Браться за работу не было никакого желания. Соловьев чувствовал, что больше не может жить так, как жил раньше. Нет сил врать, интриговать, темнить… Нет сил постоянно вертеться в колесе жизни, общаться с одними и теми же людьми, посещать одни и те же места…Даже ради больших денег. Зачем они ему, если счастья все равно нет, а на душе скребут кошки.

Разве ждет его кто–то тихими лунными ночами? Разве кто–то мечтает о том, чтобы быть с ним рядом? Разве кто–то скучает по нему? Нет… Пожалуй, лишь Оксана соответствовала всем этим качествам, но Александр отшатнулся от нее, позволил, нет, приказал уйти. А почему? Потому что она ему не пара? А разве есть критерий для отношений двух любящих сердец? Их придумали люди, создав искусственные ограничения по возрасту, вероисповеданию и даже кастам, но разве стоит их слушать в столь щекотливом деле? Какая разница, как отнесется общество? Какая разница, что будут шептать им во след? Ведь можно сбежать так далеко, что их никто не найдет. Где никто своим грязным языком не слизнет ни капельки с их счастья и любви… Они ведь могли создать семью, завести детей…Оксаночка… Этот милый ангелочек с пластмассовыми бусами и самодельными фенечками. Где ты? О чем сейчас думаешь?…

Соловьев и сам не заметил, как оказался возле дверей кабинета. Он уже было потянулся к ручке, чтобы распахнуть дверь, как вдруг услышал взволнованный шепот своей секретарши. Она явно болтала с кем–то по телефону, но вот почему так секретничала? Это было непохоже на темпераментную Ленку. Весь обратившись в слух, Александр вплотную приблизился к двери и стал различать обрывки ее голоса…

— … Вы с ума сошли? Как вы можете мне сюда звонить!

— … Ну и что, подумаешь, срочно. А я карьерой рискую…

— … Ага, обещали. Пока даже деньги полностью не отдали.

— … Ладно–ладно. Да, он находится на даче. Я уже говорила….

— … Где именно? Не помню. Я там лишь раз была, да и то давно.

— … У кого я могу уточнить? Тогда все догадаются.

— … Ну да, где–то в том районе… Большой магазин и после него съезд будет направо.. Несколько деревень заброшенных минуете, и через полчасика появится его дача. Там не так много домов. Разберетесь.

— Ах ты мразь! — закричал Соловьев, распахивая двери. — Так вот кто у нас стукачом заделался, а я‑то голову ломаю, откуда утечка!

— Александр Михайлович, вы не так все поняли. Я…

— Заткнись, дрянь! И давно ты на них работаешь?

— Нет, я просто…

— А ну пошла вон, чтоб духу твоего здесь не было! Теперь понятно, откуда у них все адреса и телефоны. И про охоту на Володьку мне тоже все ясно. Ты, гадина, просто подслушала наш с Дмитриевым разговор, узнала, что у него остался материал и побежала стучать! Ты хоть понимаешь, что парня молодого под монастырь подвела? Ровесника своего!

— Но я…

— Вон! — закричал Соловьев! — Пока не придушил тебя собственными руками.

Секретарша быстренько покидала вещи в сумочку и выскочила на улицу. Она никогда не видела шефа таким разгневанным и прекрасно понимала, что в таком состоянии он и правда может ее убить… Да и не нужна была больше эта никчемная работа. Ей должны заплатить столько, что хватит на всю оставшуюся жизнь…

***

Вот уже полчаса Алексей сидел в офисе у Гурама, тщетно убеждая его влезть в это дело.

— Пойми, дорогой, я деловой человек. Развязывать войну не в моих интересах.

— Я и не прошу о войне. Просто нужно выйти на нужных людей, уговорить их на компромисс.

— Лешенька, кого уговаривать? Пока ты ехал сюда, я навел справки об этом твоем Дмитрии. В ближайшем окружении губернатора такой только один, его фамилия Лазаров. Страшный человек, Лешенька. Очень страшный. К тому же отморозок. Он скажет, что я лезу не в свое дело, и почти наверняка бросит мне вызов. А не ответить я не смогу. Будет война, которую я проиграю. Пойми, у него все схвачено не только в своей пердяевке, но и здесь, в Москве.

