Да, верно говорят: не хвались, идучи на рать, а хватись, идя с рати. Так думал ведьмак Ратибор по прозвищу Винт, лежа на охапке соломы в темном подвале. Еще в городе он почувствовал на затылке чужой взгляд. Он помнил наказ Вершигоры довести Рогволда и Урука до башни звездочета Гостомысла, да и потом, пока рус и орк будут в Ашуре, присматривать за ними. Поэтому, почуяв слежку, ведьмак решил временно проститься со своими спутниками и расположиться в щели между лавками. Неведомый соглядатай хитро таится, идя по их следам, что ж, затаимся и мы, посмотрим, кто это у нас по пятам ходит. Ну а там видно будет. Вот и досмотрелся до темницы и крепко связанных за спиной рук.

Ратибор заворочался на охапке вонючей гнилой соломы. Его добыли легко, как мальчишку.

После ухода Рогволда и Урука прошло не менее трех минут, и на пустой улице, шедшей к перекрестку, ведущему в тупик, где стояла башня звездочета, появилась шестерка магов, да что там магов — некромантов. Правда, таких повелителей могил Винт видел впервые в жизни: вместо привычных хрупких заморышей в необъятных складках балахонов по улице шли рослые, кряжистые мужи. Их балахоны казались маленькими, швы еле выдерживали напор мускулистых тел. Мало того, поверх черного гробового бархата были надеты костяные панцири. Головы были не только выбриты, по обычаю их ордена, были выбриты и брови, выщипаны ресницы. Кости лица туго обтянуты сероватой кожей, в которую навеки впитался могильный прах. На бритых макушках, вопреки обычаю некромантов, запрещающему прикрывать голову, красовались маленькие стальные шапочки.

Все шестеро имели посохи, символ звания Мастера, или Владыки Склепа, их полного титула. Навершие посохов в руках поверх привычных черепов из хрусталя несло на себе еще и крыло нетопыря из черной бронзы. Кромки были остро отточены, и классический атрибут мага превратился в оружие воина наподобие миниатюрной косы или серпа. Лица некромантов были подобны лицам кладбищенских изваяний. По спине Ратибора пробежала ледяная дрожь, и внезапно в мозгу ярко вспыхнуло воспоминание: он же слышал о таких некромантах, как же их звали, ах, да — Дарители Покоя!

Каждый из них по чародейскому искусству стоил пятерых обычных некромантов, но, помимо этого. Дарители Покоя славились и умением вести рукопашный бой. Правда, в городе уже забыли, когда в последний раз по плитам его улиц ступала нога ТАКОГО некроманта. А тут их аж шестеро!

Ратибор попятился в темноту щели. Только б они не заметили. Любой из них в открытом бою прихлопнул бы его как комара. Но интересно, зачем они здесь?

Тем временем, дойдя до перекрестка, шестерка остановилась, и до слуха затаившегося Рати-бора донеслись обрывки разговора:

— … Мы к башне, эти ослы ее упустили… старик в подземелье, а девка… сегодня в храме… хранилище… Брат, седьмой том Некрономикона… библиотекаря сменили… такая кража… да, только он… так и в Дамаске, и в Самарканде, да и в Багдаде… значит, он из Гильдии Ловкачей… Да, квартал Бронзовых Врат… вор из воров… проклятый рус…

Закончив беседу, шестерка разделилась, четверо продолжили путь по улице, а двое свернули в тупичок, явно направляясь к башне. Только когда они прошли мимо, Винт смог стереть со лба холодный пот. Все услышанное ему сильно не понравилось. В квартале Бронзовых Врат находилась гильдия Ловкачей, как в вольном Ашуре застенчиво именовали воров Но только трое русов были ее членами: Третьяк, более известный как Чума, Рыжий Всемир, а третьим был он сам Он, ведьмак Ратибор, известный во всех притонах Ашура под кличкой Винт.

