Декаданс

Андрианова Анна

SEX\OFF

 

 

Глава 1

Постельный этикет

...Кто там из великих выдал нетленку про уродское копошение двух пресмыкающихся? Кажется, Леонардо, где-то в промежутке между кодированиями своей Моны Лизы. А может, и не Леонардо. И не про пресмыкающихся, а про «двухспинного урода», это уже ближе к истине. Два страшненьких головастика конвульсивно извиваются на мятых простынях, почему-то при этом подвывая и постанывая.

Если слушать из-за двери, может показаться, что здесь у нас кабинет антицеллюлитного массажа. Что, в сущности, не так далеко от истины. Массажист – мой благоверный, а я, дура, ой, простите, верная жена, примерно раз в две недели восхожу на супружеское ложе с отчаянием настоящей перфекционистки, мечтающей стать еще красивее благодаря внутримышечным массажным истязательствам.

Все мои коронные отмазки: по техническим причинам, голова раскалывается, слишком поздно пришел домой, перегаром шмонит, на работе сплошные стрессы, после депиляции все болит, мама расстроила, фэншуй не тот – сегодня были отправлены в игнор. Мой ненаглядный, страстно трубя: «Любимая, уже две недели!», эротично заломил мне руки и впился в губы. Словом, тактично дал понять, что дальнейшее сопротивление бесполезно.

На самом деле я люблю заниматься сексом. Нет, правда, очень люблю, секс – это у-у-ух, это очень важный момент в отношениях двух полов и все такое. Вот только и оставался бы он моментом, улетным и классным, как в книжках, когда земля плывет и крыша уносится на край света. Раз в месяц, хотя нет, лучше в два.

Все началось с того, когда мы начали планировать ребенка. По науке: сигареты – в помойку, пиво-колу – туда же, желудок заполняли сельдерейчиком, по утрам – дыхательная гимнастика и какая-то мантро-ботва – Он Маню Падмой Хум (или хрум)! Доведя себя к вечеру то ли до нирваны, то ли до полного ошизения, мы приступали к процессу зарождения новой жизни. Настраивались на положительное: пять минут в позе «А», еще пять – в позе «Б». Новая жизнь зарождаться не захотела, зато после этого я вообще про секс ничего слышать не хочу.

Но муж мой оказался с крепкими орешками, кремень-человечище, и даже после всех этих пыток и может, и хочет по полной программе. И почему говорят, что с годами острота влечения пропадает? Серж опровергает все эти грязные инсинуации в два счета. Мы женаты уже восемь лет, а у него каждый раз как первый.

За семейное счастье, за любовь, уговариваю себя и, крепко зажмурившись, делаю какой-то отчаянный жест бедрами, благоверный тут же откликается целым каскадом стонов. С комсомольским задором молодого бойца любовного фронта мой интимный терапевт-муж возлежит между моих ног и размеренно постанывает, а его бледнолицая задница усердно трамбует воздух. В такой позе мой любимый чертовски напоминает таксу, вылущивающую из норы какого-нибудь несчастного лисенка. Блаженно зарывшись в мое потаенное, он с упоением чмокает, хрюкает и повизгивает. Интимно-оздоровительная процедура под названием «кунилингус» в самом разгаре. В пылу страсти он дергает ножкой, как недобитый кузнечик, да еще лупит пальцами по внутренней стороне моих бедер, как по барабану. Кажется, по науке любовных утех это нас должно возбуждать. А мне просто смешно, ей-богу!

Еще год назад во время такой терапии я пялилась в потолок, но теперь просто зажмуриваюсь. Попе мокро, бедрам щекотно. Всему остальному – больно, неприятно, стыдно, противно, обидно (нужное подчеркнуть). Старательно компенсирую моральный и физический ущерб визуализациями производственных тем. Итак, что завтра у нас по программе? Ну да, встреча с дизайнерами, которые ваяют корпоративный сайт для сети моих салонов красоты Jane Lorance. Макет уже лежит на столе, я не вижу его из-за любимой попы мужа – графика неплоха, вот только розовый сделать поярче, а серый понасыщенней. Гламурно и авангардно. А вот контент и навигация ни к черту – заплутать в этой чаще можно и без помощи Сусанина. Кто мне вообще подсунул этот полуфабрикат? Дамочек своих я вроде инструктировала насчет халявы.

Вспомнила: на прошлой неделе взяли нового мальчика, серый такой, с челочкой на левый бочок. Кажется, рекомендация моей замши, то ли племянник из Томска, то ли муж племянницы из Самары. К черту семейственность! А на сайте должна быть кремлевская диета – раз, гороскоп – два, пара тестов – три. В тему, не в тему, а население моих офисов будет там пастись постоянно. И это радует потому, как после такого удачного досуга они, вполне вероятно, заглянут в раздел обязательных мероприятий и не будут гундеть, что этих мероприятий так много.

Ой, ну зачем же так кусаться, ну я же не резиновая, черт побери! От боли и неожиданности открываю глаза. Господи, ну зачем я это сделала? Нет, мне не стыдно смотреть, как мой возлюбленный муж делает куни-терапию, но до чего же это смешно: взрослый, серьезный мужчина, глава телекоммуникационной компании, лежит, распластавшись, как котик морской на лежбище, и усердно конструирует из моих ног и своей кудлатой головушки новую позу «Кама Сутры». Зажмуриваюсь опять, чтобы не приведи бог не захохотать во весь голос в самый неподходящий момент.

Еще один пируэт задницей... Благоверный, небось, решил, что я от его трудов праведных в полном экстазе. А ведь и мысли не допускает, что дергаюсь я в эти моменты лишь от прикосновений его щетинного наждачного подбородка.

И как он наивен, за восемь лет совместной жизни так и не раскусил моего вопиющего сексуального притворства. Увы, я для него все та же страстная десятиклассница, у которой ноги подкашиваются, как только он берет ее за ручку. Где, в какой момент нашего счастливого супружества во мне так бесславно и так незаметно отошла в мир иной та страстная школьница и родилась эта фригидная уродка? Нет, не помню. А ведь я действительно была счастлива. Была бы счастлива и теперь, если бы не эта гадкая бесчувственная идиотка, которая безвылазно, как какая-нибудь тетушка из провинции, прописалась, живет в моем теле и теперь устраивает немые истерики при одном намеке на грядущий супружеский секс. Она сломала мне жизнь, отравила мою молодость, она, она, эта подлая невидимая приживалка, заставляет меня два раза в неделю страстно ненавидеть того самого человека, которого во все остальные дни я люблю всеми силами, на какие только способна.

Ура, кажется, первая серия нашего эротического блокбастера дошла до финальных титров! Я с нежной и теперь уже совершенно искренней благодарностью смотрю – теперь уже можно, – как он выпутывается из моих ног. И с чувством выполненного долга, который в армии только два года, а в брачной жизни – навсегда, он выдает последний элемент обязательной программы:

– Ну что, кончила?

Черт, ну почему он всегда задает этот вопрос и в глаза смотрит с такой гордостью щенячьей, что обламывать в момент его триумфа – злодейство высшей степени? Только что я изысканно, как последняя проститутка, врала ему собственным телом, а теперь должна врать и словами, и улыбками, и голосом и, что самое страшное, собственной душой. А ведь мне, бедной, только одного и хочется сейчас – сбежать на кухню и покурить там в полном одиночестве.

– Ну, конечно же, мой любимый! – премирую его самой солнечной из своих резиновых улыбок и внутренне содрогаюсь от отвращения к себе из-за этой лжи. – Мне было так хорошо!

Муж клюет меня своими мокрыми губами, и я героическим усилием воли отвечаю взаимным поцелуем. А ведь когда-то я так любила целоваться. Но теперь! Одновременно со страстным облизыванием моего рта изнутри он начинает выкручивать мне соски, так что аж зубы сводит. Я по-партизански молчу, мечтая о том, что как-нибудь также садистски буду выкручивать ему яйца. О! Я знаю, кого должна винить за свое разбитое женское счастье! Всем этим страшным прелестям любви он научился в дурацких учебниках по сексу. Да будут здоровы их авторы! Это они научили его засовывать туда (ну в это самое место) руку почти по локоть, что он сейчас и проделывает, пристально глядя мне в глаза и следя за реакцией. Черт побери, ну он же не гинеколог. Просто натуралист со стажем! Милое мое, единственное толстопопое чудовище, покажи-ка мне свой дневник со школьными отметками по биологии – я сама поставлю тебе туда самую жирную «двойку», «двоищу» размером с твое «хозяйство»! Ну признайся, какой вивисектор сказал тебе, что женщине по кайфу, когда ей внутренности пальцами перебирают?

Хватит пороть истерику, пора брать себя в руки. Все мои невидимые миру слезы надо утереть белым застиранным платочком. То, что мы имели до сих пор, это только прелюдия, разминка. Еще пара страстных вздохов моего возлюбленного, и у нас начнется настоящий секс. Сейчас меня будут вертеть как резиновую куклу, завязывать в узлы, гнуть под немыслимыми углами, а я буду изумляться возможностям человеческого организма, как до этого – возможностям собственной психики.

Но я же не Алина Кабаева, чтобы хорошо себя чувствовать с завернутыми за уши ногами. О, нет, подлая фригидная женщина внутри меня, я все равно его люблю, я хочу и буду его любить!.. Но, черт возьми, какая на хрен любовь, если он меня сейчас так скрутит, что я всю ночь буду раскручиваться, а завтра на роботе ноги вместе свести не смогу. Завернув меня в три слоя, точно куриный рулет, и пыхтя как паровоз, мой благоверный приникает к моему уху и начинает его грызть, жевать и еще причмокивать. Завтра придется идти с распущенными волосами, а то подумают, что меня атаковали клещи.

Его лицо вдруг становится жалостливым и таким обескураженно-злым, как будто он бабушку душит. Это означает, что мой милый вышел на финишную прямую и в скором времени наступит долгожданный оргазм – его, разумеется. До минуты блаженства мне осталось потерпеть совсем чуть-чуть. Милый начинает долбить меня изнутри своим отбойным молотком и стонет так выразительно, что аж плакать хочется. Одно время я наивно полагала, что он играет, так же как и я, но потом все-таки решила, что нет, не играет. Надо сказать, что в нормальной жизни моего мужа отличает рафинированный вкус и изысканные манеры. Пару раз со смехом он рассказывал, как отказывал выгодным клиентам-рекламодателям просто потому, что, на его взгляд, они были вульгарно одеты. Ничего не могу с собой поделать – жаловался милый, и тут я его вполне понимала. Если бы Сержу пришло в голову что-то играть, это был бы высокий театр в лучших традициях Станиславского. Нет, такую пошлятину не сыграешь, это надо прожить.

Теперь на лице бойца любовного фронта появилась трагичная мина, персонажи Лоуренса Оливье просто отдыхают. Ну еще чуть-чуть, ну, ну, еще немножечко... Мне очень жалко его становится, когда он кончает. Надо бы глаза закрыть и тихо-тихо посапывать, чтобы дорогому оргазм не спугнуть либо своим смехом, либо своей жалостью. Финишная прямая все еще далеко. Нелегко это все дается – и мне, и ему. Но ведь никто ничего не обещал, добрые феи не наколдовывали мне гарантированного счастья на всю жизнь.

Пытаюсь философствовать под мощными ударами мужниной страсти, помогает плохо. От общей дебильности происходящего хочется зарычать тигрицей, и я в конце концов так и делаю – вполне искренне. Мужу, кажется, не хватало именно этого, он нелепо взвизгивает в ответ. Ну же, ну!!! Хорошо еще, что сегодня он не прибегнул к своему мастерскому приему входить в меня и выходить через несколько минут или сидеть там тихо, как партизан в окопе, – только бы чтобы раньше времени не кончить! Потому как очень уж хочется ему думать, что он секс-герой, секс-машинка «Зингер», и каждый раз он боится облажаться, каждый раз боится, что я не достигну оргазма. А я каждый раз его и не достигаю! Зато честно и небесталанно вскрикиваю, как в порнофильме. Такая вот примитивная женская логика, зачем же его расстраивать правдой, чем бы дитя не тешилось – жалко ведь, он хороший!

Еще пару мерных подергиваний – и сквозь страстное мычание на волю вырывается долгожданный вскрик:

– О, боже, о-о-о, о-о-о, нет, киса моя, лапа моя, ты супер!

Ну, сколько раз я должна ему напоминать, что этот сентиментально-тинейджерский язык, черт бы его побрал, меня совершенно не возбуждает. А когда он грудь мою называет «титечки», а это самое место «киска», фу! Ну, где тут романтика?

Ну, вот и все, а сейчас мы будем спать. На сегодня я свое отработала.

Кстати, а не добавить ли в контент на сайте тест на фригидность? Отличная мысль. Между прочим, нам давно пора выходить на регионы, раз уж делаю корпоративный сайт, пусть его видят больше граждан нашей великой родины. Давно об этом думаю, но так и не выехала из Москвы искать подходящие места. Лень! Все время откладываю на завтра.

Начинаю готовить плацдарм для тактического отступления на кухню – покурить в одиночестве и подумать на тему регионов. Надеваю на лицо маску томной благодарности и глубокого удовлетворения, а сама между тем медленно выползаю из-под одеяла. Так вот откуда берутся легенды о женском коварстве. Что же, я понимаю своих предшественниц: если и им доставалось так же, то какой с них спрос? Только вот я сомневаюсь, что они своим мужьям изменяли – скорее, так же, как и я, бегали курить на кухню. Ненависть к супружескому сексу имеет одну-единственную положительную сторону – для женщины это стопроцентная гарантия верности. Ну кому придет в голову после таких мук искать приключений на стороне?

Но что это? Боже мой, неужели! Насчет перекура – фиг вам, индейская хижина, из-под одеяла питоном Ка выползает любимая конечность и опять тянет к себе на порцию шманцев-обжиманцев. Мама дорогая, он явно хочет добавки! Мой фавн пробивается ко мне через толстое одеяло, словно Суворов через Альпы, ибо нормальные герои в обход не ходят. Какой у нас пункт назначения? Точно, грудь – придется ему помочь. Чувствуя себя подстреленной в полете чайкой, без сопротивления подставляю руке-паучку выпуклое место. Ух, пуще мужа зверя нет!

Он сжимает мою грудь и начинает водить руками сначала по часовой стрелке, потом в обратную сторону, нажимает на соски. Пытаюсь изобразить удовольствие, которого он так ждет от меня, – а нетушки, лицо не слушается и отражает лишь гамму чувств, где главное – негодование. Черт возьми, это же моя грудь! Все-таки нежное женское тело, ну зачем так на нее жать-то? Это ж не стоп-кран!

– Между прочим, некоторые от этого получают удовольствие! – недовольно бурчит Серж и продолжает выдавливать из меня возбуждение, как пасту из тюбика.

Я обреченно беру его за то, без чего нельзя представить мужчину, и с завидным трудолюбием тру. Вспоминается реклама «Тайда»: «Вы еще трете руками? Тогда мы идем к вам!». Наверное, у актера из «Тайда» получилось бы лучше: в моих руках агрегат спит безмятежным сном, беспомощный и жалкий. А его хозяин смотрит на меня голодными глазами. Все ясно, штучку придется будить классически – поцелуем.

Только им одним от моего героя не отделаешься – он силой насаживает мою голову на свой хобот и бедрами подается навстречу. Это он подсмотрел в своей любимой порнушке «Глубокая глотка». Не знаю, как там они это делают, но я задыхаюсь, меня тошнит, и волосы кучерявые его в нос лезут – только бы не чихнуть, еще откусишь ненароком. Так, вдох-выдох, выдох-вдох! И работаем, девочки, работаем...

После очередной порции брачных утех Сержик настиг меня в туалете.

– Можно я пописаю в одиночестве! – ворчу я, уже с облегчением перестав изображать экстаз. Извращенец.

