- Кирилл Владимирович, как понимать Ваши действия? Зачем правительству перебираться в Ставку? И причем так поспешно! Мы ведь даже не успели собрать вещей, отдать распоряжения…- затянул Родзянко, посетивший купе Сизова-Романова.
Поезд уже вовсю катил по рельсам в Могилев на всех парах.
- Пусть Россия увидит, что мы не боимся врага, и готовы находиться рядом с ним. На самом деле, нет места надежнее, нежели Могилев, в столь сложной обстановке. Да, нам удалось не допустить революцию в Петрограде, да, удалось остановить образование Советов. Но! - Кирилл поднял указательный палец вверх, заостряя внимание новоиспеченного министра-председателя. - Кронштадт до сих пор в руках восставших матросов, неизвестно, что там творится, неизвестно, что творится в этой пороховой бочке - столице. У меня нет ни времени, ни сил, чтобы полностью устранить опасность нового мятежа гарнизона и рабочих, но в гораздо больших масштабах, прямо-таки в гигантских масштабах, Михаил Владимирович! К тому же, сейчас наша главная цель - победа в войне, она и так слишком затянулась, нужно сделать еще одно усилие. А для этого усилия и Ставка, и правительство должны работать рука об руку. Вы понимаете это, Михаил Владимирович?
На несколько мгновений воцарилось гнетущее молчание, разве что был слышен стук колес поезда.
- Знаете, Кирилл Владимирович, Вы поразили меня. И, буду честен, поразили меня и неприятно, и приятно. Такая быстрота, широта замыслов, потрясающая скрытность, более достойная шпиона, чем фактического правителя империи. Вы взяли все правительство, всю Думу за известное место, - Родзянко был так взволнован, что не мог сдерживаться. Напряжение сказалось и на нем. - Однако я боюсь, что Вы можете не справиться. Мне кажется, что народ вряд ли за Вами пойдет. Интеллигенция, промышленность…Да Вы сами хотите отобрать у меня же мою землю! Пусть и с выплатой компенсации в будущем, я убежден, невероятно далеком будущем. Да и где Вы возьмете деньги на свои реформы, где Вы средства достанете на эти преобразования? Сейчас не те времена, когда было достаточно отлить колокола на пушки. Мы должны Франции, состояние наших финансов ужасающее, а уж промышленность не сравнится ни в коей мере с тринадцатым годом. Призрак голода вот-вот расправит крылья над городами и армией. К счастью, хотя бы с огнеприпасами да вооружением все терпимо, слава Богу, не предлагают идти солдатам с топорами на австрийские пулеметы. Я скажу Вам от чистого сердца: я не знаю, как Вы с этим справитесь. За Вами нет авторитета, нет широкой известности, за Вами же никого нет!
Кирилл поразился тому, что Родзянко, как на духу, излагал регенту свои мысли. А может быть, все дело в том, что Михаил Владимирович стал премьером, возомнил себя Столыпиным, не боявшимся говорить императору то, что думает? А может, бывшему председателю Думы просто хотелось высказать свои мысли, вылить из кувшина души все то, что накопилось за прошедшие годы войны и волнений?
- Когда-то маленькому капралу, в молодости скорее прохлаждавшемуся в отпусках, чем служившему в армии, говорили примерно то же самое. Но этот капрал смог перешагнуть через Аркольский мост, смог не поклониться австрийской картечи и пулям элитных частей врага. Этот человек шагнул - а вместе с ним шагнула и вся страна. Я верю в то, что сейчас смог перейти свой Аркольский мост, и страна пойдет за мной. Мы победим и австрийцев, и немцев, и турок, и болгар. Мы победим. А как - это уже мне решать. Михаил Владимирович, не спешите с выводами, я нашел выход из этих проблем.
- Простите, Кирилл Владимирович, но мне слишком трудно в это поверить. Тот капрал в конце концов все потерял. Вы погубите нашу страну: тот, кто говорит, что знает, как надо, - опаснейший человек.
