16 марта 1943 года господин Николс, редактор «Биографической энциклопедии мира», город Нью-Йорк, США, отправил письмо в Москву Алексею Николаевичу Косыгину.
«Его Превосходительству А. Н. Косыгину.
Наркомат текстильной промышленности
Союза Советских Социалистических Республик.
Ваше Превосходительство,
Имею честь информировать Вас о том, что Ваше имя предложено включить в 3-е издание энциклопедического словаря мира, посвященного лицам каждой страны, чьи достижения в соответствующей отрасли заслуживают признания.
Пожалуйста, заполните и возвратите приложенную карточку-анкету.
Если позволит время, я буду рад послать Вам корректуру Вашей отредактированной биографии перед публикацией.
Это Вас ни в коей степени не обязывает.
Уважающий Вас
Николс, редактор.
P.S. Вы можете послать также одну из Ваших фотографий».
К письму прилагалась анкета с дюжиной вопросов:
«Имя (полностью) ____________________________________
Звание (или профессия) _______________________________
Адрес (служебный) ___________________________________
Место жительства _________________________________
Год рождения _______________________________________
Родители — отец _______________________ мать (девичья
фамилия) ________________________
Происхождение (пожалуйста, упомяните заслуживающие внимания факты о Ваших предках)
Образование ________________________________________
Семейное положение ___________________ девичья фамилия
жены _________________ дата женитьбы ________________
Дети ________________________________________________
Начало профессиональной деятельности (карьера; перечислить все занимаемые должности с указанием дат).
Судя по тому, что английский оригинал анкеты и русский перевод так и остались в делах секретариата Косыгина, ответа г-н Николс не дождался. Можно лишь представить, как улыбнулся Алексей Николаевич, когда в двенадцатом часу ночи зав. секретариатом докладывал ему, заместителю Председателя Совнаркома, почту. Улыбнулся и опять — к текущим делам: отчеты, телеграммы уполномоченных СНК о ходе отгрузки дров для Москвы; Тамбовский обком партии просит для детдомов 1300 пар кожаных ботинок, 1000 пар валенок, материала для простыней 3600 метров; остановился Барнаульский меланжевый комбинат — нет электроэнергии — «Выполнение планов спецзаказа под угрозой полного срыва»…
Впрочем, десяток-другой минут для того, чтобы заполнить анкету, он мог бы и найти. Но адресована она, во-первых, была наркому, а он уже три года как не нарком. Во-вторых, Алексей Николаевич за эти же три кремлевских года немножко присмотрелся к нравам здешних обитателей. И в-третьих, он не торопился на страницы «Биографической энциклопедии мира», в компанию «выдающихся мужчин и женщин каждой страны», потому что был скромным человеком не для виду, а по своей натуре. «Гроша не стоит, а глядит рублем», — говаривал отец о спесивых.
«Фотограф печатает снимки» — так называется одно из стихотворений почти забытого сейчас советского поэта Владимира Луговского, автора знаменитой «Курсантской венгерки», «Синей весны», «Костров» и многих-многих других славных стихов. Они, уверен, еще вернутся к нам, как и эти бесхитростные строки о фотографе, который в ночной редакции печатает снимки.
Владельцам цифровых камер этот увлекательный процесс совершенно незнаком. А я до сих пор помню, как, получив в подарок свой первый фотоаппарат, популярный в то время «ФЭД» (их выпускал завод имени Феликса Эдмундовича Дзержинского), обзавелся бачком для проявления пленок, реактивами, фотоувеличителем и устроился в крохотной ванной печатать снимки. Перекладываешь в ванночку с проявителем листок белой бумаги, на котором поначалу ничего не видно, и вдруг, как бы ниоткуда, в багровом свете начинают проступать лица людей.
Сейчас я сам себе напоминаю того фотографа. Только вместо фотопленок на моем рабочем столе блокноты Косыгина, письма, тома мемуаров, старые газеты и журналы, кассеты, на которых записаны десятки встреч с людьми, теми, кто знал Алексея Николаевича, работал вместе с ним. И мне предстоит теперь «проявить» все это, выбрать главное, чтобы рассказать о человеке, действительно достойном «Биографической энциклопедии мира». Один из моих собеседников, в прошлом министр черной металлургии Советского Союза Иван Павлович Казанец, как-то обронил: «Я знал двух Косыгиных. Один — внешне всегда суровый, даже угрюмый государственный деятель. И второй — очень мягкий, казалось, ничем не защищенный человек — муж, отец, дед».
