Эми нашла Свифта, сидящим под земляничным деревом в леске на окраине города. Он привалился спиной к красному стволу, вытянув одну ногу и обхватив мускулистыми руками поднятое колено другой. Когда она увидела его в лесу, среди деревьев, с его черными волосами, играющими на ветру, и взглядом, устремленным куда-то вдаль, память перенесла ее в прошлое. На мгновенье она вновь представила его себе тем мальчишкой с гордо поднятой головой и светящимися глазами на серьезном лице, которого когда-то безумно любила. Быстрая Антилопа, болезненно гордый, иногда непереносимо гордый, неустрашимый воин, охотник, наездник, которому не было равных… А она позволила детям насмехаться над ним.

Для него унизиться до роли ученика, час за часом терпеливо сидеть и слушать поучения женщины и так уже было большой жертвой. Она ведь вполне могла избавить его от всего этого. У нее было достаточно свободного времени после окончания уроков, чтобы учить его отдельно от других. Вместо этого она заставила его публично расписаться в своем невежестве, чего и большинство белых людей никогда бы не сделали. А Свифт пошел на это унижение в основном для нее, что заставляло ее чувствовать себя еще более виноватой — глубоко, ужасно виноватой.

Она подходила к нему медленно, увидев в нем какую-то уязвимость, которой раньше не знала.

Под ногами у нее трещали мелкие веточки и шуршали сухие осенние листья. Она понимала, что он знает о ее присутствии, но не выдал этого даже дрожанием ресниц.

— Свифт…

Она по-прежнему смотрел прямо перед собой. Подавив собственную гордость и неуверенность, Эми села рядом с ним. Ветер вертел вокруг них листву в головокружительном огненно-красном и желтом хороводе. Было красиво, но одновременно и грустно. Осень — пора угасания после летнего цветения. А она чувствовала, что и сама быстро приближается к осени своей жизни: детство и юность с их невозвратной прелестью остались далеко позади.

Они долго просидели в молчании. Эми толком не знала, что говорить, а когда наконец набралась смелости, все слова показались ужасно неубедительными.

— Мне так жаль, Свифт.

Он наконец пошевелился, но на нее не посмотрел.

— Я знаю.

Боль пронзила Эми. Он мог бы сказать все что угодно, но не это. Она начала было объяснять, что совсем не хотела унизить его. Но это было не совсем правдой, а если между нею и Свифтом и есть что-то общее, то это честность по отношению друг к другу.

— Я чувствовала себя так неуютно, когда ты бывал в классе. И мне хотелось избавиться от тебя.

— Ты своего добилась. Я больше не вернусь. Она изо всех сил прикусила губу, так что на глазах выступили слезы, но эта новая боль ни в малой степени не сняла ту, что была внутри нее.

— Я могла бы учить тебя отдельно, после уроков.

— Это бесполезно, Эми. — Он вздохнул, и вздох его был такой усталый и нес в себе такую горечь поражения, что внутри у нее все перевернулось. — Джереми прав. Я слишком глуп, чтобы учиться. Ты ведь и представить себе не можешь, сколько мне пришлось потрудиться, просто разлиновывая листы бумаги. Я никогда не смогу запомнить все буквы, чтобы правильно написать слово. Я понял это сегодня. Хорошо еще, что я могу хоть как-то говорить по-английски. И даже это далось мне нелегко. Мне приходилось постоянно тренироваться, когда я объезжал загоны.

— Ты совсем не глупый, — выкрикнула она. — И тебе не пришлось бы так думать, если бы я дала тебе хотя бы вполовину меньшее задание.

Он все еще не поднимал на нее глаз. Глядя на его профиль, Эми понимала, как виновата перед ним. Что она с ним сделала? С первого момента его появления в Селении Вульфа она была озабочена только своими чувствами и заботами. Она вовсе забыла, что у Свифта тоже есть душа и она может болеть от ее выходок.

— Suvate, все кончено, — тихо проговорил он. Его темные глаза скользнули по ее шее и вырезу в форме лепестка на груди. Потом он вздохнул и добавил: — Много великих мужчин, живших до меня, имели достаточно мудрости, чтобы сказать эти слова. Даже Кванах в конце концов сказал их.

— Кванах?

— Он вел великую битву за свой народ. Поражение настигло его, когда Маккензи убил наших лошадей. Я скакал вместе с ним до самых Адобе Воллз. Я знаю, что он лучше бы умер, чем сдался, но иногда смерть не приходит вовремя. А вот зима приходит. Дети начали плакать от голода, и Кванах сдался, чтобы им было что есть. — Горькая улыбка скривила его губы, — Они победили его не в войне, а оставив все его племя без продовольствия. Был одним из величайших воинов всех времен, а сложить оружие его заставили детские крики. Смешно, не правда ли? — Он вскинул голову, как бы прислушиваясь к чему-то и вдыхая воздух. — А мне нанесли поражение простые линии на бумаге. Я не знаю, зачем приехал сюда, Эми. Тот мир, к которому я принадлежал, умер.

— Нет. — Голос ее от волнения сел до хриплого шепота.

Он улыбнулся, но глаза его не потеплели. Эми еще не видела, чтобы у кого-нибудь были такие отрешенные, ничего не выражающие глаза. Какое-то время он смотрел на нее, как смотрят на давно ушедшее воспоминание, потом отвел взгляд.

У Эми упало сердце.

— Свифт, ты должен хотя бы попробовать еще раз. Ты не можешь так просто сдаться.

У него вздулись ноздри.