- Быть может, Михаил Владимирович, быть может…
Казалось, весь Могилев высыпал на перрон, когда поезд из Петрограда остановил свой бег. Оркестр, толпы народа, уйма просителей, желающих подольститься, занять место повыше, побогаче и поспокойней, вся Ставка, отцы города.
Но возле одного человека в толпе будто бы образовалась пустота. Это стоял Николай II, отказавшийся от престола, дарованного ему предками и судьбой. Правда, ныне его стали звать Николай Александрович Романов, и старались держаться от него в стороне. "Хозяин земли русской" стал просто отцом малолетнего императора, отцом, которому вряд ли дадут повидать родного сына, жену, дочерей.
Звучала какая-то очередная торжественная речь, а Кирилл даже не хотел вслушиваться, все его внимание было занято фигурой бывшего императора. Было так странно видеть человека, несколько дней назад правившего гигантской страной, которого теперь сторонятся и чураются люди. Но это только здесь, на перроне.
Когда Николай в последний раз заслушал оперативный доклад. Отрекшийся самодержец плакал, говоря с Алексеевым. Сам Михаил Алексеевич - тоже.
Упал - или, как вспоминали очевидцы, даже грохнулся в обморок, резко, во весь рост офицер-конвоец. Через миг - один из солдат георгиевского батальона. Слезы, слезы, плакали и нижние чины, и офицеры. Только генералитет в большинстве своем уже примеривался к новым почестям и постам, обещанным Гучковым за поддержку переворота или хотя бы невмешательство в его подавление…
А вот мысли словно воспарили над Могилевом, устремившись в разные стороны, к штабам фронтов. Здесь требовалось не меньше усилий, чем в Петрограде, а может, даже больше. К тому же Кирилл планировал в очередной раз удивить верха, сбросив очередной "ярмо" тех, кто позволил ему занять место регента…
Сизов- Романов не пожелал долго стоять на перроне, "любуясь" толпами встречающих. Через полчаса в доме, где несколько месяцев назад он лично встречался с Николаем, началось совместное заседание Ставки и правительства. Это было в новинку, многие пожали плечами от удивления, Алексеев и Гурко были вообще против этого, но Кирилл сумел настоять на своем. Это, мягко говоря, сильно удивило генералов: они слишком уж привыкли к манере Николая II отстраняться от командования, перепоручая свою роль Алексееву. Ныне же все изменилось. Да и Михаил Алексеевич, если честно, не особо настаивал. Он все еще болел, но выглядел намного лучше, чем в ночь перед отречением Николая II, к тому же никогда не отличался особой твердостью в чем-либо, что не касалось прямого управления армией. А здесь ничего такого Алексеев пока что не углядывал: просто Ставка посмотрит на правительство, правительство -на Ставку, обменяются несколькими пустыми фразами, и разойдутся, Кирилл уедет в Петроград, его реформы заглохнут, но к тому времени победа будет уже в руках русской армии…
Да, нормальных помещений не нашлось, поэтому генералитету и министрам пришлось потесниться. Что ж, зато в комнате был стол, на котором разложили карту Восточного фронта Великой войны.
Кирилл вглядывался лица собравшихся. Интересно, что они о нем думают? Алексеев явно недолюбливал регента, в чем сыграла его неприязнь к флоту и флотским офицерам.
Генерал Гурко, сын героя Русско-турецкой войны тысяча восемьсот семьдесят седьмого и семьдесят восьмого годов. Этот пошел явно не в отца, не было в нем таланта и ширины взглядов отцовских, зато было желание дорваться до власти. С ним, если верить слухам, нередко встречался Александр Иванович Гучков, добиваясь поддержки Ставки возможного переворота…
Контр- адмирал Бубнов, начальник морского управления. Тот поглядывал на Кирилла более доброжелательно. К тому же до него каким-то непостижимым образом дошли слухи об активнейшем обмене телеграммами между Колчаком и регентом. Александр Васильевич был другом Бубнова, они вместе "болели" Босфорской операцией. На него можно будет опереться, едва заговорив о поддержке плана десанта на Стамбул.