Это не тот случай, когда одно лицо, словно маска, прикрывает другое. Косыгин был естественен всегда. Но одни его знали только как мастера, директора, наркома или министра, зампреда Совнаркома, Председателя Совета Министров СССР, а для других, очень немногих, он был просто Лешей, как называла его жена, как подписывал он письма отцу, брату, сестре…
«За много лет ни я, ни другие его заместители, которые жили в одном доме по Воробьевскому шоссе (ныне улица Косыгина. — В. А.), ни разу не бывали в его квартире, — признался Николай Константинович Байбаков, председатель Госплана СССР. — И только дважды, в его два последних юбилея, я побывал у него на даче. За праздничным столом, после одной-двух рюмочек коньяка он несколько «раскрывался». От внешней суровости не оставалось и следа, он искренне улыбался, лицо светлело от душевной теплоты, и он становился в чем-то похожим на человека, пришедшего с приятного свидания».
Может показаться, что дом Косыгиных был закрыт для всех. Но это совсем не так. Просто Алексей Николаевич почти никогда не приглашал к себе людей, с которыми работал. «Он, видимо, считал, что эта близость домами будет связывать его в работе, — замечала его дочь Людмила Алексеевна Гвишиани-Косыгина, — а этого он никак не мог себе позволить». Дом Косыгиных был открыт для друзей — сибирских, питерских, московских… Алексей Николаевич и Клавдия Андреевна любили принимать гостей и принимали их по-русски хлебосольно. А когда гости расходились-разъезжались, он еще на час-другой садился за бумаги.
Всю жизнь для Косыгина главным было Дело: кооперация, текстильная и другие отрасли, которые непонятно почему обозвали легкой промышленностью, наконец, все народное хозяйство страны, в котором он по праву был главным инженером. Даже в свои последние дни он говорил с родными и редкими гостями о новой пятилетке: какой она будет?
Свой первый жизненный выбор Алексей Косыгин сделал в пятнадцать лет: как и его одногодок Аркадий Гайдар, как тысячи и тысячи безвестных ребят из рабочих семей, записался в Красную Армию, защищал Петроград, Октябрьскую революцию. А когда догорела Гражданская война, снова пришло время выбирать. Надо учиться, но чему? Военному делу? Но армия с ним рассталась. «В 1921 году был демобилизован из 61 военно-полевого строительства из г. Мурманска, как не достигший призывного возраста», — писал Алексей Косыгин в автобиографии в пору своей недолгой партийной работы в 1938 году. Учиться рабочей профессии? Или кооперации? Это, говорит Владимир Ильич Ленин, путь к социализму. В двадцать первом Косыгин поступил в кооперативный техникум. А до этого, вспоминал Председатель Совета Министров СССР, «торговля, потребительская кооперация были мне совершенно чужды». С дипломом техникума Косыгин уезжает в Сибирь: Новосибирск, Киренск — старинный русский город на реке Лене, — снова Новосибирск. В Сибири он встречает свою судьбу — Клавочку, Клавдию Андреевну. 4 ноября 1928 года у них родилась дочь Людмила. В тридцатом Косыгину пришлось, как он сам однажды заметил, «покинуть ряды кооператоров», и втроем они вернулись в Ленинград. «Советской стране нужны свои инженеры», — писали тогда газеты. Алексей поступает в Ленинградский текстильный институт. Никакая цыганка не смогла бы ему нагадать то, что случилось к концу этого десятилетия…
1931-й Косыгин встречает студентом, правда, за его спиной — в отличие от многих сокурсников — армия, техникум и шесть лет самостоятельной работы; в 1939-м он уже нарком Союза.
Косыгину, наверное, повезло в 30-е годы и после Великой Отечественной войны, когда его миновало страшное «Ленинградское дело». Алексей Николаевич был готов ко всему, и могло случиться так, что он разделил бы судьбу Кузнецова, Вознесенского и других близких товарищей, казненных по этому неправому делу. К счастью, судьба отвела черную метку.
Переберите, сколько известных вам очень больших начальников работали со Сталиным, Хрущевым, Брежневым. О многих ли сохранилась в народе добрая память? О Косыгине, Завенягине, Засядько, Малышеве, Рыжкове, да и многих, многих других сохранилась. Не соглашусь с Серго Берией, который в мемуарах о своем отце написал так: «…находясь в числе руководителей СССР, невозможно было не испачкать себе рук».
На долю Косыгина выпали, как сказали бы раньше, три царствования: Сталин — Хрущев — Брежнев.
