— Откуда ты знаешь, что она сбежала? Задавая этот вопрос, Торгуй тряс за плечи своего молодого слугу Ролло, как будто таким образом надеялся вытрясти из него столь необходимые ему сведения.
— Я это слышал от слуги в доме Хаакона. Когда этим утром король проснулся, ее уже не было. И никто не знает, куда она убежала. Но я ей не завидую, когда Хаакон ее найдет. Говорят, он разъярен, как волк, и уже собирает своих людей на ее поиски.
Торгуй едва верил своим ушам. Еще вчера он видел, с какой охотой Бретана шла замуж за его ничтожного братца, а сегодня она в бегах. Почему?
Что такое он сделал с ней, что ее чувства к нему так быстро изменились?
Торгуй предполагал все что угодно, но ничего хорошего ему на ум не приходило. Но главное то, что она сбежала от него. По всему выходит, что теперь она сожалеет о своем выборе.
Каковы бы ни были ее чувства к нему, он не может допустить, чтобы она оставалась пленницей брака, от которого бежит сломя голову. Да, он видел, как она выбрала другого, но любить ее от этого он не перестал. Может быть, ему удастся убедить ее в том, что он изменился и цели у него теперь другие. Она может отказаться, но, что бы ни было между ними, он не позволит Хаакону добраться до нее первым.
— Давай сюда Локи. И только взнуздай его, для остального времени у меня нет. Быстро!
Услышав столь решительное приказание, Ролло прямо-таки выкатился из дверей и помчался к боковой конюшне, где был привязан Локи. Торгуй поспешно оделся, опоясался мечом в ножнах и набросил на плечи тяжелый дорожный плащ. Одеваясь, он все время думал о том, как лучше всего опередить Хаакона и быстрее найти Бретану. Но трудность заключалась в том, что он не знал, куда она направилась. Он быстро перебрал в уме возможные варианты. По словам Ролло, все подозревали, что она была одна. Если так, то в одиночестве она не двинется к морю. Какой из нее моряк, она и с маленькой лодкой бы не управилась, да и слишком она умна, чтобы даже пытаться сделать это.
Отказавшись от мысли, что ее надо искать в районе фиорда, Торгун начал продумывать вариант с горами, которые со всех сторон окружали Трондберген и куда она могла добраться пешком и, может быть, верхом. Начинать надо, во всяком случае, со спальни Хаакона; известно, по крайней мере, что начинала она свой путь именно оттуда.
Торгуну пришло в голову, что Хаакон может рассуждать точно таким же образом и уже вполне мог начать поиски своей новой жены. Но один он это предприятие не начнет; он соберет поисковую группу из ярлов, куда, может быть, войдет даже медленный на подъем Магнус. Это даст Торгуну выигрыш во времени. Но даже если и нет, то все равно, он должен попытаться сделать все для ее спасения, когда жизнь Бретаны висит на волоске. Если Хаакон найдет ее первым, он просто ее убьет — в этом Торгун нисколько не сомневался.
За дверью раздалось ржание Локи. Мгновение — и вот Торгуй уже на коне. Уверенной рукой он направлял его к дому брата. Едет он медленно, чтобы без нужды не привлекать внимания окружающих.
Если Бретана начала свой путь отсюда, то сомнительно, чтобы она ушла через главную дверь. Свадебные торжества затянулись до рассвета, поэтому она не могла пройти здесь незамеченной. Начнет он с заднего крыльца.
Обогнув дом, он нашел то, что искал. Здесь, в размокшей грязи, он увидел четкие следы лошадиных копыт. Но, вопреки ожиданию, здесь явно было две лошади.
Быстро спешившись, Торгуй наклонился, чтобы получше рассмотреть следы. Вдруг он увидел нечто такое, от чего его глаза расширились. Одна лошадь принадлежала Гудрун. След от ее правого переднего копыта был не правильной формы, и только он, продавший Гудрун, засомневался, что напал на след Бретаны.
