Информация о переводе:

Перевод: Rosland ( https://vk.com/vmrosland )

Русификация обложки: Rosland

 

Посвящение:

 

***

 

Глава 1

Элли

Я знаю, кто я.

Каким-то образом, в глубине души, я всегда знала.

Я не знаю, как именно объяснить это утверждение. Это не ощущение знания в плане «Я — Элисон Мэй Тейлор». Это скорее присутствие, которое я ношу в себе, это цельное ощущение «само-идентичности», кажущееся как будто неприкасаемым. В детстве меня шокировало осознание, что многие люди этого не имели.

Для многих людей это каменно-твёрдое, «вот-она-я» ощущение было куда более ускользающим. Многие искали его всю свою жизнь.

Забавно, но в моем случае то, кто я такая, оказалось вовсе не таким важным.

То, чем я являлась, имело куда большее значение.

В этом отношении я знала намного меньше, чем считала. Может, у меня и было это ощущение сущности, но я упускала чертовски много довольно важных деталей.

***

— Он верну-у-у-улся, — моя лучшая подруга Касс широко улыбнулась мне, прислонившись к буфетной стойке в стиле пятидесятых и повернувшись задницей к обеденной зоне, в которой мы обе работали. Учитывая то, что наши униформы состояли из коротких черных юбок и облегающих белых блузок с глубоким декольте, она предоставляла как минимум нескольким нашим покупателям полный обзор.

Кажется, не замечая этого факта и мужчин, сидевших за стойкой слева от неё и справа от меня, которые притворялись, будто не таращатся на её выставленную напоказ задницу, Касс широко улыбнулась мне. Её полные губы выглядели ещё драматичнее обычного из-за кроваво-красной помады.

— Ты видела, Элли?

Я поджала губы, закатывая глаза.

— Какой сейчас фонд ставок? — спросила она. — Семьдесят баксов? Восемьдесят?

— Восемьдесят пять, — я использовала металлический стопор, чтобы вдавить тщательно перемолотые зерна эспрессо в металлический фильтр, который я держала в другой руке, и умудрилась в процессе просыпать немного на линолеумный прилавок. — Сасквоч вчера подкинул двадцатку, — вспомнив это, я издала фыркающий смешок. — Он подошёл прямо к столику этого парня. Спросил его имя, прямо в лицо.

Подведённые чёрной подводкой глаза Касс выпучились.

— Что произошло?

Я улыбнулась, качая головой и не поднимая взгляда.

— То же, что случается всегда.

Касс рассмеялась, приподняв ножки в туфлях на высоких каблуках, которые сегодня были на красной виниловой платформе, скорее в духе семидесятых, чем пятидесятых — не то чтобы это имело значение. И вновь я заметила мужчин, потягивавших неподалёку кофе и исподтишка косившихся на её ноги.

Касс в последнее время переживала период увлечения красным. На кончиках её длинных, прямых, иссиня-черных азиатских волос поднималось темно-красное пламя, цвет которого вторил её губной помаде, теням для век, лаку для ногтей и двенадцатисантиметровым каблукам.

Два месяца назад все это было цвета морской волны.

Она могла позволить себе любой стиль, какой ей хотелось. Её этническая принадлежность, странная смесь тайки с лёгкой примесью европейки и эфиопки, каким-то образом перемешивалась в ней так, что делала её одной из самых физически привлекательных женщин, что я когда-либо видела.

Иногда я немного ненавидела её за это.

В другие времена я жалела её за это. По правде говоря, я не видела, чтобы ей это очень помогало в жизни, а мы с Касс знали друг друга с детства.

Подняв взгляд от сражения с доисторической эспрессо-машиной нашей закусочной (машиной, которая, по моему убеждению, имела против меня зуб) я сдула свою куда менее драматичную темно-каштановую чёлку с лица, невольно взглянув на мужчину за угловым столиком.

Я видела, как он вошёл.

По правде говоря, я почувствовала, как он вошёл.

Это чертовски нервировало — эффект, который он на меня производил, входя в то же помещение, в котором находилась я.

И это вопреки тому, что он никогда ни черта мне не говорил, за исключением какого-нибудь одного заказа из дерьмовенького меню закусочной. Он платил наличкой. Он никогда не приходил с кем-то вместе. Он откровенно игнорировал любые попытки светских разговоров, даже вежливые вопросы. Он редко устанавливал визуальный контакт, хотя я всегда чувствовала на себе его взгляд. Однако когда я поворачивалась, он обычно смотрел в окно или на свои руки на столе.

Мистер Монохром не был болтуном.

Он не был компанейским в любом смысле слова. Он возвёл игнорирование других разумных существ на уровень искусства. Крайности, до которых он доходил в избегании разговоров, не просто граничили с грубостью; они и были грубыми. Мистеру Монохрому было все равно.

Мистера Монохрома не интересовало наше мнение о нем.

Мистер Монохром даже не сообщил нам своё имя.

По последнему поводу и возникли ставки, которые упоминала Касс.

Учитывая, что в наши дни большинство людей оплачивали счета через гарнитуру, тот факт, что он платил наличкой, делал его безнадёжно недоступным для нашего любопытства. Он был пустым листом. Мой разум заполнял этот лист различными историями, конечно, так делали и мои коллеги — коп под прикрытием, беглец от международного правосудия, шпион, частный детектив, занимающийся исследованиями писатель, террорист из подпольной организации видящих. Серийный убийца.

Я знала, что реальность, скорее всего, была куда менее интересной.

Джон, мой брат, называл его моим «нынешним преследователем», но у Джона паранойя по поводу таких вещей, учитывая множество проблем, которые имелись у меня в этой сфере в детстве. Не считая того факта, что мистер Монохром каждый день упрямо садился в моей секции — даже когда мы меняли то, какие столики мне обслуживать — он, казалось, вовсе мною не интересовался.

Он определённо не совершал никаких попыток установить со мной контакт, даже косвенно.

Наверное, он был всего лишь парнем, который жил где-то в спектре аутизма, а я оказалась в его ежедневной рутине.

От силы он мог взрастить глубинную паранойю по поводу правительственной слежки, которая вызвала у него нежелание пользоваться гарнитурой. Если он страдал от какой-то социально-дисфункциональной влюблённости в меня, то не казался тем типом, который много чего предпримет по этому поводу. Скорее всего, он работал в одной из технических компаний неподалёку и приходил в «Счастливого Котика», потому что мы все ещё принимали наличку, тогда как все больше и больше заведений Сан-Франциско этого не делали.

Так что да, может, он чудак в шапочке из фольги… но безвредный.

При этой мысли я взглянула на монитор на стене.

Касс или кто-то другой из официантов приглушил звук, но новостная лента все ещё транслировалась там, показывая реакцию на последнюю террористическую атаку в Европе. Я смотрела на Президента Соединённых Штатов, пока он читал речь с подиума, беззвучно шевеля губами. Цветущие деревья деликатно покачивались на ветру за ним, обрамляя вид распростёршегося газона и садовых цветов. Его светловолосая жена стояла рядом с ним — руки стиснуты, лёгкая улыбка выгравирована на губах, выражение лица сосредоточенное, даже кроткое.

Я знала, что на самом деле она так не выглядела, конечно же.

И он тоже.

Согласно Акту Защиты Людей, им обоим требовалось носить аватары, чтобы на них не нацелились видящие, принадлежащие враждебным правительствам. Даже ландшафт вокруг них подвергся цифровому изменению, дабы не дать видящим отследить их или прочесть их сознание.

И все же его аватар соответствовал речам, которые он читал.

Её аватар ей тоже вроде как подходил — в смысле, она выглядела именно такой личностью, на которой женился бы мужчина, читающий подобные речи.

Конечно, его настоящий голос тоже изменён компьютерной обработкой.

За последние сколько-то лет я, как и все остальные, прослушала дюжины его речей. Дэниэл Кейн был самым популярным президентом, какой только у нас был — по крайней мере, при моей жизни. Уже шли разговоры об изменении ограничений президентских сроков, чтобы ему разрешили баллотироваться на четвёртый срок.

Напротив жены Кейна стоял его вице-президент, Итан Веллингтон. Его аватар показывал его как привлекательного мужчину без малого пятидесяти лет — примерно того же возраста, что и Кейн. Помнится, я где-то читала, что они даже в школу ходили вместе.

Они оба были молоды, энергичны, эффектны.

Они оба меня беспокоили.

Я честно не могла объяснить, почему.

Я определённо не пыталась объяснить это кому-то другому.

Внесу ясность: я не думала, что они зло или ещё что, или даже что они скрывали какой-то гнусный секрет; я просто не обожала их всей душой, как это делало большинство людей. Может, это просто случайное недоверие к любому образу, у которого имелось так мало явных изъянов. Знаю, многие люди сочли бы меня сумасшедшей за такие мысли, даже Касс. Черт, да даже Джону нравился Президент Кейн, а Джон ненавидел большинство политиков, и неважно, к какой части спектра они относились.

Объективно я это понимала.

Кейн положил конец годам тупиковых ситуаций и внутренних распрей в конгрессе. Это он сдвинул всю страну обратно к более терпимой середине, как социально, так и политически. Он принёс стабильность, подстегнул экономику, дал работу, улучшил наш имидж за границей. Он даже наладил здравоохранение, и все это без существенного повышения налогов.

Если и существовали теории заговора относительно Кейна, то обычно они основывались на его чрезмерной идеальности. Как будто это каким-то образом должно оказаться ловушкой — наверное, мой разум думал также.

И все же почти за десять лет управления страной он умудрился не разгневать ни одну из ключевых политических фракций, включая армию и корпоративную элиту.

Его практически повсеместно любили.

Слегка нахмурившись, я снова взглянула на мистера Монохрома, вытирая прилавок влажной тряпкой там, куда я просыпала крошки зёрен эспрессо.

Если я права в своей теории про шапочку из фольги, мистер Монохром, скорее всего, верил во многие теории заговоров, которых придерживался мой брат Джон. У Джона имелась отдельная паранойя по поводу видящих — как правительство наверняка использует их против нас, через наши гарнитуры и ещё как-нибудь. Надо отдать должное моему брату (и, наверное, мистеру Монохрому) я в последнее время замечала в Сан-Франциско намного больше видящих.

Однако большинство из них не казалось втянутыми в игры правительственного шпионажа. Насколько я могла сказать, они в основном работали в фетишных секс-клубах или на корпорации в центре города.

Конечно, богатые люди годами импортировали и содержали своих личных видящих в Сан-Франциско. Однако большую часть 1990-х они в основном держали свои «приобретения» за плотно запертыми дверями — отчасти из-за жёсткого Кодекса Сдерживания Видящих в Калифорнии, отчасти потому, что им наверняка не хотелось, чтобы люди знали о живущем в их доме экстрасенсе. После двух мировых войн с весомым участием видящих (в основном в роли злодеев или инструментов злодеев) большинство людей все ещё не избавились от паранойи на их счёт.

Из услышанных анти-видящих разговоров я знала, что многие люди желали их полной депортации за пределы Соединённых Штатов. Некоторые люди хотели истребить их — в смысле, весь вид. Настоящие психи хотели убить даже более кроткую разновидность видящих, проживающих в монашеском анклаве Сиртауне — квази-мифическом городе где-то в Азии, предположительно населённом монотонно напевающими видящими в робах и их человеческими последователями.

Поскольку новостные каналы туда не пускали, я понятия не имела, как выглядел Сиртаун, но как и многим людям, мне было интересно.

Если верить политическим новостям и тому, что я узнала на уроках истории в старших классах и колледже, Международный Суд заключил соглашение с правительством видящих, согласно которому проживавшие там видящие не могут быть присвоены в собственность, пока они оттуда не уехали.

Однако многие религиозные люди все ещё считали видящих детьми нефилимов — если не прямым отпрысками Великого Рогатого, то есть самого Сатаны. Даже более терпимые видели угрозу в увеличивающейся интеграции видящих в человеческое общество.

На более практическом уровне большинство людей просто не хотело, чтобы чей-то ручной видящий читал их мысли и делился их самыми личными секретами со своим человеческим владельцем.

Очевидно, многие богатые люди вовсе не были милы со своими друзьями.

Вопреки всему этому численность видящих в Сан-Франциско определённо возрастала.

Все чаще и чаще я видела видящих на улицах, особенно в деловом районе. Судя по историям, которые я видела по телевидению, большинство новоприбывших принадлежало корпорациям, а не индивидам, но я знала, что это ничуть не обнадёживало людей. Не помогало и то, что отличить видящего не так-то просто; они более-менее гармонично сливались с людьми, которым помогали. Они носили деловые костюмы и щеголяли дорогими стрижками и туфлями. Учитывая, какими дорогими они были и какие инвестиции представляли для своих владельцев, у них часто имелись свои телохранители.

Где-то в новостях я читала, что в высшей степени натренированный видящий мог обойтись дороже, чем целое жилое здание в Сан-Франциско.

Так что да, будучи пешкой, обычно я не оказывалась слишком близко.

Однако несколько раз я оказывалась на расстоянии дюжины ярдов или типа того.

Кажется, видящий заметил меня только один раз. Женщина, которую я увидела перед секс-клубом, заметила, как я смотрю на неё, и пристально посмотрела в ответ.

Сложно точно сказать, что именно в ней было иным в сравнении с обычным человеком, но отчасти это связано с тем, как она двигалась. Отличия вызывали в моей голове воспоминания о животных, хоть она и выглядела более-менее как человек. Одетая лишь в белый сетчатый комбинезон, она по пятам ходила за мускулистым черным вышибалой, её длинные тёмные волосы свешивались на спину толстыми косами. Охранник держал её поводок, буквально, но она, кажется, не пыталась унести ноги. Её осторожные, грациозные и выверенные шаги напоминали мне кошачьи — или чьи-то из насекомых.

Она была прекрасной и дикой — и да, немного пугающей.

Однако если верить тому, что я видела по новостям, большинство видящих обладало красивыми чертами лица. Несколько поп-групп видящих, принадлежавших корпорациям, имели целые культы последователей, потому что их солисты мужского и женского пола были настолько ошеломительно привлекательными.

Однако если быть честной, в основном я замечала видящих по их ошейникам.

По закону их носили все видящие.

Большинство из этих ошейников были серебристыми с зеленоватым отливом — своего рода полированный металл, который слабо светился даже под прямым солнечным светом. Я видела несколько ошейников для видящих, которые были отделаны как драгоценное украшение или в стиле садомазо, но замаскировать их полностью сложно. Они все располагались в одном и том же месте у основания шеи видящего, потому что так они крепились к позвоночнику.

Иметь видящего без ошейника на улице — очень, очень нелегально.

Это не просто законы Соединённых Штатов — это закон Международного Суда.

Если нарушить это правило и попасться, то международное подразделение Сдерживания Видящих, или СКАРБ, уже будет дышать тебе в спину. У тебя не только навсегда отзовут лицензию когда-либо владеть или управлять видящими, тебя ещё и посадят в тюрьму, и оштрафуют так, что долг будут выплачивать твои внуки, а то и их дети.

Конечно, в реальности я знала, что такой проблемы у меня никогда не будет.

Как и с большинством людей, самое близкое расстояние, на которое я приближалась к настоящему живому видящему — это мимолётная встреча на улице. Все мои знания о расе видящих черпались из онлайн-новостей, фильмов, сплетней и историй от друзей. Бары с тематикой сексуального фетиша на видящих, которые предлагали разнообразные услуги по всему городу, были мне не по карману, даже если бы меня такое интересовало. Никакое количество татуировок, цифровых изображений или картин для галереи кофейни никогда не купит мне доступ в этот мир.

Так что да, если у меня не обнаружится неизвестный мне богатый родственничек, который захочет пожертвовать мне несколько миллионов после смерти, я буду ценить красоту видящих издалека.

Однако мне было любопытно.

Пожалуй, большинству людей было любопытно.

Касс ткнула меня в руку, выдернув из грёз. Когда я посмотрела на неё, она несколько раз приглашающе приподняла брови.

— Что ты мне дашь, если я прямо сейчас пойду туда? — она широко улыбнулась — …и предложу ему минет за то, что он выдаст нам своё имя?

Мужчина за стойкой рядом с ней закашлялся, пролив свой кофе.

Взглянув на него, я невольно издала фыркающий смешок в адрес Касс.

Осознав, что совсем забыла про капучино, которое готовила, я ненадолго повернулась к ней спиной, вставив металлический фильтр в соответствующее место в кофе-машине. Немного повозившись, я все-таки вставила его, куда нужно, и подставила под него широкую кофейную кружку, нажав красную кнопку для включения. Я подождала характерного шипения, затем снова повернулась к Касс, вскинув бровь.

— Что я дам тебе за минет моему преследователю? Хммм, — я притворно задумалась. — Как насчёт сэндвича с жареным сыром? — спросила я. — Тебе они нравятся, верно?

Она выдохнула с притворной драматичностью.

— Скряга.

— А на что ты надеялась? — фыркнула я. — Я голодающий художник, помнишь? Я практически предлагаю тебе свой ужин.

— Точно, — она наградила меня шутливо-серьёзным взглядом. — Наверное, мне лучше позволить тебе отсосать ему. Если ты проделаешь хорошую работу, может, он даст тебе чаевые, — когда я издала возмущённый звук, хлопнув её по руке кухонным полотенцем, Касс рассмеялась, потянув меня за руку. — Эй, голодающий художник. Мы же сегодня идём гулять, да? Ты же все ещё находишься в фазе «Я мщу своему паршивому, неверному, мудацкому бывшему-неудачнику Джейдену, шарахаясь по клубам, напиваясь в хлам и клея хорошеньких незнакомцев вместе с моей лучшей подружкой Касс», верно?

Я фыркнула.

— Думаю, эта фаза исчерпала себя.

— Ооо, — она надулась. — Нет. Ещё одна ночь. Сегодня суббота.

И вновь я могла лишь покачать головой.

— Завтра я должна работать в новом тату-салоне Спайдера. Они с Энджи хотели увидеть несколько новых дизайнов… так что именно этим я буду заниматься сегодня вечером. Пьяной я рисовать не могу, так что вечеринка отменяется, прости.

Она нахмурилась.

— Скукота. Хотя бы позвони тому парню, Нику, бармену. Пусть он придёт и вытрахает тебе мозги, когда освободится с работы.

Я поморщилась, качая головой.

— Уф. Нет. Мне пришлось положить этому конец.

— Что? — она неодобрительно выпятила губы. — Почему? Он был милым!

— Он начал становиться странным.

Она драматично закатила глаза.

— Опиши «странность», Элли.

— Я не знаю, — я пожала плечами. — Просто он странный. Приставучий, наверное.

Уставившись на меня в неверии, Касс фыркнула.

— Иисусе. Магическая киска снова наносит удар, — надув губы, она добавила: — Ты должна рассказать мне, как ты это делаешь, Эл. Думаю, у меня противоположное… анти-магическая, отпугивающая члены киска. Они все хотят меня трахнуть, а потом… пуф! И их нет. Ты получаешь предложения руки и сердца, я получаю заблёванные записки на прикроватной тумбочке.

Я невольно издала смешок.

— У тебя плохой вкус в парнях, Кассандра. Это не то же самое, что отпугивание членов или ещё что. Если бы я переспала с ними, они бы тоже оставили мне дерьмовые записки.

— Ну конечно.

— Конечно, — настаивала я. — И ты это знаешь.

Вздохнув, она подпёрла подбородок одной рукой, посмотрев на бар.

— Может быть. Я действительно умею находить главного засранца в каждой толпе, да? — мрачно сказала она. Слегка приподнявшись, она взглянула на меня. — Эй, Джон сегодня заглянет? После утреннего класса кунг-фу?

Я кивнула.

— Насколько я знаю, — взглянув на часы-кошку с глазами, которые качались туда-сюда каждую секунду, и покачивающимся в ритме хвостом, я вздохнула: — Вообще-то, он будет здесь с минуты на минуту.

— Вот ему бы я отсосала бесплатно, — печально протянула Касс.

В этот раз я сморщилась по-настоящему.

— Серьёзно? Ты можешь просто… не вот так? Не говорить о нем вот так, имею в виду? Он мой брат.

— Твой брат — настоящая конфетка. И он ведь усыновлённый, верно? Так что никаких причин для отвращения к тому, как я желаю твоего некровного родственника.

Я вздрогнула, качая головой и вешая полотенце на стойку за баром.

— Ты же знаешь, что он гей, верно? Ну то есть, мы же знали, типа, с детского сада?

Она печально вздохнула.

— Может же девушка помечтать?

Я мысленно вздохнула. Джон не только был самым близким для меня человеком во всем мире, но и мой мысленный образ Джона был ближе к пятнадцатилетней версии него, чем к тому, как он выглядел сейчас.

Конечно, объективно я знала, что он едва походил на того человека.

Тогда все называли его «Жуком» и на полупостоянной основе заталкивали в мусорные баки и шкафчик раздевалки спортзала. Предсказуемо, в основном его задирали как «маленького педика», поскольку дети оказывались странно проницательными в таких вещах. Однако иногда до него докапывались из-за того, что он был книжным червём, всезнайкой, тощим, носил такие толстые корректирующие очки, что они искажали размер его глаз — отсюда и прозвище — ну или просто потому, что он не отступал и не трусил, как должен был, по их мнению.

Однако, в конце концов, как и все люди, Джон повзрослел.

В конце старших классов, незадолго до смерти папы, он увлёкся боевыми искусствами. Он также сменил очки на контактные линзы, возмужал и начал набивать татуировки.

Теперь у Джона было где-то пять черных поясов, доля в компании по производству компьютерного обеспечения, а его повседневной работой являлось преподавание Чой Ли Фут, разновидности кунг-фу.

Никто уже очень давно не запихивал Джона в шкафчик раздевалки.

— Ты уверена, что он не би? — спросила Касс. — Даже чуточку? Типа, тайный би?

Я невольно усмехнулась.

— Ты можешь сама его спросить.

Её губы поджались.

— Может, в один прекрасный день я просто заявлюсь к нему домой в пальто-тренч и кружевной ночнушке. Посмотрим, как он отреагирует на настоящую девушку.

Сидевшие рядом мужчины дружно отвернулись, когда она посмотрела в их сторону, и попытались скрыть, что они пялились на неё.

— Ага, — я фыркнула. — Удачи тебе с этим, — отнеся капучино парню за стойкой, который его заказал, я подошла обратно к ней, пожимая плечами. — Если ты хочешь перестать гоняться за парнями, у которых постоянное членство в клубе засранцев, я лично предлагаю начать с мужских особей, которым действительно нравится спать с женщинами, знаешь ли.

Она широко улыбнулась, красноречиво пожимая плечами.

— В чем тогда веселье?

Подумав, я добавила:

— К слову о свиданиях с не-придурками, у Джона обычно хороший вкус в парнях, — я приподняла уголок губ в полуулыбке. — Вместо того чтобы играть в «напугай секси-гея», может, просто попросишь его совета в том, как выбирать мужчин. С акцентом на парнях, которые не похожи на твоего отца и на его засранцев-братьев.

Касс рассмеялась, но я видела, что мои слова дошли до неё, хоть она и печально покачала головой.

— Ага, — согласилась она, просыпав часть солонки на салфетку и растаскивая гранулы вокруг указательным пальцем.

Как я уже говорила, мы подруги с детства. К этому прилагались свои преимущества.

— Как дела у твоей мамы? — спросила она, как раз когда я об этом подумала.

Я пожала плечами.

— Нормально.

— Серьёзно?

Я подняла взгляд от стопки бумажных салфеток, которые складывала за прилавком. Увидев пытливый взгляд её глаз, я склонила голову.

— Более-менее. Последняя попойка случилась две недели назад, так что, наверное, она скоро ударится в следующую. Когда я приходила в последний раз, она смотрела старые плёнки с того времени, когда мы с Джоном были детьми, — я поморщилась, вспомнив об этом. — Она наорала на меня, когда я попыталась выключить, а потом начала плакать.

— Иисусе, — отозвалась Касс, вздрагивая.

— Ага, — ровно произнесла я. — Просто потрясающе, — нахмурившись, я пожала плечами. — Джон пытался уговорить её снова записаться в реабилитацию… или хотя бы в какую-то группу моральной поддержки для скорбящих, но безуспешно. Она все ещё не говорит о папе. Она смотрит видео, где он с нами — ну знаешь, до болезни… клянусь, она хочет притвориться, будто ничего не случилось. Как будто он в деловой командировке или типа того.

Касс нахмурилась, глядя мне в глаза.

— Мне правда нравится твоя мама.

Я кивнула, моё горло сдавило.

— Мне тоже.

Я не добавила, что скучаю по ней, но я подумала об этом. Во многом казалось, будто моя мама умерла вместе с моим отцом.

Отбросив эту мысль, я закусила щеку изнутри, злясь на саму себя за то, что вообще подняла эту тему.

Я все ещё потерялась в своей голове, когда кто-то прочистил горло недалеко от места, где мы разговаривали.

Я повернулась, немного испугавшись от такого близкого звука. Обычно у меня довольно хорошее восприятие окружения, но этот парень подкрался как ниндзя.

Подняв взгляд, я почувствовала, как у меня отвисает челюсть.

Светлые, странно стеклянные глаза посмотрели в мои. Узкие губы поджались под абсурдно высокими скулами и узким, угловатым лицом. Его миндалевидные глаза несли в себе намёк на возможное евразийское наследие, но его этническую принадлежность невозможно было определить — он мог быть кем угодно, от индейца до монгола. Что бы там ни было, наверное, там замешались скандинавы или немцы или ещё кто, учитывая, каким высоким он был. Его угольно-черные волосы были прямыми, но самую чуточку вились там, где опускались за уши.

Это был мистер Монохром.

 

Глава 2

Мистер Монохром

Он снова прочистил горло. В этот раз я услышала нетерпение. Раздражение.

— Могу я поговорить с тобой? — сказал он. — Это важно.

Я моргнула.

Неа. Он все ещё был здесь.

А ещё он определённо говорил со мной.

Я взглянула на Касс, которая тоже уставилась на него, приоткрыв накрашенные красной помадой губы и все ещё прислоняясь к буфетной стойке, оттопырив попку в короткой юбке. Однако когда я взглянула на мистера Монохрома, он не проследил за направлением моего взгляда.

Эти ясные глаза не отрывались от меня.

Его узкие губы хмуро поджались. Выражение нетерпения усилилось.

— Сейчас, Элисон, — сказал он. — Это не может ждать.

Он говорил как тот, кто привык, что его словам подчиняются.

Однако на деле я не очень-то привыкла слушаться людей, которые так со мной разговаривали — может, потому что у меня не было настолько высокооплачиваемой работы, чтобы я о таком беспокоилась. Даже наш босс в закусочной, Том, не пытался провернуть это со мной.

С этим парнем я поколебалась.

Может, отчасти дело в самом факте его физического присутствия.

Я никогда прежде не стояла к нему так близко, пока он тоже стоял, так что никогда не осознавала, насколько он высок и широкоплеч. Я определённо не понимала, что моя голова доставала только до середины его груди. Он обладал тем типом фигуры, который заставлял его выглядеть скорее худым, нежели большим, скорее бегуном, нежели тяжеловесом, но теперь, когда он стоял прямо передо мной, я осознала, что и это впечатление может быть обманчивым.

Вблизи он выглядел больше как один из приятелей Джона по боевым искусствам или даже как сам Джон. Мышцы этого парня определённо выглядели функциональными, а не чисто декоративными.

До этого момента он также никогда не смотрел мне в лицо.

Совершая заказ, он никогда не поднимал взгляда от стола или не поворачивался от окна. Он даже не косился в мою сторону, когда входил в закусочную или уходил отсюда.

Однако теперь он смотрел на меня.

Его светлые глаза поразили меня таким образом, который я не могла описать даже самой себе — может, отчасти потому, что они оказались не такими, каких я ожидала. Я знала, что его глаза были светлыми, но не осознавала, насколько светлыми. Сейчас при взгляде на них казалось, что в них почти нет цвета, только лёгкий оттенок. Я полагала, что теоретически они должны быть голубыми или серыми, но они больше напоминали мне хрустальные шары, которые я видела в эзотерических магазинах. Их светлота делалась ещё страннее из-за миндалевидного разреза глаз и совершенно черных волос, но я не представляла, как они могут быть контактными линзами.

Может, он сделал какую-то косметическую операцию?

В любом случае, это был не лучший момент в моей жизни, когда я пялилась на него как пьяный подросток.

Мистер Монохром смотрел на меня в ответ, источая нетерпение.

Затем, без предупреждения, он сдвинулся с места.

Прежде чем я успела отпрянуть или произнести хоть слово, он схватил меня за предплечье. Его пальцы ощущались как обёрнутая плотью сталь, а не кость; они сомкнулись на моем бицепсе как зажим. Он стиснул меня так крепко, что я издала удивлённый звук, но я не сопротивлялась ему.

Я все ещё смотрела ему в лицо, когда что-то врезалось в мою грудь — поток тепла.

Я ничего не видела, но по интенсивности это ощущалось почти физическим. Это сбило меня с толку, успокоило, лишило способности думать. Однако что бы это ни было, это было всеобъемлющим. Я полностью расслабилась под его пальцами. Мне даже не пришло в голову сопротивляться ощущению.

Когда перед глазами прояснилось, он наблюдал за мной пронизывающим взглядом, полным пытливости, как будто пытался что-то прочесть в деталях моего лица.

— Ладно? — спросил он.

Подумав над вопросом, я кивнула.

— Хорошо, — я кивнула во второй раз. Движение показалось странным, почти механическим. — Да.

Я видела, как расслабились его плечи, но что-то в том, как он двигался, да даже в его ответном кивке, мне показалось странным. Не в тревожной манере; скорее, это очаровывало меня. Он двигался странно. Мне это что-то напоминало — этот странный жест, эти небольшие изменения в теле и лице. То, как он стоял там. Его угловатое лицо.

Я попыталась вспомнить, что мне это напоминало.

Он не стал дожидаться, когда я закончу это направление мысли.

— Идём, — сказал он ворчливо.

Не успела я осознать его слова, как он уже выволок меня через проход в обитой линолеумом буфетной стойке.

Я последовала за ним без единой тревоги в голове.

***

Касс последовала за нами. Я осознавала её присутствие вопреки этому спокойствию в моей голове.

Её голос сбил меня с толку, звуча все более отчаянно.

— Подожди! — она потянулась ко мне, схватила меня за руку, когда мы пересекли половину пространства между стойкой закусочной и входной дверью. Удерживавший меня мужчина не замедлил шага. Едва оглянувшись на неё, он легко выдернул меня из её хватки. — Эй! Подожди! Куда ты с ней пошёл? СТОЙ! СТОЙ!

Я слышала страх в её голосе.

Однако почему-то это меня не встревожило.

Это скорее заставило меня озаботиться.

Касс была моим другом. Почему она расстроена? Что её расстроило? Я наполовину обернулась назад, собираясь спросить у неё, когда эту мысль затмил голос.

«Все хорошо, Элли. С тобой все хорошо. С Касс все хорошо. Она просто не понимает».

Я кивнула сама себе, принимая эти слова. Затем нахмурила лоб.

— Понимает что? — вслух спросила я. — Чего она не понимает?

Он мне не ответил.

Вопреки его молчанию мой разум все равно оставался спокойным. Я размышляла над собственным спокойствием и тем фактом, что меня совершенно не смущал этот странный мужчина, уходивший с моего места работы вместе со мной. Я совершенно не пыталась ему сопротивляться, что почему-то не казалось мне странным. Я послушно следовала за ним к лобби ресторана, а моё сознание как бы осмысляло происходящее с расстояния, наблюдая за мной, мужчиной с черными волосами и Касс, словно нависая над нами тремя.

Затем другой голос привлёк к себе моё внимание.

Он был резким, громким и раздался прямо перед нами.

Он также казался ужасно знакомым.

— Ты что, бл*дь, творишь, мужик?

Моё сознание дрогнуло…

Затем включилось обратно, резко сфокусировавшись.

Мой брат Джон стоял перед нами, его длинные грязно-светлые волосы были забраны в полу-хвостик — вероятно, потому что он только что пришёл сюда из близлежащей студии боевых искусств, где он работал. Он переводил взгляд с моего лица на мужчину, стоявшего немного впереди меня. Его ореховые глаза сосредоточились на руке, стискивавшей мой бицепс, затем сразу же скользнули вверх, смерив взглядом мужчину, которому принадлежала эта рука.

Затем его фокус остановился на державшем меня мужчине.

— Отпусти её, — сказал Джон. — Сейчас же. Или я вызываю копов.

В голосе Джона не звучало ни капли бахвальства, ни капли пустой угрозы. Он говорил без эмоций, его голос звучал непреклонной командой. Это был его голос мастера боевых искусств — голос, который он использовал с учениками. Я знала этот голос — я видела его в действии, когда ходила смотреть его бои и другие мероприятия, но я никогда не сталкивалась с ним вот так.

Что-то в этом вернуло мой разум в норму, хотя бы частично.

Я потянула руку из хватки высокого мужчины, пытаясь высвободиться из его пальцев.

Мужчина посмотрел на меня, его хватка сжалась крепче.

«Успокойся, — отчётливо услышала я в своём сознании. — Сейчас же, Элисон».

Однако в этот раз я не успокоилась. Во всяком случае, не так.

И все же я не совсем могла заставить себя говорить. Вместо этого я хмуро посмотрела на него, стискивая зубы и стараясь привести мысли в порядок, понять, что происходит, что я делаю.

Мужчина передо мной повернулся лицом к Джону.

— Я ей не наврежу.

Джон нахмурился. Он посмотрел на меня.

— Ты в порядке, Эл?

Я нахмурилась, поднимая взгляд на мужчину, державшего мою руку. Мне впервые пришло в голову задаться вопросом, что со мной не так, почему я с такой готовностью шла с ним.

— Нормально, — ответила я с сомнением в голосе.

Глаза Джона не отрывались от моего лица, когда он заговорил с Касс.

— Что здесь происходит, Кассандра?

— Я не знаю! — сказала она, и от беспокойства её голос звучал резко. — Он просто схватил её и зашагал к двери. Они даже не разговаривали. Она просто… пошла с ним. Как будто он опоил её или что. Она не спорила с ним, вообще!

Губы Джона поджались. Он наградил суровым взглядом мужчину, удерживавшего меня, затем протянул руку.

— Иди сюда, Эл, — Джон показал в мою сторону, слегка шевельнув пальцами. — Сейчас же. Встань за меня.

Я начала двигаться вперёд, но удерживавший меня мужчина крепче сжал хватку.

— Нет, — сказал он, посмотрев на Джона, затем на Касс. — Мне нужно с ней поговорить. Сейчас не время для этого.

Его голос был таким низким, что поразил меня. Впервые я заметила, что в его английском звучал акцент — может, он раньше его скрывал или как-то хотя бы адаптировал. Этот акцент казался мне немецким. Он определённо происходил откуда-то из Европы.

Джон уставился на него.

— Прошу прощения? Ты не можешь просто вытаскивать женщин из общественных мест, потому что решил, что хочешь с ними поговорить, бро. Тебе надо её отпустить. Сейчас же.

— Не заставляй меня наставить, Джон, — он взглянул на Касс, которая теперь стояла справа от него и металась между Джоном и черноволосым мужчиной. — Касс.

Светлые глаза Джона заметно расширились. Затем прищурились, впервые выражая открытую агрессию.

— Мы тебя знаем, мужик? Откуда ты знаешь наши имена?

Последовало молчание.

Затем мистер Монохром повернул голову, остановив свой холодный взгляд на мне.

— Скажи им, что идёшь со мной по доброй воле, — прорычал он. — Скажи им, что мы просто выйдем наружу, чтобы поговорить. Скажи им, что все хорошо… что они могут наблюдать за нами изнутри.

— Что? — я озадаченно уставилась на него. — Это мой брат.

— Я знаю, кто это, — прорычал мужчина в ответ. — Или ты разберёшься с этим, или я.

В этот самый момент что-то заставило его остановиться. Он внезапно напрягся, повернув голову к Джону. Я почувствовала, как сжался каждый мускул в его худом теле рядом со мной, его руки, грудь и плечи сделались напряжёнными, как натянутая тетива. Его хватка на моей руке ослабла, затем снова усилилась.

Он двигался плавно, как жидкость, скользнув свободной рукой под свою куртку.

Когда он вытащил руку, его ладонь сжимала пистолет.

Прежде чем я успела сделать вдох, не говоря уж о том, чтобы закричать, он приставил ствол этого пистолета к моей голове. Я издала хрип, когда он прижал меня ближе к себе, дёрнув металлическим концом пистолета, предположительно чтобы снять с предохранителя или взвести курок. В любом случае движение было гладким, отработанным и недвусмысленным в намерениях.

Моё сердце… остановилось.

Возобновив стук, оно гулко загрохотало в груди, и адреналин заполонил мои конечности.

Касс закричала.

Я слышала, как отреагировали другие люди — вероятно, обедающие.

И все же, казалось, я не могла заставить свой мозг работать достаточно хорошо, чтобы заговорить.

Я слышала, как Джон орёт Касс отойти назад, отойти от пистолета, вернуться за стойку. Я чувствовала, как ещё больше эмоций врезается в меня — люди паниковали, встревоженно переговаривались, стулья скрипели по полу, отодвигаемые и убираемые с дороги. Однако я едва могла это осмыслить.

Я смотрела только на мистера Монохрома и на пистолет, который он держал у моей головы.

Мистер Монохром продолжал смотреть на Джона.

Однако подняв на него взгляд, я осознала, что он смотрел вовсе не на Джона.

Он осмотрел на мужчину, который вошёл в закусочную за ним.

 

Глава 3

Светящиеся глаза

Я осознала, что тоже смотрю на этого мужчину. Он двигался как какое-то хищное животное, проходя через стеклянные двери и огибая Джона, точно тот был всего лишь галькой в потоке, незначительным препятствием к достижению цели.

Новый мужчина был красив, просто ошеломителен.

Золотисто-каштановые волосы, спадавшие по обе стороны от идеальных черт лица, огромные глаза цвета бледного янтаря, тёмные брови, хорошо очерченный подбородок и полные, красивой формы губы, изогнутые в лёгкой усмешке. Его глаза не отрывались от мужчины, державшего пистолет у моей головы.

Усмешка определённо казалась адресованной ему.

— Ну, ну, Реви', - сказал мужчина с золотисто-каштановыми волосами. — Давай не будем перевозбуждаться.

Мистер Монохром крепче прижал пистолет к моей голове.

— Ты не можешь думать, что я этого не сделаю, — голос с немецким акцентом звучал холодно как лёд. — Разворачивайся. Уходи. Сейчас, Терри. Иначе все закончится здесь.

У меня отвисла челюсть. Я посмотрела на Джона, который переводил взгляд между мужчиной, державшим пистолет у моей головы, и тем, кого он назвал «Терри».

Я начинала чувствовать себя так, будто вошла на съёмочную площадку фильма. Мы с Джоном ощущали себя практически лишними в разворачивающихся событиях. Я видела, что Джон пытается осознать то же самое — как его отодвинули в сторону, пока события набирали оборот. И все же Джон пришёл в себя быстрее, чем я. Мгновение спустя он поднял руку к мистеру Монохрому.

— Опусти оружие, мужик, — сказал он дрожащим голосом. — Пожалуйста. Не причиняй ей вреда.

Глаза мистера Монохрома не отрывались от мужчины с золотисто-каштановыми волосами.

— Уходи, Терри, — прорычал он. — Сейчас же. Мои приказы ясны как день, бл*дь. Я её убью.

— Нет, не убьёшь.

Державший меня мужчина крепче сжал меня, его рука теперь лежала на моем плече, пальцы впивались в мышцы, буквально удерживая меня за ключицу.

— Хера с два не убью. Уходи отсюда. Сейчас же.

Джон повернулся и уставился на мужчину с золотисто-каштановыми волосами, не опуская руки, которую он поднял к мистеру Монохрому.

— Ты коп? — рявкнул он. — Какого хера ты делаешь, мужик? Уходи! Он говорит серьёзно, не видишь, что ли?

Мужчина с золотисто-каштановыми волосами тоже не взглянул на Джона.

— Это такое ребячество, Реви', - сказал он, щелкая языком в странно выразительной манере и качая головой. — Мы оба знаем, что ты её не убьёшь…

— Терри…

— Полиция уже в пути, мой друг, — мужчина с золотисто-каштановыми волосами улыбнулся. Он покачал головой, улыбка все ещё играла на его полных губах. — Как и СКАРБ. Ты действительно с готовностью снова наденешь ошейник? Ты так сильно скучаешь по Азии, что с радостью вернёшься туда, чтобы жить в трудовом лагере? — снова щёлкнув языком, он вздохнул, протягивая руку. — Отдай мне пистолет, Реви'. Отдай его мне и отпусти её. Я позволю тебе уйти до того, как они сюда доберутся.

Когда он сделал шаг в нашу сторону, мистер Монохром шагнул назад.

Крепче стиснув меня, мистер Монохром изогнулся за мной, все ещё держа пистолет у моего виска. Он начал вести нас по кругу, отходя вбок в направлении двери, как будто он собирался обойти Джона и мужчину с золотисто-каштановыми волосами. Джон поворачивался с нами, все ещё держа руку поднятой. Теперь он побледнел, и я видела, как его глаза метнулись к двери, затем обратно к пистолету, который все ещё прижимался к моему виску. Он взглянул на мужчину с золотисто-каштановыми волосами, оторвав глаза от пистолета буквально на миллисекунду.

— Ты коп? — снова спросил Джон.

Мужчина с золотисто-каштановыми волосами улыбнулся, все ещё следя глазами за удерживавшим меня мужчиной.

— В некотором роде. Да.

— Никакой он не бл*дский коп, — сказал державший меня мужчина. Его голос звучал жёстко как металл, все ещё окрашенный тем немецким акцентом. — Джон, ты не хочешь, чтобы она ушла с ним. Поверь мне.

Джон наградил его жёстким взглядом, затем посмотрел обратно на мужчину с золотисто-каштановыми волосами.

По какой-то причине я поймала себя на мысли, что Джон действительно ему поверил.

Я ему тоже поверила.

Это совершенно иррационально, но я бы предпочла уйти с мистером Монохромом, чем с привлекательным мужчиной, который называл себя копом.

Мистер Монохром продолжал направлять нас в сторону двери.

Мужчина с золотисто-каштановыми волосами сделал шаг к нам. Затем ещё один. Он шагал осторожно, не отрывая глаз от державшего меня мужчины, точно приближался к тигру.

— Реви', - сказал он. — Будь разумен.

Как и Джон, он поднял руку, словно утихомиривая дикое животное — то, что загнано в угол и рычит на него. Его голос сделался успокаивающим, будничным.

— Ты проиграл этот раунд, мой старый друг. Ты слишком долго ждал. Отпусти её. Если твои люди хотят переговоров по её возвращению…

Державший меня мужчина издал невесёлый смешок.

— Отъе*ись, Терри, — прорычал он.

Мужчина с золотисто-каштановыми волосами слабо улыбнулся, затем переводил взгляд, пока не посмотрел прямо на меня. Его глаза и выражение лица посерьёзнели, пока он всматривался в моё лицо.

Я осознала, что не могу отвернуться от этих янтарных, полных света радужек. Казалось, они светились собственным внутренним светом, пока он серьёзно наблюдал за мной.

— Он сказал тебе, маленькая сестра? — спросил он. — Он сказал тебе, кто ты?

Когда я лишь тупо уставилась на него, мужчина расплылся в обезоруживающей улыбке.

— Ну конечно нет, — задумчиво протянул он. — Классический Дигойз. Зачем что-то говорить, когда проще дать тебе по голове и утащить силой? — слегка щёлкнув языком в знак веселья, мужчина покачал головой, все ещё сосредоточившись на мне. — Мы искали тебя дольше, чем ты живёшь на свете, дорогая Элисон…

— Заткнись, — прорычал державший меня мужчина. — Завязывай с бл*дскими мозготрахательными играми, Терри.

Мужчина проигнорировал его, глядя только на меня.

— Ты представляешь, насколько ты важна, Элисон? — нежно сказал он. — Как старейшины умудрились спрятать тебя здесь, после всего этого времени, позволив тебе играть в человека… что ж. Скажем так, это существенно улучшило моё мнение об их способностях. Я бы никогда не предположил, что они способны на подобное.

— Терри…

Мужчина с золотисто-каштановыми волосами поднял руку.

— Ты — Мост, Элисон Мэй Тейлор. Знаешь ли ты, что это значит? — его улыбка сделалась хищной, заговорщической. — Знаешь?

Я не ответила, сглотнув и искоса посмотрев на мужчину, державшего пистолет у моей головы. До меня вновь дошло, что его я почему-то боялась меньше, чем мужчину с золотисто-каштановыми волосами. Эта мысль совершенно бессмысленна. Прямо-таки безумие, самая быстрая из вообразимых форм стокгольмского синдрома, но почему-то ощущение сохранялось.

Мужчина с золотисто-каштановыми волосами, похоже, воспринял моё молчание как ответ.

— Мост послан сюда, чтобы спасти нас, Элисон, — произнёс он убаюкивающим, чарующим голосом. — Ты спасёшь нас всех. Ты вернёшь своих людей на полагающееся им место — сожжёшь человеческий мир и все его жестокое, пустое, ребяческое дерьмо дотла. Ты освободишь нас. Ты заставишь их эволюционировать, Мост Элисон.

Я уставилась на него, неспособная ответить.

Каким-то образом я чувствовала, что он говорит серьёзно.

Я видела это в нем, как в религиозном фанатике можно увидеть горячечное исступление. Это напоминало мне блеск в глазах людей, которые стучались в мою дверь, чтобы впарить своего Бога, пророков и церкви. Он верил в свои слова. Он вкладывал веру в это верование. Какая-то часть его, возможно, даже жила ради этого в некотором смысле.

Он действительно верил, что он ждал меня.

Я осознала, что внимательнее сосредотачиваюсь на нем.

Серебристые огни засияли на меня, асинхронно, беспорядочно. Над ним я мельком заметила пирамиду, сделанную из света и вращающуюся в темноте над его головой. Что-то в этом видении вызвало укол боли в висках. Она была обжигающей, ослепляющей.

Я ахнула, прислоняясь к державшему меня мужчине.

Он крепче стиснул меня. Беспокойство сочилось из его пальцев, почти тоска. На кратчайшее мгновение я действительно ощутила его за собой, как бьющееся сердце. Ощущение было знакомым — таким знакомым, что оно вызывало прилив чего-то схожего с облегчением. Он дышал со мной, держал пистолет у моей головы, но мы ощущались почти как единое создание, единое сердце и лёгкие. При этой мысли меня скрутило болью, но непохожей на ту, что прострелила виски.

По правде говоря, она не походила ни на одну боль, что я испытывала прежде. В эту боль вплеталась тоска наряду с очередным приливом той знакомости.

Державший меня мужчина повернул голову, посмотрев на меня.

Я тоже чувствовала в нем эту боль. Я почувствовала, как она усиливается…

…когда мужчина с золотисто-каштановыми волосами ринулся на нас обоих. Он кинулся ко мне, двигаясь беззвучно в то же мгновение, как только державший меня мужчину повернул голову.

Он двигался быстро — так быстро, что я едва увидела перемещение.

Я отрешённо видела, как разворачивается его атака, размытое движение агрессии и животной жестокости. Это устремилось прямо на меня, так быстро, что сердце подскочило к горлу. Это было слишком быстро, чтобы думать, слишком быстро, чтобы мой разум осознал непосредственную угрозу.

Я просто знала, что подверглась атаке.

Это напугало меня сильнее, чем угроза пистолета. Сильнее, чем державший меня мужчина.

Нападавший на меня мужчина представлял собой опасность. Вот это мой разум полностью понимал.

ОПАСНОСТЬ. ОПАСНОСТЬ.

Может, поэтому это случилось.

Время замедлилось и застыло в мёртвой точке. Я чувствовала каждый дюйм распространявшегося жара, когда адреналин выстрелил по моим венам; каждый дюйм железных пальцев, стискивавших моё плечо; грохотание моего сердца; такое тяжёлое дыхание державшего меня мужчины, что я всем телом чувствовала вибрацию каждого его вздоха. Я видела лицо моего брата, пока он в ужасе смотрел с расстояния нескольких футов, все ещё держа руку поднятой и уставившись на меня в безграничном страхе.

Я не совсем понимаю, как объяснить то, что случилось потом.

Что-то во мне просто… освободилось.

Так это ощущалось.

Словно кулак, который я держала сжатым в центре груди, внезапно разжался. Что бы там ни было, я сдерживала это слишком долго и вообще не осознавала этого. Просто вот так оно и существовало, сжатым в той части меня.

Когда я отпустила эту сжатость, которую носила с рождения, это запустило цепную реакцию в какой-то отдалённой части меня. Сворачивающееся ощущение, точно складывающие сегменты телескопа, только молниеносно быстрая, щелкающая плёнка на фоне моего разума, со странной механической, почти красивой точностью.

Прилив силы ударил по мне где-то в середине груди.

В этот раз происходило не извне.

Я выдохнула это, и это было естественным как… ну, дыхание.

Эта сила вырвалась из меня точно тяжёлый выдох, как будто если бы я сдерживала её ещё хоть секунду, она могла бы выжечь меня изнутри.

Затем это ушло.

Оно покинуло меня. Я смотрела, очарованная, в этом пространстве вне времени, как это покидает меня. Миллисекунда развернулась в замедленном режиме с той же точностью, как какая-то часть меня ранее в ту же секунду обрушилась, складываясь внутрь самой себя.

Сначала это ударило по мужчине, который кинулся ко мне.

Джона отбросило следом за ним, примерно в то же время, когда ноги первого мужчины оторвались от земли, и он вверх тормашками полетел по воздуху, отброшенный к тому же месту, где находился Джон.

Затем ноги Джона тоже оторвались от земли.

В этом момент безвременной тишины я наблюдала, как их тела летят по воздуху, отдаляясь в противоположном направлении от места, где стояла я. Я видела ту же силу, что вышла из моей груди, только теперь она выглядела как бледно-зелёный свет в потемневшем пространстве за моими глазами.

Мои собственные глаза были светом — только светом.

Однако каким-то образом я все равно видела через этот свет, по крайней мере, те несколько секунд.

Хоть сила и ударила по Джону вторым, он первым во что-то врезался.

Я наблюдала, как он частично перелетает через столик, где сидели два студента из колледжа, которые ели пирог и пили кофе. Я осознала, что они наблюдали за обменом между нашей четвёркой — все в закусочной пристально и внимательно смотрели с тех пор, как Джон показался в дверях и потребовал, чтобы мистер Монохром меня отпустил.

Теперь я видела, как лица двух студентов колледжа изменяются в замедленном режиме, глаза расширяются при виде моего брата, летевшего прямо к ним и их столу.

Его спина скользнула над их пирогом и кофе, всего в дюйме или двух над поверхностью. Его ноги и теннисные туфли стукнулись о край хромированной столешницы, склонив их тарелки и стаканы в сторону и обратно, заставив девушку вскинуть руки — тоже в замедленном действии. Джон пролетел дальше, не остановившись, пока не приземлился на второй столик за ними, где был поднос, покрытый грязными стаканами из-под газировки и кофейными чашками, которые другой официант, Кори, должно быть, оставил, когда пошёл на перерыв покурить.

Те стаканы и кофейные чашки полетели на пол ещё тогда, когда теннисные туфли Джона задели край первой столешницы, затем он повалился на пол.

Мужчина с золотисто-каштановыми волосами улетел дальше, поскольку по направлению атаки бледно-зелёного света за ним не находилось столиков.

В какую-то долю секунды моё внимание переключилось на него.

Я смотрела, как он летит по воздуху — янтарные глаза широко раскрылись, красивое лицо исказилось от неверия, руки отчаянно колотили по воздуху, ладони и пальцы активно искали точку опоры. Одна его рука также искала что-то другое. Она нырнула в его куртку, потянувшись к пистолету и стараясь высвободить его из кобуры, которую он носил под костюмом. Я смотрела, как он возится с ней, улетая к самой стене.

Затем внезапно вся возня прекратилась. Он врезался в ряд стеклянных полок, уставленных безделушками из пятидесятых — старое радио, металлические ланч-боксы, пластинки Элвиса Пресли, куртка почтальона.

Пока он не врезался во все это, разбив полки своими плечами, головой и руками, звук, казалось, не возвращался в закусочную.

Крики оказались первым, что пробилось в мою осознанность.

Затем пистолетные выстрелы.

Я резко содрогнулась, уверенная в том, что я мертва.

Что-то просвистело возле меня. Я чувствовала движение, но не шевельнулась.

Затем державший меня мужчина издал хрип, половина его тела отдёрнулась назад, вправо от нас обоих.

Ещё больше выстрелов нарушило тишину. В этот раз стрелял не мужчина, державший меня. Впервые до меня дошло, что он был левшой.

Он не стрелял в меня.

Вместо этого, когда я шокированно подняла взгляд, я увидела, что ствол его пистолета дымится. Он целился мимо меня, поверх моего плеча, в мужчину с золотисто-каштановыми волосами.

Я разинула рот, переводя взгляд с пистолета на стену.

Тот мужчина тоже держал пистолет. Он каким-то образом умудрился достать его из кобуры, пока летел по воздуху. Это он стрелял в нас, по крайней мере, пока державший меня мужчина не прикончил его. Он выстрелил прямо в центр лба мужчины с золотисто-каштановыми волосами. Выстрел был таким точным, что шокировал меня.

Моё зрение отключилось.

Его место занял свет. Свет заблокировал мне вид окружающей комнаты.

Ахнув в панике из-за своей внезапной слепоты, я поймала себя на том, что остро осознаю все остальное, что происходило вокруг нас.

Я слышала, как люди вскакивают на ноги, опрокидывают стулья, сдвигают столы. Следом крики. Я чувствовала страх — перед пистолетами, да, но не только перед пистолетами. Часть этого страха была нацелена на меня. Громкая речь и испуганные хрипы сбивали меня с толку. Я ощущала их панику как физическую силу. Она заставила меня дёрнуться, затем содрогнуться от содержавшейся в ней боли — но я не могла видеть их или что-то ещё.

Мои глаза не работали. Все вокруг было светом — только светом.

Зелёный свет, как тот, что мой разум создал вокруг силы в моей груди прямо перед тем, как Джон и тот другой мужчина полетели через комнату. Я моргнула, паникуя из-за своей кажущейся слепоты.

Я моргала, снова и снова, но свет не угасал.

Затем удерживавшие меня пальцы сжались так крепко, что я издала хрип.

— Jurekil’a u’hatre davos! — мужчина тяжело дышал, почти так же тяжело, как и паникующие вокруг нас люди. Он ахнул, говоря прямо возле моего уха. Я не видела его через свет, но его паника врезалась в меня, вызывая тошноту. Он меня боялся? — Gaos… di’lanlente a’guete…ты бл*дский манипулятор! Gaos! Gaos!

Я не могла осмыслить все, что он сказал.

Я знала лишь то, что его голос звучал испуганно. Шокированно до состояния паралича.

Я продолжала моргать, пытаясь снова обрести зрение.

Я чувствовала себя одурманенно, голова кружилась. По правде говоря, я чувствовала себя так, будто меня стошнит.

Я прислонилась к державшему меня мужчине, больше не думая о пистолете, желая лишь видеть, знать, что случилось, где я находилась, почему все кричали. Я действительно видела, как этот мужчина застрелил другого мужчину в голову?

Затем ещё одна мысль заставила панику подступить к горлу.

Я навредила Джону? Что случилось с Джоном?

Меня захлестнул ужас наряду с приливом опасения, которое почти взяло надо мной верх.

— Где Джон? — выдавила я, и мои слова прозвучали невнятно, неразборчиво. — Где он? С ним все в порядке?

Что-то в моих словах, кажется, выдернуло державшего меня мужчину из ступора.

Пальцы отпустили меня, но лишь на секунду.

Рука грубо обхватила мою талию, дёрнув меня к жёсткому мускулистому телу. Я стиснула эту руку ладонями, все ещё стараясь видеть, думать, заставить разум взять верх над тошнотой и ужасом. Я не могла отдёрнуть эту руку от себя.

По правде говоря, я едва могла заставить себя попытаться.

Я не помню, чтобы когда-либо была настолько истощена, напугана или вымотана.

Прежде чем я успела осознать, что он делает, и какие чувства от него исходят, он уже нёс меня. По крайней мере, наполовину нёс, наполовину тащил за собой.

Я не могла видеть, но знала, что мы направлялись к двери.

Тогда я впервые услышала сирены.

 

Глава 4

Бега

Теперь он несёт меня на плече.

Я едва помню, как он меня поднял, но меня едва не тошнит ему на спину, как только он поднимает меня на плечо так, что моя голова свешивается ему за спину. Я все ещё настолько слаба, что едва могу держаться за него. Мои глаза остаются преимущественно слепыми, потерянными в том зелёном и белом свете, но теперь моё зрение то возвращается, то пропадает, и вспышки только усиливают то тошнотворное, расшатанное, головокружительное чувство.

Это чувство ухудшается в разы, как только он начинает бежать.

Я отчаянно пытаюсь ухватиться за его спину, но кожаная куртка, в которую он одет, выскальзывает и избегает хватки моих пальцев. Я понятия не имею, куда мы направляемся. Я чувствую его спешку, его страх за себя, за меня, так что я не пытаюсь бороться с ним. Несколько раз я пытаюсь с ним поговорить, но не могу сформулировать слова или вытолкнуть их наружу, даже когда они образуют смысл в моей голове. Я не могу заставить свой разум работать связно. Вместо этого в голове вертится какой-то салат из слов, ощущение срочности безо всякой возможности выразить что-либо из этого.

Когда он бежит, моё зрение изменяется.

Как только это происходит, все становится темным.

Не черным-темным. Не лишённым всего.

То, что со мной было не так, не уходит, даже когда ко мне возвращается зрение.

Мир, вернувшийся вокруг меня — размытая, подводная, живая картина. Пока он бежит со мной по улице, мой разум понимает, что сейчас день — ну или, по крайней мере, был день, когда я говорила с Касс за буфетной стойкой — но все вокруг меня выглядит как негатив фотографии, светлое к тёмному, тёмное к светлому. Мир меркнет, окрашенный пурпурным и розовым. Свет льётся из этих сумерек, населённый жизнью, проходящий насквозь и делящий наше пространство.

Размытые, похожие на облака, света теперь везде. Держащий меня мужчина бежит мимо меня, уворачиваясь от них, как будто тоже их видит. Когда я смотрю на них пристальнее, я замечаю в этих светах фрагменты смысла и деталей, видя сквозь края серых и грязных облаков. Я вижу очки на одном мужчине. Косматые светлые волосы на другом. Я вижу голову, запрокинутую в хохоте. Я вижу глаза, уставившиеся на нас из этих светов, наблюдающие, пока мы минуем их.

Держащий меня мужчина налетает на одного и кряхтит.

Нам вслед летит вопль, голос проклинает его, поразительно громкий в моих ушах.

Я в шоке осознаю, что они — люди.

Эти размытые, похожие на облака света, что я вижу — они люди.

«Я мертва?» — гадаю я.

В моей голове раздаётся голос. Ясный. Чёткий.

«Нет», — только и говорит он.

Он продолжает бежать. Я понятия не имею, как долго. Здесь нет времени — я живу в пространствах вне деления времени, вне времени, которое крутится как стеклянный шар, как заводная игрушка-матрица, исправно вращающаяся над головой.

Стены зданий светятся как странные вторгающиеся линии. Мы бежим мимо них, но я правда не могу сказать, реальны ли они. Я снова задаюсь вопросом, не умерла ли я.

«Ты не мертва, Элисон». В этот раз нетерпеливо.

Его страх тоже просачивается.

Сирены. Я снова слышу сирены.

Я осознаю, что слышу их частично через него. Он их боится.

Он бежит со мной по улице, двигаясь быстро. Я чувствую его страх через его пальцы, где он стискивает мою лодыжку. Я чувствую его через руку, где она обвивает мои бедра.

Выгнув шею, все ещё стискивая его спину под собой, я смотрю на эти светящиеся силуэты. Шепотки черт мелькают передо мной в этом тёмном пространстве, появляясь и пропадая.

Я вижу один размытый силуэт, меньше крупных, виляющий хвостом. Уставившись на этот лохматый, оставляющий свет хвост, я осознаю, что это собака. Сосредоточившись на ней, я чувствую, как меня окутывает воплощающее её присутствие — искренняя, милая собачья любовь, которая трогает моё сердце. Я смотрю, как она прыгает, извиваясь и восторженно бегая по кругу, выписывая петли вокруг более крупного и более высокого смутного силуэта.

Я изумлённо наблюдаю за ним, пока собака и два её владельца не оказываются слишком далеко, скрываясь в противоположном направлении бледной протяжённости тротуара.

Я смотрю на держащего меня мужчину, ища вокруг него клубящийся световой силуэт.

Однако он другой.

Он вовсе не клубящийся.

Теперь, смотря на него, я ахаю в этом безвременном пространстве.

Под моими руками выделяются светлые кости и кожа, кристально ясные, тогда как остальные человекоподобные фигуры размытые и серые. Я могу видеть лишь смутный контур куртки, за которую неуклюже цепляюсь руками. То, что находится под одеждой, выделяется куда сильнее. Золотой и бледно-голубой свет течёт словно жидкость по крошечным венам внутри его свето-костей, свето-крови и свето-плоти. Я крепче хватаюсь за его спину, зачарованно уставившись на эти вибрирующие нити.

Что-то в нем тянет меня; я теряюсь, глядя на него.

Что он, черт подери, такое?

«Видящий, — его разум остаётся близко к моему. Я почти слышу немецкий акцент в моей голове. — Мы выглядим иначе».

— В-видящий? — я запинаюсь на этом слове и напрягаюсь, ритмично колотясь об его спину, хватаясь за него, чтобы удержаться. Тогда-то я и замечаю свои руки.

Отпустив его одной рукой, я подношу её к глазам.

Кристально-ясные светлые кости светятся перед моим лицом. Те же самые пульсирующие, жидкие вены света текут под полупрозрачной светлой кожей.

Я выгляжу как он. Я выгляжу как он.

Мой разум пытается осознать этот факт, борется с ним.

Опустив руку, мои пальцы сжимаются в кулаки на его куртке. Я смотрю, как они делают это, прослеживаю следы света вверх по моим рукам. Его — белые и бледно-голубые, чуть окрашенные золотым. Цвета, которые составляют мою кожу, кости и свето-кровь, другие — золотые и закатно-красные, чуть окрашенные оранжевым и бледными проблесками голубого. Мы одинаковые, но разные.

И вновь мой разум возвращается к тому, что он сказал.

Видящий. Он сказал, что он — видящий.

Я чувствую себя так, что должно быть, схожу с ума. Может, он опоил меня наркотиками.

Мой разум цепляется за это, ему нравится это объяснение. Меня опоили наркотиками. Сейчас я галлюцинирую, или дома в кровати, или в каком-то кошмаре, вызванном препаратами.

Ничто это нереально. Ничто.

Бегущий со мной мужчина тоже чувствует необходимость разбить иллюзию.

«Это реально, Элисон, — прямо посылает он. — Ты в Барьере. Так вещи выглядят в Барьере… месте, где действуют видящие, — в этот раз он сильнее подчёркивает слово «видящие». — Тебе не снится сон, ты не мертва и не под наркотиками. Ты видишь вещи такими, какие они есть».

Однако мой разум не может сделать ничего полезного с этими сведениями.

И все же я не могу полностью избегать его слов.

— Ты сказал, что ты бл*дский видящий? — в этот раз я заговорила вслух, и в моих собственных ушах это прозвучало оглушающе громко. Я не могу понять, насколько громко я это произнесла.

Честно, я вообще не уверена, что сказала это вслух, пока он не отвечает мне.

«Тихо! — рявкает он в моем сознании. — Ты кричишь, Элисон. Ты хочешь, чтобы нас обоих пристрелили? Или только меня?»

Я поджимаю губы, но я снова чувствую его страх, так что не отвечаю.

— Мы должны вернуться, — выдавливаю я вместо этого. — Джон. Я должна узнать, как Джон…

Его разум обрывает мои слова.

«Ты выжила из своего бл*дского ума? — даже его мысленный голос рычит на меня. — Ты действительно не понимаешь, что ты там сделала? Если ты вернёшься, они наденут тебе на шею ошейник и засунут в проклятую клетку. Вероятно, до конца твоей естественной жизни. Ты только что сотворила телекинез в ресторане, полном человеческих свидетелей…»

Я не отвечаю, поражённая тем, что он думает, будто я могла это сделать. Я ещё сильнее недоумеваю, когда понимаю, что он злится на меня после того, как я видела, как он застрелил человека среди бела дня.

Его мысли превращаются в сердитое бормотание, едва адресованное мне. «Бл*дский манипулятор. Gaos d’jurekil’a. Бл*дский манипулятор… и никто мне не говорит».

Мой разум пустеет в ответ на эти слова.

Я не могу осмыслить его слова или хоть задуматься над ними.

Я собираюсь попытаться снова заговорить с ним, когда он внезапно замедляет темп, отчего моё сердце резко подскакивает к горлу, а живот сильно ударяется об его плечо. Он замедляется, затем останавливается как вкопанный и резко поворачивает налево. За считанные секунды он снова набирает скорость, опять переходя на спринт и унося нас по узкой улице. Я вижу проблески стен зданий, вдоль которых мы бежим, и маленькое, размытое создание из света, спешащее ближе к земле.

«Кошка», — говорит мой разум.

Мимо пролетают птицы, шмыгающие размытые линии в пурпурной и розовой тьме, как светлячки, только размером с мой кулак и куда красивее.

Я смотрю, как одна из них пролетает мимо, когда неожиданно, как в ресторане, какая-то часть моего сознания со щелчком фокусируется обратно.

Это не сон. Я внезапно обретаю уверенность в этом.

Моя тошнота, нервозность и неверие резко усиливаются, смешиваясь с тревогой.

— Куда ты меня несёшь? — спрашиваю я у него.

Я пытаюсь в этот раз спросить тихо.

Я понятия не имею, слышит ли он меня. Он не отвечает.

Мы минуем ещё несколько размытых фигур, эти сидят или лежат на земле. Затем пространство резко раскрывается, и он замедляется.

Когда он смещает мой вес с плеча, я крепче стискиваю его в панике. Затем он наклоняется, ставя мои ноги обратно на землю. Я растерянно хватаюсь за него, но он отцепляет мои руки и ладони. Я все ещё зачарована его световыми руками и ногами, но позволяю ему отпустить меня. Его глаза сияют на меня в этом тёмном пространстве — похожие на бриллианты из бледной смеси зелено-золотого.

— Стой здесь, — говорит он вслух. — Не двигайся, Элисон.

Его голос — приказ.

Мне и в голову не приходит ослушаться.

Я стою там, посреди этого открытого пространства, смотрю, как он обходит слабый контур фигур, которые рядами стоят всюду вокруг нас. Он окидывает взглядом несколько из них, и я стою там, задыхаясь, пытаясь решить, что делать, стараясь думать. Я снова слышу сирены, где-то вдали. До меня снова доходит, что я слышу их уже какое-то время.

Я так затерялась в этом инверсированном, от-позитива-к-негативу мире, что все ещё не могу сказать, связаны ли эти сирены с нами.

Задыхаясь, смотря по сторонам, обхватывая себя руками и подавляя ту глубинную тошноту, я пытаюсь решить, стоит ли мне бежать.

Однако я едва могу видеть. Я не могу осознать ландшафт вокруг меня, эти размытые фигуры, кристально-ясный контур мужчины…

Я смотрю на небо и ахаю.

Гигантские крылатые создания плывут сквозь тьму над моей головой. Некоторые из них выглядят как киты, другие — драконы. Я вижу, как один хлопает огромными крыльями, его пасть полна стекловидных, светящихся зубов. За ним тянется длинный, помахивающий, свёрнутый хвост, и он беззвучно кричит в ночи.

Мужчина снова хватает меня за руку, и я подпрыгиваю, слегка взвизгнув.

Я резко поворачиваюсь обратно, к нему.

Я буквально вижу, как он хмурится на меня. «Элли. Успокойся».

И снова, это не просьба. Моё зрение мечется — от тьмы к свету, затем обратно.

На мгновение я вижу его.

В смысле я вижу его настоящего, мистера Монохрома. Я все ещё с ним. Каким-то образом сама реальность этого умудряется дойти до меня.

— Идём, — говорит он, настойчиво дёргая меня за руку.

И вновь я не борюсь с ним. Следуя за тягой его пальцев, спотыкаясь, я бреду по асфальту, снова пытаясь проморгаться, увидеть сквозь ту тьму.

Следующее, что я знаю — меня заставляют сесть.

Он держит руку на моем затылке, заставляя меня нагнуть шею вперёд. Я осознаю, что меня направляют на сиденье. Я понимаю, что сижу в машине. Затем что-то холодное смыкается на одном из моих запястий. Он закрывает между нами дверцу, затем наклоняется через открытое окно, дёрнув за моё стянутое запястье. Я слышу звон металла, затем он хватает другую мою руку.

То же холодное чувство стягивает другое запястье.

Я пытаюсь пошевелиться. Мои руки внезапно останавливаются в нескольких дюймах от двери. Их задерживают металлические кольца на моих запястьях.

Требуется ещё секунда, чтобы информация проникла в моё сознание.

Пока я таращусь на свои светлые кости и вены, и на слабый контур наручников на моих запястьях, он обходит машину спереди.

Это снова ударяет по мне.

Он застрелил того мужчину. В закусочной. Он убил человека.

Мужчина, которого он убил, показался мне опасным — плохим, может быть. Но он также, кажется, имел какую-то связь с копами. Он также имел какую-то связь со Сдерживанием Видящих.

Мистер Монохром сказал, что он видящий. И он не носил ошейника.

Это означало, что он террорист.

И теперь он захватил меня.

Я слышу, как слева от меня открывается дверь. Затем скрип кожи и шорох одежды, и его вес опускается на водительское сиденье, накренив машину подо мной. Я поворачиваю голову, задыхаясь, пытаясь увидеть его, щурясь, затем моргая, но тьма не уходит. Я вижу его кристально-ясный контур, жидкое свечение света в его венах, его рот, скулы, даже его волосы.

Меня вновь поражает, что он действительно видящий. Он должен быть им.

Он видящий, и он приковал меня к его машине. Теперь я полноценно паникую. Я едва могу дышать. Я дышу слишком часто.

Если мужчина и замечает, он не говорит.

Я смотрю, как он наклоняется, нащупывая что-то. Затем он шарит над собой, передвигая вещи. Раздаётся внезапное, резкое звяканье ключей. Он наклоняется над штукой перед собой, и я вновь вспоминаю, что это его машина.

Он заводит машину.

Он заводит двигатель в ту же самую секунду.

Двигатель пробуждается к жизни. Это низкий, тяжёлый звук. Какая бы это ни была машина, у неё большой двигатель. Типа, 12-цилиндровый. Может, это даже одна из тех усовершенствованных гоночных машин, которые сейчас распространены — они не совсем легальны для улиц, но их все равно можно увидеть на шоссе.

Но если к ней идут настоящие ключи, должно быть, она старая.

Сейчас с ключами уже не делают.

Страх вновь захлёстывает меня.

— Куда ты меня везёшь? — я буквально рявкаю эти слова. Я даже в своих ушах звучу безумной и беспричинно паникующей.

Очередное молчание.

Я все ещё задыхаюсь, стараясь успокоиться и глядя на него во тьме.

Я собираюсь заговорить снова, когда он нарушает молчание.

— Ты впадаешь в шоковое состояние, — прямо говорит он. Этот низкий, немецкий по звучанию голос вибрирует в моей груди вместе с рёвом 12-цилиндрового двигателя. — Мне придётся тебя вырубить.

Его голос такой спокойный, что я поначалу не осознаю его слов.

Затем внезапно его слова откладываются в сознании. Мои челюсти напрягаются, руки сжимаются в кулаки возле цепочки, удерживавшей меня у двери.

— Что?

Он поворачивается, смотрит на меня. Его глаза остры как осколки стекла.

— Я сожалею, Элисон.

Это последнее, что я помню.

 

Глава 5

Поездка

Поначалу я не ставила под вопрос движение машины.

Это вроде как успокаивало, хоть я и с трудом могла найти удобное место для рук. Кочка на дороге резко заставила меня открыть глаза. Небо за грязным ветровым стеклом показывало бледно-розовые и золотые предрассветные оттенки, отражавшиеся от поднимавшегося солнца, которое я не видела.

Я каким-то образом пропустила ночь. Всю.

Может, поэтому мне понадобилось так много времени, чтобы хоть что-то вспомнить о том, где я сейчас находилась.

Силуэт статуи святого привлёк мой взгляд. Он был приклеен к панели управления над старомодным FM-приёмником с серебристыми ручками.

Мои глаза переместились влево, встретившись с угловатым профилем, обрамлённым черными волосами, которые липли к бледной шее. Миндалевидные глаза смотрели поверх высоких скул, сосредоточившись на дороге. У него уже проступала лёгкая щетина. Пятнышки знакомой на вид коричневатой субстанции покрывали его рубашку. Ещё больше этого вещества окрашивало его руку и плечо, которое бугрилось под грубой самодельной повязкой.

Почувствовав мой взгляд, он повернулся. Его глаза казались холодными даже в лучах утреннего солнца.

Я попыталась поднять ладонь…

… и движение моей руки резко остановилось.

Я добрую минуту таращилась на наручники прежде, чем реальность отложилась в моем сознании. Затем я посмотрела на свои лодыжки и обнаружила, что они перевязаны жёстким пластиком наподобие тех фиксаторов, которые используют в популярных полицейских реалити-шоу.

Откинувшись назад, я использовала свой вес, чтобы попытаться сдвинуть единственный предмет, на который я, кажется, могла повлиять — а именно пластиковый подлокотник. Когда тот остался прочно прикреплённым к двери, я снова взглянула на мужчину, заметив, как пристально он на меня смотрит.

Я перевела выражение его лица как безразличную озадаченность.

Он не попытался остановить меня, пока я продолжала испытывать границы своей подвижности. Все моё тело болело; я чувствовала себя так, будто у меня похмелье от текилы в сочетании с раскалывающей голову мигренью. Я чувствовала себя слабой, голодной, меня тошнило, голова слегка кружилась. Я также чувствовала себя странно уязвимой, даже под пахнущим собакой одеялом, которое кто-то — наверное, он — набросил на мои ноги и нижнюю часть туловища.

Я все ещё была одета в то же, в чем ходила на работу.

Моё горло болело. Мне безумно хотелось пить. Моя шея затекла от того, что я спала, привалившись к дверце машины. В приступе какой-то размытой паники я подумала о маме. Я снова завозилась с подлокотником на дверце, помедлив лишь тогда, когда головная боль расцвела жарче, заставляя меня замереть.

Я постаралась думать сквозь боль, задаваясь вопросом, сумею ли я воззвать к его здравому смыслу.

— Я тебя слышу, — проинформировал он меня ровным тоном. Он повернулся, уставившись на меня этими стекловидными глазами. — Ты же знаешь это, верно?

Его слова встряхнули меня. Я забыла о немецком акценте.

Я также забыла его слова о том, что он видящий.

Он поёрзал на сиденье, словно ему было некомфортно.

— Не заставляй меня снова тебя вырубать. Я предпочёл бы этого не делать. Нам нужно обсудить кое-какие вещи.

Я посмотрела в окна, подавляя глубинную панику.

Я увидела в своём сознании Джона — проблеск воспоминания о том, как он врезался в тот стол, опрокидывая его. Я слышала пистолетные выстрелы, слышала этого самого мужчину, ругавшегося на незнакомом языке у самого моего уха. Я помнила крики людей в закусочной. Я помнила, как Касс пыталась не дать этому мужчине утащить меня к двери. Перед моим мысленным взглядом мелькнуло лицо моей матери. Я представила её реакцию, когда полиция постучала в её дверь, когда пришёл хромающий и раненый Джон, сказав, что я исчезла, что меня разыскивают копы и Сдерживание Видящих.

Уставившись на проносившийся мимо пейзаж, покрытый дымкой океан за мужчиной на водительском сиденье, я осознала, как далеко от Сан-Франциско мы уже находились.

— Может, в сорока минутах от границы с Орегоном, — подтвердил он, взглянув на меня. — Мне пришлось большую часть пути ехать по прибрежному шоссе, что нас замедлило. Здесь у них меньше пилотов. Посты с камерами отмечены на карте, их легче избегать.

Я моргнула. Обдумывая его слова, я попыталась уяснить их смысл. В конце концов, я покачала головой, отказываясь идти в том русле мысли, куда они меня направляли.

— У моей матери суицидальные наклонности, — сказала я, поворачиваясь к нему. — Она пьёт, и у неё суицидальные наклонности.

Он не ответил. Он даже не посмотрел на меня.

— Я не могу просто исчезнуть, — сказала я. — Не могу, понятно? В чем бы ни было дело, ты не можешь вот так просто выдернуть меня из моей жизни. Для тебя это может казаться ерундой, но от меня зависят люди. Я забочусь о своей матери. Я езжу к ней каждый день, чтобы удостовериться, что она в порядке, и…

— Я все это знаю, — он перебил меня, не поворачиваясь и перемещая руки на рулевом колесе. Выражение его лица оставалось натянутым. — Ты явно достаточно помнишь из случившегося в той закусочной, чтобы знать, что я ничего не могу поделать, Элли.

Я вздрогнула, когда он назвал меня по имени.

Его выражение сделалось более напряжённым, но он не отводил глаз от дороги.

— Ты собираешься рассказать мне, что это такое? — спросила я, когда он больше ничего не сказал. — Ну то есть, ты явно меня похитил… верно? Ты собираешься сказать мне, почему? — в воцарившейся тишине я всматривалась в его лицо, кусая губу. — Слушай. Я поняла, что ты видящий. Я это поняла. Но что бы там ни было, это бессмысленно. Я никогда и ничего не делала твоим людям. Я всегда поддерживала права видящих. Я никогда не была одним из тех людей, которые…

Он издал тихий невесёлый смешок.

Это так поразило меня, что я заткнулась.

Я все ещё пыталась связно мыслить вопреки мысленному коктейлю из злости, паники и мигрени, когда он повернулся. Его глаза смотрели как два плоских камня.

— Я сожалею по поводу твоей матери. Искренне сожалею. Но как я и сказал, я совершенно ничего не могу с этим поделать, — он сделал странный грациозный жест одной рукой поверх рулевого колеса. — Когда мы окажемся в безопасном месте, возможно, я смогу попытаться повлиять на ситуацию. Но прямо сейчас я никак не могу связаться с кем-нибудь, кто мог бы помочь твоей семье.

Я коснулась уха, ища свою гарнитуру, и он хмуро посмотрел в мою сторону.

— Я выбросил её. Ещё до того, как мы выехали из города.

— Что? — я уставилась на него. — Ты серьёзно? Это была зарегистрированная гарнитура. Меня за это могут оштрафовать… не говоря уж о том, что это нелегально.

Он покачал головой, издавая странный щелкающий звук языком. Этот звук опять выражал своеобразный циничный юмор, словно он не мог поверить моим словам.

Он продолжил так, словно я ничего не говорила.

— В ту же секунду, как я войду в Барьер, СКАРБ нас обнаружит, — произнёс он лишённым эмоций голосом. — Любая попытка коммуникации через гарнитуру также привлечёт к нам внимание властей. В любом случае нас заберут через считанные минуты. Нас разделят, наденут ошейники и засунут в секретную тюрьму Мирового Суда. Меня станут допрашивать и наверняка изобьют до смерти. Ты, скорее всего, окажешься в какой-нибудь лаборатории генетики… по крайней мере, пока Шулеры тебя не вытащат, — очередной ровный взгляд. — Ни один из этих сценариев не поможет твоей матери, Элли.

И снова я вздрогнула, когда он назвал меня по имени.

Он продолжал наблюдать за мной, оценивая моё выражение этими стекловидными глазами.

— С твоим братом, кажется, все в порядке. Физически, по крайней мере. Его допросит СКАРБ и, скорее всего, Национальная Безопасность… но он человек, так что, скорее всего, они отпустят его после проведения сканирования, дабы убедиться, что ему ничего не было известно о твоём истинном расовом статусе. Они приставят к нему наблюдение, конечно же, но у них не будет оснований для его задержания, — он сделал очередной грациозный жест. — Ты несильно ему навредила. Он может помочь твоей матери.

Я впитала его слова.

Он определённо слишком много знал обо мне. Он слишком много знал о моей семье.

Я почувствовала, как кровь отливает от вен на моем лице, когда остальные его слова отложились в сознании. Не только та часть, где он говорит, что не собирается меня отпускать. Это все больше и больше казалось лишь деталью. Я попыталась осмыслить более обширные последствия того, что он сказал. Мой разум просто не мог об этом думать, не по-настоящему.

Выглянув в пыльные окна, я прокрутила в голове свои ограниченные варианты.

Мы ехали в тишине, пока я массировала запястья вокруг двух наручников. Я выглянула в окно, когда он проехал мимо фуры.

Через несколько минут мы миновали ещё одну фуру.

Я подумывала заорать, застучать по окнам, но чем больше я об этом думала, тем сильнее эта возможность казалась мне не только жалкой, но и опасной.

Солнце поднималось выше. Я видела чаек и пеликанов, рассекавших над бриллиантовыми узорами солнца, отражавшегося от волн. Страннее странного было смотреть на такой идеальный пейзаж, когда мои запястья были прикованы к машине незнакомца.

Когда я в следующий раз взглянула на видящего, он смотрел на моё голое бедро, которое выглядывало из-под уродливого серого одеяла. Увидев зарождавшийся в его глазах интенсивный взгляд, я убрала ногу, спрятав её обратно под грубой шерстью.

Я забыла все эти истории о видящих.

Нахмурившись, он отвёл взгляд.

— Со мной ты в безопасности, Элисон, — произнёс он.

Я тихо фыркнула. Ничего не могла с собой поделать.

Когда он наградил меня резким взглядом, я натянула отсутствующее выражение лица и уставилась в окно. В этот раз я смотрела через стекло со своей стороны машины, глядя на песчаные утёсы, которые выстроились вдоль дороги с моей стороны. Мои пальцы стискивали цепочку между металлическими браслетами. Я попыталась подумать, можно ли как-нибудь уговорить его снять наручники… затем снова вспомнила, что он мог читать мои мысли.

Это буквально ограничивало мои варианты.

— Да, — нейтрально согласился он.

Я повернулась к нему лицом, подавив резкий укол злобы.

— Ты действительно не собираешься говорить мне, зачем ты меня похитил? — спросила я. Когда он не ответил, я уставилась на него, задышав тяжелее. — Что? Ты какой-то религиозный фанатик вроде твоего приятеля в закусочной? Террорист? Один из тех независимых, которые хотят нацию видящих? — все ещё ища на его лице реакцию, я прикусила губу, стараясь контролировать эмоции, которые усиливались с каждым вдохом. — Я бл*дская официантка… ты этого не заметил? Ты всерьёз думаешь, что кто-то хоть на секунду помедлит перед тем, как снести мне башку, чтобы добраться до тебя?

Он издал тот тихий щелкающий звук языком.

Я смотрела, как он делает это, внезапно поразившись тому, как чужеродно это звучало, и каким чужеродным выглядел он сам, когда делал это. Я где-то читала про язык видящих и про то, как они использовали язык жестов в дополнение к вербальному общению и телепатии. Меня снова поразило, что он на самом деле не человек, как бы он ни выглядел.

Я не знаю, услышал ли он, как я об этом думала, но его следующие слова сочились нетерпением.

— Элисон, — произнёс он. — Тебе нужно будет контролировать свои эмоциональные реакции. Попытаться хотя бы, — он взглянул мне в лицо. — И с отрицанием тебе тоже нужно справиться.

— Ты кто, бл*дь, такой? — рявкнула я.

И вновь его лицо напряглось. Он покосился на меня, глаза смотрели жёстко.

— Тебе было семь лет, когда я начал наблюдать за тобой.

Когда я издала сердитый звук, он перебил меня жёстким тоном.

— Да. Это так, — он снова сделал то пожимающее плечами движение рукой. — Для этого есть термин. Однако это термин видящих. Для тебя он не будет иметь значения. Я не так много присутствовал здесь в физическом плане. Моя работа заключалась в том, чтобы присматривать за тобой. Помогать тебе оставаться скрытой, где это возможно, — фыркнув, он наградил меня ровным взглядом. — В последние два года это становилось все сложнее. Твоё поведение было… эксцентричным. Вот почему я пришёл лично.

— Эксцентричным? — я уставилась на него. — В каком это смысле моё поведение было «эксцентричным»?

Повернувшись, он посмотрел на меня и вскинул тёмную бровь. Его губы изогнулись в какой-то циничной усмешке.

— Ты ранила девушку своего бывшего любовника, — напомнил он мне. — На публике. Разбитой бутылкой из-под вина, — фыркнув, он посмотрел обратно на дорогу. — Тебя арестовали, Элисон. Это я не мог прикрыть. Даже с нашими контактами в правоохранительных органах.

Я уставилась на него.

На мгновение я пыталась придумать, как это оспорить, и откуда ему вообще об этом известно. После ещё одной паузы я закрыла рот, покачав головой.

— Я тебя не осуждаю, — добавил он. Бросив на меня очередной взгляд искоса, он щёлкнул языком. В этот раз я услышала настоящее веселье. — По правде говоря, этот поступок очень в духе видящих. Но ещё это было очень заметно. Слишком заметно.

— Видящие часто наносят ножевые ранения людям? — саркастично поинтересовалась я.

— Когда дело касается супружеской неверности, да, — и вновь он повернулся, посмотрев на меня этими кристальными глазами. — Однако обычно мы чуть более радикальны.

Все ещё уставившись на него с неверием, я стиснула челюсти.

— Раз ты видящий, разве ты не можешь заставить меня поверить во что угодно?

Он вновь повернулся, адресовав мне холодный взгляд.

— Конечно, — сказал он. — Но с чего бы мне это делать? Ты же никто, сама сказала.

На это мне нечего было ответить. Повернувшись обратно к окну, я стиснула зубы, стараясь думать.

— Он как-то назвал меня, — сказала я. — Тот парень в закусочной. Он назвал меня именем…

— Мост, да. Это твой титул.

— Точно, — повторила я. — Мост. Так это… что? Какой-то ваш миф? Типа штуки в духе Далай Ламы? — когда он не ответил, я заговорила резче. — Ты должен понимать, каким бл*дским безумием это звучит для меня. Ты видящий. Ты должен уметь хотя бы немножко поместить себя в мою шкуру, верно? Эмпатия идёт в комплекте?

Губы мужчины поджались в тонкую линию.

Я ждала, гадая, ответит ли он.

Он не ответил.

Подавив нетерпение, я покачала головой.

— Ты говоришь как немец. Не думала, что видящие все ещё живут в Европе. Я думала, вы все в Азии, за исключением тех немногих, что работают напрямую на…

— Элисон, — холодно перебил он, повернувшись ко мне. — Просто прекрати.

— Прекратить?

Он кивнул, не отрывая глаз от дороги.

— Ты понимаешь это лучше, чем притворяешься. Это шок, — он неопределённо показал на меня рукой. — Может, отрицание. Ты знаешь правду. Твоя человеческая жизнь… закончилась. Ты говоришь со мной, произносишь вещи, ошибочность или полу-правдивость которых прекрасно осознаешь. Ты пытаешься убедить себя, что это нереально, что ты не понимаешь. Лучше сохранять молчание. Позволить правде отложиться в сознании.

Я уставилась на него. Осознав, что в его словах присутствовала по крайней мере искорка правды, я стиснула зубы.

Когда он больше ничего не сказал, я издала прерывистый смешок.

— Ладно, смотри, — я перевернула руку, показывая ему более светлую кожу внутренней стороны руки. Я ткнула в букву H, вытатуированную черными чернилами на моей коже. — Впаривай своё безумие кому-то другому, ладно? Меня тестировали. В буквальном смысле сотни раз. Меня удочерили, так что меня тестировали каждый раз при регистрации. Что бы ты ни пытался сделать, выставить меня каким-то сверх-видящим, якобы-Сайримном, я не горю желанием быть козлом отпущения за затеянный тобой переворот…

Я умолкла, когда он задрал рукав на своей левой руке.

Увидев штрих-код на худой руке оливкового цвета, мои глаза остановились на чёрной Н, вытатуированной на его коже. Он наблюдал за мной достаточно долго, чтобы убедиться, что я поняла, затем опустил рукав, положив обе руки обратно на обшитый кожей руль.

— Это чернила, Элисон, — сказал он. — Они ни хера не значат.

Я ушла в молчание, тошнотворное чувство в моем нутре усиливалось. После ещё одной паузы я покачала головой, вспомнив свой последний визит к доктору и его слова…

— Ты серьёзно будешь притворяться, что ты этого не делала? — видящий повернулся ко мне по-настоящему, его тонкие губы хмуро поджались. — Gaos d’lanlente, Элисон! Твоё имя, скорее всего, уже во всех новостях. Твоё имя. Моё лицо. Твоё лицо, — он продолжал сверлить меня сердитым взглядом, злость окрашивала его голос. — Ты хочешь обвинить в этом меня? Я бы вытащил тебя по-тихому. Я бы протащил тебя мимо него, если бы ты просто…

— Ага, — рявкнула я. — Ты проделал офигительную работу, вытаскивая меня «по-тихому», иначе и не скажешь. Изумительная работа. Мне особенно понравилась та часть, где ты приставил мне к башке пистолет.

Он нахмурился, отворачиваясь. Глядя через ветровое стекло, он сжал руки на коже рулевого колеса, ничего не сказав и щёлкнув языком себе под нос.

Я тоже сидела молча, хмурясь и глядя в окно.

И все же сказанные нами обоими слова начали глубже осознаваться моим мозгом. Подумав об их последствиях, я сглотнула. Мои руки внезапно похолодели.

Я действительно сделала это? Я действительно швырнула людей через всю комнату?

— Да, — прорычал мужчина рядом со мной. — Сделала.

Едва приостановив свои мысли, чтобы наградить его сердитым взглядом, я стиснула зубы и не ответила. И все же то тошнотворное ощущение в моем нутре усилилось.

Телекинез не был распространённым явлением. Он был практически неслыханным, даже среди видящих. Я практически уверена, что с тех самых пор, как видящих вообще обнаружили на Земле, не было найдено ни одного видящего-телекинетика, не считая Сайримна, который был мёртв примерно восемьдесят лет.

Этого определённо не случалось при моей жизни.

Однако наследие Сайримна жило и здравствовало.

Для большинства людей Сайримн все ещё был бабайкой. Во время Первой Мировой Войны он стер с лица земли половину Европы. Он убил несколько миллионов людей из числа разных человеческих армий. Он взрывал самолёты, силой мысли воспламеняя топливные баки. Он проделывал то же самое с бронированными автомобилями, даже с танками. Он взрывал бомбы, воспламенял порох в пулях прежде, чем они вылетали из стволов. Он обрушивал мосты вместе с войсками, разрушал водопроводы и трубопроводы, поджигал поля.

Он убил миллионы гражданских.

Согласно одной статье, которую я читала, он даже воздух воспламенял.

В конце концов, потребовалась совместная работа элитной команды видящих и людей, чтобы устранить его. Если бы не они, Сайримн скорее всего перешёл бы к уничтожению России и Ближнего Востока, а может быть, и Соединённых Штатов, и Азии. Германия теперь правила бы миром.

Или, точнее, видящие правили бы миром.

Существовало несколько дюжин теорий относительно того, почему Сайримн изначально стал помогать немцам. Большинство верило, что он просто использовал их, использовал войну, чтобы разделить и завоевать фракции людей. Те же учёные и эксперты считали, что в итоге Сайримн обратился бы и против Германии, как только среди людей воцарился бы мир.

Я помнила, как в колледже на уроках расовой истории читала различные дебаты об его возможных мотивах.

Я никогда не слышала о существовании другого видящего-телекинетика, помимо него.

Подумав сейчас об этом и о том, как мало я помнила о случившемся в закусочной, я ощутила тошноту.

Это тошнотворное чувство становилось тем сильнее, чем дольше я смотрела в окно.

— Теперь ты понимаешь? — тот грубоватый, немецкий по звучанию голос. — Ты понимаешь, почему мне нужно было вытащить тебя оттуда, Элисон?

В этот раз я услышала в его словах лёгкое сочувствие.

Я уставилась в окно, ничего не видя и стискивая зубы так сильно, что они заболели. Тошнота, которую я ощущала, сделалась такой сильной, что я всерьёз боялась заблевать все серое одеяло. Я постаралась не думать о Джоне или о том факте, что закусочная оборудована камерами, как и любое публичное заведение в Сан-Франциско. СКАРБ имел доступ ко всем этим записям. Как и департамент полиции Сан-Франциско. И Национальная Безопасность.

— Я не позволю им забрать тебя, Элисон, — сказал он. — Пока я могу что-то предпринять в этой ситуации.

Я могла лишь смотреть на него.

Он прочистил горло, делая тот жест, который напоминал мне пожатие плечами.

— Есть несколько… особенностей… в твоих чертах, — сказал он. — Некоторые из них помогут нам безопасно тебя вытащить. Твоя кровь не определяет тебя как Сарка, — он взглянул на меня. — Как видящего, имею в виду. Отсутствие выраженных маркеров в твоей крови — это невероятно редкое явление. Оно встречается лишь у одного из нескольких сотен тысяч видящих. У меня оно тоже есть. Так нам будет проще обойти любые попытки, которые они могут предпринять, чтобы не дать тебе покинуть страну.

Я снова уставилась на него, стараясь осмыслить, что он мне говорит.

— Покинуть страну, — тупо повторила я.

— Конечно. Мы не можем оставаться здесь.

Его голос звучал так буднично, что я не могла придумать ответ.

Он продолжил сдержанным голосом.

— Что касается того, что такое Мост, это тебе тоже объяснят. Возможно, я обладаю не лучшей квалификацией для этого. Однако если коротко, то мы верим, что ты — реинкарнация создания, которое появляется в пантеоне видящих, — взглянув на меня, он прищурился, затем взял свои слова назад. — Ну. Не совсем пантеоне. Не в человеческом смысле. Верование не относит тебя к «богам» как таковым. Ты считаешься реинкарнацией специфической частоты света, или импульса, только в материальной форме…

— Что? — я моргнула, качая головой. — Что?

Выдохнув, он сам покачал головой. Его слова и фигуры речи зазвучали странно научными, точно он читал лекцию по мифологии видящих.

— Как я уже говорил, наверное, я не тот, кто сможет объяснить это наилучшим образом, — произнёс он обречённым тоном. — Суть в том, что ты важна для видящих. По этой причине тебя спрятали среди людей. Ты — создание, которое перерождается на Земле перед значительным сдвигом в хронологических этапах развития. Твоё прибытие сюда сигнализирует о приближении этих перемен. В тебе видят того, кто поспособствует этим переменам, — все ещё раздумывая, он пожал плечами. — …Или, возможно, станет причиной этих перемен — в зависимости от того, какую интерпретацию мифов ты предпочитаешь…

— Как тебя зовут? — перебила я.

Он удивлённо взглянул на меня. Затем нахмурился.

— Дигойз, — сказал он. — Ревик.

— Тебя зовут Дего-ииз? — я медленно произнесла это странное имя. Ещё секунду спустя моё лицо прояснилось. — Реви'. Тот мужчина называл тебя Реви'. Это сокращённое от Ревик?

Он один раз кивнул.

— Это моё имя. По правилам имён видящих фамилия идёт первой. Того другого видящего зовут Териан.

— Терри, — сказала я. — Сокращённое от Териан.

— Верно.

— Очень уж приятельское обращение к парню, который угрожает твоей жизни, нет? — спросила я. — Вы двое друзья? Бывшие бойфренды? Что?

Мужчина повернулся и хмуро уставился на меня. Он покачал головой, но не в знак отрицания. Вместо этого он снова раздражённо выдохнул.

— В некотором роде можно и так сказать, да, мы были друзьями. А также коллегами. Теперь мы ни то, ни другое.

— Ты уже во второй раз делаешь это, — сказала я.

Он посмотрел на меня.

— Делаю что?

— Говоришь про него в настоящем времени, — сказала я. — Ты убил его, верно? Почему ты продолжаешь говорить о нем так, будто он все ещё жив?

Черноволосый мужчина нахмурился.

— Это сложно, Элисон.

— То есть он все ещё жив?

— Да.

Я поджала губы, желая спросить, откуда он вообще мог об этом знать. Когда через несколько секунд он не пояснил, я оставила эту тему.

— Ладно. К этому мы вернёмся, Дего-ииз…

— Ревик, — сказал он, бросив на меня взгляд. — Я только что сказал тебе. Дигойз — моя фамилия.

Уставившись на него, я прикусила губу и стиснула закованные в наручники руки. Я чувствовала, как часть меня хочет сорваться на него. Я хотела наорать на него. По правде говоря, мне хотелось намного большего, но я знала, что это тоже не поможет моей ситуации.

Я заставила себя хранить молчание, но лишь на время.

Как будто почувствовав и это, мужчина выдохнул, откинувшись на спинку сиденья.

— Говорю же, старейшины более компетентны говорить с тобой о духовных аспектах твоей роли, — проведя рукой по своим черным волосам, он бросил на меня косой взгляд и мрачно поджал губы. — Моя цель проще. Я здесь для того, чтобы доставить тебя к ним. Живой. Тебе нужно понять кое-какие вещи, чтобы лучше помочь мне с достижением этой цели. Новостные ленты не… — он склонил голову, делая очередной смутный жест рукой. — …точны. Особенно в плане изображения отношений между людьми и видящими.

И вновь он говорил скорее как профессор, нежели как преступник.

Противоречие казалось таким странным, что раздражало меня. Я хотела отнести его к одной категории и не могла. Не совсем.

Он продолжал тем же лекторским тоном.

— Более того, — натянуто добавил он. — Видящие — не одна единая общность. Тот видящий в закусочной. Териан. Он представляет фракцию, отличную от моей.

Я невесело фыркнула.

Ощутив на себе его взгляд, я сглотнула, не отворачиваясь от окна.

Он подождал мгновение, затем, кажется, отбросил это.

— В интересах и человеческого правительства, и правительства видящих скрывать эту более сложную реальность от гражданских, — продолжил он. — Между видящими и людьми долгое время происходит своего рода «холодная война» на многих уровнях, — как будто ощутив что-то от меня, он покосился, затем отбросил то, что почувствовал. — Обученный разведчик может убрать свою частоту из обычного спектра восприятия в Барьере, в основном посредством слияния со светом, образующим его окружение…

Вероятно, почувствовав, что я его не понимаю, он покосился в мою сторону.

— … В любом случае, — продолжил он, отмахнувшись от собственных слов. — Я хочу сказать, что тебе придётся тренироваться. И обучиться этим вещам. Возможно, я сумею помочь на начальном этапе. Это определённо более продуктивное совместное времяпровождение.

Я стиснула зубы, но не ответила.

Он снова взглянул на меня, затем прочистил горло.

— Свободные видящие, в смысле те, кого не продали в рабство при рождении или в детстве, или кого не принудили к этому тем или иным путём… у нас есть только три реальных варианта.

Он снова уставился на дорогу, идеально вписав нас в поворот, который огибал крутой утёс. Пока мы проезжали мимо, я смотрела на потоки воды, лившиеся с краёв темной скалы.

— Наш первый вариант — жить с традиционными религиозными видящими в изоляции, — продолжил он. — Это неплохая жизнь, но не каждому из нас она по душе, точно так же, как это было бы по душе не каждому человеку. Наш второй вариант — это принадлежать по контракту… продать наше экстрасенсорное зрение людям. Этот путь даёт нам некоторую свободу при условии, что видящий достаточно обучен, чтобы вообще изначально получить такой контракт и найти справедливого работодателя. Но это рискованно… своего рода добровольное рабство. И это доступно не всем видящим, это зависит от их ранга.

Он добавил:

— Третий вариант — присоединиться к Шулерам… или к «Организации», как они себя называют. Шулеры — это подпольная сеть видящих с анти-человеческой политикой. Многие из них проникли в человеческие учреждения. Видящий, с которым ты встретилась, Териан, является одним из них.

Я заметила, что он снова использовал настоящее время.

— Я тоже тот, кого называют разведчиком, — добавил он после очередной паузы. — Это означает, что я видящий, обученный находить вещи за Барьером. Это профессия. Которой обучают, часто в молодом возрасте. Мы работаем на разных должностях в мирах людей и видящих.

— Шпион? — спросила я, посмотрев на него.

Он нахмурился. У меня определённо сложилось впечатление, что этот термин его раздражал.

— Возможно, что человеческий эквивалент этого понятия — шпионаж, — дипломатично заявил он мгновение спустя. — Мой человеческий работодатель определённо видит ситуацию в таком свете. Для разведчиков Шулеров определение «шпионаж» будет более точным. Они не следуют Кодексу и действуют в рамках полувоенной структуры, отражение которой ты видишь в пространственном воплощении их сети видящих…

Кажется, опять почувствовав моё непонимание, он взглянул в мою сторону.

— Пирамида, Элли. Мы называем их сеть Пирамидой.

Я уставилась на него. Я почувствовала, как кровь отливает от моего лица.

Пожав плечами, он прочистил горло.

— В своих картинах ты рисовала воплощение Пирамиды, не так ли? — он взглянул на меня, его голос все ещё звучал с осторожной вежливостью. — Эти изображения были довольно точными, насколько я припоминаю. Тот факт, что ты видела так много, вызвал любопытство среди старейшин нашего вида… и это также послужило ещё одной причиной, чтобы вывести тебя из укрытия. Встал вопрос о том, обладаешь ли ты способностями провидца. Ты рисовала их все чаще.

Я не ответила.

Вспомнив странное галлюциногенное изображение пирамиды, которое я увидела над головой того видящего, Териана, я почувствовала, как живот совершает очередной кульбит. Я крепче закусила губу, все ещё наблюдая за проносившимся за окном пейзажем.

— То есть у тебя есть работодатель? — произнесла я, не поворачиваясь к нему. — Где они? И как они позволяют тебе расхаживать без ошейника?

Он повернулся, уставившись на меня. После небольшой паузы я тоже повернулась.

В этот раз его бесцветные глаза были холодны как лёд.

Помедлив мгновение, он отвернулся. Я буквально видела, как он старается контролировать свой темперамент. Он нахмурился ещё сильнее, затем продолжил более лекторским тоном.

— У видящих существуют разные уровни допуска и меры безопасности, Элисон, — сказал он заметно более холодным тоном. — Я обладаю более высокой квалификацией по сравнению с видящими, обсуждение которых ты видела в новостных лентах. Из-за специфики выполняемой мной работы и того, для кого я её выполняю, я обладаю практически неограниченными правами в обществе и путешествиях, возможностью свободно передвигаться без ошейника. Я могу носить оружие и…

— Что? — я уставилась на него. — Ты можешь носить оружие?

Он бросил на меня раздражённый взгляд.

— Я застрелил кое-кого, Высокочтимый Мост. Прямо на твоих глазах.

— Не называй меня так, — я поморщилась. — Я имею в виду, легально. Ты можешь легально носить оружие? Как так?

Он наградил меня очередным взглядом с неприкрытым раздражением.

— Ты многое не знаешь об этом мире, Высокочтимый Мост, — произнёс он голосом, который казался вежливым на поверхности, но холодным в глубине. — Именно это я и пытаюсь тебе сказать.

Воцарилось молчание.

В это время он посмотрел обратно на дорогу.

— Помогло бы, — добавил он ещё холоднее, — если бы ты сделала сознательную попытку вспомнить, что говоря о надевании ошейников и порабощении видящих, ты говоришь о собственных братьях и сёстрах, — очередной беглый взгляд. — А ещё ты могла бы помнить, что говоря о таких вещах, ты больше не можешь исключать себя из этой общности.

Эти стекловидные глаза всматривались в мои.

Я нахмурилась, глядя на него в ответ.

— Пока что, — парировала я. — Единственный, кто меня порабощает — это ты.

Пожав плечами, он вновь заговорил более лекторским тоном.

— Тебе стоит знать, что в нашей мифологии люди — третья раса, — сказал он, сосредотачиваясь обратно на дороге. — Первая — Элерианцы. Вторая — Sarhacienne или Сарки, то есть мы… слово «Sarhacienne» означает «Второй» на языке видящих. Третьи — люди, — он взглянул на меня. — Считается, что каждая раса разрушает собственную цивилизацию в определённой точке эволюционного цикла, чтобы перейти на следующий уровень. Элерианцы, первая раса, больше не существуют за пределами Барьера. Говоря, что мы, Sarhaciennes, не имели экстрасенсорного зрения до Второго Смещения.

Он снова помедлил, бросив на меня прищуренный взгляд — может, пытаясь увидеть, слушаю ли я.

— Согласно истории видящих, каждая раса растёт в силе, охвате и технологиях, пока в их развитии не наступает критический период, — продолжал он тем низким голосом. — Пока что произошло два Смещения… Одно Элерианцев, и одно Сарков. Мы верим, что грядёт третье Смещение, — он взглянул на меня. — Человеческое.

Вместе с его словами меня атаковали образы — резкие, поразительно ясные.

В них я видела, как падают бомбы. Штормы бушуют на море.

Сине-белое солнце ярко и холодно пылает над Землёй. Сверкающий серебристый меч рассекает его посередине, ослепляя его…

Когда этот свет меркнет, я вижу Сан-Франциско в руинах. Я вижу Белый Дом, лишённый людей, его зияющие окна почернели от огня, части купольного свода обрушились внутрь и отсутствуют, белые стены усеяны дырками от пуль автоматов. Я ахаю, стискивая цепочку, которая удерживает мои запястья воедино. Укол боли пронзает мою грудь. Я пытаюсь заблокировать его, выбросить образы из моей головы.

Красные вспышки звёзд полыхают за моими глазами, взрываясь над пыльным азиатским городом.

Я издаю ещё один резкий хрип…

… когда тёплые пальцы сомкнулись на моем предплечье.

— Эй, — он крепче сжал меня, когда я повернулась.

Я заморгала, глядя на него и поначалу не видя его ясно. Его лицо оказалось странно близко ко мне, стеклянные глаза наблюдали за мной с пронизывающей пристальностью. Я впервые подметила, как он умён. Я вижу это в его ясных глазах. Я чувствую это в нем, словно ощутимое мерцание вокруг его силуэта.

Однако он одинок. Он почти до боли одинок.

Это причиняет мне боль, это одиночество.

— Что такое? — его голос звучал резко. — Ты в порядке?

Я могла лишь покачать головой.

Он сильнее потянул меня пальцами, подталкивая своим сознанием, чтобы выдернуть из этого состояния, вернуть в настоящее. Когда я подчинилась, его лицо вернулось в фокус, угловатые черты стали жёсткими, почти хищными. Эта жёсткость не казалась адресованной мне, но она заставила ещё раз повторно оценить его, и в этот раз увидеть в нем опасность. Я вновь подметила, каким он был высоким.

Его голова почти задевала потолок салона.

И все же я видела там нечто большее, чем злость. Я чувствовала беспокойство, осязаемое за его хмуростью.

— Что, бл*дь, это было? — прорычал он. — Не делай так больше.

Я моргнула. Его образ вновь выправился.

— Делать что? — спросила я. — Что я сделала?

— Твой свет… aleimi… — сказал он, внятно произнося незнакомое слово. — Твой свет видящего. Ты только что что-то сделала с ним. Что бы ты ни сделала, это заставило твой aleimi вспыхнуть. Такая вспышка делает тебя заметной внутри Барьера, даже когда ты за его пределами. Сейчас ты не можешь этого делать. Не можешь.

Его голос звучал сурово, словно он разговаривал с непослушной собачкой.

И вновь я могла лишь уставиться на него. Как он вообще думал, что я могла сделать нечто подобное осознанно, и тем более нарочно — вне моего понимания.

Должно быть, он это тоже услышал.

Отпустив мою руку, он положил ладонь обратно на рулевое колесо, тихо щёлкнув языком. Когда он сосредоточился обратно на вождении, выражение его лица оставалось напряжённым.

После очередной паузы он прочистил горло.

— Шулеры, несомненно, ищут нас, — произнёс он смирившимся тоном. — Они пошлют за нами много видящих, Элисон. Их будет больше, чем я могу справиться. Когда я только что попросил тебя держать свой свет приглушенным… меня беспокоило это. А не то, что именно ты сделала, — он взглянул на меня. В этот раз его голос звучал почти извиняющимся. — При обычных условиях такие вспышки совершенно нормальны. Я не имел в виду, что ты намеренно сделала что-то нехорошее. Я просто прошу тебя постараться контролировать такие вещи, если можно, пока мы не окажемся в безопасном месте.

Прислонившись к дверце машины, я нахмурилась.

Обдумывая его слова, я решила, что бессмысленно пытаться спорить, особенно когда он явно старался идти мне навстречу. Вместо этого я подавила очередную волну измождения. Я закрыла глаза, слушая гудение двигателя машины.

— То есть они действительно хотят моей смерти? — спросила я. — Эти Шулеры?

Когда я открыла глаза и посмотрела на него, он нахмурился.

— Да, — помедлив и все ещё всматриваясь в моё лицо, он сделал очередной жест рукой, который напоминал склонённое крыло. — Ну. Или мёртвая… или на их стороне.

Вспомнив слова Шулера в той закусочной, я кивнула. Я снова подумала о том, как, казалось, хорошо эти два мужчины знали друг друга. Дело не только в словах или уменьшительно-ласкательных именах, которыми они называли друг друга. Я буквально чувствовала связь между ними.

— Ты работал на них, не так ли? — выпалила я. — На Шулеров. Ты был одним из них.

Очередная пауза.

Он выдохнул, щёлкнув языком.

— Да.

— И ты все равно думаешь, что это было бы так ужасно? — настороженно произнесла я. — Пойти с ними? Ты же очевидно ушёл. Ты не мёртв.

В этот раз я буквально осязала его раздражение.

Больше, чем раздражение. Там жили и другие эмоции. Смущение. Смятение. Своеобразное противоречивое раздражение, которое говорило мне, что дела обстоят сложно, и он не хотел объяснять. Я даже ощущала что-то вроде стыда. Конечно, я не могла знать наверняка.

Я не могла знать наверняка, что мои ощущения реальны.

— Нам стоит поговорить об этом позже, Элисон, — сказал он наконец. — Когда мы будем в безопасном месте.

Взглянув на грубую повязку на его руке, я нахмурилась и кивнула.

— Так что такое Шулер? — спросила я. — Хотя бы это ты можешь мне сказать? Они просто видящие-мятежники? Одна из террористических группировок, о которых вечно говорят в новостях?

Он посмотрел на меня, и в его бледных глазах отразился косой луч солнечного света.

— Они — враги, — просто ответил он.

 

Глава 6

Териан

Труп мужчины, умершего в двадцать с небольшим, с художественной точностью был разложен на столе из нержавеющей стали.

Прозрачные трубки торчали из его горла, из вен на руках, ногах, животе. К нему дополнительно приспособили несколько комплектов электродов, помеченных разными цветами и отмечавших участки его обнажённой кожи, а также надели на голову компьютеризированный обруч, плюс поставили более обыденную капельницу с солевым раствором. Органический обруч на голове с его мягкой, похожей на кожу текстурой ритмично мигал; это был единственный свет, который исходил не от одного из четырёх мониторов, которые полностью занимали стены костяно-белой комнаты.

Техник корректировал настройки на передвижной консоли рядом со стальным столом, используя стандартный интерфейс и клавиатуру, которая проецировала информацию и результаты на стены с органическим покрытием. Жидкость, курсировавшая по прозрачным трубкам, исчезала в той же стене, слегка изменяя цвет после каждой поправки, которую вносил техник. Как только жидкость стабилизировалась, электроды на голове трупа мигнули темно-синим, сигнализируя, что завершился ещё один этап органического окончания передачи.

Подёрнутые дымкой зрачки слепо уставились в потолок, радужки и белки были одинакового молочно-серого цвета. Пока трубки несли генетический вирус к их носителю, радужки сменили цвет на прозрачно-жёлтый, цвет нарциссов. Или крепкой мочи, подумал техник.

Со временем этот жёлтый начал становиться ярче.

Кожа тоже выглядела другой, не совсем налившись жизнью, пока что нет, но все равно каким-то образом казавшись менее мёртвой.

Это заняло двенадцать часов.

Ушло бы ещё больше времени, но тело было предварительно подготовлено.

День первый настал и прошёл.

Начальница техника пришла в комнату через несколько часов после первых настоящих изменений в признаках живости тела. Пожилая женщина-учёный проверила показания на мониторе, внося дополнительные небольшие поправки, затем наградила младшего техника сдержанным кивком ободрения. Он наблюдал за каждым её движением с нескрываемым напряжением.

Она славилась тем, что не терпела ошибок.

— Теперь, — сказала она, один раз кивнув в последний раз. В её голосе звучал лёгкий немецкий акцент. — Теперь мы ждём.

***

Териан лежал совершенно неподвижно.

Единственный намёк на жизнь в его новом теле жил в неуловимой попытке сфокусировать взгляд.

Новые глаза — для него, по крайней мере, новые — они смотрели с чужеродных черт незнакомого лица. Он пока не рассмотрел себя хорошенько, но и то, и другое теперь принадлежало ему — по крайней мере, пока он не умудрился угробить и это средство передвижения.

Он посмотрел в ровный мёртвый потолок, жалея, что не подумал и не приказал им поместить туда монитор. Приглушенных проблесков органики на периферии его зрения было недостаточно, чтобы его отвлечь.

Ему хватало тем для размышления, но ни одна из них не была особенно радостной.

Он все равно мало что мог поделать, пока не вернул себе подвижность. И все же основные моменты последних двадцати четырёх часов медленно просачивались в сознание.

Период адаптации всегда ждал его по ту сторону одной из его маленьких «смертей». К этому времени он должен был уже привыкнуть, но сама природа перемен делала невозможным привыкание к этому процессу. Чтобы облегчить своё смятение, Териан внедрил в процесс передачи программу, которая напоминала ему об этом ещё до того, как полностью вернуть его в сознание. Однако дезориентация не прекращалась полностью, пока процесс не был завершён.

Он ненавидел тишину.

Ему не нравилась пустота, которая лежала между состояниями активного сознания. Хоть каждая смерть по-прежнему отличалась от предыдущей, все случаи обладали определённым сходством в физических ощущениях и обыденных формах психологического стресса.

В начале его всегда приветствовала тишина.

Таким образом, несмотря на целесообразность такого состояния, самый мудрый план действий — лежать и принимать этот факт хоть с каким-то достоинством. Философские размышления должны сопутствовать смерти, подумал Териан, какой бы временной она ни была. Смерть, как и жизнь, не нужно воспринимать как создание без разума. Ментальный ритуал содержал суеверные пережитки, и все же Териану нравилось ценить блага, данные ему в избытке.

Ему казалось это по-своему благородным. Заслуживающим восхищения.

Постепенно память начала своё незаметное возвращение.

Отрывки прошлого просеивались через сознание Териана как листья, падающие на холодном ветру. Некоторые застревали, устраняя пробелы.

Теоретически все его воспоминания были связаны с новым телом благодаря базовой технике передачи, но с каждым телом шёл новый набор нематериальных структур, комбинация разума Терри и разума того тела, которое он теперь носил. Пробелы оставались, пока его aleimi заново узнавал пути доступа к материальному миру.

Прошло ещё больше времени.

Он применил давление к процессу его перерождения, пытаясь получить доступ к последним моментам его предыдущего тела. Это раннее вспоминание требовало труда, в основном в виде отделения его собственных воспоминаний из множества жизней от воспоминаний тела, которое он теперь носил… а оно, конечно, несло в себе воспоминания одной жизни смертного.

Ну, на самом деле, даже меньше. Териан предпочитал молодые тела.

