Мужчина запер за собой двустворчатые двери красного дерева и бросил ключи на столик у входа. Он прошел по плиточному полу в холл, прислушиваясь к эху своих шагов. Их глухие звуки, точно из бочки, создавали ощущение пустого жилища. Он вошел в свой рабочий кабинет, включил бронзовую лампу на письменном столе и с минуту смотрел на фото в рамке, стоявшей на полированном вишневом дереве. Потом плеснул из графина виски в граненый хрустальный стакан, пальца на два, и опустился в большое кожаное кресло. Взяв пульт дистанционного управления, он включил музыкальный центр, чтобы послушать джаз, и очень аккуратно положил пульт туда, где он лежал. Вообще-то это действие было средством успокоиться. Он должен был честно признаться, что испытывал желание швырнуть эту штуковину в огромное окно, несмотря на еще светившиеся огни в нескольких квартирах. Будь она неладна, эта стерва Старки!

Женщина создавала трудности. Она была мастерица это делать. Но он не мог позволить ей будировать интерес к делу Кристл Дэвис. Он усмехнулся одной половинкой рта, вглядываясь в янтарный водоворот высокосортного виски на дне стакана. «Занятно, — подумал он. — Прямо сродни оговорке по Фрейду». Любовная связь с Кристл была той тайной, которую он пытался сохранить любой ценой. Он мастерски выполнил свой нестандартный ход и не допустит, чтобы какая-то болтливая дамочка вновь мутила воду.

Не то чтобы сказанное ею имело реальное значение, но в отличие от среднего игрока на бирже время не сделало его более рисковым, чтобы опрометчиво доверяться случаю. Нет. Если у него возникала проблема, он моментально начинал над ней работать. Он анализировал все, что могло привести к неверному решению, и выбирал стратегию минимизации риска.

Он не видел никакого другого способа решить вопрос с Дэвис. Его уже можно было считать закрытым, и хотелось, чтобы он и дальше оставался в том же качестве. В городе все считали, что ее убил Эдди Чапмен. Люди были удовлетворены этим заключением и меньше всего нуждались в том, чтобы надоедливая склочница возвращала к жизни угасший интерес, с кем могла или не могла спать Кристл Дэвис. Окружающим от этого не было никакой пользы. И для Дарлин Старки было бы лучше, если бы она следила за своим языком. Потому что, если она будет упорно трясти дерево, просто чтобы увидеть, что упадает к ее ногам, придется с ней что-то делать. И результат ей не понравится.

Куп завершил свою военную разминку упражнением с подъемом ног и перекатился на стопы. Он отжался сто раз, сделал сто приседаний и столько же раз поднял гирю. К тому времени пот свободно стекал по его торсу. Но его гнев так же пульсировал в венах, не уменьшившись ни на каплю. Куп наскоро вытер грудь полотенцем и взял штангу. Он поднял ее к плечам и резким движением сделал жим с упором в присесте.

Эта женщина сводила его с ума.

«Может, вы и не поставили точку, зато я закончила наверняка», — передразнил он Веронику, выполняя еще одно упражнение.

Куп кратко подытожил свое мнение по поводу ее прощального выпада.

Он пытался перед ней извиниться. Разве он не признался, что поторопился с заключением относительно «Мистера виски с содовой»? Но она даже не стала ждать извинений, пусть и пространных. Черт побери, могла бы задержаться на минуту и выслушать. Но может, и хорошо, что она не остановилась. Что бы он стал делать, если бы она потребовала объяснений?

У него горело лицо, и он больше не пытался себя убеждать, что это прямо связано с физическими упражнениями.

Трудно поверить, но он ревновал. Боже милостивый! Он и рад бы отрицать, но это было так. Достаточно вспомнить сегодняшний случай, когда Вероника так бурно прореагировала на Троя и открыто сказала ему, что она о нем думает. Куп видел, как тот мужчина смотрел на нее с нескрываемым желанием. И стоило ему только это заметить, как в кишках зашевелился старый монстр с зелеными глазами, точно питон в клетке в час кормежки.

