Роман хрустел салатом, приготовленным Наташей. После секса он всегда чувствовал голод и, ничуть не смущаясь, ел. Голод, считал Роман, самое унизительное человеческое чувство, и его надо утолять при первой же возможности. Это жажду можно перетерпеть, похмелье. Только голод может вывести человека на улицу с протянутой рукой. Только голод может заставить есть человечину.

И он хрустел.

Наташа наблюдала за ним. В его манере поглощения салата было что-то сексуальное. Правда, когда он ел мясо, выходило еще увлекательнее.

На стенной панели вызова загорелся красный индикатор и тихо, но противно запикал зуммер. Это была пожарная тревога.

Современные исследования показали, что нет нужды в очень громком сигнале, так как он вводит в паническое состояние и скорее отрицательно действует на поведение людей. Лучше подобрать определенную частоту, которая разбудит и мертвого, чем сеять панику.

– Роман, что это? – спросила Наташа.

– Это тревога. Пожар, когда что-то горит, – сказал Роман, доедая последнее и вытирая салфеткой губы. – Скорее всего, мисс Пайпс хочет показать акционерам, как работают мои ребята.

Он надел фирменный френч и педантично застегнул его на все пуговицы.

– А у меня ребята что надо. Не промах. Уже все на местах согласно боевому расписанию.

Он пригладил волосы.

Наташа подошла к окну, и в ее памяти на всю жизнь запечатлелся момент столкновения на площади двух машин. Одна из них мгновенно вспыхнула. Из нее вывалился чернокожий и бросился открывать заклинившую дверь с другой стороны.

Тот, кого старшая горничная приняла за негра, был белым. Просто все лицо его заливала кровь от удара о рулевое колесо.

– Ромка, смотри, негры столкнулись, – позвала горничная жениха.

Роману хватило одного взгляда, чтобы все понять. Перед отелем стояла небольшая толпа человек двадцать, и только часть ее обратила внимание на аварию. Остальные же смотрели на отель вверх и левее. Это означало только одно: там происходило нечто более страшное и захватывающее.

– Наташа, это пожар! Быстро известить жильцов! Собери девок – и вперед! Без паники, только без паники…

И он уже выскочил из кабинета, на ходу доставая мобильник.

* * *

Прозвучали последние аккорды «Аиды». Долтон и Вера Михайловна поднялись с мест и двинулись к выходу.

– Я вам очень благодарна за сегодняшний вечер, – произнесла бывшая гардеробщица.

– Немного же нам надо для счастья, – заметил Рэт.

Если бы он знал, как немного. Вера Михайловна вспоминала свое «настоящее» счастье, когда ухитрилась занять место в метро. Если бы Рэт об этом знал, он бы принял ее за убогую.

Рэт старался вести светскую беседу все это время. Очень боялся, что разочарует свою спутницу. Но Вера Михайловна была так увлечена происходящим, что все старания Рэта пропали почти даром.

– Если вы так запросто достали места на спектакль в Большой, значит, не бывает затруднений и с Карнеги-холлом?

– Вы издеваетесь надо мной? Я был там всего два раза, и то по большой просьбе и дабы не обижать Фрэнка.

– Какого Фрэнка?

– Синатру, – соврал Рэт.

И снова завел разговор об одиночестве. Дескать, в свободное время он занимается своими бабочками в кабинете, но это же не заменяет человеческого общения.

– Вот так целыми вечерами сижу дома.

– Или в пивной за кружкой хорошего пива?

– Бренди, – буркнул Рэт, сделав вид, что обиделся разоблачению, но тайно радуясь проницательности собеседницы. – А знаете что, давайте еще погуляем? Совсем немного. Потом я отвезу вас домой на такси и отправлюсь на холодные гостиничные простыни.

– Последний раз я гуляла с мужчиной ночью… Погодите… Нет. Это было тысячу лет назад. В другом мире. Когда я была, наверное, и не я, а что-то другое. Не слишком ли много положительных эмоций за один день? Жизнь – она ведь полосатая, как матрас. За светлой полосой должна наступить темная.

– У нас матрасы в цветочек, – сказал Рэт с радостью.

– И что, никогда не видели в полоску?

Рэт отрицательно покачал головой.

– Надо же, сплошной праздник.

– А в детстве у меня было индейское одеяло… Такое из кусочков.

– Господи, и у меня было точно такое же.

– Откуда у вас индейцы?

