1660 год

Январь-февраль

Трапезунд: замок Черная Скала и имение Ферхада

Все рабы с маслобойни были рады возможности побега. Такого шанса никто из них не упустит! Ведь работа на маслобойных высасывала их жизни и здоровье. Долго здесь рабы не жили. Года три-четыре и все.

— Мы все пойдем за вами! — кричали рабы.

— Ты и точно удачливый, стрелец!

— С такими не пропадешь!

Федор Мятелев отомкнул кандалы, и цепи последнего раба за звоном упали на каменный пол.

— Мы свободны от цепей!

— Верно!

— Сейчас бы еще оружие. И задали бы мы туркам кровавую баню.

— Оружие добудем в бою.

Василий Ржев снял со стены факел. Он был готов драться за свою свободу и не быть больше рабом. Все ждали, когда отомкнется дверь повала.

— Федор, думаешь, она нас не обманет? — спросил Ржев у Мятелева.

— Обманет?

— Заманит в ловушку.

— А зачем ей это нужно? Мы и так с тобой и с другими в ловушке, Вася. Она сама предложила нам побег. Сама вышла на нас. Мы ни про что её не просили и даже не знали до того момента.

— Вроде так, Федор, но слишком легко все получается. Слишком просто.

— Может в этом наша удача, дворянин. Если двери откроются перед нами, и мы получим оружие усыпленной охраны, то может все и получиться.

— Будем на это надеяться…..

Али Чернобородый сделал знак Реджепу. Тот приблизился. Они смотрели из затемненной комнаты на приготовления внизу рабского повала.

— Ты пойдешь с ними, Реджеп, — сказал Али.

— Я? — удивился тот.

— С рабами пойдешь в побег. Прикинешься слугой бея, который возжаждал свободы.

— Но зачем? — снова спросил Реджеп. — Мы так не договаривались.

— Мне нужно чтобы они пошли громить имение сапхии Ферхада эфенди. Мне не нужно чтобы рабы просто так разбежались. Сам понимаешь, что за них нам придется отвечать перед хозяином. И нужно чтобы они сделали работу. У Ферхада три маслобойни. И они могут скоро стать нашими.

— Но как я смогу пойти с ними? Пусть Адике направит их куда надо.

Реджепу совсем не хотелось рисковать собой. Одно дело, делить деньги и охотиться на сбежавших рабов с отрядом стражи, а иное поставлять свою голову по топор.

— Адике женщина. Это может не сработать. А нужно чтобы сработало. Что она им скажет? Идти спасать её подруг? А если они не пойдут? Нет. Ты скажешь им, что в имении Ферхада много золота и драгоценностей. Ври больше. Обещай им сокровища Али-Бабы если нужно.

— Мне выдать себя за беглого раба?

— Да. Назовешься слугой спахии и скажешь, что все знаешь про него и все покажешь рабам. Иди сейчас по-тихому переоденься в рубище. Мы подождем тебя здесь. Торопись.

Реджеп нехотя повиновался….

Адике переоделась с мужское платье и приготовила свой стилет с которым никогда не расставалась. Она на самом деле никогда не была рабыней бея. Её уже два года держал при себе и воспитывал Али.

Он нашел эту девочку в обозе одного купца-работорговца, которого они убили по приказу Дауда. Он вез тогда целую партию рабов на продажу. Все рабы стали собственность хозяина, но девчонку Али оставил себе. Она чем-то сразу ему приглянулась. Что-то было в её взгляде такое, что сразу покорило бывшего жестокого разбойника.

— Али, я готова, — она пошла к нему и показала кинжал.

— Спрячь его подалее. Его лезвие отравлено и использовать его стоит лишь в крайнем случае.

Девушка выполнила приказ и вложила кинжал в кожаные ножны.

— И смотри сама не поранься им, Адике. Этот я смертелен. Ты пойдешь с рабами не одна. Я приставил к ним Реджепа.

— Ты не веришь мне, Али? — изумилась девушка.

— Верю. Но ты ее слишком молода. И ты не знаешь что такое сбежавшие "черные" рабы. Они легко могут превратиться в зверей. А ты девушка и они могут тебя обидеть. И потому хорошо, если рядом будет человек, на которого можно положиться.

— Я могу за себя постоять! — капризно заявила Адике.

— Ты должна починить себе раба, которого зовут Василий Ржев. Ты меня поняла?

— Он должен стать моим рабом?

— Да. Используй те чары, что дала тебе природа. Женсике чары часто действуют там, где не действует ничего иного…..

Двери со скрипом распахнулись. Рабы увидели свет факелов в руках Реджепа и Адике. Это был для них свет утраченной свободы.

— Мы свободны! — заорал кто-то из рабов. — Охрана спит!

— Тихо! — зашипел на него Реджеп. — Зачем так орать? В замке еще много вооруженных людей.

— Ты кто такой? — спросил его Ржев.

— Тот, кто принес вам свободу людей через эту девушку. Мое имя Реджеп и я правоверный мусульманин, но я все равно помогаю вам, гяурам обрести свободу.

— Зачем? — спросил Мятелев.

— Про это я расскажу вам потом. Сейчас нужно срочно уходить. В замке вооруженные воины. И если они только услышат вас, то всем нам не соборовать.

— А если напасть на них первыми? — предложил косматый раб по имени Матвей.

— Верно! — подержал его поляк Казимир. — Мы застанем их врасплох!

— О чем ты! — вскричал Реджеп. — Аллах помутил твой разум! Там много воинов. Нужно срочно уходить. Я покажу вам место, где мы сможем спрятаться до времени.

— Он верно говорит, — подержали его другие рыбы. — Человек нам помогает и спасет от лютой доли. А мы языками чешем и не слушаем его! Уходить надобно пока никто не хватился!

— Верно! Уходить!

Мятелев завладел саблей спящего охранника и покрутил её в руке. Давно он не держал боевого клинка. Он показался ему на удивление легким. Василий Ржев вооружился ятаганом и пистолем, взятым у второго спящего конвоира.

Казимир подскочил к третьему и схватил его копье. Он думал тут же проткнуть им стража, но Реджеп удержал его:

— Не нужно крови! От крови люди бея станут жестокими и станут вас искать с утроенной силой. Пусть все будет тихо.

— Он прав, Казимир. Пусти копье.

— Этот надсмотрщик стегал меня плетью! — возмутился поляк.

— Много кто стегал тебя плетью в последнее время. Всем им не отомстишь, — отобрал у него оружие Матвей. — Главное получить свободу.

Поляк нехотя согласился с этими доводами и только пнул спящего ногой в живот. Тот даже не пошевелился и только застонал во сне….

Реджеп не зря много вращался среди преступников так долго. Обманывать и рассказывать небылицы он умел отлично. Он быстро рассказал о том как хозяин бил его и как унижал за его верность и преданность. И вот он решил отомстить, хоть он и маленький человек.