Куп закончил первую часть своей программы и стоял, тяжело дыша, со штангой на плечах. Он машинально расставил ноги пошире и переместил кисти рук ближе к концам штанги, выбирая новое положение. Боже мой, что в ней такого, в этой женщине? Почему это неизменно выбивает его из колеи? Может, у него не было впечатляющего разнообразия по части женщин, но при желании с их стороны он всегда довольно легко строил отношения с ними.

Но не с ней. По какой-то причине, когда он находился рядом с Вероникой, его привычное поведение претерпевало какие-то мутации, совершенно неожиданные для него. Она уже не однажды отвергла его. Но разве это заставило его искать удовлетворения где-то еще? «Нет, сэр. Вы продолжали ждать ее. И только ее».

Куп нетерпеливо переместил штангу. Черт побери, он втянулся в ненужное состязание и в этом преуспел. Только и всего. Ждать от мисс Дэвис, с ее великолепной кожей, чего-то еще было напрасной тратой времени. «Подумай о чем-нибудь еще, Айсберг».

Он фыркнул. «О чем? Может, о том, как осуществить это на практике?»

В ярости он приступил к другой серии упражнений, все это время ругаясь себе под нос.

Вероника поднялась в своей старой ванне с фигурными ножками в форме звериных лап и выдернула пробку. Вода закружилась вокруг отверстия стока. Ощущения от горячей пузырящейся ванны были чудесны, но, совершенно очевидно, не дали расслабляющего эффекта, как она себе представляла. Она потянулась за полотенцем, с унынием признавая, что ее мозг втянут в круговорот со скоростью вращения восемьдесят миль в час и что с этим нужно что-то делать. Замешательство было вызвано главным образом Купером.

Главным образом! У нее вырвался смешок. Святая наивность. Это было вызвано исключительно Купером.

Она бы с радостью списала свое неуемное волнение на «Тонк». Видит Бог, сегодня был сумасшедший вечер, от начала и до конца. И хотя, несомненно, это был дополнительный стресс, основным виновником все же являлся Куп, точнее — ее неадекватная реакция на него. Это заставляло ее мозг работать на полных оборотах. Физически она была измотана до предела, но настолько взвинчена, что в таком психическом состоянии перспектива уснуть представлялась далекой мечтой.

Шагнув из ванны, Вероника быстро вытерлась полотенцем и задумчиво прочертила круг в зеркале над раковиной. Может быть, если подогреть молока…

Она состроила гримасу и повесила полотенце сушиться. Да. Правильно. Вероятно, теплое молоко избавит ее от всего, разве что за исключением содержимого желудка. Пар в остывающей ванной комнате начал рассеиваться. У Вероники застучали зубы, едва она успела закончить втирать в кожу детское абрикосовое масло. Она влезла в свежую пижаму, торопливо сполоснула лицо и наложила немного увлажняющего крема.

Теплого молока нет, а вот стакан вина…

Гм… Зубная паста и вино? О таком сочетании она как-то не задумывалась. Кого она хочет обмануть? Ей нужно просто выспаться. Только сон может помочь ей избавиться от мыслей о Купере Блэкстоке. Она не могла поверить, что этот человек так завладел ее умом и так ее волнует. Что у нее общего с ним, кроме желания трахнуться?

Абсолютно ничего. И видимо, единственное, почему ее так притягивает его тело, — это строгий эдикт, изданный ею самой. Он гласил, что она не может это себе позволить. Что-то похожее было с ее соседкой по комнате во время учебы в колледже. Та девушка, казалось, никогда не хотела сигарету так сильно, как в то время, когда не могла найти спичку.

Вся эта неразбериха напоминала какую-то навозную кучу. Вероника решила пригрести ее прямо к двери Мариссы. Это она во всем виновата. Вертелась весь вечер вокруг Коди, как большой пульсирующий сгусток гормонов, и ее навела на эти же мысли.

