Глава 14
Губернатор нервничал. До программы оставалось меньше суток, а у него по–прежнему не было твердых гарантий, что все обойдется. Лазаров говорил, что делает все возможное и невозможное, но вдруг он водил его за нос? Вдруг его купили политические противники или сумели надавить из Кремля? Впрочем, нет. Такого не может быть. Лазаров предан ему, как пес. А вот и он. Посмотрим, с чем пожаловал.
— Ну что, — спросил Полищук, — есть новая информация?
— Есть, Виктор Сергеевич. Мы напрягли все наши связи, обратились за помощью к очень могущественным людям.
— Ну и что? Толк–то есть?
— Он будет, Виктор Сергеевич. Возможно, все решится за несколько часов до программы. Вы ведь понимаете, Кремль — крайне бюрократическая структура. Там нужно все обсудить, перетереть, со всеми навести мосты. На это уходит время.
— Но ведь его у нас нет! У нас совсем нет времени!
— Не волнуйтесь. Мы использовали все ресурсы и подошли к проблеме с абсолютно разных сторон. Один из путей должен сработать.
— Ты можешь мне это гарантировать и поручиться за своих людей? Ты готов в случае неудачи взять ответственность на себя. Всю ответственность?
— Готов, — ответил после короткой паузы Лазаров.
***
Звонок знакомого из ФСБ застал Дмитриева за завтраком.
— Леша, привет, это Виктор! Есть кое–что по поводу того телефончика.
— Отлично! Что удалось узнать?
— Номер числится за неким Артуром Беркутовым. Так уж вышло, что мне знаком этот человек, он как–то был в нашей разработке. Но это мелкая сошка. А вот тот, на кого он работает…
— Да, и кто же это? Не томи.
— Извини, Леш, я тебе не могу его назвать. Но это птица очень высокого полета. Весьма опасный и влиятельный тип. Его лицо не сходит с экранов.
— Скажи только, а он имеет какое–то отношение к Полищуку и к ОНВ?
— Не только к ОНВ, но и еще к паре каналов и пяти–шести газетам. Твой губернатор по сравнению с ним — так, мелкая сошка. А вот в каких они отношениях — сказать затрудняюсь. Ясно только, что у этого человека по всей стране какие–то свои интересы.
— Вот влипли!
— Вот именно. Так что лучше выходи из игры, если еще не поздно. Когда кто–то встает у него на пути — этому несчастному можно только посочувствовать.
— Хорошо. Спасибо, что предупредил.
***
Этой ночью Володька практически не сомкнул глаз. Безумные кошмары один страшней другого терзали его беспрестанно. То Володька со всех ног удирал от Полищука и его головорезов по темным улицам, то, уже связанный, лежал в грязном подвале, то к его горлу подносили острый нож… Юноша вскакивал с кровати в холодном поту, но засыпая, снова погружался в кошмары. От них не было спасения… Стоило только закрыть глаза, как видения начинали преследовать его с новой силой. Лишь с рассветом Володька наконец задремал и смог перевести дух, но под утро леденящий ужас ночных страхов вновь дал о себе знать.
Волнение и страшный мандраж не давали покоя. Как пройдет сегодняшний эфир, на который он возлагает столь большие надежды? Оправдаются ли они? Станет ли он звездой или выпуск пройдет незамеченным? Раньше он нисколько не сомневался, что после субботнего эфира его ждет триумф, а вот сейчас вдруг испугался, разуверился в собственных силах. Почему это произошло и что тому виной — Володька не знал и сам. Не винить же, в самом деле, глупые ночные кошмары? Просто он почувствовал, что взвалил на свои плечи слишком тяжелую ношу. Раньше он не ощущал ее вес, а вот сейчас…
Встав с кровати, Володька заметил, что у него дрожат руки. Эти руки, которые уверенно переключали тумблеры, монтировали сюжет, писали обличительный текст, ни с того ни с сего заходили ходуном. И зубы. Они тоже отбивали барабанную дробь…
Телефонный звонок заставил Володьку подскочить в кресле и нервно сглотнуть слюну. Кому он понадобился с самого раннего утра? Что вновь стряслось? Не подходить! Не снимать трубку! Кто бы это ни был. Лишние переживания сейчас совсем ни к чему. Пусть себе звонят. Вот поймут, что дома никого нет, и успокоятся. Но телефон продолжал надрываться, а затем запищал и мобильник. Как будто кто–то знал, что он слышит эти звонки и может снять трубку… Как будто кто–то знал…
Наконец все смолкло… Володька перевел дух и всеми силами попытался заставить себя успокоиться. Не помогало. А может, бросить все к чертовой матери? Зачем триумф и слава, если ради этого ему приходится дрожать, как зайцу? Стоит ли игра свеч? Это ведь так просто — набрать номер и передать все записи, и он окажется на ОНВ. Более того, заработает кучу денег. Какая там честь и гордость? Прав был Лешка, бывают ситуации, когда нужно думать только о себе. Что ждет его после выхода программы? Защитит ли его популярность? А вдруг придется всю дальнейшую жизнь провести в бегах? Перемещаться с места на место, из одного города в другой? Жить в вечном страхе, трястись от малейшего шороха? У него уже сейчас дрожат руки и стучат зубы, а что будет дальше, когда защита Кремля ослабнет и угроза, нависшая над ним, обретет вполне реальные очертания?
