Я резко проснулась, хватая ртом воздух.

В этот раз было темно.

Моё сердце грохотало в груди, словно я бежала, словно я где-то неслась со всех ног, возможно, даже спасая свою жизнь… но мой разум был пустым, лишённым любых чувств.

Я не могла вызвать в памяти даже отдалённое подобие воспоминания.

Ко мне не приходило никаких образов, ни проблесков присутствия или света… и уж тем более никакой конкретной информации или деталей о том, что было до того, как я открыла глаза… или с кем я могла находиться.

В своих снах я никогда не бывала одна.

С другой стороны, я сомневалась, что я видела сны.

Я начинала сомневаться, что вообще когда-либо видела сны.

Может, всю жизнь мои сны сводились к этому.

Может, они были чёрными снами, как назвал их Блэк. Бодрствующими пустотами, куда отправлялось моё тело вместе с моим разумом, моим светом, каждой частью меня.

Блэк всё чаще говорил, что когда он обнаруживал мою пропажу, было такое ощущение, что я мертва.

Такое ощущение, будто я покинула его навсегда.

Я услышала в этом подтекст, стресс, который это вызывало в его свете, но когда он говорил об этом, его голос был бесстрастным, лишённым эмоций. Он описывал свои реакции на то, что я покинула его, возможно, покинула это измерение вообще, но он описывал это так, как объяснял бы любой Барьерный феномен, который влиял на него в хорошем или плохом смысле.

И всё же я знала, что это изматывало его.

Это изматывало его почти так же быстро, как это изматывало меня.

Я знала, что наверняка опять вернулась из очередного чёрного сна.

Один лишь факт, что я вспотела и так тяжело дышала, наводил меня на мысль, что это наверняка случилось вновь.

Затем свет включился… и я его услышала.

— Она вернулась, — прорычал он.

Он говорил не со мной, а с кем-то в комнате позади него или, может быть, в коридоре. Мой разум осознал, что в нашей квартире опять были люди, но я всё ещё пыталась успокоить бешено бьющееся сердце, которое, казалось, готово было поломать мне ребра — так сильно оно билось о стенки изнутри меня.

Я постаралась успокоить разум, замедлить дыхание.

«Дыши… — услышала я в своей голове бормотание голоса. — Медленно, Мириам. Почувствуй, как воздух заходит в тебя и расходится вниз до самой глубинной части тебя…»

Этот голос я слышала не своими ушами и даже не сознанием.

Это воспоминание.

У меня имелось воспоминание об этом голосе — как кто-то пытался научить меня успокаиваться, дышать, опустошать свой разум и полностью возвращаться в своё тело. Лёжа там, я поначалу не могла различить его лицо, но чем дольше я там лежала, тем сильнее я осознавала его черты, спокойные светло-голубые глаза, мягкий терпеливый голос.

Изумлённо вспомнив, что это мой отец, что это папа научил меня этому, когда я была совсем юной, я попыталась вновь погрузиться в эти уроки, вспомнить, как я чувствовала себя, когда мой отец дышал со мной.

Теперь я осознавала, что он использовал свой свет наряду с голосом, наполняя одно другим, используя свой aleimi и дыхание, чтобы медленно погрузить меня в медитативное состояние вместе с ним.

Я закрыла глаза, замедлила дыхание, наполняя лёгкие как можно большим количеством воздуха.

Блэк уже пересёк половину комнаты, направляясь ко мне.

Я чувствовала его, хотя перед глазами ещё не до конца прояснилось, хотя я пыталась сосредоточиться на своём теле, вернуть себя в комнату. Я перестала пытаться понять, где я нахожусь, как я сюда попала, где я была до того, как открыла глаза.

Затем Блэк очутился рядом, его ладони легли на меня, словно он заверял себя, что я настоящая.

Открыв глаза, я посмотрела на него.

Сделав это, я осознала, каким утомлённым он выглядел.

Когда я смотрела на него, я заметила щетину на его лице и осознала ход времени.

Прошло почти две недели с тех пор, как я отправилась на встречу с Бриком.

