— Гутрун!

Гримнир, услышав крик Песни Крови, вскинул голову, бросился к ней, опустился на колени.

— Песнь Крови, — позвал он.

Рыжебородый великан приподнял воительницу, принялся поглаживать ее по волосам.

Кошмарный сон, истомивший ее во время долгого отдыха, страшные картины, которые довелось разглядеть, начали медленно таять. Затуманилось перекошенное болью лицо Гутрун, потерявшей сознание и брошенной на каменное возвышение. Расплылись очертания твари, называвшей ее сестрой, бившей ее безжалостно, беспощадно.

— Песнь Крови, — позвал Гримнир, на этот раз погромче, порешительней.

Воительница застонала, вновь прошептала имя дочери и наконец открыла глаза. Озабоченный, встревоженный Гримнир смотрел на нее. Рядом стояли Харбард и Ульфхильда.

Песнь Крови распростерлась в пещере на ложе, помещенном у самого очага. Ее так до сих пор не одетую, накрыли медвежьими шкурами мехом наружу. На горле и на руках были наложены повязки, раны на теле смазали целебным бальзамом.

Гримнир улыбнулся и подмигнул ей, затем ласково потрепал по плечу. Она поморщилась от боли, и он тут же убрал руку.

— Я… я не думал, что… Я не хотел причинить тебе вред, — пробормотал он.

— Сомневаюсь, что ты смог бы найти на мне место, где нет боли, — слабо улыбнулась Песнь Крови.

Она перевела взгляд на Харбарда:

— Ты обещал, что все кончится на закате.

— Я же не говорил, какой именно закат имею в виду.

— Будьте вы прокляты, прислужники Одина! Все вы, как один, хитрецы и обманщики…

— Ну-ну, — оборвал ее Гримнир. — Ты выжила, и этим все сказано. Теперь ты можешь рассчитывать на помощь ульфбьернов.

Харбард присел рядом с ней на корточки.

— Песнь Крови, — обратился к ней вождь, — что произошло во время бури? Что ты видела или слышала? Что явилось тебе во тьме. Я… мы должны знать.

— Прикажи подвесить себя на дерево, и ты все узнаешь.

— Я уже висел, — ответил Харбард. — Все, кого ты видишь здесь, побывали на виселице. Мы называем ее «кобылой Одина». Но никогда прежде никто из нас сам не падал с дерева. Ты же буквально свалилась. Веревка сгорела. Тебе что-нибудь привиделось? Посещали тебя какие-нибудь образы?

Воительница поджала губы, отвела взгляд.

— Со мной ничего особенного не случилось, — упрямо повторила она.

— Скажи им, Песнь Крови, — настойчиво посоветовал Гримнир. — Это очень важно.

Женщина бросила испытующий взгляд на рыжебородого великана, затем с подозрением глянула на испещренного шрамами вождя и вновь перевела взгляд на рыжебородого.

— Гримнир, мое испытание закончилось? — спросила она. — Если я открою, что мне пришлось испытать, не может так случиться, что они откажутся помогать мне?

— Твое испытание закончилось, — подтвердил Харбард.

— Гримнир? — игнорируя вождя, спросила воительница.

— Да, все позади.

Теперь она глянула прямо в глаза Харбарда:

— Я не понимаю, о каком именно испытании ты ведешь речь, хитрец.

— Что тебе привиделось? — решительно осведомился Харбард.

Песнь Крови что-то пробормотала про себя, потом, взглянув на Гримнира, ответила:

— Моя дочь Гутрун. Наши сознания как бы соприкоснулись, прибавив обеим нам сил и решимости.

— Это хорошо, это дар Одина, — одобрительно кивнула Ульфхильда.

Харбард тоже покивал:

— Хорошая примета. Что еще ты видала, Песнь Крови?

— Двух воронов, которые хотели выклевать мне глаза, но я сумела отбиться.

Харбард просиял, победно глянув на Ульфхильду.

— Хугин и Мунин! — обрадованно воскликнул он.

— А волков Одина ты не различила? — спросила Ульфхильда. — Может, где-нибудь поблизости ты приметила Фреки и Гери?