– А что тут такого? – говорит он и продолжает пялиться на меня, беззащитно сидящую на унитазе.

Он подтягивает свои желтые семейные трусы на животик с первыми, еще робкими, намеками на полноту и прикуривает сигарету. Мы бросили бросать курить. И детей планировать тоже бросили, все должно быть спонтанно. Я отворачиваюсь, еле сдерживая раздражение, и в медитативных целях изо всех сил продолжаю представлять себе наш новый корпоративный сайт.

С Сержиком мы познакомились в шестом классе, в девятом первый раз поцеловались, в одиннадцатом сообщили родителям о том, что хотим построить свою ячейку общества, а на третьем курсе института осуществили свою мечту. Родственнички радостно покушали салаты на нашей свадьбе и принялась надоедать насчет деторождения. Собственно говоря, на этом романтический период наших отношений и завершился. Он был отмечен частым сексом абсолютно везде, свечами, надувными шариками и страшнейшими переживаниями на тему того, как бы незаметно покакать. Подванивать в тубзике такой воздушной особе, как я, было никак невозможно. Не желающая сливаться какашка превращается в проблему общемирового масштаба.

Потом все это как-то незаметно закончилось, юность вместе со свечами, шариками и прочей простодушной мишурой ушла, а пришло два очень конкретных и взрослых убеждения: во-первых, я очень люблю своего мужа, а во-вторых, я совершенно не хочу заниматься с ним сексом. Мы вместе восемь лет, пугающая цифра. За этот период мы успели сродниться как сиамские близнецы. Мы даже внешне уже стали похожи, говорим одинаково и думаем в одном направлении, страшно удобно. Обязанности домашние поделены у нас давно, когда нет домработницы, он выносит мусор, кроме этого занимается машинами и отвечает за недвижимость (правда, после предварительной психологической обработки). Моя задача следить за гардеробами, гладкостью ног и развлекательной программой. Бюджет у нас общий, часто пополняемый и, что приятно, значительно превышающий расходы.

Все очень мило и замечательно. Мы болтаем на все темы, обсуждаем фильмы и книжки, у нас куча общих друзей и масса совместных увлечений, но есть одно небольшое НО – секс. То, что задорно любит Сержик и чего совсем не понимаю я. Говорят, он полезен для здоровья, а сперма – для кожи лица. Я это в журнале прочитала. Однажды послушно намазала мордочку спермой, смыла через двадцать минут и тут же покрылась красной коркой. После этого вполне и уже окончательно убедилась в том, что вопрос о пользе секса – исключительно философский.

Вот уже лет семь я изображаю страсть в постели и искренне люблю Сережу за ее пределами. Я люблю все его достоинства и недостатки, люблю его грязным и потным, пришедшим с футбольного поля, люблю уставшего и молчаливого после работы, люблю его смешные очки, слегка старомодные, как раз такие, как у моего дедушки, люблю все, кроме одного. Я просто ненавижу, когда он трахает меня по ночам, а потом с отвратительно сальным выражением лица, отвратительно голый, усаживается в кресло смотреть свою отвратительную порнуху.

Дожевав одну упаковку чипсов, Серж тянется за другой, не отводя глаз от захватывающего сюжета очередного порно. Я скриплю зубами за его спиной и, кажется, делаю это так громко, что где-то на небесах меня услышали. Серж задевает рукой вазу, она с грохотом приземляется на пол. Разбилась. К чему это, интересно знать? Вспоминаются народные приметы, как раз вчера полученные по офисной рассылке. Рассыпалась соль – к трагедии. Рассыпался сахар – к счастью. Рассыпался кокаин – к чудесным видениям. Упала вилка – придет мужик. Упала ложка – у кого-то руки из жопы растут. Птички низко летают – будет дождь. В. В. Путин летает – рассыпался кокаин. Треснуло зеркало – к беде. Треснул презерватив – лучше бы треснуло зеркало. Чешется нос – к пьянке. Чешется пах – к врачу. Чешется жопа – к приключениям...

А причем тут ваза-то?

 

Глава 2

Когда виден конец

Семейная жизнь – это перекладывание ответственности за себя на чужие плечи. Замужество для женщины означает «отдамся в хорошие руки!». А дальше-то что?

Полигамный по природе своей самец старается оплодотворить как можно большее количество самок. Ну извините – природа зовет. Не полигамная по природе самка очень влюбчива и эмоциональна, ей не надо много оплодотворяться, зато хочется взрыва чувств и накала страстей. Так, чтобы внутри все кипело, бурлило и свербило. А есть еще и общество, в котором живут самки и самцы, объединенные в пары или желающие в них объединиться. Это общество диктует свои условия проживания этим парам, и пары должны им соответствовать. Первое и самое главное правило звучит: «не изменяй», второе: «выполняй супружеский долг». А что делать, если ты не хочешь выполнять какое-либо из этих условий, но для тебя дорога семейная жизнь, – ведь ты уже нашла те хорошие руки, в которые отдалась?

Ведомая такими мыслями, сама не зная как, я очутилась на сайте, посвященному эротическому массажу. Здесь уверяли, что это штука разогревает супруга так, что милого хватает больше чем на десять минут законного секса, и активизирует супругу настолько, что ей не приходится самовозбуждаться, визуализируя эротические сцены из голливудского кино. «Эротический массаж – это танец любви и энергии, ты по-новому узнаешь своего партнера, чувствуешь его, твои прикосновения будут питать его тело и душу. Эротический массаж – это также самовыражение себя через чувствительность, осознанность, энергетику, женскую силу...».

Хорошо пишут, подумала я и набрала указанный телефон. Перед назначенной аудиенцией я долго сидела в машине, не решаясь выйти. Но любопытство перебороло все страхи. С титаническим усилием я толкнула тяжелую дверь под гордой вывеской «Тантра-клуб» в неприметном особняке в центре Москвы.

В виртуальности своего мировосприятия я считала, что тантры – это древние индуистские тексты, практические книги мудрости, родившиеся из вед и описывающие поклонения богине Шакти, супруге Шивы. Тантрические же практики – это, думала я, система йоги, где основное внимание уделяется пробуждению сексуальной энергии и таким образом обожествлением себя, мужчина здесь олицетворяется с Шивой, женщина же с Шакти. Но олицетворение это, как выяснилось, происходило только в моей виртуальности. В реальности же «Тантра-клуб» оказался обычным борделем.

Нагло отодвинув меня, к улыбающейся во весь рот администраторше подошел похотливый пузатик и, кинув на стол внушительную пачку денег, выплюнул изо рта что-то наподобие речи.

– Продлите мою карту.

Я стояла, скромно прижимая к себе кейс и сдвигая ближе коленки, ладошки вспотели, а спина скрутилась в знак вопроса. Стремно, однако. Мимо прошмыгнула голая девочка лет максимум восемнадцати, происхождения явно хуегорьевского, зато со стрижкой на интимном месте в виде грибочка и татуировкой-иероглифом на крестце.

«Что я здесь делаю?» – забеспокоился мозг, завис, а потом в сердцах резюмировал: «Вот дура!». «И правда, дура!» – уверенно подтвердил еще кто-то внутри. Я уже собралась ретироваться и приготовилась к новому сражению с огромной дверью, как позади громко и четко прозвучало мое имя.

– Здравствуйте, мастер-класс по эротическому массажу начинается через двадцать минут в большом зале, – улыбаясь, обращалась ко мне миленькая угловатая девочка с печатью на лице «я самая обаятельная и очаровательная».

«Замели», – грустно пробормотал мозг. Я развернулась обратно, оплатила некислую сумму в размере 800 уев и поплелась за массажисткой, которая решила устроить мне обзорную экскурсию. Первый этаж занимал большой бассейн с саунами, по углам, как наседки на жердочках, восседали девочки разных возрастов, национальностей, телосложений и прочих характеристик. Они недружелюбно как по команде зыркнули на меня, а я продолжала прижимать к себе кейс, показывая всем своим деловым видом что я, мол, с работы офисной приехала и не конкурентка им тут.

На втором этаже располагался ресторан с огромными аквариумами. Везде царил полумрак, в воздухе витал микс ароматов разных парфюмерных компаний. А вдоль стен по коридору разбросаны были маленькие двери. Одну из них оставили приоткрытой, и я машинально туда заглянула. Увидела египетскую спальню, статуи кошек по бокам огромной кровати, картины с изображением Нефертити и Клеопатры, темно-коричневые массивные гардины, джакузи в виде настоящего саркофага, обои с изображением египетских богов. Модненький дизайн, одним словом. «Надо на даче такую комнатку организовать. А что? Практичный подход – все в дом». Следующая дверь была тоже приоткрыта, я снова заглянула в щелочку. В сказочной спальне на огромной розовой кровати, утопающей в пушистом светло-лиловом ковре, две феи ублажали клиента, то есть эльфа. Эльф в полном экстазе наблюдал за действом в зеркальном потолке.

– Не желаете присоседиться? – угловатая обольстительница ростом метр пятьдесят в прыжке настигла меня за подглядыванием.

Мне стало стыдно, я улыбнулась, кривя рот.

– Подглядывать у человека в крови, для любителей понаблюдать здесь есть потрясающее место – подвал, – как ни в чем не бывало сказал моя провожатая. – Как средневековая камера пыток, съемочные павильоны «Мосфильма» не сравнятся с ней по количеству реквизита. Хотите, провожу?

– Нет уж спасибо! – пробубнила я.

– Не волнуйтесь, здесь все ненастоящее, бутафория для любителей экстраординарных ощущений. Все безобидные пластмасски. Пойдемте?

– В другой раз! – только камеры пыток мне еще не хватало.

Перед мастер-классом мне предложили принять душ и выдали простыню. Помывшись и замотавшись в нее, я вышла в большой зал. Он благоухал ароматом спермы.

Ощущение создавалось такое, будто находишься в барокамере с ароматерапией природного происхождения. Примерно сто метров площади предназначались, видимо, для групповых «тантрических» утех с потрясающей возможностью увидеть то, что происходит в другом конце зала, для этого все стены были увешаны большими экранами. Пол застелен толстыми матами, на которых разбросаны подушки и презервативы. Девочки, и я в их числе, выстроились в ряд, а мальчики принялись выбирать.

Я, судя по всему, оказалась телкой козырной – на меня нацелилось аж три самца. Теперь выбирать пришлось мне. Указала на самого симпатичного – эдакий Ван Дамм после нескольких неудачных каскадерских трюков, высокий брюнет с большими карими глазами и слегка переломанным носом.

Массажистка пригласила мужчин раздеться и лечь на живот, а девушек – присесть на колени около их ступней.

– Эротический массаж – это искусство передавать энергию, это виртуозное умение заботиться о партнере, доводить его до максимальной точки наслаждения путем лишь одного прикосновения... – улыбаясь своей обольстительной улыбкой, вещала массажистка.

Я зажмурила глаза, разглядев в полумраке волосатые ягодицы своего «манекена» для массажа. Боже мой, и ему я буду передавать свою энергию? Да, похоже, поздно пить боржоми. И кому я сейчас объясню, что пришла научиться делать массаж для того, чтобы наладить свою интимную жизнь с мужем?

– ...Также это искусство и принимать энергию. В интимных отношениях мы отдаем и принимаем, мы обмениваемся мужскими и женскими флюидами, невозможно только отдавать или только получать, – массажистка честно отрабатывала свое время и не прекращала говорить ни на минуту. – Но следует помнить, что самое большое наслаждение – это видеть, как ты приносишь удовольствие, как наслаждается твой партнер... Энергия любви появляется в нас в тот момент, когда мы открываем в себе этот источник, когда мы не ждем, чтобы нас полюбили, для того чтобы полюбить себя, а наоборот, излучаем любовь, дарим ее...

Массажистка начала раздеваться, девицы скинули с себя простыни. Я же пока была занята наглым изучением голых чужих тел. Вон у толстой девицы грудь висит как ужасно. А у той, что рядом с ней, жир на животе. Фу! А вон у той брюнеточки кожа как у ребенка гладкая и блестит даже, не единого волоска. Потрясающе.

– ...Представьте: вы приходите в ювелирный магазин и видите там ожерелье за двадцать тысяч долларов, то ожерелье, о котором вы мечтали всю жизнь, то украшение, которое сделано как будто специально для вас, в мире нет ничего более прекрасного, чем оно. Вы пришли специально за ним, но предполагали, что оно стоит тридцать тысяч. Но ожерелье продают за двадцать, и вы просто купите его за эту цену, и все. Придет ли кому-нибудь из вас в голову предложить за него тридцать тысяч? – в зале царила полная тишина. Дураков купить за тридцать то, что можно купить за двадцать, не нашлось. – Так вот почему вы считаете, что вас должны ценить больше, чем вы цените себя, почему вы считаете, что вас должны любить больше, чем вы любите себя? – воскликнула с чувством массажистка.

Впечатление от ее речи усиливалось тем, что она была, как и все девушки, абсолютно голая. Фигурка у нее оказалась ничего, на четверочку с плюсом. Я наконец набралась храбрости и стащила с себя простыню.

– ...Умение делать эротический массаж – это мастерство настоящей гейши. И это дополнительный повод еще больше полюбить себя. Нежно, кончиками пальцев прикоснитесь к стопам партнера, закройте глаза, сосредоточьтесь на дыхании, замедлите его темп и настройтесь доставить партнеру максимальное наслаждение. Таким образом неподвижное тело партнера доставляет удовольствие вашим рукам и вашему телу...

Массажистка сопровождала свои слова действием: ее руки гладили шершавые пятки ее «манекена». Девицы проделывали то же самое со своими «подопытными», некоторые время от времени открывали глаза, чтобы проверить, верно ли выполняют указания. Я никак не могла сосредоточиться.

– ...Как только вы почувствуете, что ваши руки стали более теплыми и через них идет поток энергии, начинайте наносить масло плавными круговыми движения вверх по голени. В ваших прикосновениях не должно быть требований, не должно быть ожиданий. Позвольте своим рукам ощутить, почувствовать изгибы, неровности и гладкие места тела вашего партнера.

Наша массажная гуру проделывала движения на своем кайфоловщике, а мы повторяли за ней.

– ...Плавно, нежно, чуть прикасаясь кончиками пальцев, втирайте масло. Движения должны идти строго от кончиков пальцев ног до крестца и от макушки головы так же до крестца. В основании позвоночника, посредине между анусом и половыми органами, находится чакра муладхара, чуть выше над ней находится свадхистана, которая как раз и отвечает за сексуальную энергию. Когда ваши пальцы касаются мест, где находятся эти чакры, нужно мысленно представлять красный и оранжевый цвета, – голос массажистки звучал подобно музыке. – Чтобы держать возбуждение партнера, нельзя повторяться в движениях, поэтому с кончиков пальцев надо переходить на поглаживание ногтями, затем на поглаживание тыльной стороной рук от локтя до кисти, после намазать стопы маслом и также водить ими по внутренней стороне бедер, по ягодицам, по спине...

Меня уже захватывала эта процедура. Руки мои двигались синхронно, ноги же творили все что им заблагорассудится. Но самое интересное водить масляными ягодицами по масляной спине манекена. Я словила кураж от этих действий и предвкушала, как порадую Сержика. Но кайф мой обломался в тот момент, когда мастерица наша жеманно произнесла:

– ...А теперь мы предлагаем партнеру перевернуться на спину и продолжаем те же самые движения, плавно, затем быстрее, потом опять медленно, еле-еле прикасаясь к телу. Следует помнить, что апофеозом наслаждения должен стать оргазм партнера. Этот массаж может быть или прелюдией к сексу или его заменителем...

На этой фразе я поняла, что мой «манекен» во что бы ни стало должен кончить, иначе труба. Поздно здесь всем объяснять, что я девушка приличная, замужняя.

