Наутро Джеймс Купер Блэксток проснулся, как обычно, — с выходом из глубокого сна непосредственно в бодрствование на счет «раз-два». Он перекатился на спину и хмуро уставился в потолок с неприятным для себя открытием. Первая его мысль была полностью идентична той, с которой он засыпал вчера ночью.
Проклятие! Вероника Дэвис вообще не занимала его ум. Тогда что все это значит?
Куп отшвырнул одеяла и, встав на ноги, потянулся, пока не захрустели суставы. Он почесал живот и рассеянно погладил себя ниже пупка, чтобы снять утреннюю эрекцию.Потом направился в ванную, продолжая размышлять о Веронике Дэвис. И что она так далась ему? Очевидно, потому что внешне в ней не было ничего, схожего с тем, что он ожидал увидеть. Он представлял ее точно такой же, как ее покойная сестра. Хотя он почти не встречал Кристл, последние несколько недель ему довелось слышать множество рассказов о ней. О ее вульгарной сексуальности. Мисс Вероника, с ее глянцевитыми черными волосами, зелеными глазами с поволокой и необыкновенной кожей была похожа скорее на Белоснежку. Кто бы мог подумать!
О Боже, какая у нее кожа! Белая-белая и гладкая.
Купер взял зубную щетку и нахмурился. Исходить подобными нежностями представлялось ему младенческой слабостью и вопиющим стыдом. Вероника Дэвис может обтянуть себя хаки, надеть белую тенниску и маленькие балетные тапочки, но это ничего не меняет. Она будет даже производить впечатление принцессы, вынужденной прислуживать в баре, просто потому, что ее заставили подать несколько стаканов. Но это тоже ничего не значит. Она такая же, как ее сестра Кристл. Просто еще одна женщина из породы Дэвис, которая не привыкла заботиться о ком-либо, кроме себя самой.
Почистив зубы, Купер попрыскался дезодорантом. Наложил на лицо пенистый крем и взял бритву. Он мог даже не встречать Кристл, но это не мешало ему составить о ней точное мнение. Сказывалась выучка его матери. Она воспитала в нем способность распознавать повадки женщин. Из всего, что ему было известно о Кристл, можно было предположить, что кое-чему она научила и свою сестру. Впрочем, это не было чистой предвзятостью, восходящей к его давним убеждениям. О таком типе женщин, как Кристл, он знал как из художественной литературы, так и из телефонных разговоров со своим сводным братом. Эдди, единственный наследник самого богатого человека Фоссила, по-видимому, был милейшим молодым человеком на земле. И одним из тех, кто верил в доброту каждого, даже если это привело его в мир обид. Лично Купер вообще редко верил в чью-либо доброту и, в частности, в добросердечие Кристл. Эта женщина не заслуживала доверия. В двадцать восемь лет она соблазнила Эдди, которому тогда было только двадцать. Купер подозревал, что она намеренно забеременела, чтобы Эдди на ней женился, и тем самым уничтожила на корню планы его отца. Кроме того, она помыкала своим мужем, используя для этого Лиззи, которую Эдди любил больше жизни. От злости Куп готов был сжевать свои армейские ботинки, если не сказать больше.
Кристл по натуре была потребительницей, привыкшей выискивать всякие уловки, обыгрывая каждую ситуацию с наиболее выгодной для себя стороны. Это убийство неизбежно должно было случиться. Но Эдди ее не убивал, черт побери! Купер был в этом убежден и, чтобы доказать невиновность брата, приехал в Фоссил.
Возможность снять эту мансарду и почти на две недели получить в свое распоряжение целый дом была неожиданной удачей. За это время он прочесал здесь каждую комнату, выискивая какие-нибудь улики, которые позволили бы отвести обвинения от его брата. Но все его находки не доказывали ничего. Только подтверждали эгоцентризм Кристл — не более того. Эта особа была занята только собой, о чем свидетельствовали все шкафы, напичканные ее одеждой, и множество фотографий в ярких, пышных рамках. В Кристл Дэвис все казалось вызывающим. Ее каштановые волосы, высветленные «перышками». Густой слой помады. Джинсы, сидящие плотнее, чем аэрозольное покрытие, и ее топ, расстегнутый до предела, лимитируемого законом. Во всей коллекции фотографий обнаружился только один снимок Лиззи.