— Я попробовал, и у меня ничего не получилось. У нее упало сердце. Эми поняла, что и в этом вопросе он будет упрям точно так же, как и во всем остальном. Уж если он вбил себе что-нибудь в голову, отговорить его было практически невозможно. Но она знала, что надо делать… если она хотела, чтобы он остался. Вопрос в том, хотела ли она, чтобы он остался? На какое-то мгновение страх парализовал Эми. До сегодняшнего дня она хотела, чтобы он уехал, молилась, чтобы он исчез. И причины оставались. Этот человек хотел разодрать ее спокойный мир на части, а потом построить его в соответствии со своими железными законами. Если он останется здесь, то это будет так же неизбежно, как дождь во время грозы. Восемь лет назад, когда она пережила кошмар наяву, она поклялась никогда не позволять ни единой живой душе брать верх над нею. И что же, теперь эти странные глаза Свифта заставят ее отречься от своей клятвы?

Но у нее не было надежды выполнить ее. Она знала это сейчас, знала и много лет назад, тысячу лет назад, когда ласковый юноша утешал в своих объятиях рыдающую двенадцатилетнюю девочку.

Сжав руки в кулаки, она наклонилась к нему.

— Не надо быть ослом, Свифт. Ты что-то начал, и надо закончить. Ты единственный человек на свете, о котором я никогда не могла подумать, что он будет жалеть себя.

Он взглянул на нее, и она тут же поняла, что выбрала правильную тактику — единственно возможную тактику. Ей страшно было думать, к каким сложностям это приведет. Но важно было заставить его почувствовать себя неправым.

— Я никогда не знала, что ты такой трус.

В глазах у него сверкнула искра. Она легонько рассмеялась.

— Никак не могу поверить, что это ты заставлял меня дрожать от страха. Не надо успокаивать себя, сравнивая с Кванахом. У него на руках были плачущие дети. А теперь единственным плачущим ребенком, о котором надо побеспокоиться, стал ты. Только посмотри на себя. Ведь ты выглядишь как побитая собака. Ты не выдержал даже относительно легкой недели и сдался только потому, что не смог выучить за пять дней то, на что у других людей уходят годы.

Искра в его глазах разгорелась в пламя.

— Я не трус. И ты знаешь это.

— Да неужели? Посмотри на себя! Ты впал в истерику из-за того, что несколько ребятишек посмеялись над тобой. Это не твой мир? А как ты намерен жить дальше, Свифт? Вернуться в Техас, чтобы подыхать с голоду в резервации, мечтая о старых добрых временах? Или, может быть, ты вернешься к команчеро? Ты говорил, что приехал сюда, чтобы начать новую жизнь. Сегодняшний день выдался неудачным, и я извинилась за это. А что теперь? Я предлагаю тебе учиться отдельно от других, но ты отказываешься. Если верить тем книгам, которые мне довелось читать, это самая настоящая трусость.

— Будь осторожнее в выражениях, Эми. Она вскочила на ноги.

— Ну да, конечно, давай, напугай меня в очередной раз, покажи, какой ты здоровый и храбрый мужик. Если дело дойдет до схватки, справиться со мной будет нетрудно. А вот выучиться читать гораздо труднее. Надо иметь храбрость сидеть за книгами день за днем. С головой-то у тебя нет никаких проблем, а вот гнуть хребет тебе не хочется.

Он тоже медленно встал на ноги.

— Эми, предупреждаю тебя, у меня мозги устроены неправильным образом. Ты можешь обвинить меня в чем угодно, и я соглашусь, но только не называй меня трусом.

— Трус не трус, как ни назови, — какая разница! — Она смело встретила его взгляд. — Я буду у себя дома завтра в три часа дня, все учебники будут наготове. Если ты и правда не трус, приходи.

На следующий день Эми нетерпеливо ходила из угла в угол своей гостиной, то и дело поглядывая на часы. Уже пять минут четвертого. Свифт, наверное, не придет. Она вздохнула и села на обшитую темно-синим бархатом кушетку. Мир, к которому я принадлежал, ушел. Если она не Сможет убедить Свифта учиться, эти слова будут преследовать ее до самой могилы.

Она посчитала бы себя предательницей, если бы указала на порог любому, кто пришел к ней за знаниями, но вдвойне предательницей она чувствовала себя по отношению к Свифту. Хотелось ей это признавать или нет, но именно он когда-то стал ее спасением. Единственный человек, который проводил ней бесконечные часы, порой даже навязывая свое общество, но возвращая ей утраченные надежды, горесть и честь, так грубо попранные в ней, возвращая уверенность в себе. И все это он делал с терпеливой нежностью и пониманием, удивительными для его совсем юных лет.

И вот теперь, когда он покинул свой порушенный мир в Техасе и приехал в Селение Вульфа, она облила его презрением, оттолкнула от себя и в довершение всего позволила так унизить. Ей не было прощения. Господи, кем бы он ни был все эти последние пятнадцать лет, все равно он заслуживал лучшего отношения, особенно с ее стороны.

Поднявшись с кушетки, Эми взяла шаль и накинула ее на плечи. Может быть, если она поговорит с ним еще раз, он передумает. Она подошла к двери и остановилась, чувствуя, как у нее колотится сердце. Она прекрасно осознавала, какие последствия ее ожидают. Если она сейчас ничего не предпримет, Свифт, скорее всего, покинет Селение Вульфа и вернется в Техас. Конечно, она будет сто раз дурой, если попробует остановить его. И все-таки… может ли она этого не сделать?

Приняв окончательное решение, она откинула засовы, поплотнее запахнула шаль, чувствуя осеннюю прохладу, и вышла на порог. И тут же оказалась лицом к лицу со Свифтом, который только успел поставить свой черный сапог на нижнюю ступеньку ее крыльца. Их глаза встретились, и в них можно было прочесть такие чувства, в которых они сами не осмелились бы признаться: с его стороны гнев, с ее — облегчение.