– Из деревни… То есть я хотела сказать, деревенское одеяло. Его няня привезла.

И вдруг оба расхохотались.

– Что это мы с вами все на постельные темы после великого Верди…

– Потому что вы мне нравитесь, – сознательно брякнул Долтон и замер в ожидании пощечины.

Но пощечины не последовало.

Вера Михайловна отвернулась и покраснела, а про себя подумала: Золушка, ну форменная Золушка за пятьдесят и принц… Сколько ему?

* * *

Когда омоновцы увезли чеченцев, Карченко еще раз просмотрел запись из злополучной комнаты.

Ну так и есть!

Надо было срочно вернуться в номер чеченцев. Там остались кое-какие незавершенные дела.

В холле к нему приклеился маленький контролер, но теперь Карченко точно знал, что тот – не «голубой», и былой неприязни уже не испытывал.

Пэт был порядочно пьян. Он стоял у злополучной афиши с полуобнаженной девицей и перечнем услуг спортивно-оздоровительного комплекса. Его тоже мучил вопрос, почему на афише девица есть, а в жизни и в услугах нет. Пэт остался один, Рэт, кажется, нашел себе даму, а вот ему скучать? Почему в афише есть, а в жизни?..

Валерий торопился, и, на счастье, из ресторана вышла Светка. Карченко знал о роде ее занятий и относился к этому спокойно. Когда сегодня Чарли выволакивала ее из зала и передавала его подчиненным, только он, Карченко, спас Светку от каталажки.

Во всех странах мира службы, занимающиеся конфиденциальными операциями или охраной, использовали жриц любви в собственных целях.

Он поманил проститутку пальцем.

– Ну, что хотите мне сообщить, господин главный шпион? – довольно нагло спросила Светлана.

В другое время и при других обстоятельствах это никогда бы не сошло ей с рук, но теперь Валерий спешил:

– Займись этим придурком, и чтобы он больше не путался у меня под ногами.

Он бросил ей ключ от специального номера, так как знал, что номер лжегеев прослушивался, а сам наконец прошел к лифтам и нажал нужную кнопку.

Света пожала плечами и положила ключ в карман. Она и не собиралась заниматься контролером. Она ждала своего старика. Тот расплачивался в баре. А дальше у них будет, как выразился Пайпс, романтическая ночь.

Лифт тем временем понес Карченко вверх, но тут запикал сигнал, на панели загорелась красная лампочка и надпись, возвещающая об остановке по техническим причинам. Одновременно с этим из динамика спокойным и деловым голосом диктор зачитал инструкции о том, как действовать в сложившейся ситуации.

Голос перечислил все возможные пути выхода из здания отеля, затем продублировал на английском, немецком и французском языках, но Валерий его уже не слышал. Кабина остановилась между этажами, двери отключились, и особого труда открыть их не составляло. Карченко подтянулся и оказался на четвертом. Из соседнего лифта доносились призывы о помощи.

Он раздвинул двери и там, но кабина большей своей частью находилась на уровне третьего этажа, и втащить людей к себе он практически не мог. Карченко крикнул им, чтобы выбирались этажом ниже.

Электричество вырубилось. Осталась одна радиотрансляция.

Он сразу понял, что это пожарная тревога, но где горит, еще не знал. Это предстояло выяснить. Он набрал на мобильнике экстренный вызов.

– Где горит? – спросил он не представляясь, и в этом не было нужды: его голос узнали.

– В районе четвертого. Где ты находишься? – узнал он голос Костика из своей команды.

– На четвертом. Забери из сейфа все, что сможешь. 287312362. Легко запомнить, – продиктовал он номер шифра.

– А вы шутник, шеф, – хихикнул в трубку подчиненный.

Да, Карченко был шутником, заказав шифр замка из давнишних цен на водку. Ему ли их не помнить. А кому придет в голову такой набор? Это не день рождения и не дата Бородинского сражения. Но не было у него в тот момент подобных мыслей. Он бежал по коридору среди первых эвакуировавшихся самостоятельно. Люди выглядывали из дверей своих номеров и недоуменно спрашивали друг у друга, что случилось. Карченко по ходу коротко бросал слово «пожар» и указывал путь к запасной лестнице.

Эти действия немного задержали его, и когда он приблизился к номеру, то сразу же заметил тонкую струйку дыма, сочащуюся из-под двери. Так и есть. Номер чеченцев горел.

