Наступило воскресенье. Вставать и спешить куда-то было не нужно, но не спалось. Проснулись все трое и лежали, лениво переговариваясь в темноте — светало уже по-зимнему поздно. Алия чувствовала, что тело, впервые за эти долгие горькие дни, налито веселой бодростью. Она с удовольствием вспомнила свой сон и Фросина в нем и с улыбкой прислушалась, как ее однокурсница Валентина поддразнивает букваришку. Та уже несколько раз ходила в кино с мальчиком из своей группы. Мальчик был красив и застенчив. Валентина тоже была красива — налитая девица, с тонкой талией и яркими пухлыми губами. Пока мальчик, стесняясь, ждал свою подружку, Валентина расхаживала по квартире, вызывающе покачивая бедрами и отводя назад плечи. Свитеры на ней всегда были на два размера меньше, чем надо, а лифчиков она дома не признавала. Ей нравилось, что мальчик краснеет и отводит взгляд.

Сейчас Валентина рассказывала сон. Во сне она видело этого мальчика и целовалась с ним. Сон она пересказывала с подробностями. Она врала самым бессовестным образом, девочка-первокурсница это отчетливо понимала, но страдала. Сегодня они с мальчиком опять должны были идти в кино.

Алия не выдержала и прикрикнула:

— Перестань, Валька! Ты ее не слушай, она все врет.

Потом она выскочила из постели и прошлепала к окну — открыть форточку. С улицы пахнуло талым воздухом — первые, не то еще осенние, не то уже зимние морозы сменились оттепелью. Постояв так и озябнув, Алия шмыгнула к Валентининой кровати и, завопив:

— Ты угомонишься, наконец? — прыгнула к ней.

Началась веселая возня, прекратившаяся только после того, как обе изнемогающие от хохота противницы вывалились на пол, потянув за собой одеяло и подушку. Первокурсница включила настольную лампу и весело посверкивала на них глазами. Ей тоже хотелось принять участие.

Все утро Алия была беспричинно весела. Сходив с девчонками в столовую, она поплескалась под душем и долго наглаживала выстиранную вчера юбку. Одевшись, она покрутилась перед зеркалом, размышляя, стоит ли подмазаться, но решила, что не стоит и только чуть тронула за ушами стеклянной пробкой от духов. Тонкий аромат чувствовался некоторое время, потом исчез, но Алия знала, что просто привыкла к нему, он никуда не делся, он здесь, с нею. Это были хорошие духи. Рижские. Подарок Фросина — она сама сказала ему, какие подарить.

Алия вышла из дому в шубке и чуть не вернулась надеть пальто, но вдоль улицы подул ветерок. Он был сырым и весенним, заставлял зябко ежиться, и она не стала переодеваться. Снег на тротуарах, уже притоптанный за последнюю неделю, отволг, стал серым и податливым. Он похрупывал под ногами, не сухим льдистым хрустом, а влажноватым коротким всхлипом.

Фросина дома не оказалось. Никто не отозвался на ее условные звонки. Она постояла с бьющимся сердцем перед дверью, еще позвонила, потом нехотя вышла из подъезда.

Фросин мог отправиться в магазин, а мог оказаться и на заводе. В магазине его не было, не встретился он ей и по пути, поэтому она решила подождать пару часов, зная, что заполдень он уж точно вернется из своего распрекрасного цеха.

Чтобы не удаляться далеко от дома, Алия спустилась вниз, к набережной. Пруд уже застыл. Он был припорошен снежком. На нем выделялись тропки. Там и сям на нем пингвинами сидели рыбаки.

Алия двинулась по набережной, время от времени поглядывая на часы. Стрелки словно примерзли к циферблату. Она даже послушала часы — нет, идут. Потом Алия поравнялась с ветлами, одиноко торчавшими на ветру, графический рисунок их ветвей на снегу и белесом небе, черно-белый и четкий, вызвал в памяти давний вечер, когда они с Фросиным провожали Сергея с Ритой. Алия тогда впервые увидела Шубиных. Они славно посидели у Фросина и славно шли по морозцу. Алия только что с головой кинулась в любовь к Фросину. Она ничего не могла с собой поделать, ей хотелось все время быть с ним рядом, видеть его, разговаривать с ним, касаться его руки. Они не торопясь шли по набережной, и Алия краснела в темноте. Ей казалось, что Рита и Сергей догадываются, что она сегодня не пойдет к себе в общежитие, а вернется к Фросину. Она боялась, что Рита и Сергей будут меж собой говорить об этом, как только останутся одни.

