За три дня Рамон так и не смог продвинуться ни на шаг в разгадке письма Карла Смита. Ему с трудом удавалось всерьез сосредоточиться и выбросить из головы то, что он услышал о себе от Нойманна.
По правде говоря, документы, предоставленные им из психиатрической лечебницы не стали для Рамона откровением. Дело было в другом. Он сам давным-давно перекрыл воспоминания из детства невидимыми вратами. Теперь они оказались распахнуты настежь. Внутренние монстры выпущены на свободу. А то, что он с лихвой научился заливать виски, выплыло на кипящую поверхность.
Может быть, причина в огромной количестве лекарств, которыми, как конфетами пичкал его доктор Гонсалес? Рамон путался в собственных воспоминаниях и не мог отличить настоящие от выдуманных. Незыблемыми оставались лишь общие черты, из-за которых он впервые почувствовал стыд. За всю жизнь он так никогда и не посетил могилу отца, а когда умерла мать, сына вновь забрали в клинику, на этот раз с приступами неконтролируемого психоза. Анна осталась одна.
Вместо школы мальчик выбрал улицу, где грань между плохим и хорошим практически отсутствовала. В свободное время между мелкими отсидками и пьянством, он забивал в свою голову бессмысленные исторические факты. Наваждение отцовскими идеями превратилось в мечту подогреваемую жаждой мести.
Только за всю жизнь он так и не сделал ни одного шага к ее осуществлению. Как и у древних людей, жизнь превратилась в бесконечную череду имитаций. Бесполезное подражание единственному божеству, которым стал для него отец.
Теперь же от жажды мести остались только слова. На душе полегчало. Во многом благодаря ей. За последние три дня его обуревало чувство радости за то, что они наконец стали семьей и стыда за то, что это произошло так поздно. Анна предстала перед ним в совершенно новом свете. Вместо самодовольной упрямой стервы, он увидел умную, ранимую личность, глубоко переживающую их общую семейную трагедию.
Рамон настоял, чтобы сестру поселили к нему в палату. По вечерам они не могли наговориться. Только тогда этот приставучий ублюдок Марио, наконец, оставлял их в покое.
Рамон заметил, что тот явно положил глаз на сестру и стремился использовать любой момент, чтобы с ней поворковать. В первые дни она с раздражительностью реагировала на его присутствие. Смерть подруги и ее мужа стала для нее большим ударом. Она винила в этом любого, кто работал на Нойманна. Несмотря на все уже вчера Рамон заметил, что ее поведение изменилось и она даже стала посмеиваться над глупыми шуточками этого низкорослого подхалима.
На днях Рамон и Анна испытали настоящий шок, после того как увидели труп отца в морге. Будто спящий, он излучал настоящую живую энергетику. Именно таким Рамон видел отца в последний раз.
Возможно, тот самый артефакт действительно обладает мощной энергией, способной своим воздействием мумифицировать тела. Бог знает, на что еще он способен. Отец был на грани поистине революционного открытия, способного перевернуть современную науку и историю. Еще вчера Рамон готов был рискнуть жизнью, ради того чтобы пять минут подержать сокровище в руках. Стать настоящим первооткрывателем, подобно Говарду Картеру, обнаружившему гробницу Тутанхамона. Но сегодня все изменилось. Будто в голове переключили старый заржавевший затвор. Больше всего он хотел покинуть это место вместе с сестрой и начать новую жизнь. Но прежде нужно расшифровать это треклятое письмо.
Время неумолимо шло. Марио с каждым разом возвращался все более угрюмым. Дружественная энергичность постепенно сходила на нет. Нойманн требовал с него результаты, и почему то Рамон считал, что их участь в случае провала будет не столь радужной, как неустанно повторял Марио.
— Все будет хорошо. Мы сможем.
Рамон вновь развернул письмо и перечитал:
«Дорогая Лаура.
Безумно скорблю о твоей потере. За последний год мы с Раулем стали хорошими друзьями. Он спас мне жизнь. Ваша семья стала мне вторым домом. Рауль для меня друг и учитель. Если возникали вопросы, я знал к кому нужно обращаться. Он всегда слушал.
Прости, что не смог быть на похоронах.
Ты должна знать — его предали.
Мы сделали величайшее открытие. Нас называли посмешищем, но теперь они поймут, как ошибались. Рауль всегда говорил — нужно шваброй гнать этих чертовых бюрократов и делать свое дело. Как он был прав.
Мир еще не готов осмыслить наше открытие. Рауль потратил много часов в изучении. Его записи не достанутся убийцам. Твоя семья имеет на них полное право. К сожалению, я больше не могу держать их при себе. Это слишком опасно. За мной следят, и я не уверен, что позволят вывезти их с собой.
Наслышан о сообразительности Рамона. Немудрено… Есть, в кого расти умным парнем. Пока еще бегает под стол, но я обещаю, его ждет большое будущее.
P.S. Ром был великолепным…»
Рамона пробрало отчаяние. Здесь нет никакого шифра.
— Опять ничего? — спросил Анна, усевшись рядом.
Ее волосы были взъерошены после сна.
Рамон кивнул и сжал кулаки, уперевшись ими в кровать.
— Если здесь и есть шифр, я не могу его найти.
Сестру пробила дрожь. Он обнял ее и прошептал на ухо, что все будет хорошо. Если бы он сам в это верил.
В дверь вошел Марио и пожелал доброго утра. Его угрюмое лицо на этот раз пыталось скрыть излишнюю озабоченность. Впервые он появился перед ними с легкой щетиной и неряшливо заправленной рубахой. Рамон и Анна уставились на него выжидающим взглядом.
— Артефакт найден.
Рамон задержал дыхание.
— Сеньор Нойманн требует с меня результаты по письму.