— Что–то я про такого не слышал раньше.

— Он не любит светиться. Раньше работал в ГРУ, уволился в звании майора. Сначала натаскивал боевиков, затем поднялся, стал правой рукой губернатора. Как что не по его — пускает в ход силу, причем сразу с нескольких направлений, чтоб наверняка. У него не бывает осечек.

— Ну прямо Бог.

— Не Бог, Лешенька, но связываться с таким не рискну даже я.

— Неужели слабо?

— Обидеть меня хочешь, да? Другому бы не простил, но ты мой друг. Сам подумай, я могу поставить под ружье максимум человек шестьдесят, а у него их сотни. Целая армия. И не какие–то там шавки, а крепкие ребята, умеющие обращаться с оружием. Кроме того — у него остались связи в конторе. Лазаров даже опасней, чем сам губернатор. Что хочешь проси — документы, деньги, но связываться с Лазаровым я не хочу.

— А если я сделаю еще одну программу о твоем казино?

— Лешенька, дорогой…

— Подумай. Пятиминутный сюжет в прайм–тайм. Только позитив. Оближем снизу доверху. Стоянку твою похвалим, вежливых сотрудников, замечательный ресторан. Народ повалит сотнями, нет, тысячами. Получишь такой доход, какой тебе и не снился.

— Ах, Леша, знаешь, что обещать, старый лис! И все же нет. Жизнь дороже. Все, что я могу предложить — это сделать твоему парню документы, укрыть его в надежном месте и под охраной до него довезти. О большем не проси.

— Ну а если на Володьку нападут, разве твоя охрана не вмешается?

— Вмешается. Но это будет косяк со стороны Лазарова. Я скажу, что на моих людей напали средь бела дня. Будет разбор. Лазаров не такой дурак, чтобы объявлять войну всему сходняку. Он хоть и отморозок, но какие–то понятия у него есть.

— Хорошо, тогда давай на том и порешим. А у тебя есть надежное местечко?

— А как же! Так спрячем твоего горца, что ни одна спецслужба не найдет. Гарантия, дорогой. А насчет сюжета это ты серьезно, да?

Алексей не успел ответить — на его мобильном телефоне раздался звонок.

— Слушаю! — ответил Дмитриев.

— Это Соловьев. Лешка, беда. Они знают, что Володька у тебя на даче.

— Как? — вскричал Дмитриев. — Откуда?

— Предателем оказалась Ленка. Я подслушал, как она сливала информацию. Нужно что–то срочно делать. Парень в опасности.

— Твою мать!… Спасибо, Михалыч, все понял. Я немедленно выезжаю.

— Может, туда ментов вызвать?

— Нет. Я буду там минут через сорок. Мне помогут надежные ребята.

— Прошу тебя, Лешка, спаси его!

— Попробую.

Дмитриев положил трубку и, резко повернувшись к Гураму, произнес: «Планы изменились. Нужно ехать немедленно. Они узнали, где находится Володька»…

***

Володька лежал на кровати и молча смотрел в потолок, не зная, что ждет его дальше. Это был не тот жуткий страх, что сковал его однажды в квартире — тогда он думал, что может спастись и, как сумасшедший, метался в поисках выхода. А вот сейчас такой надежды не было. Если даже Дмитриев его не сдаст, то до него все равно доберутся. Не сегодня, так завтра. Уж слишком легко они доставали все адреса и телефоны, слишком легко подключили к розыскам спецслужбы. У них вообще все получалось слишком легко …

Юноша был уверен, что его достанут, а даже если и нет, то ему в любом случае не хотелось скрываться всю оставшуюся жизнь и вздрагивать от каждого шороха. Зачем такая жизнь? Кому она нужна? Не лучше ли решить все разом, чтобы не мучиться?..