Наконец-то всплыв на поверхность, образы и ощущения нахлынули без предупреждения — как фильм, который начинался и заканчивался без запроса и вступления. Свет взорвался в его зрении; Териан услышал крики, почувствовал, как его тело летит по воздуху, затерявшись в моменте вне времени, пока он пытался достать пистолет из кобуры. Боль прострелила его голову и позвоночник, когда он врезался во что-то, что разбилось под его спиной. Он поднял пистолет, увидел приглушенную вспышку света при выстреле.

Затем другая вспышка, с противоположного конца комнаты.

Дигойз Ревик.

Ну конечно.

Териану стоило привести туда больше одного тела.

Остальное влилось в его сознание при этой мысли. Не Дигойз отбросил его через всю комнату. Малышка видящая сделала это — та, которую Реви' сжимал в руках, притворяясь, будто готов убить, если Териан не оставит их в покое.

Мост. Она была телекинетиком.

Она могла манипулировать материей.

Интенсивный прилив эмоций ударил по нему — такой сильный, что затмил его зрение, заставил его девственный разум остановиться как вкопанный. Он постарался думать вопреки этому, на мгновение затерявшись в воспоминании об этом открытии.

Ему надо было застрелить Дигойза прямо через окно закусочной.

С другой стороны, Реви' всегда следовал правилам, придерживался процедур. Может, он бы действительно её уничтожил, если бы почувствовал себя загнанным в угол. То, что она была телекинетиком, только увеличивало эту вероятность. В конце концов, это делало её в миллион раз опаснее любого, кого ожидала увидеть Организация.

Нет, стрельба по Дигойзу, скорее всего, только привела бы к убийству женщины.

Фактически она приняла решение за них обоих.

На него упала тень, блокируя белый, покрытый мелкими выемками потолок.

— Сэр? — произнёс голос. — Слишком рано. Вы должны отдыхать.

Он постарался использовать свой рот, заговорить… затем использовать свой свет.

Им нужно было знать.

Им нужно было знать о ней.

Усталость помешала ему прежде, чем он сумел справиться со своими голосовыми связками или новым разумом. Все это для него оказалось слишком — стресс перерождения, тяжёлого возвращения к жизни — даже препараты способствовали его возвращению в блаженный сон без сновидений.

***

«Он помнит?» — произносит знакомый голос над ним.

Териан не может открыть глаза.

Он парит над собой, наблюдая, как они говорят в его сознании, словно оно было конференц-залом в одном из множества частных самолётов Галейта. Териан парит там, слушает.

«Он помнит свою смерть», — говорит женщина-учёный.

«Это был Дигойз, не так ли? Его они назначили охранять её?»

Её мысли приобретают утвердительный тон. «Изображения, которые мы извлекли, указывают, что это возможно. Вы бы хотели это увидеть?»

Свет другого указывает на положительный ответ.

Она проигрывает воспоминания, словно видео из новостной ленты.

«Ах, — голос вздыхает, пока его обладатель смотрит, но эмоция за этим вздохом ощущается сложной, привкус гордости смешивается с сожалением. Его слова продолжают звучать деловито. — Она поистине изумительна, не так ли? Вид их двоих вместе, признаюсь, трогает что-то во мне».

Женщина-учёный не отвечает.

Галейт снова вздыхает, и его разум тут же приобретает деловой тон.

«Вы все ещё проверяете аномалии каждый раз, когда наш Териан возвращается в новое тело? Каждый, абсолютно каждый раз, Ксарет… без исключений?»

«Да, — говорит она, в её голосе звучит сухая уверенность. — Его не воскрешают без тщательного обследования, отец Галейт. Никаких аномалий. Никаких отклонений любого характера».

Следует очередная пауза, пока он размышляет над её словами.

Она нарушает молчание, голос звучит настороженно.

«Сэр, если вы не возражаете против моего вопроса. Дигойз. Действительно ли есть строгая необходимость, чтобы он оставался частью этого уравнения? Очевидно, что он нам больше не друг и не…»

«Я возражаю, Ксарет, — в голосе Галейта слышится легчайшее предупреждение. — Убедитесь, чтобы наш друг Териан оставался стабильным, счастливым и свободным от всяких тревожных мыслей. Как и подобает любому хорошему и верному другу Организации. Попросите его связаться со мной, как только он будет в состоянии».

«Конечно, — дипломатично посылает она. — Есть ряд тестов, которые я хотела бы порекомендовать. Для неё, имею в виду. Когда она окажется у нас под арестом…»

Голоса начинают меркнуть, ускользая от слуха Териана, уплывая из его сознания словно лодка, которую все дальше и дальше уносит холодный бриз.

***

Когда он проснулся в следующий раз, пожилая женщина-доктор присутствовала там лично, склонившись над главным монитором.

Увидев, что он открыл глаза, она улыбнулась ему, глубокие морщины на её состарившемся лице сделали это выражение больше похожим на гримасу. Как всегда, в её черных глазах и странно плоском носе мерещилось нечто схожее с рептилией.

«Как долго я был без сознания?» — послал он ей.

Она внесла несколько последних поправок перед тем, как взглянуть на него во второй раз. Её тонкие губы изогнулись в ещё одной слабой улыбке.

— В общей сложности примерно сорок шесть часов, брат.

Териан моргнул. Он попытался пошевелить челюстью. Она все ещё побаливала.

«Ты знаешь про неё?» — послал он.

— Что наш новый Мост — телекинетик? — та улыбка тонких губ. — Конечно. Сведения об этом просочились в публичные новости, брат. СКАРБ не сумел это сдержать. Нелегальные программы транслировали плёнку происшествия. Её имя тоже известно публике.

«Мы все ещё отслеживаем их?»

— Мы их ищем, — поправила она. — Он подстроил несколько обманок, когда покинул город. Мы пока не уверены, какая из них — он сам.

«Сколько?»

— Три отряда на нашей стороне. И теперь мы воздействуем на человеческие СМИ.

«Сколько обманок?» — послал он.

— По меньшей мере, восемь, — она помедлила, голос оставался лишённым эмоций. — Мы все ещё собираем последний комплект твоих воспоминаний. Есть те, кто считают, что ты провалил это задание, брат, — повернувшись в следующий раз, она улыбнулась. — Галейт — не из их числа. Я тоже. Никто из нас не мог предвидеть, что она окажется манипулятором.

«Я хочу отправиться за ними. Как можно скорее».

— Твоё рвение заслуживает уважения, брат. Но твои недавние отпечатки света Дигойза придётся сопоставить прежде, чем мы сможем отслеживать их в реальном времени. До тех пор используются обычные каналы, — она ободрительно похлопала его по руке. — Не волнуйся, Терри. ещё один день не имеет значения. Он не может выбраться через аэропорты. Это ограничивает его варианты.

«Вы все ещё не имеете понятия, где они, — Териан уставился в потолок. — Кто-нибудь забрал тело? Моё тело», — пояснил он.

— Конечно. Команда уже работает над ним, брат. Ориентировочно 91 день на клонирование и реконструкцию, — пожилая женщина-доктор сидела на стуле возле кровати и выглядела странно анахроничной, пока щурилась и читала показания через бифокальные очки «кошачий глаз». — Полная перезагрузка через 106 дней, — она снова улыбнулась ему, снимая очки с покрытого венами носа и демонстрируя продавленные отпечатки от оправы. — Ты не разочаруешься, Терри.

«Это тело временное? — послал Териан. — Я его не помню».

— Временное, — сказала женщина. — Да, — она улыбнулась ему словно бабушка. — Ты бы хотел такую же личностную структуру как у тела, которое он убил? С этим никаких проблем. У меня уже загружены базовые характеристики.

«Что имеется в доступе?»

— Это тело видящего, так что у тебя есть доступ к этой биологии и соответствующим навыкам…

«Разведка? Решение проблем? Могу я прокачать это все?»

Доктор издала тихий щелкающий звук — вариация более резкого и агрессивного щёлканья, распространённого среди видящих.

— Существуют ограничения, Терри. Сейчас ты довольно сильно разбросан.

«Я не могу потерять кого-то из других?»

Пожилая женщина усмехнулась, хоть и наградила его резким взглядом.

— Все на заданиях, Mein Herr. Если помнишь, ты уже используешь значительную долю своих навыков по решению проблем в теле номер девять.

Териан нахмурился в своём сознании, уставившись в потолок.

Он не видел решения, и это его беспокоило.

Доктор внесла предложение:

— Я могу добавить креативности. Небольшое предупреждение… этому сопутствует форма социопатии, которая может быть немного нестабильной.

Териан не колебался. «Сделай это, — если он мог шевельнуть губами, он бы улыбнулся. — И если он опять убьёт меня, в этот раз я буду винить тебя, Ксарет».

Она улыбнулась, но когда она повернулась к нему, её глаза оставались жёсткими как металл.

— Думай как угодно, лишь бы ты упорно работал, мой маленький фрагментированный друг, — поднявшись на ноги, она пристроила очки обратно на переносицу и присмотрелась к машине. — К слову, мне придётся серьёзно побеседовать с тобой, если ты так быстро разрушишь ещё одно моё тело.

Она покосилась поверх бифокальных очков, наградив его жёстким взглядом.

— Я буду отрицать, что говорила это, — сказала она. — Но окажи нам всем услугу, Терри. Убей уже этого сукина сына. Я устала от этой игры в кошки-мышки с ним.

Губы Териана дрогнули от веселья.

«Не думаю, что это понравится большому боссу, — его лицо болезненно исказилось в очередной попытке улыбнуться. — Хотел бы я видеть тебя в молодости, Ксарет».

Пожилая видящая посмотрела на него. На мгновение её глаза полыхнули жёсткой белизной, веки наполовину опустились, отчего стали ещё сильнее походить на рептильные.

«Нет, — сказала она ему. — Ты не хотел бы это видеть».

 

Глава 7

Апокалипсис

Я стою одна, на вершине высокого стеклянного здания с видом на дымящийся город.

Угловатая постройка из стекла и стали, по форме напоминающая квадрат, на двух ногах поднимается по краям горизонта передо мной, едва видимая через завесу смога и дыма, которая плывёт близко к земле в предрассветном свете. Позади этого здания странной формы словно зазубренные зубы торчат небоскрёбы, вытянувшиеся рядами всюду, куда ни глянь. Низкое здание из водянистых куполов, бугрящихся сине-зелёными и сине-белыми пузырями, похожими на гигантские дождевые капли, нелепо припадает к земле посреди всего этого дыма — искусственный мир, который куда лучше смотрелся бы на дне океана.

Свет уже приближается, хотя солнце ещё не поднялось над горизонтом.

Люди выходят из высоких зданий и одиночных домов с чемоданами и рюкзаками. Некоторые из них запрыгивают на велосипеды или мопеды, или терпеливо ждут автобусов и поездов, пьют горячие напитки и читают заголовки в газетных киосках. Шёпот гудков машин становится слышнее по мере того, как другие ползут по забитому шоссе, пытаясь добраться в центр.

Я узнаю этот горизонт, но я никогда здесь не бывала.

Я видела его в новостях.

Пока я отыскиваю достопримечательности, над горизонтом прокатывается звук, за которым следует столь полная тишина, что сердце города перестаёт биться.

Начинают выть сирены, и это встряхивает моё сердце.

Я стою там, чувствуя, как учащается моё дыхание, когда хвосты дыма следуют за похожими на пули силуэтами над изгибом янтарного неба. Я чувствую себя беспомощной. Даже хуже, чем беспомощной.

Я чувствую себя ответственной за это.

Я это сотворила. Я понятия не имею, как, но это происходит из-за меня.

Белые полосы света умножают нарастающий вой сирен воздушной тревоги.

У меня перехватывает дыхание, я наблюдаю, как люди стоят, словно пингвины, и смотрят на солнце.

Падает первая ракета, создавая ударную волну дыма, затем быстро расцветающее грибовидное облако, которое нависает над каждым зданием. Небо из янтарного делается розовым, затем красным, пока в отдалении ещё одна ракета поднимает ещё большее облако пыли, формируя вторую кроваво-красную колонну дыма.

Падает ещё одна, затем ещё.

Одна из них сокрушает ногу приподнятой площади, другая сравнивает с землёй бесцветную стеклянную постройку. Я слышу стон металла, когда он прорывается через сталь прямо перед тем, как…

***

Я проснулась как от толчка.

Моё лицо болело от того, что вжималось в складки тканой обивки сиденья. Слюна тянулась от моих губ к сиденью, пока я не подняла закованные в наручники руки, неуклюже вытирая рот тыльной стороной ладони.

Посмотрев через грязное окно на предрассветный свет, я ощутила, как сжимается моё сердце.

Но то был не пропитанный смогом город авто-рикш, велосипедов и миллионов китайцев.

Все, что я видела — это бледно-голубое небо над низкими двухэтажными домами рабочих.

Наша машина была единственной на парковке. Меж стволов деревьев по другую сторону улицы я мельком видела океан, заслоняемый ещё большим количеством домов на улице, которая опускалась вниз и, вероятно, выходила прямо на пляж. На гаснущем оранжевом фонаре парковки сидела чайка и клевала что-то, зажатое в лапе.

Он рядом со мной переменил позу, привлекая мой взгляд к себе.

Его длинное тело вытянулось на водительском сиденье, голова и шея съёжились у дверцы с водительской стороны. Вопреки неудобному углу его тела, он спал.

Его лицо, даже его руки оставались незащищёнными, пока он дышал.

Я смотрела, как он спит.

Поначалу я не знала, почему я это делаю, но видение его в таком состоянии чем-то привлекало меня. Я помнила пистолет, который он приставил к моей голове, чувства, которые я ощутила от него в той закусочной, и по низу живота скользнула лёгкая волна тошноты. Не такая, какую я чувствовала с головной болью накануне. Вместо этого в моей груди курсировала острая боль, смешивающаяся с каким-то подобием тоски.

Что-то в этом ощущении тревожило меня.

Я потёрла центр груди и нахмурилась, замечая, как напряглось его лицо.

Он отцепил мои наручники от двери где-то в Кресент-Сити, это я помнила.

Случилось это прямо перед тем, как мы пересекли границу с Орегоном. Он где-то остановился, чтобы слить бензин — вероятно, чтобы избежать камер, обязательно установленных на всех заправках. Он также нашёл для нас еду, а для меня — туалет. Мне пришлось смириться с тем, что он стоял рядом, пока я им пользовалась, но хотя бы он послушал меня, когда я сказала, что мне нужно в туалет.

После этого он оставил меня в наручниках, но не приковал к машине.

Однако он закрепил мои лодыжки новой пластиковой стяжкой, убив мою надежду на то, что он оставит мои ноги свободными после того, как срезал первые путы.

Я продолжала наблюдать, как он спит.

Это ощущение боли-тошноты никуда не уходило. Оно углубилось очередной медленной волной, заставляя мою кожу вспыхнуть румянцем, а пульс — ускориться. Боль в моей груди обострилась, я покрылась потом. В следующие несколько секунд ощущение нарастало, достигло пика.

Только потом оно начало спадать.

Я как раз начинала расслабляться, нормально дышать, когда ощутила от него ответную тягу.

Она украдкой скользнула в моем сознании — медленная, чувственная тяга ниже пупка, которая вызвала очередной прилив жара, очередную волну этого дискомфорта. Испытав шок, я стиснула низ живота, затем принялась снова поглаживать то место в центре груди. Когда он не перестал делать то, что делал, моё дыхание сделалось тяжёлым. Я все ещё всматривалась в его лицо, когда он некомфортно поёрзал, опуская руку и кладя её на своё бедро.

Когда это чувство не ослабло, из его горла вырвался тихий звук.

Я ждала и смотрела, проснётся ли он.

Когда он не проснулся, я выдохнула задержанное дыхание.

Выбросив его из головы, я наклонилась вперёд и подёргала путы на своих лодыжках.

Жёсткий пластик уже врезался в мою кожу. Я все равно потянула за кольцо, нащупывая соединяющие части, которые размыкали пластиковый узел. Я повозилась с кончиком, осознав, что туда вставляется ключ, хоть и маленький.

Я открыла бардачок, как можно тише передвигая бумаги и промасленную тряпку, ища что-нибудь острое. Все, что я нашла — это сломанная ручка, из которой вытекали чернила, использованный коробок спичек и такой старый презерватив, что его обёртка потрескалась от жара двигателя. Я ощупала сиденье по кругу, ища любое, обо что можно было перепилить толстый пластик.

— Больно?

Я дёрнулась назад, врезавшись головой в открытую крышку бардачка. Когда я подняла взгляд, потирая голову, его бледные глаза отсвечивали оранжевым в свете гаснущих фонарей.

— Обязательно было пугать меня до усрачки? — рявкнула я.

Он не ответил, но наклонился вперёд и залез рукой в свой задний карман.

Мои глаза проследили за его руками, когда он вытащил прямоугольный кусочек совершенно ровного чёрного металла. Он раскрыл лезвие, прятавшееся внутри. Прежде чем я успела осмыслить присутствие ножа, он наклонился к моим лодыжкам. Та боль и тошнота внезапно усилились.

Приподняв пластик над моей кожей, он разрезал его одним движением.

Я все ещё испытывала облегчение от того, что это давление ушло, когда он убрал жёсткий пластик и позволил ему упасть на пол машины. Сделав это, он пальцем провёл по красной линии на моей лодыжке. Когда он сделал это, боль в моей груди резко усилилась, застав меня врасплох.

Тяжело сглотнув, я отвернулась, усилием воли переводя взгляд в окно.

— Так нормально? — его голос звучал грубовато.

— Ага, — я убрала ноги от его пальцев. — Спасибо.

— Мне стоило снять это, — сказал он.

— Все нормально. Забудь.

Я смотрела, как он наблюдает за мной.

Всматриваясь в его ясные глаза, я невольно вспомнила, кем он являлся.

Даже в раннем подростковом возрасте одним из главных стереотипов о видящих, которые я слышала, являлся тот факт, что у них, ну, проблемы с сексом. Предположительно они рождались с аномально высоким сексуальным влечением. Нас предостерегали об этом даже в школе, говорили, что мужчины-видящие насиловали женщин или манипуляциями склоняли их к сексу, а женщины-видящие не могли ответить отказом, кто бы их ни просил.

Полагаю, я всегда считала это чушью, ну или хотя бы способом отпугнуть девочек от мужчин-видящих.

Глядя на него сейчас, я задавалась вопросами.

Определённо присутствовало нечто странное в нем самом и в моих реакциях на него. Если я чувствовала его сексуальность, то она шла со своеобразным добавочным компонентом.

Чем бы ни являлся этот добавочный компонент, казалось, его там было много.

Отведя глаза, он снова обмяк на сиденье. Сложив нож обратно и убрав его в задний карман, он сунул руку в передний карман, доставая ключи.

— Ты поспал? — спросила я. — Или ранее ты притворялся?

Проигнорировав меня, он завёл машину, слегка газанув, чтобы выгнать выхлоп.

— Ты голодна?

— Ага, — сказала я. — Я могу позвонить своей маме?

Взгляд его глаз сделался бесстрастным.

— Нет.

Он тронул машину с места. Колеса заскрипели по гравию и мусору, пока он выезжал с края парковки. Мы перевалили через низкую обочину, когда он вырулил на дорогу.

— Где мы? — спросила я.

— Вашингтон.

Я уставилась на него.

— Вашингтон? А что случилось с Орегоном?

— Ты проспала большую часть Орегона. Я повёз нас по главному шоссе.

Я уставилась на серый город, чувствуя, как живот скручивает спазмом.

— Почему? — спросила я наконец.

— Я лучше знаю здешние камеры. И я хотел выиграть немного времени. В Сиэтле есть безопасный дом. Я подумал…

— Нет, — перебила я, качая головой. — Почему я не могу позвонить моей матери?

Его пальцы сжались на рулевом колесе.

— Ты должен знать безопасный способ позвонить, — сказала я. — Ты, похоже, знаешь такие вещи, — вспомнив свой сон, огненно-красные грибоподобные облака над постройками из стекла и стали, я сглотнула. — Разве не могу я позвонить ей всего разок? Попрощаться?

Он покачал головой.

— Шулеры к этому времени приставили бы разведчиков к твоим людям.

Потребовалось несколько секунд, чтобы его слова отложились в сознании.

Казалось, не замечая моего молчания, он выдохнул, щёлкнув языком от усталой злости.

— Они используют их, чтобы собрать на тебя отпечатки. Чтобы отследить тебя, — он показал на вывеску с недостающими прямоугольными буквами. — Я мог бы достать нам еду вон там. Это заведение вне сети камер.

Я все ещё таращилась на него. Мой рот раскрылся, разум охватило неверие.

— Ты сказал, что они их отпустят, — сказала я. — Моего брата. Мою маму. Что ты имеешь в виду, говоря, что Шулера будут там? Что это означает для них? Они в безопасности?

Он сосредоточился на поле возле дороги — простору колышущейся травы, испещрённой полевыми цветами. Там, в раннем утреннем свете, паслись коровы.

— Ревик!

Мой тон заставил его резко повернуться. Его пальцы рефлексивно сжались на руле.

— Что это значит? — спросила я. — Они причинят боль моей маме? Моим друзьям?

Спустя одно-единственное мгновение он повернулся обратно к окну. Нахмурившись, он взглянул на меня, переключая машину на более высокую передачу.

— Мы поедим позже. Сейчас ясно не лучшее время.

Он повернул на съезд к Пятому шоссе на север. Плимут издал рычащий звук, когда он ускорился и стал подниматься с основания холма.

В свою защиту скажу — я не знала, что собиралась это сделать.

Я этого не планировала — наверное, поэтому он не заметил, пока я не положила пальцы на ручку автомобильной дверцы.

К тому времени, когда он дёрнулся, я уже была в движении.

Мой вес жёстким рывком устремился следом, когда мои пальцы дёрнули замок.

Его нога соскользнула с педали сцепления. В результате он промазал, метясь в край моей порванной блузки, а вместо этого ухватив одеяло. Я соскользнула с сиденья в холодный несущийся воздух, одеяло размоталось вокруг меня…

Воцарилась тишина.

В ней я ощутила свободу и странный прилив радости.

Затем моё тело неэлегантно шмякнулось на землю.

Я ударилась, по инерции слегка отскочила обратно, перевернулась, царапая руки, локти и лицо, пока катилась по склону шоссе, покрытому камнями, сорняками и мусором.

Мои руки, закованные в наручники, били по моей груди, затем по лицу. Наконец, я сумела использовать их, чтобы замедлить падение, впившись металлическими кольцами в землю и скользя на животе, слегка расставив ноги.

Выкашливая гравийную пыль и грязь, я как пьяная поднялась на ноги внизу. Мои лодыжки все ещё покалывало от пластиковых пут. У меня все ещё не было точного плана. Но этот сон в сочетании с мыслью о том, что мою маму окружили террористы-видящие, более-менее заставил меня принять решение.

Я должна сдаться.

Должна.

Не только ради моей мамы. Тот сон все ещё влиял на мой мысленный мир, ещё сильнее, чем образ лица моей матери или моего брата, Джона. Если существует малейшая вероятность, что Ревик прав, пусть лучше меня препарируют в лаборатории, чем жить с видящими, которые хотели, чтобы я помогла им взорвать мир. Я, может, и не была бл*дской святой, но я не собиралась входить в историю как величайший массовый убийца всех времён.

Я также не заинтересована в том, чтобы положить конец человеческой цивилизации ради кого бы то ни было.

Стиснув зубы, я босиком похромала к главной дороге. Я начала пересекать её, не оглядываясь и вздрагивая, когда мои ноги наступали на острые камни и маленькие осколки стекла.

На съезде вверху с визгом шин остановилась GTX.

Я обернулась как раз тогда, когда в неё сзади врезалась ещё одна машина, протолкнув ту глубже в середину съезда. Машины кренились, останавливаясь под разными углами и создавая за первой неровный строй. Начинали раздаваться автомобильные гудки.

Ревик выбрался из машины. Игнорируя других водителей, он подошёл к краю съезда и посмотрел на дорогу, ища меня. Молодой парень в заляпанной рубашке и бейсболке вышел из ржавого пикапа и зашагал в сторону Плимута.

— Он видящий! — заорала я, показывая на Ревика. — Он меня похитил!

Я сделала это не для того, чтобы его поймали.

Я знала, что его не поймают — уж точно не после тех фокусов с разумом, которые он уже проделывал.

Ну, если только СКАРБ не доберётся сюда быстрее, чем я ожидала.

Я не преследовала цель добиться его ареста. Я хотела, чтобы он убежал. Я хотела, чтобы он забрался обратно в GTX и оставил меня здесь.

Однако он не побежал.

Он лишь смотрел на меня, его длинная фигура образовывала чёрный силуэт на фоне неба.

Парень в бейсболке посмотрел на меня, затем на Ревика. Его голос зазвучал громко и взбудораженно.

— Звоните копам, кто-нибудь! Террорист! Тут самый настоящий террорист! Звоните 911!

Ревик повернул голову.

Парень в заляпанной бейсболке остановился как вкопанный.

Его лицо сделалось безвольным как у ребёнка. После кратчайшей паузы он развернулся и пошаркал обратно к своему грузовику. Он забрался в кабину и неподвижно уселся там. Два других человека, которые выбрались из своих машин, тоже покорно вернулись на места.

«Возвращайся сюда, Элисон. Немедленно».

Мой взгляд метнулся обратно к Ревику, и моё дыхание перехватило.

— Я не стану этого делать! — сказала я, заорав на него. — Просто иди! Иди! Они не поймают тебя, если ты уедешь прямо сейчас! Я должна это сделать!

Его ментальный голос донёсся холодным рычанием. «Ты так легко сдашься тьме, Элли? — послал он, пристально глядя на меня этими стекловидными глазами. — Ты с такой готовностью станешь пешкой Шулеров? Ты знаешь, сколько людей погибло, пытаясь уберечь тебя от этой самой судьбы? И ты теперь ожидаешь, что я просто оставлю тебя здесь?»

Он злился.

По-настоящему, охренеть как злился.

Моё горло сдавило, когда я увидела выражение его лица. Прежде я его не боялась. Наверное, стоило, но я не боялась, не всерьёз. Но я искренне боялась того, что чувствовала от него прямо сейчас, хоть моё физическое зрение и померкло.

— Слишком поздно! — завопила я. — Просто уезжай! Уезжай сейчас же!

Однако какие-то его слова эхом отдались в моей голове, внезапно заставив меня усомниться в том, что я собиралась сделать. Когда я снова подняла взгляд к вершине холма, я увидела, что Ревик идёт за мной, широко шагая по склону из съезжающей глины и песка холма.

Я почувствовала, что начинаю паниковать, когда…

Все вокруг меня померкло.

 

Глава 8

Барьер

Опустилась темнота, розовая и темно-синяя.

Я вижу Ревика сквозь эту темноту, то появляющийся, то исчезающий силуэт на бледном небе, смутный и худой на возвышенности дороги, затем чёткий в негативе, ослепительный свет на фоне облаков индиго. Золотые и красные искры встречаются и плывут по линиям, образующим его руки и грудь.

Я знаю, что я в том месте, которое он называет Барьером, как только замечаю его резкий, очерченный силуэт.

Я едва укладываю это в голове, когда…

Его рука вспыхивает светом, подобным пламени.

Этот свет делается ярче, становится ослепительным прямо перед тем, как сорваться с его пальцев. Прежде чем я успеваю осознать, что это значит, звёздная вспышка несётся в мою сторону, нацелившись прямо мне в грудь. Я не думаю, не формирую ни одной сознательной мысли.

Вместо этого я делаю шаг в сторону, тогда как часть меня тянется вверх, берет похожий на пламя шар и одним гладким рефлексивным движением запускает обратно в него, точно из рогатки.

Я осознаю, что натворила, только после того, как сделала это.

Я заворожённо наблюдаю. Думаю, это ударит по нему. Я только что швырнула в него что-то, и я понятия не имею, что это с ним сделает. Однако прямо перед тем, как огненная вспышка касается его контура, вокруг него материализуется белый плотный слой света.

Звёздная вспышка ударяется об его щит, соскальзывает и рассеивается.

Все это происходит так быстро, что я едва осознаю, что только что случилось.

Когда это закончилось, я чувствую что-то от него. Удивление, да — но за ним вплотную следует другое чувство. Это не совсем удовольствие, скорее резкий проблеск интереса, как будто часть его пробуждается.

Хищник поднимает голову.

Он напряжённо сосредотачивается на мне, точно волк, встретивший ровню.

Мои глаза опять фокусируются, и я вновь вижу его в физическом воплощении. Его бледные, наполненные светом глаза наблюдают за мной, и там я тоже вижу взгляд хищника.

— Эй! — я поднимаю руку, паникуя. — Нет! Нет! Я этого не хотела.

Он начинает быстрее спускаться по холму.

— Ревик! Пожалуйста! Просто отпусти меня! Копы будут уже в пути!

Он не замедляет своих шагов.

Мой страх вырывается злостью, заставляя меня паниковать, швыряя меня туда-обратно в это другое пространство, так что его образ мелькает из позитива в негатив. Я чувствую, как эта злость скользит через меня острыми волнами жара, как будто что-то в его действиях вызывает во мне желание ударить его в ответ, используя ещё один шар того искрящегося электрического света.

Интерес хищника снова вспыхивает в нем, когда он чувствует это.

В этот раз я чувствую, как он осознанно обуздывает свои инстинкты.

Его шаги становятся шире, и теперь он быстрее приближается ко мне.

«Так ты не добьёшься желаемого результата, — его свет вспышкой возвращается к золотому оттенку, источая заверение, спокойствие. — Ты с большей вероятностью навредишь людям в подчинении у Шулеров, а не со старейшинами твоего вида. Старейшины любят мир, Высокочтимый Мост, не войну».

Он все ещё шагает, добавляя:

«Я приношу свои извинения за это. Это моя вина, Высокочтимый Мост. Я рассказал тебе слишком много. Я не обладаю должной квалификацией, чтобы говорить с тобой об этих вещах… и о твоей истинной роли здесь. Иди ко мне, Элли. Я отведу тебя к людям, которые помогут тебе понять. Тогда, с полным знанием своих вариантов, ты сможешь решить, какую роль во всем этом ты хочешь сыграть».

Я пячусь пропорционально его шагам, но теперь я сомневаюсь в себе, чувствуя, как усиливается мой страх одновременно с пониманием, что я ему верю. Я верю в то, что он говорит.

«Иди ко мне, Элли, — посылает он, все ещё источая то спокойствие. Он протягивает руку, и теперь я чувствую в нем страх. — Пожалуйста, Элли. Позволь мне отвести тебя к твоим людям».

Затем он останавливается на полушаге, точно прислушиваясь к отдалённому голосу.

Когда он возвращается, хищник полностью пропал.

«Элли, я больше не играю! Иди ко мне… сейчас же! Времени нет!»

Страх в его словах обезоруживает меня, затем сбивает с толку.

Приняв решение, я начинаю шагать в его сторону, затем бежать, когда очередное негативное изображение его в Барьере заполоняет моё зрение.

Я спотыкаюсь и иду к дороге, ударяюсь пальчиком ноги о камень и едва не падаю, поднимаю себя.

Мои конечности двигаются вяло, но я заставляю их шевелиться быстрее, подавляя подступающую тошноту в своём нутре, пока его свет тянется к моему. Он теперь пытается приглушить мой свет, сделать меня менее видимой, спрятать меня. Я чувствую за этим благое намерение, я знаю, что он не пытается мне навредить, но я ощущаю это почти как физическое вторжение, когда он скользит в некую часть меня, которую я не могу видеть.

Я добираюсь до дороги, когда место вокруг меня исчезает.

Я вслепую пытаюсь управлять своими конечностями, но не могу.

Жёсткий удар из ниоткуда сталкивается с мясом и костьми моего физического тела. Боль простреливает мою ногу, затапливает точки контакта.

Боль резко возвращает меня в моё тело.

Мои глаза распахиваются, и Барьер пропадает.

Я осознаю, что смотрю на хромированную решётку радиатора авто, стоя на коленях и держась за живот. Поблизости открылась дверца машины, и этот звук такой громкий, что едва не оглушил меня. Я уставилась на прерывистые разделительные линии дороги, отделанные жёлтыми разделителями.

— Убирайся с дороги! — заорал на меня мужчина. — Ты сумасшедшая, девочка? Убить себя хочешь?

Страх заставил меня вскочить на ноги. Светофор, должно быть, переключился; дорога теперь полна машин. Мои колени кровоточили, но ужас затмил все. Каким-то образом я чувствовала это, хоть и пульсация в моих висках начинала превращаться в нечто более близкое к мигрени.

Приближалось что-то плохое.

Что бы это ни было, это приближалось быстро.

Я протолкнулась мимо старика со злым лицом и кустистыми бровями, видя, как изменилось выражение его лица, когда он заметил мою внешность, мои волосы, заляпанные кровью и грязью, мои изрезанные ноги и руки, порванную униформу официантки и наручники.

— Девушка! — крикнул он мне вслед. — Эй… девушка! Ты в порядке? Куда ты собралась?

Я не обернулась.

Теперь я смотрела только на Ревика.

Он добрался до низа холма. Он преодолел последний участок, скатившись кожаными ботинками по пыльному гравию и осколкам стекла. Я побежала к нему, чувствуя каждое соприкосновение босой ноги с асфальтом. Я метнулась в трафик, и снова машины засигналили, виляя, чтобы обогнуть меня.

Я врезалась в бампер красного авто «компакт», и машина остановилась с визгом шин.

Женщина внутри уставилась на меня широко раскрытыми глазами.

Я побежала дальше. Люди на тротуаре реагировали медленно, таращась и осознавая, что происходит что-то необычное — нечто, что им, наверное, не стоит игнорировать.

Затем, когда я уже начала думать, что справлюсь, что-то сбило меня с ног.

***

Он наблюдает за ней из Барьера, побуждая бежать быстрее.

Он совершенно облажался.

Он напугал её, подорвал её доверие своей честностью относительно Шулеров, или хотя бы своим отказом ото лжи. Он сбил её с толку своими неуклюжими объяснениями того, что значит быть Мостом. Он рад, что решил сказать ей меньше, а не больше — о Териане и о том, что именно Шулеры представляли за Барьером.

Он изо всех сил старается прикрывать её свет щитом, удерживать её в её теле, вне Барьера.

Когда она выбегает на улицу, он видит интерес, зарождающийся на лицах наблюдающих людей. Их слишком много, чтобы он подтолкнул их. Хуже того, её свет искрит паникующими волнами, которые напоминают ему, что она — Мост, а не просто какой-то неоперившийся видящий со слабым контролем над собственным светом.

Когда её сбивает первая машина, он устремляется за ней, его сердце подскакивает к горлу. Он разделяет своё сознание, оставляя меньшую часть направлять его физическое тело и выпрыгивая всем остальным.

Затем серебристо-белое облако опускается на них обоих.

Оттуда исходит стремительный, подобный молнии разряд, нацеленный на неё.

Он полностью вышибает её из физического тела.

Прямо перед несущимся грузовиком.

«Нет!» — кричит он в этом пространстве.

Но она больше не слышит его.

Она падает посреди улицы, пока грузовик несётся в её сторону.

***

Время накренилось назад, возвращая его обратно по своим узким рельсам.

Водитель увидел его, затем её, и ударил по тормозам грузовика, уводя в сторону кабину и фуру, чтобы криво остановиться в нескольких футах от них.

К тому времени Ревик согнулся над Элли, вытянув руки и защищая её. Его глаза светились бледно-белым светом, который человек не мог видеть.

Водитель наклонил свою громоздкую тушу к окну с водительской стороны.

— Эй! Умник! Убери свою чёртову девчонку с дороги, если не хочешь соскребать её с асфальта шпателем! — он помедлил, глядя вниз. — И надень на неё какую-нибудь одежду, если уж на то пошло! Какого черта ты, по-твоему, творишь с…

Умолкнув, он заметил согнувшуюся фигурку Элли.

Наручники оставили следы на её запястьях после двух дней езды, и все стало только хуже после её падения с холма. Её маленькие ладошки сложились в аккуратном жесте мольбы. Порванная униформа из блузки с глубоким вырезом и короткой юбки теперь оказалась украшена брызгами крови и ссохшейся грязи, как и её волосы и ноги. Из носа текла кровь от удара по асфальту, свежие порезы и царапины от падения покрывали её тело, и без своего света она выглядела бледной и чрезмерно худой.

Посмотрев на неё, Ревик осознал, что она выглядела плохо. Очень плохо.

Его вновь поразило, какой маленькой она была в физическом плане.

Затем она застонала, медленно приходя в себя. Он почувствовал, как его тело отреагировало настолько, что вдобавок ко всему ему пришлось бороться ещё и с болью разделения.

— Помоги мне, — пробормотала она. — Помоги.

Это прозвучало не очень громко, но Ревик услышал. Он также видел, как водитель грузовика наблюдает за её шевелящимися губами. Глаза мужчины широко раскрылись, когда он, кажется, сложил два плюс два.

— Какого хрена лысого…

— Полиция! — сказал Ревик. Он вытащил из кармана удостоверение с жетоном, навёл мираж в соответствии с местной конфигурацией по памяти. — Оставайтесь в автомобиле! Эта женщина под арестом!

Ревик почувствовал, как его напряжение по большей части рассеивается, когда лицо мужчины успокоилось.

Он напортачил, но удержал контроль над ситуацией. Он все ещё мог вернуть её в машину.

Он чувствовал, как другие люди вокруг него тоже начинают расслабляться, как только они увидели жетон и услышали его слова. Из спасающейся жертвы похищения она превратилась в подозреваемую, бегущую от ареста полиции.

И все же Ревик знал, что времени у него мало. Он засунул удостоверение обратно в карман куртки и согнул колени, присев рядом с Элли. Когда он в следующий раз поднял взгляд, водитель грузовика выглядел почти отупелым.

Что-то в его выражении заставило Ревика помедлить.

Затем Ревик увидел, как глаза мужчины закатываются, сверкнув серебристым светом.

Бл*дь.

Не дожидаясь ничего, Ревик посмотрел обратно на Элли, подсунул руки под её конечности и бесцеремонно поднял к своей груди перед тем, как резко встать. Закончив движение, он увидел, как водитель грузовика тянется куда-то назад, мельком заметил проблеск потрёпанного помпового ружья.

Увидев это, Ревик кинулся бегом.

Он крепко стиснул её и побежал со всех ног к машине.

 

Глава 9

Шулер

Ревик бежал по тротуару, прижимая меня к груди.

Его ноги стучали по тротуару в безупречном ритме, как будто он считал шаги вместе со своим дыханием. Он держал меня близко, и это тоже казалось просчитанным, словно он точно знал, как держать меня, чтобы я как можно меньше его тормозила. Когда он добрался до усыпанного гравием склона холма, он взбежал по крутому утёсу, соскальзывая по глиняным участкам, но не останавливаясь и устремляясь наверх.

Я чувствовала тошноту, головокружение, не зная точно, на какой стороне я жила.

Все становится яснее, когда образы вокруг меня мелькают в негативе… затем всюду Пирамида, абсолютно всюду вокруг нас. Её серебристые нити сияют как яркие тросы в облаках розового света. Тусклое серебро смешивается со светами людей, которых я вижу вокруг нас на сонной улице Вашингтона.

Красные глаза окружают меня, тела, сотканные из сетки.

Смех привлекает моё внимание выше.

Под Пирамидой парит лицо, и я узнаю в нем призрачную версию мужчины из закусочной. Его красивое лицо искажается ветром Барьера, изменяется серебристым светом. В этих вспышках света присутствует симметрия, словно фильм транслируется в проекторе. Смещающиеся ячейки Пирамиды разделяются и перестраиваются, двигаясь на скользящих рельсах.

Это напоминает мне павильон кривых зеркал на карнавале; меня тошнит от движения. Сокрушительный вес серебристого света душит меня.

«Я вижу тебя! Хорошенькая птичка! Ты знаешь, кто несёт тебя на таких быстрых крылышках?»

Мою грудь сдавливает.

Моя мать зовёт меня её птичкой. Она звала меня так с самого детства.

Я вновь чувствую Ревика, его руки вокруг меня, ровный стук в его груди. Никто и никогда не ощущался столь похоже на меня саму.

Раздаётся смех Териана. «Я мог бы рассказать тебе такие истории о твоём новом друге! Знаешь, что ему нравилось делать забавы ради?»

Образы начинают сливаться воедино, в фильм, который начинается, как только я сосредотачиваюсь прямо на нем. Эти образы затягивают меня, и вот я уже не могу не смотреть. Я чувствую там Ревика, и я знаю, что часть моей увлечённости исходит от него. Он и Териан стоят в комнате без окон, похожей на камеру.

На полу распростёрлась молодая девушка со светлыми волосами, нечеловеческими золотыми глазами и красивым лицом. И Ревик наблюдает за ней, его глаза смотрят жёстко, расчётливо.

Там присутствует хищник, но здесь он живёт в серебристом свете…

Сотрясающий контакт пришёлся мне по голове и отбросил её назад.

Я ахнула, застонав, когда боль вернула материальный мир обратно в фокус.

На меня смотрело вспотевшее лицо Ревика. Его глаза все ещё походили на стеклянные осколки, но серебристый свет исчез. Хищник тоже исчез. Вместо этого там жил страх, слабый, но видимый. Внезапно до меня дошло, где мы. Он грубо посадил меня на капот GTX.

Моя спина ударилась о выступающую вентиляцию, и это привело меня в чувство. Удар был таким сильным, что я невольно задалась вопросом, сделал ли он это нарочно.

В любом случае, боль выдернула меня из разума Териана.

Я попыталась сесть, пока Ревик прошёл к задней части машины, ключами открыл багажник и достал чёрную спортивную сумку с чем-то тяжёлым. Он сунул руку в окно с водительской стороны, чтобы отпереть дверцу.

— Элли! — сказал он, распахнув дверцу. — Сейчас же.

Я скатилась с капота к пассажирской стороне, пока он наклонялся и изнутри открывал мою дверцу. К тому времени, когда я забралась в салон, он уже открывал чёрную нейлоновую сумку. До меня дошло, что строй машин за нами снова начал сигналить.

Я смотрела, как Ревик запихивает ключ в замок зажигания, держа пистолет у руля.

— Пристегнись! — сказал он.

Я неуклюже завозилась с ремнём, когда двигатель GTX взревел, ожидая.

Я не могла нормально справиться с ремнём безопасности в наручниках. Ревик тронул машину с места. Затем мотор машины заглушил голос. Мне потребовалась секунда, чтобы осознать, что он реален. Это не его голос, и не что-то изнутри Барьера.

— Что, во имя сисек Мэри…

Резко повернув голову, я забыла про ремень безопасности и пригнулась, глядя мимо Ревика в окно с водительской стороны. Там стояли два копа. Позади них виднелась черно-белая полицейская машина, криво остановившаяся на склоне рядом с грузовиком рыбака.

Говоривший коп смотрел на пистолет в руке Ревика.

— Яйца у тебя стальные, приятель, — сказал второй коп, доставая оружие из кобуры. Он поднял пистолет, наведя его на лицо Ревика. — Выбрось его в окно. Очень медленно.

— Спать, — приказал Ревик. — Сейчас же.

Оба копа свалились на склон, не издав ни звука.

Я резко втянула воздух, шокированная абсолютным безразличием его действия.

Однако у меня не было времени думать об этом. В зеркале заднего вида я увидела движение возле рыбацкого грузовика. Я повернула голову как раз тогда, когда появился ещё один полицейский.

Мой голос вырвался из моего горла.

— Ревик! — заверещала я.

Третий коп вытащил оружие. Я увидела, как карие глаза сверкнули серебристым перед тем, как он поднял пистолет.

— Видящий! — завопила я.

— Я знаю, — прорычал Ревик.

Его рука грубо сжала мой затылок, заставляя меня нагнуться к сиденью, ниже окон. В то же мгновение он убрал ногу с тормоза, и машина ринулась вперёд, когда коп выпустил первую пулю.

Звук выстрела, казалось, донёсся с опозданием — через секунду после тихого звякающего звука, с которым пуля пробила заднее стекло со стороны водителя. Я повернула голову, уставившись на дырку в обивке, пока Ревик не толкнул меня ещё ниже на сиденье.

Я скорчилась на коврике, когда услышала, как двигатель GTX с рёвом оживает.

Ревик переключил машину на задний ход, врезавшись в грузовик позади нас. Прицелившись из пистолета, он выстрелил в копа номер три. Звук выстрела заполнил машину, заставив меня вздрогнуть, когда он взорвался над моей головой. Со второго выстрела он попал копу в грудь, отбросив его назад на полицейскую машину так, что рука и плечо мужчины разбили окно с пассажирской стороны.

Появился напарник копа, отчаянно стреляя.

На улице ниже раздались крики.

Я выглянула из-за края окна, глядя, как люди с широко раскрытыми глазами бегут в страхе, и на мгновение я увидела их глазами Ревика, точно стаю птиц, бросившихся врассыпную. Ревик перевёл пистолет на четвёртого копа, едва-едва не попав ему в голову.

Я почувствовала, как он уходит глубже в Барьер, и в этот раз я то ли была слишком близко к нему своим разумом, то ли нечто иное утянуло меня следом за ним.

***

Ревик слышит смех Териана прежде, чем он определяет его среди светящихся тел.

В то же мгновение Териан швыряет в голову Ревика очередной огромный заряд серебристых, вращающихся светов — Барьерную конструкцию, на фоне которой оранжевая соня, которую Ревик кинул в меня ранее, выглядит просто воздушным поцелуем. Ревик заставляет свою энергию слиться с фоном и исчезает — это он может делать, даже когда часть его действует на земле.

Он смещается в сторону и вновь появляется, слишком поздно, чтобы Териан скорректировал направление.

Серебристые вертушки исчезают в пустом вакууме Барьерного пространства.

«Я убью её», — говорит Ревик Териану.

«Нет, — говорит Териан. — Ты этого не сделаешь. В этом твоя прелесть, Дигойз. Когда все это закончится, мы заполучим не только её, но и тебя. Ты всего в полушаге от добровольного падения, друг мой. Мы можем вновь быть братьями».

Ревик сосредотачивается на мне.

Он знает, что я с ним, каким-то образом, но он не может видеть меня здесь.

«Ты поможешь нам тренировать её, — говорит ему Териан. — Ломать новеньких — твой особенный талант, насколько я припоминаю. Особенно женщин».

Териан видит, что Ревик начинает отдаляться, и кричит ему вслед.

«Я позволю тебе поиметь её, брат мой!»

В это мгновение колебания Ревика Териан запускает очередное скопление, в этот раз — образов и ощущений. В нем Ревик видит моё тело под своим, наши света сливаются, когда я открываюсь для него. Эта боль усиливается, становясь невыносимой, когда он представляет себя внутри меня, представляет, как я хочу его там. Это мираж, все это ложь, но на мгновение это застаёт нас обоих врасплох, и он вынужден выпутываться оттуда.

Он рвёт связь, и его встречает очередной жидкий прилив… боли разделения, так он это называет… той тошноты, которую я ощущала с ним, с которой я боролась буквально этим утром.

В отличие от меня ему это ощущение знакомо. Он его понимает.

Однако это беспокоит его. Его беспокоит, что он чувствует это ко мне. Он думает, что не должен этого чувствовать. Осознание, что ощущение никуда не делось, даже спустя все это время, злит его. Оно резонирует с какой-то более молодой версией его, с местом и временем, которое он хочет забыть.

Та злость на мгновение поглощает его свет, пока он не заменяет её здравым смыслом.

Он думает, что просто слишком долго пускал это на самотёк.

Он исправит это, в Сиэтле.

При этой мысли жар заливает его живот, проблеск чувственных воспоминаний. Я мельком вижу голую кожу, соблазнительную улыбку. В этот раз это не имеет отношения ко мне.

Шулер смеётся. «Ты лжёшь, Реви'! Я тебя знаю… даже если твои друзья по клану тебя не знают! Я вижу, насколько пуста эта твоя новая жизнь! — улыбка Териана делается дружелюбной, и Ревик тоже узнает это. — Ты способен на большее, чем неохота, брат мой. Или ты забыл?»

Я чувствую, как часть Ревика поддаётся этой тяге.

Там воюют воспоминания. О месте и времени, когда Териан был его другом.

«Она будет моим подарком тебе! — кричит Шулер. — Ты думаешь, старейшины твоего клана предложат тебе такой приз? Доступ к их драгоценному Мосту? А, Реви'?»

Следует кратчайшая пауза.

Когда она обрывается, Ревик заставляет его свет исчезнуть, но смех Териана следует за ним из их связи.

«Я видел, как ты думал об этом, брат! Я видел тебя!»

Облака меркнут, когда Ревик повелевает себе вернуться.

Обратно в машину, обратно ко мне.

***

Я видела, как он выходит из этого состояния.

Скорчившись на полу GTX, я настороженно наблюдала за ним, гадая, сколько из того, что я только что увидела, случилось на самом деле.

Мои запястья в наручниках лежали на сиденье передо мной. Я всматривалась в его лицо, пока он снова стрелял из окна, сосредоточив свой свет на мишенях. Я слышала грохот бьющегося стекла, чувствовала, как он попадает по тому, во что целился.

Я гадала, почему он не уезжает. Как раз когда я подумала об этом, он ударил по газам, а его рука с пистолетом опустилась к рычагу переключения передач.

Его глаза вновь отключились, но это выражение пропало, как только я его заметила, оставив после себя лишь напряжение в глазах, в быстром взгляде на меня. GTX рванул вперёд, откидывая меня к краю сиденья. Я услышала ещё больше выстрелов и выглянула назад между сиденьями.

Я увидела на дороге копа, беспрестанно стрелявшего по нам.

— Пригни голову! — рявкнул Ревик.

Прежде чем я успела отреагировать, он схватил цепочку между наручниками и силой дёрнул меня вниз. Я заползла обратно за сиденье, на пол.

— Это был Териан? — я посмотрела на него, тяжело дыша. — Тот парень из закусочной?

Ревик бросил на меня беглый взгляд.

— Да, — ответил он.

— Как он жив? Я видела, как ты его убил!

Ревик резко выкрутил руль в сторону. Шины подскочили на обочине, подкинув меня выше подлокотника.

— Пристегни бл*дский ремень! — психанул он.

— Я могу либо держаться внизу, или пристегнуться… выбери что-то одно!

Он не ответил.

Осознав, что не слышу больше выстрелов, я осторожно заползла обратно на сиденье, выглянув поверх приборной панели мимо пластиковой статуэтки святого.

Все ещё держа пистолет, Ревик другой рукой стиснул рулевое колесо, вращая его то резко, то легонько, маневрируя по ямам гравия к полю, которое отделяло нас от главного шоссе. Я обернулась на съезд. Он перепрыгнул через обочину, чтобы избежать строя полицейских машин, ждущих нас на передней дороге возле поворота на шоссе.

Вновь ударив по газам, как только гравий закончился, он повёз нас по заросшему сорняками участку травы, испещрённому разбитыми бутылками, полиэтиленовыми пакетами и жёстким кустарником. Я глянула на спидометр, увидела, что его стрелка клонится к шестидесяти, затем мельком увидела огромный камень и завопила, но Ревик уже дёрнул руль, чтобы объехать его и выкинуть нас на встречную полосу.

— Иисусе! Ревик…

— Есть вещи, которых я тебе не говорил, — сказал он, заглушая визг шин, пока он выравнивал машину после крутого поворота. На долю мгновения его глаза блеснули серебристым. — Обо мне. О Териане.

Я сглотнула, когда его глаза вновь сделались ясными.

— Он здесь? — спросила я. — Физически?

Ревик едва посмотрел на меня.

— Нет.

Я покосилась на него, когда он вытер нос. Я не замечала кровь, пока его пальцы не покрылись ею.

— Что случилось? — спросила я. — Что с тобой не так?

— Ничего. Я теряю свет, — сунув руку в карман, он выудил что-то и бросил мне. Маленькое и яркое, это приземлилось мне на колени. Это был ключ.

— Я больше не стану за тобой гоняться, — сказал он.

Я схватила ключ с колена прямо перед тем, как машина снова резко вильнула. Ревик втиснулся на дорогу перед еврофурой, проскользнув мимо и заставив мужчину засигналить. Все ещё глядя на дорогу, я сняла наручники с запястий, бросив их на пол.

— Спасибо, — сказала я.

Он отрывисто кивнул, не поворачиваясь.

 

Глава 10

Смертельная опасность

Моё сиденье дёрнулось вбок, когда что-то врезалось в нас без предупреждения. Я услышала громкий скрежет металла, царапающего металл.

Я выглянула в своё окно и отпрянула назад, увидев, что водитель грузовика в синей фланелевой рубашке смотрит на меня, держа ружье на изгибе руки. Его глаза казались маниакальными, не совсем «все дома», и я скорее чувствовала, нежели видела присутствовавшее там серебристое мерцание света.

Он навёл ружье на крышу GTX.

Прежде чем я успела издать хоть звук, Ревик ударил по тормозам, резко врезавшись в машину позади нас и заставив меня вскрикнуть. Он создал достаточно пространства, чтобы GTX мог проскользнуть за более крупным транспортным средством, и он вытащил нас из радиуса обстрела сумасшедшего парня с ружьём.

Сделав вдох, я стиснула подлокотник под боковым окном и уставилась на проносившиеся мимо деревья, вздрагивая от вида через ветровое стекло.

Он заговорил, лавируя между машинами.

— У нас мало времени, — сказал он. — В Сиэтле есть безопасное убежище, но если приведём их туда, толка будет мало, — стиснув челюсти, он взглянул на меня. — Есть идеи?

Я стиснула приборную панель, не глядя на него.

— Есть ли у меня идеи? Разве у тебя нет запасного плана на такой случай? Кто-нибудь, кому ты можешь позвонить?

Он наградил меня мрачным взглядом.

— Тебе бы не понравился запасной вариант, Элли.

Прежде чем я успела ответить, он снова вильнул, заставив ещё одну машину слишком резко ударить по тормозам и слететь с дороги.

Я смотрела в зеркало заднего вида, как ту же машину заносит в металлическое заграждение мимо гравийной насыпи, и она останавливается так резко, что зад машины подлетает в воздух. Я посмотрела направо, увидела водителя грузовика, целящегося в нас через несколько полос, водителя, сверлившего нас сердитым взглядом с другой стороны кабины. Я невольно задалась вопросом, проснётся ли он завтра и будет гадать, почему, черт подери, он стрелял в двух совершенно незнакомых людей — если он вообще это вспомнит.

— Я удерживаю их подальше от твоего света, — сказал Ревик, заглушая ветер, врывавшийся в разбитые окна. — Если со мной что-то случится, они попытаются завладеть твоим aleimi, Элли. У тебя будет мало времени, — он наградил меня жёстким взглядом, и я осознала, что у него снова идёт кровь из носа. — Если я потеряю сознание, ударь меня. Ударь меня сильно… так сильно, как только можешь. Боль иногда может привести нас в чувство. Если тело распознает смертельную опасность, свет вернётся.

Я ошарашенно уставилась на него.

Я все ещё смотрела на его профиль, когда он вывернул руль, ненадолго съехав на обочину, чтобы объехать пикап, петлявший перед нами. Он направил нас на центральную полосу и снова газанул, когда выехал на относительно свободный участок дороги.

— Твоё присутствие здесь усложняет ситуацию для обеих сторон, — продолжил он громким голосом. — Тот факт, что ты телекинетик, лишь усугубляет положение дел. Они сделают все, что в их силах, чтобы заполучить тебя живой, Элисон. Лидер Шулеров, создание по имени Галейт, одержим собиранием навыков света. Он сделает все возможное, чтобы заполучить тебя. Ты не можешь этого допустить, Элисон. Что бы ни случилось со мной…

Я заорала, заглушая двигатель и ревущий ветер.

— Заткнись нах*й и рули, Ревик!

GTX обогнул очередное сборище машин, и я стукнулась головой о пассажирское окно, взвизгнув.

— Держи руль, — сказал Ревик.

— Что?

Он повернулся, чтобы посмотреть на меня…

… и его глаза — чистое серебро, жёсткий металлический отблеск света. Внутри на органическом проекторе мелькают образы, война произошедшая, происходящая и только грозящая случиться в тенях и взрывающемся свете. Я вижу стервятников вокруг его головы, хищных птиц…

Его глаза сфокусировались обратно.

Они снова были хрустальными, ясными как стекло, но я вновь видела там его самого.

Он мельком взглянул на меня, затем отвернулся, закашлявшись.

Кровь забрызгала стекло в окне с водительской стороны. Он вытер рот, но когда я начала спрашивать, в порядке ли он, Ревик схватил меня за запястье.

— Мне нужно, чтобы ты повела машину.

Он уже отодвигался от руля.

Стиснув рулевое колесо, я подумала запротестовать, но осознала, что слишком поздно. Он уже заползал на пассажирское сиденье справа от меня, толкая меня на водительское сиденье, чтобы занять моё место. Я скользнула туда и словно в панике надавила на газ. Я едва устроилась, когда увидела, как он тянется на заднее сиденье.

Он достал чёрную спортивную сумку, устроив её на полу между ног.

Наблюдая за ним, я примостилась на краешке водительского сиденья, подстроенного под его длинные ноги, и с трудом контролировала машину, пока нащупывала ручку, чтобы сдвинуть сиденье вперёд.

Я забыла обо всем, когда бока машины сотряс грохочущий звук.

Я пригнулась, ощутив уколы стеклянных осколков, и взглянула на зазубренную дыру, пробитую в заднем стекле.

Водитель грузовика нёсся через несколько полос от нас, высовываясь из кабины.

Ревик открыл чёрную спортивную сумку и вытащил ружье, которое напоминало вооружение правоохранительных органов. Он пошарил по дну сумки, чтобы найти коробку с боеприпасами. Найдя её, он открыл картонную коробку одной рукой, вывалил кучку себе на колени, затем принялся методично заряжать Ремингтон 870 ловкими пальцами.

Он помедлил, бросив на меня недоуменный взгляд.

— Откуда ты знаешь? — спросил он. — Про оружие.

Я тупо посмотрела на него, потом на оружие.

— От бывшего бойфренда, — когда Ревик вернулся к заряжанию, я спросила: — Что ты собираешься сделать? Ты не можешь просто перестрелять их всех.

Он продолжал заряжать оружие, поначалу не отвечая.

Затем он снова взглянул на меня. Его голос прозвучал ровно.

— Как только мы прибудем на место, ты имеешь право подать Совету официальную жалобу на мои действия. Они выслушают тебя, и сделают это с огромным сочувствием, уверяю тебя. Но прямо сейчас напоминание об уроне, который я наношу своей душе, не поможет ни одному из нас, Элли.

Я непонимающе уставилась на него, не видя ни капли сарказма.

Он, казалось, ожидал ответа, так что я просто кивнула.

— Окей. Ладно.

Он дослал первый патрон в ствол выверенным движением руки, затем высунулся из окна. Я смотрела в зеркало, как он прицелился в грузовик и выстрелил, как только выровнял ствол.

Грузовик вильнул, и его выстрел промахнулся.

Ревик прицелился снова.

В этот раз он попал в радиатор. Грузовик перестроился за другую фуру.

Ревик сел обратно, его бледные глаза сосредоточились на зеркалах. Я услышала сигнал громкоговорителя и повернулась, увидев машину полиции штата Вашингтон, пристроившуюся рядом с нами. Внутри краснолицый офицер с натугой откинулся на сиденье, ведя машину и награждая нас сердитым взглядом, пока его напарник целился из ружья в Ревика.

— К обочине! — проорал водитель. — Сейчас же!

Я уловила легчайший проблеск мыслей Ревика.

«Мы — не преступники. Это они. Помогите нам».

Коп за рулём взглянул на напарника. Недоумение смягчило их лица.

«Мы в опасности. Защитите нас. Пожалуйста».

Офицер кивнул Ревику, показывая на шоссе впереди. Он крикнул:

— …Поезжайте. Мы об этом позаботимся, сэр.

«Спасибо, офицер».

Водитель ударил по тормозам, поднимая полицейскую рацию и говоря что-то в неё, пока машина драматично удалялась позади нас.

Я ошеломлённо посмотрела на Ревика.

— Поезжай быстрее, — сказал он. — Они сделают то же самое с нами.

Я пробормотала что-то про свободу воли, выжимая педаль газа. Мои пальцы побелели, когда пейзаж вокруг начал размываться.

Ревик пожал плечами в ответ на вопрос, которого я не задавала.

— Я подумал, ты предпочтёшь это, а не убийство водителя.

Я проследила за направлением его взгляда в зеркало заднего вида, увидела вибрирующее отражение полицейской машины, которая затормозила возле кабины грузовика прямо перед тем, как я услышала рёв того же громкоговорителя и предупредительный сигнал сирены.

Секунду спустя Ревик повернулся ко мне.

— Готово. Быстрее, Элли.

Сирена вашингтонских копов снова завыла.

Я уже сильно давила на педаль. Теперь я буквально вжимала её в пол, чувствуя, как мою грудь сдавливает от рывка GTX вперёд. Мы определённо миновали мою зону комфорта относительно моей способности маневрировать на высоких скоростях. Я готова была утратить контроль, когда ощутила Ревика со мной в Барьере, направляющего мои руки. Поначалу я сопротивлялась…

«Позволь мне. Ты научишься».

Над ландшафтом и дорогой слегка проступила сетка, лабиринт ярких линий, которые перекрывали пейзаж и машины. Сетка показывала мне, как водители взаимодействовали друг с другом и светом Барьера. Я буквально видела, что сделает каждый водитель…

Очередной удар пришёлся по машине сзади.

Мои глаза резко сфокусировались. Разум Ревика покинул мой.

Он высунулся из окна, упёр приклад себе в плечо и стал стрелять. Звук грохотом прокатывался внутри машины, оглушая, а затем я увидела, как полицейская машина лавирует, чтобы избежать его выстрелов. Чёрный капот изверг дым после того, как третий выстрел Ревика попал в двигатель.

Полицейская машина снова вильнула, затем покатилась.

Я услышала визг шин, похожий на взрыв звук, но шум крушения быстро удалялся. Я сглотнула желчь, стараясь сосредоточиться.

Я постаралась не думать о том факте, что два офицера могли погибнуть.

Выстрел ударил по машине сзади с громким лязгом и стоном металла. Ревик снова высунулся, открывая ответный огонь.

Его разум сейчас ощущался закрытым от меня.

Я смотрела через ветровое стекло на автомобильное движение, изо всех сил стискивая рулевое колесо и чертовски надеясь, что я не убью нас обоих. Я так сосредоточилась на этих двух вещах — провести нас между машинами и не врезаться на такой скорости — что едва заметила, как нас настигла другая полицейская машина.

Я покосилась как раз вовремя, чтобы увидеть, как офицер на водительском сиденье тянется за своим оружием. Я втянула воздух, готовясь пригнуться, но мужчина достал оружие из кобуры и протянул его Ревику через окно, рукояткой к нам.

Я забеспокоилась, что Ревик сказал ему застрелить себя, но…

… пистолет просто выпал из пальцев офицера.

Он застучал по дороге, прыгая по асфальту позади нас.

— Следи за дорогой! — рявкнул Ревик, награждая меня сердитым взглядом. — Я занимаюсь этим! Ты ведёшь машину!

Я повернулась обратно к ветровому стеклу.

Но его злость позволила мне вновь чувствовать его, хотя бы частично.

Пистолет — это все, что он мог сделать с данным человеком; Шулеры уже получили контроль над разумом копа. Понимание этого факта вызывало в Ревике горечь, которая меня удивила.

«… ублюдок делает это нарочно, заставляя меня убить как можно больше людей».

Когда он в следующий раз посмотрел на меня, злость все ещё ожесточала его черты.

Сглотнув, я кивнула, стараясь дать ему знать, что я понимаю.

***

Мы приближались к Сиэтлу.

Я мельком заметила знакомые очертания на горизонте слева от меня, затем проблески ближайших зданий сквозь лабиринт эстакад, сочившихся темно-зелёными растениями.

Я узнавала достопримечательности, потому что бывала здесь с Джоном, но не могла прочесть знаки из-за того, как быстро мы двигались. В любом случае замедляться — не вариант, и тем более сворачивать куда-то. К тому времени я вообще перестала смотреть на спидометр.

Ревик делал что-то в том другом пространстве, так что я не просила его о помощи и не использовала его штуку с сеткой. Я видела, как люди таращились на нас и показывали пальцами, когда мы проезжали мимо. Я также видела, как другие автомобили включают сигналы и сворачивают, убираясь с дороги вопящего строя полицейских машин и расчищая шоссе для погони.

Я почувствовала это, когда третья полицейская машина перестала быть игрушкой на верёвочке между Ревиком и кем-то другим.

Я почувствовала, как Ревик отпускает контроль перед тем, как коп ударил по газам, настигая нас со сверкающими огнями и ревущей сиреной. Я обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как темнокожий коп улыбается Ревику, делая странный плавный жест вверх-вниз одной рукой, который нёс в себе нотку дразнения.

Что бы там ни было, это не выглядело человеческим.

Затем то, что удерживало тело копа, отпустило его, оставив копа с потным лицом, решительностью и совершенной сосредоточенностью на нас двоих. Судя по его глазам, он полностью верил, что мы забили всю его семью бейсбольными битами, а потом подожгли его дом.

Ревик повернулся, его бледные глаза смотрели жёстко.

— Останови машину, — прорычал он.

Я подумала, что неправильно расслышала.

— Что?

Позади него я видела, как сиэтлский коп поднимает ружье.

Прежде чем я успела отреагировать, Ревик схватил руль и дёрнул его в сторону, чтобы врезаться в крузер. Коп уронил ружье, и я услышала, как его напарник возбуждённо кричит.

— Ревик, Иисусе! Что ты…

— Сворачивай туда! Сейчас, Элли!

Он показал, и я резко изменила направление, ударив по тормозам, чтобы скользнуть через несколько полос.

Я увидела, что водитель в синей фланелевой рубашке, который, удивительно, все ещё гнался за нами, начинает разворачивать грузовик, чтобы последовать. Я мельком видела лица, когда другие, непричастные водители тоже отреагировали, широко раскрыв глаза от страха и пытаясь убраться с моей дороги. Каким-то чудом я скользнула за машину вашингтонского копа перед другим водителем грузовика, который бешено сигналил нам.

Затем мы проехали мимо, вздрогнув от скрежета металла, когда GTX оцарапал свой бампер.

Ревик высунулся из окна, стреляя по сиэтлскому копу сзади.

Он с первого выстрела прострелил заднюю шину, разбил заднее окно вторым выстрелом. Он зарядил очередной патрон и снова прицелился, блокируя мне боковой обзор, когда он вскарабкался и уселся на окно с пассажирской стороны.

Сиэтлский коп пересёк несколько полос, и я вновь ощутила разницу; машину вёл уже не человек, а одно из этих других созданий с быстрыми как молния рефлексами и обзором в 360 градусов. Я вынуждена была затормозить и увидела, как Ревик хватается за край окна, потеряв равновесие. Сиэтлский коп резко вильнул, едва успев вырулить на поворот вслед за нами.

Мимо просвистел дорожный указатель — слишком быстро, чтобы я ясно прочитала его.

Я мельком заметила белые буквы, гласившие Мерсер Айленд.

Ревик скользнул обратно через окно, приземлившись на сиденье. Когда я покосилась на него, его плечо снова кровоточило, тёмное пятно распространялось под его рубашкой.

— Ты обучена базовым навыкам использования оружия? — спросил он.

— Ну конечно, — громко сказала я, заглушая ветер и двигатель. — Папа учил меня стрелять по жестянкам. Да я практически спецназ.

— Хорошо, — он пристроил оружие на сиденье между нами. — Используй это, если они подберутся слишком быстро, — добавил он. — Или если я не вернусь.

— Что? Ревик, это не смешно, я…

Его тело обмякло на сиденье.

Я выругалась, наехала на дорожное ограждение, и GTX выдал сноп искр, когда металл проскрежетал по металлу. Я стиснула голую руку Ревика, впиваясь ногтями настолько сильно, чтобы оставить синяки. Я потрясла его, затем задалась вопросом, стоит ли ударить его, как он говорил мне ранее.

— Ревик! Да ты издеваешься! РЕВИК!

Что-то врезалось в машину сзади.

Я вливалась в основное скопление трафика на новом шоссе, и водитель в синей фланелевой рубахе следовал по соседней полосе. Подъехав к GTX сбоку, он выставил помповое ружье из окна.

Я ударила по тормозам, как это делал Ревик, и другая полицейская машина врезалась в нас сзади. Та же полицейская машина толкала меня вперёд, пока я не дала по газам, а затем тот парень засигналил, махая мне и показывая свернуть на обочину.

Прилив паники заставил меня задаться вопросом, что случится, если я так и поступлю.

Как раз когда я подумала об этом, первый сиэтлский коп появился рядом со мной с другого бока.

… и на мгновение я вижу его. Клетка из металлических нитей опутывает его свет, а за его глазами живут зрачки Шулера, контролирующего его. Они сияют угольно-красным, и он делает пистолетик из большого и указательного пальцев, наводя его на меня, когда его губы растягиваются в улыбке трупа.

«Пиф-паф, малышка».

Я пришла в себя, все ещё каким-то чудом стискивая руль — и я чувствую их во мне. Они тянут меня, и я пронзительно визжу, как будто звук моего собственного голоса может удержать мой свет в моем теле.

Но я чувствую, как отделяюсь, теряю контроль над своими конечностями.

Опустив голову, я кусаю свои пальцы. Мои зубы впиваются в кожу и кости, и мой свет приливает обратно, словно щелчок сорвавшейся аптечной резинки.

Вместе со светом пришла боль. Но и ясность тоже.

Я разжала челюсти, оставляя на костяшках пальцев красный полумесяц. Кровь капнула на рулевое колесо, как только я убрала зубы, но я могла чувствовать лишь облегчение.

В этот самый момент все потемнело.

Мы въехали в тоннель. Моя нога крепче вдавила педаль газа.

Оранжевые огни проносились неравномерными линиями, машины отбрасывали тени на кафельные стены. Сдаться больше не казалось хорошей идеей. Глаза сиэтлского копа сверкают красным, и я понимаю, что все ещё нахожусь в Барьере, ровно настолько, чтобы они окружили меня.

Я бьюсь головой об окно с водительской стороны, так сильно, что оно трескается. Моя голова оставляет след от удара, окружённый паутиной трещин. Я теряю контроль. Я чувствую тошноту, слабость — словно кровь вытекает из моего организма, пока они тянут меня.

Я держу ногу на педали газа, наклоняюсь и хватаю ремень безопасности на сиденье Ревика, промахиваюсь, снова хватаю, подцепляю его пальцами.

Машина врезается в GTX сзади, и я выпускаю серебристую пряжку, матерюсь.

В третий раз я натянула нейлоновый ремень поверх его тела и застегнула его сбоку. Его кожа блестела от пота, но он выглядит чрезмерно бледным.

Я ударяю его кулаком. Жёстко, по груди. Я снова бью его по голове, пытаясь разбудить.

В процессе я теряю управление, врезаюсь в ограждение, оставляя ещё больше краски и металла, и искры летят вокруг, пока я не выравниваю машину в сторону от заграждения.

Солнечный свет залил мои глаза, слепя через ветровое стекло, когда мы вылетели из второго тоннеля. Передо мной тянулся длинный мост, по обе стороны которого находилась вода. Съезд направлялся прямиком к поверхности озера, где мост парил над водой.

Я взглянула на Ревика.

— Смертельная опасность, — пробормотала я. — …Смертельная опасность.

Я не думала. И все же я видела каждую вспышку металла и солнечного света, когда вывернула руль. Резко вильнув за зелёной Джеттой, я по прямой поехала к правому заграждению, за которым не было ничего, кроме неба и вод озера Вашингтон.

Толстое разделительное заграждение стояло между нами и водой…

… но мой разум, кажется, каким-то образом стискивает его, складывает, а может и не мой разум, но внезапно я вижу сквозь него…

… и мы преодолеваем его.

Меня всю будоражит, когда машина парит в воздухе.

Затем гравитация стиснула GTX на вершине арки. Нос машины накренился.

Когда мой живот ухнул, вид за ветровым стеклом внезапно накренился вниз. Небо закружилось, сменившись водой. Я смотрела, как все поворачивается. Я могла лишь держаться за руль, вспоминая, как в детстве сидела на скаковой лошади, стискивала чёрную гриву кобылы и кричала от страха и истерического хохота.

Если бы в тот момент в моем разуме сформировалась мысль, она могла быть о смерти, о бренности всего на свете.

Вместо этого воцарилось долгое, медленное молчание, пока вода неслась нам навстречу.

***

Радиатор врезался в поверхность озера с огромным всплеском.

На мосту машины резко поворачивали, гудели, врезались друг в друга.

Завизжали тормоза фуры, когда она последовала по траектории GTX к прорыву в заграждении. Женщина в Тойоте мельком заметила круглые дырки с грубыми краями на радиаторе и передней решётке того же грузовика, когда металлический трейлер проносился мимо неё. Казалось, он вот-вот последует за GTX в озеро, когда водитель резко выкрутил руль, отбросив машину перпендикулярно прорехе в заграждении.

Трейлер грузовика врезался в металл, выгнув его наружу.

Когда он наконец с дребезжанием остановился, кабина смотрела на север, как собака, заглядывавшая за собственное плечо.

Люди выходили из своих автомобилей, словно зачарованные.

Некоторые из них подошли к заграждению, выходившему на сине-серую воду.

Крики приближающихся сирен слышались с другой стороны тоннеля. Приглушенное гудение новостных и полицейских вертолётов становилось все слышнее над головой.

Зеваки и стражи порядка смотрели на глубины озера, на волны ряби, которые образовывали идеальные круги на неподвижной в остальном поверхности. Все они смотрели на одно и то же место в воде, ища то, что на их глазах пробило двухфутовое заграждение и вылетело в раннее утреннее небо.

Но GTX нигде не было видно.

 

Глава 11

Всплывая на поверхность

Холодная зелень мерцала вокруг меня облаками песка и поднимавшихся пузырьков.

Мой разум вспомнил визит в океанариум Монтерей Бэй в детстве — тогда я видела медуз по ту сторону стекла, они открывались, закрывались, открывались, закрывались.

В этот раз я была поймана в ловушку в резервуаре из стекла и металла.

Я в полубессознательном состоянии возилась с ручкой машины, пока мою руку не схватили пальцы, заставив меня повернуться. Сделав это, я увидела через зелёную воду Ревика — его глаза открыты, от длинных пальцев как будто отлила вся кровь. Костяшки пальцев на другой руке кровоточили слабыми красными облачками. Приборная панель перед ним тоже пускала в воду кровь размазанным пятном странной формы — это походило на фильм, проматываемый задом наперёд. Я поймала себя на мысли, что он, должно быть, ударился головой об это место.

«Никакого Барьера», — послал он так тихо, что я едва его расслышала.

Мой разум, все вокруг меня, оставалось странно спокойным.

Я сжала его руку, чтобы дать знать, что я поняла.

Ревик неуклюже справился с застёжкой своего ремня безопасности и поднялся, ударившись о крышу машины, когда ремень соскользнул с его груди. Только тогда я осознала, что машина все ещё тонула. Кровь от его головы и руки кружилась вокруг нас. Он поработал руками, чтобы добраться до меня, схватил полосу моего ремня, повозился с застёжкой и нажал на кнопку, чтобы отстегнуть моё тело.

Он проделал все это, затем придержал меня, чтобы не дать мне слишком быстро подлететь вверх.

Моё тело болело — достаточно сильно, чтобы вызвать первые настоящие проблески страха.

Мои конечности лишь отчасти подчинялись командам мозга, когда я, следуя подсказкам его рук, дёргаными движениями выплыла через открытое окно с водительской стороны.

Я всегда умела надолго задерживать дыхание под водой. Я также всегда хорошо видела под водой. Мой папа называл меня рыбкой. В моем детстве, во время визитов в общественный бассейн, он засекал время и принимал от других родителей ставки картошкой фри и пивом на то, сколько я смогу продержаться под водой. Обычно мы выигрывали эти пари, но теперь я начинала беспокоиться о воздухе.

Я понятия не имела, насколько глубоко мы находились.

Я неуклюже работала конечностями во всех этих пузырьках, направляя своё тело к окну.

Осколки стекла кололи мою грудь и руки, затем процарапали ногу, пока я не отдёрнула её от краёв окна. Я издала булькающий звук, пока проталкивала себя через окно.

Затем я оказалась по другую сторону, в открытой воде.

Я смотрела на крышу и капот машины, пока GTX опускался на дно подо мной.

Ревик проплыл мимо меня, и я ощутила его пальцы на своей руке, побуждающие меня следовать за ним.

Над нами я мельком увидела лучи и искры света среди комков зелёного растительного вещества, вспомнила правила против утопления и последовала за пузырьками. Тяга на моей руке ослабла, как только я поплыла рядом с ним. Затем через просвет чистой воды я увидела облака и куски синего неба.

Когда я уже готова была вынырнуть, Ревик грубо дёрнул меня в сторону, направляя под поверхность воды прежде, чем я достигла открытого воздуха.

Я подавила панику, стараясь довериться ощущению, которое я чувствовала через его пальцы — ощущению некого намерения, которое я там улавливала. К тому времени, когда он позволил мне всплыть, я почти проиграла это сражение. Я паниковала по-настоящему, пытаясь отодрать от себя его пальцы, и солнечный свет куда-то пропал.

Он не отпускал меня, пока мы вместе не всплыли на поверхность, жадно хватая ртами воздух.

Как только я наполнила лёгкие воздухом, кашляя от всей той воды, что я вдохнула, я посмотрела вверх. Мы были под мостом. Земля находилась в нескольких сотнях метров от места, где Ревик держался на плаву. Я взглянула на землю, затем на самого Ревика, наблюдая, как он хватает воздух, пытаясь выровнять дыхание. Массивные цементные колонны возвышались по обе стороны от нас, грохочущий звук машин на мосту вверху эхом прокатывался над водой.

Звук вызвал у меня воспоминание.

Что-то в этом воспоминании принесло собой волну страха.

Я все ещё смотрела на нижнюю часть моста, когда пальцы Ревика сомкнулись на моей руке. Я ощущала в этом прикосновении извинение, но также и страх — достаточно страха, чтобы у меня перехватило дыхание. С прилипшими влажными волосами он выглядел иначе, и на мгновение я могла лишь смотреть на его лицо. Теперь я почти не узнавала его из-за того, каким бледным он был, и эта бледность лишь усиливалась влажными волосами и кровью сбоку его головы.

Лишь его глаза и губы выглядели такими же.

— Не ходи в Барьер, — для него оказалось сложнее перевести дыхание, чем для меня, и я видела, что он говорит с трудом. — Даже немножко, Элли. Если они найдут нас…

— Я не пойду, — я стиснула его руки в ответ. — Я не пойду туда, Ревик.

Поколебавшись, он кивнул. Этот страх в его глазах никуда не делся. Он все ещё не отпускал моей руки.

Я обеспокоенно всматривалась в его лицо. Он выглядел нехорошо.

— Ты можешь плыть? — спросила я.

Он посмотрел на своё плечо, в сторону берега, все ещё держа меня за руку, только теперь это ощущалось скорее так, словно он использовал меня, чтобы оставаться на плаву. Я ощутила его колебание, словно он раздумывал над моим вопросом.

— Давай, — сказала я.

Я позволила ему и дальше держаться за мою руку, а сама потянула нас к берегу медленными, сильными движениями рук и ног.

***

Мы добрались до каменистого берега, останавливаясь у каждой цементной опоры, чтобы дать Ревику отдохнуть. По безмолвному согласию мы не стали сразу выбираться из воды, а отправились южнее, выскользнули из одного частного дока и подбирались к другому, медленно продвигаясь вдоль линии берега.

Утреннее солнце скрылось за покровом облаков, и это помогло, делая все серым, пока полицейские лодки скользили по воде в сторону моста.

Я слышала плюхающие звуки вращающихся лопастей мотора и невольно проводила их взглядом. Некоторые вертолёты казались военными. Я гадала, были ли они из СКАРБ, из какого-то другого военного подразделения Мирового Суда, из антитеррористических сил нашего правительства или из военно-морского отряда, позаимствованного с побережья Такомы.

Мы спрятались под одним доком, затем под другим, стуча зубами и пережидая, пока они опишут круг и уплывут дальше. Мы не разговаривали, и я старалась не беспокоиться из-за того, что дыхание Ревика становилось прерывистым. Как раз когда возле моста и утонувшего GTX активность забурлила по-настоящему, мы выбрались на берег в публичном парке, пробираясь через густую растительность, которая заполняла воду у берега, а потом переходила в широкий газон с подстриженной травой.

Я помогла Ревику добраться до деревьев.

Я, наверное, выглядела весьма подозрительно в своей порванной униформе официантки и с босыми ногами, но Ревик выглядел ещё хуже, и не только из-за крови, которая все ещё стекала по одной стороне его лица. Я могла лишь надеяться, что никто не видел, как мы входим в лесистый парк, где деревья по крайней мере делали нас такими же неприметными, как любой бездомный.

Как только мы ушли из зоны видимости с берега, я помогла Ревику прислониться к дереву, затем скользнула вниз и села.

К тому времени он дрожал и побледнел настолько, что казался мертвецом.

Я осмотрелась по сторонам, ища что-нибудь, чем его можно прикрыть, затем решила, что скорость важнее. В данный момент копы сосредоточились на утонувшей машине.

Как только они увидят, что там никого нет, это изменится, и очень быстро.

Прилегавший к парку район не казался таким богатым, чтобы иметь наблюдение по всему побережью. Если так, то мы капитально облажались, поскольку наше присутствие уже автоматически записано и отправлено в СКАРБ и местным правоохранительным органам.

Пока что я вынуждена была рассчитывать на обычный уровень охраны для района, в котором проживала верхушка среднего класса — а это означало вышки на улицах, которые периодически делали снимки, а по ночам, возможно, флаеры. Это зависело от того, насколько развита паранойя у местных жителей.

Все ещё раздумывая над этим, я присела на корточки возле его ног.

— Эй, — я схватила его за руку, крепко сжимая, пока его глаза не открылись. — Не засыпай. Тебе нельзя спать, ладно? Мне нужно знать, что я могу довериться тебе, если уйду.

— Там есть безопасный дом…

— Ты говорил мне, — сказала я терпеливо. — Но мы не доберёмся туда таким образом. Ты ничего не можешь сделать в Барьере, так что нам надо добираться человеческим способом. Мне нужно найти нам одежду. И хоть одну идентификационную карту, чтобы пробраться через ворота.

Я видела, как он смотрит на влажную униформу, которая липла к моему телу, затем на мои окровавленные волосы. Он кивнул.

— Ладно.

— Ладно, — повторила я. — Не засыпай.

— Не засну.

— Пообещай мне.

Ревик поднял взгляд. Почему-то от выражения его лица стало тесно в груди. После кратчайшей паузы я осознала, что его взгляд выражал доверие. Он доверял мне позаботиться об этом.

Когда я подумала об этом, он стиснул мою руку, его длинный подбородок напрягся.

— Я обещаю, Элли.

***

Я проскользнула обратно через ряд зарослей, стараясь избегать дороги и держаться на краю парка, который прилегал к ближайшей улице, полной домов, выстроившихся вдоль берега озера Вашингтон. Я старалась изо всех сил, учитывая свои ограниченные варианты.

Слава богу, Сиэтл вовсе не походил на Сан-Франциско.

Я нашла открытую заднюю дверь без наружных камер примерно в четвёртом или пятом доме из проверенных мной. С лёгкой возвышенности с видом на ряд задних дворов, образовывавших плавный изгиб вокруг этой части озера, я первым делом заметила бельевую верёвку. Выглянув из-за ствола дерева, я просканировала местность — нет ли людей, выглядывающих из окон или находившихся в прилегающих дворах.

Я слышала новости, доносившиеся из нескольких окон, но больше никаких голосов.

Мужская одежда сохла на провисавшей хлопковой верёвке между двумя клёнами.

На другой верёвке, тянувшейся к стене домика в рабочем стиле, я заметила простыни. Там также висела женская одежда, образуя более красочную линию из синих и пурпурных цветов. Я также увидела что-то вроде детской одежды, но эта верёвка находилась ближе к тыльной части дома. Моё внимание привлекла именно мужская одежда. Я надеялась, что она уже высохла, а также зрительно измерила длину штанов, гадая, подойдут ли они ему хоть примерно.

Через несколько минут я проскользнула через проход между высокими вечнозелёными насаждениями, которые скрывали дом от берега озера.

Избегая тропы и её каменных ступеней до их частного дока, я держалась у забора, подбираясь как можно ближе к верёвке так, чтобы не покидать укрытия. Я вышла ровно настолько, чтобы стянуть с верёвки пару джинсов и мешковатое спортивное трико. Затем я схватила футболку с длинными рукавами и слегка влажную толстовку.

Утащив ком одежды обратно к живой изгороди, я немедленно скинула через голову окровавленную и порванную белую блузку официантки и оставила её в кустах. Затем я стянула чёрную мини-юбку и нижнее белье. На мгновение я оказалась совершенно голой и промёрзла до самых костей, но быстро натянула футболку с длинными рукавами и джинсы, подвернув последние так, чтобы они заканчивались у моих ступней. На талии их тоже пришлось подвернуть, чтобы они не спадали без ремня.

Я оставила трико и толстовку у изгороди и посмотрела на сам дом.

Задняя дверь была открыта.

Первой моей мыслью стала паника. Я задавалась вопросом, не увидел ли кто меня.

Когда через несколько минут я не увидела никого и не услышала, я решила, что дверь уже была открыта, когда я сюда добралась.

Снова подумав о том, что нам действительно нужно, чтобы выбраться отсюда невредимыми, я неохотно начала красться вперёд. Сердце грохотало в моей груди. Если меня заметят, все закончится, и очень быстро. Если они смотрели новости, то все живущие на побережье быстро сложат два плюс два.

Пригнувшись и задержав дыхание, я добралась до задней двери.

Потянувшись к дверному проёму, я заглянула в огромную, но старенькую кухню с деревянными шкафчиками и столешницами из белого кафеля. На мясницкой разделочной доске я увидела настоящий домашний пирог. Уставившись на него, видя, как с корочки стекает тёмное ягодное повидло, и ощущая сладкий запах печёных фруктов, я почувствовала, что мой живот скручивает тугим узлом.

Прокравшись мимо пирога к холодильнику, я тихо открыла дверь, окинула взглядом содержимое, затем схватила контейнер молока и жадно сделала несколько глотков. Аккуратно поставив его, чтобы не стукнуть полкой, я вытащила упаковку хлеба, затем ещё один пластиковый пакет с чем-то, похожим на настоящий сыр — наверное, с одного из местных фермерских рынков.

Я тихо закрыла дверь и осмотрелась по сторонам, пока не заметила столик у входа. На нем лежала кожаная сумочка, выцветшая до бледно-бежевого оттенка за годы использования. Она была выполнена в том стиле, какой выбрала бы для себя моя мама, и я внезапно ощутила лёгкую тошноту.

Отбросив в сторону чувство вины, я тихо прошла по коридору, осторожно избегая любых просевших половиц, пока поднимала и опускала босые ступни. Я потянулась к сумочке и расстегнула застёжку, вздрогнув от тихого щелчка перед тем, как открыть клапан.

Сверху лежал женский бумажник — поблёкший Гуччи с бело-коричневым узором и кошельком для мелочи. Я открыла его и сразу же нашла идентификационную карту. Выдохнув с облегчением, я аккуратно вытащила её из пластикового защитного стекла и засунула в передний карман украденных джинсов.

Закрыв сумочку, я снова поколебалась, увидев женскую гарнитуру на столике рядом с сумочкой. Это была частная версия, неправительственная.

После кратчайшей паузы я стащила и гарнитуру.

Я повернулась к задней двери.

… и очутилась лицом к маленькому мальчику. Лет, может быть, трёх или четырёх, он смотрел на меня широко раскрытыми карими глазами, вьющиеся черные волосы образовывали взъерошенный беспорядок на его головке. Он слегка приоткрыл рот, уставившись на меня и обеими ручками держа мягкую игрушку-аллигатора.

Я подняла руку, моё сердце подскочило к горлу.

— Все хорошо, малыш, — прошептала я. — Скажи своей маме, что я очень сожалею.

Мальчик уставился на меня, его миндалевидные глаза распахнулись ещё шире.

Затем внезапно его рот открылся по-настоящему.

— Мама! — заверещал он. — Мамочка! Тут грязная леди! Она взяла мой хлеб для бутеров! Она взяла мой хлеб для бутеров!

Моё сердце остановилось посреди удара.

Затем я ринулась с места, проскочив мимо мальчика.

Я приземлилась на одну ногу, восстановила равновесие, поспешила к двери, прихрамывая на лодыжку, которую только что подвернула. Я на бегу врезалась в дверной косяк, ударившись плечом и вызвав громкий грохочущий звук, который эхом прокатился по маленькому пространству.

Скрип проржавевших из-за влажного озёрного воздуха дверных петель последовал за мной, когда дверь захлопнулась за моим спешным отступлением. Я обернулась через плечо и увидела, что дверь криво повисла в проёме.

Больше я не оглядывалась.

За маленьким проёмом в изгороди я подхватила одежду, которую украла для Ревика, затем побежала к густой растительности и дальше, через следующий задний двор.

Минуты спустя я вновь оказалась в лесистом парке за рядом домов.

Тяжело дыша, я побежала к дереву и сборищу корней, где, как мне думалось, я оставила Ревика.

Его там не было.

Моё сердце остановилось, пока я не осознала, что подбежала не к тому дереву.

Побежав к следующему ряду темных стволов, я резко затормозила на траве, едва не споткнувшись об длинные ноги прежде, чем осознала, что это Ревик там лежит. Я едва восстановила равновесие и тут же посмотрела ему в лицо. Его глаза были закрыты.

Паника расцвела в моей груди. Я была уверена, что он мёртв.

Его веки приподнялись, как только я присела рядом с ним.

— Я не спал, — сказал он хрипло. — Не спал.

Испытав несказанное облегчение, я поцеловала его в губы.

В его глазах отразилось смутное удивление.

— Прости, что так долго, — сказала я смущённо, затем широко улыбнулась. — Но смотри! — я показала ему гарнитуру. Пристроив её в ухо, я включила её, и только тут мне пришло в голову понадеяться, чтобы в ней не было шифрования по ДНК. В некоторых новых моделях оно присутствовало.

К счастью, эта модель была не из новых.

Я листала сохранённые женщиной номера, пока не нашла тот, что был помечен «такси».

— Да, — отозвалась я, когда диспетчер ответила. Я подождала, пока она отследит наше местоположение. — Ага, сейчас, — я покосилась на Ревика, наблюдая, как он неловко возится с толстовкой, которую я ему принесла. — Мы будем на парковке, — я повесила трубку и снова присела рядом с ним. — Тебя устроит такой вариант? Мы не можем поехать до двери до двери. Мы скажем им высадить нас возле автобусной остановки или в центре. Нам ведь в Чайнатаун, верно?

Он кивнул, расстёгивая рубашку.

Я продолжала стоять там, пока он выпутывался из неё. Глядя на его обнажённую шею и плечо, я осознала, что сосредотачиваю внимание на шраме в виде вопросительного знака, загибавшегося по его плечу к горлу. Он был бледно-белым, достаточно белым, чтобы быть старым.

Я поколебалась, гадая, стоит ли предложить помощь. Через несколько секунд я решила, что лучше этого не делать, и отошла на несколько шагов, усевшись на траву спиной к нему.

Расстегнув застёжку-зажим, я запустила руку в пластиковый пакет с хлебом. Вытащив кусочек с темной корочкой, я принялась уминать его. Хлеб был мягким с хрустящей корочкой, и в тот момент я решила, что это, черт подери, лучший хлеб в моей жизни.

За едой я постаралась придать себе хоть отдалённо нормальный вид, проводя пальцами по волосам, стараясь по возможности убрать грязь, время от времени останавливаясь, чтобы оттереть лицо длинным рукавом. Я старалась не думать о том, что Ревик одевается позади меня.

Однако я знала, что крайне остро осознаю его присутствие.

Я решила, что это все шок. Шок, или просто близость смерти, чувство родства из-за совместно пережитых испытаний, которое после чудом миновавшей гибели вызывает ощущение аномальной близости к тому, кого ты совсем не знаешь. Должно быть, именно поэтому я поцеловала его, и именно поэтому остро осознавала, что сейчас он находится за мной полуголый.

Я не хотела думать о той странной, явно сексуальной боли, которую ощущала вокруг него прямо сейчас, или о том факте, что он пытался подкатывать ко мне, когда только проснулся в GTX тем утром — в этом я готова была поклясться.

— Стокгольмский синдром, — пробурчала я.

Я издала невесёлый смешок, зная, что и это отчасти связано с шоком. Выбросив эту мысль из головы, я запихала в рот ещё один кусок хлеба и прожевала. Я не могла позволить себе головокружение от голода, учитывая то, в какой форме он находился.

В любом случае, в чем бы ни заключалась моя проблема, говоря бессмертными словами Скарлет О'Хара — я подумаю об этом завтра.

 

Глава 12

Сиэтл

Солнце клонилось за полдень к тому времени, как мы встали перед дверью в подвал, выкрашенной красной краской.

К тому времени мы успели прокатиться на такси, трёх автобусах и прошли пешком минимум милю.

Я посмотрела с низа цементных лестниц на улицу, где возле покрытого листовками телефонного столба стояла женщина. Её нейлоновые чулки были порваны, макияж стекал по щекам под слегка покосившимся париком, и она пьяно покачивалась на высоких каблуках, глядя на Ревика с лёгким интересом. Она увидела, что я смотрю на неё, и снисходительно отмахнулась.

— Наслаждайся, девочка, — она расхохоталась. — Этот слишком пьян, чтобы трахаться, так что тебе лучше вести себя хорошо. Если завтра я найду его в канаве, я запомню твоё личико, дорогуша.

Мой взгляд остановился на Ревике. Он продолжал опираться на меня, рукой держась за стену. Он с трудом дышал.

Я сказала ему:

— Ты уверен, что это то самое место?

Он не посмотрел на женщину, которая снова что-то крикнула, пытаясь привлечь его внимание.

— Да, — сказал он.

— Эй, любовничек! Будь осторожен! Она выглядит как хищница, — она снова разразилась пьяным смехом. — Хочешь пойти домой со мной? Я хорошенько о тебе позабочусь. Эй! Высокий и тёмненький!

— Это не похоже на неприметное место, — пробормотала я. — Судя по вывеске спереди, это похоже на бордель. Бордель видящих. Ты уверен, что мы в нужном…

— Это оно, Элли, — сказал он. — Я бывал здесь ранее. У видящих фотографическая память. И многие видящие, с которыми ты встретишься, работали как недобровольные, — он наградил меня ровным взглядом. — Доверься мне. Это здесь. Будь вежлива.

Заметив измождение в его глазах, я лишь кивнула. И все же я поймала себя на том, что несколько раз мысленно покрутила слово «недобровольные». Я крепче стиснула его, но все равно колебалась, глядя на облезлую дверь, покрытую красной краской. Я знала настоящую причину своих колебаний. Я вот-вот войду в здание, полное видящих. Видящих, которые, наверное, подумают, что это я сотворила с ним это.

Вспомнив, как я выпрыгнула из GTX в городе, я вздрогнула.

Они будут не так уж далеки от правды, честно говоря.

— Постучи, Элли.

Я подняла руку.

Дверь открылась прежде, чем я коснулась дерева.

Там стояла женщина с поразительными темно-рыжими волосами, которые спадали завитками по обе стороны её сердцевидного лица. Обнажённые жемчужно-белые плечи сияли в тени за дверью. Мои глаза остановились на её безупречном лице, темно-синих глазах, которые светились почти фиалковым цветом, и идеально очерченных губах. Все в ней, начиная с её одежды и фигуры и заканчивая волосами, напоминало мне сексуальную сирену из сороковых или пятидесятых. Одежда, в которую она была одета, сидела на ней так хорошо, что наверняка была пошита на заказ.

Или даже нарисована на её теле.

Она улыбнулась, и эта улыбка влекла меня как ласка.

— Могу я помочь тебе, друг?

Я взглянула на Ревика.

— Бывал здесь прежде, да? — спросила я.

Я хотела произнести эти слова как шутку, но в моем голосе явно звучала нервозность.

Ревик тихо щёлкнул языком — звук, точное значение которого я все ещё не знала, но он казался укоризненным. Он держался вне круга света, но я чувствовала, как он немного расслабился. Отвернувшись от облегчения на его лице, я посмотрела за женщину, мельком заметив широкое пространство с людьми, но её взгляд, должно быть, тоже остановился на нём.

— Реви'! — фиалковые глаза распахнулись шире, вся игривость пропала. — Боги, Реви'! Что с тобой случилось?

Не успела я и слова сказать, как она шагнула вперёд, не столько отодвинув меня, сколько скользнув в просвет между мной и Ревиком и обвив его талию рукой. Она забрала его у меня прежде, чем мне пришло в голову воспротивиться.

Я поймала себя на том, что просто стою там, чувствуя себя странно легче без необходимости подпирать его, и наблюдаю, как она заводит его внутрь. Мне пришлось заставить себя последовать за ними.

Как только я это сделала, кто-то шагнул за меня и захлопнул дверь.

Больше людей поднялось с кресел, их лица демонстрировали разную степень удивления. Никто не говорил — во всяком случае, не вслух. Посмотрев на всех них, я мельком заметила сатиновые платья и длинные пиджаки, густо накрашенные лица, разнообразие тонов кожи и текстур волос.

Женщина, которую я увидела первой, кажется, была главной.

Она свободной рукой жестикулировала остальным, говоря на странной смеси английского с акцентом и того языка, на котором Ревик уже несколько раз говорил при мне.

— Мира, запри дверь! Il’letre ar enge. Айви, подготовь комнату. Да, ugnete. Убедись, что Шарин в курсе. Скажи ей, чтобы на время открыла задний вход для посетителей…

Женщина с длинными рыжими волосами возвышалась в свой внушительный рост, может, 175 см., но она все равно выглядела маленькой, поддерживая Ревика своим плечом. Я видела, как её украшенная кольцами рука ласкает его спину, и почувствовала, как между ними промелькивает нечто большее.

— Это был ты в новостях! — сказала она, поднимая на него взгляд. — Мне стоило знать. Они намекнули на терроризм. Но мы не ждали тебя так скоро, — как будто вспомнив, она обернулась через плечо на меня. Её глаза на мгновение сверкнули, как у кошки, окидывая меня взглядом.

— Это она?

Ревик тоже взглянул на меня. Мгновение спустя он отвернулся, говоря только с ней, используя тот другой язык и перемежая свои слова серией щелчков.

— Arente ar mulens, sarten, — тихо сказал он и вновь взглянул на меня. — Il en, yet. Igre ar ulen. Мост, — добавил он.

Женщина уставилась на него.

— Ar li ente u?

— Ur et estarn. Элисон… ut te Элли.

Женщина посмотрела на меня более пристально. Её радужки размылись ровно настолько, что я заподозрила её в чтении моего разума — ну или того, что от него осталось. Я видела, как Ревик заметно кивает ей. Он сделал плавный жест одной рукой, завершив его рубящим движением вниз.

Я стояла там, скрестив руки и подавляя эмоции, которые все больше и больше напоминали злобу. Мои глаза остановились на его пальцах, запутавшихся в темно-рыжих волосах женщины, ласкавших голую кожу её шеи и плеча.

Импульс тепла настиг меня.

Я подпрыгнула, моё лицо залилось румянцем, когда я осознала, кто его послал.

Затем до меня дошло. Он снова имел доступ к своим способностям.

Ревик посмотрел мне в глаза. «У Уллисы на этом здании стоит конструкция. Она скроет нас из Барьера. Здесь мы в безопасности… пока что».

Уллиса издала тихий щелкающий звук, который нёс в себе нотку веселья и заставил меня посмотреть на неё.

— Она молода, Реви', - сказала она. — По рассказам Старейшин я представляла себе старика. Её вообще обучали?

Ревик сделал очередное рубящее движение вниз.

«Нет», — перевёл он для меня.

Уллиса посмотрела Ревику в лицо.

— А как они нашли вас? Нам сказали, что вы без проблем выбрались из Сан-Франциско.

— Это была моя ошибка… — начал Ревик.

— Нет, — сказала я. — Не его.

Уллиса удивлённо посмотрела на меня.

Внезапно её выражение лица стало намного сложнее прочесть. Она официально поклонилась мне, как будто внезапно опомнившись, и я увидела, как к её щекам приливает румянец. Обведя помещение свободной рукой, она снова поклонилась мне. Я невольно заметила, что другая её рука теперь находилась под толстовкой Ревика, лаская его голую спину.

Осознав, что пялюсь, я отвернулась, крепче скрещивая руки на груди.

— Подожди здесь, пожалуйста, — вежливо сказала она. — …Высокочтимый Мост. Я приношу свои извинения за то, что заставила вас обоих стоять здесь. И за то, что таращилась.

Я подняла руки, не скрывая раздражения.

— Все в порядке. Ерунда.

Она вышла из комнаты с Ревиком, чьего взгляда я избегала, и я заметила на себе другие взгляды с разных частей комнаты. Нарочито игнорируя их, я плюхнулась в одно из плюшевых кресел и стала ждать. Сделав это, я осознала, что это, наверное, тоже было ошибкой. Многие видящие поднялись и уставились на меня. Большинство этих взглядов ощущались благосклонно любопытными, но я также улавливала проблески недоверия и враждебности. Я даже чувствовала некоторый страх.

— Ты действительно телекинетик? — спросила меня высокая женщина с вьющимися черными волосами.

Я моргнула. Отвернувшись от неё, я не ответила.

Я встретилась взглядом с другой женщиной, почти случайно. Её глаза смотрели хищно, но за этим я видела много злобы. Она казалась нацеленной в мой адрес — конкретно на меня.

Супер. Эта женщина действительно ощущалась опасной.

— Нам стоит позвонить его хозяину? — спросила другая, более молодая женщина из другой части комнаты. Она говорила обеспокоенно. — У него будут проблемы, ведь так?

— Какой смысл? — глаза хищной женщины не отрывались от меня. У неё был сильный акцент, похожий на славянский. Может, русский. — Его хозяева к этому времени уже объявят его беглецом. Они заключат сделку со СКАРБ, чтобы не платить штраф.

— Но я думала, его работа засекречена. Даже среди людей, разве они не…

— Ну, они могут не сказать человеческим журналистам, что он для них делал, — сказала русская, демонстративно закатывая глаза в ответ на эти слова. — Но это не значит, что они теперь не пристрелят его как собаку, — её глаза вернулись ко мне. — Что ты думаешь, маленькая девочка? Тебя воспитали люди.

Её полные губы изогнулись, но не совсем в улыбке.

— Ты бы убила его? — поддразнила она. — … Или сначала поиграла бы с ним?

Несколько других видящих захихикали.

Я постаралась открыто переводить взгляд с лица на лицо, как это сделала бы Касс.

Однако мне всегда отстойно давались эти игры.

Когда большинство видящих отвели глаза под моим взглядом, я сосредоточилась обратно на русской. Её волосы были убраны в косы по бокам от угловатого, но красивого лица с карамельной кожей. Её светло-карие глаза светились таким количеством света, что я поймала себя на том, что подавляю какую-то напуганную реакцию, пытаясь удержать её взгляд.

Её полные губы изогнулись ещё сильнее, так что я знала, что она тоже читает мои мысли.

Она стояла рядом с низенькой азиаткой с широким лицом и темными волосами, спадавшими до середины спины. Они обе были одеты в шёлковые халаты, прикрывавшие лишь верх их бёдер.

— Тебя беспокоит то, что мы шлюхи? — спросила меня русская, скрещивая руки. — А если я скажу, что он тоже торгует этим, это обеспокоит тебя или успокоит? Но с другой стороны мы, видящие — сплошной «большой секс», да?

Злость окрасила её голос, но после того, как она всмотрелась в моё лицо, её хищная улыбка вернулась.

— Ах, тебе не нравится, что я говорю. Но Реви' и есть шлюха… во многих смыслах. Предложи ему деньги. Посмотри, что он скажет, — она широко улыбнулась остальным. — Нам, видящим, всегда нужны деньги!

Ещё больше смеха прокатилось нервными волнами. Теперь несколько других видящих тоже выдержали мой взгляд, понимающе усмехаясь. Их выражения и тела, казалось, перемещались вокруг меня морем волос, кожи и светящихся глаз. Они казались мне животными — я ничего не могла с этим поделать. Они жестикулировали друг другу, и их голоса эхом раздавались в моей голове, доносясь словно со всех сторон разом.

«Она уже попробовала его?»

«Нет, я не вижу его в ней».

«Неудивительно, что она так злится».

Смех звенит, в моем сознании и за его пределами. Моя голова раскалывается, но моё тело ощущается так далеко, словно кусок мяса на крючке. Я закрываю глаза, стараясь заблокировать их.

«Думаешь, это она избила его до полусмерти?»

«Зная Реви', ему это понравилось».

Ещё больше смешков.

«Он был голоден. Даже в таком состоянии. Думаешь, она ему отказала?»

«Только не эта. Она тоже голодна».

«Он просил тебя об этом, малышка?»

Последнее адресовано мне и исходит от русской с угловатым лицом, полными света глазами и длинными загорелыми ногами. Остальные проститутки утихают, ожидая моего ответа.

Я смотрю на них, зная, что нет хорошего ответа, и нет хорошего не-ответа.

Выдыхая, я скрещиваю руки, глубже обмякнув в кресле.

И все же я раздражена. «Что это за дерьмовые намёки в духе «молода» и «маленькая девочка»? Мне почти тридцать, ради всего святого».

В этот раз смех звучит громче. Несколько видящих улыбаются мне, открыто забавляясь, и в этот раз я определённо чувствую себя так, будто не понимаю шутки. Комната теперь наполовину погружена во тьму. Их лица переключаются, то видны, то нет, то в негативе, то в позитиве.

Русская, которая все ещё ближе всех ко мне, улыбается.

«Я Кэт, и я пробовала его. Ты бы хотела знать, как часто? Какими способами?»

Прежде чем я успеваю ответить, изображения начинают быстро кружить, прерывая мой ход мысли. В них я чувствую его, чувствую его вкус, как она и говорила, чувствую ощущение его кожи и прикосновения. Моё тело невольно реагирует, густой прилив тошноты заставляет жар затопить моё лицо.

Кэт смеётся, и изображения утихают.

«Да… она голодна и жаждет брата Ревика, — Кэт окидывает взглядом комнату. — Но его ли в особенности, мне интересно? В конце концов, наш вид для неё в новинку. Может, кто-то из других наших братьев понравится ей не меньше? Кто сломает её для остальных нас?»

Мои кулаки сжимаются. Я не поворачиваю голову в сторону других мужчин, которые, как я чувствую, теперь смотрят на меня с интересом. Если они не просто потешаются надо мной, я никак не могу знать этого наверняка. Я вижу на столе полупустую бутылку вина.

Я позволяю своей руке подобраться ближе…

«Прекрати! — один голос перебивает остальные. — Ты заходишь слишком далеко. Она думает, что ты серьёзно! — низенькая азиатка подходит ближе, и я осознаю, что это её голос. Она смотрит на меня с любопытством, но также с сочувствием. — Она никак не может изменить то, чему её учили. Она напугана, Кэт. Ты ведёшь себя грубо».

Кэт фыркает. «Я обучаю её. Чем, по-твоему, он прямо сейчас занимается с Уллисой?»

«Не будь дурой, — говорит другая. — Он ранен».

«Он никогда не ранен настолько», — с весельем замечает мужской голос.

Очередная волна смешков звенит в нитях света — эти кажутся более тёплыми, более искренними. Я моргаю, стараясь сосредоточить глаза.

Более взрослый женский голос раздаётся после этого. Моя голова поворачивается; теперь я почти могу их различить. Похожая на африканку женщина стоит сзади, улыбаясь мне темными глазами.

«Убери когти, Кэт. Она же всего лишь новичок».

«Она хочет знать. Посмотри на неё!»

«Она не хочет знать. Ты злишь её, Кэт. И ты завидуешь».

«Завидую? Чему? Разве станет он играть с наполовину червяком, когда в деле не замешаны деньги?»

«Он хочет все, у чего есть пульс, — смеётся другой мужской голос. — И её душа, может, и выглядит как старик, но она красива. Её свет влечёт. Конечно, он её хочет. Я её хочу. Уже один только парадокс интригует. Даже с этими глазами».

Я измождена. Я с трудом остаюсь в сознании, когда другое присутствие входит в комнату. Другие умолкают, и эта тишина сродни тишине в школьном дворе, когда детей застали за пытками раненого животного.

Даже Кэт делает шаг назад, как будто обороняясь.

— Что здесь происходит? — говорит Уллиса.

Я стою. Когда я успела встать на ноги?

«Просто немного веселимся, старшая сестрёнка», — посылает Кэт, усмехаясь в мой адрес.

Я смотрю на Кэт, и глаза женщины пульсируют — ещё больше политики школьного двора, в этот раз предупреждение молчать от главного задиры. Но мне уже все равно. Меня тошнит, я устала так, как не уставала никогда в жизни. Я хочу позвонить матери, убедиться, что она в порядке, и Джону тоже. Я хочу поговорить с Касс. Затем я хочу спать — практически где угодно, только не здесь.

К черту всех этих людей.

Однако я знаю, что не могу уйти. Мне некуда идти.

Эта мысль вызывает очередной прилив злобы, в этот раз не адресованной никому. В результате начинает зарождаться печаль, но и её я подавляю.

— Ты права, — осторожно произносит голос. — Ты не можешь уйти, сестра.

Я оборачиваюсь, и глаза Уллисы отражают тревогу — может, из-за моих мыслей, а может, из-за чего-то, что она видит на моем лице.

— Я сожалею по поводу твоей семьи, — произносит она все ещё с осторожностью. — Ты не видела новости?

Я качаю головой, но не могу позволить себе задуматься над её словами. Выставив руку как зомби, я переношу свой вес на кресло, в котором сидела секунды назад.

— С моей матерью все хорошо? — спросила я.

Тишина — единственный данный мне ответ. Качая головой, я осознаю, что не могу справиться с тем, что это означает. Нах*й все. Если они хотят заморочить мне голову, или изнасиловать меня, или ещё что, я мало что могу с этим поделать, черт подери. Может, я даже не вспомню.

Когда я подняла взгляд, Уллиса снова пристально смотрела на меня с неверием в глазах.

Затем выражение её лица ожесточилось. Её глаза остекленели, напомнив мне глаза Ревика, затем обратились к остальным присутствующим в комнате.

Её злость полыхнула красным мазком в темноте.

«Она напрашивалась на это! — сказала Кэт прежде, чем Уллиса успела произнести хоть слово. — Её печальные человеческие глазки на заднице нашего брата…»

Ярость Уллисы запульсировала ещё сильнее.

— Ты знаешь, кто это? Ты вообще представляешь, что ты сейчас творишь?

Шагнув ко мне, она проигнорировала моё вздрагивание и взяла меня за руку. Я стояла там, и мне не нравилось чувствовать на себе её руки, но я не пыталась отстраниться. Она говорила тихо, тепло, и в каждом слове я чувствовала опускающееся на меня спокойствие. Я знала, что это спокойствие не настоящее. Я знала, что она манипулирует мной, используя свои силы видящей, чтобы как-то меня успокоить.

Однако я не могла сопротивляться этому.

— Я очень сожалею, что оставила тебя одну, Высокочтимая Сестра, — она наградила сердитым взглядом видящих, занимавших остальную часть комнаты. — …Я никогда бы так не поступила, если бы знала, что мои люди опозорят меня таким образом.

Её взгляд вернулся ко мне и смягчился.

— Я лишь хотела взглянуть на характер его ран. В данный момент ему больше всего нужен сон, а это лучше делать в парах, — она взглянула на Кэт. — Он просил тебя, — добавила она выразительно. — Он хочет, чтобы ты присоединилась к нему.

Я не знала, кого из нас она имела в виду, меня или русскую.

В данный момент мне было все равно.

Посмотрев на меня в этот раз, Уллиса улыбнулась. Проблеск облегчения мелькнул в её фиалковых глазах, когда они посмотрели в мои.

— Он очень слаб. Ты вообще кормила его, сестра?

Мне пришлось задуматься над этим. Я покачала головой.

— Нет. Я украла кое-что. Он не стал есть…

Я умолкла, услышав смешки проституток.

Голос Уллисы оставался нежным.

— Сестра, я имела в виду свет. Ты давала ему свой свет?

Я моргнула, снова стараясь подумать.

Наконец, я сумела лишь покачать головой.

— Я не понимаю.

Кэт взорвалась:

— Видишь? Она ведёт себя как одна из них. Думает, как одна из них!

Глаза Уллисы полыхнули пламенем.

— Она только недавно пробудилась, и ты должна знать, почему! Ты позоришь меня, Кэт! — она повернулась обратно ко мне, её пламя стихло до того тёплого тления угольков. — Я покажу тебя, сестра. Прошу, идём со мной.

Я последовала за ней, бросив последний взгляд на Кэт, которая пристально смотрела на меня, и её карие глаза тлели злобой. Я отвернулась, как только увидела там ярость, и секунду спустя выбросила это из головы, сосредоточившись на самом коридоре.

Плюшевый темно-зелёный ковёр смягчал шаги моих босых ног и ощущался просто божественно после нашей дороги сюда по грубой земле и грязным тротуарам, заваленным мусором. На стенах с обеих сторон висели гобелены, которые изображали красочных драконов, изрыгавших пламя. Люди в азиатских на вид костюмах плыли на облаках, окружённые фантастическими животными, которые могли бы быть львами, только с вьющейся синей и зелёной шерстью. Я коснулась морды гигантской белой собаки с обнажёнными зубами.

Уллиса улыбнулась.

— Они китайские. Достались мне до Культурной Революции.

Я кивнула, но ничего не сказала.

Мы несколько раз повернули на разветвлениях коридоров, и я осознала, что апартаменты должны быть огромными — не столько апартаменты, сколько целый этаж, а может, они владели всем зданием. Когда мы преодолели, кажется, расстояние равное футбольному полю, я следом за Уллисой вошла в квадратную комнату с белой дверью.

Здание, должно быть, расположено в холме, подумала я.

Сторона, на которой я находилась сейчас, выходила на покатый склон, окна показывали, что мы находились высоко, а не на первом этаже, как прежде. Перед теми же окнами, с гардин под низким красным потолком опускались шторы цвета ржавчины. Ещё более толстый бело-золотой ковёр проминался под моими ногами.

Я взглянула в сторону кровати и над изголовьем увидела другую картину — в этот раз бог с круглыми глазами, едущий верхом на льве. Он плевался огнём, его голову венчал замысловатый головной убор из закольцованных языков пламени. Рядом с богом я видела что-то вроде Будды, только с кучей голов, пучком поднимавшихся из его торса.

— Ей нравятся картины, Реви', - сказала Уллиса. — Особенно тханки.

Я опустила взгляд и увидела, что он смотрит на меня с кровати. Толстовка пропала, но он не выглядел так, будто только что занимался сексом, как говорила Кэт. Он был бледен, вспотел и смотрел на меня с почти прозрачным облегчением.

Он сделал деликатный жест женщине, которая сидела рядом с ним в кресле и зашивала его плечо.

Как только он сделал это, она прижала ладонь к его лбу.

Когда она убрала пальцы, его глаза закрылись. Видя, как он лежит, такой неподвижный и бледный, я подошла ближе к кровати, глубоко засунув руки в карманы.

— Теперь он будет спать, — женщина, зашивавшая ему плечо — девочка, на самом деле, я увидела, когда подошла ближе — улыбнулась. Ей не могло быть больше шестнадцати. Её высветленные платиновые волосы торчали кудрявыми лохмами вокруг эльфийского лица. — Я позволяла ему оставаться в сознании, пока он не увидел тебя. Но теперь ему обязательно нужно поспать. Его свет очень сильно истощён.

