Прежде чем рассказывать о судьбах отдельных разведчиков, судьбах уникальных, мы сочли необходимым представить две структуры, две службы, известные под аббревиатурами ГРУ и СВР. Главное разведывательное управление Генштаба четверть века возглавлял Петр Иванович Ивашутин. Именно ему, как говорят профессионалы, ГРУ обязано тем, чем оно является сегодня.
А Службу внешней разведки России представляет первый заместитель директора СВР генерал-лейтенант Владимир Иванович Завершинский.
Петр Ивашутин
Накануне дня военного разведчика, 5 ноября 2003 года, на Троекуровском кладбище Москвы открыли памятник на могиле Петра Ивановича Ивашутина, Героя Советского Союза, генерала армии, бывшего начальника Главного разведывательного управления Генерального штаба. Собрались на кладбище только свои — руководители ГРУ, ветераны, родственники Петра Ивановича и его бессменный адъютант Игорь Попов — почти тридцать лет совместной службы.
Ивашутина похоронили рядом с женой Марьей Алексеевной, которую он пережил на полгода. Под треск автоматных очередей почетного караула сползло покрывало, и на белом камне проступил бронзовый лик патриарха военной разведки. Застыв, смотрел на отца Юрий Петрович Ивашутин, контр-адмирал… Сказали положенные по такому случаю слова, но не казенные, а душевные начальник ГРУ генерал армии Валентин Корабельников, его предшественник Федор Ладыгин… В поминальном зале выпили, как заведено дедами, не чокаясь, за человека, рядом с которым трудно поставить кого-либо в долгой, противоречивой истории Управления.
Он руководил ГРУ почти четверть века. В мире было всего две фигуры, столь долго возглавлявшие мощные спецслужбы: он и Эдгар Гувер, который директорствовал в Федеральном бюро расследований США почти полвека. Именно при Ивашутине ГРУ приобрело мощь, разноликость и глухую засекреченность, которыми обладает и сегодня. Основы, заложенные Петром Ивановичем, оказались столь прочными, что даже «реформы» последних лет не смогли поколебать структуру военной разведки. Главное разведуправление сегодня — единственная в мире спецслужба, сочетающая все виды разведки: агентурную стратегическую, в том числе нелегальную, техническую, экономическую, космическую и даже войсковую, больше известную как спецназ ГРУ.
Вот как представили структуру ГРУ, заложенную Ивашутиным, бывшие работники управления Александр Колпакиди и Дмитрий Прохоров в книге «Империя ГРУ», изданной в Москве в 1997 году.
…Начальник ГРУ подчиняется только начальнику Генштаба и министру обороны и не имеет прямой связи с политическим руководством страны. В отличие от директора СВР, которого президент принимает еженедельно, начальник военной разведки не имеет «своего часа» — строго закрепленного в распорядке дня времени для доклада президенту страны. Существующая система «разметки» — то есть получения высоким начальством разведывательной информации и анализов — лишает политиков прямого выхода на ГРУ.
Первое управление (агентурная разведка). Имеет пять управлений, каждое отвечает за свой набор европейских стран. Каждое управление имеет секции по странам.
Второе управление (фронтовая разведка).
Третье управление (страны Азии).
Четвертое (Африка и Средний Восток).
Пятое — Управление оперативно-тактической разведки (разведка на военных объектах). Ему подчиняются армейские подразделения разведки. Военно-морская разведка подчиняется Второму управлению Главного штаба ВМФ, которое в свою очередь подчиняется Пятому управлению ГРУ. Управление — координирующий центр для тысяч разведывательных структур в армии.
Технические службы: узлы связи и шифрослужба, вычислительный центр, спецархив, служба материально-технического и финансового обеспечения, управление планирования и контроля, а также управление кадров. В составе управления существует направление специальной разведки, которое курирует спецназ, предназначенный для проведения разведки и диверсий во время военных действий.
Шестое управление (электронная и радиотехническая разведка) включает Центр космической разведки — на Волоколамском шоссе, так называемый «объект К-500». В составе управления находятся подразделения особого назначения ОСНАЗ. Наиболее полно радиоразведка стала использоваться с начала 60-х, когда начальником ГРУ назначили Петра Ивашутина. До распада СССР отряды ОСНАЗ подчинялись 1-му отделу радиоразведки 6-го управления ГРУ. Этот отдел руководил так называемыми подразделениями ОСНАЗ, входившими в военные округа и группы советских войск в Венгрии, ГДР, Польше и Чехословакии. Под руководством отдела радиоразведки ОСНАЗ выполнял функции перехвата сообщений из коммуникационных сетей зарубежных стран — объектов радиоразведывательного наблюдения со стороны ГРУ.
Седьмое управление отвечает за НАТО. Имеет шесть территориальных управлений.
Восьмое управление (работа по специально выделенным странам).
Девятое управление (военные технологии).
Десятое управление (военная экономика, военное производство и продажи, экономическая безопасность).
Одиннадцатое управление (стратегические ядерные силы).
Двенадцатое управление (назначение неизвестно).
Административно-техническое управление.
Финансовое управление.
Оперативно-техническое управление.
Дешифровальная служба.
Военно-дипломатическая академия (на жаргоне — «консерватория») расположена возле московской станции метро «Октябрьское поле». Ежегодно «консерваторию» заканчивают около 200 человек.
Первый отдел ГРУ (производство поддельных документов).
Восьмой отдел ГРУ (безопасность внутренних коммуникаций ГРУ).
Архивный отдел ГРУ.
Два НИИ.
Спецназ: 24 диверсионно-штурмовые подразделения общей численностью до 25 тысяч человек.
Там, на Троекуровском кладбище, я вспомнил, как пять лет назад, накануне 90-летия Ивашутина, в сопровождении двух сотрудников ГРУ поехал на его дачу в подмосковных Раздорах. Дача оказалась весьма скромной панелькой, построенной еще в хрущевские годы. Была она государственной, а в 1992 году чиновники поставили хозяину условие: выкупай или съезжай! Затребовали, как рассказывал Петр Иванович, 200 тысяч руб. На сберкнижке у него не было и десятой доли того, что требовали. Продал ружья из своей любимой коллекции, жена и дочь расстались с шубами, помог сын. В общем, дачу выкупили.
Ивашутин постоянно жил на этой даче с женой Марией Алексеевной. Иногда вызывал из управления машину, чтобы при необходимости поехать в столицу. В госпиталь его сопровождал прапорщик — выделяли специально. Генерал армии тогда числился советником начальника ГРУ, имел в управлении кабинет, но от зарплаты наотрез отказался.
Ивашутин, как он сам говорил, никогда не давал интервью. Крайне редко выступал в открытой печати. Одна из его публикаций «Разведка на страже безопасности Отчизны» вышла в 1991 году в издании «Курьер советской разведки». П. Ивашутин, генерал армии, Герой Советского Союза (так он был представлен), писал о том, что в стране сложилась кризисная социально-экономическая и политическая обстановка. «Используя ее, определенные круги доморощенных «ультрадемократов» стали на путь дискредитации армии и КГБ. Они выполняют социальный заказ тех сил, которые в Вооруженных Силах и Комитете государственной безопасности видят препятствие на пути осуществления их намерений по дальнейшей дестабилизации в стране, захвата власти». До августовского путча, до сговора в Беловежской Пуще оставалось несколько месяцев. Последние строки статьи Ивашутина сегодня воспринимаешь как его завещание: «…консолидация усилий и углубление делового сотрудничества внешней разведки КГБ и стратегической военной разведки — это тот путь, который позволит надежно обеспечить безопасность нашей Родины в условиях современной сложной международной обстановки и кризисного состояния нашей страны».
Петр Иванович вспоминал о встречах с писателями по поводу издания книг — с Василием Ардаматским («Этот обязательно тему выклянчит, дам ему тему, он и пишет. В основе романа «Один в поле воин» — наш материал»), с Юлианом Семеновым, Вадимом Кожевниковым, автором романа «Щит и меч», с Колесниковым, автором книги о Зорге («Это наш домашний писатель»). А с журналистами для интервью — нет, не встречался. Так что я был первым и — последним.
К тому времени Петр Иванович уже практически ослеп, поругивал офтальмолога Федорова за неудачную операцию. Говорил не спеша, подолгу, в деталях описывая какой-либо эпизод. До перехода в ГРУ он был заместителем председателя КГБ. Приходили и уходили, как он выразился, «комсомольцы» (Шелепин, Семичастный), люди политически, может быть, грамотные, но мало что понимающие в разведке. Заниматься же делом приходилось профессионалам.
Об одной странице своей биографии Ивашутин предпочитал вслух не говорить. Знающие люди рассказывали мне, что в 1962 году его, второго человека в КГБ, направили в Новочеркасск, где вспыхнуло восстание рабочих. Будь на его месте кто-то другой, уверены мои собеседники, крови в Новочеркасске было бы больше.
Думаю, они правы, потому что по рассказам многих из тех, кто работал с Ивашутиным, представляю, как он относился к людям.
Вот что вспомнил в нашей беседе генерал-лейтенант Леонид Гульев, начальник одного из управлений ГРУ:
— У нашего разведчика-нелегала за рубежом обострилась язвенная болезнь. Ему выслали деньги и предложили выехать в Союз на лечение, но он отказался: мол, денег достаточно для лечения на месте. Наша настойчивость результата не дала, вскоре разведчик перестал отвечать на запросы. По указанию Ивашутина через надежные каналы установили: у разведчика случилось нервное расстройство. Начальник ГРУ был уверен: офицера надо спасать. Тот наконец прилетел в Москву. Когда разбирали ситуацию, высказывались самые разные оценки, прозвучало даже предложение предать его военному трибуналу за попытку измены Родине. Петр Иванович решил не прибегать к крайним мерам. Тем более что медицинское исследование показало: офицер действительно тяжело заболел. Человека надо лечить.
