Через три дня, поезд дергается как в предсмертной судороге и останавливается на Казанском вокзале. Распахнув глаза, через запотевшее окно Кира высматривает Глеба. За грязным стеклом прямо перед ней стоит худощавый мужчина. Ей кажется, что все вокруг замирает на минуту, и даже земля прекращает свое равнодушное вращение. Воцаряется пугающая тишина и только у Киры громко стучит сердце. В этот момент мужчина бросается вперед и обнимает только что сошедших с поезда женщину и ребенка. Вокруг все снова оживает и теперь движется даже быстрее, планете нужно наверстать упущенную минуту и в проходе сразу же сбивается толчея. Народ нахрапом прет из отделений купе, все боятся не успеть, и у всех испуганные, растерянные лица. Кира последней вытаскивает из вагона свой чемодан и сумку, оглядывается вокруг, но не находит никого, похожего на Глеба. Сыплет мокрый снег и холодный ветер гуляет на пустеющей платформе. Она оттаскивает от поезда свои вещи и начинает ждать.

Через час она основательно замерзла, но уйти не решается, а вдруг они разминутся с Глебом. Позвонить ему она не может, ее телефон разрядился еще в Оренбурге, во время последнего разговора с матерью. В коридоре вагона все розетки были обесточены. Это можно было сделать за небольшую плату у проводника, но она постеснялась стучать ему ночью, утром забыла, а когда опомнилась перед Москвой, у него уже образовалась длиннющая очередь. Все хотели приехать в город с заряженными телефонами. Вот так жизнь наказывает беспечных людей, — сокрушается про себя Кира. Платформа уже пустая, поезд отогнали в депо, зажглись фонари, хотя до вечера еще далеко. Руки замерзли в перчатках и она сует их в карманы пуховика. Снег быстро вымачивает ей волосы. Где-то в чемодане есть шапка, но открывать его не хочется, слишком глубоко она похоронена. Предостережения матери были не напрасными, зимой в Москве действительно холодно.

Вокруг никого нет, длинная линия платформы уже полностью успела забелиться. Небо серое и тяжелое, с него падают и мечутся крупные, снежные осы. Воздух звенит от мороза и Кира так дрожит, что ей кажется, у нее гремят кости. Она уже не чувствует пальцев ног, топает ступней о другую, чтобы согреться и прыгает вокруг столба. Но потом вдруг так устает, что садится на чемодан и уже не двигается. На соседних платформах приходят и уходят поезда, народ собирается и уезжает, приезжает и расходится. А она все сидит. Сколько же можно ждать? Лишь бы с Глебом ничего не случилось! Алина Евгеньевна предупредила его и два раза написала ему во сколько и на каком поезде приезжает Кира. Если бы только у нее работал телефон!

Сквозь множественные плоскости косо-летящего снега, Кира видит высокую, стройную девушку. Она медленно, гуляючи, приближается к Кире. Великолепная шуба хлопает полами по высоким сапогам. Пар из ее ноздрей вылетает быстрыми, сиреневыми струями, как у лошади. Что-то сильное и уверенное исходит от нее. Она останавливается возле Киры.

— Поезд пришел вовремя?

Голос у нее глубокий и властный.

— Да, полтора часа назад.

— Ччерт! Я в дороге застряла, знакомые видимо не стали ждать и уехали, — объясняет она.

Расстроенной она не выглядит.

— А ты что до сих пор здесь? Не встретили?

— Не могли бы вы мне одолжить телефон? — решается попросить Кира. — Буквально на минуту?

Диковинный, в стразах телефон переходит в ее руки. Номер Глеба не отвечает, и позвонив она скорбно отдает его обратно.

— Не переживай, здесь такое часто случается. Этот город меняет людей и не в лучшую сторону. Они здесь превращаются в…как это повежливее назвать… дерьмо! Боишься? — весело спрашивает девушка.

— Нет.

— А ты бойся, тогда может быть уцелеешь. Я — Таисья Петровна, но ты можешь называть меня Тайкой. Как тебя зовут?

— Кира.

— Собирай Кира свои баулы и пойдем, придется тебя подвезти.

В машине Кира никак не может согреться и мелко дрожит. Волосы у нее совсем мокрые от снега.

— Ты похожа на избалованного терьерчика, которого в мороз выкинули на улицу, — говорит Тайка.

— Так плохо, да? — спрашивает Кира.

— Да, но терьерчики обаятельные. Они умеют нравиться незнакомым людям и не пропадут.

