Первый рабочий день
В один из дней начала августа 1954 года в девять часов утра директор Днепропетровского ракетного завода Л.В. Смирнов неожиданно пригласил к себе в кабинет начальника планового отдела М.Я. Виноградова.
"В кабинете у стола директора, — вспоминал впоследствии М.Я. Виноградов, — сидел человек с простым открытым улыбчивым лицом, тронутыми сединой висками. В нем я узнал "командированного" в коричневом костюме. Он поднялся, сделал несколько шагов навстречу, внимательно посмотрел из-под чуть опущенных бровей, протянул руку и, улыбаясь, приветствовал меня по имени и отчеству. При этом он отрекомендовался как начальник и Главный конструктор ОКБ. Так состоялось наше знакомство с Михаилом Кузьмичом Янгелем. После взаимных приветствий директор завода распорядился:
— Покажите Михаилу Кузьмичу годовой производственный план завода, тематический план конструкторов и окажите практическую помощь по всем организационно-плановым вопросам".
На другой день за несколько минут до звонка, возвещавшего начало рабочего дня, дверь в кабинет начальника планового отдела отворилась и вошел М.К. Янгель. Извинившись, он спросил разрешения присутствовать, поскольку в помещении находились несколько сотрудников, а затем прошел к окну, сел на стул и попросил разрешения закурить, несмотря на то, что окна в кабинете по-летнему были открыты.
М.Я. Виноградов был явно смущен деликатностью гостя, ибо такое в те штурмовые для завода дни случалось крайне редко, а потому, несколько растерявшись, поторопил присутствующих сотрудников:
— Давайте прервемся и закончим обсуждение позднее.
На что вошедший неожиданно для всех среагировал:
— Нет, почему же? Рассмотрите начатые вами вопросы. Я подожду. Нам, если для Вас это будет удобно, предстоит обстоятельный разговор.
Когда же сотрудники вышли, Михаил Кузьмич взял инициативу в свои руки. Легко и просто начав беседу, он поинтересовался, откуда начальник планового отдела приехал на завод, нравится ли ему город, отношением к перспективным работам, которым предстоит заниматься заводу (вскоре М.Я. Виноградов возглавит плановый отдел ОКБ).
"Отвечая на вопросы, — пишет М.Я. Виноградов, — я совсем забыл о том, что мы с Михаилом Кузьмичом познакомились только вчера, столь доверительной и непринужденной была атмосфера, в которой протекала беседа.
Незаметно разговор был переведен на перспективные дела завода, которые предстояло решать в ближайшее время, и особенно подробно и интересно о тех широких и важных перспективах, которые открывались перед будущим создаваемого ОКБ.
Вежливо, с подробностями разъяснил мне преимущества, которые несет новая техника. По его просьбе принесли план завода и ОКБ на 1954 год и проект плана на 1955 год. Михаил Кузьмич молча и сосредоточенно листал и рассматривал документы. Извинившись, я вышел в другую комнату, предоставив ему возможность поработать в одиночестве. Когда вернулся, Михаил Кузьмич уже свернул бумаги, закрыл папки и, стоя, курил у окна. При моем появлении он продолжительно, с улыбчивым прищуром, посмотрел на меня и спросил:
— Вам не кажется, Михаил Яковлевич, что план для такого завода беден по содержанию и мелок по номенклатуре? Проект же плана ОКБ на 1955 год совсем куцый. Вы согласны со мной?
Я с ним согласился и добавил:
— Вы правы. Тележки, вибраторы, генераторы, запасной инструмент — не загрузка для нашего завода. Но что поделаешь, нас пока подгружают, как бедных родственников, номенклатурой, которую исключают в порядке расчистки планов других предприятий. Этот вопрос обсуждался на заводе неоднократно, но у наших конструкторов на сегодня ничего нового не созрело, да и денег на новые разработки нам пока дают очень мало.
Михаил Кузьмич долго молчал, потом, улыбнувшись, заметил:
— Вот и хорошо, вот и приятно, что Вы общую ситуацию понимаете четко.
И многозначительно резюмировал:
— Значит, в формировании дальнейших планов мы будем, надеюсь, единомышленниками.
Когда Михаил Кузьмич ушел, меня охватило какое-то радостное волнение. Было приятно думать, что у нас будет такой общительный, такой любезный и простой человек в качестве Главного конструктора.
Через несколько дней он снова зашел ко мне. На этот раз мы встретились как старые знакомые. Наш разговор начался сразу в плане конкретных практических дел.
— Нам совместно необходимо подготовить несколько важных документов и в том числе структурную схему и положение о конструкторском бюро.
Михаил Кузьмич глубоко затянулся сигаретой, глядя в открытое окно, и после некоторого размышления добавил:
— И, как видно, пересмотреть и значительно расширить проект плана конструкторских работ на 1955 год. Вы не возражаете?
После столь убедительного просвещения в предыдущей беседе о развитии нового направления конструкторских работ, после ясной и обезоруживающей простоты в обращении и постановке вопросов у меня не было никаких оснований и тем более желания возражать".
Так, под непосредственным руководством М.К. Янгеля начали разрабатываться организационные схемы, "Положение об Особом конструкторском бюро" и заново формироваться план конструкторских работ на 1955 год. К концу августа были готовы черновики всех материалов. Внимательно прочитав их, Главный сказал М.Я. Виноградову:
— С вашего разрешения я забираю документы себе и на досуге еще поработаю над ними.
На следующий день в девятнадцать часов было назначено совещание в кабинете Главного конструктора. Минут за десять-пятнадцать до назначенного времени начальник планового отдела решил справиться, нет ли каких-либо дополнительных поручений. Михаил Кузьмич поднялся из-за стола пожал крепко руку вошедшему. Внимание и искренность, с которыми сопровождалось это действие, во второй раз повергли в смущение М.Я. Виноградова.
На письменном столе Главного конструктора лежали два документа: проект "Положения об Особом конструкторском бюро", чисто переписанный его аккуратным почерком, и собственноручно нарисованная на большом листе структурная схема организации.
Как и было предусмотрено, без опозданий в кабинет вошли первый заместитель Главного конструктора В.С. Будник, начальники ведущих отделов, секретарь партийного бюро и председатель профсоюзного комитета конструкторского бюро.
После того как все расселись за специальным длинным столом для заседаний, встал Михаил Кузьмич и произнес свою первую "тронную" речь:
— Я пригласил Вас, товарищи, для того, чтобы рассмотреть наши главные организационные вопросы и прийти к единодушному их решению и после этого начать активно заниматься делом, к которому мы призваны. Мне известны мнения по этому вопросу присутствующих здесь товарищей, я внимательно рассмотрел их, со многими поспорил в ходе бесед, все взвесил и пришел к твердому убеждению, что организация и руководство ОКБ должны осуществляться на следующей основе и взаимоотношениях конструкторского бюро с базовым заводом.
Далее последовало краткое изложение проекта Положения и структурной схемы ОКБ. Было задано несколько вопросов, на которые докладчик дал обстоятельные ответы. И всем все стало ясно. Охотников спорить не нашлось. Так по-деловому состоялось обсуждение, а тем самым была определена и заложена организационно-правовая основа ОКБ.
Михаил Кузьмич Янгель приступил к исполнению своих новых обязанностей начальника и Главного конструктора рождавшегося конструкторского бюро.
Впереди "семнадцать мгновений" — семнадцать лет вдохновенной напряженной работы, подчиненной одной единственной цели — развитию ракетно-космической техники и, в первую очередь, решению главной задачи — созданию ракетно-ядерного щита Советского Союза. Впереди годы поиска новых решений, годы тяжелейших испытаний, бескомпромиссной борьбы за утверждение новых направлений, высшие награды Родины, пять неумолимых жестоких инфарктов и…день шестидесятилетия — последний день земного бытия, превратившийся в триумф всей жизни.
Как создавался коллектив
Выдающимся достижением М.К. Янгеля — администратора было создание в рекордно короткие сроки уникального по своему профессиональному уровню и высокой эффективности конструкторского коллектива, творческой атмосферы непрерывного инженерного и научного поиска сопричастности к государственному делу, что рождало у сотрудников чувства обязательности и ответственности, пронизывавшего всех — от Главного до рядового исполнителя.
История конструкторского бюро начиналась до того, как вышло Постановление правительства об его образовании.
В августе 1951 года из подмосковных Подлипок и Химок в Днепропетровск на ракетный завод № 586, создававшийся на базе бывшего автомобильного завода, прибыла во главе с В.С. Будником, работавшим до этого заместителем С.П. Королева, группа из 25 человек, подобранная так, что она включала специалистов по всем системам ракеты и двигателя. В.С. Будник был назначен главным конструктором серийного завода, а приехавшие с ним специалисты составили основу конструкторского бюро (отдел 101 завода), в задачи которого входило осуществление конструкторского надзора за освоением и последующем серийном изготовлением ракет, создававшихся в конструкторском бюро С.П. Королева.
О том, как происходило формирование команды, составившей основу СКБ, а в дальнейшем и ОКБ, вспоминает В.С. Будник:
"Желающих уехать из Подлипок в большой оживленный город было достаточно. Нужно было отобрать ракетчиков из КБ Королева и двигателистов из КБ Глушко в Химках. Людей же, работающих там, я знал хорошо. Составил общий список из 25 человек ведущих работников, специалистов по всем системам ракеты и двигателя. В список включил и конструкторов, и проектантов, так как твердо решил, что в Днепропетровске мы будем заниматься не только серией, но и проектированием новых ракет. Сергей Павлович просмотрел список и вычеркнул из него всех проектантов, сказав, что им делать там будет нечего. Согласиться с этим я не мог и обратился в Министерство. Заместитель Министра Зубович заверил меня, что все указанные специалисты будут переведены в Днепропетровск, несмотря на возражения Королева, что в последующем и было сделано. Валентин Петрович Глушко, из КБ которого я записал людей меньше, чем из КБ Королева, но тоже очень сильных специалистов, немного покряхтел, но согласился их отпустить и даже уступил мне своего заместителя Шнякина Николая Сергеевича, которого не было в списке".
Причины, заставившие приехавших на новое место покинуть набиравшие силы перспективные конструкторские бюро, возглавлявшиеся С.П. Королевым и В.П. Глушко, были довольно прозаическими — жилищно-бытовые. Одна комната в коммуналке на семью не имела в те годы альтернативы. К этому, учитывая тяжелое послевоенное время, существенным довеском являлась явно отличавшаяся от средней полосы страны обстановка южных базаров с изобилием на них фруктов и овощей. Забегая вперед, скажем, что эти два фактора сохранят свое значение и при формировании в будущем проектно-конструкторского бюро, но к ним добавится еще один, ставший решающим, фактор, — новая интересная работа и перспектива проявить в ней себя.
А пока — это серийное конструкторское бюро при заводе, правда с естественным повышением, по сравнению со старым местом работы, в должности.
Но честолюбивые помыслы уже почувствовавших вкус проектных разработок "переселенцев", томившихся в кругу рутинных обязанностей, связанных с освоением и изготовлением ракет теперь ставшей чужой конструкции, не снимали с повестки дня вопрос о самостоятельной проектной работе.
Не покидали мысли о собственных проектах и В.С. Будника, имевшего достаточный опыт создания ракет в качестве заместителя С.П. Королева по конструкторским работам. И первым организационным мероприятием, позволившим объединить силы проектантов, явилось создание специального отдела 304, в котором были сосредоточены все "теоретики". Так называли специалистов в области баллистики, аэродинамики и прочности. Наряду с решением производственных вопросов, возникавших в цехах завода, им предстояло начать делать первые, и, как станет вскоре ясно, отнюдь не робкие шаги. Расчетным подразделениям была придана небольшая группа конструкторов-проектантов. Постепенно образовавшийся костяк стал обрастать молодыми специалистами, прибывшими на работу из различных вузов страны. Во второй половине 1953 года в отделе насчитывалось уже более двух десятков человек.
Однако молодежь, почувствовавшую вкус к проектной работе, (а кто о ней не мечтал в то время!) ждали серьезные испытания.
События тревожной осени и конца 1953 года могли нанести ощутимый удар становившемуся на ноги, но еще официально не узаконенному коллективу проектантов. В это время началась очередная государственная компания по подъему сельского хозяйства. Было решено усилить кадры машино-тракторных станций, для чего требовались инженеры-механики. У многих вступавших в самостоятельную жизнь выпускников вузов, мечтавших о работе в авиационной, ракетной и других областях новой техники, получивших для этого специальное образование, в связи с проводимой принудительной компанией была поломана судьба. Их заставили расстаться с кульманами в конструкторских бюро и заняться обслуживанием сельскохозяйственной техники. Возникали порой абсурдные ситуации. Возглавить МТС или стать ее главным инженером предлагали инженерам, имевшим в дипломе университетскую специальность "механика". А это по образованию были сугубые теоретики, специалисты в области действительно "механики", но только теоретической. Они могли решить любое сложное уравнение, знали прекрасно дифференциальное и интегральное исчисления, но, к сожалению, не имели не только представления об элементах устройства машин и тракторов сельскохозяйственной техники, но и не умели читать чертежи, по которым изготавливались эти машины. Для подобных "механиков" элементарные азы конструкторской терминологии вроде "фаски" на детали (снятие острых краев обрабатываемой детали) являлись великой премудростью. Один такой "механик", ставший впоследствии ведущим специалистом — доктором наук в области баллистики А.А. Красовский, увидев названное "таинственное" слово на чертеже, посвятил целый день, упорно разыскивая его в справочнике, и, увы, не нашел, потому что это понятие входит в лексику инженера как азбучная истина, не подлежащая объяснению.
Однако подобные "нюансы" мало беспокоили облеченных высокими полномочиями кадровиков, которые, кроме обязательности выполнения требований приказа, другой грамоты не знали.
Тяжело воспринимая сложившуюся ситуацию, остроумные проектанты во главе с неутомимыми юмористами Э.М. Кашановым и Л.П. Мягких, используя аббревиатуру СО9-29 (одного из ракетных двигателей конструкции А.М. Исаева), по этому поводу даже сложили четверостишие, в котором высмеяли перспективу использования своих знаний в сельскохозяйственной технике:
К счастью, проводившаяся кампания обошла стороной проектантов КБ, хотя некоторые из них и пережили тревожные минуты, а вот некоторым конструкторам пришлось переквалифицироваться в специалистов сельского хозяйства. Правда, при первой же возможности они вернулись на прежнее место работы.
Несмотря на то, что работа над проектом продвигалась успешно, перспективы реализации идей в металле были самыми туманными, до света в конце туннеля было еще далеко.
Новая ракета создавалась в небольшой комнате, где в один ряд были установлены вплотную 8 чертежных комбайнов и еще два ряда столов для расчетчиков. Мысли о новом помещении, где можно будет вольготно себя почувствовать, работники отдела главного конструктора связывали с возводимыми за высоким забором стенами нового корпуса (кстати, когда корпус вступит в строй, то там едва разместятся подразделения разросшегося к тому времени ОКБ). Корпус строили заключенные, и, в зависимости от ритма работ на стройке менялось и настроение сотрудников конструкторского бюро. Шумят подъемные краны — настроение повышается: быть ОКБ! Как только на какой-то период затихают работы — падает тонус, наступает уныние.
Ситуация стала резко меняться в 1954 году и, наконец, в конструкторское бюро пришла долгожданная весть: Постановлением Совета Министров СССР от 10 апреля 1954 года конструкторский отдел завода № 586 преобразован в Особое конструкторское бюро № 586 (ОКБ-586). На переходный период обязанности начальника ОКБ-586 возлагались на директора завода. Разработкой научно-исследовательских опытно-конструкторских работ должен быть руководить главный конструктор ОКБ, обеспечением серийно конструкторских работ — главный конструктор завода.
9 июля того же года состоялись персональные назначения: Главным конструктором ОКБ-586 и одновременно его Начальником назначен М.К. Янгель, первым заместителем Главного конструктора — В.С. Будник. Главным конструктором завода стал Н.С. Шнякин.
В 1966 году ОКБ-586 будет переименовано в конструкторское бюро "Южное". В 1991 году КБ "Южное" присвоят имя академика М.К. Янгеля.
А в важнейший период становления конструкторского бюро во всю мощь проявились организаторские способности М.К. Янгеля как Начальника организации. Он лично занимался приглашением на работу, используя для этого все возможные каналы. Поиски велись в других конструкторских бюро и научно-исследовательских институтах.