Куп задержал бритву на адамовом яблоке, чтобы не срезать себе что-нибудь, что еще может сгодиться в будущем. Он глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Черт возьми, его брата в одночасье лишили всякого шанса учредить опеку над собственной дочерью. То, что Эдди обвинили в убийстве ее матери, только подтверждало вопиющий факт, как мало в мире справедливости.
Услышав шум внизу, на кухне, Куп смыл с лица остатки пены, рывком натянул свитер и джинсы. Покинув дом своей матери, он поклялся никогда не заводиться из-за женщин. Но, несмотря на свой зарок, по прошествии более семнадцати лет он позволил себе эту слабость. Вчера вечером маленькая мисс Ронни, которая была ничуть не лучше других женщин, почти достала его.
При всем его бесчувствии вчера ему стало совестно, что разговорами о «Тонке» он заставил ее осушать слезы на щеках. Но потом она нашла в себе силы и воззвала к имени Лиззи, чтобы принудить его освободить дом. И тогда чувство вины, равно как и расположение, превратилось в дым. Если уж ты так печешься о благе своей племянницы, должна бы притащить свою задницу в Фоссил еще месяц назад.
Отбросив надежду на изящную беседу, Купер покинул ванную. Черт возьми, по приезде в Фоссил у него и в мыслях не было держать в секрете, что он брат Эдди. Но, узнав, что Лиззи не может остаться в доме из-за того, что ее тете Веронике недосуг возвратиться, чтобы позаботиться о ней, Куп отправился в Блафф представиться женщине, присматривающей за девочкой. Не успел он назвать свое имя, как Марисса Травитс ошибочно приняла его за претендента на освободившуюся должность в баре. Тогда ему пришло в голову, что «Тонк» — идеальное место, где можно собрать информацию, чтобы вернуть Эдди его доброе имя.
Да и для Лиззи этот вариант был много лучше, нежели неожиданное появление дяди, которого она даже не помнит. Она видела его раз или два, будучи еще совсем крохой. К тому же от такого дяди, ничего не смыслящего в маленьких девочках, для нее было бы мало пользы.
Куп вприпрыжку сбежал по черной лестнице в кухню и вдруг замер на месте у нижней ступеньки. Вероника Дэвис, небрежно развалясь, сидела в кресле. Верхней части ее тела из-за стола не было видно. Волосы ее были в беспорядке, подбородок подперт кулаком, а опечаленный взор обращен на кофеварку, издающую булькающие звуки.
Когда Куп рылся в комоде Кристл, ему попадались прекрасные прозрачные ночные сорочки. Одеяние Вероники не имело с ними ничего общего. На ней была бирюзовая термопижама и шерстяные носки. Она явно не разделяла наклонностей сестры щеголять своей сексуальностью.
Поэтому если некая часть его тела худо-бедно пребывала в полутвердом состоянии, то при виде этого белья, равносильного утепленным кальсонам, тонус ее совсем упал.
Куп со скрежетом вытащил из-за стола кресло и плюхнулся в него.
— Я ожидаю вас в «Тонке» к восьми вечера, — сказал он.
— Ожидайте все, что вам хочется. — Зеленые глаза Вероники плавно прикрылись, хоть и не до конца. Одним глазом она подсматривала за Купом. — Может, вам повезет и вы еще увидите меня там.
— Может, черт побери! Мы испытывали нехватку рабочих рук, еще до того как ушла Розетта. Но теперь положение просто катастрофическое. Нам нужно гораздо больше помощников, чем мы имеем на сегодня. Я дал объявление в газету, но, пока кто-то откликнется, вся надежда на вас, Принцесса.
Теперь она открыла оба глаза. И если в них что-то и промелькнуло, то недовольство. Прекрасно. Купа это вполне устраивало, потому как он точно так же был от нее не в восторге.
