Телеметрия. «Прайм-1479»

Атмосферное давление: 101 Кпа

Температура внутри: 24,6°C

Температура снаружи (датчик солнечный): 101°C

Температура снаружи (датчик теневой): -189°C

Курс: 1,1

Пройденное расстояние, км: 35 560 163

Задержка связи (сек): 118

Скорость км\с – 25,3

* * *

Молчанов прибыл в командный модуль на вечерний брифинг. Командир Стивенсон и Нака уже что-то обсуждали у голографического экрана. На Молчанова они внимания не обращали, а он вспомнил, что не успел прошприцевать влагой лопухи салата, растущие, как на инопланетных дрожжах. Прилетел Покровский, обмотанный красным шарфом. Вскинув его над собой, он покрутил им, словно ковбойским лассо, затем принялся пританцовывать. Молчанов поздравил его с победой команды в сегодняшнем матче. Покровский в знак благодарности пожал ему обе руки. Молчанов воспользовался его приподнятым настроением и пригласил в лабораторию поглядеть на мини сад. Там он планировал показать ему Блопа и попросить помощи в ремонте. Покровский с удовольствием согласился и пообещал заскочить непременно сегодня.

Командир Стивенсон отвлекся от разговора с Накой и попросил Ричарда Патела по радиосвязи поторопиться. Покровский тем временем в красках рассказывал Молчанову о том, кого из хоккеистов сильнее приложили к стене, сопровождая это демонстрацией толчков на Молчанове. Молчанов раздражался и делал вид, что ему интересно. Когда Ричард Пател показался в переходе между модулями Стивенсон сказал громко:

— Прошу внимания.

— Михалев получил пас на третьей линии, — говорил Покровский Молчанову вполголоса на русском. — Прошел через двоих защитников и вот так клюшкой подкинул шайбу над собой, представляешь, а та завертелась в воздухе и в сантиметре от башки вратаря вжух.

— Бортинженер Покровский, я попросил внимания, — твердо сказал Стивенсон.

— Да, да кэп. Секунду, я уже заканчиваю. Шайба угодила в верхнюю штангу, прокатилась по шлему вратаря потом по спине и в ворота. Представляешь? Стадион просто в экстазе.

Покровский закончил. Командир Стивенсон осмотрел всех членов экипажа, усиленно пытаясь скрывать усталость на похудевшем лице.

— Десять дней назад мы достигли запланированной скорости. Реактор работает в энергосберегающем режиме. ЦУП проверил его работу за период после старта и результаты неутешительные.

Покровский уверенным кивком показал, что он совершенно не удивлен.

— Остатки топлива на треть ниже расчетной нормы. Скорее всего этого связанно с нестабильностью работы реактора и повышенным потреблением электроэнергии системами корабля. Поэтому, я, согласно, правил эксплуатации приказываю провести полную ревизию работающего электрооборудования.

— Я и так могу сказать, что это Щит все высасывает, — сказал Покровский и щелкнул пальцами в подтверждение. — Радиация сильнее, чем математики считали.

— Я предпочитаю не гадать, а увидеть точные цифры, — сказал командир Стивенсон.

— Хорошо. Я все сделаю, — сказал Покровский, стряхивая с шарфа пыль.

— Нет, этим займется Нака Миура.

Покровский мотнул головой в ее сторону. Нака кивнула в сторону Стивенсона. Ноздри Покровского надулись, но он промолчал, сопроводив все ехидной усмешкой.

— Это еще не все, — продолжал Стивенсон. — Перебои в выбросе плазмы привели к отклонению заданного курса. Мы узнали об этом слишком поздно.

Командир Стивенсон указал на экран. Синяя линия показывала расчетный курс, красная же учитывала новые данные смещения. Две линии медленно, но верно расходились и в итоге, точка, отображающая «Прайм-1479» проскакивала мимо Марса.

— Видимо, наш баллистик чересчур увлекся сольной карьерой, — сказал Покровский.

Нака безмолвно поглядывала в пол. За нее ответил Стивенсон:

— На главный компьютер не поступали данные по отклонению. ЦУП разбирается с программистами, писавшими оболочку. Думаю, причина в этом. Сейчас нужно обсудить варианты решения проблемы.

У Покровского изо рта вылетело нечто похожее на кашель, затем он с недоумением развел в стороны руки и произнес:

— Все же очевидно, снова разгоняем реактор и восстанавливаем курс.

Командир Стивенсон перевел взгляд на Наку. Она кивнула и покосилась на Покровского, словно на злого пса, которого всегда нужно держать во внимании.

— А что могут быть другие варианты? — спросил Покровский. — Пока я смотрел хоккей, кто-то переписал законы вселенной?

— Основное топливо тратится на разгон реактора. Чтобы вернуться на расчетную орбиту мы затратим пятнадцать процентов от запаса, — сказал Стивенсон.

Покровский прокашлялся.

— А если мы этого не сделаем, то отправимся к Юпитеру.

Повисла пауза.

— Гравитационный захват, — сказал Ричард Пател, внимательно всматриваясь в линию курса. Он сделал жест рукой в сторону командира, спрашивая таким образом, прав ли он.