После отдыха и лечения товарища пригласили в ГРУ. В кругу сослуживцев, в торжественной обстановке зачитали приказ министра обороны СССР об увольнении из армии, вручили государственные награды, сберегательную книжку с большой суммой денег, скопившихся за многие годы его работы за рубежом, а также ордер на квартиру, куда заботливо привезли и мебель, большой по тому времени дефицит. Позднее подполковник встретил подругу по университету, они поженились.
Ивашутина направили в ГРУ после известного скандала с Пеньковским. Этого предателя, имевшего доступ к большим секретам, суд приговорил к расстрелу. Начальнику ГРУ Ивану Серову, его первому заместителю, начальнику управления кадров, пришлось уйти в отставку.
В те годы начиналось бурное соперничество армий СССР и США. Петр Иванович насчитал 17 витков гонки вооружений. Партийные чины все время подгоняли военную разведку, ставя новые и новые задачи. Руководство нашей страны требовало, чтобы о решении американцев на пуск межконтинентальных баллистических ракет докладывали хотя бы за полтора часа: столько времени требовалось, чтобы подготовить к пуску стоявшие у нас на дежурстве жидкостные межконтинентальные баллистические ракеты Р-7. Американцам же для пуска своих твердотопливных «Минитменов» хватало семи минут. На те годы приходится рост количества загранаппаратов военной разведки, то есть резидентур, увеличения численности каждой из них.
Едва запустили первый спутник, разведка приспособила его под свои цели. Через «Стрелу-2» осуществляли двустороннюю связь с «точками» по всему миру. ГРУ раньше американцев освоило космическую фотосъемку. На первых снимках запечатлевали территорию в квадрат со стороной 40 километров, потом дошли до 140 километров. Правда, американцы переводили информацию в цифры и передавали на землю по радио, мы же сбрасывали контейнеры — сначала по 3, потом по 5 — в назначенных районах. Позже все же догнали янки, как только смогли поставить так называемые приборы зарядовой связи.
Генерал-полковник Анатолий Павлов, в 1978–1989 годах первый заместитель начальника ГРУ, ныне председатель Совета ветеранов военной разведки:
— Развитие космической разведки с самого начала находилось под непосредственным руководством Петра Ивановича Ивашутина. Она вскоре превратилась в важнейшую и эффективную часть военной разведки. Заново был построен современный Центр космической разведки и другие объекты, что обеспечило оперативность добывания и обработки информации.
Но главное, в чем видел Ивашутин свою заслугу как реформатора, — введение в работу ГРУ военно-политического аспекта.
Развединформация шла министру обороны СССР в виде докладной записки. Однажды маршал Гречко показал такую записку генсеку Брежневу. Леониду Ильичу понравилось, и он распорядился присылать записки ему лично. Так и продолжалось больше двадцати лет. Если записку по каким-то причинам задерживали в Минобороны, тут же следовал звонок от заведующего секретариатом генсека и, увы, будущего генсека Черненко.
Ивашутин очень хорошо отзывался о маршале Андрее Гречко. При нем построили нынешнее здание «Аквариума» на Хорошевке. До этого, вспоминал Ивашутин, управление было разбросано по 13 адресам.
Тут, наверное, надо напомнить, кто окрестил здание ГРУ «Аквариумом». Это название дал перебежчик, бывший майор военной разведки Владимир Резун, который кропает свои сочинения под псевдонимом «Виктор Суворов». На этот образ Резуна подвигло, как он сам рассказал мне однажды в инициированном им телефонном разговоре, то обстоятельство, что девятиэтажное, в форме буквы «П» здание отличается обилием стекла.
«Аквариум» расположен рядом с аэродромом, с которого молодой красный военлет Ивашутин еще до Великой Отечественной войны совершил не один полет и где однажды чуть не разбился на четырехмоторном ТБ-3. А до этого он был слесарем, рабочим-путейцем. Окончив школу военных летчиков, пять лет летал инструктором, поступил на командный факультет Военно-воздушной академии имени Жуковского, откуда его и призвали в органы госбезопасности. И в звании капитана он стал начальником особого отдела корпуса, участвовал в Финской войне, в годы Великой Отечественной был начальником особых отделов Закавказского, Крымского и Северокавказского фронтов, начальником управления контрразведки «Смерш» Юго-Западного и 3-го Украинского фронтов, после войны — начальником управления контрразведки Южной группы войск и Группы советских войск в Германии, а затем — Ленинградского военного округа. Пережитого за эти годы хватило бы не на одну книжку, но такие люди скупы на воспоминания.
— Разве что рассказать вам о встрече с румынским королем Михаем? — улыбнулся Ивашутин.
— А какое отношение контрразведка имела к королю? — спросил я.
— Самое прямое.
Михай, 26-летний летчик, любимец фрейлин — десяток доступных дам он возил с собой, не очень задумывался о власти. Зато его мать Елизавета была женщиной умной и хитрой. Спецслужбам выдали задачу: поставить во главе Румынии лидера компартии страны Георгиу-Дежа. Разыграли именины командующего фронтом Федора Ивановича Толбухина (хотя на самом деле ничего подобного не было), пригласили на торжество Михая, вручили ему полководческий орден Победы, вернули шикарную яхту, угнанную из Констанцы в Одессу. И под хорошее угощение подсунули проект указа о награждении Георгиу-Дежа самым высоким румынским орденом. Все газеты об этом сообщили. Михаю внушили, что новую, коммунистическую власть он возглавить не может, но и королевское звание снять с себя — тоже. Король погрузил имущество в вагоны, и его с почестями отправили в Швейцарию, подарив на прощание самолет. Потом он перебрался в Бельгию.
Даже в весьма почтенном возрасте Петр Иванович помнил много живых деталей, из которых, в общем-то, складывается история. Однажды в послевоенной Германии у командующего Советской группой войск генерала Василия Чуйкова его домработница, из репатрианток, едва не украла шестилетнего сына. У этой женщины в западном секторе Берлина арестовали дочь. Недавние союзники поставили условие: приводишь сына русского командующего — получаешь свою дочь. Войсковая охрана похищение проспала, а подчиненный Ивашутина, оперуполномоченный, живший в соседнем доме, заметил женщину с узлом вещей и мальчиком и задержал. Ивашутин позвонил Чуйкову, тот примчался, лично допрашивал злодейку. Не сдержавшись, даже ударил ее по лицу…
Я попросил Петра Ивановича рассказать о другой войне, афганской.
— Никаких рекомендаций по Афганистану мы не давали, а только очень скромно информировали, — отвечал он.
Начальник Генштаба Огарков примерно за 7—10 дней до ввода войск собрал своих заместителей, спросил: «Нужно ли вводить войска в Афганистан?» Начали, как всегда, с разведки, то есть с меня. Я минут пятнадцать объяснял, что мы можем получить то, что получили американцы во Вьетнаме. Все девять замов и начальник ГлавПУРа были против. Но наше мнение игнорировали.
В Ташкент, где начальник ГРУ был в командировке, позвонил один из его заместителей, спрашивает: посылать ли вместе с 4-й дивизией в Афганистан нашу разведывательную технику? Так Петр Иванович узнал о принятом на самом верху решении. Одиннадцать раз Ивашутин был в Афганистане. В общей сложности, как подсчитал, провел там год и восемь месяцев.
— Все Устинов меня гонял, — снисходительно улыбнулся он, имея в виду тогдашнего министра обороны. — А войны там не было — зря о ней шумят: фронта не было, орудий, танков и самолетов у противника не было.
В Афгане по рекомендации Ивашутина создали такую разведку, «какую мир не видывал». Это было совмещение разведки, контрразведки и боевых подразделений. В группу входили оперативные работники из стратегической разведки, знающие языки и умеющие вербовать агентов из местного населения, и офицеры из Ташкентской бригады спецназа с рацией и боевыми средствами. О душманских караванах, их составе знали через четверть часа после начала движения. Так загнали противника в горы. Там выявляли душманов с помощью авиационной разведки и не позволяли им объединяться, создавать большие силы.
Ивашутина можно считать и крестным отцом «мусульманского» батальона, который брал прекрасно укрепленный дворец Хафизуллы Амина в Кабуле. Как рассказывал генерал-майор Василий Колесник, все началось с его вызова в 1979 году к начальнику ГРУ. Тогда полковнику войсковой разведки Колеснику была поставлена задача сформировать батальон численностью 500 человек, который состоял бы из солдат и офицеров — таджиков, узбеков и туркмен. Формирование готовилось несколько месяцев, о ходе его регулярно шли доклады начальнику ГРУ. На батальон легла основная тяжесть операции.
Под приглядом Ивашутина было создано в 1971 году и разведывательно-диверсионное формирование «Дельфин» для действий в подводной среде. Спустя три или четыре года неподалеку от советской базы Камрань во Вьетнаме при обследовании американского авианосца погибли двое боевых пловцов. Причем погибли от оружия, к встрече с которым они не были готовы — со специально обученными дельфинами. И тогда Петр Ивашутин настоял на создании подобного питомника на Черном море. Военные помнили, в чем ЦК обвинил министра обороны СССР Георгия Жукова, который создал в середине 50-х армейский (то есть гэрэушный) спецназ (бонапартистские устремления). И потому теперь решение принималось на уровне ЦК.