Карченко давно сделал себе универсальную карточку и потому подумал, что трудностей не возникнет. Однако внутри огонь повредил проводку, и электронный замок не сработал.

Карченко разбежался и всем телом упал на дверь. Она хрустнула, но не поддалась. К счастью, рядом возник Роман, и теперь они разбежались вдвоем. Результат был нулевой.

– Уходи отсюда! Чего долбишь? Там же никого…

– Давай, Рома, помогай, там горит… Точно там…

Они снова и снова бросались на дверь. Наконец пластиковая панель не выдержала и прогнулась. Может быть, это произошло от нагрева.

Оба одновременно упали на ковер и чуть не задохнулись от обжегшего легкие едкого дыма. Номер был люкс.

Четырехкомнатный. Горела вторая и третья от них. В густом дыму они увидели в проеме, соединяющем гостиную с библиотекой, языки пламени. Услышали шипение и треск горящей пластиковой обшивки. Особенно дружно горели обработанные противопожарной пропиткой деревянные панели библиотеки.

– Черт!… Ты точно знаешь, что там кто-то есть? – крикнул Роман, перекрикивая гудение огня.

– Не знаю, но предполагаю, – соврал Карченко.

В действительности он точно знал, что в номере находится еще один человек. Шакир. Его не обнаружили при аресте кавказцев. Впрочем, арест был не совсем законным. Никакого постановления прокурора не было. Карченко позвонил своим людям в ФСБ, и те, не ломаясь, сказали: будет сделано.

– Но только быстро и по возможности без шума.

Без шума не получилось, а быстро – да, но не четко. Одного упустили. И этот человек теперь был нужен Карченко позарез. И потому, натянув на голову пиджак, он бросился в проем. Следом за ним, сдернув со стола скатерть и накинув ее на себя, шагнул в огонь пожарный.

Это был еще не ад, но преддверие его.

Карченко услышал, как затрещали его волосы.

Еще ломая дверь, он лихорадочно соображал, куда мог спрятаться Шакир. И понял… В спешке никто не удосужился проверить встроенные шкафы. А их было несколько. В каком из них находился Шакир, он не знал. Приходилось проверять все.

Дело в том, что некоторые из них были снабжены замками и при заселении клиентам вручались ключи. При этом гарантировалось, что ни одна горничная не будет иметь доступа к содержимому.

Карченко распахнул один из шкафов. Шкаф был забит ящиками с дорогим коньяком.

– Сволочи! – выругался он и на коленях пополз к другому.

Там были только шмотки.'

Еще куча шкафов была в спальне. Он ринулся туда.

– С ума сошел! – заорал Роман и, секунду помедлив, прыгнул в огонь следом.

Здесь огня было меньше. Но дышать было совершенно нечем. Главное, что горящая проводка выбрасывала в воздух такой ядовитый газ, что его смело можно было применять при казни преступников.

У них в запасе было не более минуты.

Шкаф оказался закрытым.

Карченко дернул дверь на себя, и ручка осталась у него в руках. Тогда он с разворота ударом ноги вышиб одну планку.

Потом вторую.

Полминуты.

Пожарный рвал дверцу руками.

Они успели заметить сквозь пролом скорчившуюся на полу фигуру, но дыра была слишком мала, чтобы вытащить через нее человека.

Сорок секунд.

Роман схватил из угла массивный светильник на металлической ножке и использовал его в качестве лома.

Дверь была разнесена в щепы. Теперь предстояло вынести тело через оставшиеся три комнаты, а это оказалось сложнее, чем добраться сюда. Во-первых, за то время огонь получил подпитку кислородом; они же оставили открытой входную дверь, во-вторых, горели уже не просто деревянные панели, а содержимое шкафов и мебель. Рванули бутылки французского коньяка. Хорошо, что не весь запас сразу.

Они прошли через пламя, не считаясь с тем, что одежда на обоих горела. Прихваченные из спальни покрывала уже не могли защитить ни голову, ни руки.

Буквально вывалились в коридор на руки ребят из пожарного расчета отеля.

Пострадавшему стали делать искусственное дыхание. Кто-то поднес к лицу запасную кислородную маску.

Романа вырвало.

Ноги Карченко подкашивались, и все-таки он нашел в себе силы подойти к пожарным, оказывающим помощь пострадавшему.

– Как он?

