В воскресенье 8 июня 1958 года атомная подводная лодка «Наутилус» стояла на швартовах у пирса в Сиэтле. В два часа дня по сиэтлскому времени ожидалось получение последнего, совершенно секретного приказа из Вашингтона, который решит вопрос: будет ли «Наутилус» выполнять прежние задачи или начнет труднейший морской поход.

На крохотном столике в моей каюте лежали два пакета с оперативными приказами. В одном, с надписью «Секретно», находился приказ, предписывающий «Наутилусу» совершить в подводном положении обычный длительный поход в Панаму с задачей сбора данных, необходимых для испытаний системы «Поларис». На другом пакете, который я хранил до этого момента в сейфе с тройным замком, стояла надпись «Совершенно секретно. Лично командиру корабля». В нем говорилось, что если поступит особое распоряжение начальника штаба военно-морских сил, то первый приказ отменяется и мы должны будем идти в Англию, причем не обычным путем, а под арктическим паковым льдом, покрывающим обширную часть Северного Ледовитого океана.

Принятие решения о выполнении операции «Саншайн», как ее называли, было возложено на начальника штаба ВМС США адмирала Бэрка. Экипаж «Наутилуса» ничего об этом не знал. В то время все были заняты последними приготовлениями к походу на юг. Как и всегда в таких случаях, я подписывал массу требований и накладных для получения различных материалов и запасов на переход в Панаму.

Наша ядерная энергетическая установка, не требующая для своей работы атмосферного воздуха и, следовательно, теоретически обеспечивающая возможность длительного перехода под паковым льдом, находилась в прекрасном состоянии. К этому времени на счету «Наутилуса» уже было свыше 115 тысяч миль, пройденных без аварий преимущественно под водой и только с одной перезарядкой ядерного горючего. До следующей перезарядки мы могли пройти еще несколько тысяч миль. «Наутилус» убедительно доказал громадные преимущества использования ядерной энергетической установки на подводной лодке.

Контр-адмирал Риковер, один из немногих, знавших о возможности проведения операции, особенно беспокоился о том, чтобы энергетическая установка была в идеальном состоянии. В тот день, когда я ожидал последнего приказа, Риковер прилетел из Вашингтона. Как всегда, он быстро и внимательно осмотрел установку, забрасывая вопросами механиков, и несколько задержался у главного инженер-механика капитан-лейтенанта Эрли — одного из лучших специалистов по ядерным энергетическим установкам, который производил в это время проверку многочисленных механизмов «Наутилуса». После того как Риковер убедился, что установка работает хорошо, мы вернулись в мою каюту. Закрыв на ключ дверь, я достал из сейфа морскую карту Арктики и показал ему маршрут, которым предполагал идти в случае осуществления операции «Саншайн». На карте была сделана предварительная прокладка и показано время прибытия к кромке пакового льда, на Северный полюс, а также нанесен предполагаемый маршрут дальнейшего перехода с указанием времени выхода из-подо льда в Гренландское море. Еще задолго до этого я разработал два графика: один — оптимальный, который предполагалось выполнить при отсутствии непредвиденных осложнений, и другой — более реальный, который можно было бы выдержать даже при значительных задержках. Последний график я нанес на карту Риковера и вложил ее в пакет с надписью «Совершенно секретно». Складывая пакет и засовывая его в свой планшет, адмирал давал мне указания, как поддерживать нормальную работу реактора в чрезвычайных условиях. Я знал, что в душе он советовал мне скорее допустить аварию энергетической установки, чем рисковать кораблем и экипажем.

Через час после отъезда Риковера я прошел в кают-компанию и обратился к капитану 2 ранга Дэмпси — командиру флотилии подводных лодок.

— Итак, сэр, — сказал я, — полагаю, что время наступило.

Мы вместе стали звонить начальнику управления боевого использования подводных сил контр-адмиралу Дэспи-ту, нашему главному шефу-подводнику в Пентагоне. Разговор был очень короткий.

— «Наутилус» к походу готов, — доложил я, стараясь говорить как можно спокойнее.

После некоторого молчания, показавшегося мне вечностью, Дэспит ответил:

— Выполняйте операцию «Саншайн».

Это означало: переход в Англию через Северный полюс, под арктическим паковым льдом.

Несмотря на то что операция «Саншайн» в течение нескольких месяцев поглощала все мое внимание, лишь после того как я положил трубку, до меня дошло значение слов адмирала. После прощания с Дэмпси мне припомнились события, которые предшествовали осуществлению этого рискованного перехода. Многое вспомнилось: первая беседа с адмиралом Риковером; назначение меня командиром «Наутилуса»; первое пробное плавание «Наутилуса» под арктическим паковым льдом год назад — у нас тогда волосы вставали дыбом от страха, когда мы представляли себя погребенными подо льдом; замаскированная подготовка к самой операции «Саншайн»; драматические и волнующие происшествия, имевшие место на борту «Наутилуса» за два последних месяца, которые, как мне казалось, являлись предзнаменованием того, что мы должны прекратить испытывать судьбу — отказаться от планов проведения операции «Саншайн». У меня раньше было такое ощущение, что операция никогда не осуществится. Но, как оказалось, я глубоко ошибался.

