«Чего ждешь, лейтенант?» – спросил сам себя Роман.

Накрыть бы их прямо сейчас. Решил не торопиться. Прямой угрозы никому пока нет. Поторопишься, потом отопрутся от всего. Ведь он один.

Да. Один. Черт дернул в выходной потащиться проверять сигнал. Хотя все равно ждать Оксаниной смены. Вот влип.

Тот, в тапочках, при первых же звуках разбиваемой бутылки бросился к дверям вагона и обезьяной взлетел по ступеням внутрь.

Лейтенант, прижимаясь к стенке вагона и поглядывая вверх, не свалится ли ему что на голову, встал под открытое окно. Теперь слышно стало, как по радио.

Мужской голос:

– … Это что же такое? Мне рекомендовали, сказали, все прилично, а у вас кредитки воруют…

Женский голос:

– Кому твои сраные кредитки нужны, говнюк. И кто тебя такого рекомендовал?

Мужской голос:

– Все равно ты, дура, ими не воспользуешься. Шифр надо знать. Код личный, идиотка.

Далее в качестве третейского судьи выступил железнодорожник. Роман догадался, по логике так и должно было быть.

– Господа, господа, погодите, разберемся.

Женский голос:

– Кого ты господами называешь, Карп? Совки, это самые что ни на есть совки. Кто адрес-то дал… Господа. Стыдись, Карп, разве настоящих господ не видел?

Мужской голос:

– Чего годить-то, вот бумажник, вот права. А где карточка?

Железнодорожник:

– Упала. Зачем шуметь? Найдем.

Женский голос:

– И не собираюсь на коленях ползать. Наползалась. Этот гад со своим друганом мне весь зад в клочки порвали. Мы так не договаривались. За отдельную плату. Пробей ему, Карп. Ну? Чего зенки вылупили? Или за сто баксов я все их управление принимать должна? Сколько там натикало?

Над головой и чуть в стороне от милиционера сработал водоспуск сортира, и на выглаженные брюки брызнула от насыпи жидкость.

– Успокойся, Степа. Вспомни, ты вчера в казино свою карточку разве не «убил»? – раздался второй, мужской голос. –Ну вот, дорогой, а ты скандал поднимаешь. Я же сказал тебе – солидное заведение. Солидное. Сколько там нам еще полагается? Полчаса? Пойдем, родная, не надо кричать. За отдельную, значит, за отдельную.

«Ну дела, – подумал лейтенант, – не иначе публичный дом на колесах, неизвестно, что в тех двух вагонах делается, мистика». На всякий случай лейтенант подвинулся ближе к двери, чтобы поймать повара-железнодорожника еще на лету. И через пять-шесть секунд тот буквально свалился ему на руки.

Оторопел, увидев погоны, но лейтенант красноречиво прижал палец к губам.

– Тсс… Вы окружены, сопротивление бесполезно, спецназ в десяти шагах, брать будем живьем.

Чем наглее и несуразнее ложь, чем больше понта и внезапности, тем ближе к результату. Но такого даже Хоменко не ожидал. От страха и неожиданности холуй железнодорожник потерял голос и только сипел.

– Так… Операцией руковожу я. Если поможешь, рассчитывай на снисхождение.

Дети есть?

– … – Вот. Детки малые есть, а он тут бизнесом занялся. Не стыдно?

– Нет… То есть да…

– Веди… И сразу предупреди – оцеплено.

Впереди железнодорожник на негнущихся ногах, за ним Роман. Поднялись в вагон. Таких вагонов Хоменко еще не видел. Люкс. Обшит красным деревом, по стенкам хрустальные бра, пол застлан ковром и кругом медь под золото и блестит.

Конца сороковых, определил Роман. Прямо после коридорчика столик, а на столике кассовый аппарат и часы, как у шахматистов.

«Дела… – подумал милиционер. – Учет…» Хоменко подтолкнул локтем холуя, чтобы тот открыл дверь в отдельное купе-спальню. Их было два на весь вагон.

Половину занимала гостиная с мягкими диванами, низким столиком и пуфами. Все плюшевое.

Железнодорожник, повинуясь привычке, поднял руку для стука, но Роман вовремя предупредил его действие, перехватил.

– Ключ, – коротко приказал он.

Холуй повиновался.

Один оборот – и Хоменко рванул дверь на себя.

То ли они были так заняты, то ли дверь смазана на совесть, но их поначалу не заметили. Первое, что бросалось в глаза, – волосатая задница мужчины.

Толстяк пыхтел что было сил. Хоменко брезгливо припечатал к ней грязную подошву.

– Спасибо… – неожиданно отозвался хозяин задницы.

Видно, у бедолаги не все получалось. Глаза женщины расширились сначала от изумления, потом от ужаса.

– Встать! – заорал Хоменко. – К стене! Руки .за голову!

Если бы Хоменко кроме принципиальности, честности и воли имел хотя бы каплю чувства юмора, вряд ли удержал мускулы лица в строгом выражении, до того ситуация напоминала опереточно-балаганный спектакль: мужик вскочил как есть, вытаращив на форму глаза, проститутка сложилась перочинным ножичком и забилась под простыню.

– К стене! – поддал жару Роман и ударом ботинка развел ноги клиента, когда тот занял позицию. – Документы, – приказал Хоменко железнодорожнику, который уже шарил по карманам брюк.

Хоменко перелистал паспорт.

– «Воркутауголь». Прекрасно. Командированный. Двое детей. И кто же, красавец, тебя сюда прислал? Кому ж ты уголек привез? Не за красивые глаза тебе, мил человек, сладкую жизнь устроили…

Клиент попробовал отклеиться от стенки и что-то объяснить.

– Молчать! Сначала, сучок корявый, ты у меня все полы в отделении перемоешь, потом будешь оправдываться… Стой! Куда? – рявкнул он, заметив краем глаза движение в гостиной, – это пытался смыться второй клиент.

Хоменко вышел в гостиную.

– Документы… Куда бежишь? Кругом все оцеплено. Стой, не рыпайся.

– Мы по уговору… Нам сказали… – начал, но все-таки протянул паспорт и какие-то бумаги второй.

– Вам сказали… Наказали… – изучал паспорт Хоменко.

Он хотел по горячему задать главные вопросы – кто? где? когда? Но заметил, как по путям мимо вагонов бежит человек в разорванной рубашке с окровавленной головой и руками. Человек бежал так, словно за ним по пятам гналась сама смерть.

– Этих запереть! – приказал Хоменко железнодорожнику и, не дожидаясь исполнения, бросился к выходу.

И будьте спокойны, холуй железнодорожник, смяв робкое сопротивление, затолкал клиентов по купе. У холуя были дети, а мент обещал снисхождение. Авось зачтется.