— Их нет.
— Ты говорил, что вы будете искать Карла Смита, — включилась Анна. — Может быть, он все еще жив, или остались его родственники, которые могут что-нибудь знать?
Марио почесал затылок и присел на стул.
— Нет, мы все проверили. Никаких следов. Это письмо единственная зацепка.
— Здесь нет шифра, — озлобленно сказал Рамон. — Это просто письмо.
Марио опустил глаза.
— В таком случае, сеньор Нойманн сообщил, что вам будут предъявлены обвинения в пособничестве террористам, — он не осмеливался взглянуть на пленников. — Вам грозит до двадцати лет. Я… — он поперхнулся. — Я ничем не могу помочь. Простите.
Марио поджал губы и вышел за дверь.
— Боже… — вымолвила Анна сквозь слезы.
Рамон вновь попытался обнять ее, однако девушка отвернулась. Она подошла к окну, глубоко вдыхая свежий воздух из приоткрытой фрамуги.
— За что нам все это?
В своей вновь обретенной семье, он единственный мужчина — защитник. Рамон возненавидел себя за беспомощность.
Он резко развернул письмо, чуть не порвав его на две половинки и снова прочел.
Между строк, ищи между строк… Рассуждай. Как бы поступил ты?
Если это просто письмо, зачем упоминать про записи, которые дядя Карл планировал спрятать, не упомянув при этом местонахождение? Следовательно, где-то здесь должно быть указано направление. Просто Рамон ни как не мог его обнаружить. Думай, думай!
Упомянув его сообразительность и великолепный ром, дядя Карл намекал на историю, произошедшую перед одной из отцовских экспедиций.
Карл Смит всегда имел репутацию весельчака и любителя загадок. С отцом они часто на спор отправляли друг другу телеграммы с шифрами, и в случае победы, проигравший покупал бутылку дорогого рома, которую распивали вместе при встрече.
Перед очередной экспедицией, отец получил телеграмму, с текстом:
«Когда солнце пересечет небесный экватор, увидимся друг у каменных стен»
Отец провел несколько часов, таращась на маленький кусок бумаги, перебирая всевозможные варианты.
Рамон хорошо помнил, как отец матом ругал дядю Карла, когда у него заканчивалось терпение разгадывать его загадки. Все в доме знали, что к папе лучше не подходить на расстояние взора. Иначе можно стать виноватым во всем, даже в захвате Египта Александром Македонским в 333 году до новой эры.
В тот день отец выпил все запасы виски. Ближе к полуночи он позвал сына из комнаты и сказал, что сдается. Завтра он собирался позвонить дяде Карлу и заявить о своем очередном поражении. Отец жаловался на то, что придётся потратиться на бутылку рома, а потом наблюдать с каким удовлетворением Карл будет наслаждаться горьким вкусом победы.
В телеграмме удалось разгадать только дату: «Когда солнце пересечет небесный экватор» обозначало день весеннего равноденствия. В этот день во всем мире день и ночь равны по времени. Как же разгадать место встречи? В Египте тысячи монументов и храмов, у какой каменной стены они должны были встретиться?
Отец протянул сыну телеграмму с словами: «Дети всегда умнее родителей». Конечно, он совершенно не надеялся, что маленький Рамон мог помочь. Он лишь хотел, чтобы сын почувствовал свое участие в его исследованиях.
Рамон сильно разволновался. Ему доверили такую высокую честь. Папу нельзя подвести. К сожалению, загадка оказалась и ему не по силам. Через полчаса мама начала ругаться, что уже поздно, а он до сих пор не в постели. Рамон вынужден был сдастся. Обиде не было предела. Слезы текли ручьем.
Отец крепко обнял его, поблагодарил и поцеловал в лоб.
«Твои открытия еще впереди сынок. Даже мне будет далеко до них», — прошептал он тогда.
Рамон помнил каждую интонацию в его голосе. Он до сих пор ощущал мощную теплоту тех слов.
Отец пожелал спокойной ночи.
«Я обещаю, я разгадаю ее. Завтра, когда у меня будет больше времени», — воскликнул Рамон.
Внезапно отец замер. Его глаза расширись.
«Время! Сынок, ты мой гений»
Рауль схватил телеграмму и посмотрел время отправки.
«05:18 pm»
«Ах, ты чертов плут. Пятый фараон, восемнадцатой династии. Стены Храма царицы Хатшепсуп! Сынок, я буду пить этот ром в твою честь!»
Рамон ощутил тогда невероятный прилив гордости, который с годами только креп.
Эту историю он нехотя поведал Марио. На всякий случай в храм Хатшепсуп отправили группу поиска. Учитывая не прекращающиеся раскопки и тысячи туристов проходящих там каждый день, записи не могли долгое время там сохраниться. Да и Карл Смит был не глупым человеком, чтобы спрятать их у всех на виду.
Должно быть что-то другое. Но что? В письме не значилась дата. Рамон обнюхал бумагу и изучил каждый миллиметр. Ничего кроме бессмысленного текста.
«Прости пап, но теперь я точно сдаюсь…»
Рамон, прихрамывая, подошел к сестре. Неожиданно над головой с грохотом разбилось окно. Мелкие осколки дождем окатили с головы до ног. Он упал на пол, прикрывая телом сестру. Перед глазами находилось ее лицо, искорёженное гримасой ужаса. Она что-то кричала, но звук тонул в шумах автомобильного движения и рева сигнализации.
В палату вбежал рослый полицейский, все это время выступавший их главным охранником. Прозвучали два глухих хлопка, и мужчина вывалился обратно в коридор с двумя красными отверстиями в груди. Руки схватили Рамона за плечи и резко рванули вверх. Он даже не успел вскрикнуть, как оказался снаружи на специальной площадке, предназначенной для мойщиков окон.