Кляня ледяные доски на полу, Вероника совершила отважный бросок по коридору. Она вбежала в свою спальню и нырнула в постель. О ужас, до чего же она была холодная! И этому, казалось, не будет конца. Но постепенно сердце снова вошло в устойчивый ровный ритм, и тепло ее тела хоть как-то согрело постель. Во всяком случае, теперь можно было вытянуться под одеялом, не боясь отдернуть ногу при встрече с холодными простынями. Мало-помалу Вероника начинала расслабляться и, когда ее лихорадочно работавший мозг стал успокаиваться тоже, наконец задремала.

Но ненадолго. Через несколько минут ее сон прервал страшный грохот над головой.

Она вскочила и села в постели, резко согнув ноги. Сердце ее колотилось так сильно, словно пыталось пробиться сквозь грудь и выскочить наружу. Вероника сбросила одеяла и выскочила в коридор, немедленно ударившись обо что-то ногой и ушибив большой палец. Чертыхаясь и прихрамывая, она добежала до конца коридора. Как только она открыла дверь, выходящую на лестницу, на уши ей с мансарды вылился поток поистине вдохновенной брани.

— Купер, с вами все в порядке? — крикнула Вероника и заковыляла по ступенькам наверх.

— Если только ваше определение «порядка» подразумевает тупость! — прорычал Куп. — Осел безмозглый, нескладный… — Судя по его задыхающемуся голосу, он вынужденно прервался, избежав не вполне цензурного выражения, как раз когда Вероника поднялась на верхнюю ступеньку. — Черт побери, не могу поверить, что я уронил эту штуку.

О Боже! Вероника остановилась в дверях, изумленно глядя на него.

Куп стоял перед своей кроватью, обнаженный по пояс, как в ту ночь в баре, когда он скинул рубашку. Только на этот раз его золотистая кожа блестела от пота, начиная ото лба и до прилипших к бедрам свободных тренировочных брюк. О Боже, какой у него был торс! Хотя она могла бы не удивляться, увидев спортивные снаряды, лежащие недалеко от того места, где он стоял.

Вероника провела пальцем вдоль атласного канта на воротнике. По идее она должна бы мерзнуть в своей пижаме, потому что мансарда отапливалась даже хуже, чем второй этаж. Стекла маленького окна украсились заиндевелым сине-голубым узором, но ей было так жарко, словно она находилась на каком-то тропическом острове. Тепло пульсировало в жилах, распространяясь до самых кончиков пальцев. Она смотрела на Купа, и не было у нее большего желания, чем сдернуть с себя пижаму и прижаться грудью к его твердому загорелому торсу. И не известно, что было бы потом, если бы она не остереглась и не отступила назад, когда ее плоть, охваченная возбуждением, уже была готова ринуться к нему.

Вероника оторвала от него глаза и посмотрела на штангу, предмет, очевидно, навлекший его гнев.

— Итак, если я правильно поняла, — сказала она, прочистив горло, — вы — тупой осел, но в сущности целый и невредимый?

— Да. Почти что.

Куп так надулся, что ей сразу захотелось поверить в его искренность. Но затем его губы изогнулись в притворной самоуничижительной улыбке. Эта улыбка вывела Веронику из себя. Он был так раздражен, что это было совершенно очевидно, но тем не менее не поддавался дурному настроению. И оно не мешало ему смотреть на ситуацию с легким юмором.

— Ладно, — твердо сказала Вероника. — Тогда будет совсем невредно, если я сделаю это.

И она набросилась на него.

Куп едва успел подвести руку под ее маленькие круглые ягодицы и, опоясав ее другой рукой за спину, перекувырнулся. Они упали на кровать, целуясь.

Дело кончилось тем, что Вероника оказалась распростертой на нем. Он крепче сомкнул пальцы, чтобы заякорить ее в таком положении, затем скользнул свободной рукой к ней на затылок. Удерживая неподвижно ее голову, он с жадностью утолял свой голод, который, казалось, накапливался веками. Куп уже склонен был думать, что никогда не сможет поцеловать ее снова. О Боже, у нее были такие нежные губы! И такие сладкие.

Сколько минут прошло? Куп совсем потерял счет времени, когда она подняла голову и растерянно заморгала. Его пальцы вплелись ей в волосы, чтобы не дать ей отодвинуться слишком далеко. Глядя на ее распухшие губы, точно после укуса пчелы, он улыбнулся и провел вокруг них языком.

