Нe обращая внимания на Торгуна, Бретана выскользнула из его рук и, громко вскрикнув от боли, тяжело опустилась на гладкую сосновую палубу корабля. Вместе со своей жертвой, которую так и не освободили от кляла во рту и веревки на запястьях, он уверенно проследовал к носу своего одномачтового судна, по пути раздавая команды матросам.
Бретана попыталась прикинуть, сколько всего человек было на таком большом корабле, но сделать это оказалось трудно из-за того, что с берега прибывали все новые люди из отряда, совершавшего набег на замок. Они, судя по всему, сопровождали ее с Торгуном от самого Глендонвика. «Наверное, человек двадцать пять», — подумала она.
Между тем викинги-гребцы заняли свои места. Каждый из них мог хорошо видеть измученную Бретану, прислонившуюся к изогнутым голым дубовым ребрам корпуса корабля.
Часть корпуса корабля находилась на берегу, однако для ускорения погрузки команды и огромного коня Торгуна были сброшены еще и сходни. Матросы пытались успокоить лошадь, ступившую на узкую и шаткую доску, и все же нервное ржанье выдавало волнение животного.
В нескольких шагах от Бретаны, рядом с кормой, два рослых скандинава, одетые, как и Торгуя, наклонились над бортом, затаскивая сходни на палубу. Гребцы взялись за весла.
Увидев, что приготовления к отплытию закончены, Торгун резким голосом что-то приказал им. Три матроса на берегу мгновенно столкнули корабль в море, а пятнадцать натренированных гребцов единым согласованным движением своих весел прорезали поверхность волнующегося прибоя. По команде стоящего на носу корабля мускулистого человека гребцы в четком ритме размеренно поднимали и опускали весла.
Почти мгновенно боевой корабль начал набирать скорость и быстро удаляться от берега. По мере того как морской пейзаж перед ними выравнивался в монотонное серое пространство, Бретана с ужасом наблюдала за тем, как все дальше и дальше за пенящейся волной в кильватере корабля оставались меловые утесы Глендонвика.
Вскоре она с трудом могла различить небольшие силуэты собравшихся на берегу саксов на конях. Впереди был виден гнедой жеребец Эдуарда, без сомнения, с ее отчимом в седле. Как все-таки похоже на него: прибыть как раз вовремя, чтобы наблюдать за ее отплытием, но слишком поздно, чтобы воспрепятствовать этому, и при этом без какого-либо риска для своей драгоценной шкуры.
Бретана нехотя согласилась с тем, что Эдуард мало что мог сделать, чтобы помочь ей. Она все же подозревала, что такой поворот событий не мог не устраивать его. Теперь он стал единоличным владельцем Глендонвика и будет править им без всяких помех со стороны своевольной жены.
На какой-то миг Бретана даже допустила возможность того, что Эдуард сам устроил это похищение. Он ведь мог как-то договориться со скандинавами-пиратами. «Впрочем, нет, — размышляла она. — Даже такой злодей как ее отчим был неспособен на такое предательство».
Огромный парус с красными полосами, края которого выходили за пределы судна по ширине, на берегу был частично зарифлен. Теперь его полностью распустили, и он раздувался под сильными порывами океанского ветра. До этого Бретане еще не приходилось бывать на кораблях, оснащенных как парусом, так и веслами.
К этому времени рот и руки Бретаны ужасно разболелись. Она даже подумала, что прежде чем Торгуй освободит ее (если он вообще собирался делать это), она уже потеряет способность переносить мучения. Чтобы сесть прямо, она изменила свою позу и стала на колени, все еще прислоняясь к ребрам корпуса корабля.
Неожиданно появился Торгун — он спокойно и как-то даже безучастно шел в ее направлении. Вот он на мгновение остановился и обратился к другому человеку, который управлял похожим на весло рулем. Разговор их был кратким, Торгун что-то сказал, а человек в знак согласия кивнул головой. Оба при этом смотрели на раздувшийся парус и безоблачное небо над ним.
В Бретане боролись два взаимоисключающих чувства: она боялась приближения Торгуна и, вместе с тем, опасалась, что он к ней не подойдет. Ее общение с ним было до этого кратким, а утренние события свидетельствовали о том, что разгадать его действия не так-то просто.