Однако, скажем откровенно, желающих покинуть даже перенаселенную столичную коммуналку, а в то время в столице были сосредоточены практически все конструкторские бюро и квалифицированные специалисты в области авиационной и ракетной техники, было очень и очень мало.
На момент начала деятельности М.К. Янгеля в должности Главного конструктора расчетно-теоретическая и проектная часть конструкторского бюро была представлена приехавшими в 1951 году вместе с В.С. Будником, баллистиками кандидатом технических наук Н.Ф. Герасютой, инженерами П.П. Карауловым, В.Ф. Кулагиной, аэродинамиком кандидатом технических наук В.М. Ковтуненко, прочнистами инженерами П.И. Никитиным и М.Ф. Демерцевой и конструкторами М.Б. Двининым, М.И. Кормильцевым и несколькими инженерами, недавно окончившими вузы. Названные специалисты уже имели определенный опыт работы в конструкторских бюро НИИ-88. В дальнейшем все развитие этих направлений происходило практически за счет приобретения собственного опыта и становления вновь прибывавших по направлениям молодых выпускников вузов, многим из которых предстояло в будущем занять самые высокие должности в конструкторских бюро страны, стать докторами и кандидатами наук, представлять конструкторское бюро в Академиях наук.
Из приглашенных со стороны М.К. Янгелем специалистов с опытом конструкторской работы в авиационной промышленности следует в первую очередь назвать инженеров Л.Н. Нелюбина, И.Д. Бураковского, которые сыграли ведущую роль при создании первых конструкций. В остальном основу конструкторских подразделений составили старожилы серийного КБ, прошедшие школу автомобилестроения.
В этой обстановке необычайно возросла роль необученной, еще молодой поросли, "профессионализм" которой определялся институтскими знаниями, огромным желанием работать и амбициями, свойственными молодости.
Таков был творческий и производственный потенциал, который получил в 1954 году новый Главный конструктор. Поэтому ставка делалась в основном на молодых специалистов, прибывающих на работу по назначению из самых различных городов страны. Инженерный корпус формировался выпускниками в первую очередь авиационных институтов — Московского, Казанского и Харьковского, Московского высшего технического училища имени Баумана, Ленинградского военно-механического института, а также главного вуза страны — Московского государственного университета. Возросла в этой обстановке и роль подготовки кадров на месте. С каждым годом набирал темпы специально организованный для отрасли физико-технический факультет Днепропетровского госуниверситета. Дальнейшее покажет, что он станет одним из основных поставщиков будущих руководящих кадров не только конструкторского бюро, но и отрасли.
Начало трудовой деятельности выпускника вуза, прибывшего по назначению на место будущей работы — это очень ответственный период в жизни молодого человека. Все зависит от того, насколько по душе окажется ему конкретно порученная работа, а потому сумеет ли он вовремя найти себя, полюбить область занятий, в силу обстоятельств выпавшей на его долю, найти в ней изюминку, которая станет смыслом всей жизни. Как правило, молодой специалист понимает свою будущую деятельность в более широком плане, чем оказывается это в действительности на конкретном участке работы. В результате может наступить разочарование, последствия которого окажутся самыми различными.
Вопрос о том, кого должны готовить высшие учебные заведения всегда был в центре педагогической политики Высшей школы. Он неизменно находился в поле зрения и тех, кто готовил кадры высшей квалификации, и тех, для кого эти кадры готовились.
Крупнейшие представители науки и техники, познавшие себя в равной степени как в стенах научно-исследовательских институтов, так и конструкторских бюро, неоднократно отстаивали мысль, что стержневая задача вуза дать выпускнику общее фундаментальное образование в избранном направлении. Задача вуза: на основе полученных знаний научить учиться. Узкие же профессиональные навыки и секреты мастерства он должен приобрести на конкретном участке работы, куда будет определен и где начинает свой жизненный путь. А предоставление полной свободы инициативы и доверия мобилизует самостоятельность и ответственность исполнителя за порученное дело. Поэтому Михаил Кузьмич всегда внимательно следил за первыми шагами молодежи и в конкретных случаях даже брал под личный контроль становление специалиста.
Однако задача руководителя организации гораздо шире. И это прекрасно понимал Главный конструктор. Молодого специалиста мало научить инженерному искусству. Он должен состояться как личность, ведь каждый из нового пополнения — это, как правило, будущий потенциальный руководитель, уровень которого определит только время.
В результате молодой специалист не только овладевал секретами конструкторского искусства, но и познавал многое другое, чего нельзя предусмотреть вузовской программой.
Поэтому распределение прибывающих по направлению на работу молодых специалистов находилось в сфере личного контроля Главного конструктора. Он персонально беседовал с каждым из них. Явившемуся в отдел кадров с путевкой Министерства объявляли время, когда нужно будет прийти на прием и при этом неизменно поясняли:
— Вас хочет видеть лично Михаил Кузьмич Янгель.
О первой встрече с руководителем, в подчинение к которому поступали вновь прибывшие, у всех бывших молодых специалистов остались самые незабываемые воспоминания.
— Я приехал в Днепропетровск, — вспоминает инженер В.А. Супруненко, — в марте 1955 года после окончания конструкторского факультета Ленинградского военно-механического института. В ту пору с каждым прибывшим в ОКБ на работу молодым специалистом лично беседовал Михаил Кузьмич. Шел на встречу с Главным конструктором, ужасно волнуясь: смогу ли убедить его в правильности своего выбора заниматься проектированием жидкостных ракетных двигателей. Первые впечатления всегда самые запоминающиеся: добродушный, улыбчивый и, не подберу другого слова, мощный человек, тихим спокойным голосом в доверительном тоне начал задавать простые вопросы:
— Откуда родом?
— С Черниговщины.
— !!! Мои корни по линии деда тоже оттуда! Женат?
— Да, женат.
— Откуда родом супруга?
— Из Сибири, Иркутская область.
— !!! Ну, мы с Вами кругом земляки!
Тогда суть этих реплик до меня не дошла, но понял одно: таким образом он пытался снять с меня напряжение первой встречи с Главным. И это блестяще удалось: скованность исчезла, дальше я полностью оказался в его власти. А остальное, как говорится, уже было делом техники. Михаил Кузьмич интересовался буквально всем. И не только тем, что сделал в дипломном проекте, но даже и темами выполненных курсовых работ. Вопросы задавались очень корректно, квалифицированно, по-своему даже с хитрецой. И так незаметно выяснял, что ты представляешь собой, к какой деятельности больше подготовлен — проектанта, конструктора или эксплуатационника, а следовательно, и где тебя лучше и эффективнее использовать. Это был доброжелательный разговор человека, сразу завоевавшего симпатию и производившему неотразимое впечатление. Поэтому, когда он спросил, чем бы хотел заниматься, я, как на духу, выложил, горячо аргументируя свою просьбу о желании проектировать жидкостные ракетные двигатели. Главный помолчал, усмехнулся, а затем сказал:
— Я предлагаю Вам другой вариант, который не будет слишком далек от высказанных устремлений. Но реализация его является одной из первоочередных задач для нашего молодого конструкторского бюро. Хочу направить Вас к очень грамотному специалисту, которому поручено новое большое дело — обеспечить в процессе экспериментальной отработки ракет получение и анализ всей информации, необходимой для оценки их характеристик и работоспособности.
До сих пор не знаю почему, но ответил, что согласен. Я ничего не смог противопоставить силе теперь уже его аргументов. Мой откровенный лепет о том, что нас этому не учили, заставил Михаила Кузьмича только улыбнуться, обращаясь ко мне:
— Молодой человек, всему этому в дальнейшем Вас научит только Ваша жизнь и работа…
Продолжая ту же тему, В.А. Обуховский, выпускник Днепропетровского университета, пишет:
"Меня как молодого специалиста, получившего назначение в КБ, принял Главный конструктор. Был август 1963 года, стояла довольно жаркая погода. Войдя в кабинет, я увидел Михаила Кузьмича, полусидевшего на подоконнике. Он был без пиджака и без галстука, но рукава на сорочке были опущены. Окна были открыты, работал вентилятор.
Разговаривал Михаил Кузьмич со мной на "Вы". После традиционных вопросов, кто я, откуда, где учился, проходил практику и защищал диплом, неожиданным был вопрос о том, какое впечатление на студентов производят преподаватели-совместители. Естественно, что я сказал о великолепном впечатлении, и это было действительно так. Вся встреча длилась минут десять. Вначале я себя чувствовал довольно напряженно, отвечал односложно. Однако и поза Михаила Кузьмича, и его какая-то мягкая жестикуляция, спокойствие, если и не сняли напряжения, то в значительной степени привели меня в более-менее нормальное состояние. За все время разговора в кабинет никто не входил и по телефону не было звонков. Были вопросы и на производственные темы, касавшиеся "моей работы" при прохождении практики в конструкторском бюро. Спросил, чем привлекает тематика отдела, насколько внимательно меня "опекали" там при дипломировании.
Вспоминая в подробностях ту встречу, понимаю, что Михаил Кузьмич придавал большое значение этим контактам с молодыми специалистами, отсюда и откровенная простота общения, ничего напускного. А прозвучавшее пожелание не только не было назидательным, но и не носило традиционно-подчеркнутой формы в конце встречи. Оно было высказано в ходе беседы и выглядело как обращение ко всему коллективу:
— Хотелось бы, чтобы наши ребята всегда искали достойную работу".
Пройдут годы, многие сами станут крупными руководителями, но всегда с неизменной теплотой будут вспоминать ту атмосферу внимания и заботы, откровенной простоты общения, дружеских пожеланий, сопровождавших первую встречу со своим Главным конструктором. А то, что разговор не носил, как очень правильно заметил В.А. Обуховский, традиционно подчеркнутого в таких случаях характера назидания, поражало неизменно всех без исключения.
Однако не во всех случаях собеседования проходили по такому отработанному сценарию и вопрос о месте будущей работы решался достаточно просто. Когда требовали обстоятельства, в борьбе за перспективного специалиста Главный проявлял себя искусным дипломатом, тактичным администратором, но никогда при этом не применявшим силовых приемов. Ценность любого прибывшего на работу выпускника ВУЗа в его глазах определялась увлеченностью избранной специальностью, желанием работать, потенциальными возможностями и искренностью в проявлении чувств. Очевидно этими критериями руководствовался М.К. Янгель, в многоэтапной борьбе за каждого очередного молодого специалиста.
Работа в конструкторском бюро считалась несомненно престижной. Большинство окончивших высшие учебные заведения мечтали о проектной и конструкторской деятельности. Желание быть на переднем крае быстро развивавшейся перспективной техники, высокий творческий инженерно-интеллектуальный уровень выполняемой работы говорили сами за себя и были лучшим агитатором. Перспектива мастера участка или технолога в цехе, работа ежедневно по двенадцать часов и более в сутки часто без выходных с изнуряющими производственными планами в условиях постоянно меняющегося производства не вызывала восторга у молодых специалистов.
Однако совсем другого мнения придерживался Г.Д. Хорольский. В Ленинградском военно-механическом институте в среде студентов это был, выражаясь языком тех дней, признанный лидер — пламенный комсомольский вожак. Сталинский стипендиат, на последних курсах — заместитель секретаря комсомольской организации института, окончивший его с "красным" (с отличием) дипломом.
Руководство учебного заведения связывало определенные надежды с молодым пытливым студентом, активным общественником, энергии которого хватило бы на несколько человек. Но строптивый молодой инженер наотрез отказывался от выгодного предложения, мотивируя свое решение тем, что как комсомольский руководитель ранее убеждал всех оканчивавших институт ехать на периферию на закрытые заводы, а сам в результате окажется осевшим на "теплом местечке" в северной столице. Пытаясь все же удержать Г.Д. Хорольского в институте, руководство делает его деканом вновь организованного факультета по организации производственной практики студентов. С работой новоиспеченный декан справился блестяще, получил много похвальных отзывов с различных заводов о прохождении студентами первых "инженерных курсов". Но от своего ранее принятого решения тем не менее не отказался. Упорство, с которым выпускник стремился к поставленной цели дало в конце концов результаты. Дирекция сдалась, и через Министерство высшего образования новоиспеченный инженер получил назначение на Днепропетровский ракетный завод.
Как сложилась в дальнейшем "производственная" карьера, которой так добивался напористый молодой специалист, рассказывает сам Г.Д. Хорольский.
— Приехав на автозавод в Днепропетровске, пришел на прием к заместителю главного инженера завода С.Ф. Каспиеву. Внимательно выслушав меня и просмотрев представленную характеристику, он неожиданно сказал:
— Вы знаете, с такой блестящей рекомендацией я не могу направить Вас для работы в цех из-за рутинной обстановки серийного производства. Вам следует посвятить себя творческой работе. Побывайте у Михаила Кузьмича Янгеля, он сейчас создает новый конструкторский коллектив, перед которым поставлена большая государственная задача, и представляется, что там Вы сможете наиболее полно проявить свои знания и организаторские способности.
Ничего не поделаешь, пришлось отправиться по указанному адресу. Прихожу в приемную, секретарь сразу доложила и предложила пройти в кабинет. Открываю дверь, за столом сидит внушительного вида мужчина, поднимается, идет мне навстречу, пожимает руку и просит присесть. Время было вечернее, верхний свет выключен, горела только настольная лампа. Я был приятно поражен такой встрече и внимательно разглядывал лицо Главного конструктора. Возникла затяжная пауза, во время которой он, в свою очередь, внимательно с улыбкой смотрел на меня.
Когда это безмолвное знакомство закончилось, Михаил Кузьмич так просто и доверительно обратился ко мне:
— Мне известно, что Вы изъявили большое желание работать на заводе (очевидно, до моего прихода главный инженер завода успел позвонить М.К. Янгелю, подумал я). Сейчас под моим началом создается специальное конструкторское бюро, которое будет проектировать принципиально новые ракеты и нам нужны толковые специалисты, каковым, судя по представленным документам, Вы и являетесь. Первое впечатление убеждает меня в этом. Я прекрасно понимаю Ваше желание и настроение, мне тоже много пришлось работать в цехах и нисколько не жалею об этой хорошей школе, которую прошел в авиационной промышленности.
Как знать, может быть он в этот момент вспомнил свою молодость, когда тоже был комсомольским вожаком. А затем не менее двадцати минут рассказывал о новом ОКБ, его целях и задачах. Подробно расспросил о теме дипломного проекта и обратил внимание, что проектировавшийся мною жидкостный ракетный двигатель, состоявший из связки четырех камер, по-своему предвосхитил то, что будет реализовано на первой создававшейся в конструкторском бюро ракете, так как совпадение оказалось не только по числу используемых камер, но и практически по принятому диаметру ракеты. И это явилось в его глазах как бы еще одним аргументом в пользу того, что у меня налицо способности анализировать и прогнозировать, так нужные инженеру.
Тем не менее, несмотря на теплую доверительную беседу, я продолжал настаивать на своем желании, мотивируя тем, что должен остаться верен своему слову.
— Да, это поразительно, что Вы не ищете легких путей, а верность своему слову — достойное качество специалиста, вступающего в жизнь. Это делает честь человеку, который, агитируя других, сам не ищет себе вольготной жизни.
И тем не менее даже после такой лестной, подкупающей характеристики, я продолжал упорствовать и категорически настаивать на своем желании. На что последовало:
— Знаете, поскольку работа на заводе связана с руководством производством, я предлагаю Вам должность своего заместителя. Будете вместе со мной заниматься вопросами организации нашего конструкторского бюро. Я буду осуществлять техническое руководство, а на Вас, как моего помощника, ляжет обязанность обеспечивать тылы, без которых не мыслится любая организация и ее нормальная деятельность.
От неожиданно повернувшегося разговора у меня перехватило дух и екнуло сердце, наверное даже изменился в лице.
— Да что Вы! — только и сумел выдавить. А затем решительно, честно и откровенно закончил:
— Я же еще зеленый молодой специалист, совершенно не поднаторевший в этих делах, не имеющий никакого опыта, да и какое я могу иметь положение в коллективе, где много авторитетных специалистов, за плечами которых большой опыт работы, в том числе и чисто административной!
