Смерть остановила перо писателя, но нам остались в наследство сто томов, написанных его рукой, и несколько миллионов его читателей. Многие тысячи людей, прочтя романы Жюля Верна, клялись построить второй «Наутилус», мечтали о завоевании воздуха, влюблялись в мир электричества. Большинство из них со временем забывало юношеские мечты, но были среди них люди, сделавшие воплощение идей Жюля Верна программой своей жизни.
Многие ученые, изобретатели, путешественники и политические борцы с гордостью утверждали, что знаменитый французский писатель помог им выбрать профессию и путь в жизни и научил любить свободу и все человечество.
Десятилетнему мальчику Саймону Леку попала в руки книга «Двадцать тысяч лье под водой». Она определила всю дальнейшую жизнь и работу знаменитого конструктора подводных лодок, который не уставал повторять: «Жюль Верн был главным распорядителем моей жизни».
«Он научил меня никогда не сомневаться в конечной победе», – сказал Сантос-Дюмон, один из первых авиаторов и конструкторов дирижаблей.
«Жюль Верн оказал решающее влияние на выбор моих исследований», – признался Эдуард Белин, изобретатель бильдаппарата.
«Я мог бы, устроив сообщение между проволоками, погруженными на разных глубинах, получить электричество от разности температур», – сказал капитан Немо. Из этой фразы родились исследования Клода и Бушеро по использованию теплоты морей для добывания энергии.
«Альбатрос» вдохновил Хуана де ля Сиерва на постройку первого автожира в век безраздельного господства аэропланов.
По следам Жюля Верна шли Норбер Кастере, исследователь пещер, Губерт Вилкинс, сделавший попытку проникнуть на подводной лодке «Наутилус» к полюсу, Вильям Биб, побывавший в области вечной океанской тьмы на глубине километра. Они не скрывали этого, они гордились своим вождем. «Мной предводительствовал Жюль Верн», – сказал адмирал Берд, летавший над обоими полюсами.
Передовые люди России очень скоро заметили и полюбили Жюля Верна. В России традиция утопического и социально-фантастического романа была очень давней. И первая книга Жюля Верна, переведенная на русский язык, попала на удивительно подготовленную почву: почти одновременно появился роман Чернышевского «Что делать?», которым зачитывалась молодежь, и картины утопического мира будущего, нарисованные в этом романе, в сознании читателей лежали рядом с мечтами французского писателя. Не случайно поэтому первая же рецензия на книгу «Пять недель на воздушном шаре», появившаяся в некрасовском «Современнике» и высоко оценившая творчество французского писателя, принадлежала перу M. E. Салтыкова-Щедрина.
Высоко ценил его творчество Лев Толстой, «романы Жюля Верна превосходны, – говорил он. – Я их читал совсем взрослым и все-таки помню, они меня восхищали. В построении интригующей, захватывающей фабулы он удивительный мастер. А послушали бы вы, с каким восторгом отзывается о нем Тургенев! Я прямо не помню, чтобы он кем-нибудь еще так восхищался, как Жюлем Верном».
А недавно мы узнали Льва Толстого и как иллюстратора Жюля Верна. В его бумагах была обнаружена целая серия его собственноручных рисунков, сделанных им для своих детей.
А. М. Горький, обсуждая план издательства «Всемирная литература», назвал Жюля Верна классиком и настаивал на том, чтобы его произведения издавались так, как издают классиков: без переделок, переработок и сокращений.
Очень любил и высоко ставил Жюля Верна Д. И. Менделеев. Он называл французского писателя «научным гением» и постоянно перечитывал его книги. На смертном одре Менделеев просил читать ему «Приключения капитана Гаттераса». Впадая в забытье и снова приходя в себя, он говорил: «Что же вы не читаете, я слушаю…»
Подлинными наследниками лучших идей Жюля Верна признавали себя многие русские ученые, изобретатели, путешественники, инженеры. Единственной беллетристической книгой в библиотеке Н. Е. Жуковского был роман «Робур Завоеватель». К. Э. Циолковский говорил, что Жюль Верн пробудил его мысль и заставил ее работать в нужном направлении. В. А. Обручев сделал замечательное признание, что чтение книг Жюля Верна оказало огромное влияние на выбор им профессии геолога и географа-путешественника и что до сих пор Мастон с крючком вместо руки, благородный Гаттерас и таинственный Немо с прежней силой очарования владеют его воображением.
