Мы не могли друг друга оставить. Я не мог оставить ее. Она не могла оставить меня. Мы всегда были почти готовы к этому. К тому, чтобы оставить друг друга. Когда я больше уже не мог терпеть этот ад вместе с ней, я уезжал в отель возле вокзала Аустерлиц и несколько дней там прятался. По вечерам я выходил выпить пива в привокзальном кафе, теряясь в толпе путешественников с чемоданами, меня никто не видел, никто не приезжал искать меня в этой толпе, ждавшей поезда. Я же хотел в последний раз выпить пива, чтобы потом вернуться в отель и покончить с собой. Это последняя ночь. Через несколько часов я должен умереть. Я тяну время, заказываю еще одно пиво, начинаю пьянеть, теперь слезы могут литься свободно, я могу написать свое последнее письмо, написать его еще раз, а потом оказывается, что нет, ведь это она должна будет писать обо всем после моей смерти, она умеет находить нужные слова, ничего не придумывая, слова, которые не надо разгадывать, чтобы понять их, так что я оставляю последние слова за ней, я пью последний бокал и возвращаюсь в отель. Я не умираю. На третью ночь я звоню ей. Она приезжает. Все начинается заново. Почему? Почему же я не могу умереть, забыв о своем страхе, может быть, я не убиваю себя потому, что у меня есть четкое сознание, что я не должен этого делать? Что я должен продолжать жить, не только ради нее, но и ради нее тоже. Я здесь для того, чтобы заботиться о ней, каждый день, каждую ночь поддерживать жизнь одной-единственной женщины. Еще больше любить ее, даже тогда, когда она не хочет ничего слышать об этом, даже тогда, когда она не хочет этой любви.

Никто никогда не был со мной, даже моя мать, которую я любила больше всего на свете. Так почему же вы здесь?

Ей не надоедает быть самой желанной, это невыносимо. Она хочет быть еще более желанной, хочет так сильно, что я мог бы умереть от этого. Но нет, она не может хотеть моей смерти. Что она будет тогда без меня делать?

Она говорит: Ян, я не хочу причинять вам зла, я не хочу, чтобы с вами случилось какое-нибудь несчастье. Если вы даже уйдете, все равно дайте о себе знать, скажите мне просто, что вы живы.

Я думаю об этом теперь, в мае 1999 года, в моей комнате с видом на улицу Дофин, вдалеке от городского шума, вдалеке от вас. Я думаю, что причинил вам много боли. Я недостаточно заботился о вас, заботы никогда не бывает достаточно. Нужно делать не только то, что ты можешь, но еще больше. Дюрас всегда преувеличивала, я — нет. Иногда по вечерам я так уставал — от вас, от себя, от книг, от уборки, от юбок, которые нужно погладить, от прогулок в три часа утра по Орли. Что я уже больше ничего не понимал, ничего не хотел.

А потом все становилось как прежде.

Вы говорите: эта усталость не такая уж страшная, она пройдет, обещаю вам, вы сможете делать теперь все что захотите, встречаться без меня с друзьями, есть то, что захочется, поехать без меня куда-нибудь. Я обещаю, клянусь вам в этом.

Один день это действительно так, а потом все снова идет по-старому. Любите меня еще больше, придумайте, как вы можете это делать — любить кого-нибудь. Только любить.

Я пытаюсь. Мы вместе пытаемся. Ночь. Спальня. Постель. Смех. Что же, это жизнь. Я здесь — чтобы слушать, печатать. Нужно очень внимательно следить за тем, что вы говорите, чтобы ничего не пропустить, ни одного слова, нужно очень быстро печатать тремя пальцами, ни о чем не думая, только печатать то, что вы говорите.

И в то время, когда рождается книга, нас с вами не существует, мы исчезаем. Между нами нет тогда никакой разницы. Существует одна только книга. И так до самой последней книги, которую вы хотите назвать «Книгой исчезновения».

Эту книгу я как раз сейчас и пишу. Я наконец-то могу написать вам все это, чтобы продолжать жить дальше, может быть, просто чтобы занять июнь 1999 года. Все остальные времена года. Все остальное время. Продолжать идти и приходить куда-то без вас, с вами. Да, иногда такое случается, несколько секунд я могу думать, что вы постучите сейчас в дверь моей комнаты.

«Ради Бога, открой мне дверь».

Входите.

Здесь неплохо, светло. Какой замечательный белый цвет. Какое счастье увидеться, нет? Ну, что будем делать?

Идите сюда, я забираю вас с собой.

Скажите это по-другому.

Иди сюда. Я забираю тебя с собой.

Ровное спокойное небо.

Синее небо.

Без звезд.

Одно только небо.

Будет только это — это небо, и вы и я в этой синеве, которую мы не можем видеть отсюда. Там, куда я тебя заберу. Там, где мы идем, не думая о дороге. Там, где никто не может потеряться.

Мы будем здесь, в этом придуманном небе. Нигде.