Налетчиков было двое. Не смотря на маски во все лицо с изображением искорёженных гримас, из фильмов про зомби, Рамон без труда узнал обоих.
В дверях промелькнула еще одна фигура. Рамон помог сестре вылезти наружу. Из дверного проема прозвучали ответные выстрелы. Пуля попала в периллу ограждения. Площадка пошатнулась. Искры сверкнули яркой вспышкой.
Анна вскрикнула, прижавшись обеими руками к брату.
Налетчик крупного телосложения с нерабочей левой рукой бесцельно стрелял в пустоту дверного проема, выигрывая время. Второй подскочил к лебедке и рванул рычаг от себя.
— Держитесь!
Едва успев схватиться за перила, площадка пулей полетела вниз. За несколько метров до земли лебедка начала затягиваться, и площадка с натягом остановилась. Рукоятка, не выдержав веса, выскочила. Площадка упала на землю с высоты около метра. От удара она пошатнулась и завалилась на бок вместе с пассажирами.
Рамону зажало между периллами и землей простреленную ногу. Он закричал в приступе чудовищной боли.
— Ты в порядке, солнце?
Она, пошатываясь, ступила на землю и кивнула, вытирая песок с лица. Волк с Лисом быстро приподнимали площадку чтобы Рамон мог ползком выбраться из ловушки.
На первом этаже распахнулась дверь, и из нее выскочил Марио. Он перевел взгляд на первую попавшуюся цель. Налетчики стояли спиной. Отличный шанс. По всем правилам он обязан стрелять на поражение, не раздумывая.
Внезапно между нацеленным оружием и налетчиками в масках зомби появилась фигура. Марио дрогнул и расслабил палец на спусковом крючке. Это была Анна. Она выставила руки в стороны, отгораживая собой цели.
— Не стреляй! — отчаянно взревел Рамон, выставив руку вперед.
Время было безвозвратно утеряно.
Волк оттолкнул в сторону девушку, только что спасшую ему жизнь и, прицелившись, выстрелил. Марио успел отскочить за мусорные контейнеры. Запнувшись, он упал лицом на асфальт, выронив пистолет.
Волк шагнул к лежащему противнику, но хрупкие руки потянули его за предплечье.
— Нет, хватит уже смертей, — взмолилась Анна.
— Уходим! — крикнул Лис.
Он стоял поодаль и поддерживал Рамона за плечо. Все вместе они побежали к заранее припаркованному автомобилю.
* * *
Марио со всех ног бежал на третий этаж, проскакивая по несколько ступеней за шаг. Лицо зудилось от полученных при падении ссадин, сердце бешено колотилось от всплеска адреналина столь позабытого после ухода из полиции.
У палаты, где только что произошла перестрелка, толпились санитары и врачи. Пустые гильзы вперемешку с осколками штукатурки мешались под ногами. Погибшего полицейского уже погрузили на носилки и накрыли простыней.
Марио пробился через толпу и ввалился в кабинет Нойманна.
Начальник безразлично взглянул на него и опустил глаза на кейс, лежащий перед ним. Он смотрел на него голодным взглядом как на трофей охотника. Гюнтер сидел рядом в черных очках, всматриваясь в пустую стену.
Марио от удивления не смог подобрать слова, а лишь продолжал жестикулировать и пытаться наладить ровное дыхание.
— Там пришли… то есть они… сбежали.
Нойманн поднял удивленный взгляд.
— Русский жив?
— Я не видел их лиц. Я уже объявил перехват по каналам полиции. Они не уйдут далеко.
— Видимо, ты их недооцениваешь… Или может быть себя?
— Я сделаю все чтобы…
— Твоя задача была расшифровать письмо! Ты должен был круглосуточно быть рядом с ними, спать в обнимку, вместе ходить в туалет, а сейчас ехать с ними в одной машине. Главное выполнить задачу. Гюнтер займется их поиском.
Гюнтер не шевельнул ни единой мышцей. Марио опустил взгляд в пол.
— Итак, ты допустил то что произошло, значит тебе не требуется помощь. Ты расшифруешь письмо сам. У тебя есть два часа.
— Да, сеньор.
Марио постоял несколько секунд, переваривая услышанное и вышел.
* * *
— Слабоват он, — прошептал Нойманн.
Гюнтер приподнялся и положил руку на кобуру.
— Нет, пусть останется. Он идейный, таких ни за какие деньги не купить. А теперь оставь меня.
Нойманн снял очки и резким движением руки смёл всю утварь со стола. Ничто не должно отвлекать его взор. Борясь с невероятным искушением чтобы не вскрыть кейс, он провел по воздуху рукой, представляя, будто прикасается к идолу. Нельзя. Он не просто так ждал всю жизнь этого момента, чтобы сейчас погибнуть, поддавшись минутной слабости. Он отодвинулся от кейса.
Почему русский смог выжить? А вдруг опасности нет, и защита не работает? Нет, он не мог так рисковать.
«Если хочешь увидеть будущее, взгляни в прошлое»
Нойманн вспомнил разговор, который состоялся, когда он был совсем юнцом, только что переведенным в новую особо секретную организацию. Перед ним отчетливо возник коридор, вымощенный дорогой и сияющей от блеска плиткой темно синего цвета, пересеченной белыми параллельными линиями. По тем временам невиданное новшество. Он уже изрядно привык к серым, испещрённым грязью полам государственных учреждений, где имел возможность, появляется регулярно на предыдущей работе.
