Наоко был голоден.

Не просто голоден… он умирал от голода.

Он, бл*дь, умирал от голода.

Его рот опустился к обнажённой шее под ним, но он не успел даже поцеловать её поверхностью своих губ…

Вампир стиснул его плечо, сдерживая его.

Пальцы другой руки зарылись в волосы Наоко, отстраняя его ещё сильнее, не давая ещё раз укусить лежавшую под ним женщину. Уставившись на эту пульсирующую, выступающую вену, прямо на самую толстую её часть, чуть выше следов укусов, которые он оставил на ней ранее, Наоко издал низкий стон, зародившийся в груди раздражённым и наполовину умоляющим молчанием.

Дориан оставался непоколебим.

— Ты получишь больше через минуту, Наоко. Успокойся.

Наоко издал очередной невольный рык.

Это не был полноценный протест, но очень близко к нему.

Как минимум, это была мягко озвученная жалоба.

Отвлекая свой разум от крови, от кричащей нужды, исходившей из его горла и клыков, он вместо этого двинул нижней частью туловища, вгоняя свой член в женщину. Она ахнула, когда он грубо вошёл глубже, приподняла бедра, чтобы встретить его, сжала руками его талию. Её ноги обхватили его туловище, обвили его ноги, затем стиснули ещё крепче, когда он вновь вдолбился в неё.

Она издала тихий стон, побуждая его войти ещё глубже на французском.

Её светлые глаза смотрели на него, умоляя.

Выражение, которое он видел там, усиливало голод в его груди и горле.

— Ты ей нравишься, Наоко, — пробормотал вампир, массируя его плечо. — Ты ей очень нравишься, юный брат.

Наоко задрожал, когда вампир стал целовать его спину и позвоночник, используя язык, покусывая его зубами, пока Наоко продолжал трахать женщину. Сочетание этих ощущение сделало его член твёрже, его тело с большей силой вминалось в неё.

И это также усиливало голод.

Он уставился на веер её волос, высокие скулы, полные губы. Теперь он ощущал запах её крови всюду вокруг себя, не только из укуса на её шее.

Его клыки удлинились, и он снова зарычал, в этот раз ещё громче.

— Не кончай, — предостерёг его Дориан.

Наоко издал очередной протестующий рык, полный протеста.

— Я хочу, чтобы ты подождал меня, — сказал Дориан, стискивая его волосы и бормоча ему на ухо. — Теперь я трахну тебя, Наоко. Если только ты не возражаешь?

Наоко застыл на середине толчка.

Он нависал над женщиной, слушая её дыхание, слушая её сердце, колотившееся в груди и горле, её жалобное хныканье из-за того, что он остановился. Она впилась ногтями в его спину, призывая его продолжать.

Её желание ненадолго отвлекло его.

Однако не очень надолго.

Руки вампира не отрывались от его тела, массировали мышцы спины, массировали плечи, руки. Длинные пальцы помедлили, чтобы сжать его волосы и вновь запрокинуть голову.

Наоко осознал, как он, должно быть, выглядит, с точки зрения вампира.

Он был покрыт кровью и каким-то маслом.

Когда вампир полил этим маслом его и женщину, он знал, для какой цели это, наверное, делается. Его охватило смятение, когда он понял, что знал и отбросил это в сторону — возможно, желая посмотреть, что на самом деле сделает вампир.

Подумав об этом сейчас, он толкнулся в женщину — в этот раз невольно.

Он продолжал игнорировать этот факт, пока раздевал её, а затем и вовсе забыл обо всём, как только он избавил её от всей одежды, и Дориан впервые позволил покормиться от неё. Наоко вновь позволил этому вылететь из головы, как только вставил в неё свой член.

Он сказал себе, что вампир просто хочет посмотреть.

Он сказал себе, что вампир получал кайф, наблюдая, как он кормится и трахается.

Где-то в закоулке своего сознания он знал, что вампир захочет не только наблюдать за этими двумя вещами. Он чувствовал, что какая-то его часть знала всё это время, и что он в некотором роде подыгрывал. Не совсем красуясь перед другим мужчиной, но осознавая, что это делает с ним. Он осознал, что уделяет внимание, что из его действий нравится Дориану больше или меньше.