— А ты не боишься, если твой хозяин поймает тебя снова? — спросил Ржев по-турецки. — Что тогда тебе грозит?

— Да убережет меня Аллах от такого зла. Но не думаю, что так будет. Это я поведу вас в имение спахии и там мы станем богатыми людьми.

— Поведешь нас? — искренне удивился Ржев наглому тону этого мусульманина.

— Нам нужно идти в имение местного срахии Ферхада. Там много золота и много драгоценностей. Нам не стоит сидеть здесь долго.

— Уйти из этого убежища? — удивился Мятелев. — Ты сошел с ума. А здесь можно скрываться хоть месяц. В горах на возвышенности нас не станут искать. А там внизу в долине есть пастухи и овцы. Станем понемногу спускаться вниз и запасаться провизией. Среди пастухов наверняка есть рабы, что не откажут нам в помощи.

— Федор прав. Уходить отсюда нельзя, — поддержал Мятелева Ржев.

— Погоди, а почему ты здесь распоряжаешься? — возразил Ржеву Казимир. — Ты ведь был таким же рабом как и мы все.

— А ты желаешь принять команду на себя? — спросил Федор.

— Если товарищи окажут мне доверие, то почему бы и нет? И я за то чтобы идти в имение спахии и запастись там золотом. Оно нам не повредит.

Другие рабы охотно подержали поляка. Жажда легкой наживы овладела этими людьми. Теперь они жаждали не только свободы, но и богатства.

— Верно! Золото никому не повредит!

— И в дальнейшем побеге нам поможет!

— Но почему такая срочность? — снова просил Ржев. — Почему нельзя немного подождать с нападением на имение спахии?

— От того, что нас станут искать и когда Ферхад узнает о побеге большой группы рабов, он усилит охрану имения и у нас ничего не получиться.

Эти доводы Реджепа были приняты всеми беглецами, и Ржев уже ничего не мог возразить. Все были готовы идти вслед за мусульманином.

— А если кто боится боя, то пусть себе сидит в кустах и жжет нас с добычей, — усмехнулся Казимир.

— Но пусть он тогда не рассчитывает на свою долю, — подержали поляка рабы.

— Веди нас в имении спахии, Реджеп.

— Веди быстрее!

Реджеп про себя усмехнулся. Он выполнил приказ Али. Теперь эти повстанцы пойдут за ним….

Имение Ферхада эфенди, располагалось в долине и его маслобойни давали большой доход. Кроме того у него было несколько стад баранов в три тысячи голов и он снабжал войска санджака мясом.

Этот бей был давним конкурентом Дауда и они боролись за власть и влияние на бейлер-бея. Его дом был не так внушителен и укреплен как Черная Скала, но зато значительно превосходил его в размерах и изяществе.

Казимир, Реджеп и Федор Мятелев, вышедшие в дозор, внимательно осмотрели местность вокруг замка. Не было ничего подозрительного.

— Слишком много там людей, — проговорил Федор.

— Да имение у Ферхада многолюдное, — сразу согласился Реджеп. — Много слуг.

— И вооруженных хватает! Смотри, какой большой отряд стражи в воротах?

— Да. Так нам не прорваться туда, — согласился Казимир. — Ты говорил, что в имении много золота, но не много стражи. А что получается?

— А мы пойдем на хитрость, — проговорил Реджеп.

— Хитрость?

— Мы нападем не сразу на замок, а нападем на маслобойни Ферхада и он сразу пошлет своих людей туда, а мы тем временем атакуем его дом. Вернее мы сделаем вид что нападем на маслобойни. Там справятся всего несколько небольших отрядов.

Слова Реджепа вполне убедили поляка, но не боярского сына. Теперь Федор понял, что в предостережении Ржева что-то было. Слишком уж хорошо и легко все получалось.

— Одного нужно оставить здесь наблюдать, — предложил Реджеп.

— Я останусь, — согласился Федор.

— Ладно. Смотри в оба, — похлопал его по плечу Казимир. — Мы скоро начнем….

Чигирин: ставка гетмана Юрия Хмельницкого

Юрий в сопровождении сотни казаков гетманского полка и хорунжего Яненченко выехал на конную прогулку. Под гетманом был отличный тонконогий жеребец арабских кровей с ладно посаженной шеей.

Встречные горожане низко кланялись сыну Богдана. Но в их взглядах молодой гетман не видел того обожания, которое всюду сопровождало его отца.

— Видел, Иван, как эти холопы смотрят на меня? — в раздражении спросил он.

— Ты про что, Юрий? — не сразу понял его Яненченко.

— В их взорах дерзость! Они не почитают меня за настоявшего гетмана, — сказал Юрий. — Я лишь тень великого Богдана! Так они считают. Неблагодарные скоты!

Яненченко в последнее время часто замечал за своим гетманом такие вот неожиданные вспышки ярости. Заводился Юрий без всякой причины. Ему мог не понравиться взгляд мешанина или казака, или не совсем вежливым показаться поклон купца.

— Оставь, пан гетман! Про то ли нам стоит думать?

— Все мне противятся! Все! Отчего у нас всегда так? Что у нас за народ? Они не чтят своих гетманов. Они постоянно готовы укусить руку, что их кормит.

Яненченко ничего не ответил на это. Но подумал, что Юрий мало еще, что сделал, чтобы завоевать хоть немного уважения к своей особе.

"А ведь он сейчас еще хуже, чем был. Этот бешенный Юрась, как его называют в Чигирине. Сможет ли он хоть когда-нибудь стать хорошим гетманом для Войска Запорожского? Неужели думает, что его заносчивость и грубость помогут ему управлять страной?"

— Я сегодня не желаю возвращаться в Чигирин, — вдруг заявил гетман.

— Как? Но пан забыл, что…

— Я ничего не забыл, пан хорунжий. Но я гетман и сегодня моя воля такова. Я поеду в Субботов.

— Юрий, так нельзя! — решительно возразил Яненченко. — Ты слишком заносишься. Какая муха тебя укусила? Эти крестьяне плохо тебе поклонились? Неужели тебя не понятно, что ты не смеешь произносить слов "моя воля". Ты не монарх, ты выборный гетман!

— Вот и ты мне перечишь, Иван! Мало я сделал для тебя?

— Я ценю все, что дал мне гетман, но сейчас действую в интересах гетмана и из моей большой преданности ему. Юрий, нас сегодня ждут полковники и посланник Шереметева. Он же посланник самого московского царя. Они ждут слова пана гетмана.

— А мне пока нечего им сказать, Иван, — молодой Хмельницкий уже успокоился.

Больше он ничего не сказал Яненченко и дал шпоры своему коню. Тот рванулся вперед. Охрана и генеральный хорунжий Войска Запорожского последовали за ним….