— Нет, волков не было. Мне пришлось насмотреться много другого. Образы так и мелькали. Скоро я окончательно выбилась из сил и повисла в петле. Затем, помню, меня ослепил яркий диск, после него наступила полная тьма. То же самое и на теле — сначала обжигающий огонь, потом ледяной холод. Но все это смутно, какими-то обрывками. Вот что отчетливо отложилось в памяти — лицо дочери. Вдобавок я сердцем ощутила, что она еще жива. — Песнь Крови потянулась, коснулась руки Гримнира и страстно добавила:

— Гутрун жива! — Затем она обратилась к Харбарду:

— Вот за это знание я благодарна Одину, за все же остальное проклинаю.

Харбард и Ульфхильда рассмеялись:

— Проклинай, сколько хочешь, Разорвавшая Петлю.

— Почему разорвавшая?

— Потому что, — объяснила Ульфхильд, — Одину, без сомнения, пришлись по сердцу твои проклятия.

Харбард поднял палец и добавил:

— Рассказывают, что Один больше всего ценит тех героев, кто полагается только на себя, кто особенно не рассчитывает на богов и кто, пока не войдет в Валгаллу, ни перед кем не склонит голову и не сложит оружие. Теперь, когда ты помечена его рунами, твои проклятия у него ничего, кроме усмешки, не вызовут.

— Какие руны? — встрепенулась Песнь Крови и машинально коснулась повязки на горле. — Ты имеешь в виду ожоги от веревки? У тебя, я смотрю, тоже рубец на шее. Надо же, я только сейчас заметила его. Ух ты, — она всплеснула руками, — Гримнир, ты, оказывается, тоже помечен.

— У тебя на шее отпечаталось что-то другое, вовсе не похожее на шрам или рубец, — тихо проговорил рыжебородый. — С нашими отметинами ничего общего.

— Вот почему нам так важно знать обо всем, что случилось с тобой прошлой ночью, — объяснила Ульфхильда.

— Я надеялся отыскать разгадку, — подтвердил Харбард. — Найти ключ к надписи, выжженной у тебя на шее Одином.

На мгновение в пещере зависла тишина, затем Песнь Крови начала сыпать проклятиями.

Ялна вдруг вскрикнула:

— Руки не держат. Скользят.

Она попыталась приостановить сползание. Ничего не вышло. Ее руки начали соскальзывать с мокрого камня.

— Сейчас я упаду! — вскрикнула она.

Тирульф кончиками пальцев ухватился за какую-то трещину, переместился поближе к девушке. Здесь нащупал ногой узкий выступ, переместил вес тела и успел подхватить Ялну, неостановимо смещавшуюся к краю скалы, за которым открылся глубокий обрыв.

— Постарайся найти зацепку, — закричал ей воин.

Наконец Ялна сумела ухватиться за выступ. Здесь чуть передохнула, перевела дух.

— Не торопись, — уже поспокойнее попросил ее Тирульф. — Вершина рядом. Только не спеши и будь осторожна. Будет обидно, если мы сейчас сорвемся.

— Особенно мне, — откликнулась Ялна.

Она присмотрела новое направление — от одной трещинки до другой. Там на пути, кажется, и порожек намечался. Если встать на него ногой, можно будет подтянуться и выбраться на более пологое место.

В этот момент где-то рядом оглушительно, до звона в ушах, громыхнуло. Камень, за который ей удалось зацепиться, заходил ходуном. Этого сотрясения было бы вполне достаточно, чтобы сбросить ее в пропасть, однако каким-то чудом девушке удалось удержаться.

Она потрясла головой, крикнув Тирульфу:

— Помнится, ты говорил, что вершина должна быть повыше облаков и там тишь да гладь.

Тирульф осторожно пожал плечами, сам будучи едва ли в лучшем положении, чем Ялна. Резкий порыв ветра принялся прихватывать одежду, отрывать людей от каменной стены, на которой они висели. Налетевший шквал осыпал их градом, затем на мгновение наступило затишье. Казалось, можно было продолжать путь.

Не тут-то было!

В небе сверкнуло, и извилистая стрела молнии ударила в камень совсем близко от Тирульфа и Ялны. В воздухе послышалось шипение и резко запахло свежестью. Камень под ними опять качнулся, они отчаянно вцепились каждый в свой выступ. Рядом начался камнепад.