Он стал ловкачом, оставшись на улице после смерти матери. Отца Винт не знал никогда. А к детям город суров — или ты ловкач, или ты труп, или ты раб. Сотни детей скитались в лабиринтах улиц и переулков. Но единицы выживали или выбивались в ловкачи. В городе это ремесло считалось уважаемым, ничем не хуже прочих ремесел. По закону все украденное выставлялось на три дня на базаре, в квартале Бронзовых Врат Придя туда, владелец платил ловкачу четверть цены от краденого имущества, и стороны расходились, довольные друг другом. Из своего заработка ловкач отчислял десятину Владыке Ночи, главе гильдии Ловкачей, и спокойно ходит по улице Но горе тому, кто не платил десятины или не выставлял краденое на базаре Таких наглецов ждал нож в бок или темница Гильдия шутить не любит.

Однако долго думать было некогда, следовало спешить Некроманты шли медленно, тупик давал большую петлю, а напрямик Винт мог не только предупредить Рогволда с Уруком, но и вывести их прямо из-под носа у пары Дарителей Покоя. Из лавки Абдуллы в соседний квартал вел тайный ход, с отдушиной почти под самой башней. Сам Абдулла промышлял не только ковриками, но и контрабандой. Винт в свое время оказал ему пару услуг, и благодарный купчина открыл ему тайну подземного хода в соседний квартал. Люк был в паре шагов, но воспользоваться им Винт не успел. Сильный удар обрушился сзади на голову ловкача, ставшего ведьмаком. Свет потемнел в глазах оглушенного Ратибора. Он не почувствовал, как его быстро обыскивают и как ремешок сыромятной кожи намертво захлестнул руки за спиной. Через несколько минут пятеро посетителей, вышедших из лавки Абдуллы, простых, плечистых жителей Ашура, грузили на подъехавшую повозку огромный рулон ковра…

… Скрипнули бронзовые петли, и в подвальную каморку, где лежал Винт, ворвался ослепительный свет Ведьмак не знал, сколько он провел в забытьи после крепкого удара по голове Били, однако, с понятием, ни шишки, ни царапины, только голова раскалывается от внутренней боли и желудок норовит вывернуться наружу. От яркого света в дверном проеме Ратибор на время ослеп. Он не видел лиц пришедших за ним. Сильные руки нахлобучили ему на голову мешок и мягко подхватили ведьмака. От пришедших не тянуло могильной пылью, и на секунду он почувствовал облегчение Но все становилось еще запутанней. Лежа на соломе в темнице. Ратибор думал, что попал в лапы некромантов, и недоумевал, почему его кинули не в склеп, а во вполне человеческую темницу, пусть даже и лишенную света. Все время, пока его тащили по лабиринту коридоров, Винт пытался понять, кому и зачем он мог понадобиться. Пытался и не мог найти ответа.

Ответ пришел сам с ударом тела об пол и хриплым голосом, прооравшим сквозь мешок: — На колени перед Его Светлостью!

Только один человек в Ашуре требовал называть его подобным титулом. Требовал и мог заставить. Ратибор замер, пораженный до глубины души, — это же граф Гуго! Один из приблудных чужаков, не только прижившийся в городе, но и ставший одним из выборных, членом городского Совета.

О графе в городе говорили с оглядкой, Гуго ухитрялся ладить и с городским отребьем, и с некромантами. При случае для своих, неведомых никому целей, подкупал других выборных, плел интриги, не брезговал и заказными убийствами. Городские отравители, алхимики и ловкачи, впрочем, как и стражники с судьями, называли его не иначе как отец-благодетель. Слухи же гласили, что граф Гуго бежал из своей страны по весьма серьезному поводу: был любовником королевы и отравил короля, что весьма не понравилось принцу, занявшему отцовский трон. Поговаривали и другое: мол, сначала отравил, а уже потом стал любовником. Самые осведомленные люди просто отмалчивались, но Винт знал, что граф, импозантный пожилой человек, с внешностью и ласковой улыбкой добряка, на самом деле отравил и короля, своего двоюродного брата, и королеву, и трех наследных принцев. А принц, унаследовавший корону, оказался его племянником, которого добрый граф почему-то не принял в расчет. Потом он, конечно, успел исправить ошибку, но бароны не дремали, на трон нашлись еще претенденты, и началась затяжная война, успешно закончившаяся захватом королевства варварами.

