Телеметрия. «Прайм-1479»
Атмосферное давление: 105 Кпа
Температура внутри: 21,1°C
Температура снаружи (датчик солнечный): 74°C
Температура снаружи (датчик теневой): -224°C
Курс: 3.2
Пройденное расстояние, км: 154 196 854
Задержка связи (сек): 513
Скорость км\с – 25,3
* * *
Тишина. До нее невозможно дотронуться, в земных условиях ее невозможно достичь. Только в открытом космосе, в вакууме, может существовать всеобъемлющая осязаемая тишина. Сквозь нее корабль «Прайм-1479» беззвучно мчался на огромной скорости, преследуемый смертоносной солнечной лавиной заряженных частиц.
Внутри корабля голоса и звуки растягивались, словно жвачка и медленно погружались в уши, а потом так же медленно эхом ускользали.
В последние двенадцать часов Молчанов с головой ушел в работу. Покровскому он помог расставить баки с водой, доктору Пателу обложить оборудование мешками с грунтом. Они работали, как ни в чем не бывало, словно и не было драки и доктор Пател едва не сломал ему руку заново. Молчанов даже побыл ассистентом Наки – помог ей с расчетами необходимой энергии для поддержания Щита в условиях бури столетия. Все это отняло у него кучу сил, и он изнывал от усталости.
Командир Стивенсон наговаривал в камеру отчет для ЦУПа. Молчанов застал его в тот момент, когда у него пропало словесное озарение. Заметив, Молчанова Стивенсон поставил запись на паузу.
— Сэр, через тридцать минут закрываем дверь в капсулу.
Командир Стивенсон кивнул.
— ЦУП только что передал обновленные данные, — продолжал Молчанов. — Поток рассеивается быстрее, чем они рассчитывали. Опасный порог будет поддерживаться около десяти часов, после начнется быстрый спад.
Стивенсон задумался.
— Это хорошие новости, сэр.
— А мощность?
— Все еще высшая категория.
— Мертвому держать градусник, что минуту, что час – ничего не изменится.
— Капсула выдержит, а оборудование мы хорошо защитили. Получилось даже надежнее, чем планировали. Доктор Пател считает, что наши шансы очень велики.
Командир Стивенсон задумчиво смотрел в камеру. Ему никак не удавалось сформировать мысль. В конце концов он стер записанное видео и прилепил модуль-компьютер к стене.
— Надеюсь, доктор Пател не ошибается, — на лице командира появилась легкая отстраненная улыбка.
Повисла пауза.
— Принято видеосообщение от вашей жены, сэр. Оно в личной папке. Можете просмотреть, когда будем в капсуле.
— Включи сейчас.
Молчанов вывел на экран видеоролик, и собрался оставить командира одного, но Стивенсон взмахом руки приказал остаться.
Жена передавала Стивенсону привет и рассказала об отличной погоде на родительской ферме. Отчим вывесил на доме большой американский флаг и флаг NASA, чтобы каждый кто проезжал мимо, знал, что это дом командира корабля «Прайм-1479». Мама сказала, что ее сын единственный на Земле кому можно было доверить миссию спасти марсиан от смерти. Затем к разговору подключились дочери. Они без энтузиазма рассказали об учебе, но, когда речь зашла о мамином подарке – щенке далматинца, девчонки расцвели от счастья. Собаке дали кличку Стар, от английского слова звезда. Дочери сказали, что соскучились по папе и ждут не дождутся его возвращения. Младшая дочь, семилетняя Эмили не выдержала и расплакалась.
Командир Стивенсон досмотрел ролик до конца, не выразив не единой эмоции.
— Это все, Андрей?
— Сэр, я хочу извиниться за то, что вам снова пришлось выслушивать претензии из-за меня.
— Ты про самый рекордный эфир, который ты прервал без объяснений?
Молчанов виновато кивнул.
— Бальтазар грозится подать многомиллиардный иск и перекрыть финансирование миссии.
— Я попрошу его этого не делать. Он мне друг.
— У такого, как Бальтазар не может быть друзей. Только бизнес-партнеры. Его интересует лишь рейтинг и деньги. А их приносит только исполнение обязательств, взятых тобой. Вспомни контракт.
— Такого со мной больше не повторится.
Теперь Молчанов знал это наверняка. Будто кто-то невидимым ножом отрезал ему все связующие с Землей нити. Отныне он полностью посвятит себя миссии, пойдет на любой риск, и, если потребуется заменит Блопа собственным телом. Накануне он признался Наке, что не хочет возвращаться на Землю.
— Ты прав, этого больше не повторится, — проговорил Стивенсон. — Ты больше не будешь вести эфиры.
— У вас нет власти запретить их. Они вас засудят.
Командир Стивенсон вытянулся и глубоко вздохнул.
— Я больше не позволю отвлекать членов экипажа всякой ерундой.
Стивенсон отлепил со стены подаренный женой диск с рок-записями, поглядел в отражение обратной стороны. Свет играл на его лице всеми цветами радуги.
— Иногда приказы придумывают полные придурки и следовать им означает тоже стать придурком. Потом уже не будет выбора, и назад не повернуть. Ты становишься заложником этого приказа, разделяешь за него ответственность.
Молчанов кивнул.
— Лети в капсулу, я здесь кое-что закончу, — сказал Стивенсон.
— Я пообещал Наке протестировать еще раз нагрузки на реактор. Всего лишь подстраховка. Это займет не больше десяти минут.
— Тогда увидимся в капсуле, — сказал Стивенсон.