Господи, зачем он влез в это дело? Зачем поддался? Ведь недаром от программы отказались все остальные корреспонденты, недаром Лешка трясся над ним и умолял все бросить. А он решил поиграть в героя, пойти напролом и смести губернатора со своего пути. Безумие! Кто он такой, чтобы тягаться с такой глыбой? Какая наивность, какая потрясающая беспечность! И вот итог — сейчас он боится даже собственной тени… А ведь его по сути даже не начали пугать — пока лишь только заманивали. А что будет с ним дальше? Кто придет ему на помощь, кто протянет руку? Боже мой!
Опять зазвонили телефоны. Оба сразу: и мобильный, и городской… С новой силой задрожали руки. Захотелось кричать. Что делать? Куда бежать? Где искать спасения? Кошмарные видения, казалось, обрели реальные очертания. Юноша вспомнил, как убегал от Полищука во сне, как его истязали в холодном подвале. А что если это был знак? Что если все это случится на самом деле?… Наконец, собрав в кулак всю свою волю, Володька соскочил с дивана и кинулся к трубке.
— Привет, это Леша. Ты чего не подходишь?
— Да так, спал, — соврал юноша, моментально приходя в себя: знакомый голос Дмитриева подействовал, словно хорошее успокоительное.
— Ну слава Богу, что все в порядке. Испугал ты меня. Только голос у тебя какой–то взволнованный. Ничего не случилось?
— Нет, все идет отлично, — вновь соврал Володька. — А ты чего звонишь?
— Знакомый из ФСБ посоветовал выйти из этого дела пока не поздно. Мы вторглись в сферу интересов очень влиятельных людей. Ты можешь опять со мной спорить, но поверь, дело и впрямь принимает крайне опасный для тебя оборот. Тут не только губернатор замешан. Тут все гораздо серьезнее.
— Да куда уж серьезнее? Дальше по–моему некуда.
— Я тоже так думал, но тем не менее. Володька, еще не поздно от всего отказаться. Еще не поздно послать все это к чертовой матери и жить спокойно. Подумай! Тебя никто не гонит с ЛТН. Ты зачислен в штат, у тебя все впереди. Будешь ездить на съемки, оттачивать свой талант.
— Талант?
— Да, Володька. Он у тебя, безусловно, есть. Ты знаешь, я посмотрел твой материал про губернатора.
— Как? Он же лежал у меня в столе?
— Да, но ведь ты зачем–то сделал несколько копий и одну из них забыл в монтажной.
— Верно. Это я подстраховывался на всякий случай.
— Ну вот, я и посмотрел. Поверь, материал отличный. Даже я со своим опытом работы вряд ли сделал бы лучше. Но прибереги свой талант для других целей. Не играй в эти опасные игры. Остановись, пока не стало слишком поздно.
И тут на Володьку словно что–то нашло. Страх уступил место храбрости, а отчаяние — безрассудной решимости. Дмитриев признал его программу выдающейся, сказал, что даже сам не сделал бы лучше. Такой материал просто не должен пропасть! Он даст его в эфир и войдет в историю! Да, черт возьми! Прочь все страхи и сомнения! Прочь эта девичья робость! Кто он, мужик или нет в конце концов! Сколько ему лет, чтобы искать защиту возле материнского плеча? Его ровесники воюют в Чечне и подставляются под пули, а он боится выйти в эфир! Какой позор!
— Нет, Леша, — сказал Володька после небольшой паузы. — Я сделаю программу и гори оно все огнем!
— Ты безумец!
— Я взялся за эту миссию и теперь просто обязан довести ее до конца!