Встав с кровати, Володька направился в кладовку. Он без труда нашел ружье, замотанное в плед, и коробку с патронами. Юноша взял в руки оружие, зарядил его и поставил на пол, дулом вверх. А затем поднес к нему подбородок и закрыл глаза. Что он успел увидеть за годы, отпущенные ему? Наслаждался ли он жизнью или плыл по течению, как бревно? А черт его знает, да и какая разница? Он ничего не достиг — наоборот, все потерял: друзей, в том числе и лучшего из них — Стаса Анищенко, с которым они так мечтали взгреть англичан, перспективную работу, уверенность в будущем… И вот сейчас он стоит, закрыв глаза, не решаясь нажать на этот проклятый курок!

А зачем ему жизнь? Что он боится потерять, оттягивая момент? Разве у него осталось хоть что–то? Нет! Он отринул от себя все вокруг, пытаясь идти напролом ради мистической и изначально недостижимой цели, теша себя иллюзиями, что мир упадет к его ногам. Как глупо. Так зачем жить? Что дадут эти лишние дни или даже часы, если каждая минута отдается в сердце тупой ноющей болью… Надо просто сделать последний шаг. Нажать на курок и уйти отсюда. Из этого поганого мира, который так и не понял его намерений. Который так и не позволил ему осуществить мечту и разбил все надежды. Интересно, есть ли на свете Бог? И если да, то как он мог допустить все это?

К черту! К черту все мысли! Хватит отвлекаться на пустяки и одалживать у жизни лишние крохи. Надо решиться. Просто нажать на курок и все закончится. Закончится никчемное существование. Закончится боль. Закончатся страхи. Дрожащей рукой Володька потянулся к курку и нащупал его пальцами. Вот он слегка надавил, и металлический стержень медленно пополз вниз… Осталось резко дернуть и все случится… Но чего же он медлит, чего ждет… Сейчас… Еще немного…

— Нет! — раздался дикий крик его матери. — Не смей!

— Оставь меня, мама. Мне незачем больше жить, — ответил Володька отрешенным голосом.

— Сыночек, любимый, остановись! Умоляю тебя!

— Нет, я уже все решил!

Но Володька не успел нажать на курок. Мать вырвала из его рук ружье и бросила на пол, а затем обняла сына и крепко прижала к себе. Юноша не смог больше сдерживаться. Он разрыдался на ее плече и без сил опустился на пол…

— Поплачь, мой сыночек, поплачь, — тихо говорила женщина, гладя Володьку по волосам. — Все будет хорошо…

Они были настолько глубоко погружены в себя, что даже не услышали приближающийся рев автомобиля…

***

Гурам незамедлительно набрал чей–то номер, и через минуту на пороге его кабинета появился настоящий гигант двухметрового роста с характерным кавказским лицом.

— Познакомься, — сказал Гурам Лешке. — Это Махмуд. Он отвечает за мою безопасность.

— Очень приятно, — ответил Алексей, протягивая руку.

— Так вот, — продолжил Гурам. — Документы твоему мальцу мы сделаем к завтрашнему дню, может чуть позже. Сейчас Махмуд вместе со своими людьми поедет к тебе на дачу и переправит парня в укромное местечко. Ты отправишься с ними — будешь показывать дорогу.

— С кем мы имеем дело? — поинтересовался Махмуд. — Сколько людей брать?

— Думаю, двух джипов будет достаточно. И вот еще что, Махмуд. Первыми в рубку не лезьте. Ваша задача — охранять, и только если они сами начнут — можете открывать ответный огонь. Основная задача — спасти пацана.

— Все понял, Гурам. Когда выезжаем?

— Прямо сейчас.

Махмуд взял рацию и произнес в нее несколько слов на непонятном для Алексея языке, а затем они вдвоем выбежали на улицу, где их уже ждали до зубов вооруженные боевики. Дмитриеву даже стало немного не по себе. Ехать рядом с бандитами — такого в его журналисткой практике еще не случалось. Когда люди расселились по машинам, джипы включили мигалки и тронулись в путь.

— И не боитесь, что менты вас с таким оружейным арсеналом остановят? — поинтересовался Дмитриев.