— Вы правы, Ричард, — сказал командир Стивенсон.

Покровский выкинул руку перед собой, словно попрошайка. Затем взглянул на Молчанова с немым вопросом. Молчанов пожал плечами.

— Док, мы тут не астронаучники, давайте проще. Что еще за захват?

— Мы используем скорость движения Марса, — заговорила Нака. — Набегая, он захватит нас гравитацией.

Она взяла двумя пальцами болтик, по-видимому изображающий «Прайм-1479», а Марсом был ее кулак. Болтик обогнал кулак. Кулак приблизился сзади вплотную, будто бы подтолкнул невидимой ногой болтик, тот подлетел и начал вращаться вокруг кулака. Представление окончилось.

— То есть Марс нас как бы подхватит, — рассуждал Покровский. — Это как схватить пассажира с перрона на несущимся поезде.

— Что-то вроде того, — сказала она.

Покровский надул щеки и покачал головой.

— Без центровки курса все равно не обойтись, — заговорил доктор Пател. — Ошибка даже на сотую долю градуса будет фатальна.

Покровский задрал руку вверх и покивал в поддержку.

— Мы маневры торможения и центровки совместим, — сказала она.

— И сэкономим пятнадцать процентов топлива, — закончил за нее Стивенсон, но в голосе не было ее уверенности.

Наступило молчание. Покровский грыз ноготь на большом пальце руки и всматривался в экран, на котором корабль пролетал снова и снова мимо Марса.

— Кэп, а вы изучили историю подобных захватов? — спросил он следом.

Командир Стивенсон принял полу сидячую позу, сложив руки перед собой.

— Ее нет. Мы будем первыми.

Покровский рассмеялся. Остальные пялились на него, не соображая, как на все это реагировать.

— Так это опять виртуальные расчеты. Сказать вам как будет на самом деле? — Покровский взял такой же болтик, только на этот раз кулак снес болтик, словно клюшка шайбу. — Станем еще одним источником идолов для марсиан. Так и вижу, как мой череп висит на входе в их пещеру и предупредительная надпись: «Эти дураки прилетели спасти нас»

— Я все перепроверила. Данные сходятся, — вмешалась Нака.

— Ты уже рассчитала однажды курс, — огрызнулся Покровский.

— Давайте конструктивно, — предложил Стивенсон и выставил руки перед собой словно судья на ринге. — Это безусловно рисковый шаг.

— Безусловно… — согласился Покровский. — Самоубийственный.

— Если бы запасы топлива были выше, я бы даже не рассматривал этот вариант, — продолжал Стивенсон. — Но мы имеем то, что имеем. Если разгоним реактор сейчас, то вероятно окажемся в глубоком энергетическом кризисе. На орбите Марса придется отключить реактор и перейти на питание от солнечных батарей. Их мощности не хватит для питания и половины приборов.

— Я за. Лучше померзну чем сдохну, — вставил Покровский, постучав себя по груди.

— Вероятность слишком высока, чтомы вообще его никогда не запустим снова. Доктор Пател, с точки зрения астрофизики, насколько гравитационный захват осуществим?

— Теоретически. Без экспериментальных данных риск слишком велик.

— Верно говорит, док, — сказал Покровский, направив указательный палец на доктора. — Послушайте, я знаю этот реактор, знаю его возможности. Раз мы еще не взорвались к чертовой бабушке нужно выжимать из него все прямо сейчас. Впереди два месяца полета, случиться может все что угодно. В космосе нет пожарных и скорой помощи, никто не придет. Есть только мы, и решать должны мы. То есть выбирать вариант с наименьшим риском.

Командир Стивенсон задумчиво потер подбородок.

— Летописец, а ты что замолчал?

Молчанов прикусил губу.

— Я не обладаю нужной квалификацией.

— Да брось, тут же все очевидно.

— Полагаю, что решение все равно останется за ЦУПом, — сказал Молчанов.

Все уставились на экран. Спустя какое-то время прозвучал звуковой сигнал, означающий поступление нового сообщения.

— ЦУП одобрил гравитационный захват, — на выдохе сказал командир Стивенсон. — Будем готовиться к консервации двигательной установки.

— К черту ЦУП, — Покровский вылетел в середину, покрутился вокруг, заглянув каждому в лицо, и в конце обратился к командиру. — Мы сделаем все сами.

— У ЦУПа право последнего голоса, — сказал Стивенсон. — Мы обязаны подчиниться или они возьмут управление кораблем удаленно.

Покровский блеснул глазами. Зрачки расширились, как если бы команда красных пошла в последнюю атаку на ворота противника.

— Они не успеют. Я знаю, как разогнать реактор в ручном режиме. Когда они поймут у них уже не будет выбора.

Командир Стивенсон вздохнул, чтобы приказать Покровскому вернуться на место и выполнять приказ, но что-то пошло не так. Стивенсон продолжал слушать.

— Кэп, ты должен диктовать условия.

Молчанов и доктор Пател наблюдали за Стивенсоном, в отличие от Наки, которая опустила взгляд в пол и выжидала.