А Михаил Кузьмич в ответ на мою тираду и говорит:
— Но ведь Вы впервые в жизни занялись организацией кафедры студенческой практики в институте и, как следует из представленной характеристики, так блестяще ее организовали, что это вызвало у всех заинтересованных промышленных предприятий большое удовлетворение. А кроме того, в рекомендации отмечается, что будучи секретарем комсомольского бюро института, приобрели большой опыт проведения различного рода массовых мероприятий, вечеров, встреч с видными артистами, писателями, учеными.
И, сделав небольшую паузу, как бы мысленно анализируя логичность дальнейшего предложения, продолжил:
— Я понимаю Ваше настроение. Это реакция, в чем еще раз убедился, честного, ответственного человека. Дело мы организуем большое и неуверенность в своих силах может появиться у каждого человека. Опасения вполне обоснованы, нужно, конечно, познакомиться с организацией. Поэтому давайте договоримся так. Учитывая высказанное пожелание, направлю Вас в конструкторский отдел, который непосредственно ведет производство узлов, разрабатываемых для проектируемой ракеты. В такой должности будете не только заниматься конструированием, но и все время находиться в сфере производства, активно влияя на реализацию замыслов проектантов.
После такого продолжительного собеседования, в котором не было не только деления на Главного конструктора и молодого специалиста, но и даже на разного возраста людей, продолжать возражать уже было просто неудобно, так как дальнейшее упорство могло носить неприличный характер невоспитанного человека. А Михаил Кузьмич закончил разговор конкретным, как говорят политики, конструктивным предложением:
— Срок, на который я Вас направляю, небольшой — три-четыре месяца, но и достаточный для того, чтобы поработав, можно было вникнуть в суть дела и окончательно определить свое мнение. А после этого мы продолжим разговор о Вашей дальнейшей судьбе и более целесообразном использовании в ракетной технике.
Сразу все закрутилось своим чередом. В серийном отделе получил задание, разработал конструкцию узла, и в результате возникла необходимость связаться с цехом, где его должны были изготавливать. Работа полностью поглотила, приходилось трудиться и днем, и ночью, а потому, естественно, забыл обо всем остальном. И было полной неожиданностью, когда вдруг раздался звонок и секретарь пригласила меня к Главному конструктору. В подразделении, где работал, также все были удивлены столь непонятному вызову рядового инженера, минуя все вышестоящее руководство. Захожу в кабинет и, как и несколько месяцев назад, предстаю перед Главным конструктором. А он как бы в продолжение разговора, состоявшегося не несколько месяцев назад, а вчера, улыбаясь, спрашивает:
— Так как будем решать Вашу судьбу? Мне сообщили, что Вы увлечены разработкой чертежей, активно работаете с заводом по согласованию чертежной документации и ведению изготовления узлов в производстве. Поэтому представляется, что желание творчески работать с производством успешно осуществляется, и, находясь в стенах конструкторского бюро, Вы в то же время в цехах выступаете как активный инженер.
Я согласился, что работой увлечен, но, тем не менее, от своей мысли перехода на завод до конца не отказался. Тогда он говорит:
— Давайте продлим договоренность, которая была при первой встрече, и возвратимся к этому вопросу еще раз, но намного позже, когда в том возникнет необходимость.
При этом обдал меня своей лучезарной улыбкой, сопровождавшейся доброжелательным взглядом, протянул руку для прощанья, проводил до дверей кабинета и попросил звонить по любому возникающему, в том числе и этому, вопросу, если появится для того необходимость. Это буквально окрылило и позволило заглушить сомнения, что я поступал неправильно, не добившись перехода на завод.
А затем напряженнейшая работа без ограничения времени, связанная с ведением в производстве как серийных королевских ракет, так и своих собственных, опытных. Когда же к тому еще выбрали секретарем комитета комсомола конструкторского бюро, работа захватила настолько, что не оставалось времени подумать о возвращении к вопросу о переводе на завод.
Первые встречи и беседы с Михаилом Кузьмичом вызвали глубочайшее чувство уважения и доверия к этому человеку и к делу, которым предложили заниматься. И это чувство не покидает до сих пор, несмотря на все превратности судьбы.
А в начале 1956 года меня назначили руководителем группы и заполнили, как и положено при вступлении в новую должность, тарификационный листок, где значилось, что мне положен оклад 1900 рублей. Когда листок принесли на подпись Главному конструктору, то он собственноручно, в моем присутствии, зачеркнул предлагавшуюся цифру и поставил 2500 рублей. Я был горд неимоверно…
К этому следует добавить, что внутреннее чувство не подвело Главного конструктора. Борьба за кадры "стоила свеч". Молодой инженер Г.Д. Хорольский быстро вырос в ведущего специалиста конструкторского бюро, и М.К. Янгель не раз назначал его на самые различные высокие и ответственные посты, когда того требовала обстановка.
А вот еще один очень показательный пример, свидетельствующий о том, насколько был целеустремлен и даже изобретателен Главный в проведении кадровой политики и не упускал любой предоставившийся случай и при любых обстоятельствах. Пример, во многом характеризующий одновременно многогранность личности человека, пользовавшегося огромным уважением среди всех, с кем приходилось контактировать.
Приемная заместителя Министра оборонной промышленности по кадрам. Как два беспризорных, сидят молодые специалисты, муж и жена — супруги Козинченко. Получили распределение в Днепропетровск на завод "Почтовый ящик № 186". Одним словом, секретный завод и неведомо, чем придется заниматься. Предложили им должности мастера в механический цех, поскольку у одного в дипломе написано "механик" (а это теоретик-исследователь), а у другого и того лучше — "ядерщик". А жилье даже и не обещали. Пробыв всего день в Днепропетровске, и не оставшись даже ночевать, они сразу же уехали обратно за перераспределением в Министерство.
Наутро, "уставшие как собаки", прямо с вокзала, с кислыми физиономиями сидели они в ожидании дальнейшей судьбы. А в приемной оживленно. В кабинет периодически заходят люди с цветами. Вдруг появляется высокого роста респектабельный мужчина в светло-сером, ладно сидящем костюме, с букетом цветов. Приветливо поздоровавшись с секретарем и присутствующими, сразу прошел в кабинет. Супруги как-то непроизвольно про себя отметили, что новый посетитель своей простой манерой поведения заметно отличался от всех остальных визитеров. Через некоторое время он вышел из кабинета, прошел мимо не обращавшей на себя внимания пары — приемная была большая, а потом будто что-то вспомнив, вернулся, подошел к одиноко скучавшим супругам и вдруг, как старым знакомым, задал неожиданный вопрос:
— А где Ваши цветы? Почему не заходите? Я же понимаю, что Вы пришли поздравить!
В ответ услышал сбивчивое объяснение уставших людей: просители и понятия не имеют о происходящем событии, а проблемы у них далеки от торжественных и совсем земные — не могут найти пристанища для будущей работы.
Поинтересовавшись специальностью, "незнакомец" резюмировал:
— Мне такие люди нужны, а на заводе Вам делать нечего.
С этими словами взял путевки и вернулся снова в кабинет.
Вскоре вышел и, обращаясь к секретарю, сказал:
— Перепечатайте эти направления в мое конструкторское бюро и обязательно отметьте: с предоставлением не комнаты, а квартиры.
Затем все также непринужденно и приветливо попрощавшись, ушел, сказав на прощанье:
— Если будут какие-то затруднения, когда приедете в Днепропетровск, то обращайтесь ко мне.
Молодой специалист в недоумении спросил секретаря:
— А кто это такой?
И услышал в ответ:
— Янгель Михаил Кузьмич — Главный конструктор.
Напечатав путевки, секретарь пошла с ними в кабинет. Однако вскоре возвратилась. Путевки не были подписаны. Отдав их супругам и вручив букет цветов, которых скопилось много в приемной, предложила зайти к заместителю Министра для личной беседы.
В просторном кабинете за большим столом сидела женщина: как оказалось, она принимала поздравления в честь дня рождения. В ответ на приветственные слова "новорожденная" спросила:
— Вы наверное родственники Михаила Кузьмича?
И услышав, что они впервые не только видят, но и слышат о Главном конструкторе, всего лишь и могла произнести:
— Ну, как всегда, Михаил Кузьмич в своем амплуа!
Молодожены поехали в Днепропетровск. Приступили к работе. Их поселили в гостинице. Однажды вечером в холле подходит человек и обращается к молодому специалисту:
— Ты в бильярд играешь?
В это время М.К. Янгель тоже жил в этой гостинице (а это был он), и сразу, узнав инженера, поинтересовался:
— Как работается, как с квартирой?
В ответ услышал лаконичный ответ:
— Никак.
На что последовало предложение:
— Зайди ко мне через неделю.
Однако не прошло и трех дней, как позвонила секретарь Главного конструктора и сообщила инженеру, что есть указание заместителю начальника предприятия выделить супругам трехкомнатную квартиру.
Вскоре молодые специалисты праздновали новоселье.
Совершенно непредсказуемый поворот приобрела первая встреча молодого специалиста Л.М. Шаматульского со своим Главным конструктором.
— В день моего появления в ОКБ, — вспоминает инженер, — Михаила Кузьмича не было и в проектный отдел меня определил его первый заместитель Василий Сергеевич Будник. Через несколько дней вернулся из Москвы Главный и меня вызвали к нему. Я удивился столь высокому вниманию, но потом узнал, что он лично знакомился с молодыми специалистами, прибывшими в ОКБ, особенно, с теми, кто направлялся для работы в проектный отдел.
Войдя в кабинет, не успел еще закрыть за собой дверь, как Михаил Кузьмич встал и, приятно улыбнувшись, жестом руки пригласил сесть в кресло, стоявшее рядом с его столом, а затем сел сам. Сразу бросилась в глаза внешность хозяина кабинета: приятный молодой мужчина с короткой стрижкой, немного выступающими скулами, умными глазами с небольшой грустинкой. Назвав меня по фамилии и имени, он сказал:
— Я знаю, что Василий Сергеевич определил тебя в проектный отдел. Хочу познакомиться лично. Диплом у тебя при себе?
Я вынул из кармана диплом и подал Михаилу Кузьмичу.
— А, казанец! — Как мне показалось радостно отметил он. — Это хорошо. У нас много есть выпускников КАИ и они прекрасно себя зарекомендовали, надеюсь, и ты не подведешь свой авиационный институт.
На что я скромно отреагировал, сказав, что тоже надеюсь.
Затем Михаил Кузьмич внимательно прочитал вкладыш к диплому, где содержались оценки, полученные на экзаменах по изучаемым предметам. На лице его заметил чувство удовлетворения, вызванное, очевидно, тем, что в приложении к диплому фигурировали практически одни "отлично".
Когда же я сообщил, что в отделе определен в проектно-конструкторский сектор, он спросил люблю ли конструкторскую работу и, получив положительный ответ, сказал:
— Это хорошо. Там сейчас самый важный участок работы. Проектный отдел — это мозговой центр ОКБ и перед ним стоят очень большие и важные задачи. Работы будет много. И очень интересной работы!
Затем Михаил Кузьмич поинтересовался темой моего дипломного проекта, задал ряд вопросов по параметрам спроектированного в дипломной работе легкого пикирующего бомбардировщика, из которых я понял, что он очень хорошо разбирается в авиации. Еще бы! Но это стало ясно потом, когда познакомился с его биографией. Узнав, что я женат и есть дочь, спросил как устроился с жильем. Приехал я один, жил в гостинице в комнате с двумя другими такими же молодыми специалистами, а семья осталась в Казани. Он пообещал, что как только семья приедет, нам обязательно предоставят для начала комнату в первом же входящем в строй доме.
Невольно зашел разговор о моей жене. Я сказал, что она окончила тоже Казанский, но только финансово-экономический институт, и в настоящее время работает на авиационном заводе. Хотел ее перевести на завод или в ОКБ по месту моей работы, но в отделе кадров ответили, что это практически неосуществимое дело: разные министерства, непрестижная специальность и, похоже, что ей придется увольняться по собственному желанию. А это потеря непрерывного стажа, да и материально невыгодно, так как переезд тоже стоит денег, которых у нас пока практически нет.
Михаил Кузьмич немного подумал и сказал:
— Да, это дело непростое. Но не безнадежное. Постараюсь тебе в данном вопросе помочь.
И тут же при мне связался по телефону с начальником отдела кадров, назвал мою фамилию и изложил суть вопроса, попросил подготовить необходимые документы и дня через два дать ему на подпись. Заканчивая разговор, пожелал успехов и благополучия в начинающейся трудовой жизни. С тем отпустил меня.
На другой день вызвали в отдел кадров и составили необходимое письмо за подписью Главного. Пожалуй больше всего поразило, что в дальнейшем он не пустил дело на самотек и при встречах неоднократно интересовался — есть ли результаты. Попросил начальника отдела кадров взять этот вопрос под личный контроль, а при необходимости подключать его. В результате через два месяца жена получила перевод в ОКБ и была назначена старшим инженером-экономистом. Выполнено было и обещание в отношении жилья.
Это была моя первая встреча с Михаилом Кузьмичом. Потом их было много: и молодым специалистом и зрелым инженером, и руководителем подразделения и в ранге заместителя председателя профкома конструкторского бюро. Но эта первая запомнилась на всю жизнь…
Это очень знаменательное признание. Именно в нем кроется ключ к разгадке необыкновенного влияния М.К. Янгеля на людей, каждая встреча с которым независимо от повода оставляла яркий след в душе каждого. Именно поэтому в последней части своего высказывания инженер не совсем точен. А именно: у него будет еще не одна встреча с Главным из тех, которые в той или иной степени влияли на его дальнейшую судьбу, а потому и становились приснопамятными. Одна из встреч доставила много хлопот Михаилу Кузьмичу, высветив со всей очевидностью ту непреложную истину, что руководитель организации независимо от ее масштабов должен быть постоянно в курсе личных проблем и порождаемых ими настроений, возникающих у сотрудников коллектива. На сей раз события приняли неожиданно резкий оборот по совершенно случайному поводу. В Красноярске было создано новое конструкторское бюро, которое возглавил выходец из королевской фирмы М.Ф. Решетнев. По решению Министерства, руководству новой организации разрешалось набирать кадры в уже крепко стоящих на ногах КБ. С этой целью в Днепропетровск приехал ее полномочный представитель. Мгновенно разнеслась весть, что желающим переехать в Сибирь твердо обещают ощутимые привилегии: повышение в должности на одну-две ступени, хорошие оклады, дополняемые надбавками за отдаленность, и предоставление в самое ближайшее время отдельных квартир, бесплатный проезд, подъемные.
В.Я. Шаматульская — старший инженер-экономист, движимая любопытством, со своими подружками побывала на приеме у красноярского представителя. Об этом вечером и рассказала мужу. Оказалось, что нужды в специалистах такого профиля нет, а вот личностью самого Л.М. Шаматульского — конструктора проектного отдела представитель очень заинтересовался и предложил убедить его на переезд, обещая все блага. В результате этого "несанкционированного" посещения в отделе кадров появилась фамилия Л.М. Шаматульского и в тот же вечер она легла на стол М.К. Янгеля.
— На следующее утро, — вспоминает инженер, — мне позвонила секретарь Главного и сказала, что Михаил Кузьмич просит зайти к нему.
Мой непосредственный начальник и сослуживцы были очень удивлены этим вызовом. Не меньше их удивлен был и я сам и совершенно не мог себе представить — зачем я понадобился.
Лишь только открыл дверь приемной, как секретарь сказала:
— Заходите, Михаил Кузьмич ждет вас.
Я зашел в кабинет, поздоровался. Сразу почувствовал, что Михаил Кузьмич не в настроении. На мое приветствие он кивнул головой и, взяв со стола какую-то бумажку, прямо спросил:
— Ты был вчера у представителя Решетнева?
Я ответил отрицательно.
— Не лги, — сказал Михаил Кузьмич, — вот бумага из отдела кадров, здесь значится твоя фамилия.
Я еще раз подтвердил, что на приеме не был, но добавил:
— Чисто из любопытства, без согласования со мной там была жена.
Немного подумав, Михаил Кузьмич предложил мне сесть и спросил, что по этому вопросу думаю сам. Я ответил, что никаких мыслей о переезде на работу в Красноярск не было. Но может быть мне об этом стоит подумать, так как много лет прожил в Красноярском крае и до сих пор по ночам снится сибирская тайга. Да к тому же и условия весьма заманчивые.