— Шутишь, да? — с улыбкой ответил Махмуд. — С номерами, что стоят на этих тачках, нам на всех постах честь отдавать будут. Гурам лично пробивал через министерство…

Больше они не произнесли ни слова. Алексей вглядывался в окно джипа и указывал дорогу. Он очень боялся не успеть…

***

Предательство Лены не выходило из головы Соловьева. И как он раньше не замечал, что пригрел на груди змею? На корреспондентов даже грешил, с которыми бок о бок много лет отпахал, а на эту стерву и не подумал. Ну сидит себе в приемной — дура–дурой, а вот ведь как оно вышло! Эх, если бы он раньше пораскинул мозгами да проанализировал ситуацию, глядишь, и не пришлось сейчас так за судьбу Володьки переживать! Так нет — других проблем хватало…

Только бы Лешка сумел его спасти! Только бы он успел! Господи! Как медленно тянется время… Ну почему же он не звонит? Почему не говорит, что все в порядке? По идее, он уже должен быть на месте со своими «надежными ребятами». Кстати, интересно, кто они? Кому попало Дмитриев бы не доверился, значит, за это можно быть спокойным. Но вот успеют ли они? Этот вопрос был сейчас самым главным…

Когда на его столе зазвонил телефон, Александр кинулся к трубке, но вместо голоса Алексея, услышал лишь Красницкого.

— Саша, зайди в новостийную, есть разговор.

— Хорошо, сейчас приду.

Черт! Ну как же не вовремя. Что вдруг понадобилось шефу? И почему обязательно куда–то тащиться, почему нельзя поговорить прямо здесь? Нехотя выйдя из комнаты и закрыв дверь на ключ, Соловьев медленно побрел по унылым останкинским коридорам.

Когда он вошел в новостийную, то обомлел. В комнате находилось около десятка корреспондентов, а в самом центре стоял Красницкий под руку с …Дашей. Александр был готов взорваться от гнева! Это же какую наглость надо иметь, чтобы притащиться сюда вместе с его бывшей женой! Конечно, Александр догадывался об их связи, но чтоб вот так, на виду у всех сотрудников, которые прекрасно знали, какие отношения связывали его с Дашей! Нет! Это не лезло ни в какие ворота! Было сразу понятно, что именно бывшая супруга придумала для него столь гнусную месть. И надо признать, она своего добилась! Соловьеву хотелось вцепиться ей в горло и медленно душить, наслаждаясь ее предсмертным хрипом…

Сотрудники краем глаза таращились то на Дашу, то на Соловьева, не понимая, что происходит и почему вдруг жена Александра приходит под руку с его боссом? Это публичное унижение было для Соловьева страшнее всякой пытки! Он, привыкший к уважению коллег, с горечью наблюдал за тем, как сотрудники сморят на него! В их глазах он прочел лишь сочувствие и жалость…

— Ну что, Саша, — обратился к нему Красницкий. — Как наши рейтинги, пошли в гору после твоего провала?

— Это такой же мой провал, насколько и ваш, — вспылил Соловьев.

— Вот как! Интересная песня! Значит, ты еще и меня в чем–то обвиняешь?

— Не обвиняю, а лишь констатирую факт.

— Прекрасно! Теперь мне понятно твое истинное отношение к нашему каналу!

— Да какое там отношение? Вы не хуже меня знаете, что в вечернюю сетку добавили несколько программ о криминале, а в ночную — эротические фильмы, и рейтинги снова поползли вверх.

— Но это были рекомендации программной дирекции, а ты так ничего и не предложил.

— А это и не моя работа — сетку формировать. Кому положено по штату, тот пусть этим и занимается. У меня своих дел по горло.

— Что–то ты сегодня разговорился не на шутку.

— А он всегда такой, — вставила шпильку Даша. — Как что не по его, сразу ершистым становится.

— С тобой вообще никто не разговаривает! — крикнул Соловьев. — Как была блядью, так ей и осталась!

— Что? — удивленно произнесла Даша.