Алии приятно было вспоминать себя, тогдашнюю, и свое тогдашнее счастливое нетерпение. Нынешнее ее состояние было таким же счастливым и нетерпеливым.

За ветлами обширный участок пруда был выметен ветрами и блестел. Он манил прокатиться. Алия вспомнила, как в тот вечер они с Фросиным катались здесь и упали, и он поцеловал ее. Сергей с Ритой стояли на берегу, и Сергей очень нервничал и что-то сердито кричал.

Скоро должен был прийти Фросин. Осталось совсем немного подождать-погулять и можно будет вернуться и стоять перед дверью, слушая хлопотливый дребезг звонка и быстрые шаги... Все-таки как глупо было оставить ключ — все хотела доказать что-то. А как бы здорово получилось, если бы без Фросина войти домой, раздеться и лечь на диван, свернувшись клубочком и притворившись спящей, чтобы, подглядев сквозь ресницы его неуверенные шаги, обхватить неожиданно его за шею и проворчать сердито: «Конечно, и поесть нечего, и к чаю ничего нет... Совсем разленился без жены...»

Время еще оставалось, и Алия решительно сбежала по некрутому откосу. Надо было прокатиться разок-другой, может быть, упасть, как тогда, на спину. Правда, Фросина сейчас нет, и когда, поднявшись, побежишь к берегу, не  будет слышно  за  спиной  затаенного негромкого смеха.  Но зато он уже пришел с завода, ждет в пустой квартире, поставив на газ чайник и по глупой мужской привычке сторожа его, словно чайник может куда-то деться...

Один из тех смешных рыболовов на льду поднялся на ноги и замахал ей руками. Чудак, боится, что она испугает рыбу! Алия засмеялась и махнула в ответ рукой в варежке: «Сиди спокойно, дядя! До тебя вон сколько, а я катнусь вот тут, где блестит и скользко, да и побегу обратно. Мне некогда, я спешу!»

Она разбежалась и лихо покатила по льду, балансируя разведенными в стороны руками. Она не успела ничего сообразить, услышав предательский треск льда. Она не успела испугаться и не почувствовала холода, оказавшись в ледяной воде. Лед вдруг оказался совсем близко, перед самыми глазами, и она инстинктивно задрала голову. От всплеска на лед вокруг набежала вода. Алия попыталась ухватиться за кромку, но она обломилась и Алия окунулась с головой. От неожиданности и от обжигающего холода мысли остановились. Вынырнув, она увидела, что рыбак, махавший ей руками, медленно, как в кино при ускоренной съемке, бежит к ней. Там, за его спиной, так же медленно вставали на ноги и поворачивались в ее сторону еще люди. Разом, словно лопнула в ушах какая-то перегородка, она вдруг услышала слабый плеск воды и шипение, с которым она выплескивается на лед. Потом вдруг в уши ворвался крик Сергея Шубина. Он стоял на берегу и кричал о родниках и о промоинах, и она осознала, что он кричит о ней, о том, что родниками подмыло в этом месте лед и это здесь она тонет. Она так и подумала: «Тонет»,— и ей захотелось повернуться и посмотреть, здесь ли еще Сергей, но у нее не было сил, все силы уходили на то, чтобы удерживать над поверхностью голову. Да и не могло тут быть Сергея, ведь Сергей там, где лунная ночь и хорошо, где Фросин и все в порядке, а сейчас день, и тот мужчина бежит и все не может добежать до нее.

Холод наконец добрался до Алии. Он дошел до самого сердца, и она поняла, что эта боль, пронизывающая ее, острая, как нож, означает конец. Она попробовала вздохнуть и не смогла. Еще смотрела она низко вдоль льда, еще видела, как рыбак подбежал поближе, потом лег плашмя и пополз. Алия успела подумать: какой молодец, поступает по всем правилам, где-то я читала, что когда проваливаются под лед, надо всегда ложиться и ползти, а Фросин ждет, ее и ничего не подозревает. Ах, как жаль, как жаль! Бедный Фросин, и ничего нельзя сделать. Почему же мне не страшно? Это у меня шок от холода и страха, страшно будет потом, а сейчас от шока и холода может остановиться сердце, оно уже остановилось. Тогда что же так стучит в ушах? Бедный Фросин! Как все глупо...