Этим вечером им повезло. Почти рядом с местом ночного лагеря, в россыпи огромных валунов, удалось набрать немного хвороста и веток, непонятным образом уцелевших при степном пожаре. И теперь они собрались вокруг костра, а Карим-Те рассказывал легенду о Перевале Странников, дороге между мирами. Медленно, лениво играли лепестки пламени, бросая неверный отсвет на лица пятерых путников. Спала ночная степь, лишь вдалеке незримой тенью летали птицы, несущие свою стражу. Степь замерла перед следующим днем, когда вновь потянутся к солнцу ростки молодой травы. Небо раскинуло над пятеркой путников звездный шатер, рассеченный убывающей, но еще яркой луной.

За спиной остались земли русов, земли великого князя Яромира. Ночь принесла прохладу степного ветра, и под утро на тугие колосья вновь падет роса. Тихо спит Русь, и на самом востоке, на границе со степью, как часовой, неподвижно застыл Черный Лес, остров вольности людской, где нет ни боярина, ни закупа, а лишь свободные люди бортничают, охотятся или сеют хлеб на границе со степью.

Рогволд слушал глуховатый голос нганги, глядел в догорающий костер, и ему показалось, что мир вокруг них навалился на него. Пусть Карим-Те говорит о вратах меж мирами, но именно теперь, первый раз в жизни, рус понял, как дорог ему его мир. Мир, полный крови и радости, боли и любви, гнева и мудрости. Мир людей, внезапно ставших для него земляками. И нет разницы, рус или франк. Теперь от этого невероятного чувства единства со своим миром сладко заныло сердце…

Странное чувство длилось, и перед глазами Рогволда начали разворачиваться причудливые картины. Бесилось море, рассекаемое носом корабля, и белые, седые волны опадали перед гордой фигурой ворона, высеченной на носу корабля. На смену подернутым дымкой тумана морским далям явился простор степей, и у трех гор громоздился куб из черного камня. Лишь разглядев рядом с ним крошечных всадников на верблюдах, рус понял истинные размеры необычного сооружения.

Мир вновь дрогнул, разворачивая перед Рогволдом новый виток. Исчез без следа каменный куб, рус видел странную развилку дорог, напоминающую ладонь. Выжженная солнцем каменистая земля расстилалась вокруг, и под порывами жгучего ветра лишь шары перекати-поля мчались прочь, за горизонт. Два человека застыли на перекрестке: двое воинов в доспехах стояли перед чернокожим стариком, игравшим на загадочном инструменте. На миг губы воинов шевельнулись, и сквозь безмолвие до руса долетели обрывки их разговора:

— Он вложил душу в свою музыку!

— Нет, он ее продал. И теперь он хочет расторгнуть сделку…

Вновь вздрогнул мир, и теперь уже виденный раньше воин отчаянно рубился с толпой бешеных зверей, когда-то бывших людьми. И рядом с ним, спина к спине, сражались трое шестируких нагов. Рогволд сразу вспомнил бой в подземелье некромантов, и упругий поток жара на миг опалил лицо руса. А на холме стоял некто и с брезгливой улыбкой смотрел на бойню. Нимбом над головой неведомого сияло Черное Солнце, и лишь сполохи на краях черного диска приносили в вечерний сумрак свет.

Чешуйчатый хвост хлестал по его бедрам, и в миг, когда последний безумец пал от меча воина с криком-молитвой: «О, Сетхх!»— только тогда неведомый расхохотался и сквозь этот безумный хохот Рогволд расслышал:

— Час Черного Солнца настал! И теперь я, Сетхх, буду править миром!

Яркая вспышка ударила по глазам отчаянной болью, из последних сил Рогволд попробовал уклониться от того, что он принял за удар мага. В следующий миг его охватило уже вполне реальное пламя: он свалился прямо в догорающий костер. Пламя быстро загасили, и на голову руса обрушились неизбежные в таких случаях шуточки. Но когда Рогволд рассказал свой сон, смех спутников стих как по волшебству.