При генерале армии Ивашутине военная разведка оперативно работала во многих регионах мира. О том, что турки решили направить свои корабли к Кипру с целью захвата половины острова, ГРУ сообщило руководству Минобороны за сутки до начала операции. А Генштаб промедлил. Случаев запаздывания было много. ГРУ знало, что американцы, пытаясь ввести нас в непроизводительные расходы, блефовали со «звездными войнами», но наверху опять же не послушали. О положении в «горячих точках» планеты начальнику ГРУ приходилось докладывать на Политбюро. Партийная верхушка колких вопросов не задавала, данным разведки верила. «Я докладывал только то, что проверено, о непроверенном молчал», — заметил генерал.
Приведу еще два свидетельства.
Генерал-полковник Федор Ладыгин, в 1992–1997 годах начальник ГРУ:
— Любой непредвзятый аналитик увидит, что характер действий США и их союзников в ходе военных действий против Ирака в 1991 году и против Югославии в 1999 году развивался (за исключением задействования наземных сил, до этого дело не дошло) в полном соответствии с оценками П. И. Ивашутина задолго до этих событий.
Генерал-лейтенант Григорий Долин, бывший начальник политотдела ГРУ:
— Во время боевых действий в Ливане начальник Генерального штаба срочно потребовал данные о политических партиях этой страны. Петр Иванович с ходу по памяти доложил о примерно 20 партиях, назвал фамилии руководителей, привел краткие биографические данные, рассказал о межпартийных отношениях…
— Я имел аппараты в 92 странах и считал, что этого мало, — пооткровенничал Петр Иванович Ивашутин со мной. Правда, признал, что был далеко не во всех. — Вот в Латинской Америке не был, в Соединенных Штатах, хотя коллеги настойчиво приглашали. Приеду, и все газеты напишут: тут начальник русской военной разведки — держите карманы! Начальник военной разведки США, в прошлом военный атташе в Советском Союзе, хорошо знал русский язык, приехал к нам с интересным предложением: раз политики не могут наладить отношения, давайте делать это по военной линии — обмениваться лекторами, представителями разведок, потом начальники генеральных штабов повстречаются. Словом, как с Китаем, где начали восстанавливать отношения с пинг-понга. Я доложил, но от министра обороны Устинова не получил ни ответа ни привета.
…В том дачном разговоре не обошли и тему предательства. Одно из самых громких дел — генерала Дмитрия Полякова, американцы дали ему оперативные псевдонимы «Цилиндр» и «Топхэт». В 1962 году, находясь в командировке в США, он предложил свои услуги ФБР, выдал двух наших нелегалов. У Ивашутина с первой встречи было интуитивное недоверие (все-таки в контрразведке научился людей распознавать) к этому человеку:
— Сидит не поднимая головы, не повернется в мою сторону. Я его больше не пустил за границу.
Начальник управления кадров ГРУ Изотов, бывший работник ЦК КПСС, взял Полякова к себе, в отдел подбора гражданских лиц. Ивашутин приказал перевести Полякова в войсковую разведку, где секретов поменьше. В то время как раз создали третий факультет в отдельном здании, чтобы не смешивать с будущими сотрудниками агентурной разведки. И Поляков работал там лет 7–8. А во время одной из командировок начальника ГРУ Полякова откомандировали в Индию военным атташе. Приказ подписал заместитель Ивашутина Мещеряков. В Индии Полякова, четверть века работавшего на американцев, и раскрыли.
— Отчего происходит предательство? — спросил я наивно.
— Послушайте, вы понимаете суть разведки? — как-то резко, вопросом на вопрос откликнулся он.
— Боюсь, что, как непрофессионал, вряд ли.
— Каждый разведчик старается завербовать другого разведчика, чтобы больше через него получить. Поэтому, естественно, бывает всякое.
Всего за время работы Ивашутина было 9 случаев предательства, семерых раскрыли дома, а двое остались «там».
Он согласился со мной в том, что 80 процентов информации сегодня добывается техническими средствами, а дальше еще больше будет. Однако агентурная разведка своего значения отнюдь не потеряет, даже наоборот: то, что делалось и делается в лабораториях, никакая техника не узнает — только человек.
Генерал рассказывал, насколько это позволено, как вытаскивали из тюрем в «странах пребывания» наших провалившихся разведчиков, в скольких государствах были резидентуры ГРУ в лучшие годы, как вывезли новейшее американское 105-мм орудие, как вытащили в СССР жену и сына знаменитого физика Бруно Понтекорво.
Военная разведка не раз докладывала руководству страны о том, что подготовка к «звездным войнам» — это блеф, что никаких боевых лазеров, способных пронзать наши межконтинентальные баллистические ракеты, не было. Нет и сейчас. Так ли это?
— Знали мы об этом, — отмахнулся мой собеседник. — Я присутствовал при обсуждении этого вопроса в Политбюро. Там превалировало мнение, что это новое направление будет нас подстегивать.
Нынешним разведчикам за границей работать несравненно труднее, уверял Ивашутин. Ведь чем слабее страна, тем неохотнее с ней сотрудничают. Говорил, что он поставил бы ГРУ новую задачу: выявлять среди лиц, посылаемых в Россию, разведчиков, чтобы помочь контрразведке вытаскивать их отсюда. А еще Петр Иванович подтвердил мне слух, который я считал чьей-то выдумкой. Оказалось, что настоящая фамилия его Ивашутич. Просто в одном из документов еще в юности, в 18 лет ошибочно написали окончание на русский манер. С тех пор так и пошло.
Признался, что примером для подражания и великим разведчиком считал англичанина Лоуренса:
— В своих мемуарах он написал: человек, мокнувший свои пальцы в разведку, своей смертью не умрет. Преувеличивал, конечно.
Эту последнюю фразу Петр Иванович произнес не совсем уверенно. Когда заканчивалась наша четырехчасовая беседа, его жена Мария Алексеевна принесла торт. Некогда всемогущий человек потянулся за сладким и, попав пальцами в разноцветный крем, сконфузился. И мне до рези в глазах стало жаль великого старика.
— Если считаешь разведку профессией для получения заработной платы, не нужно к ней и близко подходить, — проговорил несколько смешавшийся Петр Иванович. — Разведку надо любить.
Я с интересом расшифровывал диктофонную запись. Газета ждала сенсацию. Однако интервью долго «ходило» по ГРУ, после чего мне передали решение, облеченное в уже привычный термин: «Преждевременно». Такое случалось не раз. Я понимаю специфику службы, уважаю людей, работающих в ней, со многими из них у меня дружеские отношения. Подосадовав, убрал кассеты в «долгий ящик». И вот теперь время пришло.
Н. ПОРОСКОВ
Владимир Завершинский
Первый заместитель директора Службы внешней разведки Владимир Иванович Завершинский родился 24 ноября 1949 года в Челябинской области. Окончив в 1970 году филфак Карачаево-Черкесского педагогического института, поступил на Высшие курсы КГБ в Минске. После четырех лет в контрразведке его рекомендовали на учебу в Краснознаменный институт.
С 1977 года — на оперативной работе во внешней разведке. Двенадцать из 34 лет, которые Владимир Иванович прослужил в системе, он провел в двух длительных зарубежных командировках. С 1992 года полковник Завершинский — в Центральном аппарате Службы внешней разведки. По представлению тогдашнего директора Евгения Максимовича Примакова возглавил одно из ключевых управлений, которым руководил в течение шести лет. С ноября 2000-го — первый заместитель директора СВР. Генерал-полковник Завершинский — кавалер советских и российских орденов, наград ГДР и Афганистана. Особенно дорожит почетным знаком «За службу в разведке» и званием «Заслуженный сотрудник органов внешней разведки».
35 лет счастлив в браке, вырастил сына. Покорив вершины Центрального Кавказа, в молодости стал мастером спорта по альпинизму. Многие годы посвящает редкие свободные часы нумизматике. Представляет интерес и небольшая, но ценная коллекция кинжалов в его уютной служебной комнате отдыха.
— Владимир Иванович, не выдавая секретов, все же напомню вам, что впервые мы встретились в середине 90-х в кабинете несколько меньших размеров. Тогда на меня особое впечатление произвела невзрачная картонная или бумажная кружечка, стоявшая на самом видном месте.
— Эта разовая посуда играла свою достойную роль при утверждении многих решений, принимавшихся в управлении. Привезли ее два разведчика, которые совершили промах, были арестованы и некоторое время находились в заключении. Из этой кружки — одной на двоих — им давали пить. Мы их, конечно, вызволили, вытащили, они возвратились, были награждены за стойкость и мужество. А подаренный ими предмет тюремного обихода остался в назидание тем, кто планирует и осуществляет разведывательные операции.
Когда мы собирались для принятия ответственного решения, то приветствовали выдвижение смелых и ярких предложений. На стадии обсуждения каждый разведчик вправе высказать свое мнение. Но если уж решение принято, то тема закрыта, приказ надо выполнять, иначе — беда. Но иногда некоторых сотрудников заносило: да что вы там осторожничаете, можно еще активнее, решительнее… И тогда я демонстрировал эту кружечку — последний, как мы говорили, довод короля. Действовало безотказно.
— Что-то я в новом кабинете кружечки не вижу.
— Она осталась в наследство моему преемнику. Работа в том управлении продолжается.
