На третий день, когда полоса сравнительно теплого течения Куро-Сио осталась позади, температура резко упала. На рабочей глубине наш самопишущий глубинный термометр, с помощью которого контролируется температура наружных слоев воды, показывал 4 градуса по Цельсию. Уже несколько месяцев «Наутилус» не плавал при такой низкой температуре воды. Мы погрузились на максимально возможную глубину для того, чтобы проверить герметичность корабля в этих условиях. В некоторых случаях забортная арматура, не проницаемая в теплой воде, начинает «слезиться» при понижении температуры. После запроса по телефону о состоянии отсеков вахтенному офицеру доложили, что течи нигде не обнаружено. Удостоверившись в непроницаемости забортной арматуры корабля, я приказал всплыть на рабочую глубину. На четвертый день, приблизившись к Алеутским островам, мы всплыли на поверхность, внимательно следя за показаниями эхолота, который показывал быстрое уменьшение глубины. Было известно, что в течение следующих дней нам придется управлять кораблем с очень большой точностью, так как переход будет происходить по мелководью. Ночью 12 июня мы впервые увидели берег острова Унимак, находящийся в 1700 милях северо-западнее Сиэтла. Медленно маневрируя в поисках прохода на север через цепь островов, штурман корабля Дженкс выбирал наиболее безопасный курс. Наконец он нашел достаточно открытый проход между двумя островами, через который провел «Наутилус» на большой глубине. К полуночи, преодолев первое препятствие, «Наутилус» вошел в Берингово море.

Мы шли постоянным курсом в подводном положении, изредка производя наблюдения через перископ. Дно мелководного Берингова моря чрезвычайно плоское. Ученые говорят, что это объясняется наслоениями ила, образовавшимися в течение тысячелетий. Ил откладывается, когда прибрежные льды вместе с примерзшей землей откалываются, уносятся в море и тают. Мы продолжали наш путь с большими предосторожностями. Никогда раньше я не наблюдал на «Наутилусе» такого интереса к местоположению корабля. Старшины и матросы постоянно заглядывали через плечо штурмана, стараясь рассмотреть карту. Около пульта приборов управления реактором была вывешена большая карта полярного района. Приблизительно каждый час на ней отмечали место «Наутилуса» по мере продвижения его на север.

В пятницу, 13 июня, через четыре дня после выхода из порта, находясь на расстоянии тридцать метров от плоского дна Берингова моря, мы прошли острова Прибылова. На следующий день мы всплыли на перископную глубину, чтобы освежить воздух в последний раз. С этого момента я считал необходимым использовать нашу обычную систему очистки воздуха: кислород в баллонах и установки для поддержания в пределах допустимого уровня концентрации таких газов, как углекислый, угарный и водород. Корабельный врач «Наутилуса» и два санитара несли ответственность за проверку концентрации этих опасных газов в помещениях нашего корабля. Корабельные часы показывали день, а наверху уже был вечер, когда мы закончили вентилирование помещений. Море было очень спокойное, но видимость плохая, над водой стоял плотный туман. Опустив шноркель, мы увеличили глубину и начали определение поправок магнитных компасов, которые пришлось бы использовать в случае выхода из строя гирокомпасов и инерциальной навигационной системы.

В десять часов вечера мы подошли к западному проходу. Сибирь находилась от нас налево, а остров Св. Лаврентия — направо. Всплыв на перископную глубину для навигационного определения, мы увидели прекрасное безоблачное голубое небо и спокойное море. На расстоянии всего двадцати миль был ясно виден холодный сибирский берег с покрытыми снегом вершинами. Быстро определив место, мы ушли на глубину и взяли курс на север, в Берингов пролив.

Поздно ночью 14 июня мы встретились с первым льдом. Вначале он был обнаружен электронной аппаратурой. Через перископ мы видели, как его тень закрыла солнечные лучи. Лед не был ни толстым, ни сплоченным, но мы все же уменьшили скорость хода. Для новичков это была первая встреча со льдами, и они смотрели на экраны приборов как зачарованные.

К тому времени, когда вахта сменилась, мы проходили под плавающими льдинами длиной тридцать — тридцать пять метров и толщиной до шести метров. После быстрого, но внимательного наблюдения мы выяснили, что толстый лед покрывал около 60 процентов водного пространства над нами. Это заставило меня серьезно задуматься. На этой сравнительно малой широте мы ожидали встретить меньше льдов. Эхоледомеры и эхолоты давали точные и непрерывные показания. Расстояние между килем и дном океана было около четырнадцати метров, а от верхней части ограждения рубки до льда — около восьми метров. Через двадцать минут после полуночи мы прошли под огромной глыбой льда с осадкой около девяти метров. Откровенно говоря, я был удивлен. Мы с Лайоном обменялись выразительными взглядами.

При движении полярного льда на юг вдоль берегов Берингова пролива в зимнее время происходит сильное торошение; льдины нагромождаются друг на друга, и у них появляется глубоко сидящая подводная часть. Лед, идущий к берегу зимой, становится сплоченным. В более теплые месяцы полярный паковый лед тает, а сплоченный остается у берега. Постепенно он отрывается от берега и уходит в море.

Толщину многолетнего льда, который в течение длительного времени находился в открытом море в виде настоящего пакового льда, можно предсказать. Толщину же глыб сплоченного прибрежного льда предсказать невозможно. Никто не занимался исследованием сплоченности льда. Мы с Лайоном знали, что от берегов Аляски отрываются глыбы толщиной около восемнадцати метров. Но мы ничего не знали о толщине сплоченного льда, который отрывается от ближайшего к нам берега Сибири. Ничего — кроме того, что мы сейчас находились под огромной глыбой сибирского льда, уходящей на девять метров под воду. Я думал о еще более мелководных районах океана, которые нам предстояло пройти. Меня начал беспокоить тревожный вопрос: что будет, если мы встретим глыбу сибирского прибрежного льда на три метра толще последней?

Я поделился с Лайоном своими опасениями относительно ледовых условий. Он спокойно ответил, что его тоже это волнует. Мы оба хорошо понимали, что лед — это враг, которого следует уважать. Год назад мы бросались в битву с ним, подобно молодому воину, готовому сокрушить весь мир, но получающему синяки под оба глаза. В этом году я решил любой ценой предотвратить серьезные повреждения лодки.

Времени для раздумья не было. В течение нескольких секунд я пришел к определенному решению: подошел к вахтенному офицеру и спокойным, ровным голосом приказал ему лечь на обратный курс. Западный проход был закрыт,