Может, он испытывал его, пытался определить, что означало то первоначальное предложение.

Может, он даже играл с ним в какой-то осторожной, пробующей манере.

Не только любопытство заставляло его дёрнуть за эту ниточку и посмотреть, что произойдёт. Его это возбуждало. Он получал удовольствие от знания, что вампир наблюдает.

Не просто наблюдает — Дориан в той или иной мере режиссировал происходящее.

— Наоко?

Теперь вампир массировал основание его позвоночника, буквально заставляя Наоко расслабиться. В процессе он также вгонял его глубже в девушку.

— Будет больно? — невольно выпалил он.

Дориан улыбнулся.

Наоко этого не видел. Он смотрел на женщину, невидящим взглядом сосредоточившись на её лице. Но он слышал улыбку. Он буквально ощутил её.

— Прямо сейчас? — размышлял Дориан. — Очень сильно сомневаюсь, — выразительно помедлив, Дориан ласково потянул Наоко за волосы, крепче стиснув их рукой. — Я не собирался спрашивать, Наоко. Хочешь ли ты этого. Но я практически уверен, что ты хочешь. Я ошибаюсь?

Наоко уставился на девушку.

Он сглотнул.

Глядя в эти тёмно-карие глаза, совершенно лишённые страха и понимания происходящего, он осознал, что какой-то его части недостаточно этого. Трахать людей недостаточно. Он знал это даже тогда, когда ходил охотиться с Люсией.

Он также осознал, что играл с приоткрытой дверью, которая внезапно раскрылась очень, очень широко, как от пинка.

Теперь он не был уверен, что хотел входить в эту дверь.

— Что насчёт Люсии? — его голос прозвучал грубо. — Если ты хочешь, чтобы я трахнул вампира, хотя бы с ней…

— Люсия вгоняет тебя в скуку, — просто ответил Дориан.

Наоко нахмурился.

Обдумывая слова вампира, он покачал головой, но не совсем в знак отрицания — скорее, он хотел ответить нет. Он чувствовал правду в словах вампира. Закрыв глаза, он попытался отрицать эту правду перед самим собой, но поморщился, ощутив это ещё сильнее и вспоминая свои последние несколько ночей с вампиршей.

Откуда Дориан это знает?

Откуда он вообще может такое знать?

Он даже тогда следил за ними двоими?

Или это просто следствие его возраста, и поэтому он знает Наоко лучше, чем сам Наоко?

Очевидно, Дориан тоже не посчитал его протесты слишком убедительными.

В любом случае, он не потрудился на них ответить.

— Я вгоняю тебя в скуку, Наоко?

Наоко умолк. Его грудь тяжело вздымалась, как при воспоминании о Джеме в тех пещерах. Опять-таки, ему не нужно было дышать, но его грудь всё равно вздымалась от страха, подчиняясь мышечной памяти с былых времён. А может, просто психологический тик, который он ещё не поборол.

— Нет, — ответил он наконец.

— Это значит «да»? Сексу? — уточнил Дориан.

Наоко нахмурился, посмотрев на женщину.

Теперь она ласкала его грудь, слегка надув полные губы и чуть царапая ногтями его кожу, прослеживая ребра и мышцы. Его член пульсировал в ней, будучи как никогда твёрдым. Он знал, что это не только из-за женщины.

Он знал это с тех самых пор, как они начали.

— Наоко? Это «да»?

— Это не «нет», — прорычал он.

Дориан усмехнулся.

Наоко услышал, что вампир позади него переместился.

Он ощутил смещение воздуха.

Он не поворачивал голову, но вместо этого закрыл глаза, прислушиваясь, как Дориан стягивает рубашку через голову. Он слышал, как тот расстёгивает штаны, видел мысленным взглядом, как тот ненадолго встаёт, быстро избавляясь от остатков одежды, как только застёжки оказались расстёгнуты, и легко переступает через груду одежды.

Наоко слышал, как он кидает свою одежду на кровать выше места, где лежали они с женщиной.

Тревога переполнила его грудь, когда он почувствовал приближение вампира.

В этот раз он не сумел ничего с собой поделать и повернул голову.

