Перед самым закатом вдали сверкнула излучина Меченосной реки. Пришел час расставания.

Песнь Крови подъехала к Ялне, обняла ее и пожелала:

— Пусть Скади-охотница не оставляет тебя своей защитой!

Воительница знала, что Ялна питает особое уважение к этой богине.

— Если там, — Ялна махнула рукой на запад, — спрятано что-нибудь такое, что поможет освободить Гутрун и сокрушить Тёкк, я обязательно это найду. Но как мы встретимся вновь?

— Жди меня в лесу к востоку от Долины Эрика, — объяснила Песнь Крови. — Жди ровно две недели, считая с сегодняшнего дня. Если мы с Гримниром останемся живы, а мы очень постараемся, там и встретимся. Хорошо, если с нами придет войско оборотней-ульфбьернов.

— Договорились. Но если в моих руках окажется нечто такое, что само по себе может освободить Гутрун?..

— Ялна, что бы ни оказалось у тебя в руках, не спеши. Вспомни, что бой выигрывает храбрый, а войну умный. Хочу еще раз напомнить, что все мои мысли только о дочери. Мы должны хорошенько подготовиться, у нас нет права на ошибку, на повторный штурм. Дождись нас с Гримниром, ведь если наши силы удесятерятся, разве это плохо?

— Даю слово, что буду ждать в условленном месте.

Песнь Крови ласково потрепала девушку по плечу и глянула на Тирульфа.

— Я присмотрю, чтобы она исполнила обещание, — пообещал воин

— Я верю Ялне, — ответила Песнь Крови, — она не наделает глупостей. Тебе я тоже доверяю, Тирульф, однако недавно мне пришло на ум — а не ведешь ли ты собственную игру? Чего ради тебе вдруг потребовалось, чтобы мы разделились. Если что, я всегда отыщу тебя…

— Пусть только попытается встать у меня на пути, — прервала ее Ялна и многозначительно погладила рукоять меча, — и тебе не придется никого искать.

Гримнир рассмеялся.

— Ну что, наугрожались? — спросил он. — Тогда пора прощаться. А ты, парень, — подбодрил он растерявшегося Тирульфа, — не вешай нос.

Песнь Крови и Гримнир некоторое время наблюдали, как Тирульф и Ялна по мелководью пересекли реку и выбрались на противоположный берег. Там девушка придержала коня, повернулась и отсалютовала друзьям вскинутым вверх кулаком. —

«За Песнь Крови и свободу» — вот какие слова повторяла она про себя.

Воительница ответила тем же жестом. Ялна развернула коня и двинулась на восток. Тирульф последовал за ней.

— Догадываешься, почему парень так заботится об этой девчонке? — спросил Гримнир, когда они с воительницей устремились на юг, к побережью.

— Я тоже забочусь о ней, — ответила Песнь Крови. — Однако сейчас важнее другое. Нам надо спешить, есть и спать будем, не слезая с седла.

— Скоро стемнеет, — Гримнир пожал плечами. — Ладно, я возьму поводья твоего коня, а ты отдохни.

— Разбудишь меня ровно в полночь.

— Хорошо.

— Обязательно, Гримнир!

— Хорошо, хорошо.

— Ты не менее моего устал, тебе потом тоже следует отдохнуть.

— Обязательно. Ты что, не доверяешь мне?

— Безусловно. В том-то все и дело.

Он потерял сознание сразу и уже не помнил, как его перетаскивали в лагерь, забыл он и свое имя. Стоило только сознанию пробудиться, первое, что пришло на ум, было — Песнь Крови! Она свободна! Будь она проклята, эта Песнь Крови.

Затем огляделся, пощупал, что лежит на грубом солдатском плаще. Небо над головой налилось глубокой густой синевой. «Что это, утро или вечер?» — пронеслось в голове. Поблизости различил людей, все они стояли спинами к нему.

Наконец припомнил свое имя. Ковна… Генерал пошевелился, попытался сесть. Тут же разразился проклятиями — страшная, до судорог, боль пронзила тело. Схватившись за голову, он обнаружил, что она забинтована. В следующее мгновение его едва не вырвало. Ковна откинулся на спину, принялся хватать пальцами воздух.