В Ашуре граф за истекшие со дня его прибытия сорок пять лет продолжал совершенствовать свое искусство интриг и заговоров. Нынешний Совет почти всегда плясал под графскую дудку, причем половина пляшущих была твердо уверена, что всячески вставляет Его Светлости палки в колеса. Кроме интриг, заговоров и козней, граф Гуго пристрастился к собиранию редкостей и диковин. Его собрание заставило бы устыдиться многих владык Востока. Правда, собирались диковины такими методами, что многие из бывших хозяев уже ничего не могли возразить. Сам Одноглазый Мустафа, вор из Багдада, в свое время работая на графа. Наследники Святого Гассана, ночные убийцы, были детьми по сравнению со слугами Его Светлости.

— Поднимите его, усадите в кресло и оставьте нас, — гулко прозвучал бархатный голос.

С головы Ратибора сорвали мешок, подняв на руки, мягко и бережно опустили его в кресло, легчайший холодок от лезвия — и путы с рук упали на пол.

Он сидел в мягком кресле в просторном темном зале. Постепенно глаза ведьмака привыкли, и он смог различить графа Гуго. Прямо перед Ратибором на небольшом возвышении находился трон, перед которым, в нарушение всех обычаев, стоял стол для письма, заваленный свитками пергамента. Граф сидел за столом, откинувшись на троне так, как будто это было простое кресло. Он не был стар, скорее, просто зрелый муж, рано поседевший от государственных хлопот. Точеные черты лица скрывали возраст, отчего граф, недавно отпраздновавший свой шестьдесят девятый год, казался от силы сорокалетним. Реальный возраст выдавала лишь дряблая кожа шеи, густо прорезанная морщинами. Руки графа, затянутые в перчатки тончайшей кожи, поигрывали гусиным пером, взгляд был направлен в незримую точку над головой ведьмака.

Встав из кресла, Ратибор склонился перед одним из тайных владык города. Наконец Гуго заметил и ведьмака, и его поклон. На лице появилась та самая добрая улыбка, при виде которой городские могильщики потирали руки.

— Прошу меня простить, почтенный Винт, — ласково проговорил граф, — я немножко замечтался. У нас, стариков, есть свои слабости. Я рад возвращению в город лучшего из наших ловкачей. У меня есть к вам дело.

Винт только и смог, что развести руками: мол, польщен, но не понимаю, зачем почтенному Его Светлости графу Гуго какой-то ловкач. Похоже, граф не пропустил ни одной мелочи в мимике ведьмака и явно был доволен таким ответом.

— В таком случае, друг мой, — продолжил свою речь Его Светлость, — надеюсь, вы позволите старику так себя называть, придется немного объяснить, зачем вы здесь. У меня есть к вам маленькое деловое предложение. Как вы знаете, почтенный Винт, у нас в городе есть такие люди, как некроманты. В их подземельях имеется магический жезл из сапфиров и горного хрусталя, полученный ими от покойного мага Абдуррахмана. Эту вещь невозможно купить, но я заплачу ее десятикратный вес золотом. Моим людям удалось достать планы подземелий, планы всех подземелий Ашура, включая и подземелья, принадлежащие ордену. Это послужит дополнительной платой.

Ратибор судорожно сглотнул. Цена за жезл была царской, а планы подземелий цены и вовсе не имели.

— Я буду счастлив служить Его Светлости графу Гуго, уже прозванному в городе граф Гуго Великолепный. Но нижайше прошу ответить на один вопрос…

Граф вопросительно приподнял бровь и ласково проговорил: — Только без лести и полных титулов, в разговоре они мешают. Так в чем дело?

— Чем я смог обратить на себя ваше внимание? — спросил Ратибор.

Внезапно улыбка и ласковый человек на троне исчезли Перед ведьмаком, прямо глядя ему в глаза тяжелым, пронзительным и властным взглядом, сидел смертельно опасный человек. «Пожалуй, из всех, кого я знаю, только Филин опаснее его», — мелькнуло в голове Ратибора.

— Чем? Ограблением в Дамаске, — отрывисто бросил граф. — Ты ограбил сокровищницу эмиров, которую за последнее тысячелетие не смог ограбить никто. Да и другие твои подвиги мне хорошо известны. Буду откровенен, мне нужен не простой вор, мне нужен художник ограбления, способный сотворить невозможное, мне нужен ты. Я уверен, что ты сделаешь все, что может сделать человек, и даже больше. После того как ты принесешь мне жезл, у меня будут еще заказы. Ручаюсь, ты не пожалеешь о том, что работаешь на меня. Теперь можешь идти.