Когда он поднял взгляд на вампира, Дориан улыбнулся ему.

Он не замедлил своих шагов, продолжая улыбаться и идти к нему так быстро и грациозно, что всё тело Наоко замерло совершенно неподвижно, как пойманный в ловушку зверь.

Ему едва представилось время, чтобы принять настоящее решение.

Вампир наклонил к нему голову и губы, и вот они уже целовались. Язык и губы Ника покусывали клыки, ласкал проворный пробующий язык, и он издал надрывный звук, сам не осознавая, чего хотел добиться.

Он не знал, как долго это продолжалось до тех пор, как он начал расслабляться.

Руки вампира вновь опустились на его спину и позвоночник, что тоже помогло.

Его член затвердел до той болезненной пульсации, а вампир продолжал мять его мышцы, кожу и кости. Наоко застыл, нависая и не двигаясь в киске женщины, пока Дориан целовал его, углубляя поцелуй, целуя его всё крепче. Наоко чувствовал, что расслабляется ещё сильнее.

Спустя ещё несколько минут этих болезненных, сводящих с ума, бл*дь, просто невероятных поцелуев, он издал очередной невольный звук и толкнулся в женщину под ним — в этот раз жёстко, стиснув её бедро пальцами.

Теперь это была не капитуляция, а нечто более близкое к требованию.

— Да, — пробормотал он, когда вампир отстранился.

Он почувствовал, как его грудь и горло сдавило. Он не смотрел прямо Дориану в глаза, но стиснул челюсти и снова кивнул. Его язык разбух ещё сильнее.

— Да, — повторил он.

И вновь он услышал улыбку Дориана.

Затем вампир устроился над ним и над девушкой.

Наоко не знал, чего ожидать, как подготовиться, как…

— Толкнись навстречу, — приказал ему Дориан. — Когда почувствуешь меня, толкнись навстречу, словно пытаешься вытолкнуть его. Так будет проще.

Наоко постарался не напрягаться, возбуждение в его груди боролось с лёгкой паникой. Он не пытался отвечать другому вампиру, даже не кивнул.

Он спрашивал себя, какого черта он творит…

… когда вампир вошёл в него.

Всё тело Наоко напряглось. Затем через считанные секунды он подумал, что вот-вот потеряет сознание.

Вампир ошибался. Было больно.

Чего он не ожидал, так это того, что эта боль будет ощущаться так чертовски приятно.

Его руки стиснули пол, и он в шоке уставился вниз перед собой. Он удерживал себя над женщиной, его член оставался в ней. Член Дориана находился в нём, и он мог лишь стонать — наполовину от неверия, наполовину от того, что это ощущалось так охерительно божественно, что он действительно боялся потерять сознание. Его грудь вновь заработала, втягивая воображаемые вдохи. Женщина жалобно вскрикнула, когда Дориан вогнал Наоко глубже в неё.

— Не кончай, — скомандовал Дориан.

Наоко издал полный неверия звук, но заставил себя кивнуть.

Затем дыхание Дориана оказалось возле его уха.

— Тебе это нравится. Ты хотел, чтобы я сделал это, с тех самых пор, как я выпустил тебя из клетки.

Наоко мог лишь кивнуть, закрыв глаза.

Он чувствовал, что вампир смотрит на него, смотрит на его лицо. Затем пальцы сжали его волосы, стиснули до боли, удерживая совершенно неподвижно. Крепко сжимая его волосы в одном кулаке, вампир позади него издал низкое рычание.

Наоко услышал в этом звуке потерю контроля и едва не кончил вопреки тому, что только что сказал вампир. Он всё ещё старался контролировать себя, часто втягивал эти фантомные вдохи, когда вампир укусил его, впившись клыками в то место, где плечо встречалось с шеей. Наоко вскрикнул, подаваясь назад к нему, затем в женщину, и вампир принялся сосать сильнее, вытягивая из него кровь, вызывая у него головокружение.

На протяжении одного долгого момента Наоко не видел ничего вокруг себя.

Исчезла женщина, ковёр, на котором они лежали, корпус кровати, деревянный пол.

Вместо этого его сознание заполонил Дориан.