Полковник Брюховецкий надел свой самый лучший кафтан и подпоясался шелковым кушаком с золотыми нитями. За кушак он сунул свой пернач, символ полковничьей власти и принял из рук джуры дорогую саблю — подарок самого царя.

Он спешил в зал, где собрались полковники и генеральная старшина Войска Запорожского. Предстояло обсуждать весьма важные вещи. Ему еще вчера сообщил посланец из Ржищева, где собралась новая казацкая рада, о том чего требуют казаки.

Сколько уже было этих рад за последнее время! Голова могла пойти кругом. Рада в Гармановцах, где низложили Выговского, и предварительно утвердили молодого Хмельницкого. Сколько сил она забрала у него и сколько добавила ему седых волос.

Затем после избрания Юрия именно он Иван Брюховецкий вынужден был отправиться на Запорожье, чтобы поддержали запорожцы нового гетмана, и не возникло в Украине новой усобицы.

Сколько тогда он золота потратил на подкуп и на подарки куренным атаманам. Сколько горилки поставил братчикам-запорожцам, пока убедил их поддержать нового гетмана единогласно. Сам Иван Сирко тогда похвалил его расторопность и ум.

— Умеешь ты говорить с казаками, Иван, — сказал тогда Сирко. — Даже я так бы не смог их убедить. А они уважают меня.

— Это благодаря тебе у меня все получилось, — произнес ответный комплимент Брюховецкий. — Казаки в тебя верят. Ты отличный кошевой атаман, Иван.

— Я за то чтобы сын Богдана стал нашим гетманом. Я всегда был против Выговского. Он продал Украину ляхам!

Затем Брюховецкому пришлось отправиться в Белую Церковь и там снова на новой казацкой раде, добиться очередного избрания Юрия Хмельницкого в гетманы. На этот раз Юрий был провозглашен гетманом единогласно и его булаву уже никто не оспаривал. Признал его власть и царь Алексей Михайлович. И вот тебе новая рада в Ржищеве!

Первым Брюховецкого встретил полковник Яким Сомко.

— Уже знаешь вести из Ржищева? — спросил он.

— Знаю. Но как ты, полковник, узнал про это так быстро? — Брюховецкий был удивлен тем, что осведомители Сомко работали не хуже его собственных.

— Не важно как я узнал. Важно, что мы буем делать? Казаки требуют усиления власти гетмана, пан Иван, и полной самостоятельности украинской православной церкви.

— Я то знаю, — угрюмо произнес в ответ Брюховецкий. — Царь никогда не пойдет на это. Ты, пан полковник, ведь знаешь, что за требования привез в Чигирин полковник Ляпунов.

— Как не знать. Царь требует слишком много и сразу. Стоит действовать немного осторожнее.

— Пан Яким, так и не понял, что московские цари хотят получать то, что желают. У них на Москве иные порядки чем у нас. А и две армии князя Трубецкого и боярина Шереметева могут поддержать эти требования.

— Наших казаков мутят известные тебе полковники. Не со своего же голоса они поют! И теперь нам не обойтись без новой Рады! И созвать её надобно в Переяславле, там где созывал Раду Богдан. До биса Ржищевскую раду!

— Этого хотят москали? — спросил Брюховецкий. — Что же. Трубецкой прав.

Они вошли в зал, где уже собрались многие властные люди в Украине. Это были те, от кого зависели судьбы страны. Паны полковники и паны старшина генеральная. Сколь разными они были! И выходцы из шляхты православной, блестяще образованные и умные, и выходцы из низов, из буйной казацкой голоты, что саблей прорубила для себя место на этом украинском Олимпе, и вчерашние мещане, и недоучившиеся спудеи, и сланные своими подвигами казаки.

— Панове, а где же гетман? — спросил киевский полковник Екимович.

— Он давно должен был вернуться!

— Пана гетмана нет в Чигирине! — произнес полковник Сомко.

— Но когда он вернется?

— Да на кой он вам сдался? — спросил полковник Золотаренко. — Мы и без него все решим. Наш гетман еще зело молод. Пусть слушает старших, и учиться управлять.

— Оно так, пан Василий, — согласился с Золотаренко Брюховецкий, — но он все же наш законный гетман.

— А мы Рада генеральная Войска Запорожского, пан Иван. И ежели гетмана нет, то дела нам все оно делать надобно. Вопросов много накопилось.

— Верно! Если гетман не соизволил явиться, то все решать станем без него! — произнес Яким Сомко.

Трапезунд: имение Ферхада

Федор Мятелев, когда поляк и Реджеп ушли, не стал ограничиваться простой роль стороннего наблюдателя. Он быстро спустился вниз и подошел к пастухам, что пасли овец в долине.

— Привет вам, православные, — Федор сразу узнал в этих людях своих единоверцев. Он обратился к ним по-русски.

— Привет и тебе во имя господа Иисуса Христа! — ответил высокий и тощий пастух в рваном треухе и облезлом кожухе. — Земляк?

— Я из Москвы, — признался Федор. — А ты человече судя по говору рязанский?

— Оно так. Из под Рязани я. Роман я. А вот он Гришка. А только языка у него нет. Отрезали нехристи и потому говорить он не может. Но слышит все. Верно, Гришка?

Второй пастух кивнул в знак согласия. Был он также худ, как и первый, но роста был небольшого.

— Ты откель здесь взялся, православный, а ее из самой Москвы? — спросил Роман.

— Али не понял? Я беглый раб.

— Галерный? — догадался рязанец. — Такие часто бегают.

— С галеры. Отдал меня капудан здешнему турку во временное пользование как собаку. А не токмо меня, но и других. Но мы сбежали от своего хозяина. Дауд-бей его кличут. Слыхал?

— Как не слыхать? А вот мы с Гришкой рабы Ферхада эфени. Это его земли. И мы его овечек здеся пасем.

— С вами есть ее кто-то? — спросил Феор.

— Нет. Токмо псы наши. Но они тебя не тронут. Они до волков охочие, не до беглых рабов, брат. Так что будь в надеже. Не выдадим. Но видеть тебя с нами не должны, а то и нам с Гришкой достанется.

— Я скоро уйду.

— Пока садись с нами поешь! Мы баранины сварили в котле. И холодного айрана тебе дадим. Хороший айран у нас, холодный. Ажо зубы сводит.

Федор не заставил себя упрашивать. Запах варева, исходивший от кипящего котла, вызвал голодные спазмы в его желудке…

Насытившись, Мятелев отрыгнул, показав, что он сыт, и еще раз поблагодарил пастухов.

— Ты, человече, по долине бы не шатался, — предупредил Мятелева рязанец Роман. — Здесь тебя легко схватить могут.

— Схватить? Кто?

— Как кто? А охрана имения Ферхада? Иногда наезжают по десять пятнадцать человек.

— И много в имении охраны? — как бы просто так невзначай поинтересовался Федор.