Граф протянул ведьмаку пять рулончиков тонкой кожи. Еще раз поклонившись, Ратибор принял карты подземелий некромантов и двинулся к выходу. Но на половине пути к маленькой дверце, ведущей из зала, граф Гуго окликнул его: — Ты славишься верностью слову, и ты будешь работать на меня не за страх, а за совесть. Но я не верю никому. Всякий человек может сделать ошибку, поддавшись настроению или глупости. Обычно она оказывается последней. Я на всякий случай принял меры, и тебе не захочется покинуть город, не выполнив моего задания Посмотри на эти листы пергамента, на ник показания пятерых моих слуг о том, как ты зарезал Абдуллу, торговца коврами. Ратибор, ты мудрый человек и понимаешь, что последует за этим. Мы оба знаем, что этого не было, но судьи поверят мне, вернее, моим людям. На выходе из зала слуги наденут тебе мешок на голову и выведут из моего дома. Золото получишь авансом в лавке менялы Рахимбая. Через неделю, когда добудешь скипетр, принесешь его в лавку к Рахимбаю. Довольно тебе срезать кошельки на базаре. Тебя будут ждать чертежи всех подземелий Ашура и новая работа…

… Он сидел в «Пяти Углах», заказав пиво. Руки ведьмака, сжимающие кружку с пивом, немного дрожали. Но Винт был доволен. В задней комнате харчевни искусный чертежник снимал копии с планов подземелий некромантов. Этим вечером их получит Филин. Он поручил Винту разведать подступы к подземельям, а удалось добыть такое! Это первая удача. Вторая удача, что Рогволд с Уруком и правнучкой звездочета Ингой сидят за его столом целые и невредимые. Им хватило ума понять, что он еще не был в харчевне и обязательно зайдет или подаст весть. Они его дождались, просидев почти до самого вечера. Третья удача — то, что из подслушанного им разговора некромантов стало известно: в тех же подземельях они содержат и звездочета Гостомысла. Ну а четвертая — это то, что ему удалось пока остаться живым. Граф дал ему неделю. За это время можно будет выдернуть пленника из подземелий и попутно попробовать достать жезл.

В городе было неспокойно Подслушанный Винтом разговор Дарителей Покоя беспокоил ведьмака. Они говорили о краже седьмого тома Некрономикона ловкачом из квартала Бронзовых Врат. И не простым, а русом по происхождению. Русом, а ведь их всего трое, считая его самого! И явно ни карманник Чума, ни Рыжий, специалист по кражам из домов, не могли добыть книгу у некромантов. Дарители Покоя искали именно его! Внезапно по спине Ратибора заструился холодный пот.

Но в речи некромантов было еще нечто, резанувшее слух. Ну да, в Некрономиконе же шесть томов! О седьмом не слышал никто, не говоря уже о том, чтобы прочитать. Значит, он, этот неизвестный том, — одна из главных тайн некромантов! Значит, его можно попробовать добыть! Некроманты не знают, что он ведьмак. Они знают, что он специалист по трудным кражам и на его счету не один украденный артефакт. Они не сильно погрешили против истины — только он мог добыть этот том.

Даже шесть других томов ведьмаки имели лишь в поздних, сокращенных копиях. А тут тайна, хранимая как зеница ока. Обладая им, ведьмаки смогут противостоять верховным магам некромантов на равных. Магия могил перестанет быть угрозой, мертвецы навеки упокоятся в своих гробах. В прошлом, когда Владыкам Склепа требовались воины, а кладбищ поблизости не было, они убивали мирных жителей соседних деревень, обращая в армию их мертвые тела. Магия Черного Леса уничтожала оравы мертвецов, но некроманты создавали все новых и новых, в своем отступлении вырезая людей и поднимая мертвецов, всех, до кого они могли дотянуться. Великую цену платили ведьмаки за каждый посох с хрустальным черепом…

Ратибор отвлекся от своих мыслей и, подняв голову, посмотрел на своих спутников. Он не мог видеть лица Урука, скрытого маской, но лица Рогволда и Инги были спокойны, даже слишком спокойны. Они явно ждали, когда он допьет свое пиво. Похоже, им есть о чем рассказать, мелькнула в голове Винта шальная мысль. Отодвинув кружку в сторону, он откашлялся и начал серьезный разговор.