Но следы были такие свежие и, кроме того, лошадей-то было две. Ну конечно! Гудрун и увезла Бретану. Он знал, как она неистовствовала по поводу намерения его брата жениться на саксонке, и кто лучше нее знал, как избавить Хаакона от искушения?
Для Торгуна не составило труда быстро сделать пугающий своей трагичностью вывод. Как никто другой зная Гудрун, он не сомневался в том, что ее замыслы чреваты огромной опасностью для любимой им женщины.
Теперь на поиски у него остается совсем мало времени. Одним прыжком он взлетел на спину нетерпеливого животного и вонзил шпоры в его бока. Под громкий стук тяжелых копыт лошади он с бешеной скоростью устремился вверх по склону холма, все дальше и дальше удаляясь от дома.
— Так, — со злостью прошипел Хаакон, наблюдая за удаляющимся Торгуном. — Все это затеял мой брат, и он заплатит за это. И эта полусаксонская сука тоже, — думал он, стараясь, чтобы Магнус не заметил бушевавшей в нем ярости.
Было от чего бесноваться, когда он обнаружил исчезновение Бретаны. Его гнев еще больше увеличился от того, что около кровати он нашел мешочек. Дальше — больше. Побег Бретаны стал достоянием молвы, и Магнус согласился с тем, что виновником этого катастрофического события был Торгун, и вот тогда Хаакон просто взбесился от ярости. То, что тебе наставляют рога — скверно само по себе, но когда это совершает собственный брат негодяй!..
Хаакон вел себя осторожно, стараясь не вызвать у Магнуса опасений по поводу его мести Бретане, хотя оба догадывались о том, что она сознательно пошла на измену своему мужу. Хаакон нисколько не сомневался в том, что оба давно замышляли этот побег и что особое удовольствие им доставил выбранный для этого и оскорбительный сам по себе момент.
Торгун, конечно, и устроил так, чтобы Бретана ушла от мужа. Теперь он явно знает, где найти свою возлюбленную. Брат надеется, что, откладывая встречу с ней, они будут в безопасности. «Я не предоставлю ему такого удовольствия!»— думал Хаакон, успокаивая своего гарцующего жеребца.
— Ярл Магнус, предатель Торгуй, несомненно, направляется на встречу с твоей дочерью. Если быть осторожным, то можно последовать за ним и остаться незамеченными. Попомни мои слова, Локи и восседающий на нем похититель приведут нас прямо к Бретане.
— Я следую за тобой, — ответил его спутник.
Хаакон вонзил каблуки в крутые бока своего коня, и тот рванулся вперед. Свита Хаакона последовала за своим хозяином.
Узкая тропинка, которая вела к хижине, круто взбиралась вверх. Чем выше в горы, тем заметнее становилось постепенное исчезновение весенней растительности, которая в изобилии произрастала на широких полях вокруг Трондбергена. Она сменялась суровым лесом, в котором на этой высоте еще господствовала зима.
Тропинка пролегала через пихтовый лес и выводила к небольшой хижине, которая весной и летом служила охотничьей сторожкой. Торгуй знал, что еще недавно она была обитаема и поэтому, скорее всего, имела достаточные запасы съестного.
Наверное, на это и рассчитывала Гудрун. Мысленно прослеживая детали побега Бретаны, Торгуй все меньше и меньше сомневался в том, что именно сюда она и направилась. Даже без помощи Гудрун она и сама могла дойти до хижины по хорошо протоптанной тропинке. Но следы двух лошадей, которые он видел перед собой, убеждали его в том, что кто-то сопровождал ее. В этой роли он не мог представить никого, кроме Гудрун, у которой было достаточно оснований или злости, чтобы так досадить Хаакону.
Торгун был уверен в том, что его брат вскоре последует за ним. И каковы бы ни были его намерения, их можно не принимать во внимание при условии, что Торгун придет к цели первым. Он ехал настолько быстро, насколько позволяла сильно пересеченная местность. Лошадь шла ходко, и он был уверен, что увидит Бретану раньше Хаакона.