— У Ферхада-то? Хватает. Имение богатое. Одни его маслобойни чего стоят. А ты беги в город. Там укрыться легшее всего. Ты ведь мало-мало по-турецки лопочешь?

— Немного.

— Вот и хорошо. Голову тряпкой обмотай и сойдешь за мусульманина. А то и за дервиша. Там нищих много болтается.

— А ты чего не бежишь, Роман, коли все так просто?

Раб махнул рукой в ответ. Но затем все-таки сказал:

— Много разов бежать пытался ранее. Родная земля звала меня. А ныне вот сижу здесь и овечек пасу.

— Или земля более не зовет?

— Ты кем был на Москве, человече?

— Воином. В стрельцах служил.

— Вона как. А я землепашец. Крестьянин. Под помещиком ходил. И там была неволя и тут неволя. Но скажу тебе, стрелец, здеся оно полегшее будет. Мы с Гришкой на вольном воздухе и еды хватает и всего.

— А семья есть ли?

— Семья? — задумчиво произнес Роман. — Семья была. А что толковать. Теперя нету у меня ни кола, ни вора и ни души что по мне заплачет, коли помру. Вот так вот.

— Ну, прощай, Роман. Спасибо те за все.

— Прощай. Храни тя господь….

Федор снова вернулся на свой наблюдательный пост и залег среди камней. Теперь он был сыт, и его клонило ко сну.

Москва: Кремль, покои царя Алексея Михайловича

Царь и великий князь Всея Руси Алексей Михайлович всегда соблюдал дворцовый этикет. Никогда он не позволял себе показываться на людях без византийской пышности. Подданные всегда должны были видеть в нем не простого человека, но помазанника божия.

В глубине души государь страдал от того, что род его не от Рюрика происходит. А межу тем князья Долгорукие от него род свой вели и везде кичились этим. Мол Рюриковичи мы истинные. Князья Милославские от Гедимина род выводили. Знатнейшими на Руси себя называли, хотя и добавляли "после государя великого". А получалось, что были на Руси рода древнее царского.

Поэтому царь никогда не опускал никаких вольностей в отношении с нижестоящими и даже самые знатные именовали себя его холопами, и назывались уничижительно Ивашка, Романка, Богашка, Петрушка.

Сейчас в этот ранний час государь был одет в белый кафтан с золотыми шнурами. Волосы его были тщательно ухожены и перехвачены золотым обручем. Пышная волнистая борода была расчесана и пахла заморскими благовониями.

Царь принимал в палате ближних людей. Это был боярин Афанасий Ордин-Нащекин и дьяк иноземного приказа Алмаз Иванов. Люди они были незнатные и возвышены были самим царем за ум и таланты к делам государственным.

— Что за вести принес ты, Афанасий? — царь понял что боярин, которому он доверил свою внешнюю политику, принес новости.

— Вести из Малороссии, великий государь. Гетман Хмельницкий, твой подданный, слишком подвержен влиянию разных людей. И от того он ненадежен.

— И что он сделал такого, чем мог прогневить меня, своего государя? — строго спросил царь.

— Пока ничего. Но слишком он нерешителен в исполнении воли твоей. Воевода Шереметев особой подмоги от него пока не дождался. Хотя Юрий ему и не отказывает прямо, но и помогать не спешит. Не радетель этот гетман дела твоего. Что нам с того, что он сын Богдана Хмельницкого? Сам Богдан не бог весть какая важная птица.

— Ты про что это?

— Род Хмельницких не слишком знатен. Я просмотрел родословные списки, что мне в приказе составили и…

— Афанасий, а ты сам разве из великого рода? — прервал боярина Алексей Михайлович.

— Я, государь? Я тобой возвышен, — смущенно пролепетал Ордин-Нащекин.

— Именно мной, Афанасий. И возвысил я тебя за ум, но не за знатность рода. И чин тебе пожаловал высокий и боярство сказал. И надо многими знатными вельможами тебя я поставил. С чего это ты вздумал родословные списки читать? Али дела иного нет? А Богдан Хмельницкий был тем знаменит, что сделать смог.

— То мне ведомо, великий государь. Но все равно не радетель сын Богдана дела твоего.

— Ничего. Это не страшно, что не радетель. Мне все, что ты говоришь хорошо ведомо, Афанасий. Али ты умаешь, что твой государь ничего не видит?

— Что ты, великий государь! Велика прозорливость твоя и ум твой. Но не досуг тебе во все дела то вникать. Нам в Украине верный человек надобен.

— Ты прав, — с улыбкой согласился царь.

— Прав? Но тогда за что коришь своего слугу Афоньку, великий государь?

— Ибо ты не понял всего, Афанасий. Пока пусть Хмельницкий для нас кое-что сделает. А затем мы подумаем, кем и когда его заменить.

Боярин и дьяк переглянулись. Царь не заметил этого и проложил:

— Вы помните договор мой с Богданом Хмельницким?

— Как не помнить, великий государь, — произнес Алмаз Иванов.

— Выгоден ли тот договор для нас? Что скажешь ты, дьяк?

— Не слишком, великий государь, — ответил Иванов. — Он годиться лишь как временный договор. Не можно допускать, чтобы внутри державы твоей, великий государь, был кто-то полунезависимый от воли твоей. Ибо сегодня гетман Украины волю свою имеет, а завтра кто того же пожелает? Атаман Войска Донского?

— Верно! — поддержал Иванова царь. — Ежели гетману Воска Запорожского такая воля дадена, то завтра и атаман Войска Донского того же пожелает. Едина держава наша и един в ней государь! Так есть и так должно быть!

— Истинно так, великий государь! — в один голос заявили боярин и дьяк.

— Пусть молодой Хмельницкий в Переяславле новый договор со мной подпишет. И тогда про договор с его отцом станут забывать. Мне нужно чтобы никто того договора более не помнил. Гетман может по тому оговору посольства принимать за моей спиной. Он свои войска имеет и от меня практически не зависит!

Алмаз Иванов хорошо помнил, как тогда в Перяславле в 1654 году все едва не сорвалось. Послы царя прибыли на Раду и все шло хорошо, но ровно о того момента, когда наступил час присягать.

Хмельницкий потребовал, чтобы сперва от царского имени присягнули послы в том, что царь не выдаст Украину Польше, будет защищать её от врагов и права и вольности украинские соблюдать.

Для казаков это была обычная процедура. Короли польские всегда присягали, и при избрании своем давали присягу своим подданным, прежде чем принять присягу от них. Но посланники царя Алексея во главе с боярином Бутурлиным заявили, что присягнуть не могут, ибо московский царь — самодержец, правит по своей воле и по воле господа бога. Он не присягает своим подданным. Богдан тогда пришел в ярость и даже был готов не пописывать договор.

Это очень озадачило украинскую старшину, и они, дабы не допустить провала переговоров, уговорили гетмана присягнуть и не требовать того же от царского посла.