Вероника тихо простонала и наклонила голову ниже, чтобы предоставить ему больше свободы. Все мужское, что только в нем было, тотчас же поднялось заявить о себе. Он приподнялся на матрасе, чтобы углубить поцелуй, но этого было недостаточно. Тогда он перекатился вместе с ней и повис на локтях над ней. Во время этого внезапного движения их губы разъединились. Куп ухмыльнулся при виде ошеломленного лица Вероники. Она снова заморгала и недоуменно спросила:

— Разве я была не сверху только что?

— Да, — ответил Куп, прилаживаясь к ней и жестче придавливая ее своей тяжестью. — Но теперь я переместил тебя правильно — в подчиненное положение, как и надлежит.

Прищурившиеся глаза Вероники сузились до тоненьких полумесяцев.

— При таком обращении, я полагаю, счастье тебе светит действительно нечасто.

Куп попытался сделать невинный вид.

— Что? Ты сомневаешься в моем мастерстве? Выдержит ли оно достаточную нагрузку?

— Твое мастерство может выдержать блок динамита, — сказала Вероника.

Куп погладил кончиками пальцев ее кожу вдоль границы волос. Он резко наклонился и поцеловал ее, мягко вбирая ее губы и требуя отдачи языком. Затем отодвинулся назад и посмотрел на нее.

— Я чувствую себя так, словно хотел тебя всегда, ждал всю жизнь.

— Ох… — Вероника тяжело сглотнула под теплым прессом его тела. — Твое мастерство движется вперед семимильными шагами, — сказала она, взглядывая вверх. Темные глаза Купа, как два тлеющих угля, светились желанием, которое было вызвано ею, и поэтому она чувствовала себя невероятно могущественной. То, что она способна вызывать столь сильное влечение у такого мужчины, как Купер Блэксток, могло стать нездоровой привычкой.

— Да, но все, того и гляди, опять сорвется, — проворчал Куп. — Потому что когда ты смотришь на меня вот так…

— Как «так»? — Вероника облизнула губы.

Он прошептал бранное слово и наклонился поцеловать ее. Это был жесткий, быстрый поцелуй — и на грани контроля. Куп отодвинулся назад и, тяжело дыша, пристально посмотрел ей в глаза.

— Вот так. Когда ты смотришь на меня так, будто даже не требуешь от меня любовных игр. Будто не собираешься меня останавливать, если я без всяких прелюдий разведу тебе ноги и…

Глубоко между бедрами у нее возникло пронзительное чувство, и она не сдержала тихого, короткого стона.

Этот звук стал для Купа последней каплей, положившей конец разговорам. Он поцеловал Веронику с такой силой и властностью, что ее голова вдавилась в матрас. Куп держал в ладонях ее лицо, истязая своим языком ее язык в ритме, старом, как мир, и таком же чувственном, как первородный грех.

Она обвила Купа за сильную мускулистую шею, прижимаясь к нему так близко, как только могла. Возвращая ему поцелуй, она вкладывала в него все, чем владела. Однако задолго до того как она успела насытиться, Куп неожиданно отнял рот. Но у нее не было времени выразить свой протест, потому что ее вновь опалил жаркий поцелуй, прямо за мочкой уха. Не давая Веронике опомниться даже на миг, Куп ослабил ее воротник и стал целовать ее в шею — то нежно в одном месте, то неистово — рядом. Он захватывал между зубами ее плоть и потом зализывал, прежде чем двинуться дальше, сопровождая свой ленивый путь удовлетворенными рокочущими звуками в глубине горла. Достигнув треугольной ямки в основании шеи, он омыл ее своим языком и потом нащупал пальцами самую верхнюю атласную пуговицу пижамы. Он расстегнул ее и перешел к другой. Потом к следующей. И так продолжал, пока обе половинки пижамы не разошлись на груди. Тогда он приподнялся на локте, чтобы лучше обозреть свою работу. Вероника почувствовала, как внутри между бедрами все заныло. Когда она выгнулась, Куп замер при виде ее сосков, выпрыгнувших из-под скрывавшей их ткани. Они сразу напряглись, будто под лаской его взгляда.

