Телеметрия. Прайм-1479
Атмосферное давление: 104 Кпа
Температура внутри: 24,1 С
Температура снаружи (датчик солнечный): 95 С
Температура снаружи (датчик теневой): -201 С
Курс: 3.5
Пройденное расстояние, км: 64 718 569
Задержка связи (сек): 215
Скорость км\с — 25,3
* * *
Эврика! Блоп заработал.
Ничто не предвещало… Молчанов пролетал мимо и, думая о чем-то отдаленном, тыкнул невидимую кнопку на затылке Блопа, как делал это по несколько раз на дню. Он так и полетел бы дальше, но противный язвительный звук: «Вииип» откуда-то из живота манекена вывел Молчанова из равновесия. Первым делом он провел диагностику — Блоп показал стопроцентную профпригодность. Одурманенный счастьем, Молчанов отложил другие планы и решил вывести Блопа на внешнюю площадку. Рукой-манипулятором он управлял из тесной капсулы, водруженной на лабораторный модуль. С филигранной точностью он усадил Блопа на край площадки и надежно закрепил. Первым экспериментом ожидаемо стала смерть Блопа в самых разнообразных ипостасях: Молчанов морил Блопа холодом открытого космоса, заставлял задыхаться от нехватки кислорода, понижал давление до вскипания жидкостей в его организме, облучал высокой дозой радиации. После нескольких сотен смертей, бедняга Блоп накопил информацию, которую Молчанову и всему сообществу астробиологов теперь придётся осмысливать еще очень долго.
Работа так поглотила, что он не мог думать о ни о чем другом. Он не хотел, чтобы мысли о Свете и воспоминания об отце мешали ему сосредоточиться. Он боялся этих мыслей и избавить от них могла только работа. Успехи придавали ему уверенности.
Молчанов отрабатывал прямые эфиры, как робот — точь-в-точь как написано в контракте. Импровизацию он свел к минимуму, ответы на вопросы зачитывал, не всегда соображая где правильно поставить ударение. Пассивность Молчанова заставила Бальтазара внести коррективы в его реплики. Теперь они содержали множество цепких выражений, острых шуток, и даже откровенных провокаций — все как любит публика. Но самое главное они были далеки не только от собственных мыслей Молчанова, но и от реальности. Рейтинг прямых эфиров падал. Бальтазар все чаще предлагал немыслимые эксперименты, как например трансляцию из открытого космоса, где Молчанов вещал бы, сидя верхом на корабле, словно ковбой на лошади. Охлаждать пыл фантазий Бальтазара приходилось ЦУПу. Споры между ними приводили к задержкам эфира. Молчанов с удовольствием тратил это время на исследования.
Зелени в лаборатории разрослось так много, что приходилось корректировать работу вентиляции, чтобы откачивать лишний кислород. Каждое утро он бесконечно подрезал лопухи, удобрял землю витаминами, исследовал поведение микроорганизмов под микроскопом и сравнивал с документированными наблюдениями с Земли.
Редкие минуты отдыха Молчанов по-настоящему научился ценить. Он вытягивался струной и парил по модулю, закрыв глаза, словно лежал на воде. Иногда он напевал песенки Наки. Ему нравилась их ритмичность и легкость.
В один из дней вышел из строя атмосферный блок, накачивающий углекислый газ в капсулу с карцикулами лактис. Теми самыми микроорганизмами, о которых Молчанов когда-то написал статью, распиаренную Бальтазаром. На счастье, когда все произошло, Молчанов оказался рядом. Примесь кислорода, которая должна удаляться в атмосферном блоке поступила в капсулу. Карцикулы могли выжить на глубине нескольких километров при температуре кипения и практически в полной темноте. Но только кислород — живительный газ для большинства живых существ, являлся ядом для них. Колония размером с чайное блюдце была самой большой из когда-либо выращенных в искусственной среде. Молчанову потребовалось на это три года. И вот на его глазах светло-серая масса уникальных грибковых микроорганизмов погибала, покрываясь черной пленкой из предсмертных выделений. Ремонт атмосферного блока занял у него несколько часов. Итогом трагедии стала потеря трети популяции.
Вечерние брифинги становился все скучней. Вопросы командир Стивенсон поднимал одни и те же по сто раз. Большинство решались еще в течении дня, но Стивенсон все равно затрачивал на их разбор кучу времени. Молчанову это стало напоминать собрание жильцов его дома, на которых постоянно обсуждалась одна и та же проблема с протекающей крышей.
— У кого остались вопросы? — спрашивал командир Стивенсон в конце.
Молчанов обычно жал плечами, Нака говорила вслух, что у нее вопросов нет, Ричард Пател выставлял руки в стороны, а Покровский просто улетал восвояси и пропадал неизвестно где до следующего вечера.
* * *
Света пришла на встречу в парк. Это случилось еще несколько недель назад.
Виртуальный образ Светы был одет в черное, капюшон закрывал половину лица. Она молча села на противоположную сторону лавочки. Молчанов поздоровался.
— Погода была другая.
— Я изучил сводки за тот день и мои воспоминания. За полное соответствие ручаюсь.
Он улыбнулся. Она отвернулась, рассматривая детишек, резвящихся на траве.
— Я рад, что ты пришла. Очень.
— Что хотел? — спросила она.
У нее серая кожа на лице. Все заготовленные фразы, будто сдуло ветром.
— Поговорить.
— О чем?
Он придвинулся.
— Свет, я же все объяснил. Извинился.
— Обычно, когда муж бросает жену он не извиняется.
— Я сто раз говорил, что у меня не было выбора, — Он пытался разглядеть ее лицо, но она отворачивалась. — Константин Александрович решил, что кандидаты должны быть не семейными. Все из-за этой страховки.
