Солдаты были только-только от котла. Поев чечевицы и немного селедки, вспоминая с некоторым вожделением «сытное былое» — гречневую кашу с мясом, — построились в шеренги. Правда, со стороны этот строй уже не производил прежнего впечатления: одежда поношенная, сапоги просили каши, сумрачное выражение на лицах. Да и грязь повсюду…
Да-с, такой была вторая стрелковая бригада Северного фронта. Великий князь Николай Николаевич, скорее всего, пришел бы в ярость при виде этого, пожелал бы дать по морде, кому-нибудь из солдат, обругать начальника, заодно обкостерив офицеров. Но сейчас перед этим строем стоял не Николай Николаевич и не Рузский — сейчас перед ними стоял Лавр Георгиевич Корнилов. Это было второе его выступление перед солдатами.
— Я сомневаюсь, что еще кто-то не знает о подавлении мятежа в Кронштадте. Предавшие долг и честь Родины матросы, не нюхавшие пороха, не ходившие в атаку на германские окопы, не бившие немца, отказались воевать. Да они вообще воевали? Нет! Но пока вы все проливали кровь во имя своей страны и своих семей, эти изменники убивали своих офицеров — и понесли должное наказание. Весь мир узнает о том, как низко пали матросы Кронштадта, уподобившись зверям! С ними спелись и запасники батальонов столичного гарнизона. Они тоже не захотели воевать, ни разу не увидев вражеских окопов! Им плевать, как вам, русские люди, здесь тяжело! Они хуже немцев, они хуже изменников, они хуже людей! С такими у нас разговор короткий! — командным голосом вещал Корнилов, глядя на построившихся стрелков.
Позади Корнилова как раз затравленно озирались по сторонам окруженные караульными люди, человек сто. Некоторые из них, правда, с усмешкой, а то и с ненавистью смотрели на вещавшего Корнилова, на солдат, на свою стражу.
— Теперь всем трусам, дезертирам, предателям, которым захочется бросить своих фронтовых товарищей, предать царя и отечество, дорога в штрафной батальон. Такие люди будут искупать свою измену кровью. Германской. Или своей, — Корнилов особо выделил последнее. — И уж можете поверить, пощады к таким людям не будет никакой.
Гробовое молчание. Солдаты осознавали смысл нововведения. Начальство, похоже, хотело взять за горло фронтовиков. Только вот и тыловых надо было бы приструнить…
По этому поводу Лавр Георгиевич по прямому проводу сообщался с великим князем Кириллом. Операторы «Бодо» волновались, но все-таки отбивали сообщения с невероятной скоростью. Еще бы, такое начиналось-то!
«Северный фронт узнал о введении штрафных батальонов. Как предлагаете их использовать?» — выбивал в Пскове телеграфист.
«Посылать в авангарде. Позади необходимо оставлять нескольких пулеметчиков и надежные части. Любую опасность перемета на германскую сторону или бегства — пресекать. Штрафники должны понимать, что их единственная надежда — победить. Сейчас нужны жесткие меры», — последовало в ответ.
«Тыл необходимо менять. Ужасное состояние. Солдаты без сапог, проблемы с огнеприпасами и продовольствием. Овса и сена коням не хватает. Перебои с поставками топлива».
«Уже вечером по фронтам разойдется приказ о перемещении на должности снабженцев фронтовиков. В первую очередь — надолго потерявших боеспособность из-за ранений, но готовых работать на благо страны. Нужны стойкие люди, которые бы не поддались быстрому растлению тыла. Привлекайте беженцев для разгрузок эшелонов и доставки грузов. Вскоре будут вновь призваны на службу сотрудники Министерства внутренних дел и пограничной стражи, вышедшие на пенсию. Некоторое число будет направлено и для нормализации работы тыловых служб. Поддерживайте жесткую дисциплину везде. Особенно жестко относитесь к дезертирам и отказывающимся воевать, желающим замириться. К вам уже выехал для военной агитации Николай Степанович Гумилев. Вместе с ним будет несколько не менее ценных сотрудников Службы имперской безопасности. Окажите всяческое содействие. Верховный главнокомандующий Кирилл Романов».
Оператор «Бодо» в Ставке отер пот со лба. Да, интересно развивались события! Этот же телеграфист выбивал сообщения главнокомандующим фронтами перед отречением Николая.