Достигнув хижины, он освободит Гудрун от ее пленницы, а затем, да поможет им Один, они с Бретаной найдут убежище в лесистых горах неподалеку отсюда и пробудут там до тех пор, пока им не удастся без опасности для жизни пробраться через фиорд.
Одна горная гряда, протянувшаяся по ту сторону Трондбергенского фиорда, потом глубоко врезавшийся в сушу морской залив, ведущий на запад, а там дрейфует корабль с экипажем, посланным накануне Торгуном, который надеялся, что Бретана примет его спасительный план. Она отказала ему на свадебной церемонии, но все его приготовления могут еще очень даже пригодиться.
Он молча воззвал к Фрею, умоляя его убедить Бретану согласиться с его планом. Пусть она по крайней мере позволит спасти ее от наказания, которому, без сомнения, она будет подвергнута Хааконом, как только он найдет ее.
Каким бы странным это ни показалось, но деньги для него теперь мало что значили. Ведь ни за какие богатства ему не обрести вновь сокровенное желание его сердца — любовь Бретаны. Печалясь, он думал о том, что у нее есть все основания отвергнуть его. Самое главное сейчас — это освободить ее и даже способствовать возвращению в Англию. Хотя Локи и так резво бежал по неровной тропинке, Торгуй гнал его все быстрее и быстрее, сильно ударяя каблуками по крутым бокам коня.
А совсем недалеко от Торгуна, мчавшегося на своем боевом коне, свежий утренний воздух вывел Бретану из сонного забытья. Шерстяной плащ, в который она завернулась накануне ночью, оказался слабой защитой от холодной погоды. Какое-то время она лежала совершенно неподвижно, не желая упускать ни одной частицы тепла, которое только и можно было сохранить, скрючившись в такой неудобной позе.
Сначала она не могла понять, где она. Но затем, повернув голову с надетым на нее капюшоном, в противоположном углу помещения она увидела Гудрун, и в памяти мгновенно всплыла целая череда ужасных событий прошлой ночи.
Ведь она чудом избежала самого скверного поворота событий с момента своего похищения из Глендонвика. Ее охватило желание вновь оказаться дома, под защитой столь дорогих ее сердцу стен, которые берегли ее в течение стольких лет. Даже навязчивое внимание Эдуарда — это ничто по сравнению с грубыми выпадами Хаакона. Ее злоключения в Англии меркли на фоне всего того, что ей суждено было вынести до сих пор и что в какое-то время казалось столь ужасным.
Как все-таки изменилось ее настроение за такое короткое время. На нее нахлынули воспоминания о блаженном времени на острове Эйнара, согрев ее ум и сердце и вызвав поток теплых слов. Она вспомнила трогательную нежность прикосновений Торгуна. А что он? Обратятся ли вновь его мысли к ней, если он спросит себя, почему она убежала от свадебного ложа его брата?
Было бы самонадеянным с ее стороны думать о том, что он дал себе труд поразмышлять по этому поводу, если вспомнить его поведение на свадьбе.
Она и представить себе не могла, что в его глазах увидит такое презрительное отношение к себе. Неужели это те же самые глаза, которые с таким обожанием смотрели на нее еще совсем недавно? Значит, ему нужно было только ее богатство? Как он мог с таким безразличием отпустить ее в постель Хаакона? Все эти вопросы мучили ее, и она изо всех сил старалась отогнать их от себя, чтобы снова не разрыдаться.
— Теперь это все не имеет значения, — тихо произнесла она вслух, — главное то, что сейчас я в безопасности.
Даже эти негромко произнесенные слова пробудили Гудрун ото сна.
— Уже рассвело! — воскликнула она с тревогой и мгновенно выпрямилась в постели, а затем в каком-то возбуждении и растерянности оглядела помещение.
— Да, и уже довольно давно. Я все прислушивалась, не пришел ли твой слуга с Бронвин, но никого не было. Они скоро появятся?
Гудрун самой была противна вся эта игра, и ее голос ясно выдавал охватившее ее раздражение.
— Я просила тебя не приставать ко мне с этими твоими бесконечными расспросами. Мы скоро встретим ее.