Уже через полчаса Володька оделся и был готов отправиться к телецентру. Он испытывал странные чувства — его бросало то в жар, то в холод. Всепоглощающий ужас то сменялся уверенностью, то вновь охватывал его целиком. Юноша никогда не испытывал ничего подобного, он даже и не думал, что страх может настолько тесно граничить с решимостью.
Володька на цыпочках подобрался к двери и посмотрел в глазок — никого. Но открывать дверь все равно не хотелось. А вдруг злоумышленники затаились, вдруг они где–то прячутся, и стоит ему открыть дверь, как они выскочат из укрытия и набросятся на него? Но ведь не может же он провести взаперти весь день — его ждет работа. Володька сходил на кухню и, сжав в руке огромный нож, вновь подошел к двери. Теперь, в случае чего, он сможет отбить атаку. Да, он ударит любого, кто посмеет встать у него на пути — сейчас с ним шутки плохи. Щелкнув замком, он резко дернул дверь на себя и выскочил на лестничную клетку. Никого. Пусто. Обошлось. Выдохнув воздух, Володька отнес нож на кухню, закрыл дверь и подошел к лифту.
Теперь предстояло выйти из подъезда. Но что ждет его там, внизу, рядом с темной дверью, где не горит ни одна лампочка? Надо быстро подбежать к ней, нажать на кнопку, чтобы щелкнул кодовый замок, и толкнуть дверь от себя. На все про все три–четыре секунды, но за эти мгновения может случиться всякое. А вдруг там его уже подстерегает машина с людьми губернатора, которые схватят его и увезут в неизвестном направлении? Что делать, если рядом с дверью, под лестницей, притаился убийца, который только и ждет, когда он, Володька, окажется на линии огня? Возвращаться за ножом не хотелось, но, может, стоит? Вдруг это спасет ему жизнь? Нет–нет. Это все глупости! Надо просто как можно скорее выбежать из подъезда, и тогда его не успеют схватить. Быстро и решительно. Итак. Раз…два…три…
Володька со всех ног бросился к двери, но тут услышал за своей спиной подозрительный писк и в ужасе сжался в стену. «Наверное, это бомба, — пронеслось в голове, — теперь мне конец»… В то же мгновение кто–то с другой стороны начал набирать код, чтобы войти в подъезд. Лоб Володьки покрылся испариной, руки заходили ходуном, а волосы, казалось, встали дыбом. Такого ужаса он не испытывал даже находясь в квартире… Юноша до боли сжал кулаки и зажмурил глаза — он приготовился к смерти. Да, его сейчас убьют. Только бы его не стали мучить и пытать. Просто убили бы и все. Быстро и безболезненно… Он чувствовал, что за дверью — киллер, а позади него пищит бомба. Наверное, на случай подстраховки … Какая разница для чего… Важно лишь то, что сейчас дверь распахнется и убийца нажмет на спусковой крючок…
Когда дверь открылась, Володька закричал. Он упал на холодный пол и сжал голову руками. Как не хотелось умирать. Как не хотелось прощаться с жизнью, когда она еще толком и не начиналась. Он не успел завести семью, не сделал карьеру, не добился признания… Ему нет еще и двадцати пяти лет! Боже, как хотелось жить!…Хоть немного, хотя бы еще год или два…
— Что с вами, молодой человек? — поинтересовался незнакомый старик, поднимаясь к лифту. — Вам плохо?
— Что? — пробормотал юноша, открыв глаза.
— Вы что ли мышки испугались? Стыдно, молодой человек!
— Ка…Какой мышки…?
— Ну как же, вон она, под лестницей.
И правда, только сейчас Володька заметил это крохотное серое существо, писк которого он принял за бомбу. А человек, вошедший в подъезд, оказался не киллером, а вполне безобидным стариком. И тут Володька захохотал. Он смеялся как ненормальный, бил себя по животу и никак не мог успокоиться. Какой идиотизм! Мышка–бомба! Подумать только! А старикан достанет из–за пояса автомат и, изрыгая проклятия, откроет огонь! Вот это да! Неужели такое возможно! Какой бред!
— Вам точно нужно обратиться к врачу, — покачал головой старик.