Филипп поднялся на десятый этаж и прошел в единственный безымянный кабинет. За мощным деревянным столом, с виду больше напоминавшим взлётно-посадочную полосу, сидел мужчина со светло-русыми волосами с прожилками седины и усердно вчитывался в кипу документов. Оказавшись вблизи, Филипп вздрогнул. Лицо мужчины было исполосовано глубокими шрамами.
Жизнь изрядно потрепала его.
— Три года в тылу, два побега из Дахау, — ответил он, прочитав по лицу удивление юноши.
Мужчина поднял взгляд и Филипп заметил, что один глаз был ярко-голубым, а второй темно-карим.
— Филипп, я правильно понимаю?
— Да герр Массо, — твердо ответил юноша, пытаясь выказать наибольшее уважение.
Мужчина поежился, будто кто-то наступил ему на больную ногу.
— Прошу избавь меня от вашей немецкой учтивости. Война окончена, но я до сих пор вздрагиваю от ваших обращений. Наша организация интернациональная и если каждый будет хвастаться национальной словесностью, я сойду с ума.
— Простите.
Массо взглядом указал на стул. Филипп хотел придвинуть его ближе к столу, но как оказалось, тот был намертво прикручен к полу. Массо вздохнул, давая понять, что видит это далеко не в первый раз. Филипп присел и смущенно опустил взгляд.
Эрнест Массо был своего рода легендой. Однако, очень узкий круг людей знал его настоящее имя. Поговаривали, что он является главным мозговым центром, новой организации созданной несколько лет назад под эгидой ООН. Филипп узнал о ней, только когда получил неофициальное приглашение вступить в ее ряды. Перевод предполагал отличные перспективы и карьерный рост.
— Ты уже слышал, в чем заключается наша работа?
— Честно сказать, подробностей мало. Я слышал это связанно с борьбой с теми, кто пытается обманом прийти к власти.
Массо улыбнулся краем рта. Другой край не двигался из-за травмированных мышц лица, полученных при ранении.
— Даже не знаю хорошо это или плохо, что слухи далеки от реальности. Борьбой с диктаторами пусть занимается ООН. У нас задача более глобальная. Мы защищаем историю. От тех, кто посягает на нее своим влиянием, и стремиться переиначить.
Наступила пауза. Филипп жадно переваривал последнюю фразу и искал в ней понятный смысл.
— Я вижу, ты удивлен. Это нормально. Тебя, как и большую часть современного человечества, мало заботит то, что было сто или тысячу лет назад. Большинство сосредоточено на своей жизни, семье, работе. Они непосвященные. Но те, кто выбрал для себя путь управления людьми, знают, что если хочешь увидеть будущее, нужно заглянуть в прошлое. Историческими фактами манипулируют все руководители стран, с их помощью можно добиться самого главного — управления массами и легитимности своей власти. А теперь представь, если у одного чокнутого психопата появится мысль манипулировать историческими фактами в свою пользу, убедить общество что в прошлом с ними поступили несправедливо, что будет тогда?
Филипп хотел пожать плечами, но испугался выставить себя глупцом.
— Тогда люди, наверное, ему поверят и поддержат?
— Вот именно, мой дорогой друг. Так и получил поддержку Адольф Гитлер, а к чему это привело тебе хорошо известно.
Филипп почувствовал, как у него кольнуло в сердце. Словно кто-то сыпнул кислотой на кровоточащую рану. Он вспомнил лицо своего отца. Бесчисленные вечера тот рассказывал сыну о величии Германии и непобедимом Фюрере. Он — простой бедный художник, ставший отцом нации — истинный патриот Германии, который хотел привести страну в великое будущее. Маленький Филипп слушал эти рассказы с замиранием сердца, и каждый вечер ждал продолжения. Однажды папа не пришел домой. А потом Филипп узнал, что его схватили плохие люди за преданность и собираются казнить. Последнее что увидел папа: отрешенные глаза маленького сына, наблюдавшего, как у отца затягивается петля на шее. Он был героем. Все вокруг боялись за свои жалкие жизни — чертовы рабы. Настоящий патриот пойдет до конца, до самой смерти, также как отец, также как фюрер.
— Историю недооценивают, — продолжал Массо. — В неумелых руках она становится опасным оружием. Она может шокировать, может вызывать чувство гордости или стыда, но главное — история должна быть безопасной. Запомни: мы не боремся за достоверность, мы боремся за безопасность. Некоторые события нельзя делать достоянием общественности. Неважно — произошли они вчера или тысячи лет назад. По образованию я историк, а мой военный опыт позволил организовать структуру совершенно нового формата. Несколько лет назад я представил результаты своей работы генеральному секретарю ООН, и он дал согласие, — Массо развел руки в стороны, — мой проект заработал и теперь мне нужны инициативные и идейные люди, готовые на большие начинания. Рассмотрев твое дело, я решил, что ты как-никак лучше подходишь для этой работы.
Филипп поежился на стуле.
— Позвольте спросить. Мне не совсем понятно, с кем тогда нужно бороться?
Массо встал и прошел в противоположную сторону комнаты к доске плотно исписанной текстом на непонятном языке. Он протер чистый круг в середине и нарисовал цифру ноль.
— Это начало нашей эры. Как любят говорить христиане — год рождества христова. Кстати, ты католик?
Филипп чуть было не поперхнулся собственным языком.
— Я… это… нет.
— Все в порядке. Я атеист, и сейчас ты поймешь почему. Посмотри сюда, что ты знаешь о периоде до нашей эры?
— Если честно, с историей в школе у меня было не важно. Фрау Гиттеншир всегда говорила, что цифры мне даются лучше, чем даты.
— Это придется исправить. Итак, назови главный инструмент историка?
Устав имитировать задумчивость, Филипп пожал плечами.