— Что тебя не устраивает здесь? — спросил Главный.
Я ответил, что работаю четвертый год, а хожу все еще в инженерах, хотя многие мои однокашники в других менее престижных отделах уже стали старшими инженерами и даже начальниками групп. Числюсь на хорошем счету у руководства, ежемесячно выдвигают в передовики производства и… пока ничего большего не обещают.
— Но ведь у тебя такая интересная работа! Где ты найдешь еще такую? — сказал Михаил Кузьмич.
На это я заметил, что семья состоит из четырех человек, а мы живем в одной комнате с соседями. Главный снова стал убеждать меня в необходимости дорожить своей работой, а не ударяться в бега в погоне за материальным благополучием. И тут я немного "завелся":
— Интересная работа — это, конечно, важно и хорошо, но материальное благополучие тоже не последнее дело.
Лицо Михаила Кузьмича стало мрачным. Немного подумав, он спросил меня довольно резко:
— Ну так что? Давать мне согласие на твой перевод?
— Да! — без всякого раздумья ответил я.
— Можешь идти, я позвоню представителю Решетнева. — С тем и отпустил меня Главный.
В обеденный перерыв сбегал в отдел кадров, где находился представитель Красноярска. Напомнил ему, что вчера у него была жена и сказал о своем согласии на перевод, а также о согласовании этого акта с Михаилом Кузьмичом. Представитель как-то странно посмотрел и, к моему изумлению, сказал, что ему действительно звонил Янгель, но в отношении меня дал отрицательный ответ.
На следующий день в начале рабочего дня "пробился" в кабинет Главного, тогда это было довольно-таки просто. Состоялся следующий разговор:
— Михаил Кузьмич, ведь мы же вчера договорились о моем переводе, Вы дали согласие, а в отделе кадров сказали, что возражаете.
— Я передумал. Ты слишком много знаешь наших фирменных секретов и задумок. Поэтому дал отрицательный ответ.
— Но ведь не в США я еду, а буду работать на нашу страну и мои знания пойдут на пользу общему делу.
В таком духе и продолжил настаивать на своем решении. Не дослушав до конца, Михаил Кузьмич взорвался:
— Ну и черт с тобой, уезжай! У меня таких з…цев несколько тысяч! Иди, я позвоню в отдел кадров.
После обеда, к концу рабочего дня связался по телефону с представителем Красноярска, но он сообщил, что Янгель ему не звонил.
На следующее утро до начала рабочего дня опять зашел в отдел кадров, дождался появления представителя Решетнева и тот сказал, что вчера вечером Янгель разговаривал с ним по телефону, но был категоричен и окончательного согласия на перевод не дал.
Больше к Михаилу Кузьмичу не пошел. А через неделю меня ознакомили с приказом о назначении на должность старшего инженера. Еще дней через десять сдавался очередной дом. По этому поводу вызвали в профсоюзный комитет, где происходило распределение жилья, и предложили однокомнатную квартиру в так называемом галерейном доме, отличавшемся от обычного тем, что вход в каждую квартиру был прямо с общей открытой галереи. Мы с женой пошли, посмотрели — все же лучше, чем с соседями и дали свое согласие. Но получая ордер, с удивлением прочитал, что жилье дают совершенно в другом — нормальном доме и не однокомнатную, а двухкомнатную квартиру! Это Главный, утверждая списки на вселение, дал указание.
Как я узнал много лет спустя, вся эта история носила не случайный характер. Михаил Кузьмич вызывал не только моих непосредственных руководителей, но и моих старших коллег по работе, расспрашивал обо мне и на основании полученной информации формировал норму своего поведения. Я думаю, что это очень показательный пример того, как руководитель заботился о своих кадрах, — закончил свой рассказ Л.М. Шаматульский."
— Блестящая идея М.К. Янгеля, полностью осуществленная при формировании молодого коллектива конструкторского бюро, — вспоминает Д.Ф. Дедюшко, выпускница факультета журналистики Минского госуниверситета и в силу семейных обстоятельств (муж получил направление в КБ "Южное"), нашедшая свое призвание в должности редактора отдела научно-технической информации, — заключалась в его стремлении закрепить молодых специалистов в Днепропетровске, не только предоставив интересную и перспективную работу и обеспечив в пределах возможного жильем (поселив на первых порах в общежитие, семейных — в номера уютной заводской гостиницы "Южной", а потом — в комнаты и квартиры строившихся домов завода и конструкторского бюро). Ведь не секрет, что многие прибывшие из вузов Москвы и Ленинграда по истечении срока положенной трехгодичной отработки по назначению, стремились вернуться в престижные столицы. Поэтому Главный трудоустраивал по возможности их жен или мужей, даже если они не были инженерами-ракетчиками. Отдел научно-технической информации, отделы, ведавшие закрытой и общей технической документацией, и другие подразделения, формировались М.К. Янгелем во многом именно за счет жен, прибывших на работу ракетчиков. Он непременно спрашивал у семейных, кто по профессии его жена и трудоустроена ли она. А затем помогал при необходимости…
Подтверждение этой кадровой политики служит история с устройством на работу жены инженера Л.М. Шаматульского, о которой рассказано выше. Так вспомогательные службы молодого конструкторского бюро пополнялись экономистами, переводчицами, редакторами, библиотекарями и другими сотрудниками, без которых невозможна нормальная работа большой организации.
Идею этой "семейственности" всемерно поддерживали органы, охраняющие государственную тайну, потому что дома перед женой не надо было сохранять образ "молчальника", выдумывать о своей работе разные небылицы. А конструкторское бюро превращалось в единый, живущий общим дыханием коллектив.
Такая забота о кадрах благоприятно сказывалась на общих задачах, решавшихся в напряженной творческой работе, и частых длительных командировках на полигоны, где жили одной экспедицией конструкторского бюро. Этому во многом способствовали чисто бытовые условия: проживание в "кабэвских" домах (утром — все на работу, вечером — все с работы, дети в одних детсадах и школах), отдых в ведомственных пансионатах и домах отдыха, праздники во Дворце культуры машиностроителей и другие мероприятия повседневной жизни.
Традиции сохранялись и после смерти М.К. Янгеля, живут они и сейчас. В КБ "Южное" работают не только дети, но и внуки первых ракетчиков.
Преемственность профессии отцов и детей — это важный фактор становления высококвалифицированных специалистов.
Одно из определяющих положений мудрости кадровой политики Главного основывалось на огромной вере в молодое начало. Поэтому он очень любил выдвигать молодежь, предоставляя большие полномочия при решении вопросов. И когда видел — эксперимент удался и с поручениями успешно справляются, а вдобавок еще проявляют инициативу и действуют решительно — был очень доволен, гордился, что его доверие оправдывается. Показательно, что никогда не забывал при этом дать почувствовать свое личное одобрение и расположение:
— Я тебя полностью поддерживаю, действуй!
"И невольно, приходит по ассоциации на ум реакция в такой же ситуации — одного из заместителей Главного, — вспоминает ведущий инженер В.Н. Паппо-Корыстин. — Когда ему все расскажешь и объяснишь, он вдруг неожиданно начнет тебя поучать:
— Слушай, ты что-то много берешь на себя. Действуешь правильно, но тебя заносит. Ты предварительно обязательно советуйся.
И сразу загоняет тебя в шоры, а Кузьмич в подобной ситуации предельно удовлетворен, чувствуется, что он радуется, видя, как мужает молодежь".
Кадровые вопросы были характерны не только для периода становления ОКБ. Много проблем возникало в связи с появлением и развитием новых направлений. В начале шестидесятых годов все больше стали заявлять о себе космическая и твердотопливная тематики. Это привело к созданию в структуре конструкторского бюро новых проектно-конструкторских формирований. Их становление происходило за счет привлечения опытных специалистов из сложившихся подразделений, занятых созданием боевых ракет. В условиях развития многотемности для Главного всегда остро стоял вопрос о необходимости держать в "чистоте" основное направление, имевшее постоянную тенденцию к расширению. В 1967 году в конструкторском бюро возникла сложная ситуация, вызванная с проведением широкомасштабных работ по боевой тематике. Связано это было в первую очередь с набиравшей силу тенденцией развития разделяющихся головных частей и созданием новых стартовых комплексов.
В этот момент Главный конструктор, возглавлявший направление по проектированию малых спутников (КБ-3) В.М. Ковтуненко выходит с предложением о выделении из структуры КБ "Южное" и создании специализированного подразделения по проектированию полезной нагрузки ракетных комплексов. В узко профилированном конструкторском бюро предполагалось сосредоточить все работы по созданию головных частей, спутников, платформ для разделяющихся головных частей и обтекателей для них. То есть всего того, что выводит на заданную орбиту ракета-носитель. В этой задумке было много положительных моментов, связанных как с усилением специализации и концентрации усилий, так и использовании большого опыта сотрудников КБ-3, занимавшихся ранее, до создания этого подразделения, головными частями ракет. Однако предложение встретили в штыки практически все заместители Главного, задействованные на боевую тематику. "У нас людей нет, а они там занимаются чем хотят" — встречали недовольные руководители. И понять эту сторону тоже было можно. В этом случае приходилось отдавать в другое, не подчиненное им подразделение не только важную тематику, но и персонал. В результате развернувшейся борьбы сторонники сохранения существовавшей структуры победили. Возможно, не последнюю роль сыграли и достаточно натянутые отношения М.К. Янгеля с В.М. Ковтуненко. Был подготовлен приказ, по которому для усиления основного направления — боевой тематики из космического КБ переводилось 104 опытных специалиста. В КБ-3 с горечью переживали случившееся. Коллектив сильно ослаблялся, а в стадии разработки находилось много проектов, спутников серии "Космос", "Целина "О", "Целина "Д" и других, заказчиками которых выступали Академия наук СССР и Министерство обороны.
— В последних числах декабря, — вспоминает инженер А.Ф. Барашонков, — раздается телефонный звонок. Секретарь главного сообщает:
— Вас приглашает сейчас к себе Михаил Кузьмич. Вопрос на месте.
Зачем? Вроде бы нет никакой причины? Обращаюсь к В.М. Ковтуненко — он тоже не в курсе дела. Но надо идти. В приемной сразу же предложили пройти в кабинет. Открываю дверь. Михаил Кузьмич сидит за своим столом, у приставного небольшого столика секретарь парткома Г.М. Пиленков. Предложив сесть на свободный стул, Главный обратился ко мне:
— Мы посоветовались и решили назначить тебя начальником отдела головных частей. Как ты на это смотришь?
Совершенно неожиданное предложение, буквально ошарашившее меня. Пока шел из своего корпуса в корпус, где находился кабинет М.К. Янгеля, пытался понять причину вызова. Но такого варианта никак не ожидал. Начальником отдела головных частей работает опытнейший специалист, прошедший школу еще в королевском конструкторском бюро М.Б. Двинин. Это с одной стороны. А с другой. До перевода в космическое подразделение я уже занимался головными частями. Быть причастным к космосу, пусть даже "малому" и поменять его на работу по созданию "кульков", как с оттенком некоторого пренебрежения и назовет вскоре головные части главный конструктор одного из КБ предприятия, мне не хотелось. Но как повести себя в этой ситуации, какие найти причины для отказа? Ведь предлагает сам Михаил Кузьмич! Видя мое замешательство, Главный предлагает подумать, посоветоваться с секретарем парткома, пока он проводит совещание в своей рабочей комнате, и уходит. От Г.М. Пиленкова узнаю, что начальник отдела головных частей возвращается на работу в ЦНИИмаш, поэтому нужен квалифицированный руководитель, имеющий опыт работы по головным частям.
Через некоторое время заходит Михаил Кузьмич, садится за стол, закуривает:
— О чем договорились?
В ответ на просьбу оставить меня на прежнем месте работы реакция Главного была неожиданной. Он быстро встал, подошел к висевшей на стене большой доске и стал рассказывать о перспективах развития головных частей для проектируемых ракетных комплексов. Подробно остановился на создании не только моноблоков, но и разделяющихся головных частей, требующих новых подходов на всех стадиях становления, в том числе отработки конструкций. Свои мысли подкреплял набросками схем будущих вариантов платформ и боевых блоков. Закончив курить, снова ушел на совещание, предложив подумать еще.
Продолжаю беседовать с секретарем парткома и предлагаю вместо себя кандидатуру опытного "головастика", занимавшего более высокую должность, чем я. Не устраивает. Предлагаю другую. Опять не воспринимается. Начинаю соображать, что вопрос уже был окончательно решен заранее. В этом вскоре пришлось убедиться, когда вернулся Михаил Кузьмич после окончания совещания.
Выслушав еще раз мои доводы, подкрепленные конкретными предложениями, Главный, небольшой паузой дав понять, что разговор закончен, сказал:
— Мы хорошо знаем этих людей. Они несомненно опытные специалисты, но остановились на твоей кандидатуре, так как считаем, что именно ты больше всего подходишь в данный момент для решения возникших непростых задач. А потому надо согласиться с нашим предложением.
Убедительность доводов, "мягкая" настойчивость, оказываемое доверие и необыкновенная тактичность, которой сопровождалась эта растянувшаяся беседа не дали возможности сопротивляться дальше. И я согласился.
Так в списке переводимых из КБ-3 специалистов появился 105 человек. Единственное, о чем попросил Михаила Кузьмича в заключение разговора — если появится необходимость, помочь людьми.
А такая необходимость в усилении отдела, который я возглавил, возникла через год. В праздничный день 23 февраля, когда закончилась торжественная часть в отделе, я пошел к Главному. Он был один. Доложил о проделанной за год работе и попросил, в связи с возросшим объемом работ, направить на работу несколько инженеров. На следующий же день раздался звонок по "прямому проводу":
— Подойди в отдел кадров, там тебе выделят 15 человек. Все указания даны.
Поблагодарив Михаила Кузьмича, пошел и отобрал в отдел из числа прибывших по назначению в конструкторское бюро молодых инженеров. Все они впоследствии стали хорошими специалистами.
И невольно приходит на память другой случай из моей инженерной биографии, происшедший через одиннадцать лет, когда опять, уже в третий раз, пришлось менять профиль работы. Вспоминается же этот случай только лишь потому, что в основе его, как в зеркале отразились два описанных выше момента. Но развивались они совсем по другому сценарию.
В это время я работал заместителем начальника технологического комплекса (комплекс 9 ОКБ). Опять неожиданный звонок: вызывают к самому Генеральному. Он в кабинете один. Стою, так как предложения сесть не последовало. Состоявшийся на сей раз разговор скорее походил на получение боевого задания.
— Я решил забрать тебя из комплекса 9 и перевести в конструкторское подразделение КБ-2 на должность начальника отделения, — без всякого вступления начал Генеральный конструктор. Там сейчас сложилось очень тяжелое положение в связи с созданием новых ракетных комплексов. Нужно внедрять новые материалы и технологии, и ты сможешь грамотно использовать свои знания и опыт как в конструировании, так и в области материаловедения. Вопросы есть? Если Вы решили меня "забрать", то какие могут быть вопросы, — только и ответил я.
Так в течение двух-трех минут состоялось решение о моем новом назначении руководителем отделения по головным частям.
Объем работ на новом месте оказался необыкновенно большим. И не только по номенклатуре, но и по сложности проектируемых узлов. Специалистов явно не хватало. Приходилось работать и после окончания рабочего дня и даже в выходные.
Понимая, что так не должно продолжаться, провели анализ нарастания разрабатываемой и выпускаемой чертежно-технической документации за последние пять-семь лет с учетом находившихся в отработке головных частей. Вооружившись обоснованными предложениями, изложенными на бумаге, пригласил в отделение Генерального и сделал соответствующий подробный доклад. Обрисованная обстановка и возникшие трудности встретили полное понимание, но реакции никакой не последовало.
А через некоторое время поступило указание весь подготовленный материал представить в виде графиков и цифр в "карманном" варианте для доклада Министру. По результатам состоявшегося разговора в Москве, ОКБ были выделены дополнительные штаты. Мне же только возвратили подготовленные для доклада материалы. Но отделение не получило ни одного дополнительного человека…
Забота о росте кадров специалистов или подающих надежды руководителей не ограничивалась только рамками конструкторского бюро. В этой политике не было никаких разграничений — был ли это человек собственной организации или подающий надежды представитель смежной организации. А сделав выбор, Михаил Кузьмич действовал смело и решительно, не останавливаясь ни перед какими возникавшими препятствиями. В такой жизненной позиции отчетливо просматривалась масштабность мышления Главного, его государственный подход и гражданский долг человека, имеющего возможность влиять на события.