— Ваше высочество, Псков ответил: «Все будет сделано. Обещаю, дисциплину восстановим. Всеми мерами. Жду Гумилева и жандармов. Главнокомандующий Северным фронтом Лавр Корнилов».
— Хорошо, — Кирилл кивнул. Он надеялся, что штрафбатов будет, создано не так много. Пока что туда попали только кронштадтцы и некоторые запасники гвардейских батальонов. Нужно было показать, что ждет всякого, кто пойдет против командира и царя, чтобы не допустить падения дисциплины. Конечно, без нормального снабжения и при бесконечном сидении в окопах боевой дух на должном уровне держать нельзя. Но что оставалось делать? Эту войну надо было закончить с победой. Иначе к чему миллионы погибших, раненых и пленных, которых в известной Сизову истории просто постарались забыть, обозвав эту войну «империалистической»…
Вечером прошлого дня Николай Степанович Гумилев попросил главковерха его принять.
Поэт был сильно взволнован, на его лице угадывалась напряженная работа мысли: сомнения, размышления, надежда, боязнь, стеснительность и многое, многое другое.
— Николай Степанович, судя по всему, вы пришли просить не назначать вас главой Осведомительного агентства? — иных причин для столь странного визита и усталого вида Гумилева Сизов придумать просто не мог.
— Да, вы угадали. Я думаю, что мне не справиться с работой. Мне не хочется сидеть где-то в Петрограде на крыше напротив Таврического дворца, зачитывая «Незнакомку» снова и снова, когда вокруг кипит, бурлит жизнь! Для меня более привлекательна работа в какой-нибудь дивизии или полку. На передовой. Именно там, а не в кабинетах, жизнь, я могу ощутить ее биение, я там нужен. А не в качестве главы аппарата чиновников, которым не под силу стать поэтами, и поэтов, которым ненавистна мысль стать чиновниками.
— Что же, — Кирилл на мгновенье задумался. — Вы не против назначения вас в качестве одного из сотрудников Осведомительного агентства Северного фронта? Именно там наихудшая обстановка с дисциплиной. Вы там будете на своем месте, Николай Степанович. Готовы приступить к работе?
— Есть, ваше высочество! — Гумилев подобрался. Ну вот, наконец-то более или менее военный вид! Таким, наверное, его видели немцы и австрийцы.
А потом наконец-то доложили информацию о взрыве у дома Николая Александровича.
— Личность бомбиста удалось установить: Зимин Сергей Михайлович, из разночинцев, служил чиновником при отделе снабжения. В подозрительных компаниях не замечали, во всяком случае, иного пока что никто не сообщил. В карты не играл, бывало, пил, но запоями не страдал. На работу в Ставку перешел в декабре прошлого года, шел на повышение. Наружного наблюдения за ним никто не устанавливал: Зимин в связях с вражеской разведкой не подозревался, о его сотрудничестве со спецслужбами союзников тоже ничего не было известно.
— Маленький человек, прямо-таки Акакий Акакиевич, — невесело усмехнулся Кирилл.
— Так точно, ваше высокопревосходительство! Гоголь будто бы с него свою «Шинель» писал, — ответствовал докладчик из Службы. — Да вот только не может человек в Ставке быть из ниоткуда. Мы пока что поднимаем причины его перевода в Могилев, связи с политическими кругами и прочее. Но на это нужно больше времени. Пока что мы имеем только это немногое. Слава богу, мы его хотя бы смогли опознать. В отделе снабжения не могли найти пропавшего сотрудника, об этом сообщили еще вечером того дня, когда было совершено покушение. Опознали же по примете: Зимин никогда не расставался с маленьким, доставшимся от родителей серебряным крестиком. На шее трупа как раз висел он, взрыв его практически не тронул, только от гари пришлось отчищать.
— Вы замечательно поработали. Я надеюсь, что вам удастся докопаться до истины в как можно более короткие сроки. Благодарю за службу.
Сотрудник Службы поклонился и вышел из кабинета Сизова. Да уж, с каждой минутой становилось все интересней и интересней.
