У нас в стране около ста национальностей.

Я не знаю, в какой стране живет больше. Сто разных национальных характеров и, клянусь, миллион привычек. В таком пестром обществе я, наверное, единственный человек, который не может совершенно определенно сказать: «Я якут», — или: «Я чукча». Как же я могу сказать, что я чукча? Кто в это поверит? Национальность — мое больное место.

До сих пор я не удосужился выяснить свое происхождение. Все мои ребята из бригады говорят, что у меня уже такой возраст, что в любой момент меня могут выбрать депутатом в Верховный Совет.

Пока не поздно, я решил выяснить: от кого же я все-таки произошел?

Говорю, думаю и оформляю наряды на малярные работы я по-русски. Строю дома в старом русском городе Новгороде. В паспорте записано, что я русский. Но что мне паспорт, когда я с каждым днем все явственнее различаю голос моей разноплеменной крови, как герой одного интересного романа! Другой на моем месте только бы радовался, а я не радуюсь, потому что не знаю, чей же я все-таки унаследовал характер, чьи национальные черты впитал в себя, как губка, опущенная в краску. Я не знаю своих родителей и только подозреваю о них. Одно могу сказать в свое оправдание: я потерялся во время блокады Ленинграда.

Директор нашего детдома, украинец Тарас Иванович Политыко, был мне отцом родным и даже дал отчество. Наша любимая воспитательница, еврейка Ася Абрамовна Котляренко, была мне родной матерью и дала мне свою фамилию. Так и собрали мне в детдоме имя, отчество и фамилию — Михаил Тарасович Котляренко.

Когда детдом находился в Казани, наша медицинская сестра — татарка бабушка Галия — называла меня своим внуком.

Я учился в ленинградском ремесленном училище и жил в одной комнате с эстонским пареньком Куртом. Это мой самый лучший друг. До сих пор он пишет мне письма, которые подписывает так: «Целую тебя, твой брат». Ну, разве с такой родней я могу точно сказать, кто я?!

Кроме того, что меня могут в любой момент выбрать в Верховный Совет, я каждую минуту могу встретить девушку, которую полюблю на всю жизнь. Не могу же я сказать ей, что не знаю своей национальности! Это противоестественно и смешно.

Я решил выяснить все до конца.

Ребята из моей бригады посоветовали: «Съезди в свой Ленинград, в Публичную библиотеку, поройся в научной литературе, может быть, там говорится, как в подобных случаях можно установить свою национальность».

Я взял отгул за три дня, закрыл ребятам наряды по сорок пять рублей в день и поехал в Ленинград.

В библиотеке мне выдали «Листок читателя» и попросили заполнить. Я написал, что я мужчина, по профессии — маляр, приехал в библиотеку для расследования своего происхождения. И только в графе «Национальность» оставил пустое место.

Я протянул листок девушке, которая записывает читателей, и сердце мое часто забилось от предчувствий. А вдруг это та девушка, которую я могу встретить каждую минуту?

Тут кто-то крикнул ей:

— Лена! Шевченко!

Лена Шевченко ушла в другую комнату, а мой листок так и остался лежать на столе.

Лена Шевченко! Она, наверное, украинка! Я почувствовал, как во мне заговорил директор нашего детдома Тарас Иванович Политыко. Я прислушался. Это говорил он!

Самое лучшее, когда свои выводы проверяют на практике. Я загадал: если Лена Шевченко придет, прочтет мою анкету, возвратит и скажет: «Вы забыли указать свою национальность», — значит, во мне течет украинская кровь, а Лена Шевченко — моя судьба.

Я стал ждать.

Лена Шевченко вернулась и, ни слова не говоря, выписала мне читательский билет. Она протянула его, даже не посмотрев на меня, и сказала: «Следующий».

А мне хотелось, чтобы она кричала на меня, топала ногами, размахивала руками и ругалась: «К нам, молодой человек, без национальности вход воспрещен!»

Лена Шевченко не обратила на меня внимания. Значит, я чей-то другой голос принял за голос Тараса Ивановича Политыко.

В читальном зале я обложился книгами и стал изучать.

Я решил начать с изучения рас.

Мне нужно найти вначале свою расу, а там дело пойдет. Энциклопедии мне рассказали, что имеется всего лишь три расовых типа: монголоидный, негроидный и европеоидный. Я обрадовался: три — это не сто!

Негроидный тип характеризуется темной кожей и курчавыми волосами, средним волосяным покровом тела, умеренным выступанием скул, широким, слабо выступающим носом и толстыми губами.

Я попросил у библиотекарши зеркальце и стал разглядывать себя.

Моя светлая кожа и совсем некурчавые волосы говорили, что я не могу отнести себя к негроидному типу. У меня также нигде не было желтой кожи и сильно выступающих скул, как у монголоида. Следовательно, я европеоидный тип, который характеризуется светлой кожей и слабо выступающими скулами.

Однако чем больше я рассматривал себя, тем больше убеждался, что не могу полностью отнести себя к европеоидному типу. У меня налицо был широкий и слабо выступающий нос и толстые губы. Может быть, я негроид? Я потрогал свои волосы и убедился, что они прямые и жесткие, как у монголоидного типа. Я закатал рукава и посмотрел на свои руки. Ну, конечно! Слабый волосяной покров негроида! Я не мог отнести себя ни к одной из известных рас!

Это подтверждало мои подозрения: я невероятная смесь.

Я сдал книгу и вернул зеркальце библиотекарше.

На контроле старушка подозрительно посмотрела на мой читательский билет и сказала, чтобы я подошел к окошку регистрации новых читателей.

За окошком сидела Лена Шевченко.

Увидев меня, Лена Шевченко обрадовалась, как можно обрадоваться только при виде родного человека.

— Как хорошо, что вы не ушли! — воскликнула она. — Вы забыли написать свою национальность!

Не знаю, побледнел я или покраснел от этих слов, только почувствовал, что кровообращение во мне прекратилось. Моя разноплеменная кровь похолодела.

Когда я пришел в себя, мне захотелось обнять Лену Шевченко. Расцеловать ее. Как самого близкого мне человека! Но я сдержался.

— Лена Шевченко, — негромко сказал я, — я не забыл свою национальность. Я просто пока не знаю ее.

— Не знаете? — удивилась она. — Как не знаете?

— У меня были родители, но я не помню их.

Лена Шевченко внимательно прочла мою анкету и сказала:

— Вы же типичный украинец! Михаил Тарасович Котляренко! Я тоже Тарасовна и тоже кончаюсь на «ко». Вы же типичный украинец!

Я мысленно прыгал от радости.

— Правильно! — закричал я. — На ««о» все украинцы: Шевченко, Котляренко, Политыко... Во мне течет украинская кровь!

Лена Шевченко посмотрела на меня и рассмеялась.

— Конечно, вы можете поставить любую национальность, — сказала Лена. — Это ваше личное дело. Но я бы посоветовала выбрать украинскую.

Я написал так, как советовала мне Шевченко.

В тот же день я встретился с Леной Шевченко еще раз. Мы пошли в кино. Неожиданно в киножурнале нам показали лучшего таллинского маляра. Этим маляром оказался мой Курт. Лене Курт очень понравился. Я был горд.

Вечером мы сидели в зале филармонии на концерте Зары Долухановой. Она пела о том, что ее родина — самая солнечная страна и что Арарат ближе всех к солнцу...

Где бы мы. ни были в этот день, я чутко прислушивался к голосам своих родственников.

Самое замечательное было то, что никто из них не сказал мне, что ему не нравится украинка Лена Шевченко. Наоборот, все в один голос хвалили ее.