— Рогволд, так что у вас там получилось? Ты успел вкратце рассказать, что почтенный Гостомысл схвачен некромантами и вы все, узнав об этом, пришли сюда. Сказать по правде, я не понимаю, почему вы так уверены. Это точно были некроманты?

Вместо Рогволда Ратибору ответил Урук: — А то кто же! В башне трупами воняло так, что хоть затычку в нос вставляй. И, кроме того, это чье, по-твоему, добро? — С этими словами орк небрежно бросил на стол длинный сверток, до этого стоявший рядом с его мешком.

Развернув темную ткань, Винт оцепенел. И было, от чего цепенеть На столе перед ним лежали два посоха мастеров ордена Некромантов. И добро б еще простых, а то два посоха Дарителей Покоя с остро отточенными крыльями летучей мыши из черной бронзы поверх хрустальных черепов. Наконец, сглотнув ставшую в горле комом слюну, Винт смог выдавить только одно слово:

— Как!

— Как, как, каком кверху, — передразнил пораженного Ратибора Урук. — Они ж, дурни, полчаса чарами двери в башне выламывали, а вверх глянуть слабо было. Ну, мы с Ратибором стрелы на тетиву наложили и у окошечек встали. Инга им в окошко крикнула: «Ку-ку!» Они глазки в небо, что, мол, за птичка с неба голосок подает? Ну, мы и стрельнули. Они с копыт долой, по стреле в глаз каждому хватило. Правда, когда мы вышли вещички прибрать, так один еще дергался. Ну, я не зверь, по-быстрому его добил его же ножиком. Все путем, вещички прибрали и к тебе. Ты чего так на стол уставился, никогда посохов не видел? Да, тут еще один подарочек тебе захватили, у второго колдуна за пазухой был. Видать, хотели Ингу прямо в башне прирезать, а его оставить на добрую память, чтоб все знали, кто убийца. — С этими словами Урук протянул Ратибору воровской нож, на лезвии которого были высечены славянские буквицы. Буквицы складывались в очень простое слово — ВИНТ.

… Рассвет уже давно наступил, когда на поляну с догоревшим костром опустился зачарованный ворон. На лапе была привязана маленькая полоска тонкой кожи. Сняв ее с лапы и протянув птицу Карло, уже готовому снять с нее чары, Бронеслав сломал печать. Послание Филина было коротким. Верховный Ведьмак, вернее один из его писцов, вывел на коже одну только строчку на наречии коробейников: «ПОЕРЧИМ БЕНЬДЮХОМ, А НЕ МЕРКУТЬЮ». В переводе на обычный, человеческий язык дословно это значило: поедем днем, а не ночью. Но для Бронеслава это значило иное. Этой фразой Филин сообщал, что помощи людьми не будет в течение трех дней. Пока необходимо продолжать путь. Новые воины присоединятся к отряду по пути.

Сборы были недолги, отряд давно был готов выступить. Уцелевшая пятерка ведьмаков продолжала свой путь в дремучих лесах. Временно ослепшего Алимбека вели под руки Карло и Пересвет. Ближе к полудню, добравшись до деревни, Бронеслав купил воз и пару коней. Цену, правда, хозяин заломил несусветную, но ведьмак даже не торговался. Дальше они двигались на купленной телеге, пристав к купеческому обозу, направляющемуся в град князя Яромира. Бронеслав прикинул, что после гибели шелкоухих в ближайшие несколько дней его поредевший отряд никто не потревожит. Потом, через три дня, когда зрение Алимбека восстановится и он перестанет тормозить скорость отряда, можно будет опять свернуть в леса и нехожеными тропами, таясь от недоброго глаза, продолжить свой путь. Однако им не повезло.