— Это самоубийство, и ты это знаешь, — продолжал Покровский. — На кону наша миссия, наши жизни. Нужно действовать прямо сейчас. Мы все разделим ответственность.

— Я согласен, — сказал доктор Пател. — Сейчас не время менять утвержденную программу.

— Прав док. Самолет нужно спасать в небе, а не в ста метрах от земли, — сказал Покровский.

Он дышал глубоко и быстро, словно пробежал марафон.

— Может стоит еще раз поговорить с ЦУПом? — нарушил тишину Молчанов.

Командир Стивенсон посмотрел на экран, куда постоянно поступали данные от ЦУПа и последние новости из Сети.

— Поздно. Они уже сделали официальное заявление.

Ричард Пател посмотрел на Покровского с видом проигравшего. Покровский снял с запястья датчик движения и продемонстрировал всем, затем отбросил в сторону.

— Они ничего не увидят. Мне нужен час. И Нака, — Покровский указал на нее пальцем. — Не вздумай доложить в ЦУП.

Нака задрожала, не решившись даже взглянуть на него. Ричард Пател скривил лицо и посмотрел на нее, как на нечто отвратительное.

Покровский полетел к переходу.

— Стоп, — сказал Стивенсон.

Лицо командира напряглось и покраснело. Он обернулся к Наке и произнес:

— Подготовить двигательную установку к длительной консервации.

Нака кивнула и пулей вылетела из модуля.

— Нет, нет, — воскликнул Покровский. — Не делай этого, кэп.

Покровский вернулся на прежнее место и завис перед командиром. Стивенсон поднял на него взгляд.

— Мы сделаем, как приказал ЦУП.

— Ты знаешь, что это не правильное решение. Так какого хрена? — заорал Покровский, перейдя на русский.

— Я выполняю приказ.

Покровский взмахнул рукой и выбил у Стивенсона из рук модуль-компьютер. Устройство отлетело, Ричард Пател успел поймать его, прежде чем оно врезалось в стену.

— Я из-за тебя подыхать не собираюсь, — Покровский тыкнул в Стивенсона пальцем. — Летописец, док, вы со мной.

Молчанов и доктор Пател переглянулись. Стивенсон выпрямился напротив Покровского.

— Я отдал прямой приказ.

Лицо Покровского каменело.

— Ты всех нас погубишь, поганый янки.

— Немедленно успокойтесь, бортинженер, и займитесь своей работой, — сказал Стивенсон на ломаном русском.

Между ними возникло такое напряжение, что казалось воздух искрился.

— Заняться своей работой? Именно это я и собираюсь сделать. Док, останетесь здесь и будете делать то, что я скажу по рации, летописец, ты поможешь мне в реакторном. А если командир Стивенсон попытается помешать, он будет задержан.

— Я подчиняюсь командиру Стивенсону, — сказал доктор Пател.

Покровский с удивлением взглянул на него. Следующим в его взор попал Молчанов. Разочарование росло на лице Покровского, словно упрямая бородавка. Тишина длилось недолго, но казалось прошла целая вечность.

— Предатель, — выпалил Покровский.

— Бортинженер Покровский, я не сообщу об этом инциденте в ЦУП, если вы сию минуту прекратите это.

Они еще смотрели друг на друга какое-то время. Покровский поднял руку ко лбу и с пренебрежением на лице отдал честь.

— Так точно, командир.

Покровский покинул модуль. Стивенсон проводил его взглядом и обратился к Молчанову:

— Проведи с ним пару сеансов. Я хочу видеть отчет о его психическом состоянии.

По спине Молчанова пробежал холодок.

* * *

Макс налил кофе и осмотрел помещение буфета. С тех пор как он уехал ничего не изменилось, впрочем, как и за прошедшие лет тридцать. Именно столько помещения ЦУПа не видели ремонта.

Странно все это. Макс затратил кучу времени и нервов чтобы сбежать, обещал никогда не возвращаться, крестил сердце и клялся всем богам, и вот он снова здесь. Те же завистливые лица, сломанный кофейный аппарат, запах свежих булочек с расплавленным сахаром и, вопреки ожиданиям, странное и пугающее чувство удовлетворения.

Вошел Игорь Павлов. Они обнялись. Рукопожатие у друга как всегда – с отдачей стальных тисков.

— Еще подрос дядя Степа? — спросил Макс, слегка подтолкнув Игоря лбом в плечо.

Выше Макс не доставал даже на цыпочках.

— Коротышкам видней, — ответил Игорь.

Они рассмеялись.

— Теперь ясно почему ты любишь пышечек. У худой от твоего шлепка по заднице кости треснут, — сказал Макс.

— Худыми только рельсы подпирать.

В голосе Игоря прозвучала обида. Макс рассказал ему о своем путешествии из США, о том, как бесконечно глядел в окно электропоезда, а снаружи весь мир сливался в исполосованную статическую картинку, и как у него затекла спина от неудобного кресла.

— У меня бы поселился, матрас лишний есть, — сказал Игорь.

— Мне твоего храпа в общаге хватило.

— Это всяко лучше, чем жить с тараканами. А еще возле Свалки, там куча всяких ошивается.