Гучков уже, похоже, успел переговорить со многими другими членами Ставки: на Кирилла поглядывали весьма недоверчиво, подчас не скрывая презрения к вознесшемуся невероятно высоко регенту. А может, считали его одним из виновников отречения Николая II - те, кто все же поддерживал бывшего самодержца? Или уже почитали проекты реформ Конституции? Может, и так…
Что ж, тем лучше: Кирилл просто будет атаковать, бить в лоб.
- Господа, впервые проводится совместное собрание членов правительства и Ставки Верховного Главнокомандующего, чей пост мне выпало честь занять. Думаю, что до Вас уже дошли извести о том, что происходило в последние дни в Петрограде и других частях страны, и то, что до сих пор мы не смогли добиться умиротворения России. Это слишком опасно, учитывая, что вот-вот мы должны будем начать решительное наступление на всех фронтах. Этого мы можем достигнуть лишь полным единением власти государственной и власти военной. Этот путь уже доказал свою пригодность во время подавления восстания в Петрограде. Хотя, господа, отчего же - восстания? Революции! Мы едва мы смогли остановить революцию. К сожалению, она успела нанести непоправимый урон стране и, к сожалению, фронту. Пока что армия находится в нерешительности, правители страны поменялись, в городах едва не начался хаос, тылу требуется организация. Боюсь, действовать как прежде мы не сумеем. Нам нужно обновление. В связи с этим я уже подписал новые назначения в армии. Итак, господа, надеюсь, вы сохраните полное молчание до самого момента, когда я закончу рассказывать суть новой организации Ставки и фронтов.
Многие не удержались от того, чтобы податься вперед. На лбу у Гучкова выступил пот. Гурко едва не улыбнулся, сыто, как кот: думал, что его все же ждет наград. Бубнов сжал кулаки. Лицо Алексеева побледнело, а глаза закатились. Все застыли в напряжении.
Кирилл посмотрел на листок бумаги, до того сжимаемый им в руках, перевернул его, поднял глаза и начал с замершим сердцем говорить.
- Итак, - Сизов вздохнул, набирая побольше воздуха в легкие, он все же боялся, что голос его может подвести. - Балтийский флот выходит из-под оперативного подчинения командующего Северного фронта и переходит под контроль Ставки.
В силу усталости от напряжения, перенесенного им в последние дни, генерал от инфантерии Николай Владимирович Рузский направляется на лечение в Кисловодск. Главнокомандующим Северным фронтом назначается генерал-лейтенант Лавр Георгиевич Корнилов, начальником штаба Северного фронта назначается генерал от инфантерии Алексей Николаевич Куропаткин.
Бывший командующий войсками в русско-японскую, Куропаткин уже когда-то занимал должность главнокомандующего Северным фронтом, но не справился со своей задачей. Ныне же он находился в Туркестане в качестве генерал-губернатора.
А вот с Корниловым было все намного интересней и сложней. Не так чтобы вернейший слуга царю, но зато - отец солдатам, собиравший вокруг себя текинцев и кавказцев, лично ему преданных. Популярнейший среди солдат командир - и проигравший практически все сражения, которыми руководил. Из казачьей семьи, любитель простора, воли - и сторонник железной дисциплины в армии. Северному фронту как раз и нужен был такой командующий. Значительных операций там не планировалось, зато дисциплина…Про это слово там, похоже, давным-давно забыли…
Молчание, кажется, стало даже хуже, чем гробовым. Кирилл подумал, что еще чуть-чуть, и услышит стук сердец находившихся в помещении людей. Он все-таки сделал то, чего от него никто не ожидал. И - никто не мог не подчиниться, тем самым они просто нарушили бы субординацию, фактически объявили бы мятеж. А на это Ставка не пошла даже в известной Кириллу истории.