— Я так и не поблагодарил вас за то, что тогда вернулись за мной.
— Это моя работа – спасать ваши жизни.
— Тот ранец пробыл за бортом десять лет. Вы не могли знать, что хватит топлива на возвращение. Могли погибнуть вместе со мной.
Стивенсон пожал плечами. На этот раз у него на лице появились искренние эмоции, те, которые обычно появляются у человека, когда он смущен. Командир Стивенсон слишком часто стал похож на неживого робота. Он что-то скрывал, не только от Молчанова, жены и детей, но и себя самого. Это приносило ему физическую боль, изводило его тело, не давало спать. Состояние командира Стивенсона пугало Молчанова, пугало даже сильнее, чем страх перед гибелью в буре столетия. Потому что этот человек стал для Молчанова большим, чем просто командир или друг. Он спас его, и Молчанов хотел спасти его, потому что Скотт Стивенсон сейчас летел в бездну собственного сознания и сам он уже не мог выбраться оттуда.
— Спасибо вам, сэр.
Молчанов протянул ему руку. Стивенсон пожал в ответ.
Как же он слаб.
— Когда закончится буря, мы можем поговорить с вами?
Стивенсон кивнул. Командир понимал, о чем спросил Молчанов. И кивок этот был равноценен хватке утопающего за спасательный круг.
— Увидимся в капсуле, сэр.
— Да.
Молчанов перемещался по кораблю с кислородным баллоном и фонарем. Освещение и вентиляцию полностью отключили. Иногда в теплом островке света мелькали какие-то образы. Молчанов останавливал луч света и выжидал, когда на него выпрыгнет космическое чудище, но этого не происходило. Визуальные галлюцинации в темноте – обычное явление, а тем более, когда человек устал и напуган.
В реакторном Молчанов проверил датчики и показания приборов контроля мощности. Все укладывалось в норму. Перед тем как покинуть модуль Молчанов остановился у иллюминатора. За бортом, как и всегда, пространство заполняла кромешная тьма. Где-то в этой тьме невидимые смертельно опасные солнечные частицы рвались к кораблю и были уже близко.
Они устоят. Точно устоят. В этом не было сомнений. Они слишком много преодолели, чтобы погибнуть в шаге от цели.
Молчанов прибыл в капсулу и встретил там только доктора Патела и Наку. Они расположились на разных сторонах друг от друга. Судя по их лицам, прибытие Молчанова разрядило напряженную обстановку. Нака улыбнулась ему.
— Где остальные? — спросил он.
Покровский хлопнул в ладоши за его спиной.
— Последний патрон в обойме, летописец. Закрывай.
— Не последний. Командира еще нет.
Покровский обернулся за спину и оглядел проход из которого только что прибыл. Молчанов разместился рядом с Накой, она чмокнула его в щеку. Доктор Пател следил за показаниями работы Щита с голографического экрана. Покровский проверил дверной замок, прокрутив его несколько раз.
Время шло. Молчанов переглянулся с Накой.
— Нужно связаться с ним, — сказала она шёпотом, прочитав его мысли.
— Кто-нибудь видел Скотта? — громко спросил доктор Пател.
— Мы разминулись полчаса назад в главном. Он собирался лететь сюда, — сказал Молчанов.
— Частицы уже продавливают Щит. Нужно закрывать дверь.
Молчанов включил передатчик и попытался связаться с командиром. Передатчик молчал.
— Возможно, это из-за помех, — сказала Нака.
— Его личный датчик не определяется, — сказал Покровский.
Молчанов приблизился к нему чтобы убедиться собственными глазами. На карте станции были обозначены четыре точки и все они располагались в капсуле. Пятая, принадлежащая командиру, отсутствовала.
— Он мог выйти из строя, — предположил Покровский. — А радиопередатчик кэп вечно отключает.
— Эти датчики просто так не выходят из строя, — сказала Нака.
Покровский язвительно взглянул на нее. Молчанов вновь обратился к радиопередатчику.
— Командир Стивенсон, сэр. Вызывает Андрей Молчанов. Вы слышите меня?
— Скотт, ответь. Это Ричард, — присоединился к попытке доктор Пател. — Срочно, повторяю срочно, отправляйся в капсулу.
Нака вынула из кармана модуль-компьютер.
— Я могу включить громкую связь, — сказала она.
— Нет, — отрезал вдруг Покровский.
Он указал им на экран рядом с доктором Пателом. Ливень из частиц солнечного ветра вытягивал Щит в смертоносный мыльный пузырь, в узком жерле которого еще теплилась жизнь, их жизнь. Показания радиации внутри Щита росли.
— Придется включить усилители, а это может только главный компьютер. Если он выйдет из строя, нам всем конец.
— Вдруг ему стало плохо? — превозмогая страх перед Покровским, спросила она.
— Уровень радиации уже выше нормы в десять раз, — сказал Пател и с мольбой посмотрел на Покровского.
— Я закрываю дверь, — сказал Покровский.
— Ты ничего не закроешь, — сказал Молчанов, не отводя взгляда от двери. Затем он скомандовал Наке.
— Он сделал бы так же.
— Включай громкую связь, — сказал Молчанов Наке.
Покровский резким взмахом вырвал модуль-компьютер у Наки. Молчанов схватил его руку. Покровский упер локти Молчанову в грудь, просунул между ними колено и оттолкнул.
Молчанов отлетел и смел Наку, как кеглю. В полете он успел ухватить ее и прижать к себе. Они врезались в стену капсулы. Молчанов затормозил спиной, Нака ударилась головой о выступающий вентиляционный короб.