— Зато они не мешают спать и не разбрасывают тряпье по полу, а по утрам не ищут в нем свежую рубашку.

Игорь фыркнул. Снаружи солнце клонилось к закату, а Макс только уплетал утренний завтрак. Иногда ему казалось, что, придя на работу он поднимается на борт «Прайма-1479». Он представлял, как парит в невесомости, как наблюдает за звездами в куполе, или дискутирует с Бальтазаром во время прямых эфиров. Макс предлагал свою кандидатуру в экипаж, но NASA, выписало ему отворот поворот. Американский народ не простил бы Национальное Космическое Агентство за выбор русского на квоту американца.

— Не ожидал, что ты так быстро вернешься, — сказал Игорь.

— Жду не дождусь чтобы свалить обратно в Хьюстон.

— Как там обстановка у янки?

Макс ухмыльнулся и покивал.

— Там все супер. Не успеваем расходовать бюджет. Оборудование новейшее, сотня глаз в небо круглосуточно.

— Класс, — с сожалением протянул Игорь. — У нас по-старому, если бы не миссия, все бы под нож пошли. Ну ничего, как только нас попрут, в NASA пойдем. У нас там теперь свой парень есть.

Игорь подмигнул. Макс ответил тем же.

— Что думаешь по поводу произошедшего там? — Игорь указал глазами в потолок.

— А что там?

Игорь осмотрелся и заговорил шепотом.

— Говорят, бунт был. Дядя Ваня схлестнулся с командиром. Они подрались, еле разняли. Ну и сам понимаешь, решили никому не рассказывать на Землю, чтобы не отстранили.

— Если они решили не рассказывать, откуда слухи?

Игорь пожал плечами и продолжил шепотом.

— Дядь Вань еще на Земле говорил, что сожрет янки. А он, если сказал, то сделает.

— Это отец тебе рассказал? – спросил Макс.

Игорь кивнул.

— Я думал, они давно не общаются.

Игорь скептически махнул рукой.

— Они всю жизнь так. Поругались, разошлись. Встретились через год, бухнули и снова друзья. Они трансляции хоккея вместе смотрят.

— Твой отец же за синих болеет. Я помню у тебя дома все в постерах завешено было.

Игорь поджал губы, забегал глазами по сторонам. Он делал так всегда, когда не хотел что-то рассказывать. Макс несколько раз кивнул в его сторону и для верности пихнул ногой под столом.

— Только никому, — Игорь пригрозил ему пальцем.

Макс провел пальцем по шее, затем высунул язык и притворился мертвецом.

— В красных у дядь Вани сын играет. Внебрачный он, ну фамилия другая. Дядя Ваня знал о нем, но не признавал, говорил, что не его, алименты не платил, забил в общем. Да и какой из него отец, с его-то характером. А потом увидел сына на корте, ну и что ты думаешь – копия, такая же отвратная треугольная ямочка на подбородке, голова квадратная. Короче, дядя Ваня стал сам не свой. Просил сына о встрече, а тот в отказ. Мамка ему наговорила, что батя кинул их, а у того обида, сам понимаешь. Мамка одна растила, померла пару лет назад. Ходил дядя Ваня, в общем, на матчи, караулил парня. Как-то раз пробрался в раздевалку, его охрана поймала и вывела. Толпой отметелили, но двоим он хорошо вмазал. Доступ на матчи ему запретили. Теперь вот трансляции – единственная возможность для него сына видеть. Да и не любил он спорт толком никогда. Был бы сын футболистом, дядя Ваня бы футбол полюбил. Батя говорит, что в экипаж он пошел, чтобы статус получить, сделать что-то показное, ну чтобы броню сына продавить.

— А я думал, у меня плохие отношения с отцом, — сказал Макс.

Они помолчали. Макс задумался.

— Лучше бы твой дядя Ваня на Земле остался. Не хватало там еще его гордыни.

Игорь качнул головой и скривил лицо.

— Представь, ты бы полетел на Марс без возможности высадиться… Что может быть позорней чалиться на орбите пока другие внизу?

— Он сам согласился.

— Ну и наивный ты, Макс, — заголосил Игорь. — Свой шанс нужно до последнего использовать.

Макс придвинулся к нему.

— Знаешь, чем NASA отличается от вас?

— И чем же?

— Там все по правилам. Мы думаем только о качестве конечного результата. А вы ищете обходные пути и как бы их красиво нарушить.

Игорь собирался ответить и даже успел раскрыть рот. Макс сделал защитный жесть руками, показав, что не собирается дальше спорить.

Макс давно понимал, что проблем стоило ожидать – набрали кого попало в экипаж: недалёкий командир солдафон, ученый алкоголик, лабораторная крыса, девочка божий одуванчик, ну и русский Ваня со справкой из психушки. Будь Макс на борту, то навел бы порядок раз и навсегда.

— Теперь ясно почему Маккензи третий день на совещаниях пропадает. Приходит, орет пуще прежнего, — рассуждал Макс.

— И на тебя?

— Зубы сломает. Я без пяти минут начальник управления полетами.

— Так тебя можно поздравить?

— Рано еще.

