Наследники сына Солнца

Андриенко Владимир

Папирус N 1. Папирус N 1. Война в Сирии

 

 

1354 год до новой эры. Девятый год правления фараона Аменхотепа IV (Эхнатона)

Сирия

Город Кумиди

Колесницы кочевников подходили к городу Кумиди. Хабири были опытными воинами, хоть и не таким сильными в натиске как хетты. Но сейчас все зависело от того, кто им противостоял. Испытанных бойцов у военачальника Хоремхеба было мало и о лобовой атаке на хабири по фронту нечего было и думать.

Городское ополчение города Кумиди представляло собой довольно жалкое зрелище и даже Нехези не искушенный в деле войны понимал, что с такими солдатами стяжать лавры победителя трудно. Хорошо если они хоть сумеют сдержать удар вражеских колесниц. Руки ополченцев совсем не привыкли к оружию и, что самое главное, они совершенно не готовы отдать свои жизни во имя фараона. Это не воины, испытанные в огнях сражений, каких он видел в свое время в Фивах.

Только теперь Нехези понял, как не прав был фараон, говоря, что армия не самый главный инструмент в его новой международной политике. Нет! Именно армия была и остается последним аргументом фараона. Без неё ничего он доказать не сумеет. И никакая вера в Атона здесь не поможет. Солнце, сияющее на небесах, было плохим аргументом политики Египта в провинциях Сирии и Палестине.

Хоремхеб во главе своих ливийцев занял левый фланг, и его колесницы были сейчас скрыты от противника. Это сейчас была единственная надежда на победу над войском воинственных хабири.

— Ты мог бы опрокинуть их еще на подступах к городу? — обратился Нехези к Хоремхебу. — Если использовать внезапность — можно победить. Как думаешь?

— Мог бы, будь у меня сотни три колесниц ливийской гвардии. А с этими пехотинцами вообще нельзя воевать.

— Но ты говорил, что жители Кумиди храбрые воины.

— Со стен своего города они отлично отражают врага. Но сейчас не смысла воевать на стенах. Хабири не станут штурмовать город. Не такие они дураки. Их нужно бить за стенами! И отбить охоту нападать на торговые караваны. Эх, и трудно стало сражаться. Я уже несколько лет мотаюсь по городам и сколачиваю коалицию против врагов Египта. Я пытаюсь защитить то, что было завоевано при предшественниках нашего фараона.

— Но ты получил два корпуса ливийцев как и хотел. Помнишь, как ты сказал мне тогда в Ахетатоне, что если получишь два корпуса, то покажешь, на что способен?

— Получить то я их получил, но вот только платить им фараон забывал постоянно. Вот и поэтому после двух моих побед многие ливийцы просто ушли от меня к господину, что пощедрее Эхнатона. Они наемники и служат не за молитвы Атону, а за золото и серебро. А хеттский царь не скуп и тратит деньги не на новые храмы, но на увеличение своей армии. Удивляюсь, как я еще сумел удержать тех, кто остались со мной. Они уважают меня и мой личный авторитет, и я даю им часть захваченной добычи. Но военные потери все растут, а замены нет. За последний год фараон не прислал мне ни одного солдата.

— Он прислал меня. А я привез тебе сотню собственных колесниц снаряженных на мои средства. Фараон в последнее время был чрезвычайно щедр ко мне. А я решил помочь старому другу.

— Это так. Спасибо тебе, Нехези. Я особо благодарен тебе за то, что ты заплатил содержание мои воинам. А то бы я скоро совсем ни с чем остался. Фараон вернет тебе твои затраты?

— Нет. Эхнатон послал меня сюда строить храм Атона в Сирии. Владыка заявил, что после того как храм богу солнца будет построен, войны из Сирии уйдут сами собой.

— И ты веришь, что все так и будет? — Хоремхеб едва не рассмеялся.

— После того как пробыл неделю здесь с тобой — нет. Но храм строить нужно. Фараон доверил мне эту миссию. Архитекторы Бека уже приступили к поиску удобной площадки. А наш караван под Кадешем расположился сейчас рядом с союзниками. Но посланные со мной рабочие бегут. И если так пойдет и далее, то строить станет некому.

— Планируешь большой храм?

— Какое там, — махнул рукой Нехези. — На большой не хватит средств. Мы и так уже растеряли здесь половину того, что дал фараон. Скоро я начну тратить свои средства, как трачу их на содержание армии фараона. Хотя средства-то у меня от щедрот фараона и получается что сам владыка Египта и оплачивает своих солдат. Но смотрит туда! — Нехези показал на противника.