На руса набросились Карим-Те и Кетрин, причем оба утверждали, что сон вещий. Разбойница заявила, что храм бога-Паука находится около трех гор и представляет собой куб из черного гранита. Нгангу же больше всего поразили детали сна о Черном Солнце и Сетххе. Колдун и раньше упоминал о культе Сетхха среди колдунов, в болотах далекого Юга. Правда, тогда он называл его Сетом, как и записано в ведьмачьих летописях. Но того, что у Сетхха был змеиный хвост, нганга предпочел не упоминать. И теперь, услышав от Рогволда подробное описание, Карим-Те свято уверился в магических способностях сына старосты. Как ни отказывался Рогволд, нганга твердо стоял на своем:

— Это было путешествие шамана.

Когда же еще и Бронеслав подтвердил это, заявив, что, дескать, колдовским взглядом Рогволд совсем как ведьмак, и не простой, а ведьмак-заклинатель. И притом весьма сильный. Нет, он, Бронеслав, конечно, видал всякое, но еще сегодня вечером Рогволд был обычным человеком. Никаких следов магии или ведьмачьего дара, если не считать чар Светлояра, не было.

Урук внес свой пай, ехидно предложив ведьмаку еще и на него взглянуть колдовским взглядом. Вдруг он тоже, как Рогволд, маг и волшебник?

Но когда орк услышал от Бронеслава и Карим-Те, что у него ведьмачий дар есть и нечего тут шутить или он думал, что они слепые и раньше не замечали? Вот тогда прежде шутивший Урук вскочил на ноги. Вот тут уже и он заорал:

— У меня? Ведьмачий дар? Вы чего, совсем с ума сошли? Я — шаман? Отродясь и близко не было. Нажрались на ужин мухоморов, вот вам и чудится. Ну и что, что я готовил? Небось в кашу какой гадости себе подсыпали, а теперь дурите меня и Рогволда. Может, и Кетрин у нас ведьма, а?

Но, узнав, что как раз у Кетрин магии и близко нет, Урук лишь махнул рукой и пошел спать:

— Ладно, вы у нас, чародеи, сидите и ковыряйтесь в магии, а мечникам спать пора. Кстати, может, вы мне завтра жбан пива наколдуете? Рогволд, ты как? А за мной не пропадет…

Атаманша последовала его примеру, заявив, что ей тоже пора выспаться, и удалилась спать, искоса поглядывая на руса. Но Рогволд, Бронеслав и Карим-Те остались у костра. Еще долго обсуждали они странное видение руса, только когда ночь перевалила за половину, чародеи и Рогволд улеглись спать.

Но выспаться не получилось ни у кого. Чары, наложенные Бронеславом на круживших над лагерем ночных птиц, сработали в последний момент. От яростного крика совы пятерка вскочила на ноги, оказавшись с нападавшими лицом к лицу. Их было двое, колдовские плащи позволили шелкоухим подобраться незамеченными, вернее, замеченными, но слишком поздно. Мелодичный смех раздался у погасшего костра, эльфы сбросили колдовские плащи, под которыми скрывались доспехи из звездного металла.

Белые облачка окутали лица Рогволда и Бронеслава, наполнив тела ватной слабостью, заставляя мягко обрушиться на землю. Но если упавший на землю Бронеслав тут же захрапел, то с Рогволдом фокус сработал не до конца. Неведомый порошок нес чары сна, но нечто более сильное, чем эльфийские чары, начало жить в Рогволде. Нет, тело руса обмякло, и потом еще почти час он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Но взгляд, видевший картины мира, оказался сильнее сонной одури. Рус видел бой от первой до последней минуты.

Свистнул двуручный меч Карим-Те, но сталь, откованная оружейниками Зимбабве, оказалась бессильна перед звездным металлом доспехов. От удара эльф отлетел в сторону, в падении успев ударить нгангу рукоятью кинжала в висок. Они упали вместе. Эльф гибкой рысью тут же вскочил на ноги, а Карим-Те, тяжко рухнувший лицом вперед, неподвижно застыл на земле, вытоптанной копытами коней.