Сталин мог не знать о назначении нового заведующего промышленно-транспортным отделом Ленинградского обкома ВКП(б) — не его уровень, да и в те годы, 37—38-й, пачками менялись не только завы, но и секретари, наркомы, вчерашние герои в одночасье становились «врагами народа». Однако о кандидатуре председателя Ленинградского горисполкома, второго города страны, конечно, знал — со слов Микояна. Как и обо всех последующих перемещениях Косыгина. Точнее, не просто знал, теперь он вел его: нарком текстильной промышленности, член ЦК партии (избран на XVIII съезде ВКП(б) в марте 1939 г.), заместитель председателя Совнаркома СССР (И. В. Сталина), председатель Совета по товарам широкого потребления при СНК СССР (апрель 1940 г.)… После Великой Отечественной войны кандидат в члены Политбюро (март 1946 г.), заместитель Председателя Совета Министров СССР (председатель по-прежнему Сталин), член Политбюро (февраль 1948 г.)… На последнем при жизни Сталина пленуме ЦК КПСС избран кандидатом в члены Президиума ЦК.
В марте 1953-го, после смерти Сталина, Косыгин «всего лишь» — министр легкой и пищевой промышленности СССР. «А я-то помню, как Сталин говорил о вас: вот наш будущий премьер», — бросил ему однажды с неприкрытой ехидцей Хрущев. Но и он вскоре оценил опыт и знания Алексея Николаевича. К концу того же года — вновь заместитель Председателя Совета Министров СССР (Н. С. Хрущева), с мая 1960-го — первый зам. председателя Совмина, член Президиума ЦК. Он «никогда ни к кому не приспосабливался, — замечал Джермен Гвишиани, человек, который знал Косыгина три десятка лет. — Он оставался прежде всего честным и добросовестным специалистом, ответственным за порученное дело».
Очень точно это слово — честность — в характеристике Косыгина. Она не декларировалась, не выставлялась напоказ, а была сутью этого человека во все годы его жизни. Вслед за Тургеневым (из переписки с Герценом) он мог бы повторить: «…без честности нельзя, как без хлеба». Бесспорно, Алексей Николаевич разделял такое отношение к жизни.
Октябрь 1964-го… Косыгин — Председатель Совета Министров, член Политбюро… В эти годы всходили и закатывались звезды Козлова (кто помнит сегодня некогда всесильного Фрола Романовича?), Семичастного и Шелепина (комсомольские лидеры, потом шефы КГБ)… Ушел на пенсию Микоян, ушли Подгорного, Председателя Президиума Верховного Совета Союза… Все так же шаркал от Александровского сада до Старой площади в своем длинном пальто серый кардинал Суслов…
А Косыгину предстояло вести экономику, защищая хозяйство страны от дилетантов. И делал он это мудро и мужественно, не теряя достоинства. Конечно, эпоха оставила на его характере свой след. «Алексей Николаевич был невероятно осторожен, никогда не допускал каких-то двусмысленных выражений, говорил сугубо о деле. Эта осторожность, как мы считали, дала ему возможность сохранить равновесие в разные эпохи», — так считает Юрий Петрович Баталин, в косыгинское время первый заместитель министра строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности Союза, затем — председатель Госстроя, зам. председателя Совмина СССР.
Так думают и многие другие мои собеседники, те, кто знал Косыгина в основном по службе. Он и в домашнем кругу никогда не перебирал косточки «олимпийцам» — и не потому, что боялся, знал о «прослушках», нет. Это было чуждо его натуре.
Председателю правительства по должности положено быть дипломатом. Но много ли мы видели в нашей давней и недавней истории лиц, которым по плечу оказалась эта ноша — представлять Россию?! По пальцам одной руки пересчитаешь. Косыгин-дипломат среди них. И об этом тоже надо рассказать, и о том, как партвожди мешали ему, а в конце концов — всей стране.
Алеша Косыгин родился 21 февраля тысяча девятьсот четвертого года. Был третьим ребенком в рабочей семье Николая Косыгина, выходца из крестьян Московской губернии. О своих предках господину Николсу он мог бы рассказать немного: пахали чужую землю, работали на чужих заводах.
Сколько было, интересно, у него ровесников? Поискал ответ в справочниках: оказалось два миллиона. Среди них, например, Татьяна Пельтцер, знаменитая актриса, Николай Островский и Аркадий Гайдар, поэты Микола Бажан и Александр Жаров, нобелевский лауреат, физик Павел Черенков, наркомы и министры Союза Петр Ломако, Ефим Смирнов, Михаил Первухин, маршал Пересыпкин, математик Людмила Келдыш… Конечно же, это далеко не полная выборка, лишь часть имен, которая бросилась в глаза, когда листал энциклопедии.