Я поколебалась, сомневаясь, что готова услышать ещё больше плохих новостей.

— Он в порядке? — спросила я.

— Рана от выстрела чистая, — заверила она меня, вытягивая нить иголкой и туго сшивая его кожу. — Физически он хорошо восстановится. Однако он много потерял в структуре, — сказала она печально. — Это займёт дольше времени, — эльфийское лицо повернулось ко мне. — Ты подержишь для него?

Мой разум несколько секунд обдумывал это. Я взглянула на Уллису.

— Мы все обеспечим свет, — объяснила мне Уллиса. — Но один служит каналом. Айви спрашивает, сыграешь ли ты эту роль.

Я все равно не поняла. Но кивнула.

— Ладно. Конечно.

Улыбка Уллисы сделалась более тёплой.

— Как и во многом другом, лучший способ научиться — это практика.

Мои челюсти напряглись.

— Я бы предпочла не использовать умирающего парня в качестве тестового задания. Вы его друзья. Почему бы одной из вас не сделать это?

Айви удивлённо взглянула на меня.

— Он просил тебя.

Мои щеки залило теплом.

— Ладно. Но я не совсем обучена. И я сама чертовски устала, если хотите начистоту.

Уллиса взяла меня за руку, бережно направляя к постели.

— Должно быть, ты очень, очень устала, Высокочтимая Сестра, — произнесла она тихим, мурлычущим голосом. — Это не потребует ни сил, ни усилий, уверяю тебя. Лишь структуры, а этого у тебя в избытке. Мы сделаем остальное.

Я посмотрела на тело Ревика, распростёртое на темно-оранжевом покрывале.

Айви завязывала узелок шва на его плече. Я смотрела, пока она не подняла взгляд. Затем она улыбнулась и откусила излишек нити задними клыками. Импульс тепла дошёл до меня из света девушки, когда она сделала это — совсем как Ревик сделал в той комнате. Кажется, это форма выражения привязанности — или, может, заверения? — как прикосновение ладони к руке при приветствии.

Однако такой простой жест вызвал прилив эмоций к моему горлу.

— С моей семьёй все хорошо? — выпалила я. — Кто-нибудь видел что-нибудь в новостях по поводу них?

Тепло, исходящее от Айви, усилилось.

Она кивнула.

— СКАРБ выпустили интервью. Они все сказали, что ты невиновна, что ты никому бы не навредила, — Айви тихо щёлкнула. — Никаких аватаров, конечно, но мы защитим их. Мы считаем, что за этим стоят Шулеры — за тем, что показали их настоящие лица.

— Никаких аватаров? — переспросила я. — Как они выглядели?

Айви задумчиво подняла глаза вверх.

— Очень печальная и обеспокоенная женщина с темными вьющимися волосами и огромными глазами, которую назвали твоей матерью. Привлекательный мужчина с мелированными волосами, китайскими письменами на руках и широкими плечами, которого назвали твоим братом. Тайская девочка с волосами как у Уллисы, её губы были накрашены темной помадой… — Айви выставила руки, изображая внушительную грудь Касс, и я невольно рассмеялась. Айви улыбнулась. — Все они казались очень милыми.

Я позволила себе выдохнуть.

— Тогда с ними все хорошо.

Айви улыбнулась.

— Они в порядке, Высокочтимый Мост.

Я поколебалась, глядя на неё.

Высокочтимый Мост.

Я отбросила это. Я не готова была знать, что эти слова значили для этих людей. Видели ли они во мне того, кто положит конец всему миру, как говорил Ревик? В любом случае, я не могла вытерпеть ещё больше снов, в которых падают бомбы или я убиваю невинных людей.

Уллиса деликатно подталкивала меня в спину, пока я не села на край кровати.

Она очень проворно сняла джинсы, которые я ранее украла с бельевой верёвки, оставив меня лишь в футболке с длинными рукавами. Я сунула ноги под лоскутное одеяло, не заботясь об этом. Лежачая поза принесла невыразимое облегчение, как только я расслабилась на чистых простынях. Я смотрела, как Айви продолжает работать над Ревиком, перевязывая его плечо. Если бы я знала его хоть чуточку лучше, я бы свернулась калачиком под другим его боком, может, даже обняла бы одной рукой.

Я все равно испытывала искушение сделать это.

Я повернулась к Уллисе, но она вскинула руку.

— Шшш, Высокочтимая Сестра. Не говори. Я безгранично извиняюсь за недостаточно тёплый приём. Реви' уже сказал нам, что ты несколько раз спасла его жизнь.

Я открыла рот, собираясь поспорить, но потом решила, что ей, наверное, все равно.

— Что мне делать? — спросила я. — Для держания, имею в виду?

— Расслабься, — сказала Уллиса.

В этот раз это прозвучало командой.

Мои веки немедленно опустились.

 

Глава 13

Германия, 1941

Я стою в поле.

Я узнаю это место. Я рисовала его прежде.

Более чем узнаю — его знаю. Оно каким-то образом является частью меня.

Находясь в больнице и умирая, мой отец попросил нарисовать это. Я сделала это, конечно же, и повесила над его больничной койкой, чтобы он мог видеть её лёжа.

В очередном приступе бреда от лекарств он сказал мне, что это Поля Умиротворения, место рая в египетской мифологии.

Мой отец, инженер и антрополог-любитель.

После похорон я убрала картину в гараж моей матери. Я не могла смотреть на неё, даже представлять его после того, как он умер.

Однако это место продолжает жить. Я не могу сбежать из него.

Травы переливаются под моими ногами, прокатываясь по холму как океанские волны. Холодный ветер колышет их рябью, покачивающиеся дикие цветы создают мозаику из пыльно-розовых и пурпурных тонов в резком, чистом воздухе, и я осознаю все ясно, так ясно, как никогда в жизни. Укрытые снегом горы маячат над тем местом, где я стою — зазубренные и неотёсанные, и невероятно неподвижные.

Те горы обладают собственным присутствием, даже отдельным от неба и возвышающихся облаков. Я чувствую себя иначе просто при взгляде на них, как будто моё сознание здесь движется быстрее.

Он тянет меня, поворачивает мою голову.

Он стоит там, одинокий, смотрящий на те же самые горы.

Его высокий силуэт абсолютно неподвижен.

Он тоже принадлежит этому месту. Как принадлежал мой отец, как принадлежу я. Эти горы — его горы, в той же степени, в которой они мои.

Кажется, он меня не видит, но я чувствую его всюду вокруг себя, словно я смотрю на него через него, как будто я и внутри него тоже.

Это место каким-то образом является частью него.

Мы — тоже часть него.

***

… Я иду по коридору с высокими потолками. Место сменилось так плавно, так совершенно без огласки, что я поначалу даже не задаюсь вопросом, где я.

Я не задаюсь вопросом, как я сюда попала.

Коридор выстелен коврами, отделан темными деревянными панелями, которые кажутся антикварными и отполированы до лоснящегося блеска. Лампы свешиваются с потолка через регулярные интервалы, они сделаны из хрусталя и железа. Они моргают, когда я прохожу мимо, но я здесь призрак; мои руки скользят сквозь стены.

Яркие цветные картины украшают стены из тёмного дерева. Я слежу за ними глазами — белые мужчины на мускулистых конях, в духе Вагнера с лёгким намёком на Вальхаллу. Выражения лиц всадников зеркально вторят друг другу — суровые, но мудрые, непреднамеренно карикатурные.

Через открытый дверной проем резкий, эмоциональный голос говорит поверх треска древнего радиоприёмника.

Слуги стоят вокруг него. Они меня не замечают, но я узнаю голос, даже понимаю слова, хотя в реальном мире я не знаю немецкого.

«Бог знает, что я воистину хотел мира…»

Впереди приглушенные звуки вечеринки манят к себе.

Скрипучие слова мужчины необъяснимо тянут меня.

«… Мы были вынуждены сражаться. Перед лицом столь злобного умысла я не могу сделать ничего, кроме как защищать интересы Рейха теми средствами, которые, слава Богу, имеются в нашем распоряжении…»

Голоса из комнаты в конце коридора становятся громче. Я слышу смех, перемежающийся бормотанием разговоров, некоторые из них дребезжащие и невнятные, кажущиеся по звучанию пьяными.

Дверь распахивается.

Звуки на мгновение становятся громче, затем глохнут, когда дверь медленно захлопывается.

В мою сторону шагает группа мужчин, одетых в униформу.

Радио все ещё слышится в моих ушах.

«… Они вынуждены были расценить эти действия как провокацию, исходящую от страны, которая некогда подожгла всю Европу и виновна в неописуемых страданиях. Но те дни использования видящих и евреев для сражения в битвах вместо мужчин теперь миновали. Ошибка, о которой мы сожалеем и которую не повторим…»

Четверо мужчин приближаются ко мне. Солдаты. Я узнаю цвет и пошив их униформы и то, что это означает. В моем мире они символизируют почти карикатурное зло, худшие побуждения человечества, но здесь одежда кажется обыденной, обычной.

Они говорят на немецком, как и радио.

— Речь Фюрера не закончена, — говорит светловолосый паренёк лет семнадцати. Он сдвигает фуражку на затылок, потирает лоб. — Нам не стоило уходить.

Мужчина рядом с ним закидывает руку ему на плечо.

— О, прочтёшь текст в газетах. Мне нужно выпить кое-что покрепче… и посмотреть на что-нибудь покрасивее. В этой конуре одни собаки, — будучи уже пьяным, он улыбается, его глаза смотрят осоловело. — …Ну хотя бы я могу гавкать без риска быть подстреленным! — он смеётся и хлопает светловолосого по затылку. — Собаки! Ха!

Третий косится — гигант с темными волосами и полными губами. Его рука, подносящая флягу к губам, размером с моё бедро.

— Бог мой! У тебя не было того вида, который получил я. Ты видел жену Рольфа? Господи Иисусе.

— Какая у неё задница! — произносит светловолосый, улыбаясь. — И эти титьки!

— И у неё такой взгляд… — невнятно бормочет пьяный.

— …Что ты хочешь её удивить, — говорит гигант. — Да, я видел. Везучий ублюдок.

Четвёртый напряжённо слушает. Из всех них его глаза сияют яснее всего — синим, который кажется сталью на его подвижном как у хорька лице. Его униформа меньше всего помялась, на ней меньше всего пятен от пота. Он также носит немного другой значок на воротнике.

— Ему не стоило приводить её сюда, — только и говорит он в тишине.

Светловолосый берет флягу от своего гигантского друга.

— Он влюблён. Это романтично, не так ли?

Немецкий говор мужчины с лицом хорька продолжает звучать отрывисто.

— Это не оправдание для глупости. Бловелт не деликатничал со знаками внимания. Не хотел бы я получить задания, которые Рольф раздаст после этого собрания, — он бормочет, но уже тише. — … Особенно с его происхождением.

— Что? — спрашивает гигант. — Что ты сказал?

— Оо, да какая разница? — говорит пьяный. — Он нам яйца отрежет, если мы на неё хоть подышим. Давайте найдём себе другую «дырку». Ту, к которой не приставлен Люгер.

Они проходят через меня и мимо меня по коридору, из которого я пришла — словно я клуб дыма. Я смотрю, как они выходят за другую дверь, но мои ноги тянет в другом направлении.

Звуки вечеринки становятся громче. Я следую на звон бокалов, тихое бормотание голосов, но поверх всего этого доминирует нарастающая и стихающая эмоциональная речь. Время от времени слова прерываются безумными аплодисментами — и от тех, кто в комнате передо мной, и от куда большей толпы, доносящейся через громкоговорители.

«— … Выучка наших солдат — превосходна и несравнима. Высокие стандарты эффективности наших солдат, превосходство нашего снаряжения, качество наших боеприпасов и непоколебимая храбрость наших рядов соединились, чтобы такими малыми жертвами привести к успеху поистине исторической важности. К чему нам нужны homo fervens? К чему нам Сайримн? Стоит ли нам и дальше ослаблять наше человечество зависимостью от чужаков и полукровок…?»

Очередной всплеск громовых аплодисментов заглушает его слова.

Я вхожу в комнату, потолки которой в два или три раза выше, чем в коридоре. Гигантское знамя свисает над камином из шлифованных речных камней. Я смотрю на чёрную свастику, занимающую центр белого круга на кроваво-красном фоне.

Её вид должен шокировать меня, но здесь это тоже почему-то обычное дело.

В стороне от толпы, собравшейся под металлическими динамиками, мужчины в униформе разговаривают небольшими группами, едят и пьют с женщинами в вечерней одежде, которая заставляет их походить на костлявых длинношеих птиц. Моё внимание привлекает группа, стоящая в стороне.

Пожилой мужчина в увешанной медалями униформе улыбается, слушая красивую женщину с густыми темными волосами и широко раскрытыми глазами. Она кажется смущённой, когда тихим голосом отвечает на его вопрос. Её фигуристое тело облачено в блестящее синее платье и прижимается к жёсткому телу рядом с ней. Её почти черные волосы собраны в искусные кудри на макушке, заколоты похожими на бриллианты шпильками, которые сочетаются с висячими серёжками и камушками на темно-синих туфлях.

Она стискивает руку мужчины, стоящего рядом с ней — он высокий, одет в униформу немецкой пехоты, которая свидетельствует, что он поднялся как минимум на несколько чинов.

Сосредотачиваясь на этих троих, я слышу их слова.

— …Мы в два счета обратим этих английских мерзавцев в бегство, разве ты не согласен, Рольф? — пожилой мужчина отводит глаза от темноволосой женщины, глядя на высокого мужчину рядом с ней. — Что ты можешь доложить с фронта из последнего?

Высокий мужчина отпивает глоток из стакана, наполовину наполненного льдом и янтарной жидкостью.

В этом пространстве я не могу нормально вздрогнуть или ощутить настоящее удивление.

И все ещё я останавливаюсь, когда вижу профиль Ревика. За исключением одежды и стрижки, нюансов в выражении лица и позе, он выглядит точно так же, как при нашей последней встрече — за минусом синяков, и его длинное тело чуть менее худое.

Он косится на женщину, его светлые глаза неподвижны как стекло. Он крепче привлекает её к себе перед тем, как посмотреть на хмурящегося мужчину перед ними.

Голос Ревика звучит тихо, знакомо во всем, кроме тона, который не совсем высокомерен, но близок к скуке. Хоть он выглядит точно так же, он почему-то кажется моложе.

— При всем уважении, капитан Бловелт, — говорит он. — Эти британцы упрямы. Пройдут месяцы, прежде чем они падут. А если вмешаются американцы…

Мужчина раздражённо взмахивает рукой.

— Они этого не сделают.

— Ладно, — невозмутимо отзывается Ревик на немецком. — Но Черчилль прозорливо завязал дружбу с американским президентом. Было бы глупо с нашей стороны принижать его очарование, — он улыбается, качнув стаканом в сторону динамиков. — Особенно когда наш Фюрер этого не делает.

Бловелт хмурится в неверии.

Взгляд Ревика окидывает остальную комнату, светлые глаза прищуриваются.

— Пристрастие американцев к изоляционистской политике может закончиться, — говорит он задумчиво. — Или закончится способность их оружейных предприятий подавлять протесты из-за бедственного положения в Европе. Если они почувствуют угрозу из-за нашего вторжения на море, или если мы позволим нашим взглядам зайти слишком далеко на восток…

Он умолкает, когда темноволосая женщина резко дёргает его за руку. Её глаза выражают предупреждение, когда встречаются с его взглядом. Пожав плечами, Ревик останавливается, но я вижу суровость в его поджавшихся губах.

Бловелт не замечает ничего из этого.

Он взмахивает рукой в перчатке, решив отбросить альтернативный взгляд и не удостаивать его злостью.

— Ты говоришь, что я должен дрожать в страхе из-за жирного старика на крошечном острове и его друга-калеки? Вот ещё! Они также предупреждали нас о могучих французских армиях! И легионе видящих, предположительно под командованием англичан.

Бловелт улыбается темноволосой женщине, которая обеспокоенно косится на Ревика.

— А в следующий раз ваш муж заставит нас страшиться цыган, фрау Шенк! Что вы думаете об этой жалкой демонстрации? Или вы просто поражаетесь, как мы с ним можем быть такими кошмарно скучными в вашем очаровательном обществе… когда вы одеты в такое милое платье?

Фрау Шенк улыбается, все ещё стискивая руку Ревика. В одно мгновение муж и жена смотрят друг на друга, и я невольно вижу интенсивность, которая мельком проступает в его светлых глазах, и то, как смягчается выражение её лица.

Бловелт, глядя, как они смотрят друг на друга, хмурится.

***

… И я моргаю, сильно вздрагивая от порыва ледяного ветра.

Я стискиваю своё тело, дрожа и глядя на суровый ландшафт из темной и изрытой земли и извилистых земляных колей, прорытых в оледенелом снегу.

Горизонт, кажется, тянется бесконечно. Он прерывается лишь тяжёлыми обозами, которые тянут косматые лошади, топающие и бьющие копытами по обледенелой земле, теснящиеся к людям для тепла. Их ребра торчат через толстые зимние попоны.

Недалеко от меня в снегу лежит мужчина, его черты размыты из-за тонкого слоя воды, замёрзшего на его лице. Обледеневшие волосы торчат как сухая трава. Темные пятна цвета ржавчины выделяются на его груди и одной поднятой руке, пропитывают шерстяное пальто, которое покрывает исхудавшее тело. Его глаза застыли в выражении агонии.

Я смотрю на бескрайнюю бело-чёрную равнину. Я вижу ещё больше тел, линию, которая тянется к месту, где земля встречается с тяжёлым, темно-серым небом. Колонны дыма, раздуваемые ветром, ползут под облаками. Как будто звук внезапно возвращается, взрыв разрывает тишину.

Он громкий, но я понимаю, что он происходит на некотором удалении.

Приближается солдат, обходит тела.

Позади него ещё больше повозок застряли в грязи. Мужчины прислоняются к ним, чтобы защититься от холода. Некоторые из них кутаются в тяжёлые пальто, потирают ладони и дуют на пальцы, лица темнеют за серыми шарфами, но у большинства их нет. Один на моих глазах возится с телом, пытаясь содрать шерстяное пальто закоченелыми руками, топая и ломая лёд и кости своим сапогом.

Приближающийся солдат заговаривает с расстояния нескольких футов до места, где я стою.

— Хайль Гитлер, — говорит он, поднимая руку.

Я оборачиваюсь и вздрагиваю, увидев, как близко ко мне он стоит.

Ревик опускает руку после ответного салюта, одетый в зимнее пальто и фуражку немецкого вермахта. Дыхание срывается из его тонких губ густыми клубами пара. У него отросла борода, а его глаза отражают тёмные тона неба. Он одним сапогом поддевает застывшее тело в снегу перед ним.

— Они нашли ещё больше, верно? — говорит он по-немецки.

— Что? Нашли что, сэр?

— Светящихся глаз, — Ревик переводит взгляд. — Евреев. Коммунистов. Они хватают их живыми или просто расстреливают? — он слегка улыбается, в голосе звучит горечь. — Потому что нам бы не помешали пули.

Я таращусь на него, больше шокированная его глазами, чем словами.

Я никогда не видела такого выражения — ни у кого.

— Сэр, — солдат переводит дыхание. — Сэр, мы не можем оставаться здесь. Русская пехота идёт на юг от Ростова, двигается быстро. Бронетанковые войска застряли в нескольких милях отсюда…

— Отзовите их обратно, — говорит Ревик. — Тех, что в городе — тоже. Я так понимаю, их веселье исчерпалось. Или хотя бы их терпимость к запаху горящей плоти, — горечь граничит с тем, что кроется под ней — нечто более неукротимое, почти болезненно реальное. Скорбь исходит от него густым облаком, наряду с тяжёлым отчаянием, которое пересиливает все остальное.

— Делайте, как я сказал, лейтенант, — говорит он, когда другой колеблется. Однако когда солдат поворачивается, чтобы уйти, голос Ревика останавливает его.

— Есть новости от фон Рундштедта?

Я не могу оторвать глаз от лица Ревика, потерявшись в несчастье, которое там вижу.

— Сэр, — мужчина вновь колеблется, поворачиваясь. — Передовые дивизии были вынуждены повернуть назад. Фон Рундштедта, ну… заменили, сэр. Штаб заявляет, что по состоянию здоровья.

Лицо солдата краснеет под суровым взглядом Ревика.

— При следующей попытке нас возглавит генерал фон Рейхенау. Вы во главе Одиннадцатой, пока фон Рейхенау не получит возможности оценить наш статус.

Ревик кивает. Потопав, чтобы отряхнуть снег с сапог, он поворачивается, глядя на усеянное телами поле. Чувства исчезают из его глаз к тому времени, когда он завершает движение. Он стискивает руки в черных перчатках за спиной.

— А мои рекомендации Берлину? — произносит он. — Мы могли бы помочь им на Западе.

— Отклонены, сэр. Бловелт посчитал…

— Бловелт? — глаза Ревика превращаются в пепел. — Наш Фюрер больше не определяет стратегию восточного фронта? Это поручено его свинье?

Другой колеблется. Шагнув ближе, он понижает голос.

— Сэр, когда я говорил с этим мужчиной, у него были новости, сэр. Сообщение. Он утверждал, что знает вас, и рекомендовал мне помочь ему в этом… — голос мужчины умолкает, когда он видит, как прищурились глаза Ревика.

— Ну?

Мужчина делает вдох.

— Это по поводу вашей жены, сэр.

Лицо Ревика становится белее снега, падавшего вокруг них сухими хлопьями. Теперь он читает разум мужчины. Он больше не слышит слов, слетавших с его губ.

Мир блекнет вокруг обветренного лица безымянного солдата, ревностно рассказывающего что-то ему. Детали на мгновение остаются со мной — запах гниющих трупов и грязной одежды, горелой плоти, навеки отпечатавшейся в его разуме, знании, что друзья и даже родственники сгорели в тех печах, что люди делают это уже не только друг с другом.

Затем все это исчезло.

***

… Я резко дёргаюсь. Я в каком-то другом месте. Теперь уже в помещении, согретом огнём, который пылает в камине. Языки пламени отбрасывают танцующие тени на устаревшую комнату, которая здесь не кажется устаревшей.

Над камином висит зеркало. Свежие цветы благоухают в цветастой вазе с ручками-крыльями. Я смотрю в зеркальное стекло, вижу комнату, омытую тонами пыльной розы с украшениями из розового дерева. Свет лампы согревает витражный абажур возле тяжёлого гардеробного шкафа.

На мгновение звуки трещащего влажного дерева отвлекают меня.

Затем я слышу дыхание — тяжёлое, поверхностное дыхание в ритме, который я узнаю.

Я смотрю в сторону кровати. Пучки серых волос беспорядочно торчат на голых плечах мужчины и кое-где вдоль боков его широкой спины. Он испускает тихий хрип.

Женщину под ним я узнаю. Её густые тёмные кудри в художественном беспорядке разметались по постели. Она улыбается ему, но улыбка искусственная, отработанная. Дрожь отвращения доходит до меня, когда она смотрит в его лицо; но чувство пропадает прежде, чем я осознаю, что оно не моё.

Женщина устала. Я ощущаю её недовольство как саван.

Дверь распахивается.

Звук громкий, но я могу лишь смотреть, вовсе не удивляясь тому, что вижу его — хотя теперь он выглядит иначе, старше, чем он когда-либо мне казался. Его глаза сияют, кажутся почти черными, когда он стоит в тени у двери. Мой взгляд опускается к его белым рукам с длинными пальцами.

Я вижу, что они стискивают деревянный черенок топора.

Женщина тоже видит его. Её голос полон ужаса, но не за себя. Её слова вырываются почти воплем.

— Рольф! Рольф, нет! Дорогой, нет!

Он идёт к ним по прямой линии, его длинные ноги движутся с бесшумной грацией, которую я узнаю.

— Рольф! Они знают, кто ты!

Он смотрит не на свою жену, а на белую кожу и всклокоченные седые волосы. Бловелт повернул голову, широко раскрыв глаза от шока, но он не вышел из жены Ревика.

Ревик замахивается топором прежде, чем закончил последний шаг, и вгоняет топор прямо между лопаток мужчины. Он впивается до самой толстой части лезвия.

Бловелт кричит.

Ревик толкает деревянное топорище вперёд, выдёргивает его со смачным влажным звуком, а Бловелт кричит и кричит и кричит…

Жена Ревика кричит вместе с ним.

Его лицо сохраняет недрогнувшую маску пустоты. Ревик поднимает лезвие и замахивается снова.

***

… Я потеряна. Я потеряна.

Я снова с ним — внутри него, возможно.

Фермерский дом погребён под снегом. Я лежу с ним и Элизой, двумя телами, съёжившимися под ветхими одеялами. Мужчина и женщина. Женщина беременна, как минимум на седьмом месяце, и она спит, но мужчина бодрствует.

Ревик лежит на спине в темноте, смотрит на падающий снег через квадратное окно в другом конце сеновала. Его лицо теперь кажется мне почти мёртвым.

Его глаза резко полыхают внезапной вспышкой света, и он поднимает голову.

Его кожа белее, тело похудело. Его борода короче и неровно подстрижена.

Он слушает. Его глаза выражают покорность, когда он смотрит на свою жену. Она тоже потеряла вес, и её тёмные волосы покрыты грязью, как солома висят вокруг впалых щёк. Под глазами синяки от усталости. Когда внизу распахиваются двери, он колеблется, затем бережно встряхивает её, будит. Услышав звуки в амбаре, она напрягается, стискивает его руку.

— Мы попались, — тихо говорит он. — Они знают, что мы здесь.

Её глаза широко распахиваются, как у напуганного животного.

— Нет…

— Тебе нужен доктор, Элли.

Она начинает спорить, но он прижимает палец к её губам. Он просто сидит там, когда капитан СС поднимает голову над краем сеновала, держа Лугар. Прежде чем мужчина успевает заговорить, Ревик привстаёт и поднимает руки, чтобы они были на виду.

— Рольф Шенк?

Ревик кивает.

— Это я.

— Вы арестованы.

Его жена, все ещё полулежащая рядом с ним, разражается рыданиями.

***

… Темнота наполняет меня, холод. Я слышу её последние слова к нему. Она думает, что он позволил поймать себя. Она думает, что это какая-то плохо прикрытая месть, оправдание, маскирующееся под поддельное благородство.

Он знает, что в её словах есть некоторая правда.

И все же он сделал это не по тем причинам, о которых думает она.

У него больше не было места, куда он мог бы отвести её.

«Ты так сильно хочешь умереть? Надеюсь, они будут тебя пытать! Надеюсь, они изобьют тебя до полусмерти…»

Она разражается слезами, цепляясь за него.

«Я ненавижу тебя! Я ненавижу тебя! Ты меня не любишь!»

… затем она тоже пропадает.

Не с чем бороться, и нечем бороться. Тихо доносится слабый шёпот голосов, покалывание тепла, которое он не совсем чувствует. Он знает, что это тоже его вина. Он не позволит голосам приблизиться настолько, чтобы почувствовать их. Он не хочет их фальшивых заверений. Он не хочет, чтобы они говорили ему вещи, которые он пока не может вынести.

Солдаты приходят и говорят, что его жена мертва, что ребёнок Бловелта убил её.

Когда он нападает на них, они смеются. Он нападает снова и снова, пока не причиняет кому-то урон, пока они не избивают его полностью. Он продолжает бороться, пока его тело не перестаёт функционировать. Свет пропал.

Он пропал.

***

… Я просыпаюсь одна во тьме.

Я гадаю, пробудилась ли я ото сна или просто пришла из другого места. Места онемения, темноты, бесконечной тишины. Я не чувствую себя живой. Я не помню, каково это — быть живой. Единственный признак того, что я все ещё продолжаю существовать, живёт в эмоциях слишком болезненных, слишком сокрушительных, чтобы их игнорировать.

Здесь также живёт злость, желание… чего-то.

Это что-то — смерть, но одна лишь смерть кажется пустой, неудовлетворительной. Его мышцы болят от неиспользования, и из всех имеющихся у него вещей он сейчас хотел бы использовать именно их.

Однако вместо этого он забавляется с их умами, если им хватает дурости остаться с ним наедине. Он напрягает единственную мышцу, которую может. Он игнорирует голоса, которые становятся все слабее и слабее по мере того, как он узнает новые следы в свете.

Они знают, что он такое.

Его брак признан недействительным. Он никогда не был женат.

У него также появляются последователи. Они оставляют ему записки, посылают рукописи. Некоторые считают его ангелом, а другие думают, что он дьявол. Он не дискриминирует; он ненавидит их всех.

Желание его жены тоже исполняется. Они избивают его от скуки, но этого никогда не достаточно — для них или для него.

Он забыл причину, которая привела его сюда — единственную вещь, которая некогда казалась такой важной.

Для него это теперь история. Она кажется ему незрелой, ребяческой.

В любом случае, его собственные люди не придут за ним. Больше нет. Возможно, не пришли бы и до того, как он стал убийцей.

Все это скоро закончится.

Он знает достаточно, чтобы позволить этому случиться. Он садится, прислоняясь к каменной стене. Его руки съёживаются на коленях, запястья закованы в железные цепи. Его лицо покрыто синяками. Его кожа дёргается, когда на порез садится муха, но он её не прогоняет.

Это происходит снова. И снова.

Снаружи раздаётся лязганье.

Дверь открывается, и Ревик щурится, глядя на двух вошедших мужчин. Удивление касается его света; его внутренние часы говорят ему, что слишком рано. Но это не священник и охранник. Первый мужчина — среднего телосложения, одет в дорогую одежду. Там, где должно находиться его лицо, я вижу лишь размытое пятно, словно на экран кинотеатра проецируют несколько фильмов разом.

Второго мужчину я знаю из закусочной в Сан-Франциско.

Как и Ревик, Териан, кажется, не постарел. Он одет в чёрную униформу гестапо. На нем она выглядит почти как костюм для вечеринки.

— Рольф Шенк? — произносит тот мужчина, который не Териан.

Ревик окидывает взглядом обоих мужчин. Он не знает ни одного из них.

— Я ответил на все ваши… вопросы, — говорит он. — Или вам хочется ещё поколотить меня? — он поднимает свои скованные руки. — Может, вы могли бы снять их? Мне бы не помешала тренировка.

Териан смеётся, пихнув мужчину без лица.

— Я его ударю, сэр, — говорит он. — Кажется, он так сильно этого хочет.

— Нет, — внимание нового мужчины остаётся сосредоточенным на Ревике. — Нет. Думаю, мы можем получше провести время. Возможно, как считает Териан, мы могли бы быть честны друг с другом, да?

Ревик награждает Териана пренебрежительным взглядом, глядя на мужчину без лица.

— Он даёт тебе чувство безопасности, червяк? — только и говорит он.

Безликий мужчина улыбается своими изменяющимися лицами.

— Вы действуете на основании ошибочного предположения, Рольф. Я не говорю от лица Рейха или любого другого человеческого правительства. Я бы хотел предложить вам работу. Думаю, вы найдёте её интересной, даже невзирая на нынешнюю скудность ваших вариантов.

Ревик использует свой разум, чтобы просканировать человека в дорогой одежде. Он не может прочесть безликого мужчину. Он предполагает, что видящий прикрывает их обоих.

Он позволяет рукам упасть на колени, пожимает плечами.

— Я буду занят другим. Или они вам не сказали, что планируют отрубить мне голову?

Териан смеётся, и взгляд Ревика мельком возвращается к нему.

— Я же говорил вам, сэр, — Териан улыбается, глядя на Ревика, будто тот был его новой любимой игрушкой. — Он стоит нашего времени. Как только мы немного отточим это рычание.

Безликий мужчина ведёт себя так, точно ничего не слышал.

— Думаю, мы можем помочь с вашей маленькой проблемой, Рольф, — говорит он. — Или мне стоит называть вас Ревик? Надеюсь, жизнь среди нас не заставила вас полностью забыть ваше истинное имя?

Взгляд Ревика возвращается к Териану, в этот раз с чистым неверием.

— Да, — говорит безликий мужчина. — Я знаю, кто вы. Не только Рольф Шенк, патриот Германии, но и Дигойз Ревик, видящий клана Арентис.

Ревик продолжает смотреть только на Териана. Затем он говорит на том другом языке, полном ритмичных щелчков и перекатывающегося мурлыканья.

Только в этот раз я его понимаю.

— Что это за игра? — говорит Ревик другому видящему. — Ты выдал сведения о нашем клане человеку? Старейшины повесят тебя за это.

Однако отвечает ему безликий мужчина, говоря на том же языке.

— Правила нарушены, верно, — говорит он, делая плавный жест в манере видящих. Ревик с ошеломлённым выражением лица следит за этим жестом. — Но ты тоже можешь быть избирателен по отношению к правилам, Рольф. Например, к тому, которое запрещает выбирать пару из женщин моего вида.

Он прискорбно щелкает языком.

— Такие вещи случаются с людьми, верно? К сожалению, мой вид не питает того же уважения к верности своим партнёрам. Большинство членов моей расы не понимает истинных последствий преданности.

Он раскрывает руки, словно в молитве.

Я вижу на его пальце кольцо, похожее на Железный Крест.

— Она была очаровательной, кузен, — добавляет он. — Я сожалею, что ты потерял её из-за столь гнусного представителя моего вида. Поистине сожалею.

Глаза Ревика изменяются. Впервые они принадлежат Ревику, которого я знаю. Из них сочится злость и молодость.

— Чего ты хочешь? — произносит он.

Я кошусь на Териана, который улыбается. Его взгляд хищный, как будто он видит что-то в Ревике и хочет это себе.

— Моё имя — Галейт, — говорит безликий мужчина. — Возможно, ты его слышал?

Воцаряется тишина. Затем Ревик усмехается.

— Ты — бич мира видящих? — говорит он. — Тот, который одолел Сайримна одной рукой? Ты лжёшь.

Териан делает шаг вперёд, его веселье уже не так заметно.

Галейт поднимает руку перед каждым из них, как учитель, разнимающий школьную драку.

— То, кем я был, пожалуй, не так важно, как то, кем я стал, — дипломатично отвечает он и спрашивает Ревика: — Почему ты просто не вышел из этой клетки, кузен? Если бы ты захотел, они бы не сумели тебя удержать.

Ревик позволяет своим плечам расслабиться. Все ещё не отводя глаз от Териана, он пожимает плечами, крепче стискивая руки.

— Возможно, я заслуживаю смерти, — говорит он.

Галейт кивает.

— То есть, ты так устал от этой жизни? Ты слишком молод, чтобы чувствовать себя так. Для твоего вида, имею в виду.

Ревик смотрит на Териана.

— Возможно, так и есть. Я устал.

Безликий мужчина и Териан обмениваются лёгкими улыбками, затем голос Галейта начинает звучать более тепло.

— Я понимаю, кузен. Лучше, чем ты думаешь. Но видишь ли, Рольф, таких как ты и я — много. Уставших от бессмысленных смертей и войн. Уставших от мира, которым правят лжецы и старики, мечтатели и фанатики. Тех, которые чувствуют, что Кодексы, законы, библии и предрассудки обоих видов больше не отражают настоящей действительности. Мы бы хотели, чтобы эти Кодексы… — он улыбается. — Модернизировали, скажем так.

Ревик закрывает глаза, прислонившись головой к камню.

— Обратись к моему брату, Уэлену.

— Ты ещё не слышал моего предложения…

— …И все же я не дурак, — перебивает Ревик, открывая глаза. — Какую бы игру ты и твой питомец Сарк не вели, ты хочешь имя моей семьи. Ты выбрал не того сына. Ничто из сказанного мной не будет услышано в Памире, и уж тем более моей собственной семьёй. А люди у меня уже в печёнках сидят… вместе с вашей «модернизацией».

Безликий мужчина поднимает руку в очередном жесте мольбы.

— Я знаю, что твоя жизнь была тяжёлой, Ревик. Я знаю о смерти твоих родителей. Я также знаю, что ты был усыновлён семьёй, которая тебя не хотела.

Когда подбородок Ревика напрягается, тон Галейта становится осторожным.

— Мне также известно о твоих нынешних проблемах, как я и сказал. Но женщины умирают в родах, кузен. Даже среди вашего вида. Бессмысленно выбрасывать столь многообещающую, молодую жизнь из-за такого относительно нормального события. Она не была видящей. Этот твой суицид не может быть неизбежным.

Он медлит, наблюдая за лицом Ревика.

— Ребёнок был от Бловелта? Или от кого-то другого?

Ревик поначалу не отвечает. Он издаёт отрывистый смешок.

— Ты действительно хочешь, чтобы я тебя убил. Возможно, мне стоит исполнить это твоё желание.

Галейт вновь поднимает руку.

— Ты ошибаешься на мой счёт. Моё сожаление к твоим бедам искренне, кузен, — он медлит, все ещё наблюдая за лицом Ревика. — И я уже поговорил с твоим кровным кузеном, Уэленом, — добавляет он. — Я рассказал ему, где ты. Я поведал ему о твоём затруднительном положении. Твоя семья понимает больше, чем ты думаешь, вопреки твоему желанию отдалиться, жить среди моих людей и участвовать в этой омерзительной войне от её лица.

— Это было не для неё, — говорит Ревик.

— Это было для неё. Ты чувствовал себя обязанным…

— Я имею в виду, это была не её вина, — Ревик вновь смотрит в тёмные углы камеры. — Прошу, уходите.

— Ревик, твой кузен, Уэлен, меня не интересует, — в словах Галейта звучит бережная тяга. — Мы не испытываем необходимости в семейных именах. Этот клановый бред в прошлом. Я хочу твой талант, Ревик. Я полагаю, что ты можешь стать самым ценным из наших активов.

Териан наклоняется ближе. Он поднимает два пальца в форме V, играя ими перед лицом Ревика.

— Вторым по ценности, — говорит он, подмигивая.

Галейт посмеивается, похлопывая Териана по спине одной рукой.

— Да, — говорит он. — Это Териан сильнее всего ходатайствовал за твою вербовку, Рольф. Брату Териану сильнее всего не терпится увидеть, на что ты способен. Боюсь, он досрочно создал тебе некую репутацию. Которую тебе, возможно, придётся защищать в ближайшем будущем.

Его улыбка становится более видимой, когда он видит невольную реакцию Ревика на его слова.

— Я тоже страстно желаю стать свидетелем этих талантов, кузен, — говорит он. — Воистину, так и есть. Больше всего желаю.

Прилив тепла нарастает в какой-то части Ревика, которая больше не нуждается в ощущениях.

Он все ещё размышляет, обдумывает эту искру в своём сознании, когда стены вокруг меня вновь погружаются во тьму.

 

Глава 14

Клятва

Я задыхаюсь… задыхалась… задыхаюсь… захваченная в тесных тисках света, яйцевидном кармане, который неподвижно держит меня на месте.

Внутри этого разгорячённого свечения я рождаюсь.

Звезды плывут мимо меня бледным роем, небо прерывается резкими глазами и вспышками молний, змеевидными разрядами золотого, оранжевого и кроваво-красного, от позднего склона садящегося солнца.

Я снова с ним.

Я никогда и не покидала его.

Теперь мы вместе лежим на кровати, овившись друг вокруг друга, одни в комнате, которая находится в здании, полном видящих. Я знаю, что должна быть как они. Я знаю, что должна быть такой же, как те женщины, которых мы встретили, когда зашли с улицы — и все же он единственный здесь, кто ощущается таким же, как я. Его дыхание согревает мою кожу, его пальцы охватывают меня, гладят моё лицо, шею и волосы, гладят мои руки, пальцы, губы.

Боль между нами усиливается, достигает пика арки, начинается как нежная тяга и круто взмывает вверх, становится более невыносимой, безжалостной, пока я не уверяюсь, что мои внутренности будут вырваны наружу и разорваны на столько кусков, что ничего и вовсе не останется.

Под тем местом, где я лежу, манит золотистый океан. Он знаком.

Ещё более знаком, чем горы, которые мы делим, горе из-за наших прошлых.

Он тоже здесь.

«Я сожалею, — говорит он. — Я сделал это. Я сделал это с тобой. Я сожалею…»

«Ш-ш-ш, — мой голос звучит ровно, как будто отделённый от схлёстывающихся светов, от призраков, плывущих над нашими головами. — Ревик, все хорошо».

«Не оставляй меня, Элли. Не оставляй меня одного с этим».

Я чувствую в нем смятение, недоумение из-за собственных слов и того, что он под ними подразумевает. Однако это чувство усиливается; его руки крепче сжимаются на моей коже.

Боль тоже усиливается, отчего становится сложно видеть.

И все же мои слова вылетают легко, без раздумий и сожалений.

«Я не оставлю тебя, — говорю я ему. — Никогда не оставлю».

Там присутствует вопрос. Вопрос, который шокирует его сердце.

Я прошу его о чем-то. Во всяком случае, мой свет это делает. Я не могу сказать, что это полностью сознательный вопрос, но стоящая за ним интенсивность реальна, и она ощущается совершенно как я.

Я прошу его о чем-то.

Я хочу от него обещания. Клятвы.

Я хочу, чтобы он отдал себя мне.

Это бред — то, о чем я его прошу, но я не забираю вопрос обратно, и не пытаюсь как-то описать его словами. Я лишь жду, глядя, что он скажет. Прежде чем я успеваю полностью осознать вопрос или возможные ответы, которые он может дать, он соглашается.

В этом согласии живёт покорность.

Я чувствую там стыд, как будто он знает, что должен ответить отказом, но не может — и не станет. Он стискивает мои пальцы, и я вижу слезы в его глазах. Они поражают меня, остро трогают сквозь боль, и он тянет меня ближе, пока…

Он целует меня. Это краткий поцелуй. Неловкий. Неуклюжий. И все же он нежный. В нем чувствуется смысл, больше смысла, чем я могу осознать. Я чувствую, как он вновь соглашается, и в этот раз это ощущается окончательным. Абсолютным. Теперь он уверен.

Клятва дана. Это нечто большее, чем обещание.

Это ощущается одновременно как финал и начало.

Когда я думаю об этом, ночное небо исчезает. Свет над нами сплетается в сложные схемы, снуя туда-обратно как волан меж шёлковых нитей. У меня складывается беглое впечатление, что время сместилось. Переплетение нитей становится все более и более сложным, более деликатным, более прекрасным и интимным и соединённым с моим сердцем.

Я вижу картину, формирующуюся в этой бескрайности неба — картину пламенного, бриллиантового света в такой схеме, от которой перехватывает дыхание и не находится слов. Моё сопротивление прекращается, и боль, которую я чувствовала прежде, расплавляется в теплом дыхании, ощущении конца, начала.

Я знаю, каким-то образом. Это для меня знакомо.

Я чувствую это и в нем тоже, этот прилив знакомости.

Ощущение такое душераздирающее, такое интенсивное, что я не могу видеть больше ничего.

Он принадлежит мне. Он принадлежал мне прежде, чем я задала вопрос.

Здесь мы знаем друг друга, и в этом знании живёт безвременность, нечто, что находится так далеко от моего сознательного разума, что ощущается почти инопланетным. То глубинное чувство знакомости — это то, что я не могу объяснить себе, то, что я понимаю без слов и вовсе не понимая на самом деле.

Что-то… становится иным.

Я ещё не знаю этого, но это никогда больше не будет прежним.

 

Глава 15

Изменение

Я сидела на окне, балансируя с пятки на носочек на подоконнике из белого крашеного дерева.

Моя задница начала неметь примерно через двадцать минут после того, как я взгромоздилась на свой насест, но я не слезала с узкой планки, глядя на забрызганное дождём окно. За стеклом жил серый мир с угольными улицами и тоскливыми деревьями, перемежавшими длинные полосы тротуаров.

Там шёл мужчина в брезентовом дождевике и толкал перед собой магазинную тележку, наполненную консервными банками и прикрытую синим брезентом. Он поднял взгляд на окно.

Я задержала дыхание и застыла, пока он смотрел на меня, но его лицо оставалось обречённым, его глаза казались размытыми из-за дождя. Стиснув ручку тележки, он продолжал толкать её по улице с неизменным выражением лица.

Медленная, протяжная, вопросительная тяга скользнула через мой живот.

Мои глаза закрылись. Я вздрогнула от боли.

Он искал меня. Эта тяга на мгновение сделалась торопливой, наполненной томлением. Затем она вновь померкла, устремившись куда-то ещё.

Я взглянула на кровать, не поворачивая головы.

Над ним висел гобелен, где синий бог с гневным лицом скакал на льве, а его голову по кругу обрамляли ярко-оранжевые и красные языки пламени. Мои глаза переместились на гобелен поближе ко мне, тот, что изображал золотистого Будду с множеством лиц. Кучу дополнительных голов венчало изящное андрогинное лицо, источавшее золотистый свет.

Затем Ревик пошевелился, и мой взгляд неохотно опустился к нему.

Он спал на спине, раскидав ноги и руки в разные стороны, раскрыв ладони и пальцы. Я всматривалась в мягкость выражения его лица и ощущала, как возвращается то тянущее, тоскующее ощущение — в этот раз нетерпеливое настолько, чтобы вернуть тёплый прилив тошноты.

Я проснулась от этого ощущения и от того, что Ревик обвился вокруг меня, наполовину придавив своими руками и телом во сне. Я осторожно избегала его раненого плеча, даже не думая об этом, но я также крепко обвилась вокруг него. Моё лицо покоилось в изгибе его шеи, одна моя нога обвилась вокруг и между его ног. Моя рука оказалась закинутой ему на талию, стискивая его голую спину, а пальцы ласкали его кожу.

Я неосознанно притягивала его, не меньше, чем он меня.

Ощущалось совершенно естественным, что его пальцы запутались в моих волосах, что он той же рукой притягивал меня ближе, а его губы во сне задевали мой висок. Когда я погладила его голую руку и грудь, лаская его пальцы, он издал тихий звук, которого оказалось достаточно, чтобы я окончательно проснулась.

Этого также оказалось достаточно, чтобы я быстренько выбралась из его кровати, когда осознала, что кое-какие его части бодрствовали отдельно от его разума.

С тех пор он искал меня своим светом. Не настолько, чтобы разбудить его, но настолько, чтобы вызвать у меня тошноту.

Я все ещё не уходила.

Я не могла решить почему, но мои причины остаться казались иррациональными даже мне самой.

Я умирала с голода. Я как никогда нуждалась в душе. Я пахла грязной озёрной водой, а мои волосы обладали консистенцией свалявшейся соломы. Я хотела чистую одежду. Я также могла бы поговорить с другими видящими, более дружелюбными, попытаться узнать побольше о моей маме, Джоне и Касс, и о том, что в новостях показывали обо мне и Ревике.

Вместо этого я находилась здесь и смотрела, как он спит.

Казалось, я не могла заставить себя уйти даже теперь, когда мне нужно было в туалет.

Почувствовав на себе взгляд, я повернулась.

Увидев, что мы не одни, я сдвинулась с места, наполовину соскользнув со своего насеста на окне.

Уллиса улыбнулась мне с порога, все ещё напоминая актрису старого кино со своими волосами, заколотыми на голове, и в пудрово-голубом халате, облегавшем её бедра. Отвернувшись от меня, она придирчиво и бесстрастно смерила Ревика взглядом.

Не подумав о причинах, я до конца слезла с подоконника и пересекла комнату, привлекая взгляд женщины к себе.

Уллиса нахмурилась, источая лёгкое недоумение.

Это недоумение никуда не делось, когда она повернулась, чтобы изучить мой свет тем же взглядом прищуренных глаз, которым она смотрела на Ревика.

— Что? — тихо спросила я, когда дошла до неё.

Уллиса покачала головой. Затем её лицо осветилось такой искренней улыбкой, что меня это застало врасплох.

— Ему лучше, — сказала она, сжимая мою руку тёплыми пальцами. — Такое облегчение. Ты проделала с ним очень хорошую работу.

Я моргнула, глядя в фиалковые глаза женщины.

— О, — отозвалась я. — Хорошо. Да, он выглядит лучше, — взглянув на Ревика, я отвернулась, подавляя смущение и не понимая, откуда именно оно взялось. Сохраняя как можно более беззаботное выражение, я посмотрела ей в глаза. — Слушай, можно мне как-нибудь позаимствовать одежду? Ещё я умираю с голоду, и душ…

— Да! Да. Конечно! — Уллиса сжала мою ладонь, источая ещё больше тепла. — Ты можешь получить что угодно, пока ты здесь, Мост Элисон! Все что угодно!

Я улыбнулась в ответ, слегка занервничав из-за её энтузиазма.

— Спасибо. Я отплачу тебе, как только я…

— Нет. Нет, нет, — видящая отмахнулась, описав в воздухе резкую линию пальцами. — В этом нет необходимости. Для нас это честь. А Реви' — старый друг.

Мои глаза невольно сместились в сторону кровати.

Я поймала себя на том, что вспоминаю некоторые ключевые детали предыдущего дня — детали, которых я умудрялась избегать в своём сознании все утро. А именно я вспомнила, как другие видящие говорили о нем. Я вспомнила ревность, которую ощутила в Кэт. Я вспомнила и другие вещи, которые я почувствовала в Кэт — она явно хотела дать мне знать, что у них с Ревиком были какие-то отношения сексуального характера.

Видя, как выражение его лица на мгновение напрягается во сне вместе с пальцами одной руки, я вздохнула — скорее мысленно, нежели внешне.

— Ага, — запоздало сказала я. — Я это поняла. Что ты знала его.

Когда я обернулась, Уллиса вновь смотрела на меня, и её глаза странного оттенка светились. Однако она не смотрела мне в лицо; вместо этого её фокус завис где-то прямо над моей головой, её глаза содержали своего рода изумление. Та же интенсивность и скрупулёзность переключилась обратно на Ревика.

Я нервно тронула дверной косяк, пока она смотрела на него. До меня дошло, что мне не хотелось, чтобы она подходила к нему слишком близко, даже взглядом.

Внезапно фиалковые радужки Уллисы сфокусировались обратно.

Она поклонилась, выражение её лица все ещё сохраняло изумление.

— Конечно, сестра. Приношу свои извинения. Искренне.

Я обхватила руками свою талию и пожала плечами.

Мне пришло на ум, что я не знала, за что именно она извиняется.

Уллиса заговорила наперёд меня.

— Как твоё самочувствие, сестра?

Я заметила, что её акцент утратил некоторое человеческое звучание. Может, она немного расслабилась в моем присутствии. А может, это как-то связано с тем, что явно беспокоило и будоражило её относительно меня и Ревика.

— Я в порядке, — я попыталась разжать кулаки, расслабить эту рефлексивную, но чужеродную насторожённость. Я не смогла. — Я в порядке. Просто… — я взглянула на Ревика, подавляя импульсивное желание встать прямо между ним и глазами женщины. — Я в порядке, — повторила я в третий раз, поддавшись импульсу и подвинувшись на полшага вправо. — Просто устала, наверное. Проголодалась. Отчаянно нуждаюсь в душе.

Уллиса улыбнулась.

— Прошу, чувствуй себя как дома. Мы можем обеспечить тебя всем необходимым во время твоего пребывания здесь.

— Пребывания? — я почувствовала, как напряглось моё лицо. — Как долго мы будем оставаться здесь?

Уллиса улыбнулась. Её лицо мгновенно сделалось деловитым.

— Вы двое сейчас в безопасности, — сказала она. — Но они не нашли тел. В будущем, если решишь инсценировать ваши смерти, я советую сначала проконсультироваться с Реви'.

Её улыбка сделалась ещё шире и, кажется, никак не относилась к её словам.

— Шулеры знают, что вы здесь, — сказала она. — Они по меньшей мере знают, что вас вместе видели в Сиэтле. Они знают об украденной гарнитуре. Хорошо, что ты оставила её в такси.

Она бодро добавила:

— Нам лучше дождаться момента, когда они не будут наблюдать за каждым въездом и выездом из города. С сегодняшнего дня мы посылаем видящих, чтобы создать ложные следы.

Всматриваясь в мои глаза, она широко улыбнулась.

— У тебя есть паспорт, Мост Элисон?

Я покачала головой.

— Нет.

— Это легко исправить. Вэш также предложил, чтобы ты использовала это время и побольше узнала о том, зачем ты здесь. Начала своё обучение.

Я обернулась на Ревика, снова почувствовав, что его свет ищет мой. Я деликатно оттолкнула его, сосредоточившись обратно на женщине.

— Куда мне предстоит отправиться, раз мне нужен паспорт? — спросила я.

— Есть много мест, Мост Элисон, — лёгкая улыбка женщины растянулась во все тридцать два. — Дом Реви' — не в этой стране.

Я покраснела, услышав в этой фразе поддразнивание. Должно быть, женщина почувствовала его тягу.

— Где он живёт? В Германии или…

— Нет, — удивлённо отозвалась Уллиса. — Не в Германии. Уже много лет. Он также жил в России, полагаю, — задумавшись, она потом отбросила эту мысль. — В настоящий момент он живёт в Лондоне. Он сохраняет резиденцию там уже пять или шесть лет, — она помедлила, снова тепло улыбнувшись мне. — И вовсе не проблема держать мой свет подальше от него, Мост Элисон. Я полностью понимаю.

Я покраснела ещё сильнее.

Вновь поддавшись импульсу, я чуть твёрже встала между Ревиком и этой женщиной, заслоняя ей линию обзора.

Вместо того чтобы оскорбить, что-то в этом жесте, похоже, до глубины души тронуло женщину. Она поразила меня, коснувшись моего лица, затем поцеловав меня в щеку.

Она повернулась, как будто собираясь уйти… затем резко остановилась.

Я напряглась прежде, чем мой мозг сообщил мне причину.

Все ещё оставаясь вежливой, Уллиса заглянула мне за плечо, и краткость этого взгляда как будто спрашивала на это разрешения.

— Реви', дорогой. Мы тебя разбудили?

Его ответ был тихим, но его низкий голос заставил меня подпрыгнуть, почти содрогнувшись.

— Все хорошо, — сказал он.

— Ты голоден?

— Да.

Я сделала вдох, повернулась — и обнаружила, что его глаза сосредоточились на мне. Их прищуренный, холодный взгляд с завуалированной враждебностью заставил меня отпрянуть.

Враждебность однозначно адресовалась мне.

Уллиса, казалось, не заметила.

— Ну конечно, ты голоден, — она улыбнулась. — И мои поздравления, Реви'. Я тронута. Очень тронута. Удачи, друг.

Увидев, что Уллиса вопреки улыбке готова прослезиться, я снова взглянула на Ревика, чувствуя, как моя нервозность превращается в настоящий страх, когда я увидела его лицо. Его кожа потемнела; он явно прекрасно знал, о чем именно говорила Уллиса, и ему совершенно не понравился этот комментарий.

Он отвёл глаза, когда встретился со мной взглядом, и скрестил руки на груди.

Я не могла оторваться от его лица.

Он покраснел?

Он слегка поклонился Уллисе.

— Спасибо.

Вытерев свою щеку, женщина улыбнулась, затем повернулась, чтобы уйти.

Я осознала, что мне не терпится как можно скорее выйти за ней. Однако прежде чем я добралась до двери, Уллиса повернулась, удивлённо посмотрев на меня.

— Элисон. Куда ты идёшь?

Я застыла.

— Паспорт. Яйца. Душ…

— Почему бы тебе не остаться здесь? — предложила она. — Мы принесём еду вам обоим. Для паспортов слишком рано… а душ может подождать.

Я чувствовала себя загнанной в угол. Я взглянула на Ревика. Его глаза остановились на окне, такие же серые, как и небо. Я перевела взгляд обратно на Уллису.

— Нет, вообще-то, это не может подождать. Душ, имею в виду. Кроме того, мне нужно в туалет. И я думала, что могла бы поговорить с тобой и, может, с остальными.

Взгляд Уллисы сделался озадаченным.

— О чем? Вчера вечером мы рассказали тебе все, что знали из новостей. С тех пор ничего не изменилось.

Моя челюсть напряглась.

— Ну, тогда о Мосте и прочем. Может, ты можешь объяснить, что это значит для вас, видящих. Ну, знаешь ли, до того как я нечаянно убью всех на планете.

— Я могу поговорить с тобой об этом, — заговорил Ревик.

Опешив, я взглянула на него.

Он все ещё не отводил глаз от окна. Мой взгляд невольно упал на его обнажённый торс, замечая подтянутость его высокой фигуры и жилистые мышцы рук, бледную сетку шрамов, поднимавшихся по одному плечу. Прямо над одним из бицепсов у него имелась татуировка-кольцо, которую я и раньше мельком заметила, когда он начал снимать рубашку в парке — но тогда я не видела её по-настоящему. Она напоминала какие-то письмена из черных и золотых букв.

На плече с того же бока я видела что-то вроде края другой татуировки. У него также имелась стандартная татуировка штрих-кода на правой руке, вместе с отметиной Н, которую он показывал мне в машине, и которая обозначала его расовую категорию.

Его тело без одежды выглядело как будто старше, чем остальная его часть.

С моей точки зрения это определённо не было плохим.

Я видела, как его пальцы сжимаются на его предплечье, и отвернулась.

— Останься, если хочешь, — его голос сохранял ровный, официально вежливый тон. — Прими душ, затем возвращайся.

— Нет, — сказала я. — Тебе нужно отдохнуть. Пока что я могу досаждать своими вопросами кому-нибудь другому, — увидев, что он собирается ответить, я сказала: — Все хорошо, Ревик. И я знаю, что твои друзья хотят тебя увидеть, — я снова покосилась вниз. — Особенно когда на тебе нет рубашки.

Его глаза, кажется, дрогнули.

Уставившись на его вытянутое лицо, я поймала себя на том, что ненадолго затерялась в нем.

Его глаза все ещё казались поверхностно злыми, но я буквально видела под этим открытость, уязвимость, столь противоречащую его обычному выражению лица, что я невольно пялилась. Вспомнив, как он тянул меня несколькими моментами ранее, вспомнив мягкость на его лице, когда он обнимал меня во сне, я ошарашенно моргнула от того, как два образа противоречили друг другу.

Я пыталась связать их в один, но не могла.

Я первой отвела глаза, посмотрев на Уллису в попытке не смотреть на него.

Её ответная улыбка содержала в себе веселье. Она скрестила свои тонкие руки, выгнув затемнённую карандашом бровь, и посмотрела на Ревика.

Повернувшись, я без слов вышла за дверь. Я увидела, как удивлённо распахиваются глаза Уллисы прямо перед тем, как она отодвинулась с дороги.

Я не остановилась. Я даже не замедлилась настолько, чтобы осознать, куда направляюсь, пока не миновала ещё три двери. Затем я остановилась как вкопанная, замерев в тёмном коридоре. К тому времени я уже дышала с трудом.

Тревога сдавила мою грудь.

Я держалась за стену, пыталась обратить это чувство в злость, как сделал он.

Тяга вернуться к нему в своей интенсивности обрела почти физическую силу.

Мой разум старался просеять детали предыдущей ночи.

Мы определённо не занимались сексом. В любом случае, разве те другие видящие не говорили, что Ревик был проституткой? Как и Уллиса, если на то пошло — как и все видящие здесь. Секс их не смутил бы; он определено не вызвал бы такой радости у Уллисы. Вспомнив, что Кэт сказала о Ревике в этом отношении, что она показала мне своим светом, я подавила жаркий прилив… Боже, чего-то… что на мгновение завладело моим умом.

Это сделалось таким интенсивным, что напугало меня, пересилило любое подобие рациональной мысли.

Воспоминание пронеслось в моем сознании — образ Джейдена в том баре, и то, как я внезапно осознала, что держу бутылку, окрашенную кровью незнакомой женщины.

Иисусе. Это была ревность?

Начали всплывать истории, которые я слышала о видящих, все новостные передачи, которые я видела или слышала о них и их сексуальности. И все же большинство из этого для меня сейчас не имело смысла. Согласно тому, что слышала я, видящие не способны на отношения. Они сексуально ненасытны и неразборчивы. Вспомнив те сцены с Ревиком и его женой, Элизой, я поймала себя на мысли, что эти истории никак не сочетаются с тем, что я видела.

В тех воспоминаниях Ревик испытывал сильную любовь к своей жене. Он любил её до безумия; он едва не убил себя из-за неё.

Новости также утверждали, что видящие — хищники в отношении секса.

Они говорили, что видящие соблазняли людей, подключаясь к фантазиям и иллюзиям своих жертв, пока те не терялись в разуме видящего полностью. Однако те истории почти всегда казались тщательно продуманными, а то, что произошло между мной и Ревиком прошлой ночью, не производило впечатления, что Ревик сделал это нарочно.

Более того, похоже, что он винил в случившемся меня.

Когда эта мысль отложилась в сознании, я вспомнила больше деталей прошлой ночи.

Я вспомнила, как просила его о чем-то.

Я помнила обещание.

Однако все было смутным. Я помнила много света, помнила, как Ревик плакал.

Он злился на меня за это? Я нарушила какой-то этикет видящих, попросив его о том, чего он не хотел давать, но в чем не мог отказать из-за того, кем я являлась? Однако он не казался злым. Только не прошлой ночью.

Он поцеловал меня, ведь так? Или это я тоже себе вообразила?

По ощущениям мы определённо не занимались сексом. Неважно, каким бы избитым ни было моё тело, я все равно уверена процентов на 98, что заметила бы. Кроме того, я хотела секса. Я чувствовала, что Ревик тоже его хотел. Даже в злости я чувствовала в нем желание. Может, я даже ждала его пробуждения по этой самой причине.

Это признание вызвало у меня лёгкую тошноту.

Образы прошлой ночи всплыли в сознании, ещё сильнее сбивая меня с толку.

Что бы там ни было, это не походило на сон. Мои попытки убедить себя, что я все вообразила, тоже казались жалкими. Нет, это определённо воспоминания. Он был нацистом… женатым нацистом со смертным приговором за убийство своего командира, потому что тот трахал его жену.

Тот парень, Териан, был там.

Боль в моем животе ухудшилась. Я знала, что отчасти это та боль видящих, которую я чувствовала прежде, но теперь она смешивалась со стрессом из-за незнания, как это все осмыслить.

Я уставилась на близлежащую приоткрытую дверь, нарушавшую тёмные стены коридора.

На протяжении одного долгого момента я лишь смотрела, не видя её по-настоящему — затем мои глаза сфокусировались обратно. Я осознала, что смотрю на стену из розового кафеля.

Это была уборная.

Оттолкнувшись от стены, я преодолела расстояние до неё, прихрамывая, потому что побитое состояние моего тела сделалось более заметным. Я закрыла за собой дверь только для того, чтобы нерешительно встать там, прижавшись спиной к дереву. Наконец, я развернулась и села на унитаз.

Пока я не облегчилась, мне и в голову не приходило, что на протяжении всего разговора с Уллисой и Ревиком на мне не было штанов.

Сжав руки между голыми коленями, я издала сдавленный смешок.

Я сидела там, кажется, долгое время. Моё тело невероятно болело. Болело не так, как после секса — просто болело, как это обыкновенно бывает, когда ты скатываешься с холма после того, как тебя наручниками приковали в машине, а потом ещё съезжаешь на машине с моста и знатно шарахаешься головой.

Тошнота усилилась, как только мой мочевой пузырь опустел и больше не отвлекал меня. Я стиснула край умывальника, боясь, что меня стошнит, если я попытаюсь встать. Такое чувство, что какая-то часть меня оказалась разбитой и разорванной на куски, а потом её заново собрали с недостающими частицами — а может, наоборот, к старым добавили новые.

Я все ещё сидела там, как парализованная, когда Уллиса постучала.

После второго стука она попыталась пошевелить ручку. Осторожно открыв дверь, она протянула внутрь чистую одежду и корзинку с мылом и шампунем. Я ощутила её беспокойство, и как только она поставила все на кафель, я ощутила её колебание, желание заговорить. Опередив все попытки к коммуникации, я вытянула ногу, чтобы захлопнуть дверь.

Даже через дверь и разделявший нас коридор я чувствовала его.

Его злость все ещё никуда не делась, она пульсировала в мой адрес, но там было и другое, безошибочное чувство — эти две эмоции сплетались воедино, их невозможно было разделить на отдельные чувства.

Со смутным удивлением я осознала, что он хотел моего возвращения.

Он испытывал ту же реакцию, что и я, и не на одном уровне.

На мгновение я усомнилась в собственных ощущениях, затем по мне ударил завиток боли, вплетаясь в какую-то часть меня, которую я не могла видеть. Реакция моего тела оказалась мгновенной и ожесточённой. Мой живот заболел, но дело не только в этом. Я почувствовала, как к моему лицу приливает румянец, моя грудь и бедра теплеют. Я почувствовала, что начинаю отвечать, тянуться в его направлении, и я запаниковала, запихав эту часть себя обратно.

Его боль усилилась, становясь жидкой.

Она определённо была связана с сексом.

Я все ещё сидела там, когда он отбросил притворство и открыто попросил меня вернуться в комнату. Когда я не ответила, он жёстче потянул меня, позволив мне ощутить за этим желание, и я уже стискивала край раковины.

«Прекрати, — подумала я в его адрес, хватая воздух ртом. — Пожалуйста, прекрати».

После кратчайшей паузы его присутствие отступило.

Каким-то образом я оставалась потерянной в его свете. Мою кожу залило румянцем, когда я осознала настрой его мыслей. Он с трудом сдерживался от фантазий. Он хотел, чтобы я вернулась. Он хотел этого так сильно, что уже не мог мыслить рационально. Он хотел трахаться. Это слово ударило по мне; от скрывавшегося за ним желания у меня перехватило дыхание, мои пальцы крепче впились в раковину.

На поверхности он вновь попросил меня. В этот раз вежливо.

Когда я издала краткий смешок, его сознание отступило. Но не полностью.

Я почувствовала, как он снова думает. Затем он начал открывать свой свет. Я чувствовала, как от него простираются эмоции; та уязвимость, что я мельком заметила в комнате, смешивалась с его желанием и окутывала меня. Она становилась сильнее по мере того, как его боль усиливалась и глубже скользила в мой свет…

Я запаниковала, отталкивая его.

В этот раз он отстранился так, что я едва его чувствовала.

Все ещё раскрасневшись, я шатко поднялась на ноги, выиграв себе немного времени за счёт того, что осмотрела все синяки, что покрывали мои руки и ноги. Дохромав до ванны, я наклонилась, чтобы повернуть фарфоровые вентили душа и пустить максимально горячую воду. Я стянула кофту через голову, уронив её на пол. Пока вода согревалась в древних трубах, я стояла в ванне и дрожала.

Я постаралась игнорировать ожидание, которое я чувствовала за его молчанием.

«Элли, — тихо послал он. — … Пожалуйста».

Тяга в этих словах оборвала моё дыхание.

«Gaos… пожалуйста. Пожалуйста…»

Боль искрами проносилась в пространстве между нами, и на мгновение я засомневалась, уставившись в пустоту и чувствуя это в нем. Ощущение потерянности усилилось.

Затем я встала под горячую воду.

Я позволила своему разуму опустеть, когда от моих волос повалил запах горячей озёрной воды, скользившей по телу как вторая кожа. Я опустила голову, чтобы вода била на неё и направляла противные коричневатые струи в ванну и сток.

Я чувствовала, что он смотрит, как я стою тут.

Его свет мерцал вокруг меня, безмолвный, ждущий.

Долгое время он не сдвигался с места.

 

Глава 16

Отвержение

Я стояла перед силуэтной мишенью, стараясь не выглядеть по-идиотски, пока возилась с предохранителем пистолета, который стискивала в обеих руках. Уллиса дважды сказала мне, что это за оружие, но я запомнила только то, как назвала его Айви — Baby Eagle.

Папа больше предпочитал винтовки и ружья.

— Прекрати тянуть время, — сказала Уллиса. — У тебя, скорее всего, есть лишь несколько дней до того, как вам с Реви' придётся покинуть это место, Высокочтимый Мост.

Я кивнула, слушая только вполуха.

Будучи здесь, в окружении видящих, я большую часть времени забывала, что мы находимся в Сиэтле, хоть и наблюдала через окна верхних этажей, как на горизонте день сменяется ночью. Как будто здание и все его содержимое оставалось отрезанным от своего физического местоположения в центре человеческого города.

Единственная нить между ним и нами — это стабильный поток клиентов для проституток.

Я все ещё не могла уловить масштабы протяжённости этого явления — имею в виду, видящих, живущих скрытно, прямо посреди человеческой цивилизации и безо всякого контроля. Мне было любопытно, конечно же, но в данный момент я не решалась задавать много вопросов. Я уже сделала ошибку, упомянув один раз СКАРБ, и умудрилась повергнуть всю комнату в тишину.

Молчание, конечно же, нарушила Кэт.

— Почему СКАРБ не возражает против отсутствия у нас спонсорства? — процедила русская видящая. — Ну, может потому, что мы оказываем им услугу и не убиваем их из уважения к драгоценности живого света? Видишь ли, то, что ты называешь «спонсорство», мы называем р-а-б-с-т-в-о. Если только тебе не известно, как можно владеть aleimi видящего, не владея самим видящим? Если так, прошу, поделись с нами. Тогда ты поистине станешь нашим спасителем, о святейшая из Мостов!

Некоторые из присутствующих в комнате спрятали улыбки, но я также ощущала импульсы злости, направленные в мою сторону.

— Ты бы хотела иметь спонсорство, новичок? — спросила Кэт, приподняв губы в холодной улыбке. — Нам стоит вызвать для тебя СКАРБ? Может, им не понравится, что у тебя нет спонсорства, а?

Только позднее я набралась смелости спросить у Уллисы, что означало aleimi.

Как и сказал Ревик, aleimi — это слово видящих, которое означало световые тела, которые я видела за Барьером, те конструкции и геометрические схемы, которые я видела на Ревике и на себе, а также на людях. Они также называли это «живым светом» или, более распространённо, просто «светом».

Уллиса дала aleimi определение — «способность нести свет». Когда я спросила, было ли это чем-то вроде «души», она покачала головой. Она сказала, что по душам люди и видящие равны, но различаются в этой способности нести свет и манипулировать им.

В английском языке не существовало прямого перевода, как она сказала. Это исключительно слово видящих.

Я узнавала, что даже язык видящих имел Барьерную составляющую — то есть слова содержали такие значения, которые требовали способности видеть добавочные структуры в свете. Грубо говоря, их слова в целом несли больше сложных значений и нюансов.

Одно слово видящих часто переводилось на английский целым предложением.

Уллиса много рассказывала об этом — о том, как слова являются символами, а символы имеют невербальные слои. Поскольку больше половины этой общей культуры видящих происходило от Барьерного сознания — разделённого сознания, к которому у людей не было доступа — перевод некоторые ключевых символов на язык людей оставался в буквальном смысле невозможным.

Я даже частично понимала это.

Однако я не была уверена, насколько это понимание мне помогало.

Теперь мы с Уллисой стояли в цементном звуконепроницаемом бункере в холме. Помещение вмещало в себя стрельбище и ряды шкафов для хранения, которые содержали все, начиная от боеприпасов и заканчивая семенами, бочками воды и едой, которой хватит, чтобы прокормить всех в здании на протяжении нескольких лет.

Уллиса шутливо называла это их «ковчегом».

Она стояла позади меня, выглядя как кинозвезда даже в защитных очках и с наушниками-шумоглушителями на ушах.

— Тебе стоит позволить Реви' помочь тебе с этим, — громко сказала она, чтобы докричаться через шумоглушители, и тем самым повторилась уже в пятый раз.

Я кивнула, глядя на мишень.

Когда Уллиса щёлкнула на меня, я покосилась на её лицо.

— Почему ты не поговоришь с ним?

— Я действительно не хочу сейчас его беспокоить, Уллиса, — сказала я.

— Почему? — раздражённо переспросила женщина. — Из-за Кэт? Ты швырнула её в него, а теперь жалуешься, что он использует её, чтобы справиться с…

— Прекрати! — я подняла руку. — Серьёзно. Мне не надо знать о методах, которыми он «справляется». Это не моё дело. И не твоё.

С Уллисой я уже перестала притворяться, что мне нет дела до того, где он спит.

В любом случае, она права.

Это моя чёртова вина.

Тем первым утром, проснувшись в Сиэтле, я вошла на кухню после душа, одетая в позаимствованную одежду, и пошла на запах кофе и слегка подгоревших тостов. Кэт и двое других, Айви и видящая-африканка с прошлого вечера, подняли взгляд, сидя на барных стульях и прислоняясь к мраморной столешнице рядом с тарелками яиц и тостов.

Я избегала взгляда Кэт, сосредоточившись на яйцах и стараясь не замечать того, что я все ещё чувствовала Ревика. Его присутствие свернулось во мне, окутало мой свет так, что должно было надоедать, но на самом деле оказывало практически противоположный эффект. Я чувствовала, как часть меня тоже притягивает его, не довольствуясь тем, насколько мы были соединены сейчас.

На мгновение голод затмил то другое чувство, которое я ощущала.

Все три видящие подняли головы, когда Уллиса вошла на кухню за мной.

Именно африканка первая сосредоточилась на пустом пространстве над моей головой, предположительно заметив то же, что увлекло Уллису ранее. Тщательно просканировав меня пронизывающим взглядом, она взглянула на Уллису, приподняв брови.

Когда та же видящая посмотрела на Айви, Айви лишь улыбнулась, сделав одной рукой жест, напоминающий пожатие плечами, а затем поднесла к губам кружку кофе.

Кэт в открытом изумлении разинула рот, уставившись поверх моей головы.

— Он проснулся, — я посмотрела в глаза Кэт. — Можешь пойти к нему, если хочешь.

Уллиса застыла. Осязаемый шок выплеснулся из её света.

Видящая-африканка и Айви тоже переглянулись. Ни одна из них не заговорила, но я чувствовала, как их разумы трещат вокруг меня. Мои слова вернули Кэт в её обыкновенное грубое поведение.

И все же её улыбка содержала лёгкий намёк на удивление.

— Спасибо, червяк. Я принимаю.

Её выбор слов странно поразил меня.

И все же я ничего не сказала, пока она поднималась на ноги. Она вышла из комнаты, не потрудившись запахнуть халат, пока проходила мимо меня. Видящая, похожая на африканку, тоже ушла, но в её глазах виднелось такое же удивление, как во взгляде Уллисы. Однако не похоже, чтобы она последовала за Кэт.

Айви осталась.

Они с Уллисой молчали, пока накладывали на тарелку для меня яйца и тост и наливали мне чашку кофе, подтолкнув сливки и сахар в пределах досягаемости.

Наконец, Айви нарушила молчание.

— Ему это может не понравиться, — робко сказала она. — Даже если вы двое решили подождать с доведением до конца. Ему все равно может не понравиться то, что ты сделала.

Я замерла, не донеся вилку с яйцами до рта.

— Я просто хочу сказать… — Айви виновато посмотрела на меня, пожимая одним плечом. — Ты предлагаешь его Кэт. Даже если ты пытаешься быть щедрой, он может воспринять это… неправильно.

Она поколебалась, посмотрев на Уллису в поисках помощи.

Уллиса была более прямолинейна.

— Он определённо воспримет это плохо, — сказала она. — Это отвержение. Хуже, чем отвержение. Для видящего это открытое оскорбление. Ты злишься на него?

Я уставилась на них, стискивая кружку с кофе. Затем прочистила горло.

— Нет.

Уллиса закончила наливать себе в стакан сок. Не очень хорошо скрывая свою озадаченность, она тихо щёлкнула и вздохнула.

— Мост Элисон, возможно, обстоятельства тебе не совсем ясны. После этого мужчины уязвимы. Учитывая его историю, у Реви' будут с этим особенные проблемы. Это было бы актуально даже без присутствия Кэт.

Она изучала моё глаза и лицо. Как только она это сделала, её выражение смягчилось.

— Прошу, не воспринимай сейчас его действия на свой счёт, сестра, — сказала она. — И не делай ничего поспешного. Он согласился, как и ты. В этих вещах нет такого понятия, как «ошибка». Дай ему время адаптироваться. Вероятно, он реагирует на это не так, как ты себе представляла… — она адресовала Айви понимающую улыбку, слегка усмехнувшись. — Реви' не типичен в некоторых аспектах. Но он все равно видящий.

В ответ на моё молчание Уллиса взглянула на Айви.

Сделав деликатный жест, она добавила:

— Если он попросил тебя подождать с доведением до конца, вероятно, это всего лишь продиктовано логикой. Он может пожелать конструкции в более уединённом месте, подальше от других видящих. Реви' по-своему может быть довольно традиционным, — она обменялась очередной сухой улыбкой с Айви. — В любом случае, будь уверена, сестра. Задержка не будет долгой.

Я снова перевела взгляд между ними, чувствуя, как усиливается моё ощущение нереальности, а пульс в моей груди начинает биться прямо-таки болезненно.

Улыбка Уллисы померкла.

Они с Айви опять переглянулись, в этот раз обеспокоенно.

Уллиса сказала:

— Конечно, ты должна осознавать некоторую часть того… что произошло?

Я почувствовала, как моё лицо краснеет. Я собиралась спросить, когда Уллиса меня перебила.

— Нет, — решительно сказала она. — Нет… gaos. Я предположила, что вы двое поговорили об этом. Если нет, это не может исходить от нас. Не может. Ты обязана поговорить с Реви'.

Я уставилась на неё, чувствуя, как напрягаются мои челюсти, а то сдавленное ощущение в груди усиливается. Все ещё глядя на меня, Уллиса сделала режущее движение пальцами в воздухе — тот же жест, который накануне вечером Ревик перевёл для меня как «нет».

— Мы абсолютно не вправе объяснять это, — сказала она. — Я извиняюсь за то, что вообще что-либо сказала тебе, сестра. Он был бы в ярости, если бы мы обсудили это с тобой до того, как вы двое поговорите. И он имел бы право злиться.

Я посмотрела на Айви, которая лишь серьёзно кивнула.

— Вам стоит сделать это поскорее, — добавила Уллиса. Её фиалковые глаза жёстче посмотрели в мои, а тон голоса помрачнел. — Кэт не сможет надолго помочь ему с этим, сестра. И я не позволю тебе мстить, не в моем доме.

Она снова сделала резкий жест, как будто осуждая.

— То, что ты сделала — это открытое предложение. Мы обе это видели. Если теперь ты позволишь этому случиться, у тебя не будет никакого пути назад, если он примет.

При виде серьёзных взглядов обеих женщин во мне возник какой-то страх, но не тот, который побудил меня действовать. Я не собиралась гнаться за Кэт.

Если он не хотел её присутствия, он, черт подери, мог сам сказать ей об этом.

Но когда я представила Кэт там, с ним, боль вернулась резкой волной вместе со страхом, с внезапным осознанием, что я не доверяла себе отправиться за ней, что бы я себе ни говорила. Когда я в последний раз приревновала, я едва не убила человека. Что, если Ревик скажет мне уйти? Что, если я войду, а они там будут в разгаре… чего-то?

Я не доверяла себе ни в одном из этих сценариев.

Вспомнив, каким злым он был, когда только проснулся, я гадала, может ли он сам хорошо справиться с этими сценариями.

Подумав об этом, я осознала, что больше не чувствую Ревика.

Он совершенно исчез из моего света.

Когда я не двинулась с места, Уллиса снова вздохнула.

Это было больше недели назад.

Когда позднее тем днём я вернулась в спальню с оранжевыми стенами, Ревика там больше не было. Никто не вышел и ничего не сказал, но вполне ясно, что я допустила знатную оплошность.

Голос Уллисы выдернул меня в настоящее.

— Ты собираешься пробовать? — раздражённо сказала Уллиса. — Или будешь просто стоять там? При всем уважении, у меня есть другие дела, которые нужно сделать, Высокочтимый Мост.

Я нерешительно подняла пистолет, целясь в тёмный контур человека на бумаге, которая свисала с зажима, прикреплённого к механическому шкиву примерно в двадцати футах. Заставив свой разум опустеть, я выровняла пистолет другой рукой и сделала три выстрела. Каждый из них отбросил обе моих руки назад в плечевых суставах.

Когда звук умер, я вновь сосредоточилась на мишени, опуская пистолет.

Только одна пуля попала хотя бы в белую бумагу, и это была прореха в углу, которая даже по моему признанию, скорее всего, оказалась тупым везением.

Щёлкнув на меня в манере видящих, Уллиса протянула руку.

— Дай мне.

Я протянула пистолет и помахала рукой, чтобы размять плечо. При этом что-то заставило меня обернуться назад. Как только я это сделала, у меня перехватило дыхание.

У двери стоял Ревик. Его длинное тело наполовину прислонялось к косяку. Глаза прищурились, сосредоточившись на моих, затем переместились к бумажной мишени.

Он приподнял бровь.

Я почувствовала, как моё лицо заливает румянцем. Убрав несколько прядей волос с глаз, я осознала, что не знаю, куда девать руки. Я сосредоточилась обратно на Уллисе, стараясь слушать, что она говорит.

— Смотри, — сказала Уллиса, поднимая пистолет. — Ты закрываешь глаза… и дёргаешься всякий раз, когда нажимаешь на курок. Ты даже не смотришь на мишень, Элли! Так ты ни за что не попадёшь.

Я кивнула, сглотнув. Я все ещё чувствовала на себе взгляд Ревика.

— Реви' сказал мне, что твой отец учил тебя стрелять…

— Из винтовки, — я услышала в своём голосе оправдание. — Я была ребёнком. Я никогда не делала из этого хобби.

— Ну ладно. Но с винтовкой тебе тоже надо целиться. С открытыми глазами. И вздрагивать — это нормально, но ты должна натренировать себя не дёргаться.

Я снова кивнула, затем снова невольно обернулась.

Ревик исчез из дверного проёма.

Я ощутила укол боли, от которой сложно стало дышать.

Я никогда не относилась к волочащемуся типу девушек, даже с Джейденом, так что меня выводила из себя собственная реакция на Ревика. Хуже того, это ощущалось совершенно неконтролируемым. Он даже начинал выглядеть для меня иначе — и к сожалению, определённо не хуже.

Я почувствовала, что Уллиса смотрит на меня любопытствующим взглядом. Я с гримасой отмахнулась от оружия, когда она попыталась протянуть его обратно мне.

— Забудь. Не думаю, что пистолеты мне по сердцу, 'Ллиса.

— Ты должна учиться, Элисон.

— Нет. Не сейчас.

Уллиса нахмурилась, покосившись на дверь. На мгновение её глаза расфокусировались. Когда они вернулись в норму, она снова нахмурилась, пробормотав что-то себе под нос. Свободной рукой она показала на мишень.

— Ещё один раз. Я настаиваю.

Вздохнув, я поддалась, взяв пистолет. Ещё один раз. Ладно.

Я подняла оружие на уровень глаз, обречённо наводя его на цель.

Однако когда я в этот раз сосредоточилась на прицеливании, перед моими глазами появилась сетка. Она напомнила мне ту сетку, которую я видела, пока вела машину — сетку, которую показывал мне Ревик. В этой я тоже почувствовала его и вздрогнула. Он удерживал меня на месте, почти так, словно он стоял за мной и сжимал мои руки.

«Просто смотри, — послал он. — Доверься мне».

Я прикусила губу, но заставила себя расслабиться.

В середине этой сетки, рядом с мишенью, зависло резкое пятно света.

Я постаралась не реагировать, когда его присутствие отступило, оставив меня стоять там, дрожать и ощущать лёгкую тошноту, глядя на сетку и то резкое пятно света. Немножко расслабившись, я увидела, что сетка происходила от одной из геометрических фигур над моей же головой. Я объединила сетку и яркое пятно света с силуэтом на бумаге.

— Нежнее, — сказала Уллиса.

Я удивлённо взглянула на неё. Я забыла об её присутствии.

Я начала выходить из Барьера, но лёгкое давление сказало мне остаться.

Так он ушёл не полностью.

Вновь объединившись с сеткой, я заставила себя глубоко вдохнуть — и нажала на курок.

В Барьере не было нужды вздрагивать.

Не выходя из этого спокойного состояния, я подстроила сетку к другой части силуэта, снова выстрелив. Я выстрелила в третий раз, в четвёртый. Казалось, что все это происходит медленно, как во сне, но когда я открыла глаза, в коридоре между мной и мишенью все ещё рассеивался дымок.

Уллиса рассмеялась в голос, хлопнув в ладоши.

Я уставилась на мишень. Четыре аккуратные дырки пронзали голову, грудь и живот темной фигуры. На кратчайшее мгновение меня затопило восторгом, почти облегчением, что я наконец-то сумела куда-то попасть.

Что ещё лучше, возможно, я даже сумею самостоятельно повторить этот фокус.

Позади себя я ощутила, как его присутствие удаляется.

Оно уходило постепенно, почти неохотно, оставляя за собой лёгкий шепоток тошноты.

 

Глава 17

Всадники

— Есть новости о Джоне или Касс? — спросила я.

Не дожидаясь ответа, я плюхнулась на огромный диван из искусственной замши перед монитором во всю стену. На том же мониторе лёгким бормотанием транслировались новости, звук был тихим, под сменяющимися и мигающими кадрами бежала строчка текста.

Мика плюхнулась рядом со мной, показывая жест, который, как я теперь знала, на языке жестов видящих означал «да».

Мы только что вышли с кухни.

Она протянула мне стакан грейпфрутового сока и половину сэндвича с чем-то под названием iresmic — это похожая на чатни паста, изготавливаемая видящими. По правде говоря, на вкус она была крайне странной, но её я хотя бы могла вытерпеть. Большую часть еды видящих, которую они пытались мне давать, я вообще не могла проглотить.

Мика, та же самая невысокая видящая азиатской наружности, которую я встретила в свою первую ночь здесь, показала на монитор.

— Твоих друзей перевезло правительство, — сказала она. — Твою маму тоже. Это хорошо, Элли. Значит, они разбираются с этим посредством людей. Шулеры оставили их в покое, — Мика закатила глаза, слегка улыбнувшись, и проглотила кусочек сэндвича. — Это новая любимая игрушка Шулеров — называть всех террористами.

Я попыталась улыбнуться в ответ. Я не могла ощущать то же облегчение, что и она, при перспективе увидеть мою маму и брата в федеральной тюрьме.

— Я так понимаю, вызволить их не вариант? — спросила я.

Мика рассмеялась, ткнув меня под ребра пальцем.

— Вы, человекорождённые, все одинаковые. Лишь бы пиф-паф оружием.

— Ага, — сказала я, выдыхая. — Это я. Девочка с оружием.

Мика улыбнулась, но её глаза оставались серьёзными.

— У Шулеров есть разведчики во всем человеческом правительстве, Элли. И в каждой ветви правоохранительных органов. Если мы попытаемся предпринять подобное, это будет очень опасно для твоей семьи. Но не беспокойся! Они их скоро выпустят. Наши разведданные сообщают, что твою мать выпустят через несколько дней. И в некотором роде им там безопаснее. Другие люди могут напасть на них, когда они выйдут.

Я нахмурилась, ничуть не ободрённая этими словами.

Над нашими головами нарастал громкий стук, словно кто-то стучал столом по полу.

Я посмотрела вверх, затем на Мику.

Когда видящая не отреагировала, я заставила себя пожать плечами.

— Что насчёт того, когда их отпустят? — спросила я. — Ваши люди тогда смогут их забрать? Или вы считаете, что им будет безопаснее там, где они есть?

— Мы будем пристально наблюдать за ситуацией, — Мика поколебалась, затем добавила. — Я знаю, что Дигойз чувствует большую ответственность. Он говорит с нашими разведчиками в Калифорнии несколько раз на дню.

Я посмотрела обратно на телевизор, сохраняя нейтральное лицо.

— Он не должен, — сказала я после паузы. — Честно, чтобы винить его в чем-то, я не обладаю достаточными знаниями о том, что он мог сделать иначе. В любом случае, он не сделал из меня видящую.

Мика похлопала меня по ноге.

— Мы защитим их. Не беспокойся, Мост Элисон.

Стук над нами снова возобновился.

Он становился более громким, более ритмичным, прерывался хриплыми женскими криками.

Я подняла взгляд, затем слабо улыбнулась Мике.

— Кто-то явно веселится.

Мика раздражённо щёлкнула языком, качая головой.

— Кэт… всегда Кэт. 'Ллисе надо было дать ей звуконепроницаемую комнату — или хотя бы расположить её подальше от общих помещений. Бедная Айви. Их комнаты соседние.

Затем она заметила моё выражение, и её раздражение померкло.

— О. Прости, Элли.

Я покачала головой, откусив ещё кусок сэндвича и прожевав.

Мика вздохнула, уставившись обратно в потолок.

— Дело не в тебе, знаешь. Она никогда в этом не сознается, но она всегда испытывала к нему слабость.

Я позволила сэндвичу упасть на мои колени, внезапно уже не чувствуя себя голодной.

Мика щёлкнула языком.

— Это не оправдание. Она не стала бы делать это, если бы ты была воспитана как видящая. Будь я на твоём месте, она проснулась бы без уха.

Я выдавила улыбку.

— Ого, — сказала я. — Напомни мне не злить тебя.

Мика лишь издала раздражённый звук, адресовав его потолку.

Поколебавшись, я начала спрашивать, но она наградила меня прямым взглядом.

— Я не могу, Элли, — сказала она. — Действительно не могу. Пожалуйста, не проси меня.

Я поколебалась, затем оставила эту затею, кивнув. И все же всеобщее молчание на тему меня и Ревика начинало казаться очень странным. Мне приходило в голову, что Ревик, должно быть, заставил их дать какую-то клятву на крови, что они ничего мне не расскажут. Но все это казалось паранойей.

— Нет, — сказала Мика, снова взглянув на меня. — Это не так.

Я повернулась, уставившись на неё. Я раскрыла рот, чтобы заговорить, но она меня перебила.

— Я не могу сказать тебе, Элли, — сказала она, вздохнув с тихим щелкающим звуком. — Мы все пообещали. Тебе придётся спросить у него, — закатив глаза, она добавила: — Думаю, он пытается заставить тебя прийти к нему. Или, может, он просто наказывает тебя за то, что ты предложила его тело и свет Кэт.

Игнорируя мой ошеломлённый взгляд, Мика уставилась в потолок, когда стук вновь возобновился. Её голос зазвучал виновато.

— Это может быть клиент.

Я фыркнула.

— В десять утра?

— Может быть.

Я не спорила. Когда крики сделались громче, я выразительно посмотрела на часы. Положив остатки сэндвича на керамическую тарелку, я кивнула Мике.

— Мне пора. Спасибо за еду.

Мика посмотрела на мой почти нетронутый сэндвич, затем на потолок.

— Ты опять пойдёшь играться с оружием?

— Тренировки видящих. Уллисина очередь заставлять меня блевать, пока я пытаюсь заблокировать её и проваливаюсь.

— Ты научишься, — сочувственно сказала Мика. — Поначалу всем нам так приходилось. Только мы были моложе… — слегка покраснев, она сделала извиняющийся взгляд рукой. — Ну, ты понимаешь.

Я попыталась игнорировать звуки, доносившиеся через потолок.

— Даже Уллиса говорит, что я учусь медленно. Все эти годы в человеческих условиях морочат мне голову или типа того.

— Она так говорит, — сказала Мика. — И Уллиса действует как новичок, но она очень хороша в обнаружении изъянов. Она тоже разведчик, знаешь ведь.

Крики над головой вновь сделались громче, а стук замедлился, прерываемый более мужественными стонами.

Я прочистила горло.

— Могу я попозже попрактиковаться на тебе? — спросила я.

— Конечно. Мой первый клиент в четыре.

Кивнув, я медленно поднялась на ноги.

Я нарочно двигалась неторопливо, но все равно создалось впечатление, что я слишком быстро вышла из комнаты, направляясь в ближайший коридор, но не обращая внимания, куда он вёл. До встречи с Уллисой оставалось ещё примерно два часа. Закусив щеку изнутри, я решила пойти в местный маленький храм, посмотреть на картины, может, почитать старые книги, которые там лежали.

Миновав кухню промышленных масштабов, я увидела движение и помедлила, всматриваясь через вращающиеся двери.

Кухня была огромной, даже для здания таких размеров.

Одна стена состояла из ряда печей примерно с десятью конфорками. Там также находились два холодильника из нержавеющей стали, а также ряды шкафчиков и рабочее пространство. Массивный блок разделочных досок пристроился возле двух фарфоровых раковин. В центре находился высокий мраморный стол, за которым я сидела в то первое утро — его столешница была отполирована до зеркального блеска и окружена барными стульями.

Ревик стоял у одного из шкафчиков. Его рубашка распахнулась на плечах, пока он переставлял банки.

Я уставилась на него. Я все ещё таращилась, когда он повернулся.

Увидев меня, он вздрогнул, затем тоже посмотрел на меня, и его бледные глаза слабо светились в освещении кухни. Я смотрела, как он потянулся к своей рубашке. На моих глазах он застегнул её, все ещё толком не глядя на меня.

— Что? — спросил он наконец. — Что такое, Элли?

Я постаралась подавить поднявшееся во мне чувство, но не смогла.

Это было облегчение, но не только оно. По его лицу я понимала, что он это почувствовал, и это его поразило. Его глаза настороженно метнулись ко мне, но теперь я чувствовала там что-то ещё.

— Элли? — его голос прозвучал тише. — Скажи мне.

На секунду я засомневалась. Я взглянула в коридор, затем обратно на него.

Я хотела с ним поговорить. Я не знала, как и что именно я вообще хотела сказать, но я устала от безвыходного положения между нами так сильно, что даже выразить это не могла. Я слышала в коридоре голоса, направлявшиеся в нашу сторону, и снова взглянула на него, чувствуя, что момент вот-вот будет упущен. Увидев, как взгляд его глаз становится ещё настороженнее, я поймала себя на мысли о Кэт, о том, что я говорила сама себе — не лезть в его дела, оставить его в покое.

Ревик продолжал смотреть на меня, пока голоса становились все громче. Я выдавила улыбку, моя нервозность обострилась, когда до меня дошло, что он наверняка снова читает мои мысли.

Я ощутила в нем шепоток злости.

Попятившись, я покачала головой, отойдя от дверного проёма.

— Извини, я просто… — я снова покачала головой. — Извини.

Я только что отпустила дверь, когда раздался его голос.

— Элли. Подожди.

Я остановилась, во многом от удивления.

Когда я повернулась, он выдохнул, проводя пальцами по своим темным волосам. На мгновение он лишь стоял там. Затем поднял взгляд, посмотрев мне в глаза.

— Ты играешь в шахматы, Элли? — спросил он.

Его голос звучал тихо, почти натянуто вежливо.

Я продолжала таращиться на него.

— Шахматы?

— Да, — он неопределённо показал на мраморный бар, его акцент стал заметнее. — Тут есть доска. Мы могли бы сыграть. Поесть ланч.

Я поколебалась, но лишь на несколько секунд.

— Да, — сказала я. — Отлично.

— Ты голодна? — спросил Ревик. — Я мог бы что-нибудь нам приготовить.

Я подумала о сэндвиче в соседней комнате, затем выбросила его из головы.

— Конечно, — сказала я. — То, что ты будешь сам.

Я просто стояла там, пока он выливал большую банку супа в кастрюлю. Он поставил её на конфорку и зажёг газ, затем подошёл к шкафчику на другом конце кухни. Я оставалась у двери, пока он вытаскивал деревянную шахматную доску, складывающуюся с помощью шарниров на боку и скрывающую черные и белые фигуры внутри. Он раскрыл доску на мраморном баре и начал вытаскивать фигуры. Я сделала вдох и подошла к месту, где он стоял.

— Я могу это сделать, — сказала я, чувствуя, как к щекам приливает тепло. — Ты готовишь еду.

Ревик поколебался долю секунды, затем поставил фигурку, которую держал в руке.

— Окей.

Он вернулся к плите, пока я расставляла фигуры на доске. Я подумывала спросить его о других вещах. Может, что-нибудь о тренировках с Уллисой, или о том трюке на стрельбище, которому он меня научил, или больше о том, что я Мост. Наконец, я остановилась на:

— Ты хочешь ходить белыми или черными?

Обернувшись через плечо, Ревик удивил меня лёгким весельем в глазах.

— Ты Мост, — сказал он. — Ты должна ходить белыми.

— Серьёзно? — спросила я, улыбаясь в ответ. — Это почему же?

— Белый, — сказал он. — Это другое название, — увидев моё недоумение, он сделал неопределённый жест, поворачиваясь к плите. — Ну, знаешь. Есть человеческий миф. С лошадьми. Мост — это белый всадник, — он обернулся назад, слегка поклонившись.

— …Женщина, — поправился он. — Всадница.

Я улыбнулась, но комментарий остался со мной, пока я сидела там.

— Ты имеешь в виду Четырёх Всадников? — переспросила я. — То есть, Четырёх Всадников Апокалипсиса? Мост имеет к этому какое-то отношение?

Он не обернулся, но продолжил мешать суп, кивая.

— Да. Но мы зовём их Четвёркой. Наш миф — не такой же, как человеческий, — он наградил меня ещё одной слабой улыбкой. — Человеческий основывается на нашем.

Я тихо усмехнулась, не сумев ничего с собой поделать.

— Ну конечно.

— Так и есть, — настаивал Ревик, но в его голосе я тоже слышала веселье. — Четвёрка скорее как семья. Мост — их лидер.

Все ещё слабо улыбаясь, я задумалась над этим.

— То есть, ещё трое таких, как я?

Он сделал одной рукой жест «более-менее».

— Да. Ещё трое.

— И я — белый?

Он снова кивнул.

— Ты — белый.

Я тоже кое-что вспомнила о человеческом мифе — каждая лошадь была разного цвета. Белая, красная, чёрная. Затем ещё четвертая, которую я никак не могла запомнить…

— Бледная, — подсказал Ревик у плиты.

Я снова кивнула.

— Да. Смерть, верно?

Когда он ничего не сказал, я просто сидела там, стараясь расслабиться, пока он заканчивал греть суп. Разлив содержимое кастрюльки по двум чашкам, он вытащил из ящика ложки и подошёл со всем этим к бару, поставив один комплект возле меня.

— Хочешь что-нибудь выпить, Элли?

— Нет, — сказала я. — …Спасибо. Все отлично.

Когда он кивнул с неподвижным лицом, я поколебалась, желая сказать больше. Я попыталась решить, стоит ли расспросить его поподробнее о Четырёх Всадниках Апокалипсиса, или о Четвёрке, как он их называл, или лучше оставить это на другой день. Почему-то мне не очень хотелось заталкивать его в научный, лекторский режим.

Вместо этого я подняла чашку. Увидев, что это обычный дерьмовый человеческий суп, я испытала облегчение. Подув на ложку, чтобы остудить, Ревик показал на доску пальцами, которые держали ложку.

— Белые ходят первыми, — сказал он.

Я съела первую ложку супа, кивнула, затем поставила миску с супом.

Мне приходило на ум, что он с большой вероятностью и здесь надерёт мне задницу, учитывая, что в шахматах тоже должна быть составляющая видящих, как и во всем остальном. И все же мои губы приподнялись в улыбке, когда я сосредоточилась на доске, слушая тихое постукивание его ложки, пока он ел.

Когда я подняла взгляд, мои глаза остановились на вышитой тханке, которая висела на стене — золотистый Будда с умиротворёнными глазами. Под ним на маленькой полочке стояла зажжённая свеча. Палочки благовоний испускали крошечные завитки белого дыма.

Мне приходило на ум, что должно быть, это сделал Ревик — после того, как мы с Микой ушли.

Я никогда не была буддистом или вообще религиозным человеком, но по какой-то причине это тоже тронуло меня.

Я двинула свою первую пешку. Наблюдая, как Ревик смотрит на доску, прищурившись и держа в одной руке миску с супом, я снова улыбнулась.

Я не позволяла себе слишком задумываться о причинах этой улыбки.

 

Глава 18

Отъезд

Он обогнал меня, первым выйдя на улицу.

Я стояла в дверном проёме ниже уровня улицы, моргая от нудного дождя сиэтлского дня. Ревик на моих глазах перекинул ногу через сиденье мотоцикла, и моя нервозность ещё усилилась.

Мы уезжали.

Прошло почти четыре недели с тех пор, как я впервые проснулась в постели с ним.

Я начинала задаваться вопросом, собирались ли мы вообще покидать Сиэтл. Но отслеживая активность Шулеров и СКАРБ, Национальной Безопасности и неизвестно кого ещё, группа видящих где-то в Азии наконец решила, что для меня и Ревика будет безопасно двигаться дальше.

Главные новостные каналы все ещё гоняли «специальные репортажи» о том, кто я такая, и о моих возможных мотивах. Эти репортажи показывали изображения автомобильной погони по шоссе 101, наряду с аквалангистами и баржами, ищущими на озере Вашингтон GTX и наши тела. Пока власти не подтвердили и не опровергли слухи, некоторые новостные передачи все ещё называли меня телекинетиком. Я видела интервью с посетителями «Счастливого Котика» и с несколькими моими бывшими коллегами.

Касс и Джон не мелькали в недавних интервью, но я видела, что брали интервью у повара, Сасквоча. Я также видела интервью Анжелин и Кори, и некоторых других сотрудников тату-салонов, в которых я работала.

Большинство моих друзей выглядели довольно сильно потрясёнными, судя по их аватарам.

Лицо Ревика не появлялась ни в одном из этих репортажей.

Моё, напротив, мелькало всюду.

Они открыто называли меня террористкой, используя мои фотографии без аватара, примерно трёхлетней давности, с презентации одной из моих работ. Единственное изображение Ревика, которое я видела, показывало только аватар, и его называли «потенциальным сообщником», не используя его имя.

Плюс один — мою мать отпустили из тюрьмы.

Мика заверила, что они приставили людей наблюдать за её домом, чтобы удостовериться в её безопасности. Я пока не слышала ничего конкретного о Джоне, но Уллиса и Айви сказали мне, что его тоже наверняка скоро отпустят. Касс, видимо, залегла на дно. Они не нашли никаких отчётов о том, что её арестовали правоохранительные органы, так что я вынуждена была предположить, что она унесла ноги — или самостоятельно, или с Джеком, её то бойфрендом, то не бойфрендом с тех самых пор, как мы все вместе ходили в школу.

И все же я ни разу не расслабилась по-настоящему.

Дело не только в Ревике, и даже не в нескончаемом физическом дискомфорте с того утра, когда мы с ним проснулись в одной постели. Здесь я была чужаком, и я это знала. Большую часть времени я не могла забыть об этом дольше, чем на несколько секунд.

Более того, кажется, они все воспринимали эту тему с Мостом слишком серьёзно.

В результате, даже когда они видели во мне сестру-видящую, я не была по-настоящему одной из них. Я чувствовала это в каждом слове, которое они мне говорили, всякий раз видела, какими закрытыми делаются их выражения лиц, когда я рядом. С Уллисой, Микой и несколькими другими это было менее очевидно, но это все равно присутствовало.

Я была не такой, как они. Я была чем-то другим.

Во время наших частых, пусть и неравных, шахматных партий Ревик рассказал мне всё то, что ему известно о мифологии Моста — может, чтобы получше познакомить меня с этой идеей.

Он также более подробно объяснил, что меня будет ждать в Азии, а также рассказал о лидере тамошнего правительства видящих, пожилом видящем по имени Вэш, который возглавлял то, что они называли Семёркой. От Ревика я узнала, что это сокращение обозначало «Семь Племён», которые представляли изначальные земли или кланы, образующие их общество. Совет Семёрки являлся их официальным правящим органом, а Вэш — его старшим членом.

Ревик продолжал отпускать замечания о Четырёх Всадниках. Думаю, в основном он делал это в шутку, хотя с ним сложно сказать наверняка. Я чувствовала, что в его поддразнивании есть некая доля серьёзности. Он то там, то тут мог обронить фразу, которая говорила мне, что он верил во всю эту тему с Мостом не меньше остальных, пусть даже он, казалось, видел меня иначе.

В любом случае, большую часть времени в Сиэтле я провела в своей комнате.

Когда я была не одна, я практиковалась с пистолетом Baby Eagle, играла в шахматы или училась трюкам видящих с Уллисой. В одиночестве я в основном рисовала или читала тексты о видящих, которые Уллиса переводила для меня на английский с помощью какой-то программы, установленной в её гарнитуре.

Теперь я стояла снаружи и ещё больше чувствовала себя чужачкой.

Вдобавок к обучению стрельбе и навыкам видящей, Уллиса и её видящие оказались невероятно полезными в ещё одном отношении — они рассказали мне массу всего о том, как жить в мире, если ты видящий вне закона. У меня появились новые паспорта, визы, местные идентификационные карты. Мне даже сделали поддельное свидетельство о рождении. Все эти документы гласили, что я Иоланда Эмили Патерсон из Финикса, Аризона, родилась на четыре года и несколько месяцев раньше моего настоящего дня рождения — который, давайте будем честны, тоже наверняка вымышленный.

Я носила лицевые протезы на носу, щеках и лбу, и контактные линзы, которые делали мои глаза карими — все это причиняло дискомфорт. Я также надела солнцезащитные очки. Мои волосы отрезали, оставив длину до подбородка и покрасив их в винно-красный цвет — за это надо благодарить Айви и видящую с африканской внешностью, которую, оказывается, звали Ярли. Они обе закидывали меня вопросами о Финиксе все то время, что красили мне волосы и накладывали макияж, пока не удостоверились, что я знаю достаточно, чтобы благополучно миновать пограничников.

Они спросили, на каких языках я говорила — ни на каких, кроме английского и поверхностного знания испанского и французского. Они спросили, в каких странах я бывала — нигде, кроме Мексики в детстве, за добрых десять лет до того, как границы ужесточились.

Айви, которая возглавляла работу с моими документами, также спросила у Уллисы, хотели ли мы избегать для меня «обычных мест», на что Уллиса ответила согласием.

Обычные места, как я потом узнала, представляли собой список городов и стран, где Шулеры поддерживали усиленное наблюдение. Этот список оказался пугающе длинным.

Неудивительно, но Вашингтон, округ Колумбия, оказался в этом списке.

Настороженно приблизившись к мотоциклу, я уставилась в спину Ревика.

Едва взглянув на меня, он мотнул головой, показывая мне садиться позади него.

Я подошла ближе, затем перекинула ногу и опустилась на кожаное сиденье. Мои пальцы коснулись его куртки для удержания равновесия, когда он поставил байк прямо. Он щёлкнул зажиганием, и я увидела, как он вздрагивает, резко надавив на педаль.

Он сделал это несколько раз перед тем, как мотор завёлся. Сначала я подумала, что это, должно быть, старый байк. Однако при ближайшем рассмотрении он выглядел так, словно его усовершенствовали множеством способов, так что, может, он только казался старым, или же был сделан в ретро-стиле, но с современным двигателем.

— Ты в порядке? — спросила я.

Я не была уверена, что он вообще услышал меня из-за ревущего двигателя. Подняв темно-синий шлем, лежавший перед ним на бензобаке, Ревик протянул его мне.

— Ревик, — сказала я, подавив лёгкое раздражение. — Это действительно лучший способ? Несколько недель назад ты едва не умер…

— Надевай, Элли. Держись за меня.

Уже чувствуя тошноту, я убрала волосы с лица, затем подоткнула подкладку шлема на голове. Поправив чёлку так, чтобы суметь видеть, я стала возиться с ремешками под подбородком.

Я подумывала ещё раз попытаться достучаться до него, затем сдалась, осознав, что мне все равно придётся сосредоточить хотя бы половину своей энергии на том, чтобы не блевануть во время дороги.

Закончив возиться со шлемом, я обхватила его руками, крепче сжав, когда Ревик снова перенёс свой вес на центр.

Тошнота не усилилась. Более того, все было далеко не так плохо, как я боялась, пока готовилась к этому. Осознав, что должно быть, это он что-то делает, я перешла в Барьер и протянула свой свет в его сторону. Я аккуратно ощупала края изогнутой, похожей на стекло поверхности вокруг него.

Он использовал часть своего aleimi, чтобы оттолкнуть меня.

И это не было деликатно.

После этого я изо всех сил держала свой свет подальше от него.

Я смотрела, как он сует пистолет в кобуру у ботинка, прикрыв его штаниной.

Уллиса подошла к байку, положив ладонь на руку Ревика.

— Будь осторожен, Реви', - сказала она, пока он убирал ещё один пистолет в кобуру под курткой. Я знала, что она говорит вслух ради меня. — Мои люди встретят вас в аэропорту, но до тех пор вы сами по себе, — она посмотрела на меня, показала на пространство между моими глазами. — Не ходи в Барьер, сестра. Делай так, как говорит тебе Реви'. Это его работа.

Я кивнула, не утруждаясь подмечать, сколько раз я это уже слышала.

Уллиса на прощание поцеловала ладонь Ревика перед тем, как он начал надевать перчатки. Я сосредоточила внимание на линии видящих, стоявших снаружи в халатах и шалях, с тонким слоем увлажняющего крема на каждом лице.

Я узнала Ярли, женщину африканской внешности с добрыми глазами, и Мику под её капюшоном. Затем я увидела, как Кэт шагает к байку, одетая в одно лишь золотое кимоно и бамбуковые сабо. Я видела, как взгляд её светло-карих глаз скользит по Ревику. Прилив боли без предупреждения ударил по мне; мои пальцы стиснули толстую кожу его куртки.

Кэт только шире улыбнулась, подойдя к нему и закинув руки ему на шею.

Я едва успела отпрянуть.

Я отодвинулась до конца длинного сиденья, не глядя на них и на строй видящих, которые наблюдали за нами, пока Ревик отвечал на поцелуй Кэт. Я ощутила исходившую от него боль, когда он отдался поцелую, увидела, как Кэт прижимается к нему всем телом, запустив руку ему между ног. Увидев это, я отвернулась, уставившись на кирпичную стену, пока они не закончили. Длилось это, кажется, очень долго.

Наконец, Кэт ушла, но не забыла обернуться и улыбнуться мне через плечо.

— Увидимся, новичок. Спасибо за займ.

Я прикусила губу. Я чувствовала, что Ревик наблюдает за мной, его свет выражает насторожённость. Когда он не отвернулся, я прямо повернулась к нему лицом.

— Не волнуйся, Реви', — сказала я. — Уверена, в Канаде тоже шлюх хватает.

В этот раз не стояло вопроса, услышал ли он. В его глазах что-то вспыхнуло — своего рода разъярённое изумление. Это исчезло сразу же, как только я это увидела.

К тому времени, когда я достаточно подумала над этим, чтобы пожалеть о своих словах, Ревик уже натянул на голову второй шлем и застегнул крепление.

В последний раз взревев мотором, он убрал ноги с земли, заставив меня схватиться за его куртку, дабы удержаться на байке, когда он понёсся прочь из переулка.

***

Я цеплялась за его талию, чувствуя себя так, словно вибрация может выбить мой череп из кожи.

Положив голову в объёмном шлеме на спину Ревика, я через заляпанное жучками забрало шлема наблюдала, как солнце начинает опускаться в воду. В то же время я ощущала очередной прилив благодарности к Уллисе за то, что она заставила меня надеть куртку и шарф вдобавок к перчаткам.

Ревик остановил байк всего один раз.

Как бы он на меня ни злился, я подозревала, что он остановился ради меня. Воспользовавшись уборной с цементными стенами и умыв лицо, я стояла в зоне для пикника, размахивая руками, пока он нарезал широкие круги по траве, старательно меня игнорируя.

Обычно поездка от Сиэтла до Ванкувера занимала всего около трёх часов. У нас же ушло почти семь, потому что мы выбирали боковые дороги, чтобы пересечь границу дальше, к востоку.

Я подняла голову, когда байк затормозил.

Ревик остановился, поставив ноги на землю в конце одной из нескольких очередей автомобилей. Машины, жилые автофургоны, грузовики, трейлеры и мотоциклы трогались с места и останавливались нерегулярными рывками перед расширенной секцией дороги, перегороженной стеклянными будками.

Видя хлопающий впереди канадский флаг, я ощутила, как мой живот сделал кульбит. Ревик приподнял ноги и надавил на газ, чтобы прокатить нас вперёд, когда наша очередь сдвинулась на ещё одно место.

Он обернулся на меня впервые с тех пор, как мы уехали.

— Если мы столкнёмся с проблемой, — сказал он через шлем. — Это будет здесь.

Я поменяла положение рук, обхватывавших Ревика.

— Насколько это вероятно?

— Они не будут наблюдать здесь физически, — он помедлил, задумавшись. — Ну. Это маловероятно. Канада — это слишком очевидно.

— А что, если это не слишком очевидно?

Ревик продолжал смотреть на меня. Я совершенно не видела его через тонированное забрало шлема. Он пожал плечами.

— Так почему ты не можешь пользоваться Барьером? — спросила я.

— Потому что легко наблюдать за множеством мест по изменениям в Барьере, — сказал он. — Чтобы отправиться в каждое место лично, видящих не хватит. Даже у Шулеров. К тому же, в этом совершенно нет необходимости. Они будут наблюдать из Барьера, показывать наши фотографии людям и ждать, когда я всплыву на поверхность. Они знают, что я не могу вечно держаться за пределами Барьера.

— Почему нет?

— Потому что в итоге мне придётся поспать, — сказал он.

Я умолкла, наблюдая, как машины потихоньку движутся вперёд. Маленький мальчик в минивэне сжал ручки в кулачки, глядя на нас с Ревиком и ритмично вращая ими, надув губы и издавая звуки «врум-врум».

— Так откуда ты знаешь, что они не будут ждать нас здесь? — спросила я.

Ревик вздохнул, уставившись в небо.

— Я не знаю, — сказал он. — Но у Канады есть преимущества, из-за которых стоит рискнуть. Через своего старого работодателя я зарегистрирован в их подразделении Национальной Безопасности. Там есть несколько Шулеров, но на верхних уровнях — никого. На обычной проверке мне должны дать зелёный свет, по крайней мере, пока они не отозвали мой статус. Уллиса заверила меня, что этого не произошло.

Я нахмурилась.

— Бессмыслица какая-то. Они знают, что ты со мной.

Ревик пожал плечами.

— Я ношу патчи для крови. Я отображусь здесь другим человеком. Надеюсь, СКАРБу не известны все мои рабочие псевдонимы. Уллиса, кажется, считает, что мой работодатель предоставил им минимальные сведения в этом отношении.

Задумавшись над этим, я нахмурилась.

— Так что насчёт меня? Протезы обманут только программу распознавания лиц, верно? Мой имплантат…

— Был изменён. Мы говорили тебе об этом, Элли, — Ревик вздохнул. — Внутри у нас тоже есть люди. Электронная безопасность меня не волнует. С ней легко можно поколдовать, и когда они найдут нас таким способом, будет уже слишком поздно.

Кивнув, я постаралась объединить эту информацию со своим безымянным страхом. Прежде чем я успела придумать ещё один вопрос, пришла наша очередь. Ревик подкатил байк к будке.

Мужчина в чёрной униформе вышел из-за стекла.

Он протянул руку.

— Паспорта.

Ревик полез во внутренний карман куртки, молча протянув документы. Охранник жестом показал на лицо Ревика, и Ревик расстегнул шлем, стянув его с головы. Я подвинулась назад, поднимая дрожащие руки и делая то же самое. Сняв свой шлем, я сохраняла ровное выражение лица, тут же осознав, что мои волосы промокли от пота, когда канадско-вашингтонский ветер подул сзади на мою шею. Я надеялась, что моя нервозность не была заметна, но по своей предыдущей неспособности держать невозмутимое лицо знала, что, скорее всего, это не так.

Охранник шмыгнул от холода, вытерев нос одной рукой в перчатке. Он посмотрел на меня. Я ощутила шепоток знакомости, когда его глаза задержались на моем лице. Он пристально посмотрел на Ревика, повнимательнее его рассматривая. Вероятно, он проверял наши имплантаты через гарнитуру, но его выражение лица не дрогнуло.

— Какова цель вашего визита в Канаду? — спросил он.

— Туризм, — слово сорвалось с губ Ревика прежде, чем я разобрала вопрос.

— С собой есть какая-то еда? Фрукты или овощи?