— Прекратите, — сказал доктор Пател. — Этим вы не поможете.
Покровский убрал модуль-компьютер Наки в задний карман. Молчанов осмотрел Наку. Девушка морщилась от боли. На лбу образовалась шишка.
Корабль окатил пронзительный гул металла, как будто невидимый великан сжимал его в гигантских ладонях.
— Возмущения поля, — произнес Пател, задрав голову в потолок.
Покровский потянул на себя тугую дверь. Молчанов оттолкнулся двумя ногами и врезался в Покровского. Они оба вылетели из капсулы.
— Андрей! — закричала Нака.
Молчанова отнесло дальше от двери. Покровский же зацепился за поручень и быстрым движением заскочил обратно в капсулу. Взгляды Покровского и Молчанова соединились. Молчанов покачал отрицательно головой и перевел взгляд в проход. Покровский фыркнул и закрыл дверь. Истерический крик Наки потух вместе с последним поворотом замка.
Станция продолжала гудеть жуткими импульсами, словно гигантское живое сердце. Пространство вокруг искривлялось, как под взглядом лупы, затем возвращалось в первозданный вид. Возможно это происходит только в голове Молчанова. А если нет? Если Щит падет и поток обрушится с полной силой, ДНК в клетках Молчанова превратится в решето. Он мгновенно поджарится изнутри.
Молчанов вернулся в главный модуль, где последний раз виделся с командиром. Осветил пространство фонарем. Модуль-компьютер командира висел на стене, как и диск с записями.
— Командир Стивенсон! — крикнул он. — Вы слышите меня? Командир Стивенсон! Я здесь!
Никого. Молчанов обследовал прилегающий грузовой модуль с резервным оборудованием. Пусто. Проверил купол, лабораторию доктора Патела, жилой модуль, осмотрел личные каюты. В реакторном Стивенсона также не оказалось.
Не мог же он просто исчезнуть!
В шлюзовой камере не хватало одного скафандра. Скафандра Стивенсона…
Молчанов выглянул в иллюминатор. Командир Стивенсон летал за бортом, привязанный тросом к кораблю. Молчанов нырнул в скафандр и настроил передатчик на частоту скафандра Стивенсона.
— Командир, сэр, вы слышите меня?! Командир Стивенсон, ответьте!
Стивенсон не отвечал. Датчики жизнеобеспечения его скафандра не работали. Молчанов переключил частоту на капсулу.
— Я нашел командира. Повторяю, нашел командира. Он за бортом. Меня слышно?
Помехи глушили связь.
— Я выхожу за ним. Повторяю, выхожу в открытый космос.
Молчанов задраил шлюзовой люк. Компьютер показывал критическое повышение радиации за бортом корабля.
Перед тем как отрыть внешний люк Молчанов взглянул на реактивный ускоритель, с помощью которого Стивенсон спас его. Топливо было на нуле. Как бы он сейчас пригодился ему.
Молчанов выдохнул и открыл внешний люк. Выбравшись из шлюза, он быстрыми перехватами добрался до поручня где был закреплен карабин Стивенсона. Как-то странно мигали звезды. Молчанов прищурился. То были не звезды вовсе. Заряженные частицы бомбардировали Щит и, замедляясь, подсвечивались. Словно миллиарды лампочек новогодней гирлянды, они сверкали сине-белым цветом.
Молчанов ухватил трос и, перебирая руками, притянул к себе командира. Стивенсон не подавал признаков жизни: глаза закрыты, лицо в крови. Молчанов двинулся обратно к шлюзу.
Вспышки становились все ближе – магнитное поле Щита растягивалось, но все еще сдерживало поток.
До шлюза всего несколько метров. Молчанов в очередной раз переставил руку, но она не сцепила поручень. Он сделал еще попытку, рука опять не послушалась. Закружилась голова, в глазах стало темнеть. Должно быть из-за магнитного возмущения нейроны его мозга, как и ионы металлов в крови начинали усиленно колебаться. Его тело, каждая мышца дрожали будто под высоким напряжением. Он приказывал рукам шевелиться, сжимать поручень и тянуть себя и командира Стивенсона к шлюзу, но в ответ руки делали наоборот – отталкивались от поручня.
Он отцепился и вместе с командиром их относило от корабля. Молчанов пытался ухватить трос, руки промахивались. Изображение с сетчатки глаза то пропадало, то появлялось, и Молчанов понимал, что скоро наступит момент, когда изображение не появится вовсе. Он ослепнет и тогда они погибнут оба. Если командир Стивенсон вообще еще жив…
Молчанов мог бы отпустить его и тогда шансы на выживание удвоятся. Если он это сделает, то до конца жизни не сможет простить себя. Отныне он и командир Стивенсон одно целое и, если суждено погибнуть, они погибнут вместе. Все или ничего.
Молчанов вопил и кричал, звал на помощь невидимый космос, но в реальности из его глотки вылетал только беззвучный горячий воздух.
Когда трос натянулся произошел резкий толчок. Стивенсон отцепился от Молчанова и теперь неконтролируемо вращаясь полетел по направлению сверкающей стены частиц. Молчанов ухватил трос командира за край и попытался тянуть на себя. Не хватало сил, казалось, он тянул на себя бетонную плиту.
Сознание покидало и вновь возвращалось. Мысли в голове перемешались. Молчанов вдруг запамятовал, как вообще оказался здесь. Вот-вот его должны подхватить водолазы и помочь выбраться из тренировочного бассейна. Ему дадут горячий кофе и позволят перевести дух. Но недолго, нужно продолжать тренировки, ведь его выбрали для великой миссии.