— Ты все-таки пришел, — сказала она наконец.

Ничего не сказав в ответ, он, громыхая сапогами по подметенным ступеням, поднялся наверх и вошел в дом. Эми растерянно смотрела ему вслед. Он заставлял ее нервничать, даже когда вел себя вполне прилично. Она вошла следом за ним, закрыла дверь, но на всякий случай не стала запирать ее.

Он прошел прямо на кухню. Пододвинув к себе стул, он развернул его наоборот и сел, положив руки на спинку. Эми прошлась перед ним, стараясь сделать вид, что не обращает внимания на его нахальное поведение. Он бросил на нее косой взгляд и кивком указал на соседний стул. С гулко бьющимся сердцем она уселась, подобрала свои небесно-голубые юбки и открыла учебник. Она же сама хотела, чтобы он пришел к ней, так или не так? У нее появился еще один шанс чему-нибудь научить его, и она просто не имела права упустить этот шанс. И в конце концов, не может же он злиться на нее вечно.

Наконец решившись, Эми начала урок, используя особую двустороннюю карточку, которую она приготовила специально. Открыв сторону с буквой «а», она объяснила ему задание. Он ничего не ответил и смотрел на нее в мрачном молчании.

— Свифт, ты же узнал эту букву, — начала убеждать она его. — Ты пришел учиться или что?

— Я все думаю, кто из нас больший трус, Эми? — Он слегка наклонился вперед. — Ты обозвала меня трусом за то, что я отказался учиться. Но вот я здесь и готов позволить тебе учить меня. Теперь я могу назвать тебя трусихой за то, что ты боишься этой жизни. А у тебя самой хватит мозгов, чтобы я смог научить тебя кое-чему?

Эми смотрела, на него, все еще держа карточку в руках.

Он протянул руку и выхватил картонный квадратик из ее застывших пальцев.

— Это буква «з», как в слове «задница».

Собрав все свое самообладание, она смотрела, как он кладет карточку на стол.

— Эту букву еще можно долго тянуть, как на пластинке. Или, наоборот, сделать краткой, как будто обхватываешь тонкую талию. Твоя бы поместилась у меня в двух руках, если бы только ты позволила мне приблизиться к тебе.

Эми сжала губы и достала следующую карточку. Он лениво взглянул на нее и сказал:

— Это буква «п», как в словах «попка» или «пупок». — Взгляд его скользнул по лифу ее платья, и он прокомментировал: — Прекрасно, просто прекрасно.

— Буква «п» есть еще в слове «подонок»! — Эми вскочила со стула, в ней одновременно вскипели разочарование и гнев. — Как я вижу, ты пришел сюда совсем не учиться. Если ты думаешь, что я битый час намерена сидеть здесь, выслушивая твои заезженные шуточки, ты очень ошибаешься.

— А разве я что-то сказал неправильно? Буква «п», с нее начинается слово «плечико». Мне казалось, что я объяснил верно.

Она швырнула карточки на стол, так что некоторые слетели на пол. Он нагнулся, чтобы подобрать их.

— Смотри-ка, а вот и «м» для слова «мед», и могу поклясться, что именно им от тебя и пахнет. — Он метнул на нее пламенный взгляд. — Сплошной мед, от головы до кончиков пальцев.

— Хватит!

— Нет, не хватит. Это жизнь.

— Может быть. Но я вполне могу обойтись без этой стороны жизни, благодарю тебя.

— Потому что ты боишься этого до дрожи, вот почему. Та Эми, которую я знал, была настоящим бойцом. Ты могла выскочить из дома и встретить лицом к лицу боевой отряд команчей, когда тебе было двенадцать, размахивая ружьем, которое было больше тебя. Помнишь?

— Тогда на кону оказалась жизнь Лоретты, и у меня не было другого выбора.

— А сейчас на кону твоя жизнь. И моя. И у тебя по-прежнему нет выбора. Потому что я не намерен давать тебе выбирать, черт побери! Та Эми, которую я знал, не стала бы шарахаться от собственной тени и бежать от того, чего ей самой хочется. Ты хочешь, чтобы опять получилось как тогда, с Сантосом, тебе недостаточно исковеркали жизнь? Это было пятнадцать лет тому назад. А он все преследует тебя каждый день и каждую ночь. Борись, Эми. Убей его в себе и похорони.

С вздымающейся грудью она отступила на шаг назад.

— Как ты можешь утверждать, что знаешь, чего я хочу? У меня есть все, Свифт. — Она обвела рукой вокруг; рука ее дрожала. — Дом, работа, которую я люблю, друзья. И ты хочешь, чтобы я от всего этого отказалась? Во имя чего? Чтобы ты мог указывать мне, что говорить и когда? Что делать и как? Может быть, я живу и не так, как тебе хотелось бы, но я счастлива.

— Счастлива? Да ты хоть понимаешь, чего лишена? Разреши мне дать почувствовать тебе вкус настоящей жизни. Неужели когда ты смотришь на Охотника и Лоретту, тебе не хочется, чтобы у тебя тоже были дом с огнем в камине по вечерам, дети, смех? — Он положил собранные им карточки на стол. Кивнув на верхнюю, он сказал: — Это «л» как в слове «любовь», и я люблю тебя больше, чем это можно выразить словами. Я хотел бы сказать тебе это по-другому. Своими поцелуями. Своими прикосновениями к тебе. Своими объятиями. Неужели ты не разрешишь сказать это тебе так, как мне хочется, хотя бы один раз? Она посмотрела на перевернутую карточку.