— Тогда с чего бы тебе…

— А с того, что я делаю работу лучше остальных. Маккензи теперь директор, а других кандидатов на бывшее место у него нет. Не Бруно же он назначит.

— Аааа, толстяк-то тот вообще странный, вечно шарахается собственной тени. Напоминает мне Головкина Петю, помнишь его?

Макс кивнул и улыбнулся.

— Никогда не забуду, как ты подложил ему пакет с водой под простынь, а он решил, что обоссался, — Игорь расхохотался. — Бегал по коридорам потом, мамку звал. Вот ржали все. Говорят, отчислили его потом.

— Одним придурком меньше, — сказал Макс.

Игорь поднял большой палец вверх в подтверждение его слов.

— Ты не видел Петровича? — спросил Макс. — Второй день хожу мимо его кабинета, все не могу застать.

Игорь вдруг опустил глаза.

— Я думал ты знаешь, — заговорил он. — Умер Петрович.

Макс отшатнулся от друга.

— Как умер?

— Его как уволили, от него жена ушла. Он попал на Свалку. Водился там со всякими бомжами, пил черт знает что.

Макс ощутил прилив неудержимой ярости и беспомощности.

— Блин, прости. Я был уверен, что тебе сообщили, — сказал Игорь.

— Кто? Меня тут все за крысу держат, которая с тонущего корабля сбежала.

— Я не держу. И Петрович не держал.

Макс не ответил.

— Ты не виноват, — добавил Игорь.

— Если бы не я, он не лишился бы работы.

Они помолчали.

— Уже год не можем ему замену найти, — заговорил Игорь. — Не осталось больше людей с мозгами.

— Знаешь где похоронен?

Игорь кивнул. Макс опустил лицо в ладони и выдохнул.

— Уже виделся с Ним? — спросил Игорь после недолгой паузы.

— Нет и не собираюсь, — ответил Макс.

Игорь понимающе кивнул. Макс придвинулся к нему ближе.

— У меня к тебе просьба. Не говори американцам… про меня. Ну то есть ты понял. Так будет лучше.

— Я нашим скажу, но не ручаюсь за каждого, да и не до болтовни им. Работы полно, даже сторожили такой нагрузки не припомнят.

Макс проследовал на свое место. Группе NASA отделили левое крыло зала связи, оборудование и серверы привезли из-за океана. NASA хоть и приняло предложение объединить усилия ради общей цели, все же не до конца доверяло русским.

Макс не мог выбросить из головы мысли о Петровиче. Он был старшим инженером и другом Макса. Еще будучи совсем пацаном Макс целыми днями шатался по ЦУПу и только и делал, что хулиганил: проводки перерезал, подкидывал мышей в буфет, лазил по вентиляционным шахтам. Однажды он измазал ручку двери кабинета Петровича клеем. Тот раскусил Макса, а в наказание вытер ту ручку волосами Макса. Месяц пришлось ходить с проплешиной. Мало кто отваживался так с ним обращаться и как ни странно это Макса привлекло. Старик он был добрый, но когда злился мог и подзатыльник врезать так, что у Макса в глазах сверкало. Петрович каким-то образом смог обуздать его энергию и направить в правильное русло. Слушать старика можно было часами напролет. Он рассказывал Максу о космических зондах, показывал, как выглядят спутники и с чем их едят. Петровичу нужно было с кем-то говорить, а Макс был единственный кто хотел слушать.

В ЦУПе кипела работа. Аналитики не слезали с телефона, операторы и инженеры работали до изнеможения, после чего всех сменяла новая смена и все начиналось по новой.

Маркус Маккензи закончил болтать с Матвеевым и пошел к лестничным пролетам. Бруно шел ему навстречу. Увидев начальника, толстяк шарахнулся в сторону, но был замечен. Маккензи подозвал его и принялся отчитывать за что-то, бурно жестикулируя руками. Бруно выглядел виноватым и кивал в ответ. Макс направился к ним быстрым шагом.

— Мистер Маккензи, — обратился Макс. Маккензи обернулся. Взгляд у него был хищный, готовый наброситься. — Джексон звонил, просил вас срочно зайти.

— Зачем?

Макс пожал плечами.

— Он не сказал.

Маккензи поправил очки, огляделся на Бруно и молча ушел. Бруно выглядел выжатым, как лимон.

— Пошли, нужно сообщить Джексону, что Маккензи к нему идет.

Бруно выпучил глаза.

— Ты ему соврал?

— Джексон постоянно жалуется, что Маккензи на него забивает. Вот у него и будет повод.

Макс написал Джексону сообщение по внутренней связи. В ответ он получил настороженный смайлик. Макс знал, что Джексон не подставит. Макс пару раз выручал его, а тот один из тех чернокожих и закаленных парней, кто всегда платит по счетам.

— Не нужно было обманывать мистера Маккензи, — нервничал Бруно. — Его не провести.

— Почему ты позволяешь ему так с собой обращаться?

— Он же мой босс.

— Это не дает ему право тебя унижать. Ты же инженер-астрофизик.