Но Александр больше ничего не сказал. Он вышел из комнаты, громко хлопнув дверью, и направился в свой кабинет! Он не знал, как теперь сможет здесь работать. После произошедшего его и без того пошатнувшийся авторитет теперь окончательно развеялся. Как он посмотрит в глаза коллегам? Что они подумают про дикую сцену, развернувшуюся прямо на их глазах? Это было смертельное унижение! Они будут подшучивать и смеяться над ним, наверняка распустят пошлые слухи. Так бывало уже не раз, правда никогда Александр не становился объектом подобных насмешек, а вот теперь наверняка станет. Как он будет отдавать приказы людям, потешающимся над ним? Нет, это просто немыслимо!

Как же все осточертело! Как хотелось послать все к чертовой матери! Уйти отсюда, чтобы никогда больше не возвращаться. Какие рестораны, какое общество, какие деньги! Господи! Он угробил на ЛТН все здоровье. Он пахал, как вол. И что теперь? До чего он дослужился? Какой черной неблагодарностью ответил Красницкий на все его труды! Он унизил его. Сделал это осознанно и, что самое страшное, публично! На глазах у подчиненных. Он словно указал Соловьеву на место, дал пинка под зад. Подумать только, его бывшая жена, которую знали и перед которой благоговели почти все корреспонденты канала, пришла под руку с его боссом! От стыда хотелось провалиться сквозь землю!

Нет, хватит! Достаточно он натерпелся. Сегодня же нужно написать заявление об уходе, и гори оно все огнем! Ему больше ничего здесь не нужно. Он не позволит всякой швали насмехаться над ним — он уже не мальчик, чтобы терпеть подобное обращение! Пусть живут в этом гадюшнике сами! Пусть гниют и разлагаются здесь, словно отбросы!

И как он терпел все это раньше? Как выносил эту прожорливую клоаку, полную нечистот? Он ведь и раньше знал обо всем, что творится здесь! На его глазах создавались политические ток–шоу, проходящие в эфир в урезанном виде, в выгодном для власти или владельцев канала свете. На его глазах возникали и исчезали программы, в которых купленные ведущие пытались выставить приглашенного гостя круглым идиотом, ловя его на несоответствиях и подкапываясь то с одной, то с другой стороны, надеясь, что он выйдет из себя и сорвется. На его глазах любую правду коверкали так, что она представала перед зрителями в совсем ином виде, далеком от первоначального. На его глазах молодые и не знающие жизни корреспонденты превращались в настоящих хапуг, поддавшись развратному влиянию «джинсы». На его глазах… Господи, да как же много говна происходило у него под самым носом…

Бросить все к чертовой матери и уехать подальше! Забыть этот кошмар и начать жизнь с нуля. Да, страшно! Да, глупо и неоправданно! Пускай! Но он как–нибудь проживет. Пусть золотая клетка сжимает своими путами чью–нибудь другую грудь. А он вырвется на свободу. Он больше не может видеть перед глазами решетку и слушать тупые приказы. Он хочет просто жить. Жить и не причинять никому зла. Только бы дождаться Лешкиного звонка и узнать, что с Володькой все в порядке. Только бы он успел, Господи!

***

Когда рев автомобиля раздался совсем рядом с домом, Володька, наконец, обратил на него внимание. Он резко вскочил с пола и, утирая рукавом слезы, бросился к окну. Черное БМВ кружило метрах в пятидесяти, с трудом пробираясь по кочкам и колдобинам вдоль дачных построек. Не оставалось сомнений, что представительная иномарка забралась в такую глушь не просто так. Она приехала за ним. Его все–таки нашли…Вот машина остановилась и из нее выбежали три человека. На плече у каждого висел автомат. Володька не мог различить голоса, но их жесты были недвусмысленными — они то и дело указывали руками на его дом, небрежно поправляя оружие…

— Что там, Володька? — спросила мама дрожащим голосом.

— Они нас нашли…

— Господи, что же будет! Неужели они прямо так, средь бела дня…

— Да, мама. Они ничего не боятся. Уходи.

— Нет. Я все равно без тебя не смогу. Беги лучше ты, а я их отвлеку.