— Это не «л», это «м»…

— Посмотри на меня, Эми. Она знала, что ей не следует этого делать, что он сейчас был в опасном настроении, а она чувствовала себя особенно уязвимой. Но мягкая просьба, прозвучавшая в его голосе, заставила ее подчиниться. И она немедленно пожалела об этом. Как только их взгляды встретились, ее окатила яростная волна его чувств.

— Я обещал тебе, что попробую перемениться, потому что сейчас живу в мире белых людей и хочу… — Он оборвал себя и пристально вгляделся в ее глаза. — Я хочу жить. Жить по-настоящему. И ты мой последний шанс. Селение Вульфа мой последний шанс. Можешь ты это понять? Если я не смогу сделать этого здесь, среди друзей, где еще, черт побери, я смогу это сделать?

— О Свифт, не надо…

— Не надо что? Говорить тебе правду? Не давать тебе почувствовать жалости ко мне? О Господи, мне придется сыграть на твоих чувствах, если не останется другого выхода.

Она изо всех сил зажмурилась.

— Не надо.

— Ты думаешь, я проехал две тысячи миль просто гак, по своей прихоти? Я гнался, черт меня побери, гнался за собственной жизнью. — Он привстал на своем стуле, сжав руками его спинку. Услышав его движение, она открыла глаза. — А когда я приехал сюда, то нашел тебя — живую и такую красивую, что это было как встреча с мечтой. Я не могу повернуться этому спиной. Не могу! И не потому, что я такой упрямый подонок. Просто ничего другого в жизни у меня нет. Ничего. Можешь ты это понять?

Но все ее мысли в этот момент заглушало бешено бьющееся сердце. Он указал на себя.

— Нет больше ни фестона на шляпе, ни револьверов, ни шпор, ни пончо. Я чисто выбрит. Прошлым вечером Лоретта подстригла меня. И я здесь, чтобы попытаться выучить еще раз все эти буквы и цифры. А что сделала ты, чтобы выполнить свою часть нашего уговора? Ты сказала, что попытаешься встретить меня на полпути. И что ты для этого сделала?

— Ничего, — призналась она. А затем поспешила добавить: — Я не знаю, как мне выполнить свою часть. Каждый раз, когда я думаю об этом, я чувствую…

— Что ты чувствуешь?

— Я попадаю в западню, — прошептала она.

— Ты обещала попробовать, — напомнил он ей. — И я терпеливо ждал, что совсем не в моей натуре. Я ждал достаточно, Эми.

— Что?

— Ждал достаточно. Я выучу эти буквы и цифры, но в ответ тебе придется выучиться доверять мне как прежде.

Первым побуждением Эми было сказать «нет». Но потом она передумала. Эти последние две недели Свифт и правда старался перемениться. Он перепробовал все способы, чтобы сделать ей приятное. Но гораздо важнее было то, чего он не сделал, — не перебросил ее через седло и не ускакал с нею, как она поначалу боялась. Именно поэтому ее отношение к нему начало постепенно меняться. Это и мучило ее, и заставляло удивляться себе самой. Но может ли быть, чтобы тот Свифт, которого она знала, все еще существовал под жестокой, опасной оболочкой Свифта Лопеса? Если это так, Эми была бы рада вновь обрести его. Она не решалась признаться в этом даже самой себе, но она никогда не переставала любить его.

— «Ждал достаточно», — нерешительно повторила она. — Что ты хочешь этим сказать?

— То, что сказал. Я проводил много часов над учебником, а мне хотелось, чтобы каждый этот час ты была со мной.

Она прикусила губу, глядя на него и стараясь прочесть его мысли. Но лицо его ничего не выражало.

— Ты обещаешь мне не…

— Что «не»? — тихо спросил он.

Она собрала всю свою храбрость и произнесла:

— Не прикасаться ко мне, когда мы вдвоем. Его глаза потеплели.

— Никаких обещаний, Эми. Идея состоит в том, чтобы ты начала доверять мне без обещаний.

— Мне казалось, идея заключалась в том, чтобы нам заново познакомиться.

Он улыбнулся.

— Именно так. И я не хочу, чтобы какие-то глупые условности мутили воду.

Она сделала ошибку, опять прямо посмотрев ему глаза, и снова между ними пробежал электрический разряд, заставив ее кожу покрыться мурашками.

— Скажи «да», — убеждал он ее. — Доверься мне еще раз. Когда-то ты мне доверяла, много лет назад. Помнишь? А я человек, не привыкший нарушать свое слово. Может быть, попробуем еще раз сыграть в эту игру?

Сердце у нее опять учащенно забилось.

— Я уже обещал, что никогда не сделаю тебе больно, — напомнил он ей. — Если ты подумаешь, ты поймешь, что это обещание уже исключает многие из тех вещей, которых ты так боишься.

По понятиям Эми, оно исключало их все. Она боялась другого — что они со Свифтом по-разному понимают, что такое боль.

— Да.

— Тогда все в порядке.

Она облизнула губы. Теперь у нее было такое чувство, что совсем рядом ее ждет что-то прекрасное, и ей надо сделать только маленький шаг, чтобы встретиться с ним.

— Если я говорю «да», даешь ли ты мне право отказаться от всей этой затеи, если я почувствую, что она мне не нравится?

Он колебался несколько секунд, как бы обдумывая это предложение, потом ухмыльнулся.

— Это звучит забавно! Но будет забавно лишь до тех пор, пока ты и вправду этого не сделаешь. Но все равно согласен!

— И я согласна.