Показательный в этом отношении пример поведал заместитель Главного конструктора харьковского ОКБ-692 Г.А. Барановский.
"Случилось так, что мне пришлось в 1956 году переехать из Москвы в Харьков на завод им. Шевченко, которому предстояло выпускать радиосистему, входившую в состав системы управления ракеты Р-5М. А так как государственные испытания показали, что радиосистема не укладывалась в заданную точность по дальности, этому же заводу поручили разработать более совершенную систему управления дальностью.
Поскольку все связанные с внедрением радиоуправления доделки самой ракеты были поручены Днепропетровскому заводу № 586, то я, занимая в то время должность главного конструктора завода им. Шевченко, вступил в самый тесный контакт и с ОКБ Михаила Кузьмича и днепропетровским заводом.
Первый визит в эти организации состоялся летом 1956 г. в связи с задержками в изготовлении серийных ракет Р-5М. Двух харьковских главных конструкторов — Гинзбурга и меня, срочно вызвал заместитель министра Руднев, которому заводские руководители указали на нас, как на главных виновников задержек. Этот нехитрый прием в плановой системе тех времен был в большом ходу у головных предприятий разных отраслей техники. На деле все было намного проще, просто в Днепропетровске заводчане малость подзабыли свои обязанности, на что им и было указано московским руководством. Тем не менее для того, чтобы не слишком обижать производственников, Михаил Кузьмич предложил состряпать совместное техническое решение по несущественным отклонениям при монтаже вспомогательных элементов, что очень удовлетворило заводское начальство и сделало необходимые предпосылки для дальнейшей бесконфликтной совместной работы.
А в конце лета, после окончательного решения вопроса о доработке ракетного комплекса Р-5М в части точности стрельбы, в составе организаций-исполнителей я представился Михаилу Кузьмичу как соучастник решения задачи. Надо сказать, что особого интереса к этой работе у заказчиков — военных, не было, так как они сознавали бесперспективность для боевого использования кислородных ракет, но в то же время не возражали против разработки еще одной радиосистемы, действуя по принципу — авось пригодится. Кроме того, и правительство тем самым как бы успокаивали — вот, дескать, работаем. В то же время разрабатываемая в ОКБ-586 ракета Р-12 не нуждалась, по понятиям того времени, в увеличении точности сверх достигнутой на Р-5.
И вот доработка ракетного комплекса вступила в фазу подготовки к летным испытаниям ракеты 8К52, как стал называться радиоуправляемый вариант Р-5М. Янгель пригласил меня на совещание для утверждения программы испытаний и подготовки проекта решения правительственных органов по проведению этих испытаний. Когда рассмотрели все технические, материальные и организационные вопросы, Михаил Кузьмич спросил присутствовавших:
— Кого предложим в председатели Государственной комиссии по испытаниям?
Все выжидательно молчат, и я тоже. Тогда Главный неожиданно обратился персонально ко мне, не предложу ли кого. Но я в то время был еще не настолько опытен, чтобы понять, что от меня то и должно исходить такое предложение. Тем более, что объем работ по подготовке каждого пуска ракеты был неизмеримо больше объема работ радистов, следовательно и всяких неожиданностей у ракетчиков появлялось больше, чем у остальных участников испытаний. Чтобы в этих условиях принимать решения, нужен человек, именно по ракетной технике. Это я и изложил в ответ на вопрос Михаила Кузьмича. Но он возразил, что у него в распоряжении в настоящее время нет свободных специалистов нужного уровня и вдруг предложил сообщить в Москву мою кандидатуру на должность председателя этой комиссии. Я стал возражать, но достаточно слабо. Никак не ожидая такого поворота дел, был буквально ошеломлен. Тогда Янгель заявил, что несмотря на приводимые доводы, не видит все же иного решения. Все присутствовавшие поддержали его, кто словами, кто кивком головы. Я в отчаянии махнул рукой:
— Ладно уж уговорили…
И в этот момент подломилась ножка стула, на котором сидел, и я оказался на полу. Присутствовавшие бросились подымать и со смехом говорили, что не только я, но и стул почувствовал свалившуюся на меня тяжесть ответственности.
В дальнейшем, при утверждении моей кандидатуры в роли Председателя Госкомиссии, Главному пришлось преодолеть определенные трудности, так как обычно на этой должности должен был быть представитель заказчика. Но от своего решения Янгель не отступил.
Испытания радиосистемы проходили тяжело, но в конце концов закончились удачно. Однако она оказалась ненужной на фоне ракеты Р-12, которая была принята на вооружение в том же 1959 году.
И в этой ситуации Михаил Кузьмич без работы нас не оставил. Натерпевшись от всяческих задержек производства опытных ракет в условиях серийного производства и малого выделенного их количества для летной отработки, он поставил задачу перед всеми обеспечить максимальный объем информации о наземных и летных испытаниях каждого опытного образца. Вот почему Янгель и наш коллектив озадачил вопросом построения прецизионной системы траекторных измерений. Он еще в конце пятидесятых годов считал, что ради экономии народных средств надо делать немного опытных ракет, но летные испытания их должны давать максимальный объем необходимой информации."
"Кадры решают все"
Этот популярный в прошлом лозунг, провозглашенный в 1935 году И.В. Сталиным, отражает объективные реалии, определяющие успешную деятельность любого профессионального коллектива.
Примечательно, что в первые годы своего существования конструкторское бюро на две трети состояло из работников, не достигших тридцатилетнего возраста, в основном это были молодые специалисты. А сделать из вчерашних выпускников вузов инженеров высокой квалификации — задача огромной ответственности, тут одними административными мерами не обойтись, нужна повседневная целенаправленная воспитательная политика.
Вопросы расстановки и эффективного использования инженерного корпуса, становление молодых специалистов высококвалифицированными профессионалами в своей области были всегда в центре кадровой политики М.К. Янгеля. Одной из действенных форм стимулирования роста и выдвижения на руководящие должности стали регулярно проводившиеся аттестации, которым Главный придавал огромное значение, лично возглавляя создававшуюся для этих целей аттестационную комиссию. Атмосфера, царившая при определении профессиональной пригодности сотрудников, всегда носила деловой, требовательный, но неизменно доброжелательный характер.
После серии стандартных вопросов членов комиссии очередному аттестуемому, Михаил Кузьмич задает неожиданный вопрос:
— Какие у Вас есть предложения, касающиеся непосредственно работы?
Произошедший далее диалог запоминался присутствующим на всю жизнь, став хорошей школой для будущих руководителей. Аттестуемый А.И. Баулин курировал системы управления, разрабатываемые смежниками, поэтому и попытался нарисовать сложившуюся ситуацию в этой области со своих позиций молодого пытливого инженера:
— Необходимо более детально познакомиться с системами управления непосредственно у разработчиков. В конструкторском бюро нет вообще никакой проектной документации, а на завод, поскольку это не наш профиль, ничего, кроме чертежей, не приходит.
— А своему непосредственному начальнику ставил этот вопрос?
— Да, я говорил.
— Ну и что?
— Руководитель ответил, что сейчас много работы, потом, когда будет посвободнее, к этому вопросу можно вернуться. И до сих пор вопрос решается.
— Почему же не воспользовался правом повторить свою просьбу? Надо быть понастойчивее.
— Да это не в моем характере.
— Ну, знаете, молодой человек. Мой Вам совет: когда идете на работу, характер оставляйте дома.
Эту сентенцию, высказанную на одной из первых аттестаций в конструкторском бюро, Главный в дальнейшем будет неуклонно претворять в жизнь, требуя от подчиненных полной мобилизации на работе. А состоявшаяся беседа Главного с молодым инженером, которому еще предстоит стать ведущим специалистом в своей области, получила неожиданное, чисто янгелевское, продолжение.
По прошествии некоторого времени в конструкторское бюро по спецпочте пришел эскизный проект системы управления, о котором говорил инженер. Оказалось, что Михаил Кузьмич по собственной инициативе, и в этом небольшом акте был весь М.К. Янгель как Главный конструктор, как руководитель организации, добился (поскольку нигде "лишнего" экземпляра не было) через заместителя Председателя Военно-промышленной комиссии Г.Н. Пашкова, чтобы оттуда выслали эскизный проект во временное пользование.
Главный в это время был в командировке и сопроводительное письмо попало к его первому заместителю. Последний, не утруждая себя лишними размышлениями, адресует его начальнику проектного отдела, а тот — своим сотрудникам. В результате эскизный проект не попал к адресату. О долгожданном документе инженер узнает случайно и пишет, как было принято, служебную записку с просьбой разрешить пользоваться присланными материалами. Но строгие блюстители своих привилегий — проектанты отказывают ему в его законном праве. Случайно дошли все эти перипетии до М.К. Янгеля. Он потребовал эскизный проект и, перечеркнув все разрешения, регламентировавшие список допущенных к ознакомлению, наложил резолюцию, согласно которой исключительное право определять, кому следует пользоваться эскизным проектом по системе управления, должен его заместитель по системам управления, которому был подчинен инженер.
В этой связи на память приходит другой случай, описанный доктором технических наук Н.И. Урьевым, относящийся к тому периоду жизни, когда Н.И. Урьев был молодым специалистом, а М.К. Янгель — начальником отдела в ОКБ С.П. Королева.
"Человек этот меня поразил… Он разговаривал со мной, как с равным, как будто и не было между нами такой большой разницы в возрасте и занимаемом положении… От этого человека буквально исходило обаяние. И уж окончательно он меня "добил", когда через два дня появился на складе, где я упаковывал в огромный ящик приборы, за которыми приезжал в командировку. Пришел же он, чтобы проверить, все ли правильно, как обещал, сделано, и не обидели ли меня где-то по дороге".
Эти два эпизода характеризуют не только индивидуальную черту М.К.Янгеля — администратора не оставлять без внимания ни одной возникшей ситуации, независимо от ее уровня, но и то, как он умел находить для этого всего время, являясь руководителем очень высокого ранга.
Аттестацию проходили обязательно все, даже бывшие на хорошем счету ведущие инженеры. В этом отношении деления на ранги не проводилось. Очередной аттестуемый, на сей раз один из перспективных специалистов, молодой начальник проектного отдела Э.М. Кашанов. После формальной процедуры — ознакомления присутствующих с характеристикой, задаются вопросы. Их много, и самые разнообразные. Но больше всего вопросов у председателя. Его интересует буквально все: состояние дел в возглавляемом коллективе, отношение к перспективе развития новых направлений, общественная деятельность, семья, личные интересы, культурный досуг. Экзаменуемый заметно волнуется, но отвечает четко и обстоятельно, не теряя присущего ему юмора.
Процесс подходит к своему логическому концу. Секретарь, несколько опережая события, записывает в ведущийся протокол отработанную стандартную фразу: "Ответы удовлетворительные".
Михаил Кузьмич, увидев это, тактично замечает:
— Ответы хорошие. Так и нужно записать.
В протоколе аттестационной комиссии решение звучит так:
"Должности начальника отдела Э.М. Кашанов соответствует вполне. Может быть рекомендован на выдвижение на более ответственную работу".
Как и в любом деле, при выяснении знаний аттестуемых не обходилось и без курьезных ситуаций. Очередному инженеру-конструктору членом комиссии был задан нестандартный вопрос, за которым последовал диалог, вызвавший оживление у присутствующих:
— Чему равен радиан в градусах?
— Не помню.
— Как же Вы работаете и не знаете таких вещей?
— А у нас в чертежах углы обозначаются в градусах, поэтому радианом не пользуемся. А то, что учили в институте, забыл из-за ненадобности.
Дальше, естественно, инженеру было высказано соответствующее нравоучение, правда, без всяких последствий для аттестуемого, поскольку это был хороший специалист. А следом по конструкторскому бюро пошла гулять новоиспеченная шутка:
"Зачем конструктору радиан, когда он и под градусом чертить может".
Однажды в ходе заседания комиссии М.К. Янгель, взглянув на лежавший перед ним список аттестуемых, попросил секретаря комиссии повременить с приглашением очередного сотрудника — руководителя группы испытателей ракеты.
— Буду предлагать, — неожиданно заявил он, — утвердить следующее решение: — руководитель группы… занимаемой должности не соответствует.
— За что? — спросил один из членов аттестационной комиссии.
— Груб с подчиненными на работе, — услышали присутствующие в ответ.
Началось обсуждение предложения Главного. Руководитель комплекса испытаний, где работал аттестуемый, докладывает, что инженер свое дело знает хорошо, но в поведении с сослуживцами действительно бывает невыдержанным. Мнение председателя профсоюзной организации, всегда стоявшей на стороне интересов трудящихся, — ограничиться предупреждением.
Его поддержал секретарь парткома В.Я. Михайлов:
— Михаил Кузьмич, инженер… бывший фронтовик, а война сильно потрепала людям нервы. Думаю, что это не совсем стандартная ситуация. Поэтому поддерживаю ходатайство профсоюзов. Давайте пока ограничимся предупреждением, а через месяц-другой проверим.
Главный взял невольный "тайм-аут", минуты две молчал, а затем, уступая мнению большинства, проворчал:
— Владимир Яковлевич, под твою личную ответственность. Согласен?
— Согласен, Михаил Кузьмич.
На том и порешили.
— Не подвел нас "именинник", — рассказывал впоследствии бывший секретарь парткома. И хорошо, что дали ему возможность самому побороть любовь к выразительной части русской речи. Молва доносила, что аттестация помогла инженеру навсегда избавиться не только от вредной привычки ругаться, но заодно он перестал еще и курить. Шутники искали следующих, желающих "подлечиться". Не нашли…
Придавая огромное значение вопросам профессиональной подготовки и роста кадров, Михаил Кузьмич считал одним из важнейших рычагов непосредственные контакты с исполнителями не только своего конструкторского бюро, но и смежников, особенно с персоналом испытателей полигона.
"С первых дней испытаний ракетно-космической техники, — вспоминает военный испытатель М.И. Кузнецкий, — было введено обязательное правило: сдавать зачеты на допуск к самостоятельной работе по технике и по мерам безопасности всем, кто участвует в расчете по подготовке и проведению пуска.
Михаил Кузьмич живо интересовался, как проходят эти зачеты. Однажды он пришел в одну из групп вместе с начальником Управления полигона А.С. Матрениным. Естественно, присутствие на зачете человека, который конструировал эту технику, и познавшему ее не по инструкциям, а в процессе создания, немного смутило присутствующих.
И вдруг неожиданно М.К. Янгель обратился к А.С. Матренину:
— Александр Сергеевич, может быть не будем сразу задавать вопросы, а просто поговорим об отношении к ракетной технике?"
Естественно, все обрадовались такому началу зачетов. А Михаил Кузьмич подробно, просто, заинтересованно, а самое главное, откровенно рассказал о сложной и трудной работе испытателей ракетной техники. Предложенная деловая и непосредственная манера разговора подействовала на присутствующих магически. Они успокоились, невидимые мосты уважительности между "испытателями и испытуемыми" были установлены.
— Безусловно, — резюмирует М.И. Кузнецкий, мы и тогда понимали, что Главного волновало и беспокоило то, насколько глубоко знает расчет ракетную технику и работу на ней. Но в не меньшей мере его интересовало и настроение людей? Он хотел убедиться в том, что они верят в успех летно-конструкторских испытаний ракет. Он дал всем нам понять, что новую сложнейшую технику должны отрабатывать не только грамотные испытатели и специалисты, но одновременно и морально подготовленные, преданные своему делу люди. Эта любовь к ракетам и испытаниям, о которой говорил Михаил Кузьмич, явилась для большинства из нас делом всей жизни на космодроме".
Уже с самого начала возникновения конструкторского бюро к его деятельности стали проявлять большой интерес крупнейшие академические научно-исследовательские институты и высшие учебные заведения. Это внимание было сугубо прагматичным, обусловленным поиском новых тем для постановки и решения возникающих задач. Некоторые из них даже перепрофилировали свою деятельность, сконцентрировав ее в основном на задачах, связанных с ракетной техникой.
