Все-таки она решила последовать совету Мишель и позвонить Кларку Стайлингу. В ее памяти то и дело всплывала сцена прощания на вокзале и его фраза: «Ваше общество удивительным образом располагает сочетать фантазии с предельной откровенностью». Какой бы смысл он ни вкладывал в эти слова, но звучали они очень интригующе.

Все-таки в нем есть определенный шарм и притягательность, это чувствуешь сразу, думала Эмили. Мишель называет такие вещи харизмой.

На визитке был напечатаны только цифры и больше ничего. Эмили достала свой мобильный и принялась нажимать кнопки. Примерно на середине набора она резко захлопнула телефон, зачем-то засунула его под диванную подушку и села, обхватив голову ладонями.

Почему она так разволновалась? Может быть, это болезнь такая: при контакте с мужчиной краснеть, бледнеть, терять сознание, опрокидывать стулья (в кафе с Ричем), а потом рыдать от неразделенной любви? Мишель, конечно, говорила, что она суперчувствительная особа, но такая чувствительность переходит всякие границы.

Нет ничего страшного в том, что она позвонит первая. Спокойно поговорит, скажет, что все в порядке, в Голливуде ее ждут, но дома лучше и она на некоторое время задержится в Нью-Йорке. Поэтому они могли бы встретиться. Вот и все.

Эмили решительно вытащила телефон из-под подушки. Номер набрался на удивление быстро и сразу пошли гудки, так что путей к отступлению не осталось.

— Алло? — услышала она знакомый голос.

— Мистер… Стайлинг? Кларк Стайлинг?

— Да, — ответила трубка после недолгого замешательства. — С кем имею честь?

— Здравствуйте. Это… — Она совсем растерялась и чуть было не ляпнула свое настоящее имя. — Это Мишель. Помните, мы ехали в поезде и пили ваше испанское…

— О, Мишель, конечно помню! Как поживаете, юная инфанта?

— Прекрасно! А вы?

— Я тоже не могу пожаловаться. Как ваша огромная семья?

— Замечательно. Они безумно рады видеть меня! Уговаривают подольше задержаться. Даже не знаю, что делать…

— Не скучаете по Голливуду?

Когда скучать-то? — подумала Эмили. Два дня всего прошло!

— Конечно, скучаю… Но и здесь тоже хорошо. Прекрасная весна. Я давно не видела Нью-Йорк весной.

— В этом году немного холодно.

— В самом деле? — Она лихорадочно соображала, о чем еще можно спросить. — Ну, может, и так. Однако мне все равно нравится! Знаете, я каждый вечер гуляю по улицам и… — Эмили сделала выразительную паузу, но Стайлинг молчал, — и получаю небывалое удовольствие от созерцания любимого города.

— Я понимаю вас.

— Э-э… вы, наверное, тоже любите такие прогулки. Ну… я имею в виду там, у себя дома.

— Да, — задумчиво ответил он.

Эмили помолчала. Стайлинг тоже не торопился продолжать светский диалог. Положение надо было как-то спасать, пока не возникла неловкость, но на ум как назло ничего не шло. Она понимала, что, если упустить драгоценные секунды, разговор будет скомкан, завершен раньше времени, что, разумеется, будет означать окончательный провал. Впрочем…

— Э-э, мистер Стайлинг, помните, я на вокзале спрашивала вас…

— Мишель, а может, мне как-нибудь составить вам компанию? — вдруг перебил он. — Знаете ли, я тоже люблю пройтись вечером.

— Да… но… право, не знаю, как это осуществить.

— А что нам может помешать? Мне показалось, что в поезде мы не обсудили множество интересных тем, и теперь наш святой долг добраться до них.

— Очень может быть.

— Итак, я жду вашего разрешения.

— На что?

— На то, чтобы пригласить вас погулять по весеннему Нью-Йорку.

— О. — Ее не покидало навязчивое чувство, что Стайлинг чем-то параллельно занят. Может, он просто на работе? Ей самой, к примеру, иногда приходилось делать контрольную и при этом разговаривать по телефону. Нет, не то. Во-первых, они не слишком большие друзья, чтобы так обесценивать этот разговор и прощать друг другу невнимательность, а во-вторых, она позвонила всего пять минут назад, значит, не сильно задержала его.

— Ну что же вы молчите?

— Я разрешаю вам, — растерянно, но достаточно любезно проговорила она и красиво улыбнулась, как будто Стайлинг мог ее видеть.

— Спасибо. Тогда нам осталось назначить дату.