Кира благодарно смотрит на Тайку. Ее не только спасли, ее еще находят обаятельной. Тайка бросает ей маленькое полотенце, чтобы она хотя бы немного высушила лицо и волосы.

— Слушай, раз твой козел не берет трубку, давай сначала пообедаем где-нибудь. Согласна?

— Спасибо, но мне как-то неудобно и вообще… — начинает Кира. Ей неприятно, что Глеба называют козлом, когда сама Тайка опоздала к поезду.

— Ой, не нуди, едем! Неудобно на вокзале под снегом стоять. Как тебя еще менты не загребли? А потом, я не занята до вечера, почему бы не пообедать с хорошим человеком?

Кира благодарно вздыхает, надо же как ей повезло с Тайкой! Что бы она без нее делала? Тайка нажимает на панель и бешеная, роковая музыка заполняет салон, разговаривать совершенно невозможно. Впрочем, у Киры не остается сил, чтобы разговаривать.

Кожаные сиденья быстро отогревают Кире зад и спину. Чудесная машина, просто чудесная, и удивительно как ловко Тайка ведет ее. Искусно маневрирует на полной скорости, агрессивно сигналит мешающим ей и время от времени вскрикивает: Куда?! Спиди Гонзалес! Глаза ее грозно поблескивают. Теперь Кира ее хорошо рассмотрела, Тайка не красавица, и это жалко, потому что фигура у нее совершенно великолепная. Перед тем как элегантно плюхнуться за руль, она скинула шубу в багажник и осталась в водолазке и леггинсах цвета слоновой кости. Стройная, но не вялой худобой, во всем теле ее чувствуются энергия и сила. Эта сила видна и в удивительном лице. Всего слишком много, через меру. Тяжелый властный подбородок и огромный рот портят ее, зубы чудесные, но тоже слишком крупные и от этого лицо выглядит плотоядным. Глаза красивые, но переливаются зеленым, бутылочным стеклом.

— Линзы! — заметив ее взгляд, кричит Тайка сквозь громкую, ударную музыку.

У входа в красивое здание с колоннами они выходят из машины, Тайка небрежно бросает ключи швейцару. Кира начинает топтаться на месте, но Тайка как и на вокзале не дает ей опомнится.

— А ну пойдем, — приказывает она.

Роскошь ресторана пугает Киру, внутри он весь в лепном орнаменте и позолоте. У стен книжные шкафы темного дерева, полки которых забиты книгами в кожаных переплетах. Высоченные потолки и стрельчатые окна подавляют своим великолепием. Тайка быстро стащила с Киры пуховик и кинула на стойку гардеробщице. Стремительно развернулась, от чего длинное жемчужное ожерелье съехало ей на плечо, и громко стуча каблуками пошла вглубь ресторана по сверкающему паркету.

— Пойдем-пойдем… Здесь немного пафосно, ну да, похоже на библиотеку, но мышей здесь не водится. Да не пугайся ты так, все это дизайнерский муляж, и книги ненастоящие…

Когда они садятся, официант подает им меню. От цен у Киры кружится голова, до этого, тысяча евро в ее сумке казалась сказочным капиталом. Теперь же выясняется, что на них три раза можно пообедать в этой библиотеке. Тайка склоняется к Кире и подмигивает: Ты угощаешь! — Потом оборачивается к официанту и тараторит:

— Два глинтвейна погорячее сразу. Два супа из фенхеля с креветками — очень быстро, девочки замерзли. К нему багет с чесноком, потом гребешки на гриле, Джон Дори, сладкий картофель ломтиками, не плохо бы спаржу…и бутылку Боллинджера. Девочки должны выпить за знакомство.

Увидев круглые от ужаса глаза Киры, Тайка смеется.

— Расслабься, я пригласила, значит плачу.

Кира протестует, у нее есть деньги и вообще, это неудобно. Но Тайка отнимает у нее меню и отдает официанту. После горячего глинтвейна, руки у Киры согреваются, щеки горят и все не кажется таким уж безнадежным. Тайка чудесная, вот бы Кире быть такой же уверенной и сильной. Она стесняясь рассказывает Тайке про Большой театр, все таки кто его знает, может ее туда и не возьмут.

— Хорошо танцуешь?

— Прилично, — нескромно заявляет Кира и сама себе удивляется. Наверное ее уже развезло, а ей ведь нужно еще найти Глеба. К шампанскому она уже не притрагивается.

— А шампанское? — спрашивает Тайка.

— Я уже…

— Подумаешь, а ну давай, очень хочется поглядеть на пьяненькую балерину. Станцуешь что-нибудь на столе. Что-то вроде: Жизнь праведницы после приезда в столичный вертеп.