— Нет.

— Оружие?

— Никакого оружия. Только одежда.

— Почему без гарнитуры? — он показал на ухо Ревика. — Без телефонов?

Ревик улыбнулся, взглянув на меня.

— Мы хотели поехать без них. Отпуск. Это проблема? Ни одному из нас не предписано обязательное ношение.

Я сглотнула. Вообще-то мне было предписано обязательно носить гарнитуру после того инцидента в баре, с винной бутылкой и моим бывшим парнем.

Охранник снова нахмурился. Он шагнул ближе, смотря на обе фотографии, затем обратно на мою. Я скорее почувствовала, нежели увидела, что пальцы Ревика подкрадываются к ботинку. Глаза мужчины были темно-синими, добрыми, немного печальными. Прилив чувств ударил по мне. Я не хотела, чтобы Ревик ему навредил.

— Мы навещаем мою подругу, — выпалила я. — Мою лучшую подругу со школы. Она вышла замуж за парня из конной полиции, можете себе представить? У него есть лошадь и все такое. И одна из этих шляп! Я не сумела попасть на свадьбу, но фотографии были уморительными, так что… — к моему лицу прилило тепло. — Ну, не для вас, наверное, — я рассмеялась, покраснев ещё сильнее. — Ну, я пообещала, что мы нанесём визит, но мой босс — придурок. Вы понимаете, как это бывает. Я не хотела, чтобы он сумел отследить нас и проверить, действительно ли я заболела, так что я уговорила Роя оставить наши гарнитуры и… эй, надеюсь, это не было грубо? То, что я сказала про конную полицию? Просто они такие милашки в этих красных мундирах. Я ничего такого не имела в виду. Честно.

Охранник удивлённо моргнул.

Ревик застыл, его рука теперь оказалась на моем бедре. Его пальцы крепче стиснули меня, желая, чтобы я замолчала, но я продолжала улыбаться охраннику, видя, как смягчаются его синие глаза.

— Нет, мэм. Никаких обид.

— Вы когда-нибудь ездите на лошади? — задала я абсурдный вопрос.

— Когда бывает настроение, конечно, — его улыбка сделалась расслабленной, он смотрел мне в глаза, но теперь уже тепло и с другим интересом. Он сочувственно кивнул Ревику. — Что ж, тогда будьте осторожны, — он коснулся края шляпы. — Передайте вашей подруге мои поздравления.

— Спасибо! — я просияла. — А вы выпейте горячего шоколада или ещё чего-нибудь. Похоже, вы вот-вот подхватите простуду.

Он снова усмехнулся.

— Я постараюсь этого не допустить, мэм.

— Смотрите у меня! Ваша девушка будет в ярости.

В этот раз он расхохотался в голос.

Ревик взглянул на меня. Я увидела улыбку на его губах прямо перед тем, как он сунул свою темноволосую голову в шлем и положил руки на руль. Охранник шагнул ближе, теперь вообще не глядя на Ревика. Я забрала паспорта и убрала в карман своей куртки на молнии. Я засунула голову в шлем. Когда мы отъезжали от будки, я увидела, что охранник смотрит мне вслед. Он поднял руку, салютуя, и я помахала в ответ, затем испуганно вцепилась в Ревика, когда он ударил по газам.

— Не перегибай палку! — громко сказал он.

Я рассмеялась и, о чудо из чудес, почувствовала, что он улыбается.

Он сильнее надавил на газ, и байк ринулся вперёд.

К тому времени солнце опустилось за горизонт. Огненно-красные облака расплылись над океаном, а под ними небо окрасилось тёмным цветом индиго, почти цветом Барьера.

 

Глава 19

Ванкувер

Несколько часов спустя Ревик выполнил резкий разворот, свернув с городских улиц Ванкувера на небольшое шоссе. Прямо перед развилкой к мосту Лайонс-Гейт он направил нас вниз по очередному съезду.

Я мельком заметила указатель, показывающий на лесную темень Стэнли-парка.

Совсем вымотавшись, я теперь крепко обнимала Ревика за талию, боясь, что иначе могу нечаянно ослабить хватку и свалиться. Байк попрыгал по траве, чтобы добраться до велосипедных и пешеходных дорожек у воды, и Ревик выключил переднюю фару, так что мы ехали в темноте. Мои глаза щипало от утомления, и я лишь мельком замечала тёмные деревья слева от нас, изгиб бухты и покачивающиеся мачты в лодочной гавани справа. За доками поднимались небоскрёбы, изогнутые цилиндры стекла, которые освещали воду словно стена сине-зелёных глаз.

Мы обогнули полуостров по кругу, и порыв холодного воздуха обрушился на байк, заставив Ревика выправить его положение перед тем, как дать по газам. Вода проносилась мимо размытым пятном, картинка вибрировала. Когда колеса байка стали подниматься по покатой тропе, я увидела небольшой маяк с выключенным освещением. Полоса тьмы находилась под ним, нарушаемая отсветами медленно движущихся кораблей.

Ревик подвёз нас к бело-красному маяку со стороны моря, припарковавшись под двумя каменными лесенками.

Прежде чем я осознала, что мы останавливаемся, он уже выключил двигатель, оставив нас в зловещей тишине с одним лишь ветром и накатывавшими на берег волнами. Расстегнув ремешок под подбородком, Ревик стянул свой шлем. Пряди влажных от пота волос торчком стояли на его голове.

Ногой выставив опорную подставку мотоцикла, он слез с него. Я смотрела, как он подходит прямо к каменному основанию маяка. К тому времени, когда я различила квадратную металлическую панель, Ревик уже выпинывал её пяткой ботинка.

Я сняла свой шлем и слезла с байка. Боль прострелила меня от копчика до самых плеч, как только я встала на ноги. Мои руки ощущались мёртвым весом. Несколько секунд я просто стояла там, сжимая и разжимая руки в кожаных перчатках и пытаясь вернуть им чувствительность.

Я наблюдала, как Ревик заканчивает выбивать панель.

Затем он повернулся ко мне, его лицо казалось поразительно белым после целого дня за тонированным забралом шлема. Позади него в цементе зияла дыра три на три.

— Я так понимаю, отель — не вариант? — пошутила я.

Подойдя обратно ко мне и байку, Ревик открыл ящик в сиденье мотоцикла, вытащил синий рюкзак и одеяла, затем дешёвую лампу на батарейках. Включив её, он поставил её сразу за дырой в каменной стене и полез внутрь, толкая рюкзак и одеяла перед собой.

Вдохнув последнюю порцию солёного морского воздуха, я полезла за ним.

Очутившись внутри, я увидела на удивление огромное пространство и прислонилась к изогнутой цементной стене. Я с изумлением смотрела, как Ревик выбирается наружу, удалившись без единого слова. Он приставил металлическую панель обратно к проёму, и я бездумно закричала.

— Эй! — позвала я, почти завопив.

Ревик согнул колени и посмотрел мне в глаза, явно встревожившись.

— Ты куда? — спросила я.

— Спрятать мотоцикл.

— О, — я моргнула, затем выдохнула, почувствовав себя дурой. — Точно. Ладно.

Он выпрямился и исчез.

Пока его не было, я просто сидела там, онемев от усталости. Я начинала клевать носом, когда он снова забрался через квадратный проем.

Пристроив обратно панель за нами, Ревик уселся по другую сторону от лампы и начал стягивать кожаные перчатки. В жёлтом свете лампы под его светлыми глазами, остекленевшими от усталости, залегли тёмные круги.

Я потянулась через его колени к одеялу. Пахло здесь не так уж плохо, но присутствовал слабый запашок пустых пивных бутылок и мусора. Я покосилась на использованный презерватив прямо на краю круга электрического света и расстегнула куртку, проведя пальцами по своим грязным волосам.

Ревик подцепил рюкзак одной рукой и поставил его у моей ноги.

Почувствовав его ожидание, я осознала, что это своего рода дань вежливости.

Подтянув сумку поближе, я расстегнула молнию на главном отделении и пошарила внутри, наткнувшись на бутылки воды перед тем, как сжать руку на чем-то мягком в пластиковом пакетике.

— Еда, — сказал Ревик.

Вытащив завёрнутую в пакетик штуку, похожую на буррито, я понюхала один конец и невольно сморщилась.

— Иисусе.

Наклонившись через пространство между нами, Ревик забрал у меня рюкзак.

— Ты привыкла к человеческой еде, — сказал он.

Это не было вопросом. Я все равно ответила.

— Ясное дело, — сказала я, вздыхая. — Я когда-нибудь привыкну к этой штуке?

— Скорее всего, да, — помедлив, Ревик слабо улыбнулся. — Видящие живут долго.

Я удивлённо усмехнулась, осознав, что это была шутка. Улыбнувшись ему в ответ, я покачала головой.

Вспомнив, что он ради меня не раз терпел человеческую еду, я развернула один конец штуки, похожей на буррито из морских водорослей, и откусила на пробу. Подавив рвотный позыв, я заставила себя прожевать. Какой бы голодной я ни была, на вкус это ощущалось как заплесневелая земля.

Ревик наблюдал бесстрастным взглядом, затем удивил меня, снова улыбнувшись.

— Вкусно? — поинтересовался он.

— Нет, — я старалась не выплюнуть то, что было у меня во рту.

Его улыбка превратилась в сдавленный смех.

— Ты неправильно делаешь, Элли.

Я фыркнула, опуская буррито и вскидывая бровь.

— Хочешь меня просветить? Или тебе слишком весело посмеиваться?

Его улыбка испарилась.

— Это была шутка, — сказала я, чувствуя, как лицо заливает румянцем.

Он отвёл глаза.

— Ты должна чувствовать свой свет, не используя Барьер, — он прочистил горло. — Попробуй со мной. С кем-то другим это проще.

Ревик протянул ко мне руку.

Я уставилась на неё, но не пыталась потянуться к нему в ответ.

— Чувство движения. Света. Постарайся его ощутить, — его голос продолжал звучать буднично, но когда он снова предложил руку, в его словах прозвучало лёгкое напряжение.

Осознав, что рискую вновь его оскорбить, я сжала его пальцы. Он был теплее меня.

— У света есть почти физический компонент, — сказал Ревик. — У него есть измерение. Оно едва уловимо, но ты должна быть настроена на меня, так что…

— Думаю, я понимаю, — моя кожа начинала теплеть. Я хотела отдёрнуть руку, но все ещё не хотела его обидеть. Не в том дело, что я не хотела его прикосновений — я куда более смущалась от того, что Ревик может почувствовать, как я реагирую даже на такой контакт.

— Я ощущаюсь не таким, как ты? — спросил он.

— Да.

— Помимо кожи?

— Да, — я аккуратно убрала пальцы. — Я поняла, Ревик.

Он отпустил меня, пожав плечами.

— Тогда ешь.

Мою руку продолжало покалывать после того, как он отпустил. Я чувствовала, что часть меня хочет снова потянуться к нему, а может, просто положить руку ему на ногу. На мгновение стиснув челюсти, я заставила себя вместо этого поднять свёрток. Я постаралась сосредоточиться на этом чувстве движения, особенно вокруг губ и языка, когда откусила кусочек.

Я пожевала несколько секунд и только потом уделила достаточно внимания, чтобы заметить, что вкус действительно изменился. Ну, не совсем вкус, но под этим горьким влажным запахом жил целый набор едва уловимых текстур. Настоящее отличие ощущалось почти как прикосновение, но оно так смешивалось с другими органами чувств, что все сливалось воедино. Поглощать свет растения — все равно что вдыхать лёгкие порывы воздуха с вкусным ароматом. Ощущение было почти… чувственным.

— Не заходи слишком далеко, Элли, — предостерёг Ревик.

Я смотрела, как он жуёт и расслабляется, почти как человек, которому делают массаж. Его бледные глаза метнулись к моим, словно он услышал эти мысли.

— В детстве мне пришлось научиться есть вслепую, — объяснил он. — Чтобы сливаться с людьми. Вот почему человеческая еда не так беспокоит меня по сравнению с другими видящими, — он проглотил то, что было у него во рту. — Для Совета нормально потребовать службы от видящих, рождённых в определённых кастах. Моих родителей попросили отдать одного из нас. В качестве разведчика для внедрения.

Он вернул мой пустой взгляд, слегка покраснев.

— Учитывая мою группу крови, — продолжил он, — я был логичным выбором. Еда для меня была особенной проблемой. Я сопротивлялся этому, что злило моего отца. Он не хотел, чтобы я позорил его перед Советом. Я и так… — Ревик помедлил, затем снова пожал плечами. — Это сложно. Я не был его кровным сыном, и более того, он меня недолюбливал. Моё воспитание было его долгом. Он непреклонно настаивал, чтобы я исполнил свой долг.

Я откусила ещё один кусок растительного буррито, пусть только для того, чтобы не дать реакции отразиться на моем лице.

— Отстой, — прокомментировала я.

Я все равно чувствовала себя так, словно должна сказать больше — может, признаться в чем-то относительно меня.

Вместо этого мы продолжили есть в тишине. Доев свою порцию, я скатала пластик в шарик и засунула обратно в рюкзак, затем схватила бутылку воды и открутила крышечку.

— Там есть ещё, — заметил Ревик, пока я пила из бутылки. — Если ты все ещё голодна.

Кивнув, я допила воду и откинулась назад, поёрзав, чтобы не тыкаться лопатками в острые места. Я закрыла глаза.

Ревик прочистил горло.

— Ты не можешь спать, — сказал он.

Осознав, что он прав, я почувствовала, как моё сердце ухнуло вниз. Мысль о сне казалась божественной, даже если это сон на грязи, заваленной презервативами.

— Мы с таким же успехом можем поговорить.

Вздохнув, я села прямо и засунула руки в рукава куртки.

— Ладно, — произнесла я, немного приготовившись. — О чем ты хочешь поговорить?

Последовало молчание. Затем Ревик выдохнул, тихонько щёлкнув.

— Ты хочешь больше узнать о мифах? О том, кто ты?

Я нахмурилась, в этот раз почти невольно.

Несколько показавшихся долгими секунд я не отвечала ему. Затем, смирившись, я повернулась к нему лицом. Моё лицо залилось румянцем ещё до того, как я раскрыла рот.

— Как насчёт того, чтобы ради разнообразия поговорить о чем-нибудь настоящем? — помедлив, когда Ревик прищурился, я стиснула зубы. — Ты вообще собираешься рассказать мне, что случилось между нами той ночью? Ну знаешь… та штука, которую понимают все, кроме меня?

Последовало молчание.

Когда оно затянулось, я раздражённо выдохнула.

— Серьёзно, Ревик. Мы можем хоть раз не пудрить друг другу мозги? Просто скажи мне, что я сделала.

Он уже качал головой.

— Нет.

— Нет? — я ещё сильнее стиснула зубы. — В каком это смысле нет? Ты действительно не собираешься говорить мне, в чем дело?

Он повернулся, и его голос сделался таким же холодным, как и его глаза.

— В чем дело? — прорычал он. — О какой именно части ты говоришь, Элисон?

Я ошарашенно уставилась на него. Когда он не продолжил, моё удивление превратилось в изумление.

— О какой части? — переспросила я. — Как насчёт той части, где ты сказал всем ничего мне не объяснять? Как насчёт той части, где ты заставил всех своих подружек-шлюшек держать меня в неведении, что же, черт подери, я с тобой сделала? — когда он вздрогнул, а лицо его ожесточилось, я повысила голос. — Иисусе, Ревик. Просто скажи мне! Что? Что такого ужасного я с тобой сделала? Ты уже должен был понять, что я сделала это не нарочно!

Он снова покачал головой, зло щёлкнув языком.

— Я слишком устал для этого, Элли.

— Ты слишком устал для этого? Но ты хочешь всю ночь читать мне лекции о загадочных текстах видящих? Может, ещё немножко поучишь меня, как есть еду видящих?

Его глаза сделались холодными как лёд.

— Я слишком устал для этого, Элисон.

Несколько секунд я лишь смотрела на него.

Затем, осознав, что тоже слишком устала для этого, я вздохнула. Стиснув зубы, я ещё несколько секунд сидела и смотрела в стены невидящим взглядом. Почувствовав, как его враждебность рядом со мной усиливается, я отодвинулась подальше от него, усевшись на сложенное одеяло.

Наблюдая за мной, он провёл пальцами по своим черным волосам, пробурчав что-то на немецком.

Я уловила достаточно слов, чтобы вздрогнуть.

Я видела, что он заметил и пристально посмотрел на меня. Не нуждаясь ни в том, ни в другом, я подтянула к себе колени, положив лицо на скрещённые руки. Внезапно я почувствовала себя более усталой, чем могла вынести.

— Прости, — сказал Ревик.

Я подняла взгляд, затем тут же об этом пожалела. Он пристально смотрел на меня виноватым взглядом.

— Я не знал, что ты знаешь немецкий, — сказал он.

— На самом деле, не знаю, — в ответ на его молчание я вздохнула. — У меня как-то раз была соседка по комнате, родом из Штутгарта. Я выучила от неё несколько слов. Два из них, по случайности — «сопливая» и «сука», — я видела, как он вздрогнул, но притворилась, что не замечаю. — Она много спорила со своей девушкой.

Его кожа потемнела. Переплетя пальцы, Ревик кивнул, уставившись на свои ноги.

— Я приношу свои извинения.

— Забудь.

— Я не имел в виду…

— Да, имел. Я же сказала, забудь, — я положила лицо на скрещённые руки. — Я знаю, что ты стараешься. Получается у тебя отстойно, но ты стараешься.

Подумав ещё несколько секунд, я пожала плечами.

— Я тоже прошу прощения. Глупо было поднимать эту тему сейчас, — в ответ на его молчание я добавила: — Просто я неделями гадала об этом. Мика сказала, что ты заставил их пообещать, что они ничего мне не скажут. Она подумала, что ты, возможно, пытаешься заставить меня спросить у тебя прямо, — все ещё размышляя, я снова пожала плечами. — Ну я и спросила. Прямо.

Молчание затянулось.

— Ты хочешь знать больше о том, кто ты такая? — спросил Ревик.

Поморщившись, я покачала головой.

— Нет. Никаких рассказов о конце света. Пожалуйста, — я закрыла глаза, затем снова открыла, вспомнив, что мне нельзя спать.

— Элли, — позвал Ревик. Он подождал, пока я поверну голову. — Это не только для того, чтобы бодрствовать. Я хочу, чтобы мы поговорили. Я хочу… как-то это преодолеть.

Я подавленно кивнула.

— Окей.

Он нахмурил брови.

— Ты предпочла бы ссориться?

— Нет, — сказала я. — Я не хочу ссориться. Но я не понимаю, чем для нас будет лучше говорить о вещах, которые я могу прочесть в книгах. Это все равно что не говорить вовсе.

В ответ на его молчание я прикусила губу. Посмотрев ему в лицо, я снова вздохнула.

— Прости, — произнесла я. — Я понимаю, что ты стараешься. Я ценю это. Просто я очень устала. И эти рассказы о Мосте иногда вызывают у меня кошмары. Я не могу слушать это сейчас.

Ревик нахмурился.

— У тебя кошмары.

Я кивнула.

— Иногда.

Когда он в этот раз не нарушил молчание, я попыталась ещё раз.

— Слушай, — сказала я. — Вся эта история в Сиэтле, — я почувствовала, как Ревик напрягся, но все равно продолжила. — Я не стану заставлять тебя говорить об этом, ладно? Я просто хочу кое-что сказать. Ладно? Могу я просто сказать кое-что? Со своей точки зрения?

Когда я покосилась, его светлые глаза смотрели настороженно.

После показавшейся очень долгой паузы Ревик медленно кивнул, эта насторожённость по-прежнему не уходила из его взгляда.

— Ладно, ну так вот, — я выдохнула. — Я сожалею о ситуации с Кэт.

Ощутив злость, выплеснувшуюся из него ожесточённой волной, я стиснула зубы.

— Слушай, — произнесла я чуть резче. — Я не пытаюсь затащить тебя в какую-то дискуссию. Я просто хочу, чтобы ты знал — я не отдавала тебя ей, понятно? Я понятия не имела, что она воспримет это таким образом. Я сказала, что она может увидеть тебя. То есть, пойти в твою комнату и поговорить с тобой. И да, отчасти я таким образом избегала тебя и того, что, черт подери, между нами происходило. Но я думала, что буду избегать тебя час или около того, пока не соберу свои мозги с пола. Я не думала, что это так сильно тебя разозлит, что ты будешь избегать меня неделями.

Почувствовав, как к щекам приливает тепло, я попыталась найти слова для другой темы, настоящей причины, по которой держалась от него подальше. Я встретилась с ним взглядом.

— Я не предлагала тебя Кэт. Мне нужно, чтобы ты это услышал, — я поколебалась, всматриваясь в его глаза. — Ну, то есть, очевидно, что я облажалась. Я произнесла неправильные слова… я понимаю. И также очевидно, что я тебя оскорбила. Так что я прошу прощения. Я действительно сожалею, Ревик. Я этого не хотела. Вообще ни разу.

Последовало очередное молчание.

Видя, как выражение его лица становится чуть менее жёстким, я добавила:

— Теперь мы можем поговорить обо всем, что тебе хочется, — подождав секундочку, я попыталась ещё раз. — Даже на тему апокалипсиса, если ты на ней так зациклился. Мне нет необходимости беспокоиться о кошмарах сегодня, раз мы не будем спать, верно?

Ревик просто смотрел на меня. Затем он выдохнул, тихо щёлкнув языком.

— Спасибо, — произнёс он.

Я прикусила губу, затем пожала плечами, чувствуя, как заливаюсь румянцем.

— Прости, что не сказала этого раньше.

Он не ответил. Я смотрела, как он смотрит прямо перед собой, и по глазам видно было, что он задумался.

Спустя ещё мгновение Ревик посмотрел на меня, чуть поджав губы.

— Я тоже хочу тебе кое-что сказать, — произнёс он.

Я кивнула, слегка напрягшись.

— Ладно.

Он поднял взгляд на цементные стены маяка. Я видела, как его глаза помутились, затем сфокусировались, словно он подбирал разные способы выразить эту мысль. Повернувшись, он словно сдался.

— Я не трахал её, — сказал он. — Даже тем утром.

Я вздрогнула.

— Иисусе, Ревик.

— Я хотел, — сказал он. — Но не сделал этого.

— Ну супер, — отозвалась я, подавляя злость. — Молодец.

Он всматривался в моё лицо, затем провёл по своему лицу ладонью. Его акцент сделался заметнее.

— Нет причин смущаться. Видящие по натуре своей собственники. Я дал тебе повод. Хоть и не хотел, — подумав, он поправился: — Ну. Да, я хотел дать тебе повод.

Я уставилась в пол, перебирая его слова. Наконец, я покачала головой.

— Угу. Я все равно не спрашивала об этом, Ревик.

Он запихал остатки своего растительного буррито обратно в рюкзак. Он выглядел усталым, а теперь ещё и злым. Мне не должно быть до этого дела. С чего я вообще переживала по этому поводу? Сняв куртку, я скомкала её в импровизированную подушку и сунула под голову.

Я чувствовала на себе его пристальный взгляд, пока натягивала половину одеяла на своё тело.

— Элли, — произнёс Ревик. — Тебе нельзя спать.

— Я знаю.

— Завтра, — сказал он. — Может быть.

Я опустила голову на куртку. Я тоже злилась. Я не могла заставить себя отбросить это даже тогда, когда почувствовала, что он заметил и продолжает пристально смотреть на меня.

Не помогало и то, что по меньшей мере половина моей ярости происходила от недоумения, почти надоедливой неспособности понять его. Почему он рассказал эти вещи о своём детстве? Почему шахматы, если на то пошло? И почему он так уверен, что я хочу знать про него и Кэт?

Что он вообще имел в виду? Говоря, что он не трахал её, он имел в виду только соитие? Потому что это оставляло довольно широкий ассортимент промежуточных забав, образы которых с превеликим удовольствием подкидывал мой разум — особенно учитывая то, что Ревик ничуть не возражал против поглаживания члена и охотно засовывал язык ей в горло прямо у меня на глазах.

И опять-таки, какое мне вообще дело до этого, мать вашу?

Я услышала треск, шипение пластика и воздуха, затем звуки, с которыми он пил. Зашуршал рюкзак, затем его покрытые кожей плечи встретились с цементной стеной. Я закрыла глаза и снова открыла, вспомнив, что не могу спать.

— Можно мне пойти на улицу? — спросила я.

Ревик покачал головой, тихо щёлкнув.

— Нет.

— Тогда говори. Расскажи мне что-нибудь.

— Что?

— Что угодно, — ответила я. — Кто твой настоящий отец?

Он вздохнул, шевельнувшись так, что кожа куртки снова скрипнула.

— Мои биологические родители были убиты людьми, когда я был очень маленьким. Я их не помню.

Я прикрыла глаза, мысленно выругавшись, затем повернулась и посмотрела на него.

— Ревик. Прости…

— Я сам поднял эту тему, — он отмахнулся от меня. — Все хорошо, Элли.

Я наблюдала за его лицом, когда его разум, кажется, ушёл куда-то далеко.

— Ты действительно был нацистом? — спросила я.

Его глаза медленно повернулись в мою сторону.

— Да, — ответил он. — Ну. В том смысле, который подразумеваешь ты — да, был. В самом прямом смысле, то есть политическом… нет.

Я не знала, как продолжить с этого места.

— Ну и, — протянула я. — Как ты в итоге ушёл от них? От Шулеров, имею в виду. Что заставило тебя…

— Я не хочу об этом говорить, — отведя взгляд, Ревик пожал плечами. — Я все равно не помню большую часть того времени.

— В каком смысле не помнишь?

Он вздохнул, щёлкнув языком.

— Таково было условие моего возвращения. Часть моей памяти была конфискована, — в ответ на моё молчание он пожал плечами. — Полагаю, отчасти это чисто механический аспект. Я потерял часть просто потому, что отделился от сети. Часть относилась к сделке, которую Вэш заключил на мою жизнь. С Галейтом, лидером Шулеров, — его глаза не отрывались от его переплетённых пальцев. — Думаю, я знал кое-какие вещи. Вещи, память о которых Шулеры хотели у меня отнять.

Осознав, что уставилась на него, я моргнула и поджала губы.

— Конфискована? — переспросила я. — Сколько потеряно?

Его глаза сделались чуточку холоднее.

— Я не знаю. Я могу предположить, сложив даты с тем, что я помню, — его лицо разгладилось, принимая нейтральное выражение, и Ревик прочистил горло. — Очень странно, что ты видела что-то из того времени. Больше никто ничего не видел. Возможно, это как-то связано с тем, кто ты.

Он взглянул на меня, сохраняя нейтральный взгляд и тон голоса.

— Могу я спросить… сколько ты видела?

Супер. Я только вошла на ещё одно потенциальное минное поле.

Я предполагала, что он знал все, что я видела.

— Немного. Тебя и твою жену…

Он заметно вздрогнул.

Сглотнув, я пожала плечами и пошла на попятную.

— Я видела тебя в тюрьме, и того парня, Териана. Я также видела тебя в России, кажется. Что-то по поводу танков, застрявших в грязи. Кажется, ты был недоволен тем, как идёт война… — я умолкла, решив, что хотя бы эту часть безопасно озвучить. — Ты и какой-то парень говорили о том, кто поведёт эту часть фронта.

Глаза Ревика сделались спокойными, и он положил подбородок на руки.

— Сколько тебе лет? — спросила я, когда он не нарушил молчание. — Ты и тот парень, Териан — вы оба выглядите точно так же.

Ревик переплёл пальцы. На мгновение я увидела, как он снова задумался, словно обдумывая возможные ответы. Наконец, он пожал плечами.

— Я молод для видящего, — сказал он.

После долгой паузы он прислонился затылком к стене.

Прошла целая минута, и только тогда я осознала, что не получу другого ответа.

 

Глава 20

Убийство

Сегодня 12 мая.

Я восстановила этот кусочек информации из комментария Ревика о наших рейсах — а именно, когда мы приедем в Тайбэй по сравнению со временем отбытия из аэропорта Ванкувера. Я не слушала его на самом деле, когда он говорил об этом. Эта деталь дошла до меня тогда, когда я собиралась толкнуть дверь с белым треугольником, символизировавшим женскую юбку на двери уборной в закусочной, где мы остановились позавтракать.

Я встала там, застыв.

Мои глаза просияли при виде телефона-автомата, прикрученного в тёмном алькове справа от меня. Я моргнула, почти испытывая галлюцинации от утомления, затем обернулась, покосившись на спину Ревика, когда тот обмяк на красном виниловом диванчике.

Завершив движение руки, я вошла в уборную.

На обратном пути через несколько минут я заметила на пустом столике чёрный пластиковый поднос с канадскими монетками. Подхватив его, я скинула мелочь себе в ладошку, а поднос оставила на столе, даже не сбившись с шага.

Я скользнула на скрипучий диванчик напротив Ревика.

— Ты взял мне кофе? — спросила я.

Он кивнул.

За завтраком я пила кофе, а он только грел руки о свою чашку. Наша официантка вернулась, вновь наполнила наши кружки, затем задержалась, улыбнувшись Ревику.

— Хочешь что-нибудь ещё из еды, дорогой?

Он нахмурился, поднимая взгляд от меню.

— Нет. Уходите.

Женщина застыла, раскрыв рот. Я тоже уставилась на него, удивившись не меньше официантки, но в отличие от неё развеселившись. Захлопнув рот, она повернулась и ушла, забрав с собой кофейник. Я проводила её взглядом, затем заметила, что Ревик смотрит на меня.

Я проследила за его взглядом и уставилась на свои руки, методично рвущие бумажную салфетку. Я тут же оттолкнула её.

— Они ничего не могут с собой поделать, — сказал Ревик. Кажется, он хотел ободрить меня этими словами. — Мы оба будем некоторое время отвлекать окружающих. И людей тоже.

— Отвлекать окружающих? — я приподняла бровь. — Что ты имеешь в виду?

Он пожал плечами, поднося кружку с кофе к губам. Он отпил глоток темно-коричневой жидкости, затем поморщился, ставя кружку обратно на стол.

Я улыбнулась.

— Что? Забыл, что кофе тебе не нравится?

Он водил пальцем по керамической ручке кружки, слегка хмурясь.

Обернувшись на прилавок, я сказала:

— Что ж, теперь тебе лучше ничего не заказывать. Иногда они плюют в еду, знаешь ли, — когда он не посмотрел на меня, я попыталась ещё раз. — Как мы узнаем людей Уллисы? В аэропорту?

— Они узнают меня. Я, скорее всего, узнаю некоторых из них.

Я кивнула, слегка отреагировав на его слова. Поначалу я не понимала, что вызвало мою реакцию. Затем мои глаза проследили за мужчиной снаружи, наблюдая, как он смотрит на женщину, стоявшую на другой стороне улицы в тесной мини-юбке. Она улыбнулась ему темно-красными губами, и я осознала, что мои мысли возвращаются к Сиэтлу.

— То есть мы просто сядем на самолёт? — ровно спросила я.

— Да, — наблюдая за моим лицом, Ревик добавил уже мягче: — Здесь не о чем беспокоиться, Элли.

Услышав скрытый подтекст в его словах, я притворилась, что ничего не заметила.

Вместо этого я постаралась подумать о себе, о том, где я буду через несколько дней.

Во время нашей ночи без сна Ревик немножко рассказал мне о том, где мы приземлимся в России, и куда он намеревался доставить меня в Индии. По его рассказам Россия казалась интересной. Согласно его словам, та часть страны оставалась дикой, практически нетронутой. Мы, скорее всего, увидим диких животных, пока будем ехать на поезде: медведей, орлов, волков, лис. Я подумала о том, как моя мама восхищалась волками, и улыбнулась… затем нахмурилась, обернувшись через плечо на дверь уборной.

— Ладно, — я посмотрела на него. — Мне снова туда надо. Наверное, это все кофе.

Я видела, как его глаза смотрят в окно и останавливаются на той же женщине, которую я увидела несколькими секундами ранее. Его взгляд сделался резким и метнулся вниз, оценивая её.

— Ладно, — повторила я, оперлась ладонями на стол и встала. — Я сейчас вернусь.

Он не обернулся, когда я ушла.

Когда я посмотрела в его сторону, он все ещё глядел в окно. На моих глазах он сделал ещё один глоток тепловатого кофе и поморщился.

***

Я скользнула на деревянную скамейку под телефоном-автоматом и подняла трубку, забросив в щель все монеты, которые у меня были. Я испытала облегчение, что в Канаде вообще имелись телефоны-автоматы; не помню, когда в последний раз видела хоть один в Сан-Франциско, и тем более такой, который принимал мелочь.

Я набрала знакомый номер, повернувшись спиной к коридору.

Пошли гудки.

После паузы набор номера повторился.

— Ну давай же, — пробормотала я. — Бери трубку.

Щелчок ударил по ушам. Моё сердце воспарило…

Но только на время паузы, пока не включился доисторический автоответчик моей матери, проигрывая такое старое сообщение, что я помнила его со старших классов школы.

— Мы сейчас не дома, — голос моей матери пропел слова как маленькие колокольчики. — Так что пожа-а-а-алуйста, оставьте сообщение после сигнала… БИП! — она засмеялась. — Ха-ха, шучу! Вот сейчас будет!

— Дурочка, — пробурчала я по привычке.

Автоответчик издал сигнал.

***

Териан зачарованно уставился на металлическую коробку, стоявшую на кафельной поверхности стола.

Он не знал, что такие машины все ещё существовали.

Это все равно что смотреть на старую линотипную машину, или на рабочую катапульту с грудой камней, только и ждущих, когда ими запустят в стену замка. Телефон прекратил свой пронзительный звон и с дребезгом ожил. После изначального сообщения воцарилась тишина, но по белому шуму Териан понимал, что сообщение ещё не закончилось.

— Ха-ха, шучу! Вот сейчас будет…

Машина издала громкий, атональный сигнал.

Новое тело Териана, все ещё непривычное в мимолётных проблесках на зеркальных поверхностях, напряглось в предвкушении.

В конце концов, он знал, кто не звонил.

Раздался фоновый шум детских голосов, и он взглянул на экран телевизора. Маленькие личики прижались к, кажется, нелегальной камере, смеясь и восторженно крича, когда эта весёлая мелодия полилась с губ бантиком, испачканных белой и голубой глазурью.

— С днем рожде-е-е-енья тебя! С днем рожде-е-е-е-енья тебя! С днем рожде-е-е-енья, наша Эл…

— Мама? — раздался голос, паникующий, но тихий. — Мам, ты там? Возьми трубку! Пожалуйста, возьми трубку! У меня мало времени!

Териан моргнул.

Иногда в этом теле к нему приходили голоса. Они пели для него, как дети по ту сторону треснутого настенного монитора. Однако этот голос казался настоящим.

Мог ли он быть настоящим?

Пока Териан думал над этим, маленькая девочка вбежала в комнату — эта не была поймана в ловушку за стеклом, и не была галлюцинацией. Краска покрывала её маленькие ручки и заставляла тёмные волосы слипаться в колтуны. Её босые ножки торчали из-под порванного пурпурного платьица, оцарапанные и запачканные после игры. Липкие пальчики сжимали белого плюшевого кролика.

Плюшевая шёрстка окрасилась красным.

Териан замахал на неё, чтобы та вела себя тихо, и показал на устройство.

— Мам? — позвал голос из аппарата.

Девочка застыла, уставившись на коробку, стоявшую на столе.

Предвкушение скользнуло по коже Териана жидким жаром, объединяя его и девочку. Он не вообразил себе голос. Она прямо там, на другом конце линии. Он мог просто поднять трубку, поговорить с ней.

— Мам! Пожалуйста… возьми трубку!

В этом голосе звучала симфония. Физические отпечатки могли быть такими невероятно чарующими, словно пылинки, каждая из которых содержит отдельное слово. Териан подмигнул маленькой девочке, которая сделала ещё один шажок в сторону аппарата.

Он поднял руку, предостерегая её.

— Черт, — тоскливо произнёс голос. — Именно сейчас тебе понадобилось действительно выбраться из своей берлоги, — воцарилась очередная пауза. — Мам, слушай. Я не могу сказать тебе, где я. Я не мертва и не валяюсь в канаве. И я не чёртов террорист, понятно? Я с другом. Он помогает мне разобраться…

Улыбка Териана сделалась шире.

— …Я буду дома, как только смогу. Скажи Джону и Касс… ну, скажи им, что со мной все хорошо. И я скучаю по ним. Я люблю тебя, мам. Скажи им, что их я тоже люблю.

Териан широко улыбнулся, слушая подъёмы и спады в её голосе, когда её настроение сменялось от ободрения к страху и обратно. Она звонила, чтобы подбодрить свою мать, но она также надеялась ободриться сама. Териан снова усмехнулся.

Дигойз не знал, где она. В этом он уверен. Возможно, к этому времени она тоже узнала эффективные способы его отвлечь.

Стон у стены привлёк внимание обоих Терианов.

Красные линии и маленькие отпечатки рук змейками вились по обоям с изображением заката, испещряя его, как ржавчина металл. Всякий раз, когда два тела Териана делили физическую близость, они склонны были иметь общие черты. Док говорила, что конфигурация этой личности может быть креативной, и она не ошибалась. У основания той же стены послышался ещё один стон, вторя голосу, который все ещё доносился из автоответчика.

— …и мам? — голос поколебался. — Не впускай в дом незнакомцев, ладно?

Маленькая девочка захихикала. Белый плюшевый кролик подпрыгивал на её груди.

— Меня преследуют кое-какие люди, и… ну, будет лучше, если ты просто на время уедешь к бабуле. Или к тёте Кэрол. Пожалуйста? Просто сделай, как я…

Раздался щелчок. Голос внезапно оборвался.

Приподняв брови, Териан посмотрел на маленькую девочку.

Увидев пустой взгляд её глаз, он улыбнулся.

— Ты закончила? — ласково спросил он её.

Она подняла ладошки, прижимая зайчика к груди одной короткой ручонкой. Он понял её без слов.

— Краски больше нет? — сочувственно спросил он.

Она покачала головой, тряся своими темными кудряшками.

Териан цокнул языком, легко поднимаясь на ноги. Проследовав за ней обратно в другую комнату, он поднял рисовальную кисточку с края телевизионной стойки и пальцами убрал вылезшие волоски. Он протянул кисточку девочке.

— Давай посмотрим, что можно сделать, — пробормотал он.

Плавно присев на корточки, он осмотрел женщину. В зоне у его ног не раздалось ни звука, но один-единственный глаз смотрел на него с почти детским вниманием. Женщина захныкала, когда Териан коснулся её кожи. Глаз закрылся, оставив лицо пустым под волосами и краской.

Он проверил брючный ремень, который он использовал в качестве жгута.

Он подумывал его ослабить, затем вместо этого вытащил из заднего кармана складной нож и посмотрел на варианты среди изрезанной кожи. На обеих руках уже имелись жгуты, на обеих ногах. Очевидные варианты исключались; чрезмерное использование любого из них положит конец сердцебиению. Он схватил клок её волос, тихо заговорив с ней.

Она уже отдала так много.

Маленькая девочка заегозила.

— Краска! — завизжала она. — Краска!

— Успокойся, милая, — пробормотал он.

Женщина застонала, когда он полоснул её по скальпу. Глаз распахнулся, и она постаралась дышать, когда боль пронеслась за её ресницами, заставляя её моргать и хрипеть как напуганный ребёнок.

— Ш-ш-ш-ш, — произнёс он. — Ш-ш-ш…

Маленькая девочка скакала на месте.

Он выпрямился, наблюдая, как она макает металлическую кисточку в новую лужицу, одной пухлой ручкой опирается для равновесия на лоб женщины, а потом возит кисточкой по стене, оставляя мазки прерывистых красных линий. Время от времени она оборачивалась к нему, показывая ту или иную часть рисунка.

— Хорошо, — одобрительно отзывался он. — Да, очень хорошая работа… очень хорошая. Выглядит совсем как твой зайчик… да.

Маленькая девочка просияла, её глаза озарились.

***

Я стиснула трубку. Что-то не так.

Я не могла дышать.

Боль не походила на ту, что я чувствовала в Сиэтле. Это нечто другое.

Холодный пот проступил на моей коже. От какого-то жидкого ужаса становилось тяжело дышать. Я ощущала тошноту, отвращение. Это все равно что наблюдать, как кто-то раздавливает ногой гниющий труп.

— …и мам? — я с трудом сглотнула. — Не впускай в дом незнакомцев, ладно? Меня преследуют кое-какие люди, и… ну, будет лучше, если ты просто на время уедешь к бабуле. Или к тёте Кэрол. Пожалуйста? Просто сделай, как я…

Перед моим лицом протянулась рука, нажав на серебристый язычок телефона.

Я обернулась назад и вверх, все ещё держа трубку.

Там стоял Ревик. Его лицо казалось пустым — пока я не увидела его глаза.

Он рукой показал мне встать. Когда я поколебалась, он схватил меня за локоть, рывком поднимая на ноги. Он потащил меня по коридору. Тошнотворное ощущение в моем животе никуда не делось; если на то пошло, оно лишь усиливалось, пока мне не стало все равно, насколько злится Ревик.

Он вывел меня через стеклянные двери закусочной на улицу. Солнце холодно отражалось от окон высотных зданий. Оно слепило меня, усиливая тошноту. Я расставила ноги шире, когда Ревик остановился.

Все ещё держа меня за руку, он вытащил мобильный телефон, нажал одну-единственную кнопку.

Его сообщение для ответившего было кратким.

— Да, — сказал он. — Нам это понадобится.

Он захлопнул телефон, вытащил батарейку и выкинул все в ближайший мусорный контейнер — так сильно, что бак завибрировал. Дёрнув меня за руку поближе, Ревик повернулся, чтобы заговорить, затем остановился и посмотрел мне прямо в лицо.

Злость в его глазах померкла.

— Что? — спросил он. — Что такое?

Я попыталась ответить.

— Что, Элли? — его голос зазвучал резче, но он больше не казался злым на меня. — Что происходит? Что с тобой не так?

Мой живот сделал кульбит. Я отвернулась от него, густой жижей выблевав кофе и куски пирожного на тротуар. Мимо нас проходила семья, направляясь в закусочную, и один из детей издал громкий вопль отвращения.

— Фуууу! Мам, ту леди тошнит!

Меня вырвало ещё раз, я согнулась пополам. Я и не думала о движении или о том, чтобы хотя бы наметиться в растение в горшке на цементном тротуаре. Ревик бесстрастно стоял рядом, держа меня за руку и сканируя взглядом улицу. Меня вырвало в третий раз, я тяжело хрипела. Когда начало казаться, что все закончилось, я вытерла губы тыльной стороной ладони.

Ревик прочистил горло.

— Ты закончила?

— Думаю, да.

Сплюнув излишки слюны, я зажала нос костяшками пальцев, когда до меня дошла вонь желудочного сока и кофе.

— Тебе нужно в уборную, — сказал он, и это не было вопросом. Он выдохнул. — Я подожду. Но недолго, Элли.

— Я должна была позвонить ей.

Его голос превратился в рычание.

— И ты выбрала самый тупой способ из возможных? Ты могла бы попросить меня!

— Я тебя просила! Ты сказал «нет»!

— Это было недели назад! Почему здесь, Элли? Почему сейчас?

— Мой бл*дский отец умер сегодня, понятно?

Он открыл рот, чтобы ответить — затем его лицо опустело.

Я отвернулась, покосившись на пару, которая таращилась на нас от входа в ресторан. Посмотрев мне в глаза, женщина поколебалась, сжимая свою куртку у горла. Супер. Мы с Ревиком только что стали пьяной парочкой, склонной к домашнему насилию. Я попыталась ободряюще улыбнуться ей, потерявшись в широко раскрытых, обеспокоенных глазах женщины.

Когда я посмотрела обратно на Ревика, он уставился на меня так, будто я выжила из ума.

— Элли, ты осознаешь, что трубку мог взять кто угодно?

— Я не была в… — я вспомнила, что мы находились на публике. — Я не была в том другом месте.

— Это неважно! Ты могла привести их прямиком к ней. Если они уже не были там!

— С моей мамой? — взвизгнула я. — Ну замечательно, Ревик! Ты сказал, что обеспечишь её безопасность!

— Ты думаешь, что помогаешь ей? — он шагнул ближе, понижая голос до хриплого шёпота. — Я слышал твои слова, Элли. Ты с таким же успехом могла сказать им использовать её, чтобы добраться до тебя.

Кажется, он хотел сказать больше, затем прикусил язык, добавив:

— …И ты позволила записать свой голос. Ты представляешь, что значит иметь свежую запись цели? Для разведчика это все равно что… подарок! Как минимум они могли отследить звонок. В каждом правоохранительном органе есть Шулеры. В СКАРБе — ещё больше, чем в любом другом.

— Я была на линии недостаточно долго для отслеживания.

Он уставился на меня с открытым неверием, затем отвёл взгляд, заставив себя посмотреть на закусочную. Его подбородок напрягся.

— Мне пойти с тобой? — спросил он.

Я покачала головой.

— Нет. Я вернусь. Потом можешь поорать на меня всласть.

Ревик отпустил мою руку так внезапно, что я потеряла равновесие.

Я протолкнулась обратно через двойные стеклянные двери.

Наша сцена не осталась незамеченной внутри закусочной; персонал и посетители сторонились меня, пока я, спотыкаясь, шла мимо стойки кассира. Я удалилась в уборную. Мои пальцы ухватились за шишковидные краники и включили холодную воду на полную. Из-за протезов я не могла сунуть все лицо в раковину, как мне хотелось.

Вместо этого я зачерпнула воду ладошкой к губам, прополоскав рот, затем промокнув лоб.

Я проверила своё отражение в зеркале. Лицо выглядело таким же. Все ещё не моим.

Когда я вышла, Ревик ждал меня, но по другую сторону от двери, подальше от моей блевотины.

— Готова? — его голос оставался холодным.

— Да.

— Ты собираешься рассказать мне, что случилось?

— Ты меня слышал. Я сказала, что жива и нахожусь с другом. Ничего такого, чего они ещё не знали бы.

Ревик уставился в цемент, держа руки на бёдрах.

Когда я не продолжила, он повернулся и зашагал в сторону порта, миновав припаркованный мотоцикл и даже не замедлившись. Я последовала за ним на некотором расстоянии. Впереди стеклянные здания заслоняли мне вид на воду, но я мельком заметила белый комплекс, отделанный чем-то вроде палаток-парусов.

На следующем красном сигнале светофора я осторожно подошла к Ревику сбоку.

— Разве мы не едем в аэропорт? — спросила я.

— Нет, — сказал он. — Мы уже не летим на самолёте, — он посмотрел на меня, и его голос сочился раздражением. — Ты так и не станешь мне говорить? Ты сказала, что никто не поднял трубку. Ты не была в Барьере. Так что это такое?

— Я не знаю.

— Но ты что-то почувствовала?

Я поколебалась, затем кивнула.

— Что? — спросил Ревик.

Я начала отвечать, но во мне поднялось холодное чувство, заставив меня вновь втянуть воздух.

— Я не знаю, — сказала я. — Правда, не знаю.

Когда я больше ничего не сказала, Ревик засунул руки в карманы и зашагал, как только светофор сменился. Я последовала за ним, отставая на несколько шагов. Затем это чувство нахлынуло по-настоящему, и внезапно я осознала.

Я знала.

Она мертва. Моя мама мертва.

Посреди улицы все вокруг меня посерело. Я упала прежде, чем осознала, что проблема не во внезапном затмении солнца тяжёлыми облаками.

Дело во мне.

 

Глава 21

Ревик

Когда я вновь открыла глаза, машины громко сигналили, словно всюду вокруг меня срабатывали сигналы тревоги. Я не знала, где нахожусь.

Силуэты людей смотрели на меня пустыми лицами. Я не знала никого из них.

Я услышала знакомый голос…

— Элли! ЭЛЛИ!

Появилось лицо Ревика. Его глаза, широко раскрытые от паники, поразили меня.

Он попытался поднять меня на ноги, затем просунул руки под мои колени и плечи. Он прижал меня к груди, бормоча на ухо.

— Оставайся в сознании… пожалуйста, детка. Пожалуйста. Не засыпай.

Я думала, что у меня галлюцинации. Мой голос, кажется, доносился очень издалека.

— Я здесь, — произнесла я. — Я все ещё здесь.

Я разрыдалась.

Он уставился на меня, затем вокруг, на собиравшуюся толпу.

Я все ещё лежала посреди улицы, так что он крепче сжал меня и поднял. Помедлив, чтобы перехватиться поудобнее, он зашагал быстрыми широкими шагами. Он пронёс меня через улицу и половину квартала прежде, чем снова заговорить.

— Ты можешь идти? — спросил он. — Мы привлекаем внимание.

Я кивнула. Ревик остановился и поставил меня на ноги, затем потянулся назад, чтобы разжать мои пальцы на его шее. Встав там, я вытерла лицо. Мои ноги дрожали.

— Нам нужно войти в комплекс, — сказал он едва слышно. — Найти людей 'Ллисы.

Его глаза сканировали лица.

Некоторые задерживались, чтобы с любопытством посмотреть на меня, пока не натыкались на Ревика и не бледнели при виде его выражения.

— Хотелось бы мне, чтобы ты не была такой заметной для людей, — произнёс он, все ещё бормоча. — Это не просто… — он взглянул на меня, краснея. — …Мы, — я вздрогнула от интенсивности в его голосе. Он думал вслух, заполнял паузу, но эмоция казалась настоящей. — Как кровь на белой простыне. Они замечают тебя, затем выдумывают причину, почему. Даже с тем бл*дским таможенником. Ты не просто флиртовала с ним. Ты позволила ему заметить тебя…

Он жёстко посмотрел на меня.

— На корабле ты должна держаться вне поля зрения! Я серьёзно, Элли. Пожалуйста. Пожалуйста, сделай так, как я говорю. Я тебя умоляю.

Я уставилась на него, слыша, как его акцент становится сильнее, и недоумевая из-за того, что видела на его лице. Затем его слова отложились в сознании.

— На корабле, — тупо повторила я. — Ты сказал, на корабле?

— Да, — он смотрел, как я вытираю глаза, и его акцент все ещё звучал сильнее обычного. — Теперь, когда ты испоганила нашу маскировку, нам нужна конструкция. Самолёт недостаточно крупный. Для конструкции нужна масса, вес. Чтобы установить её, нужно время. Люди Уллисы подготовили одну в качестве запасного варианта.

Я кивнула.

Ревик ещё несколько секунд стоял там, словно не зная, что со мной делать. Затем он сжал мою руку, наполовину таща меня по тротуару, который вёл к комплексу под тентом.

Когда мы остановились в конце очереди для посетителей, его рука обвила мою талию. Я не чувствовала в этом жесте привязанности. Вместо этого от его в меня сочился какой-то озлобленный контроль, пока Ревик крепко прижимал меня к себе — словно он пытался сдержать меня каким-то образом, а может, сделать меня невидимой.

Наверное, мне стоило возразить.

Однако в тот момент я не возражала.

***

И вновь Ревик чувствовал себя потерянным.

Они стояли в конце очереди к киоскам для посетителей, и он все ещё не видел людей Уллисы.

Но не это его беспокоило, нет.

Его органы чувств оставались настороже, пальцы нащупывали пистолет, спрятанный в боковой кобуре под курткой. Это был Глок 18, запрещённый к ношению гражданскими даже в Соединённых Штатах; одно лишь ношение его здесь грозило тюремным сроком, но против видящих ему нужен был полный автомат.

Её рука, сжимавшая его ладонь, мешала быстро добраться до оружия, но Ревик не отпускал её по причинам, которых даже он сам не понимал.

Увидев ряд металлоискателей, он смирился с тем фактом, что возможно, придётся избавиться от оружия или рискнуть надавить на охранника, чтобы пройти мимо. Он приметил мусорную корзину возле изгиба очереди и решил, что первый вариант безопаснее.

Он не желал делать это, пока не идентифицировал команду охранников и не убедился, что не придётся бежать вместе с ней. Однако вдоль очереди он не видел больше ни одной мусорной корзины, так что, возможно, у него не было выбора.

Толпа сгущалась, пока они вливались в основную очередь, ведущую к охране и таможне.

Он взглянул на Мост, увидел, как она смотрит на рекламные экраны, которые висели над очередями из людей. В её глазах отражалось какое-то смутное недоумение, пока она смотрела на ряд изображений дикой природы Аляски. Под этим колебалось горе, и до него вновь дошло, что он должен доставить её на борт, найти охранников прежде, чем она оправится от шока и вновь утратит контроль над своим светом.

Ему нужно завести её в конструкцию прежде, чем это случится.

Когда он подумал, пятеро созданий появились вокруг него на мостках.

Различными способами каждое из них заставило его заметить их присутствие.

Вопреки их расслабленным позам, каждое каким-то образом отрезало его от верёвочных ограждений, ведущих к охране. Ревик почувствовал, что их движения кажутся едиными — почти идеальная синхронизация явно не была человеческой.

Он потянулся к глоку другой рукой, но самая ближняя к нему женщина тут же покачала головой, и он осознал, что знает её.

Расслабив пальцы, Ревик раскрыл ладонь, чтобы жестом показать свой вопрос.

«Мы внутри конструкции?»

Она ответила ему своим сознанием.

«Да, брат. Мы организовали вам возможность иначе подняться на борт».

Она кивнула на его пальцы, показывая на пистолет.

Ревик испытал облегчение, что они позволили ему сохранить оружие. Последовав за ней в сторону от очереди, к боковому проходу, он осознал, что двое из охранников Семёрки были одеты в униформу Национальной Безопасности Соединённых Штатов.

Когда Ревик в следующий раз повернулся к женщине-охотнице, Чандрэ, он поймал её за тем, что она изучает свет Элли, и слегка завуалированное любопытство светится в её собственных структурах.

Он почувствовал, как напрягается его подбородок, но знал, что это естественно.

Они будут испытывать к ней интерес. И все же он предпочёл бы иметь несколько минут передышки до того, как ему придётся побороть ещё больше реакций на её свет, будь то человек или видящий.

Он продолжал настороженно наблюдать за Чандрэ, когда разведчица заметно опешила.

Она переводила взгляд между ними, её тёмные глаза широко раскрылись, когда она подтвердила увиденное над их головами.

Ревик послал волну раздражения, и красноватые глаза женщины посмотрели на него.

«Следи за манерами, Чандрэ».

«Прости, брат… эм, сэр. Они нам не сказали».

«Немного конфиденциальности не помешало бы».

Женщина поклонилась. «Конечно, сэр. И мои поздравления».

Ревик один раз кивнул. Он окинул взглядом её отряд. В этот раз он увидел ещё двоих вдобавок к изначальным пятерым, которые показали себя ему на мостках.

«Разве семеро не вызовут подозрений? — он ожидал четверых. Максимум пятерых. — Насколько велик ваш состав?»

Чандрэ выгнула бровь.

«Это огромный корабль, сэр. Вы даже не заметите нашего присутствия».

Услышав подтекст в её нарочито неправильной трактовке его слов, Ревик наградил её взглядом, который явно говорил, что его это не веселит.

Он повёл Мост с собой, проходя мимо Чандрэ и ещё одного улыбающегося видящего, затем обернулся посмотреть, заметила ли Элли их обмен репликами. Её взгляд пробежался по остальным охранникам перед тем, как остановиться на темнокожей Чандрэ. Не отрывая слегка остекленевшего и отсутствующего взгляда, она подошла ближе к нему и врезалась в его бок на ходу.

По её лицу и свету Ревик знал, что она пребывает в шоке.

Логично, что её свет влекло к нему, как к самому безопасному варианту здесь, но лёгкость, с которой отреагировал его собственный свет, заставила Ревика вновь напрячься.

В какой-то мере он даже понимал её реакцию на Чандрэ. Наружность Сарки из Восточной Индии полностью соответствовала тому, чем она являлась — высокооплачиваемая разведчица. Вопреки красноватому оттенку глаз в её взгляде сохранялась холодная нотка, словно она оценивала все объекты с расстояния.

На Элли она тоже смотрела так.

В то же мгновение Ревик осознал, что Чандрэ уже ввели в курс дела данной непредвиденной ситуации. Затем у него в голове щёлкнуло.

Они уже не доверяли ему сделать все самостоятельно.

Его фактически сняли с задания.

При осмотре по сторонам ещё один кусочек мозаики встал на место. Присутствие такого большого количества Охраны — часть этого сообщения; им нужно достаточно видящих, чтобы устранить его, если он попытается помешать им.

Встретившись взглядом с Чандрэ, Ревик осознал, что за её темно-красными глазами читались те же мысли.

Его пальцы крепче сжали руку Элли, когда они дошли до маленького стола, где один таможенник осмотрел их документы, затем махнул им проходить. По глазам мужчины Ревик видел, что тот был человеком, и на него основательно надавили, чтобы он поверил в какую-то ложь. Та же история с женщиной, которая с улыбкой увела их прочь от обязательного фотографирования на фоне, куда провожали всех пассажиров из общей очереди. Два фотографа пританцовывали на месте, пытаясь заставить людей улыбнуться и настроить пассажиров круиза на отдых.

— Ну же! — услышал Ревик визг одного из фотографов. — Покажите нам веселящиеся лица, все-все! Вот так! Уже лучше!

— Если вам что-то понадобится, сэр, — вежливо сказала Чандрэ по-английски, когда они приблизились к трапу и очереди людей, поднимавшихся на борт. — Вам нужно сказать лишь слово. Конечно, мы ожидаем, что вы ограничите свои передвижения на корабле.

Ревик взглянул на Элли и увидел, что та напряжённо слушает разведчицу.

Он чертовски надеялся, что Чандрэ не отпустит шуточки о том…

— Мы выкупили весь коридор, — продолжала она все таким же гладким вежливым тоном. — И внедрили кое-какие модификации для вашего комфорта. Вас ознакомят с правилами, как только мы тронемся в путь. Одежду и еду уже послали в ваши каюты, а также тренировочные материалы для Элисон. От вас не будут ожидать соблюдения распорядка корабля.

— Хотите сказать, я не могу покидать комнату, — пробормотала Элли.

Ревик снова взглянул на неё.

Чандрэ слабо улыбнулась, приподнимая бровь.

— Верно, Высокочтимый Мост… для тебя, по крайней мере. Дигойз может выходить при условии, что он следует правилам конструкции и уведомит о входе и выходе одного из нашей команды, — она улыбнулась. — Вэш подозревает, что у него может возникнуть искушение нарушить правила, если мы слишком его ограничим. Но возможно, он сможет тайком протащить все, что тебе может понадобиться, Высокочтимый Мост? Все, о чем ты не пожелаешь просить нас…?

Ревик бросил на Элли очередной беглый взгляд.

Она изучала разведчицу слегка настороженным взглядом.

Он мельком заметил там проблеск того древнего взгляда и почувствовал, что вновь реагирует на неё. Она воплощала собой бл*дский парадокс; это чертовски раздражало его. Она едва не навлекла смерть на них обоих столько же раз, сколько она спасла ему жизнь. Он уже заметил, что иначе реагировал на эту более интенсивную её часть, даже до Сиэтла.

К сожалению, теперь эти реакции сделались значительно хуже.

Более того, Вэш предостерёг его.

Пожилой видящий сказал, что она будет видеть вещи иначе, что она будет действовать в манере, которая покажется импульсивной, противоречащей здравому смыслу — даже глупой. Он сказал, что Ревику придётся довериться ей, даже когда эти поступки будут казаться иррациональными. Или опасными.

Осознав, что все ещё сдавливает её пальцы, Ревик разжал хватку, жестом показывая Чандрэ, что они поняли.

Мгновение спустя он отвёл их в сторону, направляясь вверх по скату, ведущему к трапу, где ограниченный бархатными канатами коридор примыкал к очереди других пассажиров. Он вошёл в толпу, сгущавшуюся в проходе, перед тем, как снова посмотреть на Элли.

Наклонившись так, чтобы его не подслушали, Ревик сжал её руку.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Кто они? — её глаза продолжали следить за видящими, которые рассредоточились перед ними. Каждый из разведчиков затесался в толпу, но глаза Элли среди всех лиц нашли Чандрэ. Она следила за действиями охотницы в толпе с такой лёгкостью, которая немного нервировала Ревика.

— Друзья, — сказал он. — Люди Уллисы.

Она подняла взгляд. Её глаза все ещё светились тем слабым светом, казались ещё зеленее из-за контактных линз, и шепоток боли пронзил его грудь.

Бл*дь.

— Ты не вёл себя так, будто они друзья, — сказала она.

Он пожал плечами, усилием воли отводя взгляд.

— Ты им любопытна, — он поколебался. — Не разговаривай с ними, Элли. Держись от них подальше.

— Ты только что сказал, что они друзья.

— Я только имел в виду… не отвлекай их от работы.

— Она назвала тебя «сэр»?

Его лицо залило теплом. Её внимание к деталям начинало немного нервировать Ревика.

— Да.

— Мы теперь в армии?

— Нет, — он растерянно посмотрел ей в лицо. — Мы поговорим об этом потом. Когда поспим, Элли.

Она отрешённо кивнула, явно услышав часть про сон и ничего больше.

Ревик поколебался, обернувшись через плечо на Чандрэ. Ему нужно было, чтобы они как можно скорее связались с разведывательной командой в Сан-Франциско. Когда он посмотрел на охотницу, он увидел, как она кивает и жестами показывает, что они уже поручили это кому-то.

Очевидно, Чандрэ посмотрела не только на конструкцию в свете Элли, которая связывала его с ним.

«Мы получим новости в течение часа, сэр».

Ревик жестом показал сообщить это ему одному.

Он дождался, пока Чандрэ жестом покажет согласие, но заметил оценивающий взгляд, которым она наградила его после этой просьбы.

Он снова покосился на Элли. Он подозревал, что ей уже известно о случившемся в Сан-Франциско. И все же по собственному опыту он понимал, что знать и знать — это две разные вещи. Он не хотел, чтобы она получала подтверждение о смерти дорогого ей человека в виде бесстрастного отчёта разведчика, который воспринимал её семью как случайные человеческие потери.

Он продолжал наблюдать за лицом Моста, пока она смотрела на высокие стены корабля, и пытался не реагировать на охранников, наблюдающих за тем, как он на неё смотрит, или на её близость, которая снова влияла на него, и этот эффект наверняка был заметен в его свете.

Ревик вынужден был напомнить себе, что она пробудилась всего несколько недель назад и все ещё не понимала, чем она отличалась. Он вынужден был напомнить себе и о том, что она понятия не имела, что на самом деле происходит с ними двоими.

Возможно, не позволять Уллисе и остальным объяснить ей все в Сиэтле было ошибкой.

Он все ещё наблюдал за её лицом, когда она прислонилась к его руке, открыто соединяя свой свет с его светом. Втянув воздух, Ревик закрыл свой свет, рефлексивно обернувшись на наблюдавших за ними видящих. Он увидел, как многие из них улыбаются, и перевёл взгляд на белый корпус корабля.

Шаркающими шагами переставляя ноги вместе с остальной толпой, Ревик мечтал, чтобы очередь продвигалась побыстрее.

 

Глава 22

Горе

Волк несётся через тундру, его язык пробегается по черным губам, тело вытягивается ритмичными волнами. Он растягивается в полную длину и сокращается обратно, вытягивает лапы так, что ни одна не касается земли. В его глазах мелькает безумие, радость в его лапах взбивает снег ровными вспышками пыли. Он бежит к темной, высокой фигуре, маячащей среди белой равнины.

Я кричу, мой голос уносит ветром.

Мужчина не поворачивается. Он слишком далеко.

Он меня не слышит.

Рассветные цвета окрашивают небо. Тёмная фигура горит вдалеке, наполняя бледную синеву завитками дыма — словно чернила выпустили в океан. Моя грудь ощущается так, словно кто-то вгоняет туда нож для колки льда, снова и снова наносят удар, разрывая саму сердцевину нежного света.

Это ощущается хуже самой смерти.

Я проснулась с толчком. Несколько показавшихся долгими секунд я могла лишь лежать там, хватая ртом воздух. В моей голове волк разрывает мужчину, выедая сердце из его груди.

Моё дыхание перехватило…

Затем кто-то пошевелился.

На моей талии сжалась рука. Тёплый вес прижимал меня к чему-то мягкому. Я посмотрела вниз, уставившись на руку; понадобилось ещё несколько мгновений, чтобы я узнала худые черты, красивые черные волосы, длинные пальцы. Мои глаза сосредоточились на серебряном кольце, которое он носил на мизинце. Я чувствовала, как его грудь прижимается к моей спине, пальцы легонько сжимают мою рубашку.

Затем я вспомнила.

Горе навалилось без предупреждения, с такой глубиной и интенсивностью, которых я никак не могла избежать. Прошло несколько дней, но это все ещё не давало мне забыть, не давало вытолкнуть эту мысль из головы дольше, чем на минуты, даже секунды.

Все умножалось, труднее поддавалось контролю.

Ревик сказал мне, что это нормально, что это часть «пробуждения», которое я испытываю, будучи видящей. Видящие чувствуют больше, сказал он. Они более иррациональны, более нестабильны в плане эмоций.

Я так долго жила среди людей, что научилась адаптироваться, но моя натура видящей пробуждалась. Я менялась.

Однако знание ничуть не помогало. Знание, что это нормально — это ощущение, будто меня неоднократно ранят в грудь — ничуть не облегчало боль.

Я не могла поговорить со своим братом. Я не могла пойти на её похороны.

Она просто умерла.

Даже больше чем папа, она просто исчезла из моей жизни. Навсегда.

И это моя вина. Удочерение меня обрекло её на такую судьбу.

Ревик услышал эти мои мысли. Он сказал, что я ошибаюсь.

Он не углублялся в пояснения, хотя некоторые другие видящие пытались. Один сказал мне, что у меня есть большое предназначение, и что жертва моей матери благородна, что быть в моей жизни — честь для неё.

Я ударила его по лицу. Наверное, я ударила бы его вновь, но Ревик оттащил меня назад, затем отвёл обратно в нашу каюту. Я знала, что они хотели как лучше. Но я испытывала почти агрессивную реакцию на всех видящих, проигрывая в мыслях его слова, словно мёртвую запись.

Ревик рассказал мне, как это случилось.

Он ничего не смягчал. Он вообще не пытался подсластить пилюлю. Он выложил все, слово в слово, наблюдая за моими глазами, пока говорил.

Я помнила все, что он сказал.

«Нашли её в доме. Она была мертва несколько часов, Элли. Потеряла большую часть своей крови».

Позади меня его рука сжалась, затем скользнула вверх, обвиваясь вокруг меня во всю длину. Его пальцы обхватили моё плечо, уютно прижимая мою спину к его груди.

Его ментальный голос звучал мягко, пока он переводил сообщение разведывательной команды в Сан-Франциско, не выбрасывая ничего, не приукрашивая. Пока он говорил, я видела и слышала, что они нашли, пока проходили по маминому дому, словно тени среди полицейских Сан-Франциско.

Образы сопутствовали его словам. Глаза моей матери смотрели вверх, она лежала у телевизора под участком стены, измазанным её кровью. Там выделялся отпечаток детской ручки, маленький и невинный, как контур рисунка индюшки ко дню Благодарения, сделанный в детском саду.

Кто-то ел сэндвич и оставил коробку на старой тарелке Джона с Трансформерами — на низком журнальном столике возле тела, а также наполовину полный стакан молока. В спальне присутствовали следы борьбы — простыни наполовину свалены на пол, лампа разбита.

Копы сфотографировали тёмное пятно на ковре у лампы.

Они сфотографировали другой отпечаток ржавого цвета на двери холодильника — этот был взрослого размера. Они сфотографировали тело со всех возможных углов, затем упаковали его в пакет, как мусор, который мама всегда забывала вынести к обочине.

Я чувствовала на Ревике груз вины, пока он продолжал беспощадно излагать детали.

Однако я не винила его. Безопасность моей мамы никак не могла быть его приоритетом.

Она должна была быть моим приоритетом.

Новостные СМИ придерживались того же мнения. В течение часа новостные программы начали обвинять меня в матереубийстве, заявляя, что я связалась с видящими-террористами, действующими против homo sapiens. На ток-шоу они спорили о том, то ли мне промыли мозги, заставив сотрудничать, то ли я вообще все это спланировала сама. Полиция утверждала, что у них есть ДНК-доказательство, что я совершила само убийство, а также улики того, что мужчина-видящий (или даже несколько) произвёл семяизвержение на постель моей матери, пока моя мать умирала.

Последнюю деталь, как сказал Ревик, нарочно придумали, чтобы разжечь ненависть общественности.

Но от этого ничуть не проще было слышать все эти вещи.

В ту первую ночь мы часами сидели на диванчике в маленькой каюте корабля. Он отвёл меня туда перед тем, как все рассказать.

Усадив меня, он аккуратно снял протезы с моего лица, один за другим выбросил их в маленькую мусорную корзину, пока я наблюдала за его действиями. Он показал мне снять контактные линзы. Как только я подчинилась, он и их выбросил.

Затем он привлёк меня к себе и прижал к груди, словно сдерживая нечто, что могло взорваться наружу, заляпав стены каюты, обои с ракушками и безвкусные картины. После того, как он получил первоначальные отчёты от Чандрэ — невысокой, мускулистой женщины-видящей с черными косичками и страшными красноватыми глазами, которая командовала Охраной корабля — я все ещё не могла плакать. Я понятия не имела, то ли он меня одурманил, то ли использовал свой свет, чтобы положить конец моей бессоннице, но в итоге я заснула.

Это было несколько дней назад.

За это время круизное судно причаливало как минимум один раз, позволяя человеческим туристам сходить на береговые экскурсии, съездить и посмотреть деревянные тотемные столбы, вырезанные в форме духов орлов и медведей, а также попробовать печёного лосося с настоящими коренными индейцами.

Ревик усадил меня перед медиа-плеером с пультом, меню обслуживания номеров и списком платных каналов. Я апатично пролистала их перед тем, как остановиться на непримечательной комедии с говорящей собакой и двумя подростками, которые делали… ну что-то там делали.

Теперь снаружи вновь стемнело.

Я слышала звук воды, рассекаемой носом корабля и проплывавшей мимо нашей каюты. Стеклянная дверь на балкончик была открыта, над её проёмом светилась одна-единственная оранжевая лампочка, освещавшая полный брызг ветер.

Я заметила, что Ревику не нравились замкнутые пространства, особенно когда он спал. Воздух всегда должен поступать откуда-нибудь, и неважно, насколько он холодный. Той ночью, вернувшись с очередной вылазки за пределы каюты, он вновь сидел со мной.

Спустя, казалось, часы, в течение которых мы вместе устроились на диване, он встал, потянулся и оставил меня сидеть на краю, как куклу. Он прошёлся по шкафчикам, обшарив ящики и встроенные отделения вдоль изогнутых стен, и даже в ванной.

Я понятия не имела, что он искал, пока он не вернулся с бутылкой водки и пистолетом.

Я расхохоталась в голос.

Он бросил в мою сторону недоумевающий взгляд, пока я не показала ему жестом передать водку, что он неохотно и сделал. Забрав бутылку обратно, когда я начала открывать её пальцами, он налил мне стопку и посмотрел, как я выпиваю её залпом. Он налил мне ещё одну, и пока я её выпивала, бутылка быстренько исчезла. Я не видела, куда он её спрятал, хотя я наблюдала за ним, пытаясь побороть головокружение от алкоголя, будучи настолько усталой, что не держалась на ногах — хотя за весь день я почти не шевелилась и отчаянно хотела в туалет.

Взяв меня за руку, он поднял меня на ноги.

Открыв несколько ящиков, он вытащил майку, нижнее белье и спортивные штаны, в которые я теперь была одета, отвёл меня в ванную и положил одежду на раковину.

Увидев, что он собирается заговорить и сказать что-то, наверняка наполненное большим смыслом, чем я сейчас могла переварить, я показала на одежду.

— Это моя? — я действительно узнала майку.

Он кивнул.

— Уллиса об этом позаботилась.

Я ощутила странный прилив.

— О.

Он чувствовал, куда направились мои мысли.

— До этого, Элли. Пока твою семью все ещё допрашивали СКАРБ и федералы, — он поколебался. — Тебе нужна помощь? Тебе стоит принять душ.

После паузы, затянувшейся дольше, чем следовало, я покачала головой.

Ещё несколько секунд Ревик всматривался в мои глаза, затем отпустил мою руку и попятился из комнаты, захлопнув за собой дверь. Повозившись с одеждой, которая все ещё была на моем теле, я осознала, что она тоже принадлежала мне. Я задалась вопросом, как долго я её носила, и повторила мысленно комментарий Ревика о душе. Наверное, так он говорил мне, что от меня воняет.

Я чувствовала себя сломанной; я поверить не могла, насколько сломанной я сама себе казалась.

Я поверить не могла, что позволяла ему быть тем, кто собирает меня по кускам.

Мой разум пытался сообразить, что это означало, пытался вырваться из этого состояния, позволить ему соскочить с крючка. Мне нужно = собраться. Мне нужно хотя бы убедить в этом Ревика, чтобы он не чувствовал себя обязанным торчать со мной день и ночь.

Я думала об этом все то время, что принимала душ. К тому моменту, когда я вышла, комната наполнилась паром, но казалось, словно прошло ничтожное малое количество времени.

Однако это не так. Ревик уже лежал на кровати, вытянув поверх покрывала бледные ноги в серых спортивных шортах. Я заметила, что его ноги были мускулистыми, покрытыми темными волосами. Он заметил, что я пялюсь.

— Будет холодно, — сказала я. — С открытой-то дверью.

Он сделал жест, ничего не сказав. Я с каким-то смирением проследовала за движением его рук, вопреки всему тому, о чем думала в душе. Я не знала, что двигало им помимо вины, но не могла заставить себя достаточно переживать по этому поводу, чтобы попросить его прекратить. Я позволила ему обнимать меня, думая, что я ни за что не усну после того, как проспала целый день, а потом…

Ничего. Должно быть, я потеряла сознание.

Ревик разговаривал со мной даже тогда. Я не помню всего, что он говорил, но некоторые его слова рисовали в моей голове образы, вещи, которые притягивали мой свет, отвлекали меня. Он показывал мне световые схемы в звёздном свете Барьера, туманности из золотого и зелёного света, извержения вулканов.

Подумав об этом сейчас, я посмотрела на дверь балкона.

Снаружи манило чёрное небо.

Аккуратно отцепив от себя его пальцы, я выскользнула из-под его руки, задрожав от очередного порыва ветра, который ворвался через приоткрытую дверь. Я свесила ноги с постели, коснувшись ступнями ковра на полу и стараясь не раскачивать матрас, пока вставала на ноги.

Секунды спустя я выскользнула через приоткрытую раздвижную дверь из стекла, выйдя на балкон нашей каюты. Пальчики на ногах поджались, встретившись с ледяной палубой. Стиснув перила, я посмотрела на бело-тёмное бурление океана, затем позволила взгляду подняться выше.

Звезды встречались с горизонтом горсткой булавочных уколов, обрисовывая изогнутую чёрную чашу.

Я моргнула, проследив полосу Млечного Пути и прислушиваясь к тихой музыке с других палуб. Когда я легонько потянулась своим зрением видящей, я увидела корабль из Барьера. Оттуда я мельком замечала бары, казино, джакузи, рестораны, танцевальный клуб. Я видела карты внутри конструкции, через которую плыла — должно быть, это курсы различных видящих-охранников, двигавшихся по кораблю, кто-то на службе, кто-то нет.

Мне не было дела ни до чего из этого.

Мой взгляд переместился на несколько балконов выше, где у крашеного поручня стояла гибкая фигура. Я мельком заметила характерные скулы Чандрэ, обрамлённые тонкими черными косичками. Она стояла неестественно неподвижно. Это не неподвижность живого существа. Это неподвижность валуна или припаркованной машины.

Тёплые пальцы коснулись моего голого плеча, и я резко вздрогнула.

Я повернулась и расслабилась, увидев лицо Ревика.

Я видела, как его взгляд проследил за моим до прилегающего балкона. Он смотрел на другую видящую, и я на мгновение задалась вопросом, не переговаривались ли они.

Затем я вспомнила Кэт и задалась уже другим вопросом.

Его бледные глаза дрогнули, вернувшись к моим.

После паузы его ладонь на моем плече потеплела. Его пальцы легонько пробежались вниз по моей руке, затем переплелись с моими пальцами.

— Что ты делаешь? — тихо спросил он.

Я задрожала, посмотрев на наши соединённые руки.

Подумав над его вопросом, я показала вверх. Его взгляд проследил за моим, и я увидела, что выражение его лица сделалось менее жёстким, когда он заметил россыпь звёзд. Он продолжал стоять там, не шевелясь. Когда поднялся ветер, я почувствовала, как Ревик изменил положение своего, чтобы получше заслонить меня.

Что-то в теплоте его близости заставило эмоции вновь нахлынуть без предупреждения. Я чувствовала, как в моем сердце опять зарождается то бьющее, ударяющее ощущение, от которого я проснулась. Оно смешивалось с безмолвным образом разлагающегося глаза, смотрящего через слипшиеся тёмные волосы, которые мне нравилось дёргать своими пальцами.

Ревик обнял меня.

— Тебе нужно поплакать, — сказал он. — Почему ты не плачешь?

У меня не было ответа.

— Ты хочешь, чтобы здесь был кто-то другой? Женщина?

Я покачала головой.

— Нет. Я хочу, чтобы здесь был ты.

Последовало молчание. Я почувствовала, что краснею от своей необдуманной честности; я также почувствовала, что мои слова в какой-то мере тронули Ревика. Я чувствовала, что он пытается это подавить, хоть и его руки крепче обхватили меня.

Все ещё раздумывая, я вздохнула.

— Но я хочу попросить об услуге. Ты можешь сказать «нет».

Когда он отстранился, я всмотрелась в его лицо. Увидев там напряжённое выражение, я невесело улыбнулась.

Чтобы пробудить его паранойю, требовалось совсем немного — это я тоже выучила.

— Отслеживание, — пояснила я. — Постановка щитов. Мне невыносимо быть такой беспомощной. И мне нужно чем-то заняться. Я по-настоящему сойду с ума, если проведу ещё хоть один день в постели.

Я почувствовала, что он думает. В его свете зародился интерес. Искренний интерес.

— Завтра? — спросил он.

Я с облегчением кивнула. Снова прислонившись к нему, я ощутила его реакцию. Я притворилась, что не замечаю — как делала это всякий раз, когда это случалось, когда он напрягался, пока это чувство не угасало в нас обоих. Я знала, что пользуюсь ситуацией, делаю вещи между нами слишком размытыми. Я задавалась вопросом, согласился бы он на секс, если бы я попросила, лишь бы отвлечься от этого.

Я почувствовала, как он задерживает дыхание.

— Ты этого хочешь? — тихо спросил Ревик.

Эти слова вибрировали в его груди у моего уха, но я слышала все. Я продолжала притворяться, что не слышу.

— Нет, — сказала я ему вместо этого.

Однако я хотела. Я практически уверена, что он это знал.

Но я не собиралась позволять ему заходить так далеко в попытках починить меня.

Я ощутила его колебание, словно он все это слышал.

Я чувствовала в нем противоречие, нерешительность, попытки решить, стоит ли сказать больше. Но его облегчение было буквально осязаемым. Настолько осязаемым, что я почувствовала себя только хуже.

Я позволила проявиться своему смущению, зная, что он тоже это почувствует.

Что бы я себе ни говорила, я ничего не могла с этим поделать. Гордость становилась бессмысленной, когда все могли прочесть твои мысли; тебе оставалось или принять тот факт, что ты окажешься жалкой сотнями неожиданных и неведомых способов, или сойти с ума.

Он слегка отстранился из нашего объятия, затем скользнул своим светом в мой, словно компенсируя, сливаясь со мной до тех пор, пока я не смогла пошевелиться. Я потерялась там, словно блуждая в обширном пространстве без стен и углов. В этом не было никакой сексуальности, одно лишь тепло и свет — словно при погружении в парную воду. Ревик расслабился ещё сильнее, побуждая меня погрузиться глубже.

Я вновь начала реагировать на него в сексуальном плане, но сумела приглушить это. Тот факт, что я не ощущала от него ничего, кроме спокойствия, только помогал этому.

Позднее я вспомнила облака. Гигантские облака света.

Есть долина меж высоких гор, красно-золотая расселина. Она выходит к золотому океану, вечному рассвету, который покрывает перекатывающиеся волны бриллиантами.

В этом месте я никогда не одинока.

Мои друзья окружают меня, и вода лаской стирает каждую тревогу из моего разума. Моя мать плывёт в этом океане света, такая открытая, какой я едва её помню. Она смеётся так, как смеялась при жизни отца, посылает в мою сторону всплески брызг. Её тёмные глаза светятся мягким спокойствием, какого в них никогда не было, когда…

Я отдёрнулась, рухнув обратно в своё тело.

Меня поприветствовал звук носа корабля, рассекавшего воду, а также движение его дыхания под моей щекой, крепко прижимавшейся к его груди.

Ревик дышал тяжело, я чувствовала, как он борется за сохранение контроля. Не отодвигаясь от него, я повернула голову, чтобы посмотреть на океан.

Здесь вода тянется лишь в чёрную пустоту и холод.

Затем, из ниоткуда, доносятся его слова.

— Элли, — его голос раздаётся низким рокотом у моего уха. — Элли, я соврал тебе. Я помню своих родителей. Я помню, когда они умерли.

Неловкий способ сообщить такое.

Я чувствую его неуклюжесть, пока он ищет способ иначе выразить это, донести до меня смысл. На мои глаза наворачиваются слезы. Ревик крепче обнимает меня, и я ощущаю его облегчение, когда какая-то часть меня наконец-то отпускает контроль.

Я больше не увижу свою маму, если не считать кошмаров.

В этих снах, как и в жизни, я всегда не успеваю.

 

Глава 23

Школа

Ревик стоял передо мной, и его рост обрисовывался звёздами.

Ночное небо проталкивало меня через свои виртуальные складки, реконструированное в точной миниатюре. Я протянула руку к одному из огоньков размеров с кулак, чувствуя его тепло и поражаясь детальности иллюзии. По предыдущему опыту я знала, что могу действительно обжечься, если схвачу ладонью одно из крохотных солнышек.

— Где ты берёшь эти игрушки? — спросила я изумлённо. — Джон был бы в восторге.

«Технологии видящих», — послал он. — Ты готова?

Я кивнула, стискивая его рубашку, потому что это каким-то образом помогало с иллюзией полёта.

«Не оставляй меня, — предостерёг он. — Даже ненадолго, Элли».

Я улыбнулась, дёрнув за его рубашку, чтобы заставить его улыбнуться в ответ.

— В этот раз мы просто смотрим, верно? Немного видящего подглядывания? — ощутив его сомнения, я махнула на него свободной рукой. — Я не оставлю тебя, — я шутливо перекрестилась, наблюдая, как его глаза следят за моими пальцами. — Обещаю.

— На прекси, Элли.

Немного подумав, я переключилась между языками.

— Я клянусь!

Он продолжал выглядеть колеблющимся.

Я попросила об этом.

Мы ели завтрак утром после той ночи на балконе. Мы наполовину управились с тарелками яиц, тостов и сосисок, когда я напомнила Ревику о том, на что он согласился предыдущей ночью. Вместо колебаний или какого-то видимого нежелания он лишь один раз кивнул, как будто уже думал об этом.

Он спросил меня, чему я хочу научиться.

— Всему, — сказала я, откусывая кусочек тоста.

Он улыбнулся.

— Я не уверен, что смогу поспособствовать…

— Выслеживание, — сказала я. — Ты можешь научить меня этому?

В его глазах заискрился свет.

— Да, — он наклонился поближе ко мне. — С чего ты хочешь начать?

— Кто заказал мою маму?

Его бледные глаза мгновенно опустели, вернувшись к онемелому холоду взгляда разведчика. Он откинулся на стуле.

Когда он не заговорил, я встала, нашла ручку в ящике встроенного шкафа под телевизором и вытащила лист бумаги. Разложив бумагу на столе перед ним, я наклонилась, по памяти набрасывая контур Пирамиды. У меня ушло несколько минут на то, что прочертить точки пересечения, которые, как я видела, могли менять места, а также отметить увиденные уровни.

Ревик смотрел, как я рисую, слегка изменив позу на своём месте и скрестив руки.

Я обвела мужчину, сидевшего наверху.

— Он. Это он тот парень, верно? Кто это?

Ревик посмотрел мне в глаза с расстояния меньше фута. Я видела, что он впечатлён против своей воли, но не была уверена, чем именно. Это он сказал, что мои рисунки пирамид были точными.

Должно быть, он услышал меня. Слегка фыркнув, Ревик вытер рот тканой салфеткой, поигрывая стаканом апельсинового сока возле своей тарелки. Он издал краткий смешок.

— D’ gaos, Элисон, — его светлые глаза метнулись вверх. — Лучшие отслеживатели Адипана не могут ответить на этот вопрос. Если ты хочешь научиться отслеживать, начни с чего-нибудь небольшого, с чем у тебя есть связь. Эти вещи происходят поэтапно…

— То есть ты мне не поможешь?

Его глаза прищурились.

— Ты слышала, что я сказал?

— Я тебя слышала. Просто на самом деле я думаю, что я…

— Элисон! — он издал очередной отрывистый смешок. — Нет!

— Но как это отличается от отслеживания любого другого? — я положила ладони на стол, игнорируя нервный взгляд его глаз, когда те пробежались по телу. — Личная связь, верно? Или связь с чем-то, что имело связь с целью? Насколько это может быть сложно? Я почувствовала того парня, Териана. Возможно, я все ещё могу уловить отпечаток его света. И вы двое были друзьями, верно? И разве этих Шулеров не… миллион? Должно быть, ты все ещё связан с некоторыми из них.

Он уставился на меня взглядом, полным ужаса, ошеломления… даже лёгкой насторожённости.

Легонько отпихнув меня в сторону одной рукой, Ревик встал и поднял свою тарелку, поставив её на поднос поверх моей с салфеткой.

— Я научу тебя отслеживанию, — сказал он после очередной паузы. — Но тебе придётся сделать это по-моему, — он обернулся через плечо, удивив меня улыбкой. — А что касается просьбы «научить всему», у меня есть некоторые идеи. Насколько ты открыта для предложений?

Оказывается, очень даже открыта.

Отчасти чтобы отвлечь нас обоих, а отчасти потому что у него было слишком много времени в распоряжении — Ревик относился к типу А с заглавной А, насколько я понимала — он сделал меня своим проектом.

Он заставлял меня учить не один, а несколько языков, в основном язык видящих (прекси) и мандаринское наречие. Он также хотел, чтобы я изучала русский, хинди и санскрит, но видимо, я оказалась недостаточно мазохисткой, чтобы приступить ещё и к ним, пока не добилась прогресса с первыми двумя.

Он читал мне лекции по истории видящих, политике, культуре, мифологии, биологии, праве — особенно праве. Праву он уделял много времени.

На время своего отсутствия или сна он достал записи, покрывающие такие темы, как, например, Кодексы Сарков — своеобразная библия для его людей. Он обрисовал эволюцию легитимного контроля видящих, последовавшего за смертью Сайримна, и скажем так, версия Ревика существенно отличалась от того, что я учила в школе. Он объяснил, как Акт Защиты Людей изменялся и начал включать в себя всеобщие ограничения на регистрацию, путешествия, трудоустройство и проживание, принудительную имплантацию, рабство способностей видящих, ношение ошейника, а также описал эволюцию Сдерживания Видящих, или СКАРБ, которое изначально выросло из ветви Мирового Суда.

Он испытывал меня, пытаясь оценить, что я могу сделать со своим светом. Тут он тоже ничего не смягчал, объявив меня бездарностью в блокировании и ненамного лучше в чтении, что он называл «основами». Он сказал, что моя концентрация должна увеличиться в сотни раз прежде, чем я смогу сделать что-то в Барьере в одиночку.

Чтобы научить меня блокированию, он взял привычку бить меня своим светом, когда я этого не ожидала. Несколько раз он достаточно заставал меня врасплох и так сильно ударял, что у меня шла кровь носом, как у него в машине.

Он также добился разрешения, чтобы Элайя, один из Охраны Семёрки, обучал меня mulei, боевому искусству видящих. Когда я спросила Ревика, почему он не научит меня сам, он пробормотал что-то про то, что ему не разрешено. Где-то в этом бормотании я разобрала слово «наказание», но он не объяснил мне, что это означало.

Охрана Семёрки не впускала обычных пассажиров и членов команды на нашу часть корабля, а значит, видящие осуществляли все обслуживание и доставку еды. Они освободили одну из больших комнат от мебели, чтобы сделать тренировочную арену, где Элайя смог учить меня спаррингу. Сам спарринг был адски сложным — видящие обладали более быстрыми рефлексами, более хорошим слухом и зрением, лучше переносили боль, потому что могли отстранить свой свет от физического тела, и они смешивали навыки видящих с физической дракой. Кроме того, правила совершенно отличались от спарринга, которым я занималась со своим братом Джоном на уроках кунг-фу.

К примеру, видящие дрались грязно.

То есть, фактически, сколько бы информации я ни усваивала, я каждый день зарабатывала себе новые синяки.

Ревик учил меня и «нормальным» вещам.

Ещё до того, как я полностью проснулась тем утром, он уже уселся на краю кровати, объясняя мне полу-органические машины и базовые принципы их работы. Наложив Барьерные образы поверх виртуальных, он также показал мне основные теоретические модели или «породы» живых машин. Он объяснил мне, как они произошли от Барьерных экспериментов видящих в тот недолгий период интеграции с людьми в начале двадцатого века, и как видящих отстранили от научных исследований в сороковых годах — отчасти потому что кучка мятежных видящих «склонила» более умную органику обратиться против их человеческих хозяев.

Он сказал, что Сайримн практически изобрёл этот механизм, экспериментируя со способами усиления и контроля видящих с использованием органики и полу-органики.

Этой версии истории я тоже никогда не слышала.

Часть из того, чем учил меня Ревик, была откровенно незаконной.

Например, как взламывать кнопочные панели и компьютерные сети с заблокированным доступом, извлекая пароли и обходя файрволы своим экстрасенсорным зрением. Как избегать определяющих расу систем, мониторинга крови, камер по периметру и другого охранного наблюдения. Как и когда подталкивать людей, чтобы они дали то, что мне нужно. Как почувствовать программы лицевого распознавания и другое внешнее сканирование своим aleimi, и как одурачить сканеры ДНК, отпечатков пальцев или радужки, чтобы ошибочно сойти за человека или выдать негативный результат идентификации по ДНК, если меня разыскивал СКАРБ или Интерпол.

Другие вещи, которым он меня учил, были относительно лёгкими.

Например, как приветствовать незнакомых видящих. Правила, как просить других видящих о помощи. Лазейки в законах — например, когда и как заявлять о клановом статусе, чтобы избежать определённых обысков и конфискаций. Этикет в храмах и домах видящих. Как вести себя со старшими видящими, особенно с членами семьи и любой другой категорией видящих, которым причиталось выказывать уважение и почёт.

Ревик проинформировал меня, что я получу новую личность и клановую татуировку, как только мы доберёмся до Азии. Семёрка, скорее всего, переклассифицирует мёртвую видящую с моими параметрами.

После этого, да — Элисон Мэй Тейлор прекратит своё существование.

Я не знала, что именно я чувствовала по этому поводу.

К тому же Ревик объяснил, как я могу получить соответствующее гражданство, если они приставят меня к человеческому спонсору. То есть, если я откажусь от некоторых прав на передвижение и взаимодействие, включая сексуальные права, то в зависимости от контракта получу ограниченные гражданские права, пропорционально связанные с контрактными соглашениями с тем, на кого я буду работать.

— Твой мир ужасает, — сказала я ему.

— Не мы сделали его таким, — был его ответ. Затем он помедлил, задумавшись: — Ну, по большей части.

Он продолжил объяснять, что контрактное гражданство — это всего лишь ещё один способ, которым люди принуждали видящих работать на армию и в других квази-легальных профессиях. Гражданские контракты давали только базовые права. Эти права обычно не включали путешествия или взаимодействие за исключением конкретных категорий — «развлечение», включая проституцию, являлась одной из наиболее легко одобряемых категорий.

Армия, среди прочего, предлагала почти неограниченную свободу передвижения в свободное от работы время, вкупе с умеренными правами на взаимодействие без необходимости торговать сексом.

Неудивительно, но большой рынок контрактов видящих также существовал в синдикатах организованной преступности. Но, как сухо заметил Ревик, продолжительность жизни таких видящих существенно короче, и на том рынке почти эксклюзивно доминировали Шулеры. Однако даже мафия не брала привычку убивать видящих без разбора; обученные видящие с высоким рангом были слишком ценны.

Согласно Ревику, существовала и мафия видящих, которая в основном осуществляла сделки с детьми-видящими и органическим материалом, включая кровь.

Пока он говорил, я мельком улавливала проблески видящих-азиатов на ослах, ведущих грязных, босых, темноглазых детей по снегу, и на их шеях были ошейники, похожие на те, что я видела на проститутках и других несвободных видящих в Сан-Франциско.

Он также небрежно упомянул мне:

«Даже если ты сумеешь легально изменить личность, тебе стоит знать, что женщины-Сарки вроде тебя также не считаются разумными в глазах других видящих. Если твоя раса будет обнародована Советом, я официально буду твоим хозяином. И если я запрещу что-либо, ты не можешь на это согласиться».

Мы ели на балконе, и в этот момент он помедлил, откусив от яблока и сделав неопределённый жест.

«Для нас это может быть хорошо, что они не могут соврать и сказать, что ты осознанно согласилась там, где имело место быть принуждение. При условии, что ты доверяешь мне в этом плане, конечно».

В ответ на эту тираду я уставилась перед собой, не зная, с чего и начать.

— Не разумными? — переспросила я. — В смысле, не имеющими разума?

Он пожал плечами.

— Это юридическая фикция, чтобы оправдать необходимость владения.

— Но почему именно женщины? — спросила я.

— Не женщины, — сказал он, глядя на меня. «Ты неправильно понимаешь. Эти законы созданы, чтобы контролировать видящих с телекинетическими способностями».

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать. И все же я вынуждена была признать, что в этом был смысл, учитывая историю с Сайримном.

Наконец, я пожала плечами.

— То есть, я теперь отношусь к другой расе?

Ревик поразил меня, жестом показав подтверждение.

— Ну, — поправился он, мельком заметив моё выражение. — Не совсем. Твоя кровь несколько отличается, но такую аномалию имеют и другие видящие, которые не являются телекинетиками. Ты можешь иметь потомство с нами. Ну… насколько я знаю.

Он поколебался, глядя на меня, стоявшую у балкона. Кажется, он уловил тот факт, что я знаю, что он чего-то не договаривает.

Он добавил: «Считается, что телекинез хотя бы отчасти передаётся через гены. То есть от женщин он потенциально может передаться потомству. Это делает тебя очень ценной, Элисон, и в некотором роде это даже более реально для тех, кому может не быть дела до твоей значимости как Моста. Мне неизвестно, насколько суеверны некоторые из верхних уровней Шулеров. Хотя считается, что сам Галейт довольно религиозен».

— Галейт? Это их лидер, да?

— Да, — в ответ на мой неотрывный взгляд его бесцветные глаза сделались нетерпеливыми. — Ты должна понимать, что они записали то, что ты сделала в закусочной. Тебе некого винить, кроме себя самой, Элли.

Но я припоминала кое-что ещё. Мост через озеро Вашингтон — то, как дорожное ограждение как будто само собой сложилось прямо перед тем, как мы в него врезались. Я вынуждена предположить, что хотя бы некоторые Шулеры, гнавшиеся за нами, видели, как я это сделала — если они наблюдали из Барьера.

Когда я вновь взглянула на него, взгляд Ревика сделался ещё более раздражённым.

Более того, я уловила оттенок сердитого недоумения.

— Элли, — произнёс он. — Тебе не стоило делать это. Особенно пока у них был доступ к твоему свету. Это в высшей степени глупо.

— Ну простите, — сказала я, издав негодующий смешок. — Кажется, я спасла твою задницу во время этого инцидента… Дигойз.

— Никогда больше так не делай, — злость в его глазах сделалась более явной. — Ни для меня, ни для кого-то ещё, Элли.

Почувствовав, как моя злость разгорается по-настоящему, он резко щёлкнул на меня.

«Какую бы историю ни выдавали человеческие СМИ, будь уверена, что если Шулеры знают, что ты телекинетик, то и СКАРБ знает, кто ты. Даже если мы изменим твою личность для людей, видящие захотят заверений, что ты будешь покладистой. А кто-то захочет, чтобы ты произвела потомство. С твоего согласия или без него».

— Покладистой? — переспросила я, едва сдерживая ярость. — Произвела потомство?

Сосредоточившись обратно на еде, Ревик пожал плечами, поправляя тканую салфетку на коленях и глядя на залитый солнечным светом океан.

— Мы разберёмся с этим, когда придётся. Сейчас у тебя есть защита. Вэш сделает все в его силах. И я тоже, — он не поднимал взгляда от разрезаемого куска мяса. — Я не оставлю тебя в дурной позиции, — ворчливо добавил он. — И я прошу прощения, если я показался неблагодарным. Это не так. Просто я не понимаю, как ты можешь делать все эти вещи, Элли. Или почему ты как будто не понимаешь, насколько все серьёзно.

Теперь мы стояли в скоплении виртуальных звёзд, и он пообещал взять меня кое-куда.

В мире Ревика это, наверное, самое близкое к свиданию, на что я могла рассчитывать.

— Куда сначала? — спросила я на прекси.

— Balixe, — сказал он. — Это город видящих.

«Balixe на языке видящих означает «вода»…» — подсказал мой разум.

— Да, — от него выплеснулось удивление. «Тебе о нём известно?»

— Только название, — пошутила я. В ответ на его пустой взгляд я вздохнула и громко подумала о том, что смотрела историческую программу по древней культуре видящих в одном из видео, что он дал мне. В данной программе говорилось, что Balixe вмещал в себя руины последнего Элерианского города.

Ревик кивнул.

— Верно.

— Я знаю, — сказала я и дёрнула его за рубашку. — Мы можем уже отправиться?

Он поймал меня за запястье.

Мне едва хватило времени, чтобы сделать вдох, когда…

 

Глава 24

История

…Я не дышу.

Горизонт формируется на моих глазах, обрамлённый далёкими горами, и я вижу струи, потоки стремительно двигающегося, бархатисто-чёрного света, целые мириады оттенков, и все они передают чёрный. Струи плывут как тонко разливающаяся жидкость, уровень за уровнем, на сотню миль вверх и вниз от места, где я сейчас.

Я люблю это место.

От одной лишь его красоты перехватывает дух.

Темные облака тяжело нависают вдали, пронизываемые ещё более деликатными оттенками света. Они заставляют меня жаждать рассвета, более сильных лучей иллюминации в волнительной живости ночи, просто чтобы увидеть цвета.

Затем я смотрю на него и забываю обо всем остальном.

Геометрические узоры плывут вокруг гипер-детализированного силуэта Ревика, искрясь маленькими крошечными арками струй и света. Я протягиваю руку, касаюсь одной из фигурок, и судя по его реакции, это не сильно отличается от того, чтобы ткнуть его в глаз.

«Прекрати, — говорит он. — Ищи след, Элли».

В ответ на моё колебание он вздыхает, посылая больше завитков света и ощущений.

«Ты знаешь теорию, — его мысли покрыты тонким слоем терпеливости. — Если ты не знаешь, с чем хочешь резонировать, найди другую дорогу».

Когда моё недоумение не ослабевает, он снова подталкивает меня.

«Видящие могут выслеживать тремя способами, Элли. Первый — это отпечатки. Именно это я делаю сейчас, используя отпечаток, данный мне Вэшем».

Он мельком показывает многомерное изображение — слишком быстро, чтобы я уловила.

«Я также могу использовать личный предмет, аудиозапись или визуальную запись, кровь, отпечатки пальцев, мочу, волосы, даже запах. Все это — отпечатки. Отпечатки — это распространённый способ отслеживания, поскольку отпечатки есть повсюду. Именно из-за отпечатков запрещается использование визуальных образов. Отпечатки — это также причина, по которой запрещена торговля биологическими артефактами».

Он делает жест одной рукой, очерченной светом и оставляющей следы.

«Второй метод называется отслеживание места, — продолжает он. — Метод базируется на принципах пространственного пересечения. Проще говоря, если ты знаешь физическое местоположение чего-либо, ты можешь отследить это в Барьере. Однако для этого твои сведения должны быть очень точными. Кроме того, это не очень хорошо работает с временными прыжками или эхо Барьера».

Я понятия не имею, что это такое.

«Третий способ, — говорит он, игнорируя мой косвенный вопрос, — это линейное отслеживание. Оно подразумевает наличие личной связи или «прямой линии» с предметом, который ты отслеживаешь. Или, в данном случае, наличие прямой линии с чем-то или кем-то, кто резонирует с тем, что ты отслеживаешь. То есть, со мной».

Он ждёт, пока я уловлю направление его мысли.

«Используй эту возможность, чтобы почувствовать в следе меня, Элли».

Теперь я понимаю его логику. Если я резонирую с ним, а он резонирует с целью, я тоже буду резонировать с целью. Просто.

Я сосредотачиваюсь на незнакомой мне струе света в одной из его рук. Вибрация мгновенно изменяет мою собственную вибрацию.

«Резонанс не имеет пространственных ограничений или лимита на количество стыковок, — добавляет он, пока я играю с его светом. — Если ты резонируешь с чем-то, что резонирует с чем-то, а то резонирует с чем-то ещё… теоретически ты можешь отследить любое звено цепочки. Расстояние может смазывать отпечаток, но необязательно. Армия поневоле полагается в основном на вторичные или третичные связи. Иногда они вынуждены использовать связи с куда большим расстоянием от цели. Большая часть разведывательной работы сводится к этому. Обнаружение линий или «прицепок», что может быть сложно, даже утомительно. Проникновение в жизнь цели, охота на них, чтобы подобраться к их свету…»

Я очарована, улавливая от него образы.

«Ты все ещё занимаешься этим? Профессионально?»

«Да», — посылает он.

«Для кого?»

Его свет искрит раздражением. «Попытайся подстроиться под мой свет… или возвращайся и жди меня в комнате, Элли».

«Обижуля, обижуля», — мягко посылаю я.

Но я пытаюсь сделать, как он говорит, так что его мысли делаются чуть менее ворчливыми.

«Когда ты выслеживаешь, лучше, если цель тебя не чувствует, — советует Ревик. Он ждёт, пока я внесу поправки на основании его слов. Когда я этого не делаю, он вздыхает. — Это вовсе не деликатно, Элли. Будь я целью, я бы знал, что меня отслеживают».

«Я тебя услышала. Просто дай мне приноровиться, ладно?»

Он сдаётся, позволяя мне открыто изучать его свет.

Однако сегодня он раздражителен. Я понятия не имею, связано ли это со мной, но я решаю попытаться сделать так, как он говорит. Я то и дело отвлекаюсь на механику взаимодействия нашего света, но я также пытаюсь найти след.

Мой aleimi очень хочет резонировать с его светом. Это не столько вопрос попытки, сколько необходимости позволить этому случиться. Так что я расслабляюсь, разжимая кулак, который я и не осознавал.

Моя вибрация изменяется.

Я чувствую одобрение Ревика.

«Хорошо», — посылает он.

Теперь он ближе ко мне, и внезапно я борюсь уже с другим. То тянущее-тошнотворное-болезненное ощущение, которое я испытываю рядом с ним, без моего тела становится сильнее, носит более приказной характер. До меня доходит, что боль — это наверное то, как моё тело воспринимает этот приказ, словно трансформируя электрические сигналы. Затем я осознаю, что я смущена собственными попытками дать этому научное объяснение.

Ревик вежливо убирает свой свет.

«Ты готова?» — посылает он.

Я примерно в сотый раз подумываю спросить его об этой тяге, затем решаю оставить этот вопрос до того времени, когда он будет в хорошем настроении.

Я позволяю ему почувствовать это. То есть, то, что я готова.

Он отпускает то, чем удерживал нас на месте, и мы стремительно уносимся в ночное небо.

Иногда с места на место нас перемещают похожие на туннели воронки, но не в этот раз. В этот раз перемещение от одной локации до другой происходит быстро, почти мгновенно, без передышки между двумя состояниями.

Город вырывается из тьмы.

Его многочисленные окна отражают лучи раздутого солнца, выглядывающего из-за горизонта.

Я узнаю очертания из своих снов. Я вижу зазубренные стальные и стеклянные квадраты, выдающиеся из земли, плотный слой смога над сигналящими машинами, велосипедами и авто-рикшами на дороге. Люди идут по тротуару петляющими маршрутами, стоят у кофеен и старых с виду зданий с красными и золотыми фасадами. Я вижу проблески города со всех сторон, с земли и до хорошей наблюдательной точки где-то в облаках.

Я боюсь, глядя на металлические и стеклянные квадраты, возвышающиеся из пыли.

Я жду воя сирены воздушной тревоги.

Свет становится ярче, лучи солнца льются на землю, и затем…

… я парю над другой площадью, наполненной людьми.

Небо в этом новом месте — полная противоположность тому, что нависает над апокалиптическим Пекином.

Атмосфера парит так высоко и ясно, что у меня мелькает мысль — она принадлежит другой планете. Солнце здесь сияет ярче, но как будто нежнее; оно висит в небе, такое бледное бело-золотое, что почти кажется голубым, такое маленькое и яркое, что я не могу долго смотреть на него, даже из Барьера.

Городские здания имеют скруглённые углы вместо квадратных. Они скорчились друг вокруг друга, и все же обладают некой царственной грацией, покрыты зеленью, которая заставляет их выглядеть почти живыми в густых тенях тёмного камня. Высеченные окна без стёкол выходят на центр города за балконами, окутанными свисающими струями пурпурных и синих цветов.

Фонтан образует центр площади. Водные создания украшают чашу фонтана, вспенивая эту кристальную голубую воду и проливая её из пальцев и ртов.

Улицы расходятся от центра, они вымощены чёрной вулканической плиткой, которая кажется новенькой, словно кто-то полирует её каждый день. Статуи отмечают выходы на дороги, которые разветвляются отсюда как спицы колеса. Флаги колышутся на лёгком ветерке как шелковистые змеи.

Дородный мужчина, с виду лет шестидесяти пяти, стоит на балконе, читая речь густой толпе, стоящей внизу. Он одет в темно-красную пижаму и длинную вышитую тунику, которая почти выглядит азиатской, но все же другой.

Толпа увлечённо слушает, пока он говорит.

Я смотрю на толпу, очарованная красотой стольких лиц, которые я вижу, вне зависимости от возраста. И мужчины, и женщины носят длинные волосы. У мужчин они убраны деревянными заколками, инкрустированными яркими камнями, а у женщин лежат на спинах, переплетённые с тонкими металлическими нитями, перьями и шёлком. Ещё больше драгоценностей украшают руки и лодыжки мужчин, тогда как женщины носят камни на горле и запястьях.

Я слушаю бормотание толпы, хотя язык для меня нов и видимо, для Ревика он тоже нов. Он так отличается, что даже мои мысленные переводы в Барьере не совсем точны.

И все же слова старика становятся различимыми, пусть и ненадолго.

— Я не представляю эту… концепцию из… эгоизма, ради самовосхваления, — говорит он. Слова его речи пропадают, те слова, для которых мой разум не может найти контекст. — Я просто хочу, чтобы зрение… срочность за… моей мольбой. Это может пройти мирно, — добавляет он, поднимая палец. — Нет желания… войны. Или… живых страданий.

Мужчина продолжает говорить.

Я по-прежнему улавливаю лишь куски и фрагменты.

Он говорит о преодолении различий, о войнах, которые случались прежде. Он источает уверенность, и все же не уверен, слышат ли они его по-настоящему, действительно ли они понимают, что он пытается выразить. Я многое чувствую в его сознании. То, как хорошо я понимаю, что он думает, почти дезориентирует. Это заставляет меня нервничать.

«Это Balixe», — говорит Ревик.

Я вздрагиваю от неожиданности. Я так сосредоточилась на мужчине, читавшем речь, на попытках понять его слова, что забыла, что я не одна.

Я осматриваюсь вокруг, когда слова Ревика откладываются в сознании. Это не просто доисторическая эпоха. Это история, существование которой большинство людей вообще не признает. Это история до людей.

Если это влияет на Ревика, я не могу понять.

Он продолжает обучать, даже здесь.

«Это наша история. Это не доисторическая эпоха с точки зрения видящих, но определённо ранняя история. Это Обращение Меренситли, предшествующее Первому Смещению».

«Первому Смещению? — изумлённо переспрашиваю я. — То есть это Элерианцы? Первая раса?»

Ревик безмолвно соглашается с этим, затем добавляет: «Большинство не может даже видеть подобные события. Вэш очень щедро поступил, поделившись этим с нами».

Он показывает в сторону подиума.

«Этот мужчина, он очень известен для видящих. История описывает его как архитектора финальной войны. Неизвестно, был ли он Шулером в том понимании, в каком мы их видим сейчас. Однако он определённо своего рода предшественник темных сил, которые теперь существуют на Земле».

Его слова каким-то образом ранят меня.

Сосредоточившись обратно на мужчине в красной пижаме, я качаю головой.

«Нет, — говорю я ему. — Это неправильно».

Я чувствую недоумение Ревика, обрамляющее его дурное настроение. Он переводит взгляд между мной и мужчиной, говорящим с балкона.

«Правильно. Он прилагает усилия, чтобы быть миротворцем. Не нужно воспринимать его слова наивно, Элли. Он был политиком, богачом, который только заявлял о себе как о скромном учёном. Он использовал свои исследования, чтобы продвинуть свои общественные и политические мотивы».

«Это не его слова, — говорю я, показывая. — Это его свет. Посмотри на него!»

Ревик едва бросает беглый взгляд на мужчину перед тем, как хмуро посмотреть на меня.

«Свет можно замаскировать множеством способов, — предупреждает меня Ревик. — К этому тоже нельзя относиться наивно. Эта старейшая игра в Барьере — создавать те или иные частоты света. Я тоже делал это, будучи разведчиком. Притвориться, что ты резонируешь с кем-то или чем-то, безопасным или знакомым твоей цели — это зачастую самый простой способ заставить их опустить свои защиты. Будучи Шулером, я делал это все время, Элли. Я перенимал световые связи родственников или любимых людей просто для того, чтобы тот или иной человек открылся мне. Я изображал воплощение богов, ангелов».

Я пытаюсь осознать все это, слегка прикрывшись щитами от эмоций Ревика. Но я не могу просто двигаться дальше и отбросить его слова, когда они кажутся мне такими неправильными.

«Нет, — говорю я. — Ты ошибаешься на его счёт. Тебя неправильно информировали».

Я чувствую пристальный взгляд Ревика ещё до того, как сосредотачиваюсь на нем.

«Элли, — говорит он, и я чувствую, как он подавляет дурное настроение, злость, которую я чувствую под ним. — Эти сцены многократно изучались старейшинами клана. Я защищаю не своё видение, а видение величайших видящих кланов, — он добавляет резче: — Я говорю это не с целью оскорбить, но ты начинающая, Элли».

Прежде чем я придумываю, как ответить, сцена вокруг нас сменяется.

Поначалу сложно сказать, где мы.

Каменная платформа возвышается посреди разрушенной городской площади.

При виде изломанных кусков вулканического стекла, куч горящих тел и гор, нависающих над останками древнего города, меня без предупреждения заполняет чувством. Эмоция, поднявшаяся во мне, шокирует своей интенсивностью.

Ревик хватает мою руку света.

«Успокойся, — бормочет он. — Да, это та же самая площадь».

На него это тоже влияет. Я чувствую его скорбь, но в основном я ощущаю в нем злость, не связанную с этим местом.

Перед нами на платформе стоит тот же мужчина, но теперь он старше и худее. Его глаза смотрят испуганно. Кто-то привязал его к шесту в центре платформы. Его израненное и избитое лицо свисает поверх тёмного одеяния, заляпанного кровью. Его ноги босы и выглядят так, словно их били палками. Кровь сочится из длинной раны на одной ноге.

Молодой мужчина стоит рядом с ним. У него густая борода, огромные глаза, красивое, почти чарующее лицо под темными волнистыми волосами. Есть в нем что-то, от чего сложно отвернуться. Он привлекает взгляды. Он привлекает свет.

При виде его во мне взрывается ощущение. Оно рассредоточенное, иррациональное.

Любовь, сожаление, горе, ужас, предательство — они запутывают мой свет.

Я не могу сказать, то ли это мои чувства, мои воспоминания, то ли что-то от отпечатка, которым с нами поделился Вэш. Что бы там ни было, это ударяет по мне слишком сильной волной, чтобы я могла ей сопротивляться.

Мужчина с бородой поднимает руки, чтобы утихомирить толпу.

Они смотрят на него снизу вверх, и я узнаю этот взгляд.

Они любят его. Они прямо-таки обожают его.

«Халдрен», — бормочу я.

Я чувствую, как свет Ревика фокусируется на мне.

Голос бородатого мужчины звучит громче, разносимый ветром.

— Кардек умрёт! — страстно говорит он, поднимая руки одновременно с криком. — Да! Он умрёт! Однако его смерть нас не спасёт. Нет искупления грехов! Слишком поздно… болезнь заберёт ещё больше. Мы будем голодать. У нас почти закончилась вода. Наши враги нас убьют!

Из толпы доносятся стоны, крики боли.

Я вздрагиваю от этой боли, чувствуя, как часть меня разлетается на куски как вулканический камень. Я чувствую сокрушительное горе мужчины, его чувство ответственности. Не совсем ответственности, не так, как сказал Ревик — но там столько печали, сколько я никогда в жизни не ощущала. Горе завладевает мной, словно физическая боль разрывает меня изнутри.

Это провал. Сокрушительное, необратимое поражение — боль от результатов поражения.

Я подвела их всех.

Я подвела их всех. Их миру придёт конец.

— …А для тех из нас, кто останется, — кричит Халдрен. — Не будет правосудия! Не для ваших семей! Не для друзей и соседей! Он не может излечить вас! Он никогда не сможет вернуть вам радость!

Темные глаза Халдрена наполнены эмоциями.

— Но одно я вам обещаю! Он больше не причинит вам вреда!

Из толпы доносятся крики, вопли. Кулаки взлетают в воздух.

Я заставляю себя посмотреть на них, на их лица. Я смотрю на их город, некогда бывший таким прекрасным. Цветы больше не благоухают на балконах. Камни разбиты словно зазубренные зубы, раскиданные с пальцами сухих стеблей от мёртвых растений. Ковры заткнуты в щели, чтобы не впускать заражённый воздух и ледяной ветер. Покрытые пеплом и кровью одеяла хлопают на задымленном ветру, предупреждая случайного прохожего держаться подальше от того, что ждёт внутри.

Почерневшие дыры от какого-то сражения шрамами покрывают здания. Брусчатка из вулканического стекла разбита и разодрана; большинство из того, что осталось, лежит обломками и пылью. Толпа беспокойно шевелится у подножья. Они больные, исхудавшие, грязные, отчаянные, одетые в тряпье. У многих к спинам пристёгнуты ножи и копья из вулканических осколков. Я вижу нескольких, которые больше походят на солдат и вооружены похожими на ветки устройствами, которые тоже напоминают оружие.

Каменный остов города — это все, что осталось.

— Этот мужчина, — кричит бородатый и показывает на Кардека. — Он, кто называл себя Мостом! Он стоит перед вами, предатель наших людей! Еретик и лжец!

Я чувствую, как шок Ревика рябью прокатывается по моему свету.

Все его внимание теперь приковано ко мне.

Однако я не могу смотреть на него. Я не могу даже озаботиться его реакцией. Меня медленно сокрушает груз боли этого города. Как и все остальные, я сосредотачиваюсь на Халдрене, чтобы не упасть. Он искупит грехи старика, очистит его огнём.