— Ну вот еще! Нет уж, мама. Я устал бегать. Путь теперь побегают они.

Он кинулся к кладовке и взял в руки ружье, с помощью которого некоторое время назад мечтал свести счеты с жизнью. Кажется, теперь ему нашлось более достойное применение…

***

Когда машины остановились, он ступил на твердую почву и осмотрелся. Ему, прошедшему Афган и Чечню, участвовать в подобных акциях было не впервой. Судя по полученной информации, в доме укрывался какой–то жалкий мальчишка, а значит, проблем быть не должно. Они быстро возьмут эту хибару и уедут восвояси, оставив после себя лишь обгоревшие останки. Обычная схема, которая позволяла своевременно устранять все следы. А потом он уйдет в отпуск, будет жрать водку и трахать красивых баб … Но сначала нужно выполнить работу. Поправив свой пижонский берет а-ля Чегевара, он взял в руки мобильный и позвонил Лазарову.

— Дмитрий Петрович, мы нашли нужный дом и готовы к штурму.

— Отлично! — ответил Лазаров. — Приступайте.

***

Алексею казалось, что их машины движутся слишком медленно, но что делать, если на Ленинградке всегда были пробки. Дмитриев нервничал и ругался. Он боялся, что они приедут слишком поздно, ведь у их врагов было преимущество во времени. Необходимо что–то предпринять…

— Слушай, ну а мы можем как–то побыстрее? — спросил он Махмуда.

— Как? Ты же видишь, вся Ленинградка стоит.

— Да вижу, черт бы ее побрал!…

Он взял мобильник и набрал номер Володьки. Позвонил раз, другой, третий. «Абонент не отвечает или временно не доступен», — неизменно отвечал равнодушный женский голос. Да, все верно. Он сам велел Володьке выключить телефон. Наверное, зря… Ведь он мог позвонить и сказать, чтоб тот убегал с дачи. А сейчас… Он был бессилен … Он торчал в этой проклятой пробке, а там Володька вместе с мамой совсем одни. А вдруг в этот самый момент бандиты нашли их дом? Вдруг они уже сейчас берут его в кольцо и готовятся к штурму? А он совсем ничего не может для них сделать …

***

Бандиты приближались к дому все ближе, и совсем скоро Володька мог без труда различать их лица. Трое вооруженных до зубов головорезов окружали хрупкую постройку и готовились атаковать ее с разных сторон. Подумать только, целая банда против молодого, неискушенного пацана. Володька понял, что это конец. Даже если бы он захотел уйти, то теперь уже слишком поздно, а значит остается одно — умереть… Но умереть достойно и красиво, как показывают в фильмах. Да… Раз ему не удалось добиться славы при жизни, может, после смерти он ее обретет?

Вон как идут — уверенно, никого не боясь, думая, что их жертва зажалась в угол и ждет своей участи. Ну уж нет — не все так просто, ребята, не все так просто. С обреченностью камикадзе Володька замер у окна и прицелился. Да, сегодня он распрощается с жизнью, но заберет с собой кого–то еще. Может быть, про него сделают сюжет. Например, в криминальной хронике или новостях. А вдруг снимут целую программу или даже фильм… Господи, как он может рассуждать об этом перед неминуемой гибелью? Почему даже сейчас мысли о славе не покидают его? Может, он сходит с ума?…

Володька плавно переводил прицел с одного бандита на другого, выбирая первую и, скорее всего, последнюю жертву. Во его мушка нашла крупного человека в берете, который, судя по всему, был в этой компании главным и руководил боевиками плавными движениями руки. Его самодовольное лицо просто излучало спокойствие. Интересно, как бы он себя вел, если бы знал, что его держат на прицеле?

Неожиданно Володьку отхватила злость. Они идут вот так дерзко лишь потому, что уверены в отсутствии сопротивления. Неужели всех одиночек, идущих против несправедливости, ждет такая же участь? Неужели их вот так можно раздавить плотной безжизненной массой, дав ей в руки автоматы и кучу денег? Нет уж! Одиночки тоже кое–чего стоят, и сейчас он это продемонстрирует.