Кто-то, стоявший поблизости, выкрикнул:

— Он очнулся!

К нему подбежали, склонились. Одного из них генерал узнал.

— Стирки, что… с Песнью… Крови?..

— Сбежала. После того как вы упали, мы пытались поймать ее, но вдруг отовсюду сбежались ее сторонники. Те, кто непосредственно столкнулись с ними, утверждают, что одним из них был Гримнир, проклятье на его кости.

— Гримнир?! Я расправлюсь с этим негодяем так же, как и с его женой и детьми. Что же касается Песни Крови… Почему ты не послал людей в погоню? Если из-за твоей нерасторопности она сумела уйти…

— Я послал людей, генерал, но они вскоре вернулись. Объяснили, что было темно, и они не сумели отыскать ее след. Они сказали правду, генерал. Двое ваших проводников были убиты в тот момент, когда эта тварь вырвалась из кольца окружения.

— Пусть Один расправится с ней! — не выдержал Ковна.

— Вам, генерал, еще повезло, что вы остались живы. Вам следует серьезно подлечиться, прежде чем вновь возьмете меч в руки.

— Я вполне здоров. Головокружение и слабость пройдут сами. Полагаю, вам не удалось захватить и предателя Тирульфа? Надеюсь, хотя бы удалось убить его?

— Нет. Я столько лет знаю его и не могу понять, что заставило его пойти на поводу у этой смутьянки? Может, она еще до сих пор сохранила колдовское умение, с помощью которого, как рассказывают, она сумела одолеть Нидхегга?

Стирки пожал плечами.

— Тёкк уверяла меня, что и частички той силы у нее не осталось.

Заместитель вновь пожал плечами, стараясь сменить тему:

— Рад, что вы наконец пришли в сознание, генерал. Есть дела поважнее. В лагере неспокойно, многие выражают недовольство, говорят, что не желают служить Тёкк. Есть такие, кто вслух заявляет, что лучше дезертировать, чем служить колдунье. Если бы с вами что-либо случилось, я не смог бы удержать их в повиновении.

На этот раз боль оказалась терпимой, и Ковна сел.

— Я поговорю с солдатами.

— Но прежде вам надо отдохнуть. Скоро рассвет. Я пока оповещу, что с вами все в порядке. Утром вы и поговорите с ними.

— Послушай, Стирки, кончай наводить тень на плетень. Сколько негодяев сбежало из лагеря этой ночью? Что? Никто?! Тогда собирай людей, я потолкую с ними немедленно.

Он с мучительным выражением на лице попытался встать. Ему помогли, поддержали, однако генерал оттолкнул добровольных помощников.

— Я так понимаю, прошел день? — спросил он.

— Так точно, генерал.

Стирки к своему огорчению заметил, как через бинты вновь проступило кровавое пятно. Оно начало расширяться, однако Ковна уже уверенно стоял на ногах. Заместитель невольно вытянулся в струнку.

— Собирай людей, — повторил приказание военачальник.

Стирки отдал честь и принялся выкрикивать команды.

— Ялна, — окликнул спутницу Тирульф, — скоро ночь. Пора устроить привал.

— Поспим в седлах, — ответила девушка. — По крайней мере, я буду спать не слезая с коня. Ты можешь спешиться, догонишь меня утром.

— Ты же без моей помощи никогда не сумеешь отыскать холм и гору.

— Тогда опиши мне их и скажи, в каком направлении двигаться.

Тирульф неопределенно пожал плечами.

— Боишься, что не сможешь догнать меня? — спросила Ялна.

— У тебя конь помоложе и порезвее, — объяснил тот. — Просто мне трудно поверить, что ты готова по непонятной причине подвергнуть нас опасности и тем самым сорвать задание. Двоим всегда легче, чем одному.

— Бывает по-всякому. Но ты прав, мне не следует терять тебя из виду до тех пор, пока… — она не договорила. — Однако ты должен сообщить все приметы, подробно объяснить, как добраться до горы и холма. Мало ли что. Вдруг нас внезапно атакуют, и ты погибнешь.