Я зажмурила глаза, сосредоточилась на мысли, что должна принести ему максимальное удовольствие, и предоставила рукам, ногам и ягодицам возможность двигаться, как подсказывало желание, как подсказывала интуиция. В какой-то момент этих слепых прикосновений я поймала себя на том, что возбуждаюсь, открыла глаза и увидела, как несколько девушек уже вовсю удовлетворяют клиентов фелляцией, а еще несколько перешло к самому процессу совокупления. Поймав мой полный страха и ужаса взгляд «боже мой, да они тут все... у-у-у!.. А-а-а!..». Массажистка подошла ко мне и, улыбаясь загадочно и совратительно, положила правую руку на предмет мужской гордости моего «тренажера», чуть развела пальцы и левой рукой начала лить масло на тыльную сторону ладони, так, что оно просачивалось через ее пальцы. Затем, поочередно меняя руки тянущими движениями, она наносила масло от таза вверх по мошонке и орудию детоделания.

Сжав у основания это самое орудие и чуть надавливая, она начала вращательные движения кистью вверх, как по спирали. Мой манекен издал довольный стон и разродился детородной жидкостью.

– Делать надо так, как будто закручиваешь его вверх, а если этого недостаточно, тогда чередуя руки, сведя пальцы в кольцо, ведешь десять поглаживаний, направленных вниз, потом десять поглаживаний, направленных вверх, потом меняешь темп и девять вверх, девять вниз, затем снова меняешь темп, и на седьмом... Как правило, до шестого доходят немногие, – прошептала массажистка инструкцию по эксплуатации мужского члена и, бросив взгляд на блаженную улыбку моего «манекена», удалилась помогать другим.

Я закрыла рот, отрывшийся от увиденного, и, замотавшись, как монашка, обратно в простыню, поползла к выходу через огромное количество совокупляющихся пар и тех, которые еще находились на стадии тера, то есть массажа.

Когда почти бежала по пустому коридору, поняла, что краснею. Краснею от того, что возбудилась от процедуры медитативного массажа, от того, что передо мной лежал совершенно чужой мужик, которого я гладила всеми частями тела, намазанными маслом, и получала от этого удовольствие. Но как же все это ужасно некрасиво с точки зрения эстетического восприятия. Проституток учат делать массаж, чтобы они зарабатывали больше денег, а что я-то тут делаю?

Вдруг какая-то огромная тень возникла на пути.

– Эй! Спасибо, это было круто! За мной должок! – Ван Дамм, мой «тренажер», расплывался в блаженной улыбке и, совершенно не стесняясь, почесывая яйца. Он смотрел мне в глаза и ждал продолжения банкета.

Я окаменела от столь радостной встречи.

– Ты ведь не отсюда?

– Угу!

– Правильно, я сразу понял, что ты не проститутка, то есть это, как ее... тантристка, может, поужинаем?

– Спасибо, не голодна! – я натягивала на каменное лицо дружественную улыбку.

– С меня массаж!

Мне нечего было ответить. Пришлось катапультироваться по-быстрому. С людьми нужно балакать на их бла-бла. То есть разговаривать на их языке.

– Я это, в туалет хочу! – подстроилась к речи собеседника я и шмыгнула в душ, скребя тапками...

* * *

Вечером, удовлетворив Сержика «десять вверх, десять вниз», я пришла к удручающему выводу. Супружеский долг – это хорошо, не изменять – это тоже правильно, но вот только как воскресить ушедшие чувства? Явно не волшебным массажем. Ощущение того, что семейная жизнь превратилась в рутину, в скучный бытовой процесс, не покинуло меня даже после таких шикарных экспириенсов. Не будешь же ты каждый вечер делать ему массаж? А сексуальное желание не просыпается. Не хочу я его. Смотрю на него и не хочу. Так, как будто смотрю на брата, ну да, симпатичный, ну да, интересный, ну да, хорошо сложенный, ну да, родной и близкий... Но не хочу я этого секса, скучно мне, лень, не знаю что, но не хочу...

Почему все кричат на каждом перекрестке о своем похотливом желании размножаться? Ведь секс – это всего лишь инстинкт, половое влечение. Мне кажется, он – начало отношений между мужчиной и женщиной, а потом эти отношения перерастают в родственные, духовные и секс уже не нужен. Зачем тогда общаются души? Сексуальные физкультурные подвиги заменяются разговорами «как прошел день?», «что подарим маме на Новый год?», «куда поедем отдыхать?», «ну и козел же твой Момонский!» Романтичность шелкового пеньюара сменяется футболкой с надписью «Микки-Маус», а гладко выбритый подбородок – растянутыми семейниками. Дозволенное пуканье в туалете и непотопляемые какашки – повод для семейной хохмы, шумные друзья – повод для пиления.

Секс – это азбука. Ты изучил ее в первом классе и начинаешь читать взрослые книжки, и азбука тебе не нужна. Почему я уже давно читаю худлит, а Серж еще так рьяно нуждается в азбуке? Как продолжать взаимоотношения в семье, если супруги находятся на разном уровне мироощущения? Нам нужны разные переживания. Сержу – бурный секс, а мне тихий, семейный уют.

Я курю в гостиной, смотрю на нашу свадебную фотографию в рамочке. Я – принцесса, он – сказочный принц, наши довольные лица излучают счастливую улыбку. Ну где же она сейчас, черт возьми?

– Пупсик, ты просто ангел! – довольный Сержик целует меня в лобик. Я же в этот момент представляю, что наступит завтра, потом послезавтра, и так каждый день Сержик будет хотеть меня, а его НЕТ. Каждый день я буду делать ему массаж, а он будет хлопать меня по попе, кусать ухо, называть грудь «титечки» и мутузить «киску».

Почему секс не может быть как праздник? Как нечто оригинальное, интересное. Разик в месяц, в два, а не рабочими буднями со стахановской долбежкой?

А может, это только для меня долбежка, а для остальных – нормальное времяпрепровождение? Может, просто все молчат о подобных проблемах? В фильмах не показывают, что случилось со страстным сексом двух влюбленных голубков после нескольких лет совместной жизни. Так же как и в кино, в нашем обществе не принято рассказывать о том, что происходит с сексом, с любовью, с отношениями.

– Серж, а как ты думаешь, зачем люди продолжают жить вместе, если их уже больше ничего не связывает, кроме совместного быта, общих друзей и привычек? – вдруг выпаливаю я и сама пугаюсь этого вопроса.

Мы не можем не то что искренне заниматься сексом, а просто искренне разговаривать. Я не могу рассказать ему о своих мыслях, в горле как ком застрял.

– Одиночество – очень хорошая штука, когда есть кто-то рядом, кому можно о нем рассказать! – нравоучительно улыбается Серж.

Он любит учить меня, наставлять, так сказать, на путь истинный. Но как он может чему-то меня научить, если он даже меня не чувствует? Не понимает, что у меня на душе? Мы живем друг с другом столько лет, но так и не знаем друг друга. Коммуналка, где соседу кажется, что он знает меня.

– Люди боятся одиночества. Вон Мамонские неделями друг с другом не разговаривают, секса у них нет уже несколько лет. Они на нас все время смотрят и завидуют! – он наливает себе бокал вина и вытягивает ноги на столе.

Я смотрю на его пушистые коленки, и почему-то именно они наводят меня на мысль «так больше продолжаться не может». В какой-то момент мы стали чужими друг другу. Может, из-за моей каждонедельной лжи, а может, из-за его слепоты и бесчувственности? Из-за того, что он ни разу не пытался даже заговорить со мной об этом. Делая вид, что все хорошо, все идет как надо, как обычно!

– Мамонские общаются как кошка с собакой, иногда, кажется, они ненавидят друг друга, а разводиться не собираются, общие дети, общий бизнес, общий дом, друзья. Они так долго и мучительно строили этот свой мир, что сейчас у них уже нет сил сломать его и строить заново с кем-то другим.

– Но ведь ты не раз говорил мне, что нет ничего невозможного? Что Москву покорить так же легко, как светскую стерву, она лишь нагоняет страх своим неприступным видом, а на самом деле мечтает о покорителе.

– Да, но когда ты покорил, добился и понял, что не этого хотел и все получается не так, как ты ожидал, ты разочаровываешься. Разочарования – тяжелый багаж, давящий на плечи, с ним очень сложно жить, невозможно скинуть. Вряд ли ты пойдешь с ним брать Рим, в лучшем случае сил останется на колхоз.

– А что, Серж, лучше жить в руинах развалившегося мира, наполненного разочарованием, в развалинах?

– Люди больше всего на свете боятся одиночества!

– А ты боишься?

Серж самодовольно щурится.

– Нет, я самодостаточен. Я не знаю, чего я боюсь. Думаю, что ничего.

– То есть для тебя не было бы проблемой жить одному, ну, скажем, какое-то время?

– Ты же знаешь, я всю жизнь считал, что семья у человека должна быть одна. А остальное второстепенно. Так что благодаря тебе мне холостяцкая жизнь не светит.

Пустой разговор, искусственный, неужели он не понимает, как мне больно, как я хочу закричать? О том, что не понимаю, что происходит с нами, со мной, с нашими отношениями?! Домашний философ. Легко анализировать других, но как сложно препарировать себя!

Он наклоняется ко мне и чмокает в щечку. Вместе невозможно и врозь никак! Может, у нас такой же искусственный мир, как у Мамонских, а мы все никак не хотим этого замечать?

– Сержик, давай отдохнем, друг от друга, – вместо того чтобы поцеловать его в ответ, обливаю холодным потоком слов. Мне нужно разобраться в себе. Переходный возраст, наверное.

Я должна понять, как нам жить дальше. То ли мне снова изучать азбуку, то ли Сержа как-то быстрей научить читать книги?

– Что-о-о??? – зрачки Сержика расширяются, он хмурит брови и начинает тяжело дышать.

Не знаю другого такого человека, который в считанные секунды умеет трансформироваться из добросердечного хомячка в дикобраза.

– Милый, это не надолго, я поживу на даче, ты здесь. Я как раз давно не была в отпуске. И заметь, не разу не была в нем одна.

Я вопрошающе улыбаюсь, надвинув на лицо маску мольбы. Совсем не хочется его обижать, совсем не хочется портить ему настроение, но так же совсем не хочется себя и его делать несчастными.

– Кто он? – повысив голос, спрашивает Сержик.

Он нервно прикуривает сигарету, скрещивает могучие руки бывшего баскетболиста на груди, и пелена дыма прячет его гневные глаза от меня. Серж страшен в гневе.

А мне смешно. Что это за детский сад?!

– Никто, милый. Мне нужно побыть одной, разобраться в себе.

– Н-н-да! Конечно! Я сразу понял, что тут что-то не то, – пепел с сигареты падает, не вынимая ее изо рта, как криминальный авторитет, Серж продолжает наезд. – Знаешь, когда жена изменяет мужу, то она, во-первых его не хочет, во-вторых, ей стыдно за свою измену и поэтому, чтобы отвлечь свою совесть от себя, она перекладывает свой гнев на него. Начинает критиковать, раздражаться. Каждый раз, глядя мужу в глаза, она думает: просечет – не просечет, узнает – не узнает. Вот я все и узнал. Я догадывался! Хватит из меня лоха делать!

Я, беспомощная, тихо вжимаюсь в диван и молчу. Словесный понос Сержика не остановить. Я знаю своего мужа как облупленного.

– И давно это у вас? Давно ты мне врешь? Да уже несколько лет у нас с тобой секс случается только после того, как я настою на этом. Вот! – он нервно дергает рукой и, затушив сигарету, прикуривает следующую.

Уставился мне в глаза как следователь на допросе, его милое и родное лицо перекосила гримаса негодования, на лбу появились морщинки, щеки стали помидорно-пурпурными.

Он наклоняется ко мне, и свет лампы отражает спеленький маленький прыщик на его груди. Я тянусь к нему, чтобы выдавить. А что делать в такой ситуации? Только давить прыщи. Он не понимает меня. А я настолько не знаю своего мужа, что не могу членораздельно донести до него свое желание просто побыть одной, просто разобраться с тем что происходит!

– Убери руки! Не пытайся увильнуть, знаю все эти примочки. Кто он, я спрашиваю?!

– Сержик, у меня никого нет! Никого, кроме тебя! – тихим шепотом обороняюсь я.

Сержик же предпочитает истерить.

– Не ври! Лучше скажи правду, правда очищает отношения. Тебе самой станет легче, – он нервно расхаживает по комнате взад вперед.

– Сержик, я тебя люблю и верна тебе. Мне просто нужно разобраться. Разобраться в себе, понимаешь?

– Ты унижаешь мое мужское достоинство! Нарастила рога, а теперь не признается!

Серж в бизнесе и обществе – человек уважаемый. Все называют его Сергей Владиславович, восхищаются его управленческим талантом и при первом же удобном случае пресмыкаются. Но дома мой Сержик – плюшевый мишка, забавный и игривый ребенок, нравоучительно вещающий о жизни. Когда он обижается, то поджимает губки, надувает щечки и опускает глазки. Смотреть на него – просто умиление. А на работе – ну прямо царь и бог, крутой владелец телекоммуникационной компании, на кривой козе не подъедешь. Обожаю я его, обожаю в нем то, что может он совмещать в себе наивного ребенка и храброго рыцаря. Может стучать кулаком по столу, употребляя в речи только глаголы в приказной форме, а после восьми вечера смеяться над мультиком и эмоционально аплодировать футболистам, забившим гол. По утрам Сержик недовольно размазывает по тарелке полезный для здоровья геркулес, а вечером в ресторане со знанием дела запивает мидии белым вином, виртуозно подтирая пухлые губы салфеткой.

– Ты самый лучший мужчина на свете. Ты такой единственный, уникальный! – под впечатлением от воспоминаний произношу я.

Самолюбие мужа начинает успокаиваться.

– Не надо мне льстить! Ты унизила меня!

Он вдруг замолкает. Он не верит мне. Он шокирован, зол, расстроен. Мне уже совсем не смешно.

– Сержик, я не хочу тебе ничего доказывать, ну понимаешь, мое достоинство унижает то, что ты мне не веришь. Неужели и вправду думаешь, что я тебе изменяю, неужели за столько времени совместной жизни ты так и не научился чувствовать меня, понимать, верить?

Он подходит ко мне, кладет свои теплые большие ладони мне на плечи и резко нажимает. Больно. Черт побери, очень больно!

Я смотрю ему прямо в глаза, в такие знакомые, как мне казалось, известные, и пытаюсь понять, почему он обвиняет меня в измене. Это же глупо! У меня и в мыслях такого не было.

– Я доверял тебе, думал, мы одно целое! А ты? Как ты могла? – он трясет меня за плечи.

Я плачу. Мы первый раз так ссоримся. Боже, такого никогда раньше не было. Я не знала, что он может быть таким жестким и бескомпромиссным по отношению ко мне.

– Серж, то, что ты говоришь, унизительно!

– Отец никогда не бил мать, поэтому я тоже не могу поднять руку на женщину. А жаль!

Он уходит в гардеробную, одевается.

Я сижу, окаменев как надгробный камень, серый, унылый, печальный. Я ведь просто хотела разобраться в себе. Понять, что делать с нашими отношениями. Я совсем, совсем не хочу ругаться.

– Серж, ты меня не понимаешь, совсем! Слышишь! – кричу я. – Серж, это глупо!

В ответ я слышу щелчок замка входной двери.

Ревность, какая глупая эмоция, слепая, она не поддается логике. Наверное, она даже больше, чем страсть поражает весь головной мозг, не дает способности рационально мыслить. Это просто чувство собственности, боязнь не дополучить любовь и заботу того, кого любишь... А любит ли он меня? Или ненастоящий, искусственный мир развалился сам?