— Владимир Иванович, вы сказали, что разведчиков «мы, конечно, вызволили». Но ваша профессия подразумевает риск, опасность, в случае провала — арест и такую бумажную кружечку. Неужели никто из подчиненных сейчас не мучается где-нибудь на чужих и далеких нарах, отбывая срок? А тот же Олдрич Эймс, приговоренный в Штатах к пожизненному заключению без права помилования?
— Я бы разделил вопрос на две части. Могу и сегодня подтвердить, что ни один кадровый сотрудник внешней разведки не находится сегодня под арестом или в тюремном заключении за рубежом. Никто не был задержан на длительное время с тем, чтобы его не вызволили, не поменяли или не приняли других мер для освобождения. Хрестоматийные примеры — это обмененные нами Абель-Фишер, Лонсдейл-Молодый и арестованные с ним в Англии супруги Коэны-Крогеры… Относительно недавний эпизод — офицеры внешней разведки Энгер и Черняев были задержаны в США и вернулись на Родину. Даже если человек после службы у нас занялся другим делом и арестован за границей по обвинению в причастности к СВР, то государство, мы в беде его тоже не бросаем. Это твердый принцип, которому не изменяли и не изменим. Несколько лет назад мы сделали все, чтобы освободить бывшего сотрудника Галкина, арестованного в Штатах. Вернули Володю — и он по-прежнему занимается своим бизнесом.
— Я хотел бы снова спросить об агентах — таких, как Эймс.
— Это — вторая часть вопроса. Во-первых, мы не комментируем принадлежность таких людей к разведке.
— Даже в абсолютно очевидных случаях?
— Ничего абсолютного в них нет. Признание их нашими агентами одним из действующих руководителей службы может добавить срок человеку, которому и без того немало дали, повлиять на родственников, помешать линии защиты адвокатов. Нельзя такого допускать! Есть основы профессиональной этики. Если ты работал с источником, то и он, и его родственники должны быть уверены, что это только твоя с ним тайна. Агент тебе доверился, и сдать его считается в российской разведке самым омерзительным, что только можно с человеком сделать.
— После такого заявления логично предположить, что и своих попавших в беду агентов вы тоже никогда не оставляете без помощи?
— Жизнь преподносит сюрпризы. Иногда это воля президента страны, который вправе помиловать осужденного после определенного времени. Меняется политический режим, к власти приходит другая партия. Случается, к освобождению ведут целенаправленные, скоординированные действия, в том числе и с участием спецслужб. По-прежнему практикующиеся между спецслужбами обмены, в том числе и под чужим флагом. Иногда освобождение осуществляется и в такой «острой» форме, как это было с Джорджем Блейком.
— Который успешно бежал из самой охраняемой в Англии тюрьмы.
— Бывало и иное. Некий адвокат (не стану называть хорошо мне знакомую фамилию) брал на себя посреднические обязанности по освобождению наших людей и выстраивал для этого целую линию. За одного своего разведчика мы, допустим, должны были отпустить из ГДР двух сотрудников БНД, освободить арестованного в Венгрии английского шпиона… Многоступенчатая процедура, несколько напоминающая сложный квартирный обмен. Однажды для освобождения нашего товарища пришлось пригнать на один немецкий мост целый автобус с 23 людьми.
— Владимир Иванович, чувствуется, что вы провели долгие годы в Германии. Теперь-то можно рассказать, чем там занимались?
— При первой командировке в ГДР поле моей деятельности как оперативного работника было разнообразным и достаточно широким. Узкой специализации у нас, как правило, тогда не существовало. Во второй командировке я уже был руководящим сотрудником и соответственно организовывал работу свою и подчиненных. Из Германии (ГДР к тому времени уже не существовало) вернулся домой в 1992-м.
— Значит, вам пришлось пережить за рубежом и распад ГДР, и ее спецслужб?
— Да, драматичные события в жизни нашей страны и особенно в их.
— Насколько успешно складывалась там ваша деятельность? Может быть, раскроете какие-нибудь эпизоды?
— Это вряд ли стоит делать. Ведь события еще достаточно свежи. И совсем не понравится партнерским службам некоторых стран, с которыми мы поддерживаем отношения. Наконец, это может коснуться судеб людей, с которыми я работал. Однако если меня поощряли, повышали и награждали, видимо, деятельность оказалась небесполезна. Горжусь наградами: нашими орденами, боевым орденом ГДР, орденом Славы Афганистана.
— Побывали и там?
— Но не в составе ограниченного контингента.
— Иногда в прессе и в многочисленных книгах о разведке, особенно зарубежных, звучат утверждения о том, что чуть не все спецслужбы социалистических стран подчинялись Москве. Есть здесь доля истины?
— На начальном этапе становления этих разведок мы, естественно, оказывали консультативную помощь, посылали советников. Даже наш аппарат, работавший там, назывался «аппаратом уполномоченного». После создания местных спецслужб на важных направлениях действовали наши офицеры связи для координации работы. Но мы не руководили, не командовали, не направляли… Каждая из служб стран бывшего соцлагеря была самостоятельной, принимала решения вне зависимости от чьей бы то ни было воли. И уж конечно мы не лезли к их источникам, к конкретным людям.
— Владимир Иванович, как приходят в разведку? Это была мечта детства? Или вам предложили и вы согласились, потому что поняли — профессия как раз для меня?
— Знаете, если взять служебную карьеру, то мой путь особой оригинальностью не отличается. Из Челябинской области, где родился в 1949 году и прожил до 16 лет, мои родители перебрались в Ставропольский край. Там, в городе Ессентуки, и закончил школу номер 3, носившую имя Дзержинского. Возможно, это тоже как-то повлияло на выбор. В то время школа еще поддерживала контакты со вдовой Ф. Э. Дзержинского. Велась переписка, был большой уголок с фотографиями, с ее письмами.
— Даже так?
— Конечно. Живой кусочек истории. Школа существует до сих пор, а на территории по-прежнему стоит памятник Дзержинскому. Скромный, но, вероятно, оказывающий влияние на молодого человека, приходящего сюда учиться. После десятилетки поступил в Карачаево-Черкесский государственный педагогический институт, сейчас это университет. Хорошая была пора. На нашем курсе училось чуть больше 50 человек, а представляли они 26 национальностей. У меня и сейчас много друзей среди карачаевцев, черкесов, балкарцев, дагестанцев… Закончил я филологический факультет с красным дипломом. Многое было сделано для диссертации по истории русской литературы XIX века, готовился поступать в аспирантуру в Ленинграде. Но все оставил.
— Тогда возник выбор — филология или спецслужба…
— Да, так сложилось. Василий Федорович Кухлиев и Евгений Константинович Федоров предложили пойти на Высшие курсы КГБ при Совете Министров в Минске, а дальше — работа в контрразведке. И размышления мои были недолги. И Кухлиев, и Федоров впоследствии стали генералами. Уже ушедший, к сожалению, от нас Василий Федорович был одним из руководителей советской контрразведки.
— Интересно, как на вас вышли?
— В те годы, как и сейчас, осуществлялся специальный подбор. В молодости я серьезно занимался спортом, был мастером спорта по альпинизму. Естественно, перед поступлением проходил медицинскую комиссию, тестирование… Как в любой спецслужбе, ничего необычного. Разве что тогда, в начале 70-х, вдруг разразилась эпидемия холеры и нас, молодых ребят, посадили на несколько месяцев на карантин. Обидно — безвыходно в четырех стенах в самом центре Минска. Год проучился и был направлен в Ставропольское управление.
— Прямо к себе домой.
— Относительно — от Ставрополя до моего дома в Ессентуках 200 километров. Когда учился, то после половины курса обучения предусматривалась практика. Меня послали в Ставрополье, и я там, видимо, приглянулся начальнику управления Эдуарду Болеславовичу Нордману, который меня и вызвал. С Эдуардом Болеславовичем мы и сегодня поддерживаем теплые отношения. Человек он заслуженный, воевал в Великую Отечественную в отряде вместе с Машеровым партизанским комсоргом. Работал председателем КГБ в Узбекистане, где смело и принципиально вел громкие дела. Потом наши пути вновь пересеклись — уже в Германии, куда Эдуарда Болеславовича направили представителем в одну из разведгрупп. Нордман отметил свое 80-летие. Выпустил книгу, где есть немного и о нашей совместной работе. Он не пытается говорить, как некоторые руководители, что воспитал, подготовил… Пишет очень интеллигентно: по крайней мере старался не мешать, давал возможность проявлять инициативу. Почти четыре года я у него проработал, а потом направили меня на учебу в Краснознаменный институт Высшей школы КГБ, теперь это — Академия СВР имени Юрия Владимировича Андропова.
— Но ведь это уже внешняя разведка?
— Да. И на то, чтобы отпустить туда молодого оперативника, который был нужен на месте, требовалась уже добрая воля руководителя. Нордман меня отпустил.
— Пришлось браться за новое дело? Ведь разведка и то, чем вы занимались на Ставрополье, наверно, совсем не похожи.
— Умения, привитые в контрразведке, разведчику не мешают. Это было большой школой, которая позволила мне научиться работе с людьми, понять и представить, что такое получение информации, и открыто, и «втемную», обрести навыки конспирации. И с иностранцами я поработал: Ставропольский край их всегда притягивал. Три года учебы в институте, в 1977 году закончил основной, как мы называем, факультет, и после этого началась уже оперативная работа.
— И вас отправили в ГДР?