Но сейчас великий Богдан был уже мертв и вместо него был его слабый и нерешительный сын.

— После подписания нового договора Хмельницкий мне не нужен. Я желаю вернуть в состав государства, вверенного мне отцом моим, земли, что ранее нашему государству принадлежали!

— Истинно так, великий государь! — склонили головы боярин и дьяк.

— Что османы? — царь задал вопрос Алмазу.

— Султан собирает войска против тебя, великий государь. Хан крымский по его приказу также. Снова продолжиться большая война.

— Король польский слаб один против нас стоять, — произнес царь. — Вот и зовет с собой турок и татар. Сам того не понимает, что они солидный кус его владений скоро оторвут.

— Воеводам твоим Трубецкому и Шереметеву нужны ее силы, великий государь, — сказал боярин Ордин-Нащекин.

— Пока пусть обходятся теми, что есть. У них достаточно сил. Казначей и печатник* (*Печатник — хранитель государственной печати, канцлер русского государства) вчера жаловались, что казна наша пуста. Пусть гетман им помогает. А с договором не медлите. Я желаю заключить его в ближайшее время….

Чигирин: ставка гетмана Юрия Хмельницкого

Полковник Брюховецкий взял слово. Именно ему предстояло убедить полковников и старшину генеральную согласиться на новые требования царя.

— Панове, полковники и панове старшина! В ваших руках судьба Войска Запорожского! В ваших руках судьба Украины и народа её многострадального! — начал он. — Посмотрите, что твориться вокруг? Что дал нам союз с врагами рода христианского погаными татарами? Выговский позвал их и они сколь сел наших пожгли и коль людей отсюда вывели в рабство в злую неволю агарянскую. Мало нам того? Проклянут нас наши люди и поедлом нам будет. Она зашита у нас — единоверный православный государь. Не можно нам его руку отталкивать!

— Верно говорит, полковник, верно! — поддержал Брюховецкого полковник Екимович. — Великий государь Всея Руси нам заступа от поганых и ляхов!

— И я скажу так! — произнес толстый полковник Золотаренко, старый соратник Богдана Хмельницкого. — Надобно нам новый договор составить с царем и против поляков и татар с турками выступить.

Старшина зашумела. Единодушия здесь не было. Многие не желали идти под московского царя и терять прошлые привилегии. Но Брюховецкий хорошо знал этих господ. Мало кто решиться из них сейчас выступить открыто против царя. Бояться! Дрожат за свои прибытки и за то что царь может их всего лишить.

Нет здесь решительных полковников Крисы, Урбача, Глуха. Те могли заявить о себе громко. А эти нет. Поговорят и согласятся. А за ними согласиться и гетман. И это даже хорошо, что его сейчас нет на совете. Пусть себе развлекается. И генеральный хорунжий за ним увязался.

Генеральный восковой судья Воска Запорожского Самоил Зарудный внимательно осмотрел присутствующих и произнес:

— Так что порешим, панове полковники и старшина? Поляки Чарнецкого уже готовы выступить против нас. С ним ханские отряды Мехмед Гирея. Вся Украина правобережная впусте лежит! Что только поганые с нашим народом не делают.

— Чарнецкий воевода добрый, — произнес кто-то. — С ним ухо стоит востро держать!

— Бить его надобно упреждающим ударом! — заявил полковник Яким Сомко. — Так как наш батько Богдан делал!

— Стало быть, будем собирать новую Раду? — снова задал вопрос Самоил Зарудный.

— Надобно пана гетмана про то спросить! Отчего нет его сейчас здесь? — подал голос полковник Подбайло.

— Пан гетман зело молод. И его решение будет нашим решением, пан полковник, — обратился к Подбайло Брюховецкий.

— Однако, власти гетмана его никто не лишал? Так? — Подбайло посмотрел на Брюховецкого с вызовом. — И пан гетман должен принимать решения. Он глава Войска Запорожского!

— Но и Рада Генеральная решения принимает! И коли гетман молод, советы ему дает! — заявил полковник Сомко. — Хватит с нас одного Выговского! Он был слишком мудрым и все решал сам. А к чему то привело? Вспомните, Панове!

Трапезунд: имение Ферхада и другие места

Феодор спокойно спал пока его не разбудил грубый толчок в бок. Он открыл глаза и увидел Василия Ржева.

— Вася?

— Тихо. Я один. Наши отправились вимение Ферхада-эфенди грабить. Меня не взяли. Велели с тобой оставаться.

— Черт! Пошли грабить? Когда?

— Час назад. Я пока устроил Адике в безопасном месте и к тебе. И Минка Иванов с ними пошел. Говорит хоть и сдохну, но пограблю напоследок.

— Дурак! Недавно только молился о погубленных им душах.

— И я ему так говорил. Но он мне сказал, что идет на поганых агарян. А за язычников бог много не спросит. Вразумить его не было никакой возможности.

— Сколько же я спал, Вася? Стыдно, что на часах уснул. Совсем разморило меня.

— Не стыдись, Федор. К нам присоединились какие-то разбойного вида мусульмане. Местные бродяги. Почувствовали запах добычи и крови. Все вместе и пошли.

— Я говорил с местными пастухами, Василий. Спускался в долину.

— И что?

— Они говорили о том что охраны там хватает.

— И что с того? Реджеп поначалу запалил все маслобойни Ферхада. Они отправили на огни пожаров конницу. А наши отправились тем временем имение грабить.

— Не стоит нам увязать с ними в грабежах, Вася. Стоит бежать отсюда подалее. Сам понимаешь, что наших рано или поздно схватят и на колья посадят.

— Реджеп убедил их, что скоро восстания начнутся по всему санджаку. Слишком много недовольных.

— А ты не забыл, что идет сбор войск? Султан объявил его и сейчас плохое время для восстания. Бейлер-бей пришлет сюда отряды спахиев и бешлиев и они раздавят эти толпы. Но для нас с тобой то благо, Вася. Мы сможем под шумок сбежать.

— С нами Адике, Федор.

— Что? На кой она тебе? Только мешать станет.

— Она многое знает и сможет нам помочь, — возразил Ржев, но Мятелев понял, что здесь дело не в помощи.

— Слушай, дворянин, сейчас не время крутить любовь с девками. Мы беглые рабы и за нами скоро станут охотиться. О шкуре самое время подумать.

— А кто тебе сказал, что я ней любовь кручу, Федор? Ты не забыл, что это она нас из подвала вытащила?

— Вытащила и спасибо ей за то. А сейчас нам пора идти. Или ты забыл, кто ты есть? Ты посланник царя московского и тебе стоит подумать о том, что ты для государя сделать можешь. Нам нужно добраться до Стамбула!

В этот момент соседние кусты зашелестели и оба мужчины увидели Адике. Она все слышала.