— Зашевелились! Сейчас пойдут в бой! Твоих людей я оставил в резерве на случай непредвиденной ситуации. Присоединишься к ним?

— Нет. Я стану сражаться здесь с тобой. Не возражаешь?

— Нет, но за твою жизнь я в ответе и тебя послали не за тем, чтобы ты здесь погиб. Фараон спросит с меня. Так что вперед не лезь. Обещаешь?

— Обещаю. Я и сам не собираюсь пока умирать.

— А вот и армия хабири. Смотри! У них хеттские тяжелые колесницы. Сейчас ты видишь, как они разворачиваются по фронту для лобового удара. Когда эти гремящие повозки подкатят к ополченцам, они скорее всего побегут.

— К такому виду нужно привыкнуть, Хоремхеб. Колесницы смотрятся довольно грозно.

— Это так, но их натиск не так трудно отразить. Мне бы только хороших пехотинцев и я бы это сделал без труда…

Войска города Кумиди выстроились в шеренги. Впереди стояли воины с большими щитами и копьями. За ними располагались ряды лучников и пращников. Командиры подбадривали солдат, но в рядах горожан ощущалась нервозность.

— Стойте крепко на месте! Их колесницы не докатятся до нас. Их побьют стрелами.

— Но врагов так много. Сможем ли мы сдержать их напор?

— Какое там сможем! Это тяжелые колесницы.

— Не болтать! Врагов бьют не языками, а оружием. Вот и готовьте его!

— Первая шеренга! Становись на колено и древка прочно упирайте в землю! Это остановит их лошадей!

Но болтовня в рядах пехотинцев не прекратилась. Они слабо слушались своих командиров и были мало привычны к боевому строю и не чувствовали "плечо товарища".

— Не союзники, а горе, — произнес Хоремхеб. — Здесь так не хватает знаменитой египетской пехоты, что была при Тутмосе Великом. Вот это были настоящие солдаты. Они стояли как стена, и колесницы митанийцев расшибались о ник как о каменную стену!

— Его святейшество прислал для тебя новый гимн Атону.

— Интересно остановят ли слова гимна Его святейшества этих солдат врага?

— Не шути так с гимном, сочиненным самим фараоном. Могут донести, и тогда добра не жди.

— А я и так его не жду. Смотри на врагов! Они двинулись в битву!

Нехези жестом подозвал своего офицера Пэнтоэра и тот подогнал колесницу.

— Десять копий и лук со стрелами. Этого вполне хватит для схватки колесниц, мой господин. Ты сумеешь показать себя.

— Посмотрим! — Нехези стал рядом с Пэнтоэром.

Зрелище атакующих колесниц хабиру было грозным и прекрасным. Они неслись вперед с грохотом, в клубах пыли, и напоминали всесокрушающий молох. Казалось бы, ничто не сможет остановить этого яростного порыва. Воины врага издавали пронзительные крики, которые еще более наводили ужас на ополченцев Кумиди.

Но Нехези знал, что тяжелые колесницы только с виду такие грозные. На деле они легко теряли наступательный порыв, и если такое происходило, то они становились легкой добычей лучников и пехоты.

Ополченцы выстрелили из луков, и туча стрел взвилась в воздух. Но они выпустили стрелы слишком рано, и потому смертоносный ливень не накрыл колесницы, но упал пред ногами передовых лошадей, не поразив ни одного солдата.

— Эти олухи не умеют обращаться с луком! — вскричал Пэнтоэр. — При фараоне Аменхотепе II таких воинов били бы палками ежедневно. Аменхотеп II сам умел отлично стрелять из лука и требовал этого о все своих солдат. Мой отец рассказывал мне, что никто не мог натянуть тугой лук царя. Силищи был этот фараон неимоверной.

— Твой отец знал Аменхотепа II? — удивился Нехези.

— Он служил в его личной гвардии и воевал с царем в Сирии и здесь бы убит. Может быть, это произошло совсем рядом.

Колесницы хабири легко прорвали центр городского ополчения, и солдаты копейщики сразу же бросились врассыпную, на ходу бросая оружие. Тоже самое сделали и лучники, но гораздо раньше. Они успели сделать только один неудачный залп и решили, что их задача исчерпана.

Нехези выругался и посмотрел на ухмыльнувшееся лицо Хоремхеба.

— Ну, как? Хороши воины? Можно с таким завоевать Сирию для фараона?

Нехези не стал ему отвечать и приказал вознице идти вперед.