В следующий миг атаковал Урук. Ятаган и «Равный» начали свой стремительный вихрь, и на миг на лице эльфа мелькнула гримаса удивления, тут же сменившаяся гримасой ярости и гнева, дико выглядевшей на прекрасном лице. Сталь ударила в сталь, он не был трусом, этот шелкоухий, но мастерство орка было велико. Трижды прорывалась проблесками орочьего ятагана защита эльфа, и трижды доспехи спасали его от верной гибели. Короткий меч и длинный кинжал в его тонких пальцах запаздывали, не успевали за атаками Урука.

— Урук-Хей! — раздался клич мертвого народа, и, подхватив этот клич, бросилась в атаку Кетрин, сжимавшая в руках мечи-цзяни. Второй эльф, не глядя, отмахнулся от нее своим мечом. В следующий миг цзянь в левой руке девушки отсек ухо эльфа, с лязгом отлетев от края открытого шлема.

Крик боли, вернее, даже не крик, а визг побитой собаки вырвался из губ пораженного до глубины души эльфа. Он не моргнув глазом выдержал бы любую боль, но позор от раны, и не простой, а унизительной — от уха, отсеченного женщиной. ЖЕНЩИНОЙ!!!

С яростным кличем он сшибся со своей противницей, еще не понимая, что рана была не случайной, но желая просто убить, растерзать эту самку из низкого народца, смеющего равнять себя со своими господами. И не просто равнять, а ПОДНИМАТЬ ОРУЖИЕ ПРОТИВ ПЕРВОРОЖДЕННЫХ!

Цзянь в правой руке легко обманул защиту эльфа и рассек кончик уцелевшего уха. Но окончательно взбесил эльфа комментарий его противницы, легко отпарировавшей его ответный удар в горло:

— Неплохо, но я не люблю стиль «Змеи». Правда, он у тебя немного корявый. А теперь посмотри, как «Феникс расправляет крылья».

Свирепый вихрь ударов обрушился на Кетрин, но на поле боя больше не было хрупкой девушки. Вместо нее под ударами меча и кинжала бился и плясал «Феникс». «Феникс»— «Бьющий клювом на восемь сторон света», «Расправляющий крылья», «Взлетающий к облакам». Топорщились крылья, мечи стальными перьями пронзали защиту, нанося удары из немыслимых, невозможных позиций и положений. И не было силы в жалах эльфийского меча и кинжала прорваться в ближний бой, ужалить наверняка. Сминали крылья «Феникса» стальных змей, уже готовых укусить. Сминали и били в ответ. Били жестко, без пощады, и только чудесный доспех до времени хранил эльфа.

Такого врага он не встречал никогда. Смерть плясала перед ним в образе этой странной девицы, смерть и позор. Позором больше, позором меньше. И губы гордого эльфа изогнулись и. покорные чарам, полыхнули огнем рукояти клинков его противницы. Вспыхнул шелк обмотки, но прежде, чем огонь успел опалить женские пальцы, мечи-цзяни были отброшены Кетрин далеко в сторону. Кувырок, прыжок, удар ноги в бедро, и пальцы, сложенные в щепоть «Клювом Феникса», наискось ударили в крестовину, выбивая меч из руки эльфа.

— Это был удар клювом, — любезно хмыкнула Кетрин опешившему противнику, — а теперь, ушастенький, поговорим по-другому.

Она резко крутанулась на месте, отбивая ладонью в плоскость клинка длинный кинжал, переброшенный эльфом в правую руку. Короткий шаг на сближение, и крыло «Феникса» ударило с прокрутом в незащищенный подбородок. С глухим чавканьем сломалась челюсть, коротко хрумкнула шея. Кинжал выпал из сразу ставших непослушными пальцев. Небо и звезды иного, чужого мира стали последним, что увидел в миг своей смерти эльф.