Кирилл засыпал долго, хотя и сильно устал. В голове копошились мысли о том, что еще предстояло сделать, иногда «просыпался» разум великого князя Романова, лезли его глупые мысли…
Новый день принес новые хлопоты — вместе с новыми возможностями. В Ставку прибыло несколько оружейников, конструкторов, сам Аркадий Францевич Кошко, о котором наконец-то вспомнил Сизов, и еще один очень и очень интересный человек — создатель «Ильи Муромца», одного из мощнейших бомбардировщиков Первой мировой.
Но сперва — новое заседание правительства. Министры потихоньку привыкали к новому положению, втягиваясь в работу. Долгие, изнурительные ежедневные беседы, демонстрации своих знаний и поддержки армии, которой смог заручиться великий князь, приносили свои первые плоды. Даже Гучков преобразился, настраиваясь на рабочий лад, в нем прибавилось задору и энтузиазма. Родзянко все чаще улыбался, все более уверенный в успехе деятельности кабинета министров, Владимир Львов подготовил проект преобразований церкви, Мануйлов рвался в бой — с предложениями о реформе просвещения. Кривошеин вольготно разместился в мягком кресле, перебирая свои записи. Кажется, это были необходимые для нормального осуществления земельной реформы бумаги. В центральных губерниях уже потихоньку создавались земельные комитеты, и вот-вот можно было ожидать первых договоров о передаче государственной земли в собственность крестьян. Почти три недели совместной работы были позади, и теперь многие уже задумывались над далеким будущим, а не над завтрашним днем.
Даже неожиданное назначение товарищем министра путей сообщения Трепова не вызвало особого сопротивления. Он в свое время показал себя блестящим организатором работы железных дорог, и на них царил относительный порядок. Такие работники сейчас и требовались.
— Кирилл Владимирович, министерство внутренних дел готово начать предложенное вами перемещение заключенных на фронт. Думаю, это даже будет полезно для бюджета, накладно содержать столько нахлебников. Однако вам не кажется, что это вызовет протест общественности? — воззрился на Кирилла премьер, а по совместительству — министр внутренних дел.
— Уверен, что не такое уж и сильное волнение произойдет в широких кругах. Люди с пониманием отнесутся к отправке на фронт преступников, которые искупят преступления борьбой за свободу России. Но необходимо создать все надлежащие условия для перевозки заключенных на фронт. Надеюсь, все попытки побега будут успешно пресечены. Однако политических заключенных должно доставлять на передовую раздельно, во избежание неприятных инцидентов. Штрафные батальоны также будут создаваться отдельно для дезертиров, отдельно для политических преступников, отдельно — для уголовников. В самом Петрограде, думаю, после облав господина Кутепова наберется немало частей. Правда, довольно-таки сложно будет удержать их в повиновении на фронте. Но я уверен, что, в конце концов, эти части или будут на войне перекованы, или полягут за свою страну. Также должны быть пресечены любые попытки агитации, кроме как в пользу существующего строя и победы в этой войне. Но этим займутся сотрудники Службы имперской безопасности. Это уже дело не министерства внутренних дел. Что-то еще?
— Призыв на службу старых служащих постепенно начинается. Пока что к работе приступили считаные десятки людей, но зато им известны настроения населения. Все-таки служат они в той же местности, что и жили в последние годы. Так что все соседи у них как на ладони. Авторитетом многие также пользуются. Министерство планирует развернуться во всю мощь к началу лета.
— Медленно, но зато верно. — Кирилл кивнул своим мыслям. — Александр Иванович, Николай Виссарионович. — Гучков и Некрасов разом обратились в слух. — Как обстоят дела со снабжением армии и состоянием железных дорог?
— Пока что трудно наладить работу тыловых служб. Работа там растлевает любого человека, взяточничество, пьянство. Очень и очень трудно, Кирилл Владимирович. Нужны месяцы работы. К тому же пока нельзя сказать, как скажутся ваши предложения о переводе в тыловые службы некоторых надежных фронтовиков, думаю, два-три месяца, и все станет ясно. К тому же фронт, как обычно, отказывается принимать запасников из Петрограда, особенно учитывая недавние события. Все очень и очень сложно.
— Однако радует, что теперь доставку на фронт из северных портов облегчит новая ветка до Романова-на-Мурмане, — вступил в разговор Некрасов. — В Архангельске же положение ненамного лучше, нежели в том году. Многие грузы еще с пятнадцатого года остаются на складах — нет мощностей для разгрузки, — буквально врастая в землю.