И он не подведет. Не оплошает.
Стивенсон летел к нему, они столкнулись, обоих завертело, словно большой ком снега, мчащийся с горы. Молчанов наощупь пристегнул болтающийся карабин командира и прижал его к себе. Глаза уже почти ничего не видели, только бесконечные вспышки, словно праздничный салют.
Сквозь пелену проглядывались мутные очертания корабля. Молчанов взмахивал руками наугад. Потом вдруг вспомнил, что у него электрическая лебедка. Нащупав кнопку, он надавил. Лебедка заработала на полную мощность, понеся их обоих к кораблю. Удар о поверхность был такой силы, что у Молчанова чуть не сломалась шея. Наощупь, он успел ухватиться за поручень. Из последних сил он затянул Стивенсона в шлюз и забрался следом сам.
Выбравшись из скафандра, он вытащил Стивенсона. Нитевидный пульс прощупывался. Командир был еще жив.
Корабль дрожал и грохотал. Все вокруг растягивалось и сжималось, словно сделанное из пластилина.
Молчанов натянул командиру на лицо кислородную маску дрожащими руками.
— М-мне нужна п-помощь, — промямлил в рацию Молчанов.
Он полетел к капсуле. По дороге Молчанова несколько раз стошнило кровавой жижей. Внутренние органы словно выворачивало наизнанку. А потом в его глазах окончательно потемнело.
Поток раскаленной плазмы пробил Щит и всей своей мощью обрушился на корабль.
* * *
В голове Молчанова мелькали образы из прошлого. Он впервые в лаборатории отца. Степан Молчанов не хотел брать сына с собой, но маленький Андрей настоял. Он хочет настоящим биологом, а как может биолог работать без лаборатории?
Андрей никогда не видел столько белых мышек в одном месте. Они терли себе носики, сгорбившись в уголке широкого вольера, бегали по построенным для них лабиринтам. И… принимали лекарства. А потом умирали. Но прежде у них появлялись опухоли размером с их маленькую головку, выкатывались глаза, они тряслись в агонии, лишались шерсти и истекали кровью от язв. А потом отец приносил других мышек, здоровых, совсем еще крохотных с пуховой шерстью и мучения начинались заново.
Его папа, благородный и справедливый человек превратился в глазах Андрея в жестокого убийцу. Андрей не мог этого вынести. Когда отец отвлекся он снял крышку с вольера и перевернул его набок. Миски с едой и водой посыпались на пол. Мышки побежали по столу, потом вниз по ножкам и затем по полу. Отец и его коллеги бросились их ловить.
Позже всех мышек отловили и заново поместили в вольер. Их ждала смерть.
— Ты убиваешь их, — облитый слезами говорил Андрей.
— Да, я убиваю их каждый день. Я делаю это, чтобы спасать жизнь людям.
— Они не виноваты, — процедил Андрей.
— Другого способа нет.
— Я ненавижу тебя.
— Ты имеешь на это право.
— Ты и дедушку убил.
— Дедушка попал в аварию…
— Если бы ты не ругался с ним, он бы жил рядом с нами.
— Ты плохо его знаешь.
— Нет. Это ты плохо его знаешь. Ты не хотел его знать.
— Я любил его.
— Врешь, — рыдал Андрей. — Ты не любил.
— Когда-нибудь я расскажу тебе нашу историю. Пока ты не готов.
Отец погладил Андрея по взъерошенным волосам. Андрей отскочил.
— Лучше бы умер ты, чем он.
Андрей так и не узнал историю взаимоотношений отца с дедом. Отец умер через несколько месяцев. Его, взрослого и здорового мужчину, поразил инсульт.
Звуки, мелодия, песня. Голос Наки…
— Андрей-сан, ты слышишь?
Молчанов моргнул глазом. Нака обняла его и расплакалась.
— Ёкатта! Андрей-сан, я думала потеряла тебя.
Горло першило, хотелось кашлять. Руки и ноги не шевелились. Молчанов понял, что пристегнут к столу, на котором еще недавно лежала Нака.
Девушка гладила его по голове и причитала на японском и английском.
— Я знала, ты сильный. Я пела тебе песни, как ты мне, помнишь? Они помогли тебе.
— Что случилось? — спросил он.
Голос его был совсем охрипшим, неузнаваемым.
— Мы вовремя тебя вытащили. Ты живой. Я так счастлива.
— Командир Стивенсон! Где он?
Нака закусила губу, ее взгляд потупился. Молчанов схватил ее за плечи.
— Что с ним?!
Она поежилась в его руках. Ей было больно.
— Он слишком долго провел за бортом, — она снова разревелась. — Мы не смогли.
— Мне нужно его увидеть, — Молчанов сорвал с себя ремни.
— Тебе нужно отдыхать, — взмолилась Нака.
Молчанов вспорхнул со стола. В глазах все еще мелькали отголоски сверкающих звездочек. Мысли, еще мгновение назад расколотые, сложились в одну четкую осязаемую точку.
— Командир, — она запнулась. — Иван, запретил к нему приближаться.
— Где его тело?!
— Оно радиоактивно.
— Где?! — заорал Молчанов, приблизившись к ней вплотную.
Нака слепила глаза от ужаса. Молчанова выворачивало наизнанку от ненависти и злобы. На какой-то миг ему захотелось ударить ее.