Удар тыльной стороной запястья в подбородок превратил тело шелкоухого в обмякшую куклу. Но Кетрин было некогда любоваться короткой агонией своего врага. Подобрав с земли свои мечи, она бросилась на помощь орку. Урук уже успел ранить эльфа в правое колено, но доспехи из звездного металла были крепким орешком для его ятагана. «Равный» орк отчего-то не пускал в ход, вернее, использовал только для защиты, атакуя врага верным ятаганом. Его лезвие, перекованное заново у лучших оружейников Черного Леса, уже было покрыто многочисленными зазубринами.

Но стоило эльфу на миг отвлечься, заметив нового врага, как Урук вновь бросился в атаку. Лезвия ударились с лязгом, щукой проскользнул по лезвию прямого меча ятаган, вонзившись в правую глазницу шелкоухого. Орк провернул оружие в и без того смертельной ране, выдернул и обтер вороненое лезвие обрывками эльфийского плаща.

Кетрин с хитрой улыбкой подняла с земли отсеченное ею первым же выпадом ухо эльфа и протянула Уруку, но орк в ответ только молча покачал головой, отвергая трофей. К удивлению спутников, он не стал рубить уши и убитому им эльфу, злобно бросив в пространство и никому конкретно не адресуясь:

— У мертвого волка уши брать надо. А это — даже не волки…

Лишь под утро пришел в себя Карим-Те, лишь к утру оправился нганга от удара рукоятью эльфийского кинжала. Но, только когда огненное яблоко солнца наполовину поднялось над горизонтом, нганга смог сесть на коня. С Бронеславом получилось еще лучше: от чародейского порошка ведьмак проспал три часа богатырским сном. Потом даже голова не болела от странной волшбы. Придя в себя, Бронеслав первым делом принялся лечить рану лежащего без сознания Карим-Те. Ее уже наспех перевязала Кетрин, но ведьмак как лекарь стоил дюжины девиц. Стоило ему снять пропитанную кровью повязку и на миг приложить ладони к еще кровоточащей ране, как на рассеченной коже образовалась вишневая корка запекшейся крови.

Орк, которого ночное нападение привело в превосходное расположение духа, радостно подшучивал над нгангой, заявляя, что в голове у Карим-Те сплошная кость. И не простая, а слоновая. И мозгов тоже, как у слона, много, а мыслей мало. Но за шуточками орка-мечника проскальзывала неприкрытая тревога. Уже трижды их отряд подвергался нападению, и всегда за каждой бедой была видна рука Мерлина. Дальше искушать судьбу и рисковать жизнью спутников Уруку не хотелось.

Про себя орк прикинул, что будет больше толку, если он тихонько отделится от отряда и направится дальше в одиночку. Мерлин вел охоту за клинком, и, по мысли Урука, с его спутниками ничего не случится. Конечно, в дороге ему бы не помешал маг-спутник, но Карим-Те был ранен, а Бронеслав выведет раненого и Рогводда с Кетрин из степи. А насчет магии — так меч Стражей Перевала разнесет любого мага вдребезги. Конечно, на мордорском это звучало немного иначе, но с недавних пор Урук заметил, что начал думать на языке русов.

Чего стоила одна фраза Рогволда: «Ты сейчас у меня так засигаешь, грыжа полосатая!» Такого орк не слышал даже от своих родичей, и формулировка ему весьма понравилась. Он искренне привязался к русу, но брать его с собой не хотел. Урук помнил посмертный наказ Светлояра: «Урук, приглядывай за Рогволдом». Брать руса в оказавшуюся слишком опасной дорогу явно не стоило.

За ужином Урук подчеркнуто невинно поинтересовался у Бронеслава, где и по каким приметам можно узнать вход на Перевал Странников и как найти на Перевале его Стражей. Вопрос орка с энтузиазмом подхватил Рогволд, да и Кетрин не осталась в стороне. Карим-Те, которому явно полегчало, лишь покачал головой и, слегка разведя руками, повернулся к немного удивленному столь массовой любознательностью Бронеславу, всем своим видом показывая, что просьбу надо уважить.