Бретана всегда считала себя проницательным знатоком человеческой натуры, однако опыт ее неприятного общения с Торгуном несколько подточил эту уверенность. Обладая таким талантом, следовало бы лучше разобраться в намерениях викинга, а этого не случилось, что внушало опасение и одновременно выводило из себя.
Торгун переключил свое внимание с паруса на девушку, и это заставило ее сердце биться как птицу в клетке. «Не завез же он меня так далеко, чтобы просто убить», — рассуждала она, пытаясь не думать о других ужасных последствиях.
Ее похититель смотрел вниз на сжавшуюся в комочек девушку.
Торгун одной рукой взял ее за подбородок, приподнял голову и посмотрел в ее бледное лицо.
— Тебе холодно? — Бретана медленно кивнула. — Повернись. — Она встала и повернулась к нему спиной, а он, не произнося ни слова, сначала освободил ее от кляпа, а затем развязал веревку на запястьях.
Первым чувством Бретаны была благодарность, которая, однако, моментально испарилась при воспоминании о том, как она вообще попала в такое положение. Вновь обретя самообладание, Бретана повернулась к викингу и дерзко посмотрела на него, потирая онемевшие кисти. Освободив ее тело, он как бы высвободил и на время утихший в ней гнев, проявление которого ему уже было известно.
— Вы очень добры, господин, — едко заметила она. — Наверное не все ваши пленники заслужили такое нежное обращение.
— Не знаю, ты у меня первая.
— Вот уж чему не поверю, так не поверю, — Бретана вновь обрела свою агрессивность, а ее глаза светились ненавистью к стоящему перед ней скандинаву.
Неожиданно в борт корабля тяжело ударила волна, окатив ее потоками воды. Все эти несчастья и переживания повергли ее в сильную дрожь. Торгуй заметил ее жалкое состояние.
— Там на корме, за мачтой, для тебя приготовлено небольшое закрытое помещение. Внутри ты найдешь сундук со своей одеждой и другими необходимыми вещами.
— Ты захватил мои вещи из Глендонвика? — От недоверия к его словам она даже прищурилась.
— Тебе они что, не нужны? — с улыбкой спросил Торгун. — Могу вас уверить, миледи, что для команды Вы всего лишь груз, а не потеха.
Еще никто в жизни так издевательски с Бретаной не разговаривал. Хоть она и пленница, но такого переносить не станет. Уперев руки в стройные бедра и негодующе произнеся что-то вроде «хм!», Бретана направилась в указанном Торгуном направлении.
Она не была уверена в правдивости его слов. И чем больше она удалялась от этого скандинавского головореза, тем лучше становилось ее настроение. К тому же она замерзла. Хотя прошло уже почти два часа с того момента, когда начался этот кошмар, было еще раннее утро, и восточный ветер легко продувал ее льняную нижнюю рубашку. Когда она сопротивлялась, так ей по крайней мере было тепло.
Впечатляющие размеры судна становились особенно очевидными для Бретаны теперь, когда она шла вдоль узкого центрального прохода с расположенными по бокам рядами плотно сидящих гребцов. Она уже миновала восемь или девять таких рядов, когда еще одна волна с силой ударила о борт корабля, до этого легко покачивающегося, а теперь начавшего сильно крениться с борта на борт.
Бретана изо всех сил старалась сохранить равновесие, однако палуба постоянно уходила у нее из-под ног. Неожиданно ее отбросило в сторону, а затем прямо на колени одного из гребцов, ничего не подозревавшего, но, видимо, оставшегося этим довольным. Он выглядел моложе Торгуна, лет семнадцати, и от него пахло соленым потом морского труда.
— Прошу прощения… — начала девушка, не подумав о нелепости этого извинения в такой обстановке. Внезапно светловолосый матрос во весь рот улыбнулся ей и, держа одну руку на погружающемся весле, другой ладонью бесцеремонно шлепнул по едва прикрытой спине девушки. Никакое другое средство не могло бы быстрее заставить Бретану обрести устойчивость. Без колебаний она устремилась к своему убежищу, не обращая внимание на возмутительное улюлюканье и смех, эхом раскатывавшиеся позади нее.