Две недели моих исчезновений и возвращений почти каждую ночь.

Блэк теперь в каждой комнате квартиры установил наблюдение.

Он не оставлял меня одну. Он заставил всю команду своих разведчиков работать над моей проблемой, над проблемой Мириам, его жены — за исключением некоторых, которые искали Даледжема, нашего пропавшего видящего, и Ника, пропавшего новорождённого вампира Брика и моего бывшего лучшего друга.

Блэк поручил каждому из своих видящих с высоким рангом — даже тех, которые не были разведчиками, походили на монахов и жили среди гражданского населения — найти способ удержать меня здесь. Или ещё лучше, научить меня или даже самого Блэка контролировать то, что со мной происходит.

Пока что они ничего не добились.

Сам Блэк почти не спал.

Я слышала, как он спорит с другими видящими.

Я слышала, как он орёт на них, угрожает, требует решений, идей, как можно начать тренировать меня, приказывает им выделить причастные структуры в моём свете, чтобы мы всей командой начали их изолировать, а также попытались влить больше моего бодрствующего сознания в эти части моего aleimi.

Я слышала, как он по телефону орёт на Брика.

Я слышала, как он рявкает на короля вампиров.

— Нет, она не может поговорить со своей бл*дской сестрой. Мири нездоровится. Меньше всего ей нужно, чтобы перед ней маячило ещё больше вампиров. Да плевать мне, даже если они до обращения были Далай Ламой…

Блэк шагал к двери, слушая, что вампир говорит в ответ, а затем его голос раздался ещё более суровым рычанием.

— Ну какая ж бл*дь жалость, — перебил он, не давая вампиру договорить. — Эта сучка ждала десять лет, чтобы объявиться и наградить мою жену gaos d’ jurekil’a сердечным приступом. Как по мне, она может всю свою оставшуюся кровососущую жизнь ждать, пока моя жена поправится и будет готова с ней увидеться. Если ты думаешь, что я стану давить на неё сейчас, после того, как ты обратил её лучшего друга в вампира, и он едва не убил её, то ты безумен…

Его тон сделался ещё резче.

— …ещё безумнее. В смысле, ещё безумнее обычного. Ты выжил из своего di'lanlente a' guete ума, Брик, и поверь мне… в данный момент меня это не удивляет. В любом случае, она даже не спрашивала меня о своей сестре. Почему ты решил, что она вообще хочет с ней поговорить?

Он совсем вышел из комнаты прежде, чем я успела подслушать больше.

Я гадала, осознавал ли он вообще, что материл вампира на прекси, языке видящих.

Учитывая, как мало он спал за последнюю неделю, я в этом сомневалась.

В любом случае, он закрыл за собой дверь и закрыл свой свет, так что я понятия не имела, что он сказал Брику после этого, и объяснил ли он моё исчезновение той ночью в Оранжерее Цветов.

Я полагала, что он ничего не сказал вампиру — или сказал ровно столько, сколько мог, чтобы не разжечь интерес вампира ещё сильнее, или хуже того, не заставить его искать ответов у Чарльза.

Теперь Блэк всматривался в мои глаза с суровым выражением лица. Его лицо выглядело худее обычного. Он ощупал мои руки, прикоснулся к моему лицу с такой лёгкостью, от которой мне захотелось вцепиться в него хотя бы для того, чтобы заверить его — его руки не причинят мне боли, со мной всё хорошо.

Затем я услышала, как он резко втягивает воздух, и проследила за его взглядом до моей ноги.

На ней красовался какой-то ожог.

А ещё я осознала, что от меня пахло так, будто я свалилась в канализацию.

Я сморщила нос.

— Мне нужно в душ, — сказала я, поморщившись.

Его взгляд метнулся ко мне. Я увидела там ту беспомощность, проблеск паники и раздражения, а затем его лицо вновь скрылось за этой маской, за стоицизмом разведчика, который я потихоньку начинала узнавать.

Он ничего не сказал про ожог.

После того, как я приняла душ и закуталась в халат, в гостиную вошли медики. Это уже стало почти ритуалом.

