеснить нападавшую, однако понял, что Бретана вполне справится и сама. Пользуясь преимуществом роста, та быстро сбросила с себя свою более грузную соперницу.

Не считая однажды происшедшей схватки с Торгуном, Бретана никогда и ни с кем по-настоящему не дралась. А тут она, проявив завидное умение, опустилась на колени, опрокинула брызжущую слюной Гудрун на пол и угрожающе занесла над ее головой серебряный кубок. Поединок окончился, и Бретана явно победила в нем, хотя так до конца и не поняла, чего же она этим добилась. Продолжая нависать над тяжело дышащей соперницей, глаза которой метали молнии, она наконец поняла, кто перед ней.

— Великолепно, леди, если я могу так вас называть, — бодро воскликнул Хаакон, громко и с притворным энтузиазмом аплодируя обеим. — Я так польщен и впечатлен, а вы, леди Бретана, продолжаете меня изумлять все новыми и новыми талантами.

Такой триумф заставил ее ослабить хватку на своей жертве. С максимально возможным в этих странных обстоятельствах достоинством она отпустила ее, поднялась на ноги и быстро отступила назад.

— Уходи! — жестко сказал Хаакон. Гудрун прищурила глаза, отчего сразу же стала похожей на готовую к схватке разъяренную кошку.

— Я хочу поглядеть на эту потаскуху. Ну и дылда же ты, а?

От этих оскорбительных слов, произнесенных специально для нее по-английски, Бретана вся ощетинилась. Хотя она имела стройную и гибкую фигуру, при своем росте она всегда чувствовала себя неловко, и поэтому сказанное Гудрун вывело ее из себя. Она едва удержалась от желания возобновить схватку.

— Если мне будет позволено высказать свое мнение, то я бы не стала разрушать ваш союз.

При этих словах брови Гудрун удивленно взметнулись.

— Вот как? — притворно рассмеялась она. — Вот что, моя дорогая саксонская леди, будем надеяться, что тебе удастся сделать в этой жизни и еще что-нибудь, поскольку наш король скорее человек дела, чем слова — спи с опаской.

Хаакон уже собирался вышвырнуть Гудрун из обеденного зала, когда она опередила его намерения и вышла сама. Через мгновение она шла по коридору, и шагам королевы вторил ее злорадный смех.

— Ну что ж, — нашелся Хаакон, — я немного иначе представлял себе сегодняшний вечер. Однако, учитывая эту небольшую заминку, на сегодня с тебя достаточно. Кнут проводит тебя до дома.

— Дойду и сама, — ответила Бретана, надеясь по пути обдумать план своего побега.

— Да, конечно, вот этого-то я и боюсь, так что Кнут все же пойдет с тобой. Спокойной ночи на этот раз, любовь моя. Надеюсь, что при следующей нашей встрече мы удовлетворим и наши желания.

Бретана отвернулась, чтобы избежать плотоядного взгляда Хаакона. Да что вам, по пути к дому Магнуса она не смотрела даже в сторону Кнута. И даже во время сна, укрытая мехами, лежа в своей постели, ей все время слышались какие-то голоса и мелькали какие-то причудливые образы, пророчившие ей страшное будущее.