— Не хотелось бы называть точные даты моих длительных командировок. В общей сложности провел за рубежом более 12 лет из тех 34, что служу в системе. Я — германист, и, наверное, можно сказать, что работал в ГДР и в объединенной Германии.
— А куда вас определили в Москве сразу после возвращения и в каком звании?
— Полковник. Я семь месяцев работал начальником отдела кадров в одном из наших управлений.
— Вы вернулись на родину в нелегкое для разведки время. Тогда полным ходом шла перестройка всех спецслужб.
— Положение было тяжелое. Мы попали под пресс немыслимых парламентских расследований, непонятных и, поверьте, совершенно некомпетентных комиссий. Задавали вопросы: почему мы оказывали поддержку врагам народа Хонеккеру и руководителю министерства безопасности ГДР Мильке? Их тогда трусливо сдали, по существу вытолкали из России, забыв, что они были не только верными союзниками, но и антифашистами, в конце концов, Героями нашего Советского Союза.
Комиссии очень волновали мои связи с руководителем внешней разведки ГДР Маркусом Вольфом. Я горжусь, что больше 30 лет знаком с генералом Вольфом. После распада страны его арестовали, посадили в тюрьму. Вместе с женой Андреа они выдержали все эти немыслимые и позорные преследования. Вот уж кто не сломился. В борьбе двух немецких спецслужб оперативные успехи Вольфа и его соратников были столь очевидны. Их, служивших в законно существовавшей внешней разведке, победившей, на мой взгляд, в противостоянии с западногерманской, терзают до сих пор. А к нам в СВР тогда рванули многие жаждущие популярности депутаты: где секретные архивы, где отдел, в котором сидят «натренированные убийцы»? Чушь! Но рвались, требовали секретные документы, некую «особую папку»…
— А вы?
— Как и другие руководители, не пускал и не давал. В ответ получал обвинения в том, что покрываю, укрываю или не способствую очередному расследованию. Почти все проверявшие грозили увольнением.
— Не было соблазна плюнуть и уйти?
— Охватывали сомнения — служить или не служить? Что делать дальше, когда люди, ни черта не понимавшие в нашем деликатнейшем деле, вызывают тебя и, прямо говоря, требуют выдать государственную тайну? Наверное, хорошо, что я тогда работал в отделе кадров. Вот когда возникло чувство профессиональной солидарности и ответственности: если сейчас уйти, то на твое место придут те, чужие. Развалят все, что только можно.
— Вы остались, но сколько светлых голов разведку покинуло…
— Период был особенно сложный. Формировалось отрицательное отношение общества к разведке, не было понимания во властных структурах. Доходило до того, что на покрытие всех текущих расходов за рубежом нам выдавали средства в экзотической валюте: как хотите, так и работайте, меняйте или еще что. А уж зарплата… В разведке остались только те, кто работал по убеждению. Все, пришедшие из финансовых либо карьерных соображений, ушли. Как и те, кто не сумел выдержать неприятнейшего прессинга. Многие наши сотрудники сейчас работают в бизнесе, в различных частных структурах. Я говорю это не в обиду или в осуждение им. Люди реализуют себя там, где могут, они служат и помогают стране. Зато у нас в разведке остался костяк тех, кто работал по убеждению. Кто после довольно мучительных размышлений понял: надо сохранить то, что осталось. Спасать профессионализм Службы и ее источников, держаться, стиснув зубы. Тогда к нам пришел новый директор — Евгений Максимович Примаков.
— Считается, что он и спас внешнюю разведку от грозившего развала. А если вернуться к вам лично, как все-таки после тех испытаний сложился ваш путь к креслу первого заместителя директора внешней разведки?
— Я прошел путь от младшего оперуполномоченного до старшего уполномоченного в контрразведке. Затем все ступени, не минуя ни единой, в Службе внешней разведки. А тогда, в трудные годы, Примаков предложил мне возглавить один из важных отделов. Политик он — мощный, организатор — великолепный. Но чувствовал, что нужно советоваться с профессионалами высшей пробы — Кирпиченко, Рапотой, Трубниковым… Одновременно присматривался и к более молодым, которых считал перспективными. При моем назначении (договаривались на срок не менее пяти лет) мы наметили профессиональные задачи. На какие направления расставить кадры. Чего в первую очередь добиваться. На какие объекты проникнуть. Где добывать важную упреждающую информацию. Однако терпения Евгения Максимовича хватило на полтора-два года: он увидел результаты работы отдела и предложил возглавить еще более крупное, более ответственное подразделение. Я по ряду причин отказывался, выражал сомнения, просил дать время подумать. Но прозвучала запомнившаяся примаковская фраза: «Ты думай, а мы будем решать». Вскоре вышел указ президента. Аналогов его не встречал ни до, ни после: освободить генерал-майора Завершинского от должности начальника управления и назначить его на должность начальника управления.
— Даже названия управления из-за его секретности не указывалось?
— Без какого-либо названия. Затем Евгений Максимович Примаков и Вячеслав Иванович Трубников представили меня в управлении, которым я потом руководил шесть лет.
— Задавать вопросы о содержании работы в новой должности бесперспективно…
— Совершенно.
— А с кем вы работали?
— Со многими прекрасными людьми, профессионалами высшего класса, в том числе с Героями Советского Союза и России. С Героем Советского Союза Геворком Вартаняном. Сблизился и дорожу отношениями с Джорджем Блейком. Думаю, этих двух славных имен достаточно. А 24 ноября 2000 года последовал новый указ президента о моем назначении первым заместителем директора.
— Прямо в ваш день рождения. Случайное совпадение?
— Думаю, да.
— Вы считаете себя везучим человеком?
— Наверное.
— Существует в разведке такой фактор, как везение?
— Конечно. Есть и везучие люди. Но у меня другая теория: иногда мелькнет удача рядом с человеком, а он ее и разглядеть не успеет. Чтобы увидеть удачу, надо иметь подготовку и знания.
— У вас такие в наличии имеются?
— Вы хотите услышать, заслуженно ли я занимаю свой пост? Признаюсь вам, полагал, что на предыдущее место в СВР я пришел навсегда, по ряду причин оттуда очень трудно уходить.
— Многое было завязано лично на вас?
— Многое, и очень много людей, которые поверили мне и которым поверил я.
— А вы сами вербовали агентов?
— Естественно. Это называется «привлекал к сотрудничеству».
— В июле 2003 года на праздновании 100-летия Абеля-Фишера видел вас в красивом синем костюме, и вы его сами назвали «вербовочным».
— Это у нас скорее шутка. Ходишь в повседневной одежде и вдруг появляешься в элегантном костюме. Сослуживцы обращают внимание: а, ты сегодня в «вербовочном» костюме. Искренне полагаю, что привлечение человека к сотрудничеству, процесс беседы с ним для получения информации — высшее проявление профессионализма разведчика. И он должен выглядеть соответствующе и внутренне, и внешне. Когда этот момент должен наступить, отутюжьте еще разок ваш «вербовочный» костюм.
— Владимир Иванович, какова роль вашей Службы в борьбе с исламским экстремизмом? Есть ли у вас агенты, источники в их организациях? И как их внедрять во все эти кланы и тейпы? Ведь если человек проник в банду, он невольно может замарать свои руки чужой кровью.
— Сложнейший вопрос. Использование термина «исламский экстремизм» не поддерживаю. Я бы, скорее, не говорил даже об исламском экстремизме, поскольку ислам — многовековая религия и традиции у нее иные. Для решения конфликта используется религиозный фанатизм. Терроризм — это форма разрешения конфликта грязными и кровавыми методами. Есть терроризм локальный. К примеру, в Испании проводят свою линию баски, в Ирландии — Ирландская республиканская армия. Ни баски, ни ИРА не собираются действовать за пределами собственной территории. И воюют с ними местные спецслужбы. Они, разумеется, обращаются за помощью к другим странам — у басков, у ИРА где-то есть базы, лагеря подготовки. Но все равно основная борьба идет у них дома. А есть такая организация, которая прозвучала на весь мир после сентябрьских событий 2001 года в США. И наш Президент еще задолго до этого прямо предупреждал о страшной угрозе, об игнорировании Западом происходящего в России, что сейчас в Чечне идет обкатывание международного терроризма, который будет неминуемо распространяться по всему свету. В Афганистане натаскивали многих чеченских бандитов. В Пакистане есть или были лагеря подготовки террористов.
— А кого в них привлекают? И каким образом человека можно настолько обработать, что он превращается в полностью послушную, контролируемую машину?
— Сначала ведут вроде бы невинную идеологическую обработку. Это делают в специальных центрах, иногда используют традиционные методы. Скажем, во время хаджа, который совершают мусульмане, могут подбирать наиболее экстремистски настроенных. Это и люди из беднейших слоев населения, разуверившиеся, потерявшие надежду. И палестинцы, которые отчаялись мучиться в своих лагерях и не видят никакого выхода. Или, как в Афганистане, когда многие его жители не знают и не умеют ничего, кроме обращения с оружием. Случается, будущих террористов сознательно сажают на иглу, вяжут наркотиками. Используют тех, кто не вписывается в общепринятые житейские стандарты. Они не способны и не желают жить под диктовку, начинают сопротивляться, и протест этот принимает крайние формы. Некоторые иностранные спецслужбы тайно, а иногда явно, оказывают поддержку экстремистам. Создаваемые ими структуры выходили из-под их же контроля. Яркий пример — Усама бен Ладен.