Чем быстрее, тем лучше! — подумала Эмили, сжав кулаки. Ей так хотелось начать свою стратегию прямо сегодня.

— Сегодня, к сожалению, я не могу, — вздохнул Стайлинг, и Эмили обреченно опустила плечи. — Завтра… А впрочем, как вам будет угодно. Лучше сами назовете день.

— Я даже не знаю. Но, мне кажется, нужно ловить момент, пока погода не испортилась. Скоро обещали дожди. Завтра меня вполне устроило бы.

— Отлично! Тогда я заеду за вами, куда прикажете.

— Нет, спасибо. Лучше встретимся где-нибудь еще.

— Хорошо. Где?

— Э-э… — Она вдруг поняла, что совсем не знает Нью-Йорка. Как она может назначить свидание в городе, который изредка навещала в детстве?! — Ну… давайте где-нибудь.

Он рассмеялся.

— Голливуд и Канада заставляют забыть родные кварталы, не так ли? Хорошо, Мишель, я буду ждать вас завтра в семь вечера в одном чудесном ресторанчике. Записывайте адрес…

— Договорились, — дрожащим от смущения голосом ответила она.

— Всего доброго.

Они нажали отбой одновременно, и Эмили озадаченно откинулась на подушки. Нельзя сказать, что она о чем-то жалела. Но такого странного чувства перед первым свиданием раньше не испытывала никогда!

Вечером следующего дня в половине седьмого Эмили в прекрасном костюме (подарок мамы), с вечерней прической (произведение двух мастеров) села в такси и уехала, разбрызгивая весенние лужи возле дома.

— На свидание пошла, — то ли удивленно, то ли одобрительно констатировала тетушка, отходя от окна и поворачиваясь к дочери.

— И ничего не сказала, нахалка!

— Почему, она мне сказала, что идет ужинать. Интересно, когда она успела его подцепить? И кто он такой?

— Ну, явно не байкер, — язвительно заявила Сандра, вспомнив своего Дэвида. — В таком костюмчике и с такой прической ходят ужинать только в приличные рестораны.

— Да, — с удивлением и затаенной завистью проговорила тетушка. — Все-таки Иден успела ее вышколить, этого не отнять! Пожалуй, единственное положительное, что она сделала со своей дочерью, это привила ей хороший вкус.

— То, что девушка встречается с богатым парнем, совершенно не означает, что у нее хороший вкус.

— Я имею в виду, что на нее приятно смотреть. А тебе, милая моя, тоже пора вынуть из ушей металлолом и остепениться.

Сандра раздраженно подергала головой.

— Ну и смотри, если приятно! Я ведь не расписываю, какая хорошая тетя Иден!

Тетушка ее не слушала.

— Как думаешь, Тамерлейку с ней будет правда интересно?

Сандра снова фыркнула.

— Что ты привязалась с этим Тамерлейком?! Забери его себе и успокойся.

Тетя вздохнула.

— Ты не поверишь, об этом я думала в первую очередь. Но, увы, оказалась не в его вкусе. Ну что ты так смотришь? Когда мы стали принимать его в нашем доме, мне едва сравнялось пятьдесят. Я была, можно сказать, молода и красива.

— Мама!

— Ну что «мама»? Потом я поняла, что разница в двадцать с лишним лет — это многовато.

— Ужас! Но ему тогда было всего двадцать семь или двадцать восемь. Он тебе годится в…

— Знаешь, когда симпатичный мужчина весь вечер просиживает с тобой в гостиной практически без всякого повода и так продолжается изо дня в день, в голову невольно начинают лезть интересные мысли.

— Вы с папой сошли с ума.

— Подожди, не сбивай меня с мысли. Про Тамерлейка я вспомнила в связи с ее характером.

— А что у нее с характером?

— Если ее как следует не обтесать, она станет второй Иден. Думаю, неудачный роман как нельзя лучше адаптирует ее к новой реальности.

— Почему ты считаешь, что он будет неудачным?

— Потому что от Тамерлейка отскакивают все женщины. Он умеет с ними только спать и больше ничего. А Эмили не из тех, кто согласится сразу спать. Хотя, конечно, я могу чего-то не знать о ней. В любом случае это будет великолепное зрелище. Битва титанов.

— Мама, но это жестоко!

— Почему жестоко? По-моему, нормально. Она потом еще и спасибо скажет.

— Почему ты так уверена, что именно Тамерлейк ее бросит? А вдруг она настолько вскружит ему голову, что он изменит своим принципам и сделает ей предложение?

