Этсель издал вторую книгу Жюля Верна так же тщательно, как и «Пять недель на воздушном шаре». Пока удивительный договор между писателем и издателем выполнялся пунктуально. Два однотомных романа и двухтомные «Путешествия капитана Гаттераса» были сданы автором в течение двух лет. Два тома уже вышли в свет: «Путешествие к центру Земли» в том же 1864 году, когда было написано, а два тома «Гаттераса» были напечатаны в журнале Этселя и стали его полной собственностью: он мог их издать отдельными книгами, когда ему заблагорассудится, вернее, когда будет выгоднее (они вышли в свет только в 1866 году).
Казалось бы, обе стороны должны были быть удовлетворены, тем не менее Жюль Верн, совершенно неожиданно для друзей, сделал попытку вырваться из этого позолоченного плена.
В 1866 году, в одной из самых распространенных парижских газет «Журналь де Деба», газете, с. которой Этсель не был никак связан, начал отдельными фельетонами печататься новый роман Жюля Верна «От Земли до Луны».
Стихия невесомого огня, заполняющая, по мнению древних философов, пространство между небесными сферами, стихия невесомого эфира, как сказали бы ученые в середине XIX века, в эпоху Жюля Верна, была той новой областью, на завоевание которой писатель двинул все силы своей проницающей и ясной фантазии.
Внешним поводом для него было появление в феврале 1865 года книги старого, одряхлевшего Александра Дюма «Путешествие на Луну». Полет на ночное светило верхом на орле был для старика лишь одной из тех многих книг – он не помнил и половины их названий! – которые он написал своей рукой, и одной из тысяч книг, вышедших из его мастерской. Но для Жюля Верна эта книга была чем-то большим, чем для читателей и даже самого автора: в его памяти возник скромный юноша в клетчатых панталонах и шелковом галстуке, завязанном пышным бантом, с сердечным трепетом входящий в ворота заколдованного замка «Монте-Кристо». Учитель и ученик – о таких взаимоотношениях с Дюма он мечтал почти два десятилетия назад. А сейчас? Мог ли он вступить в единоборство с дряхлым колоссом, который все еще, быть может только по старой памяти, казался ему величественным?
…Пройдя Геркулесовы столбы на хорошо снаряженном корабле и вступив в Атлантический океан, Лукиан и его товарищи шестьдесят девять дней носились по бурному и мрачному морю, гонимые восточным ветром.
Однажды свирепый смерч поднял их корабль на высоту трех тысяч стадий, и с этого дня они понеслись по небу. Семь дней и семь ночей они плавали в пространстве и на восьмой день пристали к большому круглому блестящему острову, висящему в воздухе. Сверху был виден наш земной мир с его реками, морями, лесами и городами, похожими на огромные муравейники…
Так Лукиан Самосатский, живший во II веке нашей эры, начинает свою книгу «Истинное повествование. Путешествие на Луну, Солнце и остров Светильников, лежащий между Плеядами и Гиадами».
Много веков полеты на Луну были излюбленным мотивом поэтов, сказочников и авторов рыцарских романов. В 1638 году Френсис Годвин издал в Лондоне книгу, – Жюль Верн был хорошо знаком с ее французским переводом, вернее, переделкой, сделанной Жаном Бодуэном, – под названием «Человек на Луне», где герой Доминго Гонзалес, попавший на остров святой Елены, улетает на Луну вместе с дикими лебедями. В том же году епископ Джон Вилкинс опубликовал серьезный трактат «рассуждение о новом мире и других планетах», где предлагал для путешествия на Луну не слишком сложные приспособления. «Надо либо приделать себе крылья и подражать полету птиц, – писал он, – либо взобраться на спину исполинских птиц, которые, как рассказывают, водятся на Мадагаскаре, либо, наконец, соорудить летающую колесницу, наподобие того деревянного голубя, который некогда был изготовлен Архитом».
Злой и веселый рассказчик Савиньен Сирано де Бержерак предложил несколько гораздо более наукообразных, но, быть может, еще более нелепых способов добраться до соседней планеты.
В его остроумной книге герой путешествует в межпланетном пространстве, обвязавшись склянками с росой, которую притягивает Солнце, намазывая тело бычьим мозгом, в магнитных кораблях, подбрасывая вверх железный шар, увлекающий за собой магнит, в хрустальном двадцатигранном корабле, который толкает сила сгустившегося света, и, наконец, – вероятно, верх нелепости с точки зрения самого Сирано! – в колеснице, начиненной ракетами и приводимой в движение силой фейерверка.