Володька вышел из подъезда, захлебываясь от истерики. Он не мог заставить себя прекратить безудержный смех, который вместе со слезами буквально рвался наружу… Ха! Он уже давно так славно не веселился. Какая потрясающая сценка — мышиная бомба и старик–убийца! Вот дедуся своими трясущимися руками поднимает автомат, вот кричит ему: «Как посмел ты, безусый юнец, бросить вызов самому губернатору»! Вот жмет на курок, а затем подходит совсем близко и делает контрольный выстрел в голову. Ну разве не умора? Этот сценарий достоин голливудского блокбастера или очередного выпуска программы «Аншлаг»…
Володька зашел в метро и с трудом сдержался, проходя рядом с милиционером. Юноше казалось, что он сейчас извлечет из кармана связку гранат и с криками «Губернатор или смерть» забросает ими все пространство вокруг! Морщинистая бабулька, сидевшая в вагоне напротив Володьки с коробкой из–под утюга, тоже вызывала безудержное веселье. Юноша вдруг представил ее в эсесовской форме и платке с черепами, обвязанным вокруг головы. Она включает свое орудие пыток в розетку и страшно матерится, когда оттуда доносится треск и летят искры. Володька закрыл лицо руками и попытался успокоиться, но смех вырывался наружу. Юноша буквально захлебывался от него и сходил с ума. Пассажиры, находившиеся по соседству, спешно вскакивали со своих мест и отходили подальше. Но Володьке не было до них никакого дела — ему было слишком смешно…
Когда юноша вышел на улицу, его мобильник издал протяжный рев. Но теперь Володька не боялся звонков — он был готов встретиться со своими врагами и рассмеяться им в лицо!
— Алло, — сказал он бодрым голосом.
— Володя, вы получили наше письмо?
— Конечно. И даже прочитал.
— И что скажете в ответ на наше предложение?
— Я скажу, а не пойти ли вам всем в задницу! — рассмеялся Володька и выключил телефон.
Да! Он им всем покажет! Кому грозят эти вши, возомнившие себя королями? Он смеется над ними! Он плюет на них всех! Какое грандиозное веселье ожидает его сегодня! Этот день все запомнят надолго! День, когда он, Володька, будет праздновать успех, а его врагам, о чьем могуществе он столько слышал, останется лишь зализывать раны! Ха! Его не купить деньгами, не запугать! Он выше этого! Он даже выше неба! Он судья, каратель, призванный четвертой властью в свои ряды! И он докажет, что не зря на него возлагали надежды! Он поднимет над собой знамя и пронесет его сколь угодно долго, размахивая им и наводя ужас на всех этих губернаторских прихвостней! О, да! Сегодня он нанесет им удар, от которого они не оправятся!
До программы осталось всего лишь четыре часа. Нервы были напряжены до предела. Не только у Володьки. Нервничали операторы, монтажеры, редакторы, помогающие готовить передачу к эфиру. Нервничали даже корреспонденты, которые не имели никакого отношения к материалу, но знали о готовящейся бомбе. Казалось, весь ЛТН замер — канал жил ожиданием…
Володька сидел в аппаратной и последний раз просматривал видео, когда к нему заглянул Дмитриев.
— Привет! — сказал он. — Зачем выключил телефон? Я тебя еле нашел.
— Да чтоб всякие придурки не звонили.
— Это кто?
— Ну насчет того письма, помнишь?
— Помню, — взволнованным голосом произнес Алексей. — И что они от тебя хотели?
— Все то же самое, чтоб отдал им материалы.
— А ты?
— А я послал их в задницу.
— Что, прямо так и сказал?
— Ну да.
— Самоубийца!
— Уж какой есть.
— Получается, у них есть не только твой адрес, но и номер мобильного! Какие мрази! Ладно с этим я сейчас разберусь. А ты еще можешь передумать. У тебя есть где–то час. Потом будет поздно — просто не останется времени заменить твой материал каким–то другим.
— Учту. А с кем ты разбираться собрался?
— Да есть у меня одна мыслишка, как им удается так быстро всех нас вычислять.
Вбежав в новостийную комнату и увидев там Зотова, Алексей схватил его за плечо и резко развернул лицом к себе.
— Говори, мразь! — закричал он. — Это ты закладываешь всех нас? На что тебя купили, падаль? За что ты им продался?
— Уймись, — ответил Геннадий. — Ты в своем уме? В чем ты меня обвиняешь?
— Я тебе сейчас скажу в чем, — продолжал бушевать Дмитриев, не обращая внимания на удивленные взгляды коллег. — Это ты сообщил мой телефон прихвостням Полищука, а затем сдал стажера! Тебе это было легче всего, ты ведь вертишься в политической тусовке!
— Я не понимаю, о чем ты!