Она обернулась. Ее рот шевелился, как будто в замедленном темпе.
— Вот же я бездушная тварь. Посмела усомниться в правильности твоего выбора.
— Не говори так.
Она молчала.
— Я все исправлю, — продолжал Молчанов. — Обещаю.
— Тебя теперь ждут миллионы невест.
Ветер усиливался. Молчанов не припомнил, чтобы вносил такие настройки в локацию.
— Это все легенда. Не я ее придумал, ты же знаешь.
— Легенда, — повторила она. — В которой я бросила несчастного мужа. На улице на меня плевки летят. Бегают по пятам какие-то люди, спрашивают какого это мне быть шлюхой.
— Я не хотел, чтобы так случилось. Я бы рад отдать эту славу кому-нибудь другому, но не могу. Я обещаю, заработанных денег хватит, чтобы купить уединенный дом, как мы мечтали. Нужно потерпеть, обоим. Я делаю это ради нас.
Капюшон на ее голове исчез, глаза загорелись красным цветом, кожа напоминала засохший зефир, черные пятна треугольником тянулись от глаз по щекам и к шее — на ней была виртуальная маска ведьмы.
— Тогда выйди в эфир, скажи это всем. О том, как тебя, несчастного, заставили развестись. Что ты молчишь? Не можешь? Контракт обязывает? — протянула она уже не своим голосом. — Так ради кого ты все это сделал?
Ее лицо вспыхнуло огнем. Молчанову обожгло руки и лицо.
— Ты разрушил мою жизнь. Я не хочу, чтобы ты возвращался.
— Ты так не думаешь, ты просто злишься.
Она встала и прошла сквозь него. Стая грачей вот уже в третий раз шла на один и тот же круг. С неба резко полил ледяной дождь. Молчанов мгновенно продрог. Молнии громыхали, ударяя рядом с ними, подступая все ближе и ближе. От грохота заложило уши. Нет, это не сбой локации — она взломала программу.
— Я устала слушать твое вранье, — перекрикивала молнию она. — Ты сказал, что любишь и уже знал, что бросишь меня.
Поднялся сильный ветер. Ее голос звучал уже где-то у него в голове.
— Ты был никем. Я научила тебя добиваться всего несмотря ни на что. Я создала тебя таким какой ты есть. А когда стала не нужна, ты переступил через меня, как через дохлое животное на дороге.
Озеро под гнетом ливня, вышло из берегов. Волны росли и громыхали, люди исчезали в них с криками. Вода все дальше углублялась в парк, все ближе подбиралась к Молчанову.
— У меня были предложения от лучших компаний мира. Боже, сколько лет я потратила впустую!
— Пожалуйста, перестань! — кричал Молчанов.
— Ты больше никогда не увидишь меня. Никогда!
Она исчезла. Волна накрыла Молчанова. Его перекрутило в воронке, шибануло головой о землю.
Он сбросил с себя очки и датчики. Испуганно завертелся, запутавшись в лопухах карликовой пальмы. Тюбики, иголки, куски земли — все летало вокруг него кругами, подгоняемое вентиляцией, словно кольца вокруг Сатурна.
Он снова бросился к очкам, нацепил на лицо и попытался восстановить связь. В доступе было отказано. Она занесла его в черный список.
* * *
Позже Молчанов направился в тренировочный модуль чтобы снять показатели с Покровского и познакомить его с обновленной программой подготовки. На основе данных, которые Молчанов собирал последние недели, Омар Дюпре написал для каждого новый курс упражнений. Покровский ленился и снижал темп, хотя и пытался это скрывать. Омар Дюпре рекомендовал ему увеличить нагрузки на тридцать процентов чтобы подготовиться к финальному рывку — тренировкам в скафандрах в виртуальных локациях Марса. Остальных Молчанов посвятил в новые программы накануне, посвятил бы и Покровского если бы тот не пропустил занятие. Сегодня Молчанов должен отправить последний отчет Омару Дюпре и, если он этого не сделает, упрямый француз не даст ему спокойной жизни.
Ему не хотелось об этом думать, ему вообще не хотелось ни о чем думать. Его поглотила глубокая опустошенность, смешанная с ненавистью и обидой.
Почему Света не слушает? Почему не пытается понять? Он ученый, а ученый не может упустить шанс сделать открытие века. Умная жена обязана это понимать, обязана идти на жертвы, быть рядом несмотря ни на что. А каково ему здесь, она не подумала? Если она решила, что он будет умолять о прощении, она ошибается. Гонорара хватило бы для безбедной жизни им обоим, и если она отказывается, то это ее выбор.
Молчанов прибыл в тренировочный модуль и не нашел Покровского. Его личный датчик упрямо показывал, что бортинженер здесь. Молчанов какое-то время рассматривал пустые стены, будто ждал, что Покровский выпрыгнет из шкафчика для инвентаря, как черт из табакерки. Последней сегодня занималась Нака, а она обычно прибиралась до кристальной частоты. Так и сейчас в модуле все лежало аккуратно и на своих местах. Молчанов шагнул в тренировочный модуль и ощутил гравитацию. Закружилась голова. Он ухватился руками за поручень беговой дорожки и медленно опустился на корточки. Сейчас должно пройти… Придя в себя, он поднялся и обошел универсальный тренировочный станок, совмещающий в себе целый тренажерный зал. Личный датчик Покровского валялся на полу.
Молчанов мог бы связаться с Покровским по радиосвязи, но слишком устал чтобы ругаться. Он решил отправить отчет Омару Дюпре и сообщить о частом непосещении Покровским занятий. Хватит уже прикрывать его. Пускай Омар Дюпре сам с ним разбирается.