— Вот они, — прошептал Куп и нежно прикоснулся кончиком пальца к одному из двух отвердевших бугорков. — Я прошел длинный путь и потратил слишком много времени, мечтая об этих малютках, в то время как должен был сосредоточиться на других вещах. Но я никогда не забывал, как они выглядят и что я чувствовал, когда их трогал. — Он легонько ущипнул и оттянул большим и указательным пальцами сосок, улыбнувшись уголком рта на слабый стенающий звук, вырвавшийся у Вероники из горла, но по-прежнему не сводя глаз с мягких линий ее груди. — Оказывается, тебе очень нравится, когда я это делаю.

Глядя на макушку его склоненной головы, Вероника попросила:

— Потрись об меня.

— Что? — Куп поднял глаза и в недоумении сдвинул свои темные брови.

— Я хочу ощущать это. — Вероника протянула руку погладить его грудь и твердые мышцы на животе. — Когда я вошла и увидела тебя без рубашки, мне захотелось распахнуть пижаму и потереться о тебя.

Ей не пришлось просить дважды. Куп повис над ней, упершись ладонями в матрас, и затем на согнутых локтях медленно снизился к ее груди. Вверх. Вниз. Вправо. Влево. Он двигался в разные стороны, следя темными глазами за каждой ее реакцией.

— Так?

Вероника со всхлипом вдохнула воздух и плавно смежила веки.

— Д-да. То, что надо. — Она выгнула спину, чтобы оставаться в контакте с ним, и медленно приоткрыла глаза. Куп пристально смотрел на нее сверху, продолжая водить грудью поверх ее груди. Вероника уцепилась за него и за пояс подтягивала к себе, изо всех сил стараясь подкреплять и разнообразить его движения. Соски ее были охвачены огнем, вспыхнувшим от трения гладкой кожи двух тел. Ноющая боль, сидящая глубоко внутри, делалась все сильнее, а желание — нестерпимее и насущнее. — О Боже. Купер! Ну, пожалуйста. — Вероника выгибалась под ним, придвигаясь к нему лоном и пытаясь раздвинуть свои ноги под тяжестью его тела.

Куп прошептал ругательство и толчком протиснулся между ее бедрами, грубым напором втираясь в податливую женскую плоть. Наклонив голову, он жестко поцеловал Веронику в губы. Через секунду он отнял свой рот и сказал:

— Я хочу тебя голой. — Он подтянулся на локтях и, оттолкнувшись от нее, соскочил на пол. Глядя на ее грудь талию, плавные линии живота и бедер, он скинул свои спортивные брюки.

Вероника только что приподняла бедра, чтобы снять с себя пижамные штаны, и остановилась на половине движения.

— О Боже. — Она замерла. Ее глаза даже не пытались следовать дальше за тренировочными брюками Купа, едва они обнажили его бедра. Силы небесные! Вот это да! Ей не хотелось, чтобы это выглядело так, будто она на него пялится, хотя именно так оно и было. — Ты и вправду блондин, — пробормотала она.

— Естественно. — Куп даже засмеялся от удивления. — А ты что думала?

— Что ты красишь волосы, — сказала Вероника, но сейчас ей было не до разговоров. Она хотела просто смотреть на него, зачарованная фрагментом мужской анатомии во плоти.

Давно она не видела такого агрессивного экземпляра, не говоря уже о длине и окружности. Поднимаясь из гущи светло-русых завитков, он торчал прямо вверх. Но только не «прямо». В кривизну между его основанием и концом, наверное, могла бы вписаться пиала для супа.

— Он изгибается, — еле слышно произнесла Вероника.

— Чтобы лучше добраться до твоего потаенного мес…

— Нет, я имею в виду, что он в действительности изогнутый, — сказала Вероника. Форма мужского естества напомнила ей турецкую саблю. Сама отвага во всем своем блеске! Так же, как и сам Куп. Она так долго смотрела на его фаллос, что тот начал извиваться и раскачиваться, отталкиваясь от пупка своей гладкой головкой.