— Ах, не понимаешь! Ты интересовался у Лены адресом Володьки! Ты знал мой адрес, поскольку был у меня дома. Ты знал, что у меня есть интернет! Скольких еще своих коллег ты готов сдать?
— Я брал адрес Володьки для своей базы.
— Какой еще базы! Что ты гонишь?
— У меня есть адреса всех сотрудников, все телефоны и е-мэйлы. Мало ли — понадобится срочно людей о чем–то оповестить — такое уже не раз случалось. А Ленки то на месте нет, то она что–то теряет! Я никого не сдавал. Этой базе уже года два! У кого хочешь спроси — о ней многие знают.
— Ты ненавидел меня и всегда мне завидовал! — продолжал горячиться Алексей. — Поэтому ты решил меня сдать, а вместе со мной еще и Володьку!
— Да, ты никогда мне не нравился! Я этого не скрываю! Но я не буду сдавать своих коллег! — перешел на крик Геннадий. — За кого ты меня принимаешь? Я работаю здесь уже много лет и никто, слышишь, никто не мог усомниться в моей порядочности! Так что поумерь свой пыл и хорошенько подумай, прежде чем бросаться ничем не подкрепленными обвинениями!
— И правда, Леш, успокойся, — сказал Серов, разнимая двух спорящих. — Среди нас не может быть стукача. Мы здесь все работаем не один год и знаем друг друга как облупленные!
— Тогда кто он? Кто? Ведь он точно есть!
— Откуда мне знать? Но готов биться об заклад, его нет в этой комнате! Мы вместе не один пуд соли съели! В стольких переделках побывали! Опомнись, Леша!
— Ладно, ладно, — сказал Дмитриев, слегка успокоившись. — Ген, извини. Я бы не прав. Но черт возьми, все так совпало! Ты занимаешься политикой, ты спрашивал адрес Володьки…
— Я правда никого не сдавал, — ответил Зотов, — и мне очень жаль, что ты мог обо мне такое подумать.
— Черт, ну где же прячется эта крыса? Кто сливает про нас информацию?
***
Священник посоветовал ему разобраться в себе. Но как это сделать? Как найти покой в этом удушливом мире? А чего он хочет на самом деле, к чему стремится? К власти? К деньгам? К славе? Нет, черт возьми. Больше всего он хочет быть рядом с Оксаной…Да, эта бредовая на первый взгляд мысль никак не выветривалась из головы, не исчезала. Что общего может быть у него и у этой девочки с пластмассовыми бусами и розовыми фенечками? Он годится ей в отцы, но никак не в любовники. Хотя…
Хотя ему хотелось взять ее и бросить на обеденный стол, побросав с него все предметы. Услышать звон разбитых тарелок и стаканов, вазы и чайного сервиза…. Как показывают в кино, когда обезумившие от любви люди бросаются друг на друга. Порвать всю ее одежду и расхерачить стол, да что там стол — всю квартиру. Он хочет, чтобы мебель дребезжала и ходила ходуном. Он хочет упиваться любовью и крушить все вокруг. Но ведь так только показывают в фильмах. Так не бывает в жизни… Где вы видели пару, в порыве страсти уничтожающую собственную обитель? Нет! Даже во время секса они задумаются, во сколько им это встанет! Задумаются о том, где им купить эти чертовы тарелки по сходной цене. Они играют в расчет. Они не могут обезуметь, потому что на следующий день будут сидеть за столом и с калькулятором подсчитывать ущерб! Эти люди не способны на безумства, они вообще не способны любить!
У них секс значится по плану и расписан по часам! У них для любви отводится отдельное место в их гребаном графике! Но черт возьми, как хочется безумства! Как хочется сходить с ума вместе с этой наивной школьницей! Как хочется разнести все вдребезги и не думать о последствиях! Как хочется начхать на мораль и гнусное общество, что в осуждающих плакатах и обличительных заметках не знает себе равных! Он жаждет, чтобы в порыве страсти Оксана разодрала его рубаху и искусала его до крови! Чтоб сосед, отвернувшийся от жены, завистливо подрачивал на их счастье за стенкой! Чтоб все люди вокруг, придумавшие себе правила и обычаи и воздвигшие их в абсолют, чтоб все они набрали в рот побольше воздуха и кричали. Кричали от зависти. И плевать на все! На побитую посуду, на расхераченный стол и кровавые засосы на шее!
Из сладкого забытья Соловьева вывел телефонный звонок. Мысленно обрушившись на звонящего с проклятиями, Александр нехотя снял трубку.
— Алло, — ответил Соловьев.