Он долго смотрел на нее. Потом так тихо, что она едва расслышала, проговорил:

— Ты не пожалеешь об этом, обещаю тебе. Ноги не держали Эми, она опустилась на стул и опять собрала карточки. Свифт наблюдал за ней, он выглядел весьма довольным. Она надеялась, что это не предвещает беды.

Эми планировала уложить весь урок в час, но Свифт как-то изловчился растянуть этот час на два.

Она подозревала, что он сделал это из каких-то своих скрытых побуждений, которые и стали ясны, как только они кончили занятия. Он потребовал вернуть ему эти два часа, причем немедленно.

— Сейчас? — Она посмотрела на маленькое окошко над головой. — Но уже темно. Лоретта уже наверняка ждет тебя с ужином. И кроме того, что мы будем делать эти два часа?

— Мы можем погулять… и поговорить. Я сказал Лоретте, что приду поздно.

Колебание в его голосе, перед тем как он сказал «поговорить», понравилось Эми даже меньше, чем хитроватый прищур его глаз.

— Я не могу гулять после наступления темноты. Это даже не подлежит обсуждению. Если люди нас увидят, ты же знаешь, что они подумают. А я учительница, и дорожу своей репутацией, и должна о ней заботиться.

— Кто нас увидит? Ты что думаешь, люди всю ночь будут пялиться из своих окон на твое крыльцо?

— Все равно нас непременно увидят. И после наступления темноты по городу гуляет много народу.

— Но я вовсе не собирался гулять по городу. Глаза у нее расширились.

— А где же тогда ты собирался гулять?

— В лесу.

— Что?!

— Верь мне, Эми. — Он накинул ей на плечи шаль и потащил, упирающуюся, к двери. — Все дело в этом, помнишь? В доверии. Неужели ты думаешь, что у меня есть какие-нибудь другие желания, кроме как чтобы тебе было хорошо?

— Я просто боюсь, что у тебя несколько иные, чем у меня, понятия о том, что для меня хорошо, — призналась она.

Он рассмеялся и закрыл за ними дверь. Эми вглядывалась в сумерки, и эта идея с гулянием с каждой секундой нравилась ей все меньше и меньше.

— Свифт, через несколько минут станет совсем темно, а ты знаешь, что ночью я абсолютно слепа.

— Зато я все прекрасно вижу. — Он взял ее под руку. — Я не дам тебе упасть, Эми. Расслабься. Помнишь, как мы еще детьми носились Как угорелые вдоль реки в такой же темноте? Ты хваталась за мой пояс и бежала сзади, когда переставала видеть.

— Я также помню, как однажды ты споткнулся, и мы полетели в воду.

Он повел ее через двор к темнеющим за оградой деревьям. В стороне, в двух сотнях ярдов, слабо вырисовывалось школьное здание.

— Я споткнулся нарочно.

— Неправда.

— Правда. — Он искоса бросил на нее потеплевший взгляд. — Мне удалось крепко обнять тебя, когда мы катились вниз по берегу.

Эми, прищурившись, вглядывалась в темноту.

— Свифт, деревья выглядят такими темными. Давай погуляем по городку.

— Нет уж. Я не могу допустить, чтобы пострадала твоя репутация. Кроме того, я хочу, чтобы ты была только со мной и чтобы никого больше рядом не было, по крайней мере на расстоянии крика.

— Зачем?

Он привлек ее к себе, когда они огибали попавшееся им на пути дерево. Воспользовавшись моментом, он выпустил ее локоть и обнял за талию. Рука его, большая и теплая, нырнула под шаль и оказалась прямо под правой грудью. Она вся закаменела, инстинктивно вцепившись в его запястье.

— Верь мне, Эми, — повторил он. — Эта рука никуда больше не двинется.

Она оглянулась через плечо на город. Сердце у нее упало, когда она увидела, что они уже были на расстоянии… крика. У нее перехватило дыхание. Против своей воли она выпустила его руку.

Впереди были целых два часа, которые обещали стать самыми нервными в ее жизни. Она начала уже жалеть, что разыскивала вчера Свифта, что по своему недомыслию не дала ему уехать в Техас. Но еще большей дурой она казалась себе сейчас, отправившись на прогулку в лес вместе с ним, беспомощная слепая как крот. Какой же глупостью было позволить ему уговорить себя!

Свифт вел ее к ручью Шаллоу Крик, будучи для нее буквально поводырем. В лесу стало так темно, что она абсолютно ничего не видела. Где-то в кроне деревьев ухала сова и вдруг ринулась сверху на них, чуть не царапав Эми лицо. Она инстинктивно плотнее прижалась к Свифту, и, когда он сильнее обнял ее, ей уже больше не хотелось освободиться. При каждом шаге ее бедро касалось его ноги.

Скоро она услышала журчание воды. Они вышли на поляну, залитую ярким лунным светом. Деревья казались облитыми серебром и отбрасывали пугающие тени. Свифт подвел ее к огромному упавшему дереву и, взяв за талию, поднял и посадил на него. Она обхватила себя руками, с испугом глядя на него. Ей не нравилось, что ее ноги болтаются, и она не знает, далеко ли до земли.

Его неясная черная тень взобралась на ствол и уселась рядом с нею. Лунные блики играли на его лице и в угольно-черных волосах. Она смотрела на него, но думала только об одном; во имя всех святых, что она делает здесь, наедине с ним?!

Посмотрев некоторое время на курчавую воду ручья, он повернулся к ней. Глаза его казались черными огоньками на темном лице.

— Ну, мисс Эми, вот и настал момент, которого ты так страшно боялась, не так ли? Ты здесь со мной, абсолютно одна. Никто не придет на помощь, кричи не кричи. Ну и что же должно произойти дальше? Мне очень бы не хотелось разочаровывать даму.