Проблем же было предостаточно — ведь все фактически приходилось создавать вновь, начиная от теоретических расчетов по баллистике, аэродинамике, прочности, до реализации их в конкретных принципиально новых конструкторских и технологических решениях. Однако уже на этом этапе поиска взаимных контактов науки и инженерии возникли вполне понятные противоречия в подходах к кабинетной деятельности ученого и прикладной деятельности проектанта. Первый выбирал для себя задачу, стараясь соразмерить ее со своими узкопрофессиональными способностями и возможностями в плане экспериментальной реализации. И естественно, он резервировал время для проработки и постановки задачи с последующей попыткой ее решения. Инженеру же ответы на эти вопросы нужно было знать "вчера", в крайнем случае "сегодня". Ибо завтра они уже должны воплощаться в металл.
И еще один характернейший момент. Известно, что в науке отрицательный результат — это тоже результат, свидетельствующий о неправильно выбранных предпосылках или направлении исследований, приводящих к тупиковой ситуации. Ученый может начать все сначала в поисках нового подхода к изучаемой проблеме. Инженер лишен права на такой исход своей деятельности. Для него отрицательный результат — факт несостоявшейся конструкции, его поражение, влекущее за собой самые непредсказуемые последствия для коллектива и в личном плане. Представьте, что вследствие неправильного понимания и представления (не ошибки!) особенностей работы сооружения, оно разрушится. И уже не будет возможности и времени на поиск правильного решения.
Поэтому в процессе проектирования, не ожидая помощи извне, особенно на первых порах, сплошь и рядом приходилось решать вопросы не только на основе уже приобретенного инженерного опыта и интуиции, а засучив рукава браться самостоятельно за аналитические исследования, разработку на их базе методик, проведение сложных экспериментальных исследований. Этому способствовали хорошее понимание сути проблемы и, при наличии мощной производственной базы, большие возможности проведения сложных широкомасштабных экспериментальных исследований.
И результаты не заставили себя ждать — один за другим в конструкторском бюро появляются "технические отчеты", представляющие по сути серьезные научные исследования. Стали оформляться и защищаться первые диссертации на специальных Ученых советах НИИ и вузов. Все это пробудило интерес и вкус к научной деятельности в среде инженерного персонала, явно свидетельствовавшие о росте профессионализма и уровня проводимых разработок. Так жизнь подвела к вопросу подготовки собственных научных кадров, необходимости планировать и совершенствовать научную подготовку непосредственно в стенах конструкторского бюро. На повестку дня встал вопрос о необходимости создания собственной аспирантуры и Ученого совета для защиты диссертаций.
Однако вопрос оказался не таким простым, как могло показаться с первого взгляда. В отличие от НИИ и вузов ОКБ не могло позволить себе организовать очную аспирантуру. И довод предельно прост — речь в данном случае идет о наиболее перспективных и квалифицированных работниках. А какой руководитель согласится отпустить такого специалиста на три года в аспирантский отпуск, когда он каждый день нужен на рабочем месте, план-то с него никто не снимал! Порой и законный отпуск ему предоставляли с превеликим трудом, если и вовсе не предлагали "пока" подождать, а это могло продолжаться и не один год. И в то же время именно такая аспирантура — "не отходя" от своего рабочего места — это почти идеальный случай для выполнения действительно ценных для науки и техники исследований, а не "высосанных из пальца" научных опусов, как часто бывает. В общем вопрос на страницах газеты КБ "Конструктор" дебатировался полгода, пока наконец в канун Нового 1969 года не прозвучало окончательное мнение Главного:
"Я убежден в целесообразности и необходимости создания на нашем предприятии аспирантуры. Но я не за аспирантуру ради получения степени как самоцели, а как метод повышения квалификации. Нам нужна аспирантура для обобщения собственного опыта с элементами научного анализа. При этом темы диссертаций должны соответствовать профилю предприятия, способствовать решению основных производственных вопросов. Наши научные работы должны быть полезным достоянием не только нашего предприятия, но и смежных организаций.
В задачах подготовки научных кадров я категорически против "выравнивания" количества защищаемых диссертаций среди подразделений расчетных, конструкторских, испытательных, в которых степень "легкости" защиты разная. По моему мнению, необходимо способствовать защите диссертаций теми сотрудниками, которые являются кадровыми работниками ОКБ, под руководством которых был решен ряд проблем, которые по уровню знаний находятся на уровне кандидатов или докторов наук. Например, трудно ожидать от человека в 45-50-летнем возрасте, что он освоит и сдаст кандидатский минимум по иностранному языку. Вот я, будучи в свое время в Америке, разговаривал по-английски, однако теперь затратил бы очень много сил для сдачи экзамена. И важным для права на ученую степень в нашей организации является вклад в технический прогресс нашей отрасли, а этого можно ожидать только в избранной полюбившейся профессии, не боюсь сказать — узкой профессии.
Создание Ученого совета является целесообразным. Для того у нас имеется достаточно научных сил. Наш Ученый совет может быть использован для технической пропаганды нового, так как к защите диссертаций можно привлечь широкий круг специалистов данного профиля".
Время показало эффективность принятого решения. Аспирантуру прошли многие сотрудники конструкторского бюро, которые впоследствии стали не только кандидатами, но и докторами наук и представляли свою организацию во многих Ученых советах страны.
В 1959 году в одном из секторов отдела телеметрических измерений возникла сложная ситуация. Резко вырос объем выполняемых работ, численность и квалификация сотрудников. Сформировались перспективные лидеры со своими амбициозными претензиями. Существовавшая структура и методы руководства становились очевидным тормозом при проведении летно-конструкторских испытаний. Все это не могло не сказаться на моральной обстановке в коллективе. Созрела необходимость принципиальных изменений в организации работ. С этой целью было созвано общее собрание коллектива сектора.
"Вот ведь было время, — вспоминает инженер А.Ф. Гришин, — на собрание пришел сам М.К. Янгель.
Собрание было бурным. Обсуждение началось в 17.00 и только в одиннадцатом часу ночи, когда все уже выступили и выдохлись, слово взял Михаил Кузьмич. На протяжении всего собрания он не проронил ни слова, внимательно слушая выступающих. В двух-трех емких фразах, поляризовав все высказывавшиеся мнения, отметив достоинства и недостатки предлагавшихся направлений, Михаил Кузьмич резюмировал:
— Все, что здесь говорилось, может быть сведено к двум концепциям. Одну из них наиболее четко высказал Баранов, другую — Кудин.
Присутствующим особенно запомнилась последняя фраза, в которую М.К. Янгель облек свое решение:
— Я считаю, что сейчас нужно принять первое предложение. Но может я ошибаюсь и это не лучший вариант. Тогда через пару лет вернемся к этому вопросу."
Дальнейшее развитие событий подтвердило правильность принятого решения. Структура оказалась жизненной, созданные подразделения успешно справлялись с поставленными задачами.
"Проблемы, как и беда, обычно ходят парами. Так случилось и в этот раз, — продолжает вспоминать инженер А.Ф. Гришин, исполнявший в то время обязанности начальника отдела. От военных с полигона поступила жалоба на ведущего конструктора Михаила Ивановича Галася, что он не обеспечивает работы, связанные с анализом измерений, проведенных при пусках ракет. В связи с этим я и Иосиф Менделевич Игдалов — начальник отдела динамики полета были немедленно вызваны в кабинет Янгеля.
Главный уже на пороге встретил нас резкими словами и приказал отбыть на полигон к Галасю.
Я еще никогда не видел Михаила Кузьмича в таком раздраженном состоянии, и, казалось, в такой ситуации любые возражения нецелесообразны. Но дело в том, что в ближайшие дни необходимо было согласно приказу по предприятию провести большое сокращение штатов: уволить 10 "живых" человек. Что делать? И я рискнул возразить Главному, что не могу выполнить его приказ отбыть на полигон, так как работу по сокращению не могу перепоручить другому.
Он с удивлением выслушал мое заявление, а затем, вникнув в суть дела, усадил в кресло и начал спокойную беседу о моральной сложности процесса сокращения и в то же время необходимости его как стимулятора поддержания дееспособности коллектива. Разговор закончил некоторыми практическими советами, которыми я не преминул воспользоваться. Его советы мне весьма пригодились: сокращение обошлось без трагедий".
Первый "бунт на корабле"
Куда бы не бросала судьба М.К. Янгеля, в каких бы рангах он не выступал как руководитель, особенно на звездном этапе своей жизни в должности Главного конструктора, все свидетельствует о том, что определяющим началом его административной политики было состояние микроклимата и настроение сотрудников подразделения любого уровня — группы, сектора, отдела. Для "лечения" нездоровой атмосферы, сложившейся в каком-либо коллективе, он готов был в порядке "скорой помощи" на любые кадровые перестановки, даже когда речь шла об опытных, знающих и нужных для дела специалистах. Эту альтернативу в кадровой политике Главный продемонстрировал уже в первые годы, несмотря на то, что еще происходило становление конструкторского бюро и каждый, а тем более ведущий работник буквально был на счету.
Первая нездоровая ситуация сложилась через три года и не где-нибудь, а в мозговом центре — проектно-конструкторском секторе. Руководил им талантливый опытный инженер, один из идеологов первой ракеты Р-12, приехавший в Днепропетровск в команде В.С. Будника. И, как ни странно, его основные положительные качества, как специалиста, оказались тем "камнем с веревкой", который он невольно навесил себе на шею. В общем достоинства начальника сектора, как инженера, инициировали те недостатки как руководителя, которые стали будоражить коллектив.
Дело в том, что на этапе становления проектного подразделения, когда еще фактически происходило его формирование, состав сектора, как зеркало отображал соотношение сил набиравшего силы конструкторского бюро. Руководитель сектора был единственным представителем старшего поколения из тех, кто имел уже солидный опыт работы проектантом. Все остальные — молодежь, закончившая институт три-пять лет назад. А поскольку у руководителя идеи лились как из рога изобилия, то, пользуясь своим положением, он раздавал их направо и налево для дальнейшей проработки и лично контролировал выполнение в чертежах, вносил по ходу дела необходимые коррективы, не пренебрегал и сам работой непосредственно за кульманом.
Молодые специалисты, оказавшись в атмосфере перспективной интересной творческой работы, не прочь были проявить себя и попытаться обосновать рождавшиеся собственные идеи. Но при сложившейся ситуации подобная инициатива не находила поддержки. Так появились недовольные. Вдобавок руководитель иногда увлекался настолько, что предлагал нереальные, а порой просто экзотические решения. Например, он вполне серьезно при разработке проекта ракеты Р-16 предлагал хвостовую часть первой ступени выполнить в виде силового конуса, вершиной которого являлась бы опора на пусковом столе. А от опрокидывания предполагалось крепить ее стяжками в плоскостях стабилизации. В процессе старта, когда тяга двигателя достигала определенной величины, стяжки должны были отстреливаться. Нереальность подобных решений только подливала масла в огонь. Обстановка в секторе стала совершенно неуправляемой. Работа шла, что называется "через пень колоду".
Недовольство стилем работы начальника сектора нарастало по обычному сценарию: пошли разговоры, стали образовываться кучки, в которых таинственно шептались. Была естественно направляющая рука в лице одного, но очень самолюбивого и с большим самомнением, молодого специалиста. В конце концов "бунтари" обратились к своему лидеру — секретарю комитета комсомола ОКБ. В результате было принято решение провести специальное собрание, на которое пришел, понимая серьезность сложившейся ситуации, Главный, а также начальник проектного отдела В.М. Ковтуненко и один из начальников секторов Э.М. Кашанов.
Собрание повел лично сам Михаил Кузьмич и предложил всем желающим выступить по поднятому вопросу. Тон задал лидер "оппозиции", его активно поддержали остальные недовольные. Направленность всех выступлений одна: гнет свою линию, упрям, не прислушивается к мнению других, идеи может высказывать один человек, а другие должны только выполнять их, несмотря на работоспособность и эрудицию, его деятельность как руководителя сектора не сулит перспектив.
Главный внимательно слушал каждого выступавшего, делал какие-то пометки на листке. Лицо его было суровым. Чувствовалось, что очень сильно переживает происходящее и ему очень больно.
— Я не собирался выступать, — вспоминал по прошествии многих лет инженер Л.М. Шаматульский, — тем более, что не очень разделял столь резкие оценки. Но Михаил Кузьмич, обведя всех взглядом, остановился на мне и спросил:
— А ты что думаешь по этому вопросу?
Поднявшись, сказал, что считаю руководителя очень хорошим конструктором, что у него большой опыт работы и мне годится в отцы, что у него многому стоит поучиться, что я и делаю, и поэтому не имею права его судить. Поддавшись общему настроению, все же отметил, что, по моему мнению ему, как начальнику сектора следует быть более внимательным к чужому мнению, чужим идеям, даже если он считает их ошибочными.
Михаил Кузьмич внимательно выслушал, глядя мне прямо в глаза. Лицо его немного смягчилось, стало добрее. Заканчивая собрание, он сказал:
— Мы проанализируем все высказанное Вами, посоветуемся и примем решение…
Ситуация для Главного конструктора была очень сложной. Это даже не просто конфликт по классическому сценарию "отцы и дети". Бунтует будущее конструкторского бюро, пытаясь расшатать его фундамент. Тут есть над чем подумать. И выбор был сделан.
Через некоторое время произошла смена власти: начальником сектора назначили Э.М. Кашанова. Стало ясно, что его пригласили не просто в роли судьи, а уже заранее предусматривался вариант возможного оздоровления обстановки в секторе.
Стиль работы в коллективе кардинально изменился. В противоположность своему предшественнику новый руководитель никогда не навязывал своих идей и вариантов, давая каждому возможность свободы действий. А потом в рабочем порядке представленные проработки выносились на общее обсуждение и по результатам рассмотрения принималось решение.
Не остался без работы и опальный руководитель. Его назначили начальником вновь организованного сектора и поручили разработку перспективной космической тематики, с которой он успешно справился. А прошедшее пошло только на пользу. Административных коллизий с подчиненными больше не возникало. На новом месте он пользовался большим уважением, а для молодежи работа над новой интересной тематикой под руководством опытного инженера стала большой инженерной школой.
День рождения РВСН
В феврале 1953 года Постановлением Совета Министров СССР конструкторскому отделу завода № 586 была поручена разработка эскизного проекта ракеты средней дальности Р-12. Одновременно по указанию Министра вооружения СССР Д.Ф. Устинова заводу № 586 были переданы материалы научно-исследовательской работы, выполненные в НИИ-88.
На определение выбора направления работ большое влияние оказал генерал (в то время полковник) А.Г. Мрыкин, с которым главный конструктор серийного завода часто встречался на полигоне при испытаниях ракет. Военным нужно было оружие, лишенное недостатков ракет С.П. Королева, оружие, над которым бы не висели дамокловым мечом испарявшийся кислород и уязвимая система управления. И ученик принял решение, фактически равносильное вызову своему учителю. Так возникла мысль о создании ракеты на высококипящих компонентах топлива и с автономной системой управления. Именно об этом, по словам самого В.С. Будника, ему "все время твердил А.Г. Мрыкин".
Исходя из конкретно сложившейся ситуации было принято еще одно важное решение: диаметр ракеты был выбран таким, каким он был у всех ракет С.П. Королева — 1652 миллиметра. Проектанты отчетливо понимали, что если увеличить диаметр до нужных размеров, то есть выдержать принятое для такого класса ракет отношение диаметра к длине, характеризующее удлинение ракеты, то это создаст огромные трудности при реализации проекта в производстве, так как для нового диаметра потребуется создание совершенно новой оснастки. В свою очередь удлинение ракеты приводило к увеличению нагрузок, возникающих в полете. Но это уже забота конструкторов и прочнистов. Несмотря на то, что проектная работа по существу не координировалась никакими планами и не подкреплялась материально, к начинанию относились с большим энтузиазмом и самоотдачей. Под руководством опытных специалистов вчерашние студенты, привлеченные для этой работы, делали первые шаги, которые отнюдь не оказались робкими. Кстати, все руководители секторов, возглавлявшие направления в отделе, станут со временем заместителями М.К. Янгеля, а некоторые — даже главными конструкторами.