Молчанов полетел в жилой модуль. Хотелось спать. Напротив реакторного он остановился. Люк был приоткрыт. По правилам он должен быть заперт все время если внутри не проводятся работы. Молчанов проверил сигналы личных датчиков. Нака находилась в командном модуле. Командир Стивенсон и Ричард Пател не вылазили из лаборатории последнего уже много часов.
Молчанов потянул люк на себя и заглянул внутрь. Покровский расположился у генератора, у которого была снята верхняя крышка. Рядом с ним парил ящик с инструментами, а также тюбики со смазкой и пустые упаковки от запчастей.
Покровский подозвал Молчанова, подмахнув рукой. Молчанов закрыл за собой люк и приблизился.
— Подержи-ка это, — Покровский протянул Молчанову металлические подшипники. — У меня липучки закончились, потом пойди поймай их все.
Покровский вытаскивал еще какие-то детали из генератора, осматривал, прочищал тряпкой со специальным средством, заново смазывал и возвращал на место.
— Ты пропустил тренировку, — сказал Молчанов.
Покровский указал обеими руками на генератор.
— Вибрация зашкаливает. Разве можно с этой девкой шутить? Кстати, я прилетал предупредить, но тебя самого не было.
— Уже третий день подряд пропускаешь.
Покровский не ответил и всем телом окунулся внутрь генератора. Молчанов подал ему подшипники и Покровский становил их на место.
В отличие от остальных, Покровский не снижал вес, а наоборот набирал. Глаза на прямоугольном лице за счет утолщения жировых тканей на скулах стали напоминать крохотные щелочки.
— Что ты там говорил? — спросил Покровский, закончив с генератором.
— Комитет по здоровью обязывает меня контролировать посещения тренировок.
— Если нет уважительной причины, — добавил Покровский и вновь указал на генератор.
— Но вчера…
— Э, нет, нет, — Покровский погрозил пальцем. — Вчера у меня хоккей был, я же предупреждал еще неделю назад. Плей-офф, между прочим. Первый матч в серии. Уважительней причины и не придумаешь. Хм, ты, что обиделся, что я тебя предателем назвал? Ну извини, летописец. Ты же лучше меня знаешь какой я вспыльчивый. Ну да, повздорили с кэпом, с кем не бывает, но теперь все в прошлом. Миссия продолжается.
— Командир просил меня провести с тобой беседу.
— Вот и скажешь, что поговорил. Два сеанса по полтора часа. Получил мое полное раскаяние. Я обещал быть паинькой и впредь соблюдать субординацию, — Покровский подмигнул ему. — В отчет пиши, что хочешь — я подмахну.
Покровский взял в руки модуль-компьютер.
— Сейчас запустим и посмотрим, как отмытая девка поскачет, — Покровский улыбнулся, затем взглянул на Молчанова. — Не бабахнет, не ссы.
Генератор загудел. Покровский кивнул.
— Теперь вибрация в норме, — он положил руку на корпус. — Переключение питания с батарей произойдет за одну сотую миллисекунды, никто ничего не заметит, — он нажал кнопку. — Вот и все.
Генератор вновь взвалил на себя обязанность превращать энергию реактора в электричество.
Молчанов помог собрать инструменты обратно в ящик.
— Ты смурной какой-то, — сказал Покровский.
— Не много устал.
Покровский заговорил игривым голосом:
— Я знаю, чего тебе не хватает, — он покивал. — Бабы.
Молчанов натянул улыбку. Покровский широким жестом руки обвел модуль.
— А что, космонавты не люди? Работа, конечно, отвлекает. А вечером? Ужас как охото, хоть изрыгайся. Так гляди доведет тоска мужика и на косоглазенькую начнешь засматриваться, — Покровский усмехнулся и покосился на Молчанова. — Да, ладно только не говори, что не думал о том, чтобы с ней того, а?
Покровский постучал кулаком о ладонь. Молчанов пожал плечами.
— Не, ну не поверю, — удивился Покровский. — Она хоть и доска кривоногая, да в голодный год и такая сойдет. Это на бумаге мы тут коллеги, в глаза говорим о вежливости и все такое, но я тебе точно говорю, что кэп и док, в запертых то каютках об одном и том же думают, да мечтают, чтобы марсианки симпатичными оказались, — Покровский погрозил Молчанову отверткой. — Не нужно стесняться желаний. Скажу тебе по секрету, в невесомости это дело совсем по-другому ощущается.
— Для сброса напряжения есть видеофайлы на сервере, — сказал Молчанов.
Покровский отмахнулся.
— Я нее… с этим делом в подростковом завязал. А то руки точность растеряют.
Покровский рассмеялся и продемонстрировал пятерню. Кожа на ладони была исполосована, фаланги пальцев покрывали слои огрубевшей кожи почти коричневого оттенка.
— Ты спишь на ходу, летописец. Тебе еще песок марсианский проминать, — сказал Покровский и просигналил прощальный жест отверткой. — Иди, отдыхай. Я тут закончу.
Молчанов оставался на месте. Покровский взглянул на него выжидающе.
— Мне все же нужно написать что-нибудь в отчет.
Покровский вздохнул и посмотрел на Молчанова умоляющим взглядом. Лицо у него было вымазано в грязи полосками толщиной с палец. Одна вертикально на щеке, другая через все лицо по диагонали.
— У меня и так взысканий хватает. А тут еще тренировки эти. Сам подумай, ну зачем они мне вообще? Я же не высаживаюсь вовсе.
— Ты в резерве на случай непредвиденной замены.