Гудрун была обеспокоена не столько вопросами Бретаны, сколько тем, что она проспала. Очевидно, на ней не могли не сказаться переживания вчерашнего ночного побега. А ведь она хотела подняться пораньше, чтобы устранить все следы пребывания Бретаны в этой хижине до того, как сюда нагрянут их преследователи. И вот, вместо этого она теряет драгоценное время.
Их крошечная хижина как будто специально предназначена для того, чтобы скрывать беглецов, и Гудрун знала, что сюда не замедлит явиться разъяренный Хаакон и его люди, чтобы отомстить за нанесенное ему оскорбление. Вот почему совершенно необходимо увести Бретану из дома и заманить ее подальше в лес. И вот там-то короткий, но смертоносный кинжал Гудрун и сделает свое дьявольское дело.
Проигрывая в уме детали убийства Бретаны, она машинально положила руку на зачехленный нож, свисавший с пояса поверх ее платья. Сам по себе клинок не вызывал подозрений, поскольку многие скандинавские женщины носили подобные ножи, и столь состоятельной и знатной, как Гудрун, привычка носить такой заурядный предмет выглядела довольно странной, однако Бретана, мало что зная о местных, не находила в этом ничего удивительного. Гудрун продолжала водить пальцами по изгибам этого небольшого оружия и вдруг с ужасом увидела, что Бретана с успехом занимается разжиганием огня в угловом очаге.
— Ты что, спятила? — истошно завопила она и бросилась к ней. — Хочешь дождаться здесь Хаакона? О чем ты думаешь, разжигая огонь?
— О том, что мне холодно, — спокойно ответила та. Она шагнула вперед, чтобы помешать Гудрун загасить разгорающееся пламя. — Ты же сама говорила, что у нас есть время, пока он бросится за нами в погоню. И в любом случае, мы не можем уйти без Бронвин. С огнем или без него, но нам надо дождаться твоего слугу, и я не вижу причины замерзать, когда мы ждем.
— Я говорила тебе, что мы встретим ее у фиорда, — резко произнесла обеспокоенная Гудрун.
— Но ведь здесь только одна дорога, — рассудительно заметила Бретана, — так не лучше ли дождаться ее здесь? Это ведь лучше, чем искать ее в лесу.
«Черт бы побрал эту упрямую суку», — со злостью подумала Гудрун.
А ведь и в самом деле, Бретана была по-своему права, ибо исходила из того, что ей говорила Гудрун, хотя при этом она делала две серьезные ошибки: во-первых, что Бронвин и в самом деле придет, и второе, что Гудрун и не думала выманить ее из дома.
Было маловероятно, что краткая задержка здесь сколько-нибудь сильно увеличивает риск того, что Хаакон быстро найдет их в этом доме. Гудрун было хорошо известно то, что он очень медлителен и не очень-то любит ездить верхом. Но все равно, с Бретаной надо разделаться как можно быстрее как по соображениям безопасности, так и потому, что надо быстрее покончить с этим грязным делом.
До этого она никого не убивала. Вообще-то она не сомневалась в своей способности пойти на это, хотя особое удовольствие она при этом вряд ли получит.
— Бретана, нам надо идти. Мы можем встретить Бронвин на пути к фиорду.
— Боюсь, что она не найдет нас там, — резко ответила та. — И как я уже говорила раньше, без Бронвин я никуда не поеду. Может быть, та сама пройдет по тропинке?
Бретана внимательно посмотрела на Гудрун, совсем не уверенная в том, что та следует намеченному ею же самой плану.
Она вдруг подумала, что Гудрун, кажется, совсем не собирается приводить Бронвин. Однако какой смысл ей лгать, если она знает, что без Бронвин ее хозяйка не сделает дальше и шагу? И подобно тому, как ранее она почувствовала себя очень неуютно в этой хижине, теперь ее охватило какое-то беспокойство по поводу поведения самой Гудрун. Это заставило ее насторожиться.