— Простите меня, что невольно послушала ваш разговор.

— Адике? Почему ты оставила то место, где я спрятал тебя? — Ржев был недоволен её поступком.

— Я пошла за тобой….. Я боялась, что ты бросишь меня. Прости.

Девушка захлопала своими большими ресницами и на них засверкали жемчужинки слезинок. Ржев привлек её к себе и произнес:

— Я не собирался тебя бросать Адике.

— Я смогу вам обоим пригодиться. Я знаю многое здесь. Пусть твой друг позволит мне пойти с вами. Но нам сейчас стоит пойти к дому Ферхда. Нам нужны одежда и деньги для побега. Иначе нам далеко не уйти.

— Она права, — Ржев посмотрел на Федора. — Нам бы стоило вырядиться в спахиев.

— А почему не в дервишей* (*дервиш — странствующий нищий монах)? — спросил Федор.

— Для дервишей мы мало знаем, Федор. Ты что знаком с Кораном или молитвами магометан? За воинов мы вполне сойдем, но не за дервишей. Так что Адике права….

Али Чернобородый поначалу ликовал. Маслобойни Ферхада горели освещая ночное небо. Тоже самое произошло и с маслобойнями других спахиев. Он был совсем близок к цели.

Но вместо небольшого бунта начало разгораться большое восстание. Белер-бей был в бешенстве и срочно отправил три отряда спахиев на подавление мятежа.

Чернобородый сам приказал сжечь старую маслобойню своего господина, дабы не подумали, что он причастен к этому делу. А так выйдет, что и Дауд бей пострадал…

Дауд-бей выслушал от бейлер-бея много упреков.

— Ты привлек мятежных рабов в свое имение и вот посмотри, что вышло! — орал наместник области. — Горят имения спахиев! И это в то время когда наш падишах повелел готовить войска.

— Не думаю, почтенный бейлер-бей, что горстка рабов-гяуров, взятых мной на галере, могла понять такой мятеж.

— Но все началось в твоем имении Черная Скала! Так сообщил мне эфенди Ферхад.

— А он не сказал тебе, почтенный, что рабов я взял на галере всего 20? И они запалили большой мятеж?

Дауд-бей усмехнулся. Он прекрасно знал, что именно нынешний бейлер-бей спровоцировал восстание своими взятками и поборами, из которых едва половина попадала в казну падишаха.

— Хозяин отвечает за своих рабов! Так было и так будет! — упрямо твердил бейлер-бей.

— Да. Это так, почтенный. Но затем рабы поднялись и в имении Ферхада. Так что он виновен не менее моего. Да и среди повстанцев сейчас много мусульман. Многие местные крестьяне восстали вслед за рабами. Почему почтенный Ферхад не сказал тебе про это?

— Правоверные вместе с гяурами? — притворно удивился бейлер-бей. — Что за времена? Небо скоро рухнет на наши головы!

"На твою точно, почтенный, если великий визирь узнает про твои проделки", — подумал про себя Дауд-бей.

— Мятеж нужно срочно подавить! Султан не должен ничего узнать про это. Пусть все будет мелким мятежом горстки галерных гяуров. Все знают, что они там настоящие звери. И пусть за все отвечает капудан-паша галерного флота империи.

— Дай мне конницу и уже завтра этот мятеж прекратиться.

— Бери! И принеси мне головы мятежников! Всех тех, кто поднял руку на власть великого повелителя османов. Особенно если это мусульмане! Этих мало просто так казнить!

— Они будут сидеть на кольях, почтенный бейлер-бей.

— Торопись, почтенный Дауд-бей. Времени мало! Потопи мятеж в крови!

Стихийные восстания быстро стали шириться по всей области. Али Чернобородый, начиная, даже не мог рассчитывать на подобное. Тлевший уголек упал в кучу сухого хвороста.

Положение дел в империи Османов при правлении Мухаммеда IV Авджи было не блестящим. Росли налоги, завоевательные войны все время требовали новых средств, бунтовали янычары в дальних гарнизонах, вельможи грызлись за власть. Поднимали головы каратюрки, требуя для себя лучшей доли, и бейлер-беи жестоко подавляли восстания.

Великий визирь строго спрашивал с тех, кто допускал восстания во вверенных ему областях империи. И наместник Трапезунда трясся за свое место. Было отправлено на борьбу с повстанцами три отряда. Дауд возглавил один из них лично, а в другие назначил верных командиров, которым доверял. Толстому Дауду не по душе были конные прогулки, но приходилось выполнять повеление наместника…

Спахии Дауда быстро отогнали толпу местных разбойников в горы. Те отступили, потеряв при этом больше половины своего отряда.

Они освободил имение Ферхада и Дауд-бей порадовался тем разрушениям, что здесь были. Теперь его конкурент и враг не скоро сумеет восстановить свое хозяйство.

— Мой бей! Показался отряд всадников! — сообщил Дауд-бею, дозорный. — Их не менее 30.

— Всадники? Но там действует большой отряд Рахманкули! У него больше 200 всадников. Они не могли пропустить мятежников сюда в мой тыл!

— Они могли просочиться со стороны Темного Ручья, господин, — высказал свое предположение сотник спахиев.

— Ты также думаешь, что это мятежники?

— Даже если так. Нам не страшны 30 всадников. У нас отряд в 150 воинов. Дай мне всего 50 и я встречу их!

— Хорошо. Я тебе верю.

— Это не спахии судя по одежам, господин, — снова заговорил дозорный. — Но и на мятежников не похожи. Идут уверенно как бывалые воины.

Дауд еще раз внимательно всмотрелся вдаль и понял кто это такие. Это был его собственный отряд из Черной Скалы. И вел их ни кто иной, как Али Чернобородый.

— Бояться нечего, — Дауд успокоил воинов. — Это мой собственный отряд из Черной Скалы.

— Да, господин? Тогда все хорошо. Они помогут нам охотиться на мятежников.

Отряд быстро поравнялся со спахиями. Али подъехал к своему господину и приветствовал его.

— Я искал тебя, мой бей.

— И я желал тебя видеть, мой Али! Ты можешь мне пояснить, что все это значит? — Дауд грозно сдвинул брови.

— Ничто не укроется от твоей прозорливости, мой бей. Я и твои люди приложили к этому мятежу руку. Но все это для твоей пользы, мой бей.

— Говори тише. Нас могут услышать, мой Али. Отъедем в сторону.

Они отъехали на безопасное расстояние.

— Итак, ты нанес убыток Ферхаду? Это неплохая мысль, мой Али. Но если бейлер-бей кое-что заподозрит?

— Нет. Я приказал сжечь твою старую маслобойню. Так что ты также пострадал, господин.

Али понял, что хитрить с хозяином дело опасное и быстро решил сменить тактику. Хозяин наверняка догадался о том, что этот мятеж его рук дело. Слишком он поторопился. Стоило все сделать более хитро и не так быстро.