— Его нельзя было оставлять, — дрожащим голосом проговорила она.
Молчанов рванул по направлению к шлюзовому модулю. Голова все еще кружилась, его тошнило и будь у него в желудке хоть что-нибудь, оно бы оказалось снаружи.
Доктор Пател находился у терминала шлюзовой камеры. Звуковой сигнал предупредил об открытии внешнего люка. Увидев мчащегося Молчанова, доктор Пател показал руками крестом.
— Нельзя! Черт бы тебя побрал! — заорал Пател, когда Молчанов потянулся к терминалу.
Они сцепились. Ослабленный Молчанов не смог оказать сопротивления и был прижат доктором к стене.
Наружный шлюз открылся. Тело Скотта Стивенсона, завернутое в белую ткань, поплыло в темноту, словно по волнам невидимого океана.
Молчанов заплакал. Доктор Пател ослабил хватку и обнял его.
— Все кончено.
Молчанов оттолкнул его.
— Ничего не кончено!
Доктор Пател смотрел на него в полной растерянности. Молчанов направился в главный модуль. По дороге он оторвал ручку одного из поручней.
Покровский находился внутри. Не говоря ни слова, Молчанов двигался к новому командиру с занесенной стальной дубинкой от плеча. Когда он приблизился, Покровский вытащил командирский пистолет и навел на Молчанова.
— Брось, — скомандовал Покровский.
— Я знаю, это сделал ты! Ублюдок! — заорал Молчанов.
— Успокойся и остынь. Это приказ.
От напряжения у Молчанова сочилась кровь из порезов на лице. Должно быть он поранился, когда в темноте добирался до капсулы.
— Клянусь я не оставлю это так. Я все расскажу. Убийца!
Покровский выглядел твердым, как скала. Невыносимая уверенность сочилась из него и подогревала ненависть Молчанова.
— Я здесь ни при чем. Опусти это.
— Ты уже убивал. Десять лет назад, командир Джон Тест. Чем он не угодил тебе? А Скотт?
— Скотт Стивенсон покончил с собой, придурок ты несчастный, — сказал Покровский.
— Меня ты больше не обманешь.
Молчанов приблизился к нему. Представил, как бьет Покровского по лицу, кровь фонтаном брызг вылетает из распотрошенной раны вместе с осколками зубов. Молчанов жаждал увидеть эту картину.
— Я отдаю тебе прямой приказ, положи это, иначе застрелю, — с холодной стойкостью сказал Покровский.
— Давай, — кивнул Молчанов. — Посмотрим, как ты и это объяснишь.
Покровский на этот раз дернулся, кадык его зашевелился.
— Проверь перемещения.
— Думаешь, я опять куплюсь на мухлеж с датчиком? — Молчанов яростно усмехнулся.
— На этот раз это правда.
Молчанов швырнул дубинку в Покровского. Тот успел выставить руку и заслонить лицо. Дубинка угодила ему в предплечье с глухим толстым звоном.
Покровский рыкнул и сжал челюсти от боли. Молчанов выжидал. Покровский приставил дуло ко лбу Молчанова и надавил. Молчанов не двигался, смотрел Покровскому прямо в глаза.
— Он никогда бы не покончил с собой, — сказал Молчанов.
Покровский молча отдалился, снял со стены модуль-компьютер Стивенсона и бросил Молчанову. Молчанов открыл последнее сообщение, записанное сразу после того, как Стивенсон и Молчанов расстались.
На видео Стивенсон обращался к жене. Он просил прощения за то, что собирался сделать.
«…если я не сделаю этого, то не смогу дальше жить. Надеюсь ты когда-нибудь поймешь. Люблю тебя и девочек».
— Он изменил курс посадочного челнока. Отклонение триста километров от точки посадки. Вот, взгляни сам.
Молчанов поднял уставший взгляд на экран.
— Это бессмысленно.
— Он спятил и хотел убить всех вас.
В модуль одновременно влетели Нака и доктор Пател. Они с ужасом посмотрели на пистолет в руке Покровского. Тот убрал его за спину. Нака бросилась к Молчанову и обняла его. Молчанов вырвался из ее рук и улетел.
— Приведи его в порядок, — сказал ей Покровский. — Вы мне скоро понадобитесь.
* * *
Спустя час экипаж снова собрался в главном модуле. Покровский гладко побрился и сменил спортивный костюм на более подходящую для командира спецодежду. По привычке все, включая Покровского, расположились вокруг того места, где обычно располагался Скотт Стивенсон. Неловкая пауза продолжалась всего несколько секунд, после чего Покровский вылетел из полукруга и занял место командира, обведя взглядом всех присутствующих. Он будто сканировал их мысли, пытался понять доверяют ли они ему. На Молчанове его взгляд остановился дольше чем на других.
— У нас еще будет время скорбеть по Скотту.
Молчанов неконтролируемо промычал.
— Буря миновала, мы выжили. Когда отключился Щит большая часть электроцепей выгорела.
Покровский прервался, закусил губу, затем продолжил:
— На долгое время обесточился реакторный модуль. Я проверил показания датчиков трижды. Семьдесят процентов топлива потеряно.
Ричард Пател опустил голову. Покровский вывел на голографический экран схему.
— Топлива достаточно для разового включения двигателя чтобы скорректировать курс. Через шесть дней мы должны выйти на орбиту, а значит нужно разгонять реактор сейчас, иначе Марс расплющит нас. На обратный путь топлива у нас нет.