Он видел мелькающие образы из прошлого вампира, улавливал проблески его в разных странах, разных одеждах. Волна его присутствия на мгновение ошеломила его, поразила нюансами, которые он ощущал, интенсивностью эмоций вопреки обычно стоическому, внешне молчаливому облику вампира.

Наоко постарался увидеть больше, пойти глубже, и образы изменились, исказились вперёд, пока он не увидел старшего вампира после того, как тот впервые затащил Наоко в эту комнату, после того, как он впервые сломал ему шею, чтобы не дать дальше кормиться в том клубе. Он видел, как Дориан некоторое время наблюдал, как он спит на полу клетки до того, как прийти в себя. Он чувствовал, как в вампире борется раздражение, злость на него, растущее восхищение… даже веселье.

Он также ощутил желание вампира привязать его, трахать и кусать до тех пор, пока Наоко не сделает так, как ему, бл*дь, сказано.

Он также ощущал проблески любопытства Дориана в его адрес.

Он видел вампира поздней ночью в той же комнате, только уже за столом. Он сидел голышом перед компьютером, читал файлы, смотрел на его фотографии, когда Наоко был человеком, когда он был молодым. Он чувствовал, как вампир становится всё более и более возбуждённым, заинтригованным, любопытствующим…

В сознании Наоко проносились такие интенсивные воспоминания, что он застонал.

Дориан притянул его, не переставая пить, плывя в его сознании. И Наоко лежал там, наполовину парализованный, пока не увидел собственную человеческую семью.

Этого не было там, но потом вдруг появилось.

Там был Ник.

Он не просто смотрел на это, он вновь находился там.

Его мама стояла на газоне, болтая с его дядей Тецуо на ломаном японском и английском о том, что делать с рождественской ёлкой, жалуясь, что гирлянда не работает как надо, и её надо починить, поскольку отец Ника поехал купить ещё алкоголя. Он видел двух своих старших сестёр, Майю и Нуми — они лежали в шортах и майках на шезлонгах, впитывали холодное декабрьское солнце Калифорнии и распивали белое вино, одновременно наблюдая, как их дети носятся по траве и радостно визжат, гоняясь за футбольным мячиком.

Затем он увидел её.

Это его шокировало.

Одна лишь физическая реальность её шокировала его сердце.

Мири запрокинула голову, рассмеявшись над чем-то, что сказал его племянник, Джейсон. Затем ужасно пнула мячик сапогом на высоком каблуке, держа в одной руке бокал мартини, потом вновь запрокинула голову и захохотала.

Он помнил тот день.

Он помнил каждую проклятую секунду того дня.

В тот день она выглядела просто невероятно великолепной.

Даже будучи такой грустной, она выглядела охерительно… он почти не мог это вынести как человек. Он чувствовал себя вуайеристом из-за того, как много смотрел на неё в тот день.

Энджел подкалывала его на этот счёт.

Его самая давняя подруга пихала его, закатывала глаза, снова и снова, одними губами произносила слово «сталкер», между делом посмеивалась над ним и советовала просто положить конец этому дерьму и поговорить с ней — но он как будто не мог перестать пялиться на неё.

Он также не мог поговорить с ней об этом по-настоящему.

Ну, пока не стало слишком поздно.

В тот день он всё ещё раздумывал, что можно сказать. Он осознавал, что недавно произошло с ней в Таиланде, как её похитил и изнасиловал тот сумасшедший видящий. Он знал, что она пребывает в смятении из-за чувств к Блэку, как бы это ни раздражало Ника в то время. Он знал, что они ссорились, и Мири злилась на своего нового босса, и это не просто ссора между сотрудником и боссом, и даже не ссора между друзьями.

Учитывая всё это, он не хотел напирать, не хотел, чтобы она ощущала на себе какое-то давление.

Он пытался быть хорошим другом.

В то же время он перестал дурачить себя, будто не хочет от неё большего. Он фантазировал о ней, фантазировал о ночи, когда она набросилась на него в своей квартире, о том, как близко они подошли к тому, чтобы заняться сексом, и какой же охерительно горячей она была той ночью. Он чертовски много фантазировал и дрочил, думая о ней.