Это кажется справедливым. Даже правильным.

Халдрен — друг. Знакома его манера говорить, то, как толпа цепляется за каждое его слово, будто в трансе — это тоже знакомо. С его голосом вместе звучат стоны, полные эмоций крики. Люди кидаются вещами в старика, ударяя его кусками разбитой брусчатки. Я вздрагиваю, когда грань пересечена, но ничего не чувствую, ни телом, ни сознанием.

Мужчина с бородой наконец поднимает руку.

Он говорит тихо, для одного лишь старика.

— Тебе стоило прислушаться ко мне, Лиего, — его голос звучит надломлено. — Как ты мог это сделать? Ты умрёшь величайшим массовым убийцей в истории всего мира…

С этими словами до меня доходит.

Не просто доходит. Это меня уничтожает.

Я кричу в это синее небо. «НЕТ НЕТ НЕТ! Вытащи меня отсюда! СЕЙЧАС ЖЕ! СЕЙЧАС ЖЕ!»

«Элли! Все хорошо! — Ревик рядом со мной, встревоженный. Нет, испуганный. — Все хорошо…»

«Нет, — я качаю головой, мой ужас сокрушён горем. Я вижу в своём сознании бомбы, всплеск грибообразного облака над Пекином. Это чувство ухудшается, страх и ужас врезаются в мою грудь, перехватывая дыхание. — НЕТ! Ничего не хорошо. Вытащи меня отсюда! СЕЙЧАС ЖЕ!»

Он окружает меня, и затем…

Я снова в том тихом месте.

Это место, куда он взял меня после смерти мамы.

Мы плывём над долиной красного заката. Башни света возвышаются золотым шёлком перед океаном с нежными волнами. Обычно я думаю об этом месте так, словно оно принадлежит ему, Ревику, или может быть, нам.

Однако в этот раз оно ощущается моим.

Друзья окружают меня, пытаются меня утешить. В пребывании с ними живёт такое облегчение, в знании, что все доведено до конца, что все наконец-то закончилось. Что мне не нужно возвращаться.

Мне не нужно возвращаться, пока…

Ревик тоже здесь.

Однако это другой Ревик — точно так же, как я вижу другую себя, стоящую с ним в воде по пояс. Мы цепляемся друг за друга, стоя в том золотом потоке. Мои друзья окружают нас, и я испытываю такое облегчение, что все закончено.

Этот другой Ревик говорит со мной тихим голосом. Он крепче держит меня, лаская моё лицо, и теперь мы одни. Он все ещё говорит; наверное, он говорил уже какое-то время. Такое чувство, будто какие-то части нас никогда не переставали шептать друг другу в темноте.

Я чувствую, как успокаиваюсь.

Его свет глубже вплетается в нас.

Та боль разделения теперь пробуждается живой силой. Она становится невыносимой.

Там есть чувство знакомости, помимо того, что я чувствовала это ранее — помимо того, что я чувствовала от него. Здесь мы знаем друг друга. Мы больше, чем друзья. Это его утешения я ищу прежде всего. Я знаю, что он понимает. Он понимает так, как не может никто другой, как они никогда не поймут, как бы ни старались.

Он такой как я. Он так на меня похож. И все же он тоже другой.

Мы те, кем всегда были — критично важные частички одной мозаики. Он поддаётся этой тяге безоговорочно и хочет…

«ПРЕКРАТИ! ПРЕКРАТИ ЭТО!»

Паника переполняет мой свет. В этот раз она не принадлежит мне.

«ПРЕКРАТИ ЭТО, ЭЛЛИ! Пожалуйста, прекрати…!»

Я пришла в этот рай не одна. Свет другого Ревика вспыхивает.

Дуга раздувает нас в разные стороны как опавшую листву, пока…

***

Я сделала вдох. Ещё один.

Воздух шокировал мои лёгкие. Я задыхалась им, стараясь нормализовать ритмы моего физического тела.

В конце концов, я обнаружила, что лежу на полу.

Виртуальные звезды приветствовали мой взгляд, заполняя каюту корабля и потолок над местом, где я лежала. Теперь уже кажущиеся плоскими, эти звезды бледно светились, скользя по стенам каюты.

Я чувствовала, как он пошевелился рядом со мной.

Когда я посмотрела в его сторону, Ревик поднял руку, прикрывая лицо. Я видела, как напрягаются его челюсти под пальцами. Я уставилась на него, недоумевая и не зная точно, что я видела, или почему моё сердце так грохотало в груди от страха и смятения. Я только тогда осознала, что стискиваю его рубашку рукой, когда он грубо оттолкнул мои пальцы, заставляя меня отпустить.

Из-за какой-то эмоциональной отдачи мне сложно было смотреть на него, но также сложно отвернуться. Я смотрела, как он садится, и вновь пыталась осознать его, осознать его знакомость, даже сквозь щит, который он носил вокруг себя как стену.

Я не могла сопоставить исходившее от него ощущение полной непроницаемости с ощущением, что под этим я его каким-то образом знала.

Я постаралась оттолкнуть оба чувства. Я постаралась собраться с мыслями, но могла лишь дышать и наблюдать за ним, пока он пытался сделать то же самое. Я не помню, чтобы шевелилась, но почему-то я уже сидела, все ещё всматриваясь в его лицо. Кажется, я не разжимала руки.

Ревик посмотрел на меня. В его глазах стояло то же выражение, что тем утром в Сиэтле.

Когда я подумала об этом, он покачал головой.

— Я так больше не могу, — сказал он.

Его голос звучал пустым, потерянным.

Шепотки того другого места оставались, тянули мой и его свет; я чувствовала, как он борется с этим, выталкивает это из своего света, но вновь испытывает искушение посмотреть туда ещё раз. Боль исходила от него впервые за недели, и казалось, Ревик не пытался скрыть её от меня. Не думая ни о чем, кроме смутного желания ободрить его, я потянулась к нему, касаясь его лица, помедлив, чтобы убрать его отросшие черные волосы за одно ухо.

Он отдёрнулся от ласки, но потом уставился на меня.

Его глаза метнулись к моим губам, задержались там.

На мгновение, буквально на мгновение, он поколебался. Затем я увидела, как его взгляд изменился. Он сделался открыто враждебным — прямо перед тем, как свет в них умер.

— Я больше так не могу, — повторил он, его голос зазвучал грубо. — Я хочу разделить нас. Ты меня понимаешь, Элисон?

Я не понимала, не до конца. Но он ждал ответа.

— Думаю, да, — сказала я. — То есть, я…

— Ты согласишься на это?

— Я не совсем понимаю, что… — я умолкла, видя, как стекленеют его глаза. Я прочистила горло, качая головой. — Конечно. Все, что ты захочешь, Ревик.

— Хорошо, — он один раз кивнул. — Спасибо.

Ничего не дожидаясь, Ревик поднялся на ноги. На мгновение он лишь стоял надо мной, словно переводя дыхание. Затем он двинулся, обойдя меня, чтобы добраться до двери каюты.

Он открыл её, не колеблясь, не оборачиваясь назад.

Я видела, как он что-то пробормотал охраннику — слишком тихо, чтобы я услышала. Охранник уставился на него так, словно не мог поверить в услышанное, затем посмотрел на меня с ошарашенным выражением. Охранник продолжал смотреть на меня, почти с вопросом в глазах, когда голос Ревика зазвучал резче, заставив того посмотреть на него. Как я и подозревала, Ревик говорил не на прекси, а на одном из языков, которым он меня не учил.

В конце концов, охранник пролепетал ему ответ, поклонившись.

Я смотрела, как Ревик проскользнул мимо охранника и исчез.

После последнего пронизывающего взгляда охранника дверь закрылась.

Я услышала, как затвор замка с тихим щелчком входит в стену.

После всего этого, после взглядов и злости Ревика до меня постепенно дошло, что сейчас только что что-то случилось — что-то определённо большее, чем наши вечные перепалки, и даже большее, чем ссора из-за Кэт в Сиэтле.

Даже зная это, я поначалу не могла пошевелиться или нормально думать. Я могла лишь сидеть там, пытаясь контролировать то, что всколыхнулось во мне в его отсутствие.

Но я знала. Может, я знала уже на протяжении недель.

Я любила его. То есть, по-настоящему любила его.

Очевидно, его это тоже не устраивало.

 

Глава 25

Конструкция

Териан зачарованно изучает конструкцию.

Как у всех конструкций, образы, которые размывают границу между конструкцией и Барьером, содержат кое-какие проблески правды.

Например, сейчас — они показывают сплошной парад живых кадров, которые объединяются в определённые темы вопреки тому, как быстро они изменяются и трансформируются. Во множестве направлений фигурирует вода; учитывая их способ передвижения, это едва ли удивительно. Конструкция мигает водопадами, волнами, трескающимся льдом на металлических подносах, реками и потоками, хлещущими по тёмным камням, лужами на улицах города, слюной, потом, приливными заводями, дождём.

Териан узнает некоторые из этих образов, потому что в прошлом предоставлял свет Дигойзу.

Другие, должно быть, принадлежат Элисон, или одному из Охраны Семёрки, чьи света следят за краями стен конструкции.

Териан целыми днями изучал конструкцию.

Требуется много времени, чтобы заметить различия в ряби света. Теперь он знает ритмы и настроения её нормального состояния, а также радиус её колебаний.

Следовательно, когда в этих ритмах происходит смещение, даже относительно небольшое, он невольно ощущает новый привкус, лёгкий шепоток того, чего он прежде не ощущал в бурлящей пульсации. Разница вплетается в воду, лёд и холодные ночные небеса. Перемена деликатна, но достаточно различима, чтобы Териан уловил её прежде, чем она будет засосана обратно.

Проблеск теплоты приветствует его — беглый образ переплетённых конечностей, вырывающегося паром дыхания и светящихся глаз. Это пропадает сразу же, как только он ощущает аромат.

Он и до этого ощущал мастурбацию, конечно же.

В данной конструкции обитает более двенадцати видящих. Лишь немногие из этих видящих — женщины, включая Мост. Ещё меньше из них сейчас занимается сексом.

Териан даже клянётся, что почувствовал, как мастурбирует Дигойз, хотя он не может быть уверенным в таких конкретных деталях. Только не тогда, когда находится вне стен конструкции.

Это ощущается иным.

Образы стабилизируются, сложенные тем, кому в данный момент поручено следить за стенами конструкции. Териан знает, что кто бы это ни был, это не Дигойз.

Мимо проплывает старый паровой двигатель, следы крови и болезни, затем возвращается вода и ночь, лёд и горы, орлы, бесшумно парящие над холодными волнами, привкус Азии, даже проблески Германии и войны, Южной Америки и Соединённых Штатов, России и Украины.

Отстранив больше своего сознания от Барьера, Териан вновь подмечает новый оттенок, перекатывает его на языке, так сказать, пока его свет не сообщает заложенную в нем разницу, убеждаясь, что он понимает её значение.

Как только он уверен, он отключается полностью…

… и его синие глаза сосредоточились на полированной древесине.

Сидя один, в обогретой камином комнате, он расхохотался в голос.

Неукротимый привкус секса — это определённо новое открытие.

Это мог быть один из других видящих. Однако учитывая отпечаток, который он произвёл на конструкцию, Териан очень сильно в этом сомневался. Нет, это должна быть Мост… или сам Дигойз.

Вероятно, они оба.

А значит, Дигойз был с ней нехарактерно сдержанным.

У Териана было несколько догадок относительно того, почему. В любом случае, он почти сожалел, что ему придётся прерывать их на таком раннем этапе их ритуала ухаживания. Имей Териан больше информации из-за стен той конструкции, он мог бы принять решение не делать этого, учитывая варианты.

В конце концов, нет ничего более уязвимого, чем видящий на первых стадиях связующего ритуала. В действительности Териан сильно подозревал, что они ещё не совершили соитие. Скорее всего, потому что Дигойз не желал быть таким уязвимым.

И все же Териан подозревал, что здесь нечто большее.

Несколько своих тел Териан направил на эту базу на Аляске, чтобы поджидать их в конце их неспешной экскурсии по внутреннему каналу до канадского побережья. Большинство круизов добирались на север, к Анкориджу, за неделю. Скорее всего, чтобы сбросить их со следа, Дигойз и Мост пошли по маршруту, который проводил почти месяц на побережьях Соединённых Штатов и Канады перед тем, как войти в открытые воды России.

Териан, само собой, тщательно изучил маршрут, узнав, на какой корабль они сели. Как только корабль покинет берега Аляски и войдёт в открытый океан, люди Териана выдвинутся против Охраны Семёрки.

Однако вопреки тщательно продуманному плану, Териан начинал терять терпение.

Он также опасался, что у Галейта могут быть другие планы, учитывая все передвижения в Пирамиде в последнее время. Зная его, он мог направить очередной эскадрон, чтобы надеть на Мост ошейник.

Териан знал, как все устроено.

В одну минуту твоя команда руководит ключевой операцией. В следующую минуту её уже отправляют зачищать чей-то бардак.

Являясь отчасти предохранительным механизмом, перемены часто содержали механический компонент, встроенный в материю самой Пирамиды. Вращающиеся уровни формировали базовую защиту, которая обороняла позицию Галейта как Главы, сохраняя все уровни под ним в постоянном движении, и таким образом все потенциальные преемники Галейта тоже сменялись. Однако вопреки механическому аспекту вращающейся иерархии Териан знал, что Галейт имел личный контроль на вершине.

Териана могли отозвать только тогда, когда Галейт позволил этому случиться.

Уже некоторое время у Териана было такое чувство, что босс хотел создать некоторую дистанцию между ним и Дигойзом — может, также между ним и Мостом.

Ему не понравилось решение Териана убить приёмную человеческую мать, так что отчасти это сыграло свою роль. Он посчитал, что убийство было ненужным, чрезмерно грязным и, скорее всего, препятствием для последующей лёгкой вербовки Моста. Он прочёл Териану лекцию о том, что он дал Мосту причины не доверять Организации или самому Галейту, видеть в них кого угодно, кроме друзей.

После их беседы он заявил, что тема закрыта, но Териану так не казалось.

С тех пор Галейт вновь сделался скрытным. Он уже неделями тянул время и не делился деталями их финального подхода и операции извлечения.

Териан знал — ему никогда не скажут прямым текстом, что его отстранили.

Все, что он мог делать — это управлять своей собственной второстепенной операцией и игнорировать приказы сверху, если казалось, что они уводят его все дальше и дальше от центра действий. И все же необходимость таких манёвров казалась Териану утомительной.

Он не просто какой-то второуровневый честолюбец. Он был с Галейтом с самого начала.

Более того, Териану вообще надоело быть вторым по уровню.

Если бы Териан был главным, они бы поймали Дигойза годы назад, а не оставили его гнить в пещерах Семёрки. Териан сделал бы для своего друга то, что Дигойз, как надеялся Териан, сделал для него самого — помог бы ему увидеть смысл. Помог бы ему осознать глубину его ошибки и понять, что ещё не поздно все исправить.

Он думал о Дигойзе как о семье.

Он определённо был самым близким для Териана за всю его жизнь.

Боги знали, что его биологические корни едва ли принимались в расчёт.

Более того, большинство ранних воспоминаний о дорогих мамочке и папочке Териан хранил в запасном файле, к которому не было доступа, если только определённые ключевые слова не провоцировали его загрузку. Система работала достаточно хорошо, то никто никогда не натыкался на эти слова непреднамеренно. Сам Териан считал эти воспоминания бесполезными и отнюдь не вдохновляющими.

Слабый импульс донёсся из имплантата, который он вставил в позвоночник у основания шеи.

Голос затмил конструкцию.

— Сэр? Вы там?

Териан перенастроил фокус.

— Да, Варлан. Я тебя вижу.

— Что-то изменилось, сэр? Мы должны продолжать ждать?

Галейт выразился недвусмысленно.

Он хотел, чтобы Териан придержал непосредственное нападение и подождал, пока их силы не соберутся в России. В желании Галейта подождать Териан уловил дополнительные мотивы; он хотел находиться в той части света, где будет минимум человеческих свидетелей. Он также хотел дать Дигойзу время, чтобы тот сильнее привязался к своей новой питомице.

Последняя мысль была смехотворной, конечно же — но Териан не рассказал Галейту всего, что ему было известно о данной конкретной ситуации.

Он взглянул на маленькую девочку, свернувшуюся калачиком на мягком кресле. Её личико расслабилось во сне.

Он знал, что сказала бы эта часть него.

Это означало неповиновение.

И все же у Териана было хорошее предчувствие.

Хорошие предчувствия редко заводили его в ошибочном направлении.

— Нет, — сказал Териан видящему на линии. — Больше никакого ожидания. Время пришло. Вступить в контакт в беззвучном режиме, в соответствующей иерархии. Докладывать только мне и ждать возможности. Я сильно подозреваю, что вскоре она представится.

Видящий на другом конце безмолвно согласился.

Затем его присутствие исчезло.

 

Глава 26

Предательство

Холодная вода. Именно то, что нужно было Ревику.

К сожалению, вода в бассейне вовсе не выглядела холодной.

Пар поднимался над мелкими резервуарами с плещущимися детьми, на которых были надеты плавательные устройства с мультяшными рисунками. Ревик стоял сбоку арки, ведущей к крытому бассейну в форме лагуны с его светящейся подводной иллюминацией. Пока что он только ходил пешком.

Он подумывал выпить, но пока не мог заставить себя действовать.

— Бл*дь, — пробормотал он.

Услышав его, какая-то женщина подняла взгляд, пока шла в сторону бассейна, одетая лишь в бикини и полотенце. Он не посмотрел на неё, но его тело отреагировало на её взгляд в достаточной мере, чтобы он напрягся.

Чувствуя, как ухудшается его настроение, Ревик принял решение ещё до того, как подумал о месте. Где-то в глубине сознания он перебрал варианты. Он автоматически отверг атриум и все казино. Там было неоновое шоу с танцполом и мягким кожаным баром, набитым пьяными туристами, бар у бассейна на другом конце корабля, несколько разбросанных баров с пианино… и небольшой, якобы-колониальный британский паб, обставленный стульями с высокими спинками, бамбуковыми столиками, пальмами в горшках и настоящей тигровой шкурой на стене над камином.

Дурной вкус — возить экскурсии к остаткам того, что некогда было одним из самых ошеломительных ледников в мире, а теперь оскудело, сделалось пятнисто-белым лишь в конце зимы. Да ещё и возить с собой шкуру вымирающего животного, прибитую к стене.

Фыркнув от мрачного юмора ситуации, Ревик счёл это идеальным вариантом.

Он прошёл в том направлении, миновав вход в салон и спортзал. Он определил местоположение паба этажом ниже и после быстрого сканирования нашёл пустой барный стул, который размещал его спиной к стене в дальнем углу.

Он поколебался всего мгновение перед тем, как вытащить из кармана зажим медного цвета и прицепить к воротнику рубашки.

Он не соблюдал осторожность. Бармен нахмурился.

Притворившись, что не заметил, Ревик взмахом руки попросил выпивку, указав на один из краников. Человек неохотно взял стакан с задней полки и наполнил его.

— У тебя есть разрешение? — фыркнул он, поставив перед Ревиком пинту.

Ревик проигнорировал враждебность мужчины, кивнув.

— Начальство хотело скрытности. Только зажимы. Никаких проводов, — он поднял пиво и уловил нить разума мужчины.

«…ну это мы ещё посмотрим, хладнокровный. В конце концов, мне не помешает свериться с «начальством»…»

Толстые пальцы человека уже тянулись к наушнику, когда Ревик стер эту мысль из его разума.

Огромная рука мгновенно опустилась.

Бармен стоял у компьютеризированного кассового аппарата, растерявшись.

К тому времени, когда он отошёл на несколько шагов, он совершенно забыл про Ревика.

Вздохнув, Ревик сдвинул свой стул дальше в тень и устроился ждать. На корабле такого типа большинство даже не узнало бы зажим. Ему пришлось бы долго ждать, когда к нему кто-то подойдёт, если он полагался только на этот признак.

И все же так казалось чище. Если он не получит интереса после нескольких порций выпивки, он пересмотрит ситуацию. Ревик позволил взгляду подняться к монитору над баром, которые показывал сегодняшние новости. Он выпил несколько порций пива, наблюдая, как ярко раскрашенные аватары спорят о терроризме и неадекватной реакции Китая на угрозу видящих-мятежников на их территории.

Спустя час Ревик переключился на бурбон.

Он подумывал попытать удачи в неоновом баре, когда ощутил на себе взгляд и повернулся. Худая женщина в слаксах цвета загара и облегающем свитере цвета слоновой кости стояла в нескольких шагах от него. Ей было, вероятно, сорок с небольшим.

Ревик видел, как она вошла, но списал её со счетов, когда она вытащила книгу и устроилась в уголке, чтобы почитать, поставив яблочный мартини на круглый коктейльный столик перед собой. У неё явно имелись деньги, но она, кажется, принадлежала к тому типу женщин, которые не приблизятся к бару видящих, даже если от этого будет зависеть их жизнь. Тому типу, чьи человеческие мужья были самыми регулярными клиентами Уллисы и Кэт.

Ревик видел, как она изучает зажим на его воротнике, затем окидывает взглядом его торс и ноги. Заметив его взгляд, она поколебалась всего одну секунду. Стиснув маленькую чёрную сумочку в одной руке, а бокал мартини — в другой, она резко подошла к бару, поджав губы.

Подойдя прямиком к нему, она прислонилась к дереву.

Ревик не отодвинул ногу, когда она прижалась к его бедру. Она настороженно посмотрела на него с обезоруживающей смесью нервозности, вызова и любопытства в глазах.

— Ты — то, о чем я думаю? — тихо спросила она.

Он кивнул, все ещё наблюдая за её лицом.

— Да.

Она всматривалась в его глаза, глядя то в один, то в другой, словно стараясь заглянуть внутрь. Это был почти взгляд видящей. Ревик поймал себя на том, что реагирует на неё, и нарочито держал свой разум подальше. Словно услышав его, она спросила:

— Ты сейчас читаешь меня?

— Нет, — ответил он, улыбаясь.

— Ты хочешь этого?

— Да, — честно ответил он.

Когда она не отодвинулась, Ревик скользнул дальше по своему сиденью, взглянув на бармена. Женщина посмотрела на него, отреагировав на тычок его разума, и покраснела. Издав нервный смешок, она поднесла мартини к губам.

— Понятно. Сколько? — она поколебалась. — Ты берёшь оплату, верно?

— Да, — он думал быстро. — Пять сотен.

— Пять сотен? Ты этого стоишь?

Он легонько нырнул в её сознание. Она ждала, словно знала, что он делает. Он отстранился мгновение спустя, слегка поёрзав на стуле.

— Для тебя — да, — сказал Ревик.

Она слабо улыбнулась.

— Готова поспорить, ты говоришь это всем девушкам.

Он ответил вежливой улыбкой.

— Это безумие, — пробормотала она, делая очередной глоток своего напитка. — Я никогда прежде даже не разговаривала с одним из вас, — она переложила сумочку в другую руку, выгадав себе немного времени и уставившись на бар.

Ревик не отвечал. За свою краткую экскурсию он узнал больше, чем хотел. Ей было одиноко. Её муж тоже присутствовал на круизе, но с кем-то другим — скорее всего, с кем-то, кто по договорённости плыл на корабле, чтобы муж сумел при каждой возможности удирать от жены. Эта женщина все знала, очевидно, но по какой-то причине не готова была его оставить.

Человеческие сексуальные отношения вгоняли его в депрессию.

Он уже собирался сказать ей забыть об этом, когда она решительно кивнула.

— Ладно, — она залпом допила мартини, и её глаза сделались ярче. — Какого черта. У тебя есть комната или…

Ревик покачал головой.

— Пока нет.

Она поджала губы.

— Серьёзно? Тогда когда?

Ревик поколебался. Он это не продумал. Теперь, осознав, что у него был действительный человек, на которого ему реагировать, он осознал, что и близко не стоил названной цены. Ему нужен был разогрев, даже если это всего лишь его рука. Он кивнул в сторону камина.

— Через час? Мне нужно сначала кое-что сделать.

Она выглядела сомневающейся, и Ревик покачал головой.

— Не это, — заверил он её.

Она кивнула, но явно ему не поверила.

Поколебавшись ещё мгновение, Ревик поднялся с барного стула, осознал, что у него все ещё эрекция, и помедлил, повелевая члену опуститься. Когда этого не случилось, он почувствовал, как лицо заливает теплом. Вместо того чтобы уйти, она задержалась возле него, прикрывая его от остальной части комнаты. Его боль на мгновение усилилась.

— Спасибо, — сказал он мгновение спустя.

Она взглянула вниз со слабой улыбкой на губах.

— То есть слухи правдивы? Ваш вид всегда такой… полный энтузиазма? — она подождала его ответа, затем добавила: — По крайней мере, хорошо знать, что я тебя не отталкиваю.

Её последние слова окрасились горечью.

Ревик импульсивно коснулся её руки, державшей бокал, и позволил своим пальцам задержаться на её коже. Она задрожала, когда это превратилось в ласку, и он поколебался ещё мгновение. Он осознал, что если сейчас уйдёт, то потеряет её. Он принял решение, чувствуя, как она краснеет под его пристальным взглядом. Он сомкнул пальцы на её запястье.

— Забудь о деньгах, — сказал он. — И о часе.

Она изумлённо моргнула, и Ревик впервые заметил, что у неё зелёные глаза. Его член вновь затвердел до боли, а сквозь грудь скользнула тошнота, от чего стало сложно дышать.

— Мы не всегда такие, — сказал он, наблюдая, как она на него смотрит. — Все будет не так хорошо.

Она всматривалась ему в глаза.

— Это будет достаточно хорошо.

— Сейчас, — сказал Ревик, чтобы прояснить ситуацию. — Ты готова?

— Ага, — сказала она. — Ладно, — она пристроила свой бокал мартини на краю бара, последовав за его настойчивыми тянущими пальцами. Ревик отстегнул зажим с воротника, засунув его в карман, пока выводил её из комнаты.

 

Глава 27

Откровения

Барьерные облака появляются, затмевая хижину.

Волк несётся через тундру, его язык пробегается по черным губам, тело вытягивается…

Но я не хочу видеть это вновь. Я борюсь, чтобы изменить свой свет, резонировать с чем-то другим. Постепенно вид вокруг меня изменяется.

Облака парят ярко и резко, все ещё контрастируя с жидкой чернотой.

Барьер окутывает меня темными и светлыми волнами. Теперь я легко могу видеть это всякий раз, когда закрываю глаза. Что более важно, я могу чувствовать, когда нахожусь внутри него, а не просто смотрю извне или мельком подмечаю места, где физический мир и Барьер накладываются друг на друга.

Я не должна здесь находиться.

Даже без предупреждений Ревика моё нутро подсказывает мне это.

Конструкция должна защитить меня, ну или так я себе говорю. Я в большом круглом аквариуме защищённого пространства, отрезанного от Барьера как такового. Но даже я знаю, что конструкция не предусматривает защиты от дурака. Я также подозреваю, что то, что я делаю прямо сейчас, может поместить часть меня за пределы защитного поля конструкции.

Однако пронзившей меня нервной дрожи оказывается недостаточно, чтобы меня остановить.

Ни сейчас, ни в бесчисленное количество предыдущих раз, когда я делала это во время позднего ночного или раннего утреннего отсутствия Ревика. Он думал, что я не знаю, как он бродит по коридорам, пока я спала, но я знала. Я ждала, когда он уйдёт, а потом сидела вот так. Я даже украдкой совершала несколько прыжков, пока он отключался в постели.

Однако те разы были намного рискованнее. Он чутко спал.

Мне больше нет необходимости медлить на краю резких облаков. Я исключила множество предварительных действий и даже промежуточных шагов. Я научилась делать свои прыжки экономичными в связи с временными ограничениями.

Хотя сейчас у меня есть время, я делаю то же самое.

Я не трачу время впустую и не останавливаюсь полюбоваться пейзажем. Я не играю в потоках, которые текут быстрыми реками над или под тем местом, где я парю в облаках. Я не посещаю туманности, не смотрю на разноцветные звезды, как я делала это в первые несколько раз, когда приходила сюда одна. На вихри я тоже не отвлекаюсь.

Я направляюсь прямиком к серой стене вокруг места на вершине Пирамиды.

По мне тут же ударяют образы.

Большинство основывается на ключах, которые я повернула, чтобы зайти так далеко. Безликий мужчина ускользает, прячется за дверями. Иногда я использую Териана, чтобы попытаться приблизиться к нему.

В этот раз у меня есть кое-что поближе Териана.

Я сосредотачиваюсь на бородатом мужчине, которого я знаю как Халдрена.

Я не знаю, откуда он мне известен, но я его знаю. Я также знаю, что он такое.

Халдрен — безликий мужчина. Он — тот же мужчина, который пришёл к Ревику в той тюрьме во время Второй Мировой Войны, предложил ему работу среди Шулеров. Он — мужчина, который теперь сидит на вершине Пирамиды. Он — верхушка Пирамиды, её разум, её Глава.

В некотором смысле он — и есть Шулеры.

Одновременно и Халдрен, и Галейт.

Каким-то образом.

Я не понимаю, но и не забочусь об этом.

Халдрен шепчет над избитым телом старика.

«Лиего… Лиего… почему ты это сделал?»

Лиего Кардек. Халдрен называл его Мостом.

Ревик винит Кардека за войну, которая убила Элерианцев, но я-то лучше знаю. Я лучше знаю и самого Лиего. Лиего и Халдрен имеют общее прошлое, делят целую хронологию жизней, которую я не понимаю, но вынуждена принять её на некотором уровне — хотя бы настолько, чтобы использовать эту информацию.

Я вижу Лиего с Халдреном, когда тот — ребёнок. Халдрен — пронзительно вопящий, болезненный ребёнок в лохмотьях, одинокий и брошенный. Лиего баюкает его, поёт песни, когда приют поздно забирает его из школы, где преподаёт Лиего.

Лиего жалеет мальчика. В конце концов, это сострадание перерастает в более глубокую любовь.

Мальчик переезжает к нему и мужчине по имени Массани, когда после первого этапа войн никто не забирает его к себе. Я смотрю, как Лиего кормит четырёхлетку. Я вижу, как он говорит со злым, сбитым с толку подростком, держит его, когда тот кричит из-за расстройства или отвержения.

Я вижу, как Лиего обучает его в своей частной лаборатории, готовит его к экзаменам, вводит его в общество, которое принимает мальчика из-за того, кем является Лиего.

Во мне нарастает ненависть, смешанная с любовью, которая причиняет ещё большую боль.

Это не моя жизнь, не мои проблемы, но я принимаю это близко к сердцу. Я принимаю его близко к сердцу. Я пробиваюсь через стену за стеной, следуя за нитью того тощего ребёнка.

Он все ещё существует. Где-то.

Халдрен. Его зовут Халдрен.

Во мне живёт беспечность. Я решаю, что устала от медленных способов, от игры в прятки на манер видящих, шаг за шагом, прочерчивания и стирания линий, всего этого шпионского дерьма, которому я изо всех сил старалась следовать, пока Ревик учил меня. Мне не нужно понимать все нити, которые связывают меня с этим местом и временем. Я ищу монстра, который убил мою мать. Мне нет никакого дела до того, что когда-то он был ребёнком на какой-то версии Земли — если только это не может помочь мне найти его сейчас.

Отбросив притворство, я представляю себе ребёнка перед своим мысленным взором.

Я взываю к нему.

Я ору его имя сквозь безликие тени отдалённой Пирамиды, и большинство созданий, привязанных к этой тюрьме, не слышат.

Я думаю, что эти попытки жалки, что я впустую трачу время, когда…

Я с ним.

Внезапно я там, на вершине всех этих соприкасающихся линий.

Я парю над верхушкой Пирамиды.

Шокированная своим успехом, я вижу его. Он сидит один, в структурированной комнате. Серебристые и жёсткие бело-металлические линии идут к его голове и сердцу.

Ребёнок — одна из тысяч шепчущих масок.

Он выглядит как машина. Пирамида исчезла — я осознаю, что она исчезла потому, что я внутри неё. Халдрен не шевелится, словно вовсе меня не видит. Он покоится во сне. Ровная, приятная пустота.

Наблюдая, как он существует в этом состоянии, я ловлю себя на том, что почти понимаю.

Здесь он в безопасности. Здесь он защищён так, как старик не мог защитить его при жизни. Он защищён от чувств, от уязвимости, от переживаний из-за всего, что может навредить ему или заставить ощутить боль. Он может сидеть в этом пустом пространстве, неприкасаемый, потому что серебристый свет гарантирует, что он ничего не почувствует. Он может отдавать приказы и говорить себе, что он ничего из этого не делал. Он может быть королём призраков, пустых машин.

Он может убить мою маму.

Или он может позволить этому случиться, и тоже совершенно не заботиться об этом.

Злость вспыхивает в моем свете. Из меня выходит белая арка, совершенно отличная от сочащихся нитей, затмевающих Халдрена на его металлическом троне. Пламя искрит, вступая в контакт с дрожащими нитями Пирамиды. Оно находит одну из связующих точек.

Воцаряется странная тишина.

Затем запутанный серебристый шар взрывается.

Я слышу треск под этой единственной жемчужиной пламени. Что-то разрушается, начинает падать. Я слышу крики голосов, пробуждённых от коллективного сна. Я наблюдаю, как эта часть Пирамиды рушится в бездну, подобную вакууму. Под связующей точкой, которую я разрушила, все исчезает. Я смотрю, как пропадают огоньки, стёртые из сетевого разума словно ветви, отрезанные от умирающего растения.

Халдрен исчезает.

Я падаю. Я падаю на протяжении долгого, долгого времени.

Пока не вижу лишь одно лицо, одно существо.

Узкая, опустошённая маска смотрит на меня, её глаза напоминают отравленную мочу. Лицо содержит полнейшее понимание, зеркальную глубину. Существо улыбается. Я больше не смотрю на личность. Я смотрю на одного из Шулеров.

«Я вижу тебя, Мост», — шепчет оно.

«Я вижу, где ты…»

***

… Я села, хватая воздух ртом и обмахивая голову обеими руками.

Как и тем днём, я обнаружила, что лежу спиной на ковре, но вместо виртуальных звёзд я вижу низкий белый потолок каюты.

Моя голова болит. Это резкая боль, но в то же время ощущение отчаяния.

Я осознаю, что все ещё частично нахожусь в Барьере, и вонзаю ногти, пытаясь заставить себя выйти окончательно.

Как только мне это удалось, мои глаза вернулись в фокус.

Серебристый свет все ещё каким-то необъяснимым образом цеплялся к моей голове, так что я заискрила своим aleimi наружу, пытаясь отделить его от себя.

Все, что я почувствовала — веселье, смех, пока это создание уходило.

Я все ещё сидела там, хватая ртом воздух, когда дверь каюты затряслась от резкого стука. Я повернулась и уставилась на неё, стараясь дышать и подавляя страх, который хотел отбросить меня обратно в Барьер.

Ревик не стал бы стучать.

— Элли?

Я узнала ирландский акцент. Элайя. Мой учитель mulei.

— Какого черта там происходит, лапочка? Что ты делаешь?

Прошли всего лишь минуты. Может, даже секунды.

Белые руки на зелёных зеркалах. Кровь с водой.

Он испытывал жажду. Бл*дь, такую сильную жажду. Все болело, и…

Боль шёпотом пробежалась по моим пальцам. Я держалась за голову, как можно сильнее прикусив язык. Я старалась удержать свой свет внутри своего тела.

— Ага, — выдавила я. — Ладно. Чего ты хочешь?

Я не помню, чтобы разрешала ему войти, но дверь открылась. Элайя переступил порог в комнату и остановился, осматриваясь по сторонам, словно поразившись странному запаху. Закрыв за собой дверь и склонив голову, он изучал меня.

— Ты чем тут занималась, лапочка?

Я нетвёрдо поднялась на ноги, вздрагивая от синяков после нашего недавнего боя на ринге.

— Жалела себя за то, что мне так отстойно даётся mulei, — сказала я, выдавливая улыбку и стискивая руки в основном для того, чтобы не дать им дрожать. — А что? Снова хочешь надрать мне задницу?

Он слабо улыбнулся, но его глаза не отрывались от моего лица.

— Ты в порядке?

— Нормально. Что случилось?

— Приказы, — он поколебался, затем посмотрел на постель, как будто даже невольно. — Согласно им, твоя другая половина будет некоторое время отсутствовать. Я должен составить тебе компанию, пока он не вернётся, — умолкнув, он наблюдал, как я потираю виски. — Элли-птичка? Серьёзно. Ты выглядишь не очень.

Я вздрогнула из-за прозвища, но не ответила.

Моя мать называла меня так.

Ревик сказал, что много наших мыслей и воспоминаний будут парить вокруг конструкции, и что такова часть последствий от деления конструкции с другими видящими. Я знала, что это ничего не значит. Я много думала о маме, так что да, это логично.

Это все равно заставило меня вздрогнуть.

Все ещё ища что-нибудь, что помогло бы мне сосредоточиться на комнате, я вонзила ногти в ладонь, когда Элайя уселся на кровать лицом к балкону.

Когда пауза затянулась слишком долго, я заставила себя посмотреть на него.

Я никогда прежде не видела его в уличной одежде, разве что мельком через дверь, когда он охранял нашу каюту. У него были разноцветные глаза — один почти чёрный, другой синий, и все же эта комбинация хорошо смотрелась с синими свитером, квадратным подбородком и зачёсанными назад волосами с проседью. Небрежно сидя на краю кровати, сжимая ладони под коленями темно-коричневых слаксов, он выглядел как парень из рекламы туалетной воды или, может быть, телевизионного ролика первоклассного кофе.

Да что такое с этими видящими, почему они все красивые? Все мужчины выглядели как модели. Элайя обладал аурой мужчины, который ни разу не переживал из-за кризиса среднего возраста. Он был слишком занят, ныряя с аквалангом в норвежских фьордах или покоряя Чогори.

Он слабо улыбнулся.

— Это и здорово, лапочка. Хотя реплика про «средний возраст» немного ранит.

Поколебавшись, я решила, что будет нормально сесть. Я позволила своему весу опуститься в плюшевое кресло напротив Элайи.

— Так что теперь? — спросила я. — Ты исполняешь обязанности няньки, так?

— Полагаю, что да, — он продолжал изучать мои глаза. — Тебя это устраивает, лапочка?

Я пожала плечами, сохраняя небрежный тон.

— Конечно. Какая разница. Однако не вижу в этом необходимости. Не похоже, чтобы Ревик впервые ушёл прогуляться.

Элайя покраснел.

Я невольно заметила, что он снова взглянул на кровать.

— Ага, ну что ж, — он сделал смутный жест. — Полагаю, Чан беспокоится, что в этот раз ты можешь чрезмерно остро отреагировать. Она не хочет, чтобы что-то случилось. Только не на корабле, полном человеческих свидетелей.

— Остро отреагировать? — я нахмурилась. — Остро отреагировать на что?

Он наградил меня проницательным взглядом.

— Ты знаешь, куда он пошёл в этот раз, не так ли, милая?

Я поколебалась, желая спросить, затем передумала.

Я один раз качнула головой.

— Нет. И я действительно не понимаю, в каком месте это меня касается. Или тебя, — я подняла взгляд, сохраняя ровное выражение. — Эй, раз уж ты застрял здесь со мной, может, поможешь мне поработать над щитами? Мне нужно в душ, но потом мы можем попрактиковаться. Я бы не отказалась от еды. Ты поужинал?

— Я хочу сначала спросить у тебя кое-что, — сказал Элайя.

Я напряглась, стискивая подлокотники кресла.

— Ладно.

Он улыбнулся.

— Не говори «да» слишком быстро, милая. Это может тебя оскорбить.

Подумав над его словами, я кивнула, не меняя выражение лица.

— Валяй. Спрашивай. Похоже, у меня сегодня целый день вопросов.

Он рассмеялся. Когда я не сказала ничего больше, он неопределённым жестом показал на моё тело.

— Хорошо, — произнёс он. — Ты и ходячий труп. Что происходит?

Я приподняла бровь.

— Прошу прощения?

— Я слышал, что его первая жена водила шашни на стороне. Он все ещё злится? Испытывает тебя, может быть?

Последовало молчание. Я подавила варианты того, как я могу отшутиться от его слов, или избежать вопроса, или просто принизить, как я сделала это при первой его попытке.

Но молчание уже слишком затянулось.

Встав на ноги, я направилась к ванной. Элайя поднялся, чтобы последовать.

— Элли… подожди.

— Все хорошо. Мне просто очень нужно в душ, — сказала я. — Если хочешь заказать еду, вперёд. Или можешь уйти, честно. Если только Чан не говорит, что тебе обязательно оставаться.

— Элли…

Я захлопнула перед ним дверь — не совсем перед его носом, но достаточно близко, чтобы почувствовать через дерево, как он вздрогнул. Я чертовски надеялась, что он поймёт намёк и позволит мне уйти от темы, когда я вернусь. Я знала, что не стоит надеяться на то, что он поймёт настоящий намёк и уйдёт.

На данный момент мне хотелось уединения. И принять душ, как я ему и сказала.

Однако он не дал мне уединения. Стянув эластичную футболку через голову и наклонившись над ванной, я услышала, как он прислоняется к двери.

— Я не хотел спрашивать об этом, лапочка, — сказал он, и его слова слегка приглушались дверью. — Но я слышал кое-что. Ну знаешь. Маленький корабль. Ещё более маленькая конструкция.

Эхо воды, бьющейся о стеклопластиковую ванну, заглушило его голос, когда я открыла кран. Он заговорил громче, но я все равно упускала некоторые слова.

— …По правде говоря, большинство наших женщин его не тронут. Ходят слухи о том, что он делал, когда работал на этих Шулеров, часть из этого — с женщинами…

— Элайя, — крикнула я. — Я тебя не слышу. Это может подождать?

Он повысил голос.

— Я понимаю, если ты просто хотела перепихнуться. Черт, он торгует этим, так что он должен быть как минимум компетентным…

Мечтая не слышать эту часть, я прикусила губу, но его голос вновь раздался поверх шума воды.

— …Но о всемогущие боги за Барьером, Элисон. Как во имя царств ада он уговорил тебя выйти за него замуж? Имело место быть принуждение? Потому что, лапочка, если так, то у тебя есть основания для разделения. Даже не считая того, что он сделал с тех пор.

Я собиралась переключить воду на душ, но застыла, услышав его слова, снова и снова проигрывавшиеся в моей голове. Несколько секунд я просто стояла там, наполовину нагнувшись в одном нижнем белье. Я смотрела, как вода вытекает из серебристого крана.

— Элли? — он помедлил. — Ты знаешь, что у него нет никакого социального статуса, верно? Черт, я думаю, он все ещё официально под наказанием. Ты практически повысила его на десять уровней, просто дав согласие этому ублюдку. И я не вижу, что ты с этого выиграла. Затем он так с тобой обращается…

Линолеум размылся.

Мой разум сложил воедино слова, фрагменты разговоров, отсылки. Я вспомнила выражения лиц Айви и Уллисы в кухне, когда я не пошла к нему тем утром, его топорное извинение за Кэт, постоянные косвенные отсылки к тому, что случилось между нами в ту первую ночь, что мы провели в Сиэтле.

— Ты же знаешь, что для видящих это нелегально, да? — сказал Элайя.

— Нелегально? — тупо повторила я.

— Супружеская неверность. Для этого нужно разрешение. Я так понимаю, ты его не давала?

Я стояла там, будучи не в состоянии ответить. Подумав о Джейдене, моем условном сроке, выражении лица Кэт, когда она подумала, что я предложила ей Ревика…

Натянув футболку обратно через голову, я выключила воду.

Постояв у двери ещё секунду, я открыла её и встретилась с взглядом серьёзных глаз Элайи, одного синего и одного почти чёрного. Он немного отодвинулся, так внезапно оказавшись лицом к лицу со мной. На протяжении мгновения мы лишь смотрели друг на друга.

Затем мои челюсти напряглись.

— Ладно, — сказала я. — Закажи еду. У меня есть вопросы.

Элайя широко улыбнулся, собираясь заговорить.

Опередив его, я захлопнула дверь ванной перед его лицом.

***

Я свернулась калачиком в одном из кресел с круглой спинкой, которые могли сойти за удобные. На столике рядом со мной стояла наполовину съеденная тарелка с устрицами. Я уже насытилась, но еда и алкоголь, кажется, были способом заставить Элайю говорить — как и большинство людей.

Мои волосы все ещё оставались влажными после душа, но мне не было холодно. В отличие от Ревика Элайя любил оставлять двери закрытыми и добавить отопление. Он развалился в идентичном кресле слева от меня, потягивая пиво, пока мы оба смотрели на стеклянные двери с видом на море.

Повернувшись, он широко улыбнулся мне. Его взгляд остекленел от алкоголя.

— Так что я просто поднялся, — сказал он, и от пива его акцент звучал сильнее. — …Отряхнулся. Затем притворился, что сам хотел сунуть руку в тот почтовый ящик, — он улыбнулся так же широко, как и я, заметив, как я качаю головой. — Эти бедные червяки.

Я застыла, и он виновато добавил:

— …Люди. Иногда мы ведём себя откровенно по-идиотски в их присутствии, просто чтобы избежать угрозы разоблачения. Адски сложно вернуть свою лицензию после отзыва, — фыркнув, он глотнул ещё пива. — Одно дело — передвигаться, не будучи замеченным людьми. А вот когда за твоей задницей гоняется СКАРБ, это ваще другая история.

Он жестом показал вокруг, на телевизор и заполненный бар.

— Но черт. Это мой дом. Жить в пещерах, напевать что-то… это не жизнь для меня. Меня также не прельщает быть проданным с аукциона какому-то богатому придурку. Клановые татуировки можно выжечь, знаешь ли, — он показал на татуировку расовой принадлежности на своей руке. — Чрезмерно амбициозные ребята из Зачистки, которые хотят дополнительных бабок, оказываются проданы трейдерами. Конечно, пребывание в Охране защищает меня от большей части всего этого. Даже СКАРБ не слишком связывается с Семёркой. Они не хотят рисковать, ведь Адипан тоже может охотиться за их задницами.

— … слава Христу, — добавил он, наклоняясь через подлокотник и отхлёбывая пиво. — Но здесь есть и обратная сторона. Если я не буду прилагать усилия, чтобы вести себя немного по-человечески, Зачистка отправит меня жить где-нибудь посреди Монголии и доить быков. Не очень-то хороший прогресс.

— Зачистка? — озадаченно переспросила я. — Но они же люди, верно?

— Нет, — он покачал головой. — I’thir li’dare… этот ублюдок Дэгс ничего тебе не рассказывает, да? Нет. Зачистка — часть Мирового Суда, да. Но они избираются из кланов. Они — полиция. Они по праву не могут быть людьми, ведь так?

— У вас есть своя полиция, — повторила я слегка отупело.

В человеческих СМИ Зачистка всегда представлялась как какая-то всемирная служба Национальной Безопасности. Они работали, подчиняясь СКАРБу, конечно, или, возможно, как дополнение к СКАРБу, отслеживали беглых видящих, но мне никогда не приходило в голову, что они — не люди.

Он сделал жест пальцами вправо и вверх — это означало «да».

— Конечно, в СКАРБе в целом присутствует много Шулеров, — сказал Элайя. — Они своего рода соперничающая нация с Семёркой, можно и так сказать. Но это скорее философская разница, на самом деле. Другие нации терпят их, потому что какими бы они ни были, Шулеры хороши в сокрытии. Иронично, на самом деле, поскольку они первыми ратуют за доминирование вместо изоляционизма.

Он откинулся назад, опираясь на локти.

— Сдерживание — по-настоящему дискуссионная тема для видящих в наши дни, лапочка, — добавил он. — Прежде людей воспринимали больше как животных… — он бросил на меня извиняющийся взгляд. — Большинство из нас даже не хотело с ними взаимодействовать, по правде говоря. Тогда мир был больше, и легко было говорить о невмешательстве, жить и позволять жить, говорить о воле богов и все такое. Теперь люди летают всюду, ездят всюду, хотят все увидеть. Даже наши самые изолированные кланы вынуждены в той или иной мере иметь с ними дело… плюс на нашей стороне секс, смешанные браки и прочий бред.

Он подмигнул мне.

— У нас, видящих, то ещё либидо.

Я закатила глаза, но слегка улыбнулась.

— Черт, это мило, — сказал он, снова нагибаясь через подлокотник. — Бл*дь. Как он умудряется держать свои лапы подальше от тебя?

Почувствовав своё напряжение, я отпрянула в кресле, положив голову на руку и привалившись к круглой спинке.

— Ладно, — сказала я. — Я просто спрошу. Ты действительно веришь во всю эту историю с Мостом? Типа я убью всех и спровоцирую конец света?

Он расхохотался, пролив пиво.

— Ну конечно, Дэгс умеет подать все в позитивном свете. Что за придурочный ублюдок.

— Элайя, — произнесла я, вздыхая. — Что ты думаешь? Честно. Если это правда, я думаю, это должно быть как-то связано с Шулерами. Я изучала их сеть, но до сегодняшнего дня я никогда по-настоящему…

— Ты делала что?

Элайя поднял голову, уставившись на меня. Резкость в его голосе застала меня врасплох.

— Изучала их сеть, — повторила я. — Мне интересно, как это работает. Как вся эта верхушка словно смещается…

— Порядок преемственности?

Пришла моя очередь пристально уставиться. Однако мельком увидев образы в его разуме, наблюдая, как разные части Пирамиды сдвигаются вверх и вниз, обмениваясь друг с другом местами под верхним местом на наивысшей точке Пирамиды, я поймала себя на том, что киваю. Странно, но меня приободрило то, что у этого было название.

— Верно, — сказала я. — Порядок преемственности.

— С чего бы тебе интересоваться этим? — спросил он.

Его голос по-прежнему резко окрашивался неверием, а под этим я видела что-то вроде насторожённости. Впервые за нашу беседу я вспомнила, что он был разведчиком, как и Ревик.

— Мы ни разу не смогли увидеть это, лапочка, — сказал он, качая головой. — Почему ты вообще присматривалась к этому? Что именно ты ожидаешь найти?

Я улыбнулась, но мне пришлось подавить злость в голосе.

— Я знаю, — сказала я. — Это практически мантра Ревика. Это слишком сложно для меня. Я всего лишь начинающая… я понимаю. Тебе не нужно в это углубляться, Элай.

— Я не совсем это имел в виду, лапочка.

— То есть ты не понимаешь, почему меня могут интересовать люди, убившие мою мать? — в ответ на его молчание я прикусила губу. Когда он так ничего и не сказал, я спросила снова: — Так что ты думаешь, Элай? Серьёзно. На тему Моста, имею в виду.

Тот жёсткий взгляд ушёл из его глаз, оставив более лёгкий с явной тоской.

— Лапочка, я знаю, ты беспокоишься по поводу реинкарнации и всего такого, — сказал он, вздыхая. — Но я не думаю, что смысл в этом, правда.

— Тогда в чем смысл?

— Дело в ролях, понимаешь. Некоторые слишком важны и влияют на слишком большое количество людей, чтобы оставлять это на волю случая. Мост — одна из таких ролей. Кто-то должен наблюдать за порядком вещей, когда происходит нечто столь масштабное, как Смещение.

На мгновение я могла лишь смотреть на него, мысленно прокручивая его слова в голове.

— Ты действительно веришь во все это? — спросила я.

Он широко улыбнулся, положив голову на спинку кресла.

— Ты кажешься удивлённой.

— Для видящего ты почти… нормальный. Я надеялась.

Наклонившись вперёд, он легонько положил свободную руку, не державшую пиво, на моё бедро.

— Это значит, что ты проникаешься ко мне симпатией, лапочка?

Улыбнувшись, я покачала головой, убирая свои ноги вне досягаемости его пальцев.

— На этом корабле отчаянно недостаёт женщин-видящих, я права?

— Катастрофически недостаёт, — радостно согласился он. — А Чандрэ с таким же успехом может подкатить к тебе, как и я. Но ты где угодно была бы аппетитной ягодкой, лапочка. А эта исходящая от тебя боль просто… сводит с ума. Я не знаю, как, бл*дь, он может это выносить…

Я почувствовала, как мои челюсти вновь сжимаются. Подумав над его словами, я скрестила руки.

— Ревик сказал, что отношения видящих «сложные»… и во многом биологические. Он сказал, что мне не стоит воспринимать это на свой счёт. Это тоже правда?

Элайя фыркнул.

— Грёбаный романтик.

— Это правда, Элайя?

Он пожал плечами.

— Это может быть правдой в некотором отношении, полагаю. Мы биологически в большей степени ориентированы на моногамию, чем люди. Но это не совсем то же самое, если хочешь знать моё мнение… и это вообще никак не относится к тому, как мы выбираем супругов. Более того, можно сказать, что здесь действует обратный принцип.

В ответ на мой озадаченный взгляд он пожал одним плечом в манере видящих.

— Биологические симптомы могут нервировать, наверное. Особенно если ты не знала, что происходит. Для кого-то вроде тебя, считавшего себя человеком, это будет намного сложнее… — он нахмурился, всматриваясь в моё лицо. — Боги. Ты же не влюблена в него, нет, Элли-девочка?

Я покачала головой, но все равно почувствовала, как грудь слегка сдавило.

— Я едва его знаю, — сказала я.

— Я спрашивал не об этом, — все ещё всматриваясь в мои глаза, он добавил более осторожно: — Мы все предполагали, что ты выбрала его для защиты. Или, честно говоря, потому что он был первым мужчиной-видящим, которого ты встретила, и тебе не повезло.

Он поколебался, положив ладонь на мою руку.

— Но если ты влюблена в него, что ж… это меняет положение вещей. Тогда будет не так-то просто выпутаться из этой истории с ним, милая. И я сожалею об этом, — он стиснул мою руку. — Искренне сожалею.

Я сосредоточилась на его глазах. Казалось, они сделались странно яркими в тусклом освещении каюты.

Когда это случилось, его слова приглушились, словно кто-то повернул шкалу радио.

Все остальные звуки в комнате, казалось, умножились. Окружающие шумы сделались оглушающими: звуки океана через закрытую дверь, ветер, тихонько свистящий через стекло, тиканье старомодных часов на стене. Я уловила странный сбой в дыхании Элайи, пока он всматривался в моё лицо. Его сердце билось в грудной клетке, замедляясь, пока он слушал мой ответ.

Я успела подумать, что момент оказался ироничным.

Затем все в комнате померкло.

Мне стоило знать, что я почувствую, когда это случится. По тому, что рассказал мне Элайя, по тому, что случилось с Джейденом в Сан-Франциско… даже по тому немногому, что рассказал мне сам Ревик… я действительно должна была знать.

Я должна была знать многие вещи, но они все равно умудрялись меня удивлять.

 

Глава 28

Срыв

Я стою на каменистом утёсе, над долиной, испещрённой паутиной трещин. Ветер воет между расселинами. Все пропало. Все деревья, животные, растения превратились в пыль, унесённую прочь.

Я одна. Но не совсем. Не совсем одна.

… Он приподнимается на руках, покрываясь потом, читая её, всматриваясь в её глаза, пока доводит её до предела. Я вижу надпись-татуировку на его руке. Пот заставляет его черные волосы липнуть к шее и лбу, пока он двигается над ней. Его руки напрягаются, когда он изменяет угол проникновения. Он удерживает её на месте, сжимая пальцы в светлых волосах, и проникает глубже… настолько глубоко, что при её вскрике он медлит, сдерживая какую-то часть себя, проникая своим разумом, чтобы почувствовать, когда…

Она кончает, стискивая его руки. Боль исходит от него рябью, пока он наблюдает за этим.

Затем становится только хуже.

Красный свет солнца полыхает перед моими глазами, но то бледное, лишённое птиц небо меркнет.

Я чувствую, как он борется. С собой, со мной. Он теряет контроль, и затем он уже стонет вслух, прося меня, вплетая какую-то часть себя глубже в мой свет.

Он притягивает меня в себя, даже когда она лежит между нами.

«Бл*дь. Элли. Бл*дь…»

Он пытается остановить себя, пытается отстраниться.

«Иди сюда, — его голос резче дёргает меня в этом пространстве. Этот голос требователен, резок, но он также потерянный, лишённый контроля. — Иди сюда… gaos, иди сюда. Впусти меня. Позволь мне сделать это, проклятье…»

… и вот он уже внутри нас обоих. Я чувствую его раздражение, смешанное с облегчением, своего рода ужасом от того, что он делает, пока вдалбливается в неё ещё жёстче, пытаясь дотянуться до меня. Он хочет меня. Я чувствую это, чувствую это желание, хотя он не сознается в этом мне даже сейчас. Он хочет меня сильнее, чем я могу вынести, сильнее, чем я могу позволить себе чувствовать. Это желание причиняет боль, но я затерялась внутри его противоречивости. Над желанием нависает страх, маскируемый злостью на меня за то, что я заставляю его вновь посетить это место, вновь вспомнить.

Я заставлю его повернуть назад. Я превращу его в то, что он ненавидит.

Он в этом уверен. Он чувствует это каждой фиброй своего существа.

Я заставлю его повернуть назад, если он мне позволит.

Вверху вращается Пирамида. Предстоит увидеть ещё больше.

Пока что, для начала… глубже назад, вниз.

Он вспомнит.

***

— Эй, — женщина постаралась перевести дыхание. Она осознала, что так и не спросила его имени. — Эй… с тобой все хорошо?

Его бледная кожа поблёскивала от пота, от которого её светлые волосы липли к шее и волосам, а хлопковая простынь льнула к ногам. Она цеплялась за него, будучи не в состоянии ничего с собой поделать. Все её тело все ещё вибрировало от того, что он с ней проделывал — кажется, снова, и снова, и снова.

Он оставался пугающе спокойным, пока доводил её до оргазма, но в конце он удивил её, тоже разразившись словами — куда большим количеством слов, чем она ожидала по их краткому разговору в баре.

Он предостерёг её, что все будет быстро, и все же было в нем что-то уязвимое, как только он позволил себе забыться. Эта уязвимость временами превращалась почти в жестокость, но он не причинил ей боли. Он снял с неё одежду ещё до того, как они полностью вошли в комнату, и она понимала, что он сдерживался даже тогда — используя свой рот, чтобы выиграть им время, заставляя её говорить с ним.

Как только он начал действовать по-настоящему, она засомневалась в том, что он вообще осознавал её присутствие.

Когда он наконец кончил, он едва не умолял её.

Или умолял кого-то другого, возможно, сделать… нечто.

Теперь он просто лежал там как труп.

Она гадала, как вообще позволила ему уговорить себя и пришла сюда.

Её муж взял им раздельные каюты — его идея, конечно, чтобы дать им «больше пространства», и потому что он утверждал, что не может спать из-за её храпа — но он ничуть не стеснялся заходить к ней, если был в настроении для этого, или если опять поссорился с инструкторшей по танцам. Она вздрогнула при мысли, что ей, возможно, придётся объяснять, что делает в её постели голый мужчина-видящий.

Хотя, на самом деле, поделом ему.

— Эй, — она положила руку на его грудь. Его кожа ощущалась холодной. Она сохраняла лёгкий тон, стараясь улыбнуться. — Кто такая Элли?

Она видела, как изменилось выражение его лица прямо перед тем, как он закрыл глаза. Однако она невольно задавалась вопросами. Его девушка? Они вообще встречались?

Отвернувшись, он переместил свой вес на матрасе.

Она приласкала его волосы.

— Тебе нехорошо?

Он поднял руку, отталкивая её ладонь. Она в неверии наблюдала, как он вытирает лицо, и сомневалась в увиденном. Затем его ритм дыхания изменился, и она не могла отрицать то, что слышала. Он плакал. Он вытер глаза тыльной стороной руки.

— Эй, — произнесла она, слегка встревожившись. — Что происходит?

Когда он заговорил, его голос заставил её подпрыгнуть. Она совсем забыла про акцент.

— Я женат, — сказал он.

Удивлённый смешок застрял в её горле. Она постаралась скрыть его в своём голосе.

— Я тоже, — сказала она. — Я думала, в этом и есть весь смысл.

Он посмотрел на неё. Его бледные глаза отражали свет, лившийся из-под двери — почти как кошачьи глаза. Она вновь вспомнила, что он не человек. Он смотрел на неё так, словно она была для него такой же чужой. Затем он сел. Она наблюдала, как он нашаривает свои брюки на полу, натягивает их на ноги, продевает ремень в шлёвки и застёгивает. Встав, он нашёл рубашку и натянул её через голову, и теперь она ощутила исходившую от него эмоцию, ясную как день — это была ненависть к самому себе.

Она крепче закуталась во влажную простыню.

— Прости, — сказала она.

Он покачал головой.

— Это не твоя вина.

— Ты хочешь денег? — она невольно отпрянула, испугавшись его, как только увидела взгляд его глаз.

— Нет, — ровно ответил он, и больше на неё не смотрел.

Прежде чем она успела придумать, что ещё сказать, он нагнулся, поднимая наплечные ремни для кобуры, которая так шокировала её при первом взгляде.

Он надел ремни как жилет, туго затянув их и проверив пистолет перед тем, как надеть пиджак обратно. Она все ещё смотрела на него, когда он повернулся к ней спиной, направившись к двери.

Свет ослепил её, когда он вышел в коридор.

Это продлилось недолго.

Когда последовал щелчок замка, она со вздохом откинулась обратно на кровать. Все, что она могла чувствовать — это облегчение, потому что он ушёл, и она скорее всего никогда больше его не увидит.

***

Когда Элайя закончил говорить, Чандрэ продолжила хранить молчание.

Элайя делил с ней конструкцию, так что он знал — она думала про себя о том, насколько все это нелепо. Более того, в её рабочие обязанности разведчицы Охраны Семёрки не входил пункт «нянчить двух взрослых видящих», которые, по её мнению, должны находиться где-нибудь в хижине наедине, знакомясь друг с другом в плотском смысле минимум месяц до того, как им разрешат поговорить об их отношениях в чем-то замысловатее односложных слов.

По традиции все делалось именно так. Старинные обычаи существовали не на пустом месте.

Элайя с трудом сдерживал улыбку в своём свете.

Эти двухсотлетние видящие всегда брюзжали о прошлом.

«С ней все хорошо?» — наконец, послала Чандрэ.

«Вполне нормально, да, — он позволил ей ощутить свою хмурость. — Блеванула, когда пришла в себя, и отказывается об этом говорить. Физически она в норме. Она на балконе…»

«Заведи её внутрь. Сейчас же».

«При всем моем уважении, сэр, но нет. Она хочет посмотреть на воду, так черт подери, позвольте ей посмотреть на воду. Сейчас темно. Никто её не увидит, — он помедлил. — Он отметился?»

«Нет, — она испустила Барьерный вздох. — Вэш сказал нам самим решать, что необходимо для поддержания контроля над ситуацией. Ты сказал, что она не станет выдвигать обвинений. Мы привлечём его к дисциплинарной ответственности за нарушение клятвы? Она может ждать его возвращения. Чтобы зарезать его, пытаться причинить боль, или ещё что».

Элайя издал невесёлый смешок.

«Я так не думаю, — послал он. — Она все ещё думает слишком по-человечески, чтобы позволить себе подобное».

Ощутив скептицизм Чандрэ, он добавил:

«…И если под дисциплинарной ответственностью ты имеешь в виду пристрелить его в голову, то я целиком и полностью за, — в его мысли просочилась злость. — Он совершенно её не прикрыл щитами. Если бы мне нужно было предположить, я бы сказал, что он нарочно вовлёк её в это».

«Ещё рекомендации, Элайя? — сухо послала Чандрэ. — Помимо стрелкового отряда для Дигойза за преступление под названием «желать свою жену»?»

«Разделить их, — тут же послал он. — Держать его подальше от неё. Когда она будет готова, я спрошу её, что она думает».

«Ладно. Я оставлю их на тебя, — она раздражённо щёлкнула, скрещивая свои световые руки. — Присматривай за ней, Элайя. И никаких попыток воспользоваться ситуацией, чтобы заманить её в свою постель. Мы все ещё не знаем, почему он так поступил».

Он фыркнул. «Почему он так поступил? Ты серьёзно?»

«Ты прекрасно знаешь, что я серьёзно, — её красные глаза ярче полыхнули в Барьерном пространстве. — Между ними происходит что-то странное, и ты знаешь это. Половина мужчин на корабле заглядывается на Мост, а ты хочешь сказать, что её собственный супруг этого не делает? И все же он не притрагивается к ней, а теперь ещё и открыто пошёл налево. Не говори мне, будто знаешь, почему он это сделал».

«Я бы сказал, что больше половины, — Элайя сверкнул волчьей улыбкой. — И не только мы заглядывались, шеф. Я видел, как ты не раз пялилась на её задницу».

Чан стиснула зубы. «Смысл в том, что даже не начинай. И другим тоже скажи. Если ты вынудишь Дигойза впасть в буйную ярость от ревности, у нас будут настоящие проблемы. Я не собираюсь сегодня разбираться с этим куском дерьма».

«Понял», — послал он.

«Лучше бы понял. Иначе, честное слово, я дам ему пристрелить тебя».

Элайя все ещё посмеивался, когда отключился от Барьера, вновь ощутив под ногами жёсткую обивку каютного кресла.

Он подождал, пока перед глазами прояснится, затем повернулся лицом к окну на балкон, где в последний раз видел её, и поражённо вскочил на ноги.

На балконе — более того, во всей каюте — было пусто.

 

Глава 29

Выход

Кабина лифта остановилась на верхнем из двух главных этажей, выпустив меня и семерых других пассажиров в широкое фойе с красными и золотыми узорами.

Фойе было переполнено людьми. По одному лишь количеству человеческих сознаний, мельтешивших вокруг меня, я подозревала, что пришла во время последнего из двух ужинов, подаваемых для основных пассажиров — удача, которая обеспечивала хотя бы визуальное прикрытие.

У меня было мало времени, пока Элайя находился в Барьере, разговаривая с Чан или кем-то ещё. Как только я увидела, как он вышел за пределы тела, я побежала к гардеробу.

За считанные секунды я сдёрнула джинсы и тесную футболку с логотипом группы, на концерт которой ходила годы назад в Окленде. Я надела ботинки и толстовку, чтобы защититься от холода, прикрыла голову капюшоном и надела карие контактные линзы, которые я выудила из мусорки и промыла. Я проецировала часть своего сознания на балкон, пока одевалась за дверцей гардеробного шкафа — на случай, если Элайя поищет меня в какой-то момент своей беседы с Чандрэ.

Это ещё один трюк, которому научил меня Ревик.

Схватив зеркальные солнцезащитные очки, найденные в одном из ящиков, я сунула их в карман и направилась к двери.

Я заготовила целую историю для охранников в конце ряда кают, но она мне не понадобилась, потому что, ну… охранников там не было.

Не желая заглядывать дарёному коню в зубы, я как можно быстрее прошла к лифту, неуклюже надевая солнцезащитные очки и нажимая кнопку вызова лифта.

Это было как минимум пятнадцать минут назад.

Я выходила на нескольких случайных этажах, входила в несколько разных групп людей перед тем, как решила направиться в лобби и поискать место, где смогу прятаться на публике. Я решила, что мой лучший шанс получить хоть час свободы от Охраны — это найти место, где меня никто не будет искать.

Конечно, Охрана уже могла меня искать.

Мне приходило в голову, что я также могу наткнуться на Ревика, если он снова выйдет прогуляться или, может, пойдёт на второй раунд.

Когда мой свет отреагировал на мою же слабую попытку пошутить, я отбросила это в сторону, но образ того, как я падаю на пол атриума, все равно промелькнул в мыслях наряду с привкусом того, каково это было в первый раз.

Может, приходить сюда было глупостью.

Я даже не была уверена, какого черта мне хотелось.

Наверное, просто выразить протест. Не сидеть в той комнате и не ждать возвращения Ревика. Мысль о том, чтобы ждать под вооружённой охраной, просто притворяться нормальной, когда Ревик вальяжно войдёт обратно в ту дверь — все это вызывало у меня физическую тошноту.

Очевидно, он хотел, чтобы я серьёзно отнеслась к его просьбе о разводе.

Я поняла. Я по-прежнему не питала ни единой иллюзии относительно того, что он поговорит об этом со мной после возвращения.

Тем временем мне нужно было немного свободы. От всех них.

Я знала, что мой маленький побег из тюрьмы не продлится долго. Черт, да я сама добровольно пойду обратно, если Охрана не найдёт меня первой и не утащит обратно в каюту за волосы. Но бл*дь, я не могла просто сидеть там следующие неизвестно сколько часов и ждать, когда вернётся Ревик.

Я не могла это сделать.

По правде говоря, наверное, я в первую очередь делала это потому, что знала — Ревику откровенно крышу снесёт, когда он узнает.

И да, ладно, я довольно сильно окосела. Я определённо слишком много выпила с Элайей.

Аккуратно сохраняя разум пустым, я сосредоточилась на своём окружении.

Отделка напоминала нечто среднее между Вегасом, который я однажды посещала с Джейденом, и пригородным торговым центром. Вот только здесь лишь половина вывесок и проекций виртуальной реальности были на английском. Большинство переключали языки, просканировав ключи от номеров, следуя за клиентами с более высоким кредитным лимитом и подстраивая продукты, пока человек не отмахивался от них или не прекращал слушать их частоту. Коридоры извивались во все стороны, отчего сложно было отследить, в какой части корабля я находилась, пока я не останавливалась и не ощущала движение всего судна.

Даже тогда легко было развернуться.

После почти полной тишины последних недель, и здесь, и в Сиэтле, слышать голоса, эхом отдающиеся вверх и вниз по пяти этажам стекла и металла — это одновременно успокаивало и вызывало какую-то экстрасенсорную атаку. Ощущение почти парализующего одиночества попыталось подкрасться ко мне обратно. Группы смеющихся, ходящих за покупками и даже пререкающихся людей почему-то напоминали мне, насколько я была полностью изолированной от всех вокруг.

Эта изолированность пролила свет и на кое-что другое.

На самом деле, неудивительно, что эта история с Ревиком так сильно на меня повлияла. За последний месяц или около того я позволила ему стать всем моим миром.

Мне нужно было находиться в обществе других людей, даже если я не могла говорить ни с кем из них — даже если я только и могла, что наблюдать со стороны за их нормальностью.

Я сомневалась, что люди на борту будут бдительно присматриваться, нет ли среди них видящей-террористки — даже если эти люди не находились в отпуске. Половина людей вокруг меня была пьяна или полностью сосредоточена на бесплатной еде и играх в казино корабля. В любом случае, моя внешность довольно сильно отличалась от фотографий, размещённых во всех новостях. Мои волосы изменили цвет и длину. Моё лицо похудело. Мои глаза были другого цвета. И я просто выглядела… иначе. Я не могла указать на конкретное различие, но видела его всякий раз, когда смотрелась в зеркало.

По настенным картам я имела базовое представление об устройстве корабля.

Я нашла главное казино, две обеденные зоны и пять баров только на этаже лобби, а также полноценный кинотеатр и крытый плавательный бассейн. Вспомнив о последнем, я всерьёз подумывала пойти поплавать, хотя мне нужно было придумать, что надеть.

У меня не было кредиток, чтобы купить купальник. У меня не было даже ключа от номера.

Я гадала, смогу ли подтолкнуть клерка настолько, чтобы заполучить себе купальник. Подумав об этом, я отказалась от идеи. Я оставлю принуждение на случай, если оно мне по-настоящему понадобится. В любом случае, мне нужно было выяснить, не обнаружит ли меня конструкция в ту же секунду, как я отправлюсь в Барьер.

Стенды для фотографий сверкали виртуальными фонами побережья Аляски рядом с людьми, одетыми в костюмы с панелями виртуальной реальности. Эти костюмы использовали сгенерированные компьютером изображения, чтобы заставить носителей выглядеть как угодно — от белоголовых орланов до северных оленей или пингвинов. Я даже видела несколько полярных медведей, а они, насколько мне известно, вымерли много лет назад, если не считать зоопарков.

Бар с пианино находился рядом с длинными очередями людей, которые ждали, когда их рассадят для ужина из пяти блюд. Бар с обеих сторон обрамлялся золочёными каскадными балконами. Вдоль перил, над опущенным ниже уровня пола помещением бара, размещались киоски, которые продавали все что угодно — от драгоценных украшений до береговых экскурсий, педикюр и массаж, уроки танцев и лотерейные билеты, связь без налогов, сигареты, парфюм, алкоголь и сумочки.

Я видела женщину с брошюрой по услугам видящих, которые можно приобрести в Анкоридже, включая поездку в место, которое Ревик называл баром «недобровольных», а каждый знакомый мне человек называл борделем.

По мне ударил очередной прилив тошноты — в этот раз такой сильный, что это заставило меня остановиться.

Я сделала вдох, прислонившись ладонью к стене коридора в затемнённой зоне наблюдения возле бара с пианино. Там стояло всего несколько столиков, за которыми пары потягивали напитки и смотрели на океан через огромные окна.

Иисусе. Что бы, черт подери, со мной ни происходило, я должна взять это под контроль. Я слишком потела и видела в зеркальном стекле, что смертельно побледнела.

Может, мне стоило просто вернуться.

«Элли?»

Я перестала дышать на середине выдоха. Просканировав лица слева от меня, я помедлила, сосредоточившись на окнах, которые выходили на океан.

«Элли? Ты мне ответишь?»

Я сглотнула, не отводя глаз от накатывавших волн. Небо было темным, но над водой оставалась кайма красновато-пурпурного цвета. Мои глаза вернулись к тускло освещённой зоне отдыха с несколькими столиками. Я никого не узнавала, не чувствовала его поблизости.

Его здесь не было, осознала я.

Я думала о нем, и он меня услышал.

«Элли. Пожалуйста… мне нужно тебя увидеть».

Я неподвижно стояла возле мужской уборной. Я не пошевелилась даже тогда, когда мне улыбнулся мужчина, вышедший из вращающихся дверей.

«Элли, я прошу прощения. Я действительно…»

«Я не хочу об этом говорить», — выпалил мой разум.

В ответ на его молчание я принудила свои мысли сделаться нейтральными. Я вдыхала и выдыхала, заставляя себя подойти к делу логически.

«Ревик, — подумала я в его адрес. Я сделала ещё один вдох, и мой разум утвердился ещё сильнее. — Ревик… тебе действительно не нужно мне ничего объяснять».

«Элли, нужно. Мне нужно…»

«Нет, — послала я. — Не нужно. Я понимаю. Ты можешь получить развод или чего ты там хочешь…»

«Не вот так, — перебил он. — Я не хочу говорить с тобой вот так. Я хочу по-настоящему сесть и поговорить с тобой. Пожалуйста».

Я почувствовала, что он пытается придумать, как меня уговорить.

«Пожалуйста, Элли…»

Он потянулся ко мне своим светом, и я отдёрнулась, бездумно отстранившись от него. Когда он вновь приблизился ко мне, я подняла стену.

Он врезался в неё… затем тут же отстранился.

Это произошло так быстро, что я едва поняла, что именно я сделала.

Молчание затянулось. Я понимала, что Ревика шокировало то, как я его оттолкнула. Я ощутила в нем боль — приторную боль, которую сложно было не впустить в мой свет. Он все ещё скрывал что-то от меня, но я тоже пыталась скрыть свои чувства. Казалось, с нами это никогда не закончится.

«Ревик, — послала я. — Серьёзно, я говорю это не для галочки. Тебе не нужно это делать. Меня устроит, если мы будем просто друзьями. Может, тебе необязательно было идти на такие крайности, чтобы донести свою точку зрения, но…»

«Элли… нет. Все не так…»

«Элайя сказал мне, — послала я, перебив его. — Так что я теперь понимаю. Я понимаю, что случилось в Сиэтле. Я понимаю, почему ты думаешь, что я тебя принудила. Я не хотела этого, но…»

«Элайя? — его мысли замерли. — Какого черта он тебе сказал, Элли?»

«Ревик. Я пытаюсь сказать, что я сожалею. Мы можем просто…»

«Нет, — послал он. Боль выплеснулась из его света. — Пожалуйста… боги. Не заставляй меня разговаривать с тобой вот так… Пожалуйста, Элли…»

Я вновь ощутила уязвимость в его свете и не смогла ответить.

Его мысли сделались тихими, почти шепчущими. «Пожалуйста, Элли. Позволь мне увидеть тебя… пожалуйста».

Я смотрела на ночное небо, наблюдая, как горизонт слегка покачивается.

«Ладно, — неохотно послала я. — Но Иисусе, Ревик. Мы не обязаны делать это…»

«Ты в каюте? Элайя с тобой?»

«Нет, — я поколебалась настолько, что мне показалось странным повторное упоминание Элайи. — …нет на оба вопроса, вообще-то. Я на другом конце корабля. Рядом с большим пианино, со всеми этими магазинами. Мы можем встретиться здесь или…»

«Что? — его свет изменился. — Как ты туда попала?»

«Пешком пришла, — его боль вновь усилилась, и я сжала руками живот, изо всех своих чёртовых сил стараясь больше ничего не чувствовать из его света. — Ревик… я была осторожна. Элайя был так взбешён. Я не видела никого в коридоре, так что…»

«Элли! Боги, детка, что ты делаешь? — его боль усилилась наряду с чувством вины, от которого я вздрогнула, стискивая зубы. — Жди прямо там, где ты сейчас. Жди там. Я приду туда. Я тебя найду…»

— Сестра?

Я подпрыгнула, поворачиваясь на новый голос.

Я отвлеклась, испытывая тошноту от такой близости к его свету, отвлеклась на то, как он только что назвал меня, сомневаясь, правильно ли я расслышала его, и уж тем более сомневаясь, действительно ли кто-то только что обратился ко мне за пределами Барьера. В любом случае, я ожидала, что это будет один из охранников, Элайя, Чандрэ или кто-нибудь, кого они послали найти меня.

Присутствие Ревика померкло, но я не чувствовала, чтобы он отстранился.

Вместо этого все ощущалось так, словно я вошла в плотную стену, и стена сомкнулась вокруг меня, выталкивая его. Похожие на сигнальные огни глаза встретились с моими, светясь в свете проекций виртуальной реальности от ближайшего киоска. Мелькающие образы отвлекли меня. Я видела женщину, вращавшуюся на высоком мониторе в вечернем платье с блёстками. Настоящая женщина, чей образ проецировался туда, наблюдала за трансформированной версией себя словно заворожённая.

— Ты потерялась, сестра?

Я моргнула. Женщина держала меня за руку. Я наблюдала, как её длинные пальцы сжимаются на моей коже. Они выглядели синими в отсветах образов виртуальной реальности. Я постаралась сосредоточиться на её лице, но не могла.

«Я помогу тебе, — мягко послала она. — Ты выглядишь очень усталой, сестра».

Меня омыло облегчение. Я правда устала.

Я поверить не могла, насколько устала.

Женщина с прозрачными глазами промурлыкала баюкающий звук…

…и я впала в замысловатый поток света.

Мир отключился.

Он вновь появился изменённым прежде, чем я успела перевести дух.

На другой стороне все выглядело иначе, пусть даже в мельчайшей, неуловимой манере. Словно мои линзы отражали свет немного под другим углом. Внутри этой новой частоты объекты и люди стали более сложными, многомерными. Их света расширились, размытые контуры обострились и превратились в серии математических уравнений.

Обрывки музыки и света гармонировали в этой идеальной структуре.

Из резких линий проступил чертёж — стены, этажи, инвентарь, мебель, растения в горшках, даже люди. Потолочная люстра взорвалась мерцанием нитей света. Физический свет разделился на частицы, материи и энергии — это достижение простейшей механической красоты буквально заставило меня задержать дыхание.

Я вместе с другой видящей прошла обратно через людный коридор.

Все, что я могла делать — это таращиться вокруг, потерявшись в этой сложности и красоте.

Даже те банальные проекции виртуальной реальности сделались захватывающими. Теперь я могла видеть, как они сделаны — технология снабжалась нематериальным светом, обрабатывая каждое сообщение как экран проекции позади сменявшихся кадров фильма. Я видела, как сменяются изображения, связываясь с каждой единицей информации по проходившим мимо людям, а свет изменяется, чтобы притягивать их.

Взаимодействие сознаний, то, как они формировали из кирпичиков все более и более персонализированные сообщения — все это сделалось видимым для меня.

Мимо нас проходит группа людей, привлекая моё внимание.

Я слышу их резкий смех словно издалека.

Они ощущаются словно дети, марионетки, запутавшиеся в нитях света, окружённые сложностью, которая диктует каждый их шаг, оставаясь совершенно невидимой для них.

«Да, — посылает женщина с синей кожей. — Ты чувствуешь это, не так ли? Даже ты. Ты чувствуешь, какие они неправильные. Какие… неполные».

Я смотрю, как атомы танцуют в лучах под потолком коридора, свет льётся фрактальными радугами, а его освещённые нити переплетаются и изменяются над головами.

Я смотрю в глаза держащей меня женщины. Она прекрасна.

Она также права. Дело не только в людях, осознаю я, глядя по сторонам. Дело во всем. Мир кажется лишь наполовину сформированным. Неполным. Он сломан. Каким-то образом мы это допустили. Затем меня поражает.

Как и любое уравнение, его можно изменить.

«Мы покажем тебе, — мурлычет женщина с синей кожей. — Мы покажем тебе такие изумительные вещи, Мост Элисон. Ты поймёшь столько вещей, которые ускользали от тебя. Мир никогда больше не будет для тебя таким маленьким, как сейчас».

Я могу видеть, что она мне предлагает.

В её мире у меня была бы цель.

Моя жизнь имела бы значение. Она имела бы существенное значение, незапятнанное болезнью или потерями, или просто случайным смятением, которое управляет большинством жизней.

В её мире бомбы не падают на Пекин из-за допущенной мной ошибки.

Войне вообще нет необходимости происходить. Миллиардам людей нет необходимости умирать.

Такое облегчение сдаться, отпустить это все. Тошнота и боль, что я ощущала всего минуты назад, уже ушли.

Женщина права.

Ничто и никогда уже не будет прежним.

 

Глава 30

Освобождение

«ЭЛЛИ! — Ревик кричал её имя в Барьер. — ЭЛЛИ!»

Он кинулся в пространство, где находилась она, пытаясь силой проложить себе путь.

Он попытался ещё раз, борясь с подступающей паникой. Он знал, что поймало её, узнавал отпечаток металлических нитей, которые силой оттолкнули его от её света, забрали её у него. Он ещё не понимал, как, и не знал, кто именно её заполучил, но детали действительно не имели значения.

Они её заполучили.

Он врезался в эту стену, используя весь свой свет.

Стена начала поддаваться.

Затем что-то поднялось.

Резкая боль ударила его над правым глазом. Ревик сопротивлялся, упрочняя свои щиты, когда что-то более крупное полоснуло по его свету. Тёмная фигура отбросила его в сторону, выбив из небольшой конструкции — полностью выбив его из своего тела.

На несколько секунд Ревик утратил всякую способность концентрироваться или видеть.

Когда перед глазами прояснилось, он остановился в коридоре, распластав пальцы на одной из стен, оклеенных обоями.

Он вытер нос и уставился на кровь на своих пальцах.

Он не позволял себе думать. Он просто побежал.

Ужас затопил его нутро, пока Ревик работал ногами, чтобы быстрее миновать коридор. Он старался нарастить инерцию, вкладывая большую часть своего сознания в тело, дабы сократить расстояние между ними как можно быстрее. Он все равно умудрялся забросить часть своего сознания вперёд и обратно в конструкцию.

Ему понадобится как минимум десять минут, чтобы добраться до атриума — даже на предельной скорости.

Слишком долго.

Он просканировал варианты.

Он попытал удачи с их хижиной. Там было пусто; Ревик получил Барьерный эквивалент статического шума. Ни Чандрэ. Ни Элайи. Ни охраны. Как, черт подери, она выбралась из комнаты, и уж тем более из охраняемых коридоров на седьмой палубе? Кто-то к этому времени должен был заметить её отсутствие.

И кто, бл*дь, поймал её? Кто-то взошёл на борт в последнем порту? Отряд Шулеров? У них был кто-то в охране корабля? Или это просто дерьмовая удача — одинокий разведчик в их обширной сети, который по случайности работал на этом маршруте?

Ревик попытал удачи с общим каналом безопасности Охраны.

Ничего. Он скользнул большей частью себя обратно в своё тело, побежав к носу корабля и стараясь думать.

Его голова болела. Что-то тёмное цеплялось к ней и к его правой руке. Дырка над глазом была самой серьёзной. Он занялся ею в первую очередь, заново перевивая свой свет, но что-то старалось удержаться, прячась в тех частях него, к которым сам Ревик не так часто обращался. Он потерял, где она находилась. Он продолжал искать, но теперь его щиты были подняты в режиме охоты, что замедляло его. И все же, если они сломали слишком большую часть его структуры, он окажется для неё бесполезным.

Как, во имя имён богов, она добралась в ту часть корабля?

Его адреналин выстрелил, когда его разум сложил воедино частицы головоломки.

Это спланировано. Они подверглись нападению.

На него велась охота, и это должны быть те же, кто захватил её. Ревик чувствовал, как они почти открыто ищут слабости в его щитах, пытаясь проникнуть в его разум и отвлекая его, не давая продвинуться к ней.

Должно быть, они уже были на месте.

Они увидели шанс, когда он и Элли разлучились. Скорее всего, они скоординировали её побег с седьмой палубы. По меньшей мере, они оставили дверь открытой, зная, что она с большей вероятностью захочет уйти, учитывая, что Ревик сам только что…

Он отрезал эту мысль. Если он будет корить себя, это не поможет Элли.

Кем бы они ни были, их здесь много. Скорее всего, они пробыли здесь уже некоторое время, а значит, они определённо находились на корабле и ждали шанса.

Он им его дал.

Он вспомнил одно из своих обзорных воспоминаний — детализированную карту корабля, нашёл отклонение в Барьере, которое совпадало с тем, что он почувствовал от неё последним. Ударившись об очередной щит там, где ожидал найти её, Ревик поискал открытые места, заставляя свой свет резонировать с ней.

Он вспомнил, как она ощущалась, когда наконец согласилась увидеться с ним — как отреагировал его свет. Его горло сдавило, и Ревик зло отбросил это чувство. Он должен сосредоточиться. Бл*дь, он выходил из себя…

— Дигойз Ревик.

Он окончательно приземлился в своё тело, остановившись как вкопанный.

Четверо мужчин стояли в дюжине ярдов перед ним, одетые в длинные плащи.

Ревик провёл рефлексивное сканирование. Видящие. С хорошими щитами. Он не узнавал ни одного из них, так что они, наверное, вели свою деятельность в основном в Азии. Пистолеты, инфракрасные сканеры, устройство для извлечения плоти, своеобразное самоходное устройство, гранаты, сигнальные ракеты, ружье…

Что-то укололо его в горло. Ревик поднял руку, выдернул острый кончик из бока шеи. Он на мгновение уставился на сосуд размером с ноготь большого пальца, сканируя прозрачную жидкость. Его грудь сдавило. Дротик выпал из его дрогнувших пальцев, когда Ревик почувствовал, что один из видящих навёл на него извлекающее устройство. Он метнулся к противоположной стене.

Все это случилось за считанные секунды его первого сканирования. Он все равно оказался слишком медленным.

Стеклянная трубка ударила по нему в воздухе.

Отлетев в сторону, Ревик промазал мимо цели и врезался в стену недалеко от алькова, в который метил. Он грузно упал и приподнялся на конечностях, пытаясь встать на ноги, когда провод натянулся, заставив его потерять равновесие.

Они все ещё удерживали его.

Провод оставил дыру в его куртке с правого бока. Ревик схватился за переплетённый металл голыми пальцами, сканируя стеклянный сосуд, который они вставили в его плоть на глубину как минимум большого пальца, прямо через куртку. Провод вновь натянулся. Зубы сжались. Прежде чем он успел отпустить, сосуд выскользнул из него одним быстрым рывком, и переплетённый металл сорвал кожу с его рук при движении.

Ревик закричал, хватаясь за живот. Кровь хлынула меж его пальцев, пропитывая брюки и куртку. Он надавил рукой на дыру. Борясь с шоком, он поднялся, пошатнувшись назад.

В этот раз он буквально нырнул в Барьер.

Все сделалось кристально ясным.

Выдрав глок из кобуры, он выстрелил вслепую, побежав в противоположном направлении. Первый выстрел пробил тёмную дырку в стене, но сделал именно то, чего добивался Ревик — заставил их метнуться в укрытие. Он переключился на своё сознание, зная, что его подслушают, но ему было уже все равно.

Он послал пронзительную, резкую вспышку тревоги.

Его предупреждающий вопль врезался во что-то прежде, чем добрался до главных стен конструкции. Ревик смотрел, как он рассеивается впустую. Окинув взглядом физическое окружение, его глаза засветились при виде рычага пожарной сигнализации. Он схватился за него рукой с пистолетом и дёрнул вниз.

Немедленно раздался пронзительный сигнал.

С нескольких сторон открылись двери.

«Дигойз? — мысли Элайи доносились словно через мутное стекло. — Где ты? Ты меня слышишь?»

«Элай… ты с ней?» — Ревик заморгал от боли, стискивая свой бок. Его разум метнулся в сторону. Это лишило его равновесия, заставило вернуться в переднюю часть его сознания.

Боги, наркотики. Он забыл про дротик.

«Элайя… кто-то пытается уйти с ней, — правда вновь ударила по нему, вызывая прилив почти паники. — Ищите лодки, любые объекты, достаточно крупные для посадки вертолёта. Они захотят убрать её с корабля как можно быстрее…»

«Брат, успокойся! Где ты?»

«Найди её, проклятье! Начни с атриума. Когда я в последний раз её видел, они поймали её там».

«Где ты? Я пошлю кого-нибудь».

«Нет. Я приду к вам, — он уставился на кровь, пропитывавшую его куртку, и осознал правду. — Элай. Пожалуйста… Я не могу к ней добраться. Ты должен это сделать. Пожалуйста. Пожалуйста…»

«Дигойз…»

Он пинком вышвырнул другого видящего из своего разума.

Охотники перегруппировались.

Хромая назад полубегом, Ревик поднял глок, другую ладонь прижимая к боку. Он просканировал пространство за ним, ища открытые двери. Он должен остановить кровотечение, или он окажется ещё более беспомощным. Если для этого понадобится осушить людей из Барьера как бл*дских ridvak, он получит необходимый ему для этого свет.

Он снова подумал об Элли, и это заставило его двигаться, быстрее шевелить ногами.

Он попросил у неё развод.

Он попросил у неё развод, а потом позволил увидеть себя с другой.

Он не допустит, чтобы это стало его последними словами к Элли, даже если ему придётся убить каждую живую душу между ним и наружными палубами.

***

Я ошеломлена изумлением, затеряна в нем.

Сложность света поражает меня. Она заставляет меня осознать, какую малую часть Барьера я видела прежде, даже когда смотрела глазами Ревика. Я бы никогда не увидела это самостоятельно. Ещё годы не увидела бы. Я также осознаю, насколько абстрактным мне все казалось прежде, насколько похожим на сон выглядел для меня Барьер и все в нем.

Теперь, впервые за все время, я вижу его мощь.

Я никогда не знала, что видения внутри этого пространства могут быть такими резкими, такими совершенно насыщенными, такими наполненными информацией и функциональностью. Даже теперь я вижу лишь проблески через зрение женщины, и все же творения, которые она мне показывает, заставляет щиты конструкций, которые я видела прежде, походить на ребяческую игру. На их фоне они напоминают грубые крепости, выстроенные из детских кубиков.

Одни лишь картины, которые я могла бы создать с этим — боги.

И все же само искусство здесь кажется тривиальным. Меня поражает осознанием, что видя это, я беру на себя ответственность — использовать то, что я знаю, как-то изменить вещи.

Сделать лучше. Каким-то образом.

Я поднимаюсь над людным коридором.

Они такие потерянные. Люди, которых я вижу, они налетают друг на друга, винят друг друга в бесчисленных столкновениях. Нет направления, нет цели, нет осознания, нет понимания, что ими движет. Что угодно может заполнить этот вакуум.

Что угодно.

Рядом со мной мурлычет голос. «Ты начинаешь видеть проблему. Можешь ли ты угадать решение, Высокочтимый Мост?»

Я вновь обнаруживаю себя с женщиной-видящей, хмурюсь, но не в её адрес.

Встретившись с её мудрыми, пронизывающими глазами, я опираюсь своими руками из плоти и крови на крашеный поручень, пока пытаюсь ответить на вопрос.

Однако я всегда была плохой ученицей. Часть меня всегда боролась с этим, даже если предмет меня интересовал. Я не знаю, почему все хотят меня обучить, используя учительские трюки, которые на мне не работали, а только заставляли меня отгородиться. Я не хочу наводящих вопросов с подвохом. Я хочу решений. Если их не существует, я хочу знать, почему, и куда двигаться дальше. Я хочу знать, что именно было опробовано; я хочу знать, почему и как это привело к неудаче.

Я не вижу в этом мысленных упражнений. Я питаю ноль интереса к подобному.

На кону стоят бл*дские жизни.

Так что я игнорирую её вопрос, поднимаясь выше в этом сложном свете. Когда я сосредотачиваюсь на конкретном аспекте миро-Барьерного пространства, он умножается, затем вращается под различными углами.

Словно я имею доступ к сотням разных умов одновременно.

«Не сотен умов, — мурлычет женщина рядом со мной. — Тысячам. Когда ты с нами, ты имеешь доступ к каждому aleimi-телу в нашей сети, Элисон. К каждой способности, к каждой частице знаний, к каждому набору навыков, имеющемуся в расположении каждого видящего, который решил объединиться с нами. Все это — твоё. Такова сила Пирамиды, Высокочтимый Мост».

Я откладываю эту информацию в сознании, оценив её ясность.

Мой разум возвращается к насущной проблеме.

Я испытываю иррациональное желание освободить всех людей, всюду, хоть вместе с женщиной я и вижу, что они просто использовали бы эту свободу, чтобы уничтожить себя. Я все ещё думаю об этом, наблюдаю за ними, когда меня отвлекает нечто, происходящее в другой части Барьера.

Там я чувствую страх. Жестокость.

Я сосредотачиваюсь там.

«Да, — мурлычет женщина. — Ты знаешь это существо. К этому моменту ты хорошо его знаешь, да?»

Я знаю его. Я знаю, кто он — даже под всеми его щитами. Я касаюсь его света через эту стену защиты, и узнавание усиливается.

Идеальные губы женщины изгибаются в улыбке.

«Семёрка очень потрудилась, чтобы спрятать его. Даже от него самого. Но они не могут спрятать его от тебя. Только не от тебя, Высокочтимый Мост».

— Ревик, — узнавание затопляет меня, причиняя боль моему сердцу, заставляя эту боль в моей груди обостриться. Я лишь мельком вспоминаю, что злилась на него, что между нами что-то случилось. Что бы там ни было, теперь это не кажется важным.

Мгновение спустя я хмурюсь, сканируя его aleimi.

«Что с ним не так?»

«На него напали. Эти видящие убьют его, если ты ему не поможешь».

«Что? — я встревоженно осматриваюсь. — Убьют его? Зачем? Где он?»

Я отстраняюсь, возвращаясь к замысловатой жиле света, которую показала мне женщина. Как только я это делаю, все становится проще. Я вновь вижу его — в этот раз так, словно он находится прямо передо мной.

Я пристально смотрю на него, стараясь понять.

Затем мой живот ухает вниз. Боль взрывается в моем сердце.

«Его ранили! Я должна пойти к нему. Отведи меня к нему, сейчас же…»

«Ты Мост, Элисон. Ты можешь помочь ему отсюда. Разве ты не видишь?»

Я борюсь со страхом, свирепой беспомощностью, глядя, как он бежит по отдалённому коридору, оставляя отпечатки окровавленных ног. Теперь я ей верю. Его превосходят по численности, он ранен, истекает кровью из множественных ран, теряет свет и структуру.

Он может умереть. Он действительно может умереть.

Я также вижу, что показывает мне женщина. Его свет каким-то образом сломан, опутан сетью переплетающихся нитей, удерживающих его на месте из сотен крошечных стен. Те, кто напал на него, не делают это с ним. Стены, которые я вижу, стары. Они опутывают его свет, отрезают его от целых частей него самого, оставляя участки его aleimi темными от неиспользования.

Я вижу на этих стенах отпечаток Семёрки.

Тихое воспоминание вспыхивает, гаснет.

«Кто сделал это с ним? — моё сердце болит все сильнее и сильнее. — Вэш? Это сделал Вэш?»

Яркие глаза женщины остаются неподвижными.

«Зачем? — мои глаза щиплет от слез. — С чего бы им так поступать?»

«Они его боятся, — просто отвечает она. — Этот страх убьёт его прямо сейчас, если ты не вмешаешься. Помоги ему, Мост Элисон. Освободи его. Он не из потерянных. Ему лишь нужно вспомнить, кто он на самом деле».

Но я уже присматриваюсь к окружающей его конструкции, используя мириады глаз Барьерных видящих, которые меня окружают. Сосредоточившись там, где встречаются эти плотные стены, я касаюсь его своим светом, пытаясь смягчить швы, которые его заточают.

Я ощущаю реакцию Ревика. Я чувствую его страх.

Я посылаю заверение, и когда он узнает, кто это, он впускает меня.

Его облегчение осязаемо, его тепло просто ошеломляет, когда он затопляет мой свет. Привязанность приходит с его присутствием, тоска, сожаление. На мгновение я не могу видеть ничего больше. Он хочет знать, где я, как я себя чувствую, но я сосредоточена на том, чтобы сохранить его в живых, так что я отстраняюсь, смотря, как я могу ему помочь. Я приближаюсь к той части структуры, которая удерживает все остальное на месте.

… и легко ломаю её своим светом.

Стены вокруг него начинают рассеиваться.

«Очень хорошо, Элисон».

Я едва её слышу. Я наблюдаю, как смещается свет Ревика. По необъяснимой причине на глаза наворачиваются слезы, размывая все, что я вижу за пределами Барьера.

Боги, как же он прекрасен.

Он поднимается на моих глазах, его свет затопляет структуры, которых я никогда в нем не видела, изгибается вокруг его головы, вокруг всего его тела, распространяясь высокими белыми языками пламени. Вся его сущность вспыхивает, сотрясая Барьер, заставляя метафизическое пространство дрожать от вспышки света.

Не осознавая, что делаю, я поднимаюсь вместе с ним.

На одно мгновение, на самой вершине, мы вместе, по-настоящему вместе.

Я вырываюсь из искусно сотканного серебристого света, который женщина делила со мной, и мгновенно чувствую себя легче; давление вокруг моего сердца испаряется.

С этой высоты металлические нити, которые казались такими изумительными, теперь выглядят фальшивыми. Больше, чем фальшивыми — они выглядят мутными, грязными, неподатливыми и маленькими. Я вижу вращающуюся Пирамиду под моими ногами, с тысячью созданий, прикованных к её неподвижным линиям. Из них высасывают свет, и они пляшут, как хилые марионетки из проволоки.

Я все ещё в изумлении смотрю на все это, когда Ревик пошатывается.

Что-то резко дёргает его, утягивая вниз, утаскивая меня за ним.

Я борюсь — пытаюсь удержаться над дымом и серебристыми облаками.

Мой собственный свет восстанавливается, и я пытаюсь поймать Ревика, хватаю его в волнах Барьера. Я не могу его удержать. Его свет сворачивается в сторону. При этом тёмная масса начинает светиться вокруг его головы, делая этот фрагмент его aleimi абсолютно черным.

Он падает в Пирамиду и исчезает.

«НЕТ! — кричу я. — РЕВИК!»

Вокруг меня люди толпятся в казино. Никто не поднимает взгляд на мои крики. Никто не слышит меня, пока они стоят над столами, пьют отвратительного вида коктейли с цветными зонтиками и фруктами, вымоченными в формальдегиде. Они все кажутся мне мёртвыми, как трупы, имитирующие жизнь. Я снова кричу, и по изображению прокатывается рябь, как по озеру после того, как кто-то бросил камешек.

«НЕТ! РЕВИК! ВЕРНИСЬ! РЕВИК!»

Я больше его не чувствую. Я ищу его, как дайвер, вслепую шарящий в совершенно чёрной воде. Мои руки и свет не находят ничего.

Его нет.

«Он адаптируется».

Я поворачиваюсь, вспотев, сжимая что-то в руках.

«Теперь он будет жить, Элисон. Ты спасла его жизнь».

Я чувствую, как серебристый свет подкрадывается обратно к моему, затягивает меня в свои сложные нити. Я все ещё над ним, но лишь частично. С моего места эти металлические облака выглядят как грязь. Зеркала и смерть, украденная сила — ложь, которая укрывает Барьер словно масляный слой.

Я сосредотачиваюсь на прозрачных глазах женщины. Они больше не кажутся мудрыми.

Для меня они выглядят мёртвыми. Холодными.

Моё зрение фокусируется обратно.

…и я осознала, что смотрю на Айви.

Айви. Молодая девушка в Сиэтле, которая перевязывала плечо Ревика, которая смеялась, пока красила мои волосы, которая организовала все мои удостоверения личности и паспорта вместе с Ярли. Но вместо молодой и счастливой личности, которую я помнила, теперь Айви казалась мне исхудалой. Её кожа была слишком тонкой, её голова и лицо были слишком огромными, напоминали череп. Её платиновые волосы торчали на голове, делая её больше похожей на гоблина, чем на эльфа. Она также выглядела старше.

Она улыбнулась мне, всматриваясь в моё лицо, и коснулась моей руки.

«Сестра. Не бойся. Даже не сомневайся, что мы — твои друзья».

Я осмотрелась по сторонам в физическом мире.

Казино, толпы — ничто из этого не было реальным. Я стояла на пустынном участке верхней палубы корабля, обдуваемая пронизывающим ветром. Мои волосы хлестали по щекам, когда я посмотрела вверх, туда, где поверхность скалы врезалась в небо. Она проплывала мимо левого борта корабля, тёмная и неподвижная.

Мы с Айви были одни. У входа на металлические лестницы справа от меня висела табличка, показывающая, что вход запрещён всем, кроме персонала.

«Ты работаешь на него, — выдавливаю я. — На Териана».

Она улыбается. Улыбка загадочная, но холодная. «Нет, — отвечает она, удивляя меня. — Я работаю на кое-кого намного старше него. Намного более знающего».

«На Галейта?» — спрашиваю я.

«Нет, — говорит она, не отводя от меня взгляда. — И не на него».

«Тогда на кого?» — спрашиваю я.

«Твой муж знает. Он знает нас довольно хорошо, Элисон».

Я хмурюсь, ощущая, как грудь распаляет злобой. «Чего, бл*дь, тебе от него надо? От нас обоих?»

Она улыбается, но я каким-то образом чувствую, что ей хотелось бы мне рассказать.

К тому времени я решаю, что мне все равно.

Стиснув поручень, я смотрю вниз. Крутой белый корпус тянется вниз, туда, где над водой висит ряд спасательных шлюпок. Прыгать — не вариант.

Тончайшая нить все ещё удерживает меня за пределами Пирамиды, но я чувствую, как Айви отрезает её, пытаясь отвлечь меня, убедить, что это находится где-то в ином месте, внутри серебристых волн. Часть меня уже начала смотреть на схемы, вновь находя их завораживающими.

Слишком поздно. Ревик мёртв. Совсем как мама. Совсем как папа.

«Элли, — шепчет голос. — Нет».

Он звучит так похоже на него, что моё сердце останавливается. Но это также выдёргивает меня из этого места без надежды. Я не использовала все свои варианты. У меня все ещё остался один.

Я силой выбираюсь из Барьера…

… и резко развернула своё тело по быстрой, крутой дуге.

Мои бедра хрустнули вместе с моим плечом. Прежде чем я выдохнула, мой кулак врезался в грудную клетку Айви с удовлетворительным резким звуком — совсем как учили меня Джон и Элайя. Я продолжила и ударила кулаком, используя все своё тело.

Айви врезалась в перила, едва не упала — затем пришла в себя быстрее, чем мне казалось возможным.

Стиснув верх перил обеими руками, она наметилась пнуть меня в голову.

Я едва увернулась, но это был обманный манёвр; она попала мне низким острым каблуком по колену, отбросив к противоположным перилам возле круглого вентиляционного люка. Боль резко расцвела во мне от колена до паха, заставив меня ахнуть. Я вцепилась в прорези круглого люка, сумела восстановить равновесие прямо перед тем, как кулак Шулера обрушился на мою поясницу, заставив наполовину повалиться на палубу.

Второй болевой шок принёс резкий, ослепительный момент ясности.

Я восстановила связь Ревика с Шулерами.

Я только что скормила его им.

Боль поднялась во мне — тёмное горе, превратившееся в ярость.

Из моего горла вырвался крик.

Айви зашипела на меня как животное, когда я повернулась, наотмашь ударив её кулаком по лицу. Не останавливаясь, я пнула, крепко ударив её по бедру. Удовлетворительный звук заставил мой другой кулак развернуться и ударить Сарку по виску, повалив её на палубу.

Резкий укол боли вспыхнул вокруг моего лица и шеи.

Она нацелилась на мой свет. Когда она попыталась отползти, я кинулась на неё, вкладывая всю инерцию и пнув её по лицу.

Из носа видящей хлынул фонтан крови.

Когда её свет дрогнул, я схватила её за волосы, шарахнув затылком о поручень. Её глаза закатились, и боль вокруг моего лица и головы стихла. Прежде, чем она успела восстановиться, я схватила её за длинную куртку.

Восстановив равновесие с помощью перил, я взвалила её на верх поручня.

На мгновение я ощутила свет Сарки за всеми Шулерами.

Посмотрев в глаза девушки, которая послала мне импульс тепла той ночью в Сиэтле, я увидела проблеск страха, глубокое понимание.

Мгновение колебания заставило меня помедлить.

Затем лицо Ревика встало передо мной.

Моё сердце в груди сжалось в жёсткий кулак.

Я перебросила Айви через перила, едва не свалившись за ней. Она воспользовалась этим и схватилась за мою руку, вскрикнув ужасным звуком, словно огромная птица.

Серебристый свет взорвался вокруг моей головы, и я ощутила этих других созданий, за самой Пирамидой — нечто более крупное, более пугающее, словно массивные облака металлического света. Я чувствовала, как они кричат на меня, борются со мной, пытаются спасти Айви, угрожая мне и простреливая болью мой свет. Агония разрывала моё сознание, пока они атаковали мой aleimi, сражаясь за неё… а может, через неё.

Они сказали мне, что я умру. Они сказали мне, что они меня убьют.

Задыхаясь, истекая кровью на её руки, я упёрлась ногами в поручень. Я освободилась от её попыток спастись, отцепив её скользкие пальцы.

Секунду спустя руки исчезли.

Я смотрела, как она падает.

Айви скрылась в темноте, пока корабль скользил дальше по воде. Я видела, как её тело ударилось о шлюпку при падении вниз. Никаких криков не прокатилось эхом, когда она скрылась под пенистой поверхностью воды. Тьма поглотила всплеск, и я упала на корточки у поручня, хрипя.

Шёпот и шум волн вслед за кораблём оглушал.

Они идут за мной.

Теперь я это чувствую. Я чувствую их всех.

Они сражаются в одиночку, удерживаемые вместе серебристыми нитями. Они сражаются даже друг с другом, но это не имеет значения. Все это служит высшей цели.

Я пытаюсь ухватить его вслепую.

Темнота простирается над кораблём, дышит в мою кожу. Я смотрю, как опускается Пирамида, затмевая небо. Похожие на сеть нити змеятся со всех сторон. Я зову его…

… и обнаруживаю себя в одиночестве, в зелёной комнате со стеклянной плиткой.

Тихо. Моя одежда пропала. Плоский металлический ошейник окольцовывает мою шею. У дальней стены стоят три металлические клетки.

Изображение мерцает, разламывается.

Красная вода тычет по зелёному стеклу, скапливается в углублениях у стоков, высыхает пятнами и разводами на потолке. К крюкам крепятся инструменты, а провода искрят близко к влажному полу.

Я кричу, и я не могу перестать кричать.

Барьерные ветра пронзительно кричат и рвут; я зажимаю руками уши, но этого недостаточно. Это не снаружи меня, осознаю я, когда Пирамида заполняет небо.

«7, 10, 9, 33, 1099, 20, 41, 9883, 231, 87, 284, 2, 23, 66, 66, 994, 1, 1, 1…»

Я кричу в небо, чувствуя Ревика и мужчину без лица.

Безликий мужчина улыбается мне, и я…

… открыла глаза.

Я обнаружила, что скорчилась клубочком на влажной верхней палубе, замерзая на сильном пронизывающем ветру, стискивая поручень — одетая в мокрую толстовку, джинсы и армейские ботинки. Теперь я чувствовала их всех вокруг себя. Я чувствовала, как они приближаются к нам обоим.

Когда я подумала об этом, страх взорвался в моей груди.

Это был страх не за себя.

Осознание заставило меня подняться на ноги, поковылять вперёд, затем побежать к лестницам.

***

Ревик пальцами содрал светильник со стены. Он положил ладонь на голую лампочку, подавляя крик, когда горячее стекло обожгло его плоть. Прижав ладонь к своему боку, он рефлексивно охладил её собственной кровью.

Трюк ненадолго сработал. Его сознание прояснилось.

Опираясь на стену здоровым боком, он поднялся на ноги.

Они заперли его на этаже с каютами. Он уже не помнил, на каком этаже. Он насчитал более двенадцати разведчиков в Барьере, плюс те четверо, которых он видел, но они могли исказить свою численность и в меньшую, и в большую сторону, чтобы сбить его с толку и заставить колебаться.

Он не видел ни одного человека после того первого залпа выстрелов. Возможно, он непреднамеренно очистил эту секцию корабля, активировав пожарную сигнализацию.

Что-то случилось.

Что бы это ни было, от этого выбило потолочное освещение.

Создавалось такое ощущение, словно это почти он сделал — но Ревик не помнил, как, или даже почему. От того дротика ему сложно было мыслить связно, складывать вещи воедино.

Он почувствовал Элли. На секунду, на кратчайшее мгновение, она его освободила.

Она высоко подняла его на крыльях света. Он был с ней наедине, свободный от этого кошмара.

Она простила его.

Затем она исчезла, и все попытки найти её с тех пор вызывали у Ревика лишь тошноту. Он не мог почувствовать Чандрэ, Элайю, или даже Вэша, у которого, кажется, всегда сохранялась нить с ним, где бы он ни находился.

Ревик зашагал быстрее, держась за стену.

Изображения вспыхнули, превращая тёмный туннель в каменную пещеру с грубыми стенами. Серебристые огни сочились с покрытых мхом булыжников. Его шея опухла, отяжелела от цепей. Он чувствовал дыхание смерти. Всюду вокруг него — смерть. Он гнил там в одиночестве.

Это все равно что быть похороненным заживо.

Депрессия пыталась навалиться на него, опустошить его разум. Он не мог дышать. Пространство сомкнулось, густое и тяжёлое. Мужской голос шепчет в его сознании.

«Дядя».

Исхудалые руки, держащие дротик с красным наконечником.

«Это твой враг, Нензи. Не оружие, это».

Меренье стоит над ним, прижимая пистолет к его виску — старый револьвер от ранних колонистов. Человек щелкает, прокручивая магазин, говоря ему сдать оружие, крича ему сдать оружие.

«Ты мелкий мудак. Ты думаешь, он позволит тебе жить, если ты этого не сделаешь? Как насчёт твоей подружки? Как думаешь, сколько наших потребуется, чтобы её сломать?»

Из горла Ревика вырывается рыдание — тошнотворное, умирающее ощущение.

Он снова здесь, снова пойман в ловушку. Лица плывут мимо, страх омывает его кожу с осязаемой силой. Он помнит, как испытывал такой голод, что жрал землю. Его руки прикованы к его ногам, так что он воняет собственной мочой, пробуждается от того, что по нему ползают насекомые и животные. Поначалу он кричит, но в итоге он настолько голоден, что пытается их ловить.

«Так делают люди. То, чему я учу тебя, может тебя спасти».

Пистолет щелкает у его уха, громче с каждым поворотом.

«Сдавайся, мудак! Сдавайся, или я прострелю тебе башку…!»

Яркий свет вспыхнул позади него. Ревик вспомнил Элли, и часть его дала отпор. Шулера морочили ему голову, пытаясь сломить его разум.

Он исправит это. Элли ему поможет. Элли найдёт способ.

Эта иррациональная мысль повторялась раз за разом.

Он почувствовал открытый проем в коридоре впереди, и слабая надежда окутала его.

Они не настолько отчаялись, чтобы пристрелить его в толпе человеческих туристов. Неважно, как бы сильно они ни давили, они не могли отчаяться настолько, чтобы устранить его. Кроме того, если бы они хотели его смерти, они бы уже разделались с ним.

Они пытались вернуть его обратно.

Он бы уже сунул ствол в рот, если бы не его жена.

Мысль отдаётся эхом, парализуя его.

Ревик ощущает ещё один укол, этот уже в груди. Он выдёргивает его источник и смотрит на дротик, наполовину ослепнув от боли. И он понимает.

Он ошибался. Они хотели его смерти. Они собирались убить его тихо, там, где туристы не увидят его падения. Потом они смогут объяснить это, как им вздумается. Окровавленный видящий с пистолетом, предотвращённая угроза терроризма, СКАРБ, пришедший на помощь…

Вертолёт, который взлетает в ночь, содержит Элли. Уносит её.

Они не хотели его.

Они найдут ей другую пару.

Мир кренится во тьму, но Ревик старается сфокусировать глаза, и вновь обнаруживает себя в пещере, в одиночестве. Серебристые облака нависают над головой, словно металлические стражи его тюрьмы во тьме. Они наблюдают, выжидая своё время.

Они оставили его здесь. Они оставили его умирать.

Звук выдёргивает его. Он на мгновение выдёргивает Ревика обратно в его тело, в очередной тёмный коридор, который слегка движется под его ногами. Он чувствует их позади себя, преследующих его.

Но именно рокочущий звук заставляет его переставлять ноги.

Когда вспышка освещает пастельные стены, Ревик кидается бежать.

 

Глава 31

Под угрозой

Я нацелилась на сегмент корабля, предназначавшийся для видящих.

Я не могла связаться с Чандрэ, Ревиком или Элайей через частные каналы, которым они меня научили.

Я подумала о публичном киоске, но на пятой палубе сработала пожарная тревога, а среди персонала я слышала разрозненные мысли о выстрелах. Учитывая, что не было никаких заявлений, то команды по устранению последствий с обеих сторон, должно быть, уже вступили в игру. В любом случае, поскольку маловероятно, что кто-то из Семёрки будет торчать в их хижине, смотря платные каналы, публичный киоск окажется бесполезным.

Я подумывала направиться к месту пожарной тревоги.

Однако даже если Ревик был там, я не знала, что смогу сделать. Я одна и не вооружена. Я не могла контролировать телекинез, даже настолько, чтобы хотя бы напугать их.

Другой мой вариант — найти кого-то из Семёрки на ходу. Или так, или обращаться к людям за помощью. Поскольку последний вариант, скорее всего, приведёт к тому, что меня усыпят транквилизатором и засунут в корабельный карцер, я выбрала первое. Шулеры все равно, скорее всего, к этому моменту уже контролировали человеческий персонал.

Я завернула за угол мимо человеческой семьи, лёгким бегом преодолевая коридор.

Люди в своих теннисных туфлях и бейсболках, держащие магазинные пакетики и безалкогольные напитки, казались мне почти нереальными. В волосах одного из маленьких мальчиков сверкали блёстки. Его отец смахнул их отрешённым движением, все ещё разговаривая с женщиной, которая смеялась над какими-то его словами.

Затем я их увидела.