— Что же с нами будет, Володенька? — тихо шептала мама, прижавшись к стенке.

— Все будет хорошо, мамочка. Все будет хорошо…

Володька перевел прицел с головы на грудь мужчины и положил палец на курок. Больше всего он мечтал не промахнуться. Юноша знал — второго шанса у него уже не будет. Володька задержал дыхание и выстрелил. Сильный хлопок на миг оглушил юношу — он отлетел от окна и не видел, как человек в берете пошатнулся, а затем рухнул на землю…

Автоматные очереди вспороли деревенскую тишину. Лишившись главаря, бандиты не растерялись — они были настоящими профессионалами, каждый из них прекрасно знал, что нужно делать. Пока один вел прицельный огонь по окнам и двери, не позволяя засевшим в доме высунуть и носа, второй обходил постройку с другой стороны. Но этих маневров Володька не видел. Один единственный выстрел лишил юношу всякого самообладания. Он даже не нашел сил, чтобы перезарядить ружье и подготовиться к новой атаке. Его взгляд был устремлен в пустоту, а руки дрожали, выбивая барабанную дробь на деревянном полу. Мама беспрестанно молилась, шепча какие–то слова, смысл которых не разбирала и сама… Они не заметили, как бандиты пробрались в дом и вбежали в комнату, обнаружив двух трясущихся от страха людей. Они не заметили, как смерть подобралась к ним совсем близко и приготовилась сцепить свои холодные костлявые пальцы на их хрупких шеях.

На лицах нападавших не дрогнул ни один мускул. Бандиты навели прицелы автоматов на Володьку и его маму, но те даже не посмотрели в их сторону. Они не боялись умереть, потому что их души уже были мертвы. Если бы кто–то из бандитов внимательно посмотрел им в глаза, то вздрогнул бы от ужаса. Смертельная тоска и отчаяние, отражавшиеся в них, могли свести с ума… Но у нападавших не было времени на сантименты. Автоматная очередь в последний раз вспорола деревенскую тишину, и все стихло… Как будто и не было ни бандитов, ни представительной иномарки, ни выстрелов, ни Володьки, ни его дрожащих рук, выбивающих на деревянном полу барабанную дробь… Люди, слышавшие пальбу, не спешили звонить в милицию или бежать на помощь. Они лишь закрыли двери своих домов на все замки и захлопнули окна. Им не было никакого дела до проблем остальных — главное позаботиться о собственной шкуре…

***

Когда автомобили вырвались из пробки и свернули с Ленинградского шоссе, на полном ходу приближаясь к дачному участку, Алексей почувствовал, что случилась беда. Дым плотным кольцом поднимался вверх примерно в том месте, где стоял его дом. Не оставалось сомнений — он опоздал…Алексей крепко сжал кулаки и до боли прикусил нижнюю губу. Его ученик… Его единственный ученик, который так рассчитывал на помощь… Который так верил в справедливость и грезил о ней… Который так хотел сделать карьеру и, черт подери, имел для этого все основания… Неужели он мертв? Неужели помощь пришла слишком поздно? Дмитриев был реалистом, но сейчас он очень хотел ошибиться. Этого просто не могло быть! Как глупо погибать в столь юном возрасте… Как глупо встречать смерть, когда еще не познал жизни…

Когда машины въехали на территорию дачного поселка, отпали последние сомнения. Дом Алексея догорал и вот–вот должен был рухнуть. Лицо Махмуда не выражало никаких эмоций — какое ему было дело до какого–то там мальчишки? Наверное, он был даже рад, что необходимость в работе отпала. Дмитриев выбежал из автомобиля и бросился к дому. Но что он мог сделать сейчас, когда спасать было уже некого? Терзаемый собственным бессилием, Алексей хотел было броситься внутрь, надеясь, что там остался кто–то живой, но Махмуд вовремя схватил его за плечи и остановил.

— Пусти, — кричал Дмитриев, тщетно пытаясь вырваться из стальных объятий. — Я должен войти. Вдруг Володька еще жив…

— Уймись, дурень! Их сначала убили, а потом подожгли дом.