Наследство Жюля Верна далеко еще не исчерпано, и его с гордостью принимают все свободолюбивые люди мира.
Несмотря на то, что прошло полвека со дня смерти писателя, мы еще мало знаем его творчество, еще не расшифровали до конца глубокий смысл многих его произведений, которые еще недавно, подобно Жюлю Этселю, многие критики и литературоведы считали лишь детским чтением, где «развлечение» соединено «с пользой».
Еще совсем не прочитан по-настоящему поздний Жюль Верн, особенно его посмертные романы. А это важно, для того чтобы развеять еще один миф.
В 1908 году, уже после смерти Жюля Верна, вышел в свет роман «Дунайский лоцман». Герой его, болгарский патриот Сергей Ладко, скрывается от полиции, которая преследует его как участника освободительной борьбы народа против угнетателей. Переодетый Сергей Ладко, на одном пароходе с преследующим его полицейским, совершает путешествие по Дунаю – от истоков до устья, чтобы вновь встать во главе отряда повстанцев.
Значит, до самого конца жизни старый писатель верил в то, что только борьба за свою свободу даст народам полное освобождение, что нет места в будущем национальному угнетению.
В том же 1908 году был опубликован другой его посмертный роман – «Охота за метеором». В нем Жюль Верн далеко заглянул в будущее, опираясь на великие открытия конца XIX и начала XX века – радиоактивности, рентгеновых лучей, распада атомов, давления света. Словно сквозь мутное стекло, он увидел наш день – зарю атомного века.
«Энергия наполняет вселенную, – писал он в начале 1905 года, – и вечно колеблется между двумя пределами: безусловным равновесием, достигаемым только при однородном рассеянии энергии в пространство, и безусловным сосредоточением ее в материи, которая в этом случае была бы окружена абсолютной пустотой. Так как пространство бесконечно, то оба эти предела одинаково недостижимы. Вследствие этого энергия мира находится в состоянии вечного движения… Вещество же вечно уничтожается и вечно восстанавливается. Каждое такое изменение сопровождается излучением энергии и исчезновением соответствующей массы…
«Уничтожение материи не обследовано, не выяснено, но тем не менее оно существует. Звук, теплота, электричество, свет косвенно подтверждают это. Все они – лишь следствие освобожденной энергии, рожденной внутриатомными силами.
Установивши все это, стоит лишь освободить небольшое количество энергии, содержащееся внутри вещества, и направить ее в избранную точку в пространстве. Тогда мы получим возможность…»
Мы получили эту возможность, которую великий мечтатель видел в своем воображении, только через сорок лет после его смерти.
Значит, до самых последних дней жизни писатель ясно видел перспективы науки и верил в ее могущество. Но он понимал, что управляют миром не гениальные изобретатели, подобные Зефирену Ксирдалю, герою романа, но те, кто подчинил себе мир насилием, и что только свободная наука в руках освобожденного человечества может дать народам власть над природой и счастье.
В бумагах Жюля Верна остался неотделанный роман «Экспедиция Барсака». Один из его героев, преступник Киллер, с помощью изобретателя Камаре строит в сердце Черной Африки город смерти Блекленд. Вывезенных из Европы рабочих и насильственно завербованных негров Киллер превращает в своих рабов. Гениальные изобретения Камаре – самолеты с моторами, работающими на жидком кислороде, воздушные торпеды, управляемые на расстоянии, циклоскопы, позволяющие видеть одновременно все окрестности черного города, – человеконенавистник Киллер превращает в орудия истребления и угнетения. Жестокую власть диктатора сбрасывает лишь всеобщее восстание населения Блекленда, объединившегося с членами экспедиции Барсака, прибывшей из Европы.
Значит, до конца жизни Жюль Верн верил, что настанет день, когда могущественная техника будущего будет вырвана из рук угнетателей и что это сделает восставший народ. Он верил, что погибнут «черные города» капитализма – Штальштадт, Миллиард-сити и Блекленд!