Пятеро мужчин, чьи лица сочетались вместе как частички паззла разной формы, быстро приближались к семье людей сзади. Все мужчины выглядели молодыми, около тридцати лет, и все же выражения их лиц казались более взрослыми, глаза смотрели проницательно.

Один увидел меня. Через мгновение на меня смотрели все пятеро.

Развернувшись так быстро, что едва не потянула спину, я со всех ног кинулась в ту сторону, откуда пришла.

Я выбежала к развилке и повернула. Я повернула снова. И снова.

Я начала дёргать двери. Ко всем нужны были ключ-карты. Я заколотила в одну из них. Повернувшись, я обнаружила, что стою лицом к лицу с двумя людьми.

Мужчина моргнул водянистыми голубыми глазами, сжимая руку женщины так сильно, что её кожа сморщилась под его загорелыми пальцами. В другой руке он сжимал ключ-карту.

— Что вы делаете? — бессвязно промямлил он. — Это наш номер!

Его жена уставилась на меня, разинув рот, глядя на меня так, словно она ожидала, что я сейчас разражусь речью в духе одного из реалити-шоу про неверных мужей.

Мой разум мигнул, отключился. Я ощутила шепоток одного из видящих, охотившихся на меня. Я не могла сказать, где именно они находились, но я чувствовала, что они ищут меня. Они близко.

Я подняла руку так, словно держала пистолет.

Женщина ещё сильнее выпучила глаза. Мужчина замер очень неподвижно и побледнел, его взгляд остановился на том, что он видел как чёрный ствол.

Я показала ему изображение пистолета Baby Eagle, принадлежавшего Айви.

— Открывай дверь, — сказала я, показывая на дверь.

Обе пары глаз опустели.

— Меня здесь нет, — сказала я. — Открывай дверь.

Лицо мужчины успокоилось. Он улыбнулся жене, недвусмысленно поиграв бровями. Она рассмеялась, сжимая его руку. Они поцеловались, затем он провёл ключ-картой по замку справа от дверной ручки.

Дверь открылась со щелчком.

Я последовала за ними внутрь, войдя в центр каюты, пока они запирали дверь. Я заставила мужчину закрыть засов. Обойдя женщину, пока мужчина направился включить настенный монитор, я подошла к балкону и резко отдёрнула штору в сторону, пока женщина исчезла в ванной. Я обернулась, и мужчина поправил свой пах, ёрзая на кресле с круглой спинкой.

Очередная рябь предупреждения прокатилась по моему свету.

Они приближались.

Протолкнувшись через приоткрытую стеклянную дверь, я побежала к перилам балкона, осматривая узорные стеклянные разделители по обе стороны. Ряд освещённых окон поприветствовал меня с одной стороны, когда я посмотрела через ветрозащитные барьеры с обеих сторон балкона.

Никаких других балконов.

Я повернула голову. На другой стороне промежуток в двадцать футов отделял меня от следующих балконов.

Проклятье. Я предположила, что здесь будет так же, как в нашей секции кают на восьмой палубе, где все балконы соприкасались.

Я чувствовала, как моё дыхание начинает вырываться короткими вздохами. Должно быть, они знали, где я после моей задержки с теми людьми в коридоре. Теперь выяснилось, что я заскочила не к той парочке.

Стиснув перила, я запрыгнула на них. Даже в темноте я могла различить белые балконы, тянувшиеся внизу длинным рядом и разделённые стеклянными перегородками. Балкон прямо подо мной находился на десять-двенадцать футов ниже. Если я свешусь с этого балкона, то сами перила окажутся всего в шести-семи футах от моих ног — но никак невозможно было спрыгнуть и не убить себя при попытке приземления

Мне пришлось бы достаточно сильно качнуться внутрь, чтобы приземлиться на сам балкон.

Что-то толкнуло мой свет, вызывая свежий прилив адреналина.

Осознав, что тяжёлая толстовка ограничивала мои движения, я содрала её с рук и бросила через перила. Она полетела в сторону от движения корабля и застряла на одной из шлюпок. Она там и осталась, хлопая на ветру.

Бл*дь.

Сейчас я ничего не могла с этим поделать. Не позволяя себе задумываться, я слезла до нижних перил балкона и опустилась так, чтобы повиснуть на руках.

Почти мгновенно это показалось ошибкой.

Моя рука соскальзывала, едва держась. Другая рука пульсировала и кровоточила от драки с Айви. Я посмотрела меж своих армейских ботинок на перила внизу. Если я отпущу руки прямо сейчас, я наверняка ударюсь головой и окажусь в воде. Мне сначала нужно обзавестись некоторой инерцией перед прыжком — и постараться помнить о необходимости пригнуть голову.

Все это начинало казаться очень дурацким планом.

Однако я только что забраковала все другие варианты.

Оттолкнувшись от стены носками ботинок, я начала раскачиваться — сперва легонько, испытывая свою хватку, затем более энергично, используя ноги как маятник. Через несколько секунд я получила такой размах, какой только позволял радиус движения. Достигнув нижней точки арки, я отпустила, используя руки, чтобы направить себя вниз и обратно в сторону корабля.

Это произошло быстро.

Я помнила, что надо пригнуть голову — но не руки.

Мои локти сильно ударились о перила, отбросив мой торс вперёд. Мои руки не поднялись, чтобы прикрыть голову. Приблизилось нечто тёмное.

Моё лицо врезалось, кажется, в камень.

Я лежала там, не в состоянии пошевелиться. Мой разум повторял, словно заевшая пластинка.

«Мне нельзя спать. Он мне сто раз говорил, что мне нельзя спать».

И все же, думаю, я потеряла какое-то время.

Однако сколько бы времени ни прошло, как только пауза закончилась, я дёрнулась. Мои нервы обострились настолько, что я чувствовала, будто меня накачали стимуляторами.

Я открыла глаза. Мои ноги раскинулись в разные стороны. Одна рука согнулась под грудью, пульсируя. Когда я подняла голову, она как будто отклеилась от палубы.

Я уставилась на тёмное пятно, где была моя щека, затем подняла руку, чтобы коснуться лица. Я прикусила губу, чтобы подавить крик, когда попыталась пошевелить ногами.

Моё правое колено пронзило, окутало болью, подобной пламени.

Поначалу я могла лишь лежать там, чувствуя себя сломанной игрушкой.

Подкрадываясь как дурной запах, эта спешка вновь накрыла меня, и я осторожно пошевелила конечностями, тестируя их. Моя щека уже начинала опухать. Насколько я могла сказать, я пролежала там ближе к минуте, нежели к часу — может, всего несколько секунд до того, как моё сознание включилось обратно. Моя левая рука ощущалась так, что словно локтевые и плечевые связки выдрали из суставов плоскогубцами.

Я заставила себя принять сидячее положение. Стиснув стеклянную дверь, я втянула воздух и поднялась на ноги. Я встала, прижимаясь спиной к двери, стараясь сфокусировать взгляд, когда услышала голоса на балконе выше. Я застыла.

— Здесь?

Молчание. Я не шевелилась, не дышала.

— Она могла прыгнуть так далеко?

Я услышала тихий щелкающий звук, уносимый ветром.

— Она зашла и вышла слишком быстро, чтобы определить цель, — мужской голос помедлил, фыркнув. — Что бы она ни сделала, она получила травму.

— Проверь палубу. Я не вижу признаков падения.

Последовало очередное молчание. Я стояла там, не дыша, сосредотачиваясь на своём теле, как учил меня Ревик, чтобы нечаянно не вывалиться в Барьер. Он говорил, что для видящих нормально переходить в Барьер при ощущении угрозы. Он говорил, что иногда самое сложное для видящего — это держаться от него подальше, оставаться в теле.

Я прижималась стеной к стеклянной двери, надеясь, что нахожусь вне поля их зрения, когда второй Шулер выругался.

Я услышала треск рации.

— Она спрыгнула. Подтверждаю, она спрыгнула. Похоже, она в полете ударилась о шлюпку… но она могла и приземлиться там. Разверните лодку, пусть они проверят воду со стороны порта. И если кто-то есть поблизости, пусть проверят палубу… — должно быть, он считал. — …Четыре. Если она добралась до шлюпки, она могла попытаться вернуться туда.

Более долгая пауза.

— Нет, крови нет. Она могла отлететь прямо в воду.

Секунды спустя дверь балкона надо мной закрылась.

Я все ещё стояла там, стараясь не дать себе отключиться, когда в комнате позади меня зажегся свет. Я повернула голову, перепугавшись до ужаса.

На меня смотрела маленькая пожилая леди, приоткрыв морщинистый рот и уставившись на моё лицо, отражение которого я едва различала в стекле. Она стискивала жемчужную сумочку и все ещё держала в руках подвязку для штор, которую она, должно быть, достала, чтобы насладиться видом ночного неба с балкона, выходившего на запад. У меня, похоже, имелось два фингала, опухшая щека, разбитые и кровоточащие губы. Я коснулась лба, на мгновение забыв о ней и сосредоточившись на своём отражении. От линии роста волос тоже сочилась кровь.

Я подумывала сочинить историю, чтобы она меня впустила, затем просто развернулась и похромала к противоположной стене. Стиснув стеклянный разделитель, я вскарабкалась, подавляя крик, когда пришлось опустить часть веса на опухшее колено, чтобы приподняться.

Держась за стеклянную перегородку, я скользнула одной ногой вокруг неё, затем опустилась вниз, пока моя задница не приземлилась на перила следующего балкона. Я поставила ноги на пол террасы и поковыляла к стеклянной двери. Попробовав ручку и обнаружив, что там заперто, я прошла через балкон и проделала то же самое, чтобы очутиться по другую сторону.

Я повторила это ещё семь раз.

Наконец, мне пришлось отдохнуть. Я прислонилась к стеклянной двери, ведущей в тёмную каюту. Я немного беспокоилась, что могу отключиться от боли в колене, если адреналин схлынет.

Как только я перевела дыхание, я стиснула зубы и заставила себя встать, прикрывая свой свет щитами так тщательно, как ещё никогда этого не делала.

Я ещё не пробовала открыть дверь.

Я дёрнула ручку. Стекло гладко скользнуло по направляющим, выпустив прилив тёплого воздуха.

Мой недолгий душевный подъем омрачился, когда я продумала свои варианты в ситуации, когда окажусь обратно на корабле. Я никак не могла выбраться с корабля. Я не знала, где Ревик. Семёрку к этому времени могли уже нейтрализовать или дискредитировать. Хоть я уйду из каюты, хоть останусь в ней, я рисковала быть пойманной группой разведчиков, или даже людей, чьи разумы были захвачены Шулерами.

Я проскользнула через приоткрытую балконную дверь.

Каюта пустовала.

На мгновение я лишь уставилась в тусклое пространство, стараясь перевести дыхание. Даже если бы был способ безопасно унести ноги, я не могла покинуть корабль.

Мне нужно найти Чан или Элайю. Мне нужна помощь.

Мне нужно, чтобы кто-то помог мне отправиться за Ревиком.

Обдумав это, я осознала, что это правильно. Нет смысла отправляться за ним, пока у меня нет оружия, разведчиков… чего-нибудь. Мне нужно найти Чандрэ.

Пойду по лестницам.

Если они уже заполучили Ревика…

Но об этом я пока не могла думать.

 

Глава 32

Неожиданность

Териан уставился на виртуальную тень лидера отряда.

— Я недопонимаю, — сказал он. — Объясни, пожалуйста, как это «вы её потеряли». Я не улавливаю.

Аватар лидера отряда сделался заметно нервничающим.

— Сэр, мы установили визуальный контакт, и она сбежала. Мы отследили её до каюты… — он умолк, почувствовав нетерпение собеседника. — Мы её найдём, сэр. Мы сейчас проводим термальное сканирование следа корабля на случай, если она спрыгнула или упала…

— Упала. То есть, упала с корабля, — губы Териана озадаченно изогнулись, и это выражение со старательной точностью повторилось на его аватаре. — Серьёзно. То есть, такая возможность существует? Единственная живая видящая-телекинетик на планете, возможно, случайно «упала» с движущегося судна в ледяную солёную воду? Предположительно изрублена лопастями на мелкие кусочки и пошла на корм тюленям? Мы рассматриваем этот вариант, да?

— Сэр, я…

— Ты хоть себе представляешь, что я с тобой сделаю, если этот сценарий подтвердится?

Тень разведчика притихла.

Териан сказал:

— Да. Хорошо. А теперь я бы хотел, чтобы ты рассмотрел версии помимо «падения», к которому ты видимо так охотно склоняешься.

— Да, сэр. Конечно, Мы…

Териан оборвал связь.

Когда его физический взгляд прояснился, он обнаружил, что смотрит на повреждённый сегмент коридора пятой палубы, освещённый лишь тошнотворным свечением органического yisso-факела.

Все выглядело так, как и должно было — как место продолжительной перестрелки в относительно узком пространстве. Они заперли его в одном сегменте коридора, но потребовалось больше часа, чтобы одолеть его там. Пастельно-золотой интерьер корабля сделался почти неузнаваемым.

Когда факел дрогнул, полоса света осветила дырки в гипсовых стенах. Одна все ещё дымилась, но они наконец-то отобрали у него и последнее оружие тоже.

Териановская команда извлечения стояла неровным полукругом, глядя на создание, которое наконец лежало на полу, хоть и все ещё не совсем потеряло сознание. Два медицинских техника присели возле него, пытаясь оценить повреждения нервной системы, если таковые были нанесены третьим дротиком, которым они в итоге выстрелили в него.

— Его не нужно было убивать, — пробормотал Териан и посмотрел на лидера команды извлечения. — Его не нужно было убивать, Варлан. Я же сказал, два дротика. Не больше.

— Он угрожал убить себя, сэр, — ответил Варлан. — Это был просчитанный риск.

— Он угрожал убить себя? — Териан уставился на своего главного разведчика, пытаясь осознать эту новую частицу информацию. — Зачем? С чего бы ему делать это?

Варлан не ответил.

Повернувшись, он сосредоточился обратно на поверженном видящем.

Териан смотрел, как Дигойз поднимает голову, нашаривая рукой медицинского техника, хотя его глаза остекленели от наркотика. Молодой видящий побледнел и отпрянул. Всех их нервировала явная невосприимчивость Дигойза к дротикам.

Териан был более близко знаком с биологическими причудами своего друга.

Испытывая нетерпение, он протолкнулся вперёд и опустился на колени возле темноволосой головы. Он ненадолго прислушался к словам его бормотания, затем щёлкнул пальцами, обращаясь к одному из видящих сзади.

— Ты… Легресс. Ты из Азии, да? Что это за язык?

Ответил другой голос, поближе.

— Магадхи, диалект пракрита, сэр.

Териан перевёл взгляд. Мужчина-техник опустился на колени между теми двумя, что трудились над животом Дигойза. Они накладывали швы на его обнажённую кожу, пытаясь остановить кровотечение.

— Это человеческий язык? — уточнил Териан.

— Да, сэр. Но старый. Очень старый.

— Откуда?

— Непал, — Сарк помедлил, ощутив на себе взгляды всех присутствующих. — Я узнал его по лагерям, сэр. Они использовали некоторые старые языки в качестве кодов, — он сухо улыбнулся. — Конкретно этот язык был особенно любимым у коленопреклонённых, — увидев, как взгляд Териана сделался резче, техник перестал улыбаться.

— Это язык, на котором предположительно говорил Будда. Когда он был жив, — он опустил взгляд на Дигойза. — Должно быть, он выучил его, когда находился там в заточении. Он как раз примерно такого возраста.

Териан приподнял бровь.

— В заточении? Почему не в качестве рабовладельца, как ты?

Техник уловил в словах Териана резкую нотку.

Перестав усмехаться, он посмотрел Териану в глаза. Сглотнув, он покосился по сторонам, почувствовав нотки враждебности от видящих вокруг, затем сказал:

— Контрабандисты не использовали язык, сэр. Это делали узники, чтобы мы не могли их понять. Мы выучили его в достаточной мере, чтобы не дать им организоваться, но в бараках он никогда не был общеупотребительным.

Териан жестом показал ему вперёд.

— Что он говорит?

Сарк пригнулся к полу, опустив голову, как и показал ему Териан.

После небольшой паузы он сказал:

— Он перед кем-то извиняется, сэр. Говорит, что исправится. Что-то про желание служить, что теперь он готов служить, — мужчина опустил ухо, прислушиваясь к очередному прерывистому потоку слов. — Не надо пещеры. Он не хочет идти в пещеру. Имя… Мерень? Мереньед? И что-то о желании света, коснуться света. Я не совсем понимаю эту фразу, сэр. Iltere ak selen’te dur… Это древний прекси. Думаю, что-то о древнем Боге.

Мужчина наклонился ближе, стараясь расслышать.

— Он путает языки. Arendelan ti’ a rigalem… судьба тяжелее… isthre ag tem degri… вести — это… думаю, это слово значит «жертва». Это какое-то священное писание, — бросив на Териана виноватый взгляд, он сказал: — Я слышал подобное прежде, в более малоизвестных версиях мифов. Однако я не ручаюсь за перевод. Это, скорее всего, что-то местное.

— И ты говоришь, что магадхи пракрит — это человеческий язык?

— Да, сэр. Человеческий. Другой — искажённый древний прекси. Не думаю, что они говорили на нем в лагерях. Должно быть, он набрался его в другом месте.

Териан сосредоточился обратно на Дигойзе.

Лагерь рабов. Это никак не вписывалось в ту биографию Дигойза Ревика, которую он читал, а Териан читал все версии его биографий. И он также не верил, что его друг мог работать в одном из таких лагерей. Как бы Дигойз ни умел адаптировать этические системы под свои нужды, он никогда бы не объединился с червяками настолько плотно.

Ни за какие суммы денег.

Он изучал угловатое лицо, замечая его бледноту. Кровь на его руках выделялась темно-красным, почти черным в свете yisso. Он потерял так много крови, что его кожа выглядела серой. Скорее всего, он не переживёт даже эту ночь, что бы ни делали техники.

И все же предосторожности казались оправданными.

Потянувшись в сумку под своим плащом, Териан вытащил толстый органический ошейник для сдерживания видящих, который он заказал специально для этих целей. Схватив Дигойза за волосы, он поднял его голову и надел ошейник на шею. Он защёлкнул концы у основания его черепа, затем нагнулся, открывая миниатюрную застёжку, чтобы добраться до сканера сетчатки. Он позволил устройству отсканировать его глаза, отчего кожа на шее его друга ненадолго озарилась красным.

Когда все защёлкнулось, Териан дёрнул ошейник, проверяя, что замок активировался.

Почувствовав на себе их глаза, Териан поднял взгляд.

Главный техник выглядел глубоко оскорблённым.

— Сэр, он едва ли в состоянии…

— Продолжай слушать, — сказал Териан другому, игнорируя техника. — Я хочу записи всего, что он говорит. Перевод и оригинал. Все до последнего слова. Понятно?

Сарк сделал утвердительный жест.

Териан начал подниматься на ноги, когда Дигойз схватил его за запястье. Длинные пальцы сжались — смертельно бледные с пятнами крови.

— Терри, — он сипло сглотнул. — Не причиняй ей вреда.

Териан мог лишь смотреть на него, раскрыв рот.

— Пожалуйста, Терри. Не причиняй ей вреда.

Териан широко улыбнулся. Он ничего не мог с собой поделать. Он похлопал другого видящего по руке.

— Ну же, ну же, брат Ревик. Нет необходимости умолять так рано в начале игры. Мы все здесь друзья. Я не причиню вреда твоей лучшей девочке.

Бесцветные глаза встретились с ним взглядом. Его голос наполовину наполнился жидкостью, звучал едва громче шёпота.

— Я убью тебя. Обращу, если придётся. Разорву на куски. Скормлю тебе твою же плоть…

Териан вздрогнул, отстраняясь.

— Я запомню, — выдохнул видящий с бледными глазами. — Все запомню. Я найду Фиграна. Некогда ты меня боялся…

Но Териан услышал достаточно.

Используя гарнитуру, он активировал импульс.

Два похожих на иглы зубца выскользнули из ошейника в шею Дигойза, с влажным звуком погрузившись в плоть у основания его черепа. Сенсор засветился, металл завибрировал на белой коже. Дигойз быстро заморгал, вздрагивая от боли по мере того, как зубцы глубже вонзались в его шею. Он попытался пошевелить челюстью.

Затем он закричал.

Радужки его глаз вспыхнули, как искра в луже бензина.

Слабое, почти невидимое сияние быстро усилилось до поразительного оттенка, становясь резким, бледно-зелёным светом, который подрагивал, словно пламя свечей в тусклом коридоре.

В коридоре раздались крики, когда отреагировали другие разведчики.

Териан слышал выкрикнутые инструкции, движение, когда пистолеты оказались поднятыми, но он не мог отвести взгляда от светящихся глаз его поверженного друга.

Как раз когда ему показалось, что ошейник может не выдержать…

Дигойз рухнул, словно все мышцы в его руках и плечах одновременно разжались.

Тишина в тускло освещённом коридоре сделалась оглушительной.

Териан поднял взгляд. Побелевшие лица уставились на него от стен коридора. Несколько охотников стояли с поднятым оружием, держа пальцы у курков.

— Его глаза, — сказал один. — Вы видели его глаза?

— Он вырубил свет…

— Он супруг Моста…

— Он не может быть Сарком, с такими-то глазами…

Среди группы раздалось бормотание. Териан заметил несколько знаков, отпугивающих зло. Он щёлкнул пальцами, обращаясь к техникам.

— Стабилизируйте его показатели.

Когда ни один не тронулся с места, он заставил голос звучать холодным как лёд.

— Сейчас же, — произнёс он.

Как только его слова отложились в сознании, вокруг тут же вскипело движение.

Териан поднялся на ноги, сердито глядя на группу, пока оружие не было опущено, пока бормотание не прекратилось, и пока они не вернулись к работе. Медицинские техники-видящие присели над бессознательным Дигойзом, стараясь сохранить ему жизнь.

Териан наблюдал, как Варлан приближается к нему. У пожилого видящего было широкое азиатское лицо, щеголявшее длинным зазубренным шрамом по диагонали от подбородка к миндалевидным глазам. Он был одним из старых — разведчик ещё с дочеловеческих времён. До Териана даже доходили слухи, что Варлана некогда тренировал Адипан.

— Генеральный Советник, сэр, — Варлан смерил взглядом скорчившуюся фигуру Дигойза. — Вы должны быть в курсе. Галейт имеет особенный интерес…

— Скажи ему, что он мёртв.

Варлан и глазом не моргнул.

— А если он выживет? — сказал он.

Териан обвёл взглядом группу разведчиков, собравшихся у стены. Его глаза остановились на высоком Сарке, который стоял сзади, среди остальной команды извлечения. Прищурившись и смерив пропорции тела видящего, он жестом подозвал его вперёд.

— Какой у тебя рост, Эндре?

— 195 см, сэр.

— У тебя есть клановая татуировка?

— Да, сэр.

Териан небрежно выхватил Моссберг Варлана из его рук. Наведя оружие на высокого черноволосого видящего, он застрелил его в грудь.

Экспансивная пуля вылетела сзади из его позвоночника, забрызгав стену кровью и обломками кости прямо перед тем, как видящий рухнул, повалившись набок.

Один из техников в ужасе закричал.

Остальные подавили свои крики, увидев жёсткий взгляд Териана. Остальные быстро отодвинулись, оставив тело Эндре на свободном участке пола.

Териан протянул ружье обратно Варлану.

— Вот тебе и ответ, — сказал он. — Я позабочусь о лабораториях, просто удостоверься, что его лицо обезображено. Удали зубы, если сможешь… и руки.

Териан видел, как пальцы Эндре конвульсивно содрогаются, ища оружие. Шагнув вперёд, он пинком отбросил пистолет, показывая другому видящему, который поднял оружие, застрелить Эндре в голову. Рука видящего замерла.

— Удостоверьтесь, что у него есть клановая татуировка, — добавил Териан, оглянувшись через плечо на Варлана. — Это где-то задокументировано… и солнце с мечом тоже.

Варлан поклонился, его глаза ничего не выражали.

— Да, сэр.

Териан посмотрел на Дигойза, хмуро замечая кровь, бледность его кожи.

Он повернулся лицом к остальным.

— Подготовьте его к перевозке, — его глаза потемнели, пока он обводил взглядом окружающие лица. — Я решил, что мой друг выживет после этого злоключения. Вы об этом позаботитесь, — его голос сделался холодным как лёд. — Если он умрёт… вы все умрёте.

 

Глава 33

Волк

Я хромала по тёмному проходу, низко опустив голову. Я выбрала кинотеатр, потому что он был темным и находился близко к месту, где служебная лестница выходила на палубу первого этажа.

Теперь, когда я очутилась здесь, это начинало казаться плохим выбором.

Я чувствовала на себе взгляды. Я вызывала слишком много подозрений.

Я добралась до бокового выхода и стиснула дверную ручку, едва взглянув на романтическую комедию, которую показывали на большом экране. Я открыла дверь, вздрогнув, когда до меня дошло, что свет по ту сторону сделает мой силуэт видимым для любого, кто сидел в кинотеатре.

Мне не нужно было беспокоиться. Атака подстерегала не сзади.

Сильные руки схватили меня и грубо дёрнули в проём прежде, чем мои глаза успели адаптироваться. Меня резко развернули, шарахнув спиной о стену. Я услышала, как дверь позади меня закрывается с хлопком, пока я хватала ртом воздух.

Видящий развернул меня прежде, чем я перевела дух.

Он вжал меня грудью в стену, чтобы связать мои запястья. Высвободив одну руку, я дёрнула локтем назад, врезав ему по скуле. Я ощутила от него вспышку боли, затем промазала мимо лица во второй раз, когда он проворно увернулся от удара. Он схватил меня за волосы, ударил лицом о стену и оглушил меня.

Я пнула ногой назад. В первый раз я попала ему по колену, вынудив отступить. Второй раз я попала ему по внутренней части бедра, немного промазав мимо паха.

Он схватил меня за ногу и нарочно вывернул моё раненое колено не в ту сторону.

Я закричала. Прежде, чем я успела убраться подальше, он зажал рукой мой рот, швырнув меня на пол. Я крепко ударилась о палубу, хватая ртом воздух.

Все это случилось так быстро, что поначалу я не могла пошевелиться.

Встав надо мной, он потянулся за своё плечо и достал чёрный металлический прут. Дуга электрического разряда искрила на конце.

Уставившись на него, я задохнулась:

— Иисусе, — хватаясь за пол пальцами, я попыталась отползти в сторону. Он пнул меня в живот. Я скорчилась, хватая ртом воздух, и он опустил прут.

Прежде чем он успел ткнуть меня в спину…

Выстрелы эхом прокатились по маленькому коридору.

Последовали два залпа, один за другим, разделённые буквально долей секунды.

Я распласталась по палубе, вздрагивая, когда пули засвистели в воздухе надо мной. Парень, который готов был ткнуть меня электрической дубинкой, лежал на спине.

Я взглянула в его лицо. Его глаза смотрели в потолок, часть головы отсутствовала от прямого попадания пули; грудь не вздымалась. Он лежал там, и я буквально чувствовала, как свет покидает его.

Он мёртв.

Дальше по коридору лежал ещё один видящий, которого я не видела, хотя он, должно быть, стоял там и наблюдал, как я тщетно пыталась дать отпор первому парню. Он тоже лежал на полу, держась за грудь и издавая сдавленные звуки. Я уставилась на его окровавленные руки.

Затем я повернулась.

Моё сердце на мгновение воспарило. Я так сильно хотела, чтобы это был он.

Но у мужчины, опустившего оружие, были два разноцветных глаза. Его полные губы хмуро поджались, когда он достал пустой магазин из все ещё дымящейся беретты, заменив его новым. Вставив его на место, он показал мне подниматься и протянул руку.

— Давай, милая, — сказал Элайя. — Нет времени пускать слезу.

Я постаралась подчиниться, но моё колено не слушалось. Я наполовину поднялась, но нога подкосилась, и я невольно вскрикнула.

Подойдя ближе, Элайя закинул мою руку себе на плечо, все ещё держа пистолет. Он поставил меня на ноги, затем отвёл за боковую дверь с надписью «Только для персонала».

Спотыкаясь, я вывалилась на металлическую решетчатую палубу, которая начиналась сразу за дверью.

— Где Ревик? — спросила я.

Элайя просмотрел развилку коридора, окружённую голыми трубами. Он помедлил ровно настолько, чтобы мельком взглянуть на меня.

— Сожалею, милая. Его больше нет.

Я почувствовала, что мир посерел, совсем как в Ванкувере.

Моё дыхание оборвалось. Я силой заставила себя дышать, кусая язык, пока окружающие меня линии не сделались чёткими.

— Нет? — я сильнее укусила себя за язык. — Что это значит?

— Тише, милая, — его голос опустился до бормотания. — Я тебе все расскажу. Но сейчас тебе надо вести себя тихо. Иначе мы покойники.

Он дождался моего ответа, тряся меня, пока я не кивнула. Двигаясь быстро, он провёл меня по более узкому из двух проходов и через несколько лестничных пролётов. Я позволила ему тащить большую часть моего веса, пока мы миновали ещё несколько дверей, чтобы выйти в главное хранилище у кормы корабля. Все ещё поддерживая меня, он провёл меня через длинный ряд возвышающихся коробок и прикрытых контейнеров, между одноместными погрузчиками и транспортными средствами, которые были закреплены болтами для транспортировки в Анкоридж и на русское побережье.

Он остановился у низкого ската, который заканчивался массивными рольставнями.

Оставив меня у подъёмного механизма с одной стороны сегментированного металлического полотна, он подбежал к низу ската и нажал на красную кнопку. Я стиснула сегмент стены руками и просто смотрела, как поднимаются рольставни, как скрежещут шестерёнки с дребезгом ржавых цепей.

За проёмом ревел бурлящий океан.

Проем располагался так низко к воде, что комки пены подлетали вверх с боков корабля и мочили палубу и меня вместе с ней. Ветер и пена заставляли мою рубашку льнуть к коже. Бледный свет обрамлял облака, подсвечивая их края.

Невероятно, но уже приближался рассвет.

Элайя посмотрел на часы. Он держал одну из цепей рольставней, легонько покачивающуюся от движения корабля. Он заметил мой взгляд и подбадривающе улыбнулся.

— Ты там в порядке, милая? Это колено выглядит так, словно очень сильно болит.

— Где Ревик? — громко спросила я, заглушая ветер.

Элайя поколебался. Отпустив цепь, он подошёл ко мне, сунув руку в передний карман своих темных штанов. Достав что-то, он протянул руку, жестом показывая мне взять то, что он держал.

— Ну же, — он показал мне протянуть руку, и я раскрыла ладонь под его рукой.

На неё упало нечто холодное.

Я посмотрела на серебряное кольцо.

Ему не нужно было говорить мне, где он его достал.

— Я сожалею, милая, — повторил он.

Я уставилась на кольцо, будучи не в состоянии заставить свой разум отреагировать.

— Он угодил в засаду. Их было как минимум пятеро. Похоже, они пытались спасти ему жизнь после того, как застрелили. Наверное, они пытались захватить его живым. Но он был мёртв к тому времени, когда мы с Чан наконец прорвались к нему.

Когда я ничего не сказала, Элайя поймал меня за руку. Его глаза смотрели серьёзно.

— Элли. Милая. Я знаю, это шок. Я знаю. Но мне нужно, чтобы сейчас ты сосредоточилась. Выбрось его из головы. Только сейчас, хорошо? — когда я так и не ответила, он легонько тряхнул мою руку, заставляя поднять взгляд. — Если все дойдёт до финишной прямой, нам, возможно, придётся прыгнуть. Я знаю, ты ранена, но ты видящая, так что все не так плохо, как звучит. Ты выживешь, с лёгкостью. Но будет больно. И так холодно, что ты наверняка запомнишь это на всю жизнь.

Когда он отпустил меня, я споткнулась, схватившись за одну из болтавшихся цепей.

Ветер уносил его слова.

— Ну же, милая. Я сожалею, правда, сожалею. Но мы не можем расклеиваться. Иначе мы закончим как он. Тогда его жертва окажется бесполезной, верно? Ты можешь держаться ради него, да? Всего ещё несколько минуточек? Тогда мы окажемся в безопасности.

Я посмотрела на бок корабля. Вода бурлила, белая пена и тёмная синева под пасмурным небом. Оно выглядело как жидкий лёд.

Элайя подышал на свои руки, снова сверился с часами.

— Мы больше не можем ждать, милая, — сказал он. — Почему бы тебе не…

Ритмичный стук лопастей вертолёта тихо донёсся над водой, заставив нас обоих подпрыгнуть. Я услышала, как выругался Элайя, когда ко второму набору пропеллеров присоединился второй, затем ещё один, и вот уже целая эскадра темно-серых вертолётов Апачей кружила над круизным судном, носясь в свете зарождающегося рассвета. Этот вид был настолько сюрреалистичным, что я могла лишь таращиться, наблюдая, как они проносятся мимо, словно рой металлических шмелей. Как только они приблизились, Элайя схватил меня за руку, затащив в тень за край квадратного проёма…

…И я обнаруживаю себя с ним, в его сознании.

Вспышки заполняют Барьерное небо.

Молния с треском ударяет из облаков над головой. Над всем кораблём вспышки зарядов, словно стаккато, стремительно обрушиваются вокруг военных вертолётов, пока они летят строем, сияя слабым серебристым светом. Вспышки исходят не от вертолётов, а от металлического потолка облаков над ними — они падают как бомбы.

Я все ещё смотрю вверх, когда световая бомба падает почти прямо над нашими головами.

Элайя хватает меня руками света, оттаскивает меня, чудом избежав попадания второй бомбы, которую я не видела.

«Сеть, — говорит он мне. — Они ищут тебя, Мост. И меня».

«Ищут тебя», — отупело повторяю я.

Я вздрагиваю от внезапной, острой боли в основании шеи.

Элайя смотрит на мою руку, зажимающую эту боль, на мои пальцы, рефлексивно потирающие шею.

Затем он неожиданно широко улыбается, его глаза светятся лунным светом.

«Что ж, — говорит он. — Это хотя бы хорошие новости».

Посмотрев вниз, я обнаруживаю, что стискиваю серебряное кольцо так крепко, что оно впивается в кожу моей ладони. Через Барьер я смотрю на всю длину корабля, больше не заботясь о том, кто может меня увидеть. Я ищу его, пытаясь увидеть его тело. Мне нужно его увидеть. Мне нужно знать, что это реально.

Я позволяю себе упасть глубже… затем ещё глубже.

Вдруг, без предупреждения, он здесь.

Ревик, сломленный, лежит на узорном ковре, его шея выгнута под странным углом. Её окружает металлический ошейник, и кожа там подёргивается, танцуя под сильным электрическим разрядом.

Он покрыт кровью. Его грудь не шевелится.

«Мы его теряем! — доктор опускается рядом с ним на колени. — Проклятье! Он действительно нас убьёт. Вы видели его лицо, когда те глаза засветились…?»

Элайя хватает меня за руку.

Развернув меня к себе, он ударяет меня кулаком по лицу.

***

Я ахнула, сжимая в одной руке цепь, свешивающуюся с рольставней, в другой руке — кольцо, пока океан мочил мою спину. Моя челюсть болела там, куда он меня ударил, а моя кожа раскраснелась, почти как в лихорадке. Я повернулась лицом к Элайе, который держал меня за запястье, не давая выйти на другую сторону.

Он бросил на меня виноватый взгляд — но я знала.

Это было не прошлое.

А значит все, что он мне только что рассказал, было ложью.

— Ты — он. Териан, — я уставилась на него, сжимая кольцо. — Ты это сделал.

Его разноцветные глаза расширились от удивления.

Затем он расплылся в медленной улыбке. В конце этой улыбки он издал тихий смешок.

— Элисон, дорогая моя. Должен сказать, ты не устаёшь меня поражать. Столько сюрпризов.

Когда я попыталась отпрянуть от него, его хватка сделалась крепче. Он впечатал меня спиной в край рольставней, разноцветные глаза выражали предостережение. Он поднял палец, доставая пистолет из кобуры. Я смотрела, как он наводит оружие мне в живот. Его голос прозвучал сурово.

— Тише, мой милый маленький Мост, — предостерёг он. — Просто расслабься. Борьбе пришёл конец, — его улыбка вернулась. — В любом случае, ты должна меня благодарить. Ты и не представляешь, насколько более интересной и весёлой станет твоя жизнь после сегодняшнего дня.

Мужчина, убивший мою мать, улыбался мне, осторожно протягивая ладонь к моей руке. Как только он схватил меня за бицепс, его большой палец бездумно приласкал мою кожу. Я уставилась на пистолет, наведённый на меня, пока его хватка не сжалась до боли, вынуждая меня поднять глаза.

— Полагаю, нам повезло, что я встретил тебя до того, как тебя полностью обучили, — сказал он. — Как ты вообще нашла Галейта…? — весело щёлкнув языком, он покачал головой, все ещё улыбаясь. — Ты действительно произвела на меня очень сильное впечатление. Как мне хотелось бы видеть, чем вы с Реви' могли бы стать. Вместе, имею в виду. В вашем полном расцвете.

Я снова попыталась отдёрнуть руку, но его пальцы сжимали мою руку словно когти, привлекая меня ближе. Без предупреждения он во второй раз придавил меня к металлической стене, шарахнув позвоночником об резкий выступ одной из балок.

Я ахнула, весь кислород вышибло из моих лёгких.

— Знаешь, — протянул он. — Ты поставила меня в весьма затруднительное положение, душа моя. Я действительно надеялся выбраться отсюда прежде, чем объявится герр Фюрер. Он питал весьма нежные чувства к твоему супругу, — Териан/Элайя вздохнул, глядя на воду. — Полагаю, здесь я напросился на небольшую порку. Боюсь, твой дорогой Дигойз ненадолго задержится в этом мире. А я действительно надеялся, что получу полный комплект.

Я кинулась на него.

Я схватила его руку с пистолетом, пытаясь силой направить дуло в сторону его лица. Не знаю, то ли я решила, что смогу сделать это и не схлопотать пулю, то ли мне было уже все равно.

В моих ушах раздался громкий звук.

Элайя дёрнулся вперёд, чуть ли не на меня, словно его резко толкнули.

Посмотрев на его тело, я увидела кровоточащую рану в его груди. Пистолет выпал из его пальцев, брякнув о палубу, словно сломанная игрушка. Я с отупелым недоумением смотрела, как краснота распространяется по его синему свитеру, затем поискала вокруг и за ним источник, зная, что это сделала не я.

Я сосредоточилась на высокой горе деревянных контейнеров для хранения как раз тогда, когда Чандрэ вышла из-за них, наводя пистолет на моё лицо.

— Отойди от него! Элли, шаг назад!

Элайя расхохотался.

— Отойди! — громче повторила Чандрэ.

Когда ни один из нас не тронулся с места, Чандрэ выстрелила над нашими головами, и пуля срикошетила, угодив в металлический корпус корабля.

Не думаю, что я хоть вздрогнула.

Элайя пригнул голову, затем широко улыбнулся Чандрэ. Когда я отпустила его, сделав полушаг назад по склону, Чан навела пистолет прямо на моё лицо.

— Оставайся на месте! — сказала она.

Я подняла руки, но мой разум оставался безразличным.

— Убей его, — сказала я. Слезы катились по моему лицу, но их я тоже едва ощущала. — Пожалуйста, Чан. Убей его. Сделай это немедленно.

— Что ты с ним делаешь? — потребовала она. — Почему ты покинула каюту?

Я не ответила.

Чандрэ выпустила ещё один предупредительный выстрел, и я почувствовала, как пуля просвистела у моей головы. Я продолжала смотреть на неё, словно мой разум находился в другом месте.

— Просто пристрели его, Чан. Пожалуйста.

— Не путай меня с ним! — предупредила меня Чан. Её голос зазвучал громче, теперь становясь эмоциональным, злым. — Не путай меня со своим мужем-Шулером, Элисон! Я не убиваю просто потому, что ты мне так сказала. Я требую ответа! Что ты с ним делаешь?

— Полагаю, я разозлил её, Чан, — улыбаясь, Элайя показал своими поднятыми над головой руками на моё лицо. — Посмотри на неё! Не знай я лучше, я бы подумал…

— Заткнись! — охотница навела оружие обратно на Элайю. — Отойди от неё, кусок дерьма! Мы знаем, что ты сделал.

— Он не Элайя, — мой голос звучал до странности спокойно. — Он завладел его телом. Он не настоящий, Чан. Кем бы ни был Элайя прежде, теперь этой личности больше нет.

Чандрэ навела оружие обратно на меня.

— Ты тоже, Мост! Я с таким же успехом могу пристрелить тебя. Насколько мне известно, ты причастна. Насколько мне известно, ты сейчас начинаешь свою бл*дскую войну.

Элайя расхохотался ещё громче.

— Ты плачешь из-за Дигойза, моя милая, милая, Чандрэ? Вот уж ни за что не подумал бы!

— Восемь моих людей мертвы! У троих из них были супруги, семьи. Дигойз хотя бы кармой заслужил себе такую смерть. И ещё сотню таких. Чем мои люди заслужили такую судьбу?

Я уставилась на другую женщину, ощущая её скорбь, её злость, даже её страх. Я поразилась её способности чувствовать так много. Моё собственное тело казалось похожим на камень.

Я не могла видеть сквозь свет в моих глазах, но силуэт женщины все равно светился — тень, обеими руками сжимавшая пистолет «Пустынный орёл», который я помнила в других длинных, белых пальцах. Чандрэ сделала ещё один угрожающий шаг в нашу сторону, остановившись, когда я не отреагировала и не изменила выражение лица.

После небольшой паузы она выдохнула и навела пистолет на Элайю, не отрывая взгляда от меня.

— Боги, — сказала она мне. — Ты начинаешь даже выглядеть как он.

Палуба под моими глазами задрожала прямо перед тем, как я услышала раскатистый грохот, который и сотряс металл.

Элайя потерял равновесие на краю открытого дверного проёма.

Я увидела возможность.

Не раздумывая, я кинулась на него, помогая гравитации и трясущемуся металлу под нашими глазами.

Потребовалось немного. Он стоял слишком близко к краю.

Прежде чем я успела подумать о своих действиях, он уже падал, и я повалилась за ним, запутавшись в его конечностях. Я попыталась нашарить металлическую цепь позади…

Но она выскользнула из моих пальцев. Я проследила за ней взглядом, уставившись на кратчайшее мгновение и осознавая, что не сумею отцепиться от него.

Я стремительно падала сквозь пронизывающий ветер и пену. В те несколько секунд, что заняло падение, я была уверена, что умру. Сомневаюсь, что меня это заботило. Я онемела для всего, кроме его рук на мне и оглушительного рёва воды.

Я ударилась о тёмную поверхность, и это ощущалось так, словно меня швырнули на тысячу острых как бритва клинков.

При падении нас с Элайей отбросило в разные стороны.

Я почувствовала, как его руки сжимают, затем отпускают мою кожу. Волна корабельного следа отбросила меня вверх, и я всплыла на поверхность, хватая ртом воздух.

Недалеко от меня ещё одно тело врезалось в воду. Затем ещё одно.

Я старалась держать голову над белой пеной.

Моя нога болела так сильно, что я едва могла заставить себя дышать. Рядом со мной всплыла тёмная голова, и я отпрянула с помощью рук. Я узнала Чандрэ с косами, прилипшими к её голове. Ещё одна голова появилась рядом с ней. Я в недоумении уставилась в лицо ещё одного Охранника Семёрки, знакомого мне.

Я попыталась отгрести назад, но едва могла оставаться на плаву. Мои ноги не подчинялись. Я посмотрела на очертания корабля, на след за кораблём, и кажется, увидела ещё кого-то — лицо над темной водой. Я смотрела, как тело борется с потоком. Белая пена утаскивала его вниз, неумолимо затягивая к низу кормы и пропеллерам. Это был Элайя.

Секунды спустя он исчез.

— Ты, бл*дь, из ума выжила, Мост! — завопила Чандрэ.

Я постаралась быстрее работать руками, убраться от неё подальше, но Чандрэ поплыла ко мне, хватая за конечности.

— Мост! Все хорошо! Все хорошо, Мост! — как только она схватила меня, она проследила за моим взглядом вдоль корабельного следа.

— Он погиб! — прокричала она над пеной. — Ты его убила!

— Ты убьёшь меня? — спросила я.

— Нет, — ответила она, отплёвываясь от воды. Невероятно, но она улыбнулась. — Нет, Мост. Не сегодня. Я бы не убила супругу мужчины, который сотворил единственную месть этим ублюдкам, на какую мы только могли рассчитывать, — взгляд её красных радужек сделался резким. — Кроме того. Если бы ты работала на него, не думаю, что ты бы так сильно хотела его смерти.

Услышав его слова, я посмотрела на крутые бока корабля, и моё горло сдавило. Я взглянула на свою руку. Каким-то образом я все ещё сжимала кольцо Ревика.

«…15, 2, 1, 111, 99, 3326, 1, 42, 47, 15, 15, 12, 996, 651, 222, 231, 244, 4, 4, 4, 4, 6, 27, 13, 15, 15, 21, 66, 24, 89, 97…»

В этот самый момент небо полыхнуло огнём.

 

Глава 34

Огонь

Взрыв полыхнул во тьме.

Он отбросил назад ближайший вертолёт, заставив его накрениться к другому, летевшему рядом вертолёту. Лопасти пропеллера ударили по корпусу воздушного судна, расколов его как сухие щепки.

Галейт со своеобразным замедленным восхищением наблюдал, как птица перед ним падает почти по прямой линии, разламываясь на куски при столкновении с поверхностью темной воды.

Грохот на корабле продолжался.

Ударные волны второго взрыва достигли той части неба, где на безопасном удалении держался более крупный транспортный вертолёт Галейта. Взрыв сотряс металл под его ногами, заставив пилота вильнуть, чтобы компенсировать ударную волну. От третьего взрыва задребезжали стекла.

Галейт слышал, как пилот матерится в микрофон, на мгновение забывшись и навалившись на ручку управления, чтобы отвести их в сторону от задымленной палубы.

Неодобрительно нахмурившись, Галейт решил оставить это, посмотрев на длинное белое круизное судно, которое определённо резко остановилось в темной воде.

Языки пламени поднялись до низкого покрова облаков, окрашивая их красным и золотым.

Галейт смотрел, как пламя смешивается с ранним рассветом, отражаясь в каплях дождя. Очередная вспышка осветила близлежащий массив суши, залив светом тёмные, безликие холмы. Глаза Галейта заметили вечнозелёные заросли и обломки булыжников, моргнув от неожиданной яркости. Люди размером с муравьёв на его глазах прыгали с высоких бортов корабля. Даже сквозь ровный шум лопастей вертолёта Галейт слышал крики и звуки удара о воду.

Почувствовав на себе выжидающие взгляды других пассажиров вертолёта, Галейт показал жест креста.

Затем, придав лбу и губам соответствующее выражение злости и скорби, он подал сигнал пилоту, показывая на берег.

Негоже будет, если его застанут пялящимся на такую сцену.

В любом случае, в отношении всех намерений и целей его работа здесь выполнена.

Последнее известное местоположение Элисон — на правом борту у кормы, где его команда разместила и детонировала первый комплект взрывчатки. Галейт потом поручит своим видящим поискать и забрать её тело, если вообще возможно, но дело сделано.

Принять это решение было непросто.

И все же он убеждён в его правильности.

Лучше отправить её обратно к берегам-за-Барьером, к которым она питала такие нежные чувства. Лучше так, чем позволить Териану заполучить её живой, в ту тёмную схему, которую он задумал. Галейт знал амбиции Териана, как бы хорошо молодой видящий их ни прятал. Он знал, что Териан наверняка хотел использовать недавно пробудившийся Мост, чтобы занять место на вершине Пирамиды.

Такого союза Галейт не мог допустить.

Даже если не считать защиты своих позиций, он должен принимать в расчёт остальной мир. Учитывая статус её реинкарнации, он невольно подумал, что такая комбинация обрушит Смещение на их головы с такой же гарантией, с какой засуха вызывает пожары.

Хорошо, что у него на месте имелась вторая команда, присматривающая за Терианом.

И все же его реакция едва не оказалась слишком медленной.

Что бы ни запустилось в действие на корабле несколькими часами ранее, это казалось не столько планом Териана, сколько неожиданно открывшимся окном возможности. Вероятно, Териан даже представлял себе такое. Только так он мог достаточно плавно переместить свою команду, чтобы не допустить никакой тревожной ряби в Пирамиде.

Териан временами обладал такой сноровкой, Галейт это знал.

Иронично, но именно она вызвала его сюда.

Искренне жаль, что он прибыл слишком поздно, чтобы урезонить её.

Что касается Териана и того, что он задумал…

— Я вернусь за тобой, старый друг, — пробормотал он себе под нос.

Он не позволял себе слишком сильно задумываться о потере Дигойза. Над этим придётся поразмышлять в другой день.

— Сэр? — крикнул пилот.

Галейт встретился с его вопрошающим взглядом и одной рукой вытер лицо. К счастью, жест соответствовал моменту и убедительно сыграл на благо его искренности, какой бы ни была истинная причина. Одна из его секретарей, Марта, сочувственно коснулась его руки, и он сжал её пальцы, позволяя проблеску благодарности отразиться на его лице.

Пилоту он сказал:

— Отвези меня в аэропорт, Джин. Мы будем руководить спасательными командами оттуда.

— Есть, сэр, — мужчина отдал честь, широко улыбаясь и явно радуясь, что Галейт назвал его по имени. Сунув комочек жвачки за одну щеку, он прикрикнул, заглушая вращающиеся лопасти: — Ого! Вот это день! — при виде мрачного взгляда Галейта его улыбка померкла. — Конечно, это ужасно, сэр. Ужасно. Все эти люди. Никто не заслуживает такой смерти.

Галейт не удостоил его ободрительной улыбки.

И все же комментарии мужчины показались ему забавными в своей явной неискренности.

Какая жалость, что он никак не мог оставить кого-то из них в живых.

***

Надо мной в бледно-сером небе расцветали розы взрывов. Облака освещались красными и золотыми тонами от бушующих языков отражавшегося пламени.

Я все ещё была практически уверена, что я умерла.

Затем накатила волна, наполнив мой рот солёной водой.

Я задохнулась и полностью погрузилась под воду. От физической боли мой мир резко вернулся в фокус, как только моя голова и рот вновь всплыли над водой. Соль жгла порезы на коже. Моё колено казалось раздробленным на миллионы кусков. Я заставила свои конечности шевелиться в синем жидком льду. Я смотрела на пламя, и по мне ударила плотная волна боли. Но не вся эта боль была физической.

Вода заполнила мой рот, и я сплюнула.

Где-то в этот период затишья до меня дошло. До меня по-настоящему дошло.

На мгновение я исчезла.

Крики над головой и более близкие вопли выдернули меня из этого состояния. Очередная волна захлестнула меня с головой, пока я пыталась нашарить что-нибудь, за что можно держаться, на что можно опереться. Я за что-то схватилась, когда предмет проплыл мимо. Это оказался промокший спасательный жилет.

Я отпустила его, гребя, как раненая собака с одной ногой.

Пытаясь следовать за остальными, я выдыхала пар, мельком замечая позади себя горящий белый корпус и усиленно работая руками. Корабль продолжал извергать дым, но уже не оставлял после себя бурлящий след. Вместо этого он ниже осел в воде, как ребёнок, присевший в ручье.

Я должна найти Джона.

Эта иррациональная мысль повторялась раз за разом.

Начался дождь, капли падали вместе с сажей, белым пеплом, клочками ткани и бумаги. Всюду вокруг себя я слышала крики. Прикрыв глаза, я все ещё старалась работать конечностями в одном направлении, когда кто-то схватил меня за руку.

Когда я повернулась, на меня смотрели красноватые глаза Чандрэ.

Она выглядела напуганной. Я посмотрела вверх, на черные облака и белую башню, возвышавшуюся посреди корабля, где синий, похожий на хвост киль поднимался, чтобы встретиться с небом. На четвертой палубе выделялся горящий силуэт, старавшийся перебраться через перила. Воздух раздувал пламя на его теле.

Чандрэ резче дёрнула меня за руку.

— Идём. Все это плохо кончится, и быстро! Шулеры устраняют свидетелей.

Она начала тащить меня по воде, и я позволила ей. Над головой пролетел самолёт с сияющими огнями. Никто не обратил на нас внимания.

Лицо Ревика встало перед моими глазами. Мой свет вспыхнул, принося ещё больше боли.

Ещё больше смерти вставало в этих проблесках тьмы. Образы падающих тел, разрываемых ледяной водой. Лицо мамы. Папы. Я так сильно скучала по Джону, что это причиняло боль. Я нуждалась в нем, мне необходимо его найти. Я плыла, стараясь протолкнуться сквозь это, пока меня тащили через течение.

Чандрэ не переставала тянуть меня за руку. Ощущалось все так, будто она того и гляди выдернет мне плечо из сустава.

— Ещё есть шанс, — выдавила я. — Я видела его. Живым. Там были доктора. Териан все ещё может держать его у себя. Они могли спасти его.

Чандрэ посмотрела на меня. Как и я, она едва выдавливала слова между вздохами, пока свободной рукой резко гребла и тащила меня за собой.

— Нет, — сказала она. — Другой отпечаток света. Мы отследили. Видели его смерть.

Я замотала головой, пытаясь высвободить руку, но она лишь тянула сильнее.

— Ты должна это чувствовать, — она посмотрела на меня. — Тошноту разделения… станет только хуже. Тебе нужно оставаться вне Барьера. Делай для этого все, что угодно, Мост. Иначе он умер зря, — её губы поджались. — Не позволяй им увидеть тебя.

Я не ответила, помня, что Элайя говорил то же самое.

Когда спустя несколько секунд я не стала сопротивляться, выражение её лица смягчилось.

— Я сожалею, Мост, — сказала она.

Я не ответила.

Нам оставалось несколько сотен ярдов до берега, когда внезапный резкий грохот заставил нас обернуться к кораблю. Словно нечто из сна, жёлтые и оранжевые языки пламени взметнулись в воздух в поднимающемся свете. После этого корабль быстро затонул. Я видела, как разлетелось стекло, когда окна взорвались, исторгая воду, пламя — ещё больше дыма. Ветер сменился, донося до нас крики, запах обугленной плоти и горящего пластика.

Чандрэ продолжила плыть.

Я слышала, как она между гребками говорит сквозь стиснутые зубы.

— Будем надеяться, они сочтут нас тоже погибшими…

Волк бежит по тундре, его язык свешивается с окровавленных зубов…

Придя в себя, я ощущала на себе руки — люди вытаскивали меня из воды. Моя кожа встретилась с шершавым гравием и землёй. Мои ноги тащились за мной мёртвым грузом. Я не могла пошевелить коленом. Моё бедро онемело, утратило свой вес, словно его вообще там не было. Кто-то обернул мою спину грубым одеялом, разговаривая через моё плечо с Чандрэ.

Я ощущала горе державшего меня мужчины и осознала, что не знаю ни его, ни стоявшую рядом с ним женщину, которая наблюдала за мной с жалостью в темных глазах.

Остался лишь голос Чандрэ.

Остальные стояли тихо, эмоционально вопреки своему вооружению и тренировкам, будучи не в состоянии даже подсчитать свои потери.

… волк бежит, его лапы заставляют снег подниматься белыми клубами.

Я хочу сказать им, что все хорошо.

Я хочу сказать им, что они в безопасности.

Волк больше на нас не смотрит. Он бежит к одинокому тёмному силуэту, который пятнает белую равнину. Вновь наступает рассвет, и чёрный силуэт горит вдалеке на горизонте.

Моя грудь ощущается так, словно кто-то вогнал туда нож для колки льда, ударяя раз за разом, разрывая самую сердцевину хрупкого, бледного света.

Это ощущение хуже смерти.

 

Глава 35

Индия

Новости непрерывно показывались фоном.

Я старалась не смотреть на быстро мелькающие изображения и не слушать, что говорили аватары. И все же фрагменты доносились до меня, как бы я ни старалась их игнорировать.

«… погибших теперь насчитывается четыреста шестьдесят два человека… более сотни все ещё числятся пропавшими без вести, но большинство из них также считаются погибшими…»

«…президент Кейн возлагает ответственность за взрыв круизного корабля на террористку Элисон Мэй Тейлор. Он обращается к международному сотрудничеству, чтобы призвать её и её террористическую ячейку к ответственности, созывает собрания с подразделениями СКАРБ в России и Китае. Изначально полагалось, что Тейлор была убита при нападении, но теперь считается, что она сбежала живой и все ещё находится на свободе, следуя…»

«… в последний раз видели в Европе, в кафе в Испании, где она…»

«… сбежала от властей возле вокзала в Мюнхене и теперь, по слухам, направляется на восток, где воссоединится с более крупными террористическими ячейками, которые поместили её в качестве «спящего» агента на все эти годы в Сан-Франциско. Каждый член её приёмной человеческой семьи ныне мёртв или пропал без вести…»

Я слышала своё имя раз за разом. Я видела своё лицо.

Я видела фотографии дорогих мне людей, слышала, как незнакомцы спорили о том, кто из моей семьи и друзей мёртв, а кто является сообщником, бежавшим от властей. Хоть мне и не хотелось, но я слушала, пока мой мозг не вскипал. Я сидела на корточках в уборных отелей, чтобы спрятаться от новостей, ревущих в прилегающих комнатах. Я зажимала руками уши, считая кафельную плитку, пока разведчики колотили в дверь, пытаясь добиться, чтобы я их впустила.

Я всюду путешествовала в безликом облаке видящих.

Они приносили мне парики, наматывали мне на голову платки, вручали наушники, средства для макияжа, разные наборы лицевых протезов, контактные линзы. Они заставляли меня кушать, поили снотворным, когда я не спала в конструкциях, в которые мы то входили, то выходили. Они закидывали меня в фургоны, машины, поезда, перевозили меня каждые несколько дней, отчитывали меня, когда я слишком много пила или стояла рядом с открытыми окнами.

Я смотрела на пейзажи разных городов, на незнакомые земли через окна того транспортного средства, в которое они меня запихивали. Мы путешествовали, кажется, без остановок целыми днями, и я не могла спать, едва могла сказать, где нахожусь.

Теперь они обращались со мной иначе. Во всяком случае, все кроме Чандрэ. Вопреки попыткам сохранить меня в живых, большинство видящих, кажется, боялось меня. Это была благоговейная разновидность страха — словно они видели на моем лице отражение конца света, но ни один из них не подходил слишком близко.

Я держалась за счёт того, что спала при каждой возможности, и давайте посмотрим правде в лицо… за счёт огромных количеств алкоголя.

На протяжении всего этого времени показывали новости.

Какой-то культ начал мне поклоняться. Последователи культа запросили эфирное время в новостной сети Соединённых Штатов и получили отказ из-за моего статуса террориста, что вызвало волну сенсационных заголовков и в поддержку, и против такого решения. Состоялись протесты. Случилось по меньшей мере три настоящих бунта. Самый крупный произошёл в Лос-Анджелесе, в основном между христианами и человеческими Третьими Миферами.

Невинные видящие тоже оказались втянуты. Я видела фотографии молодой девушки-видящей, которую избивали трубами и электрошокерами. Репортёры с сожалением квохтали по этому поводу, но никто не отложил свои камеры, чтобы остановить мужчин, которые это делали — мужчин, которые никогда не смогли бы позволить себе видящую, даже на несколько часов.

Распространились слухи о том, что я Мост.

В новостных лентах чёрного рынка имелись целые сайты, посвящённые мне и Ревику. Человеческие женщины любили Ревика, особенно после того, как раскрылась информация о нашем браке.

Казалось, не имело значения, что он умер.

Человеческие власти уже обсуждали права на мои телекинетические «способности». Соединённые Штаты и Китай доминировали в этих обсуждениях, но Россия, Германия, Англия и Япония соревновались за право присутствовать за столом переговоров, прятались за личиной научного интереса. Пошли спекуляции, что я забеременела от Ревика до его смерти. Распространились слухи о телекинезе, о том, что меня где-то видели — и все это лишь участилось после того, как Мировой Суд официально обвинил меня в потоплении круизного судна «Исследователь». Люди, потерявшие близких в бомбёжке, назначали награду за мою голову, желая моей смерти.

Новостные передачи кормились истерией, раздували её.

Все больше людей числились пропавшими.

Один из них — мой брат, Джон. А ещё Касс, которую я знала почти так же долго, как и Джона.

Мы с Касс вместе пешком под стол ходили, пока мама Касс работала, а её отец пил. К старшим классам Касс обзавелась своей полкой в моем шкафу. Каждый год она дважды отмечала все праздники — один раз у меня дома, а потом со своей мамой, папой и нищебродским дядюшкой Фэном.

Я вообще не могла думать о том, что Джон пропал.

Когда два последних члена моей семьи пропали, мне уже было все равно, что обо мне подумает мир.

Миновали недели. Время тянулось.

Я ждала сна. Я жаждала его, но когда сон приходил, это не помогало.

Я не могу дотянуться до него, как бы часто он ни просил. Просьбы причиняют боль сильнее любой другой боли, и теперь я ощущаю его по кускам — любовь, скорбь, печаль, надежда, отчаяние. Эти его слои бесконечны. И все же в некотором отношении они просты.

И все же он не ощущается живым.

Я знаю, что он не жив. Мой разум борется с этим знанием, спорит с ним.

Цифры не оставляют меня в покое.

Они отделены от него, но каким-то образом связаны. Мне снится мой отец, инженер. Он шутит, что цифры — это наш секретный язык, чтобы мы могли говорить друг с другом посредством кода. Они — мантра аутиста, сломанная песня, которую я не могу выкинуть из головы.

«…17, 10, 42, 12, 1, 57, 12, 20, 332, 178, 12, 102, 9, 13, 15, 2, 2, 2…»

***

Я в каком-то другом месте.

Я никогда не бывала здесь прежде, но оно словно ощущается знакомым или, может, просто близко по ощущениям к местам, которые я узнаю. После чистых, живописных городов, гор и шато, в которых мы провели последние несколько недель в Европе, шероховатость этого нового места странно приятна.

Мы месяцами путешествовали по сельской местности. Мы останавливались в нескольких безопасных домах видящих, чтобы поспать. Церкви, склады, отели, мечети, винодельня среди холмов, разбомблённый еврейский храм. Я говорила себе, что не знаю, что хуже: ночи, когда я не могла спать, или необходимость страдать от снов и боли, когда мне удавалось заснуть.

Но это тоже была ложь.

Я скучала по нему к тому времени, когда мы добирались к следующей конструкции, к тому времени, когда я снова могла видеть сны. Я скучала по нему, искала его, а когда я находила его, мы…

Здесь было грязно, громко, красочно, жарко, бедно, людно.

Я шла по пыльной улице, где куча разноцветного мусора покрывала открытую решётку канализационного люка, которая воняла уже в семь утра. Храм, увешанный мигающими рождественскими гирляндами и золотой фольгой, стоял в промежутке между зданиями; на нем обезьяний бог скакал среди цветов и веток фруктов, покрытых жужжащими мухами. Карамельного цвета корова стояла и жевала груду гниющей зелени, картонных яичных контейнеров и куриных костей.

Когда я помедлила, чтобы похлопать её по боку, она не подняла взгляд.

Большую часть моего лица скрывала тонкая кремовая ткань, но я все равно кивнула монаху в красных одеяниях, когда тот прошёл по улице в солнцезащитных очках и с эспрессо в руке. Я ощущала странное удовлетворение от ужасных запахов человеческих экскрементов, пота, гнилых арбузов и мяса, кишащего опарышами. Даже с вонью, медленно нагревавшейся на утреннем солнце, по какой-то причине я чувствовала, что почти могу дышать здесь.

Я усмехнулась при виде следующего храма, где была размещена моя фотография, покрытая лепестками розовых цветов и окружённая белыми парафиновыми свечами.

Это была старая фотография, с тех времён. Фотография с конца моего учебного года в старших классах.

В моих волосах была лаймово-зелёная прядь — наша с Касс идея бунта, которая в то время взбесила мою мать, поскольку она уже заказала пакет фотографий, чтобы послать снимки всем нашим родственникам. Из-за запрета настоящие фотографии были адски дорогими, и на них требовалось специальное разрешение. У мамы тогда ещё была работа в почтовом офисе, и она заставила меня заплатить за фотографии из моих скудных чаевых на дерьмовой работе — на это у меня ушло несколько месяцев.

Наверное, это был последний раз, когда мы действительно кричали друг на друга с тех пор, как мой отец…

Я поднялась по холму, используя трость.

Горы нависали над нами, ошеломительно высокие, увенчанные снежными шапками и клубами низких, похожих на туман облаков. Красочные молитвенные флажки хлопали на ветру, болтаясь на бечёвках, которые провисли между зданиями ярко-зелёных и синих цветов.

В большинстве окон не было стекла, лишь деревянные ставни и брезент закрывали квадратные проёмы. На моих глазах чёрная лапа появилась из второго этажа отеля со столиками и стульями на крыше, где сидели люди и пили горячий пряный чай-масала, говоря на хинди, тибетском и ломаном языке видящих. За лапой появилось остальное приземистое тело коричневой мартышки. Её пушистое лицо продолжало хмуро кривиться вопреки липкому ломтику манго, зажатому в одной лапе.

Хватаясь свободной рукой и ногами за деревянные планки, макака проворно вскарабкалась на крышу.

Когда она добралась до ограждения, пронзительный вопль нарушил тишину раннего утра, и седовласая индианка замахала на мартышку метлой с длинной ручкой.

Мартышка заверещала и не сдавалась, все ещё сжимая манго… и я рассмеялась, наблюдая, как угрюмое животное перескакивает на крышу хижины, вмещавшей дымящийся чайник чая, откуда девочка лет двенадцати разливала чай.

— Ты ужасно жизнерадостна, — произнёс голос рядом со мной. — Я думала, у тебя будет похмелье после того количества бурбона, что ты вылакала прошлой ночью.

Сухой тон видящей выдернул меня из созерцания гор, толстой мартышки с дурным нравом и людей на пластиковых стульчиках.

Я повернулась и увидела те же красновато-каштановые радужки, в которые смотрела неделями.

— Ага, — ответила я. — Наверное, у меня хорошие гены для того, чтобы напиваться до посинения.

Женщина-видящая с темными косичками фыркнула, но кажется, довольствовалась ответом.

Она скрестила мускулистые руки, с отвращением глядя вокруг нас.

— Дигойз тебе не объяснял, как алкоголь влияет на твой свет? — сказала она, наверное, в трёхсотый раз. — Чудо, что Шулеры не нашли нас по вспышкам, которые ты посылаешь. С учётом этого и…

Лекция продолжалась, но я дальше не слушала.

Боль скользнула по мне, как только она упомянула его имя. Когда я на мгновение позволила себе отправиться туда, поискать его, мигрень обострилась, заставив меня остановиться и тяжело навалиться на трость, которой я помогала своему колену. Я подождала, когда боль пройдёт, дыша мусором и благовониями от близлежащего прилавка.

Чандрэ поначалу не заменила перемену во мне.

Она остановилась одновременно со мной, все ещё жалуясь мне на меня же саму и осматривая деревянные здания. Очередная корова, эта шоколадно-коричневая, прошла мимо, жуя длинными челюстями в разные стороны. Она жалобно замычала, обмахиваясь хвостом.

— Добро пожаловать в Сиртаун штата Химачал-Прадеш, Мост, — сказала Чандрэ, закончив перечисление моих прегрешений и невежественных человеческих манер. — …Канализацию Гималаев.

Затем, увидев, как я навалилась на трость, прерывисто дыша, она оторвала мои пальцы от моей шеи.

— Прекрати. Люди смотрят!

Я рассмеялась. Я видела в дверном проёме мужчину в потной фетровой шляпе, смотревшего на меня и державшего соломенную метлу, кажется, самодельную. Его торс был закутан в красочную шерстяную шаль. Он печально качал головой, глядя на меня и цокая языком.

— Они думают, что я под кайфом, — сказала я. — Я плохая буддистка. Развратная белая женщина. Кому какое дело?

Губы Чандрэ поджались.

— Я сожалею по поводу твоей семьи, Мост. Но ты не можешь и дальше зацикливаться на их потере или на потере своего супруга. Ты должна сосредоточиться на текущей задаче.

— А что именно это за задача? — переспросила я. — Избегание стригущего лишая?

Я посмотрела на улицу внизу, где монах в темно-красных одеждах вёл по потрескавшемуся асфальту стайку азиатских детей в черно-белой униформе. Числа вращались над бритой головой монаха как перепутанный обратный отсчёт, вплывая в свет детей и выплывая из него.

«6, 6, 120, 123, 2, 8, 88, 99, 40, 4, 2, 4, 6, 29, 29, 32, 4, 2…»

Я заставила себя говорить, хотя и не отвернулась от монаха.

— Далеко ещё?

— Ты мне скажи, — ответила Чандрэ. — Хоть раз используй свой свет для чего-то полезного.

Я нахмурилась, взглянув на неё.

— Мой свет? Город — это конструкция?

Чандрэ закатила глаза.

— Ни один Шулер сюда не явится, Мост. По договорённости они держатся подальше. Мы здесь в безопасности. Я тебе это говорила.

Я смерила её скептическим взглядом, но промолчала.

Услышав поблизости разговор на повышенных тонах, я повернулась и увидела группу мужчин в мусульманских одеяниях — они оживлённо разговаривали с индийцем на велосипеде, который качал головой и делал широкие отрицающие жесты руками. Мне понадобилась секунда, чтобы осознать — он был видящим и принадлежал кому-то. Металлический ошейник на его шее был таким грязным, что я почти не заметила его под чумазой рубашкой. На моих глазах к ним подошёл мужчина в полицейской униформе, махая чем-то вроде самодельной дубинки. Видящий отпрянул, поднимая руки. Видя, как он спешно крутит педали велосипеда и уезжает, я нахмурилась.

— Ну? — сказала Чандрэ. — Ты нас поведёшь или нет?

Я ошарашенно уставилась на неё, затем осознала, что она имела в виду, и расхохоталась.

Похромав прочь от её взгляда, я с помощью трости направилась вверх по холму.

Количество магазинов сокращалось по мере того, как мы поднимались выше, а жилые здания из глинобитного кирпича и дома налезали друг на друга, красочные и странно походившие на пещеры на фоне холмов. Молитвенные флажки трепались на ветру возле храмов богов с головными уборами, похожими на нимбы. Я видела ещё больше своих фотографий, даже граффити с изображением моего профиля и словами, написанными художественными, наклонными символами языка видящих, прекси.

Тропинки вплетались в лес и выходили обратно в город по ту сторону дороги, когда мы поднялись выше к подножью Гималаев. Улица из потрескавшегося асфальта превратилась в утоптанную землю, а деревья нависали ближе к зданиям.

Атмосфера города также начала меняться.

Религиозные граффити видящих начинали доминировать, наряду с увеличившимся количеством пластиковых бутылок, использованных презервативов и осколков стекла. Я видела группы девушек с азиатской внешностью, одетых в порванные шёлковые платья, сидевших на деревянных ступеньках и пивших пиво вместе с мужчинами, у которых были сальные волосы и джинсы, стоявшие колом от грязи. Большинство мужчин носило клетчатые рубашки с длинными рукавами и платки на головах. Лишь через несколько минут я заметила металлические ошейники. Они смеялись, передавая меж собой бутылки, а время от времени индиец или тибетец грузно поднимался по деревянным ступеням и уводил одну из женщин внутрь, а иногда и одного из мужчин.

Когда мы проходили, те, что остались на лестницах, заметили меня и Чандрэ, провожая нас пристальными взглядами.

Мы почти полностью миновали здание, когда заговорил красивый мужчина лет двадцати.

— Свобода — это хорошо, да? — он говорил громко, по-английски с сильным акцентом. — Скажите это вашему другу Вэшу, а? — он поддел большим пальцем ошейник в мою сторону. — Видишь, что сделало с нами его дерьмо в духе «мир да любовь», — когда мы с Чандрэ продолжили подниматься по холму, он повысил голос: — Скажи ему привести сюда Мост, да? Скажи ему, что нам нужно её правосудие в Индии!

Другие рассмеялись. Одна женщина сделала в мою сторону жест, выражающий жестокость, затем шлёпнула сидевшего рядом мужчину по затылку за то, что он пялился на моё тело через тёмные штаны и платки.

Сидевший рядом с парой мужчина захохотал, пролив своё пиво.

Несколько видящих из нашей группы подошли к ним, говоря на том ломаном языке видящих, предлагая им сигареты и водку. Я знала, что отчасти это делается, чтобы отвлечь их от меня, но я не могла оторваться и через плечо смотрела на видящих, сидевших на ветхом крыльце. Внезапно я представила Ревика, сидевшего на этих ступенях — может, более молодого Ревика с округлым лицом и глазами, которым ещё не свойственен тот отрешённый взгляд.

Чандрэ щёлкнула на меня, призывая не пялиться.

— Вэш кормит их, — сказала она. — Он делает, что может.

Я кивнула, обернувшись в последний раз и потащившись дальше по холму.

Она добавила:

— Открытое противостояние с людьми только ухудшило бы их положение. Это принесло бы всем нам смерть и боль, Мост.

— Конечно, — сказала я, не желая спорить.

— Ты ничего не знаешь, — рявкнула она. — Ты ребёнок… воспитанный червяками! Что ты можешь об этом знать? Ты ещё не видела войны.

Я не утруждалась ответом.

Когда мы добрались до вершины склона, я остановилась перед витриной с потрескавшимися окнами и деревянными ступенями, с которых облазила небесно-голубая краска. Я всматривалась в пыльное стекло, зная лишь то, что меня тянуло остановиться здесь.

Подвинувшись и встав рядом со мной, Чандрэ скрестила руки и неохотно кивнула.

— Хорошо, — сказала она. — Твои навыки отслеживания наконец улучшились.

Мои глаза остановились на изображении похожего на гуру пожилого мужчины в одежде песочного цвета. Его руки были сложены на груди в молитвенном жесте. Написанная от руки вывеска гласила на английском: «Горячая пища за 20 рупий! Бесплатная медитация и йога!» Под вывеской стояла трёхфутовая статуя Ганеша с гирляндой из розовых и белых цветов. Ещё больше лепестков красовалось на статуях индийских богов, из которых я узнавала и могла назвать лишь нескольких. Деревянные чётки висели в витрине рядом с изображением сине-золотого солнца, пересечённого белым мечом.

Я также видела вдали статуэтки сидящего Будды и улыбнулась.

Отчасти улыбка была вызвана характерной для Индии мешаниной, я знала это, но абсурдность смешения религии без бога с многобожием казалась мне ошибкой, свойственной только видящим.

Мне пришло в голову задаться вопросом, верили ли видящие в богов или в Бога.

Ревик использовал «боги» или «d’ gaos» так, как другой человек использовал бы слово «дерьмо», и это мало что говорило мне об его настоящих религиозных воззрениях.

Мой взгляд вернулся к изображению мужчины в одеждах песочного цвета. Его глаза светились на состарившемся, но почему-то не имеющем морщин лице

— Вэш, — пробормотала я. — Иисусе.

— Не совсем, — в реплике Чандрэ прозвучала редкая нотка. — Не позволяй его лицу для людей одурачить тебя. Аренду надо платить. Даже в Сиртауне.

Она дёрнула деревянную дверь с проволочной сеткой.

Не отвечая, я последовала за ней в прихожую, которая оказалась просторнее и чище, чем я ожидала.

Вымощенная плиткой из чёрного камня, комната тянулась глубже по склону горы, чем я ожидала. Деревянные плинтусы и панели подчёркивали белые стены насыщенными оттенками дерева, кое-где подмоченного водой, но сиявшего от недавней полировки. Старенький вентилятор дребезжал в окне рядом с фреской тибетского храма Потала в Лхасе, выполненной с поразительной искусностью. Над плато на фреске сияло ещё одно сине-золотое солнце.

Прямо за дверью стоял низкий стол, сделанный из того же тёмного дерева, что и плинтусы. Миска с галькой и свеча служили ему единственным украшением.

За ним на складном стуле сидел молодой мужчина-европеец с бритой головой, одетый в оранжевые одеяния. То, каким наивным рвением светились его глаза, говорило мне, что он наверняка был человеком.

— Могу я помочь вам, сестры? — сначала он посмотрел на меня. Затем, заметив Чандрэ, он окинул её повторным взглядом и широко улыбнулся. — Кузина Чандрэ! Индия скучала по тебе, друг мой!

Я вскинула бровь и покосилась на Чандрэ, подавляя улыбку.

Проигнорировав меня, она поклонилась человеку, сложив ладони в молитвенном жесте.

— Привет, Джеймс, мир тебе. У нас аудиенция с Учителем.

Джеймс просиял.

— Как вам повезло! Мне доложить о вас?

— В этом нет необходимости, — ответила она. — Но спасибо тебе.

Я уставилась на неё, в неверии раскрыв рот.

Большую часть времени Чандрэ называла людей «червяками» — это когда она не командовала ими как роботами, запрограммированными к её услугам. Она наградила меня холодным взглядом, жестом показывая следовать за ней вверх по лестницам. Как только мы поднялись на несколько ступеней, она едва слышно заговорила со мной сквозь стиснутые зубы.

— Теперь мы в конструкции. Я была бы очень благодарна, если бы ты позволяла себе только цивилизованные мысли.

— Конечно, — согласно отозвалась я.

Я ощутила её раздражение через конструкцию и улыбнулась.

Наверху лестниц находился проем в стене, прикрытый гобеленом с очередным изображением сине-золотого солнца, рассечённого белым мечом. Схватив край тяжёлой ткани, Чандрэ проскользнула в образовавшийся проход и исчезла.

После секундного колебания я последовала за ней.

Я выпрямилась внутри комнаты с низкими потолками, пол в которой был устелен бамбуковыми циновками.

Распахнутые окна открывали эффектный вид на Гималаи и поросшую деревьями долину, которая вмещала в себя остальную часть Сиртауна, покрытую молитвенными флажками, словно яркими красочными птичками, устроившимися на ночлег. У стены находилось несколько видящих без ошейников, в западной одежде — они беззвучно переговаривались меж собой и жестикулировали руками.

Ближе ко мне и двери ещё одна группа видящих в одеждах песочного цвета образовывала свободный круг. Мужчина с фотографии в рамке стоял в центре.

Как только я опустила за собой гобелен, он повернулся и пристально посмотрел на меня. Его глаза светились пронзительно черным, смотрели совершенно неподвижно, но все же несли в себе столько света, что мне сложно было удерживать его взгляд.

Без промедления он пересёк десять или двенадцать футов до двери.

Я посмотрела на его угловатое, лишённое морщин лицо, немного поразившись его росту. Я не двигалась с места, пока он не привлёк меня в свои объятия, подняв с пола. Крепко стиснув меня, а потом отпустив, он рассмеялся над сдавленным звуком, который из меня вырвался. У него были ровные белые зубы, а в темных глазах стояли слезы, пока он всматривался в моё лицо.

— Ты наконец здесь! — произнёс он на безупречном английском, похлопывая по плечу от неловкого переизбытка эмоций. — Я очень, очень рад! Очень рад!

Я могла лишь кивнуть, поражённая его слезами.

— Тебе здесь рады, — сказал он. — Больше всех рады!

Я чувствовала, как моё лицо заливает теплом, пыталась подобрать слова, которые не оказались бы совершенно неуместными…

И услышала презрительное фырканье.

Я повернула голову в сторону звука.

Среди видящих в западной одежде, сидевших у стены, был мужчина с плечами гимнаста, наблюдавший за мной и Вэшем. Его полные губы поджались с хмурой иронией. Я почувствовала на себе его свет и вздрогнула. Мои щеки залило румянцем от того, что жило в этом одном-единственном, испытующем тычке. Ощутив мою реакцию, мужчина ответил кривой улыбкой, покосившись на двух сидевших рядом видящих, которые перестали пялиться на меня ровно настолько, чтобы улыбнуться ему в ответ.

Однако свет первого видящего оставался со мной.

Я чувствовала, как он изучает, чувствовала проблеск удивления, который он испытал от того, что нашёл — но я не могла интерпретировать его значение. Когда я во второй раз встретилась с ним взглядом, его шоколадно-карие глаза избегали моих. Он мельком кивнул Чандрэ, когда она уселась вместе с ними, и момент оборвался.

Взглянув на Вэша, я уловила в его черных глазах намёк на улыбку.

— Должно быть, ты очень устала, — ласково сказал он.

— Вы себе не представляете, — сказала я.

***

Той ночью я свернулась на поролоновом матрасе, прямо на полу.

Поверх меня лежала простыня, накрытая овечьими и коровьими шкурами, мягкими, тёплыми, источающими успокаивающий запах животного. Через щели в деревянных ставнях окон я видела горы, обрамлённые звёздным светом и бескрайним черным небом, контуры вершин, видневшихся там, где исчезали звезды. Время от времени в деревьях кричали макаки, они визжали и скакали по крышам, их черные лапы царапали листы шифера.

Однако в основном царила тишина.

Пока я лежала там в темноте, это чувство сокрушило меня, сделавшись намного сильнее, чем то, с чем мне приходило бороться, кажется, последние месяцы. Может, это пребывание в доме монахов, или тёплое приветствие Вэша, или просто наконец пребывание на одном месте — и в кои-то веки трезвость. Может, мне стоило ожидать, что все это обрушится на меня, как только мы доберёмся сюда.

В любом случае, я ничего не могла поделать с ощущением, словно меня раздели догола и оставили чувствовать каждый порыв ветра и капельку пота своими открытыми ранами.

Конструкция источала простое тепло, лишь ухудшавшее это чувство. Даже Гималаи, кажется, приумножали его, и вот что-то во мне начало разжиматься, так быстро и легко, что я не могла удержать ниточки.

К тому времени, как стихло шарканье мартышек, центр моей груди пульсировал, как на тех холодных берегах Аляски.

Я не могла дышать, но мой разум хранил мёртвое молчание.

Поднялась луна, а я все ещё не спала вопреки измождению. Я лежала и смотрела, как долина заполнялась мягким, пронизывающим светом.

В какой-то момент этой тишины я заплакала.

Как только слезы полились, остановиться было уже сложно.

***

И все же каким-то образом я засыпаю.

В этот раз мне проще найти его.

Кажется, будто он почти ждёт меня.

Он здесь один, как всегда. Как и в любой другой раз, я чувствую его, но не совсем могу дотянуться до того места, где он находится. Он плывёт как труп, окружённый серой завесой, и мы касаемся друг друга сквозь изменяющуюся ткань, стараясь очутиться ближе, но мы не можем.

Прежде, чем я осознаю наше местоположение, мы целуемся, как и в большинство ночей.

Как только мы начинаем, я чувствую его сильнее, но этого недостаточно. Никогда недостаточно. Наши губы осторожны, руки и пальцы аккуратно двигаются через тонкую ткань. Когда я в этот раз скольжу в его свет, это получается быстро, и после медленного стона он раскрывается, подпуская меня ближе обычного — и я почти чувствую его, и он почти кажется настоящим. Затем он притягивает меня, просит меня, но я не могу…

Я не могу дать ему то, чего он хочет.

Своеобразное отчаяние стискивает меня. Он тоже хочет дать мне что-то. Он пытается, в своей манере. Образы и ощущения вплетаются в его свет — его ноги между моих, его вес на мне, и вот уже кажется, что он во мне, словно мы…

Но от этого только становится хуже, когда он уходит.

Я устала от этого. Устала бороться и терять его. Устала искать и никогда не быть той, кого ищут. Он бросил меня. Он бросил меня ещё до того, как ушёл. Теперь он входит в меня как вор, потому что я — все, что у него есть.

Он медлит, поднимая голову.

… и мужчина с шоколадно-карими глазами смотрит в ответ, только теперь он не улыбается.

Опуская голову, он без колебаний целует меня, продолжая с того места, где остановился Ревик. Это ощущается иначе, и не только потому, что я его не знаю. Завеса испаряется, открывая тёплый свет — другое тело, не такие осторожные руки, недвусмысленное намерение.

Его руки и грудь крупнее, ладони меньше, губы полнее, язык толще. Он целуется по-другому. Он не ждёт, когда я попрошу, едва дожидается моего ответа. Его рука скользит под моё колено, пальцы ласкают бедро, пока он закидывает мою ногу себе на талию. Он внутри меня, и я слышу его стон. Он вновь целует меня…

Я слышу его тяжёлое дыхание в темноте, в другой комнате. Он голый под грубыми шкурами, и я внезапно осознаю, что это не совсем сон.

Где-то там Ревик смотрит. Я знаю, это нереально, и он больше не здесь.

Он мёртв. Я это знаю.

И все же почему-то это все равно ощущается как предательство.

 

Глава 36

Вызов

Я встала до рассвета.

Когда я покинула своё спальное помещение и выбралась наружу, на свет, мужчина с шоколадными глазами стал первым, кого я увидела. Он сидел на деревянной ступеньке и курил hiri, одну из сигарет видящих, а у его бедра стояла чашка чая-масала.

Я провела ночь в чем-то вроде коттеджа — одном из многих, стоявших на краю широкого двора сразу за основным домом Вэша. Большая часть комплекса располагалась за входом, через который мы с Чандрэ вошли накануне. Двор состоял из огромного участка травы и земли, который начинался у края этих зданий, выходивших окнами на улицу. В центре находился круг из плоских белых камней, а посередине этого круга находилась пирамида из камней, выкрашенных в белый цвет.

В разные стороны отсюда расходились тропы, на которых находились небольшие храмы и тенистые деревья. Даже в рассветной прохладе среди этих деревьев бродили видящие, общавшиеся на смеси языков и жестов руками.

Я гадала, почему они вообще утруждали себя разговорами вслух, и почему мужчин настолько больше, чем женщин… затем заметила, что мужчина с карими глазами смотрит на меня.

Заметив, как взгляд этих глаз задерживается на моих босых ногах, я приняла решение.

Я целенаправленно подошла к нему, остановившись возле места, где он сидел на деревянной ступеньке. Когда я подошла, он не встал, и я не села, но мы безмолвно смерили друг друга взглядами.

«Недобровольные», — сказал голос в моей голове.

Я слегка подпрыгнула.

— Что?

«Ты гадала, почему нет женщин. Они быстрее распродаются. Более крупный рынок для недобровольных. Ты должна знать это, Высокочтимый Мост».

Он сделал затяжку сигаретой видящих, выпустив идеальное колечко дыма и ожидая, когда я соображу. Его улыбка скривилась.

«И мы говорим вслух по той же причине, по какой говорят все создания, Высокочтимый Мост. Чтобы быть услышанными».

— Ты говоришь по-английски? — спросила я. — Вслух, имею в виду.

Уголки его губ приподнялись в заметной улыбке.

— Да.

У него был акцент, но я могла определить его лишь как азиатский.

Он всматривался в моё лицо, затем взгляд его карих глаз скользнул по моим тонким хлопковым штанам, вновь помедлив на моих босых ступнях.

— Ты… — он улыбнулся ещё шире. — Хорошо спала, Высокочтимый Мост?

Я крепче скрестила руки на груди. Я показала на его оружие, видимое под курткой.

— Я так понимаю, ты не полный пацифист?

— Это тебя оскорбляет, Высокочтимый Мост?

Я проигнорировала его улыбку.

— Ты умеешь драться? Mulei?

Он снова улыбнулся, один раз кивнул.

— Да.

— Ты можешь меня обучать?

Я обернулась через плечо на других видящих во дворе. От моего внимания не ускользнуло то, что некоторые из них стояли ближе к нам, чем несколькими секундами ранее. Они продолжали подкрадываться ближе, слушать и наблюдать, как я разговариваю с кареглазым видящим. Чувствуя, как напрягаются мои челюсти, я снова посмотрела на курящего видящего, переступив с ноги на ногу.

— …Мне нужно обучение, — добавила я.

В его глазах вспыхнуло любопытство, явно различимое за весельем.

— Почему я?

Я вздохнула, затем ответила честно:

— Похоже, ты был бы не прочь ударить меня. Я решила, что стоит постараться упорнее.

Мужчина-видящий уставился на меня. Затем он искренне расхохотался. Он встал, и хоть он не был таким высоким, как Ревик, я встревоженно отпрянула.

Он улыбнулся ещё шире.

— Да, — сказал он. — Я был бы не прочь ударить тебя, Мост. Но сначала мне нужно знать, стоит ли тебя обучать, — он скинул куртку со своих мускулистых плеч, открывая поношенную серую рубашку, натянувшуюся на груди.

Заметив мой взгляд, он улыбнулся во все тридцать два.

— Что я получу, если возьму над тобой верх? — он вновь пробежался взглядом по моему телу и окинул его неопределённым жестом. — Ты позволишь мне позаботиться об этом? О проблеме, которую тебе оставил твой супруг-Шулер?

Я не спрашивала, что он имеет в виду.

— Нет, — сказала я и, подумав, добавила: — У тебя есть две минуты. Если я все ещё буду держаться на ногах, ты станешь меня обучать. А ещё ты будешь держаться подальше от моей головы по ночам, черт тебя дери. Если я не устою на ногах, ну… — я пожала плечами, все ещё размышляя. — Полагаю, ментальные игры — справедливая добыча. И ты получишь возможность ударить Высокочтимого Моста. Без последствий. Это уже должно быть достаточной наградой.

Он усмехнулся, весело качая головой.

Наблюдая за его лицом, я поколебалась, а затем решила — какого черта?

— …Все остальное должно обсуждаться отдельно. Ясно?

В ответ на мои слова его глаза вспыхнули, но он лишь кивнул, затушив hiri носком потрёпанного жёлтого кроссовка.

— Ладно, — он шагнул ко мне, слегка пружиня на пятках. — Я принимаю.

— Как тебя зовут? — спросила я, когда он начал кружить вокруг меня.

— Мэйгар, — он поднял взгляд, которым опять окидывал моё тело. — О, и должен тебе сказать. Сегодня меня назначили на новую работу, Мост.

— Что это за работа, Мэйгар?

Он ринулся вперёд, двигаясь так быстро, что я увидела лишь размытую тень перед тем, как перед глазами все покраснело, а затем резко побелело. Я покачнулась назад, стараясь оправиться после солидного перекрёстного удара слева в мою правую щеку. Когда он снова кинулся на меня, я пригнулась, затем пнула, угодив ему в живот пяткой достаточно крепко, чтобы оттолкнуть назад.

Он рассмеялся, но поддался мне.

Когда он вновь приблизился, я поискала возможность, любую возможность.

— …Я твой новый телохранитель, — сказал он, подмигивая.

Он ринулся вперёд, а до меня дошло, что я только что совершила очень большую ошибку.

***

— Ещё чаю? — спросил Вэш, поднимая помятый чайник.

Я сидела рядом с ним на полу, скрестив ноги. Моё лицо болело. Мои руки, ладони и ноги покрылись синяками, и даже мой копчик, примостившийся на бамбуковой циновке. Два видящих принесли блюдо с чаем, сливками, мёдом и тарелкой небольших бутербродов, затем разложили все на темно-красной скатерти передо мной и дряхлым видящим.

Я подавила желание коснуться своего лица там, где по ощущениям плоть опухала. Я хотела льда, но и об этом не стала просить.

Посмотрев на дождь, моросивший над горами, я неохотно взглянула на видящих, сидевших вокруг нас симметричным кольцом.

У дальней стены сидел Мэйгар со своими друзьями. На многих лицах проступало веселье. Я чувствовала, как их света порхают вокруг моего словно любопытные мотыльки, переплетаются с лёгкими оттенками сексуальности. Когда я нечаянно встретилась взглядом с Мэйгаром, он подмигнул мне, поцеловал воздух и постучал по виску указательным пальцем.

«Сегодня ночью», — прошептал он в моем сознании.

Набив рот бутербродом с огурцом, я прожевала, сжимая другой рукой чашку чая. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы там был кофе.

Вэш рассмеялся, поразив меня.

— Ну конечно! Ты же теперь американка.

Он посмотрел на другого видящего, который тут же поднялся и скрылся за дверным проёмом, завешенным тканью.

— Это индийский завтрак? — спросила я.

Его губы дрогнули от веселья.

— Второй завтрак, пожалуй.

Над головой вращались вентиляторы с круглыми, похожими на листья деревьев лопастями, гоняя прохладный, пахнущий дождём воздух по комнате.

Вэш похлопал меня по колену.

— Как тебе Индия, дорогой друг?

— Мне нравятся коровы. И горы, — я посмотрела на гладколицых видящих, избегая угла Мэйгара. — Я здесь пленница?

Вэш тут же перестал улыбаться.

— Вовсе нет, — в его голосе зазвучала тревога. — Ты бы хотела уйти? — наклонившись поближе, он спросил почти шёпотом: — …Или, возможно, ты бы хотела немного льда?

Я посмотрела вокруг, на видящих, лишённых всякого выражения.

— Я хочу найти своего брата, — сказала я, чувствуя, как лицо заливает теплом. Почему-то эти слова прозвучали здесь слишком личными, когда все эти незнакомцы смотрели на меня. Однако я все равно продолжила: — И мою подругу, Касс. Они пропали.

— Ты так уверена, что они не мертвы?

Он сказал это не для того, чтобы причинить мне боль или зародить сомнения в том, что они живы. Вопрос казался искренним и совершенно бесхитростным. И все же мои челюсти как будто застряли в бутерброде. Поставив свою чашку с чаем на поднос, я заставила себя проглотить то, что было во рту. Посмотрев Вэшу прямо в глаза, я прочистила горло.

— Нет. Однако мне надо знать точно. Может, это бред, но…

— Ах, — тёмные глаза Вэша смотрели задумчиво. — Я не намекал на это, — он помедлил. — У них есть значения, у этих цифр? Которые я вижу вокруг тебя прямо сейчас?

Я отвернулась от Мэйгара, посмотрев на Вэша.

Видя, как его почти черные глаза напряжённо всматриваются в пространство над моей головой, я ощутила, как мою грудь сдавило — хоть и в его взгляде я не видела ничего, кроме любопытства.

— Нет, — начала я, затем поправилась. — Ну… честно, я не знаю, — я помедлила, затем попыталась быть откровенной. — Такое ощущение, что они что-то означают, но я понятия не имею, что именно. Все началось на корабле. Прямо тогда, когда случилось все плохое.

— Ах, — повторил Вэш.

Он улыбнулся мне. Его длинное белое лицо покрылось мелкими морщинками.

— Твой муж упоминал, что твоё предвидение часто выражается в твоём искусстве, — он помедлил, выжидая. — Это правда, Высокочтимый Мост?

— Мой… — тупо повторила я.

— …Муж, да. Дигойз Ревик.

Он улыбнулся, пока я пыталась придать своему лицу какое-то выражение. Я невольно задавалась вопросом, не было ли его непониманием нарочным.

Его взгляд сделался добрым.

— В силу необходимости мы часто говорили о твоих латентных способностях, — сказал он, ласково похлопывая меня по колену. — По правде говоря, мы и часто спорили об этом. Он испытывал трудности, не понимая, почему тебя не начали обучать ранее, — заметив моё недоумение, он улыбнулся ещё шире. — Ах. Это тебя удивляет. Да. Ревик не всегда был прямолинейным мужчиной.

Прежде чем я успела ответить, босой видящий вновь вошёл в комнату, держа стаканчик, от которого шёл пар и аппетитный запах тёмного обжаренного кофе. Он поставил стаканчик у моего согнутого колена, поклонившись мне с одной поднятой ладонью, как в знаке салюта.

— Спасибо, — сказала я ему, действительно имея это в виду. Ещё раз понюхав кофе, я подняла бумажный стаканчик и аккуратно отпила глоток. — Я рисую пирамиды, — сказала я, взглянув на Вэша. — И Чандрэ, и Ревик говорили, что эти рисунки — довольно точное изображение сети Шулеров. Хотите, чтобы я их принесла?

Вэш продолжал всматриваться в мои глаза.

— Может, попозже.

На протяжении нескольких секунд мы лишь слушали дождь. Я потягивала кофе.

В конце концов, я прочистила горло.

— Итак, эта Пирамида, — сказала я. — Вы можете её объяснить? Ревик, он… — я прочистила горло. — Дигойз, имею в виду. Он кое-что рассказывал. Он сказал, что вы объясните больше.

Вэш, казалось, почти ждал вопроса.

— Пирамида, — тут же сказал он. — Будучи трёхмерной фигурой, она, само собой, служит лишь символом. Настоящая сеть существует в Барьере и имеет форму изменяющегося многомерного пространства, которое сочетает в себе качества и частичного пространства, и не-пространства.

Мои пальцы стиснули моё больное колено.

— Ах, — отозвалась я. — Конечно.

Вэш понимающе улыбнулся.

— Видящие-Шулеры живут внутри конструкции, Элисон. Они живут в ней все время. В отличие от конструкций, которыми при тебе пользовались мои люди, их конструкция не имеет якоря, связующего её с физическим миром. Она живёт с расой созданий, которые помогают им из Барьера.

— Ага, — пробормотала я, понимая этот аспект хотя бы частично.

Он пытливо посмотрел на меня.

— Я встретилась с одним из них, — объяснила я, поставив кофе. — На корабле, — слегка вздохнув, я поиграла пальцами на колене. — Это все моя вина. Я пыталась разглядеть Главу сети. Того, кого Ревик называл Галейтом.

По кругу видящих вокруг меня и Вэша прокатилось бормотание.

Я постаралась игнорировать их, сосредоточившись лишь на пожилом видящем, который наблюдал за мной, не меняя выражение лица.

— Вот как? — спросил он, и в его голосе звучало любопытство.

— Не то чтобы это принесло много пользы, — добавила я. — Но может, в этот раз я подобралась ближе. Эти создания появились и попытались меня напугать, — в ответ на вопросительно приподнятую бровь Вэша я поняла руки, согнув пальцы и изображая киношного монстра. — Ну типа… бууу. Они угрожали мне. Сказали, что они идут за мной. И все такое.

— Вот как? — Вэш усмехнулся. — Поразительно.

Он улыбнулся, словно я только что сказала ему, что собрала кубик Рубика с первой попытки.

— Мы называем этих существ Дренг, Элисон, — сказал он. — Они, по сути, настоящие Шулеры. Видящих здесь, внизу, будет точнее называть рабами Шулеров. Или, если более щедро, их последователями. Конечно, они называют себя «Братство», «Организация». Они дают своим миссиям названия «Операция Затмение», «Операция Большая Надежда», и так далее. Дренги поощряют эти фантазии. Они часто преподносят свои цели под соусом всеобщего блага.

Я кивнула, слушая.

— То есть, им промыли мозги?

Вэш сделал глоток чая, задумчиво кивнув.

— В некотором роде да. Это отношения симбиоза. Взамен силы, которую они предоставляют конструкции Пирамиды, Дренги собирают свет видящих, находящихся в их подчинении. Эти видящие, в свою очередь, паразитируют на других видящих и людях, чтобы обеспечить Дренгов светом. Первостепенный мотив и функции Дренгов здесь — красть свет живых существ, поскольку они не могут генерировать свой собственный. Пирамида собирает этот свет в огромные резервуары для питания на цели конструкции. Но их основной потребитель — все равно сами Дренги.

Я нахмурилась, улавливая от пожилого видящего образы, пока он говорил.

Вэш добавил:

— В краткосрочном периоде, на повседневной основе, Пирамида предоставляет отдельным видящим почти безлимитные запасы света. Особенно тем, кто на вершине. Форма Пирамиды символизирует иерархическую природу макро-версии живой резонирующей конструкции. Нам известно, что альфа-уровни сменяются через нерегулярные интервалы, но…

— Так, подождите, — я подняла руку. — Тайм-аут. Мне нужно, чтобы вы перевели эту часть.

Вэш улыбнулся.

— Мы не можем видеть устройство конструкции снаружи, — пояснил он. — Мы знаем, что она создана из существ…

В пространстве над местом, где мы сидели, появилась Пирамида из серебристо-белого света. Я зачарованно посмотрела на неё и осознала, что это, должно быть, делает Вэш. Он подсветил точки, образующие стены, этажи, потолки и углы Пирамиды, затем соединил их шелковистыми нитями.

— Эти существа обозначены узлами, — объяснил он. — Мы знаем, что лидерство сменяется, но не знаем, как. Или почему. Относительно последнего мы можем лишь строить догадки. Но мы не можем знать наверняка, верны ли наши теории.

— Эти точки — люди? — спросила я у Вэша. — Видящие?

— Да, — Вэш рьяно закивал. — Между прочим, твой муж весьма сильно был зациклен на определении личностей видящих на вершине, — Вэш подсветил верхний участок, который я обвела Ревику на своём неаккуратном наброске в каюте корабля.

— Он думал, что может знать лидера Шулеров на Земле, — добавил Вэш. — Но он не мог вспомнить. Такова обязанность и условие выхода из Пирамиды — он потерял большинство воспоминаний о времени, проведённом внутри неё. Но Элисон, это демонстрирует, какое высокое положение он должен был занимать, пока жил в сети Шулеров. Очень немногие Шулеры знают истинную личность Главы.

Я нахмурилась, глядя на Пирамиду.

— Сколько именно этих немногих?

— Мы не знаем наверняка.

Вспомнив слова Териана на корабле, я кивнула, все ещё размышляя.

— Так вот почему они стёрли Ревика. Потому что он был близок к Галейту?

— Отчасти, — Вэш сделал ещё один глоток чая. — По правде говоря, таким было субъективное решение не только Шулеров, но и наше. Более того, ты можешь неправильно понимать ситуацию — и мне нужно это исправить. Не только Шулеры стёрли память твоего мужа. Это делал и я, — помедлив, он добавил: — Конечно, часть воспоминаний утеряна исключительно в результате выхода из Пирамиды. А также Шулеры каким-то образом убедились в том, что стирание состоялось… но это было обоюдное соглашение, и они свою часть делали исключительно из Барьера.

Взмахнув рукой над бамбуковыми циновками, он добавил:

— Это произошло в этой самой комнате. После того, как он отделился от их сети, мы не могли просто вернуть его им. Они бы тут же его убили. Или, скорее всего, силой вернули к себе, — отпив ещё чаю, он добавил: — Нам говорили, что Галейт питал нежные чувства к твоему супругу — что он считал его почти сыном. Он не отдал бы его добровольно.

Вспомнив, что я почувствовала на корабле, все эти стены вокруг света Ревика, я нахмурилась.

— Если вы сумели уберечь его от Шулеров, почему не оставить его разум в покое? Зачем вообще стирать его?

Голос Вэша зазвучал буднично.

— Было несколько причин. Некоторые из них сложны и имеют отношение к его свету, а также к давним соглашениям с Шулерами. Другие связаны с его эмоциональным благосостоянием. Если бы мы его не стёрли, Элисон, он, скорее всего, не выжил бы. Он и так имел некоторые суицидальные наклонности. Он боролся с этими чувствами на протяжении многих лет.

— Суицидальные наклонности? — я даже не скрывала своего удивления. — У Ревика?

— Да, — Вэш поставил свой чай с умиротворённым выражением лица. — Вполне нормальная реакция, если так подумать. Как ты могла понять по моему описанию, жизнь внутри Пирамиды приносит весьма специфические преимущества. Слуги Шулеров находятся в некоем трансе. То, что они делают в этом трансе, остаётся совершенно логичным для них, пока они остаются внутри. Но стоит разрушить эти чары, и они внезапно оказываются в состоянии увидеть свои поступки в другом свете.

Размышляя вслух, я сказала:

— То есть, когда он был Шулером, ему казалось нормальным то, что он делал. Даже моральным. А когда он ушёл…

— Это уже таким не казалось, да, — Вэш положил ладони на колени, кивая. — Более того, выход из Пирамиды сопровождается значительной потерей силы. Пирамида собирает навыки и таланты со всех своих членов, составляя своеобразную «библиотеку», где каждое существо внутри конструкции может иметь доступ к навыкам всех остальных. Потеря доступа к этим общим резервам света и навыков может оказаться весьма тяжёлой… даже болезненной. Это ещё одна причина, по которой видящие редко уходят оттуда. Пирамида действует как огромный умножитель. Она также является распределителем, действуя по ситуации, статусу и необходимости… распределяет свет и его структуры, или aleimi, как мы это называем.

— Итак, — сказала я, стараясь поспевать за ним. — Внутри Пирамиды ты можешь получить доступ к способностям любого видящего в её пределах? Даже если у тебя никогда раньше не было такого навыка?

Вэш кивнул, отпив ещё глоток чая.

— Разве это не делает их всех типа… супер-видящими?

— В некотором роде… да, — Вэш поставил чашку на блюдечко, явно развеселившись от этой мысли. — Есть и лимиты, конечно. Надо изначально знать, как получить доступ к тем или иным навыкам. Таким образом, необходимо обладать знаниями, особенно для более сложных способностей. Мы полагаем, что наборы навыков разделяются самой иерархией, и что-то приберегается для использования исключительно верхушкой.

— Твой муж сам по себе был сильным видящим, — добавил Вэш. — Но он был намного, намного могущественнее, когда он имел доступ к свету и способностям десятков тысяч других видящих, — похлопав меня по колену, Вэш улыбнулся. — Теперь ты понимаешь, почему видящий-телекинетик может показаться им заманчивым, Высокочтимый Друг…?

Я кивнула.

— Так почему он ушёл?

Вэш вздохнул.

— Тебе действительно нужно задавать мне этот вопрос?

— Ну да. Если ему промыли мозги, тогда…

Вэш взмахнул рукой.

— Скажем так, где бы ты ни находился, все равно можно испытывать моменты ясности.

В ответ на моё молчание он улыбнулся.

— Шулеры весьма проницательно вербуют видящих, восполняющих те навыки, которых им недостаёт. Как и все живые существа, мы обладаем своими дарами и склонностями, и они разнятся. Представь, что ты могла бы рисовать как да Винчи, иметь ум Марии Кюри или Эйнштейна, и ораторские способности Мартина Лютера Кинга. Для видящих это практически то же самое. Отказаться от такого — колоссальная потеря. — Он добавил: — Кроме того, разум низших видящих истощается осознанием того, что то, что они считали своим, на самом деле никогда им не принадлежало.

Я кивнула.

— Поняла. То есть, будучи Шулерами, они невероятно сильны. А если они уйдут…

Вэш рассмеялся.

— Элисон! Ты неправильно понимаешь. Я пытался сказать тебе, что эта их сила в основном иллюзорна. Она происходит из симбиотической природы самой Пирамиды. Она не принадлежит отдельным видящим, которые сами по себе вполне обычные, — Вэш грациозно пожал плечами, в его темных глазах блестела печаль. — Хотелось бы мне, чтобы ты кое-что поняла относительно твоего мужа и того, каким мужчиной он должен был быть, чтобы уйти от них, прожив в их структуре более тридцати лет.

Я ощутила злость из угла Мэйгара и проигнорировала её.

За открытыми окнами дождь стучал по бамбуку и шиферным плиткам. За одним окном пронёсся золотистый орёл, темнея на фоне неба. Когда я взглянула на Вэша, он наблюдал за мной с сочувствием в глазах.

Я прочистила горло.

— Если он воссоединился с ними. С Пирамидой. Мог он, ну… застрять? — я стиснула зубы, когда взгляд пожилого мужчины не дрогнул. — Мог он застрять там, каким-то образом? Даже если он умер?

Вэш задумчиво посмотрел в потолок.

— Хороший вопрос, — он откинулся назад на своём месте, держась за колени. — Что ты думаешь?

Моё горло сдавило.

— Я не знаю. Такое ощущение, будто так и получилось.

Вэш всматривался в моё лицо.

— Понятно. Что ж, не лучшая идея оставлять его там, нет?

Я покачала головой, все ещё стискивая зубы.

— Нет.

Мгновение спустя он положил ладонь на мою ногу.

— Элисон, — произнёс он. — Ты нашла Главу сети Шулеров, — он помедлил, и его молчание казалось вопросительным. — Чандрэ и это рассказала нам. Ты просто не подобралась близко. Ты нашла его. Это имеет для нас огромное значение.

В комнате воцарилась совершенная тишина.

Осмотревшись по сторонам, я увидела в глазах сидевших вокруг видящих скептицизм, страх, даже изумление. Даже Мэйгар уставился на меня, и выражение его лица отражало какой-то ошарашенный шок.

— Ага, — сказала я, уставившись в свой кофе. — Наверное, нашла. Более-менее. Однако я не знаю, кто он снаружи. За пределами Барьера, имею в виду.

— Ты можешь нам показать? — сказал Вэш.

Я вздохнула. Посмотрев на Мэйгара, я увидела, что в его взгляде вновь отразился скептицизм.

— Ага, — сказала я, наблюдая, как он смотрит на меня. — Конечно. Нет проблем.

 

Глава 37

Брат

Меньше чем через час я лежала на потрёпанном кресле в том же здании, глядя на повреждённый подтёками воды потолок. Рядом со мной Мэйгар мерил шагами комнату. Другой видящий крепил электроды к моему лицу и рукам. Я вздрагивала, когда он давил на ушибленные участки моей кожи.

— Скажи мне кое-что, — произнесла я. — Эта война…

— Это лишь наиболее вероятный исход, — сказал Мэйгар, пренебрежительно отмахиваясь.

— То есть, это не неизбежность?

— Нет, — он бросил на меня очередной взгляд, уже менее суровый. — Раньше я сказал бы иначе. Я сказал бы, что дело не в смерти, а в перерождении. Что Мост не вызывает войну. Что её присутствие здесь всего лишь сигнализирует о том, что пришло время начинать.

Он легонько поводил большим пальцем по своему бицепсу. Я заметила там татуировку. Костяшки его пальцев тоже оказались сбитыми — наверное, от столкновений с моим лицом.

Он прочистил горло. Я подняла взгляд.

Его взгляд не отрывался от моих губ, даже не пытаясь скрыть подтекст.

Когда я закатила глаза, он лишь улыбнулся.

— Есть даже те, кто говорят, что придёт Смерть, — добавил он. — Syrimne d’ Gaos. «Меч Богов». Отсюда и пошло имя того другого видящего, который действовал во времена Первой Мировой Войны. Это также значение меча и солнца, рисунка, который ты видела на двери храма. И на мне, — он поднял рукав рубашки, показывая мне полную татуировку рассечённого синего солнца на своей руке. — Это метка террориста, Мост. Настоящего террориста.

В ответ на мой невозмутимый взгляд он лишь широко улыбнулся

— Настоящая Смерть, — добавил он. — Настоящий Сайримн… он должен быть созданием вроде тебя, — он сделал жест одной толстой рукой. — … Братом, если можно так выразиться.

Мои руки стиснули кресло.

Мэйгар снова пожал плечами, его тон сделался скучающим.

— Я также встречал трактовки, что возможно, именно он провоцирует смещение, — добавил он. — Но Мост, конец каждого цикла — это загадка. Слишком много переменных. Даже у людей есть свобода выбора, — он взглянул туда, где Джеймс, человек из приёмной, стоял и разговаривал с Чандрэ у двери, улыбаясь ей с явным обожанием в глазах.

— Теоретически, по крайней мере, — пробормотал Мэйгар.

Я нахмурилась, тоже покосившись на Джеймса.

— Так что вы делаете, чтобы сражаться с Шулерами? Твои люди. Крутые террористы.

Мэйгар усмехнулся.

— Тебе не понять, Мост.

— А ты попробуй, — когда он приподнял бровь, я покачала головой, откинувшись на кресло. — Забудь. Наверное, ты прав.

— Почему тебя это вообще волнует, Мост? — в его голосе звучал намёк на настоящее любопытство. — Тебя воспитали человеком. Ты не обучена, так что ты ещё не видишь всех тех вещей, которые видим мы. Все это для тебя — просто месть? За твою семью? Твоего супруга? — он выплюнул последнее слово. — Это какой-то комплекс героя? Скука? Что?

Я нахмурилась, уставившись в потолок и размышляя над его словами.

— Люди тоже это чувствуют, — сказала я после небольшой паузы. — Человеческое население, имею в виду. Они не знают, что это такое, но они это чувствуют. Они чувствуют, что что-то не так. Они чувствуют, что их мир умирает, — повернув голову, я посмотрела на него. — Я хочу просвет в облаках. Настоящий. Если мы устраним Шулеров, может, мы это получим. Может, война необязательно должна случиться.

Он просто смотрел на меня, затем издал очередной фыркающий смешок.

— Просвет в облаках. Мне это нравится, Мост, — выражение его лица сделалось более открытым, почти дружелюбным. — Ты спросила, что мы делаем? Прямо сейчас мы пытаемся сломать их иерархию. Ту, что описывал тебе Вэш. Мы тоже ищем «просвет в облаках», — он улыбнулся мне. — Ходят слухи, что во вращении верхних уровней существует определённый порядок. Что порядок наследования имеет закономерность. Он не рандомный. Ты понимаешь?

Я покачала головой.

— Нет.

Когда Мэйгар встретился со мной взглядом, его глаза смотрели более резко. Я узнала этот взгляд по Ревику; это был взгляд охотника. Это также означало, что он мне не верит.

Осознав, что немного утаиваю от него, я пожала плечами.

— Элайя, возможно, упоминал это. Когда он узнал, что я шастала вокруг сети Шулеров, похоже, он решил, что именно эту цель я преследовала.

Видя, как удивлённо взлетели вверх брови Мэйгара, я закатила глаза.

— Я все равно не знаю, что это такое, Мэйгар, — ровно произнесла я.

Он наградил меня очередной скептичной улыбкой, пожав одним плечом.

— Это именно то, на что похоже по названию, Мост, — сказал он. — Это карта порядка преемственности для иерархии Шулеров. Карта порядка преемственности детально покажет, как и когда каждый отдельный Шулер поднимается в этой иерархии до верхнего места. Как когда умирает ваш американский президент. Есть ведь список тех, кто займёт его место после, верно?

— Ладно, — отозвалась я, размышляя. — Логично.

Мэйгар улыбнулся ещё шире, тихо щёлкнув языком.

— Эта штука, за которой ты гонялась в своё «свободное время», Высокочтимый Мост? За это любой Шулер в сети отдал бы все своё состояние. Черт, да любой из Семёрки отдал бы все своё состояние.

— Почему? — я нахмурилась. — Ну то есть, я понимаю, вы можете убить людей на верхних уровнях, но что помешает просто заменить их?

Мэйгар закатил глаза. Опустив свои мускулистые руки, он использовал свой свет, чтобы нарисовать в моем сознании образ Пирамиды. Насильно толкнув его вперёд, он подсветил узел на вершине.

— Глава, понимаешь? — когда я кивнула, он сказал. — Этот мужчина на вершине — единственный, кто напрямую связывается с Дренгом. Единственное связующее звено между Дренгом и Землёй.

Я снова кивнула, показывая, что слежу за его мыслью.

— Он связывает остальных с Дренгом, — добавил Мэйгар. — Он также распределяет свет, наборы навыков, все остальное. Рандомный порядок наследования — его защита, понимаешь? А без этого что помешает одному из других Шулеров украсть у него это главное место?

Я ждала, понимая, что это риторический вопрос.

Мэйгар снова улыбнулся — может, потому что услышал меня.

— Вершина Пирамиды обладает вращающейся иерархией, — используя свой свет, Мэйгар подсветил верхние уровни. Они принялись дёргано перемещаться.

Это я тоже узнавала.

— Видишь, как в любой момент, — добавил Мэйгар, — другой видящий переводится в позицию прямо под Главой?

Я снова кивнула.

— Это — чтобы предотвратить убийство, Мост. Если ты большой Шулер номер два, и ты убиваешь Главу, но не занимаешь его место, то можешь быть уверен — то, кто займёт его место, убьёт тебя. Но… — он снова подсветил верхние уровни. — …Если ты знаешь порядок преемственности, то ты можешь устроить большую резню прямо перед тем, как ты займёшь его место. Или заключить сделку с тем, кто займёт это место.

Он улыбнулся, вновь тихо щёлкнув языком.

— Но Мост, — сказал он. — Мы могли бы сделать то же самое. После смерти Главы есть временной промежуток, когда Дренги не имеют связи с нашим миром. Тогда Пирамида уязвима.