— Ай, да брось, — Покровский взмахнул рукой, его глаза, вдруг покраснели и он продолжил абсолютно серьезно. — Думаешь мне это нужно? Бегать там с вами в песках. Мое место здесь. Следить за тем чтобы вы добрались в целости и сохранности, а потом вернулись домой. Ну и иногда роботов ваших ремонтировать.
Молчанов взглянул на него круглыми глазами. Покровский улыбнулся одной половинкой лица и кивнул.
Они помолчали.
— Я могу написать, что ты посещал тренировки, — сказал Молчанов.
Покровский навострился.
— Это круто, летописец. Я тебе признателен, потом за троих отпахаю, обещаю.
— Это нужно не мне, а тебе, — сказал Молчанов.
Покровский отдал ему честь грязной ладошкой.
— Вот что значит наш менталитет, русская взаимовыручка. Это у Янки все, как у компьютеров. У нас же душа. Помнишь?
— Кстати, ты оставил свой браслет в тренировочном, — сказал Молчанов.
Покровский посмотрел на пустое запястье.
— То-то чувствую чего-то не хватает. Видимо, слетел, когда пол по ногам с непривычки стуканул. Меня так замотало, хватался за все вокруг, как пьяная балерина.
— Я оставил на столе, рядом с аптечкой.
— Обязательно заберу как закончу, спасибо.
Молчанов вернулся в каюту. На глаза надавили сонные гирьки. Он втиснулся в спальный мешок, в нем было тепло и уютно. Каюта за последние недели вызывала все больше приятных чувств, сюда хотелось возвращаться в конце рабочего дня, здесь в окружении знакомых и дорогих предметов можно было хоть на мгновение почувствовать себя дома.
Какой черт дернул его предложить Покровскому «выход»? Молчанов нарушил тем самым несколько инструкций.
Покровский был прав — он на острие ножа. Не секрет, что слухи о его стычке с командиром доползли до ЦУПа. Говорят, Константин Александрович был очень недоволен. Он, конечно, своих не бросает, но до поры до времени, пока эти свои выполняют то, что он от них требует. Отписка Молчанова в Комитет по здоровью не стала бы последней каплей, но увесистым пинком в хрупкую стену терпения Ворошилова безусловно. Омар Дюпре умел доставать даже самых терпеливых. В худшем случае Покровского могли лишить звания и полномочий, но тогда его обязанности распределят между другими членами экипажа. А лишнюю работы Молчанов взваливать на себя не готов, кроме того Покровский будет постоянно маячить перед носом. Быть последним плотником, вбившим гвоздь Молчанов не собирался.
Он заполнил несуществующие результаты тренировок Покровского и нажал кнопку «отправить».
В эту ночь ему ничего не приснилось.
* * *
Приготовления к празднованию дня рождения командира Стивенсона проводились в строжайшей секретности. Идея и организация исходила от Наки. Молчанов вызвался помочь.
Хотя Ричард Пател и пообещал задержать Стивенсона в лаборатории, командир мог появиться в главном модуле в любую минуту. Для празднования Молчанов предложил старый российский модуль Звезда, который нынче использовался под склад. Переднюю часть освободили от грузов. Здесь обнаружилась отличная площадка для праздничного стола, как и сам стол за которым принимали пищу российские экипажи МКС много лет назад.
Молчанов принес свежей зелени. Из запасов достали двойную норму мясных консервов, а еще рыбных, овощное рагу, икру, креветки и фрукты. На стену повесили поздравительную надпись, а вокруг закрепили зеленые воздушные шарики
Когда все было готово, Ричард Пател пригласил Стивенсона в грузовой модуль под надуманным предлогом.
«С днем рождения Скотт Стивенсон», — гласила надпись на стене.
Молчанов, Нака и Ричард Пател в один голос поздравили именинника и похлопали в ладоши. Командир Стивенсон какое-то время растеряно осматривал праздничный закуток, затем поблагодарил присутствующих.
— То-то вы мне не давали сегодня отдышаться, Ричард.
Доктор Пател пожал плечами, будто не понимал, о чем речь.
Молчанов протянул командиру Стивенсону пластиковый пакет с трубочкой. Содержимое напоминало шампанское и пузырилось.
Командир Стивенсон поднял «бокал» и долго молчал, подбирая слова:
— Я не очень люблю отмечать день рождения. Эм… — он прервался. — Но все равно спасибо вам за это, — он с умилением осмотрел шарики, приклеенные к потолку. — Я не знаю, что и сказать. Я тронут.
Присутствующие чокнулись и насладились холодным лимонадом.
— В такой повод бы коньяку, — пожаловался Молчанов.
— Только через мой труп, — сказал командир Стивенсон.
Все рассмеялись.
— Ну, а теперь время подарков, — воскликнула Нака.
Она протянула командиру ярко-красную коробочку с ленточкой. Стивенсон взял ее с недоверием и легким смущением. Он открывал коробку аккуратно, чтобы ошметки пленки не разлетались. Внутри лежала деревянная фигурка зверька — известного мультипликационного персонажа, одетого в костюм с шикарным галстуком во всю грудь. Стивенсон бережно погладил фигурку по оттопыренным ушкам.
Ричард Пател, как и Молчанов покосились на игрушку в легком недоумении.
— Это любимый мультфильм Эмили. Младшей дочери.
Ричард Пател с пониманием кивнул.
— Как-то на день рождения я подарил ей такого же, только плюшевого. Она везде таскала его с собой. Он весь изорвался, внутренности торчали наружу, но Эмели не позволяла его выбросить. Мы купили набор для шиться, и она штопала дырки. Каждый раз плакала — думала, что делает ему больно, — он улыбнулся и вздохнул с тоской.