Куп опустил руку и, обхватив его в основании, удерживал неподвижно.

— Я не могу понять, — сказал он, с подозрением оглядывая Веронику, — что означает сие выражение на твоем лице. То ли ты искренне восхищаешься, то ли готова бежать в ближайшее место за молотком, чтобы превратить его в свой основной инструмент повседневного пользования.

— Знаешь, стандартный «прямой» мне вдруг в некотором роде наскучил. — Вероника облизнула губы. — Ну, давай же!

Куп засмеялся и спикировал на нее. Они принялись кататься, бороться и целоваться. Их тела двигались одно против другого, их поцелуи становились все глубже, и чем дальше, тем больше утрачивали свой игривый характер. Когда Куп провел кончиками пальцев по горячей влажной коже у нее между бедрами, оба затихли. В какую-то секунду единственным движением было легкое круговое поглаживание егобольшого и указательного пальцев, разъединивших пушистую поросль и скользнувших вдоль мягких складок. Когда его пальцы внезапно задвигались наподобие ножниц и сомкнулись вокруг лакомой почки, Вероника выгнула бедра вверх. Потом просунула руку к нему, потому что тоже хотела его трогать. Но он не давал ей приблизиться.

— Ну пожалуйста, Куп, — задыхаясь, просила она. — Я хочу… о Боже, я хочу…

Он легонько двинул руку вниз, пока кончики пальцев скользнули вглубь.

— Этого? — спросил он, мягко поглаживая мышечное кольцо внутри.

— Нет. Трогать тебя. Ощущать тебя внутри меня.

— О небо! — Куп отклонился назад и, порывшись в тумбочке, достал пакетик. — Я собирался показать тебе кое-что получше, со вкусом. Может быть, с тем множественным оргазмом, который вы, девушки, получаете. Но я думаю, мне не вытерпеть. — Он разорвал пакет и натянул презерватив.

— Мне не нужно, чтобы ты терпел, — сказала Вероника. — Я не хочу, чтобы ты терпел. — Ей показалось, что Куп испытывает легкую тревогу по поводу своей состоятельности. Может, он вовсе и не был просто неистощимым сексуальным станком, за кого она его принимала поначалу? Когда она подумала об этом, что-то в ней произошло. Что-то такое, что немедленно заставило ее изменить прежнее мнение и сделать свое заявление по поводу секса. Здесь все было связано с сексом. — Ничего страшного, — сказала она. — Ты по-прежнему можешь делать это в своем вкусе, просто в укороченном варианте.

— Ты это получишь. — Куп перекатился наверх. Однако входить в нее он не торопился. Вместо этого он принялся ее дразнить. Он целовал ее. Ласкал ей грудь. Водил вверх и вниз у нее между бедер своей восставшей плотью. И даже вдавливался кончиком вглубь. Но по-прежнему не входил.

Вероника пыталась его подстрекать, двигая бедрами в ритме, существовавшем, вероятно, испокон веков, сохранившись и поныне. Она обхватила Купа за ягодицы, крепко удерживая его твердые мышцы. Когда он в который раз хотел от нее увильнуть, ее ногти впились в него, чтобы оставить его на месте. Вероника сгорала от нетерпения. Она жаждала чувствовать его внутри себя и поэтому еще шире раздвинула ноги. Наконец просто расположила бедра плашмя, согнув колени, чтобы в следующий раз не дать ему миновать цель. Куп одобрительно заворчал, но по-прежнему не давал ей, что она хотела.

Куп совершенно не понимал, зачем дразнит ее таким образом. Он чувствовал, что в срамном месте у него, наверное, все посинело, и уже ничего не хотел так сильно, как зарыться в нее. И все же что-то удерживало его. Какая-то безумная потребность в… Куп сам не знал в чем.

Он снова стал дразнить Веронику. Однако сейчас у него возникло опасение, что эта попытка обречена на провал. Он только слегка погрузился, но уже знал наверняка, что это был не лучший его ход. Вероника была такая горячая, влажная и… — о Боже! — такая возбужденная, что было совершенно непонятно, зачем ему нужно уходить. Когда он все-таки оттянул бедра назад, приготовившись довести это до конца, в ягодицы ему впились все десять ее ногтей. В сравнении с ними когти Бу были ничто.