Весь тот канун Рождества он хотел обнять её, отвести в свою старую комнату, где жил, когда был подростком, а потом немного во взрослом возрасте, когда только вернулся из Ирака. Он хотел трахать её там, пока она не забудет о Блэке, о Таиланде, обо всём плохом, что случалось с ней.

Тогда он понятия не имел, что это будет его последнее Рождество с ней перед тем, как она выйдет замуж за этого сукина сына.

Тогда он понятия не имел, что это его последний шанс с ней.

Дориан ахнул, поднимая рот от его шеи.

Он тихо зашипел, и это шипение превратилось в жёсткое рычание.

Наоко ощутил, как ревность искрит в крови вампира, услышал в его рычании почти настоящую враждебность, а затем вампир вновь укусил его, ещё сильнее.

Наоко мог лишь лежать там с запрокинутой головой, пока крупный вампир придавливал его тело. Наверное, это могло бы тревожить его, но по правде говоря, это приносило странное облегчение.

А ещё это едва не заставило его обезуметь от желания.

Воспоминания сделали только хуже.

Когда он вновь пришёл в себя, он трахал женщину под ним, двигаясь резче, быстрее, и Дориан вторил ему, объединяя их движения так, чтобы вколачиваться в неё ещё жёстче, пока она не начала кричать и цепляться за Наоко. Он сам стонал из-за того, что Дориан делал с его телом, и не только своим членом, но и зубами.

Затем он совершенно забылся.

Опустив губы к её горлу, он укусил.

Он бездумно впился клыками, чувствуя себя одурманенным, втягивая её горячую кровь в рот и горло, закатывая глаза…

Пальцы до боли сжали его волосы.

Они отодрали его от женщины.

Наоко не успел осознать, что случилось, как его грубо впечатали лицом в пол.

После этого Дориан не отпустил его. Он продолжал стискивать голову Наоко железными пальцами, прижимая щеку Наоко к ковру и по-настоящему удерживая его в ловушке.

Наоко застонал, слизывая кровь с губ и продолжая стонать, потому что вампир принялся жёстко трахать его, выходя и входя в тело Наоко с чувственностью, которая просто лишала всякого бл*дского рассудка. Он хотел кормиться от неё.

Он хотел кормиться от неё, пока Дориан трахал его…

— Проси, — голос Дориана напоминал хриплое, едва сдерживаемое рычание. — Если чего-то хочешь, проси, Наоко. Если хочешь кормиться, проси. Если хочешь кончить… проси.

Наоко застонал.

— Позволь мне. Позволь мне…

— Это не вопрос, Наоко.

— Можно мне? Проклятье, можно мне? Можно мне… пожалуйста?

— Что? Чего ты хочешь, Наоко?

Разум Наоко закружил вокруг вариантов, решая, что же ему нужно больше.

Мысль о том, чтобы сделать одно без другого, выбрать, повергла его в кратковременную панику. Что-то в необходимости просить, выбирать, заставило его член пульсировать ещё больнее, усилило голод. Он чувствовал пальцы Дориана, стискивающие его волосы, и всё его тело смягчилось. Он не успел облечь это в слова, как Дориан жёстче вошёл в него…

Наоко кончил.

Он застонал, не сумев сдержаться.

Как только это случилось, он совершенно затерялся.

Он отпустил контроль, закрыл глаза, чувствуя всё, бл*дь, совершенно всё на протяжении тех нескольких секунд или минут, что это длилось. Он смутно осознавал, что его тело впадает в то бессознательное состояние, двигаясь машинально и вколачиваясь в женщину, пока он продолжал стонать. Каждое нервное окончание, каждый дюйм его кожи как будто ощущал прикосновения и являлся частью этого чувства.

Он ощутил, как женщина сжимает его член спазмами, пока он кончал, и издал очередной сдавленный полурычащий стон.

Дориан нависал над ним, сжимая волосы Ника в железном кулаке.

Дориан наблюдал, как он кончает, и Наоко это тоже почувствовал.

Закончив, он просто лежал там, чувствуя, как бьётся сердце женщины в её груди, ощущая, как её грудная клетка поднимается и опадает под ним, незначительно приподнимая его тело. Она постанывала.