Гудрун не могла не заметить выражение лица своей заложницы. Если Бретана что-то заподозрит, то все пропало. Важно убедить свою сопротивляющуюся спутницу, что по-прежнему действует первоначальный план.
— Конечно, ты права. Бронвин, скорее всего, уже где-то поблизости. Прямо над нами есть скала, откуда очень удобно осмотреть местность вокруг. Я, пожалуй, сделаю это.
Гудрун почувствовала, что Бретана успокаивается.
— Да, — ответила Бретана, подбрасывая в ревущий очаг еще больше топлива. — Хорошо бы разузнать все получше.
Гудрун открыла дверь маленькой, продымленной хижины и плотнее закуталась в свой шерстяной плащ. Конечно, Бронвин нигде и в помине не было, но ей надо на какое-то время уйти из-под внимательного взгляда Бретаны. Следует все обдумать заново. Продумывая новые варианты своего плана, она машинально шагала в направлении того места, о котором только что говорила Бретане. Заодно она посмотрит, нет ли тут следов преследователей…
Бретана ни за что не хотела покидать хижину. Убить ее здесь не так-то легко, да к тому же все поймут, что она, скорее, не сбежала от Хаакона, а была просто похищена. Как только Гудрун достигла площадки на верху скалы, нависавшей над хижиной, она увидела большие белые завитки дыма, выходившие из трубы и устремлявшиеся в небо.
Решение найдено! Пожары в таких скандинавских домах не были редкостью, поскольку их дубовые стены и крыши из сухой травы представляли собой прекрасный горючий материал. Случись тут пожар и окажись Бретана там, не имея возможности покинуть дом, — тогда неважно, кто ее найдет. Все решат, что она убежала сама, нашла это пристанище и неожиданно встретила свою судьбу в неистовом пламени пожара.
Она даже улыбнулась от такой удачной мысли. Внизу, в очаге хижины, бушевало пламя и там была Бретана. Надо было только сделать так, чтобы пламя охватило весь дом, а Бретана оставалась внутри достаточно долго, чтобы ее настигла смерть.
Пеньковая веревка с седла Гудрун, привязанная к поперечной балке дома, лишит Бретану возможности двигаться. После этого надо только вернуться в город и сделать вид, что она все время была на месте. Затем она примется за восстановление своих законных прав в качестве королевы. Так она добьется своей славной цели. От этих мыслей у нее стало гораздо легче на душе.
Гудрун посмотрела вниз и увидела на тропинке какого-то человека верхом на коне. Всадник был достаточно далеко от нее, поэтому она прищурилась, чтобы получше рассмотреть его.
Она не могла разглядеть его липа, но увидела большую черную отметину на груди лошади. Проклятье! Это же Торгуй! И здесь он, без сомнения, для того, чтобы спасти эту полукровку!
С решимостью, свидетельствовавшей о готовности выполнить свое гнусное намерение. Гудрун со всех ног, путаясь в своем длинном платье, помчалась к дому. Теперь она знает, что надо делать, чтобы опередить непрошеного спасителя Бретаны.
Она схватила привязанную к седлу веревку и так неожиданно ворвалась с ней в дом, что Бретана и обернуться не успела, как оказалась в ее плотном кольце. Прежде чем она успела хоть слово сказать, Гудрун так сильно притянула ее к дубовому столбу, что она закричала от сильной боли.
— Что ты делаешь? — закричала Бретана, изо всех сил пытаясь ослабить свои путы. Силы ее слабели с каждым витком веревки, которую Гудрун обвязывала вокруг столба.
— Сейчас у нас будет небольшой пожар, — ехидно ответила Гудрун. Ловко закрепив свободный конец веревки, она ринулась к очагу и огляделась в поисках того, чем бы поджечь дом.
— Гудрун… — Больше она не могла произнести ни слова, поняв, что эта сумасшедшая хочет заживо сжечь ее. — Не делай этого — взмолилась она. — Я пойду одна и больше не увижу Хаакона. Он будет твоим.