Я больше не ходила к ним. Они приходили ко мне… если только им не нужно было запихать меня в машину, которую они не могли по приказу Блэка просто притащить в нашу квартиру.

Я смотрела, как они перевязывают след от укуса на моей руке и порез на ноге, которые зажили лишь наполовину. Исчезнув, я потеряла обе повязки, как и ту, что на плече, где у меня появилось какое-то проникающее ранение от другого исчезновения — второго или третьего после того раза, когда меня покусали.

Медики работали молча. Лурик, видящий с индийской внешностью и поразительными пурпурными глазами, действовал как их руководитель.

Они уже не задавали мне раз за разом те же вопросы.

Они несколько раз прочли мой свет, перевязали раны, и Лурик сказал мне зайти завтра на компьютерную томографию.

Он лишь один раз слегка улыбнулся, когда поздравлял меня с возвращением без опасных травм головы в этот раз… по крайней мере, без непосредственных признаков такой травмы.

После их ухода я смотрела, как мой муж пытается вести себя спокойно, а не так, как ощущал себя его свет, пребывающий в состоянии неугомонной тревоги, которую я невольно ощущала.

Он предложил принести нам завтрак, хотя на улице всё ещё было темно.

В итоге мы вышли на террасу, где строился новый ресторан, поскольку предыдущие арендаторы освободили этаж полностью — ну, точнее, Блэк и его адвокаты выгнали предыдущих арендаторов, чтобы он сумел переработать эти помещения так, как ему хотелось.

Его люди принесли нам вафли, апельсиновый сок и кофе, и мы с Блэком сидели там, вместе глядя на рассвет.

Я не засыпала.

***

— Ты же слышал Лурика, — сказала я, странно забавляясь при виде Блэка, который прикреплял к нашей кровати фиксирующие ремни. — Это не сработает, Блэк. Они просто свалятся с меня в ту же секунду, когда я исчезну.

— Смысл не в ремнях, — ворчливо отозвался Блэк.

Услышав в его голосе беспокойство и упрямый отказ слышать мой скептицизм, я всмотрелась в его золотые глаза, изучая его лицо с немалой долей тревоги.

— Эй, — мягче позвала я. — Блэк. Всё будет хорошо.

Он ответил невесёлой улыбкой и щёлкнул языком.

Однако его лицо оставалось ожесточённым, не просто невесёлым, но даже почти воинственным. Я чувствовала, как какая-то часть его света переключилась из режима «встревоженный муж» в режим «я с этим разберусь или умру в попытках». Я любила его за это, но чем дольше я на него смотрела, тем больше беспокоилась, что его может хватить удар, если мы оба не найдём способ как-то справиться со стрессом моего нового «состояния».

— Давай попробуем, — настаивал он. — Одну ночь. Может, две.

Посмотрев на ремни, я вздохнула.

Подавляя усиливающийся скептический настрой, я лишь сказала:

— Если смысл не в ремнях, тогда в чём смысл, Блэк?

— Во мне, — сказал он, и его тон вновь сделался грубоватым, воинственным. — Смысл во мне, док. Я хочу, чтобы тебя обхватывал я, Мири. Ремни здесь лишь для того, чтобы удержать меня возле тебя всю ночь… чтобы один из нас не откатился во сне на противоположную сторону кровати. Чтобы наши тела не разъединились, пока мы оба в отключке.

Задумчиво посмотрев на него, я кивнула.

Он прав. Попробовать стоило.

— В любом случае, мы исключим ещё один вариант, верно? — сказал он.

Я опять кивнула и подвинулась на кровати, чтобы освободить для него место.

Блэк растянулся рядом со мной, и я невольно окинула его взглядом. Конечно, я недавно видела его голым. Он не оставлял меня одну дольше, чем на несколько минут, так что я много раз видела его голым, в том числе и в душе.

И всё же такое чувство, будто я не очень много видела его голым.

Такое чувство, будто я вообще не проводила времени с ним, обнажённым.

— Поверь мне, ilya, я знаю, — пробормотал он, наклоняясь и целуя меня в щеку.