На ночевку купцы остановились в разрушенной придорожной корчме, не доезжая до села Серебряный Бор. Изначально планировалось ночевать в нем, но у трех купеческих подвод, одна за другой, то колесо слетит, то ось лопнет. Опустились глубокие сумерки, и купцы не рискнули продолжить дорогу в темноте. Вполне резонные заявления Бронеслава, что до села от силы два часа пути, а ночевать в халупе посреди дикого леса небезопасно и для купцов, и для их товаров, были встречены дружным негодованием. Мол, и так три воза такие, что плюнь — развалятся, а по ночной дороге через лес не дай бог еще чего поломается, и ночуй посреди поля, так, что ли. А здесь хоть крыша над головой есть. Когда же ведьмак помянул про всяких разбойников, его вообще подняли на смех. Места почти обжитые, не самая чаща леса, откуда разбойничкам взяться? Видать, хоть и железо на себя напялили, а душа все равно осталась как у зайца. Скрепя сердце Бронеслав прекратил спор, хотя чутье явно предсказывало беду.

Купцы завалились спать беспечно, щедро выпив и закусив перед сном и даже не выставив охрану. Вернее, выставили — троице охранников-варягов бутыль браги, от которой один из гордых воинов фьордов начал целеустремленно напяливать себе на голову ангорскую кошку, которую купец Блуд вез в подарок дочери. При этом варяг орал на весь лес на ломаном наречии русов о том, что проклятая шапка царапается. На такую охрану явно рассчитывать не приходилось, и ведьмаки, собравшись в кружок, пришли к тому, чтобы спать в доспехе, прикрывшись тулупами, чтоб не померзнуть ночью в железе, не выставляя своего дозора. Дозорных надо ставить троих, а их всего пятеро, из которых один слепой калека. Поставить сторожевые чары — и будет. Так и сделали. И когда под утро, в час самого сладкого сна и в час самого лютого холода для доспешного воина, из-за соседних деревьев показались черные тени, врасплох это ведьмаков не застало.

Но явление разбойников только их не застало врасплох, а сонные купчики и их приказчики не могли понять, в чем дело. А когда наконец поняли, начали распаливать факелы, лихорадочно нашаривать отложенное вечером оружие, припасенное на такой случай или на продажу, то было уже поздно. Стрелы били на свет из-за каждого куста. Казалось, старшой каравана, пятипудовый купец Блуд, обернулся ежом, так густо торчали стрелы из его необъятного брюха. Все новые стрелы поражали торговый люд, и кое-кто из их конюхов и слуг уже разбегались кто куда, попадая под быстрый удар разбойничьего топора. Заезжий грек Михаил со своими приказчиками успел в сутолоке надеть на себя предназначенную на продажу в Царьграде драгоценную русскую броню и взяться за оружие, кованное мастерами русов и ценимое за морем на вес серебра. Но большинство купцов доспеха не имело, кроме греков, доспешными ходили еще трое молодцов, охранников каравана. Казалось, еще минуту назад они были здесь, эти рослые, сильные варяги, а ныне их нет, просто растворились в ночной тьме.

Ни одна стрела ночных гостей не взяла доспехи из синего металла, снятые ведьмаками с убитых шелкоухих. Соединившись с греками в один отряд и завалив двери и окна хибары кипами и тюками, они приготовились к обороне. Хриплый крик атамана, и полыхнувшие, осыпающиеся в полете градом искр смоляные шары рухнули на крышу хибарки. Некоторые скатились внутрь сквозь дыры в кровле и были затоптаны, некоторые скатились вниз и упали на землю рядом со стенами. Заросший густой кудрявой бородкой смуглолицый грек, один из приказчиков купца Михаила, забулькав кровью, рухнул на грязный земляной пол со стрелой в глотке.

Бронеслав переглянулся с купцом и сказал: — В это трудно поверить, но наш доспех не берут стрелы. Один из нас слеп. Пусть двое твоих слуг ведут его под руки, когда мы пойдем на прорыв.

Михаил кивнул и ответил, странно проговаривая слова:

— Я согласен, но если мы вырвемся, то один доспех ты подаришь мне на добрую память. Я не слышал о таком чуде.

— У нас увидишь еще и не такое, — хмыкнул Карло. — На Руси всего хватает.

Грек покосился на пылкого патриота земли русов, родившегося в славном граде Неаполе, и опять заговорил с Бронеславом, до конца оставаясь купцом: — Рус, я не слышу твоего ответа. Крыша уже горит, мы будем прорываться вместе или порознь?