Кира кивает.

— Одноактный балет по мотивам.

— Главное чтобы в конце никто не умер, — шутит Тайка, но лицо ее серьезно. — От несчастной любви, как у вас любят. Терпеть не могу это унылое говно.

— Осторожно! — с улыбкой предупреждает ее Кира.

— Мне нужно повеселей.

— Тогда в цирк, — советует Кира.

Она знает что в таких случаях спорить бесполезно. Каждый остается при своем.

— Другое дело! Я девочка без претензий, покажите мне лучше медведей…

— На лисапедах, — подсказывает Кира.

— О! — радостно вскрикивает Тайка.

Официант мастерски отделяет рыбу от костей. Кира восхищенно наблюдает за процессом и вдруг замечает, что со спины к Тайке подкрадывается очень худой мужчина. Умоляющими жестами, прикладывая палец к губам, он просит Киру, чтобы она молчала. Наконец на цыпочках добирается до Тайки и ладонями закрывает ей глаза. Тайка вздрагивает, рот ее кривится, кулаки судорожно сжимают нож и вилку. Кире становится не по себе.

— Зигги…, - говорит Тайка вслепую.

Человек целует ее несколько раз в шею.

— Отлезь, — морщится она.

— А это? — спрашивает он направив указательный палец на Киру. Подхватив другой рукой бокал Тайки, отхлебывает шампанское.

— Кира, — представляет Кира сама себя и робко протягивает руку.

— Зигги.

Некоторое время он держит ее руку в своей и внимательно разглядывает. Пальцы у него горячие и немного подрагивают. Глаза хорошие и ласковые, и Кире почему-то кажется что он все про нее понимает.

— Мы много лет работаем вместе, в одной паршивой конторе, — объясняет Тайка и тут же поворачивается к Зигги. — Вот, подобрала на вокзале мерзлую тушку лебедя. Балерина из Ташкента.

Зигги наконец отпускает Кирину руку. Он выглядит очень странно. Изящный, но довольно запущенный молодой человек. Этакий Болконский, который после долгого военного перехода небрит и не стиран, потому что его денщику оторвало обе руки, — думается Кире. Он чудовищно худ, черное пальто болтается на нем как на вешалке. Карман продран и оттуда хамски лезет выцветший подклад. Но тем не менее, во всей его фигуре чувствуется стиль и никакая запущенность не может скрыть этого.

— Друг мой, тебе нужно поесть, — предлагает ему Тайка.

— Отстань, Таисья.

— Ты скоро растаешь в воздухе…

Он неожиданно начинает смеяться. Смех у него мягкий, но чуточку безумный.

— Девочки, в какую смешную историю я сегодня попал!

Смех вдруг переходит в истерический. Кадык ходуном ходит под черным замурзанным шарфиком с монограммами. Он как будто задыхается в паузах между нервным, пугающим смехом. Но все равно он нравится Кире, ей почему-то его жалко. В то время как она чувствует себя неловко, Тайка явно злится. Глаза сощурены, пальцы барабанят по столу.

— Три машины! — восклицает Зигги, — Друг в друга, банг-банг-банг! Все вдребезги, куча гаишников, все орут! А у меня такая усталость…

— Бедный Зигги, он так много врет, — говорит с раздражением Тайка.

Он самодовольно закидывает руки за голову и ласково подмигивает Кире. Тайка с шумом выскакивает из-за стола.

— Друг мой, давай пройдемся. Кир, ты позвони пока своему этому…

Она протягивает телефон. Зигги послушно поднимается и отправляется за ней в вестибюль. Кире кажется или он на самом деле немного пошатывается?

Тайка притащила Зигги к стойке метрдотеля. Ее трясет от злости, глаза выжигают Зигги, а пальцы нервно перебирают жемчуг в длинном ожерелье.

— То, что ты идиот, я знаю давно. Но настолько! Какого черта, ты ей рассказываешь про ДТП?

Опершись о стену, Зигги прикуривает сигарету.

Из алькова гардеробной к ним тут же выскакивает девушка.

— Извините, но здесь нельзя курить.

Он не спеша затягивается и протягивает дымящуюся сигарету гардеробщице. Та оторопело берет ее и поджав губы оскорбленно удаляется.

— А что такого? — пожимает плечами Зигги. — Москва большой город. Здесь в день по сто аварий. Понаехали…Вот, вроде тебя. У них трактор раз в год проезжал по деревне. На посевную, — поясняет он.

Тайка с трудом сдерживается. Зигги в одном из своих настроений и сейчас провоцирует ее на скандал. Если она вспылит, то все будет как всегда, а ей нужно поговорить с ним.