Интересно, кто-нибудь понимал, за что на самом деле Кирилл снимал Рузского с должности? Что нынешний командующий Северным фронтом был далеко не самым здоровым, все хорошо знали. Но удар в спину тому, кто практически возвел на престол Алексея, а вместе с ним - Кирилла? Это, конечно, было подло. Но Рузский имел слишком тесные связи с Гучковым, лидер октябристов наобещал ему очень и очень много. Александр Иванович вообще не стеснял себя какими-то рамками, стараясь на свою сторону перетянуть Ставку, и это военному министру при Кирилле удалось. Но Сизов-Романов хотел ослабить влияние Гучкова, потихоньку начинать у него выбивать опору из-под ног, а еще - вызвать прямое, выраженное хотя бы в словах противодействие Александра Ивановича. Военный и морской министр мог с легкостью критиковать невоенные реформы, но начни он препятствовать регенту и Главковерху в делах армейских - появится повод снять его с должности. К тому же в Ставке он мог бы опереться только на знакомых из генералитета, но не на "общественные круги".
Да и Сизов хотел доказать, что готов на самые решительные действия не только в подавлении мятежей "гражданских", но и - "генеральских". Пускай поволнуются!
- Место трагически погибшего вице-адмирала Адриана Ивановича Непенина с сего дня занимает начальник дивизии подводных лодок Балтийского флота контр-адмирал Дмитрий Николаевич Вердеревский, Алексей Михайлович Щастный заступает на должность его флаг-капитана…
"Воинская сила может быть сохранена лишь при единой и сильной власти в центре, которая и возродит таковую же на местах, не предусматривая, будет ли это власть существующего правительства, или другая, составленная из представителей рабочих партий. Мы настаиваем на необходимости сильной и единой власти, которая бы взяла на себя ответственность за судьбы Родины".
Вердеревский подписался бы под этими словами в марте, если бы Кирилл не смог направить историю в немножко иное русло, а первого июня стал бы командующим Балтийским флотом. Такие люди нужны были Сизову. На месте Вердеревского мог оказаться другой человек, Максимов, за финское происхождение носивший кличку Пойка. Говоривший с ярким, сочным чухонским акцентом, живший с полной беспринципностью и желанием сделать карьеру, толкавший речи перед матросами о революции, равенстве и братстве, умерший в тишине и забвении…
- Генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев, - Кирилл не смог не взглянуть в глаза Алексееву. В них ничего, кроме усталости и ощущения удара в спину не читалось. - По болезни направляется на лечение в Крым, в Ливадию, где для него перед приездом будут подготовлены все условия для лечения. - Генерал от кавалерии Василий Иосифович Ромейко-Гурко назначается генерал-губернатором Туркестана. Генерал от инфантерии Владислав Наполеонович Клембовский назначается командующим Казанским военным округом.
Это был еще удар, но не в спину, а ниже пояса - по сторонникам Гучкова и Думы, сторонников давления на власти, участников заговора против Николая II. Клембовский и Ромейко-Гурко уже видели на своей голове лавры победителей, предавших Верховного Главнокомандующего - и способных предать нового, Кирилла Владимировича. Не должны офицеры были лезть в политику. Не должны были. Пускай они тоже имели свои причины желать смещения Николая II, но не во время войны, не обезглавливать армию и страну…
- На место начальника штаба Верховного главнокомандующего назначается генерал от инфантерии Николай Николаевич Юденич. Его место командующего Кавказской армией с сего дня займет генерал-лейтенант Александр Сергеевич Лукомский. Начальником штаба Кавказской армии с сего дня назначается генерал-лейтенант Иван Георгиевич Эрдели. Наместником Кавказа с этого дня является генерал от кавалерии Гуссейн, Хан Нахичеванский. Великому князю Николаю Николаевичу, который, к сожалению, после зимы несколько занемог, предложено отправиться на лечение в Крым, в любое из мест полуострова по его выбору.