Покровский покосился на Наку взглядом, излучающим одновременно ненависть бортинженера Покровского и вынужденную сдержанность командира, обязанного мыслить трезво, не поддаваться эмоциям и находить решение даже в безвыходных ситуациях. Эти две личности все еще боролись внутри Покровского и о победе одной из них говорить было рано. Именно Нака Миура предложила идею гравитационного захвата против которой Покровский выступал. Он винил девушку во всем случившемся с кораблем.
Нака не выдержала напора его обвиняющего взгляда и отвернулась. Покровский обратился к сообщению от ЦУПа и зачитал.
— Они приняли решение. Все члены экипажа высаживаются на планету. Никто не остается на корабле. ЦУП анонсирует разработку беспилотного грузовика, который доставит нам топливо для реактора. Когда это произойдет экипаж вернется на корабль, запустит реактор и вернется домой.
Покровский замолчал, дав время каждому переварить услышанное.
— А что гласит неофициальная версия? — спросил Молчанов.
Он мельком взглянул на Марс, который только что появился в иллюминаторе. Ответ пришел к нему до того, как заговорил Покровский:
— Мы останемся там навсегда.
Наступила тишина.
— Марс вышел на стадию удаления от Земли, — заговорил доктор Пател. — Стартовать раньше, чем через восемнадцать месяцев они не смогут. Грузовик будет здесь через двадцать четыре. К тому времени закончатся запасы еды.
— Послушайте все меня, — сказал Покровский. — Каждый из нас профессионал. Мы знали на что подписывались. Это текст для пресс-релиза, чтобы успокоить общественность. В ЦУПе лучше нас понимают, что хоронят нас. Поэтому я призываю каждого вести себя профессионально, не подавать вида и не впадать в панику. Никто не должен узнать, что мы не верим в спасательную миссию.
— У меня не будет с этим проблем, — сказал Молчанов.
Нака покосилась на него, едва сдерживая слезы.
— Я ученый и всю жизнь был скептиком, — заговорил доктор Пател. — Я не верил, что мы сможем зайти так далеко. Но мы здесь, мы смогли, благодаря удачам и неудачам. В этом заслуга каждого. То, что мы сделали уже, стоит большего, чем наши жизни.
Больше никто не решился заговорить.
* * *
Молчанов обработал порезы на лице, ограничившись вольными мазками зеленкой. Нака навестила его вечером, когда жилой модуль был еще пустынным.
— Как ты? — спросила она.
Он многозначительно кивнул, ответив сразу еще на десяток подобных вопросов, которые она хотела задать.
Нака нагнулась и поцеловала его в щеку. Молчанов рассматривал фотографию семьи Стивенсон, которую командир хранил в своей каюте.
— Что сейчас они чувствуют? — спросил он пустоту.
Нака взглянула на фотографию и из нее вырвался прерывистый жалостливый стон.
— Не понимаю, зачем он это сделал? — произнес Молчанов.
Нака погладила его плечо.
— Ты сделал все, что мог.
— Он спас меня, а я не смог. Если бы я полетел раньше. Хотя бы на десять минут.
— Я прочла твое заключение. Прости, я не должна была, — она опустила виноватый взгляд. — Он был в сильной депрессии. Ты помогал. Но ты не бог. Нельзя спасти человека, если он не хочет жить.
Нака приблизилась к иллюминатору и взглянула на ярко-красное пятно, сверкающее бельмом посреди моря холодного мрака.
— Все это моя вина. Если бы командир тогда послушал Ивана, и мы сменили курс…
Она не договорила, ее голос сорвался, и она заплакала.
— Это было решение командира Стивенсона. Не твое.
— Но я настояла. И я принимаю эту вину, — она приблизилась к нему в ожидании, что он обнимет ее. — Лучше бы я умерла тогда. Не сейчас, не с любовью в сердце.
Она обняла его сама, как-то совсем по-детски.
— Я так боялась, что не смогу снова прикоснуться к тебе.
Она целовала его шею, а он смотрел на счастливые лица дочерей Скотта Стивенсона, обнимающих папу с обеих сторон.
— Когда будут результаты анализов?
Он кивнул.
— Уже? Почему ты не говоришь мне? Я же с ума схожу.
— Доза облучения чуть выше нормы. Жить буду долго.
Она крепче обняла его.
— Я так рада. Ты точно уверен?
Он кивнул.
— Видела бы ты физиономию Омара Дюпре. Его мир рухнул.
— Ты же был там не меньше десяти минут. В самом центре…
— Мне повезло.
— Нет. Мне повезло.
Молчанов смотрел на Наку и понимал, что ничего не чувствует к ней кроме жалости. Ему вдруг на миг показалось, что он понимает причину ненависти к ней других членов экипажа.
Они еще долго разговаривали.
— Два года в полной изоляции. Наружу только в скафандрах. Полная имитация марсианского полета.
— Доктор Пател хотел подготовить вас.
— Мы были подопытными кроликами. Как-то раз Ричард решил проверить, как экипаж будет вести себя в случае поломки ровера. Ричард установил на скафандры дистанционную блокировку, чтобы никто не смог снять их раньше, чем он позволит. В тестовой группе был Чарли Хэнлон и еще двое, Грэг и Мари. Они были любовниками. Все знали об этом, думаю и Ричард тоже. Он специально выбрал их. Группу забросили на десять километров вглубь пустыни. Несколько дней они пытались отремонтировать ровер и наладить связь. У них ничего не получалось, и, конечно, не могло получиться. Они не догадывались, что настоящий эксперимент Ричарда только начинается. Они не могли снять скафандры. Умоляли Ричарда открыть замки. Грэг сошел с ума. Избил Мари и отобрал у нее баллон. Чарли пытался помешать. Они подрались. Ричард все это время не давал открыть замки. Мари была мертва три минуты. Ее чудом спасли.