— Хорошо, ты получишь один доспех, — согласился ведьмак. — Сейчас не время торговаться, пора идти на прорыв.

Они встали клином, острием которого стала четверка ведьмаков, практически неуязвимых в своих синих доспехах. Следом за ними встал десяток греков, в глубине клина еще двое слуг держали под руки слепого Алимбека. Распахнулись широкие двери горящей харчевни, и рывком, в броске, прикрываясь щитами под ливнем стрел врагов, горсть воинов бросилась на прорыв. Ведьмаки бежали ходко, но и греки не отставали, заморские купцы явно умели воевать, и когда клин достиг ватаги разбойников, перекрывших подходы к дороге на Серебряный Бор, Бронеслав это понял окончательно. Все слуги Михаила, и он сам в первую очередь, были воины. Видавшие виды, тертые жизнью и смертью воины, для своих неведомых целей натянувшие на себя личины купцов.

Лихо рубился разбойный люд, но этой ночью этого было мало. Против них была выучка воинов, ратное мастерство греков и ведьмаков, затянутых в добрый доспех и из последних сил державших строй. Клин казался утесом, об который разбивался лихой прибой разбойничьих атак. И утес не стоял на месте, двигаясь к селу. А уже там дружинники князя Яромира, хранящие село и дороги, своего не упустят. Наваливалась усталость, только чудесный доспех хранил посланцев Филина от разбойничьих стрел и топоров. Грекам повезло меньше, уже четверо смуглолицых «купцов» легло на ковер мягкого мха. Сам Михаил был еще жив, казалось, он не знает усталости, поспевая везде. То помогает ведьмакам, на которых обрушилось едва не два десятка разбойничьих топоров, то оказывается в тылу отряда, помогая замыкающим отбить натиск.

Бронеслав недоумевал. На месте атамана он давно бы отвел своих «орлов», не теряя их под мечами обученных воинов, из расчета за одного врага — семеро разбойников. Но, похоже, неведомый предводитель лесных удальцов мог позволить себе этот страшный размен. До села оставалось рукой подать, когда на мгновение стих натиск на четверку ведьмаков, буквально по телам врагов прокладывавших путь поредевшему отряду. Наваливалась иссушающая усталость, когда уже нет сил поднять свой меч, блокируя удар врага. Правда, грекам пришлось еще хуже Перевязи на лбах, которые носят русы, надетые ведьмаками, впитывали пот, а у греков соленые ручьи, щедро намочив брови, стекали прямо в глаза. А стрелы все били, и невозможно было, подняв стальную личину, смахнуть потоки пота с лица. Да и доспех у них был хуже и тяжелее ведьмачьего. Силы уже кончались, и тут разбойники, вроде отставшие, вмиг ударили всей силой в тыл отряда.

Лучники вились меж плечистых молодцов с топорами, норовя выпустить стрелу в упор, в глаз личины или в доспех, и не всегда удавалось вовремя закрыться щитом. В минуту все пятеро «купцов» были постреляны или зарублены. Михаил, Бронеслав и Пересвет бросились в тыл отряда, но было поздно: греки дрогнули, и разбойничья ватага ворвалась в середину строя, рубя и сметая все на своем пути. Миг — и строй рассыпался, порванный в клочья безумной круговертью боя. Вокруг Михаила сплотились уцелевшие: трое греков, ухитрившихся выдернуть из-под разбойничьих топоров Алимбека, и четверка ведьмаков в своих дивных доспехах.

На поле боя явился атаман, до того скрывавшийся за спинами своих удальцов. Закованный с ног до головы в вороненый доспех дивной работы, с двумя булатными саблями в руках. Лицо предводителя разбойников скрывало вороненое забрало, над шлемом поднимался на две ладони черный чупрун из конского волоса, волной доходивший до лопаток. Молниеносным движением метнул последний нож Карло, но удача подвела пылкого неаполитанца, и тяжелое лезвие ножа лязгнуло о забрало. Атаман расхохотался безумным смехом и прыгнул вперед. Свистнула сабля — и Пересвет, с разрубленным пополам черепом, рухнул как куль. Быстро перешагнув через труп, атаман обрушился на Михаила, но грек оказался трудным орешком и дрался отчаянно и расчетливо. Сабли пели песню смерти, и меч грека еле поспевал за ними. Наконец предводитель в вороненом доспехе сделал вкрадчивое движение кистью и нанес двойной удар. Меч в руке Михаила переломился. Второй удар отправил бы грека прямо к его лукавому богу, но подоспевший Бронеслав остановил саблю и, пройдя мечом по лезвию и приняв на щит удар второй сабли, ударил атамана прямо в горло.