К началу 1954 года были фактически определены основные проектные параметры и начались предварительные конструкторские прорисовки, а на момент образования ОКБ-586 практически полностью был готов аванпроект новой ракеты. М.К… Янгель не стал навязывать с самого начала какие-либо новые принципиальные решения. Счастливый же выбор Главного руководством страны заключался в том, что он всей своей предшествовавшей деятельностью в НИИ-88 был подготовлен к поддержке начинаний энтузиастов провинциального серийного конструкторского бюро. Это, собственно, были его убеждения. Еще занимая должности директора и главного инженера НИИ-88, Михаил Кузьмич уделял много внимания, принимал участие и всячески поддерживал проведение тех исследований, которые вошли в отчет, переданный в серийное конструкторское бюро днепропетровского завода по приказу Д.Ф. Устинова. Безоговорочно принял М.К. Янгель и предложение создавать первую ракету на основе автономной системы управления. По этому вопросу у него, очевидно, было твердое мнение, сложившееся во время работы в конструкторском бюро С.П. Королева в качестве его заместителя по системам управления. Конечно, на тот период радиорелейные системы управления имели определенные преимущества, так как допускали возможность коррекции траектории для обеспечения точности попадания. Автономные системы управления, уступая по этому показателю, имели заметное преимущество — исключали возможность для противника сбивать ракету с курса с помощью радиопомех. Однако, в том-то и проявилась дальновидность нового Главного, что, сбросив груз сиюминутных преимуществ (принимая одновременно меры для повышения точности за счет различных мероприятий), увидеть большую перспективу автономных систем управления, обусловленную неизбежным прогрессом наметившимся в радиоэлектронике. С подобных позиций необходимо рассматривать и перспективу конструкторского мышления в выборе компонентов топлива. Недостатки и преимущества низко- и высококипящих компонентов топлива надо было рассматривать с позиций будущего, к которому придет развитие ракетной техники. И ни в коем случае нельзя допускать упрощенческого подхода в оценке позиции, занятой С.П. Королевым. Сегодня это уже область истории развития ракетной техники. Впрочем к этому вопросу придется обращаться еще не один раз. Коллектив же увидел в своем новом начальнике единомышленника во взглядах на развитие боевой ракетной техники.
Ознакомившись с состоянием проектных разработок, М.К. Янгель предложил несколько повысить дальность полета и довести ее до 2000 километров, что и было сделано за счет увеличения компонентов топлива, приведшего, правда, к некоторому увеличению длины баков. Были внесены определенные изменения и в компоновку: приборный отсек, в первоначальном варианте находившийся вверху над баком окислителя подальше от вибраций, возникающих при работе двигателя и опасных для приборов, решили все же разместить в районе центра тяжести между баками горючего и окислителя.
К созданию проекта стало привлекаться все больше и больше исполнителей, фронт работ нарастал, как снежный ком. Вспоминая те, ставшие уже далекими, времена, участники создания первой ракеты неизменно отмечают необыкновенно сложные условия, в которых проходило проектирование.
И прежде всего — это информационный голод. Не было так необходимой научной, технической и методической литературы. Сказывалось то, что в Днепропетровске не было не только ни одной организации, причастной к ракетостроению, но и родственной авиационной техники. Практически единственными руководящими материалами оказались так называемые "эрэсы" — расчеты-справки (РС) по ракетам конструкции С.П. Королева, которые изготавливались на заводе. Но и в них содержались довольно простые методики расчета и проектирования. Кроме того, они создавались для конкретных конструкций. И требовалась большая изобретательность, интуиция, чтобы на основе подобных скудных материалов производить расчеты применительно к проектируемой ракете.
Несомненно, отсутствие готовых рецептов и необходимость принимать нужные решения в условиях информационного вакуума, вызванного не в последнюю очередь периферийным расположением конструкторского бюро, явилось большим стимулом для проявления творческой деятельности. Закладываемые в конструкцию решения требовалось подкреплять конкретными обоснованиями. Так стал прививаться вкус к самостоятельным научным исследованиям. В результате в конце 50-х годов при создании принципиально новых ракет многие предложения базировались на собственных серьезных научно-технических разработках, развившихся впоследствии в самостоятельные научные направления и получившие официальное признание в виде научно-технических статей, монографий, опубликованных в престижных изданиях.
На очень низком уровне находился и инструментарий, с помощью которого проводились все расчеты. В те годы и в мыслях ни у кого не было, что могут появиться быстродействующие вычислительные машины, персональные компьютеры. Все баллистические расчеты, связанные с выбором программы полета, расчета активного участка траектории ракеты, движением головной части при входе в плотные слои атмосферы и оценкой возможного рассеивания ее точки падения, проводились на знаменитых "Рейнметаллах", вручную, причем обязательно в "две руки". Так перепроверялись расчеты во избежание возможных проявлений "человеческого фактора" и исключения ошибок. А неутомимые электромеханические труженики при работе, оправдывая возложенное на них доверие, создавали такой шум и грохот, что с успехом могли поспорить в этом отношении с работающими в поле тракторами.
Но ничто не могло уже остановить раскрутившийся проектный маховик. В сжатые сроки выпускается эскизный проект, который был успешно защищен в Москве перед представительной, специально созданной Государственной комиссией. На основе эскизного проекта, а порой и параллельно с проектированием, разрабатывалась чертежно-техническая документация на ракету. И вот наступил, пожалуй, самый сложный момент в судьбе будущего первенца — реализация идей в металле.
Необходимо откровенно отметить, что в самой начальной стадии очень трудно продвигалось изготовление первых узлов в производстве. Конструкторам приходилось порой буквально упрашивать цеховое руководство изготовить ту или иную деталь.
По-человечески заводчан, не проявлявших видимого рвения, особенно при изготовлении опытных конструкций, предназначенных для подтверждения правильности заложенных идей, можно было понять. Что "натворили" новоиспеченные проектанты и какова судьба будущей ракеты, пока неизвестно. В любых обстоятельствах, если даже оправдаются авансы, это журавль в небе. За ракетой пока нет строгого присмотра свыше. А королевские Р-2 и Р-5 — это синицы в руках. Они находятся под жестким контролем Москвы, за них, в конце концов, платят заработную плату и выговоры в приказах не обходят стороной. Да и работать приходится с утра и до ночи, часто без выходных дней.
Но вот, наконец, первые конструкции стали покидать цеховые ворота. Наступил этап экспериментальной отработки. Важнейший из них — испытания на прочность, которые на языке профессионалов называются статическими испытаниями, прошел настолько успешно, что остался почти незамеченным. Проблемы возникают, как правило, тогда, когда появляется необходимость усиления прочности конструкции. Но доработок не потребовалось, все узлы и агрегаты выдержали расчетные нагрузки, которые будут возникать в полете. И, что не менее важно, не было обнаружено, как говорят специалисты, излишних "перестраховочных" запасов прочности, приводящих к перетяжелению ракеты. Это известный узел постоянных противоречий между конструкторами и прочнистами в борьбе за достижение минимального веса проектируемого изделия. Первые всегда стремятся сделать конструкцию "невесомой", а последние — гарантированно "прочной".
Одновременно проводились испытания на функционирование и работоспособность всех систем и агрегатов.
Один из последних этапов отработки ракеты — огневые стендовые испытания, на которых проверяется работа двигателя и всех его систем. Они начались в начале весны 1957 года в городе Загорске Московской области. Вот как эмоционально рассказывает о своих первых шагах в ракетной технике в этот период выпускник 1955 года знаменитого Московского физико-технического института, ставший впоследствии крупным специалистом в области полигонных испытаний ракет, инженер С.А. Матюшенков:
"Впервые пришлось увидеть запуск и работу двигателей на стенде. Правда, было несколько обидно, что испытания проводили специалисты-стендовики. Мы проектировали свою ракету, рабочие нашего завода воплотили ее в металле, а испытывать поручили другим.
Эти чувства я высказал Михаилу Кузьмичу. Мудрый он был человек. Не вдаваясь в подробные объяснения происходившего, он похлопал меня по плечу и успокоил:
— Ну ничего, еще напускаешься.
Он оказался прав: я участвовал в запуске более 120 ракет, разработанных в КБ "Южное".
Стендовые испытания, так же как и все предыдущие этапы отработки, закончились успешно. Никаких доработок не потребовалось. По этому поводу в столовой местной подмосковной гостиницы состоялся "торжественный прием", на котором присутствовали начальник Главка Л.А. Гришин и другие руководящие работники Министерства оборонной промышленности, представители Заказчика и предприятий-смежников, участвовавшие в подготовке и проведении испытаний.
Придавая особое значение прошедшему этапу отработки будущей конструкции и желая подчеркнуть его судьбоносный характер в последующем развитии ракетной техники, Михаил Кузьмич без лишних обиняков произнес бескомпромиссный тост:
— Долой жидкий кислород! Да здравствует азотная кислота!"
Наконец все этапы наземной отработки позади. Прошли они успешно и существенных замечаний не было обнаружено. Это дало возможность создателям конструкции, получив "добро" военных, "открыть" заводские ворота и выпустить состав, в котором находилась ракета Р-12. Маршрут спецпоезда — Днепропетровск — Капустин Яр Сталинградской области. Именно на полигоне Капустин Яр, расположенном в заволжских степях в 60 километрах от знаменитого Сталинграда (ныне Волгоград), стартует первенец конструкторского бюро. На языке специалистов это звучало проще — испытания будут проводиться у "Вознюка", имелась в виду фамилия, ставшего впоследствии знаменитым начальником полигона, генерал-полковника Василия Ивановича Вознюка.
Процесс подготовки ракеты к пуску на полигоне проводился в монтажно-испытательном корпусе, расположенном недалеко от жилого комплекса, где разместились экспедиции конструкторского бюро и смежников. Для проведения проверки функционирования систем утром ее вручную выкатывали на тележке из МИКа, а с заходом солнца таким же способом возвращали назад в ангар, чтобы назавтра снова повторить операцию вывоза.
Уже на этом этапе полигонных испытаний во всю силу развернулись организаторские и человеческие качества Главного, о чем впоследствии с таким восторгом будут писать в своих воспоминаниях военные испытатели. Всем участвовавшим в подготовке ракеты к старту запомнилось на всю жизнь огромное доверие и уважительное отношение, невзирая на должности и возраст, со стороны М.К. Янгеля. Хотя большинство из них были молодыми специалистами, никакой мелочной опеки и так нервирующего контроля за проводимыми работами. Если к Михаилу Кузьмичу обращались за разрешением на определенные действия или советом, как поступить, то обычно слышали в ответ:
— Сделай, как ты говоришь. Я тебе доверяю.
Такой подход только усиливал чувство ответственности при проведении операций, стремление как можно лучше выполнить порученное задание.
Главный конструктор на этом этапе взял все пути управления в собственные руки, замкнув на себя полную персональную ответственность за все операции предстартовой подготовки. Не нужно было проводить согласование тех или иных вопросов с представителями Заказчика, обсуждать отдельные проблемы. Все это было практически решено еще на этапе проектирования и изготовления в стенах конструкторского бюро и цехах завода.
Наконец наступил день, когда ракета покинула стены монтажно-испытательного корпуса и была доставлена на оборудованной для этих целей тележке на стартовую позицию, где и была с помощью специального транспортного установщика водружена на стартовый стол. И вот она предстала перед участниками испытаний во всей своей красоте: белоснежная, несколько удлиненной, по сравнению с ракетами С.П. Королева, формы. Как хорошо заточенный карандаш с небольшой конусностью нижнего отсека, в котором расположен двигатель ракеты, она величественно возвышалась на фоне унылого степного пейзажа.
Стартовая позиция была огорожена колючей проволокой. Существует мнение, что С.П. Королев не выдержал и под предлогом запуска своей геофизической ракеты прилетел из Тюра-Тама, где перед этим состоялись первые два неудачных пуска его межконтинентальной ракеты Р-7, в Капустин Яр. Окинув взглядом авторитетного судьи стоящую на стартовом столе ракету, свое мнение о янгелевском творении сформулировал категорично:
— Это что за карандаш? Он же сломается, не успев взлететь!
А на стартовой позиции, несмотря на столь безапелляционное пророчество, шла напряженная, четкая и, на удивление, спокойная работа. Здесь же постоянно находится Главный. Может быть больше, чем обычно, он сосредоточен, внимательно наблюдает за ходом предстартовой подготовки к пуску. Старается не вмешиваться и не нарушать ритм проводившихся работ. Только тонкий психолог по еле уловимым изменениям интонации речи и некоторой скованности в движениях да вместо мягкого, лучистого почти всегда с хитринкой взгляда, строгого выражения лица может распознать, что творится сейчас в душе М.К. Янгеля. В случае необходимости, дает советы, а когда требуется — принимает оперативные решения. Но против всяких ожиданий ("тьфу" — "тьфу", говорят в таких случаях испытатели и стучат рукой по дереву) все идет без особых замечаний, задержек нет и только отдельные, неизменно присутствующие "шероховатости".
В числе сложных проблем, которые также успешно были преодолены в процессе подготовки пуска, являлась и последняя, такая, казалось бы, рутинная операция, как заправка ракеты необходимыми компонентами. Сегодня трудно представить, но на борту ракеты, кроме окислителя и горючего (соответственно АК-27И — азотная кислота и ТМ-185 — типа керосина), применявшихся и на последующих ракетах, были концентрированная агрессивная перекись водорода, очень ядовитое пусковое горючее ТГ-02, и, в довершение всего, жидкий азот.
Наконец все проверки закончены, и наступил день первого старта первой ракеты нового конструкторского бюро. До сих пор запускали только чужие — королевские серийные ракеты. И старты случались разные — и удачные, и аварийные. На сей раз предчувствие не покидало участников подготовки ракеты: быть празднику. Хотя никто никакой гарантии дать не мог. Все могло быть, все было впервые. Символична была сама дата пуска — 22 июня. В истории прошлого — это день вероломного нападения фашистской Германии на Советский Союз, день начала Великой Отечественной войны. А в тот день, в случае удачи — это понимали все — рождение новой, наиболее совершенной баллистической ракеты среднего радиуса действия явилось бы отрезвляющим, предостерегающим актом западным глашатаям новой мировой войны. А для сотрудников конструкторского бюро — ставка трехлетнего напряженнейшего труда и как знать — может быть судьба новой организации.
22 июня — всегда самый длинный день в году. Старт был назначен на раннее утро. Погода изумительная: яркое взошедшее светило на безоблачном голубом небе и еще сохранившаяся ночная прохлада как бы предвосхищали предстоящий праздник, давая понять, что природе заранее все известно. А в успешном пуске, от которого зависела их судьба, всем присутствующим хотелось быть уверенными. Мысленно на помощь призывали все силы, не забывая при этом самого Бога. Уповая на Всевышнего, многие вынашивали и честолюбивые планы, сверля мысленно дырочки в лацканах своих пиджаков для наград в случае удачного пуска. Ведь согласно существовавшему правилу в Постановлении правительства на проектирование ракеты достаточно четко оговаривались блага для ее создателей в случае успешного завершения работ и принятия ракеты на вооружение.
На старте, между тем, все подчинено установленному режиму. По получасовой готовности всех эвакуировали на положенное расстояние. Всех, кроме Главного. В соответствии с инструкцией он должен занять свое заранее определенное место. Но все доводы руководителей пуска разбиваются о непреклонное желание М.К. Янгеля быть с ракетой в решающий момент на "ты".
"И вот все готово, — вспоминает бывший в то время военным испытателем Д.Г. Михальчук. — Осталось свободным одно место у перископа, где по традиции должен находиться технический руководитель. Я как ответственный за безопасность на площадке, предложил Михаилу Кузьмичу спуститься к перископу, но он и не думал это сделать. Зная, что мне может здорово нагореть, он тихо сказал:
— Считай, Денис Григорьевич, что ты свое дело сделал, а я уж сам за себя отвечу и тебя от неприятностей избавлю. Мне отсюда будет лучше наблюдать.
Пришлось уступить. И вот пуск! Прошли первые десятки томительных секунд. Все шло исключительно хорошо. Мы подбежали к Михаилу Кузьмичу, который радовался успеху. Он, как ребенок, хлопал в ладоши и говорил:
Пошла, родная!"