— Гони! Прямо на них! Время настало! Вперед! — приказал он Пэнтуэру. — Представь, что твой отец вместе с фараонов Аменхотепом II смотрят в этот миг на тебя. Покажи, что ты достоин славы великих завоевателей стран и народов!

— Это я могу!

Коленца рванула вперед, и Нехези крепко сжал в руке метательное копье. Они заходили с фланга и сейчас колесницы врагов были для них удобной мишенью. Это Хоремхеб настоял на такой тактике боя. Уж он то знал боевые возможности союзников Египта и ни в грош их не ставил. Они выполняли роль приманки для крупного зверя. Надеться можно было только на собственные силы.

Хабири заметили их и стали поворачивать лошадей, но было уже поздно. Подготовиться к отражению флангового удара у них не было времени.

Нехези метнул копье и сбил возничего с вражеской колесницы. Тот взмахнул руками и свалился на землю. Колесница потеряла управление и состоявшие на ней еще два человека также выпали из неё. Кони понесли никем не управляемую тяжелую обшитую медью повозку, и она столкнулась со второй колесницей. Удар! И колеса второй отскочили в стороны!

Повозка перевернулась и накрыла лошадей и людей. Послышался страшный и громкий предсмертный вопль.

Нехези не заботился в этот момент о том идет ли кто-либо за ним или нет. Он хотел во чтобы то ни стало восстановить честь Египта. Он бы сражался с врагами и сам. Пусть знают, что в армии фараона есть мужественнее люди.

— Смотри туда господин! — прокричал Пэнтоэр сквозь шум битвы. — Там их военачальник! Нас вынесло прямо на него!

— Где?!

— Да прямо пред нами! Вон то ряженное пугало! Видишь тот шлем с золотом и белыми перьями?! У нас есть шанс свалить его!

— Так вперед! Быстрее!

Нехези метнул еще одно копье. Но не сумел поразить цели на этот раз. Колесницу сильно тряхнуло, и его рука дрогнула.

"Лук!" — мелькнуло в голове Нехези и он решил сразить врага из лука.

Пальцы правой руки схватили лук, но колесница в этот момент опрокинулась, и его и Пэнтоэра выбросило из неё. Они удачно сумели сгруппироваться и отделались при падении легкими ушибами.

"Проклятие! — мелькнула мысль в его голове. — Атон не спешит мне помогать!"

Нехези вскочил и отбросил сломанный лук. Он обнажил свой меч. На него с выпученными глазами бросился спешенный воин врага. В его руке был боевой топор. Чиновник фараона пригнулся и поднырнул под руку нападавшего и всадил меч тому прямо в горло. От этого страшного удара голова противника практически отделилась от тела. Нехези обдало целым фонтаном горячей крови.

— Осторожно, господин! — услышал он крик Пэнтоэра, и резко обернулся.

Колесница вражеского предводителя была совсем рядом. Возница что-то заорал, а второй в золотом шлеме поднял копье.

Нехези отскочил в сторону, чтобы не попасть под копыта лошадей. Пэнтоэр бросился на помощь своему покровителю и клинком перерезал горло коренной лошади.

Нехези тем временем ухватился за поручень и прыгнул в колесницу, что замедлила ход. Он одним ударом сбросил вниз возницу и вторым снес голову вражескому военачальнику. И золотой шлем с пышным страусовым султаном полетел под ноги лошадям других упряжек.

— Он мертв! Пэнтоэр, он мертв! — заорал Нехези и поднял вверх свой окровавленный меч.

После этого все перевернулось, и Нехези снова упал. Что-то большой ударило его по голове, и он лишился чувств…

Очнулся Нехези уже в роскошных покоях правителя Кумиди на золоченом ложе. Рядом суетились врачи и стояли сам правитель города князь Ракеш и военачальник Хоремхеб.

— Что с битвой? — сразу же спросил Нехези. — Как там?

— Полная победа! — вскричал Хоремхеб. — Ты лично снес голову их командиру. Ну и удар у тебя! Я сам сегодня того не сделал, что сделал ты. После этого они стали поворачивать обратно, наши пехотинцы вернулись в бой. Правда, больше грабили павших, а не сражались. Кстати, тот самый золотой шлем, что по праву твоя добыча, кто-то присвоил себе.

— Мы сегодня сумели отомстить, господин, — произнес Ракеш. — Ты убил того самого вождя хабири, что виновен в нападениях на караваны наших купцов!