— Книга, мой дорогой друг. Исторические документы, записи. Жил, когда-то древнегреческий историк Геродот Галикарнасский. Очень любознательный и одаренный человек. Ему удалось создать множество сочинений описывающих исторические события и культуру многих этносов. Не зря его называют отцом истории. Вавилон, Осирия, Персия, и конечно Египет. В 445 году до нашей эры он прибыл в город Мемфис — столицу древнего Египта, а близ него посетил три пирамиды. Именно информация, полученная от жрецов в Мемфисе, и стала основой его труда об истории древнего царства и строителях пирамид. За сотни лет, история изложенная Геродотом превратилась в истину, и даже спустя больше двух тысяч лет, современные историки и археологи не нашли опровержения этой теории. Пирамиды неотъемлемая часть нашей истории, об этом знает все современное человечество, верно?
— Да, — неуверенно согласился Филипп.
— А что если я скажу тебе, что это не так? Что если я скажу, что египтяне не имеют никакого отношения к строительству пирамид? — он прочертил стрелку вниз и нарисовал знак вопроса. — В начале двадцатого века, при раскопках у подножия пирамид были обнаружены различные артефакты: некоторые напоминали стальные ножи, состав и твердость материала которых не имеет аналогов даже сейчас; десятки необъяснимых механических приборов; колбы с обогащённым ураном и плутонием, сделанных из невиданного по крепости стекла. Многие механизмы были в рабочем состоянии. Например, один из них испускал свет и проецировал звездное небо в таких подробностях, которые недоступны ни одному современному телескопу.
— Ничего себе.
— Американцам удалось заполучить эти артефакты, и уже через несколько десятилетий они изобрели атомную бомбу. Они конечно еще очень далеки от понимания предназначений многих приборов. Но исследования продолжаются, и я уверен, в ближайшем будущем нас ждет революция в технологиях, — Массо обошел стол и присел на край, облокотившись на колено. — Понимаешь, о чем я говорю? На земле существовала древняя высокоразвитая цивилизация. Мы не имеем представления, кто они были: пришельцы или древнее человечество. Это не имеет значения. Я называю их богами. Пирамиды по всему миру — их рук дело. Боги распространили свои следы повсюду: Перу, Боливия, Ливан, Япония, Китай. Все божества народов мира, так или иначе, олицетворение реально существовавших предков.
— Куда же они пропали?
Массо пожал плечами и вернулся к себе в кресло.
— Этого не знает ни кто. Когда-нибудь они могут вернуться, и боюсь, если они увидят в нас угрозу, наши шансы равны нулю.
Филипп почувствовал жар. Пот как вода на сковороде выскочил из пор на лбу.
— У меня просто в голове не укладывается все это. Словно мир перевернулся с ног на голову.
— Теперь ты понимаешь, почему эта информация чрезвычайно опасна? Человечеству нельзя знать, что в любой момент может появиться враг, способный стереть нашу планету в пыль. Пока люди спокойны и не задают лишних вопросов, мы можем поддерживать мир и гармонию. Теперь я думаю, ты понимаешь, в чем наша основная задача? Бороться с теми, кто пытается сделать себе имя и обнародовать исследования, идущие в разрез с нашей — безопасной версией истории. Да мы вынуждены обманывать общество, но наша цель оправдывает любые средства. Запомни это! Любые. Нас поддерживают во всех странах ООН на самом высоком уровне. При появлении опасных сведений, мы должны действовать быстро и решительно. В наших руках мнение мировых столпов науки и все главные СМИ.
Филипп почувствовал невероятный прилив адреналина. Ему захотелось бегать по кабинету и громко кричать, радуясь своему везению.
— Я хочу присоединиться к вам.
— Прежде чем ты начнешь, я рекомендую изучить вопрос досконально. У нас имеется обширная библиотека и миссис Бирдл, поможет тебе закрыть твои исторические пробелы. Ты помнишь? Наше орудие — книга. Ты обязан быть вооружен до зубов.
Филипп кивнул и встал вытянувшись в покорной стойке смирно. Массо кивнул и указал взглядом на дверь. Юноша почти успел скрыться в дверном проеме, прежде чем Массо окликнул его.
— Кстати, забыл сказать, что у нас есть одно главное правило, за нарушение которого я караю жестоко и без раздумий.
Филипп напрягся.
— Мы не судьи, а исполнители. Мы охраняем, а не исследуем. Информация, получаемая нами особо секретна, за разглашение — смерть.
Миссис Бирдл своим внешним видом напоминала работницу школьной библиотеки. Она говорила размеренно и постоянно поправляла круглые очки, аккуратно усаживая их на самый кончик носа, словно там имелась специальная посадочная площадка.
Информация, полученная от Массо этим утром, повергла Филиппа в шок. В нем проснулось необъяснимое желание узнать больше. К сожалению, миссис Бирдл не разделяла любопытства новичка агента и вместо ответов на многочисленные вопросы, продолжала нагружать юношу бессмысленными книгами классической истории.
«Мы охраняем, а не исследуем» — правило, которое он нарушил с первых дней.
Нет ничего более желанного, чем запретное. Массо был глупцом, наивно полагая, что его правил кто-либо будет всерьез бояться — так Филипп считал в первые годы. Затем он понял, что правила действительно работали. Но отнюдь не потому, что агенты опасались последствий своего излишнего любопытства. Все было гораздо проще: попросту никому до этого не было дела. В их жизни основное место занимали земные человеческие проблемы. Скучные глупцы. Непосвященные.
Со временем, когда Филипп занял место своего начальника, он изменил основные правила: новых агентов больше не посвящали в предысторию человечества, предоставляя только цензурированную информацию. Официально это было сделано в связи с развитием СМИ, расширением агентуры и опасностью выхода информации из-под контроля. На самом же деле Филипп просто предупредил появление конкурентов.