Еще в Черном Лесу орк слушал рассказы Филина о сути и природе силы меча и его хозяев. Да и в дороге и ведьмак, и нганга рассказывали о Перевале, но сейчас Урука, как никогда, интересовали мельчайшие подробности. И Бронеслав вновь начал повесть:

— Перевал? Ну, это как мост между мирами, это вроде понятно? Нет? Ну, смотрите, возьмем, например, несколько листков бересты. Каждый листок — это мир. А теперь проколем их иголкой, там, где ткань бытия мира тоньше всего. Сквозь это отверстие мы можем попасть в другой мир. А Перевалом его называют оттого, что люди, проходящие через него, чаще всего видят пещеру, за которой открывается лабиринт горных ущелий и тропинок. Иногда через них проложены мосты…

— Да, — перебила ведьмака Кетрин, вновь слушающая уже не раз слышанный рассказ с горящими глазами, — у нас в степи говорят, что когда есаул Иван Кольцо шел через Перевал, то он шел по мосту из серебряной паутины. Правда, он не видел гор, под мостом и над мостом он видел лишь звезды. Бесконечность звезд и лишь пластины под ногами да серебряная нить поручней.

— Похоже на правду, — кивнул Бронеслав, — но откуда он начал свой путь? Ты рассказывала эту легенду, да и у нас, в Черном Лесу, мне доводилось ее слышать, как и рассказы о его побратимах, атаманах Конане и Ермаке Тимофеевиче. Если меня не подводит память, то в легенде говорилось о том, что последний бой Ермака был у скалы…

— И люди Конана нашли израненного есаула у Трех Гор, — вновь перебила Бронеслава Кетрин, — это там, где сейчас обосновались шаманы бога-Паука, их храм рядом. Кстати, — тут она повернулась к Рогволду, — вчера ты рассказывал свой сон. Так вот, я тогда сразу не сказала, но описание храма весьма похоже на твой сон. Правда, я сама там не бывала, у меня были дела на дорогах у Ашура, но мои люди говорили о храме почти так же.

— Может быть, — терпеливо согласился с неожиданно разговорившейся атаманшей Бронеслав. — Перевал — это граница. Граница меж мирами, место, где ткань сущего истончается, место, где нет сегодня или вчера. На Перевале нет времени, человек идет не только сквозь миры, он идет и сквозь время. Представьте себе сложенный платок, опять-таки проткнутый иглой. Если платок развернуть и присмотреться, то в ткани будут заметны тонкие дыры от иглы. Они малы, но они есть. Этот платок — время, а дыры от иглы — вход или выход между мирами. Человек может пройти через Перевал Странников сегодня, а завтра, как ему кажется, вернуться и понять, что в мире прошли века. Или один день. Только сами Странники знают закон времени…

— Слушай, — встрял в разговор терпеливо слушавший Урук, — так я не понял насчет Странников. Стражи и Странники ведь разные люди? Или нелюди? Или, — тут орк немного замялся, — бывшие люди? Филин говорил…

В ответ ведьмак степенно кивнул и, заметив, что орк замолчал, сказал:

— Да! Только Странники не люди, как, впрочем, и Стражи Перевала. Они когда-то были людьми, но в летописях нашего братства рассказывается о Страже, жившем минимум шесть сотен лет. Он погиб несколько десятков лет назад. Да, — предварил ведьмак следующий вопрос, — они не бессмертны, их можно убить, дико сложно, но можно. Во всяком случае, — тут Бронеслав посмотрел на перевитый тряпками меч за спиной Урука, — во всяком случае, некромантам это удалось. Карим-Те подозревает, что тут не обошлось без колдунов-некромантов с Юга, поклоняющихся Сетхху. Говорят, что они могут многое, зная тайны нагов, потомков драконов. Именно наги породили расу людей. Но дети восстали против отцов-нагов. На крови нагов создал Сетхх магию «Черного Солнца». Только в корнях этой магии можно найти знания и силу для ловушки, способной уничтожить Странника или Стража. По легендам, правда весьма противоречивым, драконам Перевал не нужен. Они чувствуют истощение ткани мира и сами открывают для себя дорогу между мирами. Наги не смогли постичь этого.