Нехези вспомнил дипломатическую почту, что разбирал еще у себя в Ахетатоне, по повелению Эйе. Тогда из Сирии писали, что хабири постоянно нападают на торговые караваны и препятствуют торговле между государствами. Города просили фараона немедленно прислать войска покарать ослушников и совершить священную месть, как и было положено в таких случаях.

"Если помощь не придет, то мы не сумеем больше удерживать Кумиди. Пусть Его святейшество пришлет нам фиванский корпус Амона, что в прежние годы отлично сражался в Сирии и принес немало побед. Если фараон не пришлет войска, то все земли верных фараону князей попадут в руки хабири"

Нехези высказал свои соображения Эйе, а тот доложил фараону обстановку, но Эхнатон и слушать ничего не стал. В последнее время ему постоянно говорили о войне, и эти разговоры приводили его в страшную ярость. О посылке войск в Сирию владыка Верхнего и Нижнего Египта даже думать не хотел. На это в египетской казне как всегда не было средств. Фараон строил новый храм Атону в Гелиополе.

Да и корпуса Амона в Фивах давно уже не существовало. Финансирование его прекратилось больше года назад и солдаты попросту разбежались. Теперь во все корпусе насчитывалось не больше сотни воинов, среди которых было 50 офицеров, которым некем было командовать.

Однако сам Нехези скоро получил приказ фараона отправиться в Сирию и построить там, в удобном месте, новый храм Атону. Для этой цели фараон Эхнатон отправил в Сирию 12 мастеров и четыреста рабочих. Кроме того, было собрано большое количество припасов и инструментов.

Но Нехези сразу же пришлось вступить в войну. Таковы были обстоятельства.

— Полный разгром большого отряда хабири! — вскричал Ракеш. — Теперь они не скоро сунуться сюда.

— Хабири это не хетты. Вот если под стенами города появиться войско царя Хаттусиллиса, то дело примет иной оборот! — вздохнул Хоремхеб. — Сюда бы настоящую армию, а не несколько мелких отрядов. Вот тогда можно было бы делать настоящую политику.

— Корпус Амона? — князь Ракеш посмотрел на Хоремхеба.

— Одни воспоминания остались от этого корпуса. Если так пойдет и дальше, то у Египта совсем не станет армии. Гарнизоны крепостей разваливаются. Корпуса Амона и Птаха распались сами по себе. Начальник войск Маи никуда не годный полководец. Он совершенно не думает об армии и умеет делать хорошо только одно — угождать фараону и петь гимны Атону во время богослужений.

— Так скажи фараону, господин. Расскажи все что ты здесь видел. Пусть пошлет войска. А то мы друзья Египта скоро совсем останемся ни с чем. Торговля совсем падает, — жаловался Ракеш. — Недавно большой караван вавилонского царя Буррабуриаша был дочиста разграблен.

— Разграблен? Кем? Хабиру?

— Нет. У нас и без них хватает своевольников. Царь Акко вышел за стены своего города и ограбил купцов. А мы живем за счет транзитной торговли и для нас караваны это жизнь. Понимаешь, господин? Царь Вавилона прислал письмо с требованием возместить убытки и наказать виновных. Но как это сделать? И теперь нового каравана ждать не приходиться. И скоро купцы найдут иные более безопасные пути. А с чем останемся мы?

— Слушай, Нехези, что он говорит, — поддержал Ракеша Хоремхеб. — А казначей фараона станет требовать от них ежегодную дань. А с чего они станут платить? Раньше со времен Тутмоса князья Кумиди платили дань фараонам согласно росписи, но фараоны охраняли торговые караванные пути, и город постепенно богател. Армия Египта обеспечивала здесь абсолютную стабильность. Но теперь фараон не думает о защите дорог. Регион из спокойного превратился в неспокойный. За что же им платить нам дань?

— Думаешь, я не знаю этого, Хоремхеб? Вавилонский царь много раз просил нас о помощи. Но фараон молчит, и слушать об этом не желает.

— Тогда египетскому владычеству в Азии пришел конец. Пока еще верные слуги фараона просят его, и посылают ему слезные послания. Но скоро они найдут иного господина. И мы увидим колесницы хеттов в Дельте. И кто же того станет на защиту империи, если армии больше нет? Снова мы увидим то, что видели во времена гиксосов.

— Я все это хорошо понимаю, Хоремхеб и обещаю тебе поговорить с фараоном, когда вернусь в Ахетатон. Кстати, мой человек Пэнтуэр? Жив? — Нехези вспомнил о своем вознице.

— Жив. Только помят малость.