«За разглашение — смерть»
В первые годы агент Нойманн превратился в изгоя. Эдакого чудного парня, потерянного в своих мыслях. Он не дружил с коллегами, а вечера проводил не в уютном гнездышке с семьей, а в гигантском архиве, где хранилась вся информация собранная СИЦ за годы существования. Доступ туда ему удалось получить, подделав разрешение от Массо, поведение которого он изучил досконально. Тот никогда не выходил за пределы основного здания, а организационная структура работы архива его вообще мало интересовала.
Изучение иероглифов оказалось самым сложным испытанием для неугомонного юноши. Он досконально изучил всю историю египетского языка.
К V веку нашей эры, на территории Египта не осталось ни одной души способной читать на древнеегипетском. В большей степени этому способствовал римский император Феодосий I запретивший в 391 году нашей эры все нехристианские храмы на территории Египта. Вплоть до конца восемнадцатого века, иероглифы на стенах многочисленных храмов и гробниц оставались загадкой для всех. И вполне возможно, что так продолжалось бы всегда, пока 15 июля 1799 года в окрестностях города Розетта капитаном французских войск Пьером-Франсуа Бушаром не был найден камень, получивший название — Розеттский. Гранодиоритовый валун высотой чуть более метра содержал надписи на трех языках идентичного по смыслу текста. Сверху вниз: древнеегипетские иероглифы; демотическое письмо; древнегреческий язык. Последний оказался хорошо известен современным лингвистам. Розеттский камень был частью большой стеллы, созданной в 169 году до нашей эры египетскими жрецами, адресованной новому монарху Птолемею V Епифану. Могли ли жрецы предполагать, что созданная ими стелла впоследствии станет золотым ключиком для ученых в попытке разгадать смысл многочисленного письменного наследия Египта? После расшифровки, стены храмов и гробниц заговорили.
И рассказали Нойманну все.
Вчитываясь в очередной свиток из хлипкого папируса в одну из многочисленных бессонных ночей, он наткнулся на рассказ о величайшем даре, полученном фараоном Снофру от бога Ра. На гравюре человек, с головой сокола увенчанной солнечным диском передавал в руки Снофру нечто похожее на сверток, тем самым признавая фараона равным себе. Филипп уже привык к многочисленным описаниям прижизненного обожествления фараонов. Это было очень распространённой уловкой, к которой прибегали цари и до и после Снофру, ради укрепления собственной власти. Примитивных подданных одурачить не составляло труда.
Из последующего текста следовало, что состарившийся Снофру получил в дар «ключ к царству Ра», что позволяло ему «путешествовать в загробный мир и возвращаться обратно». Далее следовало описание многочисленных путешествий фараона, где он мог наблюдать волшебные колесницы богов, золотые дворцы, и даже полет к далеким звездам. На следующей гравюре был изображен тот самый божественный подарок.
Увидев его, Филипп оторопел. Теперь он понял причину, по которой свиток оказался здесь — в задворках секретного архива. На него смотрела фигурка — точная копия каменного истукана с острова Пасхи. То же вытянутое лицо и уши, маленькое тело и длинные пальцы, сложенные на поясе. Это не может быть совпадением. Египтяне просто не могли видеть истуканов, построенных официально только в 16 веке, коими был усеян маленький остров посреди тихого океана, в более чем пятнадцати тысячах километров от Египта.
«Ра выбрал меня»
Далее Снофру говорил об опасности неминуемой гибели любому, посмевшему прикоснуться к божественному дару: «Дабы разрушит он мир людской, ибо не способен простолюдин постичь божественного ума».
«Пройду по пути начертанному, дабы мудростью своей сравняться с Ра».
На последней гравюре изображалась трёхсторонняя пирамида. В ее основании располагался треугольник. Каждая из трех вершин находилась в центре еще более мелкого треугольника.
Филипп знал, что любой египтолог не придал бы серьезного значения рассказу, приведя его в разряд очередного религиозного мифа. Однако, он уже научился правильно читать сказочные писания египтян. Нужно всего лишь допустить, тот факт, что они были примитивным обществом неспособным отличить колесницу богов от летательных аппаратов, а самих богов от высокоразвитых существ.
Очевидно, что Снофру не мог получить от богов статуэтку лично в руки, следовательно, он нашел ее в одной из многочисленных мегалитических построек, оставленных древней цивилизацией. А это значит, что между Египтом и островом Пасхи есть прямая связь.
Если существует ключ, значит, он должен что-то открывать.
Все вставало на свои места. Остров пасхи — то самое место, где нужно искать. Возможно, там под толщей океана скрываться трёхсторонняя пирамида — тот самый замок, который нужно открыть ключом.
Он только что сделал бесценное открытие. Руки онемели до ногтей. Его бросило в холодный пот. Только он один знал о величайшей тайне. И никто, больше никто не должен узнать.
Следующим шагом требовалось отыскать ключ.
А быть может, он уже давно найден?
В последующие годы Филипп Нойманн перерыл все затворки хранилищ СИЦ. Посетил каирский музей, и, используя свои связи, досконально обыскал многоуровневые хранилища под основным зданием музея, где содержалось, то что не вписывалось в основную версию истории.
Ничего.
Тогда он не мог и предположить, что ключ окажется настолько близким и одновременно далеким, что придется ждать еще столько лет. Именно тогда перед лицом глупцов, посмевших спрятать от него ключ, он утратил последние частицы жалости и сострадания. Эти опасные чувства вели к слабости. Он поклялся отказаться от них навсегда. Триумф не терпел слабаков.