— Это Ладыгин. Ты на месте?
— Ну да.
— Я сейчас зайду.
Это не было похоже на Василия Ивановича. Обычно он никогда не расхаживал по кабинетам, предпочитая в случае необходимости приглашать всех к себе. Таков уж был его статус — когда Красницкого не было на месте, всеми делами обычно заправлял именно Ладыгин. И чего это он решил зайти? Неужели что–то произошло?…
— Саша, у нас ЧП, — огорошил его Василий, едва появившись в дверях.
— Да что стряслось?
— В Кремле все переиграли. Мы не можем сегодня выйти с программой про губернатора.
— Что!!! — вскричал Соловьев, — да вы в своем уме! У меня анонсы уже идут! Вы хоть представляете, о чем говорите!
— Представляю Саша. Поэтому и пришел сообщить лично. Это не обсуждается. Материал нужно убирать.
— Но вы ведь общались с Кремлем. Там дали добро! Почему все изменилось?
— Человек, с которым я этот вопрос согласовывал, только что мне звонил. На него надавили очень влиятельные люди.
— Что за люди! Кто на него надавил?
— Я договаривался с заместителем министра печати. Думаю, ты можешь представить, кто с ним связался, если такой серьезный и уважаемый человек разговаривал со мной дрожащим голосом и был напуган, словно пятилетний ребенок.
— Но почему за два часа до эфира! Где это видано, чтоб так вопросы решались!
— Я не знаю. Это уже не от меня зависит.
— Что о нас зрители подумают? Это же такая грандиозная подстава! Если бы у меня был хотя бы день! Но что можно решить за пару часов!
— Это нужно решить, Саша. У нас нет другого выхода.
Соловьев понял, что это катастрофа. Зритель не простит подобного обмана и будет убежден, что в последний момент ЛТН струсил, включил задний ход. Разве подумает он о приказе Кремля и об этих чиновничьих интрижках? Нет! Зритель будет убежден, что во всем виноват именно их канал. К ЛТН резко упадет доверие, а вместе с ним упадут и рейтинги. На то, чтобы восстановить пошатнувшееся реноме уйдут даже не месяцы — годы. Это будет страшный удар…
Можно ли нарушить приказ? — Нет. Такая неслыханная дерзость приведет к закрытию канала. Чиновники не любят шутить. Но если приказ нельзя отменить, может, попытаться его исправить? Красницкий. Вот кто может еще что–то сделать в сложившейся ситуации. У него есть связи на самом верху. Он на короткой ноге со многими крупными политиками, несколько раз Красницкого принимал у себя даже первый помощник президента. Возможно, он сможет повлиять на ситуацию или во всяком случае попытаться это сделать. В конце концов, ему принадлежит канал, и падение рейтингов вряд ли его устроит. Конечно, звонить очень не хотелось. Соловьев презирал Красницкого, пожалуй, даже ненавидел. Но профессиональное пересилило в нем личное. Александр искренне переживал за судьбу ЛТН и в данный момент думал только об этом.
— Анатолий Аркадьевич, здравствуйте, — сказал Александр, набрав номер своего босса. — Тут у нас такое ЧП возникло…
— Все понял, Саша. Пока ничего не отменяй. Постараюсь разобраться.
Положив трубку, Соловьев перевел дух. Теперь от него уже ничего не зависело.
***
Ладыгин сидел в своем кабинете, когда ему вновь позвонил заместитель министра печати Сергей Альбертович Куканов. После их последнего разговора минуло не более получаса, и Ладыгин очень удивился, услышав взволнованный голос куратора ЛТН в Кремле.
— Василий Иванович, — сказал он. — Ситуация снова изменилась. Пока ничего не отменяйте. Но и не выходите в эфир.
— Не понял, Сергей Альбертович, что же нам делать? Как понимать ваши слова?
— Ждать, Вася, ждать надо. Тут такой шорох пошел — на моем веку ничего подобного не случалось. Мы тут все как на пороховой бочке сидим — того и гляди, все к чертовой матери разлетится.
— Да что ж там у вас такое происходит?
— Война большая намечается. Один клан против другого прет. А я, да и вы тоже, меж молотом и наковальней оказались.
— Что же делать?
— Я же говорю — ждать. Ни с кем нельзя ссориться — такие серьезные люди обид не прощают. А они с обеих сторон присутствуют. И неизвестно, кто верх одержит. Так что сиди и не рыпайся. Я позвоню, когда решение будет принято.
— Только не тяните, я вас очень прошу. У нас время в эфире заявлено и….