Но это ничего. Али знал, как повернуть даже такое в свою пользу. Дауд все узнает и сам отдаст ему все что нужно, и еще поблагодарит его за этот мятеж. Адике хорошо сделала свою работу.

— И ты, сын собаки, ждешь, что я стану этому радоваться? Лукавый раб? Ты принес мне убыток! Ты думал не обо мне, но о себе, — стал бушевать Дауд-бей.

Али выждал гнев своего хозяина. Он слишком хорошо знал бея.

— Ты несправедлив ко мне, мой господин. Но выслушай меня сначала, а потом хоть сажай на кол.

— Говори!

— Все гарнизоны санджака теперь станут снабжаться твоими имениями. Больше того, можно быстро скупить у разоренных спахиев их маслобойни. Но и это не самое главное. Скажи, господин, что будет, если ты сообщишь в Стамбул великому визирю о том кто есть глаза и уши московского царя в Бахчисарае?

— А это здесь при чем? Я тебе говорю о мятеже!

— Но он помог мне найти шпиона московского царя!

— Шпиона? — не совсем понял Али Дауд-бей.

— Да. В наши сети попал сам резидент московского царя. Он был послан в Крым, но там случайно попал на галеру в качестве раба.

— Это верные сведения? — быстро спросил Дауд.

— Да. Их передала мне Адике.

— Твоя молодая рабыня?

— Она втерлась в доверие к двоим рабам, что были отобраны мною тобою на галерах и сумела подслушать их разговоры.

— Где сейчас эти рабы?

— Пока на свободе. Но я в любой момент смогу захватить их. Но и это еще не все хорошие новости, почтенный господин мой.

— Что? У тебя есть что-то еще, мой Али?

— Один из этих гяуров-гребцов лицом весьма походит на молодого Асана Мустафу Кепрюлю.

— Что? На сына великого визиря? Ты в своем уме Али?

— Я видел сына визиря год назад в Стамбуле. И долго не мог понять кого мне напоминает этот раб. Но затем вспомнил. Если его как следует побрить и помыть, то из него можно будет сделать Асана Мустафу.

Дауд-бей понял, что в его руках настоящий клад. Великие визири из рода Кепрюлю славились в империи. И Асан Мустафа станет когда-нибудь во главе империи. Это может пригодиться в будущем если он попадет в Стамбул.

— Срочно доставь этого гяура в мой замок Черная Скала, Али. И его и второго и твою девку с ними. Обращаться хорошо. Ни один волос не должен упасть с их голов. За это ответишь лично ты.

— Как велишь, господин. Но я хотел чтобы они…

— Я уже сказал тебе что делать, Али.

— Да, господин….

Хутор Субботов: личное владение рода Хмельницких

Ночь опустилась на замок. В спальне хозяйки Анны Яненченко не горела ни одна свеча. Свет не был нужен ни ей, ни её мужу. Они долго не виделись и сейчас наслаждались обществом друг друга молча….

Полночь. Анна поднялась на кровати и посмотрела на своего мужа.

"Он еще так молод и так неопытен. Кто же поможет ему если меня нет рядом с ним там в Чигирине? — думала Анна. — Кто станет ему опорой? Мой брат Юрий ни на что не годен. Если бы мне разрешили быть с ним всегда".

Иван Яненченко был на год младше Анны и во всем доверял жене.

— Ян! — громко прошептала она. — Давай уедем в Варшаву!

— В Варшаву? Но Юрий разве захочет, чтобы я уехал в Варшаву?

— Какое мне дело до того, что хочет мой малоумный брат! Ты отдал ему вчера тысячу золотых!

— Он просил меня о том, и я не мог ему отказать, Анна. Он гетман и он сделал меня генеральным хорунжим.

— Да? И что дала тебе эта должность? Что ты сумел получить благодаря ей? Ян! Нам нужно уехать отсюда в безопасное место. В Варшаве ты сможешь получить больше.

— Я православный, Анна. А там дают ход лишь католикам.

— Долго ли нам принять католичество? Разве это преграда?

— Но твой отец не хотел…

— Мой отец, гетман Богдан Хмельницкий умер, Ян. Его больше нет. Он умер не довершив до конца начатое. Или ты думаешь, что Юрась удержит в своих руках булаву Богдана?

— Если ему помогут то удержит.

— Не мели ерунды, Ян. Нам нужно подумать о себе. У меня есть золото и драгоценности. И Юрась все чаше запускает в них свои жадные руки. И кончиться все тем, что мы останемся с тобой нищими.

— Что же ты предлагаешь, Анна?

— Бежать!

— Юрий просто сойдет с ума от злости….

— Пусть! — упрямо твердила женщина. — Я не желаю смотреть, как он пускает по ветру мое достояние. Все равно он долго не будет гетманом, Ян. Только слепой может того не видеть! Юрась полное ничтожество. У него ничего нет кроме имени моего отца — Хмельницкий.

Иван Яненченко понимал, что его жена права. Но бросить все и уехать просто так он не мог.

— Анна, нам не стоит торопиться.

— Пока другие набивают свои карманы, ты Ян, раздаешь наше с тобой достояние. И это глупо. Я бы тебя поняла, если бы служил отчизне и благу её народа. Но ради чего все это? Подумай!

— Анна, а кто служил отчизне? Выговский?

— Не знаю, но Выговский был достоянным вождем и за ним шли. Неужели ты не видишь разницы между ним и моим братом?

— Вижу, но бежать сейчас я не согласен. И не стоит говорить про это, Анна.

— Но хоть обещай, что больше не дашь ему денег.

— Он обещает все вернуть…

Анна засмеялась:

— И ты поверил ему, Ян? Он никогда и никому ничего не возвращал. Юрась умеет только брать. И потому он не долго просидит на мете гетмана. Булава Богдана ему не по руке….

Сам гетман Украины Юрий в этот момент сидел на кровати в своей спальне и думал. Спать он уже не мог, его мучили кошмары.

"Сны! — метались мысли в его голове. — Мне сняться сны! И я помню их! Это неспроста!"

Он соскочило с кровати, и бросился к двери:

— Эй, кто там!

Двери отворились и в спальню гетмана вбежали слуги.

— Старая ведьма Иванковна здесь? — спросил гетман.

— Дак надо полагать что здесь, — ответил молодой парень.

— Найди её и приведи ко мне!

— Сейчас, пан гетман?

— Да.

— Так ночь на дворе!

— Исполняй приказ! — Юрий схватил слугу за чуб и сильно тряхнул.

— Сию минуту, пан гетман. Все исполню, ваше вельможность!

Двери закрылись, и гетман снова остался один в комнате. Всюду горели свечи. Юрий не любил темноты. Она пугала его….