Морщинистыми и слабыми руками он крепко сжимал кейс с тем самым ключом, словно кто-то опять может посметь забрать его. Он будет грызть ему глотку зубами, рвать плоть голыми руками. Теперь его враг — только собственный стареющий организм. Самое главное протянуть еще достаточно, чтобы оказаться там, когда откроется истина. Он достоин этого больше чем кто-либо другой.
Прикрыв глаза, Нойманн положил руки на кейс. Если ключ выбрал русского, значит, тот сам придет к нему, когда станет невыносимо больно.
* * *
Марио в очередной раз перечитал письмо Карла Смита. Вспоминая разговор с сеньором Номанном, он терял суть предложений.
Надо же так облажаться. Операция, за которую Марио нес персональную ответственность, с треском провалена. Он представил себе запись в своем личном деле: «Провал самой важной операции в жизни. Неудачник. В утиль». Коллеги, которые смотрели на него с крысиной завистью, когда он получил приглашение от самого Филиппа Нойманна, теперь вдоволь поглумятся.
Есть только один шанс исправить ситуацию — расшифровать чертово письмо. Но как? Марио никогда не славился разгадыванием даже элементарных детских загадок. За три дня проведенных с Рамоном Весге он заучил текст письма наизусть. Ни каких версий. Просто вакуум.
Он думал об Анне. Вспомнил ее отчаянный взгляд, в момент, когда она перегородила собой налетчиков. Несмотря на это Марио не имел право винить ее ни в чем. Она стала жертвой собственного самообмана. Как жаль, что им не удалось познакомиться при других обстоятельствах. Когда он впервые увидел ее, в голове всплыли слова бабушки: «любовь достойна смерти». Почему он это вспомнил? Наоборот, любовь это то, ради чего стоит жить.
Он с теплотой в груди вспоминал моменты, когда им удавалось немного пообщаться. Несмотря на недоверие и страх, он мог поклясться, что она питала хоть каплю симпатии к нему, как к мужчине. Он видел это в ее глазах. Когда-нибудь, если все уладиться, он мог бы попытаться хотя бы позвонить. Черт возьми, уж лучше трижды войти в дом с вооружёнными преступниками, чем рискнуть позвонить понравившейся девушке. А вдруг она откажет? Слишком часто женщины делали ему больно.
Марио тряхнул головой, чтобы выбросить лишние мысли. Нужно сосредоточиться на задании.
Рассуждай! Рассуждай!
Что если выбросить из текста смысл и воспринимать буквально каждое предложение и каждое слово?
Карл Смит держит в руках записи Рауля Весге. Он опасается за свою жизнь, так как СИЦ у него на хвосте и прячет их. После чего пишет письмо вдове, где сообщает о документах, не забыв упомянуть о сообразительности сына. Карл Смит знал, что мать никогда не будет пытаться их искать. Филипп Нойманн решил, что упор специально сделан на шестилетнего сына. Но Карл не мог знать, кем станет Рамон когда повзрослеет. С мальчиком могло случиться все что угодно. Карл не стал бы использовать намеки на личные события из жизни членов семьи Весге. Он знал о методах работы СИЦ. Это слишком опасно. Ему требовались гарантии, что документы когда-нибудь будут найдены, пусть даже кем то другим.
В письме не нужно искать шифр. Письмо и есть шифр.
Марио еще раз вчитался в текст.
«Рауль для меня друг и учитель. Если возникали вопросы, я знал к кому нужно обращаться»
Неужели это оно? А что если…
Марио галопом рванул по коридорам на второй этаж. Оказавшись в морге, он выдвинул холодильную камеру с телом Рауля Весге.
Обратиться к Раулю, могло означать — обратиться к его телу. Это также объясняло невероятную сохранность трупа. Если ключ спрятан на теле, значит, Карлу Смиту требовалось сохранить его на максимально долгий промежуток времени. По образованию он был химиком и мог иметь доступ к веществам, необходимым для мумификации. Гениально.
Марио вновь посмотрел в текст.
«Он всегда слушал»
Марио аккуратно приподнял мочку правого уха. На ощупь она оказалось настолько мягкой и гибкой, словно по капиллярам продолжала струиться кровь. Сначала ему показалось, что он видит родимое пятнышко. Приглядевшись, он смог различить наспех выбитую татуировку с пиктограммой — буква «Т» обведенная в круг.
Его бросило в ледяной пот.
Он еще раз прочитал целиком письмо.
Требовалось срочно доложить сеньору Нойманну. Нет сомнений — Марио знал, где нужно искать.
* * *
Лис налил стакан воды и осушил его в два глотка. Одну жажду удалось утолить. Но как быть с другой? Той, что мучает его разум, управляет желаниями и занимает мысли, с тех пор, как он впервые вкусил ее сладкий плод. Больше всего пугало то, что он совсем не хотел от нее избавляться. Если у курильщика есть выбор: бросить свою привычку, либо продолжать медленно убивать себя, то у него такого выбора нет. Неужели это одержимость? Джеймс Гаррисон, что же ты знал такого, что еще не знает он?
Оказавшись в больнице, Лис кожей ощутил близость к идолу. Они притягивались друг к другу как два заряженных магнита. Едва удалось победить стойкое желание бросить всех и бежать туда, откуда звучал слышимый только ему зов. Инстинкт самосохранения сработал как ступор. Иначе, оказавшись один на один с Нойманном, он мог бы погибнуть.
Что произойдет, когда идол окажется в шаговой доступности? Сможет ли он себя контролировать? Не наделает ли глупостей?
Анна всю дорогу что-то нашептывала обнимавшему ее брату. Когда они прибыли в место назначения, она следовала за ним по пятам, держась сзади за пояс.
— Нас теперь точно осудят как террористов. Что мы будет делать? Они убили того полицейского.
— Милашка, можешь галопом скакать обратно. Дверь открыта, — сказал Волк и удовлетворенный собой направился к машине.
