Сангха

К этой поездке мы готовились с особенной тщательностью, обдумывали каждую мелочь, каждую деталь. Нам предстояло совершить длительное путешествие в Чиангмай, город, расположенный в семистах километрах севернее столицы, где-то… «на лбу у слона». Именно «на лбу», ибо по очертаниям территория Таиланда напоминает не только топор демона Вритры, о чем уже говорилось, но и гигантскую голову слона.

Чиангмай считается вторым по величине и значимости городом страны после столицы, хотя он и не выдерживает с ней никакой конкуренции — число жителей Бангкока в пятьдесят (!) раз превышает население административного и политического центра Северного Таиланда. Основное богатство области — древесина (особенно ценятся тиковые деревья). В недрах Северного Таиланда имеются небольшие запасы нефти (добывается в районе города Фанг), встречаются месторождения драгоценных и полудрагоценных камней: цирконов, сапфиров, тигрового глаза и других.

Население Северного Таиланда отличается пестротой этнического состава. Большинство его представлено народами лао и тай, которые живут в долинах крупных рек; в горах же издавна поселились горные народы тай (шаны, лу и кюи), народ лава (по происхождению родственный мон-кхмерам), тибето-бирманские народы — карены, акха, лису, лаху, мео и ман. В Северном Таиланде самая низкая плотность населения — около сорока человек на один квадратный километр. Имевшиеся резервы свободных и пригодных для распашки земель в долинах рек в последние десятилетия сократились: освоены новые земли, на которых сооружены оросительные системы. Это позволило увеличить производство главной культуры — риса. Земледелием занимаются местные лао и тай (последние переселились сюда из Центрального Таиланда). Живущие в долинах рек крестьяне помимо риса выращивают табак, соевые бобы, кукурузу, хлопчатник, гречиху. Провинция Чиангмай наряду с провинцией Лампанг занимает ведущее место в производстве шеллака, по сбору которого Таиланд находится на втором месте в мире после Индии.

Позади скрылись последние строения столицы, исчезла духота, густо пропитанная парами бензина и всевозможными запахами тайской пищи, которую в Бангкоке нередко готовят прямо на улице. Оборвались крики бродячих торговцев, постепенно умолк присущий каждому азиатскому городу шум. Замерли голоса мальчишек — продавцов газет, гурьбой обступающих машину, стоит только притормозить у светофора.

Автомобиль резво катил по шоссе, ведущему от Бангкока на север. Выбранная нами дорога — одна из трех наиболее важных магистралей, радиально расходящихся из «города ангелов»: первая, юго-восточная, соединяет Бангкок с крупным портом Саттахип и растянувшейся на много километров по побережью Сиамского залива цепочкой приморских курортов; вторая уходит на юг, в направлении границы с Малайзией.

Конечно, можно было бы обойтись без лишних хлопот, сопутствующих любому автопробегу: купить, к примеру, билет на самолет местной компании «Тай эйруэйс» и через час спуститься по трапу в аэропорту Чиангмая или воспользоваться услугами частной туристической компании «Роял тур» и, безмятежно заняв место в комфортабельном автобусе, отдать себя на попечение гидов, опыт общения с которыми у меня уже имелся…

…Поездка эта была организована «Роял тур». Программа двухдневной экскурсии в Национальный заповедник Као Яй попала мне в руки по чистой случайности, однако сразу привлекла внимание загадочной последней фразой: «Те, у кого крепкие нервы, имеют редкий шанс поохотиться на тигров».

Владелец «Роял тур» предлагал совершить увлекательное путешествие — осмотреть одно из самых живописных мест Таиланда. Он очень старался, расхваливая предлагаемый сервис. Но мы, естественно, клюнули не на сервис, а на тигров.

Автобус, как и обещал «Роял тур», был современный: просторный салон, мягкие широкие вертящиеся кресла, огромные стекла, покрытые специальной зеленоватой пленкой, защищали глаза от резкого солнечного света и позволяли пассажирам спокойно поглядывать в окна. Нас несколько удивило то обстоятельство, что в автобусе собрались представители самых различных стран. Тайцев среди пассажиров не было: очевидно, охота на тигров их не привлекала. Они либо не находили экзотики в отлове обыкновенных представителей местной фауны, или же, что более вероятно, не посчитали разумным вкладывать деньги, и немалые, в довольно сомнительное предприятие. Вокруг нас сидели тихие, но говорливые японцы, шумные американцы и канадцы, молчаливые и чопорные англичане, веселые французы, а также задумчивые фаранги — так в Таиланде называют лиц европейского происхождения, национальная принадлежность которых неизвестна.

В такой разношерстной компании неслись мы по шоссе. Первый «привал» был на молочной ферме, принадлежавшей двум владельцам — таиландцу и датчанину.

Управляющий этим предприятием рассказал нам, как водится, о процессе производства молока. Все здесь было автоматизировано и механизировано. Машины для дойки коров, консервации и упаковки молока в полиэтиленовые пакеты — импортные. В заключение всех нас угостили парным молоком, стоимость которого конечно же была заранее включена предусмотрительным и бережливым владельцем «Роял тур» в сумму, выплаченную каждым из пассажиров автобуса за поездку.

Конечный пункт путешествия — национальный заповедник Као Яй, где нас, если верить программе, ожидал сюрприз — ночная охота на тигров.

Вечерело… Нас расселили по двухкомнатным бунгало и предупредили, что через час на площадке перед управлением заповедника состоится интернациональный товарищеский ужин. Соседнюю комнату в бунгало заняла пара молчаливых бразильцев, которые, узнав, что мы русские, казалось, проглотили языки.

Ужинали на лужайке вокруг костра по типу «шведского стола». Каждый набирал себе в тарелку приглянувшуюся ему еду, расставленную на больших блюдах в стороне от костра, и располагался на гимнастических матах, которые были разложены полукругом у здоровенной охапки горящих поленьев. Официанты — тайки и тайцы в национальных костюмах — обносили туристов традиционными местными напитками.

Недалеко от костра мы заметили микрофон.

— Концерт, видно, задумали, — сказал мой товарищ, имея в виду, конечно, тайцев.

Действительно, через несколько минут по мегафону объявили, что начинается представление, по окончании которого всех желающих приглашают принять участие в ночной охоте на тигров.

— Концерт будет состоять из двух отделений, — продолжал голос в репродукторе. — Итак, отделение первое.

Около часа у костра выступали тайские девушки и юноши. Они пели народные песни, разыгрывали сценки из «Рамакиан», читали стихи, танцевали «ча-ча-ча» под звуки чингов и кастаньет.

Затем радиоголос объявил перерыв, сказав, что второе отделение концерта будет дано «исключительно силами наших гостей». Туристы, безмятежно попивавшие пиво и кока-колу, стали озабоченно переглядываться. Некоторые поспешно ретировались. Среди спасавшихся бегством мы заметили и молчаливых бразильцев.

«Что ж, споем какую-нибудь песню, — решили мы, — не танцевать же».

Наша идея оказалась далеко не оригинальной. Все фаранги, подходившие к микрофону для исполнения очередного номера, принимались петь. Пели дуэтом, хором и в одиночку. На лужайке перед управлением таиландского национального заповедника Као Яй звучали мелодии Японии и Шотландии, Америки и Франции, Италии и Индонезии…

— А теперь попросим наших гостей из Советского Союза, — прозвучало в репродукторе, и мы невольно вздрогнули, хотя и ждали своей очереди.

Раздались дружные аплодисменты, и мы, твердо решив исполнить в меру своих возможностей «Подмосковные вечера», двинулись «на сцену».

Представ перед замершей в ожидании аудиторией, я отчетливо понял, что смогу более или менее правильно пропеть только первый куплет известной всему миру песни. Остальные мгновенно забылись, хотя только что, буквально минуту назад, я напевал их про себя.

— Кошмар, — шепнул я своему спутнику, — все слова выскочили из головы.

— У меня тоже, — чуть слышно отозвался он. — Но ничего, исполняем лишь первый куплет и повторяем его несколько раз. Идет?

Так мы и сделали. Зрители не заметили накладки. Они громко хлопали и кричали что-то вроде «Мо-лод-цы!». А потом из хаоса голосов родилась сначала нестройная и наконец набравшая полную силу мелодия «Подмосковных вечеров». Одни пели ее по-английски, другие, не зная слов, просто подтягивали, не разжимая губ. И тут свершилось нечто странное: мы внезапно вспомнили куплеты не только «Подмосковных вечеров», но и многих других хороших советских песен.

Зрители отпустили нас только тогда, когда мы исполнили «Катюшу», «Летите, голуби», «Я люблю тебя, жизнь»…

Второе отделение интернационального концерта длилось в общей сложности более двух часов.

Настало время «охоты на тигров» — мероприятия, которым завершилась программа пребывания в Као Яй. Завтра утром — в обратный путь. Всем, кто пожелал участвовать в этой необычной охоте, выдали карманные фонарики. Затем к управлению подогнали открытый грузовик, на кузов которого был надет каркас из толстых металлических прутьев. Мы расселись под этим своеобразным «колпаком».

— Мера предосторожности. — объяснил таец, сопровождавший туристов. — Тигры как-никак!

Ехали минут пятнадцать по ухабистой лесной дороге. Яркие фары грузовика выхватили из темноты поляну — островок среди обступивших плотной стеной диких зарослей.

Все молчали. Не каждый же день выпадает возможность поохотиться на тигров, да еще с карманными фонарями. Машина остановилась посередине поляны. Погасли фары. Постепенно глаза привыкли к окружающей темноте. Казалось, что по чаще кто-то ходит, где-то ухало, гоготало. Повсюду стали мерещиться тигры. Десятки, сотни…

— Светите фонарями вон туда, — тихо сказал сопровождающий, показав рукой в сторону. — Тигры там.

Множество ярких лучиков одновременно пронзили темноту. В чаще действительно что-то заблестело, замелькали желтые точки. Они, как нам казалось, передвигались — то приближаясь, то вдруг удаляясь, то исчезая вовсе или вновь загораясь.

— Это тигры, видите? — сказал таец.

Тигров мы, конечно, не видели. Были лишь одни желтые мерцания. И все же все мы утвердительно заговорщически ответили: «Видим».

— Гасите фонари! — отдал команду сопровождающий. — Едем, пока не поздно.

Призыв тайца был исполнен туристами мгновенно. Грузовик тронулся. Мы покидали лужайку с твердой уверенностью, что повидали живых, так сказать вольных, тигров. Теперь есть что порассказать знакомым.

Обратно в Бангкок мы добрались без особых приключений. Правда, сервис «Роял тур» поскуднел и несколько ослаб. Вместо горячего завтрака и ленча, которыми нас потчевали по дороге в национальный заповедник, теперь мы почему-то получили сухие пайки. Вторично попробовать молока на молочной ферме также не удалось. Автобус проскочил мимо нее без остановки.

Но главное не в этом. Главное, мы стали участниками беспримерной охоты на хищных обитателей таиландских джунглей…

Итак, на этот раз хотелось раздвинуть тесные рамки обычных путешествий на самолете или в экскурсионном автобусе. «Тай эйруэйс» полностью лишил бы нас дорожных впечатлений, быстро и незаметно перенеся из Бангкока в Чиангмай, а «Роял тур» уготовил бы довольно печальную участь пленников различных туристских программ.

Нетрудно заметить, что тайцы очень любят поэтические названия. Исключения не составляют и жители Северного Таиланда (не самого крайнего, а горной страны в бассейне северных истоков Чаупхраи): из-за обилия рек и речушек народ назвал ее Пипаннам, что означает «Дух тысячи вод». Мы знали, что где-то на полдороге к Чиангмаю, в окрестностях города Накхонсаван, природа создала хаотичные нагромождения причудливо изогнутых скал, которые дали основание называть эти места «Логовом дракона». Забегая вперед, скажу, что действительно там вдоль магистрали тянется хребет, напоминающий спину колоссального ящера, а отдельные каменистые холмы торчат словно зубы доисторического зверя. Вообще нагорье, начинающееся сразу к северу от Менамской низменности, имеет громкую славу: огромные глыбы базальта, размытые горными ручьями, приняли здесь самые невероятные очертания и формы различных животных, мифических существ и загадочных растений. Район Накхонсавана очень популярен и благодаря богатой народной фантазии овеян многочисленными легендами. Согласно одной из них, в далекие-далекие времена пришел сюда Будда вместе с тиграми, слонами, носорогами, медведями и иными зверушками помельче; и вот по неизвестной причине они неожиданно окаменели. «Достоверность» предания подтверждает и тот факт, что на горе Прабат остался якобы даже след стопы Будды; гора считается священной, ежегодно к ней на поклон стекаются со всех концов страны пилигримы.

Выехали мы на рассвете, когда монахи из более чем двадцати четырех тысяч таиландских монастырей отправляются в ежедневный поход за подаянием. В оранжевых тогах бритоголовые монахи — совсем еще мальчики, взрослые и глубокие старцы — с матерчатыми сумками на плечах идут добывать себе пропитание. В этот час из домов выходят люди — кто с пригоршней риса, кто с куском курицы или свинины. Дать пищу монаху считается благородным, буддо-угодным делом. Соблюдая давний обычай, верующие полностью берут на себя заботу о материальном обеспечении священнослужителей. В деревнях создаются даже территориальные объединения, включающие несколько десятков хозяйств, где в порядке очередности женщины готовят служителям культа еду, шьют им одежды. Многие крестьяне безвозмездно обрабатывают церковные земли, пасут монастырские стада, умельцы украшают резьбой и росписью стены пагод и храмов.

Буддийская монашеская община — сангха — насчитывает в Таиланде свыше трехсот тысяч человек, объединенных в две секты — Маханикай и Дхамутхитникай, количественное соотношение приверженцев которых составляет приблизительно шестнадцать к одному. Секта Дхамутхитникай появилась во второй половине XIX века в результате реформы короля Монгкута, стремившегося к тому, чтобы служители культа более строго следовали буддийскому учению, изложенному в палийском каноне «Трипитака». Огромную армию таиландских монахов дополняют мальчики-служки (их более ста тысяч) и женщины-послушницы (около десяти тысяч); и всех их надо накормить, напоить, одеть. Подношения и подарки от населения, жертвенные деньги на постройку храмов и монастырей, ремонт и сооружение статуй основателя религии, доходы с церковного имущества, правительственные дотации, ростовщичество — вот из чего в основном складывается бюджет сангхи. Драгоценности и книги, земли и строения, цветы и свечи — чего только не дарят люди Будде, храмам и общине в целом.

Иерархия буддийской сангхи основывается на следующих понятиях: ученость, старшинство, служебное положение и титул. Существует десять степеней, указывающих на образованность монахов: три — «накдхамма» и семь — «бариан», причем обладатели последних получают право пользоваться соответствующими их рангу разноцветными веерами и при написании ставить после своего имени специальные знаки отличия.

«Веерная привилегия» дается только титулованным священнослужителям: монаха любого из сорока с лишним церковных рангов сведущему человеку легко различить по ручному опахалу, которым тот неизменно пользуется. Самый низкий титул — пра самуха пандит. Высокие начинаются с пра кру; они позволяют занимать должности руководителя церковного комитета провинции, настоятеля, преподавателя и так далее. Одновременно с титулом пра кру и, конечно, более высоким — пра рачакхана, подразделяющимся на девять рангов, монахи (а таких в стране три с половиной тысячи) получают от короля новое имя на языке пали. По старшинству монахи, обрившие голову, надевшие желтые одежды и получившие посвящение, делятся на навакабхуми (стаж пребывания в монастыре не менее года), маджджимабхуми (стаж — пять лет) и тхера (стаж — десять и более лет). Только тхера могут носить высокий титул упадждая, разрешающий иметь своих учеников.

Монахи бывают постоянными и временными. Ни один мужчина не считается «полноценным» и не может, к примеру, вступить в брак, если он не побывал в монастыре. Минимальный срок ухода от мирской жизни с годами постепенно сокращался и достиг семи дней.

Все монахи обязаны соблюдать предписания Винаяпитаки (корзины устава), или двести пятьдесят три правила поведения, из которых главными являются следующие: не убивать, не красть, не лгать, не употреблять спиртного, не сближаться с женщинами, не слушать музыку, не спать на кровати, возвышающейся над полом более чем на тридцать два дюйма, питаться только подаянием, не дотрагиваться до денег, золота и серебра… Не касаться денег! А между тем Таиланд — единственная буддийская страна, где монахи, несмотря на религиозный запрет, официально получают… заработную плату. Не все, конечно, а лишь те, кто имеет высокий ранг. Оклад установлен для духовных сановников, внесенных в списки церковной администрации, а также для монахов в ранге пра бидхитхам, читающих сутры и мантры в королевских монастырях во время официальных церемоний.

Распорядок дня священнослужителей более или менее одинаков. Встают монахи очень рано, с восходом солнца, под дробь барабанов или под звон колокола, моют кельи, прибирают внутренние дворы, чистят зубы и умываются, фильтруют питьевую воду через марлю, чтобы не нарушить одну из обязательных заповедей, по которой нельзя умерщвлять даже едва заметные глазу «божьи создания» Затем они облачаются в свои традиционные одежды: сабонг — нечто вроде юбки, чивару — нижнюю тогу, сангхати — верхнюю тогу, произносят молитвы и отправляются за подаянием. По возвращении в кельи монахи завтракают. Перед полуднем они едят второй раз, после чего до следующего утра им разрешается только утолять жажду. Большую часть времени они проводят за пением сутр, изучением текстов «Трипитаки», истории жизни Будды, а также монастырского устава.

Несмотря на суровый режим, нельзя сказать, чтобы монахи были полностью изолированы от общественной жизни. Буддизм в Таиланде представляет собой значительную политическую силу, и влияние служителей культа на массы, в первую очередь на крестьянство, огромно. Однако само монашество далеко не однородно. Военные диктаторы, долгие годы сменявшие друг друга на посту премьер-министра, неоднократно использовали высоких духовных сановников в корыстных целях. Не без активной поддержки реакционной части сангхи, например, утвердилось в стране в свое время влияние американского империализма, под давлением которого Бангкок принял участие в агрессии США во Вьетнаме. Государственные перевороты, которыми так богата история Таиланда, редко обходились без пособничества монахов.

Нынешнее правительство, сегодняшние руководители сангхи прилагают немалые старания к тому, чтобы еще больше усилить влияние религии. Разрабатываются новые и дополняются существующие программы деятельности общины, нацеленные на более широкое вовлечение сангхи в различные сферы общественной жизни. Поощряется изучение монахами проблем организации системы здравоохранения, их знакомство с техническими достижениями в сельском хозяйстве и промышленности, мерами, направленными на социальное благоустройство. В буддийских университетах Махамакут и Маха Чулалонгкорн готовят церковные кадры, способные участвовать в процессе социально-экономического развития страны.

То, какую значительную силу представляет собой сангха, по численности превосходящая как промышленный пролетариат, так и интеллигенцию, военнослужащих, осознают также лидеры действующих в Таиланде демократических организаций. Они отдают себе отчет в том, что необходимо всеми средствами не допустить использования реакцией авторитета монашеской общины, а, напротив, надо поставить ее себе на службу. Опыт патриотов Южного Вьетнама, Кампучии, Лаоса в свое время показал, что такая задача вполне выполнима.