Она нервно сглотнула и принялась теребить бахрому на своей шали.

— Я, м-м-м… — Она взглянула на него. — Я думаю, это тебе решать. Ведь такова была главная идея, разве нет?

Его зубы сверкнули в лунном свете, когда он улыбнулся медленной, самодовольной улыбкой, от которой сердце у нее ушло в пятки.

— Я подумываю о чем-нибудь таком, что было бы совершенно неожиданным для тебя, полным сюрпризом сейчас, когда ты полностью в моей власти.

— Например, о чем? — спросила она тоненьким голосом.

— Например, о том, чтобы поговорить. — Его улыбка стала еще шире. — Этого ты уж никак не ожидала, так ведь?

От облегчения у Эми даже закружилась голова.

— Да уж, — призналась она с легким смешком. — И о чем же мы будем говорить?

— Понятия не имею. Может быть, тебе не терпится узнать что-нибудь обо мне?

Улыбка сошла с ее лица.

— Да. Что заставило тебя носить эти ужасные револьверы? Ты никогда не был человеком, который убивает просто так, никогда не дрался без причины. Как случилось, что убийство стало частью твоей каждодневной жизни?

— Далеко не каждодневной, Эми. Иногда выдавались недели, даже целые месяцы, когда я не притрагивался к оружию. — Он вздохнул и передвинулся. — Как я впервые взял в руки револьвер? Это, наверное, была судьба. Ты знаешь меня и знаешь наше оружие. Роулинз, мой хозяин, научил меня стрелять еще и из револьвера. — Он пожал плечами. — Ковбою без револьвера не обойтись. Ну а после того, как он мне показал, я практиковался каждый день, пока не почувствовал, что могу хорошо с ним обращаться.

Она вспомнила, с каким совершенством он владел другими видами оружия, как важно это было для него.

— Ну и, конечно, это у тебя стало выходить превосходно.

— Более или менее.

— Свифт, я читала газетные статьи. Там пишут, что ты был самым быстрым стрелком в Техасе, а может быть, и не только в Техасе.

Он хмуро уставился в темноту.

— После первой перестрелки мне пришлось стать быстрым. Стоит тебе подстрелить кого-нибудь, и этому не будет конца. Твоя слава повсюду следует за тобой, и всегда находится кто-нибудь, кому хочется помериться с тобой умением. И ты либо выхватываешь револьвер, либо умираешь. В своем первом бою я имел несчастье убить человека, известного в этом краю. Как-то вечером в воскресенье мы с приятелями отправились в город. Этот человек увидел меня, мой вид ему на понравился, и он бросил мне вызов. С этого дня моя жизнь стала сплошным кошмаром.

— А что, если… что, если кто-нибудь последует за тобой сюда?

Он вздохнул.

— Надеюсь, этого не произойдет.

— Но если все-таки произойдет?

Он повернулся к ней, улыбка на его лице исчезла.

— Тогда тот трус, что сидит во мне, заставит меня взяться за оружие. Помнишь, я тебе говорил, что иногда хочется умереть, а это оказывается не так-то просто? Я знаю это не по слухам. Я пытался не хвататься за револьвер по меньшей мере дюжину раз, обещал себе, что не буду этого делать, но, когда дым рассеивался, оказывалось, что я еще стою. — Он посмотрел на нее долгим взглядом. — Знаешь, ты не единственная, кому приходилось трусить. Все мы бываем такими время от времени. К несчастью для других, чем мне страшнее, тем быстрее я выхватываю свой револьвер.

— Конечно же, ты не хотел… — Она попыталась разглядеть выражение его лица, но не смогла из-за упавшей на него тени. — Эти другие мужчины пытались убить тебя. Почему же тебе не всегда хотелось ответить им?

Он сидел неподвижно, замерев, и казалось, что он не дышит.

— Это не всегда были мужчины. — Он поднял глаза на макушки деревьев. — Ты же видела глаза Чейза в тот первый вечер, когда он расспрашивал меня о моих боях. Некоторые были совсем детьми, Эми, всего несколькими годами старше Чейза. Их, конечно, уже можно было назвать мужчинами, по закону… девятнадцать, двадцать лет, некоторые немного старше. Но это плохое утешение, когда смотришь на их лица. — Он махнул рукой, как бы не находя слов, чтобы объяснить свои чувства. — Мальчишки… они подолгу тренировались, стараясь как можно быстрее схватиться за кобуру, пока им не казалось, что они смогут обскакать меня. Они смертельно заблуждались. — Он помолчал. А когда продолжил, голос у него был какой-то пустой. — Я или они, вот что оставалось главным в ту минуту, и иногда… иногда мне хотелось, чтобы это был я.

Эми вцепилась ногтями в кору дерева. Отвернувшись, она сказала:

— Прости меня, Свифт. Мне не следовало спрашивать тебя об этом.

Ей очень хотелось расспросить его еще и о том, как он стал команчеро, но теперь, услышав эту боль в его голосе, она не посмела. Голос Свифта окреп:

— Не надо извиняться. Думаю, тебе надо было об этом услышать. Я никогда не собирался становиться стрелком. Просто так получилось. — Он несколько секунд помолчал. — Что еще ты хотела узнать?

У нее болело за него сердце. Она вздохнула и посмотрела в его лицо.

— Кто полоснул тебя ножом? У него искривился рот.

— Я сам.

Она удивленно посмотрела на него:

— Сам? Но почему?