— Это ничего. Я тоже немного помят. Но храм Атону строить нужно. Мне нужно немедленно вернуться к Кадешу, где ждут меня архитекторы и рабочие.

— Обстановка не благоприятствует строительству храма, Нехези. Твоих рабочих здесь могут разогнать.

— Ничего у меня сотня людей во главе с таким рубакой как Пэнтуэр…

Но счастье отвернулось от Нехези. Не преодолев и половины пути, он узнал, что Кадеш попал в осаду хабиру. Ему сообщил об этом архитектор, оставленный им с обозом вместо себя, пока он воевал под Кумиди.

— Что с караваном? — вскричал Нехези, соскакивая с колесницы.

— Его полностью разграбили, а мастеров перебили. У нас было всего десять воинов охраны, господин, — архитектор Мади, посланный главным архитектором фараона Беком, придерживал кровоточащую рану на своем плече. — Что мы могли сделать?

— А князь Кадеша? Он союзник Египта и данник фараона! Где были его воины?

— Они не стали выходить за стены и вмешиваться в бой. Зачем им рисковать собой ради нас. Наш храм Атону им совершенно не нужен. Если бы фараон прислал войска, Вот тогда бы они стали помогать.

— Сколько людей с тобой?

— Семьдесят три рабочих, три архитектора, и пять камнесечцев. Это все кто остался в живых.

— Что же делать? — Нехези схватился за голову. — Что делать, как мне доложить об этом фараону? А ты, Мади, что скажешь Беку? Что ты ему доложишь? О том, что врагов было больше? Да он скажет тебе, что нужно было прогнать их, призвав Атона.

— Кого я только не призывал на помощь! Всех богов Египта и Атона в том числе. Но бог не пожелал меня услышать и наказать святотатцев. Что будем делать, господин?

— Нужно строить храм. Без этого мы не сможем вернуться в Египет. Никто не сможет. Нужно отбить наш караван у врага.

— Невозможно, — решительно покачал головой Мади. — У них больше 500 воинов. И все свирепые словно львы. Если князь Кадеша не решился атаковать, то что сможешь сделать ты с сотней?

— Однажды я атаковал с меньшими силами и победил. Пэнтоэр! Готовить колесницы!

— Нет, господин! Подумай. Это самоубийство!

— Ты мне возражаешь? Что я слышу, Пэнтоэр? — вскипел Нехези.

— Тогда в Нубии у крепости Семне все было иначе. Там были египтяне. Дезертиры из армии фараона. Дисциплины никакой и драться и умирать никто не хотел. Сейчас пред нами свирепые кочевники. Они готовы принести себя в жертву и будут сражаться до последнего. А у нас трое раненых с последнего боя. И люди устали.

— Что же ты предлагаешь? — Нехези немного успокоился.

— Вернуться к городу Кумиди. Там Хоремхеб со своими ливийцами и верные союзники. Мы сможем отсидеться за стенами города и подумать, что нам делать. Обстановка в Сирии и Палестине давно вышла из под контроля.

— Не болтай попусту. Или ты тоже стал стратегом и политиком, Пэнтоэр? Это вещи не для твоего ума.

— Да они заметны каждому рядовому воину или даже рабу…

Отряд колесниц и остатки каравана быстро вошли в стены города Кумиди. Их встречал сам Хоремхеб. Он никак не ожидал, что хабиру так активизировались. Но когда он узнал все подробности тот и вовсе пал духом.

— Они взяли в осаду Кадеш! А вчера я получил вести из Палестины, что хабиру захватили контроль на крепостями Мегидо и Аскалон. Это конец нашему господству в Сирии и Палестине! Мы потеряли все, что приобрел здесь Тутмос Великий.

— Погоди причитать, Хоремхеб. У меня дела еще хуже. Я потерял весь обоз и большую половину своих людей. Как теперь строить храм? Без этого я не могу вернуться в Ахетатон.

— Ладно. Идем во дворец и примем там ванну. У Ракеша есть отличные рабыни, что могут так умастить тело благовониями. А это самое лучшее лекарство, смею тебя уверить, Нехези.

— Слабое утешение при мысли, с каким лицом меня встретить фараон там, в Египте, если я не выполню его волю.

— Я уже давно стараюсь не думать о лице фараона, Нехези. Его требования попросту выполнить невозможно. Гимны Атону не могут покорить хабиру. И пусть он пришлет их мне еще два десятка — положение не измениться!

— Я это понимаю, но только фараон этого, боюсь, не захочет понимать.

— Тогда идем к рабыням князя! Они того стоят!