Подняв глаза, Бретана увидела деревянное сооружение, о котором говорил Торгуй. Оно возвышалось от палубы до уровня чуть меньше Бретаны, имело три боковых стенки, а сверху и спереди покрыто куском грубой красной шерстяной ткани, которая была отвернута так, чтобы можно было войти.
Когда ее глаза немного попривыкли к темноте, она с удивлением увидела так хорошо знакомый ей сундук с одеждой, стоявший у задней стенки.
Бретана ринулась к нему, чтобы как можно быстрее найти сухую одежду. Так велика была ее радость от встречи с чем-то родным и знакомым, что она начала яростно теребить закрытый замок, даже не дав себе труда осмотреться на новом месте. Неожиданно ее старания были прерваны раздавшимся сзади нее приглушенным человеческим криком. У Бретаны от испуга перехватило дыхание. Она повернулась, чтобы посмотреть, что за новую неожиданность приготовила ей судьба.
— Бронвин! — В ее крике было столько же изумления, сколько и радости. Не веря своим глазам, Бретана бросилась вперед, дотронулась до согбенной фигуры сидящей у стены более старшей по возрасту женщины и стала радостно обнимать ее.
Она была так захвачена неожиданностью встречи, что лишь после повторных невнятных протестов Бронвин до нее дошло, что ее горничная тоже связана и не может произнести ни слова из-за кляпа во рту. Она поспешно развязала толстую полосу ткани, стягивавшую голову Бронвин, и веревку на ее запястьях.
Как только Бронвин почувствовала себя свободной, она, в свою очередь, заключила свою хозяйку в объятия и, прижавшись к ней, воскликнула:
— О, госпожа! Слава Богу, ты жива и здорова! Они ничего не сделали тебе?
— Нет, нет! — заверила ее Бретана. — Во всяком случае, пока. Бронвин, я так рада тебя видеть. Я уж думала, что так и останусь одна в этом аду.
Бронвин заметила, что Бретана вся продрогла от холода и сырости в своем мокром платье.
— Госпожа, тебе холодно. В этом сундуке, наверное, твои вещи.
Горничная придвинулась к сундуку и успешно завершила попытку Бретаны справиться с металлической защелкой. Быстро откинув тяжелую крышку, она обнаружила внутри целый запас одежды. Некоторые вещи были уложены правильно и аккуратно, а другие брошены скандинавами явно наспех при уходе из замка.
Порывшись в сундуке, Бронвин сначала извлекла оттуда рубашку из саржи цвета лаванды, затем легкое голубое платье и, наконец, темно-синий плащ из плотной верблюжьей шерсти с подкладкой из меха выдры. Сверху плащ был к тому же оторочен лисой.
— Повернись, — велела она. Бретана, которая знала, что, пока Бронвин не покончит с одним делом, она никогда не приступит ни к чему другому, повиновалась. Поспешно сняв влажную рубашку, она продела руки сквозь рукава ласкающей тело сухой одежды. Ритуал был очень знакомым, так как Бронвин одевала и холила Бретану с самого младенчества и особенно тщательно после смерти Эйлин семь лет назад. С проворством, вроде бы не свойственным женщине пятидесяти лет, она опустилась на колени и снова начала рыться в сундуке.
Бретана уже потеряла всякий интерес к этому занятию.
— Бронвин, оставь сундук в покое. Нам надо думать о побеге.
Она же как ни в чем не бывало продолжала заниматься своим делом, не обращая внимания на этот призыв. Только Бретана наклонилась, чтобы прервать ее поиски, как Бронвин сама отодвинулась на коленях от сундука и посмотрела на очередной результат своих поисков — застежку для плаща.
— Вот и хорошо, — с удовлетворением произнесла она. — Затем, подобрав платье, встала и застегнула верблюжий плащ на Бретане тяжелой булавкой с золотой головкой.
— Ну, пожалуйста! — В голосе Бретаны звучало уже не только раздражение. — Ведь не застежка сейчас главное. Мы должны освободиться из этой тюрьмы.
Бронвин прекратила заниматься булавкой и начала тщательно разглаживать грубую шерстяную ткань плаща. По выражению лица горничной она поняла, что та уже думала об этом и отказалась от такой попытки.
— Дитя, боюсь, что свободы нам теперь не видать.
— Какая ерунда! — отрезала Бретана, пораженная такой быстрой сдачей Бронвин. — Мы не останемся пленницами этих неотесанных варваров! Давай думать, как это сделать.