Сизов понимал, что не все так хорошо, как ему рассказывают министры, но все-таки положение потихоньку должно было улучшаться. Ведь главное — «политическая воля» — давала потихоньку дорогу способным людям и нужным инициативам. Правда, к сожалению, пока что только «верхушке», низы, мелкие чиновники на местах, не очень радовали.
— Василий Витальевич, уже готовы документы для начала работ обновленных Дум? Мы должны дать доступ туда всем слоям общества, слить их с теми Советами, что еще не удалось искоренить. К тому же мы охладим пыл многих людей, дав им возможность работать в новых представительных органах. Пока что пусть они начнут обсуждение проекта конституции, думаю, это будет в самый раз.
— Да, Георгий Константинович Гинс и я уже подготовили нужные документы. — Шульгин кивнул. — Однако я не думаю, что стоит вводить всеобщее избирательное право.
— Мы должны охладить народный пыл, как это было в пятом году после издания Манифеста, и сделаем это именно сейчас. Крайне необходимо восстановить поколебленную опору царского престола. Я должен создать для Алексея Николаевича или, если он покинет нас по воле Бога, другого императора мощную и сильную Россию. Пусть люди говорят, а не кидают бомбы и не призывают к восстанию. Разговоры опасны только тогда, когда подкреплены силой, уверенностью и целеустремленностью.
Петр Аркадьевич мог бы гордиться этим желанием, Кирилл Владимирович, — удовлетворенно кивнул Шульгин.
Заседание длилось еще около получаса. Кривошеин добился подписания необходимых для продолжения и «углубления» земельной реформы документов, заверив, что пока что о переселении за Урал не идет речи. Ресурсов и времени просто не хватит. Жаль только, что уже снова начинались проблемы со средствами казны. Инфляция все росла, нужны были новые кредиты. Милюков пояснил, что союзники пока что не идут на изменение условий кредитования, требуя более активных действий на фронте.
— Что ж, они их получат, да так получат… Однако настаивайте на изменении условий и предоставлении новых средств. Угрожайте выходом из войны, пока что шантаж — это единственное наше оружие в борьбе за кредиты.
А Николай Александрович уже выехал в Архангельск, где к нему должны были присоединиться другие члены миссии, чьей официальной целью была инспекция русской армии на Западном фронте.
После заседания правительства, первого по-настоящему рабочего, дельного с самого отречения Николая, предстояло еще одно — с оружейниками, создателем «Муромца» и Аркадием Францевичем Кошко, оно проходило в том же помещении, где состоялось собрание кабинета министров.
Сизов за руку здоровался с каждым вошедшим. Первыми прошли Дегтярев с Токаревым, только-только общавшиеся с теми кирилловцами, что испытывали на импровизированном полигоне пистолеты-пулеметы. Оба оружейника находились в приподнятом, даже боевом настроении: они предвкушали новые горизонты работы. Тем более кирилловцы поделились своими мыслями по поводу улучшения конструкции. По мнению, к примеру, Аксенова, требовалось разместить магазин, и не дисковый, а коробочный, снизу ствола, чтобы устранить проблемы с балансировкой. Кое-кто еще настаивал на утяжелении спускового механизма, что привело бы к уменьшению скорости стрельбы — и большей ее надежности. К тому же пистолет-пулемет не поедал бы такое количество патронов.
А вот после Дегтярева и Токарева вошел Сикорский. Горделивая осанка, внимательный, вдумчивый взгляд невероятно светлых глаз. Авиатор скупо пожал Кириллу руку, сразу заметив, что очень хочет перейти к делу, к работе.
За ним — Кошко. Уже немолодой гений сыска, все еще державший себя в форме, способный показать, на что способна полиция, улыбчивый, он раскланялся с Сизовым, рассыпаясь в пожеланиях удачи на посту главковерха. А глаза, прищуренные, похоже, потихоньку составляли «досье» на великого князя. Ведь именно Аркадий Францевич настоял, первым в мире, на создании досье на каждого преступника, в котором бы содержалась фотография уголовника, отпечатки пальцев, анатомические данные. Правда, досье играло не только роль простого набора сведений: нередко преступники, глядя на инструменты для измерения диаметра головы, снятия отпечатков и прочего, думая, что их ждет пытка, быстро сознавались в преступлении.