И все же в целом общая оценка роли буддизма сомнений не вызывает. Как всякая религия, он призывает к иллюзорному самоутешению. Проповедуя, например, любовь и милосердие ко всем живым существам, его правила предписывают никого «не обижать»; не только себя, но и других незащищать от насилия; не наказывать за преступления; терпеливо и безразлично относиться к классовому угнетению. Таким образом, догмы буддизма, несомненно способствовавшего распространению элементов культуры и образованности, с самого своего зарождения отвлекали людей от борьбы за социальную справедливость, за лучшую долю, за свои права.

Наряду с буддизмом — государственной религией, которую исповедуют более девяноста процентов населения и неофициальным главой которой считается король, в Таиланде распространены ислам, конфуцианство, индуизм, сикхизм, брахманизм, христианство.

Подъезжая к Аюттхае, мы заметили монаха, который нес не традиционную котомку для подаяния, а… судки. Зачем, дескать, смешивать в сумке разную еду, когда изобретена такая удобная посуда. Находчивый служитель культа вначале рассматривал, что ему дают люди, а уж потом приоткрывал крышку нужной кастрюльки.

Итак, через Аюттхаю, город, который часто называют «Римом Юго-Восточной Азии», через Сарабури, где автомагистраль раздваивается на северо-восточную и северозападную ветви, через Сукхотаи, первую столицу Сиама, мы рассчитывали в конечном счете добраться до Чиангмая, а если повезет, то подняться повыше в горы, в которых вдали от цивилизации встречаются селения отдельных этнических групп, принадлежащих как к народам тай, так и к тибето-бирманским народам. Их уклад жизни во многом сохраняет черты родоплеменного строя. Словом, мы едем туда, где рождалась история Сиама, едем в его далекое, седое прошлое, окутанное романтическим флером легенд. И не только в прошлое. Нам конечно же предстоит встреча с настоящим, с сегодняшним днем этого края — противоречивого края цветущих роз и «белой смерти».

Но не будем загадывать наперед. Тем более что мы только-только вырвались из бангкокского смога и покрыли расстояние всего в каких-нибудь тридцать-сорок километров. Выехали мы ни свет ни заря: жители богатых кварталов столицы еще досматривали сны, а обитатели предместий, крестьяне, мелкие торговцы уже приступили к своей каждодневной нелегкой работе.

То тут то там в лучах восходящего солнца сверкало блюдце водоема, сплошь покрытое пушистым ковром белых, темно-красных и бледно-розовых лотосов. Это древнейшее растение, дожившее до наших дней с доледникового периода, у буддистов считается священным. Встречается оно повсюду: в илистых заводях рек, во временно образующихся болотах, в клонгах. А если учесть, что протяженность клонгов превышает в Таиланде три миллиона километров, то обилие лотосов трудно себе даже представить. Мелькают расставленные по обочинам красочные рекламные щиты, сливаясь в сплошную многоцветную полосу. Покачиваются пальмы — банановые, кокосовые, арековые, а также саговые, из сердцевины которых извлекают крахмал, идущий на изготовление крупы саго. В неглубоких рыжих каналах, неподвижно стоя в воде, подремывают буйволы. Мимо проплывают деревеньки, точнее, отдельно расположенные вдоль каналов крестьянские соломенные хижины. Возле каждой — погруженная в клонг ковшеобразная металлическая сетка на длинной жерди, в шутку называемая здесь «домашним экскаватором». К вечеру семья соберется посмотреть на улов. Повезет — на столе появятся жареная рыба, креветки: будет праздник. Если сетка окажется пустой, что случается нередко, придется довольствоваться приготовленным на пару рисом. За домиками до самого горизонта простираются поля, словно переплетенные земляными насыпями, устроенными для поддержания нужного уровня воды. Молодые побеги дружно тянутся к небу, воздух пропитан сладковатым ароматом созревающего риса. В его нежной зелени можно иногда заметить розово-лиловые цветы. Это водяной гиацинт, своеобразие которого состоит в том, что распускается он всего лишь на несколько часов. Свои излюбленные места заняли на обочинах продавцы арбузов: полосатые ядра — наподобие пушечных — сложены во внушительные пирамиды.

Час спустя мы, повинуясь дорожному указателю с надписью: «Аюттхая», свернули с основного шоссе.

 

«Рим Юго-Восточной Азии»

Достоверных источников по древней истории народа тай не существует; лишь в хрониках южнокитайской провинции Юньнань упоминается образованное в 650 году южными тайцами королевство Наньчжао со столицей Талифу.

Родиной тай принято считать территорию нынешней провинции Сычуань в Северо-Западном Китае. Называли их по-разному: мыанг, па, лунь, а сами тайцы именовали себя айпао. Теснимые китайцами, они понемногу отходили на юг, в Юньнань; в XIII веке проникли в северную часть Менамской низменности, вытеснив оттуда монов и кхмеров, чьи поселения возникли на территории Суварнабхуми еще в конце второго тысячелетия до нашей эры.

О политической истории первых государственных образований монов нам тоже мало что известно. Невозможно даже с приблизительной точностью восстановить их названия. И все же исследования крупного специалиста по Таиланду Э. О. Берзина, других советских, а также зарубежных ученых в какой-то мере помогают приоткрыть занавес неизвестности…

Древнейший систематизированный письменный источник по географии Юго-Восточной Азии — «География» Клавдия Птолемея (составлена в середине II века нашей эры с использованием более ранних источников) — свидетельствует, по словам Э. О. Берзина, главным образом о том, что Малаккский полуостров и побережье Сиамского залива к тому времени были довольно густо усеяны городами и торговыми факториями. На крайнем севере западного берега Золотого Херсонеса (Малакки) Птолемей поместил порт Таккола (район современного города Такуапа), часто упоминавшийся в индийских буддийских книгах в одном ряду с Александрией, Суратом, Бенгалом, что говорит о его немаловажном значении. На восточном побережье Малакки у Птолемея находился Коли, порт, достигший особого расцвета в VIII–X веках: арабские географы, именовавшие его Кала, рассматривали Коли в качестве основного перевалочного пункта на одном из двух важнейших торговых путей, связывавших Индию со странами Дальнего Востока; часто они переносили это название на весь Малаккский полуостров. (Кстати, о богатом оловом царстве Кала говорится в сказках «Тысячи и одной ночи».) К северу от Коли на карте Птолемея находится город Самарада, месторасположение которого совпадает с нынешним таиландским провинциальным центром Накхонситхамартом.

Первое упоминание о людях, населявших территорию будущего Сиама, встречается в китайской летописи «Цинь Хань Шу» («Анналы ранней династии Хань»), составленной в I веке, из которой видно, что «варвары», так они названы в летописи, далеко обогнали китайскую империю в морском деле и помимо торговли занимались пиратством и разбоем. Пройдя весьма сложный путь развития, приморские города Индокитая ко II веку все более объединялись в княжества, царства, королевства.

Катализатором этого процесса было государство Фунань, располагавшееся в низовьях реки Меконг. Официальная его история начинается с I века. Если верить летописям, прибывший в эту страну индийский брахман Каундинья встретился с местной царицей по имени Ивовый Лист. Коварная женщина задумала ограбить брахмана и захватить его корабль. Конфликт, однако, разрешился полюбовно. Царица вышла замуж за Каундинью, который, став правителем, принялся распространять среди своих подданных основы индийской культуры и религии. Так или иначе, принесенный из Индии буддизм (в форме хинаяны — «малой колесницы») сохранил в Таиланде положение господствующей религии до наших дней. Принятие его ионами, а впоследствии и тай, несомненно, имело в тот период прогрессивное значение: на смену первобытным верованиям, когда каждое племя поклонялось своим особым божкам и духам, пришла новая, универсальная религия, не делавшая различий между людьми по их родовой, племенной или кастовой принадлежности. И естественно, что буддизм должен был легко укрепиться здесь в условиях, когда у монов начался распад родового строя, а вместе с ним и соответствующей идеологии. Возникавшее классовое общество нуждалось в новых религиозных представлениях.

В середине IV века, после крушения империи Фунань, подчиненные ей княжества становятся самостоятельными. К этому моменту на территории современного Таиланда их существовало несколько: на крайнем юге — Лангкасука, ближе к северу — Тамбралинга, далее на северо-западном углу Сиамского залива — Дань-сунь, или Пань-пань, которое стало ядром, вокруг которого образовалось в конце VI века первое крупное государство монов — Дваравати.

До недавнего времени сведения о Дваравати были крайне скудны. Даже правильность этого названия подтвердилась лишь в 1964 году, когда при раскопках близ Прапатома были найдены две серебряные медали с надписью: «Шри Дварава-тишвара, царь Дваравати». Правители Дваравати поддерживали дипломатические отношения с Китаем, имели большой флот и вели активную внешнюю торговлю. В конце VIII века столица Дваравати была перенесена в глубь страны — в Лавапуру (Львиный город). Страну так и стали называть — Лавапуру или сокращенно Лаво. Последующие два столетия прошли в изнурительных войнах с Харипунчайей. А в первой половине XI века Лаво превращается в составную часть сильной кхмерской империи.

Тринадцать столетий продолжалась миграция племен тай в долину Чаупхраи. К середине XIII века, когда она в основном закончилась, наступил критический период в истории Индокитая: рухнула кхмерская империя, прекратили существование древнее бирманское царство Паган и последнее независимое монское государство Харипунчаия.

Вот тогда-то тайские племена и заявили о себе…

В VII–XII веках они, по-видимому, занимали широкую гористую полосу, разделявшую Наньчжао и ранние индокитайские княжества, играя по отношению ко всем ним роль «варварской» периферии. На протяжении нескольких столетий часть тайских племен, о чем уже говорилось, постепенно «просачивалась» с севера на более плодородный юг. До XI века, как показывают результаты археологических исследований, между монскими государствами Лаво и Харипунчаия, в районе средней Чаупхраи, находились малонаселенные «нейтральные» земли. Их-то кхмерские цари после «поглощения» ими Лаво и предоставили тайским поселенцам, которых «ни использовали в качестве наемников. В XI–XII веках здесь возникли укрепленные города-крепости — Сукхотаи, Саванкхалок, Пхитсанулок и другие. По мере того как в кхмерской империи все чаще происходили мятежи, народные восстания, религиозные войны, тайские поселенцы набирали силу, мало-помалу проникали в чисто монские районы, образовывали там небольшие княжества — мыанги, которые вскоре настолько укрепились, что стали представлять угрозу для государств Индокитая. Восприняв буддийскую концепцию царствования и индуистские этические идеи «Законов Ману», повелевавших не только соблюдать моральные нормы при управлении царством, но и вести постоянные войны, дабы распространять добродетельное правление на соседей, тайские правители стали все чувствительнее беспокоить сюзеренов, совершая набеги на чужие земли, захватывая в плен тысячи семей и насильственно расселяя их на своей территории.

Ослаблению кхмерской империи способствовала ожесточенная борьба за власть, которая велась внутри этого могущественного государства Индокитая. Кроме того, будучи ревностными буддистами, его правители приписывали все свои военные и гражданские успехи накопленным ими достоинствам «в предшествующих жизнях» и старались увеличить это преуспеяние грандиозным храмовым строительством. Следовательно, нужны были средства, рабочая сила. Непомерные налоги легли на плечи народа…

В 1238 году кхмерской империи был нанесен решительный удар: началось освободительное восстание. Его возглавили тайские вожди Банг Кланг и Па Мыанг. Захватив резиденцию губернатора Сукхотаи, повстанцы провозгласили Банг Кланга королем. Так возникло первое мощное тайское государство на территории современного Таиланда — Сукхотаи.

Сукхотаи просуществовало до середины XV века, пока племена тай не продвинулись далее на юг, где в экономически более развитом районе появилось новое государственное образование — Аюттхая — со столицей одноименного названия, которую благодаря своеобразию исторического развития зачастую сравнивают с Римом. Королевство Аюттхая, или Сиам, в короткий срок окончательно подчинило себе Сукхотаи…

Итак, повинуясь дорожному указателю с надписью: «Аюттхая», мы свернули с основного шоссе. «Рим Юго-Восточной Азии» находится в каких-нибудь восьми десятках километров от Бангкока. Особых иллюзий относительно реалистичности аналогии между Римом и Аюттхаей мы не питали, понимая возможную гиперболизацию значения Аюттхаи в летописях.

Но бывшая столица Таиланда не оправдала даже самые скромные наши ожидания в отношении ее тождества с Римом.

Что общего может быть между Вечным городом и заросшими буйной тропической растительностью полуразрушенными пагодами, стены которых покрыты патиной времени, остатками дворцов и храмов, цоколи которых поросли белесыми мхами и колючими травами, узкими каналами, прорытыми вдоль разбитых крепостных валов, через которые перекинуты горбатые мосты с обвалившимися сводами? Нет, ничто в сегодняшней Аюттхае не напоминает Рима.

Однако именно здесь в период, когда Аюттхая была центром Сиама, зародилось и достигло наивысшего расцвета тайское национальное искусство: появились мастера чеканки и резьбы по дереву, создавались и хранились во дворцах написанные на коре деревьев и на пальмовых листьях рукописи поэтов и драматургов; собирались легенды и мифы древнего Таиланда. Именно здесь первый король Сиама заложил основы будущего административного устройства государства, назначив четырех чиновников, занимавшихся соответственно вопросами общественного порядка, дворцовыми делами и судопроизводством, сбором налогов, сельским хозяйством. Здесь были введены сакдина — система, определявшая размеры земельных владений, даруемых чиновникам в зависимости от их положения и ранга, налоги и трудовая повинность в пользу монарха, местных феодалов и буддийских храмов.

Времена Аюттхаи характеризуются активным развитием внешней торговли: по ассортименту товаров, импортируемых из Китая, Сиам стоял на первом месте в Юго-Восточной Азии. Оживленно шел обмен товарами с Индией. Особо важную роль стал играть Сиам после того, как в 1511 году португальцы, захватив Малакку, взяли под контроль кратчайший путь из Индии в Китай. Восточные купцы, которым теперь приходилось платить высокие пошлины, дабы избежать беспощадного грабежа, вынуждены были осваивать новые пути. Одним из них был Тенассерим (территория нынешней Бирмы) — Аюттхая. При этом многие купцы предпочитали не везти товары дальше, а продавать их в столице государства тай, где можно было и закупить необходимые товары, поскольку Аюттхая уже превратилась в крупный международный рынок. Высокий доход приносили сиамской торговле местные богатства: олово, свинец, селитра, слоновая кость, ценные сорта дерева, оленьи и буйволиные шкуры. К концу XVI века суда Аюттхаи, груженные иностранными и собственными товарами, курсировали от Японии до Персии и Аравии.

Именно в период Аюттхаи страна вышла на «мировую арену», приняла первых европейских послов. Португальцы, которым было предоставлено неограниченное право селиться и торговать в Аюттхае, в ответ стали снабжать Сиам оружием и боеприпасами, в стране появились иностранные военные специалисты, обучавшие тайцев искусству лить пушки и строить фортификационные сооружения.

Но быстрое развитие контактов между Сиамом и европейскими государствами, резкий экономический подъем были приостановлены внутренними и внешними осложнениями, с которыми столкнулось королевство. В течение тридцати лет Аюттхая четырежды (в 1536, 1549, 1563 и 1569 гг.) подвергалась нападению со стороны своего западного соседа — Бирмы, в вассальной зависимости от которой она находилась в течение пятнадцати лет. Свободу и независимость народ Сиама вновь обрел лишь в 1584 году. Возобновились торговые связи с английскими, японскими, голландскими купцами. Заинтересованность последних в Сиаме объяснялась просто: здесь можно было вести крупную посредническую торговлю между странами Востока. Сиам привлекал иноземцев и как богатейшая продовольственная база для снабжения крепостей и факторий, созданных ими вдоль побережья Индонезии и Малакки. В 1612 году в Аюттхаю прибыла первая английская миссия, возглавляемая Адамом Дентоном, которому было поручено доставить письмо королю Экатотсорату от Якова Первого. После создания голландской Ост-Индской компании интерес англичан к Сиаму особенно сильно возрос. Постепенно в Аюттхае обосновываются и французы. С укреплением своих позиций иностранцы начинают интенсивно вмешиваться во внутренние дела Сиама.

Но Аюттхаю прославили не только экономический взлет, расцвет культуры и искусства. Печальную известность принесли ей непрерывные войны: с кхмерами — на востоке, с бирманцами — на западе, против нового государства Малакка — на юге и с другим тайским королевством — Чиангмай— на севере. Аюттхая была также гнездом нескончаемых заговоров, коварных убийств, дворцовых интриг. Один таиландский историк отмечал, что «ни в какие времена Сиам не достигал такого могущества и не падал так низко, как в период Аюттхаи».

Мы въехали на центральную площадь Аюттхаи. И поразились… Обычный небольшой провинциальный городок. Узкие улочки, одноэтажные домишки, далеко не древней архитектуры, новые «заурядные» храмы, пагоды. Где рукотворные каналы, которые вели на север и юг — вплоть до Сиамского залива? Где клонги, дававшие возможность хозяевам Аюттхаи держать под контролем торговлю между соседними странами? Куда подевались крепостные стены с семнадцатью боевыми фортами, некогда оснащенными десятками сотен орудий? Что сталось с королевской резиденцией, окруженной в былые времена высокими стенами? Где остатки трехсот пятидесяти храмов, поражавших древних путешественников своим богатством, и высоченной башни в центре Аюттхаи, на верху которой, отмечая время суток, служители били в огромный барабан? Никаких следов прежней столицы не осталось.

Оказалось, что мы находимся в современной Аюттхае, а старая — вернее, ее руины — лежит чуть в стороне.

В отличие от Рима, возникновение которого связано с довольно неустойчивой легендой о детях Марса и Реи Сельвии — Ромуле и Реме, имя основателя Аюттхаи известно доподлинно. В 1350 году правитель княжества Утонг объявил этот небольшой тогда еще городок, расположенный в стратегически важном пункте при слиянии рек Чаупхрая и Пасак, центром государства. При коронации правитель принял имя Рамы Тибоди Первого.

История новой династии, объединившей большую часть Таиланда в сильное королевство, несколько запутана. Некоторые утверждают, что князь вместе со своим двором появился в Аюттхае по причине вынужденного бегства на юг, где он надеялся спастись от холеры, разразившейся в северных районах. Думается, однако, что ближе к истине находится иная версия…

В 1159–1187 годах в небольшом тайском княжестве Чайпракан (нынешняя провинция Фанг) правил Чайсири, который после одного из опустошительных набегов воинственных соседей сжег город и ушел вместе со своими приверженцами сначала на верхнюю Чаупхраю — в Бангьянг, затем в Кампенгпет, а позднее еще дальше на юг, в старинный монский город Накхонпатхом. Видимо, здесь он укрепился довольно прочно, поскольку в местных хрониках середины XIV века встречается имя его потомка Чайсири Второго, который, вступив в брак с дочерью монского правителя княжества Утонг, объединил по праву наследования обе территории. С течением времени Чайсири Второй значительно расширил владения и основал в конце концов королевство со столицей в Аюттхае. Более четырех веков город был центром государства.

