Шедшие впереди индейцы начали быстро и возбужденно переговариваться на своем языке. Скалли не поняла, обрадовались они или встревожились. Последние два дня все ее усилия сосредоточивались только на том, чтобы шаг за шагом пробираться в дебри джунглей, все более удаляясь от цивилизации, комфорта и безопасности.

Фернандо Агилар ускорил шаг.

— Идите скорее, amigos, — позвал он и, раздвинув стебли гигантского папоротника, вытянул руку вперед, в сторону высокого дерева — сейбы. — Смотрите, Кситаклан!

Измученный Малдер остановился рядом со Скалли, в его глазах сверкнул интерес. Владимир Рубикон энергично рванулся вперед.

Затаив дыхание, Скалли смотрела на древний разрушенный город, который, возможно, стоил жизни Кассандре и ее друзьям. Серые тучи, нависавшие над ним, скрывали солнце, и все вокруг было погружено в угрюмый сумрак; только неуклюжие силуэты развалин высились подобно утесам в штормовую погоду.

Над городом доминировала увенчанная башней ступенчатая пирамида. Ее очертания казались нечеткими из-за буйной растительности, опутывающей стены. Широкая открытая площадь перед пирамидой была вымощена плитами, из трещин между ними прорастали тонкие длинные деревца. Вокруг виднелись усыпальницы и богато украшенные резьбой стелы, некоторые из них были повалены разрушительной силой времени и природы.

— Поразительно, — сказал Рубикон, подталкивая Фернанда Агилара в спину.

Археолог вступил на площадь, радостный и взволнованный, его эспаньолка задорно топорщилась. Он обернулся к Скалли и Малдеру, заражая их своим возбуждением:

— Обратите внимание на размеры площади. Вообразите, сколько народу приходило сюда. Дело в том, что майя возделывали землю при помощи подсечно-огневой системы, выжигая вырубки, а это, конечно, не давало им возможности прокормить крупные, густонаселенные города, подобные этому. Самые большие города, такие как Тикаль или Чичен-Ица, наполнялись народом только во время больших религиозных церемоний, игр в мяч и сезонных жертвоприношений. В остальное время года люди жили в джунглях.

— Что-то вроде современной олимпийской деревни, — заметил Малдер.

Они со Скалли подошли к старому археологу, а индейцы остались стоять на опушке леса, оживленно жестикулируя и толкуя о чем-то.

— Вы сказали, игры в мяч, доктор Рубикон? — переспросила Скалли. — Значит, у них были развиты зрелищные виды спорта?

— Полагаю, здесь находился стадион. — Доктор Рубикон обвел рукой широкое, расчищенное пространство, окруженное сложенными из отесанных плит стенами, уже частично поглощенное джунглями. — Да, это была игра… гм, что-то между футболом и баскетболом. Они толкали тяжелый каучуковый мяч поясницей, бедрами и плечами, а руками его трогать запрещалось. Нужно было забросить мяч в каменное кольцо, укрепленное на стене.

— Значит, у них были победители, награды и все такое, — сказал Малдер.

— Проигравшие в турнире обычно приносились в жертву богам, — продолжал Рубикон, — им отрубали головы, вырезали сердца, а кровью окропляли землю.

— Вероятно, чтобы избежать такой ужасной кары, несчастные напрягали все силы ради победы, — задумчиво проговорил Малдер.

Рубикон пошел вперед, озабоченно оглядываясь по сторонам и нервно теребя бородку.

— Я не вижу признаков пребывания здесь Кассандры и ее партии, не вижу следов начальных раскопок. — Он оглянулся, но их окружали безмолвный заброшенный город и угнетающие своей безбрежностью джунгли. — Думаю, придется отказаться от надежды, что у них просто сломался радиопередатчик.

Скалли обнаружила участок, где деревья и кустарник были вырублены. Полусожженные ветки и лианы громоздились кучей, будто кто-то пытался разжечь костер, чтобы уничтожить лишний мусор или подать отчаянный сигнал бедствия.

— Они находились здесь не так давно, — заметила она. — Думаю, за месяц все следы их работы были бы уничтожены и скрыты джунглями.

— Может, они заблудились в джунглях или их съел ягуар, а? — с усмешкой произнес Агилар..

— Они были не так уж беспомощны, — отрезала Скалли.

— Партия Кассандры должна была действовать более аккуратно, — сказал Рубикон, словно пытаясь убедить самого себя. — Не так, как в старые времена, когда любители-землекопы приходили ради забавы. Профессиональные археологи должны действовать с осторожностью, осматривая каждый камень, отыскивая важные детали. — Он пристально смотрел на полуразрушенные каменные сооружения. — Самый худший тип любителей — это те, кто считает, что трудятся на пользу истории. В начале века они приходили в старые храмы, безжалостно сбивали плиты со стен и собирали все — и ненужный хлам, и камни с иероглифами — в огромные кучи, которые мы теперь называем ЗТБ — знает только Бог, потому что только он знал, что там находится.

Они ступали осторожно и переговаривались негромко, как будто боялись вызвать раздражение древних призраков Кситаклана. Мощенная известняковыми плитами площадь когда-то была ровной и гладкой, но теперь плиты потрескались, и сквозь трещины пробивалась буйная тропическая растительность.

— Я понимаю, почему Кассандра испытывала здесь такой восторг, — сказал Рубикон охрипшим голосом. — Это же воплощенная мечта любого археолога — все этапы истории майя. То, что мы видим, представляет собой новые открытия Каждый камень, каждый иероглиф, который находится здесь, никогда еще не описывался. Каждая новая реликвия может оказаться долгожданным Розеттским камнем для письменности майя. Тогда-то и откроется тайна того, почему люди, достигшие такого высокого уровня культуры, покинули свои города и исчезли много веков назад… гм, если, конечно, другие люди не растащат все это на сувениры раньше, чем научные экспедиции окончат свою работу.