— Ты что, дурак? Какое на хрен время! Ты вообще не понимаешь, что тут началось! Ваш ЛТН — это так, муха. Ее прихлопнут и мокрого места не оставят. Не вздумайте там самостоятельно рыпаться. Только после окончательного решения. Все. До связи.
***
Лазаров ехал в автомобиле, когда ему позвонили.
— Дмитрий, у нас проблемы с материалом.
— Не понял! — крикнул Лазаров. — Какие проблемы! Ты же мне сказал, что все согласовано, я уже и губернатора обрадовал! Ты что несешь!
— Все было нормально, но вмешались очень серьезные люди. Сейчас принимается решение, давать материал или нет.
— Твою мать!
— А ты на меня голос не повышай, Лазаров! Забыл, с кем разговариваешь! Я, между прочим, серьезный чиновник, а не малолетка сопливая!
— Ладно, ладно. Не заводись. Ну сделай что–нибудь. Запусти компромат, дай денег, пригрози в конце концов.
— Ты чего, совсем из ума выжил? Кому я буду грозить, кого покупать деньгами? Министров и олигархов! У тебя голова есть на плечах? А компромата у них самих хватает. Нельзя войну начинать. Она всех нас похоронит.
— Тогда что мне делать? Что ответить губернатору?
— Что хочешь, то и говори. Сейчас только ждать остается. Если что–то новое всплывет — позвоню.
Остановив машину, Лазаров вышел на улицу. Дело принимало крайне опасный оборот. Если материал выйдет в эфир — конец не только губернатору. Ему, Лазарову, тоже конец. Он поручился, что программы не будет, гарантии давал. Виктору Сергеевичу плевать на осложнения и плевать на всякие там силы. В случае провала Лазарова ждала смерть. Проработав с губернатором не один год, помощник слишком хорошо знал характер своего шефа. Впрочем, сдаваться было рано. У него оставался еще запасной вариант. План Б.
— Алло, — это Лазаров говорит, — выпиши моему человеку пропуск в телецентр.
— Послушайте, мы так не договаривались. Я не хочу…
— У тебя нет другого выхода. Хватить рассусоливать. Пиши, я сказал.
— Нет. Это слишком опасно. Одно дело сообщить адреса и телефоны, но то, что вы просите сейчас…
— Твою мать! Если ты не сделаешь этого, я тебя сдам. Все наши переговоры записаны на пленку. Не думаю, что твой босс обрадуется, узнав, кто сливает информацию про его сотрудников.
— Это очень подло… Мне кажется, они и так уже начали подозревать…
— Не распускай нюни. Им на тебя не выйти. Сделай все, что я говорю. Это последнее задание. После него ты получишь обещанные деньги.
— Но ведь пропуск выписывают в сопровождении. Меня легко вычислят.
— Бумажка потеряется. Я это гарантирую. Ничего не бойся, просто сделай то, что я сказал. И скажи моему человеку, где находится нужный персонаж.
— Хорошо. Но только в последний раз…
***
Он толкался возле останкинского телецентра уже целый день, но на него никто не обращал внимания — даже бдительные милиционеры. Этот человек был профессионалом и умел оставаться незаметным. Еще два дня назад Лазаров отыскал его в одном из уральских городков, хотя с его деньгами он мог легко обосноваться хоть в Лондоне, хоть в Париже. Солидный банковский счет, накопленный за годы работы, уже давно позволял бросить дела, но с этим он не спешил.
Когда нужный человек прошел через охрану и стал жадно пожирать глазами пространство вокруг, он подошел к центральному входу и представился. Отдав пропуск и крохотный клочок бумаги, человек быстро ретировался, оставив его одного. Так и должно было быть. Все шло по плану. Нащупав рукой маленький пистолет, он улыбнулся и смело направился к металлодетектору, через который лежал путь к лифтам. Бояться ему было нечего — оружие не содержало в себе ни грамма железа и «зазвенеть» не могло.
***
Володька сидел в монтажной и ждал. Страха почти не было, мандража тоже. Утренняя истерика, казалось, выпила все силы, превратив молодого и жизнерадостного юношу в дряхлого старика. Он никого не боялся, но и не жил предвкушениями о грядущем триумфе — он просто готовился сделать свою работу и отдохнуть. Сейчас ему было наплевать на то, что было и что будет потом. Володька был сосредоточен и внимателен. Он не улыбался, не шутил, не спорил. Еще никто не видел его таким, настолько глубоко ушедшим в себя. Коллеги пристально смотрели на юношу, обсуждали меж собой странные перемены, но Володьку не трогали. Каждый из них знал, что беспокоить парня за час до эфира ни в коем случае нельзя.