Следуя примеру всех туристов, мы начали осмотр древней Аюттхаи с единственно сохранившегося, а точнее, выстроенного заново маленького храма. Скинув при входе сандалии, переступили его порог и сразу были поражены громкими непонятными звуками, которые никак не вязались с нашими представлениями о подобных местах. Ларчик, как говорится, открывался просто. В глубине помещения у подножия большой статуи Будды на коленях стояло человек пятнадцать: непрерывно кланяясь, они трясли в руках деревянные пеналы, наполненные палочками. Они постепенно наклоняли свои пеналы все ниже и ниже, чтобы одна или две палочки упали на пол — каждая в соответствии с номером, указанным на ней, предсказывала судьбу. Потрясти пеналом мог каждый желающий. Плати несколько батов, бери пенал в монастырском киоске, где торгуют также открытками и сувенирами, и «работай» до тех пор, пока тебе не выпадет «счастливый» номер.

Кроме древнего храма да обнесенного гигантскими тиковыми бревнами, врытыми в землю, загона для слонов, где в старину монархи выбирали боевых животных, от древней Аюттхаи почти ничего не осталось. Мертвые руины, мертвая пустота былых улиц. И лишь среди обломков прямо под открытым небом вот уже более двухсот лет стоит, а точнее, полулежит тридцатишестиметровый каменный Будда, как страж старины, как немой свидетель страшной апрельской ночи 1767 года…

Стоишь перед обгорелыми остатками Аюттхаи, смотришь на груды битого кирпича, и словно оживают события того рокового часа, когда полчища бирманского правителя Схинбьютина после длительной осады города ворвались в столицу Сиама. Вспыхнуло пламя пожарищ, раздались предсмертные крики женщин и плач детей. Началась беспощадная резня. Огнем и мечом Аюттхая была разрушена и уничтожена до основания. Все, что представляло хоть малейшую ценность, бирманцы захватили с собой. Король и его семья, знатные вельможи, большая часть сиамской армии и тысячи простых тайцев попали в плен; население Аюттхаи почти полностью было истреблено. Многие исторические летописи, уникальные образцы придворной литературы, произведения искусства, редчайшие рукописные книги, среди которых, как утверждают, находились древние версии эпоса «Рамакиан», погибли в пламени пожарищ. До нас дошли разрозненные рукописи литературных произведений XV–XVIII веков, причем наиболее древние тексты хранятся ныне в западноевропейских библиотеках, главным образом во Франции, куда христианские миссионеры старательно вывозили их из Сиама. Так от, казалось бы, фатального уничтожения сохранились многие из них, став сегодня настоящими раритетами. Бирманцы увезли с собой поэтов, актеров, танцовщиц, впоследствии познакомивших их с содержанием «Рамакиан».

Стерт сегодня с карты Таиланда «Вечный город Востока». Остался лишь заштатный провинциальный населенный пункт с двадцатью тысячами жителей. И еще руины. А название «Рим Юго-Восточной Азии» сохраняется и поныне. Говорят, одной из причин падения Аюттхаи послужил запрет короля стрелять в ночное время из пушек, что стояли на городской стене: их грохот, по мнению владыки, мог разбудить его многочисленных жен и наложниц. Рим, следовательно, спасли вовремя загоготавшие капитолийские гуси, а столицу Сиама погубили разоспавшиеся королевские дамы.

 

Легенда — быль и правда, похожая на вымысел

Прошел короткий, но обильный тропический дождь. Нам пришлось переждать его под густой кроной исполинского дерева недалеко от статуи тридцатишестиметрового Будды — каменного свидетеля трагедии Аюттхаи. На температуре воздуха ливень, к сожалению, нисколько не отразился, лишь увеличилась и без того сильная влажность. Вновь нестерпимо палило солнце, и мы, страдая от жары, заскочили в одно из кафе недалеко от загона для слонов.

Потягивая ледяную кока-колу, мы просматривали разложенные на столе специально для посетителей газеты. В Таиланде их ежедневно выходит несколько десятков на трех языках: тайском, английском и китайском. В одной из тайских газет я нашел показавшуюся мне любопытной информацию и принялся вслух переводить ее своему спутнику. В заметке говорилось, что апелляционный суд страны удовлетворил просьбу бывшей служащей полицейского управления провинции Петчабун о сокращении ей срока наказания. Вроде бы ничего особенного в этом сообщении не было. Но дальше корреспондент писал, что женщину приговорили за мошенничество и подлог к тысяча одному году тюремного заключения. Теперь, когда преступнице скостили срок, ей предстоит провести за решеткой всего-навсего… восемьсот пятьдесят пять лет.

Владелицу кафе, полную, широколицую тайку, видимо, заинтриговали фаранги, способные понимать местный язык. Вначале она поинтересовалась, откуда мы, нравится ли нам здесь, короче, задала вопросы, которые обычно обрушивают на туристов в любой стране мира. А несколько минут спустя словоохотливая хозяйка уже рассказывала нам о приключениях «Черного принца», освободившего Сиам от первого бирманского ига, длившегося пятнадцать лет. История эта была мне известна, однако некоторые детали я услышал впервые.

…В 1568 году огромная армия завоевателей осадила Аюттхаю. На сиамском троне восседал в то время Махин — никудышный политик и такой же военачальник. Защитой столицы фактически руководил отлично знающий свое дело генерал Пья Рам. Бирманский король Байиннаун, пустившись на хитрость, пообещал Махину снять осаду крепости, если тот выдаст ему Пья Рама. Махин ничтоже сумняшеся пожертвовал генералом. В обороне Аюттхаи наступила полная неразбериха. В довершение всего Махин поотрубал головы многим своим умелым полководцам. Город держался лишь благодаря стойкости и героизму солдат. Байиннаун, однако, дабы ускорить ход событий, пошел еще на одну коварную уловку: он убедил первого министра Аюттхаи Пья Чакри, взятого ранее в заложники, сыграть роль троянского коня. Тот появился в крепости якобы как беглец из бирманского плена и взял организацию обороны в свои руки. В наиболее уязвимых местах первый министр поставил верных ему людей, которые в назначенный день штурма беспрепятственно пропустили врага в город. На престол Аюттхаи Байиннаун посадил правителя Северного Таиланда Маха Таммарачу, а для верности, в качестве гарантии его благонадежности, решил держать при своем дворе малолетнего сына Маха Таммарачи — принца Наресуана.

Наресуан рос и воспитывался в королевском дворце вместе с наследником Байиннауна по имени Мин Чит Сва. Вместе они играли, вместе изучали различные науки и военное дело, а вскоре так подружились, что стали считать себя родными братьями. Шли годы. Байиннаун умер; бирманский престол занял Нандабайин, отец Мин Чит Сва. Наресуан все сильнее тосковал по родине; в нем росла обида за свою страну, за свой народ, находившиеся под властью Бирмы. Когда отец Наресуана тяжело заболел и стало ясно, что дни его сочтены, правитель Бирмы отпустил юношу в Сиам, где в то время назревали уже народные волнения против иностранного гнета. На прощание Мин Чит Сва подарил Наресуану золотой меч, рукоять которого была усыпана драгоценными камнями.

Наресуан возглавил восставший Сиам. За храбрость и бесстрашие его прозвали «Черным принцем». Собрав огромную армию, он погнал захватчиков вон из страны. К нему присоединились часть южнобирманских монов, недовольных правлением Нандабайина, и большое число шанов, бежавших из мест, куда их силой переселили правители Бирмы.

Первое серьезное поражение Наресуан нанес врагу в 1586 году в битве под Ангтонгом; второе — спустя чуть более четырех лет, когда он после смерти Маха Таммарачи официально был признан королем; третье, в 1593 году, окончательно решило исход бирмано-сиамских конфликтов XVI века. В ходе генерального сражения двух армий под Нонгсарай боевой слон «Черного принца» внезапно вырвался вперед и стремительно понесся в самую гущу неприятельских войск. Вскоре Наресуан, расчищая себе путь золотым мечом, без телохранителей, один, приблизился к наследному принцу Мин Чит Сва, который стоял во главе бирманской армии. Плен или смерть сиамского короля казались неотвратимыми. Однако «Черный принц», которого отличали смелость и постоянное присутствие духа, вызвал своего «брата» на поединок, обратившись к нему со словами: «Выходи из тени дерева. Сразимся ради чести наших имен и на удивление будущим векам». Понятия рыцарского кодекса не позволили Мин Чит Сва ответить отказом. Солдаты расступились, освободив место для схватки. Первым по жребию нанес удар бирманец. Однако ловкость и быстрота спасли «Черного принца» от неминуемой гибели. Ответный удар был точен и неотразим. Предводитель войск Бирмы, обезглавленный, рухнул со своего боевого слона к ногам победителя (согласно бирманской версии, Мин Чит Сва был убит пушечным ядром). Лишившись командующего, армия противника в панике отступила. После долгих лет чужеземного господства Аюттхая вновь стала столицей независимого государства.

Хозяйка кафе окончила рассказ и, как бы подводя итог сказанному, задумчиво произнесла:

— Вот какой был герой! Настоящий! А когда случилось это, — она кивнула в сторону развалин, — такого героя не нашлось.

— Дело, наверное, не только в «Черном принце»? — осторожно заметил я.

— Правильно. Один он, конечно, ничего бы не смог. Но главное, Наресуан сумел повести за собой людей. Вот народ и превратился в огромную силу. Вы уже, наверное, слышали, — продолжала она, — о том, что Аюттхая якобы погибла из-за запрета короля стрелять из пушек на городской стене. Что касается лично меня, то я в это не верю. Просто тогда не нашлось истинного героя, умного человека, способного встать во главе борьбы, — с этими словами хозяйка кафе сунула в рот свернутый трубочкой лист и принялась его жевать, отчего ее губы окрасились в ярко-красный цвет.

Поначалу меня пугали подобные «следы крови» на лицах многих местных жителей, однако вскоре я уже не обращал на это внимания, зная, что таков результат красящего действия бетеля — азиатского «жевательного табака». (Технология его приготовления чрезвычайно проста: зеленый лист кустарника слегка смазывается известью, посыпается кусочками плодов арековой пальмы, другими приправами — и «лакомство» готово.)

Поговорив еще немного о «роли личности в истории», мы распрощались с хозяйкой и вышли на улицу, снова оказавшись во власти нещадно палящего солнца. Побродили еще немного по развалинам. Дабы отделаться от назойливых ребятишек, которые с криком «Плиз, файв бат» (Пожалуйста, пять батов) протягивали статуэтки, якобы найденные при раскопках, мы купили несколько миниатюрных бронзовых фигурок Будды, после чего маленькие торговцы мгновенно переключились на другие группы фарангов.

— Белый слон, — неожиданно произнес мой спутник, подбрасывая на ладони только что приобретенного бронзового Будду.

Признаюсь, я не сразу понял, что он имел в виду… Согласно преданиям, тот, кто впоследствии стал Буддой, пережил свыше пятисот перевоплощений: был шудрой (самое низкое сословие в Древней Индии) и царем, пастухом и раджой, погонщиком слонов и отшельником, каменщиком, танцовщиком, резчиком, брахманом… Для последнего перерождения он избрал семью правителя шакьев. Произошло это более двух с половиной тысяч лет назад в городе Капилавасту у подножия Гималаев.

Как и другие боги, Будда — основатель самой ранней мировой религии — не мог появиться на земле обычным путем, принятым у простых смертных. Однажды жена правителя, Майя (Махамайя, то есть «великая Майя»), увидела во сне, как ей в бок вошел белый слон. Через положенное время она родила сына, покинувшего тело матери также незаурядным способом — через подмышку. Младенца нарекли Сиддхартхой, что означает «выполнивший свое назначение». Отец Сиддхартхи князь (или царь) Шуддходана, не желая сыну духовной карьеры, дал Сиддхартхе блестящее светское воспитание, женил на прелестной девушке, которая вскоре подарила ему наследника, окружил необычайной роскошью, всячески оберегал от неприятностей, от всего, что могло опечалить любимого сына. Никогда не выходя за пределы дворца и прекрасного сада, царевич проводил время в пирах, развлечениях и праздниках, не видел вокруг ничего мрачного, тягостного, безобразного. Ему неведомы были такие понятия, как «страдание», «болезнь», «смерть», «нужда». Неведомы до тех пор, пока однажды не произошли четыре знаменательные встречи. Сперва, правда, три.

Как-то во время прогулки по городу (не век же держать взрослого сына взаперти) Сиддхартхе попались на глаза дряхлый старец, жестоко страдающий больной и покойник, которого несли на кладбище. И тут молодой царевич впервые понял, что люди не могут избежать болезней, старости и смерти. Затем он встретился с погруженным в раздумья нищим монахом, который, добровольно отказавшись от наслаждений и радостей, обрел душевный покой в одиночестве. Юноша решает последовать примеру отшельника. Ночью он тайком навсегда покидает дворец и семью… Семь лет проводит Сиддхартха в лесу, размышляя над текстами священных книг жрецов-брахманов, голодая, истязая своа тело по обычаю фанатиков веры. Но все это не приносит царевичу удовлетворения. В конце концов Гаутама — таким стало его новое имя (от Готама, знатного рода, из которого вышел Сиддхартха) — приходит к заключению, что ни строгий пост, ни самоистязание не являются правильным путем к спасению. Сидя как-то ночью на берегу реки Наиранджаны (в местечке Урувилва — ныне Бодх-Гай, штат Бихар в Индии), Гаутама долго размышлял, пока вдруг его не озарила мысль о «четырех благородных истинах». С этого момента он стал Буддой, то есть «просветленным высшим знанием». В первой своей проповеди в Бенаресе Будда возвестил об этих истинах: жизнь — страдание, причина страдания — жажда бытия, прекращение страдания возможно только путем устранения жажды бытия через полное уничтожение желаний, что достигается погружением в нирвану, иными словами, прекращением цепи «перерождений»…

С Аюттхаей связаны не только предания о смелых и благородных героях. Из уст тайцев нередко можно услышать имя Констанция Фалькона, за феерически короткий срок сделавшего стремительную карьеру и ставшего фаворитом короля.

…С начала шестидесятых годов XVII века торговая экспансия голландской Ост-Индской компании начинает наталкиваться на все более упорное противодействие сиамцев. Быстрыми темпами идет строительство тайского флота. Скоро купцы из Аюттхаи «перехватывают» в Японии и Китае товары, перепродажу которых голландцы считали своей монополией. Не на шутку обеспокоенные фаранги приняли решительные контрмеры — принялись топить сиамские суда на подходах к устью Чаупхраи. Аюттхае пришлось капитулировать перед голландцами: в 1664 году был подписан мирный договор — первое в истории страны соглашение с западноевропейским государством, поставившее Аюттхаю на колени. В надежде ослабить голландское засилье король Нарай обратился за помощью к другим державам: была восстановлена, в частности, фактория английской Ост-Индской компании, шаг, возвестивший о начале усиленного вмешательства Британии в сиамскую политику. В Аюттхаю прибыл представитель компании Ричард Барнеби, который окружил себя целой армией авантюристов. Среди них — двадцатипятилетний моряк греческого происхождения Констанций Фалькон. Замысел Барнеби заключался в том, чтобы агенты компании постепенно проникли в местный государственный аппарат, захватили его изнутри и затем диктовали политический курс, угодный Англии. Наибольших успехов в исполнении этого плана добился вышеназванный грек, из простого чиновника сиамского казначейства фактически превратившийся в первого министра двора. Пользуясь своим положением, он назначил многих англичан на важные государственные посты.

Французские купцы и миссионеры появились в стране позже других европейцев, но их агрессия против Сиама стала наиболее серьезной угрозой независимости страны. Первыми разведчиками, проложившими сюда дорогу, были католические миссионеры, прибывшие в Аюттхаю в 1662 году.

Благодаря их стараниям и посредничеству в Аюттхае была открыта фактория французской Ост-Индской компании, а ее директору Буро-Деландо удалось привлечь к сотрудничеству Констанция Фалькона, который, не задумываясь, изменил прежним хозяевам в обмен на посулы больших выгод.

Связанный уже с правительством Людовика XIV, авантюрист-грек за короткое время посадил теперь уже французов на многие важнейшие государственные посты. При его посредничестве Париж сумел навязать Сиаму ряд неравноправных соглашений, французская Ост-Индская компания получила в стране полную свободу торговли. Не без нажима со стороны Фалькона король Нарай отдал во владение французов несколько фортов и стратегически важных городов.

Помимо официальной Фалькон вел и тайную, закулисную деятельность. В частности, совместно с иезуитом Ташаром, приближенным личного исповедника Людовика, был разработан конкретный план подчинения Сиама французскому трону и католической церкви. Подчинения с позиции силы.

Этот план осуществлялся следующим образом. Двадцать седьмого сентября 1687 года в устье Чаупхраи вошли шесть военных судов с двенадцатью ротами отлично вооруженных солдат. Франция выставила ультиматум — передать ей ряд крепостей, который Сиам вынужден был принять. В то время Фалькон, используя дипломатические каналы, подготавливал полную аннексию страны своими новыми хозяевами. Но не суждено было сбыться его намерениям. В стране вспыхнуло народное восстание, король был взят под стражу и объявлен «больным». Получил по заслугам и Констанций Фалькон: он был арестован и в июне 1688 года публично казнен. Жену его, японку по имени Золотая Подкова, посадили в тюрьму. Ей, однако, удалось избежать участи своего мужа и, пережив головокружительную цепь событий, Золотая Подкова появилась в королевском дворце в роли… управляющей кухней. После смерти короля Нарая в августе 1688 года влияние чужестранцев в Сиаме пошло на убыль, европейцы изгоняются из страны. Французы некоторое время еще пытались удержаться в Аюттхае, но разразившаяся в Европе война за испанское наследство и полный крах французской Ост-Индской компании принудили Париж оставить Сиам в покое на целых полтора столетия…

 

Первая столица Сиама

Рядом с городком Лаво, расположенным на берегу Чаупхраи, находилось озеро с кристально чистой водой. Тайцам вменялось в обязанность доставлять ее за многие километры в столицу могущественной кхмерской империи. Это была дань, знак зависимости, подвассального княжества. Однажды юный правитель Лаво отправил воду не в узкогорлых кувшинах, как обычно, а в бамбуковых плетеных корзинах, обмазанных глиной. Пока караван груженых слонов достиг места назначения, часть воды расплескалась и сосуды оказались неполными. Разгневанный царь кхмеров приказал доставить к нему тайского вождя и послал за ним в Лаво своих воинов. Узнав о приближении отряда, юный правитель бежал в соседнее поселение Сукхотаи и укрылся в стенах буддийского монастыря. А вскоре он объединил несколько тайских населенных пунктов в независимое от кхмеров государство.

Так рассказывает одна из легенд историю возникновения королевства Сукхотаи. Ныне о нем напоминает город Сукхотаи — бывшая столица Сиама, — посещение которой входило в нашу программу.

Рисовые поля с одиноко стоящими, будто пугала, цаплями постепенно сменились зарослями тропического леса, сплошь опутанного лианами. Отвесные зеленые стены вставали по обе стороны от дороги.