До сих пор проявляется политика двойных стандартов. В Великобритании предоставили убежище Закаеву. Явного террориста провозгласили борцом за свободу. Тем же британцам мы не раз говорили: в мечетях на вашей территории собирают пожертвования и отправляют в Чечню. Какая же это гуманитарная помощь — бинокли ночного видения, перевязочные материалы, военная форма? Не будет единения среди государств — бандиты почувствуют себя вольготно, и тогда базу для финансовой и иной подпитки терроризма не уничтожить.
Если говорить о Европе, то ни в одной европейской стране понятия «терроризм» не существовало. Нет законодательной базы. И Россия в числе других государств пытается провести такие законы на международном уровне, включая ООН. События последних лет подтолкнули ведущие спецслужбы мира к борьбе с международным терроризмом. Контакты в этой сфере налажены практически со всеми. Говоря суховатым служебным языком, канал взаимодействия используется в качестве «горячей линии» для оперативной передачи информации о базах и лагерях, о возможных терактах, маршрутах передвижения боевиков, путях оказания им поддержки. Конечно, взаимодействуем и по чеченской проблеме. Многие партнеры, справедливо считающие Чечню неотъемлемой частью России, а чеченский терроризм составной частью мирового терроризма, оказывают нам в этом посильную помощь. Соответственно оповещаем партнеров о возможных террористических угрозах и мы. Совместными усилиями нам удалось выявить и нейтрализовать ряд экстремистских организаций.
— А существует ли подобное сотрудничество с коллегами из США и других стран НАТО? Обмениваетесь ли информацией?
— Обмен идет. Можно было бы привести и конкретные эпизоды, но для этого надо получить согласие наших партнеров.
— Владимир Иванович, вернемся к вопросу о внедрении сотрудников спецслужб в банды экстремистов.
— Во внешней разведке существует своя внутренняя этика. Повторю: мы не пользуемся грязными методами. Даже во имя каких-то наивысших целей. А я бы хотел обратить ваше внимание на то, что любой террорист, террористическая организация, группировка не могут действовать в безвоздушном пространстве. Им требуются транспорт, жилье, телефоны. Бандитам нужно перемещаться, получать документы и открывать банковские счета. Покупать взрывчатку или химические препараты. Оформлять фальшивые документы для переброски групп боевиков. При всей конспирации они оставляют следы своей деятельности. Вот то поле, на котором их по силам фиксировать спецслужбам. Здесь и необходима координация специальных служб. В одиночку ни с одной из задач не справиться. Допустим, выявим человека, который открыл для террористов счет где-то в офшорной зоне. И что мы с ним можем сделать сами? Обнародовать эту информацию. Но тогда грязные деньги пустят по другому каналу. Только действуя вместе, мы сможем остановить финансирование боевиков. Тут, кстати, есть свои особенности. Даже для современного мусульманского экстремизма не характерна европейская форма перевода денег. Чек, карточка, счет в банке… — к этому они не привыкли. Как правило, многое у них идет наличными без фиксированных счетов, к отслеживанию которых спецслужбы привыкли. Но все равно за передачей денег экстремистам следить можно.
— И удается?
— Да. Деньги, настоящие или, как в случае с Чечней, фальшивые, перевозятся наличными. Передаются курьерами, которые вроде бы не должны привлекать внимания спецслужб. Это могут быть хромой инвалид, беременная женщина, вызывающие сострадание у всех, даже у обычно строгих таможенников, пограничников. И еще. Где полнее всего сосредоточиваются материалы об экстремистских, террористических и других угрозах?
— В спецслужбах.
— Вывод правильный.
— А точный час удара американцев по Ираку тоже был вам известен?
— Для разведки не было неожиданностью принятие американцами именно такого политического решения.
— И конкретно военного?
— И о нем мы тоже знали, что позволило МИДу и МЧС своевременно эвакуировать оттуда персонал, всех посольских жен и детей. Собрали всех специалистов, которые там работали. Мы располагали точной информацией, могли ошибаться разве что в часах.
— Сегодня руководители НАТО уверяют: расширение блока на Восток опасности для России не представляет. Но сегодня от наших границ до натовских — рукой подать. Разведку это не тревожит?
— Это тревожит любого разумного человека. НАТО — не клуб по интересам, это — военная организация. Разведка внимательно отслеживает ситуацию, оценивая и прогнозируя возможные последствия для безопасности России. В числе других служб мы докладываем руководству страны о своих опасениях.
— Сейчас в США организовано разведывательное ведомство, которое, если верить американской прессе, объединяет около 170 тысяч сотрудников спецслужб. Какова ваша реакция на это?
— Вы имеете в виду созданное в 2003 году Министерство внутренней безопасности США. Его основная задача — предотвращение терактов и ликвидация их последствий на территории страны. Наверное, пока даже сами американцы не могут оценить эффективность этого амбициозного проекта и предсказать, к чему в конечном итоге он приведет на практике. Отмечу лишь, что каждое государство выбирает свой собственный оптимальный — по его мнению — путь борьбы с внешними и внутренними угрозами. А чужой опыт мы всегда изучаем с интересом.
— Руководители СВР утверждали, что разведка на территории стран СНГ не ведется. Но теперь некоторые партнеры по СНГ рвутся вступить в НАТО. Не изменятся ли в связи с этим и наши постулаты о вечной дружбе с близкими соседями по СНГ?
— Подтверждаю, что в настоящее время СВР не ведет разведки на территории стран СНГ. Очень не хотелось бы, чтобы нас вынудили отказаться от этой позиции.
— Как вы относитесь к разговорам о том, что современная техника вскоре сведет деятельность работающего «в поле» разведчика чуть ли не к нулю?
— Как к разговорам. Я убежденный сторонник того, что никакая техника не заменит человека. И главный инструмент разведки и любой спецслужбы, которая себя уважает и считает значимой — это все-таки источники, человеческий фактор. Ведь техникой управляет человек, и весь вопрос в том, сможет ли он сделать верный и правильный вывод на основании данных, добытых или предоставленных этой техникой. Допустим, облеченный властью политик присутствует при принятии важных решений. И только ему дано знать, до каких пределов эти решения распространяются. Это тонкая материя. Нет, машина никогда не заменит человека. Поэтому считаю настоящими спецслужбами только те, которые в своей работе умело сочетают оба метода. Наша разведка делает ставку на работу с людьми.
— И люди из зарубежья идут на сближение? Раньше ведь многих подталкивала коммунистическая идея, некоторые источники работали только ради нее, отказываясь от вознаграждения. А что сейчас?
— Люди по-прежнему идут. Кого-то не устраивает однополярный мир. Они могут открыто не высказывать своих взглядов, но реально оценивают происходящее и по мере сил препятствуют этому. Кто-то, как и раньше, когда создавалась атомная бомба, опасается, что прорывы в современных технологиях, создание нового оружия будут сосредоточены в руках лишь одного государства с авантюрным режимом, что грозит большой бедой человечеству. Иные делятся информацией, исходя из национальных интересов. Другие понимают, что их стране с Россией выгодно иметь хорошие политические, экономические, военные отношения, и потому идут на контакт. С нами сотрудничают те, кто видит ущемление их национального достоинства. Бывает, приходят обиженные чьей-либо безапелляционностью, недостойными методами обращения. Иногда сотрудничают и на безвозмездной основе. Должен сказать, что и такая форма осталась. Сочувствуют России, уважают ее. Хочу обязательно подчеркнуть: сотрудничество осуществляется на добровольной основе, мы не используем методов давления. Никакого шантажа. Другое дело, технология нашей работы такова, что не всегда источник отчетливо понимает, с кем он имеет дело.
— Привлекаете к сотрудничеству под другим флагом?
— Бывает.
— А как у вас сейчас с финансированием?
— У нас были сложные времена. Тогда Евгений Максимович Примаков, будучи директором СВР, произнес крылатую фразу: «Разведка, к сожалению, финансируется на нижнем пределе разумной достаточности». Сейчас мы тоже, конечно, не жируем. Если разведке необходимо что-то для серьезного мероприятия, то мы ни разу не получали отказа. На проведение оперативной деятельности нам выделяется достаточно средств. Они не сопоставимы с теми, что получает разведсообщество США или даже их отдельные спецслужбы. Но мы-то всегда брали другим — эффективностью работы, преданностью сотрудников, сосредоточенностью на главных приоритетах и направлениях разведывательной деятельности. Нашим сотрудникам, как и другим военнослужащим, решением президента и правительства увеличено денежное довольствие. Теперь самостоятельно строим жилье для работников: трудно представить, чтобы кто-то из них смог купить себе жилье по коммерческой цене да еще в московских условиях. Есть и база для осуществления социальных гарантий медицинского обслуживания, отдыха.
Смею заверить, что требования к кандидатам на работу в разведку у нас по-прежнему исключительно высоки, однако никакого недобора в наше профессиональное учебное заведение нет. Редко какая другая профессия открывает такие широкие возможности для самореализации и одновременно заставляет чувствовать собственную сопричастность к решению задач государственного значения. Талантливые люди, готовые служить Родине, в России не переводятся.
— Кто приходит сейчас в разведку и как ведется подбор кандидатов? В начале нашего разговора вы рассказали, как в 70-х «вышли» на вас. Что теперь? Кто делает первый шаг по привлечению? Много ли претендентов на учебу в Академии имени Андропова?