Глаза Бронвин взывали к благоразумию ее возбужденной питомицы.
— Подумай о нашем положении, госпожа. Мы на борту корабля, в незнакомом море, и против нас не меньше тридцати скандинавских воинов. Мы даже не знаем, куда направляемся.
— Они ничего тебе об этом не сказали? — Бретана надеялась, что ее горничной удалось вытянуть хоть какие-то полезные сведения из этих тюремщиков.
— Ничего. Меня захватили спящей, заставили одеться и привезли сюда, где ты и нашла меня. Тот воин, который схватил меня, едва говорил на нашем языке. А что было с тобой?
— Да все то же самое. Сюда меня привез их верзила-главарь. Странный он какой-то, Бронвин, весь полон противоречий и, боюсь, совсем непредсказуем.
— Убьют они нас тогда, что ли? — задумчиво размышляла Бронвин.
— Думаю, что нет, — в тон ей ответила Бретана. — Во всяком случае, не сразу. Не знаю, зачем мы им нужны, но пиратам не так-то легко было доставить нас сюда. Ты заметила на корабле какую-нибудь добычу из замка?
— Да вроде бы нет, — ответила Бронвин, оглядывая их закуток. — Только этот сундук с одеждой.
Глаза Бретаны проследили в том же направлении, а затем остановились на мягко очерченном лице Бронвин.
— Они и правда тебе ничего плохого не сделали?
— Могло быть и хуже. — Бретана видела, что Бронвин изо всех сил старалась выдавить из себя какое-то подобие улыбки.
— Подожди здесь, — сказала она и направилась к занавешенному выходу.
— О, госпожа! — Голос Бронвин наполнился тревогой. — Куда ты?
— Надо кое-что выяснить.
И прежде чем Бронвин смогла ее остановить, она вырвалась наружу. Не видя нигде Торгуна, она осторожно дошла до залитой солнцем его носовой части. За мачтой, рядами гребцов и местом, где был привязан конь Торгуна, она увидела и его самого.
Подобно языческому богу, скандинав всматривался в даль. Сейчас он был без своего блестящего серебряного шлема, который уже не скрывал гривы его густых спутанных, цвета спелой пшеницы волос, спадавших ему на шею и касавшихся широких плеч. В данный момент его внимание было всецело занято изучением курса корабля.
Бретана обогнула место, где привязана лошадь, издающая негромкое ржание, а затем четыре ряда гребцов по обе стороны от Торгуна и остановилась незамеченной, не доходя до него несколько шагов. Галера плавно переваливалась с носа на корму и обратно, — ее обшивка потрескивала с каждой набегающей волной.
— Я бы хотела поговорить с тобой, — начала она, пытаясь придать своему голосу властные нотки.
Сначала Торгуй повернул к ней только голову, а затем, видя, кто к нему обращается, и весь корпус, скрестив мощные руки на серой кольчуге, которая закрывала его широкую грудь.
— Вижу, ты теперь согрелась.
— Ты был очень добр, увезя вместе со мной и мою одежду, — парировала Бретана, раздраженная его насмешливым тоном.
— Так, и настроение твое тоже подсохло. Прекрасно. Путешествие наше обещает быть долгим и скучным, так что советую тебе быть более сговорчивой.
При этих словах по его лицу промелькнула дерзкая усмешка. Несмотря на весь страх свой перед ним, Бретана с трудом удержалась от того, чтобы не стереть ее пощечиной.
Торгун осмотрел ее с головы до ног, а затем всмотрелся в ее волевой подбородок. До сих пор за всеми своими неотложными делами он так и не рассмотрел ее как следует, так важно для него было невредимой доставить пленницу на борт корабля. Теперь он видел перед собой изысканную женщину, не только прекрасную, но и преисполненную чувства собственного достоинства, и это, несмотря на то, что теперешние условия для проявления ее лучших качеств были далеко не самыми благоприятными. Наверное, самое большое впечатление производило именно это излучаемое ей чувство гордости, хотя, конечно, и другие качества удачно дополняли общую картину.