Лукомский, Лукомский, Лукомский…Кирилл не знал, кого поставить помощником Юденича в Ставке. Но…вспомнилось…
Добровольческая армия…Деникин требует аполитичности от подчиненных, пытается снизить напряженность между офицерами по поводу указания провести молебен по погибшему императору и его семье…И как гром среди ясного неба - Лукомский, который "демократам" заявляет, что те не знают, насколько сильны монархисты в Добровольческой армии. Он не боялся говорить о своих взглядах, не боялся пойти против Керенского. Не должен бояться и сейчас…
Гуссейн, от чьего имени пришла в известной Кириллу истории телеграмма Николаю с заверениями поддержки. Хотя…сам черт не мог понять, кто именно ее составил: начальник штаба Нахичеванского, Винекен, пару дней спустя пустивший себе пулю в лоб, либо сам хан. Однако же, пусть с Кавказом разбирается уроженец этих мест, он уж как-нибудь найдет путь между сотнями кланов и десятками "заинтересованных" лиц. К сожалению, за ним нужно будет приглядывать, вдруг начнет только об интересах своей семьи заботиться, но что делать, что делать…
- На места помощников начальника штаба Верховного главнокомандующего назначаются генерал-лейтенант Евгений Карлович Миллер и генерал от кавалерии Федор Артурович Келлер.
Пускай Миллер был лютеранин. Но кто еще заставит одуревших от нахлынувшей свободы снять красные банты? Он лично пошел их снимать, на виду у будто бы сошедших с ума нижних чинов. И выжил, он выжил - хотя могли поднять на штыки, могли пустить пулю в лоб - или спину. Не пустили. Выжил лютеранин…
Да, может, не были Миллер и Келлер великолепными штабистами, стратегами, но они знали, за что, а точнее, кого воюют. Сейчас, в этом хаосе, Кирилл хотел опереться на верных людей, окружить себя достаточным количеством офицеров, на которых смог бы положиться. Да и все равно почти те же "телодвиженья" произошли бы в Ставке. Но Сизов не хотел ждать, просто не мог, он подталкивал события, пинком их подгонял.
- Главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал от кавалерии Алексей Алексеевич Брусилов назначается Главным инспектором кавалерийских училищ. На его место назначается генерал от инфантерии Владимир Николаевич Горбатовский. Генерал-лейтенант Духонин Николай Николаевич утверждается на должности начальника штаба Юго-Западного фронта…
Луцкий прорыв, потом ставший известным как Брусиловский. Едва не окончившийся полным крахом, когда Брусилов приказал останавливаться наступающим частям. Ошибся. Испугался. Луцкий прорыв. Едва не окончившийся грандиозной победой, едва не похоронивший, не отправивший в небытие австро-венгерскую армию: остальные фронты просто не поддержали наступления. "Генерал-демократ", ратовавший за продолжение войны и демократизацию армии, известнейший за свои таланты полководца - и предавший своего Верховного главнокомандующего, сошедшийся с Думой. Удар в спину. Отказавшийся поддержать Белое движение, принявший сторону большевиков, заявлял потом, что хотел вырвать из рук Ленина армию и тем самым победить "зеркальное отображение монархии" - РСДРП (б). Единственный из командующих фронтами, кто не закончил Академии Генерального штаба, вырвавшийся наверх благодаря тому, что "голос ставил Николаю" - был его начальником во время службы наследника престола в гвардии, эту самую гвардию поставивший на колени. Да, неоднозначным был Брусилов, но главное, что Кирилл просто не мог на него положиться в этой войне. Да и за измену престолу должно последовать наказание, взяли моду, монархов не уважать…Хотя время было не для шуток…
А Горбатовский Владимир Николаевич…Внешностью он был "сущий бородинский генерал". Прошедший Плевну, Порт-Артур, видевший своими глазами и Скобелева, и троих самодержцев российских, награжденный Георгием третьей и четвертой степеней. Части под его командованием не раз били превосходящие силы австрийцев, и однажды, даже окруженные с трех сторон, едва ли не с четырех, показали "соседушкам", как потомки солдат Суворова воюют. Беззаветно преданный идеям монархии, любимый солдатами и офицерами, он мог стать надежной опорой Кирилла в командовании Юго-Западного фронта…
Кирилл хотел уже было прочесть еще несколько строк, но…
Внезапно раздался стук в дверь: Кирилл едва удержался от того, чтобы не вздрогнуть. Напряжение так и просилось наружу, нервы уже были ни к черту, усталость, недосып…
- Ваше Высокопревосходительство, разрешите доложить? - на негнущихся на ногах в залу зашел Василий Михайлович Аксенов.