— Все аккуратно? Никто не пострадал?

У него скучающий, безразличный вид. Он молчит, Тайка терпеливо выжидает.

— Это было очень зрелищно, тебе бы понравилось. Я думал его машина со всей дури влетит в остановку, там человек двадцать стояло… Представь, жемчужные ворота, очередь к святому Петру и им всем есть о чем поговорить! — он заливается смехом. — Как в классическом анекдоте: Стою я на остановке, жду пятьдесят второй автобус, а вы какой ждали?…

— Кто-нибудь умер? — прерывает она его.

— Траектория изменилась, остановку он пролетел. А въебошился в киоск неподалеку.

— Умер? — вскрикивает Тайка.

— Ну что ты так кричишь? Тая, ты стала очень нервная. Да, умер…

От отчаяния она прикрывает глаза. Так запороть пустяковое задание! Теперь она утонет отчетах и объяснительных Центру. Плюс разбирательства с полицией и судами.

— Кто?

— Глеб Зимин…Ну и еще трое: женщина и два студента. Остальных увезли на скорой. Я был так занят с гаишниками, что не успел посчитать сколько.

Он громко зевает, в этот момент Тайка в волнении дергает свое ожерелье, прочная леска не выдерживает и рвется. Жемчужины разлетаются по всему фойе, Зигги завороженно смотрит, как они долго скачут по вощенному паркету.

— Филлипинский? — спрашивате он. — У Лили тоже был такой.

Официант с девушкой из гардеробной бросаются собирать жемчуг. Кивнув им, Тайка советует:

— Веником быстрее, там был целый метр.

Она вдруг хватает Зигги за воротник, его ветхое пальто начинает трещать по швам.

— Эй, послушай, оставь, — устало просит он. — У меня сегодня это уже было…около остановки. Порвешь пальто, мне его Лиля покупала.

— Зигги, ты осложняешь мне жизнь…Иногда я даже думаю, что нарочно. Я должна буду доложить, ты знаешь инструкции…И если это громкое уголовное дело… Четыре человека! — губы Тайки трясутся от злости, — Все, это край, второе предупреждение тебе гарантировано. Я же просила, просто задержать его, этого Глеба Зимина, а не устраивать массовую бойню на дороге.

— Докладывай, мне абсолютно наплевать. Ты же знаешь, — он с трудом отрывает от себя ее цепкие руки. — Поди к своей новой подружке, ты ей нужна. Не упусти момент, установи раппорт с объектом, посочувствуй. Ейный хахаль сдох от кровоизлияния. Башкой выбил лобовое стекло и приземлился на тротуаре, звук был адский, я слышал как треснули его кишки. Поди, ороси скатерть слезами, как тебя учили. У тебя на курсах был высший бал по психологии… А мне тут надо, по делу.

Тайка знает, если он хочет уединиться, остановить его невозможно.

— Хорошо, иди…Стой! Возьми у швейцара ключи от машины. Поставишь на ее чемодан жучок GPS.

Нахмурив брови и скрестив на груди руки, она со злобой наблюдает как неровной походкой он удаляется по коридору в мужской клозет.

Лицо у Киры серое, в глазах блестят слезы.

— Что-нибудь случилось?

— Глеб попал в аварию.

— Боже мой…

Тайка присаживается на стул и накрывает ладонью руку Киры.

— Долго разбирался с ГАИ, поэтому не смог меня встретить.

— Он что, жив?! — вскрикивает Тайка.

— Ему немного помяли машину. Мы договорились, что я поеду в офис и буду там ждать. Потому что теперь у него важная встреча, а отменить он ее не может.

— Он жив?!

— Думаю что да, — шутит Кира. — Я только что говорила с ним по телефону.

Лицо Тайки проясняется, Зигги все наврал, какой скот! И хотя она злится на него, все таки приятно думать, что теперь не придется улаживать дело с ментами. Подумать только, что минуту назад она ощущала себя на краю пропасти. Как он легко провел ее! Ужасный говнюк и она так дешево купилась. Ничего, она ему устроит.

— Не расстраивайся, — говорит она Кире. — Он жив, это самое главное. У тебя есть адрес офиса? Я отвезу, без проблем.

Из туалета возвращается Зигги. Нос его порозовел и он все время шмыгает. Тайка швыряет ему в нос салфетку и приказывает: Вытрись, сволочь! Он послушно оттирает остатки белой пыли под носом.

— Какая я дура! — говорит она.

Зигги хитро улыбается, его худое лицо трескается морщинками.