— Как долго? — спросила я.

— Две… может, три минуты, чтобы соединиться с новым Главой.

В ответ на его многозначительный взгляд я вздохнула.

— Две минуты — это не очень-то долго, — заметила я.

Мэйгар расхохотался.

— Мне же хватило, чтобы надрать тебе задницу сегодня утром! — когда моё лицо залило теплом, он улыбнулся. — Конечно, чтобы все это было осуществимо, нам нужно знать, кто нынешний Глава. Это другая его защита, Мост. Анонимность, — он показал на меня, хмуро поджимая губы. — Тут в дело вступаешь ты. При условии, что ты можешь предоставить то, о чем говоришь. Твой муж-Шулер так и не смог. Несмотря на все его дерьмо.

Я стиснула челюсти.

— Я уже сказала, что не знаю, кто он снаружи.

— Ну, а ты должна знать, если нашла его в Барьере.

Я фыркнула.

— Я должна? — сухо спросила я. — Ни один из вас, засранцев, вообще не смог его найти. А я — необученная, воспитанная людьми девочка-червяк. И почему это я здесь должна стыдиться?

Мэйгар уставился на меня с неверием в темных глазах.

Голос Вэша раздался в моем сознании, ясный, как из динамика.

«Мы готовы, — сказал он. — Ты на вершине, Мэйгар».

Мэйгар наклонился ближе ко мне. Его голос зазвучал мягко.

— Остро реагируешь на упоминание своего мужа, да, Мост? — прошептал он.

«Элисон? — послал Вэш. — Ты готова?»

Мэйгар выпрямился обратно в полный рост, на его губах играла улыбка. Он встретился со мной взглядом, вскинув тёмную бровь в безмолвном вопросе.

— Ага, — отозвалась я, проглотив свою злость. — Я готова.

 

Глава 38

Охота

Медленно проступают звезды.

Появляется Земля — бледно-голубая точка.

Она увеличивается, приближается, пока не занимает основную часть моего обзора.

Она прекрасна, особенно здесь, но я едва смотрю на неё. Срочность придаёт мне сил — помимо того, что я пообещала Вэшу. Теперь я всюду чувствую Шулеров. Я чувствую их вокруг Ревика, вокруг его останков в этом месте. Я чувствую их в тени, которую они отбрасывают на Землю.

Как только я сосредотачиваюсь на них здесь, они — все, что я могу видеть.

Металлические нити перекрещиваются и пересекаются над массивами суши плотными серебристыми горами. Пирамида наверху двигается как механическая игрушка. Неподатливая. Тёмная. Я наблюдаю за движением узлов, пока частицы сменяют руки, сменяют места, пока я не слышу слабый шёпот…

«Ну?»

Я ошарашенно поворачиваюсь. Я забыла, что я здесь не одна.

Мэйгар плывёт рядом со мной. «Мы ждём, Мост».

«Раньше это происходило иначе, — объясняю я. — Это новое. То есть, этот вид на них. Прежде, когда я сосредотачивалась на Халдрене, я была просто… с ним, в Пирамиде. Может, присутствие всех вас здесь каким-то образом меняет частоту».

Его тон делается едким. «Это твой первый прыжок?»

Его вопрос озадачивает меня. «Нет».

«Тогда ты должна знать, что в Барьере ничего не случается дважды одним и тем же образом, — его мысли содержат отчётливый привкус презрения. — Чтобы так получилось, все остальные создания должны быть статичными. И да, конечно — наше присутствие здесь изменяет положение вещей. Ты должна подстраиваться. Ты должна делать так, как делаем мы. Следуй за нитью, Мост. Охоться».

Я уже слышала этот вздор. От Ревика. От Чандрэ.

Вариации одной и той же речи. Все говорили примерно то же самое.

Меня это больше не беспокоит.

Я делала это без Ревика. Я делала это без Чандрэ или Вэша. Я определённо делала это без этого засранца Мэйгара, который хочет заняться со мной сексом и одолеть меня только потому, что затаил какую-то чудовищную обиду на Ревика.

Мэйгар слышит меня, и его веселье возвращается.

«Не только поэтому, Мост», — говорит он.

Отпихнув его сознание в сторону, я сосредотачиваюсь на том, зачем мы здесь.

Во второй раз за этот прыжок я фокусируюсь на Халдрене.

Я фокусируюсь на его лице — на этом ясном, уверенном голосе, который возвышается над толпой. В своём сознании я вижу тёмные пылающие глаза, его смерть, бороду, которую он отрастил по окончанию отрочества.

Я помню и другие вещи. Вещи, которые больше никто не видел.

Я помню, как шла глубокой ночью, слыша его прерывистые рыдания из гостевой спальни после того, как мы впервые позволили ему остаться с нами. Я помню его вызывающее поведение, испытывающее нас, проверяющее, позволим ли мы ему остаться. Я помню, как он запал на моего лабораторного партнёра, Массани. Я помню его страх перед другими детьми после того, как мы убедили его посещать школу. Я помню его нужду контролировать их.

Я помню наблюдение за его открытием, когда он понял, что ему это по силам.

Я помню менее значимые вещи. Как он фыркает, когда смеётся, как хрустит костяшками пальцев, когда нервничает. Я помню, что ему нравится читать стихи и принимать ванны.

Я помню так много. Я знаю слишком много.

Я научилась также отпускать это. Не все вопросы требуют ответов.

Не все ответы на самом деле говорят нам то, что нам нужно знать.

Земля медленно начинает вращаться под моими ногами.

Она вращается назад, в неправильном направлении.

Солнце и планеты также вращаются в обратную сторону, с запада на восток, со слаженной точностью. Я отчасти ожидаю услышать прекрасную музыку, как когда мы с отцом наблюдали за миниатюрной версией земных созвездий, скользивших широкими дугами по гладким латунным рельсам. Перед моим мысленным взором мой отец все ещё смеётся, восхищённый красотой кинетической скульптуры.

— Музыка сфер, Элли! — говорит он, хлопая меня по спине огромной ладонью. — Музыка сфер! Разве это не чудесно?

Свет над Землёй становится ярче. Сети Пирамиды уменьшаются вокруг нашего маленького сине-белого мира. Темные нити распутываются как клубок пряжи игривым котёнком, и я вновь могу дышать — так, как дышала уже не помню когда.

Внезапно движение останавливается.

Земля вновь начинает вращаться вперёд — поначалу с усилием, словно шестерёнки с трудом переключаются на естественный курс. Все медленно, как я и сказала — и все же быстро. Обычное минующее время меняет все, так что мы теряем себя, так что мы не узнаем друг друга.

Вместо Пирамиды над Европой нависает серое облако.

«Там», — говорю я Мэйгару, показывая своим сознанием.

Я чувствую, как он даёт знать, что услышал.

Что-то смещается. Это даже не полноценный вздох. Это безмолвное, почти мгновенное.

Как только это завершается, мы с ним стоим на этой более ранней версии Земли. Наши световые ноги стоят на травянистом холме, усеянном листвой. Кое-где вокруг растут осины.

Ниже нас круг чёрной грязи окружает ряд белёных зданий. Грязь густая, изборождённая колеями колёс. Вдали я вижу ещё больше зданий, которые походят на бараки, а за ними — мужчины в серо-зелёной униформе и тканевых фуражках маршируют строем. Их ботинки и штаны тоже покрыты грязью и конским навозом. Большинство вооружены

Я смутно узнаю униформу, однако недостаточно хорошо, чтобы…

«СС, — посылает в мою сторону Мэйгар. Презрение сочится из его света. — Разве твой муж не обучал тебя? Это Schutzstaffel, фрау Дигойз».

Я вздрагиваю от его слов, но не отвечаю.

«Это все очень интересно, — добавляет Мэйгар. — Но что это?»

Осматриваясь по сторонам, я борюсь со смущением. Не столько ради него, сколько ради всех других старших видящих, чьё наблюдение за нами я ощущаю.

«Может, я не могу сделать это, когда все вы здесь», — признаюсь я, осматриваясь по сторонам.

«Терпение, — мягко выдыхает Вэш. — С нами здесь ты сильнее, не слабее. Не уходи пока, Мост Элисон. Ты справляешься вполне неплохо».

Очевидно, Мэйгар его не слышит, только я.

Он осматривается по сторонам с хмурым выражением на световом лице, уперев световые руки в световые бедра.

«Может, ты скучаешь по своему мужу-нацисту? — посылает он с насмешливой вежливостью. — Ты подумала о нем, и это привело тебя сюда?»

Я ощущаю резкую боль в груди. Я смотрю на него, пытаясь решить, что делать дальше, когда останавливаюсь и смотрю сквозь деревья.

Там стоят трое мужчин.

Они не световые создания, как Мэйгар и я.

Они действительно здесь, в этом времени.

Когда я впервые их вижу, они находятся на расстоянии нескольких дюжин ярдов. Однако как только я сосредотачиваюсь на них, я оказываюсь ближе. Через несколько мгновений мы с Мэйгаром стоим в считанных ярдах от них, на том же грязевом холме. Теперь я вижу их лица. Я вижу их так ясно, словно действительно нахожусь там.

В одном я узнаю Териана.

Второго я знаю лишь потому, что у него нет лица. Как и когда я увидела его впервые, в том нацистском тюремном блоке, он высок и хорошо одет, в строгом тёмном костюме.

Однако он не так высок, как третий мужчина… то есть, Ревик.

Где-то в своём сознании я ошарашенно моргаю.

Он все ещё там, когда я возвращаюсь.

Я не могу оторвать от него глаз, даже зная, что Мэйгар смотрит — даже чувствуя его отвращение, как только он замечает мой взгляд.

Ревик одет в то, что, наверное, носили на повседневной основе в тот временной период. Темно-коричневые штаны, белая рубашка с рукавами, закатанными до локтей, подтяжки, ботинки. Его одежда выглядит хорошо пошитой, и он чисто выбрит, все ещё немного тощий, но выглядит значительно здоровее по сравнению с тем разом, когда я видела его в этом времени, в берлинской тюрьме.

Синяки сошли с его подбородка и лица, хотя я все ещё вижу шрамы на шее — один в виде знака вопроса, другой на предплечье, он мне знаком. На мизинце Ревик носит серебряное кольцо, совсем как при нашей встрече в Сан-Франциско.

Моя световая рука рефлексивно взлетает к моему световому горлу.

Я снова гадаю, не принадлежит ли кольцо его жене, Элизе.

Он проводил пальцами по черным волосам, прочищая горло.

— Что мы здесь делаем? — спрашивает он по-немецки.

Вид его в живых парализует меня.

— …Я думал, мы с этим покончили, — снова настаивает Ревик. — Зачем мы здесь?

Териан смеётся. Он доволен своим новым другом. Удовольствие явно искрит в его свете.

— Видите, сэр? — говорит он. — Он провёл здесь буквально минуту, а мы уже тратим его время впустую.

— Манеры, Териан, — безликий мужчина хлопает Ревика по плечу. — Я хотел бы предложить тебе, Рольф, вызов — подумать об этой войне иначе. До сих пор ты воспринимал свою роль в этом конфликте как роль раба. Я бы хотел подтолкнуть тебя изменить эту точку зрения.

Ревик скрещивает руки, в явном раздражении переступая с ноги на ногу.

— Я придерживаюсь доктрины Семёрки о невмешательстве, если это вы имеете в виду под «рабом». Людям как виду должно быть позволено взрослеть без вмешательства. Правила на этот счёт предельно ясны…

— Слова истинного верующего, — бурчит Териан.

Ревик поворачивается, вскидывая бровь.

— А эти тактики в духе школьного двора должны побудить меня отказаться от Кодекса? — он переводит взгляд на Галейта. — Потому что я нахожу их немного утомительными… сэр.

— Мы не хотели оскорбить тебя, Ревик. Отнюдь не хотели, — Галейт награждает Териана лёгкой улыбкой. — Но я задаюсь вопросом, когда в последний раз ты действительно задумывался о словах, которые только что процитировал?

Ревик хмурится, переводя взгляд между ними.

— У меня была уйма времени подумать над ними, — говорит он, и теперь проступают его настоящие эмоции. — Это не первая их война, в которой я сражался. Я хорошо понимаю аргументы в пользу вмешательства, но от этого оно не выглядит более правильным.

Я вижу, что его гордость задета, особенно молчанием, которое вызвали его слова.

— Я ограничивал их злоупотребления, где мог… — говорит он.

— Ты ничего не сделал, — спокойно говорит Галейт.

Ревик напрягается.

— Я не согласен.

— Ты был нацистом, «Рольф», — смеётся Териан. — Они сгоняли твоих людей в газовые камеры, а ты в лучшем случае неодобрительно смотрел со стороны… а в худшем случае расчищал им дорогу своими бронетанковыми войсками!

— Не нужно оскорбляться, Ревик, — говорит Галейт, поднимая руку, чтобы заставить Териана замолчать. — Проблема не в тебе. Семёрка определённо имеет благие намерения, но они судят мою расу так, словно она — их раса. Но люди — не видящие, Ревик. Люди — обычное сборище человечества — не нуждаются в большей свободе. Они её даже не хотят. А больше всего они хотят, чтобы в мире был смысл. Они хотят быть частью чего-то большего, чем они сами.

Безликий мужчина слабо улыбается, глядя на грязную тренировочную площадку.

— Они хотят, чтобы кто-то им это обеспечил, Рольф, — говорит он уже тише. — Они не хотят комитет из своих старших коллег. Они не хотят, чтобы правда смещалась вместе с песками мнений, или времени, или прогресса, или точки зрения. Они хотят абсолютную реальность. Ту, что из года в год будет иметь смысл, что бы ни происходило за их пределами. Будут они это контролировать или нет, для них не имеет значения. Они желают иллюзии контроля — безо всякой ответственности.

Я смотрю на лицо Ревика, наблюдаю, как он думает об этом.

Я могу сказать, что он не совсем не согласен.

Черт, да я сама не уверена, что не согласна.

Галейт тоже наблюдает за Ревиком. После небольшой паузы он слабо улыбается.

— Рольф, мой дорогой, дорогой друг. Люди попросту созданы, чтобы над ними доминировали. Если не видящие, то более могущественные люди. По правде говоря, они даже предпочитают такое положение вещей, — он широким жестом обводит белёные здания, ряды мужчин в униформе.

— Эта война — наглядный пример, — добавляет он. — Разве толпы следуют за честным лидером? За тем, кто даёт им больше свободы? Больше ответственности за собственные жизни? — он улыбается, качая головой. — Нет. За тем, кто даёт им смысл, Рольф. За тем, кто даёт им врага. Прекрасную мечту, говорящую, что все их проблемы можно решить. Есть ли им дело до того, что эта мечта может быть рождена бесчисленной ложью? Нет. Им нет до этого дела. Ни один современный человеческий лидер не был так любим, как немцы любят Гитлера, Рольф. Ни Черчилль, ни Рузвельт. Ни одного лидера так не любили со времён других подобных ему: со времён Наполеона, Цезаря, императоров древней Азии.

Ревик стоит с пустым лицом.

Затем он смеётся.

— Ты сам такой человек! — говорит он.

— Да, — Галейт улыбается. — Я такой. Но я также тот, кто видит правду. Более того, я её принимаю. Ты осудишь меня за это? Назовёшь предателем расы за то, что я выбрал реальность?

Ревик медлит, глядя на него.

— Нет, — говорит он.

Ревику больно. Я чувствую это в нем. Я чувствую сквозящую в нем боль, хоть это и не имеет смысла — тот факт, что я это чувствую. Пройдут десятилетия до того, как я вообще появлюсь на свет. Я осознаю, что боль связана с Элизой, и что-то сокрушает маленькие косточки в моей груди, отчего становится сложно дышать, сложно оставаться на прежнем месте. Безумие этого чувства не ускользает от меня.

Я ревную.

Я безумно ревную, и это чувство вызвано двумя мёртвыми людьми.

Я прослеживаю взглядом грязевые колеи внизу. Люди в серо-зелёной униформе катят резервуар газа на повозке, в которую деревянным хомутом запряжён мул. Солдаты покрикивают на мула, дёргают за уздечку, пока мул, повозка и резервуар не оказываются посередине грязевых колей на круговой подъездной дорожке. Туда сгружены ещё два резервуара, которые подвезли другой мул и лошадь. Животные резко останавливаются там, где мужчины образуют строй в центре подъездной дорожки.

Вокруг них я насчитываю больше сотни людей.

— Зачем мы здесь? — снова говорит Ревик, но в этот раз я слышу в его голосе нервозность.

— Я хочу излечить тебя, Рольф. От послушания. От пребывания рабом.

Я чувствую, как мой живот делает кульбит. Я внезапно осознаю, что вот-вот увижу.

Я не хочу это видеть. Я поворачиваюсь к Мэйгару.

«Пойдём. Ты был прав. Это тупик».

Но Мэйгар сосредоточен на Галейте.

Он не видит того, что вижу я, или видит, но ему все равно.

Боль разделения усиливается, смешивается с таким сильным горем, что сквозь него невозможно думать. Резонанс слишком сильный; я не могу изменить свою вибрацию настолько, чтобы вытащить себя отсюда. Я заперта здесь, привязана стальными тросами к этому прошлому Ревику и его скорби по мёртвой жене.

«Это он? — говорит Мэйгар о Галейте. — Он же человек, Мост!»

Серебристый канал открывается над ними тремя, вливаясь в силуэт безликого мужчины. Свет течёт вниз, словно жидкий металл, происходящий от высокого, серебристо-белого облака. Это Шулеры, осознаю я, хотя структура здесь меньше, чем в мире, где я живу.

«Дренг», — думаю я, вспоминая объяснение Вэша.

Световое тело Териана сияет резонансом, когда тело Галейта начинает светиться. Даже здесь Териан уже покрыт похожими на провода нитями, хотя их намного меньше, чем тогда, когда я мельком заметила эту его сторону в закусочной Сан-Франциско.

Тот же канал открывается для Ревика.

Резкий, серебристый свет разгорается по его aleimi расплавленными искрами. Тошнота, которую я ощущала, усиливается, пока я наблюдаю, как меняется его свет. Серебристый оттенок берет верх над мягким, золотисто-белым, как будто усиливает его, но я вижу в этом перекрытие, медленное затмение того, что я все ещё люблю, того, что я, кажется, не могу перестать любить, как бы сильно ни старалась.

Секунды спустя ауры вокруг Териана и Ревика ярко сияют металлическим серебристым светом, исторгая похожие на молнии вспышки. Ещё более яркая аура пульсирует вокруг Галейта.

Я слышу рядом с собой бормотание Мэйгара.

«Невозможно…»

Териан подмигивает Ревику.

— Видишь, мой вспыльчивый друг, — произносит он с усмешкой. — Наш Галейт — как огромное, большое зеркало. Все, что живёт в сети, также живёт в нем. А значит, если у кого-то из нас есть подарок для сети, он разворачивает его первым.

Глаза Териана делаются чуть более холодными и на долю мгновения — чуть более хищными. Я вижу в нём алчность, даже тогда.

Он обращает это в улыбку.

— …Нам остаётся лишь на пробу. Верно, мистер Г? — шутит он. — Объедки и остатки?

Галейт не отвечает. Он осторожно наблюдает за Ревиком.

— Ты в порядке?

Я чувствую, как усиливается шок Мэйгара, притягивая меня.

«Что?» — посылаю я, раздражаясь из-за его тяги. Я не могу отвести глаз от Ревика.

«Ты меня не слышала? — шипит Мэйгар. — Этот мужчина… он человеческое существо! Он вообще не видящий. Уму непостижимо, что он способен делать такие вещи».

Силуэт Галейта становится все ярче.

Ревик настороженно делает шаг назад, когда световое тело человека полыхает резкой дугой. Галейт поднимает руку в сторону поля, и я вижу, как глаза нацистского солдата вспыхивают серебристым прямо перед тем, как он наклоняется, чтобы поджечь от факела одну из повозок с грузом.

Галейт поворачивается к Ревику.

— Этой войне можно положить конец за считанные месяцы, — говорит он. — Два миллиона уже погибли в лагерях. Нам стоит подождать, пока их не станет четыре миллиона? Десять миллионов?

Ревик колеблется, глядя на поле.

— Гитлер должен умереть, — добавляет Териан. — Если люди хотят лидера, мы им его дадим. Мы дадим им все их мечты, законы и дерьмовые расовые политики, которые им хочется. Но почему видящие должны умирать ради безумия человечества? Почему? Когда мы можем так легко принести мир?

Ревик смотрит на холм.

Я помню Россию, замёрзшие тела, запах горящей плоти, и осознаю, что Ревик тоже это вспоминает.

Взрывается первый резервуар с газом. Необъяснимая скорбь распространяется в моем свете, когда огонь отбрасывает назад строй солдат. Они тоже убийцы, думаю я. Но мои мысли, страхи, разумные доводы переплетены с Ревиком, с его желанием верить, что он может быть частью чего-то, что он может сделать лучше. Что он может быть чем-то большим, нежели просто беспомощным свидетелем разворачивающейся истории.

Териан пригибается, когда шар пламени разлетается в стороны.

Затем он начинает смеяться.

Крики заполняют открытое пространство вместе с дымом и быстро летящей шрапнелью. Секунды спустя начинает падать мясо. Я осознаю, что оно принадлежит мулу, который вёз повозку, и ощущаю очередной прилив тошноты. Руки и ноги начинают падать дождём — на некоторых ступнях все ещё надеты ботинки.

— Ревик? — Галейт наблюдает за ним, выжидая. — Ты готов?

Ревик колеблется. Он выглядит почти напуганным.

— Скольких видящих они убили? — спрашивает Галейт. — Скольких сожгли в газовых камерах, пока ты смотрел из Барьера, кузен?

Ревик поднимает ладонь. Видя, как слегка дрожат его пальцы, я повелеваю ему опустить руку. Я знаю, что это прошлое, что это уже случилось. Я знаю, что не могу ничего изменить, что уже слишком поздно. Я даже слышу логику в словах Галейта. Я хочу той же мести, которой Ревик хочет для всех погибших — но я хочу, чтобы он все равно меня услышал и не делал этого.

Солдат с пустыми глазами опускает второй факел.

Когда происходит взрыв, я вздрагиваю вместе с Ревиком.

Ударная волна прорывает дыры в грунте, раскидывая дерево и железо как шрапнель в стоящие ряды мужчин. СС не сдвигаются с места, даже когда горящий металл впивается в их плоть, или когда их волосы и одежда загорается, или на их кожу попадает горячее масло.

Я вижу, как Ревик стискивает челюсти. Не ожидая просьбы Галейта, он вновь сосредотачивается на холме. Третий солдат опускает свой факел.

Раздаётся очередной гулкий взрыв.

Териан снова хохочет, прыгая на месте, пока чёрный дым валит наружу грибовидным облаком. Ревик со злым шоком смотрит на раскуроченное поле, а Териан игриво пихает его в грудь, затем бежит вниз по холму, чтобы вблизи рассмотреть урон.

Он оставляет Галейта и Ревика стоять там одних.

— Что ты такое? — говорит Ревик, глядя на него.

Я чувствую рядом с собой Мэйгара, напрягшегося в ожидании ответа.

Галейт улыбается.

— Пожалуй, тебе стоит задать этот вопрос самому себе, Рольф, — он улыбается, сжимая плечо Ревика. — Я очень, очень горд тобой, сын мой.

Ревик смотрит на поле внизу холма. Его глаза все ещё отражают приглушенный шок, но я также узнаю там хищное любопытство. Напряжённая сосредоточенность сопровождается пламенем, придающим силы жаркому двигателю под его сдержанной наружностью.

«Интересный выбор супруга», — посылает Мэйгар.

Я поворачиваюсь к нему, борясь с болью, которая разгорается жарче при каждом ударе сердца.

«Забудь уже, ладно? — рявкаю я. — Забудь! Он изменился. Он ушёл от них после этого. Ты слышал Вэша. И ты ничего не знаешь об его жизни, почему он выбрал это…»

Я слышу фырканье Мэйгара, смотрящего на Ревика с безграничной ненавистью.

Его уверенность в собственной правоте разъяряет меня.

«Что бы ты ни затаил против него, это ребячество, — говорю я ему. — Он мёртв!»

В свете Мэйгара вспыхивает настоящая злость.

«Ребячество? — он ловит мою световую руку в свою ладонь. — Я видел это, Высокочтимый Мост. Бл*дь, я видел это! Я просматривал все записи с тех времён, как Дигойз Ревик «изменился». Я видел, что произошло, когда они доставили его сюда. Полумёртвого, избитого в мясо его людьми и нашими людьми. Слышала бы ты тот поток мусора, которым он разразился, пока Адипан работал над тем, чтобы отсоединить его от грязи той Пирамиды! У них ушло на это несколько дней. Недель. И все это время вся конструкция наслаждалась очаровательными вещами, которые твой муж делал, пока работал на Шулеров…»

Глаза Мэйгара холодно сверкают, когда он смотрит на холм.

«Вещи, которые я видел, пока они разматывали эти структуры, вызывали у меня физическую тошноту, Мост. Я не спал. Я целыми днями не хотел ничего, кроме его смерти. Так что не называй меня инфантильным. Не говори мне ничего об этом мужчине. Пока ты сама не увидишь, что он из себя представляет!»

Я смотрю на Мэйгара через Барьер, но мой разум пуст.

«Не дурачь себя, — говорит он. — Они наняли его по одной причине. В глубине души он был злобным бл*дским ублюдком. Он всегда только им и был, Высокочтимый Мост».

Я смотрю на Ревика.

Ревика из прошлого, но все равно его свет мне знаком.

Он тоже смотрит на меня, осознаю я.

Я все ещё стою там, всматриваясь в его лицо, когда Мэйгар резко использует свой aleimi, чтобы изменить нашу частоту. Как только он делает это, прошлое разваливается вокруг нас.

Последняя мысль, мелькающая в моей голове, пока я вновь его теряю — это то, что я хочу пить.

Хочу пить так сильно, как не хотела никогда в жизни.

 

Глава 39

Жертва

Он чувствует её. Он чувствует её кожу, кончики её пальцев, когда она ласкает его. Она прикасается к его лицу, его рукам, его груди, его члену. Он думает обо всех мгновениях, когда ему хотелось, чтобы она его коснулась, когда он фантазировал о том, как бы она его касалась. Он думает о том, что он мог бы сделать иначе, что ему стоило сделать иначе — в Сиэтле, на корабле, даже в грязи той ночью в Ванкувере.

Они снова целуются. Его язык словно разбухает во рту, боль поднимается в его животе.

Она тянется к нему, и он тут же открывается.

Но то нечто снова встаёт на дыбы.

Это пудрит ему мозг, искажает его свет, вынуждает его отступить.

Его желание превращается в агрессию, раздражение, слабую безнадёгу, когда она возвращается. Она открывается перед ним. Она пытается впустить его, позволить ему почувствовать её… но этого никогда не достаточно.

Этого никогда не достаточно.

Боги… она нарочно его дурит. Она дразнит его, пытается свести с ума. Она знает, что ему больно, что он не может к ней прийти.

Но там маячит нечто более тёмное.

С ней кто-то ещё.

Она не одна.

***

Он застонал, неохотно пробуждаясь. Лёжа на мокром кафельном полу, он не мог пошевелиться. Пока он лежал там, боль усилилась, вернулась ноющая тяга в руках и шее. Он был голым, дрожал и замерзал до самых костей. Бл*дь, ему так хотелось пить, что как только он осознал это чувство, он не мог думать ни о чем другом. Боль в его спине и шее напоминала огонь.

Тогда до него дошло. Вода все ещё бежала по его голой коже.

Он не спал. Он потерял сознание.

Другой видящий опустил кран с водой. Присев, он посмотрел в лицо Ревика.

— Лучше, Реви'?

Ревик рефлексивно выбросил свой свет вокруг себя, и ошейник на его шее сработал, послав очередной ослепительный разряд. Его голова запрокинулась назад, затем упала обратно на кафель. Он застонал, не сумев сдержаться.

— Видимо, лучше, — Териан смерил взглядом тело Ревика. — Снова скучаем по ней, да?

Он старался снова потерять сознание, повелевал себе сделать так.

— Давай начнём по новой…

Ревик попытался вспомнить линию допроса, на которой они остановились, и не смог.

— У кого порядок преемственности, Реви'?

Тошнота усилилась.

— Я не знаю, — ответил он.

— Вот как? — Териан обошёл вокруг его безвольного тела. — Нам ещё раз достать твою подружку из клетки? Может, если я немножко с ней поиграю, это подстегнёт твою память?

Ревик стиснул цепь там, где она крепилась к полу.

Он избегал женщины своим светом, но невольно искал её глазами. Её обнажённое тело безвольно лежало в железной коробке у дальней стены, глаза наполовину закрылись, словно в трансе. Он не мог вынести вида её обмякшего лица — это было даже хуже длинного пореза, который уродовал её изящные черты. Ревик вспомнил, когда Териан в последний раз принёс её сюда, и его живот сделал кульбит. Его взгляд опустился к её ногам, кровоточащим сквозь грязную марлю, которую он использовал, чтобы остановить кровь. В тот раз он отрезал ей два пальца на ноге — по одному с каждой ступени.

— Нет, — хрипло произнёс Ревик.

— Нет? — переспросил Териан. — Скажи «пожалуйста», Реви'.

— Пожалуйста, — он снова перевёл взгляд в пол. — Пожалуйста, я…

— Ладно, — сказал Териан, отмахиваясь. — …Раз уж ты ведёшь себя как хороший мальчик, — его глаза прищурились. — Порядок преемственности, Реви'. В этот раз правду. Мне из очень надёжных источников известно, что ты единственный помимо Галейта, кто знал этот порядок.

Ревик поколебался, стараясь думать. Териан сильно пнул его, целясь в мускулистую часть бедра, и Ревик захрипел.

— Я не знаю, — сказал он. — Клянусь, это правда. Ты можешь прочесть меня… ты знаешь, что я не лгу. Если он когда-то и был у меня, они стёрли его при моем уходе…

Териан снова пнул его. Ревик наполовину перекатился набок, стараясь дышать.

Раскачиваясь на пятках, Териан коснулся своих губ пальцем и посмотрел в потолок.

— Да, — сказал он. — Эта потеря памяти раздражает сильнее всего. Но ты же знаешь, что я не верю тебе, ведь так, Реви'? Видишь ли, твой свет другой. С того самого дня на корабле он стал другим, не таким, как прежде. Я знаю, ты не можешь чувствовать это со сдерживающим устройством на шее, но поверь мне в этом на слово. Ты. Стал. Другим.

На каждое слово он поддевал спину Ревика ботинком.

— Ты намного сильнее походишь на моего старого друга, чем ты походил на него в Сан-Франциско. Настолько сильно, что мне тяжело поверить тебе, когда ты говоришь, что не помнишь.

Ревик просто лежал там, дыша в кафель.

Они уже проходили это все.

Он потерял счёт данным ответам, противоречиям, лжи. Он знал, что Териан наверняка уже не прислушивается к деталям. К этому времени он уже точно знал, что Ревику известно, а что нет. То, что он не сказал вслух, было вырвано из его сознания — про Элли, каждая интимная деталь, каждая ложь, каждая правда и полуправда. Работа, которую он выполнял для Вэша. Его работа в Охране. Как он провёл свои годы в России. Работа, которую он выполнял в Лондоне.

Этого было недостаточно. Это превратилось в игру на выносливость, и Ревик проиграет.

Как раз когда он об этом подумал, прут ткнул его в мышцы спины — ровно настолько, чтобы Ревик рефлексивно попытался его заблокировать.

— О чем ты мечтал, Реви'? Вот только что?

Образы поплыли вперёд. Он снова увидел Элли, её руки на своей груди, держащие его ладони. Он вспомнил, как она притягивала его, и болезненно затвердел.

Теперь, когда он не имел возможности блокировать это, разделение ощущалось как наркотик. Оно вызывало желание, но также и сожаление, воспоминания с резким облегчением, эмоции, которые он едва мог осмыслить, и тем более контролировать. Тошнота усилилась. На мгновение Ревик мог лишь лежать там, наполовину хрипя.

Ошейник заискрил.

Териан нагнулся, стискивая его волосы и задирая его голову.

— Всякий раз. Знаешь, Реви'… Твои глаза светятся всякий раз, когда я упоминаю её. Ты действительно в раздрае, друг мой, — Териан ослабил хватку, небрежно добавив: — Нельзя сказать, что в моем распоряжении масса видящих-телекинетиков для изучения, чтобы рассмотреть их воздействие на супругов. Но эти твои светящиеся глаза меня интригуют. Как и те света, которые ты умудрился разбить на корабле.

Его глаза сделались бесстрастными, всматриваясь в глаза Ревика с ноткой резкости.

— По воле случая я оказался с твоей женой, пока ты трахал ту человечку, — его губы дрогнули в улыбке, когда Ревик отвернулся. — Если твоей целью было услышать, как она умоляет, думаю, это сработало, брат мой. Поистине. Я всерьёз подумывал отыметь её.

Териан крепче сжал волосы Ревика, заставляя того посмотреть на себя. Он наклонился ближе к его уху, понизил голос до бормотания.

— Те образы, что от неё исходили… боги. Я мог бы созвать всю Охрану. Мы могли бы делать это по очереди. Сомневаюсь, что она стала бы возражать, Реви'. Ни капельки.

Ревик вытеснил этот образ из своего света, и ошейник активировался, послав белое пламя вниз по позвоночнику. Когда Териан отпустил его, он лёг лицом на кафель, дыша в холодный пол.

Его глаза мельком заметили другого человека в комнате, которые сидели на корточках в клетке рядом с той, где сломленная Касс лежала у стены. Мужчина выглядел даже более тощим и бледным, чем Ревик, если такое вообще возможно. Ощутив в нем симпатию, Ревик закрыл глаза.

Он почувствовал, как свет Джона тянется к нему в слабом утешении.

Яркий… такой яркий для человека.

Слишком яркий.

Взгляд жёлтых глаз метнулся в сторону Джона.

— Интересно, — Териан поднялся, направляясь в сторону клеток, где Джон уже зашевелился, торопливо отползая спиной к стене, как можно дальше от двери клетки.

Ревик поднял голову, заёрзав на животе.

— Бл*дская грязнокровка, — прохрипел он.

Териан резко остановился на полпути к месту, где съёжился он.

Ревик дышал с трудом, силой выталкивая слова.

— …Ты бы свой член отдал, чтобы быть мной. Вот настоящая причина, по которой ты это делаешь. Не для того, чтобы найти Элли. Не для того, чтобы узнать какой-то вымышленный «порядок преемственности»… а чтобы притвориться, что ты сильнее меня. Что ты меня победил. Это жалко, Терри.

Териан повернулся.

Позади него Джон замахал руками, в ужасе выпучив глаза орехового цвета. Но взгляд Ревика не отрывался от перевязанной руки человека. Его челюсти напряглись.

— Оно говорит, — Териан скрестил руки и склонил голову, прищурившись. — Ого, Реви'. Ты только что… оскорбил меня? — он улыбнулся ещё шире. — Признаю, не думал, что ты на это способен. Только не после нашего последнего раунда.

Горло Ревика настолько пересохло, что он едва хрипел.

— Ты все ещё не можешь смириться с тем, что Галейт сделал вторым меня, а не тебя, — он фыркнул. — Он и сейчас принял бы меня обратно, Терри. В одно бл*дское мгновение ока. Ты тоже это знаешь.

Териан улыбнулся, подбадривая его жестом.

— Продолжай.

Ревик видел жёсткость в этой улыбке. Он его задел.

Но недостаточно.

Он выпалил:

— Фигран, верно? Разве не так тебя звали?

Улыбка Териана сделалась прямо-таки стальной.

— Я помню, — пальцы Ревика сжались вокруг цепей. — Грязнокровка из Украины. Дагресс, верно? Город, который я разрушил… нечаянно, признаюсь. Я не помню, — он издал лающий смешок. — Тогда я был очень пьян, но я никак не мог нарочно разрушить дерьмовый городишко свекольных фермеров. Тогда нам и так не хватало боеприпасов…

Полные губы Териана поджались в тонкую линию.

Позади него Джон сделался неподвижным как труп.

— Мне пришлось изучить файлы на всех своих… — Ревик издал очередной хриплый смешок. — …подчинённых. Теперь это возвращается ко мне. Ты один из тех видящих, рождённых в результате кровосмешения и обладающих комплексом неполноценности, ведь так? Видел, как слишком много твоих родственников отправилось в газовые камеры? Полагаю, это немножко ударило по самооценке. Якобы превосходящая раса, а уничтожают её как крыс, — Ревик закашлялся, ощутив вкус крови. — Скажи мне, твой отец действительно так обеднел, что продал свою жену? Тебя он тоже продал, Фигран? Вот как Шулеры тебя заполучили? За несколько мёртвых животных и…

Прут жёстко опустился в центр его груди.

Ревик перестал дышать, утратив всякое ощущение того, где он находится.

Боль затмила все перед глазами. Ревик заблокировал её, и ошейник на его шее вспыхнул. Прежде чем он успел отключиться, Териан шагнул вперёд и пнул его по лицу. Шок выдернул Ревика из его сознания как раз тогда, когда удар прута пришёлся ещё ниже, вызывая у него крик.

На одно долгое мгновение Ревик думал, что он мёртв.

Териан занёс палку.

Застонав и ощущая тошноту, Ревик попытался отползти в сторону.

Териан шагнул вперёд и пнул его в живот.

— Тебе чертовски повезло, что я хочу это тело себе, Реви', - жёлтые глаза сияли безжизненным холодом, когда Ревик посмотрел вверх. — В противном случае я мог бы найти более креативные способы применения этого прута. Тебе стоит быть благодарным, что у меня ещё не закончились вопросы к твоему разуму, потому что как только они закончатся, твой разум тоже прекратит существование.

Ревик постарался напрячь мышцы, когда Шулер снова пнул его, но не смог. Когда Териан приблизился к нему в следующий раз, он сжался от страха, хватая ртом воздух, но в этот раз видящий подошёл прямо к его голове. Присев, он схватил его волосы в кулак и дёрнул голову Ревика назад.

— Ты знаешь, что я сделаю с твоим телом, как только оно будет моим, Реви'? Ты знаешь, за чем я устремлюсь в самую первую очередь? Я найду твою дорогую Элисон, и я собираюсь основательно поблагодарить её за то, что она не пришла за тобой. Она неделями не сможет нормально ходить, обещаю тебе.

Увидев едва сдерживаемую эмоцию в его глазах, Териан широко улыбнулся.

В этот раз улыбка была настоящей.

— А, да. Тебе это не нравится, да? Готов поспорить, ты бы сейчас пошёл на меня с топором… а, Рольф?

Он отпустил его волосы, но не отодвинулся. Вместо этого он продолжал сидеть на корточках, наблюдая за ним прищуренным взглядом.

— Не знаю, с чего вдруг ты так переживаешь по этому поводу, — сказал он. — Ты едва ли был образцовым мужем, Реви'. Продавал свой член людям. Получал минеты от сиэтлских шлюх, пока она спала одна. Будь она воспитана видящими, она бы уже зарезала тебя во сне, друг мой. Я бы даже не имел возможности пытать тебя.

Видя, как Ревик отводит взгляд, Териан сложил ладони меж своих согнутых колен и заговорил задумчиво:

— Я невольно гадаю, сколько у неё ушло времени на то, чтобы поддаться этой боли разделения, когда тебя не было рядом, чтобы пудрить ей мозг, — всматриваясь в лицо Ревика, он тихо щёлкнул языком. — Ты мог бы сорвать эту вишенку, друг мой. Представляешь себе? Быть самым первым, кто окажется внутри самого Моста. И в качестве супруга, не меньше. И ты ещё меня называешь жалким…

Ревик уставился на его руки. Кровь капала на них из его рта. Он помнил присутствие, которое он ощущал вокруг неё, и тошнота в его нутре усилилась. Слова Териана прокручивались в его голове, и Ревик даже не мог не согласиться с ними.

Териан расхохотался в голос, хлопнув его по плечу.

— Ах, это даёт мне надежду, Реви'. Ты знаешь, что я прав! — видящий наклонился ближе. — Эй! Реви'! — его красивые черты осветила улыбка. — Думаешь, она поэтому тебя не ищет? — протянув руку, он помассировал гениталии Ревика и улыбнулся в ответ на стон другого мужчины. — … Может, она больше и не хочет ощутить это в себе, а, Реви'? Или ты думаешь, она из тех, кого заводят массовые убийства? Скажи мне честно. Если она будет думать, что я — это ты, мои шансы повысятся или понизятся?

Ревик отполз так далеко, как только мог из-за запястий, прикованных к полу. Он постарался контролировать свой свет, но ошейник лишь вновь вспыхнул. Териан на мгновение крепко сжал его яички, расхохотавшись, затем отпустил. Ревик едва не отключился.

Повернувшись, Териан посмотрел на Джона и подмигнул.

— Хочешь помочь ему в этот раз, качок?

В клетке рядом с Джоном Касс затрясла решётки.

— Прекрати! — заорала она. — Оставь его в покое!

Ревик поднял голову. Не сейчас.

Касс не могла привлечь его внимание, только не тогда, когда Териан…

— Кажется, у тебя появились поклонники, Реви', - Териан взглянул на него. — Почему бы нам не вспомнить былые деньки? Или просто повторить их? Уверен, им понравятся рассказы о том, как мы с тобой получали кайф. Какими похожими мы когда-то были.

— Надеюсь, он убьёт тебя! — заорала Касс ещё громче.

— О-хо-хо! — рассмеялся Териан, снова присев возле Ревика и постучав по его голове. — Помнишь ту французскую девочку в Бангладеше? Ту, к которой питал такие нежные чувства полковник Хардинг? Сколько ты продержал её в живых? Две недели? Три? — он взглянул на Касс. — Тогда ты был веселее. И вкус на друзей у тебя тоже был получше, насколько я припоминаю.

Его жёлто-золотые глаза сделались бесстрастными, равнодушно оценивая Касс.

Ревик покачал головой.

— Я не помню.

Перенеся вес так, чтобы опереться на пятки, Териан склонил голову набок.

— Знаешь, я даже не могу сказать, что верю тебе. Ты явно очень хочешь поверить в свои слова.

Он положил руки на бедра, голос звучал серьёзно.

— Ты же знаешь, не так ли, Реви'? Ты знаешь правду относительно нас с тобой. В глубине души ты знаешь, что я принёс тебя сюда лишь из чистейших мотивов. Видишь ли, ты болен. Ты утратил свой путь. Я хочу вернуть своего друга. Обратно на сторону без лицемерия, на сторону веселья, идеалов с практическим применением. Я хочу, чтобы ты посмотрел в лицо реальности. Вспомнил, кто ты такой.

Он улыбнулся ещё шире и покосился на Касс перед тем, как взглянуть обратно на Ревика.

— В противном случае мне, возможно, придётся содрать твою кожу маленькими полосками, как с тем маленьким креативным устройством, которое мы использовали в Праге… ты помнишь, Реви'? Ну просто чтобы справиться с моим разочарованием, понимаешь.

Ревик сглотнул, не поднимая взгляд.

Териан схватил его за влажные волосы.

— Хочешь сказать, чтобы я вместо этого освежевал девчонку? А может, хорошенького мальчика-кузена?

Глаза Ревика невольно метнулись к Касс и Джону. Видящий заставлял его фокусироваться там, но он все равно о них думал.

Может, он сможет провернуть это быстро.

Если Териан попытается воплотить одну из этих фантазий, то проще всего на свете будет свернуть Касс шею. От этой мысли тошнота лишь усилилась настолько, что Ревик опустил лицо обратно на кафель, стараясь дышать.

Он гадал, сколько из этого принадлежало ему самому, а сколько — Элли.

Рассмеявшись, Териан отпустил его.

— Ох, Рольф. Ты умён. Тогда, полагаю, мне придётся подождать со своим весельем. По крайней мере, пока ты не научишься, что ломать хорошие игрушки, которые я тебе даю — это дурной тон.

Все ещё сидя на корточках рядом с ним, он всматривался в глаза Ревика.

— Скажи мне честно, — мягко произнёс он. — Скажи мне правду, Реви', и я оставлю девчонку в покое… на сегодня, по крайней мере… я её не трону. Мои шансы с твоей женой в этом твоём избитом теле будут выше или ниже?

Ревик закрыл глаза, вытирая подбородок рукой. Он поднял взгляд, ощущая тошноту, устроившуюся где-то в его груди.

— Я не знаю, — ответил он.

На мгновение Териан лишь смотрел на него. Затем его улыбка сделалась жёстче.

— Ты действительно не знаешь, — он тихо щёлкнул языком. — Ты, может, и не поверишь, но я нахожу это печальным, — выпрямившись, он смерил взглядом мужчину, лежавшего у его ног. — Дигойз, которого я знал, не стал бы играть в игры с объектом своих ухаживаний, тем более с его женой. Твоя первая жена, кажется, считала тебя хорошим мужем. Ну, когда ты не отсутствовал и не запихивал свой собственный вид в газовые камеры.

Затем, поддев его ногой, Териан вздохнул, положив руки на бедра.

— Довольно. Даже смотреть на тебя и то утомительно, — он окинул взглядом комнату из зелёного кафеля, размывы окровавленной воды на стенах и полу. — За свою трогательную демонстрацию преданности друзьям детства Элисон ты заслужил перерыв.

Сделав шаг назад, Териан вытер ладони о брюки и широко улыбнулся.

— Однако я хотел бы вознаградить тебя. И твоих людей тоже… как только я смою с себя твой дерьмовый запах. Так что ожидай ещё одного визита сегодня, ладно, брат?

Не сказав больше ни слова, он прошёл к зеркальной стене.

Коснувшись панели, он исчез за проёмом, образовавшимся в органическом металле.

Как только отверстие запечаталось, Ревик обмяк на полу. Он прижался ртом к влажному кафелю, пытаясь вздохнуть воду с кровью, но пол уходил под наклоном в другую сторону, отчего плитка оставалась скользкой, но почти сухой. Попытки лишь раздражали его, вызывали ощущение отчаяния.

Из ближней клетки донёсся срывающийся голос Джона.

— Ревик, — его английский звучал хрипло. — Ревик! Послушай меня, черт подери.

Ревик повернулся к нему, стараясь, чтобы его глаза и голос оставались ясными.

— Что, Джон?

— Если ты продолжишь так раззадоривать его, он тебя убьёт. Прекрати, ладно? Просто прекрати! Я серьёзно, чувак… прекрати.

— Ага, — у Касс заплетался язык. — Прекрати.

Ревик сказал:

— Все хорошо. Все хорошо, Джон… Касс.

— Не надо мне этого дерьма! — заявил Джон. — Ты не можешь устроить себе суицид, чувак! Не можешь! Ты нужен нам. Бл*дь, ты нам нужен.

— Все хорошо, — повторил Ревик. — Все хорошо, Джон…

Он лежал там, повелевая своему разуму опустеть, больше всего желая, чтобы он мог отправиться туда, где спала Элли. Она не всегда находила его. Бывали пробелы, которые длились днями.

В итоге она перестанет искать.

При этой мысли его ослепила боль. Ревик перекатился на живот.

Его глаза уже закрылись, но тут голос Джона заставил их распахнуться обратно.

— Боже, — Джон уставился на него пустыми глазами. Он облизнул губы, все ещё не отводя взгляда, словно оценивая урон. — Спасибо… хорошо? — он изувеченной рукой сжал решётки, стискивая металл. — Спасибо. Я серьёзно. Просто давай полегче. Не провоцируй его больше. Не позволяй ему убить тебя. Ты нужен нам, чувак. Ты нам нужен…

— Все хорошо…

— Ты меня слушаешь?

Ревик кивком дал знать, что услышал слова человека, затем позволил своей голове опуститься на кафель. На какое-то время он потерял сознание.

 

Глава 40

Вайр

«РЕВИК! ПРОСНИСЬ! Вернись… вернись ко мне!»

Он потянулся к ней своим светом. Огонь выстрелил в шею, заставив его стиснуть зубы.

— Дигойз.

Другой голос.

— Дигойз Ревик?

Он попытался поднять голову. Его язык пересох во рту. Он не мог сглотнуть. Его виски раскалывались. Он постарался сфокусировать взгляд, наблюдая, как мужчина ставит стул на расстоянии менее роста одного тела от места, где он лежал на кафельной плитке. Средних лет, смуглый. Скорее всего, видящий — судя по физической наружности и выражению глаз.

Его национальность по человеческим меркам была ближе к индийцу, нежели к выходцу из Восточной Европы или Китая. Его древесно-каштановые волосы удерживались заколкой, а одежда напоминала стиль Териана в 1940-х.

Ревик сосредоточился на собственных руках, чувствуя, как ускоряется его пульс.

— Как мне стоит тебя называть? — спросило новое тело.

Ревик взглянул на дальнюю стену и увидел, что клетки, обычно вмещавшие Касс и Джона, теперь пустовали. Почувствовав, как его дыхание становится отрывистым, Ревик постарался не выказать паники на лице. Новое тело поднялось на ноги, подойдя ближе к месту, где лежал Ревик. Ревик отпрянул, но видящий всего лишь поставил что-то на пол в пределах его досягаемости.

Это был стакан воды.

Тело вернулось на свой стул, село.

Ревик уставился на воду… но всего лишь на мгновение.

Кинувшись всем туловищем вперёд, Ревик потянулся к стакану, пальцами подтащив ёмкость поближе. Он понюхал её… и опустил голову прежде, чем успел сформировать вразумительную мысль. Он наклонил стакан ко рту и жадно высосал всю жидкость. Когда ёмкость опустела, он даже слизал капли с краёв.

Ревик все ещё прижимал холодный стакан к лицу, когда тело встало на ноги и вновь подошло к нему ближе, выдернув пустой стакан из его рук. Ревик с неверием наблюдал, как тело подносит стакан к крану на стене и заново наполняет его из узкого шланга под высоким давлением. Подойдя обратно, видящий поставил новую порцию воды на тот же сегмент пола.

Он стоял там, наблюдая, как Ревик пьёт.

— Ты так и не ответил мне по поводу имени, — сказал видящий. — Теперь ты Ревик? Рольф? Как тебя зовёт твоя новая жена?

— Дигойз, — Ревик наклонил стакан для последнего глотка, затем аккуратно подтолкнул его к ногам другого. — Где Джон и Касс? — его голос звучал сипло, но хотя бы он вновь мог говорить.

Видящий улыбнулся.

— Хочешь ещё?

— Да, — сказал Ревик. — Где Джон? Касс?

Видящий нагнулся за стаканом. Направляясь обратно к крану, он ответил:

— Кассандре потребовалась медицинская помощь, — он вновь наполнил стакан и прошёл обратно, поставив его на пол. — И я хотел поговорить с тобой наедине, Дигойз.

— Ты Териан? — Ревик подвинул стакан ближе, опуская губы к прохладной жидкости. Он никогда в жизни не пил ничего такого вкусного.

В этот раз он пил медленнее, закрыв глаза.

Тело улыбнулось.

— Териан. Что ж, это интересный вопрос, Дигойз. Да, я Териан, — он помедлил, наблюдая, как Ревик пьёт. Он произнёс уже тише: — Джон прав. Ты заходишь слишком далеко с тем другим телом. Я могу контролировать его лишь до некоторой степени.

Ревик рассмеялся. Он не уронил ни капельки воды.

Наблюдая за ним, Териан беззлобно щёлкнул языком.

— Мне снова придётся надзирать за тобой, чтобы не допустить самоубийства? — он смотрел, как Ревик жадными большими глотками пьёт воду. — Расслабься, друг мой. Помедленнее. Я не отберу.

Ревик запрокинул голову, допивая остатки воды. Он губами собрал капельки, охлаждая лицо.

— Ты и сам выглядишь не очень, — заметил Териан. — И ты ещё не встречался с худшими из моих личностей, Дигойз. Поверь мне, когда я говорю тебе, что Териан, которого я использовал для твоего допроса — просто капризный ребёнок в сравнении с теми, что имеются у меня для менее… деликатных вопросов. Я называю его Териан-6. Я — Териан-2, - он развёл руками. — Так проще.

Ревик заставил своё лицо утратить всякое выражение.

— Ты готов со мной поговорить? — сказал Териан.

— Конечно, — Ревик поставил стакан. — Можно мне ещё?

Тело провело одним пальцем линию в воздухе — жест видящих, означающий «нет».

— Ты явно не веришь, что я не опрокину стакан пинком и не заставлю тебя пописать туда… так что мне придётся умерить твоё потребление. Ты, кажется, не думаешь, что тебе будет плохо, если я этого не сделаю.

Он сложил руки и наклонил голову набок, продолжая изучать Ревика. Его красивое лицо казалось зеленоватым в потолочном освещении.

— Ты устроил нам интересную головоломку, Дигойз, — произнёс он наконец. — Видишь ли, я не желаю, чтобы кто-то знал, что ты все ещё существуешь на этой планете. Так что я не в состоянии использовать Барьер так, как делал бы это в обычных условиях. Стимулирование вайрами в лучшем случае будет проблематично…

Видящий перечислял список, загибая пальцы.

— …Наркотиков необходимо избегать по той же причине. Я не хочу убивать тебя. Я бы также предпочёл сохранить тебя с целыми конечностями и органами. Если я буду открыто тебя сканировать, ты будешь сопротивляться, хочешь ты того или нет. Если я буду сканировать достаточно глубоко, то высоки шансы, что телепатическое сдерживание тебя убьёт. Или разрушит твой разум, чего я тоже не хочу. Убрать сдерживающее устройство я явно не могу, — Териан-2 ещё шире развёл руками, улыбаясь. — Честно? Хотелось бы мне иметь возможность задать этот вопрос моему другу Дигойзу. Он всегда очень хорошо решал такие загадки.

Ревик не дал раздражению отобразиться на его лице.

Териан-2 добавил:

— Ты всегда имел несколько тёмные наклонности в своих методах, Реви'. Теперь я гадаю, было ли это также вызвано войнами? Твоя креативность расцвела на почве допроса французских пленников? Или сами нацисты разожгли в тебе эту искру?

Ревик уставился на свои руки, сцепленные и лежащие на полу.

Кости в них выступали под туго натянутой кожей.

Он чувствовал, как что-то пытается до него добраться — бледная серебристая нить, нависшая над его светом. Паранойя теребила краешки его сознания — смутное воспоминание о том, как он был потерян. Хуже того, Ревик ощущал кнопки, на которые пытался давить видящий, проблеск удовольствия, которое пыталось проникнуть, пробраться в те части его, что оставались спящими, но не запертыми. Воспоминания пытались объединиться, напомнить ему о других вещах, в которых он некогда был хорош.

До Ревика дошло, что должен был включиться рефлекс его света. А ошейник должен был вспыхнуть, когда он напряг свой свет.

Но его разум ощущался расслабленным.

Слишком расслабленным.

Ревик уставился в пустой стакан.

— Да. Что ж. Я говорил, что наркотиков нужно избегать, Реви', - извиняющимся тоном произнёс Териан-2. — Но непрактично совсем их исключать. Конечно, с ними нужно обращаться осторожно. Ты всегда обладал той странной невосприимчивостью, — Териан-2 рассматривал его так, словно Ревик был насекомым, карабкающимся по мокрому кафелю. — Возможно, это поможет тебе вспомнить, знаешь ли. Это ведь будет хорошо для тебя, да? Меньше смятения?

Пальцы Ревика сжались вокруг стакана.

— Видишь ли, у меня есть теория, — задумчиво сказал Териан-2. — Думаю, ты все вспомнил некоторое время назад, Реви'. Мне любопытно увидеть, какая часть тебя пробудилась наперёд твоего сознательного разума, — он всматривался в глаза Ревика. — А ещё я искренне полагаю, что ты знаешь порядок преемственности, друг мой. Или, возможно, ты что-то с ним сделал, а? Что-то, что ты забыл?

Когда Ревик продолжил таращиться в стакан, Териан вздохнул и щёлкнул языком.

— Признаюсь, мне все ещё очень сложно читать тебя. Даже теперь, когда ты якобы под моим контролем, я чувствую, что знаю тебя меньше, а не больше, — его тёмные губы поджались в тонкую линию, пока он всматривался в лицо Ревика. — Отчасти это притворство, да, но не полностью. Ты прячешься за личиной покорности. Покорностью Галейту, мне, Семёрке. Твоим Предкам. Все это заставляет меня задаваться вопросом, а что же скрывается за этой личиной.

Ревик мысленно закатил глаза.

Улыбнувшись, Териан зажёг дорогую, судя по запаху, палочку hiri, выдохнув облако сладкого дыма. Голод Ревика усилился.

— Полагаю, я понимаю, — сказал Териан. — …По крайней мере, частично. Учитывая, как ты был воспитан, у тебя есть много практики и в лежании, и в подчинении, — он легонько укусил кончик hiri, посасывая смолу. — И все же я нахожу поразительным, что за все эти месяцы я не почувствовал от тебя реакции, которая не ощущалась бы изумительно хорошо подготовленной. Полагаю, все это действительно утомляет тебя на некотором уровне, я прав?

Ревик уставился на свои руки.

Когда молчание затянулось, он издал своеобразный лающий смешок.

Териан улыбнулся, вновь опустив свой вес на стул.

— Если ты не желаешь говорить о порядке преемственности, возможно, мы сможем обсудить другие вещи. Расскажи мне об Элизе, Рольф, — он стряхнул пепел с hiri. — Как тебя угораздило жениться на человечке? Как ты вообще умудрился оказаться в Германии?

Разум Ревика оставался вялым. Образы просачивались через трещины.

Её мёртвые глаза смотрели в его живые, улыбаясь, смеясь, пока она брела по сине-зелёной траве, и за ней струился шлейф темных волос. Он поймал её пальцы, затем всю её, и это было знакомо, так знакомо… но в каком-то отношении казалось омертвелым, далёким. Ревик и перевести дух не успел, как она уже снимала его одежду, просила его, и он лёг на неё, едва сумел сдержаться, когда очутился внутри.

Время стремительно ринулось вперёд.

Он стал старше, крупнее. Теперь она казалась ему маленькой.

Она завязала ему глаза, повела его в свою студию. Стена их дома с изображением меча и солнца…

Все потемнело.

Когда Ревик открыл глаза, он голышом лежал на холодном кафеле и трясся от боли.

Слезы катились по его лицу. Он не понимал, где находится. Он на мгновение ощутил с собой Териана, его друга — он клал руку на его плечо, смеялся, рассказывая ему очередную историю о той проститутке, которую он любил в Париже…

Териан-2 хлопнул в ладоши.

— Проснись, Реви'! Проснись!

Ревик открыл глаза. Он слышал её голос, но в этот раз слишком далеко; он не мог разобрать её слова. Стены вокруг него стекали словно жидкая ртуть. Он боялся, что это попадёт ему в рот, но он все ещё испытывал такую сильную жажду, что ему было почти все равно.

Териан поставил новый стакан воды. Он встал, наблюдая, как Ревик пьёт. Ревик рассчитал длину своих рук, радиус передвижения, который допускала цепь.

Он рассчитал каждый сантиметр, каждый миллиметр.

— …как Элисон?

Ревик открыл глаза. Моргнул.

— Что?

— Элиза, Реви'. Ты помнишь?

— Она спала с ним, — выдавил Ревик. — Носила его ребёнка.

Свет испарился. Он отчаянно тыкался в темноте, его пальцы были сломаны и кровоточили. Он медленно умирал от голода, испытывал такую жажду, что не мог сглотнуть. Снаружи, из-за железной двери донёсся смех, ослепительная вспышка света после того, как у стены скрипнул замок. Меренье открыл дверь и пьяно пошатнулся на верхней ступеньке. С ним была женщина с зелёными глазами…

— Хочешь поиграть с холоднокровкой, девочка? С настоящим холоднокровкой?

Ревик дёрнул цепь, дёрнул ещё раз. Его запястья кровоточили.

Териан отвесил ему крепкую пощёчину.

— Кому ты докладывался, Реви'? В те годы?

Ревик видел чёрную свастику в белом кругу, кроваво-красный цвет за нею. Тела, сваленные в ямы горами, словно выбеленные куклы. Пули закончились. У него закончились пули. Теперь они хотели, чтобы он забивал их насмерть, бил прикладом пистолета по затылку, камнями, раздавливал танками. Воспоминания скользнули вперёд. Она бежала по полю, тёмные волосы развевались за нею. Карие глаза смеялись, дразняще звали последовать, погнаться за ней.

Наклонившись вперёд, Ревик вонзил зубы в собственное запястье, держа вену прямо там, где её проткнули бы клыки.

Он поднял глаза, остановив взгляд на Териане.

Сарк усмехнулся.

— Ты не сделаешь этого.

Ревик крепко укусил.

Кровь хлынула ему в рот. Он оголодал, ох*еть как сильно оголодал. Он пил собственную кровь, чувствуя тошноту одновременно со странным приливом сил. Краем глаза Ревик видел, как другой видящий поднимается на ноги, видел, как шевелятся его губы прямо перед тем, как все начало сереть.

***

Его глаза открылись. Прошло какое-то время. Или не прошло.

Он не мог пошевелить головой. Он попытался поднять голову, затем руки. Териан присел на корточки рядом с ним, жёлтые глаза смотрели спокойно.

— Теперь ты вспомнишь больше, Реви', - сказал он. — Не могу сказать, что позавидую тебе, когда это случится… но возможно, ты вновь почувствуешь себя свободным, да?

Ревик увидел идущую вниз трубку, по которой капала жидкость, смешиваясь с его кровью.

Что-то пошевелилось на его шее и горле. Что-то живое.

Он вспомнил, как Элли кормила его светом, свернувшись клубочком в его руках, когда он впервые очнулся в той кровати, в Сиэтле. Боль ударила по нему, лишь усилившись, когда он задался вопросом, почему он не удержал её там, почему позволил себе заснуть обратно, почему не пошёл за ней, когда она вышла из комнаты. Ревик помнил её пальцы, когда она делала наброски, помнил её сосредоточенные нефритовые глаза… помнил, как она сказала ему, что она хочет поговорить о Галейте. Помнил, как умер свет в её глазах, когда он ответил, что не поможет ей.

Териан был прав. Боги, Терри прав.

Почему он её не спросил? Почему, бл*дь, он её не спросил ни разу за все то время?

Здание из ржавого металла возвышалось над ним, одиноко стоя посреди поля.

Ревик посмотрел вверх и увидел, как окна вылетают наружу, как разбивается стекло, рассыпаясь до консистенции песка. Он слышал собственный голос, хохочущий в небо, воображающий лицо этого мудака Стами, если бы он видел его сейчас…

Касс сидела рядом с ним, прикованная к стене. Гигантские насекомые ползали у её ног, касаясь её кожи мягко ощупывающими усиками.

— Касс, — выдавил Ревик. — Не двигайся. Будь осторожна…

Она широко улыбнулась. «Эй, здоровяк. Хочешь одного?»

Подняв ногу, она голой пяткой раздавила жёсткий коричневый панцирь жука размером с кулак. Затем она подняла его и запихала целиком в рот, принявшись громко хрустеть.

Ревик наблюдал за ней, ощущая тошноту и лёгкую зависть. Голод подёргивал краешки его света, заставляя его голову опуститься ещё ниже и создавая такое впечатление, будто его череп был тяжёлым как металл.

— Они дали мне слишком много, — сказал ей Ревик.

«Это вайр, брат, — сказала она ему. — Вайр на твоей шее…»

Касс рассмеялась с полным ртом жучьих ножек. Она раздавила очередного жука, затем и его запихала в рот. Джон стоял над ней, делая рубящие движения руками в воздухе. Он был одет в робу, какие носили монахи на его родине. От его машущих рук у Ревика закружилась голова.

«Хватит валять дурака, — сказал ему Джон. — Часики тикают, мужик».

— … Не пойми меня неправильно, — говорил Териан-2. — За годы я пришёл к выводу, что явно бесполезно судить противоречивые натуры, возникающие во мне самом. Когда такое случается, я просто создаю новый сосуд, в который их помещаю, — он наклонился, сжимая руки, похожие на лапы ящерицы. Его язык показался наружу, облизывая губы, и Ревик отпрянул. — Ты видишь в этом симметрию, не так ли, друг мой? — зубы Териана удлинились. — Все части достигают кульминации в своём наиболее аутентичном выражении? Нет необходимости подавлять, Нензи. Нет нужды сдерживать какие-либо желания, обитающие в темных углах твоего чердака…

Ревик сглотнул, уставившись на него.

— Я ох*еть как голоден, — сказал он. — Можно мне немного еды?

Териан рассмеялся.

— Вот это… это прозвучало похоже на моего друга! Возможно ли, что я наконец до него достучался? Нет, нет… не спи. Ты спал достаточно, Реви'…

Ревик взглянул на Джона.

— Ты веришь этому парню?

Джон рассмеялся. «Ему? Как насчёт тебя, мужик? Он прав, знаешь ли. Ты не можешь просто провести остаток жизни во сне…»

— А какой у меня есть выбор, Джон?

«Перепихнуться тебе надо, мужик. То есть, вот вообще очень надо. Надеюсь, Элли там поддерживает физическую форму».

— Боги, — его грудь сдавило болью. — Не говори о ней так. Она моя жена, Джон, — вода возле его рук потемнела от крови.

Кто-то ударил его по лицу, дезориентировав.

— Почему ты очутился в Германии, Рольф?

Ревик старался видеть, но не мог. Его глаза были светом, просто светом — он не мог видеть сквозь него.

Териан нетерпеливо щёлкнул пальцами.

— Ну? — он склонил голову набок, словно слушая. — Ты убил каких-то людей? Серьёзно? Ну, я тебя спрашиваю… что с того? Сколько миллионов видящих умерло от рук людей, Реви'? — он наклонился ближе. — Скажи мне. Есть ли тебе дело до этого? По-настоящему? Даже сейчас? Или все это тоже притворство?

Ревик посмотрел на Касс.

— Мне не все равно, Касс. Мне правда не все равно…

«Я знаю, что тебе не все равно, здоровяк. Именно поэтому ты говоришь со мной, — она широко улыбнулась, крутя пальцем у виска. — Лучше, чем помнить это дерьмо, верно? Может, ты правильно сделал, что подождал с Элли. Она все вскроет, знаешь ли. Она ничего не может с собой поделать».

Ревик прижался лицом к полу. Холодный кафель ощущался приятно.

Он умирал с голода — ему так хотелось есть, что он не мог связно мыслить и даже не мог вызвать у себя такое желание. Когда Ревик поднял взгляд, Джон подкидывал в воздух куски мяса и ловил их зубами. Ревик беспокоился о каждом куске до тех пор, пока Джон не ловил их, забрызгивая зелёные стены кровью.

Ревик поймал себя на том, что затвердевает, наблюдая за ним. Он уставился на свои сломанные и кровоточащие пальцы, копающие грязь. Он почти на месте. Он видел свет дня.

Глаза Териана походили на мёртвое опалённое стекло.

— Видишь ли, — сказал он, — я все сильнее и сильнее подозреваю, что мы с Галейтом не случайно наткнулись на тебя в Германии, Рольф. Не случайно ты идеально подходил под самый желанный профиль нашей вербовки. Разлучённый с семьёй. Мало друзей. Отсутствие сильных политических убеждений. Желание убивать людей, — его янтарные глаза приобрели хищный взгляд.

— … Готовность воспользоваться сомнительными средствами ради целей, оправдываемых моралью. Ты мог бы предположить, что мы сосредоточим наши изначальные попытки вербовки среди Рейха.

Териан улыбнулся, погрозив ему пальчиком.

— Ты всегда был умён, Рольф. Ты все это время был подчинённым Вэша? Так что ли, Ненз?

— Почему ты продолжаешь называть меня так? — выдавил он.

— Мне действительно нужно притащить её сюда? Чтобы ты заговорил? Кажется, я припоминаю, что ты был наиболее сговорчивым, когда считал, что моя жена находится у меня в заточении…

Затем Ревик увидел её, и его сердце сдавило до такой степени, что он не мог дышать. Элли смотрела на него, лёжа на полу изуродованным телом. Её шея была сломана. Её глаза смотрели на него мёртвым взглядом, подёрнутым сероватой дымкой.

Он издал стон и потянулся к ней.

— Нет. Боги… пожалуйста.

— Так когда их планы покатились к черту, Рольф? Когда мы убили Элизу? — Териан наклонился ближе, его янтарные глаза смотрели жёстко. — Ты винил за это Семёрку? Но ведь это была твоя вина, Рольф, не так ли? Затащить уязвимую человечку в гущу твоей очень опасной игры? Немного высокомерно, не находишь?

Ревик пытался сосредоточиться на его словах и не мог.

— Дай мне еды. Пожалуйста.

— Ты будешь говорить со мной, если дам?

Его тошнота усилилась.

— Да, — он подавил слезы. — Только не причиняй ей боли. Пожалуйста.

Териан поднялся на ноги. Ревик прижал к груди пустой стакан из-под воды. Когда он был моложе, он мог за один взгляд измерить чей-либо радиус досягаемости и длину конечности. Тогда он всегда знал, какое пространство занимало его тело, что он мог сделать в этом пространстве, ограничения, сильные стороны, возможное оружие… на случай, если случится что-то плохое, а такое бывало часто.

Териан протянул руку, наклоняясь над ним.

Ревик подождал, пока видящий не начал выдёргивать пустой стакан из его пальцев.

… и поймал его запястье.

Он выставил ноги вперёд, ударив ими по лодыжкам Териана сзади. Отбросив своё туловище назад, насколько позволяла цепь, он силой дёрнул видящего на пол.

Другая его рука разбила стекло.

Видящий упал на него. Ревик перекатился, наполовину придавив видящего-индийца под своей грудью. Быстро запустив пальцы в его волосы, он запрокинул его голову. Глаза Сарка выглядели белыми.

— Рольф, нет! Это тебе не поможет…!

Ревик вонзил осколок стекла в горло видящего.

Тонкая струйка крови ударила ему в лицо. Воткнув стекло как можно глубже, Ревик хватал воздух ртом, вскрикнув и увидев в сотне зеркал себя — покрытого кровью, свежими ранами и шрамами, голого, заросшего бородой. Он пропилил мышцы, вены и кожу, затем выдернул осколок. Кровь брызнула наружу горячей аркой. Белое горло пульсировало, исторгая густую жидкость.

Ревик смотрел вниз, наблюдал, чувствуя, как проясняется его разум по мере того, как…

Глаза видящего постепенно утрачивали свет.

Кровотечение замедлялось, кровь хаотично выплёскивалась из рваной раны на горле. Ревик продолжал смотреть, но видящий ощущался мёртвым. Он пахнул как мёртвый.

Осознав, что на нем был не только ошейник, что не только наркотики влияли на его разум, он содрал стимулирующий вайр с горла. Сделав это, он посмотрел на извивающуюся органическую спираль, затем швырнул её на землю, осматривая углы комнаты.

Хватая ртом воздух, Ревик старался привести мысли в порядок, старался сообразить.

Джона здесь не было. Касс тоже. Все, что он видел — его собственное отражение, воспроизводимое раз за разом. Это тоже могло быть стимулированным сном.

Если нет, в его распоряжении минуты, может, даже секунды.

Перекатившись набок, Ревик опустил тыльную сторону шеи к рукам, пошарил по длине ошейника из органического металла, который все ещё оставался на нем. Ему понадобилось несколько попыток, чтобы активировать переключатель большим пальцем. К тому времени, когда ему удалось скрыть ошейник, у него закружилась голова.

Ревику показалось, что он услышал шум в коридоре снаружи, и он тут же схватил мёртвого видящего за волосы. Он опять перекатился на бок, повернулся на скользком кафеле, подвигая лицо трупа к своей шее сзади и пытаясь подставить его под сканер сетчатки.

Ничего не случилось.

Ревик выгнул шею, оборачиваясь, и увидел, что веки трупа наполовину опустились, запачкавшись кровью. Он подобрал меньший осколок стекла, нечаянно порезавшись, пока возился с ним. Он краем осколка срезал веки трупа, аккуратно стараясь не выколоть глаз, и протёр кровь с каждого зрачка. Веки то и выскальзывали из-под его пальцев, но он сумел срезать большую часть, молясь, чтобы этого оказалось достаточно.

Снова перевернувшись набок, Ревик постарался схватить пропитавшиеся кровью волосы, чтобы удержать глаза в нужном месте. Ужас, адреналин и страх едва не заставили его потерять сознание.

Он дёрнул голову обратно, затем постарался сосредоточиться, вскрикнув, когда это усилие спровоцировало ошейник и вызвало вспышку боли. Он едва не уронил труп.

Однако не уронил. Он расположил шею над этими зияющими глазами…

Ревик в равной мере ощутил и услышал щелчок.

Зубцы отступили, удалившись из его шеи одним плавным рывком. Ахнув, он поднял голову. Старые рефлексы включились в дело, и в этот раз это ощущалось так приятно, что Ревик застонал в голос.

Без промедления он сосредоточился на цепях. Он уже знал, что они связаны с органикой в комнате. Он искал нужное органическое существо… он также помнил, как делал это раньше, хотя ему годами не доводилось этим заниматься. Через считанные секунды это существо перестало слушать искусственный интеллект, который обычно управлял им, и вместо этого оно слушало Ревика.

Он услышал шаги. В этот раз они казались настоящими.

Восстановив свою нить с органикой, Ревик попытался поговорить с этой проклятой штукой, уговорить живой металл открыться. Он вдыхал столько кислорода, что едва не хлопнулся в обморок.

Перед глазами все прояснилось, когда в стене образовался проем, открывший мужчину с длинными янтарными волосами. Териан-6 помедлил, как будто осознавая всю сцену: скорчившегося и прикованного к полу Ревика, мёртвое тело, лежавшее в луже крови позади него.

— Ох, Реви'…

Териан-6 держался за края проёма, его глаза сияли как жидкость.

— Ты понятия не имеешь, как я с тобой позабавлюсь, — он полностью вошёл в комнату, и Ревик отпрянул назад, поразившись, когда его руки дёрнулись вместе с остальным его телом.

Он посмотрел вниз. Цепи лежали на полу, раскрытые.

Териан-6 остановился как вкопанный. Он уставился на руки Ревика, его мускулистое тело внезапно напряглось.

— Реви'… - предостерегающе произнёс он.

Ревик кинулся на видящего, используя воду на кафельной плитке, чтобы проскользить те метры, что их разделяли. Он видел, как Териан возится с карманом, двигаясь с такой отчаянной торопливостью, что ударился локтем о стену. Их тела столкнулись за мгновение до того, как они вместе врезались в зелёную органическую поверхность.

При ударе раздался громкий треск, но Ревик не переставал сжимать шею видящего. Стискивая его горло, он ударил Териана-6 головой о стекло, затем ещё раз.

Он сделал это снова… и снова… пока светлые глаза не остекленели.

Ревик не осознавал, что все ещё зажимал в руке осколок стекла, пока кровь из горла видящего не просочилась через его пальцы.

Ревик полез в карман, куда пытался забраться видящий, достал из матерчатой куртки зазубренный нож. Он без промедления раскрыл его, вогнал в грудь видящего по самую рукоятку и резанул вниз, пиля так, словно разделывал тушу. Ударившись о кость, Ревик вытащил нож и снова пырнул его, вонзая лезвие глубже в грудную клетку. Он повторил действие.

И ещё не раз… пока не ощутил смещение в свете другого видящего.

Ревик удерживал вес трупа у стеклянной стены, глядя ему в лицо.

Поколебавшись, глядя в глаза Сарка, он сложил нож обратно в ладони, позволив телу соскользнуть вдоль стены на пол. Он снова опустился возле него на колени, предпринимая шаги, дабы убедиться, что оно не вернётся к жизни.

Только после того, как он отпилил голову от шеи, Ревик почувствовал, что спешка и адреналин в его конечностях начинают стихать.

Он посмотрел на изуродованное тело, ощущая головокружение. Сорвав деактивированный ошейник с шеи, он прислонился к стеклянной стене.

Ему нельзя отключаться… нельзя.

Ревик вновь чувствовал свет, свой и чужие — поток присутствия был таким близким и тёплым, что шокировал его и заставил слезы навернуться на глаза. На одно долгое мгновение Ревик просто позволил этому свету держать себя, пытаясь вытащить себя из тьмы, почувствовать хоть что-то иное.

Он чувствовал, как почти успокаивается, хоть и медленно.

Будет больше тел. Териан встраивал резерв за резервом в каждую систему, которую он создавал. Будет больше. Может, ещё больше.

Затем Ревик вспомнил про Джона и Касс и заставил себя отодраться от стены и встать на ноги.

 

Глава 41

Передышка

Ревик хромал по узкому коридору цвета хаки.

Он чувствовал более крупную комнату в конце.

Все ещё будучи голым, он имел при себе только нож, который забрал у Териана-6, и ремень с тела, который он обернул вокруг костяшек своих пальцев. Ударив по панели, чтобы открыть второй комплект дверей, Ревик скользнул в сторону, спрятавшись за стеной, и только потом выглянул, легонько прощупывая комнату своим светом.

Его голова была более ясной без вайра.

Однако Ревик был практически уверен, что с ним не все хорошо. Он все ещё что-то чувствовал — вероятно, это наркотики мутили его сознание. Теперь, когда он снял с шеи ошейник для сдерживания видящих и покинул комнату с зелёной плиткой, которая прикрывала его свет щитами, наркотики выбивали его из тела, пытаясь сделать его слишком приметным в Барьере. Ревик сопротивлялся этому, заставлял свой разум мыслить относительно связно.

Сделав вдох, он расставил ноги, встав более устойчиво.

Простирая свой свет, Ревик определил местонахождение шкафа с оружием.

Его периферийное зрение оставалось в режиме полной боевой готовности, беспрестанно выискивая на фоне других видящих, любую рябь или касание из Барьера. Его свет определил ещё несколько созданий за стеклом, а может быть, внедрённых в органическую стену.

Очутившись полностью в Барьере, Ревик понимает, что его экстрасенсорное зрение все ещё размыто от наркотика.

Он чувствует себя странно одиноким.

И все же он знает, что его сканирование кажется таким длинным лишь субъективно.

Ревик отключился от Барьера, когда дверь в соседнюю комнату полностью открылась, и осознал, что смотрит как будто на огромный аквариум из стали и органических кабелей в потолке. Крюки как минимум для трёх живых существ плавали в похожей на желе жидкости, но лишь к одному из них крепилось настоящее тело. Ревик сосредоточился на плавающем внутри мужчине.

Он почувствовал, как его сердце останавливается от осознания, что это может быть Джон.

Но это был не Джон.

Ревик всматривался в черты лица мужчины. Он не узнавал его, но тот был молод, в хорошей форме, привлекателен. Должно быть, ещё один Териан. Он посмотрел на три других крюка. Один, казалось, был рассчитан на тело размером с гнома.

Или, возможно, ребёнка.

Эта мысль вызвала у него тошноту. Но в то же время ощущалась правильной.

Он не вздрогнул, пока оставшееся тело не пошевелилось в резервуаре и не открыло глаза, чтобы посмотреть на него. Стиснув зубы, Ревик пошёл вокруг прозрачного резервуара, пока не нашёл панель управления. Используя свой свет, чтобы разглядеть, на какие кнопки нажимали, затем поговорив с органикой, он получил доступ к главному компьютеру. Он отключил все функции поддержания жизни, какие только нашёл.

Когда он посмотрел обратно на резервуар, трубки, тянувшиеся к подвешенному телу, больше не качали жидкость.

Мужчине в резервуаре потребовалось несколько секунд, чтобы осознать перемену.

Затем Ревик наблюдал, как он начинает задыхаться.

Он заколотил кулаками по оргстеклу. Его кулаки поначалу двигались резко, требовательно. Затем он забился в панике, закричал, забился о прозрачную стену. Ревик ощущал тошноту, гадал, не стоит ли ему разбить стекло и свернуть созданию шею.

Он ощущал где-то здесь ещё больше живых существ. Но никаких других видящих.

Прежде чем Ревик успел подтвердить своё ощущение, взглянув физическим зрением, голос рядом едва не заставил его выпрыгнуть из собственной шкуры. Ревик врезался спиной в резервуар из оргстекла — достаточно сильно, чтобы причинить себе боль в попытках убраться прочь.

— Джон! Смотри! Смотри!

Ревик упал в позу полуприседа, жалея, что не начал с оружия.

Будучи поначалу не в состоянии осознать увиденное, будучи не в состоянии справиться с тем фактом, что его могли застрелить в спину, будь они вооружены, Ревик поначалу не двигался, стараясь восстановить равновесие.

Затем он нашёл их своим светом.

И все же он не мог заставить себя расслабиться.

Ревик пересёк комнату, опустился на колени перед низкими клетками, которых он не увидел в серой стене. Он заглянул внутрь, подтверждая глазами то, что уже почувствовал своим светом.

— Ревик! Твою ж мать! — Джон заколотил по жёсткому пластику конуры. — Ты выбрался! Как ты выбрался, чувак?

Ревик едва услышал.

Он прыгнул в Барьер в ту же секунду, как только подтвердил их присутствие.

… и теперь он потерян здесь, сканируя их свет. Он не мог сделать этого с тех самых пор, как попал сюда. Он изучает каждую структуру в их aleimi, сегмент за сегментом. Он рискует нырнуть глубже, нуждаясь в том, чтобы убедиться точно. Он проверяет дважды, затем перепроверяет.

Через несколько секунд Ревик чувствует, что его плечи начинают расслабляться по-настоящему.

Он снова проверяет каждого из них, просто для дотошности. Никаких нитей не выходит из них в Барьер, никаких признаков или отпечатков Пирамиды, Дренга или Териана в их свете. Ничего нет в их свете, кроме них самих, их связей с ним и друг другом, их связей с Элли, другими друзьями и семьёй. Все ослаблено совокупным туманом этого места, но они настоящие.

Он проверяет их ещё раз, в последний раз проходя по их aleimi дюйм за дюймом.

Затем Ревик позволяет себе улыбнуться.

Отключившись, он посмотрел в Джоновы глаза орехового цвета.

— Это вы, — сказал он.

— Ну, как бы да. А ты чего ожидал? — Джон широко улыбнулся, однако продолжал стучать по стеклу. — Давай же, чувак! Вытащи нас!

Ревик взглянул на Касс. Она прижималась к прозрачной стене своей коробки четыре на шесть, глядя на него снизу вверх. Её распластавшиеся пальцы напоминали ему древесную лягушку в стеклянном аквариуме, особенно с широко раскрытыми глазами на слишком худом лице. Её глаза светились смесью страха, надежды и другой эмоции, которую он не мог идентифицировать.

Ревик поколебался лишь на долю секунды, затем поднялся на ноги.

Он пересёк комнату и открыл шкафчик с оружием, где нашёл четыре модифицированных Беретты М9 с органикой, автоматический пистолет Steyr TMP и шесть полностью автоматических винтовок SCAR-H. Стопки магазинов для всего оружия занимали металлические полки наверху и внизу главного шкафчика, у которого на задней стенке имелись крючки для пистолетов и прорези для винтовок.

Схватив одну из тяжёлых винтовок со стены, Ревик поискал коробку с боеприпасами и зарядил оружие. Как только он наполнил отделение, он отправил первую пулю в ствол и пошёл обратно к клеткам. Первым делом он показал на Касс.

— Двигайся, — сказал он, пока она не упёрлась спиной в стену. — Прикрой лицо.

Смесь облегчения, страха и… благодарности, осознал он… вернулась на её исхудалое лицо.

— Ты его убил? — её голос звучал приглушённо, но реально.

Ревик кивнул, едва встретившись с ней взглядом.

Подняв руки, он навёл оружие на замок и выстрелил.

***

Меньше чем через час Ревик сидел на офисном кресле за плоской компьютерной консолью, жуя тушёнку задними клыками и думая, что никогда в жизни не ел ничего такого насыщенного, солёного, пряного… и просто такого чертовски вкусного.

Он обменялся широкими улыбками с двумя людьми, которые сидели напротив него и с таким же энтузиазмом жевали еду из отдельных контейнеров.

Пока Джон и Ревик обыскивали постройку в поисках других людей и оружия, Касс нашла им еду — и одежду. К счастью, в шкафчиках бункера обнаружилось предостаточно всего для всех троих.

Вытянув грязную руку в дизайнерском шерстяном свитере, Ревик показал на картонную коробку сока, стоявшую на столе рядом с Джоном, и издал невнятный звук. Джон кинул ему картонную пачку и засмеялся, когда Ревик промазал, и коробка плюхнулась на пол. Подхватив её обратно, Ревик разорвал бумагу зубами и стал жадно пить, запивая мясо и рыгая.

— Как ты там сказал? — прохрипел он. — Господи, мать твою… как же хорошо.

Касс рассмеялась, отчего её длинные черные волосы с крашеными ярко-красными кончиками затряслись. Они все ещё были слипшимися от пота, крови, воды — одни лишь боги ведают, от чего ещё. И у Джона, и у Ревика отросли бороды. Светлые волосы Джона с лёгкой рыжинкой спадали ниже плеч, все ещё покрашенные в чёрный и платиновый на концах.

— Так почему мы все ещё здесь, чувак? — Джон закинул на стол свои босые ноги, одетые в штаны одного из тел Териана. Он был таким худым, что штаны мешковато висели на талии, удерживаемые там только дорогим с виду кожаным ремнём.

Ревик сделал ещё один большой глоток сока. Он показал на консоль.

— Нам нужно выяснить, где мы, — он снова рыгнул. — …Найти душ, может быть. Но не здесь.

Джон рассмеялся, качая головой.

— Что не так с моим планом?

— А какой у тебя план?

— Убираться отсюда к чёртовой бабушке… сейчас же. Уйти. Немедленно.

Ревик показал на встроенную в стену металлическую лестницу и круглый люк над ней, напоминавший дверь в подлодку.

— Да пожалуйста, — сказал он. — Однако тебе может понадобиться куртка.

Услышав последнюю фразу, Касс нахмурилась.

Прежде чем Джон успел пошевелиться, она поднялась на ноги и пересекла комнату до лестницы из зелёного металла и её круглого люка. Она поднялась по ней голыми ступнями, путаясь в темной толстовке и спортивных штанах, которые смотрелись на ней почти комично большими.

Ревик осторожно наблюдал за ней. Она почти не разговаривала после того, как он вытащил её из той клетки, но все равно ощущалась открытой для него, странно ясной в своём сознании.

Отключившись, он все ещё наблюдал за ней, когда Касс добралась до верха лестницы и повернула запирающий механизм против часовой стрелки, чтобы отпереть его.

— Осторожнее, — предостерёг Ревик. — Держись за перекладины.

Касс открыла дверь. Металлическую комнату тут же наполнили звуки. Белые хлопья залетали в открытый проем. Ветер выл эхом, заполняя небольшое пространство, отражаясь от стен и пробираясь под одежду Ревика.

— Иисусе, — Джон посмотрел вверх, когда Касс захлопнула металлическую дверцу и принялась крутить колёсико, чтобы запереть её. — Где мы? На Северном Полюсе?

— Северный Полюс — сплошная вода, Джон, — напомнил ему Ревик.

— Я не это имел…

— Моя версия — Россия, — добавил Ревик, потягиваясь. — Может, горы Норвегии… или Азии. Может, даже Гренландия, но это немного перебор даже для Терри, — он фыркнул. — Не думаю, что он рискнул бы сунуться в Гималаи, даже зимой. Но на южной границе Китая есть много мест, чтобы спрятаться.

Джон уставился на него.

— Ты чувствовал это снаружи? Снег, имею в виду? Ты знал, каково там?

Ревик пожал плечами. Он запихнул в рот ещё один кусок мяса и стал жевать. Оба человека теперь уставились на него.

— Так что нам делать? — спросил Джон.

Ревик поколебался. Он тоже думал об этом, но сомневался, что людям понравится то, что он придумал.

— Нам придётся идти пешком, Джон. Но нам нужно экипироваться. И возможно, нам придётся пройти долгий путь на случай, если Терри уже послал за подкреплением. Касс нашла нам тёплые куртки. И ботинки. Вам обоим понадобится оружие. Как минимум две единицы… и винтовка, если сумеете все это унести. Нам нужно уйти в течение часа. Меньше, если думаете, что вы оба успеете собраться.

Касс согласно кивнула, возвращаясь после спуска по лестнице. Она уселась на пол со скрещёнными ногами и снова начала молча кушать.

Ревик проверил её сознание. Секунды спустя он отключился и выдохнул.

— Нам понадобится вода, — добавил он, поворачиваясь к Джону. — Столько, сколько сможем унести. И еда, конечно.

Вдруг Касс посмотрела на них.

Её глаза широко раскрылись, засветились — словно где-то в её голове только что зажглась лампочка. Ревик не читал её, но оба мужчины наблюдали за ней, когда она встала и пересекла небольшое пространство. Она открыла один из ящиков, который обшаривала ранее, и начала копаться там. Ревик сделал ещё один глоток сока, все ещё настороженно наблюдая.

Затем Касс повернулась, позвякивая чем-то в руке.

Когда они продолжили тупо пялиться на неё, она сильнее позвенела металлом. Глаза Ревика сфокусировались. В её руке болталась связка ключей, явно подходившая к какому-то транспортному средству.

— Чур, я сижу спереди, — заявила Касс, широко улыбаясь.

Это был первый раз, когда Ревик увидел её улыбку с тех самых пор, как наблюдал за ней и Элли в той закусочной Сан-Франциско.

Посмотрев ей в глаза, Ревик широко улыбнулся в ответ.

 

Глава 42

Кандор

Кандор был бедным городком, уступавшим по размерам даже своему городку-побратиму Местиа в Верхней Сванетии, то есть верхней половины региона Сванетия в стране-родине Сталина.

Грузия была меньше, чем представляло себе большинство людей, и находилась в самой южной точке территории, некогда являвшейся Советским Союзом — ближе к Тегерану, нежели к Москве. Зимой, как сейчас, Кавказские горы были похоронены под снегом и льдом, теперь ещё сильнее, потому что климат начал меняться, и среднее количество снега, выпадавшее над большей частью Азии, увеличилось, особенно за последнее десятилетие.

В историческом плане город Кандор также являлся молодым, выросшим из работорговли между Азией и Европой, которая развернулась после Второй мировой войны.

Торговля молодыми видящими оставалась единственной развитой отраслью в городе.

Разумеется, в Грузии рабство видящих было легализовано.

Иронично, но из-за редкости визитов свободных видящих стало легко проскочить через расовые контрольно-пропускные пункты незамеченными, даже в условиях обострившейся паранойи, вызванной слухами о видящей террористке-телекинетике.

Никто не ожидал, что свободный видящий по своей воле войдёт в Кандор.

В настоящее время, согласно тем немногим новостным сводкам, что они сумели просмотреть через коммуникатор в снегоходе, Элли якобы тренировала видящих в Индии, подготавливая свою зарождающуюся армию к тому, чтобы обрушить войну на Соединённые Штаты и Китай. Хоть в Кандоре никто не питал особенно нежных чувств к правительствам этих стран, репрессии случались здесь так же, как и в любых других местах — как реакция на новости о видящем-телекинетике. В укромных уголках шёпотом предлагались цены за её кровь и любые генетические «образцы», конечно, но здесь поселения Сарков представляли собой рабочие лагеря или тюрьмы для содержания.

Здешние земли также служили вербовочной территорией Шулеров.

Ревик сумел продумать все это по одному лишь знанию местности в сочетании с тем, что они услышали в английских новостных программах. Снегоход был оснащён органикой, как и их тюрьма — в данном случае чтобы снабдить его спутниковыми функциями. И все же погода и горы то и дело сбивали сигнал, пока они петляли, выбираясь в долину, и Ревик избегал любых новостных лент с двусторонними функциями (то есть всех основных), потому что они собирали демографические характеристики для рекламы.

Джон и Касс не выглядели как видящие, что помогало делу. Группа крови Ревика также позволяла им оставаться незамеченными.

Никто вообще не остановил снегоход, когда они приблизились к городу.

На регистрационном контрольно-пропускном пункте охранники выглядели скучающими. Грязными, озабоченными и скучающими. Хоть какой-то реальный интерес они проявили только к Касс.

Они хотели знать расовую категорию, местные контакты, предполагаемое место назначения — обычное дело для клановых систем. Ревик знал, что если дать им конкретику, они будут меньше доставать его, так что предоставив всю информацию об удостоверении личности, он сказал, что хочет на четвертые, ближайшие рынки Мулте, надеясь, что их не сожгли в недавних бунтах.

Не сожгли. Человек взял их кровь на месте, и Ревик ждал, не выключая двигатель снегохода, пока они проверяли образцы.

Тем временем, он оценил двух своих подопечных.

Они оба все ещё выглядели ошарашенными и грязными — к счастью, здесь это не редкость. Их состоянию не способствовало и то, что два дня подряд они видели один лишь снег. До Ревика дошло, какими худыми были все трое. Кажется, то же самое дошло до Касс, которая замотала лицо и шею толстым шарфом прямо перед тем, как Ревик опустил окно, чтобы поговорить с охранником.

Подумав об этом, Ревик вновь улыбнулся ей. Для человека она неглупа. Как и Джон, если уж на то пошло, который держал руку на пистолете все то время, что охранники отсутствовали. Его ореховые глаза смотрели настороженно даже вопреки усталости.

Охранник вернулся. Он жестом показал на руку Ревика.

Когда Ревик протянул её, мужчина застегнул на его костлявом запястье белый браслет. Охранники по-прежнему выглядели скучающими, а теперь ещё и немного пьяными. Касс и Джон последовали примеру Ревика, вытянув руки. Ревик наблюдал, как они ошарашенно уставились на браслеты, и вновь осознал, что они, наверное, впервые видят что-то подобное.

Охранник снова сделал жест Ревику, говоря на русском с сильным акцентом.

— …Вы знаете, куда ехать? — он взглянул на Касс.

Ревик кивнул, быстро салютовав ему тремя пальцами в знак благодарности.

Он выжал сцепление, переключившись на первую скорость и нажав на газ прежде, чем мужчина успел спросить у него что-нибудь по поводу статуса Касс. Здесь часто продавали женщин, и видящих, и человеческих. Ревик предпочёл бы не разжигать паранойю своих спутников ещё сильнее. Как только они миновали въезд в горный городок, Ревик показал на горизонт.

— Гора Шхара, — сказал он. — Свыше 17 тысяч футов, кажется.

Джон не отводил глаз от браслета на его запястье.

— Ты говоришь по-русски? — он поднял взгляд. — Ещё на каких-то языках?

Ревик пожал плечами.

— На нескольких.

Касс рассмеялась. Когда Ревик обернулся, она улыбалась ему, но её глаза смотрели ясно. Он вернул улыбку, качая головой.

— Вы готовы поспать? — спросил он.

— А ты можешь спать? — спросила Касс.

— Нет, — Ревик взглянул на неё, вновь удивившись. Он гадал, сколько же они узнали за свои месяцы с Терианом.

— …Я не могу, — сказал он. — Пока что нет. Но вы можете. Я подумал, что мы приведём себя в порядок, а вы двое можете отдохнуть, пока я отправлюсь на разведку. Надеюсь, мы сможем арендовать здесь небольшой самолёт и направиться в Тбилиси утром. Оттуда мы, наверное, сможем сесть на международный рейс.

Касс снова уставилась на него.

— Ты бывал здесь прежде?

— Да.

— Когда?

Ревик покосился на них. Джон тоже смотрел на него в ожидании ответа. Ревик слегка поёрзал на сиденье снегохода.

— Давно уже, — наконец, ответил он. — У видящих фотографическая память, — добавил он. — В этом я не отличаюсь от остальных.

— Так что потом? — сказал Джон. — После этого места с названием как у кожного грибка, куда мы отправимся?

Ревик тоже об этом думал.

Он знал, куда он хотел отправиться, но также знал, что глупо так рисковать. Ему приходило в голову лишь одно другое место с достаточно близкими и достаточно безопасными конструкциями, до которого он мог добраться в разумные сроки. Даже с этим местом будут осложнения.

— Англия, — наконец, ответил Ревик. — Лондон.

— Лондон? — Джон уставился на него. — Разве ты не сказал, что Элли к этому времени наверняка в Азии?

— Да, — Ревик взглянул на них обоих, затем вздохнул, тихо щёлкнув языком. — В Лондоне есть нужные мне вещи, — видя, как хмурится Джон, Ревик неохотно добавил: — …И я не хочу отправляться прямиком к Элли.

— Не хочешь? — в голосе Касс звучало искреннее удивление. — Я думала, ты захочешь отправиться туда первым делом.

Ревик кивнул.

— Хочу. Просто…

— Ты думаешь, что за нами будут следить? — спросил Джон.

Ревик взглянул на него.

Опять-таки… неглуп.

Он кивнул, пожав одним плечом.

— Да.

Касс наблюдала за его лицом.

— Это лишь половина дела, — она поколебалась. — Это также связано с тем, что говорил Териан? С тем, что ты ей изменил или что-то ещё?

Ревик вздохнул, но все равно ощутил реакцию своего тела. Подождав, пока тошнота уйдёт, он медленно повернул колеса снегохода, лавируя вокруг каменного фонтана в центре городской площади. Затем он покачал головой.

— Нет, — сказал он. — …Не совсем.

— Но это правда? Ты ей изменил?

Ревик взглянул на человечку, слегка вздрогнув от выражения её глаз.

— Да.

Покачав головой, Касс скрестила руки на груди.

— Кто бы мог подумать.

Но Джон с лёгким изумлением переводил взгляд между ними.

— То есть вы на самом деле женаты? — переспросил он. — Это не просто Териан придуривался?

Поначалу Ревик не ответив. Вновь ощутив на себе их взгляды, он повернулся, надув щеки и тут же шумно выпустив воздух.

— Да. Мы на самом деле женаты, — услышав воцарившееся молчание, он взглянул на этих двоих. — У видящих все иначе. Это может произойти вот так запросто.

— Как — вот так? — спросила Касс, тихонько фыркнув. — Типа… за одну ночь?

— Да, — Ревик сделал жест «более-менее». — Ну. Я имел в виду, что это происходит до того, как остальная часть сознания включается в работу. Наш брак произошёл быстро. Даже слишком быстро для нас, — он пожал одним плечом. — Ну. Во всяком случае, для меня.

Она нахмурилась.

— Териан сказал, что ты с ней не спал.

Ревик поколебался, чувствуя, что слегка напрягается. Затем он снова пожал плечами. Мало толку скрывать что-то от этих двоих. Только не сейчас.

— Мы не консумировали брак, да, — он взглянул на неё. — Это тоже сложно, Касс. Для видящих, имею в виду.

Она скрестила руки на груди, награждая его откровенно скептичным взглядом.

— То есть, ты не хочешь заниматься с ней сексом? — спросила она. — С Элли?

— Я этого не говорил, — сказал Ревик, награждая её предостерегающим взглядом.

— …Потому что многие парни такие, — выразительно сказала она. — Многие.

Он стиснул челюсти. Подумывал ответить, затем передумал.

— Ну так что тогда? — сказала Касс. — Ты спал с кем-то другим, так что проблема явно не в сексе, — она нахмурилась ещё сильнее. — Брак для видящих — более договорная тема? Типа социального контракта… бизнес?

— Нет, это не… бизнес.

— Так в чем твоя проблема с Элли?

Ревик посмотрел на неё.

— Нет никакой проблемы, Касс.

— Она не твой тип? Она для тебя недостаточно хорошенькая?

Он почувствовал, как его челюсти напрягаются сильнее.

— Ты затрагиваешь слишком личные для меня вопросы, Касс. Я не хочу об этом говорить, понятно?

Злость отразилась в её глазах. Затем она выдохнула, и Ревик буквально чувствовал ход её мысли. Крепче скрестив руки на груди, она слегка нахмурилась, но кивнула.

— Ладно. Прости.

— Все нормально.

Джон тоже уставился на него, ореховые глаза смотрели задумчиво.

— Ты думаешь, Териан отпустил нас. Чтобы мы нашли для него Элли.

Ревик поколебался, затем кивнул.

— Да. Я так думаю.

Они оба умолкли. Ревик видел, как они переглянулись.

— Так мы совсем не можем к ней поехать? — спросила Касс.

— Можем, — сказал Ревик. — Сначала мне нужно попасть в место, где я смогу безопасно прыгнуть. Я хочу посмотреть, что происходит с Шулерами… видящими, на которых работает Териан. Практически очевидно, что они с Галейтом не работают вместе, как раньше. Я хочу знать, сколько людей могут нас сейчас разыскивать. Я также хочу поговорить с Семёркой… — он прочистил горло. — …видящими, у которых сейчас Элли. Я не могу сделать этого здесь.

Ревик прищурился и посмотрел через снег на ветровом стекле, пытаясь увидеть вывеску отеля.

— С Англией могут быть сложности. У меня были хозяева, — он помолчал, давая время осознать эту мысль. — Я не знаю, будут ли мои работодатели держать моё жилье под наблюдением и сдадут ли они меня СКАРБу. Моя версия — нет, — он взглянул на Джона прежде, чем человек заговорил. — Скорее всего, мои вещи уничтожили, а моё место отдали другому видящему.

Последовало молчание. Часть резкости ушла из света Касс.

— О, — произнесла она. — Отстойно.

Ревик улыбнулся.

— Не особенно.

— Так что нам тогда делать? — сказал Джон. — Если это случилось?

Ревик выдохнул через рот.

— Я знаю людей в Лондоне. Людей, которые позволят мне воспользоваться их местами, чтобы прыгнуть. Людей, которые нам помогут.

— Других видящих, хочешь сказать.

— Да.

Джон кивнул, откидываясь на сиденье и скрещивая руки на груди.

— Ладно, — сказал он. — Значит, Лондон.

Джон закрыл глаза. Наблюдая, как он прислоняется к плечу Касс, Ревик осознал, что Джон действительно думал, что у него есть право голоса.

В то же время Ревик задавался вопросом, что может, так оно и было.

Ему потребовалось ещё несколько секунд, чтобы осознать — в отношении этих людей он ощущал не просто ответственность за то, что косвенно втянул их во все это. Они ощущались друзьями. Более того. Они ощущались как семья.

Глядя на белое небо, Ревик заставил ту напряжённую часть себя расслабиться и подумал о причинах, почему так может быть. Он подумал о вопросах Касс про него и Элли и осознал, что он уже знал, почему так.

Теперь она в большей степени была видящей. Он это чувствовал.

Вытолкнув эту мысль из головы, Ревик затормозил перед деревянной вывеской отеля, свешивающейся с края покатой крыши. Полностью остановив снегоход так, чтобы он не торчал на дороге, он поставил его на ножной тормоз и вывернул руль, чтобы заклинить шины в линии камней.

Ревик выключил двигатель. Воцарившаяся после этого тишина почти дезориентировала. Через толстое стекло он мог слышать лишь ветер и тихое поскрипывание цепи, которая удерживала вывеску подвешенной под крышей.

— Эй, Ревик, — позвала Касс, наблюдая, как он вытаскивает ключи из замка зажигания.

— Что такое, Касс? — отозвался он, не поворачиваясь.

— Я сожалею о том, что сказала.

Ревик обернулся на неё. Она выглядела застенчивой, потерявшейся в гнезде из одеяла и шарфа. Она коснулась его руки костлявой ладошкой, и он слегка вздрогнул, ощутив за этим жестом эмоцию.

— Наверное, я просто не понимаю. Ты кажешься одним из хороших парней.

Посмотрев на неё, Ревик позволил пальцам соскользнуть с руля, не выпуская ключи. Он взглянул на Джона и увидел, что тот тоже на него смотрит.

Ревик коротко выдохнул, проводя по лицу рукой в перчатке.

— Да нечего здесь понимать, Касс, — он посмотрел ей в глаза, стиснув зубы. — …И не такой уж я хороший.

Джон заговорил, удивив его.

— Ты её любишь? — спросил он.

Ревик посмотрел на него. Сосредоточившись обратно на своих руках, он посмотрел на складки кожи вокруг пальцев. Спустя ещё мгновение он опять выдохнул.

— Я люблю её, — сказал он. Затем кивнул, отчасти удивившись, что сказал это. — Да.

На протяжении одного долгого мгновения никто ничего не говорил. Когда Ревик в следующий раз поднял взгляд, Касс улыбнулась. Джон хлопнул его по плечу здоровой рукой, слегка тряхнув при этом. Слабая улыбка приподняла уголки его губ.

— Ладно, — он улыбнулся шире и посильнее тряхнул его за плечо, заставляя Ревика посмотреть на него. — Давай, чувак. Пошли, найдём уже душ.

Глядя, как Касс возится с дверной ручкой, Ревик кивнул и вытер лицо перед тем, как сделать то же самое.

 

Глава 43

Лондон

Я шла в неровном людском потоке по лондонской улице, сканируя лица.

Я обращала внимания и на здания, и на случайно проезжавшие машины, когда мы проходили мимо очередного засаженного деревьями парка — отличного от того, который мы миновали после выхода со станции метрополитена.

Я остановилась у новостного киоска и тупо уставилась на изменяющиеся заголовки, мигавшие на мониторе над витриной. Мои глаза осознали непосредственное значение слов лишь несколько секунд спустя.

«НОВЫЙ САЙРИМН ВЗРЫВОМ БОМБЫ УБИВАЕТ 28 ЧЕЛОВЕК В ПАКИСТАНЕ! ЗАМЫСЕЛ ТЕРРОРИСТОВ СВЯЗАН С КИТАЕМ!»

Даже спустя те месяцы, что я путешествовала и провела в Индии, я все ещё правила передними полосами новостей.

Я читала детали по мере того, как они пробегали под заголовками.

Очевидно, меня вновь считали погибшей. Я задавалась вопросом, упростит ли это мне пересечение границы. Я все ещё читала, когда Мэйгар подошёл ко мне сзади и не слишком деликатно схватил за руку толстыми пальцами. Он повёл меня по улице с белыми домами, которые выглядели так, точно их вырвали со страниц детских сказок про Лондон.

Флаги разных стран хлопали над нашими головами. Мимо проехал тонированный, пуленепробиваемый лимузин, и на капоте спереди тоже стояли маленькие квадратные флажки. За ним последовал ещё один, сопровождаемый военной полицией на мотоциклах.

Мне показалось интересным, что Мэйгар привёл меня в место, где, похоже, располагались резиденции представителей как минимум дюжины стран. Каждый сидящий в этих лимузинах заплатил бы огромные суммы за то, чтобы на меня надели ошейник и заперли в комнате без окон.

И все же здесь было красиво.

Густо засаженный цветами, аккуратно подстриженными кустарниками и деревьями, парк был полон прогуливавшихся мужчин в костюмах. Они держали под руку женщин, которые носили шляпки и перчатки, отчего создавалось странное ощущение вне времени. Я посмотрела на свои руки, которые были выкрашены в тон темнее моего естественного цвета кожи. Мои обычно короткие ногти сменились накладными, чтобы соответствовать моему новому удостоверению личности, хотя сейчас моя одежда не очень-то под него подходила, как и темно-красный лак для ногтей. Коснувшись серебряной цепочки на шее, я засунула руки в карманы.

Для перелёта видящие использовали в моей маскировке все, кроме пластической хирургии.

Они не позволили мне уехать через Дели, который находился слишком близко к Сиртауну. Вместо этого я вылетела из Калькутты, замаскированная лицевыми протезами, покрашенной кожей, кровяными патчами на всех пальцах на случай внезапного расового сканирования, цветными контактными линзами, париком, шляпой и несколькими платками поверх дорогого сальвар камиза — разновидности индийской одежды, состоявшей из длинной туники и мешковатых шёлковых штанов. Мои отпечатки пальцев и ДНК совпадали с моим удостоверением личности восточно-индийской женщины, которая путешествовала по делам бизнеса вместе со своим мужем-торговцем.

Моя теперешняя попытка слиться с толпой была значительно более западной, нежели восточной, и состояла из мужских солнцезащитных очков и толстовки. Достаточно банально, но на удивление эффективно против уличных систем распознавания лиц, которые использовались в камерах, установленных в публичных местах Лондона.

Я все ещё носила чёрный парик, кровяные патчи, и моя кожа все ещё была покрашена, а под темными очками скрывались контактные линзы. Но лицевые протезы начинали причинять боль, так что я сняла примерно половину после того, как Мэйгар заверил меня, что и половины хватит, чтобы обдурить систему распознавания лиц.

Семёрка наняла видящих в Лондоне, которые также могли осуществить радиоперехват в случае утечки.

Согласно Мэйгару, Лондон был очень дружелюбным в отношении Семёрки городом. Их контакты в Скотланд Ярде и местном подразделении СКАРБ быстро выцепят любые сообщения наперёд человеческих властей. Главной причиной нашей осторожности выступали Шулеры, у которых все ещё имелись здесь люди, хоть и в намного меньших количествах.

Штаны и длинная футболка, надетые на мне, были огромными и бесформенными, и я обулась в теннисные туфли, чтобы походить на американского туриста-панка. Учитывая многочисленные вариации моего лица в газетах и новостях, я решила, что эта маскировка будет ничуть не хуже любой другой.

Я взглянула на очередной дом с остроконечной крышей и высокими окнами, когда Мэйгар сунул мне в руки картонную упаковку сока.

— Хватит пялиться, — сказал он. — И пей. Мы уже близко.

— Ты бывал здесь прежде?

Он фыркнул.

— Нет, Мост. Мы с твоим мужем никогда не были в тех отношениях, чтобы ходить друг к другу на ужин. Прискорбно.

Я сосредоточилась на другом ряду прилегавших домов, украшенных белыми колоннами. У каждого из них имелся главный этаж над дорогой, который тянулся вдвое выше обычной высоты, и плотно занавешенные окна. Я невольно вспомнила постановку «Питера Пэна», которую в детстве смотрела в театре.

— Может, ты ошибся районом, — сказала я.

— А может, и не ошибся, — сказал Мэйгар. — Ты же знаешь, на кого он работал, да?

Я посмотрела на бронзовую голову льва с кольцом во рту. Она располагалась на столбике перед ступенями, которые вели к входу, обрамлённому белыми колоннами и безупречными вьющимися кустарниками перед тяжёлой дубовой дверью. Я видела камеры по обе стороны двери, но в остальном складывалось впечатление, что оттуда вот-вот выбежит Мэри Поппинс, распевающая песенку.

— Понятия не имею, — сказала я.

Мэйгар тихо щёлкнул языком.

— Этот ублюдок тебе ничего не рассказывал, — он засунул руки в карманы. — Хочешь, чтобы я рассказал тебе, Мост?

Мне пришлось на минутку задуматься.

— Нет.

Он пожал плечами. Я понимала, что он все равно хотел мне рассказать.

— Вэшу пришлось дать своё одобрение, — сказал он, пытаясь раздразнить меня. — Дигойз все ещё официально был наказан, так что проделанная им работа подвергалась внимательному изучению, — остановившись, он показал вверх по улице. — Там. Вот этот дом.

Я сглотнула, увидев, куда показывал его палец.

Угловое здание занимало половину квартала — такое же белое, но выше всех тех, мимо которых мы прошли. Учитывая высоту окон, как минимум один из восьми этажей имел потолки высотой в двадцать футов.

Ионические колонны такой же высоты поддерживали этот этаж, на двух других этажах расположились копии колонн меньшего размера, и у каждой из них был узорный верх в виде четырёх скрученных свитков. Над главным входом развевались флаги, демонстрируя легко узнаваемую британскую символику. Небольшие деревца с идеально подстриженными кронами украшали верхние балконы.

— Он жил здесь? Серьёзно?

— Да, — Мэйгар тихо фыркнул. — Его «работодатели» позволили ему жить здесь по причинам безопасности… и потому что их основные здания находятся поблизости. Квартира в пентхаусе принадлежала ему. Она занимает весь верхний этаж. Остальные помещения сдавались богатым людям и важным зарубежным деятелям.

Я остановила свой взгляд на швейцаре, который стоял перед входом, сцепив руки поверх идеально сидевшего мундира. Он наклонился, чтобы открыть заднюю дверцу лимузина, остановившегося перед обочиной, и подал руку женщине, помогая ей выйти. Наблюдая, как ещё больше швейцаров засуетились вокруг, чтобы достать чемоданы из машины и багажника, я сглотнула.

— Ладно, — сказала я. — Тебе лучше сказать мне, на кого он работал.

Мэйгар улыбнулся, и его свет испустил тёплый проблеск триумфа.

— Это здание, мой дорогой Мост, принадлежит британскому правительству. За углом, на площади, которую мы только что прошли… на знаменитой Белгрейвской площади, между прочим… находится Королевский Оборонный Колледж. Твой муж работал там инструктором, — он издал странный смешок, качая головой. — Дигойз учил червяков, как сражаться с видящими.

Я медленно повернулась, уставившись на него.

— Ты же не серьёзно.

— Серьёзно, — заверил меня Мэйгар. — Насколько я понимаю, его вклад в заведение существенно увеличил количество иностранных студентов, — и вновь он широко улыбнулся. — Он также выполнял контрактные работы на стороне, но добрых семь месяцев в году он преподавал богатым отпрыскам военных со всего мира тактическое искусство ведения межвидовой войны.

К тому времени мы уже приближались к высокому зданию. Посмотрев на него, я издала полусмешок.

— То есть, большой секрет в том, что… он был зарегистрированным? Имел настоящую работу?

— Настоящую работу? — губы Мэйгара поджались, утратив всю былую радость. — Мост, ты хоть себе представляешь, сколько видящих активно пытались убить его, пока он выполнял эту свою «настоящую работу»? Если и существует какая-то работа, которую можно считать настоящим предательством крови, то это она и была.

Забрав у меня сок, он отпил большой глоток. Опустив картонную коробку, он бросил на меня ещё один взгляд, и его полные губы вновь подрагивали от веселья.

— Среди тех из нас, кто знал, ходила шутка, что Дэгс был трахателем червяков, — он широко улыбнулся, затем пояснил: — … то есть, что он предпочитал червяков, а не видящих. Учитывая, что он женился на одной из них, и притом на дочке нацистского генерала Краута, я не думаю, что это кажется притянутым за уши, ведь так? — запрокинув голову, чтобы отпить ещё сока, он сделал глоток и опустил коробку, не отводя от меня глаз. — Если так подумать… он ведь предпочёл тебе человека, не так ли, Мост?

— И видящую, — сказала я.

Он широко улыбнулся.

— Ага. Точно. Но он трахнул человечку, так?

Я прочувствовала это как удар кулаком куда-то в район пупка. Я не перевела на него взгляд.

— Да, — сказала я. — Да, трахнул.

Мэйгар снова широко улыбнулся, хлопнув меня по плечу.

— Не будь такой чувствительной, Мост. Он мёртв.

К тому времени мы добрались до входной двери. Швейцар открыл её перед нами, как только Мэйгар показал своё удостоверение личности, но предварительно все-таки наградил меня неодобрительным взглядом за мой внешний вид. Охранник проводил нас до лифта в стиле арт-деко и вошёл внутрь, как только показал нам жестом заходить первыми. Наклонившись к панели управления, он вставил ключ, повернул в сторону и набрал код перед тем, как нажать верхнюю кнопку с надписью «пентхаус».

Наблюдая за всем этим, я ощутила лёгкую тошноту.

— Может, ты был прав, — пробормотала я, обращаясь к Мэйгару.

— По поводу чего в этот раз?

— Я начинаю думать, что это была плохая идея.

Охранник бросил на меня вопросительный взгляд, но я его едва заметила. Действительно ли я хотела видеть, где жил Ревик? Я практически уверена, что узнаю больше вещей, чем мне хотелось бы знать. Чем выше мы поднимались, тем сильнее болел мой живот, пока я не начала задаваться вопросом, какого ж черта со мной не так.

Очевидно, Мэйгар удивился не меньше меня. Он поддел меня локтем.

— Ты выглядишь так, будто тебя вот-вот стошнит, — произнёс он уголком рта. — Что случилось?

Я покачала головой, бросив на него раздражённый взгляд.