Нет, это говорила не бездумная машина с голосом Скотта Стивенсона, это был настоящий человек.
Повисло молчание.
— Доктор Пател, как продвигаются ваши эксперименты? — решил разрядить обстановку Молчанов.
— По плану.
Молчанов протянул Ричарду Пателу лист салата.
— Вот, попробуйте, доктор космическую еду.
Доктор Пател прожевал лист.
— Чувствуется невесомая легкость? — спросил Молчанов.
Нака и Стивенсон рассмеялись. Ричард Пател улыбнулся и кивнул, оценив шутку.
— У нас вообще-то праздник, — твердо сказала Нака. — Командир Стивенсон, сегодня день ваш, а значит право рассказывать истории. Какое первое день рождение вы помните?
Командир Стивенсон глотнул лимонада и поежился, будто это и впрямь алкоголь. Он прожевал кусок мяса, кашлянул и начал говорить:
— Мне было лет шесть, наверное. Мы устроили барбекю с родителями на заднем дворе фермы. До ближайшего города тридцать километров, накануне пролил сильный дождь. По устью реки прорвало дамбу и затопило дорогу. Никто из друзей не смог приехать. В моем распоряжении был огромный торт, который я мог съесть один. Помню, мама сильно переживала о том, что никто не приехал, а я только и думал о торте. Мечтал, как засуну туда руки и буду облизывать пальцы. Мы сидели втроем за огромным столом на заднем дворе. Был очень сильный ветер. То и дело отец вставал и держал зонтик чтобы тот не улетел. А потом он надел сверху белую простынь, на голову нацепил шляпу. Сказал его зовут Мистер Спрингстин, последний клоун с планеты Помпаду, потом он вскочил на старый пень и запел песню «с днем рождения, Скотти». Ветер поднимал простынь, оттуда торчала его голая задница.
Нака ахнула и хохотнула. Командир Стивенсон рассмеялся, погрузившись в воспоминания.
— Это было очень смешно. Мама краснела и смеялась.
— У вас изобретательный папа, — сказала Нака.
— Как же торт? Вам удалось запустить в него руки?
— О, да. Это самые сладкие воспоминания.
Командир Стивенсон с удовлетворением поглядывал на фигурку зверька, будто смотрел на собственную дочь.
— Третий тост за любовь, — предложил Молчанов. — Так у нас, у русских, принято.
— Любовь к кому? — спросила Нака.
— К родителям, женам, детям, кому угодно. Мы пьем за это чувство, которое делает человека счастливым.
Нака с восторженностью выслушала и тоже подняла бокал.
— За вечную любовь, — сказала она громко.
Они выпили.
— Кстати, а где Иван? — спросил командир Стивенсон.
Молчанов посмотрел в сторону перехода.
— Я оставлял ему сообщение, — сказал он. — Должно быть он не прочел. Я позову его.
Молчанов потянулся к передатчику. Стивенсон остановил его.
— Я уверен он просто занят. Подойдет как освободиться.
Молчанов кивнул и оставил передатчик в покое. Нака взяла в руки модуль-компьютер.
— Сэр, а перед тем как стать пилотом, кем вы хотели быть?
Стивенсон пожал плечами и почему-то взглянул на Ричарда Патела.
— Наверное, физиком, — он засмеялся.
— А может быть музыкантом?
Нака нажала на кнопку и из колонок зазвучала музыка. Истерично запищали гитары, неистово колотил барабанщик. Солист надрывисто пел о своей гитаре, с которой не расстается даже в постели и если бы она была девушкой с большим грудями, то он непременно запустил бы ей руку в резонаторное отверстие.
Молчанов и Ричард Пател не понимали, что происходит.
Командир Стивенсон выхватил из рук Наки модуль-компьютер и судорожно тыкал пальцем по экрану пока музыка не выключилась. Потом виновато осмотрелся, словно совершил массовое убийство.
— Прости, Нака. Это было так неожиданно, что я… Я поступил не достойно мужчины.
Ричард Пател указал пальцем на колонки и с удивлением спросил:
— Это были вы?
Командир Стивенсон ответил виноватым молчанием. Ричард Пател хмыкнул, затем еще раз все сильнее сглатывая смех. Не выдержав, он безудержно расхохотался. Командир Стивенсон вздохнул и тоже засмеялся, к всеобщему смеху присоединились все.
Нака перепугалась до смерти. Стивенсон вновь принес извинения ей в почтительном джентельменском стиле.
— Как представлю вас с волосами до плеч, — Ричард Пател показал на себе длинные волосы, глянул на Стивенсона и снова расхохотался.
И впрямь, лысина командира Стивенсона так подходила ему, что казалось, будто он с ней родился.
Командира пришлось уговаривать всем, чтобы он рассказал подробно про то, что они только что услышали через колонки.
— Это было в колледже, — начал он, краснея на глазах. — Мне было девятнадцать. Много энергии и желания нарушать правила. Рок запретили, как музыку, провоцирующую революционные настроения у молодежи. Тогда я не понимал, что это был правильный шаг ради спасения страны. Мир шатался на грани, войны полыхали отовсюду. Мы с друзьями решили создать группу в стиле KISS. Кто-нибудь слышал о такой?
Ричард Пател кивнул, Нака и Молчанов пожали плечами.
— В восьмидесятые годы прошлого века они славились тем, что жутко красили лица, носили длинные черные волосы, кожаные куртки и ботинки на высокой платформе. Мы даже записали альбом, но интерес к группе как-то сник сам собой. Мы быстро повзрослели. Все это было глупой детской затеей.
— У вас талант. Редкий тембр голоса. Я знаю, — сказала Нака.