— Он и так будет моим, — бросила Гудрун, зловеще усмехаясь. — Неужели ты и впрямь подумала, что я позволю тебе уйти? Рисковать тем, что Хаакон найдет тебя и простит твои прегрешения? Это меня никак не устраивает.
Она вытащила из очага большое полено, конец которого горел ярким пламенем, а затем обежала по стенам небольшого помещения, поджигая по пути толстые занавеси, предохраняющие дом от проникновения холодного наружного воздуха.
Сначала тяжелый материал просто дымился, но затем, по мере того как начинала гореть его основа, занавеси поочередно загорались, заставляя Бретану поворачиваться то в одну, то в другую сторону. Она с ужасом ожидала того момента, когда все вокруг нее превратится в пылающий ад.
Бретана почувствовала тот страх, который она впервые испытала по прибытии сюда, а также сегодня утром, когда заметила в глазах Гудрун какое-то беспокойство. Она изо всех сил старалась распутать связывавшую ее веревку, но та только сильней затягивалась с каждой такой попыткой.
Поднеся свой самодельный факел как можно ближе к Бретане, Гудрун поспешно открыла входную дверь. Она сама уже начала задыхаться от едкого дыма, который заволок помещение.
— Ну, прошу тебя! — взмолилась Бретана, надеясь пробудить хоть какие-то остатки сострадания в своей мучительнице. Но та только усмехнулась, видя ужас Бретаны, вышла наружу, а потом, перед тем как окончательно уйти, снова заглянула в дом.
— Я очень рада, что ты развела огонь, — тихо проговорила она противным голосом, плотно закрыла за собой дверь, оставив Бретану в удушливом дыму, и быстро пошла по тропинке.
Пламя разгоралось все сильнее, превращаясь в сплошное ревущее море огня, а затем с невероятной легкостью перекинулось на стены. Постепенно начал дымиться и пол, от сухих досок которого к потолку поднимались клубы дыма.
Бретана делала неистовые попытки вырваться из своего веревочного плена, но скоро и душевно, и физически начала успокаиваться в отчаянии безнадежного смирения. Она все сильнее и сильнее кашляла от удушливого дыма, в каждый вздох требовал теперь всей оставшейся у нее энергии. Вскоре воздух в помещении сгустился настолько, что превратился в сплошной серый туман. Она попыталась вдохнуть хоть какую-то частицу еще оставшегося воздуха и тут же почувствовала, что теряет сознание.
Внезапно дым волной устремился через открытую дверь хижины. Он был таким густым, что, будь Бретана в сознании, ей бы еще потребовалось какое-то время, чтобы разглядеть в дверях силуэт человека, выделявшийся на фоне голубого неба.
Торгуй поднял руку, чтобы защититься от жуткой жары, все время моргая глазами, которые разъедал ядовитый дым. Несмотря на всю сложность положения, он ворвался в дом, чувствуя, что почти потерял представление о грозившей им обоим опасности.
Кинжалом он моментально перерезал веревку.
Схватив ее на руки, Торгуй устремился обратно к выходу. Но даже при настежь распахнутой двери от свежего воздуха их по-прежнему отделяла сплошная стена пламени.
Он быстро повернулся, оглядев охваченную пламенем комнату, и обратил внимание на то, что дым у задней стены был не таким, как в остальных ее частях. За обгоревшими занавесями находилась еще одна дверь, хотя и плотно закрытая, но не так сильно объятая пламенем, как передняя.
Тремя длинными прыжками Торгуй достиг двери, мощным ударом ноги открыл ее и вырвался наружу. И вот уже пылающий, грозивший живьем поглотить их, ад уже позади, а вокруг них прозрачная чистота прохладного весеннего воздуха.
Торгун со своей ношей быстро отбежал от дома на безопасное расстояние. И только положив неподвижную Бретану на влажный ковер из мха и травы, его начало беспокоить то, что она была без сознания. Неужели он пришел слишком поздно, чтобы спасти ее?