Также присутствовали руководители военных заводов, на которых производились патроны и винтовки.
— Итак, господа, похоже, даже для германских солдат не секрет, что в этом году наша армия намеревается добиться значительных успехов на Восточном фронте. Я надеюсь, противника в этом разубеждать не придется. — Собравшиеся дружно улыбнулись. — Пора бы припомнить пятнадцатый год Центральным державам, Луцкую операцию, Мазурские болота, химические снаряды и газовые атаки. Но для этого нам нужны гигантские усилия на военных заводах, в производстве оружия и огнеприпасов.
Кирилл поднялся со своего места и подошел к повешенной на стене карте Восточного фронта. Кулак правой руки сжался, да так, что ногти впились в ладонь.
— Франция держит фронт в разы длиннее, нежели наш, но патронов и снарядов там намного больше, чем имеется в нашем распоряжении.
— К сожалению, в этом вина недостаточной организованности тыловых служб, промышленность работает на полную мощность, — заметил кто-то из оружейников.
— Да, я согласен, что доставка вооружения на фронт заметно хромает. Много что могло быть лучше, однако не стоит мечтать, стоит действовать, господа. Взгляните на эти гигантские просторы. — Кирилл кивком указал на карту. — Они требуют чего-то невероятного. Однако я не предлагаю невероятное. Я предлагаю действенное.
— Что именно, ваше высочество, что? — кажется, это был представитель Сестрорецкого завода, нетерпеливый, словно молодой участник Боевой организации.
— Оружейные заводы должны в как можно более короткие сроки начать переходить на производство карабинов конструкции господ Токарева и Дегтярева. Сестрорецкому же заводу, надеюсь, удастся взяться за производство автоматов Федорова в количестве трех тысяч штук до середины апреля этого года и максимально возможного количества.
— Боюсь, ваше высочество, сделать это будет трудно. В такие короткие сроки — это довольно-таки проблематично. Смею предположить, что вряд ли более тысячи штук будет произведено за такое время. Завод напрягает все свои силы для выполнения государственных заказов. К тому же вам известно, ваше высочество, что существует проблема в производстве патронов к автомату господина Федорова. Мы можем полагаться только на патроны к японской «Арисаке», шести с половиной миллиметровые патроны в империи пока что не производят. Мы работаем над этой проблемой, но… — Представитель Сестрорецкого завода развел руками. — Я не могу ничего обещать, ваше высочество, но мы попытаемся выполнить вашу просьбу. Может быть, удастся, как в прошлом году, сделать рывок вперед. Только вот… проблема с настроениями в стране. Мы боимся, что могут начаться крупные забастовки и на Сестрорецке.
— Министерство внутренних дел и Служба имперской безопасности позаботятся об этом. В остальном же вам будет оказана посильная помощь. И еще, господа. Армия нуждается в массовом создании самолетов, а именно аэропланов «Илья Муромец». Что скажете, господин Сикорский, этого возможно добиться? Примерно за месяц можно произвести некоторое количество ваших самолетов? Примерно три или четыре десятка штук.
— В общем-то, теоретически это возможно. Но практически за один месяц? Это потребует напряжения сил. К тому же аэроплан — это не винтовка, это намного большее. Здесь потребуются пилоты, керосин, вооружение, бомбы.
— Между прочим, господин Сикорский, возможно ли использовать корабли как взлетные площадки для «Ильи Муромца»?
— То есть? — Сикорский напрягся. — Взлетать прямо с палубы? Это возможно только на больших кораблях, да и то вряд ли возможно будет перевезти большое количество «Муромцев» на одном корабле. Иначе могут возникнуть проблемы с сохранностью. Однако это неплохая идея. Да…
— В таком случае мы сможем облегчить доставку «Ильи» к необходимому месту, даже отдаленному от наших позиций, и не потребуется дополнительных баков с горючим. Таким образом, больше бомб можно будет взять на борт.
— Да, да, именно. — Сикорский взглянул на карту еще раз. — Кажется, я понимаю, о чем вы. Рискованно. Но может получиться. Очень даже может.