Уже который час они взбирались на вершину затянутой облаками горы. Мышцы болели, усталость все сильнее одолевала их, к тому же легким не хватало воздуха. Неожиданно буря стихла, примолк и гром, перестал сыпать дождь, прекратились снежные заряды. Тучи над головой на глазах начали таять, скоро в разрывах сверкнуло солнце.

— Я же говорил, — засмеялся Тирульф, придерживая Ялну, в тот момент менявшую опорную ногу. — Гляди, вершина. Совсем рядом.

— Ага, — усмехнулась девушка, — если, конечно, мы будет двигаться в ее сторону, а не кувырнемся вниз. Руки болят, — неожиданно пожаловалась она.

— А что-то будет завтра, — подначил ее Тирульф. — Мне, правда, тоже несладко. Давненько мне не улыбался такой бодрящий подъем.

— Бодрящий?! — воскликнула Ялна. Затем она прыснула:

— Да, если считать, что вершина близка, а мы пока еще живы.

Передохнув, они снова двинулись вверх. Теперь, при солнечном свете, дело пошло сподручнее. Еще два-три рывка, и они выбрались к центральному пику и здесь, устало выпрямившись, осмотрелись.

Вид с высоты открывался ошеломляюще живописный. Насколько хватало взгляда, расстилалась вспененная ветром, белоснежная, будто молочная, равнина. Где-то внизу грохотали громовые раскаты, сверкали молнии, их внезапный взблеск чудесным образом подсвечивал облачную страну снизу. Был полдень, небо над головой отливало глубокой, уходящей в фиолетовый тон синью. Было прохладно, но, как решил Тирульф, совсем не так, как этого можно было ждать на вершине пронзившей тучи горы. Легкий озноб пробежал по спине Тирульфа.

Ялна тоже затаила дыхание.

— Это великолепно! — воскликнула она. — Я никогда не видала ничего подобного.

Воина поразила необычная яркость цветов, резкость их сочетаний. Здесь, на высоте не было и следов мягкой темноватой зелени древесных крон, изумрудных луговин, разноцветья полевых трав, тяжеловатого золота песчаных отмелей — всякие приметы царства Фрейи, встретившие их в глубине могильного кургана, здесь отсутствовали напрочь. Вокруг ослепительное сияние, под ногами темно-красный гранит и местами языки снега, над головой непривычно синее небо.

В этот момент девушка обратила внимание на форму пика, завершавшего гору.

— Никогда не видала ничего подобного. Я полагала, что вершины гор выглядят совсем иначе.

— Они и выглядят иначе, — подтвердил Тирульф и вскинул руку в приветствии, сжав пальцы в кулак, символизирующий молот громовержца. Тирульф решил, что этот знак во владениях сына Одина был более чем уместен, и засмеялся.

Действительно, вершина поднебесной горы представляла собой ровную, даже искусственно выровненную площадку, в центре которой возвышался небольшой домик под двускатной соломенной крышей. Из трубы вылетал легкий синеватый дымок и тут же растворялся в небе.

Тирульф и Ялна переглянулись и неторопливо двинулись в сторону дома. Как только они приблизились к сколоченной из плах двери, девушка покрепче обхватила рукоять меча. Спутник положил ей руку на плечо.

— Не спеши, — посоветовал он. — Мы пока совсем не знаем, что здесь творится, так что не стоит задирать хозяев. У меня такое чувство, что нас здесь ожидали.

Ялна отрицательно покачала головой:

— Пусть нас ждут здесь как лучших друзей, пусть нет в мире другого места, где можно расслабиться, отдохнуть, выспаться вволю, все равно оружие всегда должно быть под рукой. Врасплох меня никто не застанет.

Дверь неожиданно отворилась, и из проема выглянула старуха, подслеповато глянув на гостей.

— Кто здесь? — прошамкала она. — Кому это пришло в голову после стольких лет навестить матушку Гроа. Подойдите ближе, глаза у меня совсем ослабли.

Тирульф шагнул вперед, затем неожиданно замер. Разглядев старуху, воин обнаружил, что она весьма смахивает на его бабушку. Тирульф тоже не удержался и потянулся к рукояти меча. Потом пристыдил себя — старуха казалась вполне безобидной, одета в поношенное темное платье, голову кутала в рваный, свисающий клочьями шерстяной платок.

— Меня зовут Тирульф, — представился он.