Флора Таиланда главным образом тропическая; половина территории занята лесами — одним из основных природных богатств страны. Леса встречаются трех типов: вечнозеленые влажнотропические (дождевые), влажные муссонные и сухие муссонные.

Наиболее широко представлены вечнозеленые влажнотропические леса, отличающиеся богатым видовым составом; они занимают большую часть Малаккского полуострова, береговые равнины юго-востока, речные долины, обрывистые отроги плато Корат, частично северные горные области. Лес этот многоэтажен. Верхний ярус составляют различные деревья-гиганты, средний — главным образом панданусы и бамбуки. В каждом ярусе насчитывается несколько сот видов растений, включая такие, как янг, такьян, многие виды пальм (арековая, саговая и т. д.), камфарное, хинное и другие редкие деревья. Все они сплошь увиты эпифитами. А лианы ротанг — лазящей колючей пальмы — достигают порой такой поразительной длины и толщины, что, обвивая стволы и кроны соседей, образуют совершенно непроходимые заросли. Внизу растут кустарники и травы, пышные мхи.

Влажный муссонный лес представлен двумя типами: смешанным листопадным, сбрасывающим листву в засушливый период года, и менее распространенным — вечнозеленым. Первая формация встречается главным образом в горах севера и состоит из высокоствольных пород. Из них тиковое дерево — наиболее ценное с хозяйственной точки зрения. Оно способно достигать самых невероятных размеров. Например, в провинции Уттарадит бережно охраняется сорокапятиметровый тик, окружность ствола которого превышает восемь метров. Часто в листопадном лесу встречаются ксилия рубанковидная — «денг», птерокарпус крупноплодный— «праду», дилления — «санбао луанг» и другие. Типичным тропическим компонентом этой формации являются также разные виды бамбука.

Массивы вечнозеленого широколиственного леса находятся на западе Таиланда вдоль реки Мекхлонг и в некоторых прибрежных районах юго-востока. Здесь встречаются такие породы деревьев, как упомянутые выше янг и такьян, сандаловое дерево, а также лианы и вьющиеся растения. Под их пологом растут папоротники.

Сухой муссонный лес — он занимает около половины лесопокрытой площади Таиланда — из-за недостатка влаги и скудости почв, на которых произрастает, состоит в основном из низкорослых деревьев. Иногда в нем преобладают бамбуки; порой доминируют колючие кустарниковые породы. Такой тип леса встречается в континентальных и низменных областях Таиланда, в том числе на плато Корат, в высокогорных областях Западного Таиланда и на окраинах Центральной долины, земли которых бедны питательными веществами. Эти леса при своей протяженности на большие расстояния создают однообразную, унылую картину. Деревья здесь обычно стоят редко, полог листвы прозрачен, что позволяет развиваться травянистому покрову. Сказанное особенно характерно для плато Корат, где на месте уничтожения муссонных лесов возникла саванная кустарниковая растительность (представлена главным образом мимозой) с высоким жестким травостоем. Здесь растет пальма пальмира и колючая груша гоява; на более высоких участках саванну сменяет бамбук. (Недавно в газетах появилось тревожное сообщение о том, что в некоторых провинциях страны мимоза, стебли которой в здешних условиях достигают шести-семи метров в длину, «вышла из-под контроля». «Гигантская мимоза, — говорится в заявлении бангкокского ботаника П. Киттипонга, — забивает каналы, «перерезает» дороги, образует заросли, непреодолимые для людей и животных. Кроме того, занесенная тридцать с небольшим лет назад из Индонезии мимоза, семена которой разносят ветер, насекомые и водные потоки, является опасным рассадником инфекций. К сожалению, — добавил ученый, — мимозу не останавливает ни рубка, ни пожоги; после них заросли становятся только выше».) В сезон дождей заболоченные участки Кората буйно покрываются травами и кустарником, а затем, во время жаркого периода, вся эта пышная растительность выгорает.

По берегам Сиамского залива и Андаманского моря встречаются растения, хорошо приспособившиеся к близости огромных масс воды и воздействию приливов. На открытых участках, на песчаных отмелях произрастает стройное дерево — казуарина, а также кокосовые пальмы. Для прибрежных тропических болот характерна другая растительность: в устьях рек — пальма нипа, вдоль побережья — мангровые деревья, имеющие «ходули» — подпорки, во время отлива высоко выступающие из воды. Особые воздушные корни дают возможность манграм получать нужный для жизнедеятельности кислород из воздуха.

На высоте шестисот — тысячи метров над уровнем моря, в северной части Таиланда, на открытых склонах гор произрастают дубовые леса; еще выше, преимущественно на северо-западе, начинаются хвойные леса, переходящие далее в альпийские луга.

Монотонный шум мотора не мог заглушить голоса джунглей. Вперемежку с диким хохотом обезьян до слуха доносились истошные улюлюканья и устрашающие завывания, от которых, как говорится, мороз пробирал. И не мудрено. Мы, разумеется, знали, что в таиландских лесах обитают не только безобидные животные, такие, как макаки да миниатюрные безрогие олени канчиль или малютки летучие мыши весом всего два грамма (самое маленькое млекопитающее в мире).

Пожалуй, и обезьяны, истерический смех которых доносился из чащи, вряд ли были здесь такими же «покладистыми», как те, что однажды мне довелось встретить на выезде из города Прачуабкирикан.

Помню, я тогда потерял не менее получаса… У самой обочины дороги находилась довольно высокая, поросшая редкими деревьями скала. Издали показалось, что она сплошь покрыта серыми, как лишаи, мерцающими пятнами. Приблизившись к скале, я понял, что на ней резвились и прыгали, вереща на разные голоса, сотни обезьян. Они были какой-то грязно-серой окраски, с чудовищно длинными хвостами. Некоторые неподвижно висели на деревьях, уцепившись хвостами за сучья, другие, не обращая на меня ни малейшего внимания, вели свои обезьяньи игры. Часть их, видимо, заинтересовалась моим автомобилем. Животные выбрались на дорогу, обступили машину плотным кольцом и принялись тыкать в нее пальцами, словно собирались купить. Поминутно они что-то выкрикивали — делились соображениями. Затем, то ли по сигналу своего вожака, то ли просто настало время завтракать, они выстроились в колонну, подровняли строй и отправились через дорогу в сторону кафе, где принялись приставать к посетителям, выклянчивая бананы. Да, то были безобидные, «цивилизованные» обезьяны.

К вечеру пейзаж изменился.

Чем дальше на север, тем чаще попадались деревья, которые в сухой сезон сбрасывают «листву». В Таиланде их называют «паденг». А в приграничных с Лаосом областях леса паденг не только сильно разрежены, но и сравнительно однообразны, они состоят из совсем немногих видов деревьев: тик, железное дерево, сал.

Всего же в Таиланде насчитывается несколько тысяч видов растений, многие из которых используются в хозяйстве. Тиковое дерево представляет особую ценность: его древесина содержит значительный процент масел, что предохраняет ее от гниения. Исключительная прочность тика делает его незаменимым для судостроения. Кроме того, это дерево легко восстанавливается после пожаров, так как его семена, покрытые твердой кожурой, не боятся огня.

Замечательные свойства тика первыми распознали европейцы. В конце прошлого века они стали захватывать в Сиаме концессии на лесоразработки, число которых в 1909 году перевалило за сотню. Однако из-за труднодоступности районов тиковых лесов мелкие промышленники вынуждены были уступить свои делянки более крупным. К началу тридцатых годов главные тиковые концессии сосредоточились в руках восьми иностранных компаний. Так продолжалось до 1955 года, когда истек срок договоров. Погоня за прибылями сделала свое печальное дело: не заботясь о последствиях, фаранги безжалостно истребили огромные массивы тиковых лесов, которые буквально трещали под беспощадными топорами и пилами ведущих разработки англичан.

Сейчас лесоразработками в Таиланде (главным образом в Северном) занимаются только государственные компании. Содействуя решению вопросов охраны природы, правительство страны специальным указом распорядилось значительно сократить разработку лесных богатств. Тем самым оно практическими действиями откликнулось на решение продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН (ФАО), объявившей 1985 год Международным годом леса. Сберечь зеленые насаждения — для Таиланда крайне актуальная проблема. Страна неизменно фигурирует в докладах ФАО, констатирующих, что ежегодно с лица земли исчезают более одиннадцати миллионов гектаров тропических лесов по причинам кислотных дождей, других видов загрязнения окружающей среды, пожаров. Согласно оценкам ООН, опубликованным в 1985 году, ряд государств, среди которых назван и Таиланд, потеряет все свои леса в течение ближайших тридцати лет, если «нынешняя тенденция к их уничтожению сохранится». Будущее покажет, насколько эффективны меры, принимаемые в настоящее время правительством, в частности направленные на ограничение масштабов разработки тика и на более рациональные методы валки.

Валить тиковый лес не простое дело. Это целая наука. Поскольку свежесрубленное дерево тонет в воде, перед сплавом его необходимо предварительно высушить, для чего в коре на уровне примерно одного метра от земли делают довольно глубокий кольцеобразный надрез. Два года дерево сохнет на корню. Валят его, как правило, в дождливый сезон. Это объясняется тем, что в сухой период почва слишком тверда, лесина при падении может расколоться и, естественно, будет забракована. Крупным центром сплава в Северном Таиланде является город Чиангмай. Здесь стволы собирают в плоты и направляют в Бангкок на лесопильные заводы. По разработке тика Таиланд занимает второе место в мире после Бирмы; основная масса древесины идет на экспорт, главным образом в Японию.

Высококачественной смолой даммар славятся входящие в семейство диптерокарповых янг и такьян. Даммар находит широкое применение в производстве лаков и изоляционных материалов. Янг примечателен еще и тем, что дает так называемую живицу (терпентин) — смолистое вещество, выделяющееся при ранении хвойных деревьев. Тайцы собирают живицу так же, как мы березовый сок. Идет она на пропитку свай, днищ лодок, поскольку отлично предохраняет древесину от гниения и различных вредителей. Живица является также сырьем для получения канифоли и скипидара.

Позднее, уже в Чиангмае, нам довелось беседовать с представителем государственной лесопромышленной организации господином Ампонгом, от которого мы узнали еще об одном источнике добычи смолы, используемой в хозяйстве. Он с нескрываемой гордостью сказал, что жители северных провинций разводят лакового червеца.

— Лакового червеца? — переспросил я, недоуменно пожав плечами.

— Ну, конечно, — Ампонг покрутил в воздухе указательным пальцем, будто пытался запустить старинный патефон. — Насекомое. Лаковый червец, — повторил он.

— А зачем?

— Для грампластинок. Я вижу, вы не в курсе. Сейчас объясню. Чтобы «диск» был высокого качества, в него надо добавить шеллак. Добывают его в наших лесах. Кажется, еще в Индии и Малайзии. Так вот, лаковый червец, живущий колониями на кустарнике — по-нашему он называется «голубиный горох», — в дождливый сезон выделяет воскоподобное вещество, смолу, которая наростами облепляет ветви. Мы их обламываем и на кострах вытапливаем лак. Это и есть тот самый шеллак, который экспортируется в США и страны Западной Европы. Впрочем, — добавил он, — не знаю, может, ученые изобрели уже что-то другое для производства пластинок. Но как бы там ни было, шеллак у нас охотно закупают многие иностранные фирмы, он идет на изготовление спиртовых лаков и политур.

Мы приближались к Сукхотаи. Пожалуй, не найдется ни одного тайца, который бы остался равнодушным при упоминании этого города. Сукхотаи — история страны. Сукхотаи — ее далекое прошлое.

Ежегодно 12 августа, в день рождения королевы Сирикит, супруги Рамы Девятого, в Национальном театре в Бангкоке выпускники столичного университета имени Чулалонгкорна показывают одну из классических национальных драм, чаще всего «Нанг Суанг». Спектакль повествует о жизненных перипетиях первой королевы Сиама, жены Индрадитья, отбившего город Сукхотаи у кхмеров.

Главными действующими лицами драмы выступают Банг Кланг (будущий король Индрадитья), Нанг Суанг, губернатор Рада и брат Нанг Суанг — Памуанг, жена Памуанга — Сикара Деви, кхмерский вице-король Сукхотаи Клон Лампонг. Лам-понг — деспот и тиран. Надменный и злой, он жестоко притесняет тайцев. Вот-вот лопнет у них терпение. Нанг Суанг посылает к Лампонгу на возведение очередного храма в Сукхотаи группу строителей, в которой скрывается ее доверенное лицо Нанг Кам. Задача Нанг Кам — разузнать подлинные настроения тайцев, проживающих в Сукхотаи, выяснить, готовы ли они начать освободительное восстание. Однако Нанг Кам случайно опознает вице-король, он арестовывает ее и отдает на потеху солдатам. Вскоре сам Банг Кланг с супругой прибывают в Сукхотаи посмотреть, как их люди трудятся на строительстве храма. Они увидели, что с рабочими-тайцами обращаются словно со скотом, за малейшую провинность охранники избивают их плетьми до полусмерти… Тем временем Нанг Кам, оборванная и несчастная, отыскивает Нанг Суанг и рассказывает ей о чаяниях тайцев, об их готовности к борьбе. После всех страданий, не вынеся позора, она накладывает на себя руки. Для тайцев ее смерть является как бы сигналом к действию. Народ просит Банг Кланга возглавить восстание против кхмерских угнетателей… Битва за Сукхотаи была кровопролитной. Банг Кланг убил вице-короля и взошел на трон, взяв себе имя Шри Индрадитья.

В этой танцевальной драме, являющейся одной из версий рождения государства Сукхотаи, безусловно, больше художественного вымысла, чем правды. Но она и не претендует на историческую достоверность, хотя несравнимо ближе к истинным событиям, чем незамысловатая история о юном правителе Лаво и глиняных кувшинах.

Летописи свидетельствуют, что к моменту восшествия на престол сына Шри Индрадитьи Рамы Камхенга (1275–1318 годы) Сукхотаи уже превратился в могущественную страну, простиравшуюся от Меконга до Малаккского полуострова.

К тому же периоду относится первая дошедшая до нас надпись на тайском языке, в которой, в частности, говорится: «…государство Сукхотаи процветает. В водах есть рыба, на полях — рис… Кто желает торговать — свободно торгует… Если человек из народа или знатный, или вождь заболеет и умрет, дом его предков, его слоны, его домашние, его амбары с рисом, его рабы, его насаждения ареки и насаждения бетеля, принадлежавшие ему и его предкам, переходят целиком и полностью к его детям…»

Любопытно, что текст — эдакий своеобразный тайский вариант знаменитого «Города солнца» Томмазо Кампанеллы, выбитый на каменной плите и установленный в пальмовой роще, где в те далекие времена обычно совершались религиозные церемонии, — был долгое время никому не известен. Только через шесть веков, случайно обнаружив каменную стелу, потомки открыли, что небольшой городок Сукхотаи некогда был столицей огромного феодального государства.

Переняв эстафету власти у отца, король Рама Камхенг еще больше расширяет границы государства. Он нанес тяжелые удары индонезийской империи Шривиджая и бирманскому государству Паган, оккупировал, по-видимому, весь Малаккский полуостров, установил протекторат над Южной Бирмой, захватил большую часть территории современного Лаоса. Формирование Сукхотаи происходило в обстановке серьезной угрозы со стороны китайского императора Хубилая. По инициативе Рамы Камхенга тайские государства Сукхотаи, Пайао и Чиангсен в 1287 году заключили тройственный союз. Они практически были единственными в регионе, кто не признавал власти китайско-монгольской империи. Однако после смерти Рамы Камхенга в Сукхотаи стали проявляться признаки быстрого упадка. Религиозный фанатизм последних его правителей, раздаривавших огромные земельные угодья и богатства буддийским общинам, а также острые феодальные распри ослабили военную мощь государства. Под нажимом кхмеров и бирманцев, да и других тайских вождей территория Сукхотаи значительно уменьшилась, и королевство превратилось во второстепенное княжество.

Сегодня Сукхотаи — одно из пяти исторических мест, по решению правительства превращенных в «национальные археологические заповедники». Здесь, так же как и в Кампхенгпхете, Сатчаналае, Чиангсене и Аюттхае, ведутся реставрационные работы, трудятся специальные бригады, очищающие от зарослей ценнейшие памятники древнего зодчества. В городе никто не живет. Лишь безмолвно стоят среди пагод и храмов каменные Будды да огромные каменные слоны.

А все население сосредоточилось не в старом, а в новом Сукхотаи, лежащем в нескольких километрах от бывшей столицы Сиама. Гостиниц в Сукхотаи, маленьком провинциальном городке с двадцатью тысячами жителей, не оказалось. Был лишь гостевой дом при местном музее. Однако в него нам попасть не удалось — все места были заняты иностранцами, которые забронировали номера заранее, еще в Бангкоке, через секретариат директора Департамента изящных искусств.

После краткого знакомства с экспозицией музея, небольшой прогулки по бывшей столице нам ничего больше не оставалось, как двинуться дальше по намеченному маршруту. Департамент изящных искусств находился в столице, за сотни километров от Сукхотаи. Помощи ждать было неоткуда. Мы завидовали тем счастливчикам, которые, отдохнув в доме для гостей, наутро со свежими силами приступят к подробному осмотру Сукхотаи. А посмотреть тут было что…

Старый Сукхотаи окружен крепостной стеной и тремя кольцами земляного вала, между которыми прорыты довольно глубокие рвы с водой. В город можно попасть через одни из четырех ворот, каждые из которых носят свое название: Сан Муанг — на севере, Намо — на юге, Кам-Хэнгхак — на востоке и Оа — на западе. Свыше двадцати чудесных памятников архитектуры находятся в старом городе. Наибольшее впечатление оставляет, пожалуй, храм Маха Тэт, обнесенный кирпичной стеной, в цоколе которой высечен хорошо сохранившийся барельеф с изображением фигур учеников и последователей Будды, демонов, слонов и ангелов, восседающих на спинах у львов. Сам храм ступенчато сужается кверху; небольшие дагобы и скульптуры размещены неравномерно и поодиночке; впечатление высоты усиливает соответственно больших размеров верхняя дагоба, увенчанная длинным шпилем. Храм имеет сходство со ступой; сочетание ступы и башни придает ему своеобразную форму, отдаленно напоминающую храмовые постройки Пагана в Бирме. Пагоды Сукхотаи в основном принадлежат к двум традиционным и поныне стилям: «пра пранг» — с закругленной вершиной и «пра чеди» — с колоколообразным покрытием, продолжением которого является шпиль.

Архитектура и скульптура периода Сукхотаи, в которых нашло отражение большое разнообразие школ, внесли весомый оригинальный вклад в культовое искусство. Больше всего обращает на себя внимание «шагающий Будда» — фигура удивительно динамичная, грациозная, привлекающая мягкими линиями. Бронзовые изображения Будды периода Сукхотаи отличают от более ранних (монской и кхмерской эпох) узкие выразительные лица; богато стилизованная уже в древней каменной скульптуре прическа переходит в колпак с несколькими рядами упорядоченно расположенных завитков. Ушнина — примета Будды — становится все выше, острее и постепенно (уже в бангкокский период) превращается в корону.