— Это поминальный шрам, — сипло ответил он. Эми знала об обычаях команчей и тут же вспомнила, что мужчины этого племени рассекают свое лицо, когда умирает кто-то из их близких родственников или их женщины.

— Значит, ты потерял кого-то очень дорогого для тебя?

— Я потерял всех, кто был мне дорог, — ответил он. — А этот шрам в память о женщине, которую я любил. Нас разлучила война. А когда я узнал о ее смерти, то пометил свое лицо.

Эми закрыла глаза. Она всегда в глубине души думала, что Свифт найдет себе кого-нибудь еще. Пятнадцать лет — очень долгий срок. Она глубоко вздохнула и открыла глаза.

— Мне так жаль, Свифт. Я не знала… У вас были дети?

Он наклонил голову, внимательно глядя на нее.

— Пока нет.

Она сначала кивнула, и только потом до нее дошел смысл сказанного.

— Но мне казалось, ты сказал, что она… — Глаза Эми расширились и остановились на шраме. Ее пробрала дрожь. — О Господи, Свифт, нет.

— Да, — мрачно ответил он. — Ты сошла с ума, если подумала, что я мог любить кого-то другого. Женщины у меня были. Не стану тебе врать. И много женщин за эти годы. Но я никогда не чувствовал ни к одной из них ничего, кроме быстро проходившего влечения. У каждого человека в жизни бывает одна большая любовь, и ею для меня стала ты.

Глаза Эми застлали слезы.

— Я никогда не думала… Почему ты не сказал мне этого в первый же вечер? Почему ты ждал?

— Я не хотел, чтобы ты подумала, будто я использую это в своих целях против тебя. Тебе могло быть неприятно. Черт побери, тебе и сейчас неприятно. Я просто думал, что сказать тебе об этом будет нечестно.

— Мне не неприятно, — прямо сказала она. — Я потрясена этим. Твое лицо было такое… такое красивое.

Он прищурил один глаз, глядя на нее.

— Красивое? Эми, это ты у меня красивая.

— И ты был таким же. — Она закусила губу. — Ты и сейчас красивый, но по-другому. Этот шрам придает тебе… особый характер, что ли…

— Это потому, что на нем твое имя. Слезы из ее глаз побежали по щекам.

— О Свифт… ты правда любил меня? Так же сильно, как я любила тебя?

— Я и сейчас люблю тебя. Умри ты вот здесь, на месте, и я исполосую себе вторую щеку. И буду так уродлив, что ни одна женщина не захочет меня. Но меня это мало будет волновать. Ты единственная женщина, которую я когда-нибудь по-настоящему желал, и единственная, которую буду желать всю свою жизнь. — Он полез в карман и достал кисет со своим Булл Дурхамом. — И знаешь что? — сказал он, скручивая сигарету. — Ты ведь тоже любишь меня, как всегда любила. Ты просто чертовски упряма, чтобы признаться в этом.

Эми вытерла заплаканные щеки.

— Я люблю воспоминания о тебе, — прошептала она. — И никогда не переставала любить эти воспоминания. Даже когда я узнала, что ты стал команчеро, я не смогла сжечь твой портрет, потому что все еще люблю того мальчика, которым ты был.

Свифт чиркнул спичкой и зажег сигарету. Погасив спичку, он щелчком отправил ее в ручей, потом глубоко затянулся и медленно выпустил дым.

— Мне хотелось, чтобы мы могли вернуться в прошлое. — Он повернулся к ней, в его глазах, казалось, затаилась какая-то упрямая мысль. — Мне бы тоже хотелось, чтобы не было многого из того, что я сделал в своей жизни, Эми. Но я не могу. Я уже не тот мальчик, которого ты знала, и никогда не смогу стать им опять. Я могу быть только тем, кто я сейчас.

— Мы оба изменились. Свифт кивнул.

— Поначалу, когда впервые появился здесь, я отказывался признать это, но это так. И только дурак будет отрицать то, что бьет ему прямо в нос. Я изменился. И ты тоже. Причем так, что временами я даже сомневаюсь, та ли ты девочка, которая когда-то была. Поначалу я пытался заставить тебя быть такой, какой я тебя помнил. Но в тебе ничего не осталось от старого. В конце концов ты врезала мне, но и то, сдается, только потому, что я сам подтолкнул тебя к этому. У тебя просто не оставалось другого выбора. Эми пробрала дрожь, и она поторопилась поплотнее запахнуть свою шаль.

— В те времена я была очень глупой девчонкой, в которой иногда бывало больше норова, чем мозгов.

Он засмеялся.

— Ты была великолепна! Если когда-нибудь и у кого-нибудь было сердце команча, то это у тебя, у девочки с белокурыми волосами, голубыми глазами и всем таким прочим. Даже в самые худшие времена я всегда видел храбрость в твоих глазах. Что случилось с тобой, Эми? Ты сама себе никогда не задавала этот вопрос?

Она откинула голову назад, улыбаясь накатившим на нее воспоминаниям. Но в улыбке ее была и печаль, которую она не смогла скрыть.

— Жизнь случилась, — тихо ответила она. — Маленькая девочка выросла, и ей пришлось многое пережить, чтобы понять, что никакая храбрость не вложит силы в ее кулачок, когда ей приходится драться со здоровенным мужиком.

Свифт внимательно посмотрел на нее и заметил горькую складку, появившуюся в уголке рта. Он понял, что она улыбается только потому, что иначе ей пришлось бы расплакаться, — а этого она никогда не сделает.

— Сантос? Скажи мне, Эми. Я думал… ну что после Сантоса, после того как ты прошла через все это, я думал, что с тобой потом все было в порядке.