Молчанов читал об этом эксперименте в книге доктора Патела
…эксперимент показал, что индивид, оказавшийся на грани жизни и смерти с большей долей вероятности не способен мыслить дальновидно. Запускается инстинкт самосохранения, после чего функционирование человеческой кооперации в группе становится невозможным. Ни один член экипажа не готов пожертвовать собой для спасения другого
— Его выводы неверны, — сказал Молчанов. — В истории много примеров, когда люди сознательно шли на смерть ради других.
— Ричард верит только своим результатам.
Нака прикрыла глаза.
— Официально эксперимент «Террос» признан успешным, но мы все знали, что это провал. Отношения в экипаже к концу стали невыносимыми. Мы ненавидели друг друга. На камеру улыбались, говорили, что готовы к настоящему полету. Никто бы не полетел. Я соврала, я не была готова остаться на Марсе навсегда. Не готова и сейчас. Я хочу вернуться на Землю. С тобой. Я люблю тебя.
Она попыталась поцеловать его, но Молчанов отвернул голову.
— Я понимаю. Ты очень устал. Столько всего произошло. Отдыхай, завтра трудный день.
Она оставила его одного. Эту ночь он не сомкнул глаз.
* * *
…Я не знаю прочтешь ли ты. Я скоро умру. Возможно, мне осталось несколько месяцев. Доза облучения слишком высокая. Лечения нет. Я точно знаю, как буду умирать, знаю какие меня ждут мучения. Мне не страшно. Я заслужил. Единственное, о чем жалею – то, как поступил с тобой. Я предал тебя. От мысли, что никогда не смогу поцеловать нашего ребенка хочется кричать. Я сделал столько ошибок, многие никогда не смогу исправить. Я был так зол на тебя, что думал найду утешения с другой. Я знаю ты не простишь меня никогда, я не заслуживаю. Я прошу только одного – воспитай нашего ребенка достойным человеком, расскажи все то, что сделал я. Пусть он знает каким-бы был отец, и какие ошибки он совершил. Покажи это письмо. Мои ошибки не должны повториться. Андрей.Отправлено
* * *
Решение ЦУПа запустить спасательную операцию вызвало неожиданную волну скепсиса. Пользователи, изучившие за последние полгода всю подноготную космических полетов, не поверили в успех. Большинство задавалось вопросом – стоит ли жертвовать членами экипажа во имя спасения чуждых землянам марсиан? Им апеллировали другие: земляне сами виноваты и ошибку нужно исправить любой ценой. Слоган «Раса людей» стремительно набирал популярность. Складывалось впечатление, что между странами вдруг стерлись границы. Споры за территории теперь открыто высмеивались. Быстро осознавшие это политики, начали зарабатывать очки, пропагандируя отказ от конфронтаций во имя объединения усилий. Националисты переключись с расовых вопросов на защиту человечества, как вида. Марсиан они называли врагами, требовали не спасать их, а наоборот уничтожить, дабы избежать в будущем захвата марсианами нашей планеты.
В Сети разгорались споры среди новоиспеченных научных энтузиастов. Одни предлагали запустить двигатель, и, не выходя на орбиту Марса, лететь обратно на Землю. При этом скорость Земли, которая теперь удалялась от Марса превышала скорость корабля, и догнать ее не удалось бы. Другие советовали отцепить большинство модулей от станции и эвакуироваться, используя двигатели посадочного челнока. Эта затея также не выдерживала критики. Между тем идеи оформлялись в проекты, набирали сотни миллионов подписей в поддержку и летели в ЦУП с требованием скорейшего рассмотрения. ЦУП отказывался тратить бесценное время инженеров на разбор абсурдных предложений. В ответ ЦУП обвиняли в предательстве человечества, бездействии и непрофессионализме.
В Москву со всего мира съезжались люди. Такого потока приезжих златоглавая не видела с момента большой сибирской миграции. Многие впервые в жизни покидали свои города и страны. Власти временно наложили вето на закон о запрете углеводородных энергоносителей. Сотни оставшихся в рабочем состоянии пассажирских самолетов впервые за многие годы поднялись в небо. Они несли на борту людей разного возраста и вероисповедания, расы, богачей и малоимущих – людей объединенных общей целью – спасти соплеменников, запертых в стальной коробке за миллионы километров от дома.
Подъезды к ЦУПу заполнились толпами протестующих. Люди скандировали имена членов экипажа. Повсюду висели их портреты, среди которых был и Скотт Стивенсон. Его почитали, как погибшего героя. ЦУП не стал сообщать о его самоубийстве, ограничившись несчастным случаем во время магнитной бури.
Отголоски творящегося на Земле безумства докатились до «Прайма-1479». Корабль получал несколько тысяч писем поддержки с периодичностью в секунду. Чтобы не оставить их без внимания, Нака запрограммировала компьютер автоматически генерировать ответы. Члены экипажа благодарили людей за поддержку, обещали держаться вместе, не ссориться и работать во благо человеческой расы до самого конца.
Покровский объявил о срочном сборе. Молчанов прибыл спустя полминуты. Его уже ожидала Нака. С Покровским они пробыли здесь довольно долго – работали голографические экраны, электронная доска для заметок была испещрена цифрами и чертежами. Когда прибыл доктор Пател, Покровский отвлекся и бросил на него осторожный взгляд.