…Сумерки наступили мгновенно. Еще минуту назад мы любовались скульптурой бронзового Будды перед входом в храм Сара Сери и вот уже в темноте с трудом различаем друг друга. Приходится занимать места в машине и прощаться с Сукхотаи, городом, который по праву считается колыбелью тайской цивилизации.

Именно в Сукхотаи был введен в употребление алфавит, созданный Рамой Камхенгом в 1283 году на основе мон-кхмерской системы письма, восходящей к древнеиндийской письменности пали; этот алфавит сохранился в основном до наших дней. Во времена Сукхотаи в стране распространилась цейлонская школа буддизма — хинаяна. Здесь королем Лита-ем было создано произведение «Трай Пум Катха» («История трех миров»), оказавшее большое влияние и на литературу, и на религиозное мировоззрение тайского общества в целом. В руинах Сукхотаи найдены надписи, тематика которых помимо фрагментов из священных проповедей включает исторические хроники, указы, сведения по медицине и астрономии.

Сохранить Сукхотаи для потомков! С таким призывом обратился к международному сообществу генеральный директор ЮНЕСКО А.-М. М'Боу, подчеркнув, что исторические памятники, включая храмы и статуи, расположенные на территории Сукхотаи, находятся в постоянной и всевозрастающей опасности. Он отметил, что в короткий срок организовать их охрану и реставрацию, провести тщательные археологические раскопки и исследования одному Таиланду не под силу. А.-М. М'Боу призвал государства — члены ЮНЕСКО принять участие в судьбе Сукхотаи, как это было сделано для памятников культуры Нубии, Боробудура, Мохенджода-ро, Карфагена…

 

Плыви, кратонг!

Чиангмай расположен на высоте трехсот метров над уровнем моря. Город лежит в напоминающей чашу горной котловине, окруженной невысокими хребтами. Здесь нет изнуряющей духоты и влажности, свойственных равнинам южных и центральных районов страны. Чистый и прозрачный воздух напоен запахами леса, ароматом цветов. Река Пинг поражает своей кристально чистой водой. Благодатный край. Сохранению девственной природы Чиангмая и его окрестностей помогает то обстоятельство, что в городе нет ни крупных заводов, ни фабрик. Лесопильни, рисорушки, небольшие предприятия по производству чая и табака, сахара и спирта, мастерские по выработке шелка и лаков — таков промышленный Чиангмай.

Своеобразие и красоту Чиангмаю, как и любому другому городу страны, придают культовые сооружения. Девять буддийских храмов находятся непосредственно в Чиангмае. Среди них — Суан Док, где посетители могут лицезреть одно из самых больших в Таиланде бронзовых изваяний Будды, Чеди Лаунг, Коо Тао, Чедован и другие. Монастыри и храмы есть также в пределах нескольких километров окрест города. Из расположенных за чертой Чиангмая самым величественным является ват Пратам Дои Сутеп. Он воздвигнут на вершине горы, откуда со смотровой площадки, обнесенной чугунной оградой, которую поддерживают две гигантские змеи, весь город предстает словно на ладони.

Со смотровой площадки хорошо видно, что центр Чиангмая когда-то был обнесен каменной стеной. Где-то кладка сохранилась полностью, где-то сильно разрушилась, а местами ее былое существование просто угадывается.

В одной из исторических хроник записано, что в 1296 году король Менграй решил перенести свою резиденцию из города Сарапи, который подвергался ежегодным наводнениям, выше в горы. Вместе со своей свитой он отправился на поиски места для новой столицы. Жители маленькой деревушки возле горы Дои Сутеп рассказали высоким гостям, что недавно встретили здесь двух белых оленей. Менграй увидел в этом добрый признак и избрал указанное место для сооружения своей резиденции. Девяносто тысяч рабочих было согнано на строительство Чиангмая — «нового города», как переводится на русский язык это название. В дальнейшем враги неоднократно разрушали столицу, но крепостные стены оказались настолько прочными, что отдельные участки хорошо сохранились до наших дней.

По своей величине и значению Чиангмай считается, как уже говорилось выше, вторым городом Таиланда. Он возглавляет список пятнадцати крупных, по местным масштабам, провинциальных центров с числом жителей около или чуть больше ста тысяч, в который входят Корат, или Накхонратчасима, Убонратчатхани, Удонтхани, Лампанг, Кхонкэн, Сурин, Накхонситхаммарат, Бурирам и некоторые другие. Однако лишь Чиангмай является достойным соперником Бангкока и может упоминаться с ним в одном ряду, поскольку только эти два города имеют статус высшего ранга, или, как тут говорят, накхон.

Вообще следует отметить, что административно-территориальное деление страны весьма сложное. Таиланд разбит на 72 провинции (чангвата), губернаторы которых подчинены Министерству внутренних дел и проводят правительственную политику на местах. Каждая провинция в свою очередь поделена на районы (ампуры). Возглавляющая ампуры администрация ведает вопросами финансов, образования, охраны общественного порядка, строительства и так далее. В настоящее время в Таиланде около шестисот ампуров, в состав которых входят свыше шести тысяч общин (тамбонов), объединяющих сорок пять с лишним тысяч деревень (мубан). Общиной, куда входит пять-шесть деревень, руководит староста, назначаемый губернатором: он выполняет приказы начальника ампура, отвечает за поддержание порядка, ведает регистрацией актов гражданского состояния, оказывает содействие в сборе налогов, следит за соблюдением законов, контролирует санитарное состояние деревень, сообщает о всех случаях правонарушений. Представителями административной и судебной власти в деревнях являются старосты.

В последние годы своеобразный административный статус получили в стране многие развивающиеся торговые центры сельских районов. Согласно правительственному декрету, населенный пункт, в котором проживает не менее полутора тысяч человек на площади от одного до четырех квадратных километров и в котором функционирует как минимум сто торговых заведений, приобретает статус «оздоровительного округа», что обеспечивает ему приток из государственной казны дополнительных средств на нужды коммунального хозяйства. Такая политика в определенной мере способствует возникновению поселений полугородского типа и стимулирует социально-экономическое развитие периферийных сельских районов.

Жители столицы Северного Таиланда Чиангмая отличаются редкостным гостеприимством, радушием, исключительной любовью к своему городу. Остановите на улице любого человека, начните расспрашивать его о Чиангмае, и, если человек этот не очень спешит, на вас буквально обрушится поток самых разнообразных сведений и фактов, относящихся как к истории города, так и к его сегодняшней жизни.

Подобную словоохотливость чиангмайцев мне пришлось испытать на себе. Первый прохожий, к которому я обратился при въезде в Чиангмай, чтобы узнать, как добраться до ближайшей гостиницы, не только ответил на мой вопрос, но и перечислил все отели, добавив, что, по его мнению, лучшими являются «Принц», «Чианг», «Президент» и «Суривонг». Кроме того, он… настоятельно порекомендовал сходить в зоологический сад, где многие животные разгуливают не в вольерах, а прямо по пешеходным дорожкам, побывать в здании Чиангмайского университета и непременно полюбоваться там расписанным золотом конференц-залом, который смело можно отнести к выдающимся произведениям архитектурного искусства. Словоохотливый таец успел также сказать, что его родной город часто называют «Розой севера», потому что здесь выращивают прекрасные цветы, «лучше которых не найти ни в одном уголке страны».

Да, расположенный в горной долине, где круглый год достаточно влаги и много солнца, Чиангмай буквально утопает в яркой кипени роз, гладиолусов, гвоздик, львиного зева. Цветы растут везде и всюду, придавая газонам, которые мы привыкли видеть поросшими зеленой травой, вид красочных пушистых восточных ковров. Цветы украшают палисадники практически каждого дома. Они на балконах, открытых верандах, в специальных ящиках, прикрепленных под окнами снаружи. Похоже, жители города ведут нескончаемое своеобразное «цветочное состязание».

«Розы, купите розы!» — призывно звучат на улицах голоса торговцев. И если бы не их выкрики, могло показаться, что корзины и вазы с цветами разных сортов, форм и оттенков вовсе не для продажи расставлены вдоль тротуаров, а представляют собой элемент художественного оформления города.

Что касается архитектуры Чиангмая, то она ничем особенно, кроме, разумеется, храмовых построек, не примечательна. Дома в большинстве своем двух- и трехэтажные. Улицы узкие, и, поскольку расстояния в городе небольшие, местные жители предпочитают пользоваться велосипедами. Даже европейцам в конторах проката предлагают в первую очередь не автомобиль, а велосипед или мопед.

Чиангмай известен своими искусными мастерами — резчиками по дереву, чеканщиками, ткачами… Исторически сложилось так, что многие улочки Чиангмая отмечены «цеховыми» признаками. На одной, к примеру, живут и работают чеканщики по серебру. Расположившись на тротуарах в традиционной восточной позе — сложив под себя ноги крест накрест, они неотрывно работают маленькими молоточками, нанося сложнейшие орнаменты на чаши, кувшины, блюда, подносы. Другая улица заселена ткачами. Ткачеством занимаются женщины. На ручных станках, установленных прямо на открытом воздухе, они ткут шелковые полотна. Есть в Чиангмае и гончарная улица, улица резчиков по дереву, улица мастеров, изготовляющих различные лакированные безделушки. Самым современным занятием здесь можно назвать слесарное дело. На улице я наблюдал однажды забавную сценку. Не успел европеец въехать на своей машине с помятым передним крылом на «слесарную улицу», как его мгновенно обступили не менее двадцати человек, наперебой предлагавших свои услуги. Выйдя из машины, иностранец еще только начал вести переговоры о цене с пожилым мастером, а уже те, кто были помоложе, принялись «вытягивать» крыло с помощью троса, прикрепленного к фонарному столбу. Через минуту застучали резиновые молотки, «разглаживая» неровности металла. Фаранг быстро сговорился со стариком и, довольный, сел под зонт, куда ему принесли бутылку апельсинового сока— «оранжада». Из обрывков фраз, которые донеслись до меня, я понял, что машина будет готова — выправлена, покрашена и отполирована — через двадцать минут, а владелец автомобиля должен уплатить двойную таксу за быстроту ремонта.

Зонт, прикрывавший фаранга от солнца, также входил в число тех традиционных тайских сувениров, которыми славится Чиангмай. Изготавливаемые из бамбука, они бывают всевозможных размеров — от крошечных детских до гигантских, под куполом которых может свободно разместиться десяток человек. Неподалеку от Чиангмая есть деревня Босанг, жители которой специализируются на изготовлении зонтов. Их слава разнеслась не только по всей стране, но и далеко за рубежом. В Босанге несколько крупных мастерских, при входе в которые гостей встречают девушки, держащие в руках распахнутые зонтики, что означает: наши сердца открыты, предлагаем вам кров, защиту от дождя и от жаркого солнца.

В отличие от самого Чиангмая, где нет крупных предприятий, в городах, окружающих «столицу Севера», промышленность более развита. В Мэмо (близ Лампанга) действуют машиностроительный и металлообрабатывающий комбинаты, первый в стране завод химических удобрений, в Лампанге — завод по производству лаков, в Чомтхонге — сахарный завод, в Фанге (к северо-западу от Чиангмая) — нефтеперегонный. Быстрыми темпами развивается в Чиангмае и других центрах района лесопильная, рисоочистительная и текстильная отрасли обрабатывающей промышленности.

В какой бы месяц ни приехал иностранец в Таиланд, он обязательно попадет на какое-нибудь торжество. В стране превеликое множество всяких праздников — национальных и религиозных, — которые всюду отмечаются с неизменной пышностью, сопровождаются танцами и играми, забавами и развлечениями. Новый год, День коронации, Первая борозда, Висака Буча, День Чулалонгкорна, Асалаха Буча, Сонгкран, День рождения короля, Фестиваль «плывущего лотоса», уже упоминавшаяся «Королевская процессия», День первой конституции… Всех, пожалуй, и не назовешь.

Наша поездка в Чиангмай пришлась на ноябрь, и с корабля мы, как говорится, попали на бал. Именно эту фразу произнес портье отеля «Президент», вручая нам ключи от номеров.

— Не забудьте… Вечером все соберутся на берегу реки, — крикнул он нам вдогонку.

…И вот, когда над городом опустились сумерки, на берег Пинга стеклись огромные толпы народа. В воде, загадочно мерцая, отражались тысячи огней. Казалось, река горит, пылает желтым пламенем. А люди все пускали и пускали «кораблики» — большие и маленькие, которые вливались в общую «огненную дорогу». Таинственный, символический обряд «Лой кратонг». Время его проведения — месяц, когда с наступлением полнолуния вода достигает наивысшего уровня. Место проведения — реки, пруды, водоемы. Цель? Люди благодарят Мать вод, «в чьей груди они купаются, плавают и черпают воду для полей», благодарят ее за щедрость. Одновременно они просят у нее больших урожаев на будущее.

В этот день тайцы мастерят из банановых листьев корзиночки-кратонги, кладут в них пищу, украшают разноцветными лотосами, зажигают укрепленную внутри кратонгов свечу и пускают их по реке в поисках счастья. «Плыви, кратонг!» — напутствуют они свои кораблики. «Плыви, кратонг!»— говорят они в надежде, что Мать вод сжалится над ними и унесет их неудачи, беды, болезни, все плохое, что есть и будет, подальше, прочь, с глаз долой.

Когда сложился этот странный обряд? Прояснить вопрос нам помог служащий этнографического музея.

В XIII веке, во времена правления короля Рыанга Великого, в стране жил брахман, у которого была дочь по имени Нобамас. Ее красоту и мудрость народ воспевал в песнях. Про ее ум и обаяние складывали стихи. Однажды Рыанг Великий услышал от своих придворных музыкантов песню о Нобамас, в которой говорилось, что это единственная девушка, достойная стать женой короля. Рыанг немедля послал знатных дам к отцу красавицы просить руки его дочери…

Вскоре после свадьбы наступил праздник двенадцатого полнолуния. Рыанг Великий пожелал, чтобы его молодая супруга присутствовала на водной процессии. Нобамас, будучи женой короля-буддиста, оставалась верной своей религии — брахманизму, молилась своим богам. По обычаю, каждый брахман раз в год должен преподнести духу реки что-то вроде подарка, с тем чтобы взамен получить отпущение грехов. Нобамас смастерила великолепный кратонг из листьев подорожника, положив туда горстку сушеного риса, душистый лотос, благовонные палочки, листья бетеля и арековый орех. А в центр своего подарка она поместила свечу. Вечером, когда все было готово к началу праздника и толпы народа замерли в ожидании выхода короля, который должен был в окружении свиты проследовать из дворца на берег, где его ожидала ладья, на реке появилось странное, никогда доселе невиданное сооружение, освещенное изнутри бликами горящей свечи. То был кратонг королевы. Все восхитились красотой кратонга; люди передавали его из рук в руки, подолгу рассматривая. Нобамас, когда ее спросили о значении сооружения, объяснила, что это ее подарок духу реки.

С тех пор, уже свыше семи столетий, народ Таиланда отмечает праздник, который зовется «Лой кратонг» или «Фестиваль плывущего лотоса».

— Приезжайте в Чиангмай в апреле, на Сонгкран, — сказал нам портье, когда мы рассчитывались за номер в отеле.

— Спасибо, постараемся.

— Нет, нет, — горячо возразил он, расценив наше «спасибо» как простую вежливость. — Мы отмечаем Сонгкран не так, как в Бангкоке. Непременно приезжайте.

 

Колыбельная для слонов

Два года посетителей зоопарка в американском городе Хьюстон привлекала коралловая змея. Ежедневно толпы людей подолгу разглядывали шевелящийся перламутровый клубок, завороженные гипнотическим взглядом этого представителя не только самых ядовитых, но вместе с тем очень красивых пресмыкающихся. Все шло хорошо, пока какой-то дотошный хьюстонец не обнаружил, что змея не настоящая, а… резиновая!

Директорам таиландских зоопарков в отличие от своих коллег из Соединенных Штатов нет нужды пускаться на подобное мошенничество. Фауна страны настолько разнообразна и экзотична, что нет необходимости конструировать электронные муляжи обитателей клеток и вольер, аквариумов и террариумов.

Зоопарк в Чиангмае «по ассортименту» отличается от столичного, бангкокского, пожалуй, лишь одним. Отсутствием в нем белого слона! Зато как бы в порядке своеобразной компенсации многие редчайшие животные представлены здесь в нескольких экземплярах. Осмотр чиангмайского зоопарка лишний раз убедил нас в необычайном богатстве и изобилии фауны Таиланда.

Из хищников в лесах встречаются тигр и леопард, причем леопард, обитающий в засушливых районах, имеет желто-пятнистую окраску, а во влажных и вечнозеленых лесах — черную (черная пантера). В отдаленных горных областях попадаются — правда, изредка — дымчатый леопард, золотистая кошка; на западе — виверровая кошка, камышовый кот и самая миниатюрная из семейства кошачьих — бенгальская кошка.

Во всех районах страны, кроме Малаккского полуострова, водятся известные своей свирепостью гималайские медведи. В глухих болотных лесах Южного Таиланда обитают очень редкие животные, встречающиеся только в Индокитае, — чепрачные тапиры, которых осталось всего лишь несколько десятков. К исчезающим зверям относятся, кроме того, занесенные в Красную книгу медведи «барибал» и малайский, а также носороги. Причина их бедственного положения — браконьерство. Желчные пузыри медведей считаются сильнодействующим средством при лечении болезней суставов и других недомоганий, а у туристов большим спросом пользуются блюда, приготовленные из медвежьего мяса. По сообщениям местной печати, не так давно члены специальной комиссии таиландского общества защиты животных в ходе инспекционного рейда по столичным ресторанам в подсобном помещении одного из них обнаружили десять медведей в клетках, ожидавших своей очереди на кухню. Что касается носорогов, то их с давних времен во всем мире преследуют из-за легенд о сказочно целебных свойствах их рога. Охрану обитающих в Таиланде суматранских носорогов обеспечивать необычайно трудно. Животные этого вида, общая численность которых здесь не превышает сотни экземпляров, обитают не только в Таиланде, ограниченные их популяции имеются в Бирме, Малайзии, Индонезии.

Из других крупных хищников можно назвать красных волков и шакалов, из более мелких — куницу-харзу, индийских барсуков, линсангов (азиатских циветт), мангуст и выдр. На полуострове, в горах, на севере и западе встречается кабан. В лесах, по берегам рек и ручьев, живут маленькие, «игрушечные» олени — малайский и канчиль, рост которых едва достигает пятидесяти сантиметров; в полосе вечнозеленых лесов обитают три вида индийского мунтжака («лающего оленя»). Повсюду в лесной зоне есть крупные олени: замбары и аксисы. Дикие быки представлены черно-бурыми катингами (гаурами), а также рыжеватыми бычками-бантенгами. Последние являются предками таиландской породы домашнего крупного рогатого скота. На заболоченных берегах полуостровной части страны встречаются большой индийский и маленький сиамский крокодилы.