— Откуда ты знаешь? А если пожар возник случайно?

— Посмотри под ноги. Здесь полно гильз, а еще чья–то кровь. Возможно, твой парнишка сумел кого–то зацепить. У него могло быть оружие?

— Да… охотничье ружье.

— Он умер, как мужчина.

Да какая разница, как он умер? Это было немыслимо и не укладывалось в голове. Наивный мальчишка… Ну зачем он упорствовал, почему никого не слушал? Жалкие интриги денежных мешков, убийство в обмен на теплое чиновничье кресло… В какой стране мы живем? Какие волчьи законы царят здесь! Как легко шагать по трупам и оставаться безнаказанным, если у тебя есть парочка лишних миллионов, которыми можно заткнуть рот любому. Володька, этот юноша со смешными кудряшками… Мечтатель… Теперь его нет…Он стал еще одной жертвой лицемерных бандитов, засевших на самом верху… Никто не протянул ему руку помощи. Всем было плевать…

И в самом деле, что значит жизнь даже столь юного создания по сравнению с возможностью властвовать и упиваться этой властью? Убивать людей ради управления людьми — вот высшая цель для этих бездушных особей… Трястись за свои миллионы и ценные бумаги, хвататься за сердце из–за дефолтов, но ни в грош не ставить жизнь… Будь проклята их циничная политика! Будь прокляты лицемерные упыри, чьи хапужнические руки никогда не устанут грести под себя…

Володька… Он не сумел его спасти. Он не успел совсем немного… А ведь всего лишь день назад он убеждал его, что успеет. Подумать только, он разговаривал с ним, жал его руку… А сейчас его нет больше… И никогда не будет… Алексей вспомнил, как впервые увидел его. Этот мальчишка с дрожащим от страха голосом был так робок… Он ходил по останкинским закоулкам, открыв рот, удивлялся любой ерунде и задавал кучу глупых вопросов… А как он возмущался, когда они впервые отправились на съемку… Каким праведным выглядел его гнев и как велико было отчаяние, когда он впервые разочаровался в профессии журналиста… А потом он начал постигать азы… Научился монтировать сюжеты, искать изюминку, работать с оператором… Этот его репортаж про моделей, а затем блестящий материал про губернатора. Алексей не грешил против истины, когда отзывался о нем очень высоко. Это действительно был шедевр, без всяких скидок на возраст Володьки и отсутствие опыта. Лучше не сделал бы он сам… Парня ждало великолепное будущее. Он мог стать звездой журналистки, если бы его жизнь не прервалась так скоро…

Алексей не помнил, когда плакал в последний раз, но сейчас слезы так и рвались наружу. Он не смог защитить Володьку… Бросил его одного на произвол судьбы… «Этот парень думал, что четвертая власть — надежное оружие против подлецов, а оказалось, что четвертая власть — лишь шлюха, ублажающая власть и денежных мешков. Будь она проклята! И все мы вместе с ней, получающие гонорары за вранье и лицемерие, подобострастно склоняющие головы перед сложившейся системой. А кто идет против — либо спивается, либо умирает, как Володька… Систему нельзя побороть, она впиталась слишком глубоко, она буквально витает по останкинским коридорам и мгновенно портит людей, делающих первые шаги в журналистике… Нельзя оставаться ангелом в толпе чертей… И Володька этим ангелом стать не мог, но хотя бы пытался.. А мы все, коллеги и наставники, учили его, как легко обогатиться, если держать нос по ветру. Как запросто можно обманывать всю страну и жить сыто и спокойно… А он не хотел жить так…

Будь проклята ты, четвертая власть, делающая из журналистов подобострастных болванчиков! Будь проклята, грязная шлюха, способная очернить любую святыню! Будь проклята ты, павшая в своем корыстолюбии так низко и пудрящая мозги миллионам людей, которые наивно верят в твои слова, кажущиеся порой такими убедительными! Проплаченная и податливая, лицемерная дешевая шлюха! Ненавижу…»