Ревность глупа, это чувство – достоинство слабых, неуверенных в себе людей. Серж не такой. В самые тяжелые моменты жизни он всегда крепко держал меня за руку, не давая упасть, в его голове всегда бушевали самые смелые и полезные идеи. Он всегда помогал мне в бизнесе, всегда заражал своей силой, всегда настраивал на веру в себя. А иногда верил в меня больше, чем я сама. Он знал жизнь и делился со мной этой мудростью. Но боже мой, его реакция сейчас так глупа, так нелепа, так несвойственна ему.

В спальне, надрываясь, пикает его телефон.

Забыл.

Ему пришла смска.

В нашей семье хорошо отработан внутрисемейный этикет – мы не роемся в телефонах друг друга, не посягаем на личное пространство. А на ночь всегда выключаем телефоны. Но сегодня все не так как всегда, сегодня все кувырком, привычная система отношений дала сбой.

Утирая сопли, слюни, слезы, я иду в спальню. Зачем я беру этот чертов телефон? Никогда ведь этого не делала.

«Любимый, я уже успела соскучиться. Доброго тебе утра и славного дня. Жду в 14:00».

Что? Что? Что?

Я сажусь на кровать и начинаю рыться в других смсках.

«Любимый, спасибо за подарок, он блестит на солнце всеми красками нашей любви». «Думаю о тебе не переставая, как проходит твой день?» «Любимый, спасибо за цветы!»

А когда в последний раз он дарил мне цветы?

С мазохистским задором я продолжаю читать любовные смс-письма и плачу. Как это страшно, больно и унизительно – знать, что твоего мужа кто-то еще называет любимый. Еще буквально вчера, а может, даже сегодня он ласкал тело другой женщины, называл ее грудь так же, как мою, «титьки», и как ужасно осознавать, что то, в чем он обвиняет меня, в этом виноват он сам. «Ты унизила мое достоинство!» – театр одного актера для одного зрителя.

Я пытаюсь представить, как она выглядит, где они встречаются, что он ей говорит и еще больше плачу, стучу телефоном по подушке и плачу.

А что я, собственно, реву? Я же сама решила, что наша семья – фальшивка, а теперь злюсь на него из-за того, что узнала об измене. Он просто раньше меня понял всю глупость нашего совестного существования под названием «правильный брак». Может даже, он спал со мной ради меня, а не ради себя. Ведь все, что ему нужно, он нашел в ней!

Больно, внутри все горит и сжимается, кажется, будто выпила серной кислоты. Полное сжирающее изнутри чувство бесполезности, никчемности, опустошения.

Предательство!!! Я чувствую кожей это слово. Пре-да-тель-ство.

Что такое ревность? Она присуща всем живым организмам. Это неотъемлемое составляющее человека. Если любишь кого-то, сделай его свободным в первую очередь от себя. Вот только я всегда предпочитала молчать на эту тему. Я слишком привыкла, что он мой и всегда будет моим. Я сама разрушила наши отношения, не давала ему той нежности и страсти, которых он так хотел. Или все просто и она лучше меня, интереснее, моложе?

Она красивая? Где они познакомились? Давно? Что он ей говорил обо мне? Что разведется со мной? Или: весь этот пафос семейной идиллии – для прессы? Или: эта сучка мне надоела – я тебя люблю! Или: давай сбежим от всех? Или... Поток мыслей постепенно окрашивается ненормативной лексикой.

Я чувствую себя сейчас унитазом, в который слили гадостные отбросы лжи. А любовь достается другой. Он сделал выбор...

Что больнее – его непонимание или его измена?

Что страшнее – то, что он больше никогда не вернется, или то, что я уже не смогу быть с ним?

Как революция – кто-то из нас не может по-старому, а кто-то просто не хочет.

Почему он не ушел от меня раньше? Искал повод? Что я буду делать? Как он расскажет мне о ней? Как я буду жить дальше? Что будет с нами?

Одиночество, настоящее душевное одиночество выглядит как ненужный, большой орган. Где-то в груди. Как Данко, мне захотелось вырвать его. Ампутировать.

Я карабкаюсь на широкий подоконник. Внизу шуршат машины, темно.

Я скриплю зубами от злости и холодного ветра, кулаки сжимаются так, что сводит кисти.

Ору на всю улицу. Я люблю тебя, Серж! Люблю! И ты любишь меня! Неужели мы так долго строили свой мир для того, чтобы вот так в один миг его разрушить? Взорвалась атомная электростанция. Я ору сквозь слезы из глубины сердца. Ору голосом боли и отчаяния.

Внизу все очень маленькое, игрушечное, микроскопическое, как макет. Может, прыгнуть туда? Раствориться? Может, тогда он поймет, какую ошибку совершил?!

Я смотрю вниз, изучаю темный асфальт. В возрасте двадцати семи лет я буду лежать, размазанная и холодная, не родившая еще ребенка, не исполнившая свою мечту и не научившаяся справляться с жизненными перепетиями. Но зато доказавшая, что он любит только меня. А может, и не доказавшая. Может, он похоронит меня с почестями, вопреки тому, что суицидников не хоронят, напьется на поминках в зюзю и женится на своей новой избраннице. Они будут лежать на нашей кровати, мыться в нашей ванной... Бред.

Там, внизу, точно уже ничего не изменишь!

Черт возьми, я прошла огонь, воду и медные трубы, окончила музыкальную школу, сделала прибыльный бизнес, построила родителям дом, обзавелась друзьями и даже умею делать эротический массаж. Какого хера, спрашивается, я вот так похерю все это? Закончу свою бесценную жизнь и перечеркну тысячи усилий из-за того, что мой муж трахает какую-то телку? Это мы еще посмотрим, кто кого в итоге трахать будет.

Я ненавижу тебя Серж, я тебя ненавижу, слышишь!

Ты поймешь, что ты сделал! И очень сильно пожалеешь об этом!

В такие моменты принимаешь ключевые решения для дальнейшей жизни. Пройдя через боль и отчаяние, выбираешь новый вектор пути следования. Стратегию своего дальнейшего развития. Приложив все свою силу воли и собрав себя в кулак, я решаю: с этой минуты стать той, от которой невозможно уйти, я должна стать той, кто лучше всех других. Я стану не просто женщиной, я стану особенной сверхженщиной.

Я так устаю рыдать и беситься, что еле нахожу в себе силы слезть с подоконника, выпить коньяка и скурить несколько табачных палочек подряд. Терпкая жидкость обжигает уставшее разодранное горло. Брожу по квартире из комнаты в комнату и переворачиваю наши фотографии. Это прощальный ритуал. Спрятать то, что вызывает боль. Призывает воспоминания. Подхожу к гардеробной, хватаю несколько вешалок с его костюмами и злобно бросаю их с балкона. Смотрю, как они летят вниз, как сговорившаяся стая птиц, ровно, плавно, изящно распахнув крылья. Вот они друг за другом приземляются на асфальт, а накрывает все эту стаю отдыхающих на тротуаре одежных птичек его любимый серый пиджак, сшитый у Юдашкина. Ну вот и все! Вот и все...

Обида сменятся разочарованием.

Больно признаться себе в том, что ты дура. Боже, какая же я дура.

Что я делаю? Веду себя, как самая последняя телка на планете, пальцем деланная, на помойке найденная.

Безвыходность. Когда не знаешь, что делать, совершаешь глупые поступки. Или я всегда совершаю глупые поступки? Смешно. Что я этим хочу сказать? Я ненавижу тебя, Серж! Он не слышит. Смешно!

А шмотки бомжам пригодятся.

Сажусь на наш плетеный гарнитур, балкон у нас – комната здорового курения, здесь мы любим, нет, правильнее будет сказать, любили смотреть на звезды и пить свежезаваренный кофе. Здесь лежит летопись нашей семьи в стихах. Глупая традиция – рифмовать самые яркие моменты жизни и еще картинки к ним подрисовывать. Я беру его.

Открываю на первой попавшейся странице – описание презентации открытия трех моих центров красоты. В кривосложенной стихотворной форме мы вдвоем описываем, как это было: толпа народа, журналисты, именитые гости, мои расфуфыренные труженицы-подчиненные и цветы-цветы-цветы.

Я стояла тогда на огромной сцене и искала глазами его глаза. Я никогда не начинала говорить на публике без его поддержки, он всегда был в зале, всегда справа от сцены, всегда ласково смотрел на меня. «Ну давай, ты сможешь, давай!» – говорили его глаза. И я говорила им, я разговаривала с ними, они слушали меня.

На открытии выступал Шарль Азнавур, как божественно он пел! Мы танцевали весь вечер, и мне казалось, мир у наших ног, потому что мы вместе, а двое – это много, это очень много.

Une vie d’amour Que l’on s’était jurée Et que le temps a désarticulée Jour après jour Blesse mes pensées Tant de mots d’amour Que nos cæurs ont criés De mots tremblés, de larmes soulignées Dernier recours De joies désharmonisées.

Я напеваю слова песни и снова плачу. Плачу. «Вечная любовь». Фальшивка, американская мечта. Мы придумали иллюзию и пытались оба поверить в нее. Мы изо всех сил создавали свою сказку в надежде на то, что у нас настоящее супружество, а не какой-нибудь там брак. Верить в детские фантазии Сержу надоело быстрее. Слезы падают на разрисованные фломастерами листки, и красным цветом я дописываю финал нашей летописи. Хеппи-энда не будет.

Разрушился рай из последних сил, В который мы больше вернуться не сможем!

Я прикуриваю сигарету, беру зажигалку и с маниакальным удовольствием сжигаю в пепельнице нашу «сказку на двоих». Бумага горит ярким синем пламенем. Ну вот и все.

А может, взять сейчас и уйти, уйти навсегда и больше никогда его не видеть, не вспоминать, вычеркнуть из жизни? Забыть. Начать все заново! Может, бог хочет, чтобы мы сначала на своем пути встречали не тех людей, чтобы потом смогли обрадоваться тому единственному? Но я уже встретила его. Его невозможно назвать не тем. Это просто я не та. Это со мной что-то не то!

Я залезаю с головой под одеяло и вспоминаю детскую игру «Меня нет. Я в домике». Меня нет. Меня нет. Нет. Все это не со мной. Меня нет. Я держусь из последних сил, жду его. Я хочу, чтобы он довел дело до конца, рассказал мне правду, размазал меня ей по этой кровати. И может, через боль и злость на него я смогу начать новую жизнь. Я что-то пойму.

На улице уже светло – я держу его телефон у груди, как младенец любимую игрушку, сил плакать больше нет. Его тоже нет. Все очень реально, живо, и в то же время игрушечно, инородно, иностранно, непонятно. Ясно только одно – я ничего не смыслю в человеческих взаимоотношениях и сексе как в неотъемлемой их части. Теперь мне жизненно необходимо все это узнать...

* * *

В мире существует тысяча сценариев развития любой жизненной ситуации. Но ведь все это столько раз было... Пока не отыграешь все игры, придуманные до тебя, не придумаешь свою. Ту, которая называется «индивидуальная жизнь». Может, ее можно придумать, отказавшись отыгрывать уже придуманное? С чего начнем?

Можно представить, что я первая женщина на земле – Ева. Я не знаю, как все устроено, как что работает и что из чего вытекает. Я могу придумать свои законы. А потом прийти к тому, что жизнь – это новизна, в каждый миг законы, придуманные вчера, сегодня уже не действуют. Так ты открываешься новым играм. Новым возможностям, которые есть сегодня, но которых не было раньше и уже не будет завтра. Это будет моя игра, та, в которую еще никто не играл.

 

Глава 3

Экзекуция комплексов

Сидишь в своем тихом привычном мирке и всеми силами делаешь вид, что все правильно, все идет по плану, все предсказуемо понятно. В списке не сделанных еще в жизни вещей у тебя стоит:

1) не была на крыше в 4 утра;

2) не приходилось быть в обезьяннике;

3) не знаешь, что в голове у психбольных;

4) не посадила дерево или хотя бы куст;

5) не прыгнула с парашютом;

6) не знаешь санскрит;

7) не промокала под дождем до мозга костей;

8) не знаешь ответа на вопрос, есть ли на самом деле бог?

И вдруг – бабах! – и в доли секунды мир твой, этот привычный, понятный с таким вот списком непознанного, рушится, превращается в обломки. Строила, строила...

Друг моего детства Виктóр искусно ковыряет салат из морепродуктов, демонстрируя знания светского этикета. Вечно молодой, вечно пьяный, заядлый холостяк и отпетый сердцегрыз, тусовщик и пафосник, наставляет меня на путь истинный. Его ручная шиншилла лениво зевает, сидя на коленях. Острые зубищи начищены, как ботинки Виктóра. Какие же люди садисты – тащить маленького зверька в теннисный клуб, и меня, кстати, депрессивную, обиженную на жизнь, туда же. Какой на фиг теннис. Я сейчас чувствую себя, как любимый мяч футболиста-садиста. Живого места нет, сплошная боль.

Смотрю на Виктóра, как кариес на бормашину, понимая, что сейчас он дорушит обломки моего представления о мире.

– Тетки – существа очень чувствующие, лучше, чем мущинки, только это расковырять надо. Секс – он, сцуко, для них сложный. Для мущинок сунул, кайфонул и бежать. Наше дело не рожать! А тетки – сразу дети там, любовь, морковь. Мечты. Вы в этих мечтах, сцуко, так зарываетесь по уши, что вам уже и не до секса, а нам-то что делать? Мы-то не привыкли в мыслях ибаццо. Нам надо в реальном времени!

– Да я и в мыслях этого не делаю, если честно!

Нос все время заложен, слезы льются, как будто глаза луком намазаны. Я понимаю, что ничего не понимаю, и от этого еще обиднее, все время плакать хочется.

– Девушки, не бойтесь секса, хрен во рту вкуснее кекса!

Интеллигентно Виктóр со мной не общается, я так давно его знаю, что он может себе позволить расслабиться и быть тем, кто он есть. При мне друг изъясняется исключительно на «подонкофском» языке, а со своими барышнями на великосветском.

Звали его по паспорту Виктóр Порушкин, но он решил сделать себя Виктóром Леви. Намутил себе французское гражданство и купил генеалогическое древо, где «засвидетельствованы» его аристократические корни.

Виктóр, то есть Витек, – человек, про которого говорить можно долго и исключительно прилагательными. Этот святой человек просто необходим в хозяйстве. Мастер продавать воздух и, что важно отметить, за баснословно дорого. Это он придумал раскрутку моих салонов красоты, посоветовал зарегистрировать бренд во Франции, сделать очень дорогой французский сайт и в Москве продвигать салоны как бренд мега-известного парижского стилиста. После охмурения Витьком пары звезд французской эстрады, была продана легенда о том, что этот суперстилист якобы обслуживает элиту Франции. Московские пиплы, бегущие за европейской модой, по цепной реакции ломанулись в мои салоны.

– Почему он мне изменил, Витьк? – хнычу я.

– Почему, почему, потому что ты расслабилась. Секс для мущинки – это самое главное. Он так самоутверждается, чувствует себя гладиатором, и это дает ему право быть мужиком в конце концов. Каждому нужно знать, что он – у-ухх! – Витька достает сигарету из портсигара, прикуривает ее и, осторожно приподнимая шиншиллу и положив ногу на ногу, взглядом охотника рыскает по сторонам. – Акелло промахнулся – енто не про нас. Акелло – главный. Перед другими самцами и в своих глазах. Ты думаешь, мы зря виагру едим и мучаемся, когда нам в любимый орган шланг вставляют? Все ради того, чтобы вы оценили! Для нас наши фаберже ценнее любых драгоценностей на свете. А вы должны о них заботиться.

– Хорошо, это ему надо, а кто подумает о том, что надо мне?

Он должен быть мачо, а я должна из него этого мачо делать. Люблю тебя не за то, кто ты, а за то, кто я рядом с тобой.