Многообразен в Таиланде отряд обезьян. В районах вечнозеленого и влажного смешанного лесов водятся белорукие гиббоны. Королевский гиббон обитает на востоке Таиланда. Ареал короткохвостой макаки — возвышенности западной части страны. Леса более низкого пояса населяют косматые макаки, макаки-резус. В горах на западе встречаются лангуры, или тонкотелые обезьяны, а на востоке — хохлатые обезьяны. В равнинной части живут полуобезьяны — лори (лемур), ведущие ночную жизнь, а днем скрывающиеся в кронах деревьев. Здесь же можно увидеть белку-летягу, умеющую благодаря перепонкам между задними и передними лапами планировать с дерева на дерево. А всего в Таиланде насчитывается около шестидесяти видов белок. Расселены они по всей стране и имеют разнообразнейшую окраску — белую, черную, желтую, ярко-красную; в дождевых лесах встречаются черно-белые белки.

Очень много в стране различного вида крыс. Мигрируя, их полчища опустошают на своем пути поля, причиняя огромный ущерб крестьянским хозяйствам. Крысы не только бич сельских районов. От них нет житья и в крупных городах, даже в столице. Мое знакомство с животным миром Таиланда началось в свое время как раз с этих пренеприятнейших представителей местной фауны.

…Мы сидим в полупустом зале бангкокского кинотеатра «Крунг Касем». На экране, словно в калейдоскопе, сменяют друг друга сцены насилия, яростной перестрелки и бешеной погони на спортивных машинах, вертолетах, подводных лодках. Фильм отнюдь не для слабонервных. Усилия его создателей, помноженные на миллионы долларов, привели к появлению боевика, который по замыслам сценариста, режиссера и продюсера должен держать зрителя в постоянном напряжении, в состоянии бездумного оцепенения. Судя по реакции окружавших нас людей, цель была достигнута.

Я не без интереса следил за перипетиями экранного супермена — очередного героя нескончаемого потока американской кинопродукции, входящей в обязательное «духовное меню» тайцев. Однако больше фильма меня занимал находившийся в зале человек — официант в светлой куртке. Поведение его казалось в высшей степени странным. Подсвечивая фонариком, он осторожно двигался между рядами кресел, предлагая желающим мороженое, кока-колу, шоколад, орешки в сахаре. При этом официант по-птичьи высоко поднимал ноги. Создавалось впечатление, что шел он не по деревянному полу кинотеатра, а по воде, стараясь не промочить ботинки.

— Что это с ним? — шепотом обратился я к своему спутнику.

— Боится, — послышался ответ.

— Чего?

— Не чего, а кого. Крысы могут покусать. Я невольно вздрогнул.

— Здесь есть крысы? — не скрывая волнения, спросил я.

— Полно. Так и шастают. Норовят все больше в щиколотку вцепиться. Особенно, когда фильм слабый, — усмехнулся мой товарищ.

— А если сильный?

— Тогда не шастают. Сидят себе тихо и смотрят на экран. Шутка, конечно, — как бы прочел он мои мысли. — А крыс тут действительно предостаточно. Прости, не предупредил заранее. Забыл, что ты только-только из Москвы. Я здесь бывал уже не раз, нашел средство… Подними колени и упрись ими в спинку переднего кресла. Смотри, как это делается…

Воспользоваться советом я не успел. Что-то больно ударило меня по ноге. Я вскочил с места, издал душераздирающий крик, напоминавший боевой клич индейцев, и, увлекая за собой спутника, ринулся к двери, над которой тускло мерцала табличка со словом «Еxit» — «Выход».

— Зачем ты меня повел в этот кинотеатр? — набросился я на него, когда мы выскочили из зала. — Разве тут нет других, без крыс и летучих мышей, без кобр, тарантулов и иных омерзительных тварей?

Оказалось, выбор моего товарища пал на «Крунг Касем» просто потому, что этот кинотеатр был ближайшим от нашего дома. Среди восьмидесяти бангкокских кинотеатров имеются и современные: они оборудованы кондиционерами, удобными мягкими креслами. По вечерам их светящиеся неоном рекламы призывно мигают и искрятся, предлагая зрителям свой «товар».

Вот при таких обстоятельствах произошла моя первая встреча с представителем семейства грызунов (правда, я его тогда не увидел, а лишь почувствовал). Теперь же, в чиангмайском зоопарке, было достаточно беглого взгляда на кишевший крысами террариум, чтобы понять: из кинотеатра «Крунг Касем» я не напрасно выбежал столь поспешно…

Весьма разнообразен в Таиланде и мир пресмыкающихся. В стране около семидесяти пяти видов ящериц, среди которых по меньшей мере одиннадцать — летающие, способные планировать с дерева на дерево. В жилищах человека — даже в самом Бангкоке — встречаются маленькие ящерки гекконы. На крышах прячутся покрытые красными пятнами ящерицы, именуемые в Таиланде «туг-гай». Они считаются покровительницами домашнего очага, так как истребляют разных вредных насекомых, изгоняют крыс и мышей.

Из множества змей (свыше семидесяти видов), распространенных в Таиланде, тринадцать ядовитых, в том числе королевская кобра, достигающая четырех с половиной метров в длину, обычная кобра, пять видов гадюк, несколько морских змей. «Безобидный» питон тоже приносит порой немало хлопот. В местных газетах то и дело можно прочесть сообщения, что в таком-то районе Бангкока полицейские во время объезда своих участков наталкиваются на питонов. Иногда борьба с непрошеными гостями длится часами. Самым большим из пойманных на улицах столицы и отправленных в зоопарк питонов оказался семиметровый гигант весом порядка пятидесяти килограммов.

Однажды во двор дома, где мы жили, заползла, как мы тогда были уверены, ядовитая змея. Очень красивая, она переливалась всеми цветами радуги. Несмотря на столь привлекательную внешность, змея не вызывала у нас чувства симпатии. Более того, поднялась настоящая паника, и, повинуясь инстинкту самосохранения, мы кинулись к пожарному щиту за топорами и лопатами. Мы уже собирались пустить их в ход, когда появился пожилой таец-сосед; он невозмутимо объяснил нам, что нежданный гость — не что иное, как накануне приобретенный им за немалые деньги декоративный питон, предназначенный для украшения сада. Легко себе представить реакцию тайца, приди он несколькими минутами позже…

Таиланд иногда называют «змеиным царством» не только потому, что там водится много змей, но и потому, что они в большом количестве отсюда экспортируются. Около тридцати местных фирм специализируются на экспорте живых рептилий. В последнее время из страны ежегодно их вывозится около полутора миллионов штук. Недостатка в покупателях нет: экзотические блюда из змей пользуются повышенным спросом в фешенебельных ресторанах Гонконга, Японии, США, Южной Кореи, Тайваня. Экспорт приносит владельцам фирм большие доходы — приблизительно три миллиона долларов в год. Специалисты утверждают, что, если подобный бизнес будет такими же темпами процветать и дальше, «змеиное царство» потерпит серьезный ущерб.

Особенно широко представлен в Таиланде мир насекомых. Одних только бабочек насчитывается свыше шестисот видов. Много насекомых-вредителей, наносящих немалый урон рисоводству. В ветвях деревьев скрываются огромные пауки-птицееды. Леса наполнены светляками, которые по вечерам слетаются к рекам, клонгам, озерцам, садятся на прибрежные кусты, отчего растения вспыхивают голубоватыми огоньками, отражающимися в воде. Распространены по всей стране термиты, портящие древесину, ткань и вообще любое вещество органического происхождения. Истово верующие люди относят термитов к разряду священных, поскольку формой их жилища похожи на буддийские пагоды.

Обилие птиц в Таиланде ярко свидетельствует о богатстве тропической природы. Первенство по численности среди пернатых принадлежит цаплям, обитающим в поймах рек, на болотах и рисовых полях, по берегам клонгов; много ибисов и аистов. Особенно разнообразны лесные виды птиц. Здесь и фазаны, и дикие куры, и павлины, и птица-носорог. На равнинах юга часто можно встретить пеликанов, которых крестьяне приручают ловить рыбу, сиамских краснозобых журавлей. В стране насчитывается не менее шестнадцати видов зимородков. Немало хищных птиц: орлов, соколов, сарычей, коршунов. На побережье много стрижей (гнезда каменных стрижей используются в пищу и считаются деликатесом в китайской кухне). Часто встречаются мухоловки, иволги, жаворонки, ласточки.

Замечено, что в последние годы в период с октября по апрель Бангкок превращается в гигантское «ласточкино гнездо»; сюда слетаются на зимовку из нашей Сибири, Китая, с Корейского полуострова сотни тысяч этих пернатых. Жители столицы любуются птицами, когда они, совершая на закате свой вечерний моцион, кружат в подсвеченном огнями небе, напоминая черные листья, танцующие на ветру. Ласточки, как известно, предпочитают тихую сельскую местность, но вот уже несколько лет, изменив своим привычкам, они собираются в шумном Бангкоке.

Многообразны также обитатели пресных и соленых вод. Среди пресноводных особенно велико хозяйственное значение карповых, насчитывающих семьдесят пять видов. Самый крупный карп достигает в длину трех метров. Интересны виды лабиринтовых рыб (анабас — в переводе с латинского «ползун»), которые могут дышать не только в воде, но и на воздухе, когда они в сухой сезон зарываются в илистое дно высохших водоемов и рисовых делянок. Наряду с теми видами, которые неподвижно пережидают жаркий период под спекшейся коркой земли, есть рыбы-путешественницы…

К сожалению, ни в чиангмайском, ни в бангкокском зоопарках, ни в Тимленде — «Таиланде в миниатюре» мне не удалось распознать из сотен разноцветных и разнокалиберных рыб и рыбешек этого удивительного «ползуна», сообщение о котором впервые опубликовал в свое время датский ученый Дальдорф. Он писал, что «окунь карабкающийся» — так он назвал «ползуна» — может жить без воды и даже забираться на деревья. Впоследствии способность «окуня» лазить по деревьям не подтвердилась, ввиду чего ихтиологи переименовали его в «анабас». У этой рыбы, живущей в озерах и реках Таиланда, Индии, Бирмы, Шри-Ланки и Филиппин, имеется двойной дыхательный аппарат, который дает ей возможность потреблять кислород как из воздуха, так и из воды. По земле «ползун» передвигается с помощью плавников и многочисленных подвижных «шипов». «Скитаться» его заставляют неблагоприятные условия жизни — не только высыхание водоемов, но и нехватка кормов. Вот и выбирается эта небольшая рыбка, размером десять-пятнадцать сантиметров, на берег в поисках другого пристанища. Был, говорят, случай, когда расстояние в сто метров анабас преодолел за полчаса. Для рыбы подобная «сухопутная» скорость вполне может считаться стремительной.

Вообще-то рассказ о животном мире Таиланда, вероятно, следовало начать с самых больших животных — диких слонов. Я намеренно изменил логическую последовательность, поскольку к настоящему времени этих представителей таиландской фауны практически не осталось, они почти полностью истреблены. Однако повсюду можно встретить их одомашненных сородичей, которых, по последней переписи, осталось не более десяти тысяч.

На одной из площадок чиангмайского зоопарка, покачивая хоботами, степенно расхаживали представители семейства этих могучих животных. Однако то были слоны обыкновенные, так сказать, «элефант вульгарно», а не белые, священные, которых мне приходилось кормить бананами в столичном зоопарке.

Хотя… В столичном зоопарке белые слоны тоже были серого цвета. И лишь табличка, прикрепленная к решетке, указывала на их принадлежность к разряду божественных. Дело в том, что особей, которых принято называть белыми, то есть альбиносов, отличает чуть более светлая кожа либо небольшие белые пятна, которые могут скрываться, например, за ухом или на брюхе.

Священный белый слон! В начальной главе я не случайно привел имя: Гассан-Бен-Али-Бен-Селим-Абдалла-Магомет-Моисей-Алхамалл-Джемсетджеджибой-Дулип, султан Эбу-Будпур. Так по воле Марка Твена звали белого слона, которого сиамский монарх послал в дар королеве Англии. И хотя в былые времена подобный подарок был доступен только царским особам и подношения его достойны были лишь «самые-самые», «раздача» слонов шла, надо сказать, довольно бойко. Не обойдена была в этом отношении и Россия. В 1714 году в Санкт-Петербург пожаловало первое персидское посольство с презентом царю в виде… слона, для которого специально близ Троицкой пристани был выстроен «зверовый двор», позднее перенесенный на Преображенскую площадь. Двадцать лет спустя из Индии для царицы прибыли уже двенадцать слонов. Их поместили в специально выстроенных из дубовых бревен огромных сараях с камышовыми крышами. От площади, на которой они были установлены, отходила Слоновая улица, названная так в честь «четвероногих иностранцев». «С.-Петербургские ведомости» того времени сообщали: «Вскоре… слоны начали буйствовать, осердясь между собой о самках, и некоторые даже сорвались и ушли. Так, например, один прошел через сад и, изломав деревянную изгородь, прошел на Васильевский остров. Там изломал чухонскую деревню». Иногда, случалось, Анна Иоанновна, желая подивить своих подданных, совершала прогулки по Санкт-Петербургу в домике-паланкине, укрепленном на спине самого крупного из слонов. Ошарашенно глазели люди на диковинное чудо, плакали дети, причитали старики и старухи. А чтобы впредь не пугать народ, слонов частенько водили по городу без определенной вроде бы цели, просто напоказ. Отсюда, видно, и пошло понятие «слоняться». Полагают, что такие «проходы» слонов, продолжавшиеся до конца XVIII столетия, навеяли Ивану Андреевичу Крылову сюжет его знаменитой басни.

О том, что в Таиланде издавна почитали белых слонов, с благоговением к ним относились, можно судить, к примеру, по зарисовке, помещенной в 1927 году во французском журнале «Иллюстрасьон»:

…Молодой священный слон спустя четыре месяца со дня рождения был преподнесен с большой помпой королю Сиама. Для доставки животного в Бангкок был командирован представитель двора — министр торговли и путей сообщений, которому вменялось в обязанность наблюдение за точным выполнением всех необходимых обрядов и церемоний. Будущий «божок» при посадке в вагон выказал такое упрямство, что, несмотря на все его почитание, пришлось прибегнуть к особым мерам воздействия: три других слона бивнями заставили его подчиниться и втолкнули в специальный вагон, снабженный душем, вентиляторами, электрическим освещением и даже телефоном. За первым составом, который тянули два разукрашенных паровоза, следовал другой, где, в частности, находились телеграфисты, передававшие мельчайшие подробности самочувствия высокого путешественника. Принц-министр внутренних дел с многочисленными служками встретил «гостя» на одной из ближайших к столице станций и проводил его до бангкокского вокзала, где в присутствии короля и королевы, окруженных свитой, слон был выгружен на особую платформу. Под пение псалмов его разукрасили красными, вышитыми золотом бархатными покрывалами со спускающимися с обеих сторон белыми кистями. В парке, где собрались самые почетные жители столицы, находился павильон для дипломатического корпуса. Пышную процессию открывал отряд кавалерии. После него шли сиамские бойскауты, за ними — слоны, окруженные свитой погонщиков в ярких одеждах и золотых шлемах, далее — десять музыкантов с гонгами, звуки которых славили торжество. Последних сопровождали наиболее заслуженные военачальники и носильщики, держащие огромные зонты. Перед «героем дня» неспешно двигались два священных слона, родившихся в царствование прежних монархов. Около ста воинов замыкали помпезное шествие.

В парке белому слону отвели особый павильон. На следующее утро после ванны, которую «божество» приняло под музыку, монарх отправился в павильон. Гонг астронома возвестил о начале священнодействия. Служки подхватили «песню песней», музыканты заиграли на двустворчатых раковинах, ударяя при этом в цимбалы. Король «мажет миром» слона, после чего животному подносят бочку с сахаром, на которой пишутся имя и титул, пожалованный ему. Вслед за королем то же самое проделывают принцы, а монахи поливают слона «очистительной» водой и надевают ему на шею золотое ожерелье. Священные традиции соблюдены; монарх принимает парад всех участников праздника, который после танцев придворных девушек завершается раздачей подарков лицам, сопровождавшим священного слона в его путешествии…

Так корреспондент французского журнала расписал церемонию торжественного прибытия в Бангкок белого слона. Празднование было устроено в честь короля Прачатипока, отмечавшего свой именины. Изображение белого слона некогда помещалось на государственном флаге Сиама…

Как-то в начале нынешнего века король Вачиравуд отправился в поездку по провинциям, пострадавшим от наводнения. На одном из домов он заметил перевернутый флаг. Слон болтался вверх ногами! Вачиравуд закипел от ярости. Возвратившись в столицу, король тотчас отдал приказ, которым в стране вводился новый государственный флаг — две красные полосы, две белые и посередине одна широкая ярко-голубая. Вешай как угодно — не ошибешься. Расшифровка цветов проста: красный символизирует кровь, которую тайцы готовы пожертвовать за страну и религию, белый олицетворяет чистоту Трилитаки, а голубой, разумеется, означает цвет королевской крови.

И наконец еще одно весьма любопытное свидетельство «божественности» белых слонов. В Таиланде сложены для них песни. Сочинил их в XVII веке поэт Си Махасот. Он взял за основу брахманские заклинания, обращенные к слонам, которые приводились в книгах на санскрите, где описывались жизнь и повадки диких животных, в том числе техника их поимки, и сложил «Колыбельную для слонов». С тех пор исполнение «Колыбельной» неизменно сопутствовало охоте на белого слона. Колыбельной, правда, в общепринятом смысле этого слова можно назвать лишь вторую половину песни (первая живописует опасности, которые таят в себе джунгли), где животному советуют отказаться от свободы ради сытого и благополучного существования в неволе.

Вдобавок ко всему в Таиланде среди массы всяких шествий, игр, церемоний есть фестиваль, посвященный исключительно слонам (не только белым). Ежегодно в Сурине, городе, находящемся в четырехстах пятидесяти километрах восточнее Бангкока, устраивается грандиозный праздник слонов. С незапамятных времен жители этих мест отлавливали самых крупных гигантов суши не ради бивней, а с целью приручить их для использования в мирном и ратном делах. Репутация суринских слоноводов распространилась далеко за пределы Таиланда. Местные специалисты получают приглашения из многих стран, в частности от индонезийских властей, на работу в созданных на Суматре крупнейших центрах разведения и дрессировки слонов. Эксперты из Сурина передают своим зарубежным ученикам богатый опыт поимки, укрощения и обучения этих животных.

Посещение Сурина входило в наши планы: обратный Путь в Бангкок пролегал через этот город. Но мы знали, что на ежегодный праздник слонов уже не попадем — он состоялся месяц назад. Чтобы представить его себе хотя бы в общих чертах, мы ознакомились с отчетами об этом необычном фестивале, опубликованными в печати.

Корреспонденты единодушно отмечали, что любимицей зрителей стала Кум Аке, здоровенная «леди» пятидесяти лет, ростом около трех метров и весом свыше пяти тонн. С этой слонихой, опоясанной внушительной сбруей, не смогла справиться целая сотня солдат. В поединке «животное — человек», устроенном в виде перетягивания каната, «дама» опустилась на колени, и молодые парни, тянувшие толстенный канат, так и не смогли сдвинуть ее с места. Жюри присудило победу слонихе.