И Хоремхеб совсем не солгал. Рабыни у правителя Кумиди были действительно отличные и умели доставить мужчинам удовольствие. Ракеш славился как ценитель женской красоты, как и многие правители Сирии, и поэтому постоянно заказывал себе экзотических рабынь из самых отдаленных уголков мира. На это князь денег не жалел, хотя во всем остальном был скуп и прижимист.

Его рабыни из Индии и Китая стройные и грациозные сразу же пленяли своей необычностью. А что они могли показать в постели! Таких Нехези в своей жизни еще не видел. Особенно это касалось женщин из далекого Китая.

— Я не удивляюсь тому, что ты до сих пор не женат, Хоремхеб.

— А зачем солдату жена, Нехези? Солдат не чиновник и не вельможа. Его не сегодня-завтра убьют.

— Но твоя смерть наступит не сегодня и не завтра, Хоремхеб.

— А когда ты стал предсказателем, Нехези?

— Ты мужественный воин и твоя жизнь нужна Египту.

— И городу Кумиди также нужна его жизнь, — поддержал Нехези Ракеш. — Хоремхеб мог бы командовать армиями. Будь я царем Египта, то доверил бы ему все войска страны.

— Нехези сейчас не до меня, Ракеш. Его волнует приказ фараона, который он не в состоянии выполнить.

— Я знаю о твоем деле, господин Нехези. И могу здесь кое-что предложить.

— Вот как? — Нехези оживился. — И что же?

— Храм мы, конечно, не соорудим, но святилище Атону будет.

— Что? — не поверил Нехези. — Ты поможешь мне людьми, Ракеш?

— Нет. Ни лесом, ни людьми я тебе не помогу. Чтобы построить храм, пусть даже средних размеров, нужно одних рабочих не меняя тысячи. А закупки дерева? А камень? Одна его доставка станет в половину нашего годового дохода! Где взять все это? У меня иное предложение. В окрестностях города есть заброшенное святилище Балла. Если его привести в порядок и выбить на его стенах пару барельефов, с чем легко справятся твои камнесечцы — то получится неплохое святилище новому богу. Этим ты сможешь оправдаться пред фараоном.

— Святилище Балла? Ты шутишь, Ракеш? — вмешался Хоремхеб. — Да его через месяц снова разрушат. Это Нехези не подходит.

— Погоди, Хоремхеб. Ракеш предложил отличный выход из создавшейся ситуации. Я пошлю туда мастеров и они превратят святилище Балла в святилище Атона! А что до того, что его разрушат через месяц, то пусть себе разрушают. Это уже не наше дело. Фараон хочет храм, и он его получит. А дальше нас не касается. И разграбленный караван зачтется.

— А твои люди не распустят ли языки?

— Воины и знать ничего об этом не будут, а архитекторам и камнесечцам это выгодно. Они будут молчать. За постройку храма фараон обещал им царское вознаграждение. Спасибо, Ракеш. Я твой должник. И если тебе понадобиться убежище в Египте, то двери моего дома открыты для тебя. А Эйе не последний человек в империи.

— Лучше бы ты прислал мне войско.

— Это не в моей власти пока на троне Эхнатон. Он не станет посылать войска, хотя я скажу ему все что нужно. Его святейшество занимает только культ бога Атона. Он поставил своей целью покрыть все номы Египта новыми храмами.

— Ты сказал пока на троне Эхнатон? Так? — Хоремхеб внимательно посмотрел на Нехези. — А разве уже есть альтернатива?

— Опомнись, Хоремхеб. Это измена! — вскричал Нехези. Он совсем не вкладывал в свои слова такой смысл.

— Но нас здесь только трое и никто не узнает, о чем мы говорили.

— Я буду молчать, — произнес Ракеш.

— Так скажи, есть ли альтернатива? Фараон, кажется, не совсем здоров?

— Эхнатон всегда был не совсем здоров, но уже девять лет сидит на троне. Против него многие плетут заговоры и с удовольствием увидели бы его мертвым, но он живет не в Фивах, а в новом городе Ахетатон. И он поклялся никогда не покидать его. А там он окружен верными людьми. Он сытно кормит свою охрану и приближенных осыпает золотом. Подобраться к нему не просто.

— Но у Эхнатона нет сыновей. Кто будет наследником? — спросил князь Ракеш.

— У него есть наследник, сын его дочери Анхеменатон и принца Тутанхатона.