Ровесники нового века, такого непохожего, как писал Александр Блок, на лицо предыдущего века, девятнадцатого. Что ждало детей переломного времени? Их отцы уходили на Японскую и на Первую мировую войну. Подростками эти ребята встретили Февральскую и Октябрьскую революции, успели повоевать в Гражданскую, во весь рост встретили Великую Отечественную. Через их жизнь прошли пятилетки и чистки, их выбивал большой террор и вдохновляла большая работа. Нет, не только работа. Работа и любовь, как писал Ярослав Смеляков.
Не знаю, читал ли Алексей своей Клавочке Смелякова или Пушкина, Блока или Тютчева, выдумывать не буду. Но то, что через всю свою жизнь они пронесли настоящую любовь, — это правда. Каждый день, точнее, каждый вечер, когда Алексей Николаевич возвращался с работы, она принаряжалась, чтобы встретить его, и внучке своей, Танечке, наказывала: «Выйдешь замуж, вот так мужа встречай». Этот был тот, увы, нечастый случай, когда две половинки счастливо нашли друг друга.
Алеша очень рано потерял маму. Отец, Николай Ильич, всего себя посвятил детям, но даже большое отцовское сердце не заменит материнское. Мне кажется, Клавдия Андреевна и ее мама Евдокия Прохоровна сумели вернуть Алеше, Алексею Николаевичу утраченное материнское тепло. Простые сережки Алешиной мамы долго хранились в их семье, теперь они — в доме внучки Косыгина, Татьяны Джерменовны.
Косыгин много раз, выполняя поручения Сталина, Государственного Комитета Обороны (ГКО), летал в блокадный Ленинград. Позже я расскажу об этом подробнее, а сейчас только одна деталь из январских дней 1942 года, подмеченная спутником Косыгина — Анатолием Сергеевичем Болдыревым. По стылой улице двое парнишек тянули санки, на которых лежал их братишка или сосед. Типичная для тех дней картина. Так свозили покойников по всему городу. Что-то заставило Косыгина остановиться у этой горестной процессии и спросить, кого везут хоронить. Ребята еще не успели ответить, как Алексей Николаевич заметил, что у мальчика, лежащего на санках, дрогнуло веко. Может быть, в эти последние мгновения уходящей из него жизни, сквозь забытье, он услышал голос, похожий на отцовский? Алексей Николаевич взял ребенка на руки, тот стал приходить в себя. Косыгин распорядился, чтобы мальчика отогрели, покормили, а затем эвакуировали из Ленинграда.
Есть такое классическое выражение: мертвые открывают глаза живым. Да, эта истина не раз находила свое подтверждение, но, право, дороже, когда живые открывают глаза мертвым, возвращая их к жизни, как это произошло на скованной морозом улице блокадного Ленинграда. И в других обстоятельствах, пусть не столь трагичных, Косыгин всегда приходил на помощь людям, трудовым коллективам, отраслям. Образно говоря, он старался открыть глаза и советской экономике, и делал для этого все, что мог.
…Первая книга о Косыгине, небольшой сборник воспоминаний, вышла только в 1997 году, через семнадцать лет после его смерти, когда уже не было страны, ради которой он жил. Очень добрая, цельная, емкая книга, ее задумал и составил Тимофей Иванович Фетисов, но выхода из печати не дождался… Не допишут уже свои воспоминания Людмила Алексеевна Косыгина и Джермен Михайлович Гвишиани, но спасибо им огромное и за то, что они успели написать и рассказать.
«Сухие биографические данные, которые бесспорно нужны, чтобы составить изначальное представление о человеке, все-таки не дают многого для понимания личности, — замечала Людмила Алексеевна. — Важно представить особенности того времени, в которое пришлось ему работать, воссоздать весь его облик, который складывается из многих черт — и манеры поведения, и конкретных поступков, как в период успеха, так и в экстремальных ситуациях. И приоритетов личных ценностей и целей жизни».
«Фотограф печатает снимки…». Вглядимся в лица, вернувшиеся к нам из небытия, из ушедшего навсегда времени. В этих ребятишек с Петроградской стороны, в красноармейцев и кооператоров, в студентов и инженеров… Сфокусируем объектив на одном из них — Алеше, Алексее Николаевиче Косыгине…