— Спасибо, что пытаешься меня подбодрить, — ответил командир Стивенсон с легким недоверием.
— Это не так. Андрей, Ричард, — она вдруг споткнулась, назвав доктора Патела по имени.
— Это правда, сэр, — сказал доктор Пател. — Услышать нотки прошлого было приятно.
Молчанов кивнул в подтверждение его слов. Нака протянула Стивенсону еще один подарок.
— Это от вашей жены.
Внутри упаковки лежал лазерный диск. На обложке был изображен Скотт Стивенсон в непривычной для него кожаной куртке, и нарисованной звезде на белом фоне во все лицо. Длинные черные волосы объёмной копной лежали на плечах. Стивенсон облокачивался на гитару стилизованную под скелет человека. Другие участники группы в разных вызывающих позах располагались по бокам. Сверху, опираясь на плечи и головы участников группы, высилась надпись: «Черные дьяволы»
— Единственный сохранившийся экземпляр, — сказала Нака.
Командир Стивенсон аккуратно вытащил диск, словно тот сделан из хрупкого стекла и взглянул в отражение.
— Как ей это удалось…
Командир Стивенсон вернул Наке модуль-компьютер и кивнул в сторону колонок. Она включила запись.
В модуль влетел Покровский. Молодой Скотт Стивенсон перекрикивал гитарный бас и пел о рыженькой соседке Мэри, о ее красивых ножках и о том, как он совсем не прочь задрать ей юбку и посмотреть какого цвета у нее трусы.
Покровский подлетел к столу, кивая в такт музыке. Все оглянулись на него. Покровский пожал имениннику руку и искренне поздравил, похлопав того по плечам. Затем он удивленно взглянул на обложку диска, снова на командира и опять на обложку. Потом поднял большой палец вверх и с уважением покивал командиру. Молчанов протянул Покровскому «бокал» с газировкой.
Ричард Пател глотал газировку слегка прикрывая глаза. Молчанов понимал, о чем он думал. О его пристрастии к алкоголю не знал только ленивый. Если бы не дети, которые вытаскивали отца из игорных заведений и баров, приводя насильно в клинику, доктор Пател вряд ли дожил бы до этого дня. Последний раз он вышел из клиники за три недели до сенсационной новости с Марса. Многолетнее пристрастие не прошло бесследно для здоровья и едва не стало препятствием для включения доктора в состав экипажа. Комиссия по здоровью во главе с Омаром Дюпре заявила протест. Директор НАСА Маркус Маккензи личным распоряжением утвердил его, потому что никто не знал термобомбу лучше ее изобретателя. Так Ричард Пател превратился в самый ценный и хрупкий груз Прайма-1479, который другие члены экипажа обязаны оберегать тщательней самих себя.
Вечер затянулся. Они прослушали все записи с альбома. На столе остались только пустые консервные банки. Нака принялась за уборку. Покровский обсуждал со Стивенсоном рабочие моменты. Молчанову было не интересно, и он решил прогнать в памяти вчерашний шахматный поединок с двенадцатилетним шахматистом из Испании, который Молчанов неожиданно проиграл. Доктор Пател уставился в свой модуль-компьютер. Закончив с уборкой, Нака еще раз поздравила командира Стивенсона и отправилась по своим делам.
— Желаю, чтобы следующий день рождения вы отметили на Марсе, а еще через год здесь, на этом самом месте, когда будем уже на пути домой, — сказал Покровский тоже засобиравшись.
— Дай бог, — ответил Стивенсон по-русски.
Покровский взглянул куда-то за спину Молчанову и замер, сгустив брови. Молчанов решил не оборачиваться из приличия, так как за спиной была всего лишь стена с поздравительной надписью.
Покровский облизнул губы и подозрительно осмотрел остальных.
— Здесь висела икона, — сказал он, указав пальцем. — Куда ее убрали?
Все посмотрели на пустую стену. Молчанов вспомнил, что на старых записях с МКС замечал в этом месте христианские иконы, крест и фотографии Гагарина и Королева — своеобразный алтарь российского экипажа.
— Насколько я знаю, все прибрали в двадцатые, когда в первый раз хотели затопить станцию, — сказал Молчанов.
Покровский подлетел к стене и указал на пустое место.
— Она была здесь, когда мы прилетели. Ее привозил Серега Павлюк десять лет назад. Царствие ему небесное.
Повисла неловкая пауза. Командир Стивенсон осмотрел окрестности.
— Возможно, Нака во время уборки не заметила и подмахнула, — сделал предположение Молчанов. — Нужно спросить у нее. Я уверен она найдет.
— Пусть только попробует не найти, — выпалил Покровский.
Он подключил рацию и собирался вызвать Наку.
— Это ты про картинку с изображением старца с нимбом? — вдруг спросил Ричард Пател.
Покровский уставился на него, бросив попытку связаться с Накой.
— Я убрал ее вместе с другим мусором в грузовик.
Покровский оттолкнулся ногами и остановился перед Ричардом Петелом. Тот отвлекся от модуль-компьютера и посмотрел на Покровского с железным спокойствием. Командир Стивенсон расположился напротив, чтобы успеть вмешаться в случае конфликта.
— Иван, если тебе требовалось что-то оставить нужно было сообщить, — сказал Командир Стивенсон. — Доктор Пател не мог знать, что эта вещь была тебе дорога.
— Как можно выбросить освященную икону?
— Приказ гласил убрать весь мусор, — сказал Ричард Пател.
— Мусор? — лицо Покровского скривилось, словно он вкусил лайм.
Ричард Пател смотрел на Покровского и выжидал. Затем он опустил глаза в модуль-компьютер и заговорил также непринужденно:
— Религии не место в научной миссии.