— Это тот болезненного вида мальчик? — спросил Хоремхеб, который был посвящен в эту тайну. — Как там его зовут не помню…

— Не напрягай мозги, Хоремхеб. Мальчика зовут также как и его отца. И его он действительно планирует провозгласить своим наследником, женив на одной из своих младших дочерей от Нефертити. Правда она сама терпеть не может мальчишку.

— И такого наследника поддержат? — спросил Хоремхеб.

— В Ахетатоне да. Хотя может найтись и другой претендент. Жрецы Атона с Мерира во главе говорят о принце Семенхкара женатого на царевне Меритатон, другой дочери фараона.

— Ну, с такими наследниками добра для страны не жди. Это не Тутмосы и не Аменхотепы. Если им, конечно, будет что наследовать и царство египетское не развалиться на части как произошло после пресечения знаменитой 12-й династии.

— Этого не случиться, Хоремхеб. Божественный Атон не допустит падения Египта. Так говорит фараон.

— Послушай, Нехези, ты не во дворце фараона и хватит нести этот бред о божественном Атоне. Ты сам-то врешь в него? В то, что он единственный бог, а других нет?

— Раньше после разговоров с умершим недавно Йуйем, дедом Эхнатона, верил. Не сколько в Атона — сколько в правоту дела фараона. Старик умел убеждать, и был умным человеком. Но теперь все больше сомневаюсь в этом. Мой дядя Бата, вообще не верит ни в каких богов.

— Но кто же тогда управляет всем, если богов нет? — спросил Ракеш.

— Бата говорит, что всем управляет разум. Некий вселенский разум, который знает всему меру.

— Иными словами управляет бог? — спросил Хоремхеб. — Что же такое вселенский разум, как не разум божества?

— Этот диспут не по мне, Хоремхеб. Об этом станешь спорить с Бата, когда вернешься в Фивы. Он любит такие разговоры. А мне после решения дела с храмом стоит решить еще один вопрос.

— Какой же? — в унисон спросили Хоремхеб и князь Ракеш.

— Мне поручено разобраться в убийстве египетского уполномоченного в Палестине и Сирии Бихуру и доложить об этом Его святейшеству фараону Эхнатону.

— Ну, это совсем просто, Нехези. Египетский наместник пал жертвой собственной глупости. Немало скандалил я с этим Бихурой в свое время. Он абсолютно не понимал, что здесь происходит, и свои неумными действиями только усугублял конфликты. Скажу тебе честно, что это радость для нас, что его зарезали.

— Вот как? Но мне нужен более четкий отчет для Его святейшества.

— Я все подготовлю. Вернее это сделают писцы Ракеша. Фараон будет доволен твоим отчетом. К тому же ты срубил голову тому кто всадил меч в тело Бихуры.

— Вот как? Значит, убийца Бихупры наказан? Большего мне и не нужно, Хоремхеб…

В церемониальном зале с колонами города Кумиди для приема посланцев иных городов и стран через две недели собрались множество знатных жителей города. Кроме того, сюда прибыли гонцы их других городов — союзников Египта, еще сохранивших верность фараону. Они узнали о прибытии важного сановника Эхнатона и хотели излить ему свои жалобы, проблемы и пожелания.

Для посланца фараона был поставлен посреди зала рядом с креслом правителя большой стул черного дерева. На нем восседал Нехези в торжественном облачении царского посланца. На его обнаженной груди сияло драгоценное ожерелье, подарок Йуйя, а голову украшал калаф со знаками полномочного наместника фараона Египта. В руках Нехези держал золоченный деревянный жезл — знак его высокого сана.

Вокруг для торжественности толпились египетские офицеры из отряда Хоремхеба и слуги самого Нехези. Здесь же стоял у кресла и сам Хоремхеб.

Правитель города Ракеш с позволения посланца фараона позволил гостям приблизиться и представил пришедших:

— Это правитель Библа князь Риб-Адди, верный слуга Его святейшества фараона.

Старик с седыми волосами в роскошной одежде увешанной драгоценностями низко склонил голову в знак почтения.

— Фараон Верхнего и Нижнего Египта, живущий в правде, Эхнатон, — начал свою приветственную речь Нехези, — знает о твоей верности и о твоей службе и помнит о тебе, князь Риб-Адди.

— Я служил верой и правдой фараону Аменхотепу III и верен его сыну фараону Аменхотепу IV, — произнес старый князь.

Риб-Адди назвал Эхнатона его старым именем Аменхотеп. Его было запрещено произносить в Египте, уже несколько лет. В корне старого имени повелителя было скрыто имя бога Амона, которое в Египте преследовалось и его повсеместно уничтожили на всех памятниках. Но Нехези не стал сейчас заострять на этом внимания.