* * *

Моя служба на «Наутилусе» началась в один из холодных, хмурых январских дней 1956 года. В то время я преподавал тактику подводных лодок в школе подводного плавания в Нью-Лондоне.

Нью-Лондон — это второй дом и обычное место встречи подводников. Большинство из них — унтер-офицеры и матросы, а также офицеры — проходит там свою первую практику, а позднее стажировку либо в школе, либо при штабе командующего подводными силами Атлантического флота. Верфь «Электрик боут дивижн», являющаяся отделением фирмы «Дженерал дайнэмикс» и построившая для военно-морских сил больше подводных лодок, чем какой-либо другой концерн, находится всего лишь в нескольких милях от базы вниз по течению реки. Многие подводные лодки заходят в Нью-Лондон или на верфь «Электрик боут» для проведения осмотра, ремонта и переоборудования.

Я находился при исполнении своих обычных служебных обязанностей, когда командующий подводными силами Атлантического флота контр-адмирал Уоткинс вызвал меня по телефону и приказал немедленно явиться в штаб. Когда я прибыл, адмирал предложил мне сесть и без соблюдения формальностей, не раскрывая цели вызова, стал расспрашивать о моей прежней службе на подводных лодках. Как только я закончил свой рассказ, адмирал тоном, который ясно показывал, что беседа закончена, сказал:

— Прекрасно. Сюда приезжает одно лицо, с которым я хотел бы вас познакомить. Куда вам можно позвонить сегодня вечером?

— Я буду дома, — ответил я и вышел от адмирала в полной растерянности.

Вечером раздался звонок Уоткинса.

— Должен вас огорчить, но этот человек слишком занят, — сказал он. — Он не сможет с вами встретиться в этот приезд.

Адмирал, очевидно, догадался, что я сгораю от любопытства, и тихо добавил:

— Ничего не спрашивайте. Человек, о котором я говорю, — адмирал Риковер. Предстоит важное дело, и, возможно, вам придется вместе с другими принять в нем участие.

Затем Уоткинс дал мне указания относительно поездки в Вашингтон для встречи с Риковером и положил трубку.

Через несколько недель я прибыл в Вашингтон и явился в отдел адмирала Риковера. Я ждал в приемной адмирала, наблюдая за всем происходящим вокруг меня. Это был настоящий муравейник. Казалось, никто здесь спокойно не ходит — все только бегают.

Наконец подошла моя очередь идти к адмиралу. Держа фуражку в руке, я вошел в кабинет.

Адмирал посмотрел на меня пронизывающим взглядом. Без какого-либо вступления он проворчал:

— Где вы учились?

Я очень обстоятельно стал излагать свою биографию. Но чем дольше я говорил, тем больше чувствовал, что не подхожу для предстоящего дела, так как значительная часть моей жизни, если заглянуть в прошлое, казалась будничной и однообразной, насколько можно себе это представить на подводном флоте. Возможно, думал я, поэтому адмирал и не задает мне никаких дополнительных вопросов. Наконец он спросил:

— Андерсон, назовите книги и их авторов, которые вы прочли за последние два года. Не называйте того, что вы читали в прошлом месяце. Это не идет в счет, поскольку вы сказали, что готовились к поездке сюда.

У меня была привычка брать в плавание множество книг по различным вопросам: по морскому делу, истории, технике или о чем-нибудь еще, что взбредет в голову. Я читаю не слишком много, но, пожалуй, больше, чем средний читатель. За два года я прочитал десятка два книг. Но тогда я точно онемел. Я не мог вспомнить ни одного названия и ни одной фамилии автора.

Я мямлил, вспоминая название одной книги, какой — сейчас не помню, а фамилию автора я тогда забыл начисто. Риковер нахмурился. Затем, давая понять, что беседа окончена, сказал:

— До свидания, Андерсон.

Потом я пошел в нашу библиотеку. Просматривая корешки книг, начал припоминать прочитанное. С помощью жены я скоро составил список более двух десятков книг, которые прочел за истекшие два года.

— Хорошо, — сказал я жене, — это, очевидно, бесполезно и глупо, но, чтобы адмирал не думал, что все офицеры-подводники полнейшие идиоты, я отошлю ему этот список.

Я просидел весь день, печатая письмо одним пальцем на пишущей машинке. На следующий день с некоторой опаской я отправил его по почте.

Хотя адмирал никогда не говорил мне об этом прямо, но я понял, что это письмо сыграло решающую роль.

Он сказал как-то, что сначала я показался ему слишком спокойным и беспечным, но, получив письмо, он изменил свое мнение.

Несколько позже, как ни странно, я получил приказ явиться к адмиралу Риковеру. Было неясно, какое именно «задание» мне предстоит выполнять. В таком неведении я оставался в течение нескольких месяцев.