Она опять вздрогнула и медленно заговорила:

— С человеком никогда не может быть все в порядке после такого. Я прошла через все это и сохранила здравый ум. Разве этого не достаточно? — Она посмотрела на него блестящими от слез глазами. Взгляд ее проник ему в самую душу и заставил содрогнуться. — Мне очень жаль, что я стала для тебя таким разочарованием. Но, как и ты, я не могу вернуться в прошлое. Я такая, какая есть.

— Дорогая, ты вовсе не разочарование для меня. Никогда даже и не думай так!

— Да нет же, — сказала она напряженным голосом. — Временами я сама себе кажусь сплошным разочарованием. Но что поделаешь… Платье сшито. Я такая, какая есть.

— Я и хочу узнать тебя такую, какая ты есть, — мягко сказал он. — В ту ночь, когда ты ударила меня, когда рассказала мне, что я заставляю тебя чувствовать, я понял, что делаю все неправильно. Прости меня за это. Наверное, я наделал много ошибок, но я все равно люблю тебя, Эми, люблю ту девочку, которой ты была, и ту женщину, которой стала.

Она покачала головой.

— Нет. Ты не знаешь, какая я стала, во всяком случае, не до конца. Ты любил девочку, которая была, как ты говоришь, великолепна. Теперь никакого великолепия не осталось. Я обычная скучная учительница в маленьком, тихом городке, живущая в маленьком, тихом домике незаметной, тихой жизнью. — Она посмотрела на него. — Тебе надо найти для себя что-нибудь великолепное. Надо! Женщину, которой ты сможешь восхищаться, которая сможет за себя постоять, такую, какой обещает стать та же Индиго. А женщине, как я, надо, чтобы за нее битвы вел кто-нибудь другой.

— Тогда позволь мне вести за тебя битвы, — хрипло сказал он.

В ее блестящие глаза попал лунный свет, и они замерцали, как два сапфира.

— Пока ты не появился здесь, мне не надо было вести никаких битв. И мне нравилось так жить.

Свифт признал ее правоту, опустив голову. Разглядывая тлеющий кончик своей сигареты, он сказал:

— Я позволил тебе задавать мне вопросы. Теперь моя очередь задать тебе один-единственный вопрос. Согласна?

Она поколебалась, затем неохотно проговорила:

— Я живу довольно скучной жизнью, но считаю ее для себя превосходной.

Свифт поднял голову, отбросил сигарету и спрыгнул с дерева. Подойдя вплотную к ней, он прижался грудью к ее коленям и обнял ее за талию. Потом долго-долго смотрел на нее и наконец сказал:

— Что ты видишь в своих снах? Она улыбнулась.

— Что все видят в снах? Множество вещей. Свифт продолжал смотреть на нее, чувствуя, что она вся напряглась.

— Это нечестно, Эми. Я отвечал на много твоих вопросов. Теперь я задаю тебе единственный и хочу получить на него честный и полный ответ.

Даже в лунном свете он увидел, как она побледнела.

— Мне снится Сантос и его люди. А иногда… — Уголки губ у нее задрожали. — А иногда мой отчим, Генри Мастере.

По боли, исказившей ее черты, он понял, что она сказала ему правду.

— А что тебе снится в твоих ночных кошмарах?

— Откуда ты знаешь про них? Охотник сказал?

— Да.

Это была даже и не ложь. Просто Свифту не хотелось смущать ее признанием, что слышал ее крики.

— Что в них происходит?

Она беспокойно заерзала в его объятиях и отвела глаза.

— Ты же знаешь, что мне снится. Одно и то же, раз за разом.

— А сны о твоем отчиме?

Она заколебалась, чувствуя себя все более неуютно от его вопросов.

— Ну, сам понимаешь, какие глупые бывают сны. Зачастую в них вообще нет никакого смысла.

У Свифта внутри все напряглось. Он постарался, чтобы его следующий вопрос прозвучал обыденно. Ему не хотелось сильно давить на нее, заставляя раскрыться, но в то же время он твердо намерен был узнать как можно больше.

— Сколько лет тебе было, Эми, когда умерла твоя мать?

— Шестнадцать. — Она вытерла лоб, ее дрожащие руки яснее всяких слов говорили, что она что-то скрывает. — Ее унесла холера. Она косит быстро, не прошло и двух дней, как я уже рыла могилу.

Свифт вспомнил надпись на кресте, буквы, которые он гладил, даже не подозревая, что они были вырезаны рукой Эми.

— А сколько лет тебе было, когда ты приехала сюда?

Она выглядела обеспокоенной, глубоко и прерывисто вздохнула.

— Мне было, м-м-м, что-то около девятнадцати. — Она натянуто улыбнулась. — Боже, как летят годы. Мне даже не верится, что я живу здесь уже целых восемь лет.

У Свифта так пересохло в горле, что он едва смог задать следующий вопрос:

— Почему ты не подождала меня в Техасе, как мы договаривались?

Она упорно избегала его взгляда.

— Я… — Она наморщила нос. — Я никогда особенно не любила Техас. Во всяком случае то место, где мы жили. И Генри прикладывался к кружке с мескалем несколько чаще, чем мне это могло бы понравиться. Так что как-то вечером, когда он был уж очень хорош, на меня что-то нашло, я собралась и уехала.

Свифт увидел загнанное выражение в ее простодушных глазах, ломкую гордость в ее намеренно поднятом подбородке, и его охватило такое чувство вины, что он готов был провалиться сквозь землю. Он до сих пор толком не знал, что с ней случилось. Знал только, что обещал прийти за ней, но война не дала ему сделать этого. И пока он вел битвы за свой народ, не оказалось никого, кто бы мог вести битвы за Эми.