— Я читал летопись «Черного Солнца», — вступил в разговор Карим-Те, — летопись о гибели нагов и кровавом воцарении Сетхха. Мой брат, — тут нганга кивнул перевязанной головой в сторону ведьмака, — тоже читал ее. В этой летописи рассказывается об иных мирах и о человеке, шедшем сквозь миры. Не «чело», как называли наги созданных ими людей, а именно человеке, воине из иного мира и времени, сражавшемся вместе с нагами. Вчера ты видел его, — торжественно обратился Карим-Те к Рогволду, — ты видел брата Ттора. В разных летописях его называют по-разному: Таг, Тагор, Ттор или Гор. Пыль многих миров лежала на его сапогах, много легенд и много летописей рассказывают о его делах…

И вновь вступил в разговор Бронеслав.

— Но мы отвлеклись. Рогволд, ты вчера видел иные миры, ты видел Ттора и Стража Перевала рядом с ним. Это значит только одно — Перевал уже близко. Не случайно только ты и Урук можете прикасаться к «Равному», мечу Странников. Да, именно Странников, Стражи получили оружие от своих учителей. Правда, тогда они еще не были Стражами, а были их учениками. Но ученики выбрали свою дорогу, взяв знания, силу и свободу от своих учителей. Они обрели ДОЛГ!

Долг хранить миры и Перевал между ними, когда в крови гибнет мир, рушатся мосты и дороги между ним и иными мирами. Урук, ты спрашивал, где найти Стражей? Когда судьба сущего висит на волоске и меч готов рассечь эту тонкую нить, тогда в обреченный мир приходят Стражи Перевала. Иногда кто-то из Странников приходит вместе с ними. Самих Странников восемнадцать, девять Темных и восемь Светлых. Есть еще один, Саймак, отринувший Свет и Тьму. Именно он держал в ладонях Предначальный — меч, породивший миры из крови Света и Тьмы. И на месте ран от его ударов в ткани сущего возник Перевал, соединивший миры в единое целое.

Не волнуйся, Стражи сами придут за мечом. Для этого вам придется ступить за грань. За грань, отделяющую миры от паутинок мостов между ними. Каменный Край откроет перед вами свои дороги, и никто, даже вы сами не сможете сказать, в какой мир направит вас судьба. Да, именно судьба и именно тебя и Рогволда. По странному ее капризу меч предназначен вам обоим.

Бронеслав умолк, тишина обрушилась мягкой лавиной, захлестнув волной изумления руса и орка. Нет, идя к Перевалу, они ждали многого, но откровения Бронеслава застали врасплох обоих. Урук попробовал что-то возразить, но ответ Карим-Те окончательно смутил обоих:

— Ты удивлялся, когда мы приняли тебя за одного из нас? Уже сейчас ты и Рогволд весьма и весьма сильные маги. Нет, конечно, до магов вам еще далеко, но меч изменил вас, дал силу, неотличимую от силы простого ведьмака или нганги. Например, меня или Бронеслава.

Карим-Те явно поскромничал, но меньше всего Рогволда и Урука занимала его скромность.

Окончательно же заставил орка отказаться от своего плана ночного ухода его полный провал. Как выяснилось, глупые мысли приходят в головы одновременно. Или умные? Не важно. Важно то, что, тихонько отползая от мирно спящих спутников к лошадям, Урук вначале встретил так же беззвучно крадущегося к коням Рогволда. Седельные сумы с припасом сын старосты уже припрятал неподалеку, рассчитывая потом тихо кликнуть орка и отправиться в дорогу.

Одного взгляда побратимам хватило, и дальше они продолжили отползать уже вместе. Про себя орк решил, что это судьба. А с ней лучше не шутить. Да и вообще, судьба плохо понимает шутки. Но когда у мирно пасущихся лошадей они встретили Бронеслава и Карим-Те, Урук понял, что его затея провалилась. Окончательно это подтвердила Кетрин, уже успевшая заседлать их коней и планировавшая, захватив орка и руса, двинуться к Перевалу, оставив раненого нгангу на попечение Бронеслава.