Я чувствовала, как он колеблется, глядя на меня, ощущая боль разделения в моём свете, и я ощущала, что эта боль в нём тоже усиливается. Эта чёртова боль разделения, которую мы испытывали, будучи видящими, действительно усложняла воздержание от секса. Даже в ситуации, когда человек в последнюю очередь стал бы думать о сексе, видящие ловили себя на том, что постоянно о нём думают.

Похоже, почувствовав, куда забрели мои мысли, Блэк посмотрел мне в глаза и открыл свой свет, словно внезапно усомнившись в том, что он собирался сделать.

Но я чувствовала, как он устал.

Я чувствовала, что утомление давит на него тяжёлым бременем, и я скользнула к нему поближе, погладив ладонью его голую грудь.

Он ощущался и выглядел так, будто потерял в весе.

Я пообещала себе, что если это сработает, что если он сумеет удержать меня в постели ремнями и силой воли, тогда завтра утром я пойду с ним в спортзал и прослежу, чтобы он съел огромную порцию завтрака.

Блэк слегка улыбнулся.

В этот раз улыбка даже почти отразилась в его глазах.

— Что там происходит? — спросила я у него тихо. — С Чарльзом. С бунтами и…

Но Блэк уже качал головой.

— Мы не станем это обсуждать, ilya, — прорычал он. — И если сегодня мы поспим, и ты никуда не денешься, то я могу придумать куда более интересные способы физической нагрузки поутру, чем спортзал, — усмехнувшись в ответ на моё фырканье, он легонько пихнул меня рукой. — Но ты всё равно можешь накормить меня убийственным завтраком. Желательно оставаясь при этом голой. Желательно, чтобы мой член при этом находился в какой-то части твоего тела.

Но от этого боль лишь усилилась, и я стиснула его руку, прикрыв глаза.

— Но пока что, — мягко добавил Блэк, наклоняясь, чтобы снова меня поцеловать. — Мы будем спать. Оба. И будем надеяться, что моё назойливое и беспардонное присутствие удержит тебя со мной.

Улыбнувшись, я лишь кивнула.

Я просто лежала, пока он прикреплял ремни к нам обоим, перевязывая наши запястья и даже лодыжки, крепко затягивая их таким образом, что мы могли лежать только друг на друге.

К концу этой процедуры я лишь сильнее возбудилась, но в то же время чувствовала себя приободрившейся.

Положив голову ему на грудь, я обхватила рукой верх его торса, потому что он пристегнул мои запястья друг к другу так, чтобы я обнимала его. Я немного беспокоилась, что моя рука может онеметь, но Блэк привязал меня так, чтобы моя правая рука шла вокруг его шеи, а не спины, а ремень тянулся поверх его плеча, так что он не будет лежать на моей руке всем весом.

Я ощущала в нем боль от близости и контакта кожи с кожей.

Посмотрев вниз, я осознала, что он уже твёрд.

Я слегка хихикнула, осознав, что даже если он захотел бы, чтобы я сделала ему минет, то сомневаюсь, что я смогла бы сделать это в нашем причудливом состоянии, где мы оба напоминали крендельки. Возможно, я сумела бы удовлетворить его рукой, но и это было бы странным, потому что мои руки связаны вместе и обхватывали его тело.

Услышав мои мысли, Блэк фыркнул.

— Извращенка, — буркнул он.

— Что? — переспросила я. — Ты скажешь, что это не возбуждает в какой-то странной манере?

Щёлкнув языком, Блэк покачал головой, затем обхватил меня своими связанными запястьями, руками и ладонями, крепче прижав к груди.

— Я до смерти боюсь за свою жену, а она отпускает шуточки про бондаж… пока я твёрд как камень и не спал четыре дня.

Он произнёс это дразнящим тоном, но его слова протрезвили меня.

Прильнув щекой к его груди, я окутала его теплом через свой свет.

— Засыпай, Блэк, — мягко сказала я ему.

Я почувствовала, что он на мгновение пожалел о своих словах.

Затем я ощутила, как он нарочито выбрасывает это из головы, и закрыла глаза.