— Если мы не остановимся и как следует не отдохнем, то погибнем оба. У нас впереди трудный путь, не то что у Песни Крови и Гримнира. Им до побережья скакать по равнине, а нас ждет дремучий лес, где то и дело исчезают люди. Помнится, давным-давно меня послали отыскать следы разведывательного дозора, пропавшего в этих местах. Мы нашли костровище, следы их лагеря и никаких следов нападения. Я так думаю, что нам не стоит на ночь глядя углубляться в лес.

— Я не намерена терять время из-за того, что ты чего-то боишься. Много разного болтают о лесной чаще, но меня эти россказни не трогают.

Тирульф вздохнул:

— Я тебя не держу. Можешь отправляться. Если уже решила, что твоя главная цель доказать всем, что ты самая храбрая, езжай. Осваивай дебри, куда нормальные люди в ночное время не сунутся. Если ты настолько глупа, что отвергаешь всякую осторожность, нам с тобой не по пути. Итак, слушай, куда надо ехать.

Ялна вспыхнула, однако сумела удержать себя в руках.

— Ладно, будь по-твоему, — процедила она сквозь зубы. — Твое присутствие раздражает меня, при тебе я не могу размышлять здраво, и это более всего пугает меня.

— Давай-ка спешимся здесь, не доезжая до опушки. Отыщем подходящее местечко, — Тирульф решил не начинать перепалку. В конце концов дело было нешуточное, опыт подсказывал ему, что потерять голову в этом походе, раз плюнуть. — Лучше всего остановиться вон на том кургане. Если кто-то решится напасть на нас, ему придется двигаться по открытому месту. Луна сегодня встанет пораньше, так что к нам нельзя будет подобраться незамеченным.

— Хорошо, — неожиданно легко согласилась девушка. — Чем дальше от леса, тем меньше мы привлечем внимания. Устраиваем привал, и заодно ты объяснишь мне, где расположены эта дурацкая гора и не менее дурацкий холм.

— Обязательно, — поддакнул Тирульф.

— Огня разводить не будем, — вновь начала руководить Ялна, — чтобы не привлекать внимания лесных жителей, если, конечно, они там есть.

— И коней оставим оседланными, — поддержал ее Тирульф. — Мало ли… Перво-наперво перекусим, потом я первый посижу на часах.

— Нет уж, бросим жребий. Кто вытащит короткую травинку, того первая очередь.

Они поели хлеба и сыра, затем начали тащить травинки. Тирульф выиграл.

Ялна собрала сухую траву, сделала себе ложе, устроилась и положила рядом меч.

— Я очень чутко сплю, — предупредила она на всякий случай.

— Никто не собирается на тебя набрасываться.

— Посмотрим. — Девушка многозначительно глянула на Тирульфа. — А теперь давай рассказывай.

Воин объяснил ей, как добраться до нужного места, затем сел повыше и для начала оглядел окрестности. Скоро до него донеслось размеренное дыхание спутницы.

«Спи, красавица», — усмехнулся он. Тут же припомнил, как эта миловидная девчонка умеет ругаться, какие проклятия порой сыплются из ее нежных уст. Затем думы невольно перетекли к событиям двух последних дней, потом нырнули еще глубже — в семилетнюю даль, когда он впервые увидал ее. Все накатилось разом: гнев, испытанный им к Нидхеггу, ярость, с какой Ялна отбивалась, когда он пытался освободить ее из кандалов. Вспомнились и те нескончаемые дни, когда он, уверенный в гибели девчонки, грустил о ней.

Теперь она лежала рядом, рукой можно коснуться, живая, вздорная, умелая в бою. Все-таки живая — это было самое главное, все остальное приложится. «Живая! Пусть всегда остается живой!»В этом был какой-то высший, радующий его сердце и думы смысл. Теперь от него зависит, чтобы с ней ничего не случилось. В следующее мгновение он инстинктивно почувствовал опасность, приближавшуюся к ним.

Началось? Или померещилось?