В результате утром следующего дня они направились к храму бога-Паука все вместе. Ночью, во сне, Урук почувствовал зов. Непонятный, неясный, но, проснувшись, они с русом, не сговариваясь, повернули коней чуть к северу. Здесь не было степного пожара, отощавшие было кони немного отъелись и шли ходко. Непонятный зов начал усиливаться, и к вечеру, поравнявшись с Рогволдом, Урук тихо полуспросил-полусказал:

— Светозар?

В ответ рус кивнул и так же тихо ответил:

— Не только. Кроме волхва я чую и иную силу. И знаешь, — тут он глянул на Урука, гордо красовавшегося в седле, — мне кажется, что кроме волхва нас зовет Перевал. Я чувствую угрозу, не нам, но в воздухе висит что-то этакое, — он пошевелил пальцами, пытаясь объяснить поточнее, но орк лишь понимающе кивнул.

Точку в разговоре поставила неслышно подъехавшая Кетрин. Атаманша явно пыталась пошутить, говоря с нарочитым ашурским акцентом, но по голосу было ясно, что предчувствия не миновали и ее:

— Ви знаете, что мине здается? Мине здается, что у нас горит сажа!

В ответ они лишь дружно кивнули, вызвав у Кетрин внезапный приступ разговорчивости:

— А надо было ответить: выпивайте и закусывайте, пусть вас не волнует этих глупостей! Ребята, я сама что-то неясное чую. Кажется, что навстречу быстрой смерти едем.

Но развить тему ей не дал Урук, люто ненавидящий панику и уныние:

— Так это же хорошо! А зачем нам медленная смерть? Да и вообще, зачем нам смерть? Я лично планирую еще лет восемьдесят — девяносто с ятаганом повоевать, а потом на покой пойду, буду ваших внуков нянчить. Рогволд, Кетрин, вы как, не против?

Атаманша и Рогволд онемели от неожиданности, а орк бодро продолжал:

— Ну что? Молчание — знак согласия? Значит, уговорили, буду ваших внуков нянчить. Вы кого хочешь уговорите. Рогволд, ты чего молчишь? — притворно накинулся Урук на руса. — Молчит, краснеет. Тут такая девушка едет: молодчинка, наездница, фехтовальщица, наконец, она просто красавица! А он молчит, как эльф на распутье! Эх, будь я лет на сто моложе, сам бы посватался! А детки-то какие бы у нас получились! Все! Завтра же сватов засылаю. Эк вы раскраснелись. Ладно, шучу, шучу. А то я вас знаю. Рогволд, не щупай так топор, ему же больно!

Конец шуточкам орка положила покрасневшая Кетрин, на которую Рогволд от смущения не мог поднять глаза. В лесу с медведями русу было как-то привычнее. И когда девушка с силой хлестнула плетью коня Урука, вынудив орка вцепиться в поводья, Рогволд испытал громадное облегчение. Конь Урука отчаянно прянул вперед, но орк ухитрился удержаться в седле и даже заорать:

— Эх, залетные!

Неизвестно, где он подслушал эту фразу, но от нее Рогволд расхохотался от всей души. Раскрасневшаяся Кетрин хитро глянула на хохочущего руса и, мягко улыбнувшись, проговорила как бы в раздумье:

— А вот насчет сватов…

После чего отчаянная девица влепила крепкий поцелуй в губы Рогволду и, пришпорив коня, с хохотом помчалась в степь. К чести руса, в седле ему удалось удержаться, хоть и с трудом. А через минуту гнедой жеребец Рогволда, прижав уши от отчаянного свиста своего ездока, рванул в догон. Урук поравнялся с Карим-Те и вдумчиво хмыкнул:

— Ну вот! А то ехали как на похороны. Да ты не смотри на меня, как эльф на гнома, тут мне виднее. Кстати, приходит раз гном к эльфу и говорит…