— А это не ты, док должен решать.
— Иван, доктор Пател имеет право на свое мнение, — вставил командир Стивенсон.
— Когда смерть припрет так сразу начинаете молиться. У нас, русских говорят: «В падающем самолете атеистов нет».
Ричард Пател поглядел на Покровского с жалостью.
— Иван, оставь доктора Патела, — обратился командир Стивенсон.
— Нет, нет, я не собираюсь ничего доказывать доку. Когда-нибудь он сам поймет, что грехи перед самой смертью отмывать поздно. С душой нужно примириться при жизни.
— Обойдусь.
— Вы, ученые, вечно считаете себя умнее других.
— Это легко подтвердить независимым исследованием.
— Вера необходима человеку, — не унимался Покровский. — В мире столько зла, только вера учит хоть чему-то хорошему. Не будет веры, не останется последнего барьера.
— Сначала верующие говорили, что бог сидит на небесах, мы поднялись туда и не нашли ничего кроме облаков. Потом верующие сказали, что бог еще выше. Но и там мы его не нашли. Сегодня мы можем смотреть вглубь на миллиарды световых лет, но и там нет и намека на существование бога, никаких косвенных доказательств.
Покровский улыбнулся.
— Вы смотрите глазами, думаете, что бог — это сущность с руками и ногами, но это не так. Бог не осязаем и не видим, он внутри каждого человека. И если вера крепка, его можно почувствовать.
— Каждый раз вы придумаете что-нибудь новое. И это ваше дело, только не лезьте с вашими фантазиями к нам, ученым. Дайте спокойно работать и делать жизнь людей лучше.
Покровский поднял руки над головой и зааплодировал.
— Ученый заговорил о высоком, — Покровский изобразил пальцами двух рук кавычки. — А не по вашей ли вине пол мира в руинах лежит?
— Мы не развязывали войн.
— Как всегда не видите дальше своих интегралов. Ваш хваленный ядерный синтез. Ага, свободная энергия. Все будут счастливы, все будет бесплатно, — Покровский пропел последние слова, подняв голову в потолок. — Помним мы эти речушки и счастливые лица вам подобных в белых халатах.
Ричард Пател внимательно дослушал и продолжил:
— Через двадцать лет глобальное потепление сделало бы Сибирь не пригодной для жизни. Еще пятьдесят лет и жилая зона сократилась бы втрое, а через сто, загнала бы человечество под землю. Нейтральный синтез позволил сохранить планету для потомков.
Покровский ехидно кивнул.
— Сохранить для потомков… Только их скоро некому будет рожать. Пока нефть кормила весь мир, все было хорошо. Худо-бедно жили. А сейчас что? Целые народы вымирают.
— Эволюционный процесс продолжается, как и закон естественного отбора.
— Пускай подыхают слабейшие? — воскликнул Покровский.
— Люди гибнут из-за сумасшедших правителей, которых от собственной невежественности сами и поддерживают.
— Расскажите это детям Кореи, Индии, Японии. Расскажите это Наке, наконец.
Покровский указал в сторону выхода. Нака была там и с ужасом наблюдала за происходящим.
— Скажите это тем, кто сгорел в ядерном пепле, кто умирает от лучевой болезни. Африка снова вернулась в каменный век, людей открыто продают на рынках чтобы сожрать. Как долго страны смогуть платить нищенские пособия? Люди же первыми придут сажать вас на колья, потому что знают кто виноват, — Покровский тыкал пальцем в доктора Патела. — Бог создал Землю, чтобы мы пользовались ее дарами. Они давали нашим предками работу и еду. А вы решили вмешаться и разрушить замысел, и вот расплата.
Покровский окончательно сорвался на крик.
— Так, хватит, — вмешался командир Стивенсон, встав между ними. — Мы не для того здесь, чтобы обвинять друг друга в том, в чем нет нашей вины.
— Икона принадлежала моему другу. Он погиб здесь, на станции.
— Да, я знаю, — сказал командир Стивенсон с сочувствием.
Все замолчали.
— Я хотел сказать это завтра, но… — заговорил Стивенсон. — Несколько часов назад произошел коронарный выброс. Солнечный ветер достигнет нас через пятьдесят два часа. Завтра прошу отложить все дела и готовиться к перемещению в капсулу.
— Первая категория мощности. Самая слабая. Щит выдержит, — сказал Покровский.
— Мы не будем нарушать инструкцию и переждем в капсуле, — сказал Стивенсон.
В его голосе чувствовалась усталость, словно он сам отыграл концерт.
— Ты же, кэп, — Покровский откланялся и покинул модуль.
В эту ночь Молчанову приснился дед. Они играли в шахматы, и Молчанов проиграл. Как всегда.
* * *
«Ты смотрел фотографии, что я прислал? Снял из окна электропоезда» — спросил Макс.
Молчанов еще раз взглянул на фотографии. Через стекло, залитое подтеками воды виднелись огни ночной Москвы. Сверху бороздились налитые облака, сквозь которые узкими полосками пробивались лучи утреннего солнца. При грозе запрещено транслировать небесные проекции, и это единственная возможность для горожан насладиться естеством природы.
— Запах дождя почудился, — сказал Молчанов улыбнувшись.
«Так надень очки, настрой погоду и наслаждайся сколько влезет».
Молчанов вдруг вспомнил запрограммированную Светой стихию в парке и его передернуло.
— Обмануть можно органы чувств, но разум знает правду.
«С каких пор ты стал таким ханжой?»
— Многое переосмысливается здесь.