Доктор Пател находился в приподнятом настроении. Он улыбнулся всем почтенной улыбкой мудрого наставника и отдалился от общего полукруга слегка в сторону. Последние часы доктор готовил лабораторию к посадке на поверхность, намеченной на завтра.
— Спасательная миссия отменяется. У ЦУпа новое предложение, — сказал Покровский и выждал реакцию Молчанова и доктора Патела. Интересовала его конечно только реакция последнего. — Нака!
Нака Миура кивнула в его сторону, вывела на экран схему корабля и, медленно, почти беззвучно выдохнула.
— Если бы мы стартовали с орбиты Марса, топлива хватило бы для полета до Земли.
— Мы не на орбите Марса, — замечание доктора Патела звучало, как удар линейкой по рукам.
— Да, топливо мы должны истратить сегодня для корректировки курса. Но этого мы не будем делать.
Она выжидающе смотрела на остальных.
— ЦУП предполагает нам самоубийство? — спросил доктор Пател. — Объясните мне, иначе я ничего не понимаю.
— Мы используем независимые тормозные двигатели лаборатории и жилого модуля, — сказала Нака.
Ричард Пател переглянулся с Покровским.
— На каждом модуле по четыре химических двигателя с автономной топливной системой, — продолжала Нака. — Расчеты показали, что если мы запустим их с определенным импульсом и направлением, то в течении шести часов, корабль встанет на нужный курс. Таким образом мы сохраняем топливо для основного двигателя.
— Подождите, подождите, — вмешался доктор Пател. — Без этих двигателей мы не посадим модули на поверхность. И сами не сможем высадиться. Это же очевидно. Этот вариант нужно исключить.
Нака взглянула на Покровского.
— Мы не высаживаемся на Марсе, доктор, — сказал Покровский.
Ричард Пател округлил глаза и оглядел присутствующих с ошарашенным видом.
— Что? — только и смог вымолвить он.
— Мы проведем на орбите восемь месяцев, пока Земля и Марс сблизятся, затем корабль возьмет обратный курс на Землю.
Нака незаметно кивнула Молчанову. Взгляд доктора Патела бегал от одного к другому в поиске поддержки.
— Это какой-то абсурд. Ты забыл зачем мы здесь? Термобомба еще не взорвалась, но взорвется очень скоро. Марсиане погибнут. Наша миссия спасти их. Мы не можем просто так отказаться от нее.
— Это вынужденное решение, доктор, — добавил Покровский. — В противном случае погибнем мы.
— Вы всерьез верили, что мы выживем? — Ричард Пател рассмеялся странным демоническим смехом. — Что люди без опыта смогут осуществить межпланетный перелет и вернуться обратно? Я был готов к смерти!
— Док, успокойтесь, — предложил Покровский.
— Успокоиться? Ты серьезно, сэр? — с язвительным презрением заявил Пател. — Эта миссия самая важная в моей жизни. А ты так просто, решил отменить ее.
Ричард Пател начал задыхаться, его покрасневшее лицо выглядело жутким.
— Нас до конца дней будут считать трусами.
— Общество полностью на стороне спасения экипажа любыми средствами. У ЦУПа не было выбора.
— Это какой-то бред. Сумасшествие, — доктор Пател обратил взор к Наке. — Это твоя идея, не так ли?
Нака проглотила язык.
— Это ее идея, — ответил за нее Покровский.
— Иван, послушай, — умоляющим голосом заговорил доктор Пател. — Ты же опытный космонавт. Ты не Скотт Стивенсон с его правилами. Ты не будешь пресмыкаться перед ЦУПом. Это решение неправильное. Ты должен сам решать, не плясать под их дудку. Прошу, будь благоразумным.
— Решение принято.
— Нет, — Ричард Пател схватил Покровского за плечи. — Не принято!
Теперь доктор выглядел жалким, словно бедняк умоляющий о подаянии. Покровский ловким движением плеч вывернулся из его хвата.
— Думаю, ваши дети, док будут счастливы обнять папу снова.
Покровский пролетел мимо доктора Патела, проводимый исступленным лицом последнего. Доктор указал пальцем на Наку.
— Ты все это задумала с самого начала!
— Доктор, я приказываю немедленно прекратить истерику!
— К черту тебя! К черту всех вас!
Доктор Пател закашлялся, на лбу выступил пот. Молчанов подлетел к нему, чтобы оказать помощь. Доктор резко взмахнул руками, чуть не зарядив Молчанову локтем в голову.
— Нака, подготовь тормозные двигатели модулей к старту, — сказал Покровский.
— Топлива все равно не хватит на электроснабжение корабля, — проговорил доктор Пател.
— Хватит, если мы отстыкуем посадочный челнок, главный модуль и лабораторию, — Покровский обратился к Наке. — Мы должны запуститься в течение часа.
— Да, сэр, — звонко сказала она.
Доктор Пател перекрыл взор Покровскому, снова зависнув перед ним.
— А что если она опять ошиблась? Теперь ты решил ей доверять?
— Она лучшая.
Доктор Пател сдавил челюсти, будто Покровский находился внутри них. Покровский тем временем отдалился, чтобы наблюдать за экраном, на котором Нака начинала вбивать программу работы двигателей.
— Если корабль не выйдет на расчетную орбиту, мы разобьемся о поверхность, — сказал доктор Пател ему в спину.
— Мы все готовы умереть, доктор, — сказал Покровский. — Нака, бери управление на себя.