Но потом глаза ее прищурились. Настолько, что между черными ресницами остался не более чем слабый проблеск зеленого свечения.
— Послушайте, Альфонс Желтокожий…
Куп резко выпрямился в своем кресле и одним взмахом пригнул к столу ее запястье, заковав, как в кандалы.
— Как вы меня назвали?
— Ага! Вам не нравятся прозвища? О, извините! Зато я просто обожаю, когда меня называют Принцесса, моя сладкая и сахарный горошек.
— Душистый Горошек, — поправил Куп, чувствуя, что у него слегка приподнялся уголок рта. — Однако Сахарный Горошек — это совсем неплохо. Нужно будет запомнить. — Он потрогал кончиками пальцев ее предплечье. Кожа на ощупь была такая же нежная, как и на вид. Он тотчас же убрал пальцы из-под свободного рукава ее пижамы. Куп знал, что женщина ожидает, что он сейчас выкажет раздражение на данное ему прозвище. Вместо этого он поднял бровь и улыбнулся — прямо в лучших традициях старого друга. — Хорошо, пусть будет Альфонс Желтокожий. Вообще-то я получил повод покрутить мозгами, в какой мере мне это подходит, и тому подобное.
— Замечательно, — недовольно сказала Вероника и вырвала из-под его руки свою. Затем встала из-за стола, так как выключившаяся кофеварка перестала булькать, и прошла налить себе чашку кофе. — Возможно, вместо этого мне следовало назвать вас мистер Смирение.
Неожиданно для себя Куп обнаружил, что эта пикировка доставляет ему удовольствие — даже несколько многовато, — и тоже встал.
— Можете называть меня как угодно, если это возбуждает ваше воображение, — сказал он, глядя на Веронику сверху вниз. — Только притащите свой зад в «Тонк» к восьми.
В ее сузившихся глазах блеснул вызов.
Куп повернулся и вышел из комнаты раньше, чем эти зеленые глаза успели заставить его поверить, что до сих пор он имел дело с другим типом женщины.
Часом позже Вероника, стоя в спальне, брезгливо морщила нос от тяжелого духа, исходящего от ее блейзера. Стойкий запах сигаретного дыма с волос и кожи удалось смыть, но ее хороший жакет благоухал по-прежнему. Она отбросила его в сторону, чтобы потом отдать в химчистку. Пока они не подыщут новую официантку, вероятно, ей придется самой работать в «Тонке». Но будь она трижды проклята, если позволит себе каждый вечер приносить это амбре домой. Какой пример она подаст своей племяннице?
Вероника оделась и пошла искать телефонный справочник. Через час она покинула дом на Бейкер-стрит и поехала к Мариссе. Прожив дюжину лет в этом маленьком сонном городке, между своими визитами сюда она не замечала в нем больших изменений. О, разве что несколько яблоневых садов на обоих концах города уступили место новостройкам. И еще на главной улице появилось несколько новых заведений быстрого питания, а на месте старого «Ай-82» построили «Биг-Кей». Но Фоссил продолжал оставаться в высшей степени захудалым городком. Его плоский ландшафт и холмы вокруг, как прежде, щеголяли той же угнетающей коричневой грязью и тускло-бежевыми красками зимы. Березы простирали свои голые ветви к кристально чистому голубому небу, отбрасывая усеченные тени вдоль тротуаров. Пока она ехала по городу, свет свободно лился сквозь ветровое стекло автомобиля. Этим прорывом зимнее солнце встретило ее приезд, оставив сплошную облачность Сиэтлу, где она сейчас жила. И где она будет жить дальше с Лиззи, как только найдется кто-то, желающий купить «Тонк» и дом?