— Фараон помнит о твоей верности трону Верхнего и Нижнего Египта.

— Тогда может бы ты, господин, донесешь до ушей Его святейшества, что положение моего города критическое. Племена хабири наседают и мешают торговле.

— Мы разгромили во имя фараона большой отряд этих самых хабири под стенами Кумиди всего неделю назад.

— Я слышал об этой славной победе и славлю имя великого фараона и твое, господин. Но хабири не единственная угроза для верных фараону. Наемники-бедуины князя Азиру также не дают нам покоя. Но самый опасный враг, что может обрушиться на нас, это хетты. И я униженно прошу фараона прислать нам войска. И сделать это нужно как можно быстрее.

— Я предам фараону твое послание, князь!

— Буду ждать милостивой помощи владыки Египта…

На следующий день после отличного отдыха и принятой ванной Незези с Хоремхебом наслаждались вином из личных запасов князя Ракеша.

— Я хотел спросить тебя, Нехези, а ты излечился от своей страсти к девушке, что мы некогда нашли в статуе Сфинкса?

— А почему ты спросил об этом? — Нехези посмотрел на офицера.

— Там у бассейна, где были красивые рабыни ты оставался грустным. Да и ранее когда Ракеш хвастал пред нами своими девочками, ты мало смотрел на их прелести. Разве не так?

— Я по-прежнему не могу забыть эту женщину, Хоремхеб. Её имя Мерани.

— Вот чего никак не могу понять в мужчинах. Ну, если тебе отказывает одна женщина, то возьми другую. В крайнем случае, купи рабыню. Ведь средства у тебя есть!

— Легко сказать, Хоремхеб. Я всех сравниваю с Мерани, и все они проигрывают. Она ушла от меня, и я все еще никак не могу её забыть.

— Ушла? — не поверил Хоремхеб. — Ушла от тебя? Но она нищая побродяжка? Где она еще найдет такого как ты?

— И это одно из отличий этой женщины от других. Она независима и ей не нужен господин. Это она делает мужчин своими рабами. И в её сетях не только я, Хоремхеб. Еще в Фивах она соблазнила молодого офицера из не существующего теперь корпуса Амона и он всюду следует за ней и служит с верностью собаки. Она не держит его при помощи цепей. Нет. Она гонит его от себя. Но он согласен служить ей за один только взгляд.

— Не понимаю. Я, конечно, слышал о таком, но не понимаю.

— А человеку этого и не дано понять. Я сам не могу объяснить, почему я люблю Мерани. Почему я стремлюсь только к ней, хотя знаю, что она мною играет и я в её жизни не один?

— Может быть это колдовство? Она попросту околдовала тебя?

— Я тоже так думал вначале, но если это и колдовство, то оно особого свойства. И если разгадать его тайну, то можно стать богом.

— Ты стал говорить не как воин, Нехези.

— А я и не воин, Хоремхеб. Я писец великого господина Эйе. Писец и секретарь. И такие рассуждения характерны для всякого писца. Ведь мы писцы переписывая папирусы познаем мудрость.

— Лучше быть воином и не думать о таких вещах вообще, Нехези. Ты отлично умеешь сражаться. Так бери в руки меч и становись рядом со мной. Брось свои папирусы и я помогу тебе забыть твою Мерани.

— Дело в том, Хоремхеб, что я сам не желаю её забывать.

— А тебе не заставляют жениться там при дворе? Насколько я знаю, Эхнатон обожает устраивать судьбы придворных женщин что стоят при царице Нефертити.

— Меня постоянно осаждают эти женщины, Хоремхеб. И особенно госпожа Небти. Эта поставила своей целью заполучить меня. Но мне противна эта развратная дрянь. И запах её кожи не вызывает во мне ничего кроме отвращения.

— Так она метит заполучить тебя в постель, или в качестве мужа?

— Думаю, что она хочет и того и другого. Я много раз пытался ей объяснить, что близость с ней не доставит мне никакого удовольствия. Но она ничего не желает понимать.

— Хорошо, что я далек от придворных женщин. Наши женщины, взятые на меч в бою, всегда покладисты и не надоедают нам. А шлюхи еще лучше. Я в последнее время думаю, что они лучшие женщины на свете.

— Но придворные шлюхи не так покладисты как те, к которым ты привык, Хоремхеб.

— Вот я и говорю — хорошо, что я так далеко от двора фараона. Но куда она ушла? Ты так этого и не сказал?

— Если бы я мог это знать, Хоремхеб…