– Тебе тоже надо чувствовать себя телкой, любимой, желанной, нужной! – он наклоняется через стол и впяливается мне в глаза, своими влажными, липкими глазками после специальных капель. Чудесные капли, добавляют жизненного блеска. Мне сейчас, наверное, даже они не помогут. – В семейной бытовухе каждый теряет себя. Свое предназначение, так сказать, свою суть. Поэтому я хрен женюсь, хочу быть собой. Не дам себя съесть даже самой лучшей в мире телке.

– То есть?

– То есть ты сливаешься с человеком, с вашей совместной рутиной. Романтику заменяют геморы, страсть – выдавливание прыщей друг у друга, нежность – конфликты, а вместо комплиментов вы выговариваете претензии. А между прочим, то, что тебе не нравится в другом, – это твои проблемы, а не его! – Витек строит гримасу недовольного пренебрежения.

Его стильная внешность бросает лозунг «уважайте меня все!». Точеные скулы с бакенбардами, узкий острый подбородок, идеальной формы брови, румяные щечки, холеность прически и блеск выпуклых серых глаз. Витек смотрит снизу вверх, галантно задирая подбородок, а при проявлении эмоций задирает вверх бровь.

– И так ты забываешь о своих истинных желаниях. Забываешь о женской части себя, постепенно превращаясь в неудовлетворенную телку. Свое неудовлетворение активно прячешь, скрываясь за бизнес и всякую там деловую-бытовую возню. А потом оно хлобысь – и взрывается. Короче, нахуйелес это ваша семейная жизнь? Пока нет семьи, есть свобода, значит, есть и раскрепощенный общеудовлетворяющий секс, а в семье о нем можно забыть. Конец свободе. Конец сладостному разврату.

По отточенной привычке Витек демонстрирует правую кисть со специально сделанным шрамом. Женщины всегда заинтересованно спрашивают, что же с ним приключилось, а он брутально отвечает, мол, ошибки молодости, боролся за любовь. Далее идет длинная легенда несчастной любви, давящая на струнки сострадания заботливого женского сердца. А хренов дуэлянт доигрывает до конца...

– Нужно сначала поменять себя, а потом систему института брака. Если сил хватит! Гы-гы! – Витек отдергивает рукав, блеснув дорогущим циферблатом.

– Да у меня все хорошо! Это он мне изменяет, а не я ему! – протестую я, размахивая вилкой.

– Нет, дорогуша, у тебя все плохо. Тебе пипец, говоря на родном языке. Ты превратилась в бесчувственную дамочку целомудренно-запретного содержания.

– Да пошел ты! – кидаю я в него злостно салфеткой.

– Ню, ню! Мама небось в детстве говорила, что целовать мужскую писю – это плохо! Классическая литература секс втроем не приемлет! Религии мировые понукают, говорят, засунь свою кундалини себе в мозг и просветляйся, вместо того чтобы похотливо о трахе думать. Вот и сидишь с детства застреманная и так боишься своих желаний, что даже ничего про них и не знаешь!

– Какие тут желания! Я не хочу секса! Черт! – я перехожу на крик. Мужик за соседним столиком смотрит на меня с жалостью. Не переживай так, тебе никто и не предлагает, читается у него в глазах.

– Ох, ох, да вы, телки, все такие, не расстраивайся! Стоны изображаете, как страсть Чиччолины. И кто вам сказал, что мы не любим сексом в тишине заниматься?! – я не успеваю открыть рот, чтобы сослаться на учебник «Порнуха», где все так делают, Витек продолжает: – Сосете, как «Чупа-чупс» в общественном месте, не чувствуя, что это вообще живой орган, так сказать, чувственный. Попу у вас выпросить вообще себе дороже. Встанете в позу памятника лошади Пржевальского, на лице печать великой мученицы, зажмуриваете глаза. Не ибаццо, а плакать хочется, на это глядя. А у нас между прочим мозг – самая эрогенная зона. Видеть нам все нужно, так чтоб свет был, зеркала. А вы свет выключаете, глаза зажмуриваете и тихо себе скулите.

– Я у тебя про общее спрашиваю, а не про частности, сексуальное возбуждение от техники не зависит!

– Дай договорить, бескультурщина, ебть, не перебивай... – Виктóр кашляет. – Так вот! А все это знаешь почему? – это риторический вопрос. – Потому что во время секса вы думаете не об общем удовольствии и расслаблении, а о том, как бы доставить больше кайфа любимому, чтобы сильнее любил. А о себе-то вы не думаете. О том, как самой себя полюбить, вообще забыли. О том, чего хотите, даже не догадываетесь. А уж чтобы рассказать об этом – так вообще рот не откроется.

– Все это очень познавательно! Ну а как иначе, извини, не обучены! Корчишь из себя страсти Чиччолины, а он все равно к другой уходит?!

– Вспомни себя в восемнадцать, все тебе хотелось и все тебе моглось. Глазки горели. Румянец был здоровый. Вы с Сержем небось как кенгуру австралийские в первые месяцы совместной жизни, кроме секса ничем больше не занимались!

– Ну мне же сейчас не восемнадцать!

– И что? Ты сейчас реализовала себя как бизнес-леди и правильную жену. А Сержу твоему нужна другая, та, которую он любил в молодости. Та, которую соблазнял из последних сил, а потом остатками своей мужской силищи удовлетворял полночи. А ты сейчас – овощ, потерявший себя в рутине повседневных геморов. Женщина-то где? Где она?

Бор-машина жужжала, выпучив глаза в предвкушении убийства вонючки. Вонючка-кариес из последних сил держался за зуб. Он жил в нем как минимум пять лет и никак не напоминал о себе, пока его не потревожили. И вот теперь он один против страшной бор-машины, старается отстоять свое право на жизнь. Но она приступает к работе.

– Значиццо, сейчас тебе надо, если так, совсем просто, захотеть себя самой. Почувствовать себя и свое женское начало. Выкорчевать наружу все свои страхи, предубеждения, комплексы и лицом к лицу столкнуться с собой настоящей. Офигеешь, как понравится. Очень развлекательный трип!

– А как это делать?

– Прекращай шуршать мозгом, он здесь тебе не помощник. Нужны эмоции – разденься перед зеркалом и посмотри на себя. Только не синяки высматривай с целлюли-том, а поднапрягись и попытайся понять, что ты женщина, созданная для любви!

Я снова начинаю плакать. Это слово меня сейчас обижает. Какая там любовь? Что это? Про что это вообще? О ком? Явно не про меня.

– И прекращай ныть! Никто не заслуживает твоих слез, а те, кто заслуживают, не заставят тебя плакать! Утри сопли. Выбрасывай свой билет великого страдателя. Он тебе больше не понадобится. Не фиг себя жалеть! Себя надо любить! – Витек, выражаясь на его сленге, умеет вштырить так, что появляется надежда, что все не так уж плохо, как бы мне хотелось.

Я собираю волю в кулак, сильно сжимаю руки под столом. Всегда так делаю когда нервничаю, на коже потом остаются следы от ногтей.

Витек заинтересованно смотрит на мои голые коленки, не прикрытые короткой теннисной юбкой. И, судя по его философскому выражению лица, думает какую-то думу.

– Слушай, короче! Все уже состоялось, он уже тебе изменил. Это постфактум. А теперь представь, что не случилось бы этого. Он бы так и продолжал тыкать в тебя своей штуковиной, как говорят буддисты, алмазным хунгом, а ты бы так и продолжала мучаться. Потом тебе бы это надоело, совсем, ну до предела. Ты бы изобрела антивозбудитель, подсыпала бы ему. Он бы продолжал биться со своей эрекцией, но так бы ничего у него и не получилось. Тогда он бы расстроился, напился, потом бы повесился. А ты бы стала вдовой. Так бы вы все последующие жизни и боролись бы: он с тобой, а ты с его эрекцией. Замкнутый круг. Сансара. Или вот предположим другой вариант: он тебя не хочет, ты его не хочешь. И так вы проживаете всю жизнь до старости, не узнав удовольствия настоящего оргазма. Ну ладно, умираете вы, попадаете на небеса, а там блин, все ибуцца, вы на это смотрите – о ужас – а деваться некуда. Что делать? Как присоединится, не знаете, забыли уже, а смотреть на это никак невозможно, чистилище, пока не пройдешь испытание, в рай не попадешь! Вот так и находит на вас, двух дурней, осознание, что жизнь всю прожили зря и что теперь делать, непонятно!

– Бредишь, Витек! – нервно улыбаюсь я.

– Нет, просто у тебя появилась потрясающая возможность избежать такого развития сюжета. Придумать свой сценарий, такой который тебе понравится.

– Я уже не знаю, чего хочу! Хочу вернуть время назад. Хочу тоже хотеть его, радостно дуплиться, как ты говоришь, каждый день.

– А дальше?

– Ну, жить долго и счастливо.

– Херовая у тебя фантазия, дорогуша! Что значит – «счастливо»? Скучно! Смысл ради этого нерасшифрованного понятия – жить, вообще что-то делать. Креатива давай! Учись выходить за рамки! – Витек отпускает шиншиллу на пол, и она радостно прыгает, как кенгуру, за соседний столик, к тому мужику, что косился на меня, и начинает строить себе домик из накрахмаленных салфеток.

– Ну, мы бы организовали премию «лучшая пара мира» и сами бы ее себе вручили. А потом устраивали бы ее каждый год, собирали бы самых известных людей мира.

– А дальше? Снимали бы фильмы про вашу историю любви? Организовали бы свою семейную секту «арт-экстаз» для групповых развлечений в узком кругу элитных пар? Разработали бы тайные учения «мозготрахмы»? Придумали бы религию поклонения секс-божеству? Открыли бы храмы и миссии по всему миру, призывая к свободе секса? Сделали бы его культом? Может, отменили бы одежду? Или устраивали бы демонстрации свободных объятий на улице, чтобы каждый прохожий мог подойти к самой известной паре мира и просто обнять. Прохожие бы вместо опускания глаз при встрече с незнакомым человеком, наоборот, обнимались бы с ним. Каждое утро благодаря вашей религии на Садовом кольце люди бы выстраивались в круг, брались за руки, таким образом приветствуя себя и новый день и благодаря ваше эрос-божество.

– Глобально мыслишь! – хмуро усмехаюсь я. – Вот только мы расстались!

– Да, да, именно так! И сейчас, если даже вы снова начнете жить вместе, ничего не изменится в лучшую сторону. У тебя есть два варианта. Или жить по-прежнему, тупо проигрывая житейские сценарии, которые до тебя уже проиграло тысячи людей. Знакомство, свадьба, счастье, измена, развод, новое знакомство... Или придумать свой сценарий, которого еще не было. Придумать свой вариант семейной жизни и, если хочешь, семейного секса. Погрузиться в неизвестность. Представь, что ты обладаешь всеми знаниями мира! Что ты будешь делать?

Я молчу. Не знаю, что сказать. Кариес грызет зуб, тужится и пыжится, хочет перед смертью наесться, надышаться.

– Ты будешь искать новое, непознанное. Делать открытия. Потому что из них состоит жизнь, она, сцуко, занятная штука. Ядерная реакция в стакане с ацетоном.

Он пафосно достает из дорого бумажника 100 евро, рвет купюру на две части и, лукаво пряча от меня, что-то на них пишет.

– Выбирай!

Я выбираю ту часть, что побольше. Богохульник, рвет деньги.

На бумажке написано кривым витьковским подчерком: «непознанное».

– Вот видишь, судьба решила за тебя...

– Ладно, мне пора. Ты платишь! А вообще моя консультация стоит дорого.

Я покорно киваю. Тем временем Виктóр меняется в лице, распрямляется на стуле и набирает чей-то номер в телефоне.

– Милая барышня, вы уже почистили перышки к пикнику? – понятно, очередная жертва соблазнения. – Нет, нет, недалеко. Пять спален, а нас четверо, разместимся с комфортном... Да. Да. Конечно. Очень трепетно отношусь к твоим пожеланиям. Отношения строятся на любви, а не на сексе. Чувства – это главное...

Через пять минут разговора я чувствую, что девица на том конце провода готова отдаться ему прямо сейчас.

Пока он ведет беседу, я смотрю на второй клочок купюры. Естественно, там также написано «непознанное». Виктóр ушел, а официантка, странно косясь на меня, приносит графин водки, соленые огурцы и счет. На обратной его стороне Витек успел накарябать: «Ты когда-нибудь напивалась до беспамятства?»

Эта Витьковская «мозготрахма», как процедура боевого крещения, положила начало моему познавательному путешествию в область непознанного, в самую суть моей души на пути крушения страхов, комплексов, предубеждений и иллюзий.

Открыть высшее в себе можно только через познание самого низменного. Вперед, к прекрасным звездам души через тернии закостенелой плоти! Я совершу плановое погружение в тайные уголки своей сути, растревожу заложенные природой инстинкты, растормошу приобретенные жизнью страхи и накопленные с годами комплексы. Я стану медузой Горгоной, отрубая одну за одной те головы, которые мешают мне жить, – на их месте вырастут те, которые будут мне помогать.

Дерьмо можно долго засыпать розами. Но лучше его все-таки найти и убрать...

* * *

Одна минута способна изменить часы, месяцы, года. В одно мгновение вдруг ни с того ни с сего что-то происходит, что-то меняется внутри, и ты больше не можешь жить так, как жила раньше, думать, как думала, чувствовать, как чувствовала. Вдруг что-то происходит. Невидимая рука нажимает на невидимый рычаг сознания – внимание переключается на то, чего ты не замечала раньше, в твоей жизни появляется другая, непознанная реальность. Та, которую ты запрещала себе, та, которой подсознательно боялась. Один раз увидев и почувствовав ее, ты уже никогда не вернешься к себе прежней. Ты станешь новой, другой...

 

Глава 4

Будуары

Три часа дня. Головная боль. Пустая бутылка виски. Переполненная пепельница стоит поверх умно-философской книжки «Женское начало». Сколько уже всего прочитано, осмыслено, обдумано... Все, завязываю с депрессией и с алкоголем-привязанностью тоже.

Сердечная боль, как показывает практика, заживет, и останется сухой остаток – знание-опыт. Нет, не тот, что мы в книжках умных можем вычитать и потом повторять ежедневно, чтобы не забыть, нет, настоящее знание, о существовании которого ты даже забудешь потом. А оно сидит себе внутри и управляет твоей жизнью уже без твоего ведома. Мудрость называется. Такой вот закон, не умеет человечество знания накапливать и передавать. Не умеет, и все тут. Никакие библии, веды и Достоевские не помогут. Мы должны через все пройти и все понять сами. Насколько сил хватит – столько и поймем. А захотим о них сказать – выдадим банальности, о которых все давно слышали. Так получается (таков механизм), что получить эту самую мудрость мы можем только через боль – не научились по-другому пока. Аспирины вкусными не бывают.

Две недели некислой депрессии, когда постоянно тянется рука позвонить, но гордость выше, тело хочет сесть в машину и приехать, – но слишком много открытых вопросов, слишком много непонимания.

Понятно одно, и это, наверное, и является мудростью, – нужно уметь прощать людей. Просто так прощать, и все. На земле ангелов нет, мы все тут как в одном большом дурдоме, мы все тут душевнобольные, душевно-покалеченные, сердечно-контуженные. И главное, в этой вселенской дурке нет никакой иерархии – какая разница, олигарх ты или бомж, если у тебя в смятении души и сердца? В своих душевных травмах все равны. Боже, сколько в нас всех обиженного самолюбия, сколько страха потерять то, что имеем и не получить того, что хотим, сколько боязней быть отвергнутыми, непонятыми, ненужными. Все одинаково больны, все совершают одни и те же ошибки и каждый пытается получить хоть какое-то осознание, открыть и прочувствовать мудрость.

Остается лишь жалеть друг друга, прощать, любить и жалеть. На этом и стоит строить отношения. Один душевнобольной помогает другому душевнобольному пониманием, состраданием, выслушиванием, участием. Нет, не учит, не критикует, не осуждает – ведь никто не знает истины, никто не знает, как надо жить. Разве можно обижаться на душевнобольного, разве можно на него злиться? Нет. Я больна, как и Серж, как и все люди. И возможно что-то понять, лишь попытавшись это сделать. Вылечиться можно только тогда, когда начинаешь лечиться, когда начинаешь шевелиться в этом направлении.