Показательные соревнования проходили по шести дисциплинам. Состязаясь в беге, слоны достигали скорости до сорока километров в час; от их топота вокруг зрительских трибун дрожала земля. В эстафете с препятствиями из бутылок, дынь, арбузов слоны продемонстрировали поистине «акробатическую» ловкость. Затем состоялся футбольный матч: животные с юношами-всадниками на спинах пинали мяч, превышавший размер обычного, футбольного, примерно раз в пять.

Было показано упражнение «охота с лассо» — погонщик, сидя на слоне, должен был накинуть петлю на шею одного из слонят, разбегающихся по полю.

Особенной зрелищностью отличался парад боевых слонов; был разыгран сценарий битвы в джунглях, происходившей много веков назад, когда народ Сиама сражался против завоевателей. В заключительном испытании слонов — на ловкость — опасном, но впечатляющем участвовала также и публика. На траве с интервалом в метр улеглось несколько зрителей-добровольцев, образовавших этакий человеческий ковер, по которому медленно, осторожно нащупывая свободное место, ступали животные.

На фестиваль слонов в Сурин прибыло более трех тысяч иностранных туристов и десять тысяч тайцев. Они любовались двумястами слонами-гигантами и едва родившимися слонятами, на каждом из которых восседал одетый в голубое воин.

Праздники в небольшом таиландском городе носят не только развлекательный характер. Их цель — привлечь внимание общественности к проблеме сохранения этих благородных животных, с 1979 года занесенных в Красную книгу Международного союза охраны природы и природных ресурсов (МСОП), лишний раз напомнить о необходимости положить конец подпольной коммерции слоновыми бивнями, официальная торговля которыми запрещена специальной Международной конвенцией. Если истребление «живых ископаемых» будет продолжаться современными темпами, то не только в Таиланде, но и на планете в целом не останется слушателей «Колыбельной для слонов».

 

Враг номер один

Под обивкой старинной мебели, которую американский коммерсант вывозил из Таиланда и которой он, видимо, планировал обставить свою будущую загородную резиденцию в Калифорнии, был обнаружен героин на сумму двадцать один миллион долларов. Контрабанду нашли «сотрудницы» таможенного управления бангкокского порта — восточноевропейские овчарки. Пройдя специальную подготовку, они легко отыскивают по запаху героин, марихуану и взрывчатку… Инспектор по каким-либо причинам может не догадаться о том, что чемодан имеет двойное дно, а сувенир в виде деревянного слона — полый внутри; он из гуманных соображений может не попросить пассажира снять имитацию гипсовой повязки с ноги. Иное дело собака. Она и на чемодан «сделает стойку», и мимо слона-тайника не пройдет, и на мнимых переломах конечностей ее не проведешь.

В своем преступном бизнесе американский коммерсант далеко не одинок. Нелегальный экспорт опиума и героина из стран Азии составляет, по данным фонда ООН по контролю над наркоманией, миллиарды долларов, а большая часть опасного зелья поступает из так называемых золотого треугольника и золотого полумесяца. Стало быть, наркотик, который был спрятан под обивкой кресел и диванов, принадлежащих гражданину Соединенных Штатов, — лишь мельчайшая капля в общем потоке опиума, устремленного в США, Австралию, страны Западной Европы…

Читатель наверняка не одиножды встречал в печати приведенные выше названия. Многие знают, что под «золотым полумесяцем» имеется в виду полоса вдоль границ Афганистана, Ирана и Пакистана, а под «золотым треугольником» — горные области Шанской и Качинской областей Бирмы, Северного Таиланда и Северного Лаоса. Здесь, на стыке границ трех государств, двести тысяч квадратных километров площади заняты посевами опиумного мака. Ежегодно тут производят тысячу двести тонн опиума-сырца. Отсюда поставляется от пятнадцати до тридцати процентов нелегально получаемого во всем мире количества опиума и двух его производных — морфия и героина.

По всеобщему признанию, Таиланд остается наиболее слабым звеном в борьбе с наркотиками. Молодая Лаосская Народно-демократическая Республика постепенно выпала из «золотого треугольника»; властям в значительной степени удалось наладить контроль над большей частью «опиумных полей». Теперь, когда говорят о «золотом треугольнике», имеют в виду таиландо-бирманское звено, ежегодно поставляющее героин, стоимость только части которого, идущей для снабжения американских наркоманов, превышает восемь миллиардов долларов. Цена наркотика чудовищно возрастает по мере его продвижения из пункта производства в пункт потребления. Если тем, кто выращивает опийный мак, «торговые агенты» за фунт товара платят тридцать — пятьдесят долларов, то хозяевам подпольных таиландских фабрик по переработке опасного зелья перекупщики дают уже примерно тысячу восемьсот долларов за фунт, а оптом героин, идет, например, в Соединенных Штатах по цене около пятидесяти тысяч за фунт.

Зло приобрело колоссальные размеры. По. самым скромным подсчетам, в Таиланде наркоманией страдают свыше миллиона людей, хотя в стране официально закрыты курильни опиума. По борьбе с врагом номер один в Бангкоке создан даже комитет, во главе которого встал премьер-министр. «В историческом прошлом, — рассказал недавно на специальном семинаре генеральный секретарь таиландского управления по борьбе с наркотиками генерал-майор Ч. Йотмани, — употребление наркотиков было практически неизвестно. Опиум использовался как компонент лекарств в народной медицине. Когда в 1970 году мне предложили занять нынешний пост, я должен был признаться, что не видел наркотиков вообще. Это же относилось и к большинству моих сотрудников… А уже десять лет спустя бедствие достигло таких масштабов, что мы вынуждены были принять специальный закон. По нему за хранение или перевозку двадцати граммов героина полагается длительное тюремное заключение, ста граммов — либо пожизненное, либо высшая мера. Борьба становится напряженнее с каждым месяцем». Регулярно отряды полиции совершают «очистительные рейды» в районы возможного расположения подпольных фабрик по выработке героина. На севере Таиланда, в окрестностях Чианграя — некоронованной столицы «золотого треугольника»— их за последние годы обнаружено и уничтожено не один десяток; несколько фабрик закрыто и в южной провинции Сонгкхла. Одна из наиболее крупных операций по конфискации наркотиков была совершена не так давно на нелегальном предприятии близ города Мэчан (примерно в шестидесяти километрах от Чиангмая). Получив сообщение, что здесь действует фабрика по переработке опиума, начальник службы безопасности провинции снарядил тридцать полицейских, которых в случае необходимости готовы были прикрыть с двух вертолетов пограничники. Но как тихо и осторожно ни пробирались стражи закона, на подходе к фабрике их встретил пулеметный огонь. Около получаса длился бой с вооруженной охраной подпольного предприятия, состоявшей, по словам одного из полицейских-участников операции, не менее чем из двадцати человек.

Только с помощью вертолетной атаки отряду удалось прорваться внутрь здания, где было обнаружено четыре установки для производства наркотиков, сотни килограммов опиума-сырца, десять килограммов героина; семь килограммов морфия. Преступникам, как сообщила печать, удалось скрыться…

Облавы — частое явление и в самой столице. С одной только разницей: в провинциях ловят производителей наркотиков; а в Бангкоке — их потребителей. Согласно последним данным, в «городе ангелов» насчитывается свыше пятисот тысяч наркоманов, из них около ста тысяч тяжелобольных. Зафиксированы многочисленные случаи отравления героином не только среди взрослого населения, но даже в начальных школах. Бангкок превратился в «самый опасный очаг наркомании в мире», — вынуждена была признать местная газета «Морнинг экспресс». Не иначе как в воспитательных целях каждый год в декабре на центральной площади Бангкока устраивается грандиознейший костер. Самый дорогостоящий костер в мире! Сюда свозят весь конфискованный опиум, морфий, героин, марихуану и торжественно уничтожают под аплодисменты жителей столицы. Право запалить «белую смерть» предоставляется начальнику полиции.

Цена — того зелья, которое американский коммерсант пытался прихватить с собой в США, да и предновогоднего «наркотического факела», кажется ничтожной на фоне масштабных деяний международных — преступных синдикатов, действующих через своих агентов на территории «золотого треугольника». Несколько фунтов героина, прихваченного незадачливым американским торговцем, равно как, впрочем, и трофеи операции в Мэчан, ничто в сравнении с целыми караванами из сотен тяжелогруженых волов, по горным дорогам регулярно вывозящих из Таиланда опиум, множеством катеров и лодок, оснащенных хитроумными тайниками, в которых прячется «белая смерть», десятками автоцистерн, где среди живой рыбы или в растительном масле скрыт в полиэтиленовых мешках героин, предназначенный «на экспорт». Как признают таможенные власти, ежемесячно воды Сиамского залива в направлении Гонконга или Сингапура покидает как минимум один траулер, груженный опиумом-сырцом. Вся эта четко отлаженная цепочка находится в руках всесильных заправил преступного бизнеса.

Среди участников международной наркотической мафии имеются настоящие короли. Один из них — Кхун Са. У него несколько имен: китайское — Чан Шифу, бирманское — Кхун У, тайское — Чан Чантракун… Он построил шикарный особняк в Бангкоке, владеет крупным магазином в Чиангмае, деревня Хин Танк (провинция Чианграй) считается его резиденцией. Сын Кхун Са получил образование в Соединенных Штатах, дочь — в Англии. Бывший капитан гоминьдановской армии, он создал так называемую Шанскую объединенную армию, которая ведет борьбу за отделение Шанской национальной области от Бирмы. Под командованием Кхун Са находится около четырех тысяч вооруженных головорезов, обученных специалистами из Центрального разведывательного управления США. По обе стороны таиландо-бирманской границы для них создана сеть опорных пунктов.

В районе «золотого треугольника» действуют также довольно многочисленный отряд преемника небезызвестного Ло Синханя, который в 1976 году был схвачен тайским патрульным отрядом и передан бирманским властям, «Национальная освободительная армия племени лаху», весьма крупная группа бандитов под руководством Лао Сы. За ними тоже стоят покровители из штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли, которые не прочь погреть руки на контрабанде. Причем дело это для них отнюдь не новое. «Рыцари плаща и кинжала» активно занимались им еще в годы вьетнамской агрессии — снабжали наркотиками десятки тысяч солдат и офицеров корпуса интервентов; они не отказались от торговли «белой смертью» и после того, как американцы были изгнаны с земли Индокитая.

…Лейтенант Бобби взглянул на часы, поводил пальцем по разложенной на коленях карте и, обращаясь к пилоту, приказал идти на снижение. Под крылом самолета на десятки километров раскинулся тропический лес: не видно ни малейшего признака аэродрома. В воздух неожиданно взмыла ракета. А вслед за этим раздвинулись укрытия, закамуфлированные под деревья и кусты, скрывавшие узкую взлетную полосу. «Выпустить шасси, приготовиться к посадке», — отдал команду лейтенант.

Спустя полчаса самолет лег на обратный курс. Деревья и кусты с помощью лебедок вновь были задвинуты на свои места, спрятав «аэродром» от посторонних глаз в гуще непролазных зарослей.

В нарушение Парижских соглашений 1973 года американцы продолжали оказывать военную помощь сайгонскому режиму, вмешиваться во внутренние дела Вьетнама. Несмотря на то что участие Пентагона в боевых операциях за важный в стратегическом отношении район «Клюв попугая» тщательно скрывалось от мировой общественности, факты, свидетельствующие о лицемерии политиков из Белого дома, получили всеобщую огласку. Каким образом? На алюминиевом фюзеляже самолета лейтенанта Бобби красовалась надпись, не оставлявшая сомнений относительно его принадлежности: «Эйр Америка». И надпись эта отчетливо была видна на помещенной в печати фотографии, которую на месте событий удалось каким-то непостижимым образом сделать корреспонденту агентства Ассошиэйтед Пресс.

Таинственная и законспирированная под гражданскую «Эйр Америка»! Частная чартерная авиакомпания с тысячами служащих, насчитывающая в своем распоряжении двести самолетов. Она отказывалась от рекламы и не публиковала сведений ни о своих прибылях или убытках, ни о капиталовложениях или дивидендах. Всемогущая «Эйр Америка», связи которой с Лэнгли ни для кого не являются секретом. В орбите ЦРУ она вращается с тех далеких времен, когда на самолетах «Камко» агенты американской разведки переправляли оружие гоминьдановскому генералу Чан Кайши. Из летающих машин «Камко» была создана эскадрилья «воздушных тигров», американский иностранный легион, шефом которого являлся генерал Клэр Ли Шенно, позднее награжденный Чан Кайши тайваньскими орденами «Длинный меч» и «Облако и знамя» пятидесятого класса. Фирма «Камко» уступила затем место компании «Сивил эйр транспорт», или сокращенно СЭТ. «Сивил» означает «гражданский», и вот на этих «гражданских» самолетах летчики СЭТ в 1954 году доставляли оружие и боеприпасы в осажденную крепость Дьен-Бьен-Фу. Позднее ЦРУ ликвидировало скомпрометировавшую себя компанию и заменило ее «Эйр Америкой», штаб-квартира которой была перенесена с Тайваня в Таиланд. Много лет безнаказанно действовали здесь сотрудники Центрального разведывательного управления. Помимо чисто диверсионных операций самолеты этой авиакомпании использовались для транспортировки опиума. Ныне филиал «Эйр Америки» в Таиланде перестал существовать. Прохудилась «крыша» над головой «рыцарей плаща и кинжала». По требованию демократических сил бангкокские власти закрыли местное отделение этой шпионской фирмы…

Горные народы мео выращивают «цветы дьявола», как правило, в труднодоступных областях, расположенных порой за десятки километров от их селений. Опиум хранится в каждом доме как капитал. Крестьяне часто используют его вместо денег.

Неоднократные попытки местных властей переселить мео из горных районов в долины, заставить их культивировать другие виды сельскохозяйственных продуктов желаемого результата пока не принесли. Во-первых, сказываются устоявшиеся традиции: мео выращивают мак веками. В конце XVIII столетия англичане, широко распространив опиекурение в Китае, внезапно прекратили поставки наркотика. Вот тут-то мео и вышли на арену в качестве главных и единственных тогда торговцев одурманивающим зельем. Во-вторых, мео, несмотря на то что они нещадно эксплуатируются скупщиками-бандитами, получают от мака несравнимо большие доходы, чем от любой другой сельскохозяйственной культуры. В-третьих, как я уже говорил, играет роль «политика с позиции силы». Ведь «солдаты армий Кхун Са», головорезы из других групп сами не занимаются ни выращиванием «цветов дьявола», ни сбором опиума. Они вынуждают крестьян выполнять эту крайне трудоемкую и кропотливую работу. Их цель — контрабанда, с которой они стригут купоны.

Преступники сбывают опиум оптовым покупателям за рубежом, загребая баснословные прибыли. Не случайно же район стыка границ Бирмы, Лаоса и Таиланда именуется «золотым треугольником». Такое экзотическое название он получил, несомненно, благодаря тому, что отсюда льется золотой дождь, оседающий в сейфах местных «опиумных королей», их хозяев из ЦРУ, международной «наркотической мафии». Бандиты организуют вывоз «товара», часто на ходу перегоняя опиум-сырец в героин, охрану его в пути, вступая в вооруженные стычки с конкурентами и правительственными отрядами. Полицейские рейды по обнаружению и закрытию героиновых фабрик, передвижных «обогатительных установок» представляются сущим пустяком, сценками из «розовых» кинофильмов по сравнению с баталиями, возникающими порой при столкновениях «армии» Кхун Са с регулярными войсковыми частями. Детали одной из крупнейших операций долго обсуждались местными и иностранными органами массовой информации…

В тот день жители деревни Хин Таик загодя покинули дома и укрылись в окрестных лесах. Вскоре громыхнули взрывы авиационных бомб, ракет и артиллерийских снарядов. В атаку ринулись три батальона таиландских пограничных войск. Их встретили залпы реактивных гранатометов и другого вполне современного оружия, которым ЦРУ оснастило «королевскую рать» Кхун Са. Наступление шло по всем правилам военной науки, и контрабандисты, потеряв убитыми двести человек, вынуждены были отступить за пределы страны. В качестве трофеев были захвачены не только героин и пакеты для его упаковки, но и двадцать тонн оружия: 700 винтовок, пистолетов, 52 тысячи патронов, 300 гранат, противотанковые ружья, другое вооружение — все в основном американского производства.

Вопрос о совместной борьбе с наркоманией время от времени поднимается на сессиях Ассоциации государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН), в которую помимо Таиланда входят Малайзия, Индонезия, Филиппины, Сингапур и Бруней. В частности, обсуждаются меры по пресечению подпольного распространения «белой смерти». В каждой из стран «шестерки» действуют суровые законы, предусматривающие длительные сроки тюремного заключения и каторжных работ для торговцев и доставщиков наркотиков. Однако этого мало. Чтобы повалить дерево, надо уничтожить корни — к такому выводу все чаще приходят эксперты по борьбе с наркоманией. Чтобы убить «белую смерть», надо сжечь, распахать, вытравить ядохимикатами маковые плантации. Все это верно лишь наполовину. При выдвижении всяких проектов забывается или не замечается главное. А именно: корневая система распространения и употребления наркотиков питается прежде всего страшным социальным неравенством, нещадной эксплуатацией трудящихся, беспросветной нуждой, царящими в мире капитала, мире, в котором поклоняются золотому тельцу, где простой человек, задавленный невзгодами и тяготами жизни, от страха потерять работу, а стало быть, и кусок хлеба пытается найти минутное забвение в курении опиума или одурманивании себя каким-либо иным сильнодействующим «лекарством».

Тысячу двести тонн опиума ежегодно собирают крестьяне мео в районе «золотого треугольника». Затем «в дело» вступают гангстеры из именитейших мафий Запада, японских «якудза», членов тайваньского «бамбукового союза», гонконгских, сингапурских и сан-францисских «триад». А спустя некоторое время в крупных американских городах, в столицах ряда государств Западной Европы те же самые капли яда, которые получаются из мака, уже превращенные в кристаллы героина, растворяются в шприцах наркоманов…

 

Сиам значит «темнокожий»

В семье радость. На свет появился ребенок. Надо бы созвать родственников, близких друзей, знакомых. Вполне естественно, что такое событие необходимо как-то отметить. Однако новоявленный отец не торопится принимать поздравления. Вместо гостей он приглашает в дом… шамана. Да, именно шамана, который изгонит из тела ребенка злого духа, возможно уже успевшего там поселиться.

Свое умение исполнять ритуальную пляску колдун демонстрирует под неистовый грохот барабанов. Сначала медленно, размеренно, акцентируя каждое движение. Затем ритм танца постепенно убыстряется, и, когда от исступленной бешеной скачки шаман, кажется, вот-вот рухнет в изнеможении на землю, музыка внезапно обрывается. В полной тишине подходит шаман к циновке, на которой лежит новорожденный, и несколько раз топает ногой. Решимость колдуна, его грозный вид, его дикая пляска, способная испугать не только слабонервного, но и человека, обладающего железной выдержкой, — весь этот комплекс устрашающих мер, согласно укоренившимся предубеждениям, действует без осечки. Злой дух покидает тело ребенка. Церемония благополучно закончена. Остается лишь последнее — повязать на счастье «святую нитку» вокруг запястья новорожденного, и можно посылать за родственниками, друзьями, собирать на стол, устраивать торжества. С этого момента ребенок считается «истинно новорожденным», и община принимает его в свою семью.