Он слегка робел здесь, никакая битва не могла сравниться с этим моментом. Ставка, правительство, регент…На войне все было намного проще: по эту сторону - наши части, в ту сторону мы должны наступать. Исполнять. Тут же так не выходило…
Кутепов все-таки запомнил подпоручика, так лихо командовавшего обороной баррикады. Перед отъездом Кирилла в Ставку он порекомендовал Василия Михайловича. Так что подпоручик ехал в одном из прицепленных к правительственному поезду пульмановских вагонов, тех самым, в которых прибыли в столицу части с Румынского фронта. Аксенов перешел в подчинение Николая Степановича Скоробогатова.
Кирилл провел вместе с солдатами несколько часов. Здесь были и "румынцы", и члены Гвардейского экипажа, и несколько юнкеров, произведенных в младшие офицерские чины, и кексгольмцы, и келлеровцы, и солдат Латышской дивизии. Те, кто показал себя с само лучшей стороны во время боев в Петрограде. Гвардия Кирилла. За правительственным поездом шло еще несколько составов, в которых тоже разместились надежные силы. Всего около тысячи солдат и офицеров должно было вместе с Кириллом приехать в Ставку. Сизов вспомнил историю о том, как Крыленко приезжал в Могилев, арестовывать Духонина. Здесь тоже мог пригодиться на всякий случай "аргумент". Да и верные силы должны быть под рукой у Верховного главнокомандующего, Сизов это прекрасно понимал. Недавние события это великолепно доказали…
Кирилл Владимирович решил, что может и должен быть откровенен с людьми, его поддержавшими, с теми, кто проливал за законную власть кровь. Сизов рассказал им о том, что мятеж в Петрограде произошел не только из-за нехватки хлеба, усталости от войны, недовольства народа властью. Произошел он из-за того, что с самого пятнадцатого года Дума, та часть, что принадлежала к Прогрессивному блоку, готовила общественное мнение, клеймила любое начинание Николая, обвиняла Александру Федоровну и все составы правительства в измене, снова и снова засылала эмиссаров в Ставку, в поисках высших офицеров, готовых пойти на переворот.
Восстания не ожидали, только хотели ударить в спину, вынудить на продиктованные Думой уступки. А получили едва ли не революцию. Думцы боялись того, что сделали, они испугались восставшего народа. Сам Милюков, переживший не лучшие моменты своей жизни, потихоньку начал осознавать то, что без сильной, крепкой власти никуда, и потому встал за регентство. Да он никогда и не был по-настоящему за Учредительное собрание или демократизацию страны…
Несколько часов. Никаких красивых слов и пафоса: только факты, только самые надежные сведения. Кирилл специально приказал составить некоторую подборку материалов Охранки и полиции. Все это пошло по рукам солдат и офицеров. Подлинники.