Я собираюсь заняться самолечением, возможно, тогда получится приносить таблетки другим пациентам.

Чем революционер отличается от обычного обывателя? Тем, что первому присуще два основополагающих качества успеха: пессимистичный ум и оптимистичная воля. Пессимизм ума заключается в том, что ты понимаешь – век живи, век учись и дураком помрешь. Чем больше ты движешься к познанию истины, тем больше у тебя остается открытых вопросов, тем больше тебе нужно понять, а время все уходит и уходит. Ты понимаешь, что скорее всего ты не придешь к истине. И что цель, к которой ты так стремишься, вряд ли нужна и полезна для мира, в котором ты существуешь. Ты так же понимаешь, что понятие счастье иллюзорно, мечты всегда исполняются, но не так, как бы тебе хотелось, в мире нет ничего стабильного, грань между добром и злом часто бывает размыта, и все равно мы все умрем.

Оптимизм же воли говорит о том что, несмотря на осознание всего вышеизложенного, ты все равно ставишь цели и достигаешь их, минуя препятствия, движешься к осознанию истины и пытаешься строить свой мир, свою реальность.

Одним словом, «если сникнет парус, мы ударим веслами!»

Уберечься от боли и страданий в жизни не получится никогда, это важные составляющие для лечения, как антибиотики. Так что кроме лунного умопомешательства есть уверенное солнечное сумасшествие. Можно не расстраиваться. Эта тревога – учебная, в жизни много было таких, а сколько еще будет!

Ведомая этими оптимистичными заключениями, я собираюсь на баб-совет в нашем лесу. Пять непринятых вызовов на телефоне от Катьки свидетельствуют о том, что лучшие в мире девчонки (это мы так ласково друг друга называем) жаждут меня видеть.

Бедненький мой Cayenne похож на танк после похода в деревню Гадюкино, которую смыло. Я запустила его так же, как и запустила себя. Маникюр в таком состоянии, что аж смотреть противно.

– Привет, душа моя! – ласково обнимает меня в дверях Катька.

Сияет своей всегда непревзойденной улыбочкой, полного счастья и безмятежности, нежности, сострадания и вселенской любви. Глядя на эту игриво смеющуюся, хрупкую особу, вряд ли поверишь, что от одного ее слова дрожат регионы. В ее владении фармацевтическая компания, в подчинении почти две тысячи человек, все любят, ценят, уважают и главное – слушаются. Все, кроме мужа, который позволяет себе спокойно и непринужденно, без чувства вины и угрызений совести, наставлять ей рога и вытирать об нее ноги.

– Сейчас мы будем залечивать твои раны масочками, запаривать их веничками, сделаем маникюрчик, выпьем бирюзовый улун и пусть сохнет тот, кому мы не достались, и сдохнет тот, кто нас не захотел. Я соскучилась!

Она крепко обнимает меня, а я задерживаю дыхание, чтобы не зарыдать. Какие тут к черту масочки?

На первом этаже у бассейна разместились наши милые барышни, закутанные в халаты и полотенца. Они задушевно беседуют, как всегда, ни о чем и ни про что.

– Катька, почему нам мужья изменяют? – не выдерживаю я.

Не могу не думать об этом. Вроде бы все понимаю, но прочувствовать не могу. Почему нужно сразу бежать налево? Почему нельзя сначала все обсудить, как взрослые люди? А может, он со мной и обсуждал, но я просто не слышала.

– Потому что боятся! – как всегда уверенно отрезает она.

Катька умеет говорить только утвердительными предложениями и только глаголами. Издержки профессии.

– А чего нас бояться?

– Банальный инстинкт самозащиты! Они ущербно себя чувствуют, не будучи лидерами, все должно быть так, как им надо. А если ты руководишь каким-то в вашей жизни общим процессом, финиш. Мужик боится потерять власть, бежит к другой утверждаться. Чтобы не быть раздавленным, не быть тряпкой. Он думает – вот ты сейчас это на себя взяла, а потом и все на себя взвалишь, и он тогда тебе будет не нужен. Вот и бежит реализовывать свою нежность в другом месте.

– А что он тогда вообще от тебя не уйдет к этой своей реализаторше нежности?

– Нелепо, конечно. Привык просто. Все мужики на самом деле подкаблучники, только они сами боятся себе в этом признаться. А при матриархате, мне кажется, все были бы счастливы, и мы, и они.

Я заползаю в парилку и слушаю разглагольствования Катьки.

– Слушай, а у вас секс бывает при такой постоянной борьбе за власть? Имеют ли место быть давние титанические порывы души?

Катька истерично хохочет, показывая свои дорогущие зубы. Она относится к разряду тех женщин, чья душа всегда открыта для любви. Но если кто-то разобьет ей сердце, она разобьет ему голову.

– Ты что? Какой тут секс? Мы спим в разных спальнях, он храпит и во сне слюни пускает. Так что пусть эти слюни его объект реализации ему и подтирает.

– Ой, девочки, ну что они за козлы такие рогатые, – вливается в беседу Танька. – Я, когда за своего замуж выходила, так любила его – молитвенно, безоглядно, была все готова на свете отдать, лишь бы быть с ним. Милый, промурыжив меня год, заявил: «Знаешь, мне нужна такая жена, как немой психолог, чтобы могла меня выслушивать и смотреть понимающими глазами и еще всегда чтобы улыбалась». Я этот момент прочувствовала и стала для него тенью, правой рукой, помощником во всех мелких делах, надомным психологом. От своей жизни отказалась. Уволилась с работы. Живу только им. А он домой девицу притащил и говорит: «Пусть ради разнообразия с нами поживет». Вот теперь едим втроем, спим втроем, отдыхаем втроем. Девочки, может прощаться с ним, а? – Танюша толстым слоем наносила на себя медовую маску, пристально разглядывая свою крахмально-белую королевскую кожу.

– Тетки, предлагаю объявить бойкот, устроить бунт и послать всех мужиков по известному адресу. Меня мой пахарь-трахарь так достал, что выпроводила я его за полчаса и ловлю кайф теперь от одиночества. Страшно подумать, когда-то так по нему сохла, ночами не спала, эротические мечты мечтала, представляла, как он меня из роддома встречает, как мы сексом страстным на кухне занимаемся. А теперь как похмельный синдром, только одна боль и обида. И куда, спрашивается, страсть подевалась? – громко рапортовала о своей жизни Тома.

Это наша женщина с яйцами. Ее форма общения с противоположным полом – это гонка вооружений. Витек объяснял мне, что влиятельным женщинам сложно достигать оргазма, так как в этот момент ты полностью теряешь контроль над собой, а они привыкли все контролировать. Тома исключение из этого правила, она умеет пользоваться алмазным хунгом так, чтобы доставить себе удовольствие.

– Я тоже не могу вспомнить, когда последний раз милого хотела, – грустно вздыхает Танька, разбрызгивая по стенам парилки масла сандала и нероли. – Когда мы встречались и он меня за руку держал, у меня девочки, честное слово, от одного этого уже трусики были мокрые. Мы так долго любовью занимались, что мокрые животики друг к другу прилипали, такой смешной звук был. Я ждала его дома, каждые пять минут смотрела на часы, думала, сейчас придет, накинется на меня и мы будем друг друга любить. А теперь так радуюсь месячным, думаю, подольше бы они были. Ведь, девочки, что получается – это только женщина хочет заниматься любовью, а мужчина хочет просто, извините, трахаться.

Романтическая высокодуховная филологическая натура Танюши, так же как и я, тоже не может понять природу секса.

– А вы, что во время праздников ни-ни? – искренне удивилась Катька. – У меня как раз во время них был такой роман!!! Мы только познакомились, кофе пили, беседовали за жизнь, а я смотрела ему в глаза и улыбалась как умалишенная, страстище просто. Посылаю ему мысленный посыл: ну затащи меня в туалет! Ну затащи! Разверни меня, облокоти на толчок, сдери юбку и без прелюдий всяких трахни так, чтобы все кафе завидовало, – Катька вожделенно почесывала себя массажной мочалкой. – Он мой посыл не раскодировал. Контакт между терминалами не произошел. А я всю ночь не могла заснуть, пыталась представить себе его размерчик, диаметр, частоту вхождения и длительность. Все свербило, так что аж выть хотелось. На следующий день затащила я его в машину и сделала ему такой праздничный минет, что после этого все мои эротический фантазии были исполнены безукоризненно. – Катька довольно закатывает глаза и приступает к нанесению на себя пилинга.

– Я, если честно признаться, о Серже никогда эротические мечты не мечтала. У меня как-то странно все происходило, те мужики, по которым я сохла, никогда со мной не встречались больше одного раза. Один вообще так мне снес голову: сижу я как приличная в институте на лекции, с умной миной, грызу ручку, а сама мечтаю о своем любовном восторге, как будет смотреть, как будет целовать, как я млею в его объятиях, как кусаю его за шею, как мы с ним безудержно и развратно во всех позах кувыркаемся. И оргазм за оргазмом, не то что трусики мокрые, а аж коленки сводило. Грезишь о нем, и даже промежность сжимается, – я вдруг вспомнила свое давнее сексуальное влечение. – Но секс у нас так и не состоялся. Со всеми, о ком я так мечтала, ни с кем ничего не получилось. А вот с Сержем у меня никаких фантазий связано не было.

– Бабцы, эротические фантазии – это, блин, только фантазии, а на самом деле наши трахальщики никогда ожиданий не оправдывают. Вот молодец, что вышла замуж не по страсти, а по удобству, – Тамара ласково погладила меня по голове.

Она занимается нравоучениями с трибуны, то есть с верхней полки. Ужас что может случиться, если она оттуда навернется. При своем огромнейшем весе (спросить стесняюсь, но думаю, килограммов около ста) Тома похожа на борца сумо в женском обличье. Но ухитряется оставаться жестким монстром в общении и нежной, хрупкой, ранимой и трепетной в душе.

– Я вот когда на четвереньках стояла под тем, о ком грезила долгими ночами, он так мне впиндюривал, что я от боли стонала, а он думал, мне по кайфу. Другой все время своей тушей вдавливал меня в кровать, я все время думала, кто первый сломается – я или кровать. С другим снимали домашнее порно, так после просмотра этой хохмы во время секса все время ржала неприкрыто, не могла забыть фильмец, а он обижался. Нет, ну это не кино, а КВН, ей-богу, – Тамара ностальгировала о прошлых утехах.

Я пыталась представить себе мужчину, который вдавливал Томку в кровать, и не могла.

– Это, девочки, все потому, что мы молчали, а не надо никогда молчать, нужно всегда говорить им, что думаешь, чувствуешь. Нужно быть искренней, открытой, естественной, – меланхолично поддерживала беседу Таня.

Танюша – натуральная блондинка, но красит волосы в каштановый цвет.

Она очень стесняется своей блондинис-тости – вдруг ее будут считать глупой шмо-точницей?

– Ага, я своему бывшему сказала, что не могу быть с ним, так как, во-первых, за пять толчков с прихлопом я не то чтобы не успеваю кончить, а даже собраться с мыслями на эту тему не успеваю, – это Катька. – А во-вторых, у него такой маленький, что он как какашка в проруби, у меня там болтается, не чувствую я ничего. Так он гад, до сих пор ко мне то налоговую пришлет, то ментов. Мстит.

Прошедшие секс-отбор в богатом опыте Катькиной интимной жизни финальной цифрой, я думаю, напоминают семизначный номер телефона.

– Нет, говорить бесполезно, рождаешь в них сразу комплекс неполноценности, чувство вины и прочую ненужность. Я сколько раз просила Сержа подстричь на том самом месте волосы, сколько раз просила не искать на мне никаких чудо-точек, мучая до красноты клитор, сколько раз просила не называть мою грудь титечки? Все бесполезно!

– А милый мою грудь сисюнчики называет! Фу-у-у! – распаренное круглое личико Танюшки перекосило от таких воспоминаний. – Ну вообще-то, девочки, неправильно, что мы тут своих мужчин так размазываем. Мы ведь тоже в постели не идеальные, я, например, утром сексом заниматься не могу, смотрю на свое тело под лучами солнышка, вижу растяжки какие-то некрасивые, волосок, не убранный на депиляции, грудь надо подкачать. Переключаю внимание на его сосредоточенное лицо, а у него из носа волосы растут такие пушистые, вьющиеся, начинаю хихикать. А еще там, ну в том месте, воздух же скапливается, и когда милый из меня выходит, такой звук издается, как будто я пукнула. Он ржет как гамадрил. Представляете, девочки? А я краснею. И вот уже четыре года одно и то же.

– На самом деле страсть, эротизм, секс можно взять под контроль. С первого взгляда кажется, что влечение – это химический процесс, возникающий в организме спонтанно. Совместимость гормонов. Но на самом деле все это можно менеджерить. – Катя интригующе улыбается. – Существуют специальные энергетические и эротические практики. Отдельная философия. Экстаз – как стиль жизни. Оргазм как отношение с миром. Мне разведка донесла, что в Подмосковье есть закрытый орден, пропагандирующий философию оргазма. Там помимо обучения этим практикам, можно еще принять участие в сексуальных таинствах, заниматься тантрой и даосскими практиками. Стоит удовольствие ни много ни мало, а пятнашку. Кто со мной?

Поразмыслив немного, я соглашаюсь. Быть может, это как раз то, что мне надо, чтобы распутать свои внутренние запутанности?

Знаю, что Витек бы сказал на этот счет. Кому карма, кому дхарма, а у тебя выбора нет. Тебе и то, и другое.

– Ух ты, бабцы, да это же будет настоящий телка-трип. Я за! – поддержала Тамара.

– Девочки, это не ко мне! Меня милый не пустит. Скажет, как ты все бросишь и уедешь? Назовет меня безответственной гнусной предательницей. Он часто использует такую терминологию, – вздохнула Таня.

– Херня какая-то. Какие-то инфантильные извращенные обиды с его стороны. Если бы ты была его госпожой, он относился бы к тебе подобострастно. Попробуй сказать ему на прощание: я думала, ты мужик, на которого можно положиться и чувствовать себя защищенной, а ты похотливая скотина, притащившая в дом телку, не видишь, как женщине хреново, только думаешь о своем либидо, которого на самом деле у тебя нет, пошел на хрен, мудак! Вот увидишь, он сразу сломается, ты попадешь в самое яблочко, – со знанием дела объясняла Тамара, в чужих сердечных делах она специалист высокого ранга.

– Томик, дорогая, он счет заблокирует, и все мои финты ушками на этом закончатся. У меня в отношениях с ним позиция простая, как в анекдоте: две блондинки в кафе разговаривают о ядерной физике, о Серебряном веке в литературе, о том, есть ли жизнь на Марсе. Приходят мужчины. Блондинки переглядываются. Ну, все, девочки, давайте о шмотках, о косметике.

– Душа моя, борись срочно с комплексом блондинки. Предлагаю переместиться в зал заседаний и поднять тост за нашу поездку... Добро пожаловать в оргазмическое пространство!

 

Глава 5

Табу на инстинкт

Секс – физиологическое явление, инстинкт самосохранения, инстинкт продолжения рода. На чем строятся отношения между мужчиной и женщиной? Явно не на сексе. Это как деньги – не в деньгах счастье, но вот только без них оно невозможно. Возможен ли секс без страсти? Возможен, но неинтересен.

Возможна ли страсть без физиологического влечения, игры гормонов, возбуждения? Нет. А откуда берется это возбуждение? Почему одного мужчину ты страстно желаешь, зажимая губу и скрещивая коленки, а другой, что бы он ни делал, не будоражит твоей фантазии?