— Мистер Маккензи неплохой человек. Просто все вокруг его достают, и он…

— Отрывается на тебе, — закончил Макс. — Да, да. Хватит его оправдывать, Бруно. Ты же рядом с ним и слова вымолвить не можешь. Напиши письмо в профсоюз. Да черт с ним, давай я напишу, только подтверди все.

— Джонсон и Маргулис уже писали. Ты их не знаешь. Мистер Маккензи вынудил их уволиться. Теперь он директор.

Макс потянул Бруно на себя и заговорил тише.

— Ему же не может просто все с рук сходить. Ты вообще когда-нибудь пробовал ему отвечать?

Пустой взгляд Бруно через призму очков давал четкий отрицательный ответ.

— Нужно сражаться, Бруно. Я бы на твоем месте, — Макс выпрямился грудью вперед, — подошел к нему и сказал, что не позволю больше с собой так обращаться. А если начнет возникать, то отвел бы в сторону и дал ему под дых пару раз, — Макс продемонстрировал. — Поверь мне, он так испугается, что никогда не посмеет на тебя наорать.

Бруно выслушал все с интересом, а потом еще больше сник.

— Тебе легко говорить. У тебя вон какая защита, — сказал Бруно.

— Ты это о чем?

— Мистер Ворошилов же твой отец.

Макс выдохнул и присел на стул.

— Кто еще знает об этом?

Бруно огляделся.

— Все.

— Так что ты там говорил про защиту?

— У меня мама в доме престарелых в Алабаме. У нее рак, если меня уволят я не смогу оплачивать ее содержание. А другой такой работы сейчас не найти.

Макс встал и приблизился к Бруно вплотную.

— У меня нет никакой защиты, я такой же как ты, ясно? Но для того чтобы жрать дерьмо, я бы никогда не искал оправданий.

Бруно молча ушел. На Макса вдруг напала какая-то необъяснимая тоска, словно он уплывал в открытый океан на оторвавшейся льдине.

Маккензи вернулся через несколько минут.

— Где обработанная телеметрия по «Глазу»?

— Уже заканчиваю, — холодно ответил Макс.

— Отговорки – привычка неудачников.

Макс повернулся к Маккензи.

— Мистер Маккензи, давайте начистоту. Вы дали время до одиннадцати, и я рассчитываю на это время. Сказали бы в половину одиннадцатого, то я бы сделал к половине. Давайте и я и вы будем исполнять то, что говорим.

Маккензи будто ожидал такого ответа. Как и раньше он бы просто отвернулся, дал Максу работать и получил бы вовремя те результаты, которые не нужно перепроверять – идеальные результаты, но в этот раз у него зазвонил телефон. Маккензи что-то быстро ответил и положил трубку. Заместитель отца, Евгений Матвеев, эта чертова лицемерная гиена, параллельно положил трубку в своем кабинете. Прежде чем Маккензи обратился к нему, Макс уже понял в чем дело.

— С тобой хотят поговорить, — Маккензи указал взглядом на кабинет отца, сооруженный в зале связи под высоким потолком, со специально пристроенной личной лестницей.

— Мне нужно успеть до одиннадцати.

— Литтл, доделай за ним.

— Да, мистер Маккензи, — отозвался Бруно.

— Мистер Маккензи, — обратился Макс. — Я не хочу туда идти.

— Не ходи, лучше спустись вниз, сдай шифр-ключ, освободи место для настоящего профессионала.

Стоя на пороге кабинета, Макс убеждал себя держаться. Последний раз вышло не очень, но сейчас совсем не было страха. Было нечто другое – злоба, и больше ничего.

Макс вошел. Изменения сразу бросились в глаза. На центральной полке, под портретами первых космонавтов, стоял неполированный виниловый проигрыватель «Сони» производства семьдесят пятого года. Должно быть он стоил целое состояние. Следом взор Макса упал на стол, старый аудиокассетный плеер закрывал стеклянный колпак. С пластикового корпуса прошаркалась краска, дужки наушников в некоторых местах покрылись ржавчиной. Остальная утварь в кабинете была привычной: пленочные фотоаппараты, видеомагнитофоны, старые четырехлинзовые кинокамеры и множество других бесценных экземпляров аналогового века.

Отец не пользовался голографическими экранами, предпочитая старые добрые мониторы на жидких кристаллах, а очки дополненной реальности и вовсе считал «глупой тратой пластика». Вот и сейчас он внимательно смотрел в реликтовый монитор, не обращая на Макса никакого внимания. Не будь Макс его сыном, то должно быть расслабился, как и многие кто первый раз попадал к нему на аудиенцию, но Макс знал, что отец действовал согласно любимой тактике – дать жертве немного свыкнуться, а затем нанести сокрушающий удар и тогда, неспособная защищаться и загнанная в угол, она открыта для любых, самых отъявленных манипуляций. С Максом этот номер больше не пройдет.

— Мог бы и сам попросить, а не привлекать своего ручного зверька.

Лицо отца, изнеможённое бессонными ночами, совсем не выглядело устрашающе, как раньше. В его взгляде чувствовался надлом, это был совершенно другой человек, какой-то чужой и почти незнакомый. Это придало Максу еще больше уверенности, слова так и просились ступить на язык.