— Ваш вопрос на нашем профессиональном языке звучит по-другому: «Кого берут сегодня в разведку?» Любая уважающая себя спецслужба, а СВР, несомненно, относится к таковым, сама подбирает кадры. Потребность в них определяется руководством разведки, исходя из задач, которые ставят Президент России, политическое руководство страны. Кандидат на работу в разведке должен быть патриотом, готовым переносить физические и моральные перегрузки, иметь законченное высшее образование и способность к изучению иностранных языков. Будущий разведчик обязан хорошо ориентироваться в вопросах политики и экономики, техники, культуры, иметь аналитический склад ума.
Немаловажно также уметь общаться с людьми и располагать их к себе. Нужно быть готовым работать в команде, а если потребуется — и в одиночку, владеть собой. Уметь принимать решения при дефиците времени или даже в экстремальных условиях. Перечень требований к кандидату можно продолжить. В некоторых случаях они диктуются характером конкретного участка будущей работы.
Определив кандидатуру, кадровое подразделение его тщательно проверяет и только после принятия решения о годности делает предложение. Естественно, к нам идут только добровольно, осознавая степень ответственности, понимая, какой вклад могут внести в дело обеспечения безопасности Родины, ее национальных интересов. А дальше — профессиональная подготовка, как правило, в Академии СВР. Более детально, по понятным причинам, процесс подбора и подготовки будущего разведчика вряд ли нужно детализировать. Претендентов и кандидатов достаточно. У СВР была, есть и, надеюсь, всегда будет возможность отбирать в свои ряды людей достойных, перспективных, способных реализовать себя в особо деликатной и одновременно исключительно ответственной для государства сфере деятельности.
— В британских спецслужбах на некоторых ключевых постах, правда в контрразведке, находятся женщины. Занимают ли представительницы прекрасного пола у нас важные посты? И вообще — требуются ли дамы на вашей работе?
— Представительницы прекрасного пола в СВР работают. Вот только сочетание «прекрасного и слабого» к нашим сотрудницам применимо, вероятно, только в первой части.
В истории всех разведок мира женщины иногда играли значительную роль. Подтверждений тому достаточно. В советской внешней разведке ярко проявили себя, например, Зоя Ивановна Воскресенская-Рыбкина, работавшая на ответственных постах в Центре и за границей, и Елена Дмитриевна Модржинская. Обе прекрасно проявили себя как организаторы разведывательной и информационной работы. В военное время лично готовили информационные материалы, на основании которых принимала решения Ставка Верховного главнокомандования. После работы в разведке Зоя Ивановна стала писательницей, лауреатом Госпремии СССР, а Елена Дмитриевна — известным ученым, доктором наук, профессором Института философии Академии наук СССР.
Успешно работали во внешней разведке женщины — сотрудницы нелегальной разведки. Это Африка де Лас Эрас, Елизавета Юльевна Зарубина, Ирина Каримовна Алимова, Галина Ивановна Федорова, Анна Федоровна Филоненко, Леонтина Коэн, Гоар Левоновна Вартанян. Чтимы в СВР заслуги Елены Николаевны Чебурашкиной, Марины Ивановны Кириной, десятков других изумительных женщин, блестяще проявивших себя на разведработе. Их труд отмечен высокими государственными наградами, признанием и уважением не только коллег по работе, но и тех, кто по воле судьбы был их противниками. О некоторых из них уже много написано. Прототипом радистки Кэт из культового телесериала «Семнадцать мгновений весны» стала Анна Федоровна Филоненко. Леонтине Коэн уже после кончины было присвоено звание Героя России.
К сожалению, еще не пришло время рассказать о других наших разведчицах. Сегодня в СВР женщины занимают достойное, по праву принадлежащее им место. Изменившаяся ситуация в мире, отход от прямой «блоковой» конфронтации привели к тому, что почти не возникает необходимости в использовании разведчиц на оперативной работе или в горячих точках планеты. Однако во многих случаях женщины в СВР прекрасно проявляют себя в информационных и аналитических подразделениях, там, где необходимы лингвисты, переводчики, психологи, аналитики, операторы связи, компьютерщики. У женщин более развиты такие качества, как интуиция, наблюдательность, методичность. Подчеркиваю, что речь идет о женщинах — офицерах разведки.
— Ваши подопечные, речь о легальных резидентурах, действуют во многих странах. В каких из них работа наиболее трудна? Где контрразведка особенно хорошо поставлена и работает против наших решительно и жестко?
— Поле деятельности СВР — за пределами России. Регламентирована работа разведки законом «О внешней разведке». Любая уважающая себя страна, претендующая на то, чтобы к ее голосу прислушивались в мировом сообществе, имеет разведывательные службы. Мы не выделяемся в этом ряду и не отличаемся от развитых государств мира. В тех странах, где СВР ведет свою работу, мы делаем ровно столько, сколько разведки этих стран в России. У каждой разведки — свой почерк. Кто-то берет массовостью, кто-то нахрапистостью, кто-то большими деньгами. Смею надеяться, что сила СВР в традициях и интеллекте сотрудников.
Понятно, что против СВР работают контрразведывательные службы многих стран. Это естественно и нормально. И если в подобном противостоянии возникают острые моменты, мы — за цивилизованное, спокойное решение возникающих проблем, без осложнения межгосударственных отношений, кампаний шпиономании, бездоказательных обвинений и рецидивов холодной войны. Более того, в современном мире есть общие угрозы, назовем хотя бы тот же международный терроризм, где, как это ни парадоксально звучит, разведка может иметь общие цели и интересы с контрразведкой страны пребывания.
Об особенностях и оценках работы «чужих» контрразведок публично распространяться не хочется: вряд ли уместно показывать им, где они сильнее, а где слабее. И как бы жестко против нас ни работали, сотрудники СВР, надеюсь, решают свои задачи на должном уровне, независимо от региона, в котором они действуют.
— А если бы я попросил вас оценишь коллег по зарубежной разведке: какие спецслужбы западных государств отличаются профессионализмом и агрессивностью?
— Ничего нового не открою. ЦРУ, СИС, ДЖСЕ, БНД, МОССАД. Впрочем, лучше расположить их по алфавиту, чтобы кому-нибудь, прочитав там, за рубежом, этот мой ответ, не увеличили или не уменьшили штаты.
— Во многих открытых зарубежных источниках уважаемые авторы советскими агентами называют лиц, занимавших высокие, подчас ключевые посты, в том числе и в правительствах стран наших бывших главных противников. Тут упоминаются американцы Гарриман, Маски, даже Киссинджер… А среди ученых и Бор, и Оппенгеймер… Герой России атомный разведчик Владимир Борисович Барковский разговоры о Боре и К° иначе как «чушью» не именовал. Но вот о политических деятелях разговор особый. Или зарубежные авторы ошибаются?
— Представим реальную ситуацию. Кто-то из знаменитой «кембриджской пятерки» или высочайшего уровня нелегалов типа Абеля, Бена — Молодого, Крогеров, Быстролетова… имеет доступ к документам или реальным политикам на ключевых постах. Сведения, в том числе документальные, попадают в разведку и к политическому руководству страны.
Как они могут реализовываться? В виде информационного сообщения: «Тогда-то, там-то такой-то политик заявил, что…» Значит ли это, что сам политик передал нам эти сведения? Нет. Говорил (или писал) он что-либо подобное? Несомненно, да! Отсюда и путаница в определении «советских агентов».
Иная ситуация: разведка контролирует шифры и коды и, чтобы «закрыть», обезопасить источник получения сведений и сохранить на будущее для более широкой реализации добытых материалов, будет указывать: «По данным из окружения лидера страны или партии», «по надежным данным, мистер «X» намерен…»
Значит ли это, что «лидер» и «мистер X» — агенты советской разведки? Хотя те, кто через лет 30–50 читают документы, которые рассекречены или попали к «противнику», могут самостоятельно прийти к выводу о принадлежности этих лиц к агентуре советской разведки. Да еще если кто-то из них политик из конкурирующей партии.
Все это не исключает наличия у советской разведки в агентурной сети лиц, занимавших ключевые посты.
Но это не наша тайна. Общая.
— Этот вопрос навеян книгами Павла Судоплатова и последней книгой его соратника Эйтингона. Судоплатов немало и очень правдоподобно пишет о мероприятиях тех уже далеких лет. По крайней мере, не верить ему оснований нет. А что происходит сейчас? Используются ли хотя бы иногда, в самых крайних случаях, методы генерала Судоплатова?
— СВР этих методов не использует даже в самых крайних случаях. Методы, которые применял Судоплатов, «имели место быть». Однако к свидетельствам самого Павла Анатольевича нужно подходить критически. При подготовке его книги сам он, его сын и «соавторы» принимали на веру устные рассказы или «свидетелей» или «участников», в том числе находившихся за границей. Многие свидетельствовали по принципу «все, что было не со мной, — помню». Этому есть примеры.
— Допускаете ли вы, что в России действуют хорошо внедрившиеся «их» нелегалы? Можно, конечно, отделаться шуткой уже упоминавшегося разведчика-нелегала Геворка Андреевича Вартаняна: «Они у нас больше полугода не выдерживают».
— Не допускаю. Даже теоретически. А вот агентуру из граждан Российской Федерации и СССР, переселенцев и эмигрантов (или их детей и внуков) — допускаю.
— В разведке случаются и предательства. Напомню о деле полковника Запорожского, осужденного сравнительно недавно за измену на 18 лет. Как удалось вытянуть, заманить домой из США предателя, который теперь отбывает заслуженный срок?