Это не фрагмент бытовой фрески из жизни крестьян прошлого века, а существующий поныне обряд, широко распространенный в селениях многих горных народов Таиланда.

Представители более тридцати различных племен народов лису (лишау), лаху, акха (хани), лава, мео, каренов, ман, шанов, лу, кюн, мраби населяют горные области страны к северу и северо-востоку от Чиангмая, а также районы по границе с Бирмой. Каждый из этих народов традиционно живет на определенной высоте; выше всех находятся деревни мео и ман, ниже всех — каренов.

Последние не забираются в горы выше восьмисот метров над уровнем моря, что позволяет им заниматься рисоводством. Живут они довольно крупными деревнями; в каждой есть староста, избираемый всем населением; должность эта зачастую передается «по наследству» от старшего к старшему. Все важные решения в деревне принимаются только с одобрения старосты. В более крупных селениях назначение его утверждается таиландскими провинциальными властями, и он получает титул «пу яйбан» — буквально «большой человек деревни». Среди каренов встречаются новообращенные баптисты, буддисты, но большинство придерживается анимистических верований. Эта религия основывается на поклонении бесконечно многообразным духам, на искупительных жертвах, ворожбе, табу…

Вышло так, что мы прежде всего настроились на встречу с лису. Хотелось познакомиться с представителями именно этого народа, хотя нам было известно, что все малые горные народы Северного Таиланда, за исключением каренов, находятся на одинаково низкой ступени социально-экономического развития и этнической консолидации. Сохраняющийся натуральный характер их хозяйства и ограниченные контакты с внешним миром объясняются исторически сложившимися условиями их расселения, изолированностью отдельных групп одного и того же народа друг от друга.

Добраться до селений лису чрезвычайно трудно, ибо они находятся высоко в горах. Традиция строить деревни на крутых уступах в горах сохранилась с незапамятных времен: чем выше, тем проще было защищаться от набегов враждебных племен. Кроме того, деревни лису тщательно охраняются, и любые попытки посторонних людей пробраться в них, как правило, безуспешны.

В Чиангмае мы пытались «закинуть удочку» по поводу визита к лису: мол, хорошо было бы взглянуть, как они живут, чем занимаются, посмотреть их обряды. Но, увы… Нам рассказали о строгих мерах, при помощи которых лису ограждают себя от нежеланных посетителей. Ну а если случайно повезет и глава племени согласится принять любопытных фарангов, то мы рискуем потерять по меньшей мере дня два-три, так как дорог в горах нет, машиной, следовательно, туда не попадешь, и единственное средство передвижения — это пони или слоны. Пони с грехом пополам достать можно, что касается слонов, то лишних в Чиангмае, пожалуй, не найти. Эти умные и добрые животные целый год заняты на лесоразработках.

Нам не повезло: поближе познакомиться с лису не удалось.

Пришлось удовлетвориться расспросами о быте и нравах этого народа. Собранные сведения помогли нам полнее представить себе его жизнь.

Живут лису в низких бамбуковых строениях с земляным полом. Вход в хижину, именуемый «Путь для доброго духа», ведет в единственную комнату, где по стенам расположены деревянные помосты — кровати. В центре помещения — очаг, над которым подвешен котел (к слову сказать, лису, как правило, селятся недалеко от горных ручьев, вода из которых по бамбуковым трубам поступает в центр деревни). Рядом с хижиной размещается загон для скота, клетка с домашней птицей. Лису, да и все другие горные народы Таиланда, не промышляют, как, например, мео, выращиванием опийного мака. Большинство из них занято земледелием, разведением тяглового скота (буйволов), лесными промыслами.

Одежда лису многоцветна. В будни женщины носят миди-накидки, расшитые разноцветными полосками: белыми, голубыми, зелеными, желтыми, пурпурными. Голову прикрывает огромный черный тюрбан. Праздничный наряд еще более красочный. Для каждого торжества, обряда, церемонии предусмотрен особый вид одежды. Больших различий в одежде мужчин и женщин нет. Даже ювелирные украшения у них одинаковые: например, и те и другие в ухо продевают большую серьгу в виде кольца.

Лису не считают «настоящим мужчиной» того, кто не овладел искусством «пить чай и обращаться с оружием»; кроме того, обязательным считается умение играть на каком-нибудь музыкальном инструменте.

Лису сохраняют древние анимистические верования: они преклоняются перед духом земли, леса, воды… Ежегодные церемонии задабривания духов входят в обязанности вождя. Женщины никогда не расстаются с амулетами, висящими на шее, мужчины носят талисманы в карманах. Среди лису есть и христиане; до недавнего времени лису имели особую жреческую касту, которая вершила судьбами людей как при родоплеменном строе.

Пожалуй, самым веселым и самым продолжительным праздником у лису является Новый год. За несколько дней до его наступления женщины начинают готовить сладкие рисовые лепешки, мужчины закалывают и жарят на кострах поросят. В честь духа неба в ночь под Новый год раздаются холостые выстрелы из охотничьих ружей. Веселье не обходится без музыки, которая звучит непрерывно. Танцы длятся с вечера до самого рассвета. После небольшого отдыха все возобновляется: застолье, песни, пляски. И так — почти неделю.

Впрочем, праздники, ритуалы, связанные с рождением ребенка, с другими важными событиями в жизни людей, характерны не только для лису, но и для всех горных народов.

Как-то в Бангкоке, в самом центре города, у гостиницы «Дусит тани», мне довелось повстречаться с мужчиной и женщиной, на которых просто нельзя было не обратить внимание. Поражал их внешний вид, резко контрастировавший с окружающей обстановкой. Прическа женщины походила на перевернутую продолговатую цветочную вазу, украшенную металлическими кружочками. Оказалось, что это монеты: индийские рупии и таиландские баты, бирманские джа и американские центы. Они вперемежку с бусинками жемчуга непостижимым образом держались на голове. Грудь женщины прикрывал большой рельефный медный диск, а шея была как бы закована в своеобразное ожерелье из цельного куска отливавшего серебром металла. Закрепленные в прическе тонкие бамбуковые палочки гроздьями свисали ниже плач. Облегающая блузка, мини-юбка и гетры, сшитые из лоскуточков материи всех цветов, подчеркивали стройность ее фигуры. Спутник женщины ничем особо не выделялся, если бы не его куртка и мешковатые брюки, сплошь увешанные серебряными монетами. Во рту у него курилась длинная трубка. Острижен он был под машинку, и только на затылке можно было различить едва приметную косичку, которую, как выяснилось, носят все мужчины пламени, к которому принадлежала эта пара. Такие косички якобы оберегают человека от всех невзгод и болезней.

— Мы — акхе, — ответил на мой вопрос мужчина. — Меня зовут Риам. А это, — он повернулся к спутнице, — моя сестра.

Риам рассказал, что их племя насчитывает около двенадцати тысяч человек. Они расселены в деревеньках, разбросанных в горах к западу от автострады Чиангмай — Мэсай.

— Сами мы из селения Сэнчай, — Риам говорил на смешанном тайско-лаосском языке. — Это центральная деревня племени, как бы его столица, поскольку в ней живет верховный глава. Его именем — Сэнчай — она и названа. В Бангкоке Риам и его сестра бывали и раньше. Участвовали в ярмарках и других народных празднествах. На этот раз в отеле «Рама» проводился фестиваль, по ходу которого должны были демонстрироваться национальные одежды различных племен, в том числе и акхе.

— Никак не привыкну к городской жизни; Шум, толпы народа. Все куда-то спешат, торопятся. Того и гляди попадешь, под машину. — Риам посмотрел на дорогу, по которой вереницей неслись автомобили. — Да и деньги здесь нужны немалые.

Акхе не любят путешествовать. Они домоседы. В близлежащие города Мэсай и Мэчан они ездят только тогда, когда кончаются запасы соли, спичек, керосина… Акхе любят спокойную, размеренную, простую сельскую жизнь.

— Конечно, мы поддерживаем связь с другими племенами. — Риам задумался, подыскивая нужное слово. — Торгуем с яо. Рис, бобы, скот… Работают у нас главным образом женщины. Они выращивают рис, красный перец-чили, овощи. В сухой сезон вышивают, мастерят корзины, шьют одежду. Мужчины? Они курят вот такие трубки. — Риам вынул свою изо рта. — Иногда, если есть желание, ходят на охоту или ловят рыбу. Какая у нас любимая еда? Самое лакомое блюдо — мелко нарезанное собачье мясо, пережаренное с рисом. Специально для этого мы держим собак.

Риам еще долго говорил о традициях и обычаях акхе.

Акхе, например, почти не празднуют свадеб, да если они и устраиваются, узы брака не становятся от этого прочнее. Мужчину по крайней мере этот обряд ни к чему не обязывает. Он легко может разойтись и взять другую девушку в жены, не вызвав порицаний со стороны соплеменников. Достаточно только «обвенчаться», для чего он и его избранница идут в джунгли, где обмениваются серебряными браслетами. Свадьбы празднуются редко и выливаются в грандиозные пиршества. Во время свадьбы, совершаются любопытные ритуалы. Вождь племени препровождает невесту во внутренний двор дома, в котором живет будущий муж. Там невеста должна надеть белую юбку, а вождь топает ногой по земле, прогоняя таким образом «шатающихся злых духов». Перед тем как жених и невеста войдут в свой дом, им на ноги льют воду. Этот обычай акхе называют очищением. Затем молодожены, сидя на двух маленьких скамейках, должны несколько раз передать друг другу куриное яйцо — символ любви и плодородия.

Я и раньше слышал, что похожего ритуала придерживаются все горные народы Таиланда. В частности, у меб во время новогодних празднеств по лунному календарю юноши и девушки выстраиваются напротив друг друга в две шеренги и начинают перебрасываться тряпичными мячиками. Довольно быстро становится ясно, у кого с кем в игре устанавливается контакт и взаимопонимание. Наконец парочка, на которую обращено всеобщее внимание, выходит в центр площадки, а остальные, взявшись за руки, поют древние гимны. Если юноша и девушка решают вступить в брак, они тайком пробираются в дом родителей невесты и остаются там на ночь. Когда их утром обнаруживают, происходит шумный скандал с приступами напускной ярости и угрозами. А потом семьи приступают к финансовым переговорам…

— Пока молодожены играют куриным яйцом, — продолжал Риам, — вождь племени режет свинью и разделывает ее на части. Сам праздник начинается, когда жених и невеста обнесут всех приглашенных напитками. Молодые стараются как можно быстрее построить себе отдельное жилище, поскольку в родительском доме им запрещается спать вместе.

Семья — главная социальная ячейка у горных племен Таиланда. В ряде родовых общин существует обычай брать жену исключительно из своего племени. В некоторых деревнях староста устанавливает строго определенное число представителей других народностей, с которыми позволяется вступать в родство его односельчанам.

Акхе верят в добрых и злых духов: считается, что все хорошее и все плохое в жизни человека зависит от них. Для изгнания злых духов строят специальные ворота перед деревней — символический барьер, ограждающий обитателей деревни от их влияния. Каждый год акхе возводят ворота заново. Эта церемония под названием Ло Ко Меу длится три дня, в течение которых никто не может выйти за пределы деревни или войти в нее. За воротами акхе ставят две деревянные статуи: они охраняют ворота. Есть даже песня, в которой сказано, что же требуется от деревянных статуй. Исполнением этой песни и завершается церемония Ло Ко Меу.

Когда женщина с двойней пытается войти в деревню,

Не пускайте ее!

Когда у буйвола двойня,

Не пускайте его!

Когда тигр подходит к деревне,

Не пускайте его!

Когда орел подлетает,

Не дайте ему сесть на ворота!

Когда приближается Добро,

Разрешите ему войти!

Когда приближается Зло,

Гоните его прочь!..

— Риам, а почему женщину с двойней нельзя пускать в деревню? — спросил я.

— О! Есть у нас один обычай, который я бы упразднил, — жестко произнес Риам. — Плохой обычай, бессмысленный. Но на это у меня, к сожалению, нет власти. Будь я главой племени — тогда другое дело…

— В чем же он заключается, этот обычай?

— Рождение двойни у акхе считается дурным предзнаменованием. Детей в таких случаях умерщвляют, а родителей изгоняют на целый год в лес, где они должны выполнить сложный обряд очищения. Хижину их сжигают, домашний скот убивают. Но к счастью, — закончил Риам, — появление на свет двойни у нас крайне редкое явление.

— А вот у мео, — решил я продемонстрировать свои познания, — напротив, рождение двойни — хорошее предвестие… Но ни Риам, ни его сестра ничего на мои слова не ответили. Может, не расслышали, может, не захотели заострять больше внимание на этом вопросе.

— Пора в «Раму», — взглянув на часы, произнес Риам. — Скоро начнется показ мод.

Много, очень много племен различных народов проживают в северных районах Таиланда. Да и не только в северных. Повсюду, по всей стране. Они отличаются друг от друга обычаями, нравами, культурой, родом занятий, укладом жизни, бытом, сложившимися тысячу, две и более лет назад. Исследователям Таиланда так и не удалось выработать единой точки зрения относительно происхождения слова «сиам», вернее, его значения. Называя в общем-то конкретную дату начала его употребления в лексиконе древних (так обращались в XI–XII веках кхмеры к тайским воинам — наемникам), одни уверяют, что точный смысл слова «сиам» неизвестен, другие, в том числе и советские ученые, придерживаются версии, согласно которой «сиам» — это слегка измененное санскритское «сайэм» и означает «темнокожий». Дело в том, что к коренному населению Индокитайского полуострова принадлежат семанги — представители негритосской расовой группы; они низкорослы, с короткими курчавыми волосами. Именно такими изображены, кстати, тайские воины на барельефах крупнейшего храма Ангкор в Кампучии, строительство которого завершилось в первой половине двенадцатого столетия. Их потомков можно и сейчас встретить в горах южных провинций Таиланда — Транг, Паттани и Накхонситхаммарат. По данным этнографов, численность семангов в Таиланде не превышает тысячи человек. Проживают они в небольших деревеньках, затерянных в лесах Малаккского полуострова. Семанги — искусные рыболовы и отважные охотники. Все их оружие состоит из длинной бамбуковой палки, из «ствола» которой выдувается отравленная стрела. Женщины обрабатывают кокосовые орехи, получая из них койру и копру, собирают съедобные корни и целебные травы.

В расовом отношении население Таиланда довольно однородно: подавляющее его большинство (тайские народы, малайцы, китайцы и т. д.) по антропологическому типу относится к южным монголоидам; австралоидиые представлены сеноямм, мокенами, горными мон-кхмерскими народами. (веддоидная группа) и семангами (негритосская группа), европеоидные типы — немногочисленными выходцами из Индии и стран Запада.

Советские этнографы в основу выделения этнической принадлежности таиландских народов положили языковой признак, учитывая, однако, при этом и целый ряд других черт, характеризующих религию, культуру, обычаи.

По этническому составу население страны чрезвычайно пестро. Ядро его составляют тайские народы, включающие по меньшей мере пятнадцать этнических общностей. Наиболее многочисленными народами являются сиамцы (таи) — около двадцати миллионов и лао — примерно десять миллионов. Среди так называемых малых тайских народов различаются шаны, лу, кюн, путай, насчитывающие от пятидесяти до ста тысяч человек каждый. Сиамцев можно встретить повсюду, однако сии в общей своей массе сконцентрированы в центральных и южных областях, северной части Малаккского полуострова.

Малые тайские народы живут на крайнем севере страны. В районе плато Корат в результате слияния сиамцев с местными лао образовалась этническая группа тай-корат (около одного миллиона человек), а на юге, в провинциях Чумпхон, Накхонситхаммарат и на острове Пхукет, в результате смешения сиамцев с местными малайцами — группа тай-пак-тай (чуть более полутора миллионов человек).

Горные тай проживают в основном на севере: путай — на северо-востоке плато Корат, лы — в окрестностях Лампхуна, Чиангмая, Пхрэ и Нан, кюн — в Чиангмае и Чианграе, фуан — вдоль реки Меконг. Шаны обитают на северо-западе Таиланда в районах, пограничных с Бирмой. Лао расселены главным образом в северо-восточных провинциях (около восьми миллионов), северных (порядка двух миллионов) и центральных (менее одного миллиона). Этническая граница сиамцев и лао проходит на севере близ города Сукхотаи, а на востоке — по горам Донгпхраяфай.

Нетайское население страны по языку относится к австроазиатской, австронезийской, китайско-тибетской и индоевропейской семьям.

В австроазиатскую входят моны (около ста тысяч) в центральном районе, кхмеры (триста — четыреста тысяч) — в восточных и центральных областях, куй (около четырехсот тысяч) — в примыкающих к Кампучии, провинциях, лава (около пятнадцати тысяч) — в северных районах. К перечисленным народам лингвистически близки семанги и сеней, а также, мраби (всего около шестисот человек), живущие в лесах Северного Таиланда, и ведущие бродячий образ — жизни, типичный для первобытных охотников и собирателей даров природы. К австроазиатской группе часто относятся народы мео и ман численностью несколько десятков тысяч человек каждый, а также вьетнамцы (около шестидесяти тысяч), меньшая часть которых — это обосновавшиеся в Таиланде потомки вьетнамцев-христиан, переселившихся сюда еще в середине прошлого века, а большая — беженцы периода борьбы Вьетнама против французских колонизаторов.

На языках австронезийской семьи говорят малайцы (около одного миллиона), населяющие принадлежащую Таиланду часть Малаккского полуострова, и мокено (около двух тысяч человек) — морские рыболовы, не имеющие постоянных поселений и кочующие с острова на остров. В провинциях Паттани, Яла, Наратхиват малайцы живут в изоляции от тай и сохраняют в нетронутом виде свою культуру. В провинции Сонгкхла они находятся в окружении тай и китайцев, вступая с ними в активные межэтнические контакты.

Китайско-тибетская семья представлена в Таиланде, с одной стороны, китайцами, а с другой — народами тибето-бирманской группы. Китайцы (около шести миллионов человек) занимают второе после тайских народов место по численности. Основная их масса сосредоточена в городах они составляют две пятых населения Бангкока и значительный процент жителей центров провинций, — а также в сельских населенных пунктах Менамской низменности и Южного Таиланда. Имеется очень много смешанных китайско-сиамских семей. Миграция сюда китайцев началась несколько веков назад, и в настоящее время китайцев, покинувших родину, в Таиланде больше, чем в каком-либо другом государстве мира. До 1912 года в Сиам разрешалось приезжать только китайцам-мужчинам, они вступали в брак с тайскими женщинами. В дальнейшем в составе иммигрантов появились китаянки, и, следовательно, количество смешанных браков уменьшилось. Официальная таиландская статистика считает китайцами только уроженцев самого Китая (таких насчитывается около трехсот пятидесяти тысяч), по китайским же обычаям, ребенок, у которого хотя бы один из родителей — китаец, принадлежит к китайской национальности независимо от места рождения и проживания.

В целом этнический состав населения Таиланда окончательно еще не изучен. Проводящиеся в настоящее время лингвистические и этнографические исследования позволят с большей точностью установить и численность, и размещение различных народов страны.