— Прекрасно. Итак, господа оружейники, подведем итоги: нам нужно за этот месяц энное, максимальное, количество автоматов системы Федорова, как можно большее количество винтовок, патронов к ним. Плюс до конца июня — начала июля — необходимо будет совершить переход на производство штуцеров. Все средства, которые мы сможем выделить, будут у вас в руках.
Потом еще долго обсуждали затраты на такое производство, условия поставок и многое-многое другое…
В конце концов, остались только Сикорский и Кошко.
— Аркадий Францевич, как обстоят дела сыскные? — улыбнулся Кирилл.
— Сложно, ваше высочество, сложно. Уровень преступности после событий в Петрограде и Москве заметно повысился. Справляться все труднее. Однако я надеюсь на выправление ситуации. Зимой всегда тяжелее: крестьяне маются от безделья, проблемы с продовольствием подогревают рабочих и бедноту… К лету станет проще. Однако, ваше высочество, надеюсь, вы не станете ругать старого сыскаря: народ просто устал от войны. Мало кто уже понимает, зачем она, зачем тысячи людей гибнут на фронте, а не работают, не занимаются мирными делами. Я не хочу призывать вас прекратить эту войну, это было бы сродни кощунству. Однако дайте понять народу, за что ему стоит продолжать напрягать все силы, докажите, что под вашим руководством армия может и будет одерживать победы. А иначе… Страна просто на пределе своих сил…
— Я вас понял, Аркадий Францевич. — Да, Кошко говорил верно. Нюх не подводил начальника имперского сыска. — Надеюсь, вы сможете справиться с тем, что творится в преступном мире. С этого дня я жду от вас телеграмм. Если что-то понадобится, немедленно уведомьте меня. И, пожалуйста, сообщайте обо всех дельных, сметливых, талантливых людях, которым, по вашему мнению, следует давать дорогу наверх. Империи нужны кадры. Кадры нынче решают все, Аркадий Францевич!
— Благодарю. — Кошко откланялся. — Должен признать, не ожидал, совершенно не ожидал! Что ж, не премину воспользоваться вашей просьбой.
А потом остался только Сикорский. Он долго смотрел на карту.
— Думаете разбомбить Константинополь «Муромцами», ваше высочество? — В глазах Сикорского плясали бесята.
— Именно. Они-то долетят до Босфора, скажем, из Севастополя. А вот обратно — это проблема. Однако я думаю, что лучше вешать не дополнительные баки с горючим, а бомбы. Это накладывает свои проблемы на полномасштабное использование авиации в этом деле. Я уверен, что самолеты — одно из тех средств, с помощью которых мы одержим победу в этой войне. И, чего греха таить, может быть, даже в этом году.
— Тогда я предлагаю использовать не корабли в качестве взлетных полос, а саму турецкую землю. Около Царьграда или, по крайней мере, на берегу Малой Азии должны найтись подходящие места для посадки и взлета. Там же можно будет устроить импровизированные склады с запасами горючего, мастерские, места для отдыха пилотов и помещения для обслуги. А главное — арсеналы с бомбами. Скажем, после бомбардировки Царьграда можно будет повернуть именно туда, а не обратно, на Севастополь, так будет надежней. Немного времени для отдыха, ремонта, заправки — и обратно, отправлять «конверты» с порохом на турецкие головы. А потом можно будет воспользоваться «Муромцами» для борьбы за Дарданеллы и турецкую Фракию.
Сикорский уже загорелся этой идеей. Да, каков масштаб, какой полет мысли!
— Все необходимое вам будет предоставлено. Проблема, конечно, с пилотами. Придется собирать все наличные авиадивизионы.
«Но тогда возникнет проблема с обеспечением секретности, вряд ли противник не узнает о том, что все самолеты разом исчезли в местах их базирования. Сразу же зададутся вопросом, собственно, куда они делись. И вычислят рано или поздно Крым. А додуматься, против кого или чего можно использовать этакое немаленькое по нынешним меркам количество самолетов, немудрено… Интересно, я уже стал думать об этих временах — „нынешние“… Привыкаю», — размышлял Сизов.
— Карт-бланш, ваше высочество? Постараюсь не подвести. Во имя Отечества, монархии и Бога, я это сделаю! — Сикорский церемонно поклонился. Взыграла польская кровь потомков крылатых гусар и хозяев гигантских просторов от Балтики и до Черного моря. Только это все было в прошлом…