— А меня Ялна, — подала голос девушка, затем недоверчиво поинтересовалась:

— Ты — колдунья? Ведьма?

Старуха не ответила, продолжала подслеповато всматриваться в гостей.

— Мы отправились в путь, чтобы отыскать какую-то вещицу Тора, которая помогла бы нам в борьбе с Хель, — с порога выпалила девушка.

Тирульфа даже перекосило от такой простоты, но он сдержался. Слово не воробей.

— Ведьма? — удивилась старуха и задумчиво почесала подбородок, потом призналась:

— Была когда-то и ведьмой. Может, и теперь еще, не помню. А вы двое любите друг друга? Молодые люди должны влюбляться, что ж без толку землю топтать. Когда-то и я с ума сходила. Когда же это было? — спросила Гроа и вздохнула:

— Давно, с тех пор я все одна и одна.

— Матушка Гроа? — подал голос Тирульф и сделал еще один шаг вперед.

Ялна неодобрительно глянула в его сторону и бросила настороженный взгляд окрест.

— Матушка Гроа, мы слышали, что это место называют прибежищем Хранителя крови молний. Ты ничего об этом не знаешь? Люди говорят, что эта гора посвящена Тору, и что здесь можно отыскать нечто страшное и могучее для борьбы против Хель. Ялна уже сказала об этом.

Старушка махнула рукой, потом задумалась, видимо, что-то полузабытое прорезалось в памяти. Наконец сообразила и ткнула пальцем вниз.

— Молнии там, внизу, их там без счета, а здесь нет.

— Может, мы поищем на вершине? — спросила Ялна. — Если вы не против.

— Ищите, если хотите. — Гроа пожала плечами. — Только здесь молний нет. Может, сначала зайдете, детишки? У меня так редко бывают гости. Позвольте мне угостить вас, покормить, напоить.

Тирульф глянул в сторону солнца, скоро закат.

— Мы были бы рады провести ночь в доме, да боимся стеснить. Но пока светло, нам хотелось бы поискать. Может, и отыщем что-нибудь пригодное для борьбы с Хель.

Старуха кивнула, вышла из дому, подошла поближе. Ялна еще крепче ухватилась за рукоять меча.

— Может, — спросила Гроа, — я чем-нибудь могла бы помочь вам? Я знаю, где произрастают целебные травы и ягоды. Если вы собираетесь в ледяной Нифльхейм, вам необходимо запастись провизией, в этом тоже могу помочь. Я слыхала, в этом ледяном царстве ничего не растет. Ничего не произрастает, кроме Смерти, конечно…

— Может, вы приготовите нам поесть, — сказала Ялна, — а мы уж сами поищем?..

Гроа кивнула:

— Конечно, дочка. Правда, я уже не такая шустрая, какой была в молодости… Когда же я была шустрой? — Она вздохнула:

— Не помню. Ладно, когда вернетесь, еда будет готова. Если бы вы, дети, знали, как приятно встречать гостей. Так приятно…

Старуха вернулась в домик и прикрыла за собой дверь.

Тирульф недоверчиво повертел головой:

— Сомневаюсь, что мы отыщем здесь что-нибудь стоящее.

— Я тоже сомневаюсь. Мне кажется, что вся причина в старухе. Если здесь есть что-нибудь полезное, без старухи нам это не отыскать. Там, где дело касается божественной магии, разуму и житейскому опыту делать нечего. Ладно, давай осмотрим площадку, с чего-то все равно надо начинать, а ночью расспросим хозяйку. Мало ли, может, в ее доме что-нибудь полезное и отыщется.

— Знаешь, мне становится как-то не по себе от одной только мысли, что нам придется провести ночь рядом с этой старухой, — признался Тирульф. — Даже если она вылитая моя бабушка, все равно не по себе.

— Похожа на твою бабушку? — удивилась Ялна. — Я свою никогда не видала, она умерла до моего рождения. Но эта развалина очень похожа на тех старых женщин, одну из которых я охотно назвала бы своей бабушкой.

— Слушай, а не чары ли это? — проворчал Тирульф.

— Все может статься, — согласилась Ялна, — кажется, здесь действительно без частицы колдовства не обошлось. Видишь, как старуха ловко нам внушила, что она из тех, кому можно доверять. Клянусь Скади, сегодня ночью я не сомкну глаз.

Они приступили к поискам.