Через минуту Вероника въехала на круговую аллею, проходящую позади большого дома из бруса и речного булыжника. Она выключила мотор и несколько секунд просто сидела в машине, глядя на задворки огромного строения. Блафф — так называлась эта часть города с видом на реку и окрестности — населяли богатые люди. Вероника никогда не могла перешагнуть через факт, что ее самая давняя подруга с некоторых пор живет здесь. Марисса определенно прошла длинный путь от Бейкер-стрит, где она обитала раньше, как и Вероника. Их дома были так плотно прижаты друг к другу, что они с Вероникой обычно использовали разделявший их штакетник как промежуточный порог, откуда можно было с черного хода попасть из одного дома в другой. Вероника улыбнулась. Низкая каменная ограда, разграничивающая нынешние владения Мариссы и ее ближайших соседей, была совершенно не похожа на тот рахитичный деревянный и вместе с тем безопасный заборчик. Сейчас, пожалуй, здесь не попрыгаешь, как, бывало, раньше с Мариссой. Если упадешь на камни, можешь убиться насмерть.
О Боже. Насмерть. Это слово смахнуло улыбку с ее лица. Как можно так легко забыть обо всем? Ведь о смерти Кристл ей стало известно всего два дня назад. Ругая себя за ужасающее бесчувствие, Вероника взялась за ручку дверцы.
Когда она вылезла из машины, кухонная дверь с грохотом распахнулась и в патио выпорхнула Марисса. Ее руки вскинулись в воздух, точно взметнувшаяся ракета. Крича от радости, женщина побежала через каменный дворик. Они с Вероникой встретились посередине, восклицая и крепко сжимая друг друга в объятиях.
Много лет назад друзья называли их Матт и Джефф, потому что Марисса на пару дюймов недотягивала до шести футов и была крепко сложена, тогда как Вероника была ростом пять футов и пять дюймов, а также тонка в кости. Эти различия и теперь были ничуть не меньше. Но, попав в теплые и мягкие, как подушка, объятия старой подруги, Вероника чувствовала себя как в родном доме.
Наконец Марисса отступила назад и отодвинула Веронику на расстояние своих длинных рук с безукоризненным маникюром, оглядывая ее с головы до ног.
— Ты остриглась, — сказала она, касаясь ее коротких гладких волос. — Самый шик! То, что надо. Мне очень нравится. Ты сделала эту стрижку в Европе?
— Да, в Эдинбурге, — ответила Вероника. Не покидавшее ее с момента возвращения из Шотландии ощущение вины нахлынуло с новой силой. — Рисса, мне так жаль, что я не подумала оставить тебе номер, по которому ты могла бы меня найти. Не могу поверить, что Кристл похоронили почти месяц назад, а ты только сейчас напала на мои след. — Она засмеялась, но это был лишь короткий звук, безжизненный и невеселый. — О Боже, я так ушла в свою работу! Эта реставрация замка — для меня большая удача.
Я подумала, как это будет здорово для моего бюджета, если закончить все вовремя. Сейчас я чувствую себя такой виноватой. Пока я поздравляла себя с будущими клиентами, которых мне должен принести этот проект, Кристл умерла и уже зарыта в землю.
Марисса встряхнула ее за плечи.
— Ладно, прекрати это.
— Ты права, ты права. — Вероника сделала глубокий вдох, затем медленно выдохнула воздух и отступила назад, распрямляя спину. — Дело не во мне.
— Разумеется, в тебе. Твоя сестра убита!
Слова ранили прямо в сердце, но Вероника покачала головой:
— Нет, дело в Лиззи. Она потеряла маму, ее отца обвинили в убийстве, а ее тетя пропадает без вести, когда девочка нуждается в ней больше всего. Как она сейчас? Во время тех двух коротких телефонных разговоров мне было так трудно это понять.
— О, Ронни, у меня просто разрывается сердце. — Марисса взяла Веронику за руку и повела в дом. Они прошли по блестящему плиточному полу в кухню с мраморными столешницами, заваленными домашним барахлом, и ультрасовременным холодильником, в изобилии украшенным произведениями детского искусства. — Лиззи ведет себя так, будто ничего не случилось. Но изнутри ее, должно быть, гложет горе. И не только из-за утраты обоих родителей. Ты прекрасно знаешь, что собой представляет этот город, где каждый знает всю подноготную о Кристл и Эдди, где все только и заняты этими разговорами.