Рамон проводил его сверлящим взглядом.
Лис арендовал дом через интернет, воспользовавшись одной из поддельных личностей Волка.
— Что вам от нас нужно? — спросил Рамон.
Лис прошагал в гостиную. Под ногами заскрипели обветшавшие доски.
— Наверху две спальни. Вы можете отдохнуть. В холодильнике еда и напитки.
— Я не хочу здесь оставаться! — взмолилась Анна. — Отпустите нас, пожалуйста.
— Вы свободны. Я даю вам совет остаться на ночь. Здесь безопасно. Никто вас тут не найдет. Незачем вас больше преследовать. Филипп Нойманн получил то, что хотел.
— Не совсем.
Рамон обнял сестру за плечи, и они оба присели на диван. Девушка крепко сжала в своих ладонях руку брата.
Лис внимательно выслушал рассказ о письме Карла Смита и спрятанных записях Рауля Весге, и о трех днях проведенных ими в заточении в клинике.
— Я уже совсем ничего не понимаю, — не выдержала Анна. — Какой то абсурд. Объясните мне, наконец. Что вам нужно от нашей семьи и что это за сатанисты, которые выкапывают мертвых? Почему их покрывает полиция?
Рамон погладил сестру по плечу. Девушка не могла сдержать слез.
Лис сжал большие пальцы в кулаки и надавил до хруста.
— Боюсь, что я не знаю ответов на ваши вопросы, — солгал он. — Но я чувствую свою ответственность за то, что произошло с вами. Я настоял на том, чтобы вас вызволить.
— И кому от этого лучше?! — вскрикнула Анна. — Нас теперь посадят как пособников террористов! Вы террористы. Они бы отпустили нас, а теперь…
— Также как ваших друзей Марию и Хорхе?
Девушка застыла, словно кто-то плеснул в нее ледяной воды. Она опустила глаза в ладони и зарыдала.
— Завтра мы уйдем, — сказал Рамон.
Лис кивнул.
— Где у вас здесь душ?
— Наверху.
Рамон проводил хныкающую сестру по лестнице наверх.
Если Нойманн всерьез считает, что идол убивает всех, кто к нему прикоснулся, почему он все еще жив? И, напротив, с каждым днем чувствует прилив жизненной энергии. Если идол действительно стал причиной смерти Рауля Весге, что такого важного Нойманн ищет в его записях? И зачем Карл Смит их спрятал?
Лис никак не мог выстроить логическую цепь событий, каждый раз упираясь в откровенные нестыковки. Либо Филипп Нойманн что-то недоговаривал, либо Лис действительно слишком сильно постарел для всего этого дерьма. В подтверждение последнего у него разболелась голова. Сонливость давила на глазные веки, как после употребления упаковки димедрола.
В дверь вошел Волк и на секунду замер, удивившись гробовой тишине.
— Я перегнал машину на задний двор и замаскировал. С вертолета нас точно не обнаружат.
Волк присел на опустевшее место Рамона.
— Ты в порядке? — спросил Волк. — Выглядишь ужасно.
— Просто устал.
Волк сложил ладони в замок, облокотил на колени и несколько раз качнулся на кресле.
— Да точно. Я совсем забыл.
Лис достал из кармана ту самую коробочку, благодаря которой ему удалось обзавестись еще несколькими союзниками. Оставалось самое сложное: уговорить их помогать ему дальше.
Волк аккуратно взял диктофон. Удовлетворенно покрутил его в руках.
— Ты сделал все, как мы договорились. Я записывал с самого начала. Эта пленка поможет тебе доказать свою невиновность.
— Это точно. Папа будет гордиться мной, — с сарказмом сказал он.
Волк поджал губы и отвел взгляд.
— Для разведчика самое главное — это результат. Ты жив — это твой результат. Ты можешь обдумать свои допущенные ошибки. Исправить их. А Голованов нет. Никогда не жалей о том, что выжил.
Волк несколько раз кивнул и убрал диктофон в карман. Он поднялся, придерживая раненое плечо и прошел к окну. Солнце снижалось к горизонту и, словно гигантская кисть художника окрашивала голубое небо в лилово-красный тон, сдавая дневной караул ночному страннику — полумесяцу.
— Завтра улетаю в Москву, — сказал Волк, вглядываясь в щель между занавеской. — Если тебе что-нибудь нужно, обращайся.
Лис кивнул. Самое время осуществить задуманный план. Теперь, когда он втерся к Волку в доверие, требовалось заставить его помочь добраться до идола. Волк сам должен предложить свою помощь. Нужно слегка сыграть на его чувстве долга перед отцом. Намекнуть, что тот обязан сделать что-то самостоятельно в своей жизни и выйти, наконец, из тени отца. Что может быть лучше самостоятельно спланированной и проведенной операции по обезвреживанию террористической группировки, в которую были вовлечены крупнейшие деятели ООН, бывший разведчик-нелегал и действующие оперативники внешней разведки? Настоящий триумф для молодого оперативника. Он вернется домой героем. Нужно только правильно расставить акценты и лишь слегка подтолкнуть неокрепшего духом парня. Благо у Лиса было достаточно опыта в вербовке в свои ряды даже заядлых врагов.
С Рамоном он разберётся завтра. Еще в первую встречу он изучил все его слабые стороны характера и с легкостью сыграет на них. Единственной проблемой может стать сестра, которой, судя по всему, удалось спрятать чертей в голове брата подальше в пропитанные алкоголем чертоги разума. Однако Лис никогда не верил в то, что люди меняются.
Лис привстал с дивана. Ноги неожиданно подкосились. Через мгновение он уже летел лицом вниз навстречу пропитанному пылью ковру.