— Перестань меня дразнить, — сказала Вероника. — Если ты сделаешь это еще раз, считай, что ты покойник. — Волосы ее были взъерошены, щеки пылали, глаза метали молнии. — Я хочу, чтобы ты вошел глубоко. И немедленно!

Куп засмеялся. Он уперся ладонями в матрас, напряг мышцы и резко двинул бедра вперед.

Вероника начала восходить к вершинам блаженства, не успел он даже погрузиться в нее до конца. Смех застрял у него в горле.

— О Боже… — Куп ощущал, как сжимаются ее мышцы, и слышал, как ее еле уловимые стоны набирают обороты, поднимаясь на несколько октав выше. Переполнявшее его неподдельное удовольствие прорывалось наружу. Он старался сохранять самообладание, оставаясь глубоко в ней, чувствуя, что у нее все близится к завершению. Может, это было то, что он и сам ждал. Но что он знал наверняка — это что сейчас она буквально разрывается на части под ним. И это был самый большой прорыв на его счету, с тех пор как он вернулся с армейской службы.

Оргазм Вероники постепенно спадал, и Куп снова задвигался ритмичными, твердыми толчками. Она обхватила ногами его бедра и стала двигаться синхронно с ним. Он шумно вздохнул и, крепче упершись ногами в постель, ускорил темп. О Боже, оставалось так немного — совсем немного.

Но тут ее дыхание сделалось прерывистым. Куп понял, что страсть ее опять набирает силу. Он стиснул зубы и заставил себя замедлиться, чтобы не перебрать лишку.

— Это и вправду тот множественный оргазм, — сказал он. — Пронимает до самого сердца, не так ли?

Глаза Вероники заволокло туманом.

— О Боже, Купер, — задыхалась она, непроизвольно вторя его мыслям, — поверить не могу… что я сейчас снова… — И, видя напряжение на его лице, добавила просто из вежливости: — Но тебе незачем меня ждать.

Соблазн поймать ее на слове был слаще меда, но Куп противился искушению. Он просунул руку к ней между бедер и, погрузившись в скользкое влажное тепло, нащупал там свою первоначальную мишень. Затем легонько коснулся чувствительной маленькой жемчужины.

— Леди прежде всего, — твердо сказал он, уповая на то, чтобы глаза не вылезли на лоб. Так он себя сейчас чувствовал. Но все его благие намерения улетучились как дым с началом его собственного оргазма. Ровно в тот момент Вероника плотно сомкнула мышцы, и скорость его бросков тогда возросла независимо от его воли.

— Мне очень жаль, Ронни, — пропыхтел он, — но я, похоже, не в силах сдержаться.

Но это уже не имело никакого значения, потому что в горле у нее растекался тихий стон. Куп почувствовал, как сжались ее мышцы, когда она достигла высшей точки. Напряжение, державшее его в узде, снялось. В неистовстве он набросился на нее, не думая ни о чем, и с ревом сделал последний глубокий бросок.

И наступил ослепительный миг.

Одна раскаленная волна следовала за другой.

Через несколько секунд, сотрясаясь от удовлетворения, он перекатился на бок вместе с Вероникой. Он осторожно просунул руки под нее, стараясь не разъединиться, и прижал ее к себе. Ощутив легкие отголоски ее оргазма, от сознания обладания ею он неожиданно преисполнился невероятной гордости.

Куп даже обеспокоился, так как это были не те эмоции, которые он в себе предполагал. Вероника фактически внушила ему, что скорее настанет конец света, чем свершится то, что произошло сейчас. С тех пор как-то само собой у него сложилось убеждение, что его желание в значительной степени проистекает просто из упрямства. Он также считал, что если однажды будет с ней близок, то этого будет достаточно.

Но сейчас, гладя ей волосы и укачивая ее в объятиях, он с грустью признавал, что ошибался и в том и в другом.