Интересно, что страсть во всех ортодоксальных религиях характеризуется как низшее состояние человеческого разума, с которым нужно бороться, потому как страсть – не чистое чувство по своей сути, а лишь стремление к физическому удовольствию. Мировые религии уповают на то, что страсть можно взять под контроль посредством воли и интеллекта. Нас учат испытывать удовольствие от своего пребывания в жизни и от себя самого, и онанизм здесь не имеется в виду. Благодари Бога за то, что ты есть! Вот тебе и удовольствие. А остальное – извращение. Страсть половая-любовная ничего общего с высоким подлинным удовольствием не имеет, это фикция.

Тем не менее в быту страсть работает следующим образом. Сначала рождается желание получения удовольствия, кайфа же хочется! Затем находится объект, способный принести это удовольствие, затем зарождается цель получения удовольствия с этим объектом, а дальше в игру вступает интеллект, который ищет пути достижения цели. Если цель не достигнута и удовольствие не получено, возникает облом, следствием облома становится страдание. Но даже если облом не произошел, человек так или иначе становится привязанным к объекту страсти. Ты в любом случае привязываешься к оргазму, неважно, произошел ли он в реальности или только в твоих фантазиях. Диагноз: привязанность к объекту страсти. Страдания – курс лечения. Ты мучаешься или от того, что никак не можешь заполучить объект обожания, или о ревности к нему, если все же удалось его заполучить.

Этот анализ страсти вполне удовлетворил бы пытливый ум, если бы не один удручающий факт. Допустим, страсть – это плохо. Тогда каким образом возбудить сексуальное желание к объекту, который не вызывает у тебя такого желания? Возможно, есть нечто высшее, чем страсть или сексуальное влечение, – в «Тантра-клубе» я возбудилась от того, что возбудила партнера. Но вот почему-то с мужем данный механизм не работал. Секс – это естественная единственная потребность человека, которая выводит его за рамки себя и ориентирует на другого, так же как любое общение, поэтому для более детального изучения страстного феномена я решила воскресить свои эротические воспоминания. Последний объект, будоражащий мои откровенные секс-фантазии, был старше меня на три года. Я вспоминала его и пыталась воскресить связанные с ним эмоции. Не получилось. Пустота...

Я решила перейти к конкретным действиям, а именно – разыскать его.

* * *

Трехэтажный особняк Центрального шахматного клуба располагается на Гоголевском бульваре. Первый раз за две с половиной недели я привела себя в порядок ради того, чтобы найти объект прошлой безумной страсти Лешу Тягина.

Объект моего вожделения, математик, при этом круглый двоечник и отчаянный блядун, нашелся незамедлительно. Мой расчет оказался верным – где еще я могла найти шахматного игрока до мозга костей, как не в раритетной библиотеке?

Я наблюдаю за ним из-за спины. Черные густые жесткие волосы, как у стриженного барана, идеально прямая осанка, длинные изящные руки, сильные пальцы перелистывают огромный талмуд. А я все стою, боюсь подойти. И что я ему скажу? Леша, я так тебя хотела, что забыла уже, как? Или: а что ты делаешь сегодня вечером, Серж ушел к другой, не мог бы ты меня утешить?

Н-н-да, речь надо было подготовить заранее. В любом деле важна подготовка. Я продолжаю сверлить ему спину. Отвратительно неловко!

Может, я бы так и не смогла найти в себе силы на то, чтобы начать разговор, но в кармане его твидового пиджака завибрировал мобильник. Леша встал и направился к выходу, мы столкнулись глазами.

– Привет! – кривясь в нервной улыбке, приветствую я.

В миллион первый раз прихожу к выводу, что я припадочный невротик. Когда волнуюсь, у меня дергается уголок губы, я начинаю истерично смеяться, путаясь в словах, или пристально смотрю в пол, не находя в себе силы поднять глаза на собеседника.

– Привет! – он поднимает бровь.

– Узнаешь? – продолжаю дергать губой я.

– А-а-а... Мы знакомы?

– Государственная Академия управления, – заикаюсь я. – Мы с тобой там учились.

– А-а-а, выпускной! – радостно восклицает он.

Что в переводе с культурного означает «я тебя трахал, трахал и собираюсь трахнуть». Вообще-то выпускные у нас были с разницей в три года, и мы на них никогда не пересекались. Вздохнув и набрав воздуха в грудь, решаю пойти ва-банк.

– Да, именно. Пообедаем? – трахнешь, но не сразу, также в переводе с культурного.

Я приглашаю Тягина в «Шатуш», мы идем к ресторану пешком. За это время Леша мне успевает рассказать про то, как он организовал элитный международный шахматный клуб и безумно счастлив, про то, как государство дарит ему гранты, а инвесторы засыпают инвестициями. Я успеваю рассказать ему про себя. Выражение его лица выдает информацию о полном отсутствии воспоминаний обо мне.

В ресторане Леша изучил меню «Шатуша», задумчиво поправил свои жесткие бараньи завитки и заказал кофе. Брови его поднимались все выше и выше, а зрачки все больше и больше расширялись, когда я заказала первое, второе, третье и компот.

– Я пригласила, я плачу, ладно? – уже уверенно произношу я, почувствовав материальное превосходство.

А как иначе с мужиками? Если платит он – ты его использовала, если платишь ты – он унижен. И неизвестно что лучше.

Разговор никак не клеится, обстановка напряженная, темы не идут в голову. Я продолжаю нервничать, Леша пытается бросать понты. Уже неуклюже, уже поменьше. От безысходности достаю спасительные сигареты, он дает мне прикурить. В момент, когда его теплая рука касается моей, через нас как по проводам пробегает ток, проходит по всему телу. Надо же, как оно работает, через года! Словно разряд в десятки тысяч вольт ударяет в низ живота, превращая меня в похотливую самку. Ток возбуждения, физического влечения одной плоти к другой и рядом, тут же, – пустота и бездна непонимания в душевном контакте. Даже поговорить не о чем. Параллельные миры в одном – тело хочет, а душа отвергает.

Я убираю руку. Мы продолжаем молчать. Пауза висит в воздухе вместе с дымом моей сигареты.

– Неужели у нас с тобой ничего не было? – удивленно интересуется он, разглядывая меня.

– Нет! – улыбаюсь я. – Правда, ты знаешь, могло бы быть, если бы я тебе сказала о том, что ты мне нравишься.

– Вряд ли я мог не заметить такую девушку, как ты! Скорее всего, ты мне просто отказывала!

– Нет, не замечал. А я ждала чуда!

– Но почему ты молчала, ведь все могло сложиться по-другому!

Вряд ли, думаю я. Мы бы поразвлекались немного, и я бы вышла замуж за Сержа. Вот и все.

– Я боялась тебе сказать, потому что неприятно услышать «нет». Отказ – это очень больно. Пощечина по самолюбию.

– Все боятся услышать нет, каждый бережет себя от этого. Эйнштейн перед смертью сказал, «я так и не понял мир – это дружественная или враждебная территория?»

Я смотрю на Лешу и, как Эйнштейн, никак не могу понять, почему я так боялась услышать от него «нет». Ну послал бы он меня, и что? А хорошо, что у нас ничего не было. Не могу представить его в семейниках, почесывающим свои фаберже. Что бы я с ним делала? Мы из разных миров. Совсем из разных.

– Знаешь, такое впечатление, что мир – это баня, – задумчиво говорит Леша. – Вот заходишь ты в парилку, вся экипированная до зубов, пушки, пулеметы, гранатометы, гранаты, каска, шуба, чтобы не замерзнуть, и еще с лыжами в придачу. На всякий случай. И каждый сидит в этой парилке в такой экипировке и боится ее снять первым. А банщик, сволочь, еще и парку добавляет.

– А-а-а, да, и ты боишься раздеться, потому что думаешь, а вдруг я сейчас разденусь, а потом эти любители париться всем расскажут, что у меня маленький, или что у меня задница волосатая, или что грудь не слишком подкачана, – подхватываю я. – И вместо того чтобы раздеться, одеваешь на себя еще больше оружия. Чтобы быть наготове. Подготовленным к защите быть всяко почетно.

– Вот так мы все и живем ради чужого мнения. Ради боязни испытать боль. А вдруг что-то плохое о нас подумают? Вдруг обидят, не примут, не поймут.

– В бане хорошо в одиночку, раздеваешься и паришься. Но тогда скучновато.

– Тогда, может, раздеться при всех? И париться, и получать удовольствие, и забить на то, что о тебе подумают, как посмотрят и сделают ли больно.

– Может быть, – я осмелела, улыбнулась. К блюдам притронуться не смогла, возбуждение нарастает, ток бежит уже сам по себе. – Я так тебя хотела, что ни о чем другом думать не могла, ты весь мой мозг занял и растревожил спящие эротический фантазии.

Я сказала это, и мне стало страшно легко, так как будто с души свалился тяжелый камнище. Леша улыбался.

– Таких высказываний более чем достаточно, чтобы вызвать в мужчине эрекцию! – он улыбнулся, нагло смотря мне в глаза.

Я подняла руку. Губы уже были расслаблены, руки вели себя спокойно и уверенно.

– Принесите счет!

Бесполезность нашей встречи еще больше разжигала азарт гормонов.

Мы забрались в мою уже чистую, блестящую на солнце машину. Леша грубо притянул меня за шею и бесцеремонно поцеловал. Мои ноги автоматически разъехались в стороны, его теплая ладонь скользила по промежности, залезла под влажные трусики. Мои руки вцепились в его жесткие волосы, язык извивался во рту, переплетаясь с моим языком, его руки уже жадно расстегивали кофту, приближаясь с каменным от возбуждения соскам.

Я внимательно, как будто со стороны, пыталась наблюдать за собой, за своими чувствами и эмоциями. Наверное, если бы я была еще замужней женщиной, я бы сейчас думала о том, как муж, узнавший о моих любовных утехах, будет бить меня долго и мучительно за свое угнетенное достоинство, а я буду кричать на родном русском, как советская «радистка» Кетрин Кин в берлинском роддоме. А утром его дружки из солидарности с удовольствием припрутся меня хоронить.

Тра-та-та-трарарарара-тра-та-та, заверещал мой телефон. Звонил Серж.

– Ты долго будешь прятаться? – с наезда начал он.

– Перезвоню позже! – сухо обрубила я.

– Мы еще встретимся? – спрашивает Тягин, его слова в переводе с культурного означают «я тебя все равно трахну».

– Давай телефон, я сама позвоню! – ответила я. Трахнешь, куда я денусь, тоже в переводе с культурного.

Тягин покорно сидит рядом и ждет. Дурацкая, неудобная ситуация. Ничего, ровным счетом ничего меня не связывает с этим человеком, кроме чертового желания ему отдаться. Но почему в своих девичьих мечтах я представляла не только как мы занимаемся сексом, но и грезила о нашей совместной жизни? Что общего между этими понятиями?

Секс с ним возможен. Но вот отношения вряд ли, а тем более семейные.

Пауза слишком затянулась, он молча открыл дверцу и вышел из машины. А я одернула юбку и зачем-то позвонила Сержу.

«Своевременный» звонок Сержа еще раз доказал: вот что значит связь между людьми, душевная привязанность. С того момента, как он ушел в ту ночь, он ни разу не звонил мне. А теперь почуял запах нового самца за версту и прибежал к своей пещере. Кто говорит, что у мужиков нет интуиции? Еще как есть! Я, между прочим, его любовницу не унюхала.

– Я должен тебя увидеть!

– Смысл?

Внутри все переворачивается, я пытаюсь отследить свои ощущения. В них нет ни злости, ни боли, ни, что странно, даже обиды. Я приняла антибиотик, и он подействовал. Я простила его. В том, что я чувствую, лишь одна эмоция – радость. Ликование от того, что я снова слышу его голос.

– Я не могу без тебя. Не могу, слышишь! Ты нужна мне! Пожалуйста, возвращайся! – Серж в своей непревзойденной манере истерит в телефон.

Я молча слушаю его. Слушаю и радуюсь его голосу.

В лабиринтах тысяч объятий ты никогда не заблудишься, ты всегда найдешь свои, единственные.

Черт возьми, это единственный родной мне человек, часть меня, кусочек меня. Но не хочу я с этим кусочком иметь интимную связь!

– Серж, я не готова сейчас разговаривать. Давай пока поживем раздельно.

Он молчит, я тоже молчу. Не признается в измене. Партизанит. А домработница звонила, говорила, Сергея Владиславовича не застать дома.

Запутался.

Вместе невозможно и врозь никак.

– Пока! – заставляю себя произнести это слово и нажимаю на красную кнопку.

Выдыхаю. Не хватает воздуха. Открываю окно. Ветер запрыгивает в салон. Очень шумная Москва суетится по своим делам. Я выбрасываю чек, на котором нацарапан телефон Тягина. Никогда ему не позвоню. Экстаз возбуждения – слишком низменная потребность, чтобы тратить на нее время.

Выше удовольствия, именуемого страстью, является удовольствие, именуемое любовью. Незаменимость друг для друга. Душевная гармония двух половинок.

Почему Серж не может без меня, так же как я без него? Потому что мы слишком важны друг для друга, мы слишком долго участвовали в жизни друг друга, совместно препарировали наши души. У нас есть общее пространство, духовная близость, общая душа. И это пространство одинаково важно для нас обоих и незаменимо. Мы слишком много «инвестировали себя» в это пространство, когда, взявшись за руки, обещали глубинами наших сердец и в радости, и в горести быть вместе, поддерживать друг друга, участвовать в жизни другого.

Выше страсти это общее пространство, оно сильнее и, скорее всего, еще можно разбудить в нем страсть. Если бы секс был так важен и так прост, я бы кайфовала сейчас в объятиях Леши, а Серж не звонил бы мне, выпрыгивая из постели новой девицы.

Я посмотрела на себя в водительское зеркало. Обалденная я все-таки тетка!

Что же касается титанических порывов плоти... Молодому здоровому организму необходимо испытывать адреналиновые кайфы. Эти кайфы в нервной и эндокринной системе вырабатывают амфетамины, в том числе фенилэтиламин, чью нехватку для восстановления PH можно заменить дозой черного шоколада.

Обалденная тетка, то есть я собственной персоной, отправилась на поиски шоколадки.

* * *

Снова звонит телефон – мечта о шоколадке накрылась. Достают проклятые производители косметики. Четыре раза перенесенная встреча на пятый раз уже перенестись не может. Я сама подожгла этот фитиль, теперь придется ехать в офис подбрасывать дров.

Все дело в том, что, пока моя семейная жизнь была опорой, а не угрозой психическому здоровью, я накреативила идею выпуска своей марки профессиональной косметики. Это очень выгодно, а главное – имиджево. Выпускаешь косметику под своим брендом, называешь ее гипер-супер-профессиональной и ультраполезной, печатаешь плакаты для салонов красоты, запихиваешь в профессиональные магазины. И вот рядом с известным всем L’Oreal, Tony&Guy стоит твой Jane Lorance. Затем проплачиваешь пару фотосъемок в профессиональных журналах и намазываешь свою косметику на различные части тела известных городских персонажей. Таким образом «деньги рождают деньги», как говорит Серж.

Встреча с пока не известной, но высокопрофессиональной белорусской компанией состоится через час. Они приперлись в Москву, желая прямо вчера начать работать по моему предложению.

Переборов все свои «не хочу» и «не могу», я приезжаю в свой первый салон из десяти, где находится общий офис. На ресепшне, как на троне, восседает наша внутрикорпоративная Соня Мармеладова. Ее лицо сегодня, впрочем, как и всегда, отражает скорбь тяжелой женской участи и манящий призыв «ну возьмите меня кто-нибудь замуж!». Соня сидит на круглом высоком стульчике, выставив на всеобщее рассмотрение гладкодепилированные коленки в ажурных чулках. Изящно выпрямив спинку и изобразив во взгляде присутствие философской мысли, Соня перелистывает странички незамысловатого романчика, вымученного из деградационного подсознания неумелой писательской рукой очередного представителя российской светской элиты.