А потом Сизов спросил: "Готовы ли Вы пойти за мной, готовы ли добиться победы несмотря на все эти козни, несмотря на то, что народ, скорее всего, будет против вас, соверши я, и только я, неверное движение?".
Ответ пришел, когда Кирилл вот-вот должен был закончить зачитывать свой приказ…
- Докладывайте, подпоручик, - Аксенова Скоробогатов предлагал повысить в звании Василия Михайловича, но тот отказался. Не считал, что за убийство своих же соотечественников нельзя давать награды или звания.
Кирилл выдохнул. Судьба то ли дала ему шанс передохнуть, то ли сыграла злую шутку, то ли еще что-то. Сизов уже боялся, что Аксенов доложит о новом восстании в Петрограде, переходе на сторону Советов московских солдат или смерти Колчака на подорвавшемся на своей же мине корабле: ведь могло случиться все, что угодно. Просто так никакой офицер не будет вламываться на собрание Ставки…
- Офицеры и нижние чины выстроились на улице для чествования Верховного главнокомандующего. Мы все настоятельно просим Вас…
- Надеюсь, артиллерийского салюта не предусмотрено, - криво улыбнулся Кирилл. - Господа, думаю, нельзя заставлять стоять на холоде солдат. Прошу Вас.
Сизов последовал за Аксеновым, а потом потянулись и остальные. В практически гробовом молчании. Ставка и правительство было попросту ошарашено. На улице в два ряда выстроились солдаты и офицеры. Шашки наголо, винтовки наизготовку, все застыли по стойке "смирно". Знамена. Едва появился на крыльце Сизов, полковой оркестр заиграл "Боже, царя храни".
- В честь Верховного главнокомандующего - салют!
Залп из винтовок. Кирилл, если честно, не до конца понимал, что же все-таки происходит.
- Ваше Высокопревосходительство, разрешите обратиться с просьбой! - а это уже Скоробогатов. Улыбающийся, цветущий, с блеском в глазах. А ведь и не скажешь, что не спал до этого двое суток и лично двенадцать раз водил в атаку "румынцев" на штаб Совета. Левая рука у него покоилась на перевязи - прострелили ладонь. - Офицеры и нижние чины моей части просят Вас как Верховного Главнокомандующего даровать полку право именоваться Первым Кирилловским полком, а самих себя звать кирилловцами. Мы считаем честью получить такое имя.
А вот уже и корниловцы…Интересно, разрешить или нет? Ведь они рисковали своими жизнями ради исполнения его планов, ради его идей и его грез. Но главное, что они проливали кровь - за Россию.
- За проявленное мужество, с честью выполненный воинский долг и храбрость, разрешаю! - Кирилл выдохнул.
А пусть Ставка и министры видят, что за ним - сила…
Юнкера, только-только узнавшие, что такое первая любовь. Первая морская пехота, сражавшаяся за семью Николая в Царском селе. Обстрелянные австрийцами, немцами, болгарами и турками "румынцы", не расстававшиеся теперь даже во снес автоматами Федорова. Латыши, может, и плохо говорившие по-русски, зато сражавшиеся так, что Суворов и Александр Невский смело назвали бы их русскими. Кексгольмцы, не пожалевшие крови и жизни в боях за Петроград. Попросившиеся перевестись в распоряжение Скоробогатова келлеровцы, пожелавшие пойти за регентом. Почти всех из них Кирилл хотя бы раз видел: обходя караулы, баррикады, справляясь о том, вовремя ли накормили, не надо ли кого отпустить греться, как прошел первый день боев. Но всех их объединяло то, что они видели, до чего может довести хаос и чужая воля, направляющая народ против законной власти. Да, они стреляли по своим, они убивали россиян. Но они намеревались напомнить об этом тем, кто подталкивал людей вперед, в атаку на баррикады.
А еще теперь их объединяло то, что они считали себя кирилловцами. И весь Могилев видел, что за спиной у Сизова начинала вырастать сила, ни от кого не зависящая…