Они устроились в большой комнате на широкой тахте, подтянув к груди головы и подобрав под себя ноги.
— Но все невзгоды, — продолжала Марисса, — не подвигли девочку еще больше замкнуться в себе. И это чертовски хорошо, учитывая ее робость. — Она протянула конец своей толстой темно-русой косы через кулак, потом через другой. — Мои дети рассказывают, что какое-то время некоторые из одноклассников здорово ей досаждали. Но к счастью, вокруг нее есть много достойных ребят. Видит Бог, наша малявка Десса так неистово отбивает все нападки на нее. Райли тоже на днях защищал ее от одного мальчишки из третьего класса и пришел домой с разбитым носом.
— У тебя замечательные дети, Марисса, — сказала Вероника.
На щеках ее подруга обозначились глубокие ямочки.
— Ах, кто их знает! Иногда я думаю, что не грех бы отдать обоих на выучку в военную школу. Но вдруг они поворачиваются совершенно неожиданной стороной и делают такое, что я готова лопнуть от гордости. — Марисса пожала плечами. — Я подозреваю, у них такой сговор — посмотреть, как скоро им удастся довести меня до безумия. А что может сделать одинокая женщина?
Вероника фыркнула:
— Как будто ты стала бы что-то менять, даже если бы могла! Ты делаешь великое дело, воспитывая их одна. Должно быть, это трудно. После смерти Денни.
—Да, временами бывает нелегко. Но Денни нет уже пять лет, и жизнь продолжается. — Марисса снова пожала плечами. — И ты просто делаешь то, что должна, особенно когда у тебя есть дети.
— Но то, что ты сделала, — это настоящий подвиг. И вдобавок взяла на себя еще и мои проблемы. — Вероника тронула Мариссу за плечо. — Я так тебе обязана за то, что ты позаботилась о Лиззи и поддержала работу в «Тонке».
— Фи, какие пустяки! — отмахнулась Марисса. — Кстати, о «Тонке». Разве этот Купер не милый? По-моему, он такой душка!
Не сказать, чтобы такое определение точно соответствовало первому впечатлению Вероники.
— Душка?
— Да. Он такой очаровательный, и с ним легко иметь дело. И потом, он не пропивает весь свой доход, как первый парень, которого я наняла.
— Так ты находишь, что он душка? — повторила Вероника.
Очаровательный? И с ним легко иметь дело? Для кого-то, может быть. Но только не для нее.
— Ну да, я согласна, — засмеялась Марисса, — строго говоря, он не выглядит душкой…
— По мне, так он похож на одного из тех вампиров, которые в наши дни так популярны на телевидении. Но не из тех новомодных, что всегда пытаются утонченно трансформировать свои порочные наклонности. Мне он напоминает их главаря, мародерствующего злодея, грабящего население.
— Ну, для вампира он слишком загорелый, — возразила Марисса. — Впрочем, я бы не возражала, чтобы на меня напал такой грабитель. — Она засмеялась и, наклонившись к Веронике, порывисто ее обняла. — О, Вероника, как хорошо, что ты вернулась! Ты всегда отличалась уникальным взглядом на вещи.
— По поводу моего возвращения не уверена, — призналась Вероника, — но видеть тебя, несомненно, хорошо. И я отчаянно нуждаюсь в твоей информации о жителях Фоссила. — Она провела руками вверх-вниз по бедрам. — В «Тонке» не хватает рабочих рук, и мне сказано, что я должна заменить там официантку, пока все уладится.
— Ого-го. — Марисса сочувственно улыбнулась. — Могу вообразить, как тебе, должно быть, приятно было это услышать.