— Тогда она точно скажет спасибо. Сандра, милая, если бы у него что-то там не случилось на личном фронте много лет назад (сейчас это тайна, покрытая мраком, и только отец знает, в чем дело), он не стал бы таким противоречивым во взаимоотношениях с женским полом. Мне кажется, он умеет любить. Но почему-то запрещает себе это делать. Жаль его. Знаешь, я бы пошла за этим человеком на край света!

— Это чисто твое мнение.

Ло с презрением посмотрела на дочь.

— Дурочка ты, что запорола вашу свадьбу в прошлом году! Я бы не хотела отпускать этого человека из нашей семьи, тем более он сам очень привязан к нашему дому.

— К нашему дому почему-то все привязываются.

— Может быть. Не женился на тебе — ладно, не надо. А вдруг и правда на Эмили женится?

Сандра прищурившись посмотрела на мать.

— А почему тебе не хочется отпускать его из семьи? Он будет мужем Эмили, а ты будешь…

— Прекрати! У меня есть Леон, и мне этого достаточно. Он тоже молодой.

Сандра вздохнула.

— Ну хорошо. Скоро у отца день рождения, я думаю, удобней всего будет познакомить их именно там. Хотя можно и раньше.

— Раньше не стоит. За эту неделю мы лучше подогреем их интерес друг к другу. Но ты должна мне помочь. Придумай что-нибудь такое, чтобы Эмили посадить рядом с ним за стол.

— Конечно! Ты плетешь эти интриги, а я должна придумывать! Мы можем просто так посадить их рядом. Как бы случайно.

— Это будет яснее ясного: мы не смогли женить его на тебе и поэтому решили женить на ней! Наверняка еще и папочка не упустил случая что-нибудь рассказать ей о том, как Тамерлейк прекрасен.

— Но что я могу придумать, мама?

— Не знаю. Придумай что-нибудь. — Ло зачем-то посмотрела на часы. — У тебя есть два дня. Потом начинаем действовать.

Ресторан «Летучий голландец» удобно расположился на набережной. Он состоял из множества маленьких уютных зальчиков и закрытых балконов с высокими полукруглыми арками, выходящими на залив. Завсегдатаи заведения знали: если сесть на втором этаже за столик у самого окна, то оттуда будет виден лишь океан, а набережная и береговая линия останутся за пределами обозрения. И тогда создается впечатление, что ты плывешь на носу корабля, а вокруг только океан.

Кларк Стайлинг вот уже двадцать минут сидел за одним из таких столиков и задумчиво смотрел на синюю гладь воды. Он был вполне спокоен, ибо с самого начала рассчитывал на опоздание. Женщина просто обязана опаздывать, особенно если это красивая женщина. А его новая знакомая, которую он упрямо называл инфантой, полагая, что Мишель ее не настоящее имя, была красивой, и даже очень.

После разрыва с женой Кларк стал часто ходить по ресторанам с разными женщинами, не заводил серьезных отношений дольше двух месяцев. Все это позволило ему хорошо изучить правила и своеобразный этикет первых свиданий.

Поначалу это было нелегко принять, поскольку по натуре он человек чувствительный и ранимый, но со временем Кларк сумел поставить в центр отношений себя самого, что, конечно, стало приносить много больше удовольствия. Это было похоже на путешествие по разным странам с ночевками в незнакомых отелях. Сначала трудно освоиться, но жутко интересно, потом живешь в полной гармонии и дышишь одним воздухом, потом легкая грусть перед отъездом, и наконец — финал, оформление билетов, возвращение домой.

— Женщина — это чужеземная страна, — говорил он своим неженатым приятелям, когда за стаканом виски случалось откровенничать. — Она нужна лишь для того, чтобы крепче любить свой дом и свое одиночество.

Сегодняшнее свидание, как полагал Кларк, не станет исключением из правил. Если «инфанта» откажется поехать к нему в первый вечер, что ж… они еще немного повстречаются, прежде чем станут любовниками. Он был уверен, что на днях дело непременно закончится визитом к нему домой, тем более что повод есть: там лежат огромные запасы испанского вина.

От этой мысли веяло такой предсказуемостью, что стало немного скучно. Почему-то ни одна из его женщин, оставаясь на ночь, не пыталась ограничиться первым и единственным разом. Каждой хотелось ему что-то доказать, оставить неравнодушным, привязать покрепче. А его рассеянное безразличие только подливало масла в огонь.

…И все же Эмили появилась раньше положенного срока опоздания — в семь минут восьмого. Стайлинг украдкой глянул на часы: удивительно, но она не капризна! И даже, возможно, уступчива. Своенравные девушки обычно с первого свидания дают понять, что им позволительно все, потому что они так привыкли, — и точка. А эта старалась успеть, возможно вообще не собиралась задерживаться, просто так вышло. Всего семь минут.