Володька уставился в одну точку и пристально на нее смотрел. Он не знал, какая борьба развернулась на самом верху из–за его программы. Не думал о том, что стал заложником соперничающих политических кланов. О том, что он, Дмитриев, Соловьев, ЛТН, да все телевидение вместе взятое превратилось в маленькие песчинки, судьбы которых решали люди, привыкшие мыслить в масштабе целой страны.
***
Прочитав записку с одной единственной надписью «Монтажная, кабинет 506», он зашел в туалет и сжег этот маленький клочок бумаги. Затем он переложил оружие в карман пальто и направился в комнату № 506. Кабинет был совсем небольшой, и все пространство в нем занимала какая–то сложная аппаратура. Нужный ему персонаж сидел на самом виду, и хотя юношу он видел лишь сзади — сразу понял, что этот и есть заказанный объект. В комнате находилось еще четыре человека, но его это нисколько не смущало. Он привык выполнять работу в людных местах и не боялся, что его вычислят или задержат. Пока они в панике бросятся к жертве, думая, что ей стало плохо, пока расстегнут ворот рубашки, пока заметят кровь. Пока свяжут это с появлением странного незнакомца и позвонят в милицию — пройдет уже много времени. Во всяком случае, вполне достаточно для того, чтобы успеть незаметно скрыться.
Он подошел совсем близко и через отражение в мониторе лишний раз убедился, что это и есть его клиент. Парень был еще очень молод, но никакой жалости или сочувствия киллер не испытывал. Этими глупостями он переболел еще лет пятнадцать назад, когда только встал на избранный путь. Положив руку в карман пальто, он навел дуло на затылок подростка и приготовился уже было спустить курок, как внезапно запищал пейджер. Свободной рукой он извлек его наружу и взглянул на экран. «Отбой» — гласил присланный текст. Жаль. Он не любил бросать задания на полпути, но сделать ничего нельзя — приказ есть приказ. Подумать только, он не успел совсем немного. Видимо, парень родился под счастливой звездой. И тут юноша вдруг обернулся и встретился глазами со своим несостоявшимся убийцей. Киллер улыбнулся ему и вышел из кабинета, направляясь к лифтам. Здесь ему больше нечего было делать.
***
Когда позади него раздался подозрительный писк, Володька обернулся и увидел совсем рядом с собой незнакомого мужчину. Юноша видел его первый раз в жизни, и это было странно. За недолгое время работы на ЛТН он перезнакомился уже со всеми сотрудниками, а никто посторонний обычно в монтажную не заходил. Мужчина прочитал присланное на пейджер сообщение и почему–то улыбнулся, а затем резко зашагал к лифтам. «Ходят же здесь всякие», — подумал Володька. Впрочем, размышлять о каком–то там мужчине времени не было — пора направляться в гримерную. Когда юноша встал с кресла и уже собрался идти, в комнату влетел Соловьев. Он схватил Володьку за плечи и только тогда позволил себе перевести дух.
— Что случилось, Александр Михайлович? — поинтересовался юноша.
— Программы не будет, Володька. Только что звонили из Кремля.
— Как не будет? Получается… все зря, да?
— Мне очень жаль, Володька, но это не наша вина. Последние два часа велось обсуждение и решение принято не в нашу пользу. Мы ничего не могли сделать. Это страшный удар по ЛТН. Боюсь даже представить, что будет с рейтингами. Но хоть замену оперативно нашли — сейчас пустим повтор какого–то сериала.
— Но как же так…
— Ничего, Володька. Прорвемся. В жизни бывают ситуации и похуже этой.
Когда недоумение прошло, и юноша осознал то, что случилось, его обуял страшный гнев. Он носился по аппаратной и сносил все на своем пути: кассеты, папки с бумагами, пеналы с ручками и карандашами. Даже взрослые мужики смогли спеленать и успокоить его далеко не сразу. Но когда это им удалось, Володька еще долго лежал на полу и стучал по нему кулаками, проклиная Соловьева, ЛТН, Красницкого и вообще профессию журналиста. Его душу наполняла ненависть и презрение. Вся накопившаяся боль, все страхи и сомнения, все надежды о славе и триумфе — все это выходило наружу и причиняло страшные муки. Он безумствовал и сходил с ума, даже не догадываясь, что чудом остался жив…