Ее льняные волосы свободно спадали на укрытые плащом плечи, а их почти белые завитки легонько колебались под порывами утреннего ветра. Такой цвет встречался Торгуну и на родине, и он помнил их прикосновение к своим рукам и то приятное чувство, которое при этом испытывал. Восходящее солнце заставило волосы девушки заиграть еще более лучистыми красками, создавая на ее голове светящийся ореол и заставляя думать, что она принадлежит скорее к сонму валькирий, чем к простым смертным.
Ниже этого ореола сердитым контрастом блестели ее обрамленные темными веками глаза, постоянно менявшие свой цвет и сейчас казавшиеся фиолетовыми.
— Ничего себе манеры, так уставиться на девушку. — Такая отповедь заставила Торгуна несколько умерить пристальность своего взгляда. — Хотя отсутствие хороших манер, я уверена, еще не самый большой твой грех.
— Прошу прощения, миледи, я любуюсь вашей выносливостью.
Широкие глаза Бретаны сузились.
— Да, но я прекрасно обойдусь и без твоего любования. Кстати, как это такой мужлан говорит на нашем языке?
— У меня было много времени выучить его в юности. Я воспитывался на островах к северу от ваших мест, среди тех, кто походит на вас языком, если не духом.
— Вот оно что, — сухо заметила Бретана, — так тебя обучали саксонские пленники.
В знак неодобрения Торгуй щелкнул языком и, взяв девушку за подбородок, наклонил ее голову к себе.
— Ты так и будешь думать обо мне самое худшее? На Шетландских островах торгуют многими славными товарами, а не только рабами. Как я уже говорил, ты моя первая пленница.
— Тогда ты способный ученик. Впрочем, я тоже. Так мы идем к этим островам?
Торгуй убрал руку с подбородка Бретаны.
— Мы идем еще дальше на север, и там ты будешь гораздо больше, чем рабыней. А я уже не буду рабом ни для кого.
Уклончивые ответы Торгуна на вопросы Бретаны окончательно истощили и без того небольшие запасы ее терпения. И, по привычке, когда она была раздражена, девушка слегка выставила вперед подбородок и так решительно топнула ногой, что ее тело даже содрогнулось.
Инстинкт говорил ей о том, что не следует переносить дерзкие выходки этого язычника, однако разум подсказывал, что выбор у нее невелик. Мощным усилием воли Бретана подавила растущее в ней возмущение. Вряд ли многого стоит требовать от ее похитителя. Наверное, нехотя признала она, вежливостью добьешься больше, чем яростью.
Пытаясь говорить спокойнее, Бретана перестала топать ногой и снова обратилась к Торгуну:
— Может, ты все же скажешь, почему меня захватили?
Губы Торгуна вновь сложились в подобие улыбки.
«Будь он проклят», — в отчаянии подумала Бретана, сжимая кулаки и раздраженно теребя складки своего тяжелого плаща.
Торгуй и на этот раз отделался каким-то намеком на ответ.
— Сомневаюсь, чтобы ты мне поверила, птичка, — произнес он загадочно.
— Почему бы и нет? — Бретана немного приободрилась.
— Ну ладно. — Своей громадной ладонью Торгуй обнял резные края золоченого носа корабля. — Так вот, я везу тебя домой.
Лицо Бретаны выразило сначала сильнейшее изумление, а затем недоверие и беспокойство.
— — Такие игры, видно, забавляют тебя, а мне вот совсем не смешно.
— Мне тоже. Я говорю тебе правду.
— Другими словами, мы возвращаемся в Глендонвик?
— Нет, я говорю о доме, которого ты еще не знаешь. Плавание на протяжении одной луны, за Северным морем. Имя его — Норманландия.
— Единственный дом, который я знаю, — это Глендонвик, — решительно произнесла Бретана. С каждой секундой ей становилось все более и более тягостно оттого, что она считала явным издевательством со стороны Торгуна.
— Пока это так. Но давай поговорим об этом в другой раз. Мой кормчий Ларе зовет меня, чтобы проверить наш курс и заодно исправность руля.
И Торгуй мимо Бретаны направился в сторону кормы. Юная же пленница стояла неподвижно, со слегка открытым от удивления ртом и со смешанным чувством растерянности и досады. Что бы ни значили эти загадочные иносказания викинга, он никак не прояснил причин ее похищения.