— О да. — Вероника состроила гримасу. — Как только мы с Кристл стали достаточно большими, чтобы держать в руках швабру, наверное, половина наших выходных ушла на уборку этого бара. — Ее антипатия к «Тонку» была тесно связана с их отцом. В ее воспоминаниях о нем причудливым образом переплеталось все хорошее и плохое. Шарм, отсутствие амбиций и врожденное пренебрежение к женскому мнению. — Боже мой, не мне тебе это рассказывать, Рисса. Ты, конечно, помнишь, как я изливала тебе душу относительно папиных воззрений на миссию женщины и маминого потворства, когда она отказывалась на него воздействовать. — Вероника виновато пожала плечами, как бы извиняясь, что снова поднимает избитый вопрос. — Я, конечно, поработаю в «Тонке»: если я хочу его продать, у меня просто нет выбора. Ради Лиззи я готова выжать из этого заведения как можно больше, чтобы она могла свободно распоряжаться своей жизнью. Но как только я найду официантку, ноги моей там не будет.
— Гм… я не хочу тебя обескураживать, дорогая, — сказала Марисса, — но все завязано на экономику. За последние два года положение изменилось. Я имею в виду, что найти охотников на низкооплачиваемую работу сейчас намного труднее. Так что на это может уйти какое-то время.
У Вероники упало сердце, но она отбросила удручившую ее новость и расправила плечи.
— Прекрасно. И поэтому Купер Блэксток живет в доме Кристл?
— Да. Количество свободных квартир, сдающихся внаем, близко к нулю. Вот я и рассудила: почему бы не поселить его в пустом доме, где он будет полезен еще и как сторож? К тому же под боком у «Тонка». Почему нет?
«Потому что он доставляет мне беспокойство». Вероника вспомнила, как Блэксток смотрел на нее сегодня утром. Перед ее мысленным взором тотчас предстали гладко выбритый твердый подбородок, торчащие светлые волосы и недовольно сдвинутые темные брови. Этот мужчина захватывал большее пространство, нежели занимаемая им доля кухонного стола. Когда он сел напротив нее, его плечи совершенно загораживали ей вид.
Вероника заставила себя стряхнуть образ. С Блэкстоком она будет иметь дело позже — не сейчас, когда у нее есть реальные проблемы.
— О Боже! Map, я чувствую себя как в одном из эпизодов «Сумеречной зоны». Знаешь, отчасти я всегда подозревала, что Кристл плохо кончит, но это были лишь смутные представления. Что-то наподобие того, как она, пьяная, садится за руль и разбивает автомобиль. Или как один из мужчин, с кем она играла в свои дьявольские игры, в безумном раже рассекает ей губу или ставит синяк под глазом. — Вероника посмотрела на свою подругу, озадаченную этими ужасными ассоциациями. — Но я никогда не предполагала ничего подобного тому, что произошло. Как Эдди мог это сделать? Я всегда воспринимала его как самого милого, очень сдержанного человека. Надо отдать должное его терпению, потому что мы-то с тобой хорошо знали Кристл. Я знала, что они с Эдди враждовали между собой из-за родительских прав над Лиззи, но я никогда не думала… я ни на минуту не могла вообразить… — Вероника откинула волосы со лба и тяжело сглотнула. — Боже мой, я даже уговаривала Кристл позволить ему воспитывать Лиззи, потому что мне казалось, из них двоих он — лучший родитель.
— Он и был лучшим родителем. Я полагаю, он просто не выдержал и сорвался.
— Значит, у них вполне определенное мнение, что это сделал он? — Вероника нетерпеливо покачала головой. — Ну конечно, это он… не правда ли? Кто же еще! Иначе он никогда бы не убежал и не бросил Лиззи на произвол судьбы. — Вероника почувствовала горький вкус на языке.
— В тот вечер Кристл и Эдди устроили в «Тонке» у всех на глазах хорошую потасовку, — мягко заметила Марисса. — Он выкрикивал угрозы в ее адрес. И потом, когда в контейнере для мусора обнаружили ее тело, полиция там же нашла кожаный пиджак Эдди. У Кристл под ногтями остались следы той кожи. — Она болезненно поморщилась и сжала Веронике руку. — Извини, бесчувственно с моей стороны говорить об этом. Давай сменим тему. Что ты скажешь?
— Хорошо. — Вероника с трудом сглотнула, отчаянно желая стереть возникший в сознании образ. — Помоги мне придумать что-нибудь действительно толковое, как мне устроить Лиззи, когда мне придется работать.