Молчанов приблизился к закрытой капсуле, которая располагалась на самом видном месте в лаборатории. Он проверил температуру и состав воздуха внутри. Открыв журнал, посвященный карцикулам, он внес новую запись, отметив усиление роста микроорганизмов.
«Мой папаша теперь удумал выжить меня из НАСА».
— Если бы я тебя не знал, то посоветовал держать язык за зубами, но ты же не послушаешь.
«Вот этого не надо. Я то не виноват».
— Твой отец желает тебе добра. Другого варианта не может быть. Сделай шаг ему навстречу. Кто знает, что будет завтра.
«Хватит уже о нем. Я хотел поговорить с тобой о другом. Это касается твоего запроса программы марсохода Террос».
Макс рассказал, как пытался получить доступ к программе марсохода, рассказал о запрете доступа и о том, как Бруно помог ему разузнать подробности.
«Джейсон Грейс, Судзуми Акияма. Тебе говорят эти имена о чем-нибудь?»
— Я знаю Грейса. Он проектировщик по механической части. А вот Акияма. Что-то не могу о таком вспомнить.
«Судзуми Акияма, ядерщик, работал с Ричардом Пателом над проектом термобомбы».
— Почему ты вообще заговорил о них?
«Кроме Маккензи они тоже имеют доступ к программе марсохода Террос. И оба больше не работают в НАСА».
— Нет, Джейсон Грейс точно должен работать. Я видел его во время подготовки в Хьюстоне.
«Джейсон Грейс за неделю до старта выиграл в лотерею кучу денег и укатил в неизвестном направлении. Судзуми уволился год назад и с тех пор тоже ни весточки. Официально уволился по истечению временного контракта. Но я кое-что выяснил. Контракт с ним был перезаключен на пять лет. В нем значилось условие, что в случае досрочного расторжения, он должен получить огромную компенсацию».
— Не вижу в этом ничего странного. Много достойных людей уволилось из НАСА в последние годы.
«Но ни у кого не было таких вкусных условий».
— Наверное, он это заслужил.
«Брехня. Маккензи заплатил ему за молчание. И я уверен, что Джейсону Грейсу тоже».
— К чему ты вообще клонишь?
«В программе марсохода что-то не так, ну проблемы какие-то, я не знаю точно. И Маккензи пытается это скрыть».
— В каждой такой системе есть секретные разработки. В Ное до сих пор половина технической документации засекречена.
«Нет. Здесь что-то другое. Я уверен».
— Мне кажется ты выдаешь желаемое за действительное.
«А если я скажу, что доступ имел еще один человек. Чарли Хэнлон».
— Номер первый?
«Не находишь это подозрительным?»
— Подозрительным?
«Двое пропали без вести, третий внезапно погиб. Маккензи избавился от свидетелей. Так понятней?»
— Оу, Макс. Давай-ка остановимся тут. Мне все это уже не нравиться.
«Я выведу этого засранца на чистую воду».
— Если ты всерьез собрался обвинять в чем-то директора НАСА, то я в этом не собираюсь участвовать.
«Ты же не будешь отрицать, что все это странно? Ты сам сказал скрывать там нечего, почему тогда Маккензи не открыть доступ?»
— Может сам у него спросишь?
«Он скажет, что я занят не своим делом».
— Может быть он прав? Лучше брось эту затею, иначе точно окажешься на улице.
«Я не трус, как ты».
— Ты вообще понимаешь с кем говоришь? Я всю эту ахинею, что ты наговорил передам Константину Александровичу. Пусть он тебе мозги вправит.
«Нет, не передашь. Ты не стукач».
— Это уже не детские шалости, Макс. Это серьезные вещи.
«Ладно, извини. Но все можно прояснить если получить доступ к программе»
— И как ты собираешься это сделать?
«Через терминал Маккензи».
Молчанов чуть не подавился.
— В ЦУПе куча народу круглосуточно. Если тебя заметят, тебе конец. А если узнают, что я был в курсе…
«Не узнают».
— Твоя самоуверенность погубит тебя.
«Тебе же тоже нужны данные».
— Обойдусь. У меня помимо этого куча работы. И мне надоело уже это слушивать.
«Подожди. Терминал Маккензи не лучшая идея, согласен. Может быть ты прав и там ничего серьезного нет. Но, вдруг я прав?»
Молчанов прорычал нечто несвязное.
«Есть более безопасный способ все узнать. Спросить человека, который знал Чарли Хэнлона лучше, чем кто-либо еще».
— Командир Стивенсон? — воскликнул Молчанов.
«Просто поговори с ним. Если кому-то Чарли Хэнлон и мог рассказать, то только ему».
— Нет, нет и нет. Это исключено. Я ответственен за психическое состояние каждого члена экипажа и не собираюсь ворошить рану, которая еще не зажила.
«Значит ты так решил?»
— Именно так. А тебе советую прекращать разыгрывать детектива и спокойно работать.
«Маккензи скоро выживет меня, а к отцу я не вернусь. Компромат на Маккензи — мой единственный шанс сохранить работу. Помоги мне».
— Мне очень жаль, Макс. Я правда хочу помочь, но то, что ты просишь — это не выход.
Молчанов еще долго обдумывал этот разговор. Макс хоть и стал старше, но вел себя как тот самый мальчишка. Неуправляемый, шкодливый и самоуверенный, вечно сам себе на уме. Его бы энергию да приложить в нужное русло.
Молчанов до конца дня готовил модуль к своему отсутствию. Ночью ему приснился домашний ужин. Он наяривал мамины оладьи со сметаной за обе щеки пока папа хвастался, что экспедиция их университета поставила новый рекорд глубины бурения в Арктике. Мама как всегда не слушала. Когда Молчанов проснулся на языке ощущался кислый привкус сметаны.