– Готов… Может, в больнице и откачают…

Валерий посмотрел на лицо Шакира. Даже при дежурном освещении было ясно, что перед ним покойник. Глаза закатились, и видны были одни белки глазных яблок.

Кто-то подхватил Карченко под руки и потащил к лестнице. Секьюрити не сопротивлялся. Ему здесь больше делать нечего.

* * *

Вера Михайловна и Долтон Рэт были на Смоленской площади, когда с ревом мимо них по Садовому пронеслись и свернули вправо вниз несколько пожарных машин.

Она вдруг с удивлением поняла, что идет совсем в другую сторону от своего дома. Внизу был Бородинский мост, а дальше площадь Киевского вокзала. Там, неподалеку, на набережной стоит ее отель. То есть теперь уже не ее… Между тем она сделала вид, будто так увлечена разговором, что не понимает, куда идет. Такси можно было взять и от отеля. Какая разница, кто кого провожает?

Они миновали последние здания, загораживающие вид на реку, и вышли на открытое пространство перед мостом.

– Какая красивая подсветка…

Рэт обратил ее внимание на светлое зарево слева от вокзала. Место, где стоял отель, по его разумению, освещалось лучше, чем здание МИДа. Но так думал Долтон.

У Веры Михайловны же екнуло сердце. Это освещение не казалось ей красивым. Она вспомнила о недавно проехавших мимо пожарных машинах и тихо сказала:

– Пожар…

– Что вы говорите, где? – живо заинтересовался Рэт. – Мне бы очень хотелось посмотреть за действиями ваших пожарных. Давайте посмотрим?

– Ну что ж, у вас будет прекрасная возможность… Такси!

Бывшая гардеробщица остановила машину.

– Куда?

– Отель…

– Я тоже туда ехал, – весело согласился шофер.

– Зачем в отель? Поедем на пожар…

– Мы туда и едем, – сказала Вера Михайловна.

Рэт несколько секунд смотрел на нее, не понимая, в чем дело, и наконец до него дошло.

– Боже… Пусть едет быстрее! – воскликнул он, непроизвольно вскакивая с места и больно ударяясь головой о крышу салона.

– Осторожно, Рэт, иначе мне придется везти вас в клинику, – предупредила гардеробщица.

– Хорошо горит! – весело сказал шофер.

– Что он говорит? Он что то знает? – потребовал перевода Рэт.

– Он говорит, что жертв пока нет, – «перевела» Вера Михайловна.

На выезде с площади на набережную такси остановил пикет. Дальше Рэт и Вера Михайловна уже бежали. Причем Рэт так быстро, что Вере Михайловне пришлось сбросить туфли, чтобы не отстать.

Долтон врезался в толпу, как пуля в пуховую подушку, но даже пуля в подушке способна завязнуть. Столь большое количество людей объяснялось близостью вокзала и отсутствием развлечений в позднее время. Нельзя сказать, что все они смотрели на происходящее как на спектакль, однако все понимали, что перед ними разыгрывается нечто грандиозное.

К тому времени, как Рэт окончательно завяз, Вера Михайловна наконец пробилась к нему.

Огонь с четвертого этажа подбирался к крыше.

Рэт бессильно опустился на землю. Вера Михайловна встала рядом с ним на колени и прижала его голову к груди.

– Там мой друг, – сказал Рэт. – Я думал, что я его ненавижу, а выходит – люблю.

Рэт не плакал. Он бормотал что-то нечленораздельное и сухо кашлял, как кашляют по утрам старые курильщики. Глаза Веры Михайловны блестели от нервного возбуждения.

Но это было не злорадством по поводу пожара в отеле, так обидевшем ее.

Она вдруг прекрасно осознала, что жить так, как жила раньше, больше не сможет. Все события сегодняшнего дня склоняли ее к такому решению. Ветхое платье Золушки сползло с нее, словно пленка при промывке икры. Остался чистейший продукт.

– Чего с мужиком-то? У него там кто-то остался? – спрашивали любопытные.

– Валидол у кого-нибудь есть?

Протянули упаковку.

Сверху раздавались удары топориков пожарных. Они безуспешно пытались проникнуть в номера через бронированные окна фасада.

Муниципальная милиция попыталась вытеснить с площади зевак, но наделала только лишнего шума и вызвала недовольство и давку. Милицию ненавидели. В милицию плевались. Пожилой коммунист организовал импровизированный митинг. Его слушали с минуту, не больше. То, что происходило снаружи и внутри здания, была сама жизнь.