— Мистер Стайлинг!

— Мм… Мишель, добрый вечер! — Он поднялся ей навстречу. — Вы потрясающе выглядите! Даже лучше, чем тогда, в поезде!

Она рассмеялась — приятно было видеть искреннее восхищение в его глазах.

— Это я специально постаралась, — сказала она, усаживаясь за стол. — Не дай бог, вы бы перепутали меня с официанткой.

Он с шутливым укором посмотрел на нее, усаживаясь за стол: невысокий, широкоплечий…

Нет, все-таки ему не идут костюмы, подумала Эмили. В них он явно выглядит старше.

— Вы никогда прежде не были в этом ресторане?

— По-моему, нет. — Она перевела взгляд на окно, и тут же лицо ее изменилось. — О, вот это вид! Просто восхитительно!

Расположившись у подоконника, Эмили принялась смотреть на воду, а Кларк стал изучать ее. Цепким взглядом прошелся по фигуре, не пропуская ничего, поднял глаза на тонкий профиль с чуточку выступающими скулами, и оттого особенно трогательный, на гордую посадку головы. Странная девочка, совсем не похожа на актрису, подумал Кларк и озадаченно откинулся на спинку кресла.

У них большая разница в возрасте, это, конечно, минус. Разумеется, она наврала про тридцать лет. В тридцать лет женщины смотрят на мужчин совсем по-другому. Ей не больше двадцати пяти. Скорее меньше.

Эмили вернулась за стол.

— Такой потрясающий вид! Мистер… Кларк, если вы хотели меня поразить, то вам это удалось!

— Спасибо, — уклончиво ответил он. — Но поразить я вас не хотел. Скорее порадовать и доставить удовольствие. Итак, с чего начнем?

На этом месте, спотыкаясь на слове «удовольствие», женщины обычно бросали двусмысленные реплики, чтобы проверить его намерения. Он успокаивал их, тоже в завуалированной форме: да я именно этоимею в виду. Удовольствие во всех вариантах, какие пожелаете.

Сейчас все было не так. Эта девочка врала про себя все — от первого до последнего слова, и в то же время в ее жестах и голосе была такая искренность, которой он, признаться, не видел в людях давно и начал думать, что ее уже не существует в природе.

Она попросила вина, долго гадая, какое же лучше взять: красное, потому что была голодна и хотела мяса, или белое, потому что ее соблазняли блюда из морепродуктов. Потом, окончательно рассмешив официанта, заказала и то и другое и пообещала, что сегодня непременно будет делать глупости.

Кларк был очарован. Это было как раз то что надо. И в то же время не вписывалось ни в один привычный сценарий. Ему казалось, что рядом с ней он молодеет, становится светлее и чище, а за спиной прорастают крылья, — ощущения, которых он не испытывал лет десять, а то и пятнадцать, с тех пор как сам был двадцатилетним юношей.

Эмили взахлеб рассказывала о Голливуде и канадском кинематографе (пришлось сильно напрячь память, вытащив оттуда все, что она слышала когда-то от Мишель). В конце третьего бокала она чуть было не ляпнула про режущиеся зубки маленького Дэнни, но вовремя спохватилась, что у нее нет детей и мужа. В смысле у той Мишель, которая сидит перед мистером Стайлингом, нет детей и мужа.

Ей было удивительно легко. Так же как и Кларк, она обнаружила в себе приятное чувство полета и скольжения, которое несло вперед, вдохновляя на новые сказки о Голливуде, о собственном детстве, о большой семье…

Отчасти Кларк напоминал ей отца. Не внешне, а по тому неуловимому желанию, которое возникало рядом с ним. Желанию вести себя свободно, раскованно и болтать о чем угодно, потому что тебя за все простят, потому что любят такой, какая ты есть… Потому что ты маленькая, а он большой.

Конечно, они едва знакомы и ни о какой любви не может быть и речи, одергивала она себя время от времени. Но потом фразы цеплялись одна за другую, изящные шутки и острые реплики скрещивались, словно отточенные шпаги, и Эмили понимала, что самое естественное и правильное сейчас продолжать в том же духе, потому что Кларк этого ждет.

Получалось что-то нетривиальное: оба обманывали друг друга и оба прекрасно это понимали, но остановиться никак не желали. И в этом заключалась вся прелесть игры.

— Вы просто засыпали меня цитатами! — говорила она ему хохоча. — Что вы хотите от актрисы? Вы знаете, что среди актеров очень много оригиналов. Зато нет ни одного интеллектуала!