Затем он вздрогнул, ощутив на себе взгляд вампира.

Он ждал наказания, которое обязательно последует.

Он хотел, чтобы его забросили в железную клетку, сказали, что он не будет есть ещё несколько дней и останется один.

Хватка Дориана на его волосах ослабла.

Он принялся массировать шею Наоко сзади.

Долгое время он ничего не говорил.

Когда же всё-таки сказал, его голос прозвучал тихо, почти мурлыканьем.

— Нам придётся поработать над этим, — мягко сказал он. — Над твоим контролем.

Наоко посмотрел на него.

Его голова всё ещё прижималась к полу, где вампир силой удерживал его ещё несколько секунд назад, хотя теперь отпустил.

Он смотрел на мужчину-вампира, наблюдал, как Дориан смотрит на него.

Вопреки мягким словам он ожидал увидеть упрёк.

Он ожидал увидеть неодобрение… как минимум разочарование.

Однако он ничего этого не увидел.

Всё, что он видел в глазах вампира — это жар. Дориан пристально смотрел на него кроваво-красными глазами, обнажив самые кончики клыков.

Это заставило голод Наоко вернуться густой волной.

Должно быть, Дориан тоже это увидел.

Его губы приподнялись в лёгкой улыбке.

— Тебе лучше поесть, Наоко, — произнёс он смертельно серьёзным тоном. — Я намереваюсь кормиться от тебя… много. Так что тебе лучше съесть эту. Как только ты это сделаешь, я принесу следующую. Как только ты и с ней покончишь, я принесу следующую. Если придётся, я ещё раз отправлюсь на охоту.

Чем дольше говорил вампир, тем твёрже становился член Наоко.

Однако он не стал ждать.

Он не ждал, когда вампир передумает.

Он не ждал, когда он попросит ещё раз.

Повернув голову, он приподнялся и посмотрел на женщину под ним. Её глаза остекленели от секса. Она улыбнулась ему.

Он улыбнулся в ответ.

Затем он опустил рот и впился клыками в её шею.

В этот раз он укусил крепко и глубоко, выпивая её прямо из вены и постанывая, пока пил. Наверное, он выпил больше половины, когда Дориан вновь начал двигаться над ним. Наоко двигался вместе с ним, закрыв глаза и ощущая себя в каком-то трансе.

Нервные окончания по всей коже пробудились, превращаясь в какой-то жидкий жар, настроенный на удовольствие и буквально раздирающий его кожу в клочья.

Это. Было. Так. Охеренно.

Так. Охеренно. Приятно. Бл*дь.

Он не припоминал, чтобы что-то ощущалось так хорошо.

Он не мог представить себе такое ощущение за все годы, что он трахался, фантазировал и желал то, что не мог получить. Он никогда не пробовал героин, но подумал, что героин мог оказаться именно таким, если бы у него было подобное воображение, когда он был человеком.

Какая-то его часть ощущала в этом угрозу.

Эта угроза маячила в темных уголках его сознания в достаточной мере, чтобы вызвать приглушенный импульс страха, встряхнуть более рациональные части его сознания, более стратегические части.

Но что бы ему ни хотелось твердить себе, Наоко знал.

Вампир хотел не просто секса.

Дориан намеревался разделить с ним воспоминания, пить из него, пока они оба не познают друг друга так, как Наоко, пожалуй, не знал никого за всю свою жизнь, даже в военное время. Дориан хотел кормиться от него, может, даже чтобы они кормились друг от друга, пока Наоко не утратит возможность удерживать любое мысленное или эмоциональное расстояние.

Он также знал кое-что ещё.

Он ему не откажет.

Даже сейчас, в этот самый момент, зная и понимая, что он сделал, понимая мотивы, скрывавшиеся за намерениями вампира, он сделал бы всё, о чем попросил бы Дориан. Он сделал бы всё, чего хотел Дориан… что угодно, что бы это ни было.

Понимание этого приводило его в ужас.

А ещё оно вызывало такое интенсивное желание, что он издал надрывный стон, всё ещё впиваясь в шею женщины и ощущая, как жизнь начинает оставлять её.