— Разведка ведет постоянный бой, понятно, что здесь неизбежны и постоянные столкновения. Степень чужого интереса и степень влияния, воздействия на разведчиков несопоставимы с тем, что могут испытывать представители других профессий. К сожалению, находятся и подлецы. При советском режиме некоторые пытались рядиться в правозащитников. Оставались и выдавали своих, ссылаясь на ввод войск в Чехословакию, на неприятие партийного курса… Но сейчас валить не на кого. Попадаются люди с гнилыми душонками. Начинает такой завидовать чужим деньгам, достатку. Вбивает себе в голову, что его недооценили. У него есть выбор — уйди достойно: в бизнес, в сферу, где считаешь себя специалистом. Но торговать самым святым — судьбами своих же товарищей, с которыми ты работал… К сожалению, на моей памяти несколько тяжелых случаев предательства.
— Что лежит в основе измены? Несколько ущемленная психология, на которую к тому же влияют с той стороны? Или умело вербуют, покупают, предлагая огромные деньги?
— Как правило, комбинация того и другого. Но в основе лежит эгоцентризм, завышенная самооценка. А тут еще и искушение — получить сразу и много.
— В СВР существует собственное подразделение, которое и призвано выявлять предателей. Вы довольны его работой?
— Не полностью. Хотя в последние годы служба собственной безопасности выправляется, набирает обороты. Один из примеров — упомянутый вами предатель Запорожский. Вся оперативная, не один месяц и даже год продолжавшаяся операция по его выводу в Москву — пример тесного взаимодействия внешней разведки и Федеральной службы безопасности. Он знал, что ему может грозить, но тем не менее его заманили в ловушку. Переиграть этого хорошо подготовленного человека оказалось очень не просто.
— Свои же его и готовили.
— Свои, а потом и чужие.
— Мы упомянули о ФСБ. То утихают, то снова возникают дебаты о возможности создания единой спецслужбы, о необходимости слить, укрупнить, объединить.
— Останется ли внешняя разведка самостоятельной? Президент подтвердил, что реорганизация спецслужб закончена. О том, что СВР остается самостоятельным органом, заявил четко и однозначно. Но в то же время у нас разностороннее, плодотворное сотрудничество с ФСБ и другими спецслужбами, силовыми ведомствами, включая МВД и Министерство обороны. Все мы делаем одно дело, отстаиваем национальные интересы России и обеспечиваем ее безопасность. А без тесного взаимодействия не обойтись.
— Нет ли у вас ощущения, что сейчас роль руководителя разведки становится в значительной степени и политической? Теперь в деятельности СВР гораздо больше аналитики, а острые оперативные мероприятия сводятся к минимуму?
— Любой наш сотрудник обязан знать о политических проблемах как своей страны, так и того региона, в котором ему предстоит работать. Хороший разведчик должен развивать в себе аналитические способности, постоянно совершенствовать знания. Ведь для того, чтобы отстаивать и защищать национальные интересы России специфическими силами и средствами, аполитичный человек не годится. Более того, он даже опасен. Речь, конечно, не о партийной принадлежности, а о сопричастности нуждам и интересам своей страны, своего народа.
Директор СВР и его заместители назначаются на должность Президентом Российской Федерации. Сергей Николаевич Лебедев непосредственно докладывает Президенту России материалы СВР, получает указания и рекомендации. По роду службы он общается с руководителями иностранных спецслужб, с которыми у разведки установлены партнерские отношения. Мнение разведки учитывается при принятии важных государственных решений. Иногда они базируются на данных разведки. В этом смысле, конечно, можно говорить о политической роли директора СВР.
— Что можно поведать об экономической разведке? Нельзя ли привести хоть какой-то конкретный пример успешной превентивной работы в этом направлении?
— Разведка противодействует внешнеэкономическим угрозам и помогает развитию страны своими методами и средствами. Это направление занимает сейчас важное место в деятельности СВР. Ни одно решение по крупной внешнеэкономической сделке не принимается без нашего участия. Мы предоставляем информацию, а соответствующие ведомства, министерства ее учитывают: вот что считает МИД, а вот мнение СВР. И президент, правительство выносят свой вердикт на высоком политическом уровне. Можно привести множество конкретных примеров. Но их обнародование противоречит нашим правилам. Все же скажу, что недавно нам удалось предотвратить спланированную за рубежом акцию на рынке стратегического сырья, которая бы нанесла существенный ущерб российским производителям и бюджету страны.
— Вы не станете отрицать, что СВР стремится добывать чужие экономические секреты не только в военной области. Помимо аналитики тут требуются и другие методы — оперативные, решительные.
— Отрицать не стану. Разведка к этому стремится. И успешно эти задачи решает, в том числе оперативными силами и средствами, аналитикой и прогнозами.
В тех сферах, где СВР выступает в роли исполнителя, ей могут — и часто поручают — добыть дополнительные сведения. Основной критерий — информация (в отличие, скажем, от получаемой МИДом) должна быть секретной, прогнозной или упреждающей, достоверной.
— В США сугубо государственная разведка теперь помогает не только государственным, но и частным фирмам в их борьбе с крупными международными мошенниками. Лиц, ведущих экономическую разведку против частных фирм, ловят совсем не частные детективы. А как у нас? Ведь мощные российские компании, принадлежащие богатейшим физическим лицам, в последнее время вносят в государственный бюджет значительные средства в виде налогов.
— Старый стереотип: если частник, пусть сам крутится. Однако Президент со всеми на то основаниями нацеливает нас на другой, современный подход. И когда интересы российского бизнеса, в том числе и частного, могут где-то ущемить, когда мы имеем упреждающие данные о том, что наши вполне законопослушные фирмы не пускают на рынки, то, конечно, реагируем. Другое дело, кому мы эту информацию докладываем. На прямые контакты с руководителями компаний, советоваться с олигархами пойти не можем.
— Почему?
— Как по политическим причинам, так и по чисто нашим, корпоративным. Допустим, передали информацию, а в правлении сидит иностранец из той страны, откуда эти сведения и получены. Возможно, он захочет поддержать не российскую компанию, а как раз ту зарубежную корпорацию-соперницу. К тому же мы отвечаем за безопасность наших агентов, и при работе с частными организациями необходимо более тщательно скрывать источник информации. Что бы ни случилось, мы нашего информатора не подставим. Поэтому обеспечиваем безопасность материала, передавая его в соответствующее ведомство, министерство тем людям, которые наделены правом эту секретную информацию получать, учитывать, а при необходимости и реализовывать.
Еще одна причина — мы стараемся оградить наших сотрудников от любых попыток подкупа. А большой бизнес, прекрасно зная о скромных зарплатах наших сотрудников, иногда старался их использовать в своих целях. Мы осведомлены о таких шагах, предпринимавшихся раньше, особенно в 1992–1995 годах. Тогда крупный бизнес не оставлял надежд проникнуть в структуры ФСБ, МВД, СВР. Теперь эти попытки бизнесмены оставили, сделать это им практически невозможно.
— Чувствуете востребованность Службы внешней разведки? Вы в середине нашего разговора упоминали об относительном непонимании между властными структурами и СВР в начале 90-х.
— Востребованность не сопоставима с прежней. Мы чувствуем свою необходимость государству, Президенту. Развединформация докладывается руководителю страны директором СВР еженедельно, а при необходимости и чаще. Сергей Николаевич Лебедев участвует в обсуждении всех государственных решений, которые принимаются в областях, где требуется участие разведки.
— Правда ли, что вы с директором СВР ни на день не оставляете свою штаб-квартиру в Ясенево? Если по своим делам уезжает он, вы всегда на месте. Отлучаетесь вы — и на дежурство заступает директор.
— Так диктуется интересами Службы. Стараемся вдвоем не отсутствовать, кто-то остается на хозяйстве. В теплое время живу здесь в поселке, как и директор. Мы эти коттеджи не разбазарили, а сохранили. Пока сотрудник работает, коттедж за ним. Ушел, уехал, перешел на новое место работы — домик освобождается.
— При такой занятости и привязанности к кабинету у вас остается время на что-либо, кроме работы?
— Мое увлечение — нумизматика. Коллекционирую монеты, связанные с историей России.
— Расскажите, пожалуйста, о вашей семье.
— Мы с женой Ларисой Васильевной учились на одном филологическом факультете. Вот уже 35 лет вместе. Сын наш совсем взрослый.
— Частенько в семьях профессионалов-разведчиков дети идут по стопам родителей.
— Но не в моей.
— У вас довольно редкая фамилия.
— Предки по линии отца — казаки из Оренбурга. Один из них командовал 6-м Оренбургским казачьим полком и во время Гражданской, чтоб не воевать и не лить кровь, увел своих казаков в Китай. А другой был заместителем командира красного Отдельного полка имени Степана Разина. Воевал у Блюхера. Человек заслуженный, до 1938-го жил в Москве. Последняя должность — директор фабрики. Входил в землячество казаков-партизан, был ложно обвинен в связях с врагами народа. Арестовали, через неделю расстреляли, потом реабилитировали. Я нашел по нему архивные материалы. Тройка, обвинения, непризнание вины. Отыскал место его захоронения, сообщил родственникам.
А относительно фамилии, так на Урале такие типичны — Бурых, Косых, Рябых… У отца фамилия была — Завершинских, с ударением на последнем слоге и не склонялась. Я долго выяснял, от чего она произошла — от «версты», «завершения» или еще от чего. А моя фамилия Завершинский появилась из-за ошибки при получении свидетельства о рождении. Я заметил это только когда менял паспорт. Отец меня утешил: «Не горюй, я — Завершинских, а твой дед был Завершинский. Так у меня эта фамилия и осталась.
Н. ДОЛГОПОЛОВ