В отличие от всех серьезных и насмешливых предшественников Жюль Верн в своей новой книге ничего не изобрел. В самом фантастическом из фантастических своих романов он остался трезвым до конца, роман «От Земли до Луны» написан скорее математиком, чем поэтом. Впрочем, чтобы соблюсти точность, можно раскрыть важный секрет этой книги: она написана и поэтом и математиком.
В это жаркое лето Жюль Верн очень рано отправил Онорину и Мишеля в Шантеней, чтобы погрузиться в спокойное безмолвие круглого зала Национальной библиотеки. Но теперь, когда биржа не отнимала у него времени, книги уже не могли занять его целиком. В поисках друзей в этом опустевшем Париже Жюль в лето 1865 года снова сблизился со своим двоюродным братом профессором Анри Гарсе.
То, что для Жюля Верна казалось лишь занимательной фантазией, путешествием в еще одну неисследованную область Страны мечты, под строгим пером профессора Гарсе превратилось в математическую задачу на составление уравнений. Но математика эта была столь романтичной, столь тесно переплеталась с поэзией неизвестного, что новый роман Жюля Верна, содержащий математики и всякого рода энциклопедических сведений больше, чем любая из его книг, стал одной из наиболее читаемых книг Верна и остается ею и до сих пор. И, главное, в нем Жюль Верн воплотил самые передовые идеи своего века.
Самый замысел книги необычен. В романе, написанном в самый разгар междоусобной войны в Америке, Жюль Верн предлагает самое разрушительное средство войны заставить служить науке. Под его волшебным пером артиллерия из орудия убийства превращается в средство связи и транспорта, в могучий зонд для исследования глубин мирового пространства. А безупречные математические расчеты, сделанные Гарсе и исполненные холодной поэзии науки, заставляли читателей безоговорочно верить в эту пацифистскую фантазию.
Война, милитаризм и все с ними связанное были ненавистны Жюлю Верну до глубины души, и эту ненависть он пронес через жизнь до самой смерти.
Но в первых романах французского писателя этот пафос мирного применения самой фантастической техники прозвучал с особой страстью. И нам сейчас даже трудно представить ту взрывчатую силу, которую имела эта идея Жюля Верна в шестидесятые годы прошлого века, в последние годы наполеоновской империи.
Если в первом романе Жюль Верн создавал панораму Центральной Африки на основании рассказов многих путешественников и все же рисовал ее фантастическими красками, если во втором романе, набрасывая резкими мазками картину полярного моря, свободного ото льдов, он лишь излагал идеи, весьма распространенные в его время и в то же время фантастические, если, отправившись со своими героями к центру Земли, он строил свой вымысел, опираясь на фантастическую гипотезу, – то и вчетвертом романе он вопреки мнению многих читателей тоже не отступил от своего творческого метода, завоеванного в великом труде.
Соединенные Штаты, описанные Жюлем Верном в романе «От Земли до Луны», совсем не были реальной Америкой. Это вымышленная, фантастическая страна, где нет разлада между мыслью и трудом, между идеей и исполнением, страна неограниченных технических возможностей. Это лишь воплощение мечты Жюля Верна о таком мире, где общество не связано никакими условностями – религиозными, сословными, историческими, где нет ненавистного монархического строя, подобного наполеоновской империи, сковавшей в те годы всю мыслящую, трудящуюся и борющуюся Францию.
Необычен был и сюжет книги. Здесь нет борьбы личных интересов героев, но он строится на столкновении научных идей. Постройка пушки, отливка ядра, изготовление пороха – вот странные сюжетные узлы романа. Преодоление земного тяготения – вот ее высшее завершение и пафос.
Главные герои этой книги – Импи Барбикен и капитан Николь (Никольсон во втором издании) – лишь ожившие олицетворения двух сторон математического мышления: анализа и синтеза, дифференцирования и интегрирования. Существует легенда, что под именем Барбикена – и, добавим, под именем Николя, так как оба героя неразделимы, – изображен сам профессор Гарсе. Можем ли мы подтвердить или хотя бы опровергнуть эту гипотезу? Увы, это невозможно: мы ничего не знаем о личности Гарсе, умершего восемьдесят пять лет назад.
Но, кроме пацифистских идей, в романе содержались и научные – пусть современники не смогли их оценить или даже заметить: быть может, такова судьба всех первооткрывателей…
А между тем, кто интересуется проблемой межпланетных сообщений, кто упрекает Жюля Верна в непонимании основных вопросов звездоплавания, стоит напомнить один абзац из романа «Вокруг Луны»:
«Между прочим, Николь тогда утверждал, что при ударе о Луну снаряд разобьется, как стекло, а Ардан ему возражал, что он задержит падение при помощи ракет, расположенных надлежащим образом. И в самом деле, ракеты, имея точкой опоры дно снаряда и вылетая наружу, должны были вызвать обратное движение снаряда и тем самым до некоторой степени замедлить скорость его падения. Правда, ракеты должны гореть в безвоздушном пространстве, но за кислородом для них дело не станет, потому что он заключается в самом порохе…»
В одной этой фразе заключается зародыш идеи реактивного движения в пустоте, идеи, впервые воплощенной в техническом проекте Кибальчича и развитой в стройную теорию Циолковским.
расчеты профессора математики, сведения из «Астрономии» Араго, перечисление названий лунных гор, кратеров и «морей» вряд ли могли составить занимательную книгу, а тем более художественное произведение. Нужен был живой герой, умеющий не только добросовестно излагать прочитанное, но и видеть мир чудесно преображенным, герой, не послушно следующий за автором, но вступающий с ним в спор, по-своему переиначивающий строгие схемы Барбикена и Николя. Только появление такого героя на страницах книги могло решить ее успех.
Все действующие лица первого романа Жюля Верна «Пять недель на воздушном шаре» были англичанами и шотландцами. Для французского писателя это было некоторой экстравагантностью. Но роман был фантастическим (термина «научно-фантастический» тогда еще не существовало), и поэтому никто не обратил на это особенного внимания. Однако во втором романе читатели столкнулись с тем же фактом. Правда, первая часть его называлась «Англичане на Северном полюсе», а в характере капитана Гаттераса, сказавшего: «если бы я не был англичанином, то хотел бы им стать», содержалось некоторое оправдание того, что экипаж «форварда» был укомплектован исключительно из англичан. И, однако, читающая Франция пришла в некоторое недоумение. В недавно опубликованной переписке Жюля Верна с Этселем сохранились два письма: в одном издатель настаивает на том, чтобы в экспедицию капитана Гаттераса был включен хотя бы один француз, в другом – ответном – писатель утверждает, что это совершенно невозможно, так как нарушило бы весь замысел. Но почему появился такой замысел?
В следующем, «вулканическом романе» прототип героя, французский геолог Сен-Клер, превратился в немецкого профессора. Проектировщики и строители межпланетного орудия – сплошь американцы. Это уже начинало выглядеть, как некоторая система… Трудно, очень трудно было Жюлю Верну назвать своих героев французами, не противопоставив их наполеоновской Франции. Конечно, Жюль Верн брал своих героев из окружавшей его жизни: недаром в эти годы он встречался с инженерами, изобретателями, путешественниками, учеными. Он не списывал их характеры с натуры, – он творчески воссоздавал их, комбинируя действительность с вымыслом, и все же герои его первых книг были героями абстрактными, вне времени и пространства, – пусть они назывались англичанами, шотландцами, немцами, американцами… А нужен был герой реальный, непосредственно перенесенный из действительности, человек трех измерений, представитель не отвлеченного «человечества», но той Франции, которую Жюль Верн мог противопоставить ненавистной ему империи.
И такой герой нашелся. Он властно вошел в роман, как вихрь влетает в душную комнату, и словно ветер забушевал на ее страницах. Этот герой был больше чем созданием фантазии автора – он был его старым другом. Звали его Мишель Ардан, или, если переставить буквы в его фамилии, Надар… По крайней мере, знаменитый авиатор был его прототипом.
Жюль Верн не потерял из виду своего старого друга. Вскоре после полета на шаре «Гигант» Надар охладел к этому средству транспорта. В конце 1863 года он издал «Манифест воздушного управляемого передвижения», перепечатанный газетами всего мира… Кто знает, быть может, завтра Надар атакует безвоздушное пространство? Жюль Верн легко мог представить себе Надара где угодно, хотя бы на Луне… Так Надар превратился в Ардана, героя романов «От Земли до Луны», «Вокруг Луны».
Четыре романа, в которых разрешены четыре самые злободневные задачи, стоявшие в те годы перед наукой: управляемое воздухоплавание, загадка подземного мира, достижение полюса, полет в мировом пространстве. И во всех этих книгах нет ни одной героини, – мог ли поверить в это любой французский издатель до появления серии «Необыкновенных путешествий»?
А герои? До сих пор Жюль Верн наделял своих абстрактных героев лишь отдельными живыми чертами – теми качествами своих современников, которые он считал характерными для людей завтрашнего дня. Но действительно ли Жюль Верн создал в эти годы нового героя, о котором можно было сказать: вот подлинный человек будущего?