Проснулся Геннадий сам, без будильника. Солнце било в незашторенное окно, щекоча теплыми пальцами ресницы. Створка рамы чуть отошла, и в щель тянуло прохладой. С улицы доносился утренний деловитый шум автомашин и трамваев. Геннадий полежал минуту, не открывая глаз. Легкая улыбка пробежала по его лицу.
"Надо же присниться такому!" — он потянулся, закинув за голову руки и сплетя пальцы — они наткнулись на кольцо. Геннадий засмеялся, вспомнив, как вчера нашел его. Все было ясно — вот откуда толчок этим странным снам! Геннадий отбросил простыню, вскочил с дивана, распахнул окно, глядя на вспыхивающую бесчисленными солнечными искорками морщинистую скатерть пруда. Он так и подумал — "скатерть", и вспомнил "скатерть-самобранку" в своем сне. Он хотел улыбнуться, но улыбки не получилось — что-то тревожило его за спиной, в комнате. И это "что-то" было связано со "скатертью-самобранкой".
Геннадий медленно обернулся, обегая взглядом комнату. Вот оно!
На табуретке стоял, такой безобидный вне связи со "сном" Геннадия, ковш с остатками влаги на дне.
Геннадий серьезно посмотрел на свои руки — серебром сверкнуло на мизинце кольцо. Также серьезно он взялся за него правой рукой и повернул: "Хочу, чтобы на столе стоял букет сирени!"
Он не удивился, увидев разом появившуюся на столе, в трехлитровой банке, охапку белой душистой сирени. Он не удивился сирени, хотя сирень давно отцвела. Он удивился банке. Почему в банке? Не в кувшине, не в вазе, а именно в банке? В стеклянной банке, в каких продают маринованные огурцы?
Геннадий подошел к столу, пощелкал по банке ногтем. Она отозвалась коротким стеклянным звуком, Геннадий хмыкнул и пошел умываться. Банка его убедила. Он поверил в кольцо. Сразу и безоговорочно. Уже одевшись, Геннадий так, для пробы, сотворил себе завтрак. Доедая его, он подумал о том, что принял все чудеса как должное. Как будто бы так оно и должно было быть.
Перед уходом он заставил комнату всякими вещами, но потом спохватился, убрал их поворотом кольца и заторопился на работу.