— Присядь, — отец указал на стул.

— Не хочу.

— У меня нет времени с тобой пререкаться. Садись.

Это звучало не как приказ, а как мольба.

Макс подошел к полке где стоял виниловый проигрыватель. Приоткрыв крышку, он крутанул диск с пластинкой. Та в свою очередь завертелась, а картридж с иглой то и дело подпрыгивал на неровностях. В детстве бы отец убил его только за то, что он прикоснулся к его коллекционному экземпляру, а сейчас он просто наблюдал за Максом и выжидал.

— Теперь ты Новиков.

— Разочаровывать тебя уже становится моей традицией.

— Мать не одобрила бы. Она ненавидела девичью фамилию.

Отец матери Богдан Новиков, дед Макса бросил бабушку, когда маме было всего пять лет. Большую часть жизни он провел в тюрьме за разбои, воровство и убийство. Умер он там же.

— С каких это пор тебя стало волновать ее мнение? — спросил Макс, едва сдерживаясь, чтобы не заорать. — Ах, да с тех пор как она навсегда перестала его высказывать.

— Я позвал тебя не для того чтобы снова поднимать эту тему.

— А для чего? Вновь рассказать, как я опозорил тебя? Наелся я уже твоих лекций. Или все-таки поговорим о маме? Первый раз за пять лет. Ты же даже не знаешь где ее могила, в которую сам загнал ее своим безразличием.

Удивительно, но отец проглотил и это. Но взгляд его вдруг очерствел, поседевшие брови съехали вниз. Закаленный с детства инстинкт кричал Максу бежать без оглядки и прятаться, но теперь он не ребенок. Больше он не побежит. Макс показательно развалился на стуле, демонстрируя свое полное пренебрежение. По венам с приятным покалыванием сквозил адреналин.

Отец придвинул ему бумагу. Макс издалека прочел заголовок. Такой бланк он видел уже неоднократно в этом кабинете, на этом самом столе.

— Я ожидал, что ты придумаешь что-то новое, — сказал Макс.

— Ты вернешься, — сказал отец.

— Ты мне больше не приказываешь.

— Я говорил с Маркусом.

— Этого не будет.

Отец резко встал.

— Да очнись, — он размахнулся чтобы ударить по столу, но в последний миг рука затормозила. — Без NASA мы не справимся. Этот союз стоил мне многого и сейчас он на волоске. Спецслужбы повсюду ищут шпионов, не дают нормально работать. Им только дай повод усомниться в наших намерениях. Если они узнают, что мой сын работает в NASA…

— Об этом знают все.

Отец придвинул бумагу ближе к Максу.

— Поэтому ты переведешься сейчас. Остальное я попытаюсь как-нибудь уладить.

Макс еще раз посмотрел на бумагу, затем на отца. Ему захотелось рассмеяться. Отец заметил это, выпрямился и посмотрел на него, как преподаватель на непутевого студента.

— Отличная попытка, — сказал Макс. — В лоб не получилось, и ты решил пойти на обман. Как это на тебя похоже.

— Маркус уже подготовил бумаги.

— Я нужен ему, — Макс встал и поправил рубаху. — Если ты все сказал, мне еще нужно закончить работу.

Отец вышел из-за стола и встал напротив Макса.

— Зачем ты это делаешь? — спросил отец. — Твое место здесь.

— Это место принадлежало Петровичу!

— Петровичу было семьдесят, ему давно пора было на покой.

Макс усмехнулся.

— Как точно ты подметил. Именно туда ты его и отправил.

— Я не наливал ему, а что они делают за стенами этого здания меня не касается.

Макс вскочил.

— Я тебя об этом не просил, — выкрикнул Макс ему в лицо. — Петрович был мне другом.

У Макса задрожали руки. Не впервые ему хотелось удушить отца, но никогда он не был так близок к этому.

— У меня был выбор между Петровичем и сыном, и я выбрал сына.

— Ты вечно все решал за меня. Все, надоело. Теперь я сам устраиваю свою жизнь.

Отец взмахнул рукой у него перед лицом, как если бы хотел дать пощечину. Макс отскочил. Сердце колотилось у него в груди, как тракторный мотор. Отец сжал руку в кулак.

— Потому что я прожил жизнь и вижу, как ты, дурак губишь ее. Любой бы завидовал твоим возможностям.

Макс обвел руками комнату.

— Ты всю жизнь хотел, чтобы я стал одной из твоих безделушек, которыми ты можешь похвастаться. Давай, скажи какой имбецил родился у такого гения, как ты. Скажи опять, что ты не был таким никогда!

Отец смотрел на Макса с необычным терпением, совсем не вымученным, искренним.

— Нет, — заговорил он. — Я был таким же. Глупым, самоуверенным мальчишкой. Я не хочу, чтобы ты повторял моих ошибок.

— Ты врешь, опять врешь! — Макс пнул стул, тот перекувыркнулся на спинку в десяти сантиметрах от отца и смахнул со стола стеклянный купол. Тот упал на пол вместе с плеером и разбился. Отец молча поднял его и поставил на место. Душки наушников переломились пополам.