Трапезунд: имение Дауд-бея Черная Скала

В сыром подвале, редко освещенном факелами, сидел на длинной цепи узник.

Это был дворянин Василий Ржев. Три дня назад его с Федором и Адике поймали и отправили сюда. Совсем не долго они погуляли на воле. И теперь он сидит здесь один и ничего не знает о судьбе товарищей…

Двери заскрипели на ржавых петлях, и в каземат вошел в сопровождении немого палача с факелом толстый турок. Это был сам Дауд-бей.

— Ты знаешь, кто я такой? — спросил Дауд по-турецки.

— Да. Ты тот самый турок, что выкупил меня у капитана галеры "Меч Падишаха".

— Я Дауд-бей. В прошлом спахия, а теперь купец и владелец имений с рабами.

— Ты пришел сюда с палачом?

— Это мой слуга, что только иногда исполняет обязанности плача. Но сейчас у него не будет работы. Я хочу с тобой говорить.

Дауд опустился на складной стул, что поставил для него немой палач.

— Говорить со мной? Я всего лишь галерный раб. Или ты желаешь знать, кто устроил побег рабов? Так я ничего про это сказать не могу.

Турок засмеялся.

— Побег? Меня не интересует этот побег, гяур. Меня интересуешь ты.

— Я? Но я простой воин. Служил в войске в полку дворянской кавалерии Шереметева. Затем попал в плен и стал рабом. Что во мне может быть интересного?

— Но ты хорошо говоришь по-турецки.

— Ты желаешь сделать меня толмачем* (*толмачь — переводчик)?

— Толмачей у меня достаточно. Мне нужно от тебя иное. Ты знаешь кто такой Асан Мустафа, гяур?

— Нет.

— Не знаешь? Так я скажу тебе. Это второй сын великого визиря Блистательной Порты Мехмеда Кепрюлю.

— Я не знаю его. Что мне до великого визиря? Он мне не кум и не сват.

— Это и понятно. Но ты редким образом похож на него. И ты знаешь турецкий язык и еще другие языки, не так ли?

— Знаю польский.

— И ты простой воин дворянской конницы? — усмехнулся турок.

— И что с того? Разве простой воин не может говорить на нескольких языках?

— Может быть. Бывает всякое. Но не в твоем случае. Ты знаешь вельмож хана в Бахчисарае? — неожиданно спросил Дауд-бей.

Ржев вздрогнул как от удара хлыстом.

— Вельмож крымского хана?

— Да вельмож хана крымского Мехмеда IV Гирея?

— Откуда я могу знать их? Я простой воин…

— Не стоит лукавить, гяур. Ты не простой воин.

— А кто же я? — Ржев изобразил искреннее удивление.

— Ты шпион московского царя. И тебе знаком резидент царя в Бахчисарае.

"Черт! — про себя выругался Ржев. — Откуда ему про это известно? Неужели Федора пытали, и он показал это под пыткой?"

Турок снова засмеялся и его толстые щеки при этом затряслись. Но он быстро взял себя в руки.

— Ты думаешь, что я приказал пытать твоего товарища? Нет. Пытками не всегда добьешься того, что нужно. Я знаю, кто ты такой, ибо Дауд-бея обмануть нельзя. Я знаю, что ты и твой друг боярский сын хотите попасть в Стамбул. И я могу вам в том помочь.

— Ты?

— Я. Больше того мы можем с тобой помочь друг другу, Василий. Ты сможешь оказать много услуг своему царю, а я своему. Зачем же нам ссориться и дальше играть в никому не нужную игру? Сам Аллах свел нас с тобой.

— Твой царь и мой враги, почтенный Дауд-бей. Наши государства ведут войну.

— И что с того? Эта война не навсегда. И не стоит забывать, что и твой царь и мой султан имеют общих врагов.

— Это так, но с чего ты взял, что я могу быть доверенным лицом моего царя?

— Если я ранее и не был в этом уверен, то теперь знаю наверняка. Ты большой человек в Москве. И не стоит говорить, что ты простой дворянин.

— Но это так. Хоть я и получил хорошее…

— Не стоит продолжать, гяур! — прервал его Дауд-бей. — Мне эта игра надоела.

— Желаешь допросить меня при помощи палача, эфенди?

— Зачем? Ты мне нужен. Думаешь, если я узнаю имя резидента вашего царя в Бахчисарае, то выдам его? Какая мне в том выгода?

— Допустим, я знаю его, эфенди. Только допустим. Но если ты узнаешь, кто он, ты станешь вредить моему государю.

— А вот это не так, молодой гяур. Я видел твоего товарища боярского сына. Он глуп и прямолинеен. С таким мне говорить нет резона. Но вот ты умен, хоть и молод. Опыта маловато, но это еще придет.

— Ты говоришь загадками, почтенный, — Ржев направил Дауда высказаться точнее.

— Я могу тебе помочь хорошо устроиться в Стамбуле.

— И что с того?

— Ведь ты стремился в Стамбул? Для твоего царя иметь там своего человека дело важное. А если ты станешь приближенным большого человека? Что скажешь о такой перспективе? Есть от чего закружиться твоей голове?

— Может и так, но…

— Так помоги мне стать большим человеком в Стамбуле! И я смогу тебя устроить на хорошую должность при мне.

— И что это будет за помощь? Что я должен сделать?

— Выдай мне резидента в Бахчисарае для начала.

— Я так и знал, почтенный. Лучше приготовь все для пыток. Я не столь глуп.

Дауд-бей понял, что пора выкладывать другие козыри в игре с этим урусом.

— Пытки? — переспросил турок. — Ты желаешь видеть пытку? Мой немой палач мастер на эти дела.

— Я готов, — твердо заявил Ржев. — Посмотрим кто из нас крепче, твой палач или я.

— Скажи-ка мне, гяур, а ты уже спал с этой девкой по имени Адике?

Ржев ничего не ответил. Этот турок что-то затеял.

— Значит, уже успел сделать её женщиной. Как она тебе понравилась? Молчишь? Но я вижу, что она пришлась тебе по душе. Вот сейчас я кликну людей, и её доставят сюда. И ты будешь смотреть, как её пытают и думается мне что ты скажешь все.

— Какое мне дело до твоей девки, почтенный? — равнодушно спросил Василий Ржев.

— Тебе есть до неё дело, гяур. Я ведь дольше тебя живу на свете, и многое могу видеть. Ты сломался на этой девке. Сломался на ничтожной и глупой рабыне для удовольствий. Впрочем, ты молод. И я тебя за это осуждать не могу. Слушай меня внимательно, гяур. Я даю тебе шанс подумать о моем предложении. Или ты сотрудничаешь со мной для нашей обоюдной выгоды, или я стану убивать медленно Адике. Или придумаю еще кое-что похуже. Прикажу сделать тебя евнухом. Знаешь что это такое?

Турок снова засмеялся. Василий Ржев вздрогнул….