В 1909 году появился роман «Крушение „Джонатана“. В нем Жюль Верн рассказал о судьбе группы переселенцев, потерпевших кораблекрушение и выброшенных на пустынный берег. Организовав нечто вроде утопической колонии, основанной на добром согласии всех, поселенцы пытаются начать новую жизнь. Но большинство их не люди труда, слишком сильны в них пережитки капитализма, нет в колонии материальной основы для создания нового общества. И постепенно глава колонии, герой романа, живший до этого утопическими идеалами, вынужден, против своих прежних убеждений, создавать аппарат принуждения – законы, полицию, правительство. Нет мирного пути к будущему – такова скрытая идея романа.
В конце книги глава колонии, в какой-то степени аллегорически повторяющий внутренний путь развития самого Жюля Верна, перечисляет имена тех, кто указал ему жизненный путь и определил его мировоззрение. Это Сен-Симон, Оуен, Фурье и Карл Маркс…
Так, уже посмертно, Жюль Верн раскрыл нам еще одну сторону своего мировоззрения.
Видел ли Жюль Верн своими незрячими глазами зори нового века? Неужели не взволновали его сердце события 1904–1905 годов в России? До тех пор, пока не будет открыт доступ к архиву Жюля Верна, находящемуся в Тулоне, во владении внука писателя, мы можем только догадываться, только сопоставлять.
…Последние годы жизни, после вторичного тюремного заключения, неукротимая Луиза Мишель, подобно буре, носилась по всей Франции. Она посетила так много городов, что сейчас невозможно установить, побывала ли она в Амьене. Она выступала перед рабочими с лекциями «Овладение миром» – о всеобщей стачке и «Антимилитаризм и русская революция» – в последний год жизни. «Где бы ни начался бой между старым и новым миром, все равно: я буду там. Пусть это будет в Риме, в Берлине, Москве, где бы то ни было. Я пойду туда, и конечно, многие другие пойдут…»
Она умерла 10 января 1905 года, не дожив до всеобщей стачки в России, восстания на «Потемкине», военных и крестьянских волнений. Но незадолго до смерти она говорила своему другу Жиро:
«Вы увидите, в стране Горького и Кропоткина произойдут грандиозные события. Я чувствую, как поднимается, растет революция, которая сметет царя, всех великих князей и славянскую бюрократию и разрушит этот огромный „мертвый дом“. Всего будет удивительней то, что в Москве, Петербурге, Кронштадте, Севастополе солдаты будут заодно с народом…»
Элизе Реклю провел почти всю свою жизнь после Коммуны на чужбине. Он отказался воспользоваться амнистией 1879 года, которая не касалась каторжников Новой Каледонии. «Как я могу воспользоваться милостью правительства, – писал он, – когда лучшие друзья, покрытые вечным позором, изнывают на каторге, под палящими лучами тропического солнца! Как я могу изменить им, когда их судьба тесно связана с моей, когда всякое оскорбление, пущенное по их адресу, глубоко ранит и мое сердце…»
Великий географ вернулся на родину только в 1889 году – в год юбилея французской революции, но через пять лет, под угрозой судебного преследования, снова вынужден был покинуть Францию. Но он до конца дней продолжал верить в великую очистительную социальную революцию, и все чаще взгляд его обращался на восток. «Русская революция, – говорил он, – подобно французской, составит одну из великих эпох человечества».
В феврале 1905 года «Общество друзей русского народа», во главе которого стоял знаменитый писатель Анатоль Франс, пригласило старого географа в Париж, на митинг в защиту русской революции. Элизе Реклю, попав в столицу французского народа, был бесконечно взволнован – ведь он был в великом городе борьбы и революции! Увидев переполненный зал, он не мог говорить, и его речь была прочитана с трибуны, рядом с которой он сидел почти без сил:
«Мы ожидаем от наших русских братьев, что в день своего собственного освобождения они помогут также освободиться и миллионам людей побежденных и угнетенных народностей, с которыми они объединятся федеральной связью, обеспечивающей всякой человеческой личности, к какой бы расе она ни принадлежала, полную свободу…»
Элизе Реклю умер 4 июля 1905 года, не дожив до декабрьских дней в Москве. Но его мысль была ясной и смелой до самого конца. Он уже лежал на смертном одре, не открывая глаз, но требовал, чтобы ему читали газетные сообщения о восстании на «Потемкине». Его последние слова были полны веры в грядущую победу: «революция идет! революция приближается!»
…Хочется верить, что до конца жизни в глубине сердца Жюль Верн, хотя бы мысленно, был со своими друзьями…