Совсем по-другому запечатлелась картина первого пуска в памяти бывшего тогда начальником группы конструкторского бюро Н.И. Урьева:
— Примерно в полутора километрах от пусковой площадки находился небольшой черного цвета деревянный домик, в котором размещался измерительный пункт. Во время пуска Михаил Кузьмич в любимом макинтоше серого цвета стоял на невысоком крыльце, взгляд его был устремлен на стоящую на стартовом столе белоснежную ракету. По тому, как он курил одну папиросу за другой, чувствовалось, что Михаил Кузьмич сильно волнуется. И никто не осмеливался к нему подойти…
Кто из них прав? Вряд ли это имеет сегодня какое-то значение применительно к описываемому судьбоносному моменту в истории конструкторского бюро. Важно то, что оба непосредственных участника первого старта увидят в сложнейшей жизненной ситуации мужественную личность, которой свойственны обычные человеческие переживания.
Желание увидеть свершающееся в непосредственной близости было столь велико, что некоторые из работников конструкторского бюро, нарушив все существовавшие правила техники безопасности, не эвакуировались на положенное расстояние, а, выйдя за проволочное заграждение, окружавшее стартовую площадку, залегли прямо на землю. Кстати, такой выбор наблюдательной позиции пользовался популярностью и при последующих пусках у вновь прибывавших "зрителей" на первый в своей жизни пуск ракеты, в проектировании которой они также впервые в жизни принимали непосредственное участие. О том, какое чувство пришлось пережить любителям "острых ощущений", вспоминает один из наблюдавших пуск ракеты Р-12 22 июня 1957 года ведущий инженер М.И. Галась.
"Старт… Ракета пошла. Мы лежали в плоскости стрельбы и потому, когда ракета начала отрабатывать заданный угол тангажа, факел двигателя оказался направленным в нашу сторону. Многие из "любознательных" испугались и бросились бежать. Но мы поняли, что полет проходил нормально. И когда прошло 20–30 секунд, ракета ушла от нас на достаточно большое расстояние, началось истинное ликование. Мы бегали по степи с криками: "Ура! Ура!" Некоторые специалисты от нахлынувшей радости даже ели землю. В общем это был восторг заслуженной победы".
К сожалению, автор воспоминаний не зафиксировал, насколько в этот момент оказалась вкусной наша кормилица-земля. Известно только одно: она не утолила голод испытателей. И по давнему народному обычаю, без всяких митингов и летучек, закончился этот ответственный для молодого КБ день самой приятной заключительной операцией, вершившей удачную работу.
Экспедиция в полном составе выехала на ближайшую небольшую речушку Солянку. Здесь царил уже свой этикет, свой церемониал: жара заставила всех принять пляжное обличье. Независимо от рангов и чинов — от Главного до рядовых исполнителей — все скинули верхние одеяния и просто в трусах, расстелив на земле, за неимением под руками ничего другого, традиционные газеты и разложив на них незатейливую "закусь", а также водрузив непременные бутылки и емкости с соответствующими случаю напитками, весело и непринужденно отпраздновали важный и ответственный этап становления конструкторского бюро, а заодно и "стряхнули" с себя нервное напряжение предшествовавших дней, вызванное подготовкой и пуском ракеты. На импровизированном банкете не было равнодушных. Это был настоящий праздник, где все себя чувствовали непосредственными участниками свершившегося.
А на следующий день с утра — обычная рутинная работа по расшифровке пленок телеметрии, анализ на их основании полета ракеты и по их итогам совещания, доклады на Госкомиссии. Существенных замечаний по первому пуску обнаружено не было.
Вечером состоялся и первый торжественный акт официального признания. В своем домике с ближайшими помощниками Михаил Кузьмич принимал членов Государственной комиссии во главе с ее председателем генерал-лейтенантом А.И. Семеновым, которые поздравили Главного с первым и сразу крупным успехом.
Эффект первого пуска первенца с берегов Днепра для многих оказался ошеломляющим. Еще не утихли разговоры о целесообразности создания нового, параллельного королевскому конструкторского бюро. Скептики и противники еще пытались высказывать сомнение, уповая на фактор времени, которое расставит все по своим местам.
Признанный и единственный на тот период в ракетной технике авторитет С.П. Королев, забыв о своем пророчестве, когда ему доложили об успешном старте Р-12, якобы, как бы между прочим, разделяя увлечение новым направлением, выразил свое отношение сомнением:
— Первый пуск — это еще не пуск.
И это оказалось, очевидно, самым большим заблуждением родоначальника боевой ракетной техники. Скепсису не суждено было сбыться в дальнейшем.
Однако, прозрение наступало. Даже недоброжелатели вынуждены были признать правильность выбранного направления работ и понять, что открываются большие перспективы для развития нового, мощного вида вооружения. И, что не менее важно, Заказчик в лице Министерства обороны и руководство страны поверили в потенциальные возможности коллектива, а значит, появился кредит доверия, нашедший вскоре выражение в принятии новых предложений янгелевского ОКБ. Военные как основные заказчики, почувствовав, что у них открываются широкие возможности для усиления потенциала обороноспособности, стали величать конструкторское бюро не иначе как "солидная фирма". Впоследствии это определение найдет свое законченное выражение в устном творчестве.
Рождение нового коллектива со своим принципиально новым и перспективным направлением состоялось.
О том, какое значение для обороны страны имела ракета Р-12, свидетельствует тот факт, что в 1958–1959 годах к ее серийному производству кроме Днепропетровского завода № 586 были подключены три крупных машиностроительных завода: № 166 в г. Омске, № 172 в г. Перми и № 47 в г. Оренбурге.
Официально ракетный комплекс с ракетой Р-12 был принят на вооружение Решением правительства от 4 марта 1959 года. И, как следствие, Постановлением ЦК КПСС от 17 декабря 1959 года в составе Вооруженных сил СССР были созданы Ракетные войска стратегического назначения. Первым Главнокомандующим Ракетными войсками — заместителем Министра обороны был назначен Главный маршал артиллерии Митрофан Иванович Неделин.
Не заставили себя ждать и высокие правительственные награды. 10 июля 1959 года был подписан закрытый Указ Президиума Верховного Совета СССР, которым за создание ракеты Р-12 большая группа инженеров, рабочих и техников была удостоена высоких государственных наград — орденов и медалей СССР. ОКБ и завод были награждены орденами Ленина. Первыми Героями Социалистического Труда стали Главный конструктор М.К. Янгель, его первый заместитель В.С. Будник и директор завода Л.В. Смирнов.
Несомненно выдающимся достижением homo sapiens в двадцатом веке явилось открытие энергии атома. Однако своевременность дерзкого проникновения в одну из самых великих тайн природы, в историческом аспекте неоднозначна. Не слишком ли поторопился "человек разумный?" Что оно принесло на сегодня: благо или горе, возможность поставить на службу человечеству неиссякаемый источник энергии или постоянную угрозу уничтожения жизни в единственном цветущем оазисе солнечной системы? Ответа на этот вопрос нет.
Однако очевидно, что человечество сделало бы гигантский скачок в своем развитии и становлении своих институтов, если бы нацелило свой умственный и духовный потенциалы в другом направлении — на создание детектора справедливости, который дал бы в руки инструментарий оценки вклада каждого индивидуума в хозяйственное и общественное устройства человеческого сообщества. Компьютер, как автомат, лишенный каких бы то ни было личностных эмоций, объективно и независимо, подсчитав, как говорят сейчас, рейтинговые баллы по всем показателям деятельности конкретного человека — трудовым, морально-этическим и политическим, выдал бы каждому "справку": кто есть кто в табели о рангах. А тогда было бы уже достаточно легко не только "раздать сестрам по серьгам", но и установить полезность каждого субъекта для развития цивилизации на Земле.
Может быть (если не наверняка), это такая же на сегодня утопия, как и коммунизм, но к этому, несомненно, надо стремиться ради торжества справедливости в человеческом обществе.
О том, как высоко был оценен труд всего коллектива за создание принципиально новой ракеты, своим рождением утвердившей альтернативное направление боевой ракетной техники, и какое значение приобрело конструкторское бюро в масштабах страны, свидетельствует тот факт, что вручать награды в Днепропетровск приехал сам глава государства Н.С. Хрущев. Именно после этого посещения ОКБ и завода он пустил в обиход нашумевшую фразу, что "побывав на одном заводе", он увидел, как "там ракеты выходят, как сосиски из автоматов".
В 1960 году создатели ракеты Р-12 были удостоены Ленинской премии. А день 22 июня 1957 года стал также и вторым днем рождения в жизни М.К. Янгеля как Главного конструктора ракет.
Даже самые смелые восторженные оптимисты в тот знаменательный день 22 июня 1957 года не могли и приблизительно представить, какая судьба была уготована первенцу молодого конструкторского бюро.
С момента первого и сразу удачного пуска и до снятия с вооружения прошла целая эпоха — 32 года! А это почти вся история современной ракетной техники. Между тем, когда первые ракеты ставили на боевое дежурство, то курсантов ракетных училищ утверждали во мнении, что к моменту начала их военной карьеры Р-12 будет снята с вооружения и им придется осваивать новые комплексы. Действительно, новые ракеты не заставили себя ждать, сменяя на вахте друг друга по мере их совершенствования. Но ракета Р-12, вопреки всем прогнозам, продолжала нести службу, охраняя мирное небо Родины. И только когда бывшие безусые курсанты, став солидными ветеранами Ракетных войск, уже заканчивали свою военную службу, самая массовая ракета Р-12 средней дальности ушла в историю военной ракетной техники.
"Проводы" долгожительницы Р-12 в историю военной ракетной техники состоялись в июне 1989 года, когда согласно договору между СССР и США о полной ликвидации ракет средней дальности от 8 декабря 1987 года она была снята с вооружения. Ликвидация ракет производилась в присутствии советских и американских инспекторов. По рассказам советских военных специалистов, участвовавших в работах по утилизации, когда в небо ушла первая советская ракета, вторая, американцы зааплодировали. А когда взмыли в небо пятая, десятая… и все своевременно, четко, к тому же точно в цель, аплодисменты они прекратили. Дело в том, что при запусках их ракет сбои начались почти на первых пусках".
Этот показательный эпизод приводит в своей книге "Р-12 Сандалово дерево" писатель Игорь Афанасьев. И там же он свидетельствует:
"Первые советские МБР на базе "семерки" вследствие их малочисленности и ограничений по применению не могли реально конкурировать с американскими ракетами и бомбардировщиками. Другое дело — днепропетровские БРСД: вследствие сравнительной простоты, дешевизны и высокой боеготовности они могли быть быстро и широко развернуты в частях. В соответствии с этими новыми возможностями создавалась новая военная доктрина СССР, основные положения которой были сформулированы 14 января 1960 г. Н.С Хрущевым в речи в Верховном Совете СССР, озаглавленной "Разоружение для прочного мира и дружбы". Центральное место в военной стратегии занимали баллистические ракеты, которые становились решающим фактором воздействия на противника как в европейских, так и в глобальных войнах. В соответствии с этой доктриной строились и возможные сценарии будущих войн, которые теперь должны были начинаться с массированного ядерного удара. Ракетные войска стратегического назначения стали важнейшей частью Вооруженных Сил СССР".
А вот что написано о ракете Р-12 в сборнике "Советское ядерное оружие":
"С развертыванием в 1958 году SS-4 Sandal СССР получил возможность наносить ядерные удары оперативного характера независимо от стратегических сил дальнего действия".
Признанием "заслуг" ракеты Р-12 в оборонной мощи Вооруженных Сил СССР явилось то, что она была установлена у Музея Советской Армии в Москве.
Ракета Р-12 вошла в историю военной ракетной техники не только как долгожительница. Она оставила заметный след в развитии сложных послевоенных международных отношений между Востоком и Западом. Показательно в этом отношении мнение американского специалиста Стивена Дж. Залога, автора книги "Мишень — Америка":
"Для истории "холодной войны" ракета Р-12 надолго останется одним из наиболее выдающихся образцов советской ракетно-космической техники. Она была в центре событий во время Кубинского ракетного кризиса 1962 года — самой опасной конфронтации между Советским Союзом и Соединенными Штатами. Этот кризис служит объектом пристального внимания историков и политических экспертов, пытающихся разобраться в механизме, принятия решений в области обороны, управления кризисами, и в отношениях между сверхдержавами в целом…
Изложение истории ракеты Р-12 является очень важным шагом в углубленном понимании истории "холодной войны". Это дань уважения советским инженерам, которые успешно бросали вызов своим американским коллегам с самого начала "холодной войны".
Как говорят в таких случаях — комментарии излишни.
Напомним, что во время Кубинского (Карибского) кризиса на Кубу было доставлено 36 ракет Р-12 и половина из них была подготовлена к стартовым операциям. С помощью самолета У-2 американская разведка обнаружила три советских полка на Кубе только через месяц после их прибытия. 17 октября 1962 года журнал "Лайф" познакомил своих читателей с картой расположения ракетных комплексов и возможных районов поражения на американской территории. Очевидно впервые за всю историю существования Америки ее жители оказались под угрозой войны на ее территории. Любое неосторожное действие со стороны СССР и США — и катастрофа неизбежна. Мир, как никогда ни до, ни после, оказался на грани ядерной войны. Но, к счастью, победило благоразумие руководителей Великих держав. Н.С Хрущев и Дж. Ф. Кеннеди поняли, что конфронтация должна быть решена мирным путем. В результате прошедших переговоров была достигнута договоренность, что Советский Союз уберет ракеты с Кубы, а Америка — из Турции и Италии.
Ракета Р-12 оказалась богатой не только на самые разнообразные рекорды и связанные с ней начинания. Не обошли ее и истории курьезного плана, которые со временем обрастают легендами. Одна из них, происшедшая при очередном пуске в процессе летно-конструкторских испытаний, когда ракету "учили летать", носила, по свидетельству ее очевидца, "анекдотичный характер и заслуживала мировой известности".
Очередной старт хотя и оказался успешным, но чуть было не стал "праздником со слезами на глазах", так как до трагедии оставался один шаг.
Произошло это в последние минуты перед нажатием на кнопку "Пуск". Уже прошли необходимые команды на эвакуацию, обязывающие всех покинуть стартовую площадку и окружающую ее территорию (а насколько удалось последнее, мы уже знаем из предыдущего повествования), обслуживающий персонал испытателей был вывезен в расположенное невдалеке деревянное строение измерительного комплекса.
Напряжение, как и всегда в последние минуты перед стартом, достигло предела. Воздух, казалось, был наэлектризован ожиданием. Все мысли сконцентрированы в одной точке. Пускающий ракету прильнул к перископу, чтобы взглянуть на белоснежную ракету, горделиво красующуюся в лучах яркого летнего солнца.
— И вдруг! О ужас! — Лоб его мгновенно покрылся испариной.
— Уж не померещилось ли?
Около ракеты, рядом со стартовым столом, выйдя из-за него, в гордом одиночестве, как на необитаемом острове, медленно передвигается молодой человек. Подняв голову вверх, он увлеченно с любопытством разглядывает что-то. Только находчивость, решительные и смелые действия расчета пускающей команды позволили предотвратить трагедию. "Последнего" из оказавшихся на старте вовремя, в полном смысле слова, принудительно эвакуировали.
После удачного пуска, когда все тревоги уже были позади и все обошлось благополучно, обсуждение "на ковре" виновника происшествия происходило в достаточно миролюбивых тонах и может даже с долей снисходительной иронии: чудаки идут по жизни не в ногу со всеми.
Но что же послужило причиной этого необыкновенного "чудачества"?
Все оказалось до предела просто. О чем в свойственной ему непринужденной манере и поведал инженер сослуживцам.
Работал он в подразделении, ведавшем вопросами баллистики и управления, а на полигоне оказался впервые. Поскольку с конструкцией ракеты по роду своей деятельности, как теоретик-расчетчик, практически не был связан, то решил восполнить пробел "в образовании", и, проявив здоровый интерес, стал увлеченно рассматривать устройство газовых рулей и их приводных механизмов с рулевыми машинками. Ведь именно с помощью этих агрегатов реализовывались исполнительные команды для движения по той траектории, в расчете которой инженер участвовал в процессе проектирования. Вдобавок ко всему увидел, что вокруг никого нет (надо сказать, что у него была "проблема" со слухом и он не расслышал команду на эвакуацию) и можно без суеты, воспользовавшись моментом, удовлетворить любопытство.
Вот так, все просто, понятно и страшно по возможным последствиям, которые, к счастью, удалось предотвратить.