Когда в моем же салоне мне делали мезодиссолюцию, я взяла полистать подобный образец эпистолярного жанра. Там на протяжении всей книги один весьма странный тип рефлексировал, что он нюхает кокаин, – значит, он говно, друг его нюхает кокаин – и он говно, телка, делающая ему минет (неплохо вроде как делающая) – она тоже нюхает кокаин, и она тоже говно. Весь мир у них нюхает кокаин – все говно. Вот такая вот страшная рефлексия. Я предпочла остаток сеанса избавления от жира провести над просмотром наших рекламных статей.

– О чем пишут? – окатила я с лету Мармеладову.

Она обратила на меня свой восторженный взгляд, отражающий интеллект вкусно поевшей коровы, и ответила, как всегда, лебезя:

– Ой, про жизнь... Тяжело!

– У-у-у, понятно! Вообще-то на рабочем месте у нас читать не принято, – воспитываю я. – Но если бы я тебя хоть раз за четыре года застала с томиком Чехова, промолчала бы на эту тему.

Соня смущенно опускает глаза.

– Здравствуйте! – хором, как на школьной физкультуре, отзываются мои подчиненные-труженицы, корча в подобии улыбки ботоксные лица.

– Добрый день всем! – угрюмо киваю я.

Ну не рада я вас всех сейчас видеть, ну извините.

Дверь за моей спиной распахивается, на пороге стоит яркий представитель бизнес-элиты, широко известный в широких кругах как заядлый бабник-педофил. Человек с большими деньгами, серьезными сексуальными извращениями и злыми глазами. Я не могу смотреть в них, они отталкивают, как взгляд Снежной Королевы. Такое впечатление, что одним взглядом этот товарищ способен превратить тебя в ледышку навсегда.

– Здравствуйте, девочки!

– Ой! Здравствуйте! – Соня Мармеладова ломанулась со стульчика, как будто ей в задний проход засунули петарду.

Все остальные мастера забыли про своих клиентов и уставились на свое отражение в зеркале.

– Вам чай, кофе? У нас появились новые кислородные коктейли, не желаете попробовать? – лебезит Соня.

Дорогуша, твое место в очереди за его баблом № 378889, так что только через три жизни. И не чаю ему надо, а водочки, разве это незаметно?

Приперся небось лечить волосы от облысения, а живот от ожирения.

Я киваю солидному клиенту, захожу в переговорную и падаю на свое место. За столом уже полный кворум.

Справа от меня нога на ногу в небрежной позе развалился наш ведущий косметолог. Во всех салонах работают голубые стилисты, но, поскольку у меня все не как у людей, ко мне затесался гипер-профессиональный светло-синий косметолог с французским образованием и легким украинским акцентом, что придает ему еще больше шарма. Цвет его волос меняется с завидной регулярностью. Сегодня у него ярко-рыжая пышная челка.

За ведущим косметологом восседает мой зам Лана Цветкова. Диагноз ее, как сказал бы Витек, хронический недоебит, что очень позитивно отражается на рабочем процессе. Она показывает стахановские результаты, ее мастерству строить работников позавидовал бы любой генерал. А книжечку-то у Сони проглядела, видно, это новомодное салонное, так сказать, внутрикорпоративное чтиво.

Слева раскладывает свои листочечки и ручечки наш педантичный финдиректор. Абсолютно антигламурная персона, в отличие от остальных моих сотрудников. Люди для нее – всего лишь заметки в бухгалтерской книге, глаза отражают зелень шуршащих бумажек. Я переманила ее из казино и не пожалела. Чудесная тетечка, я зову ее Калькулятор.

Наши белорусские подрядчики кучкуются в торце стола. Глаза всех троих разбегаются в растерянности, они не понимают, на кого смотреть: то ли на попугая-косметолога, то ли на следствие мировых достижений в области силикона, то есть на Лану, то ли на финдиректоршу в большой роговой оправе, то ли на злобную стерву, то есть на меня. Три богатыря в обществе трех прекрасных фей и одного полуфея-полумачо забыли подготовленную речь.

Я лениво прикуриваю сигарету, Лана ерзает на стуле, видно, трусы-попорезы из последней коллекции проникли слишком глубоко, финдиректор сидит статично, только зрачки отражают движение невидимого кэша.

– Мы решили сделать тюбики стеклянными, это будет смотреться красиво и эстетично! – Попугай начинает первый.

– Шикарная идея. Ново! – среагировал главный богатырь.

Реакция есть, значит, дети будут. Интересно знать, а он женат? И кто жена – домохозяйка минская? Наверное, ждет бабла с нашего заказа, чтобы купить себе новых шмоток. А он эти денежки на любовницу небось потратит. Гы. А какая у него любовница? Блондинка или брюнетка?

– А более экономную упаковку мы не можем выбрать? – Калькулятор молодец, пресекает трату корпоративного бабла на корню.

Она мерно перелистывает каталог упаковок, с ходу прицениваясь.

– На бренде нельзя экономить, мы так давно решили. Упаковка – это наша визитная ка-а-рточка! – Попугай с надеждой смотрит на меня, ищет защиты от электронного монстра Калькулятора.

– Давайте выслушаем наших гостей! – обрываю я.

Приносят кофе. Лане без сахара и молока, мне с сахаром без молока, Калькулятору чай черный с бергамотом, Попугаю сок апельсина с лимоном. Богатыри скромно сосут минералку.

– Мы предлагаем сделать акцент в вашей эксклюзивной серии для волос на такие ингредиенты, как: экстракт плаценты овцы, биозолото, протеины шелка, экстракт корня женьшеня, экстракт горца, лаурил-сульфат аммония, поликватерниум-4...

Богатырь перечисляет долго и муторно. По-моему, он перечислил все, что есть в мире, кроме цианистого калия и выжимки из героина.

Затем он так же неторопливо и обстоятельно озвучивает состав эксклюзивной серии косметики для лица, потом переходит на крема для маникюра и педикюра...

Попугай незаметно рассматривает свой, как всегда на высоте, маникюр, всем своим видом изображая интерес к химии. Калькулятор прикидывает цифры в уме, кажется, что можно услышать шорох ее извилин. Лана вздыхает, глубоко вздымая вперед грудь четвертого размера, обтянутую кофтой с декольте практически до пупка. Я пью кофе, наблюдая за этим бедламом.

– Понятно! Все это не пойдет!

Богатыри практически синхронно ахают. Лана подскакивает на месте. Калькулятор не меняется в лице. Попугай глядит на меня, выпучив глаза.

– У меня есть всего три требования. Это очень мало, и все три надо учесть. Первое – меньше химии, больше природы, второе – аромат натуральный и приятный, и главное – низкая себестоимость. Это понятно? Мне нужно, чтобы наша косметика была действительно эффективной, а эффективной она может быть только на натуральных компонентах. Давно доказано, что обычный детский крем в тюбике за десять рублей лучше многих брендовых.

– Да! Вот сперма-а-цетовый, например! – теперь все смотрят на Попугая. – А шо? Лучше, чем Сarita, я тестировал собственноручно.

Дабы поддержать начальницу, Лана тоже вступает в дискуссию.

– Я вот до сих пор по бабушкиному рецепту делаю для волос кефирные маски и ополаскиваю после мытья яблочным уксусом с водой. Волосы как шелк! – Лана взмахивает своей каштановой гривой перед носом самого зашуганного из богатырей.

Бедная, вот до чего дошла, клеит белорусских мужиков, вся московская тусовка перспективных уже исследована и опробована.

– Мы можем делать косметику, например, на основе аминокислот и эфирных масел! – оправился от шока третий партнер, тот, что пока не издал не одного звука.

Видимо, декольтированная грудь Ланы разбудила в нем желание действовать.

– Вы так сразу первые попавшиеся в голову мысли не озвучивайте, пожалуйста, – прошу я. – Эти ваши аминокислоты и эфирные масла используют сейчас все. А у нас должно быть уникальное торговое предложение, что-нибудь такое, что еще никем не используется...

Что, красавцы, обломались? Всем лишь бы денег по-быстрому наколбасить, а так, чтобы мозги включить, слабо?

«Ну и стерва».

«Сволочь!»

«Фурия, б...»

Все эти эпитеты читаются в глазах богатырей. Ну да, я такая.

– Может, водоросли, аюрведы, соли? – перечисляет Лана. Список отражающий ее эрудицию быстро иссяк.

– Ближе, – киваю я, – но это уже у всех есть! Цена нашего продукта должна отражать его качество. Я не привыкла работать по-другому. Понятно, что бренд – это 200% накрутки, упаковка, реклама, но первичным во всем этом является продукт. Господа, у вас на осмысление было три недели, сейчас у вас их будет еще четыре. Если за это время вы не сможете представить на рассмотрение вразумительный состав косметики и подготовить тестирования и исследования, боюсь, наше партнерство не состоится!

Богатыри мечтают сейчас придушить меня прямо на этом столе, а из моего расчлененного трупа, на манер парфюмера из книги Зюскинда, только изощренней, соорудить суперполезные маски для волос. «Вытяжка из крови фурии» или «Экстракт жира стервы». Хрен им! Нас не возьмешь голыми руками!

– Медицинскую экспертизу мы проводим сами! – бурчит Калькулятор, тем самым добив любителей халявы.

– А мы пока еще пора-азмыслим над упаковочкой! – обрадовался Попугай.

– До свидания, господа!

Три богатыря поклонились, главный мокрыми губами потянулся на прощание поцеловать мне руку. Я знала, что в этот момент он мечтал оскалить зубы и откусить от нее кусочек. Я крепко пожала ему ладонь.

– Если успеете раньше, будем очень признательны! – выпроваживаю я. Что в переводе с этикетного делового языка означает «проваливайте, уроды, а то не светит вам бабла».

– Приятно иметь дело с профессиональным человеком! – «Мы все равно тебя обуем, сучка жадная».

– Мне кажется, эти балбесы ничего вразумительного не придумают! – разочарованно восклицает Лана, как только белорусские гости уходят.

– Ну, нет, не скажи! Я отвез на экспертизу их дешевенькие не разрекламированные препаратики, результаты тота-а-льно впечатляют! – парирует ведущий косметолог. – И сейчас на студентах медицинского я проверяю их эффект. Колосса-ально! В крайнем случае выкупим их продукт, и все.

Попугай – профессионал в косметологии. И, наверное, такой же специалист в орально-анальном вопросе. Его лицо в отличие от наших сияет довольством и дружелюбием. Неужели он, так же как женщина, может страстно желать мужчину, и долгими бессонными ночами грезит о том, как его будут пиндюрить в попку? Фу-у-у! Какие гадости я думаю. Ну неужели он сладострастно стонет, ощущая во рту мужской орган? Ведь это же неинтересно. По логике вещей должно возбуждать неизведанное, то, чего у тебя нет. А так две мужские письки в одной постели – это не этично и не романтично. Черт знает что вообще!

– Принеси результаты проверок!

Попугай, раскачивая ореховидной попкой, обтянутой джинсами Dolce&Gabbana, топает за дверь. Он вообще у меня хорошо зарабатывает, на джинсы явно хватает. А вот BMW Z-4 у него откуда, интересно знать?

Вот что значит обладать искусством правильно любить! Попыталась сказать приличней то, что подумала.

В дверях нарисовалась моя секретарша Василиса. Про таких говорят – наглость города берет. На лице ее начертано отсутствие каких-либо ограничивающих принципов, а поза говорит о секундной боевой готовности к сексу. Одним словом, девочка легкого поведения и тяжелых амбиций.

– Опять звонят с Первого канала, у них тема ток-шоу «Маленькая женщина в большом бизнесе» , хотят узнать о том, как вам удается быть владелицей самой большой сети салонов красоты в Москве. В экспертах – президент сети фитнес-клубов....

– Мне что, заняться больше нечем?

Василиса краса-длинная коса-тупой мозг, недоумевая, смотрит на меня, моргая длиннющими нарощенными ресницами. Надо создать новую услугу – выращивание и закручивание извилин. «Ваши извилины прямые и вы страдаете от нехватки интеллекта? Приходите к нам...»

– Я вообще-то в отпуске! – бубню. – Прошу позаботиться о том, чтобы меня не беспокоили! До свидания!

В дверях беру бумаги у Попугая, выскакиваю на улицу, ныряю в машину. В ближайшее время собираюсь окуклиться и на поверхности бизнеса не вылупляться. Должна же я набраться сил, чтобы превратиться в бабочку?!

Ненавижу ездить за рулем, мало того что сама чайник, так еще эти сплошные хэтчбэки под колеса бросаются.

Бедлам, который сейчас творится в моей голове и моем офисе, надо как-то менеджерить. Я долго и мучительно закрывала глаза на этот хаос, и в один момент он взорвался и накрыл меня, как татаро-монгольское иго. Противно абсолютно всё и абсолютно все. Опустошение. А хочется...

Хочется быть солнышком, хочется светить и вдохновлять. Хочется, чтобы у сотрудников горели глаза от перспектив развития бизнеса, чтобы в их головы хотя бы иногда приходили светлые идеи, чтобы они немного выпали из своего гламура и посмотрели по сторонам, увидели жизнь, смогли оценить ее. Хочется, чтобы им нравилась их работа и они получали от нее удовольствие, чтобы работали не только ради зарплаты или перспектив выскочить замуж. Но как черт побери я могу вдохновить их, если сама потерялась в себе, если не могу разобраться с самым близким человеком?

Опять телефон. Даже подумать спокойно не дают!

– Але!

– У нас завтра Розум играет Бетховена. Очень тебя жду, душа моя!

Я представляю сейчас блаженно улыбающееся армянское личико Катьки, мило щебечащей мне в трубку и думающей о том, как она навставляет пистонов мужу за то, что он дочке разрешает играть в компьютерные игры.

– Душа твоя, скажи моей душе, какого хрена вы устраиваете весь этот цирк? Вы не спите вместе уже год, не общаетесь друг с другом неделями, а на людях завтра будете друг другу сюсюкать и ворковать, как ангельские голубки?

– Ха-ха, по инерции! – судя по характерному выдоху, Катька курит. – И вообще не бунтуй! У Юрки сплошные концерты, все расписано. Он может либо завтра, либо через полгода. А я Бетховена хочу.

Катька обожает Бетховена, Серж – Скарлатти. Я первый раз буду слушать музыку без Сержа. Это в голове не укладывается. «Когда я слушаю, как играют сонеты Доменико, я попадаю на улочки Неаполя, в 1700 год, где стучат колесами экипажи, наполняются залы Королевской капеллы ...» Серж мог бесконечно говорить о своих впечатлениях от классической музыки, а потом просиживать у плазменной панели, разглядывая порнофильмы гинекологической направленности.

– Так иди в консерваторию и там его хоти, некрофилка!

– Ну вот, я тебя на высокодуховное мероприятие приглашаю, а ты обзываешься. Мне без тебя будет плохо. Приходи давай! Хватит мандиться!

– Приду! Куда же я без тебя и без Бетховена?

Катьку я знаю сто лет и люблю ее. Ее любимый философ – Эпикур, его наказы Катька соблюдает беспрекословно.

«Всегда работай, всегда люби. Не жди от людей благодарности и не огорчайся, если тебя не благодарят. Наставление вместо ненависти, улыбка вместо презрения. Из крапивы извлекай нити, их полыни – лекарство. Проявляй всегда больше ума, чем самолюбия. Нагибайся только за тем, чтобы поднять павших. Спрашивай себя каждый вечер: что ты сделал сегодня хорошего? Имей всегда в своей библиотеке новую книгу, в погребе – полную бутылку, а в саду – свежий цветок...»

Правда, одно маленькое «но». Эпикур еще писал: «Живи незаметно!»