Она лежала без всяких признаков жизни, без кровинки в прекрасном, неподвижном лице и с длинными волосами, пропитанными дымом горелого дома Она мертва. При этой мысли Торгуй почувствовал себя так, как будто бушевавшее в нем, как в хижине, которую они только что покинули, пламя мгновенно погасло.
Он встал на колени и наклонился над неподвижным телом не веря тому, что произошло.
Он прижал руки, а потом и лицо к мягким, серебристо-светлым волосам, которые рассыпались по ее покрасневшей щеке и свадебному платью, которое еще было на ней.
— Бретана, — нежным голосом, в котором слышались и боль, и гнев, позвал Торгуй. — Я люблю тебя, дорогая, я люблю тебя.
Его закрытые глаза наполнились слезами, и рыдания потрясли все его тело.
Бережно держа безжизненное тело на руках, Торгун нежно, как дитя, качал любимую. Время замедлило свой ход, а затем остановилось совсем. Они так мало знали друг друга, а страдал он сильнее, чем если бы они провели вместе всю жизнь.
Внезапно Бретана судорожно вздохнула, а затем, когда пораженный Торгун отпрянул назад, слабо кашлянула и открыла свои огромные аметистовые глаза.
— Бретана, я думал…
При взгляде на нее сердце Торгуна готово было разорваться. Она была вся в саже, выглядела измученной, но живой, живой! Он прижался своими губами к ее и почувствовал, как она отвечает на его страстные, долгие поцелуи. Наконец Торгуй немного отодвинулся от нее, а затем привлек к себе, нашептывая ей на ухо на своем языке какие-то нежные слова.
Бретана едва могла поверить тому, что произошло. Еще мгновение назад она думала, что распрощалась с жизнью и эта хижина стала ее огненной могилой. И, о чудо, она не только жива, но еще и находится в крепких руках любимого, который, как она думала, потерян для нее навсегда.
— Торгун, — чуть слышно и с недоверием в голосе спросила она, — почему ты здесь?
— О, любовь моя, — нежно ответил тот. Все еще тесно прижимая ее к себе, он покрывал ее голову и шею градом поцелуев, слегка приподнимая ее при этом с травы.
— Торгун, — внезапно с ужасом закричала Бретана. — Посмотри туда.
Находясь в объятиях Торгуна, Бретана могла смотреть в направлении хижины. Увиденное ею превзошло все то безумие, через которое она прошла до сих пор. Там спешивался с потного, тяжело дышащего коня Хаакон, который сразу же устремился в бушующее море огня, охватившего весь дом.
Крик Бретаны заставил Торгуна обернуться. Наблюдая за всем происходящим, он услышал громкий голос Хаакона:
— Бретана!
При виде этой ужасной сцены Торгуй оцепенел. Хаакон, думая, что Бретана в доме, бросился туда. Неожиданно на Торгуна нахлынуло ранее незнакомое ему чувство, в нем заговорил голос крови, противиться которому было свыше его сил, даже несмотря на все причиненные ему Хааконом страдания. Там, в бушующем пламени, подвергался смертельной опасности его брат, и Торгун знал, что невзирая на все то, что разделяло их, он не может допустить его гибели.
Быстро вскочив на ноги, так что Бретана даже упала на землю, он сломя голову бросился к горящему дому. Хижина находилась на значительном удалении от лужайки, на которую Торгуй перенес Бретану, и хотя он и был хорошим бегуном, но было ясно, что пока он добежит, Хаакон уже погибнет. Затем, не добежав до хижины, он увидел еще более невероятную картину. Там, появившись неизвестно откуда, была Гудрун. Загораживаясь ладонями поднятых рук от испепеляющей жары, она бросилась за Хааконом прямо в море огня.
Как только она скрылась в доме, Торгуна остановил ужасающий треск, за которым последовал оглушительный взрыв и новый огненный вал.
Каркас дома обуглился и ослабел, его крыша рухнула с раскатистым треском и погребла под собой все, что было под ней.
Торгун в ужасе смотрел на все происходящее перед его глазами. Он был бессилен что-либо сделать. Хаакона и Гудрун уже не было в живых.