Доспехи рухнули на землю, обычные пустые доспехи. На миг все видевшие это замерли в замешательстве. Но разбойников такие чудеса не смутили. В следующий момент на ведьмаков и греков обрушился настоящий шквал атаки, безумной, самоубийственной атаки уцелевших разбойников. Казалось, для них не важна собственная смерть, если удается хоть попробовать, хоть попытаться поразить ощетинившихся мечами врагов.

Один из греков мастерским выпадом насадил на меч одного из безумцев. Но умирающий сам бросил тело навстречу клинку, сам нанизался на меч В последний раз удалец взмахнул топором, и фонтан крови ударил вверх из обезглавленного тела грека. Безумие охватило ватагу, вместо одного удара разбойники наносили три. Михаил отшатнулся к ведьмакам, и остальные греки оказались в буквальном смысле заживо погребенными под взмыленными, корчащимися телами. Тяжелая охотничья рогатина ударила из-за спин наседающих разбойников прямо в забрало шлема Алимбека. И забрало не выдержало, слепец, с кровавым месивом вместо лица, опустился на траву.

Их осталось четверо, рубящихся спина к спине. Карло и Михаил, успевший подхватить с земли меч покойного Пересвета, Радомир и Бронеслав. Казалось, что теперь проще кликнуть лучников и в упор расстрелять чересчур искусных мечников. Пусть доспех и добрый, но в упор все одно можно попасть в глазницу или в стык до-спеха. Так должен был поступить любой нормальный воин. Вместо этого лучники разбойников отбросили луки и, выхватив топоры, бросились в мясорубку поляны. Минута, две, и они похоронят ведьмаков под собой, а что сами полягут, так для них все одно. Это поняли все, в том числе неугомонный Карло, по своему обыкновению готовый встретить шуточкой даже свою смерть.

— А неплохой курганчик выйдет, братья! — радостно завопил пылкий неаполитанец в паузе между ударами. — И ведь что любо — яму копать не надо, курган сам придет!

Внезапно Радомир отбросил в сторону меч и. подняв руки к небу, провыл заклинание. Взметнулись и рухнули на беззащитное тело топоры, но, уже умирая, ведьмак успел сделать жест. Радомир, бывший учеником магов Востока, отрекшийся от своих учителей, пытавшихся сломить его свободолюбивую натуру, по своей воле призвал на себя смерть, черпая в собственной смерти силы для последнего волшебства.

— Что ты знал, свободный, живший там, где честь велит жить, и умирающий, когда должно умереть! Смогший в свой последний миг слить воедино силу ведьмаков со знаниями магов Востока, прочивших тебя на смену, как смог соткать чары, чувствуя, как твое тело рубят на куски. Честь тебе и хвала, доблестный Радомир, встретивший с улыбкой на устах лютую смерть за други своя! — так говорил потом, хороня Радомира, мудрый ведьмак Вершигора по прозвищу Филин, когда веселое пламя погребального костра унесло душу Радомира в небо.

Но сейчас на поляне полыхнул огненный смерч, щедро напитанный жертвой ведьмака. Опоясав по спирали замерших спутников, он разметал в стороны клочья уцелевших разбойников, заливая поляну сплошным кровавым ковром, ломая ветви деревьев, полыхнул в небе зарницей, и над лесом прокатился раскат грома. В последний раз сверкнули мечи, и последний из ночных разбойников рухнул, разрубленный пополам греком Михаилом. В резко наступившей тишине Бронеслав снял шлем, утер лоб рукой и сказал Карло: — Ну вот и все, брат. Наш поход окончен. Радомир, Пересвет, Алимбек — покойтесь в мире!

И согласно наклонил голову заезжий грек Михаил, отложивший в сторону меч.