— Замечательно. А вы знаете, что именно актерам полезно проводить такую вот разминку для ума.

— Пиршество разума и эрудиции?

— Совершенно верно. Знаете, у меня был один знакомый актер. Хотя я не снимаюсь в фильмах, но круг знакомств у меня весьма обширен. Так вот этот актер садился читать сценарий, а потом отбрасывал и говорил: «Нет, я это никогда не сыграю!» Я спрашивал почему, может его плохо обучили премудростям ремесла. Но он отвечал, что актер-то он прекрасный и все премудрости ему известны, просто он совершенно не может понять логику сюжета. Представляете?

— Вполне! — хохотала Эмили. — Вот я, когда была маленькая, рисовала картины. Это то же самое, что играть роль. Пока ты не представишь полотно — полностью, во всех подробностях и мелких деталях, ты просто не сможешь нарисовать ни кусочка.

— Вы художник?

— Нет! С чего вы взяли?

— Вы рассуждаете, как зрелый художник. Для того чтобы так говорить, недостаточно рисовать картины в детстве.

— Перестаньте. Вы приписываете мне слишком много.

— И все-таки мне кажется, что я вас видел на одной из выставок. Помните, я даже в поезде…

Эмили искусно изобразила сочувствие.

— Вы не представляете, сколько лиц иной раз приходится видеть за день! А потом они путаются, перемешиваются, выстраиваются в какие-то бессмысленные сюжеты, — она снова засмеялась, — которые я не в состоянии охватить, как ваш актер.

В общем, в конце вечера Кларку Стайлингу просто не пришло в голову пригласить Эмили к себе домой. Когда они вышли из ресторана и пошли по набережной, эта мысль, как и все остальные, ей подобные, начисто вылетела у него из головы. «Инфанта» зажгла в нем таинственное настроение: немного тревожное, зовущее и многообещающее, как мечты давно ушедшей юности. И в то же время достаточно сдержанное и целомудренное. Кларк чувствовал себя благородным рыцарем, который все сделал правильно, ни в чем не перегнул палку и теперь его главная задача — не нарушить это возвышенное настроение, не разочаровать прекрасную даму.

А может, вино вытворяет с ним такие штуки? Странный сегодня вечер.

Эмили остановилась и взяла его за рукав. Видимо, подобная мысль посетила и ее тоже.

— Сознайтесь! Я вас очень прошу.

— В чем? — искренне изумился он.

— Ну, сознайтесь, что и в поезде, и сегодня вы что-то подсыпали в вино.

Кларк засмеялся.

— Вам тоже так показалось?

— Что значит «тоже»?

— А я хотел спросить у официанта, чем они протирают бокалы, потому что вино-то он открывал при нас, значит, в нем самом не было яду.

— Да, но какое-то оно слишком пьяное.

— И расширяющее сознание.

— И кругозор!

— И морально-этические нормы поведения.

— Да что вы? — изумилась Эмили. — А у меня до морально-этических норм не дошло. Жаль.

— Вы просто меньше выпили.

— Ну что ж… В следующий раз… Впрочем, посмотрим.

Эмили вдруг вспомнила, зачем ей вообще понадобился Стайлинг, и смутилась. С этим человеком, оказывается, так интересно, а она хотела сделать его обыкновенным любовником, орудием мести.

— Вам грустно, Мишель?

— Что? А, да. Грустно. Мне пора домой.

— Я провожу вас.

— Нет.

— Но почему?

Она замялась.

— Видите ли, я как Золушка. В двенадцать моя карета превратится в тыкву.

— Вы что-то скрываете от меня?

— Н-нет. Просто мне нужно ехать домой. Я отцу обещала. — Она окончательно смешалась от собственных слов.

Кларк тоже стоял перед ней, смущенно глядя в асфальт. Он вдруг вспомнил обычный сценарий таких вечеров и устыдился прежних планов. Как он вообще мог допустить подобную мысль по отношению к «инфанте»?!

— Вон идет такси, я пойду, Кларк.

— Подождите! Я все-таки отвезу вас домой, а то…

— Спасибо! — Она вдруг шагнула к нему и, сама не зная почему, провела ладонью по щеке. — Я думаю, на сегодня достаточно. До свидания!

Кларк не успел схватить ее руку, такси быстро скрылось в потоке машин, а он остался стоять на обочине тротуара, ощущая себя полным болваном.

— Однако! — проговорил он со смесью восхищения и обиды, глядя ей вслед. — Браво, инфанта!