Макс подбежал к полкам с коллекционной утварью и несколькими взмахами руки смахнул все на пол.

— А так ты тоже делал?! Так делал?!

Экспонаты личного музея отца разбивались вдребезги. То, что осталось целым Макс затаптывал ногами. Пол усеяли куски пластика винилового проигрывателя, отколовшиеся части кинокамер, погнутые ручки, разорванные пленки.

В дверях появился Матвеев и онемел от ужаса, за ним прибежали несколько охранников. Отец показал жестом им убраться. Матвеев переспросил все ли он понял и тогда отец взмахнул рукой еще резче. Дверь закрылась.

Макс смотрел на то, что натворил. Коллекция, которую отец собирал больше сорока лет была уничтожена. Вместо жалости он ощущал легкость и удовлетворение, он как будто расправился с прошлым, скинул кандалы, и готов жить заново свободным человеком.

Макс отдышался. Отец протянул ему бумагу.

— Ты разрушил все, что дорого мне. Подумай о людях которые остались здесь.

Макс схватил бумагу и разорвал в клочья. Бросил в воздух ошметки. Они падали, словно снежинки, охлаждающие пыл, поселившийся в кабинете.

— Ты жалок, — сказал Макс. — Я никогда не буду таким как ты.

Макс вышел из кабинета. Матвеев проскочил мимо наверх. Все присутствующие в ЦУПе замолчали и смотрели на Макса. Маккензи тоже поднялся по лестнице, одарив Макса укорительным взглядом.

Макс вернулся за стол. Руки чесались заняться делом. Он просмотрел список неотложных дел. Последней в нем значилась запись: «Андрей Молчанов. Марсоход». Макс обещал достать ему программу марсохода. Этим то он и решил заняться. Подключившись к серверу NASA, он отыскал нужный путь и попытался получить доступ. Программа сообщила, что доступ запрещен. Макс попробовал еще раз и снова запрет.

В кабинет отца поднялись уборщики. Оттуда доносился словесный галдеж.

Макс перебрался к Бруно, который сидел к нему спиной и пялился в сторону кабинета. Макс окликнул его:

— Эй.

Бруно вздрогнул и тут же обернулся к терминалу.

— Проверь мой уровень допуска. Надо открыть программу марсохода «Террос-1», — попросил Макс.

Бруно молчал. Макс не дождался ответа и прикрыл рукой проекционный шар – экран исчез. Бруно пялился в пустое пространство, его плечи медленно поглощали шею под гнетом взгляда Макса.

— Я могу легко размазать тебя по стене и Маккензи для тебя покажется ангелом, — процедил Макс сквозь зубы.

Бруно пожевал губы и кивнул. Макс убрал руку и экран вновь появился. Бруно сделал несколько манипуляций.

— У тебя нет допуска.

— У тебя есть, – сказал Макс.

Система не дала допуск и ему.

— Странно, — Бруно поправил очки. — Она должна пропускать мои запросы.

Дополнительная информация сыпалась ему на линзы очков. Какие-то цифры, таблицы, все появлялось и исчезало так быстро, что Макс удивился, как Бруно успевал все считывать.

— Мне нужен доступ, — для верности сказал Макс.

— Тебе лучше спросить у мистера Маккензи, — сказал Бруно, закончив манипуляции.

— Нет, ты сам расскажи.

На лице Бруно промелькнуло недовольство и злоба, но затем толстяк словно проглотил ее обратно и заговорил с обидой:

— Я тебе не подчиняюсь.

Макс нагнулся к его уху.

— Ты слышал, как я умею решать проблемы. Как скоро по-твоему я стану руководителем полетов?

Бруно жалобно посмотрел на Макса. Макс кивнул в сторону экрана. Бруно вздохнул и заговорил монотонно:

— Доступ к программе марсохода закрыт вручную мистером Маккензи.

— Почему он закрыл его?

— Я не знаю. Спроси у него.

— Взломай!

Бруно покачал головой отрицательно. Макс собирался припугнуть снова, но Бруно его опередил:

— Я не могу. Клянусь.

Бруно говорил правду.

— Сможешь еще что-нибудь выяснить? — спросил Макс.

Бруно глянул за спину Макса и резко ретировался. Макс обернулся, Маккензи стоял прямо перед ним, скрестив руки перед собой.

— Значит, по-плохому хочешь, — сказал Маккензи.

— Не понимаю, о чем вы, мистер Маккензи, — сказал Макс.

Маккензи отклонил шею в сторону.

— Литтл, что он хотел от тебя?

— Проверял правильно ли Бруно закончил мой отчет по телеметрии «Глаза», — ответил за него Макс.

— Если ты Бруно, зачем тогда мне он? — спросил Маккензи.

Макс кивнул и отступил.

— Это правда, мистер Маккензи, — сказал Бруно.

— Мне плевать на то, что ты не поделил с отцом. У меня нет неприкасаемых.

Макс кивнул и вернулся за свой терминал.

Пришло сообщение от Бруно:

«Допуск к программе марсохода есть еще у трех пользователей, я нашел их идентификаторы».

Макс написал ответ:

«Выясни имена»

«Хорошо»