Мысли Бретаны вернулись к планам побега. По словам Торгуна, они плывут в Норманландию. Она никогда раньше не слышала такого названия, однако догадывалась, что именно оттуда приплыл этот корабль со своей дьявольской командой. Мало кто знал вообще что-нибудь о норманнских грабителях. Особый характер их контактов с саксами не позволял тем и другим наладить сколько-нибудь нормальные отношения друг с другом.
Она силилась вспомнить хоть что-нибудь из того, о чем говорил с ней Эдуард о набегах викингов, однако это бывало так редко. Его гораздо больше интересовали, раздраженно припоминала девушка, деньги, а не политика.
Тем не менее он перестроил и восстановил многое из того, что было сожжено во время набега 810 года. Таким образом, Эдуард хотел заручиться согласием короля Этельреда на то, чтобы он и дальше фактически владел замком. Среди новых сооружений можно было отметить возведенную из камня огромную круглую главную башню и наружное известняковое покрытие на стенах для защиты от будущих набегов. «По иронии судьбы, — подумала Бретана, — последний налет викингов на укрепленный замок завершился их блистательным успехом, и все из-за неизменного беспутства Эдуарда».
Занятая мыслями о побеге, Бретана то приближалась к своему новому убежищу, то вновь удалялась от него. Она постояла в носовой части корабля, ухватившись за такелаж, чтобы переждать набегавшую на корабль очередную волну. Пока она отсутствующим взором наблюдала за расстилавшейся перед ней темно-серой поверхностью моря, ум ее был занят напряженными попытками вспомнить хоть что-то из того, о чем говорила ей Эйлин по поводу места, куда она теперь плыла.
Она едва сдерживала слезы, когда через плотную завесу времени до нее доносился мягкий голос матери. «Они варвары, — предостерегала Эйлин свое единственное дитя. — Это от их рук пал твой отец. И они вернутся, чтобы причинить нам новое горе».
Слово отец прозвучало в сознании Бретаны подобно приглушенному колоколу. Эйлин так мучилась памятью о сэре Уильяме, что едва могла заставить себя говорить о муже. Из-за этого дочь так мало и знала о нем. И все же она лелеяла в сердце образ сильного защитника, способного оградить ее от опасности и одиночества, перед лицом которых она стояла сейчас.
Теперь же она полностью в руках жестоких чужаков, которые лишили ее всего, что так дорого для нее. От таких мыслей Бретана всхлипнула, подумав, хватит ли ей силы воли, чтобы пережить этот последний удар.
Ей было незнакомо чувство жалости к себе, оно даже пугало ее. «Я найду дорогу домой… — молча поклялась она, — и сделаю это любой ценой».
Откуда-то с середины корабля ее окликнули по имени, и это заставило ее быстро обернуться.
— Леди Бретана. — Бронвик позвала ее еще раз, причем сделала она это так тихо, чтобы никто из посторонних не слышал. — Здесь еда, прошу тебя, зайди и поешь.
До этого момента Бретана совершенно не думала о голоде, а ведь она ничего не ела со вчерашнего вечера, и поэтому сама мысль о еде доставила ей живейшее удовольствие. Она устремилась на зов Бронвик, быстро минуя передние ряды гребцов и коня Торгуна.
Заметив приближение своей госпожи, Бронвик вернулась в каморку и быстро разложила куски соленой рыбы и яблоки, которые им принес один из матросов, на двух досках для разрезания хлеба. Как только Бретана вошла, горничная приготовилась ее обслуживать. Взглядом она искала у нее ответы на отчаянно мучавшие их вопросы.
— Удалось что-нибудь узнать, куда они нас везут?
В глазах Бретаны как в зеркале отражалась ее неуверенность.
— Викинг назвал Норманландию.
Она наклонилась и взяла еду из протянутой руки Бронвин.
Еда из запасов Глендонвика оказалась не такой привлекательной, как хотелось бы надеяться Бретане. Скандинавы, видимо, брали ее в спешке, больше заботясь об удобстве приготовления и хранения в морских условиях. Все же голод восторжествовал над гастрономическими капризами и, после недолгого колебания, Бретана жадно поднесла к губам кусок соленой трески. Она продолжала есть, не замечая преисполненного боли взгляда своей подруги по несчастью.
— Норманландия, — прошептала Бронвин, отворачиваясь в сторону, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы.