Первые годы пребывания Жюля Верна в Амьене были для него временем подавленных настроений, разочарований и горестных раздумий. В его памяти вставал великий Сорок восьмой год, первые годы расцвета его творчества, полного, быть может и наивного, но такого радостного оптимизма, Коммуна, возникшая на черном фоне реакции как великолепная вспышка пламени…

Весь этот свет, огонь и радость ушли вместе с ветром, который, как холодный борей древних греков, оледенил мир вокруг писателя.

Где-то далеко были друзья писателя, унесенные этим ветром. Элизе Реклю, великий ученый, прославленный во всем мире, скитался где-то на чужбине; Луиза Мишель томилась в жестокой ссылке на Новой Каледонии; Паскаль Груссе, бежавший с каторги, поселился в Англии. Где-то далеко был Надар, еще дальше – юность, полная веры и прекрасного энтузиазма.

Что оставалось ему? Только работа, которая всегда была его борьбой, а с этого времени стала главным содержанием его жизни.

Весь нерастраченный жар души, все накопленное за многие годы, все мысли, которые он хотел передать будущим поколениям, писатель вкладывал в свои книги.

В эти годы Жюль Верн писал необыкновенно быстро, словно боясь утерять какой-то найденный секрет. Нередко он начинал сразу несколько романов, бросал их, переходил к новому, снова возвращался… Все это походило иногда на поиски утраченной молодости…

Параллельно с «Таинственным островом» Жюль Верн начал шутливый роман-путешествие «Вокруг света в восемьдесят дней». Главу за главой, по мере того как они появлялись из-под его пера, писатель печатал отдельными фельетонами в газете «Тан» с начала 1873 года. Писатель не придавал большого значения своему новому произведению: он не ставил и не решал в нем никаких новых проблем, не пытался создать необыкновенных героев, не покорял, хотя бы и в воображении, непобежденные стихии. Для него это был еще один роман-путешествие.

Неожиданный успех нарастал, словно снежная лавина. Парижане спорили о будущих приключениях Филеаса Фогга, а корреспонденты американских газет посылали на родину каблограммы с маршрутом путешественников. Эксцентричный Филеас Фогг – (Филеас – великий путешественник древней Греции, а Фогг – по-английски туман, атрибут этой страны), великолепный пройдоха Паспарту (по-французски – пройдет повсюду, пройдоха), глуповатый, но исполнительный сыщик Фикс стали всеобщими любимцами. Когда путешественников отделяла от цели только Атлантика, ажиотаж достиг апогея: американские пароходные компании засыпали автора романа телеграммами, предлагая огромные суммы только за то, что Филеас Фогг выберет для своего последнего рейса судно их компании. Это поставило Жюля Верна в такое затруднительное положение, что он вынужден был заставить своего героя купить корабль, чтобы не быть обязанным своим успехом никому!

Связанный контрактом с Этселем, писатель не мог мечтать о том, что успех принесет ему богатство – о, конечно, не настоящее богатство, но средства, достаточные для того, чтобы удовлетворить одно свое страстное желание! Даже феноменальный успех романа «Вокруг света в восемьдесят дней» был финансовой удачей лишь для отца и сына Этсель.

Быть может, пьеса?… На конторке Жюля уже лежали первые листки комедии «Американский племянник», когда неожиданное предложение отвлекло его от этой работы.

Господа Ритт и Ларошель, директора парижского театра «Порт Сен-Мартен» обратились к знаменитому писателю с любезным письмом. Некий Эдуард Кадоль сделал попытку драматизировать роман «Вокруг света в восемьдесят дней», но неудачно. Быть может, этим захочет заняться сам автор книги?

Жюль Верн колебался, но потом уступил. Вместе с драматургом Адольфом д'Эннери – под этим псевдонимом был известен врач Адольф Филипп, имевший прозвище «театральный доктор», – Жюль поселился в уединенной вилле на Лазурном берегу, близ мыса Антиб, утопающей в розах, работа по инсценировке романа была закончена очень скоро, но Жюль Верн чувствовал себя неуверенно: последняя его пьеса появилась на подмостках театра почти пятнадцать лет назад.

Занавес театра «Порт Сен-Мартен» взвился 8 ноября 1874 года. Взорам изумленных зрителей предстало феерическое зрелище – поистине постановщики не стеснялись расходами: по сцене шествовал настоящий слон, плясали на хвостах ядовитые кобры, бегали краснокожие, потрясая револьверами, и, наконец, – верх эффекта! – индийская красавица готовилась взойти на костер!..

Правда, спектакль слишком богат был внешними эффектами, но зато какой успех! Любой капиталист мог быть уверенным в художественных достоинствах спектакля, давшего в первый день 8 037 франков, а за пятнадцать дней обеспечившего сбор в 254019 франков!

Отныне Жюль Верн сравнялся в славе с министрами и за него примялись карикатуристы. Художник Жилль в журнале «Эклипс» изобразил его в виде повара, вращающего земной шар на вертеле, наподобие цыпленка. В «Шаривари» Жюль Верн был превращен в акробата, жонглирующего глобусом.

– Между нами, скажи, это успех? – спросил Жюль своего друга Дюкенеля.

– успех? – гласил саркастический ответ. – Нет, это просто счастье!

Но наряду с этой бурей популярности можно проследить, как ширилось более глубокое всемирное признание замечательного писателя. Если бы Жюль Верн был полководцем, то мог бы на карте полушарий отмечать одну за другой завоеванные им страны:

Россия,

Соединенные Штаты,

Англия (Оксфордская серия классиков),

Германия,

Италия,

Испания,

Швеция,

Норвегия,

Голландия,

Греция,

Хорватия,

Чехия,

Дания,

Бразилия,

Канада,

Аргентина,

Китай,

Персия,

Япония.

Французская Академия работает медленно, но и она, наконец, заметила роман «Двадцать тысяч лье под водой». В августе 1872 года Жюль Верн получил извещение, что его «Необыкновенные путешествия» удостоены Большой премии французской Академии. Это была высшая награда, за которой могло следовать только «бессмертие». Не то бессмертие, которое завоевал сам писатель, но избрание его в число «бессмертных» членов Академии. А ведь со дня выхода в свет первого романа серии «Необыкновенные путешествия» не прошло и десяти лет!

И, однако, Жюль Верн не чувствовал себя счастливым. «Моя жизнь заполнена, – писал он в одном письме, – для скуки не остается места. Это почти все, чего я желаю». Что означает это загадочное «почти»?

Это написано в разгар суматохи, последовавшей за постановкой пьесы «Вокруг света в восемьдесят дней». Видимо, не так легко давалось «амьенскому отшельнику» его вынужденное одиночество. И если Амьен был для него необитаемым островом, где он хотел укрыться от бушующего океана реакции, то рев этой свирепой бури все же все время стоял у него в ушах…

И снова, как и прежде, каждое лето он уходил в плавание – в бурях, в бушующих волнах ища покоя и свободы, которых так не хватало ему на земле.

На море рождались его лучшие морские романы – такие, как «Страна мехов», «Ченслор», «Пятнадцатилетний капитан».

Пятнадцатилетний капитан Дик Сенд появился на свет 12 апреля 1874 года.

В этот день телеграф разнес по всему миру известие, что великий путешественник-шотландец доктор Ливингстон, друг и защитник жителей Черной Африки и страстный противник работорговли, нашел свое последнее успокоение в родной земле.

Жюль Верн получил это известие в Ле Кротуа, в день выхода в море.

В это плавание команда «Сен-Мишеля Второго», заменившего первую яхту писателя, сожженную немцами во время войны, состояла, кроме капитана-судовладельца, из трех человек – двух матросов и одного юнги.

Это был коренастый, крепкий подросток с широким веснушчатым лицом и темными вьющимися волосами. В его синих глазах светилась неукротимая воля. Это была его восьмая навигация, и он вполне мог претендовать на почетное звание матроса первой статьи, но, увы, до заветного пятнадцатилетнего возраста, когда морское право разрешает юнге стать полноправным матросом, ему нужно было ждать еще два года.

Во всякую погоду мальчик находился на палубе, которую именовал «капитанским мостиком», и лишь изредка спускался в крохотную каюту, где капитан Жюль Верн читал юнге Мишелю Верну только что написанные главы своего нового романа «Пятнадцатилетний капитан».

Знаменитый писатель давал своему сыну суровое воспитание. Он считал, что трудная работа моряка лучше всего подготовит его к предстоящим житейским битвам. Он хотел воспитать в Мишеле не только смелость и способность дерзать, но и любовь к свободе.

Страстью мальчика была география. Затаив дыхание, он год за годом следил за путешествиями доктора Ливингстона, выписывал в особую тетрадку сведения о новых открытиях в Арктике и Тихом океане, следовал в своем воображении по всем путям открывателей Черного материка. Его любимой книгой была шеститомная «История великих путешествий и великих путешественников», которую написал Жюль Верн, его отец. Мальчик получил ее в подарок десяти лет, когда вступил на палубу «Сен-Мишеля» не как пассажир, но как полноправный член команды.

Ко дню пятнадцатилетия своего сына – дню «морского совершеннолетия» – писатель готовил новый необыкновенный подарок. Он хотел подарить Мишелю товарища – создать такого героя, который смог бы сделаться жизненным спутником молодого моряка, стать для него примером, достойным подражания.

Этим героем стал Дик Сенд.

Жюль Верн хотел, чтобы его сын вырос мужественным человеком, упорным в труде, бесстрашным в борьбе со всяким насилием и угнетением, верным Другом для своих товарищей, какого бы цвета ни была их кожа. Дик Сенд не портрет Мишеля Верна, но писатель думал о своем сыне, когда рисовал привлекательные черты своего героя.

«В пятнадцать лет он уже умел принимать решения и доводить до конца все то, на что решался. В отличие от большинства своих сверстников он был скуп на слова и жесты. В возрасте, когда дети еще редко задумываются о своем будущем, Дик пообещал себе «стать человеком».

Возвращаясь мысленно к дням своего детства, проведенного на острове Фейдо, похожем на каменный корабль, плывущий по Луаре, Жюль Верн не мог не вспоминать какой ценой было заплачено за чудесные дома-дворцы, словно по мановению вол» шебного жезла выросшие в 1721 году на пустынной отмели, где до этого стояла лишь полуразвалившаяся мельница.

И роман «Пятнадцатилетний капитан», посвященный сыну Жюля Верна, превратился в страстный протест против рабства и работорговли, в памфлет, направленный в защиту бесправных жителей Черной Африки.

Воспоминания о дорогом ему декрете от 2J апреля 1848 года, которым Вторая французская республика, по воле демократической общественности, отменила рабство во французских колониях, Жюль Верн не только протестует против рабства как гуманист, но обвиняет великие державы, по нашей современной терминологии – капитализм, выросший и окрепший на торговле людьми.

«Еще в середине XIX века, – пишет он в этом романе, – некоторые государства, именовавшие себя цивилизованными, отказались поставить свою подпись под актом о воспрещении торговли людьми…

Нельзя замалчивать постыдное снисхождение к торговле людьми, какое проявляют многие представители европейских держав в Африке. Однако это неоспоримый факт. В то время как патрульные суда крейсируют вдоль африканских берегов Атлантического и Индийского океанов, внутри страны, на глазах у европейских чиновников, широко развернулся, торг людьми. Здесь идут один за другим караваны захваченных невольников, и в заранее известные сроки происходят кровавые погромы, во время которых из каждого десятка девять негров убивают, чтобы десятого обратить в рабство.

Так обстоят дела в Африке и по сей день…»

Семидесятые годы были не менее мрачным периодом в истории Франции, чем наполеоновская империя. Версальский белый террор, поднявшийся против Парижской Коммуны, бушевал на улицах, в камерах военного суда, на страницах буржуазных газет. Провозглашенная после падения империи Третья республика была «республикой без республиканцев»; слово «республиканец» в ней стало почти бранным. Буржуазная реакция свирепствовала вовсю при мощной поддержке со стороны католической церкви, которая, в свою очередь, яростно обрушилась на побежденную Коммуну, призывала к «искупительным» молебствиям, организовывала церковные «чудеса», «видения», исцеления. В этой обстановке три монархические партии открыто рекламировали своих претендентов на французский престол, а президент республики, маршал Мак-Магон; подготовлял монархический переворот…

Зрелище этой жестокой и воинственной реакции возбуждало ярость Жюля Верна и призывало его к борьбе за свою мечту, за все то, что было ему дорого.

реакция семидесятых годов породила бесконечный мутный поток «версальской литературы», с исступленной злобой извращавшей светлые цели Парижской Коммуны, реакция накрепко утвердилась в исторической науке, где маститые «ученые» и их молодые последователи на все лады старались дискредитировать благородные революционные традиции французского народа, создавали представление о революционере как о вырвавшейся на свободу горилле. В литературе развивался натурализм, стремившийся извратить гуманистические заветы реализма и подчеркивать в людях преобладание низменно-физического' начала. Отсюда следовал вывод, что все духовные, в частности социальные, а тем более революционные, стремления человека якобы совершенно чужды его природе.

Для Жюля Верна эти годы были периодом освобождения еще от одной иллюзии, с которой дотоле он тесно сжился. С Сорок восьмого года он привык верить в то, что существует некая единая Наука с большой буквы, как и единая Культура, служащие всему человечеству. Теперь писатель теряет веру в то, что наука является универсальным ключом, открывающим человечеству дверь в будущее.

Но это освобождение от иллюзий не было разочарованием. Еще шире раскрылся перед писателем огромный мир, прекрасный, несмотря на раздирающие его противоречия. И еще смелее Жюль Верн, великий защитник свободы, ринулся на бой с силами тьмы, рабства и угнетения. И с прежней регулярностью продолжали выходить книги серии «Необыкновенные путешествия» – ведь они были его борьбой!

Тень великого тайпинского восстания проходит по страницам романа «Треволнения одного китайца». К теме войны индийского народа против английских поработителей писатель возвращается, после трилогии, в романе «Паровой дом»; о колониальном рабстве в Южной Америке, об охоте за людьми и нравах миссионеров, идущих впереди колонизаторов, писатель рассказал в книге «Жангада». Теме восстания греческого народа в двадцатых годах XIX века против турецкого гнета посвящен исторический роман «Архипелаг в огне». О восстании французских поселенцев в Канаде в 1837 году против английского владычества говорится в романе «Безымянное семейство».

В ответ на свирепую бурю реакции во Франции поднималась война протеста со стороны народа. Лагерь революционного движения, сильно пополнившийся в начале восьмидесятых годов, после амнистии коммунаров кипел яростью. Все громче звучали голоса, которые Жюль Верн воспринимал, как призыв к мести врагам французского народа, к отмщению за гибель Парижской Коммуны. В этой обстановке он пишет в 1885 году новый большой роман – «Матиас Сандорф».

Герой романа – венгерский патриот Матиас Сандорф, организатор заговора против австрийских поработителей своей родины. В центре романа – месть предателям, выдавшим заговорщиков правительству. Эта книга внешне повторяет схему романа Дюма-отца «Граф Монте-Кристо» – это признавал сам Жюль Верн в посвящении романа, адресованном писателю Дюма-сыну. Но Жюль Верн вместо темы личной мести врагам героя поставил в центре романа тему социальной мести врагам революции…

Герой книги доктор Антекирт (он же Матиас Сандорф) совсем не похож на индивидуалиста и вельможу Монте-Кристо. Да, им движет месть предателям Саркани, Зирону и Торнталю – месть за позорную гибель друзей и порабощенную родину. Но высший пафос его жизни – спасение угнетенных от всех видов эксплуатации. Эта мысль выражена в романе не слишком отчетливо, да этому нечего и. удивляться: вспомним, каким жестоким редактором Жюля Верна умел быть, когда нужно, Этсель-старший, а тем более мог быть и Этсель-младший. Но для любого читателя ясно, что остров Антекрит, где нашли себе новую родину политические изгнанники многих стран, тоже похож на что-то вроде утопии и нисколько не схож с островом Монте-Кристо, где пресыщенный местью граф нашел себе уединенное убежище.

Герои Жюля Верна странствовали по всему земному шару, а слава их создателя шествовала за ними по пятам. Герои эти были не завоевателями, колонизаторами или торговцами, но смелыми открывателями, вдохновенными учеными, борцами против тирании и всяческого угнетения – национального, расового, социального – и фанатическими апостолами свободы. Они были близки простым людям всего мира.

Сейчас, по прошествии многих десятилетий, нам приходится с большим трудом расшифровывать намеки, разбросанные по страницам книг Жюля Верна, говорящие о его политических взглядах, о его мечтах о светлом будущем освобожденного от всех цепей человечества. Но современники писателя, близкие к революционному движению, мечтающие о социальном равенстве, принадлежащие к лагерю демократии, ненавидящие, как и сам Жюль Верн, корыстный и жестокий буржуазный строй, отлично понимали его с полуслова. Вот почему писательская слава Жюля Верна выросла так стремительно, подобно вспышке электрического света.