Скалли представила себе руины без пышной, окутывавшей их растительности. Какие-то любители все же побывали в этих местах или знали о их существовании. Кситаклан, должно быть, притягательное место.

Неподалеку, подобно стражам у ворот, стояли две стелы. Каменная резьба на них изображала пиктограммы майя и календарные символы; каждый обелиск обвивала кольцами каменная змея с топорщившимися вокруг головы перьями Скалли вспомнила нефритовую скульптуру Пернатого Змея, которую показывал ей Малдер.

— Это, вероятно, Кукулькан? — спросила она, указывая на стелу. — Пернатый Змей?

Рубикон обошел стелы кругом, внимательно изучая резьбу сквозь очки.

— Да, и изображен очень четко. Вот этот кажется более крупным и гуще оперенным. Он необычайно реалистичен, подобно тем нефритовым статуэткам ягуара, выставленным в моем музее. Гм, эти змеи совершенно непохожи на стилизованные иероглифы и символические изображения, которые мы обычно встречаем на стелах майя. Гораздо интереснее.

— Не исключено, что скульптура сделана с натуры, — предположил Малдер.

Скалли быстро глянула на него, и он слегка улыбнулся в ответ.

— Сумерки делают изображения причудливее, — сказал Агилар. — Может, быстренько осмотрим местность, а потом разобьем лагерь, а? Завтра вы можете начать настоящие поиски.

— Да, это хорошая мысль, — неохотно признал Рубикон.

Разочарованный отсутствием дочери, он тем не менее не мог остаться равнодушным к увиденному.

— Это настоящий пир — увидеть подобные места, прежде чем их разорят туристы. Большинство знаменитых руин были испорчены тысячами туристов, которые не интересовались историей и приезжали туда только потому, что о них рассказывали красочные проспекты. — Он в волнении стиснул руки. — Стоит обнаружить прежде неизвестную местность со следами древних культур, как туда обязательно кто-нибудь явится и моментально все разорит.

Они вчетвером пересекли площадь и обошли центральную пирамиду. Здесь с двух сторон кустарник был вырублен, и Скалли заметила в основании пирамиды приоткрытую дверь и узкий вход, ведущий внутрь древнего сооружения.

— Кажется, сюда кто-то входил, — сказала Скалли.

Малдер опередил своих спутников, обогнул пирамиду и неожиданно окликнул их. Они подошли и увидели, что он стоит у края круглого колодца футов тридцати в диаметре.

— Это сенот, — объяснил Рубикон. — Священный источник. Очень глубокая естественная известняковая скважина.

Скалли осторожно ступила на осыпающийся парапет, возведенный вокруг устья колодца. Они стояли у самого края, и Скалли наклонилась, чтобы увидеть далеко внизу зеркально-гладкую поверхность мрачной зеленой воды. Сенот казался бездонным. Его пятнистые известняковые стены были покрыты бороздками, напоминающими винтовую нарезку. Малдер бросил в воду голыш, наблюдая за возникшей рябью.

— Майя считали эти природные источники священными — водой от богов, поднимающейся из земли, — объяснял Рубикон. — Можете быть уверены, на дне его покоятся драгоценные реликвии и скелеты.

— Скелеты упавших туда людей? — спросила Скалли.

— Да нет, сброшенных, — возразил Рубикон. — Сеноты были священными колодцами, местом жертвоприношений. Возможно, майя оглушали жертвы или душили их, а потом привязывали к телам груз, чтобы они затонули, и сбрасывали туда. Иногда, для особо важных религиозных церемоний, жертвы выбирались заранее, чуть ли не за год. В этот период им предоставлялась возможность вести жизнь, полную удовольствий: обильная пища, много женщин, хорошая одежда, вплоть до того дня, когда их поили наркотическим зельем, вели к краю сенота и бросали в священную воду.

— Я не думала, что майя были таким кровожадным народом, — сказала Скалли.

— Это результат фальсификации, сработанной одним археологом, который так восхищался майя, что ему порой изменял здравый смысл. Поэтому он тенденциозно освещал свои находки, скрывая те из них, которые свидетельствовали о проведении кровавых обрядов и других случаях кровопролития.

— Мастерски плел археологические сказки, — вставил Малдер.

— Культура майя была неистовой, проливающей много крови, особенно в последние периоды, под влиянием тольтеков. Они с восторгом наносили себе раны, отсекали пальцы рук и ног во время обрядов самоистязания и находили это прекрасным. По сути дела, самым кровожадным был культ бога Тлалока. Его жрецы перед проведением больших храмовых праздников убеждали матерей продать им своих малолетних детей. На пышной церемонии младенцев варили в кипятке, а затем съедали с большой торжественностью. Жрецы испытывали особенный восторг, когда дети плакали от боли, гм, потому что верили, что их слезы обещают хорошие дожди.

Глядя на темную воду, Скалли содрогнулась при мысли о том, какие ужасные тайны хранятся в этой мрачной глубине.

— Я уверен, что подобные церемонии не свойственны больше ни одной религии, — сказал Рубикон, словно это могло ее успокоить. Он отошел от парапета и отряхнул руки. — Вам не о чем беспокоиться. Убежден, эти древние обряды не имеют никакого отношения к пропавшим здесь людям… и к Кассандре.

Скалли уклончиво кивнула. Да, здесь они полностью изолированы: до ближайшей дороги два дня пути, их окружают молчаливые руины майя, народа, который когда-то приносил бесчисленные кровавые жертвоприношения. Здесь исчезла бесследно целая партия археологов.

В самом деле, стоит ли беспокоиться…