Лифт издал тихий сигнал, и двери раскрылись. Охранник пальцами в перчатках показал нам идти дальше по коридору. Когда мы вышли, он улыбнулся мне и подмигнул, нажимая кнопку, чтобы спуститься обратно.

Ему не нужно было утруждаться показыванием направления. Тут имелась всего одна дверь. Здесь не было никаких опознавательных знаков, никаких табличек. Из потолка торчала небольшая камера с обзором в 360 градусов с затемнённым шариком, защищающим линзы.

— Мы будем стучать? — спросила я почему-то шёпотом.

Мэйгар поднял связку ключей и позвенел ими.

— Зачем? — спросил он и наклонился к замку, но дверь внезапно распахнулась, открывая невысокого жилистого мужчину лет тридцати, с широким лицом и редеющими каштановыми волосами. Мы с Мэйгаром оба встревоженно отпрянули.

Мужчина тоже выглядел ошарашенным.

Посмотрев на него, я невольно задалась вопросом, не сдали ли помещение в аренду. Мужчина перевёл взгляд между Мэйгаром и мной, затем остановился на мне — почти как будто узнал меня.

Я нерешительно шагнула вперёд.

— Мы друзья Дигойза Ревика, — сказала я. — Он жил здесь. Мы всего лишь пришли забрать кое-какие его вещи. Если мы пришли слишком поздно, может, вы подскажете нам, куда их переместили, или кто может…

— Я знаю, кто вы, — выпалил мужчина.

Я почувствовала, как напрягся Мэйгар.

Сделав вдох, я сказала:

— Не думаю, что мы знакомы, мистер…?

— Эддард, — он грациозно отступил от дверного проёма. — Прошу, следуйте за мной, — когда я засомневалась, Эддард повторил более настойчиво. — Прошу, мэм. Идёмте со мной.

Я взглянула на Мэйгара, который медленно качал головой с непреклонным видом.

Когда я кивком головы показала, что мы должны последовать, он снова помотал головой. Однако когда я шагнула вперёд, Мэйгар сделал то же самое, помедлив лишь для того, чтобы вскинуть руки, словно говоря «Ладно, но это ужасная идея».

Я знала, что Мэйгар прав. Следовать за незнакомым мужчиной в правительственное здание, которое ранее занимал якобы террорист-видящий — это весьма беспечно. Никто из нас не мог рисковать и использовать экстрасенсорные способности. Квартира, скорее всего, находилась под наблюдением вне зависимости от того, кем был этот парень. Но я решила, что мы могли рискнуть войти сейчас или спасаться бегством и надеяться, что нам позволят унести ноги.

При первом варианте у меня хотя бы имелся шанс получить то, за чем мы пришли.

Когда человек ушёл на несколько шагов вперёд, Мэйгар подошёл ближе и опустил губы к моему уху.

— Мы в здании, которое принадлежит британской армии, — пробормотал он. — Идём за мужчиной, который говорит, что знает, кто ты.

— Все будет хорошо, — сказала я ему.

— Правда, что ли? Как обнадеживающе.

— Просто доверься мне. Пожалуйста, Мэйгар.

Он посмотрел на меня так, словно у меня диагностировали травму мозга, но когда я не дрогнула, лишь пожал плечами и пошёл за мной.

Я так напряжённо сосредоточилась на мужчине перед нами, что едва замечала сам дом. Однако как только мы добрались до первой лестницы, я осознала, что отвела взгляд от спины человека и внезапно увидела высокие стены, обитые деревянными панелями, потолки, бронзовые скульптуры, картины и каменные полы. Гобелены размером с пол всей моей квартиры покрывали одну из стен в главном коридоре. Они выцвели с возрастом и выглядели так, словно им место в музее.

Даже стены недавно отполировали.

Когда мы проходили слева от гигантской мраморной лестницы, тханка того Будды с множеством голов привлекла мой взгляд. Уставившись на тханку размером с одеяло, затем на лестничный пролёт ниже второго этажа, где я заметила массивную вазу, похожую на китайскую, я поймала себя на мысли, что может быть, это все же вещи Ревика, ждущие аукциона. Я позволила взгляду подняться выше, замечая сводчатый купол над лестницами. Овальное окно с меньшими, но такими же узорными ионическими колоннами окаймляло его как колокольня кафедрального собора.

Эддард провёл нас в комнату с встроенными книжными шкафами из орехового дерева, занимавшими пространство от пола до самого потолка, и поношенной, но дорогой с виду кожаной мебелью, расположенной перед мраморным камином. Стены здесь тоже были обшиты панелями, но я увидела в углу ещё один азиатский стеллаж, вручную расписанный китайский шкафчик и несколько японских ваз. На высоких створчатых окнах висели оливково-зелёные шторы, которые казались такими же старыми и дорогими с виду, как и остальное убранство комнаты.

Я заметила, что в комнате не было ни одной фотографии.

Подумав об этом, я помедлила, остановившись перед каминной полкой. Ну, только одна. Небольшая, стандартного размера фотография стояла на мраморной полке в деревянной рамке.

Направившись к ней, я почувствовала, как что-то в моей груди сжалось.

— Подождите здесь, пожалуйста, — сказал Эддард.

— Эй, — начал Мэйгар. — Погоди-ка…

Но Эддард уже закрывал двойные двери, отрезая нас от главного коридора. Скрестив руки на груди, Мэйгар повернулся ко мне.

— Супер. Потрясающе просто, Мост. Наверное, он звонит своим приятелям в Зачистке.

Мои глаза не отрывались от фотографии, прослеживая линии изображения, которое я знала так хорошо, что на него сложно было смотреть. На фотографии мой отец держал меня на руках, улыбаясь. Он уже потерял вес из-за рассеянного склероза, но он выглядел счастливым и сильным.

Лицо моей матери сияло с другой стороны рамки, такое молодое, что оно меня поразило. Маленькая я между ними прислонялась к груди папы, широко улыбаясь, обхватывая одной рукой его шею и играя с мамиными волосами. Этот образ врезал по мне как удар по лицу.

Мэйгар, кажется, наконец-то заметил.

— Что? — спросил он. — В чем дело? — он посмотрел на полку над камином, где стояла фотография. — Что, Мост?

— Я хочу уйти, — сказала я.

— Ты что-то почувствовала? — от насторожённости его голос зазвучал резче.

— Нет, — я покачала головой, отворачиваясь от фотографии.

Двери распахнулись.

Я повернулась, но ничего не видела через завесу перед моими глазами, не могла различить фигуру, несущуюся на меня по персидскому ковру. Наконец, добравшись до меня, она кинулась в мои объятия, едва не сбив с ног, а потом сжала так крепко, что я не смогла дышать.

Но боги, она была такой худой… как призрак. Даже в состоянии шока я боялась, что могу сломать её.

— Элли! — завизжала она. — Элли! Элли! Элли! Элли! Элли!

Я стояла там, чувствуя себя так, словно меня раз за разом бьют по лицу. Касс стащила солнцезащитные очки с моих глаз, скинула капюшон толстовки и парик с моей головы, затем нахмурилась и принялась отдирать лицевые протезы с носа и щёк. Когда я увидела её без помех, моё сердце сжалось.

Я видела, как Мэйгар дёрнулся в нашу сторону, доставая оружие из кобуры.

— Стоять! — сказал он.

Его тон шокировал меня, заставил отвести взгляд от Касс, которая сдирала последний кусочек модифицированного латекса с моего подбородка.

— Убери от неё руки сейчас же! — сказал он. — Немедленно!

— Нет! — я вскинула руку. — Нет! Все хорошо!

Затем я увидела в дверном проёме своего брата и утратила дар речи.

Я едва узнала его. Его крашеные черные, рыжие и светлые волосы отросли спутанной массой ниже плеч. Его лицо было таким бледным, каким я никогда его не видела, глаза казались слишком огромными, скулы слишком выступали. На одной его руке виднелась свежеокрасившаяся повязка, но он не выглядел как Касс, которая… я повернулась, уставившись на шрам, который рассекал её лицо, ощущая тошноту из-за своего пристального взгляда, но будучи не в состоянии остановиться. Я хотела коснуться шрама, убедиться, что он настоящий, но тут Касс широко улыбнулась и встряхнула меня, привлекая мой взгляд обратно к её глазам.

— Уродина, да? — она широко улыбнулась, но я видела в её глазах облако печали. Нет, не печали — своего рода надломленности, которая исчезла, как только я её заметила. — Забудь об этом! Ты здесь! Ты здесь! — она снова стиснула меня, подпрыгивая на одном месте. — Я так рада, что ты здесь!

Я не смогла заставить свой разум выдать хоть одну вразумительную мысль, но когда Касс широко улыбнулась мне, что-то во мне, кажется, сломалось. Я стиснула её, крепко прижимая к себе. Я обнимала её так крепко, как только осмеливалась, все ещё боясь ей навредить.

— Как ты здесь очутилась? — выдавила я. — Как ты сюда попала? Касс! Как ты здесь очутилась? — я стиснула её ещё крепче, закрывая глаза. — Касс.

— Как мы здесь очутились? — потребовала она, шутливо пихнув меня. — Мы слышали, что ты мертва! Что ты подорвалась на бомбе! В Пакистане, ни больше, ни меньше!

К тому времени Джон тоже добрался до меня. Он оттащил меня от Касс, буквально раздавливая своими похудевшими, но все ещё сильными руками.

— Черт подери, Эл, — он поцеловал моё лицо. — Поверить не могу. Я так рад тебя видеть, — он задохнулся, и увидев, как Джон старается не заплакать, я ощутила, что тоже борюсь со слезами, хоть мой разум все ещё не нагнал происходящее. Я едва могла смотреть на него.

— Джон… — выдавила я, стискивая его рубашку. — Откуда ты взялся?

— Откуда? — он издал странный смешок, вытирая глаза. — Мы наконец-то сели на самолёт в Стамбуле. Ревик с катушек слетит, знаешь… то есть, выйдет из себя.

Я застыла в его руках, но Джон продолжал говорить, не замечая.

— Нам пришлось выкапываться из какой-то дыры в Грузии… то есть, на родине Сталина, а не банджо, - он издал очередной сдавленный смешок. — С тех пор он неделями водил нас кругами, беспокоясь, что мы приведём их к тебе, и теперь ты пришла к нам, как будто…

Заметив выражение моего лица, он умолк, словно недоумевая из-за увиденного.

— Твои фотографии во всех новостях, — добавил он. — Мы думали, ты мертва. Они сказали, что ты мертва. Ревик говорил с Вэшем с тех пор, как мы добрались сюда, но никто ничего не слышал от тебя с тех пор, как они оставили тебя в Калькутте, — он снова вытер глаза. — Они не могли сказать, куда ты направилась… какая-то мера предосторожности.

— Ревик? — выдавила я. — Ты сказал…

— Дерьмо, — Джон всматривался в моё лицо. — Поверить не могу, что ты здесь. Я сдался. Я действительно сдался.

— Ревик? — повторила я.

— Ага, — Джон повторно окинул взглядом моё лицо. — Ты не знаешь! Он с нами, Эл. Териан поймал меня и Касс в Сан-Франциско. Они доставили Ревика примерно месяц спустя. Выглядел он ужасно… — Джон издал лишённый юмора смешок. — Все ещё выглядит ужасно, если хочешь знать правду. Но он спас наши жизни. И не раз. Конечно, он сам едва не пристрелил нас, думая, что мы очередные тела Териана… Териан накачал его наркотиками, и все мы к тому времени немного поехали крышей.

Он помедлил, задумавшись. В его глазах появилось озадаченное выражение, и он продолжал пристально смотреть на меня.

— Эл, — сказал Джон. — Ты здесь вовсе не ради нас, ведь так?

Касс рассмеялась.

— Какая разница? Она здесь! — она дёрнула меня за руку. Я снова уставилась на неё, не в состоянии отвести глаз от шрама. Я посмотрела на перевязанную руку Джона. Она выглядела слишком маленькой.

Я потянулась к ней, и Джон убрал руку, слабо улыбнувшись.

— Не отключайся, сестрёнка. С нами все хорошо, — его глаза не отрывались от меня, все ещё глядя с той незнакомой мне интенсивностью. — А с тобой какого черта случилось? — он вытянул мои руки, осматривая меня. — Даже в этой одежде ты выглядишь так, словно должна носить узи. На самом деле, ты выглядишь… более высокой. Что эти сумасшедшие видящие делали с тобой?

Я не могла выдавить ни слова. Я переводила взгляд между ними, чувствуя себя так, будто могу лишиться чувств. В этот момент Мэйгар, кажется, исчерпал запасы терпения.

— Мост, — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Что, бл*дь, это за люди? Что происходит? Если ты не скажешь мне, я стану расстреливать всех подряд… и первым делом застрелюсь сам!

Взгляды Касс и Джона метнулись в сторону, замечая мускулистого видящего, который, как я внезапно осознала, все ещё нависал надо мной, пытаясь решить, стоит ли вмешиваться.

Касс заговорила первой, смерив Мэйгара взглядом. Она поддела меня локтем и слегка улыбнулась.

— Кто этот милашка? — сказала она. — Ты умудряешься сидеть на двух стульях, девочка? — понизив голос, она пробормотала мне на ухо: — …Надеюсь, у него есть страховка.

Я ошарашенно взглянула на Мэйгара, поначалу не понимая до конца, что она имеет в виду.

Выражение его лица заставило меня замереть. Глаза Мэйгара не отрывались от дверей кабинета. Прямо на моих глазах черты его лица исказились в хмурой гримасе.

— Поверить не могу, — сказал он. — У этого сукина сына девять жизней.

Не подумав, я проследила за его взглядом, и мои глаза совершенно внезапно остановились на Ревике.

Он стоял в нескольких ярдах от дверного проёма, одетый в классическую рубашку и черные брюки. Держа руки скрещёнными на груди, он разговаривал с Эддардом. Судя по его лицу и профилю, он выглядел похудевшим примерно на сорок фунтов с нашей последней встречи. Я почувствовала, что он заметил мой пристальный взгляд, и осознала, что он не собирается смотреть в ответ. Я наблюдала, как он проводит пальцами по черным волосам, заметила отсутствие кольца, и внезапно цепочка на моей шее сделалась очень тяжёлой.

Отведя взгляд, я стиснула спинку кожаного дивана.

Мои руки действительно дрожали. Я крепче стиснула диван, но это не помогло. Касс поймала меня за руку, в её голосе вновь зазвучал восторг.

— Ты не поверишь, какое сумасшедшее дерьмо мы видели! — сказала она. — Мы были в России, Элли! В городе работорговцев в горах! Какой-то парень попытался купить меня! Просто безумие какое-то. А Ревик говорит по-русски, так что он буквально сказал тому парню…

— Не сейчас, Касс, — Джон похлопал меня по плечу, когда я не повернулась. Взяв меня за руку, он погладил мою ладонь пальцами. — Ты в порядке, сестрёнка? Твой мозг не взорвётся, нет? — как только мой взгляд метнулся к нему, он улыбнулся. — Удивлена встрече с нами?

Я кивнула.

— Ты думала, что мы мертвы? — сказал он.

Я снова кивнула, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

— А Ревик? — выпытывал Джон. — Ты думала, что он мёртв?

Подавляя импульсивное желание повернуться, убедиться, кого я видела стоящим в коридоре и игнорирующим меня — этот факт уже сам по себе был достаточным подтверждением… я снова кивнула Джону. Я вытерла щеку тыльной стороной ладони, затем плюхнулась на кожаный диван. Касс и Джон сели по обе стороны от меня, каждый из них обнял меня одной рукой. Не знаю, сколько я там просидела, но в итоге взяла их обоих за руки и прочистила горло.

— Мы не ели, — сказала я. — Мэйгар, наверное…

— Ага, — голос Касс прозвучал тихо. — Они прямо сейчас говорят. — Он и тот другой парень.

— О, — я не смотрела в сторону двери.

— То есть, полагаю, Териан не врал про тебя и Ревика? — Джон улыбнулся, пихнув меня кулаком в руку. — Ты обзавелась мужем, черт подери, Эл? Как это случилось?

— Он действительно спас нам жизнь, — добавила Касс. — Он хороший парень, честно… разве что временами пугающий, — её голос зазвучал робко. — Но он ведь все ещё твой муж, Элли? Он думает, что ты очень сердита на него. И, похоже, он это заслужил. Но, гм… он мне нравится, Эл. Очень.

Я уставилась на узор ковра.

Через несколько секунд я издала тихий смешок. Он напоминал лай морского котика.

— Думаю, она в шоке, Касс, — сказал Джон.

— Ну, а он где? — сердито спросила она. — Я думала, он хотя бы зайдёт сюда. Чем он там занимается?

— Прячется, — рассмеялся Джон, ткнув меня пальцами под ребра. — Оказывается, Рэмбо боится своей жены. Ты поговоришь с ним, сестрёнка? Или позволишь ему мучиться там?

Я подняла руки и пальцами провела по волосам.

— Здесь есть уборная? — спросила я.

Я почувствовала, как они посмотрели друг на друга.

Затем голос Джона зазвучал буднично.

— Да. Конечно.

Он заставил меня встать, бережно подводя к двери кабинета. Он провёл меня прямо мимо Ревика и Мэйгара, которые, как я почувствовала, оба смотрели на меня. Я проследовала за Джоном до основания лестницы, не посмотрев на них, и Джон показал мне вверх.

— Там уборные больше. Можешь даже принять ванну, если хочешь… на самом деле, я тебе даже рекомендую. Там и одежда есть. У Касс есть несколько сумок с новыми вещами. Вторая комната по коридору, думаю. Несколько дней назад он повёл нас за покупками, и черт, у этого мужика внушительный счёт на текущие расходы, — когда я подняла взгляд, Джон широко улыбнулся, но эта улыбка погасла при виде моего лица. — Эл. Ты в порядке?

Я кивнула.

— Не жди меня. Я недолго.

Джон привлёк меня в объятия. Я чувствовала его сердце тёплой вспышкой в груди.

— Я так рад, что с тобой все хорошо, Эл. Я беспокоился за тебя. Месяцами. Я начинал думать…

Слезы комом встали в моем горле.

— Я тоже.

Он отпустил меня. Постояв там неловко ещё несколько секунд, я повернулась и начала подниматься по лестнице. Когда я обернулась с пролёта между двумя лестницами, Джон все ещё смотрел на меня с беспокойством в глазах. Его ладони лежали на бёдрах, украшенные татуировками руки выглядели слишком худыми. Я заметила новые шрамы, сходящие синяки, и отвернулась.

Мне нужна ванна, подумала я. Затем я вновь почувствую себя нормально.

Затем со мной вновь все будет в порядке.

 

Глава 44

Ланч

Мне потребовалось больше времени, чем я сказала Джону.

Я не знала, в чьей спальне я находилась, и не хотела слишком об этом задумываться, когда увидела на полочке женский шампунь рядом с мужским.

Помывшись и закутавшись в полотенце, я зашла в две разные комнаты, пока не нашла магазинные пакеты, о которых говорил Джон. К тому времени я была на пару дюймов выше Касс и на два размера меньше в груди, но в итоге остановилась на шёлковых брюках с низкой посадкой и эластичной футболке. После слишком долгого изучения своего отражения в зеркале, обдумывания макияжа, затем отказа от этой идеи, я завязала волосы свободным узлом у основания шеи и заставила себя спуститься.

Джон и Касс живы. Мои лучшие друзья живы. К тому времени, когда я добралась до низа лестниц, эта мысль наконец-то отложилась в сознании.

Когда я вошла в столовую, моя улыбка даже казалась настоящей.

Я села на самый ближний к двери стул, не встречаясь взглядом ни с кем, кроме Джона, который при виде моей улыбки улыбнулся в ответ. Я поискала Касс, нашла её сидящей рядом с Ревиком в противоположном углу. Он положил руку на спинку её стула, и Касс смеялась, рассказывая ему что-то. Ревик улыбнулся, дёрнув за кончики её длинных волос. Я уставилась на его руку там, где он её касался, и увидела в его взгляде на Касс больше привязанности, чем он когда-либо адресовал мне.

Я вспомнила насмехающиеся слова Мэйгара, когда мы только подходили к зданию.

«…предпочитает людей».

Взгляд Ревик метнулся ко мне. Он впервые посмотрел прямо на меня, и в этом взгляде была…

Иисусе. Это была вина.

Я сдвинулась с места прежде, чем мой мозг сформировал сознательную мысль.

— Элли, — стул Ревика скрипнул по деревянному полу. Он встал почти одновременно со мной, — Элли, — Ревик протянул руку, и это выглядело почти как жест примирения или попытка успокоить животное. — Элли. Куда ты идёшь?

В комнате воцарилось молчание. Я сглотнула, переводя взгляд между лицами.

Честно, до тех пор я даже не полностью осознавала, что встала.

Мэйгар откинулся на своём стуле, скрестив руки на груди. Он вскинул бровь, глядя на меня, но я вздрогнула при виде жалости в его глазах. Джон бросил на Ревика предостерегающий взгляд, который я не могла интерпретировать, а Касс просто выглядела недоумевающей.

Я не могла заставить себя посмотреть на Ревика.

— Я… — я прочистила горло. — Извините, — я неопределённо взмахнула рукой в сторону стола. — Продолжайте, ешьте. Я сейчас вернусь, — сложно было смотреть на них из-за злости на саму себя. Мне нужно перегруппироваться, вернуться, когда я приведу свои мысли в порядок. Я не могла вот так смотреть на Касс. Они явно прошли через ад. Я не имела никакого права завидовать тому, что из этого вышло, особенно поскольку я…

— Элли! — голос Ревика прозвучал резко.

Когда все посмотрели на него, он прочистил горло.

— Это может подождать? Ты нужна нам здесь. Мэйгар не хотел говорить за тебя.

Я посмотрела на Мэйгара, который кивнул и жестом показал мне садиться.

— Нам нужен план, Мост. Твой муж… — он произнёс это слово с открытым презрением, и я ощутила, что Ревик перевёл взгляд на него. — …похоже, думает, что за ними могли следить. Что им позволили сбежать в надежде, что он приведёт Шулеров к тебе, — Мэйгар посмотрел на Джона. — Я правильно понял?

— Ага, — Джон настороженно покосился на Мэйгара, потом на Ревика. — Ага. Верно.

Я стояла там, чувствуя себя загнанной в ловушку. Я посмотрела на Касс, увидела, что Ревик отодвинул свой стул на несколько футов от неё. Ощущая тошноту, я посмотрела на Джона. Его глаза открыто просили меня остаться. Вновь заметив, как сильно он похудел, я сглотнула и кивнула. Я взглянула на шрам на лице Касс, увидела, что она смотрит на меня с тревогой в глазах, и возненавидела себя ещё сильнее.

Боги, да что со мной не так?

— Ладно, — я опустила свой вес на стул. — Конечно.

Я почувствовала, как все за столом выдохнули.

Касс первая улыбнулась мне.

— Мэйгар сказал, что все это время ты была в Индии?

Я кивнула.

— Ага. Последние несколько месяцев, во всяком случае. Училась. Тренировалась. Ну, ты понимаешь.

— Почему ты здесь? — спросил Ревик.

Не успев остановить себя, я посмотрела на него.

Его лицо превратилось обратно в маску разведчика, глаза сосредоточились на столе. Он действительно похудел. Сильнее, чем Касс или Джон, хотя они все трое выглядели как узники концлагеря. Когда Касс впихнула мне тарелку, я крепче стиснула её пальцами и набрала на вилку горку чего-то, похожего на жареную картошку.

— Я искала наводки, — сказала я. — Отпечатки, полагаю.

— Чего именно? — спросил Ревик, не поднимая глаз.

— Я выслеживала Галейта. Я зашла так же далеко, как и ты.

Касс запихнула в рот ложку салата.

— Что такое Галейт? — спросила она.

— Глава сети Шулеров, — сказал Ревик. — Бывший босс Териана, — его голос вновь обратился ко мне. — Почему его?

Я пожала плечами, не отвечая. Честно, у меня не было хорошего ответа. Ничего, что я могла бы сказать им всем. Я выслеживала Галейта, чтобы найти Ревика, чтобы вытащить его из сети Шулеров, где, как мне думалось, он застрял после смерти.

Я не могла сказать ему это сейчас, так что закрыла свой разум щитами.

Я ощутила, как Ревик отреагировал на моё молчание, почти вздрогнув.

— Что насчёт бомбы? — спросил Джон. — В Пакистане. Это была ты?

Я ощутила, как недомогание усиливается, и осознала, что Ревик действительно сканировал меня своим светом.

— Нет, — сказала я, взглянув на Джона и выдавив улыбку. — Никаких бомб в последнее время.

Воцарилась очередная тишина, пока все ели. Я наблюдала, как Ревик разрезал кусок мяса и уставился на него. Джон и Касс ели так, словно умирали с голода, словно им больше никогда не дадут еды. Затем я увидела, как Касс подталкивает Ревика кушать, и отвернулась.

— Элли, — произнёс Ревик, все ещё не глядя на меня. — Чего ты хочешь от Галейта? Ты знаешь, что он всего лишь будет заменён, если…

— Да, я знаю, я… — осознав, что перебила его, я умолкла. Я почувствовала, что моё лицо заливает румянцем, но сохранила нейтральный, почти деловой тон. — Видящие в Индии, у них есть план. Для него нужно знать, кто такой Галейт. В реальном мире, имею в виду. Я сумела немного помочь им с выслеживанием…

Я умолкла, пытаясь определить, правда ли это.

— …Ну, у меня, во всяком случае, есть более прямая линия с ним. По некоторым причинам, — сглотнув, я не посмотрела на Ревика. — Их план вроде как имеет мало шансов на успех, но это уже что-то. Я не могла ничего не делать, и Вэш попросил меня о помощи, так что…

Почувствовав, что все снова уставились на меня, я взглянула на Мэйгара — может, в поисках помощи.

— Слушайте, это же сейчас не самая важная вещь, ведь так? — сказала я. — Похоже, они знают, что я в Лондоне. Может, нам стоит разделиться. Направиться в Азию по отдельности. Раз Ревик здесь, он, наверное, в любом случае может сделать то, для чего Семёрке нужна была я, — я мельком взглянула на него. — Я все равно приехала сюда лишь для того, чтобы попробовать нырнуть в его воспоминания.

Я ощутила импульс чего-то и осознала, что это исходило от Ревика. Что бы это ни было, ощущение было достаточно интенсивным, чтобы поразить меня. Я взглянула ему в лицо, но его глаза не отрывались от Мэйгара.

Его голос зазвучал ровно.

— Тебе стоит знать… среди Шулеров происходит фракционная борьба. Териан выстраивает план по завоеванию вершины. Моя версия — он хочет, чтобы ты сделала это за него. Или использовать тебя в качестве рычага, может быть. Может, даже сделать то, что ты планируешь сделать с Семёркой.

— Сомневаюсь.

— Элли, — сказал он. — Я лишь хотел сказать…

— Я знаю, что ты хотел сказать, — произнесла я, снова его перебив.

В ответ на его молчание я покраснела, взмахнув рукой над столом.

— Я понимаю, Ревик. Ты думаешь, что он играет со мной. Что он манипуляциями принудил меня к тому, что я делаю, — я взглянула на Мэйгара, который нахмурился и скрестил руки. — Может, ты прав. Как я и сказала, я лишь пыталась помочь. Может, ты изменишь мнение, узнав, что это не мой план. Это план Вэша. Я знаю его не так давно, но похоже, разведчики ему доверяют.

После моих слов воцарилось очередное молчание.

Я почувствовала, как моё лицо заливает теплом, но не посмотрела на сидевших за столом. Прокрутив в голове свои слова, я вновь осознала, как это, должно быть, прозвучало при всех обстоятельствах.

Я попыталась решить, как мне взять слова назад или, может, сменить тему.

Ревик нарушил молчание.

— Я не подразумевал оскорбления, Элли, — тихо произнёс он. — Он хорош в этом. В манипулировании событиями. Я лишь хотел сказать…

— Я понимаю, — сказала я. — Все хорошо, Ревик. Правда. Прости, что я воспринимаю все в штыки. Я не знаю, что творю. Поверь мне, я это понимаю. Все хорошо.

Я почувствовала, как мои челюсти сжимаются от осознания, что я снова его перебила.

Избегая его взгляда, я посмотрела на сидевших за столом, заставляя себя заметить их физическое состояние, действительно увидеть это. Я проиграла в голове слова Ревика, посмотрела на руку Джона, на порез на лице Касс, на то, что было не так с шеей Ревика. Внезапно все то, что я делала с Семёркой, показалось мне откровенно бредовым.

— Может, ты прав, — повторила я, говоря в тишине. — Наверное, ты прав, Ревик, — я поколебалась, снова посмотрев на всех них. — Я гналась не за тем Шулером.

Я почувствовала, как моё лицо вновь заливает теплом, когда я прокрутила в голове свои слова.

Покачав головой, я заставила свой голос звучать нормально.

— Слушайте, я сожалею. Правда, сожалею. Я говорю все неправильно. Наверное, я не знаю, как выразить, как ужасно я сочувствую всему тому, что случилось с вами.

— Элли, — тихо произнесла Касс.

Я взглянула на неё. Увидев её влажные глаза, я перевела взгляд на Джона.

— Правда в том, что находиться со мной все ещё не безопасно. Небезопасно даже быть знакомым со мной. Теперь вы должны это понимать. Хотелось бы мне изменить это. Правда, хотелось бы. Но это так. И ситуация может не измениться никогда.

Когда никто ничего не сказал, я прочистила горло, вытирая глаза.

— Когда мы закончим здесь, нам с Мэйгаром лучше уехать, — я поколебалась, взглянув на Ревика. Он не посмотрел на меня в ответ. Посмотрев мимо него на Касс, я сказала: — Ревик, наверное, сможет доставить вас куда-нибудь в безопасное место. Теперь у меня есть деньги. Вэш пообещал мне финансирование. Я могла бы… — я взглянула на Ревика. — … Нанять его, то есть. Если это всех устроит.

Воцарилось очередное молчание.

Я чувствовала, что все смотрят на меня, за исключением Ревика.

Затем Мэйгар весело фыркнул. Он посмотрел на Ревика и швырнул свою салфетку на стол.

— Слышал это? — сказал он. — Тебя отпустили на все четыре стороны, мальчик-Шулер.

— Заткнись, Мэйгар, — сказала я.

— О, не беспокойся. Я одобряю, Мост. И ты права. Он наверняка трахает горячую азиатскую цыпочку…

— Что? — Касс уставилась на него, затем на меня. — Что он сказал?

Я покачала головой, награждая Мэйгара жёстким взглядом.

— Ничего он не сказал, Касс. Прошу, просто забудь.

Я видела, как она разинула рот, затем посмотрела обратно на Мэйгара. её глаза прищурились, затем она как будто приняла решение и скрестила руки на груди.

— Да какая разница.

Я встала, не в состоянии смотреть на них в данный момент.

— Слушайте, я не прогоняю вас. Мэйгара приставил ко мне Совет, так что он застрял со мной. Но вы-то нет, — я посмотрела на Джона. — Я не хочу оставлять никого из вас. Я люблю вас. Надеюсь, вы все это знаете. Ревик знает, как опасно быть рядом со мной… он вам скажет…

Снова воцарилось молчание, в этот раз более долгое. Ревик не шевельнулся на стуле.

Человеческий слуга, Эддард, наконец, нарушил тишину, войдя в комнату. Он посмотрел по сторонам и вопросительно выгнул бровь.

Затем прочистил горло и посмотрел прямо на меня.

— Мэм? — он подождал, пока я повернусь.

На мгновение я не могла отвести взгляд от сидевших за столом. Джон пристально смотрел на Ревика, словно повелевая ему сказать что-нибудь. Касс смотрела на меня с неверием в глазах, но я также видела там злость. Затем она наградила сердитым взглядом Мэйгара, но он лишь улыбнулся и подмигнул ей, а затем послал воздушный поцелуй.

Взглянув на Ревика, я осознала, что не могу отвести глаз. Он уставился в стол, его лицо было совершенно лишено всякого выражения.

— Мэм?

Я повернула голову, наконец, осознав, что его слова адресовались мне.

— Что? — спросила я. — Эддард? Что такое?

— Снаружи войска.

— Что? — Мэйгар вскочил на ноги, откинув стул назад. — Какие?

Эддард смотрел лишь на меня.

— Полагаю, все, сэр.

 

Глава 45

Нисхождение

Я присела на корточки в алькове возле длинного ряда дымовых труб.

Ревик и Мэйгар практически взяли на себя контроль с тех пор, как объявилась армия. Через считанные секунды они использовали защищённую сеть Ревика, связывались с людьми из Охраны Семёрки, вызывали команду, чтобы та забрала нас через крышу.

И все же тишина оглушала.

Я не знала, о чем думали остальные.

Я не хотела их читать, но ощущала немалое количество злости и боли, особенно от Касс. От Джона я тоже ощущала боль, но скорее печаль, нежели злость. Я прикусила губу, изо всех сил удерживаясь, чтобы не обратить их внимание на очевидный факт: происходящее прямо сейчас — именно то, во что я боялась их затащить.

— Мне не стоило сюда приезжать, — пробормотала я.

Произнося эти слова, я стояла сбоку одного из окон в квартире Ревика и смотрела вниз на улицу. Меня омыло чувством какой-то бесполезности, когда я увидела строй армейских машин, собравшихся у основания здания. Кто-то там взял громкоговоритель и выкрикивал команды. Я слышала и другие языки, помимо английского, так что велика вероятность, что там внизу присутствовал и СКАРБ.

Новостные фургоны подъехали как раз в тот момент, когда Мэйгар дёрнул меня за руку и оттащил от окна.

Я позволила ему увести себя наверх по лестницам, к остальным, затем по маленькой потайной лестнице за небольшим бюро в хозяйской спальне. Над ней находилась ещё более узкая лестница, которая вела к обшитой металлом двери на крышу.

Теперь мы все вшестером присели низким рядком, глядя на ширь серого неба.

Ревик прислонялся к стене рядом со мной.

Я не особенно думала о порядке, когда мы миновали тот последний участок лестниц, но сейчас он явно находился слишком близко. Стиснув край кирпича у моего лица, я сумела закрыть от него свой свет, но мой взгляд раз за разом возвращался к нему.

Ревик ни разу не посмотрел на меня в ответ.

Я остановила взгляд на бледном рубце над воротником его белой рубашки.

— Я расскажу тебе, Элли, — произнёс Ревик. — Все, что ты захочешь знать. Но не сейчас.

Моё горло сдавило. Он почувствовал, что я на него смотрела.

Ну конечно, почувствовал. Даже не будь Ревик тем, кем он был, на этом месте все равно имелась конструкция. Учитывая нашу связь, он наверняка мог слышать все мои мысли, когда мы находились так близко — хоть я пыталась закрываться щитами, хоть нет.

Ревик бросил на меня беглый взгляд, стиснув челюсти.

— Нет, — сказал он. — Не могу.

Позади меня раздался голос Мэйгара, и повернувшись, я увидела, что он разговаривает по гарнитуре. Он использовал язык видящих вперемешку, кажется, с французским.

— Они перекрывают улицу, — сказал Ревик, переведя для меня.

— Мэйгар сказал, что мы взорвём здание?

— Да, — Ревик по-прежнему не смотрел на меня. — Они этого ожидали, — я видела, как он вновь взглянул на Мэйгара и сильнее стиснул челюсти.

В этот самый момент Эддард крикнул:

— Сэр! Они на подходе!

Я проследила взглядом туда, куда показывал палец человека. Вдалеке черные, похожие на насекомых фигурки поднялись над горизонтом. На протяжении многих месяцев они отпечатались в моем мозгу как вещи, которые приносят смерть, оружие и поимку, но в этот раз моё сердце воспарило при виде черных точек, которые становились все крупнее.

Может, мы действительно выберемся отсюда.

Я взглянула на Эддарда, изучая его свет в конструкции Ревика. Определённо человек.

— Кто он? — спросила я у Ревика.

Ревик проследил за моим взглядом.

— Он работает на меня. Он сказал, что не доложит армии, если я не сделаю ничего «неуместного». Он чист, — добавил он, предугадывая мой следующий вопрос. — …И я хорошо ему плачу.

Я кивнула, глядя на приближающиеся вертолёты.

Секунды спустя в альков, где мы присели, с грохотом ворвался звук. Поначалу он доносился от одних только вертолётов, а затем между зданиями рикошетом отразился свистящий звук — сначала тихий, затем оглушительно громкий. Ревик рядом со мной напрягся. Я едва уловила вспышку пары реактивных истребителей США прямо перед тем, как они выстрелили.

Первая ракета врезалась в передний вертолёт и взорвалась.

Я отпрянула назад, не сумев оторвать взгляд даже через прикрывшую меня руку Ревика. Я наблюдала, как чёрный дым валит грибообразным облаком из накренившейся кабины. Огонь полыхнул в тот самый момент, когда секунду спустя второму вертолёту тоже пришёл конец.

Не до конца понимая происходящее, я смотрела, как гравитация берет своё буквально в нескольких сотнях футов от крыши, где примостились мы.

Резко поднявшись на ноги, Ревик отступил к небольшому лестничному пролёту, показывая остальным обратно на дверь в тот самый момент, когда я услышала грохот и скрежет металла и стекла. Я все ещё отупело сидела там, когда два вертолёта завершили падение, врезавшись в то, чему угораздило оказаться на улице под ними.

Я чувствовала видящих, умиравших в кабинах.

Я все ещё стояла там, когда кто-то схватил меня за руку и поволок к открытой металлической двери. До тех пор я не осознавала, что все остальные зашли внутрь, что я стояла там одна. Когда я взглянула в лицо Мэйгара, он лишь крепче дёрнул меня за руку, его глаза и губы выражали нетерпение.

Бросив последний взгляд на небо, я вернулась внутрь вместе с остальными, когда истребители тандемом просвистели над головой, оставив за собой белые следы.

***

Внутри Барьера хлещут ветра, раскидывая в разные стороны освещённые нити миллиардов взаимосвязанных созданий.

Пирамида нависает над Лондоном, отбрасывая длинную тень, сгибая и сокрушая живые света, пока члены Организации, Братства — Шулеры — ныряют внутрь и наружу зданий, через умы и связь, через военных, полувоенных, через агентов национальной безопасности трёх различных наций. На земле к этому времени СКАРБ уже заправляет операциями. Они руководят действиями армии и местных властей, и даже Зачисткой — их более бюрократизированной составляющей, которая занимается в основном нелегальными вторжениями видящих на людскую территорию.

В эти дни СКАРБ нанимает куда больше видящих, чем людей, хотя человеческие власти и Мировой Суд изо всех сил стараются скрыть этот факт от гражданских.

Над массой разведчиков в одиночестве стоят два световых тела и наблюдают.

Один направляет немаленькую часть крупного организма Пирамиды.

Он делает это на фоне, используя части своего разума и света, которые уже не обязательно выдёргивать из массы его бодрствующего сознания.

Другое создание, стоящее рядом с ним — его старейший друг.

«Она прикрыта щитами, — комментирует Ксарет. — Скорее всего, мальчишкой Элан, Мэйгаром. Или теми коленопреклонёнными из Азии. Может, к этому времени даже самим Дигойзом».

«Ты уверена, что Дигойз здесь?» — говорит Галейт.

Её единственным ответом служит мрачный кивок, пока она смотрит на мечущиеся силуэты.

«То есть, он жив, — выдыхает Галейт, будучи не в состоянии скрыть своё облегчение. — Териан всего лишь забрал его у меня. Скорее всего, чтобы использовать против меня, — все ещё размышляя, Галейт хмурится. — Очевидно, он и Мост хочет заполучить для этих целей. Дигойз мог помочь ему заполучить её».

«И контролировать её», — посылает Ксарет.

Галейт хмурится ещё сильнее. «Да. Конечно».

Они оба наблюдают, как разведчики Организации плетут плотную Барьерную структуру над белым зданием, сосредотачиваясь преимущественно на верхнем этаже. Сеть вытолкнет разведчиков Семёрки наружу. Она не пустит в Барьер любого, кто может попытаться помочь Мосту и её последователям.

После завершения сети, на следующем этапе они обрушат конструкцию Дигойза.

Все, что делает Организация, систематизировано по номерам.

Ксарет спрашивает: «Разве не более рискованно убивать её сейчас? Она ведь попросту вернётся, так? — она изучает свет Галейта через темноту Барьера. — Вместо этого мы можем сделать то, что пытается сделать Териан. Забрать её живой. Дигойза тоже. Если у нас будет её супруг, у неё не останется выбора, кроме как сотрудничать с нами. Мы могли бы использовать её, чтобы обрушить войну тогда, когда мы будем готовы. На наших условиях».

Галейт сухо улыбается. «Ты предполагаешь, что эту войну можно контролировать. Войну редко можно контролировать, друг мой… а Смещение — тем более».

Его свет следует за роем разведчиков. «В любом случае, Мост и Элисон — не совсем одно и то же существо. Она может иметь не больше контроля над происходящим, чем мы. Под поверхностью её личности существует тяга — предварительно заложенная программа, если тебе так угодно. Очень сложно воздействовать на такое влияние. Она не столько является Мостом, сколько одержима им».

«И все же. — Он пожимает плечами, глядя на полотно, сотканное его трутнями. — Она есть и всегда будет первоочередным выбором для исполнения этой роли. Это кое-что да значит».

Ксарет думает над его словами. «Можно ли это остановить? По вашему мнению, Защищающий Щит. Эту силу возможно сдержать?»

Галейт медленно и задумчиво кивает. «Да. Я так думаю. С помощью осторожной работы».

«А Дигойз?»

Галейт усмехается. «Ах, Дигойз. Что нам делать с ним? — его улыбка выражает привязанность. — Он заслуживает, чтобы ему отчасти отдали должное за все это, — он протягивает руку над облаком разведчиков, формирующих сеть. — Но Териан тратил время впустую. При его уходе мы не ставили на разум Дигойза временный щит. Мы сломали его полностью».

Он вздыхает, источая бледный свет.

«Теперь он целиком и полностью изобретение Семёрки. Больше мёртвый, чем живой… по крайней мере, в отношении того, кем он некогда был. Нет, — он с прискорбием качает головой. — Нам нечего опасаться с его стороны, мой старый друг. Дигойз теперь призрак. Тень».

Ксарет не отвечает.

«Мир, — говорит Галейт. — Он требует постоянной работы, не так ли? — его тёмные глаза горят как угольки. — Я не желаю больше говорить о Смещениях или предречённых войнах».

«А Териан? — отваживается она. — Он один из Четвёрки, не так ли?»

Галейт поворачивается, и его глаза вспыхивают. После паузы он загадочно улыбается. «Такая возможность удивляет тебя, мой старый друг?»

«В некотором роде да, — говорит она. — Он знает?»

Свет Галейта испускает очередную загадочную улыбку. «Я полагаю, он начинает подозревать».

«И что вы будете с ним делать? — настаивает Ксарет. — Разве вас не беспокоит, что он может начать эту войну даже без вашего Моста? Или что вы можете навредить истории, расправившись с несколькими из Четвёрки?»

Галейт сухо улыбается, сцепляя световые руки на пояснице.

После паузы он поворачивается, глядя другой в глаза.

«Я обещал моему другу Ксарет, что я не истреблю всех её созданий».

Его улыбка становится жёсткой, черные глаза смотрят резко.

«…Но Терри, — нежно говорит он. — Твоё время вышло. Мне повезло, что ты настолько же очевиден, насколько ты безумен».

Создание, называющее себя Ксарет, поворачивается, его светящиеся глаза внезапно приобретают хищное выражение.

Галейт добавляет: «Надеюсь, что ты хотя бы получил объяснения, на которые надеялся, мой старый друг».

Разряд света ударяет сверху.

Териан уворачивается от него, разрывая свою связь с Пирамидой и оставляя за собой фальшивый отпечаток Ксарет.

Темнота исчезает…

***

… и Териан распахнул жёлто-золотые глаза.

Он лежал на кремовом сиденье частного самолёта, в теле женщины средних лет, обладавшей телом игрока в теннис. Она отправлялась в недельный отпуск в Хэмптонсе, с мужем № 2 и детьми. Когда она поморгала, чтобы сфокусировать взгляд, перед ней появился мужчина с пистолетом.

Это был не её муж.

— Ты действительно думал, что он не услышит, чем ты занимался, Терри? — спросил видящий.

Женщина подняла руку. Бриллиантовое обручальное кольцо блеснуло на третьем пальце.

— Мы можем поговорить об этом, брат мой…

Разведчик выстрелил.

Череп худой женщины в костюме от Шанель за пять тысяч долларов разлетелся от пули, вошедшей прямо в её правый глаз, и с тошнотворным шлепком заляпал обивку сиденья.

Она обмякла на мягком кожаном кресле.

… как раз в тот момент, когда другой мужчина на другом континенте приблизился к девочке, терпеливо расчёсывавшей тёмную гриву пони. Ей на вид было около шестнадцати, но в её глазах проступило более взрослое выражение, когда приближавшийся к ней разведчик приладил к стволу глушитель. Её длинные волосы взметнулись на ветру, когда она попыталась оседлать маленькую лошадку.

Не успела она перекинуть ногу, как он уже выстрелил.

Теперь они все в курсе. Все Терианы, всюду. Он в бегах, во всех его возможных формах, но Галейт ожидал этого, планировал это.

…Мужчина лет двадцати пяти метнулся по проходу со слот-машинами, широко раскрыв глаза и обшаривая выходы меж мигающих огоньков и звуков казино. Он вот-вот должен был добраться до охраняемого входа в коктейльную зону, когда прямо перед ним остановился охранник и нанёс несколько ударов по почкам прямым ножом.

Он не успел даже вскрикнуть, как тот же охранник вогнал шприц ему в шею.

Он нажал на поршень, чтобы ввести барбитурат.

Вокруг собралась толпа, наблюдающая, как парень лет двадцати спазматически содрогается на ковре. Лишь охранник видел, что его глаза сверкнули жёлтым перед тем, как он скончался.

… Бизнесмен в Италии вышел из церкви, лихорадочно отыскивая семейную машину с шофёром. Он пересёк улицу, подняв воротник пальто и вскинув руку, чтобы остановить такси, но тут неизвестные личности застрелили его на глазах у десяти свидетелей, включая секретаршу, с которой он встретился часом ранее в близлежащем жилом здании, и которую он трахал втайне от жены больше трёх месяцев.

… и тут же вице-президент Соединённых Штатов, Итан Веллингтон, с рывком и хрипом сел в своей постели.

Несколько долгих мгновений он не понимал, что его разбудило.

Он не знал, что не так.

Затем, получив несколько вспышек из Барьерной конструкции, которую он возвёл над комнатой, он пошарил по кровати в поисках тела жены и ощутил прилив лёгкой паники, когда не нашёл её. Через несколько секунд он вспомнил, что она в отъезде, в туре по южным штатам — то ли по программе бесплатных школьных ланчей, то ли по другой социальной благотворительности, которую он попросил её поддержать.

Когда части его стали шептать в темноте, он осознал, что даже благодарен за её отсутствие.

Он скинул одеяло, засунул ноги в плюшевые тапочки и потянулся к ящику, где все ещё держал маленький пистолет — как и в той квартире, которую они с Хелен делили, когда жили вместе в магистратуре.

Дверь в его спальню открылась.

Итан напрягся, моргая и глядя в гигантское око фонарика Maglite.

— Хорошо, — сказал он и выдохнул, узнав Уэса, главу его службы безопасности. — Поручи им подогнать машину. Возникли срочные семейные дела, и…

— Сэр, — сказал агент. — В этом нет необходимости.

До Итана дошло, что он совершил ошибку, как только его глаза достаточно привыкли к свету и увидели пистолет, который глава его службы безопасности держал рядом с фонариком.

В разуме Итана проигралось сожаление — что это не тело видящего, что он мог бы отреагировать быстрее, что он не вспомнил позвонить Хелен той ночью.

Агент выпустил четыре пули ему в грудь.

Карие глаза Итана полыхнули жёлтым, когда он соскользнул на пол спальни, заливая кровью новый шёлковый ковёр, который его жена нашла для них в Дубае, во время их последней поездки с президентом Дэниэлом Кейном, Лизой Кейн и близнецами.

Последнее, что услышал Итан — это протяжный вой сирены за окном, а затем все потемнело.

 

Глава 46

Контакт

Я наблюдала, как Ревик проверяет панель безопасности у дверей кабинета.

Эддард нависал над ним. Джон и Касс стояли в стороне от высоких створчатых окон, глядя на улицу, где, как я слышала, деятельность забурлила ещё активнее. Мэйгар занимался тем же самым у третьего окна, стискивая в руках автоматическую винтовку.

Прямо на моих глазах Джон засунул за ремень один пистолет, а другой взял в здоровую руку — кажется, это был один из глоков Ревика.

Мой брат был пацифистом.

Я обернулась, когда Ревик прошёл мимо меня, направляясь к китайскому шкафу. Он отодвинул вазу на близлежащий столик и стащил с деревянной поверхности ключ. Я наблюдала, как он отпирает двойные двери буфета и нажимает кнопку, спрятанную за фальшивой деревянной панелью.

Панель скользнула в сторону, открывая обитый бархатом неглубокий ящик.

Я могла лишь таращиться, наблюдая, как он берет с синей бархатной ткани ещё один пистолет, проверяет магазин и смотрит, сколько осталось пуль, затем заряжает и передаёт оружие Эддарду. Затем Ревик поднял второй пистолет, затем третий. Он проверил их все, один засунул за пояс, а второй тоже отдал Эддарду.

Затем я видела, как он показывает в мою сторону, все ещё бормоча что-то Эддарду — слишком тихо, чтобы я расслышала. Я отвернулась.

Одной рукой я держалась за живот. Я с трудом дышала.

Мой мозг как будто замкнуло где-то в промежутке между разговором за ланчем и моментом, когда над лондонскими улицами под нами взорвались два вертолёта. Наверное, запоздалая реакция. На то, что в меня стреляли истребители, на затяжной стресс, на почти полное отсутствие сна за последние двое суток. На новости о том, что Ревик, Касс и Джон все ещё живы.

От последнего я сильнее всего пребывала в раздрае.

Джон и Касс живы. Живы, но явно пострадали, травмированы, едва не умерли с голода, терпели пытки неделями, если не месяцами. Они оба выглядели настолько иначе, что я едва узнавала их, и не только физически. Я скорбела и злилась, что получила их обратно лишь для того, чтобы снова подвергнуть опасности — и чтобы потом быть вынужденной отослать их прочь, при условии, что мы вообще выберемся живыми. Шрам Касс, отсутствующие пальцы Джона, их худоба, выражения их глаз — я смотрела на них и мечтала, чтобы я могла что-то предпринять. Хоть что-нибудь.

Но я не могла.

Я взглянула на Ревика. Он не посмотрел на меня в ответ.

Я ощутила желание пошевелить конечностями. Думаю, я намеревалась подойти к Джону и Касс, но должно быть, у моего тела были другие идеи, потому что я добралась только до китайского шкафа и открытого ящика с оружиями. Ревика там уже не было. Он стоял у другой стенной панели в противоположной стороне комнаты. Он нажимал на клавиши, и по глазам видно было, что он находился в Барьере.

— Они поменяли все мои коды, — пробормотал он. — Нам придётся воспользоваться лестницами.

Я уставилась на пистолет в ящике, который показался мне знакомым.

Он выглядел в точности так же, как тот, которым Ревик владел все те годы в Германии. Я подняла его, взвешивая тяжесть металла на ладони. Он был таким маленьким. Даже казался игрушечным.

— Мы не можем воспользоваться лифтом, — сказал Ревик. Я чувствовала на себе его внимание, но не повернулась. — Мы должны идти по лестницам. Немедленно. Ещё есть шанс, что мы сумеем добраться до подвала.

— Ревик, — прочистив горло, я покачала головой. — Нет.

Все застыли.

Я думала, что в панике они про меня забыли, но когда я повернулась, все в комнате сосредоточились на моем лице. Даже Эддард уставился на меня с выражением любопытства и жалости. Наверное, он подумал, что я сорвалась. Я не смотрела на Ревика, но чувствовала, как его разум скользит мимо моих слов, все ещё думая, как нам выбраться из здания.

Он повернулся к Эддарду.

— Возьми заряды из моей комнаты. Если у меня будет больше магазинов…

— Ревик, — сказала я. — Нет. Мы так не выберемся.

Он не смотрел на меня. Я видела, как он положил руку на стену. Он повернулся в мою сторону, все ещё не глядя на меня и контролируя выражение лица.

— Элли. У нас нет выбора.

— Нет, — я покачала головой. — Не так. Мы не можем.

Я видела, как он стиснул челюсти. Он все ещё не смотрел на меня.

— Прошу, доверься мне в этом, Высокочтимый Мост. Я не проявляю неуважение. Клянусь тебе, это не так. Я просто знаю наши варианты в этой ситуации. Это мой дом. Позволь мне защитить тебя в нём.

Я видела, что Джон и Касс уставились на него так, словно впервые в жизни увидели.

Затем они оба, словно в одно и то же мгновение, посмотрели на меня.

— Я доверяю тебе, — сказала я. — Но я не могу позволить тебе повести нас той дорогой.

— Элли! — воскликнула Касс.

Я посмотрела на неё. Все моё тело тряслось. Я стояла там, посреди комнаты, едва в состоянии держаться на ногах от боли в груди.

— Элли, что ты делаешь? — спросил Джон. В его голосе звучал шок.

Ревик уставился на меня. Теперь его глаза смотрели ровно, настороженно.

Сначала я не осознавала, что целюсь в него из пистолета. Только посмотрев на Джона и увидев, что он разинул рот и выпучил свои ореховые глаза, я осознала, что что-то не так. Я посмотрела на свои руки. Они крепко стискивали пистолет.

— Элли, — Ревик протянул руку. — Пожалуйста. Дай его мне…

— Нет, — я сделала шаг назад. — Пожалуйста, Ревик. Ты должен меня послушать. Он ожидает, что ты это сделаешь. Он на это рассчитывает, — мой голос зазвучал низко, сердито, но не от злости на Ревика. Перед глазами все размылось, когда навернулись слезы, но мне и до этого не было никакого дела.

Я знала, что я права. Понятия не имею, откуда мне это было известно, но я знала.

— Пожалуйста, — произнесла я сиплым голосом. — Пожалуйста, Ревик. Пожалуйста. Просто послушай меня. Всего один раз.

— Я слушаю, Элли, — ответил он. — Опусти пистолет.

Я покачала головой, крепче стискивая оружие. Он меня не слушал. Я чувствовала это. Я стала в его глазах угрозой, опасным животным.

— Он хочет выстрелить в тебя, — сказала я. — Он знает, что я что-нибудь сделаю. Согну что-нибудь или сломаю что-нибудь. Или заставлю что-нибудь вспыхнуть. Я не могу это контролировать. Должно быть, ему это известно. Все стало только хуже, Ревик.

— Элли! — Джон повысил голос, заставляя меня посмотреть на него. — Иисусе, ты собираешься пристрелить Ревика? Он спас наши жизни!

— Кто, Элли? — спросила Касс, и в её голос просочился страх. — Кто хочет, чтобы мы это сделали? Ты имеешь в виду Териана? Териан здесь?

— Нет, — голос Ревика зазвучал резче. Он поднял руку в сторону Касс. — Все хорошо, Касс, — он посмотрел на меня, и теперь он ощущался злым. — Опусти пистолет, Элли!

Я слышала все это, и это влияло на какую-то часть меня, но я не отводила взгляда от его лица.

— Пожалуйста, Ревик.

— Пожалуйста что? — переспросил он. — Чего ты от меня хочешь? — он посмотрел на Мэйгара, и злость на его лице лишь усилилась. — Чего ты от меня хочешь, Элли?

Я переступила с ноги на ногу и почувствовала, что моя решительность дрогнула.

— Ты дал мне те цифры? — спросила я. — На корабле. Я думала, что ты погиб. Но ты дал мне их, не так ли? Ты сделал это, чтобы уберечь их от Териана. Это был ты. Это должен был быть ты.

Взгляд Ревика сделался пустым.

Я видела, как Мэйгар повернулся с ошарашенным взглядом и уставился на Ревика.

— Это важно, — сказала я. — Это действительно важно, Ревик.

— Элли, я не знаю, о чем ты говоришь! Я сказал бы тебе, клянусь, сказал бы! Но нам нужно идти. Немедленно!

— Ты помогал разработать её, — сказала я. — Вращающуюся иерархию.

Ревик побелел. Затем ещё сильнее стиснул зубы.

— Даже если так. Я не помню.

— Ничто из этого не вспомнилось с Терианом? — спросила я. — Ведь это он от тебя хотел, не так ли? Порядок преемственности? Чтобы он смог напасть на Галейта?

Джон и Касс открыто опешили и почти одновременно перевели взгляд на Ревика. Этого оказалось достаточно, чтобы подтвердить мои подозрения

Затем раздался злой голос Джона.

— Помог ли Териан ему вспомнить? Ты имеешь в виду то, что он избивал его до бесчувствия каждый день? Ты об этом спрашиваешь, Эл?

Я повернулась, уставившись на Джона.

Я видела, что Ревик тоже смотрит на Джона и глазами говорит ему молчать. Я сосредоточилась на синяках на шее Ревика, на том, как одежда болталась на его худой фигуре. Я медленно опустила пистолет, глядя между ними, затем на свои руки, держащие оружие.

— Я не хочу навредить вам, — сказала я. Вся решительность и напряжение ушли из моих конечностей. — Я не хочу навредить никому.

— Может, не стрелять по нам будет хорошим первым шагом, — рявкнул Джон. — Иисусе, Элли. Ты совсем рехнулась, что ли?

— Джон, — предостерёг Ревик. — Прекрати.

Я удивлённо уставилась на Ревика. Затем Мэйгар, прислонявшийся к стене в стороне от окна, тоже заговорил.

— Ага, Джон, — протянул он. — Не слишком наезжай на сестрёнку. Нам нужно знать, чему мы противостоим. Наш мальчик-Шулер был злодеем. Или он забыл упомянуть об этом во время выстраивания ваших трогательных межвидовых отношений? — он кивнул в мою сторону, и в его голосе звучало явное одобрение. — Самое время кому-нибудь подобраться к источнику ответов. Я всегда знал, что этому мудаку известно больше, чем он говорит.

Ещё даже не увидев, я почувствовала, как Ревик поворачивается к нему, почувствовала, как его злость превращается в ненависть, как только он нашёл свою мишень. Его голос почти дрожал.

— Ты прав, — произнёс Ревик. — Она не совсем ошибается. Теперь я действительно помню больше. Мэйгар, верно? Твою мать, например, помню. Она все ещё работает на них?

Выражение лица Мэйгара сделалось твёрдым как стекло.

— Следи за своим раздвоенным языком, Шулер.

— Я помню тебя, — сказал Ревик. — Ты был маленьким куском дерьма, когда они привели тебя. Вор. Наполовину сам завербовался. Это ты — причина, по которой моя жена сейчас навела на меня пистолет? Я недостаточно долго для тебя числился мёртвым?

— Вообще-то….

— Просто держись подальше от нее, бл*дь!

Мой взгляд метнулся к Ревику.

Я в шоке уставилась на его лицо, увидела, как он стиснул зубы, как сжал кулаки вдоль боков до такой степени, что взбугрились длинные мышцы на руках. Я почувствовала, как у меня перехватило дыхание при виде выражения его лица. Я лишь однажды видела Ревика с таким лицом, и это было ещё до моего рождения.

Мэйгар расхохотался.

— Да ты, должно быть, шутишь!

— Не шучу. Не испытывай моё терпение, мальчик. Я вырву твоё сердце грязнокровки.

— Ревик! — вмешался Джон.

— Мальчики! — резко воскликнула Касс. — У нас нет на это времени! Армия снаружи, помните? Ревик, успокойся…

— Ты нарушил клятву, — сказал ему Мэйгар. — У тебя нет прав, дебил и трахатель червей. Я могу ухаживать за ней, если захочу!

— Нет. Не можешь, — Ревик стиснул кулаки. — Ты мешаешь попытке примирения, и я выдвину обвинения. Если не убью тебя до этого.

Я побледнела, переводя взгляд между ними. Ухаживать за мной? Я уставилась на Ревика, будучи не в состоянии отвести глаз от его выражения лица.

— Примирения? — Мэйгар фыркнул. — Да ты притащил сюда свою человеческую шлюху!

Вся кровь отлила от лица Ревика. Он посмотрел на меня.

— Шлюху? — свирепо перебила Касс. — Это меня, что ли? — она повернулась ко мне. — Так вот из-за чего все это мученическое дерьмо? Ты действительно думаешь, что я бы перепихнулась с твоим мужем, Эл? Ты моя лучшая подруга! И к твоему сведению, он не был ни с кем с вашей последней встречи! Мы были с ним все это время. Он никого не касался на протяжении долгих месяцев, если ты не считаешь Териана и его…

— Заткнись! — Ревик задышал тяжелее, уставившись на неё. — Заткнись, Касс! Сейчас же!

Я переводила взгляд между ними, ощущая тошноту.

— Я действительно не…

— Нет! — сказал Мэйгар, поднимая ладонь. — Не принимай от него ничего, Мост! Ты ничего ему не должна!

Ревик и Мэйгар снова уставились друг на друга. Ни один из них не отводил взгляда и не менял напряжённой позы.

Я не могла отвести глаз от лица Ревика. Отчасти там выражалась злоба, но и нечто большее — я чувствовала, как он старается контролировать себя, оставаться на месте. Внезапно мой разум как будто включился обратно в работу. Опустив пистолет до конца, я положила оружие на столик. Бросив на Мэйгара полный неверия взгляд, я преодолела расстояние, отделявшее меня от Ревика.

Я схватила его за руку, крепко сжав, пока он не посмотрел на меня.

— Нет, — я покачала головой. — Ревик, слушай, он защищает меня, но не так, как ты думаешь, — я снова дёрнула его за руку, чтобы заставить отвести взгляд от Мэйгара. — Ревик! Послушай меня! Между мной и Мэйгаром ничего нет!

Ревик повернулся. Его глаза всматривались в мои.

— Ты в отношениях с кем-то? — боль выплеснулась из него клубами.

Я уставилась на него, утратив дар речи.

— Элли, — он стиснул мою руку так крепко, что даже до боли. — Я пойму. Я знаю, что веду себя вовсе не так, но я пойму. Скажи мне сдать назад, и я…

— Нет, — я покачала головой, все ещё глядя на него. — Нет у меня отношений ни с кем.

Ревик не шевельнулся. Осознав, что все ещё стискиваю его смертельной хваткой, я отпустила его руку.

Спустя долю секунды он тоже меня отпустил.

Мы просто стояли, глядя друг на друга. Затем до меня дошло, что я подошла к нему вплотную. Однако прежде чем я успела отстраниться, Ревик схватил меня за запястья. Его пальцы сжались, притягивая меня ближе к месту, где стоял он.

Я видела, как исказилось его лицо, чувствовала эмоцию, которую он сдерживал. Я ощутила её так интенсивно, что у меня перехватило дыхание. Кажется, Ревик пытался заговорить.

Он выглядел таким чертовски худым. Я видела, как напрягаются его челюсти, как его глаза становятся ярче, пока он смотрел на меня, слегка притягивая за руки, как это делал Джон, когда впервые увидел меня живой. Дольше всего он смотрел на мое лицо, затем на остальное тело. Я чувствовала на себе его свет, поначалу осторожный. Он становился сильнее по мере того, как мы продолжали стоять там.

Я пыталась решить, стоит ли мне что-то сказать, когда в глазах Ревика проступила эта интенсивность. Он вновь посмотрел мне в глаза, и я едва не вздрогнула, но не отвернулась.

Такое выражение я тоже уже видела на его лице, но оно никогда не адресовалось мне.

Я позволила Ревику привлечь меня к себе, последовала за его тягой и обняла, как только оказалась достаточно близко. Он тут же отпустил мои запястья и одной рукой обвил мою спину, ладонью стиснул моё плечо и сжал, а затем запустил пальцы в мои волосы. Я не шевелилась, пока он распускал свободный пучок, ласково опуская волосы на мои плечи. Другой рукой Ревик обвил мою талию, крепко прижимая к своему телу, и опустил голову, прижимаясь своим лицом к моему.

Я не шевелилась, лишь пыталась расслабиться рядом с ним.

В те несколько секунд я забыла обо всем — о моей матери, обо всех тех месяцах убеждённости, что он, Касс и Джон мертвы, даже об армии снаружи. Ревик обнял меня крепче — так крепко, что я едва могла дышать. Моё горло сдавило, когда он сильнее прижал меня к изгибам своего тела.

Затем он открылся. Его свет буквально распластал меня.

Я почувствовала, как Ревик задержал дыхание, глубже вплетаясь в мой свет. Я ощутила его просьбу, повеление открыться, и вновь просьбу. Я крепче обняла его, ничего не видя перед глазами, лишь чувствуя его руки, сжимавшие мою спину. Его свет скользнул глубже, притягивая меня. Думаю, я издала какой-то звук.

Его губы нашли мой рот.

Это шокировало меня. Это случилось прежде, чем мой разум успел что-то осознать.

Пелена пропала. Тёплая кожа встретилась со мной, реальная плоть. Ревик поцеловал меня, затем выдохнул мне в губы, открывая рот, своим светом прося меня открыть мой свет. Он притягивал меня с такой торопливостью, что я не могла думать, не могла ничего осмыслить. Как только мои губы разомкнулись, его язык шокировал меня горячими ласками. Ревик изучал мой рот, и его свет полыхал почти ожесточённым собственничеством, которое вновь шокировало меня и заставило мой разум опустеть.

В меня вплеталась такая интенсивная боль, что я потеряла счёт времени.

Помедлив, чтобы перевести дыхание, Ревик издал низкий стон, вновь шокировав мой свет перед тем, как поцеловать ещё крепче и стиснуть пальцами мои волосы.

Кажется, после этого все случилось быстро.

Когда я моргнула в следующий раз, Ревик уже массировал моё бедро сильными пальцами, а другую руку запустил под мою эластичную футболку, заставляя крепче прильнуть к нему. Исходившее от него собственничество лишь усилилось. Его свет раскрылся, говоря мне такие вещи, которые заставляли меня вздрагивать и краснеть, но не отстраняться. Я ощутила его реакцию на то, что мои пальцы блуждали по его коже под белой рубашкой, а другая моя рука обхватывала его затылок, удерживая его губы возле моих.

Он уже затвердел. Я не могла не почувствовать это.

Ревик опустил голову, чтобы вновь поцеловать меня…

Когда чьи-то руки дёрнули меня сзади.

Ревик стал сопротивляться рукам на его плечах и запястьях, когда кто-то оттащил его от меня. Толстая рука обхватила мою талию с другой стороны, оттаскивая от Ревика. Я обернулась и едва узнала Мэйгара.

— Что, ты собираешься трахнуть её прямо здесь? — прорычал он. Мэйгар смотрел на Ревика с яростью в глазах и голосе. — Какого черта ты творишь? Ты убить её пытаешься?

Я ощутила реакцию Ревика на то, что руки Мэйгара касались меня.

Я видела боль на его лице, смятение, когда он смотрел на меня почти так, словно не осознавал, где находится. Моя собственная боль усилилась, когда я посмотрела на него в ответ и внезапно уже не могла выносить того, что меня удерживают на расстоянии от него. Я прикусила язык до крови, подавляя желание оттолкнуть Мэйгара.

— Все хорошо, — сказала я, поднимая ладонь. — Ревик. Все хорошо.

Затем мой свет, все то, что являлось воплощением меня, оказалось выдранным из моего тела.

 

Глава 47

Захваченная

— НЕТ! — Касс уронила свой пистолет, побежав к Элли, как только та обмякла в руках Мэйгара. Ревик добрался раньше неё. Мэйгар попытался отпихнуть его назад, но высокий видящий стиснул рубашку Мэйгара в кулаке, и в его руке внезапно оказался пистолет.

Он ткнул им в лицо Мэйгару, его глаза смотрели холодно.

— Отпусти её, — прорычал он. — Я сделаю это. Обещаю тебе.

Мэйгар выпустил её, убрав руки. Его голос дрожал.

— Если она умрёт, то клянусь богами, я сдеру с тебя кожу…

— Прекратите! — рявкнула Касс. — Оба!

— Что случилось? — Джон присел возле Ревика, но ответил ему Мэйгар.

— Мальчик-Шулер не сумел держать руки при себе. Он буквально преподнёс её им на блюдечке с голубой каёмочкой.

Касс смотрела, как Ревик укладывает Элли себе на колени. Он убрал её длинные волосы с лица, приласкав щеку ладонью. Его голос шокировал её. Он звучал тихо, но на поверхности дрожала практически осязаемая мука.

— Элли… боги. Ты меня слышишь? Элли!

— Ударь её! — прорычал Мэйгар. — Ты думаешь, так не будет хуже? Ударь её или дай мне попытаться!

Но руки Ревика замерли.

Мэйгар отпихнул Касс в сторону, схватив Ревика за плечи. Когда он развернул другого видящего, нормально посмотрев ему в лицо, он выругался и отпустил его. Нагнувшись, он подхватил Элли, грубо стащив её с колен Ревика. Касс в неверии смотрела, как Ревик не предпринял ни единой попытки его остановить. Она все ещё таращилась на неподвижную фигуру Ревика, когда громкий шлепок плоти по плоти заставил её резко посмотреть на Мэйгара.

Она потрясённо смотрела, как он ещё раз ударил Элли наотмашь.

Красная отметина пылала на щеке её подруги, но веки Элли не затрепетали, лишь её голова запрокинулась от удара. Мэйгар замахнулся, чтобы ударить её снова, но тут же Джон приставил пистолет к голове Мэйгара.

— Сделаешь это ещё раз, и я пристрелю тебя, кусок дерьма, — не поворачиваясь, Джон адресовал свои следующие слова Касс. — Что случилось с Ревиком?

— Я не знаю, — она опустилась рядом с ним на колени, сжала его руку. Его зрачки оставались крошечными, лицо напоминало восковую куклу. — Он просто… отключился.

Мэйгар зло оттолкнул дуло пистолета Джона от своего лица так, словно это был какой-то прутик.

— Он пошёл за ней, — рявкнул он.

Джон посмотрел на Касс, затем на Мэйгара. Он опустил пистолет.

— Объясни мне, почему это не хорошо, — сказал Джон.

— Тупой червяк! Конструкции больше нет! Они всюду вокруг нас. Всюду, прямо сейчас, пока мы говорим! Держаться вне Барьера было их единственной защитой! — когда Касс и Джон продолжили тупо смотреть на него, Мэйгар повысил голос. — Они умрут! Она уже была мертва, когда он затащил её. Теперь он умрёт вместе с ней!

Увидев злость и раздражение на лице другого видящего, Касс осознала, что может быть, он все же не был злодеем во всей этой истории.

Истребитель пронёсся мимо окон. Стекла задребезжали.

За этим последовал рёв двигателей, оглушительно громкий в узком коридоре между зданиями. Посмотрев на улицу, Касс увидела крошечные фигурки в чёрном кевларе, карабкающиеся по зданию напротив, и её накрыло отчаянием.

Они уже никак не смогут выбраться из этой передряги. Выхода больше нет.

***

Возле Земли из Барьера можно видеть слабые контуры физического — как видение освещённой комнаты из-под воды. Рой существ парит над тремя призрачными человеческими силуэтами. Шулеры знают, что там существуют третий видящий, но не могут видеть его, пока он держится вне Барьера.

Это не имеет значения. Нависающие тени — не больше чем сторожевые псы, которых оставляют позади, пока настоящая работа кричит наверху.

Я едва чувствую это. Затем все пропало.

Я и есть настоящая работа.

Я проношусь по звёздному небу, удирая со всех ног. Я пытаюсь сделать себя невидимой, но не могу, так что я дёргаюсь и прыгаю, вновь появляюсь и терплю удары, убегаю. Меня ловят, но я вырываюсь. Все линии, ведущие к моему физическому телу, кажутся спутанными и искажёнными, надломленными и ведущими в тупик; я не могу проследить их до квартиры Ревика. Тюрьмы появляются вокруг меня, миражи, которые выглядят как полные цветов поля, тёплые огоньки, тропические пляжи, даже далёкие звезды.

Они притягивают меня, искушают зовущими вибрациями, подпрыгивают ближе прежде, чем я успеваю увернуться от их жёсткого огня.

Я не уверена, как я здесь очутилась.

Я помню Ревика. Я помню, как мы целовались, как его руки прижимали меня крепче к его телу. Помню ощущение его света, его губ на моих.

Я помню, как он спросил…

Но теперь куда бы я ни повернулась, на меня сияют серебристые глаза, преследуют меня сквозь кажущееся бесконечным ночное небо, уводят меня дальше и дальше от того, где я должна быть. Они появляются всюду вокруг меня, пока я пытаюсь унести ноги. Они ищут вход, пока я ищу выход. Я отчаянно пытаюсь опередить их, ищу любую дверь, или проход, или похожий на торнадо туннель, который может вывести меня отсюда. Я пытаюсь почувствовать Вэша… Ревика… даже Мэйгара и Чандрэ. Чем больше я их зову, тем больше серебристых тел появляется вокруг меня.

Они приближаются.

Всюду вокруг меня окружает шелест присутствия и рельефного света. Глаза и руки появляются и исчезают. Они принадлежат бесчисленному множеству созданий. Точные, безжизненные, они врезаются меня, ещё сильнее лишая равновесия. Я убегаю, стараясь сменить вибрацию своего света.

Я исчезаю. Вновь появляюсь.

В краткие мгновения передышки я накручиваю себя, ищу резонанс с чем-то прекрасным, с чем-то-что-не-они, но они уже нашли меня. В этот раз я чувствую, что их ещё больше. Все больше и больше присоединяется к охоте, объявленной на меня Пирамидой сверху.

Я теряю себя. Я не знаю, где я нахожусь. Я не знаю, как выбраться…

«ЭЛЛИ!»

Облегчение затопляет мой свет. Он приближается так быстро, что это шокирует меня. Его свет врезается, затем окружает мой, и на короткое мгновение мы остаёмся наедине.

«Элли!»

Я чувствую его всюду вокруг меня.

«Закройся щитом! Исчезни!»

Он передаёт мне отпечатки, ключи, чтобы вывести меня отсюда через один петляющий туннель или через другой. Я чувствую его отчаяние, его намерение. Я чувствую, что он хочет…

«Нет! — я глубже вплетаю себя в его свет. — Нет! Я не оставлю тебя здесь!»

«Они не знают твой свет! Ты провела с ними недостаточно времени…»

«Они знают твой свет!»

«Элли, у меня есть свои способы улизнуть от них. Тебе нужно послушать…»

«Нет! — моя злость вспыхивает ещё жарче. — Не бросай меня, как ты бросил Элизу!»

Смех эхом отражается вокруг нас.

Я ударяюсь о стену, которой не видела, и останавливаюсь от боли. Не успев отразить его действия, я теряю его. Он так быстро исчезает от меня, испаряется меж моих пальцев словно туман. Затем я оказываюсь внутри пустой комнаты с четырьмя стенами.

Я не чувствую Ревика. И все же я слышу его, последнее…

«Элли! Не жди меня!»

Я кидаюсь в направлении голоса, но нас разделяет ещё одна стена. Я врезаюсь и в неё тоже, в итоге оказываюсь охваченной жалящими нитями. Серебристые глаза окружают меня, мерцающие головы и туловища. Они дюжинами цепляются к моему свету, но я чувствую лишь присутствие Галейта.

«Отпусти нас! Пожалуйста! Отпусти его! Пожалуйста!»

Я знаю, какими тщетными звучат мои слова, какими бессмысленными.

Появляется одно лишь лицо Галейта. Серебристые тела и глаза пропадают.

Я сосредотачиваюсь на нем, когда сероватое пространство вокруг меня затихает.

Черты лица Галейта трепещут как пламя свечи. Его тёмные глаза встречаются с моими. Они не имеют конкретного цвета или формы, и все же я мельком вижу зубы, растянувшиеся губы и морщинки на лице.

Он улыбается.

«Привет, Лиего», — говорит он.

 

Глава 48

Галейт

Галейт терпеливо ждёт, пока я изучаю его серебристо-белый силуэт.

Я тяну время в безвременном пространстве, ища выход из этой безликой коробки. В изменяющейся темноте Барьера Галейт не выглядит как видящий. Ещё меньше он походит на размытые, похожие на овечек света, которые я теперь ассоциирую с людьми.

Глядя, как жидкие заряды текут по его рукам, лицу, шее и ногам, я не знаю, что чувствовать. Странное ощущение знакомости живёт в наших взглядах друг на друга. Я знаю, что здесь на меня влияет серебристый свет, но это отличается от того времени, когда меня захватила Айви.

Здесь влияние лёгкое, а не чарующее.

Нормальность его самого и его пребывания здесь почти удушает. Просачивается спокойствие, желание переплестись с серебристыми нитями — или, скорее, отсутствие желания бороться с ними. Пейзаж теперь кажется мне другим, почти умиротворённым. Я знаю, что на меня воздействуют, но кажется, не могу…

«Ты накручиваешь себя без необходимости», — говорит он мне.

Он взмахивает плавной рукой, выдыхая такое же безразличие.

«Каждая конструкция несёт свой собственный отпечаток, Лиего».

Я чувствую ту часть меня, которая скользит вместе с ним по этой дороге.

Я пытаюсь подойти к этому логически и терплю неудачу.

«Чего ты хочешь?» — говорю я наконец.

Его световое тело изменяется из чистого aleimi в некое подобие материи. Мгновение спустя он встаёт с безупречной лёгкостью — безликий, в пошитом на заказ синем костюме, элегантно сидящем на мускулистом теле. Я предполагаю, что он средних лет, судя по очертаниям его туловища, но он в очень хорошей форме. Редкие тёмные волоски растут на руках с ухоженными ногтями, кое-где пересекаемыми серыми полосками. Он носит кольцо с железным крестом.

«Чего ты хочешь? — повторяю я. — …Халдрен?»

Я чувствую, как он улыбается в ответ на мою детскую попытку сравнять счёт. Моё притворство, будто я знаю не меньше его, бессмысленно. У меня нет карт. Внутри его мира мой разум лежит раскрытой книгой. Он знает, что на самом деле я не помню.

«Ах, — говорит он. — Но я помню, Лиего. Я помню все так хорошо».

Его голос влечёт меня, уговаривает на взаимный диалог, но эта знакомость лишь раздражает меня.

Скрещивая руки на груди, я отвлекаюсь.

Мои руки и предплечья теперь покрыты атласными перчатками кремового цвета. Я одета в изумрудное вечернее платье на тонких лямках, похожее на то, в которое была одета жена Ревика на вечеринке в Берлине, только оно зелёное, чтобы подходило под мои глаза. Мой палец в перчатке украшает обручальное кольцо. Один лишь его вид влияет на меня, и я не сомневаюсь, что это намеренно — а может, это попытка Шулера пошутить.

Я смотрю в сторону и вижу себя в зеркале высотой во всю стену.

Мои волосы собраны на макушке массой аккуратных кудрей, заколотых бриллиантовыми шпильками и павлиньими перьями. Отражение показывает за мной просторную комнату. Высокие, резные потолочные арки над колоннами, которые тянутся вдаль, растворяясь в темноте.

Не хватает только свастики.

«Хмм, — говорю я. — Кажется, немного чересчур. Или ты притащил меня сюда, чтобы критиковать мой стиль?»

Галейт смеётся. Странно, но смех звучит искренним.

«Я скучал по тебе, Лиего», — говорит он ласково.

Я смотрю вдаль по просторному коридору. Теперь уже вымощенный черным вулканическим стеклом, коридор увешан плотными полотнами из пурпурных и зелёных лиан. Вода сочится с потрескавшегося потолка над прямоугольным зеркальным бассейном. Древние, похожие на кипарисы деревья прорастают через одну из стен. Я вижу птичку, светящуюся на массивном корне. Она поёт мелодию, которая пробуждает что-то в моей памяти. По тычку разума Галейта я поднимаю взгляд. Через крошащийся камень видно высокое, синее небо.

Он хочет, чтобы я вспомнила.

Но я не помню, не по-настоящему.

Я хмурюсь. «Чего ты хочешь?» — повторяю я снова.

Он пожимает плечом и делает жест ухоженной рукой в манере видящих. «Я хочу избавить тебя от бремени так называемой судьбы, — он улыбается. — Я пытаюсь остановить войну, Лиего. Войну, которую ты как всегда решительно настроен принести».

Моё чувство нереальности усиливается. «Ты думаешь, я хочу войны?»

Глаза Галейта смотрят серьёзно сквозь меняющуюся мозаику его лица.

«Я думаю, ты принесёшь её вне зависимости от того, что ты хочешь, — говорит он. — Я понимаю, что, скорее всего, это будет ненамеренно, Лиего. Я понимаю это, наверное, как никто другой. Я знаю, это разрывает тебя на части всякий раз. Я знаю, ты страшишься прихода сюда».

Его глаза мечутся сквозь движущиеся частицы его лица.

«Я могу помочь тебе, Лиего. Ты можешь прожить жизнь за пределами этой роли. Ты можешь вступить в брак. По-настоящему вступить в брак. Не беспокоясь о том, что твой супруг и дети подвергнутся пыткам или окажутся убитыми просто из-за того, кто ты есть…»

Мой свет сжимается вокруг видения Ревика, которое, как я понимаю, обеспечивает мне Галейт. Но этот образ такой недавний, что я вздрагиваю от его реальности. Я вижу шею Ревика, одежду, болтающуюся на его худом теле, лёгкую хромоту в походке, когда он пересекает пол кабинета.

Образ изменяется.

Я вижу сереющие, таращащиеся глаза моей матери, потерявшиеся на окровавленном лице. Я вижу шрам, пересекающий красивое лицо Касс. Я вижу перевязанную руку Джона.

Мои обтянутые шёлком руки сжимаются крепче, перекрывая воздух, который мне вообще не нужен в этом пространстве.

На одно мгновение я слышу лишь отдалённое капание воды по вулканическому камню.

Галейт из вежливости сдерживает улыбку.

«Не беспокойся о своём супруге, — говорит он. — Он не осудит тебя за такую позицию. Он видел слишком много войн, чтобы с готовностью ждать ещё одной».

Место изменяется.

Я в тускло освещённой комнате.

Одна-единственная висячая лампа покачивается над грязными полами. Комната находится под землёй, пахнет разлагающимся растительным веществом и кровью. Белёные стены напоминают бледную кожу, кровоточащую темными ручьями грязи, которая подтекает из плохо заделанных трещин. Насекомые мелькают по вспотевшей плоти возле металлического стола.

Мёртвое тело молодого азиата обмякло в кресле.

Поначалу я его не вижу, но не удивляюсь, когда он оказывается здесь. Руки Ревика сложены на более широкой, более мускулистой груди. Его черные волосы длиннее, он одет в футболку Rolling Stones и джинсы с мотоциклетными ботинками.

Териан, тот самый Териан, который знаком мне по Сан-Франциско, тоже здесь. Присев над телом мёртвого азиатского мальчика, он пытается отпилить его ухо. Выругавшись, он отбрасывает в сторону нож, который заржавел там, где не покрылся кровью.

— Черт подери, Реви'. Передай мне ту бритву, будь добр?

Высокий видящий переносит свой вес от стены.

Подняв складную бритву с близлежащего столика, он открывает её лезвие и без единого слова протягивает Териану. Ревик не отодвигается, но продолжает наблюдать за работой Териана, вытащив самокрутку hiri из кармана и прикурив после нескольких попыток разжечь серебряную зажигалку. Выдохнув сладкий дым, он не меняет выражение лица, пока Териан решительно пилит кожу и хрящи, чтобы отрезать трупу ухо.

Териан ворчит на него, не отрываясь от работы.

— Ты мог бы дать ему пожить достаточно долго, чтобы дать мне попытаться, — сказал он. — Он что, напомнил тебе кого-то?

Ревик пожимает плечами.

— Слизняк хотел умереть.

Териан поднимает взгляд, усмехается.

— То есть, это был жест человеколюбия? — он сосредотачивается обратно на ухе. — Мне ненавистно говорить тебе это… но большинство людей, знакомых с тобой, со временем начинают относиться к тебе именно так.

Мгновением позже Териан выпрямляется с триумфальным выражением лица. Он показывает Ревику изуродованное ухо. Кровь уже свернулась, едва капает из остановившегося сердца.

В голосе Ревика звучит нотка отвращения.

— Зачем ты их собираешь?

— Ты шутишь? Пресса заглатывает это дерьмо как миленькая. «Во Вьетнаме появился свой Джек-Потрошитель»… или ты не слышал? — сунув руку в карман пальто, Териан вытаскивает игральную карту, валет пики. Перевернув её между пальцами, он засовывает карту в рот мёртвого человека.

— Так это ты? — Ревик качает головой. — Иисусе, Терри.

При виде широкой улыбки на лице Териана Ревик издаёт полусмешок.

— Нам нужно завести тебе питомца.

— Ага, к слову об этом, — Териан вскидывает бровь. — Помнишь того ягуара, которого ты достал мне в Бразилии?

Ревик издаёт очередной смешок.

— Я не хочу знать.

— Да в любом случае, — говорит Териан, поднося ухо к свету. — Это не только я. Галейт хочет, чтобы я распространил это.

— Зачем? — спрашивает Ревик.

Я слышу в его голосе лишь любопытство. Его глаза остаются пустыми, ровными. Я его едва узнаю. И все же, что странно, он обладает какой-то лёгкой мужской уверенностью, которая заставляет его выглядеть почти привлекательным, вопреки его угловатым чертам лица.

Я говорю себе, что знаю, кем он был.

До всего этого он был нацистом.

Но даже во время работы на немцев в его глазах жили эмоции — что-то, чему я могла сочувствовать, даже поставить себя на его место. Остальные — Мэйгар, Вэш, Чандрэ, видящие, тренировавшие меня в Индии — говорили мне, что под Шулерами Ревик совершал куда более ужасные поступки, чем когда он был нацистом.

И все же вид его в таком состоянии невыразимо тревожит моё сознание.

До меня также доходит, что я не могу это развидеть.

Териан пожимает плечами и отвечает ему.

— Зачем? — повторяет он. — Должен ли я знать, зачем? Зачем Галейт хочет, чтобы мы что-то вообще делали? Ради вербовки? Страха? По приколу? — завернув ухо в чистый белоснежный носовой платок, Териан засовывает его в карман и хлопает Ревика по плечу. — Пойдём, выпьем. Мне нужно потрахаться до следующего дела, и я знаю, что тебе это тоже нужно.

Тёмная, пахнущая кровью комната пропадает.

Как только это происходит, я обнаруживаю себя вновь в лондонском кабинете Ревика.

Галейт садится передо мной на потрёпанный кожаный диван, барабаня пальцами по мятому подлокотнику. Фотография моих родителей все ещё стоит на мраморной каминной полке. Рядом с ним стоит один из моих набросков — угольный рисунок Ревика, который я сделала, когда он все ещё каждый день показывался в закусочной Сан-Франциско. Ещё больше моих рисунков торчит из открытого ящика близлежащего стола, разложены по полу по кругу.

Я вижу больше рисунков Ревика, моего брата, Касс, Пирамиды.

Я узнаю их все.

«Я был добр, — говорит Галейт. — Ты должна знать, что я мог бы показать тебе вещи намного хуже».

«Ага, — сухо произношу я. — Очень добр. Если бы ты показал мне что-то слишком из ряда вон выходящее, я бы отбросила это как чистое безумие. Вместо этого ты показал мне рациональную версию, зная, что я её никогда не забуду».

Галейт усмехается с искренним довольством, хлопнув по краю дивана. «Очень хорошо, Элисон! Возможно, ты все ещё кое-что понимаешь в этой жизни».

Мой свет сжимается, зная, что это тоже был тычок в мою сторону.

Ему известно, что я осознаю разрыв между мной и другими видящими, и особенно между мной и Ревиком. Я знаю, какой медленной я кажусь им всем, как мало я могу делать со своим светом. Я помню, как играла с Ревиком в шахматы в Сиэтле, день за днём, не выигрывая ни одной партии. Я помню, как он учил меня водить автомобиль, стрелять, разговаривать с машинами, есть еду видящих.

Когда я думаю о нем, его присутствие становится сильнее.

Я также чувствую, как демонстрация, проведённая Галейтом, влияет на способность моего света найти его.

Там задерживается неохота, сомнение. Я сосредотачиваюсь на Галейте и обнаруживаю, что он внимательно за мной наблюдает. Я крепче скрещиваю руки перед своим световым телом.

«Я думала, это Териану нравится играть в игры. Разве ты не должен быть среди них взрослым, Халдрен? Возлюбленным и благодушным лидером?»

Галейт делает пренебрежительный жест одной рукой.

«Это не игры, Лиего, — говорит он. — И ты ошибаешься. Я не осуждаю тебя за твою неопытность. И не путаю это с нехваткой информации. Твой супруг тоже этого не делает».

Я не спорю с ним. Однако и не верю ему до конца.

«Так где Териан? — спрашиваю я. — Где-то там, опять пытает людей от твоего имени?»

Галейт мрачнеет, отчего смещающиеся грани его лица изменяются.

«Териан мёртв, — говорит он. — Прискорбная необходимость. Он не подчинялся контролю, — в его мыслях начинает звучать предостережение. — Но будут и другие такие, как он, Лиего. Они сделают то же самое и даже кое-что похуже, лишь бы добраться до тебя. Я не сумею разобраться со всеми ними вовремя».

Барабаня пальцами, он протяжно выдыхает.

«Ты действительно веришь, что обязана быть верна Семёрке? — говорит он. — Или тому семисотлетнему видящему, Вэшу? Ты его едва знаешь… ты всех их едва знаешь. Их мифы и суеверия ничего для тебя не значат. Не ври мне или ему, притворяясь, будто это не так».

Я чувствую в его словах тягу серебристого света.

«Если ты думаешь, что Вэш убережёт тебя и твою жизнь, Лиего, то тебе стоит поговорить с твоим мужем. Он может кое-что рассказать тебе о готовности Семёрки жертвовать близкими людьми ради их драгоценного Кодекса».

Глаза внутри этого бесконечно сменяющегося лица смотрят в мои. «Ты никогда не задавалась вопросом, как он умудрился быть нацистом и в то же время членом их клуба, отвергающего насилие? Тебе никогда не казалось это немного лицемерным, Лиего?»

Казалось.

Галейт улыбается, но я больше не чувствую там веселья. «Что ж. Тогда, возможно, это даст тебе основания простить своего супруга за то, что я показал тебе ранее».

Из темноты проступает образ.

Я вижу Вэша и Ревика, сидящих на песчаном полу, внутри какой-то пещеры с высокими потолками. Они разговаривают серьёзно, склонившись над едой и напитками. На песке перед ними разложены бумаги. Я не слышу их слов, но Ревик одет в униформу германской пехоты, на его руке повязка со свастикой. С ними присутствует третий видящий, мужчина средних лет с пронизывающими серыми глазами, каштановыми волосами и резкими чертами лица. Он почти ошеломительно красив.

«Все это спланировано, — говорит Галейт. — Вэш и Адипан намеренно поместили Дигойза в Германию. Они подтолкнули его работать на нацистов… сражаться за них, даже если это означало наблюдать, как его людей отправляют на смерть».

Мираж исчезает, сменяясь изображением готической церкви.

Мой свет вздрагивает, реагируя на Ревика, появившегося на пороге той церкви. Он одет в смокинг, улыбается, держит за руку Элизу, которая одета в такое ошеломительное свадебное платье, что походит на живую куклу. Её волосы гладко уложены и усеяны, кажется, крошечными бриллиантами.

Они оба выглядят настолько счастливыми, что сложно долго смотреть на их лица.

Ревик поднимает руку и машет толпе, кидающей лепестки цветов.

«Его поместили туда, чтобы я его завербовал, — продолжает Галейт. — Чтобы он проник в мою растущую сеть. Но когда Семёрка просто стояла рядом, пока убивали его жену…»

Образ Ревика и Элизы меркнет, оставляя меня и Галейта в темноте.

«В результате твой муж пересмотрел свою преданность, и кто бы мог его винить? Семёрка могла вмешаться. Они этого не сделали, посчитав вмешательство «аморальным». Дигойз осознал, что каким бы ни был метод, лучше попытаться и улучшить положение вещей. А не безучастно стоять в стороне, пока совершаются такие зверства…»

Я борюсь со своими эмоциями, глядя на изменяющееся лицо Галейта.

Он пожимает одним плечом, и я ощущаю в нем печаль.

«Что-то случилось, и он захотел вернуться к ним, — говорит он. — Я не знаю, что именно. Я даже подозревал саботаж самой Семёрки. Но я знаю одно: к тому времени я считал Дигойза сыном. Я был просто сокрушён, когда он ушёл от меня».

Образ Ревика в том костюме не покидает меня. Он выглядел таким… счастливым. Я никогда не видела его таким счастливым в живую. Даже в Барьере.

Галейт похлопывает меня по световой руке. Он сочувственно качает головой и щелкает языком.

«Мы с Вэшем заключили пакт. После того, как мы отделили твоего супруга от этой части его жизни, мы оба согласились оставить его разум в покое, — его голос звучит резче. — Ты нарушила это обещание, Лиего. Я не знаю, как ты это сделала, но ты умудрилась вернуть ему часть того, что он потерял».

Его голос делается мрачным. «…Я искренне надеюсь, что этим ты не навредила ему больше, чем помогла, Лиего».

Поднимая взгляд, я мельком замечаю тёмные облака Барьера.

Я прошу, чтобы меня подтолкнуло в том направлении или в другом. Чтобы что-то сказало мне, что делать, что принесёт меньше всего вреда. Я потерялась во всем этом, я погребена под огромным количеством вещей. Я понимаю лишь отчасти.

Ревик был прав. Я никогда не буду достаточно умна, чтобы победить этих людей.

Но я все равно не могу заставить себя сдаться.

Я знаю, что до сих пор ошибалась практически во всем — даже в том, кем считала себя саму. Это не имеет никакого значения. Я не могу поддаться этому. Я не могу сдаться.

Я осознаю это и испытываю почти облегчение.

На мгновение свет вокруг меня моргает, изменяется.

Затем… я в каком-то другом месте.

Не там, где я надеялась оказаться.

Никакой грандиозной вспышки озарения или понимания я не ощущаю. Вместо этого — лишь обычное, обыденное воспоминание. Я стою перед подтекающей эспрессо-машиной. Мокрая кофейная гуща украшает мою униформу официантки. Ревик за угловым столиком наблюдает, как я разговариваю с Касс. Он выглядит усталым. Теперь я знаю его, так что могу заметить это в нем.

И все же он наблюдает за мной, и я замечаю другие нюансы.

Я осознаю, что он неотрывно наблюдает за мной.

Я заставляю его нервничать, восхищаю его, но он также чувствует, что знает меня. Он обдумывает, как ко мне приблизиться. Он жалеет, что не может просто сказать, кто он такой. Я все ещё умудряюсь смутить его. Слыша, как мы с Касс говорим друг с другом, Ревик чувствует себя идиотом из-за того, как открыто он за мной наблюдает. Теперь он думает, что это была ошибка, которая заставит меня сильнее не доверять ему. Он смущён тем, каким социально неадаптированным он мне кажется, и тем, что мы делаем ставки, кому удастся узнать его имя.

Что-то в его переживаниях трогает меня так глубоко, что я не могу это выразить.

Надо мной на мониторе показываются новости с приглушенным звуком.

Внезапно я знаю, что я должна увидеть.

Образ исчезает.

Каменная камера вокруг меня возвращается.

Тёмная и грязная, теперь она мне кажется обыденной, словно я нахожусь в менее эмоциональной реальности, которая находится за пределами субъективного разума Ревика. Двое мужчин входят в дурно пахнущее сырое помещение, помедлив у двери, чтобы посмотреть на прикованного внутри узника. У одного из них нет лица.

Ревик поднимает руки в кандалах и моргает от слепящего света.

На моих глазах размытые линии безликого мужчины начинают проясняться.

За блеском жидкого света начинают проступать черты лица. Я вижу контур по-мужски красивого лица — не совсем молодого, но моложе средних лет.

Он присматривается к мужчине на лавке, улыбается.

— Рольф Шенк?

…затем мы вчетвером стоим на холме, над строем СС, где третий из трёх баков с бензином уже пылает. Когда он взрывается, ударная волна вырывает комки почвы, раскидывая дерево и железо как шрапнель, разрывая ряды стоявших мужчин

Териан игриво пихает Ревика в грудь, затем начинает бегом спускаться с холма.

— Что ты такое? — спрашивает Ревик у Галейта.

— Пожалуй, тебе стоит задать этот вопрос самому себе, Рольф…

«Я знаю, кто ты», — тихо выдыхаю я.

… и вновь я воюю с эспрессо-машиной.

Монитор над баром показывает новости, где президент Соединённых Штатов улыбается на пресс-конференции. Молодой, красивый, харизматичный — весь мир равняется на него. Касс в своей униформе официантки наклоняется ко мне через стойку, выставив задницу, и теперь она кажется мне невероятно молодой — как ребёнок-переросток в сравнении с женщиной, к которой я ревновала в Лондоне.

— Какой сейчас фонд ставок? — спрашивает она. — Семьдесят баксов? Восемьдесят?

… и я стою в кабинете Ревика, целясь в Ревика из пистолета.

Мои глаза светятся бледно-зелёным, слегка выделяясь в солнечном свете из окон.

— Элли, — в его словах вибрирует напряжение. — Я сказал бы тебе, клянусь, сказал бы…

«Ревик!» — я втискиваюсь между ним и той версией себя, что держит пистолет. Я помню тот момент в Германии, когда молодой Ревик как будто посмотрел на меня. Тогда я думала, что он мёртв, но это было не так.

Сейчас он тоже не мёртв.

«Ревик, я здесь! — я отчаянно машу руками. — РЕВИК! Посмотри на меня!»

— …Даже если так, — говорит он другой мне. — Я не помню…

«РЕВИК! — кричу я и врезаюсь в него своим светом. — ПОСМОТРИ НА МЕНЯ!»

Он поворачивается, пристально смотрит на меня. Эхо блекнет.

На протяжении бесконечной паузы он лишь стоит там, глядя на меня прозрачными глазами, пристально всматриваясь с расстояния считанных футов. Его глаза перемещаются между прошлой версией меня и настоящей.

На мгновение Галейт исчезает.

Есть лишь мы.

«Ревик… Я здесь! — я кидаюсь вперёд, хватаясь за него своим светом. Когда он снова пытается посмотреть на прошлую меня, держащую пистолет, я трясу его руку. — Нет! Это уже случилось! Где ты сейчас? Ты можешь мне показать?»

Лондонская квартира тает. Я чувствую, как он медленно пробуждается…

Картинка вспышкой изменяется в негатив.

Он висит в тёмном пространстве, обездвиженный серебристыми нитями. Они кормятся от него. Закатывают глаза от удовольствия, притягивая его свет почти в чувственной гармонии. Он в ужасе кричит…

… и Ревик в кабинете пошатывается.

Я крепче держу его руку, поддерживая своим светом. Он смотрит на ту версию меня, застывшую во времени, на решительное выражение моего лица, пока я стискиваю в руке его пистолет Лугар. Касс, Джон, Эддард и Мэйгар все застыли в различных позах, реагируя на сцену, которая больше не может проиграться. Затем Ревик смотрит на меня, и его глаза изменяются.

В этот раз он видит меня. Он действительно видит меня.

«Элли? Где мы?»

«Ревик. Ты действительно здесь, — при взгляде на него моя радость меркнет. Я чувствую, как слабеет его свет, чувствую голод тех созданий за ним. Он умирает. Я крепче стискиваю его руку. — Ревик, послушай меня. Ты можешь выбраться, если я отвлеку их?»

«Элли, — отвечает он. — Нет. Нет! Я тебя не оставлю».

Я целую его лицо. «Тебе и не придётся. Порядок преемственности… ты помнишь, как он работает? Как эти частицы складываются воедино?»

Недоумение искажает его черты. «У меня его нет, Элли».

«Он у меня, — говорю ему я. — Ты дал мне его, помнишь? На корабле? Но у меня есть лишь цифры. Мне нужно, чтобы ты придал им смысл. Ты сможешь вспомнить достаточно, чтобы сделать это?»

Его глаза сияют слабым светом. Но там что-то присутствует, какой-то проблеск узнавания. Я могу лишь надеяться, чтобы этого оказалось достаточно.

«Да, — говорит Ревик, все ещё сосредотачиваясь. — Думаю, да».

Я снова целую его; ничего не могу с собой поделать. Во время поцелуя я слышу это — шепоток цифр. Этот звук я не переставала слышать месяцами.

Я поднимаю взгляд на Ревика. Увидев его отрешённый взгляд, я трясу его руку, крепче стискиваю его. «Ревик, послушай меня. Ты работал на Вэша. Ты был нацистом для Вэша. Ты помнишь? Ты позволил им завербовать себя. С тех самых пор ты носил в себе порядок преемственности. Для Вэша. Для всех нас».

Сомнение отражается на его лице.

Мгновение спустя он качает головой. «Нет, Элли».

«Не спорь со мной, Ревик… я знаю, что это правда. Просто доверься мне. Доверься мне в этом, пожалуйста. Ты — один из хороших парней. Не позволяй себе умереть. Пожалуйста».

Я проникаю своим светом в него и чувствую его реакцию, когда показываю ему цифры. Даже в смятении его свет легко соединяется с ними, со знакомостью, которая ясно видна в этом пространстве. Я наблюдаю, как он отпирает ключ к порядку преемственности, пока это не становится видимым и для меня.

Все это простирается вокруг нас чёткими геометрическими фигурами, вращающимися в визуальном математическом танце, от которого я не могу отвести взгляда. Во всем этом присутствует красота, вопреки тому, для чего это применялось. Я вижу эту красоту. Чувствую её. Меня охватывает восторг при осознании, что это сделал он.

Я вижу работу Ревика — работу его разума.

«Я вижу это, — говорю я Ревику, и это восхищение звучит в моих мыслях. — Ты видишь?»

Когда вокруг нас загораются цифры, в его глазах отражается лёгкое изумление.

«Да», — отвечает Ревик.

«Они наготове, — говорю я ему. — Вэш и остальные. Думаю, я сумею подать им сигнал. Жди меня, — я снова целую его. — Я люблю тебя. Жди меня. Пожалуйста».

Его взгляд изменяется. Прежде чем Ревик успевает заговорить, его силуэт меркнет.

Меня охватывает ужас, такое чувство, будто меня разрывает на две части. В глубине души я мельком ощущаю, что могу больше никогда его не увидеть.

Затем я оказываюсь одна в этой бескрайней бездне темноты.

Но в крошечных фрагментах живёт свет, и я наконец-то знаю, что именно мне нужно сделать.

Вытаскивая цифры — цифры Ревика — из моего света, я накладываю их на модель самой Пирамиды…

… и отпечатываю порядок преемственности одновременно в каждом видящем из сети Шулеров.

Делая это, я знаю.

Я все это время знала, кто Глава.

 

Глава 49

Осознание

Один видящий тихо наблюдает из тёмного, удалённого уголка Пирамиды, где он прячется.

Расщелины присутствуют даже здесь, даже в групповом сознании.

Места, где можно спрятаться между связями, создаваемыми Пирамидой. Места, куда остальные нечасто суются, где конструкции находятся внутри конструкции, и можно исчезнуть между серебристыми нитями, стать буквально шёпотом в хитросплетении пейзажа.

Структура вращается в призматическом танце, каждый свет соединён с каждым светом.

Он прячется в этом танце, неподвижный как сама смерть.

Непросто оставаться невидимым, скорчившись среди этих светящихся нитей, и все же Пирамида — его дом. Она охватывает все, что ему знакомо, ужасающее и великолепное. Она скрывает его от бездны. Её музыка убаюкивает его, поёт для него в темноте.

По той же причине он чувствует, когда приближается она.

Её музыка отличается от его музыки. Настолько отличается, что он мгновенно узнает, когда она входит в его дом. Он ощущает противоречие, хаос, который она вызывает. Он чувствует её с Галейтом.

Долгое время он гадает, что же она там делает.

Затем, словно из ниоткуда, он видит это.

Порядок преемственности аккуратно разложен перед ним — карта, связывающая каждого Шулера со следующим, расстелена перед ним идеальными, прекрасными линиями. Как и его братья и сестры, он ищет Главу, пытается просчитать, сколько шагов отделяет его от высочайшей, самой желанной позиции.

Пирамида трясётся.

Он рефлексивно делает свой свет ещё более приглушенным.

Ему требуется секунда, чтобы осознать, что вызвало такую нестабильность.

Они убивают друг друга. Всюду вокруг него видящие нападают на видящих, наносят друг другу удары, пытаются уничтожить друг друга. Видящие нижних уровней атакуют света тех, кого видят над собой, делают паузу лишь для того, чтобы дать отпор тем видящим, которые ударяют по ним снизу.

Он видит, как света мерцают и гаснут. Он видит вокруг себя смерть, боль. Амбиции, страх и триумф воюют со всех сторон вокруг серебряных нитей. Давно сдерживаемые обиды вспыхивают в темноте, превращаясь в ненависть и жаркие вспышки света. Он смотрит, как они кормятся друг от друга. Тишина и рябь светового шоу оказываются там, где Шулеры пытаются приглушить себя, как и он, пытаются исчезнуть.

Однако уже больше половины вступило в бой.

Териану повезло. Повезло, что его не хватятся.

Он чувствует дрожь структуры. В этот раз она трясётся сильнее, опаснее. Он все ещё не видит место преемника, но подбирается ближе, поднимается выше, ищет, не переставая шарить в металлической тьме. Он считает каждое место в иерархии, следует за каждым элементом, соединяющимся с другим. Он игнорирует весь хаос, сосредоточившись на одной цели, прослеживает всех до самого верха, где висит его свет.

Но вот он уже ничего не видит.

Там тихо, и он один.

Наконец, он осознает причину.

Волнение вспыхивает в его свете, так что он на мгновение делает себя видимым. Он едва чувствует последовавшие за этим удары, едва слышит треск в нескольких ветвях его aleimi. Они не могут его коснуться. Уже нет. Улыбка освещает все его существо.

Он занимает место преемника.

Он. Один лишь Териан.

Как только на него нисходит понимание, он уже подаёт сигнал.

 

Глава 50

Пирамида

Президент Дэниэл Кейн моргнул, чтобы сфокусировать взгляд.

Нахмурившись, он посмотрел вокруг на преимущественно пожилые лица. Что-то не так. Он чувствовал это каждой частицей своего живого света. Ему нужен кто-то за столом, кто тоже почувствовал бы это. Кто-то помимо Итана, который отсутствовал по очевидным причинам.

Кейн едва заметил молчание, пока обводил взглядом овальную комнату.

Пока госсекретарь не нарушил тишину.

— Сэр? — как обычно, мужчина говорил так, словно у него вот-вот случится сердечный приступ. — Сэр, — повторил он, и Кейн знал, что он так и будет повторять, пока Кейн не повернётся и не посмотрит ему в глаза.

Как только он это сделал, госсекретарь продолжил тем же слегка задыхающимся голосом.

— Террористов изолировали, сэр, — сказал он, заливаясь ещё более темно-красным румянцем. — Кажется, они больше не дают отпор. Премьер-министр спрашивает, по-прежнему ли вы настаиваете на воздушном ударе. При таком подходе на данный момент будет примерно 40–55 человек потерь среди мирного гражданского населения, сэр, даже с учётом эвакуации. Они больше не считают такой подход необходимым. Их офис национальной безопасности теперь рекомендует запустить газ на верхние этажи перед тем, как открывать стрельбу. Я правда думаю, что вам стоит рассмотреть этот подход, сэр…

Кейн поднялся на ноги.

При нормальных обстоятельствах он бы улыбнулся, даже пошутил. Однако его способность играть эту роль испарилась тридцать минут назад, когда сеть сообщила, что им не удаётся определить местоположение его друга, доктора Ксарет — то есть, настоящей Ксарет.

Теперь он вынужден предполагать, что Териан, в той или иной форме, убил её.

Эта перспектива его крайне не радовала.

Назвать Ксарет незаменимой — это крайнее приуменьшение.

Остальные нерешённые вопросы дёргали его разум, тянули его с возрастающей срочностью.

Элисон как-то сумела сбежать от него в его собственной сети — такой фокус должен быть невозможен, и все же как-то был реализован. Это оставляло нерешённым вопрос, что делать с Дигойзом, если Кейн окажется загнанным в угол и вынужден будет убить ещё одну супругу Ревика.

Как бы Кейну ни было ненавистно это признавать, Териан прав.

Весь цикл будет нарушен, если он убьёт Мост сейчас. Прежде, когда он считал Дигойза погибшим, эта перспектива меньше его беспокоила.

Теперь она казалась ему откровенно неосмотрительной.

Остальные из Четвёрки уже здесь.

Приняв решение, Кейн подошёл к телефону на антикварном деревянном комоде справа от диванов и кресел, где стояли и сидели все его советники. Не подумав, он поднял старомодную трубку, поднёс к уху и стал ждать. Ощущая на себе взгляды, Кейн только тогда осознал, что мог бы использовать для звонка наушник. Или, что ещё эффективнее, мог использовать недавно имплантированную сеть, активируемую импульсом, или САИ.

Он проигнорировал их коллективные взгляды.

Ну, игнорировал, пока до него не дошло, что старинный стационарный телефон может быть исключительно декоративным.

Вот одна из проблем долгой жизни. Старые привычки имеют склонность возвращаться в условиях стресса.

Кейн опустил трубку, чтобы повесить её, когда раздался голосок, прозвучавший немного металлическим и отдалённым. Он быстро поднёс трубку обратно к уху.

— Вам что-то нужно, сэр? — повторил голос.

— Джеймс? — Кейн ощутил, как расслабляются его плечи. — Где Итан?

— Сэр? — недоумение начальника его службы безопасности доносилось через трубку.

— Итан. Наш вице-президент. Где он?

— Вице-президент все ещё находится в его резиденции, сэр, — сказал Джеймс. — Вы велели не будить его.

— Да, ну что ж, я передумал. Я хочу, чтобы его доставили сюда. Немедленно. В бункер.

Бункер. Такое прозвище жена Кейна дала отремонтированному Овальному Кабинету, когда впервые увидела пуленепробиваемые ставни на окнах и бронированные наружные стены. Прозвище прижилось. Главный конференц-зал Кабинета она называла Командным Пунктом, в честь того фильма Питера Селлерса, который насмехался над паранойей 1950-х годов относительно того, что русские тайно создают армию видящих-телекинетиков.

Это прозвище тоже прижилось.

Кейн услышал треск, похожий на отдалённую ноту. Он знал, что это отщепляется ещё одна часть Пирамиды. Он осознал, что Джеймс все ещё на линии.

— Разбудите его, ладно? — сказал Кейн. — Скажите ему, что дело срочное.

Он уже опускал старинную пластиковую трубку, когда дверь в Овальный Кабинет распахнулась.

Взгляд Кейна метнулся туда вместе с остальными. Он обнаружил, что смотрит на наклонившуюся и хрипящую фигуру в дверном проёме. На протяжении долгого момента никто не нарушал напряжённой тишины в комнате. Все смотрели, как стоявший там мужчина прижимает руку к груди, но как и Кейн, они не шевелились.

— Итан, — сказал Кейн наконец. Он прочистил горло, немного придя в себя. — Итан. Бог мой. Ты выглядишь ужасно. Что случилось?

Итан Веллингтон, вице-президент Соединённых Штатов, стиснул косяк, оставляя смазанное пятно крови на дереве, выкрашенном белой краской. Он все ещё дышал прерывисто, прижимал одну руку к груди. Пальто на нем было надето поверх пижамы, ноги оставались босыми.

Как, черт подери, он добрался сюда из особняка вице-президента через всю эту охрану? Разум Кейна принялся прокручивать возможности, тревоги, беспокойства.

Затем в то же мгновение он отбросил своё давнее сомнение.

Это может сработать даже лучше.

Пусть весь Кабинет воочию увидит атаку террористов. В данный момент любые слова Итана едва ли будут иметь значение, когда видящие Кейна могут просто стереть воспоминания каждого человека в этой комнате.

— Итан, — голос Кейна зазвучал твёрже. — Я только что звонил Джеймсу, чтобы он нашёл тебя. Ты в порядке? Что случилось?

Итан издал полухрип. Он напоминал смешок.

Он поднял голову, чтобы посмотреть на своего друга и Президента, и выражение его лица заставило Кейна отпрянуть. В этом одном-единственном теле теперь жило намного больше Териана. Намного больше.

Разведчики Кейна времени даром не теряли.

Отвернувшись от Кейна, Итан обратился к остальным, и его карие глаза сверкнули янтарным в отразившемся свете.

— Я приказал Секретной службе арестовать президента Кейна, — прохрипел он, выдавливая слова. — Я попросил, чтобы его задержали.

Госсекретарь нервно рассмеялся.

— По обвинению в чем?

Галейт повернулся. Заговорил Роджерс, глава аппарата.

— Попытка убийства, — сказал Итан. Вздрагивая от боли, он сжал свой бок. — Сговор с врагами Соединённых Штатов, — его глаза блеснули как фары, посмотрев в глаза Кейна. — Вероятно, к концу дня я узнаю ещё о некоторых его поступках… Он психически нестабилен.

Кейн изумлённо покачал головой.

— Какую выгоду ты можешь получить из этого, Итан?

Вопрос таил в себе больше, чем мог понять кто-то из присутствующих за столом.

Шагнув к двери, Кейн щёлкнул пальцами, обращаясь к швейцару, который стоял в задней части комнаты.

— Чего, во имя всего святого, вы ждёте? — проревел он. — Вызовите медиков. Немедленно. Вице-президент явно ранен!

Кейн пошёл к Итану, думая, что просто использует Барьер, чтобы вырубить его.

Итан попятился с очередным отрывистым смешком.

Прежде чем Кейн добрался до двери, Джарвеш, министр обороны, поднялась на ноги и встала между ними. Она подошла к согнувшейся фигуре Итана, коснувшись его плеча в тот самый момент, когда сотрудник кухни вкатил их завтрак на тележке, уставленной серебристыми подносами. Кейн слышал, как швейцар по центральной рации вызывает врача Белого Дома. Колёсики тележки отрывисто поскрипывали, катясь по напольному ковру.

Сотрудник кухни подвёз все к столу, который стоял справа от рабочего стола Кейна. Он начал усердно расставлять подносы с завтраками.

Агент секретной службы, стоявший у двери, щёлкнул пальцами, чтобы привлечь внимание работника кухни, и нахмурился, когда мужчина не повернулся.

Кейн заметил это лишь краем глаза.

Напрягшись, он наблюдал, как Джарвеш берет Итана за руку, всматриваясь в его лицо. Затем она вскрикнула, распахнув его пальто.

— В него стреляли! — она повернулась к остальным в комнате. — В него стреляли несколько раз! Боже, Итан! Что случилось?

Работник кухни застыл неподвижно, разинув рот, держа в одной руке полотенце, а в другой — ручку тележки. Он вместе со всеми остальными уставился на вице-президента.

Затем он повернулся лицом к президенту Кейну.

Прежде чем кто-то успел пошевелиться, прежде чем сам Кейн успел хотя бы нормально посмотреть на него, работник поднял полотенце и быстро выпустил три пули подряд.

Кейн повернулся на звук, но было уже слишком поздно. Замедленное видение Барьера позволило ему стать почти абстрактным свидетелем последнего выстрела.

Это не позволило ему убраться с траектории выстрела.

Из ствола пистолета поднимался дым, рука дрогнула, и тогда…

Панические крики заполняют бункер.

Кейн почему-то лежит на полу.

Он пытается дышать, но в горле пересохло. Он пытается прокашляться, задыхается. Он слышит их, слышит эхо выстрелов в своих ушах намного позднее, но на самом деле он видит лишь полотенце, пустое выражение лица мужчины и странную ясность в его взгляде.

Кейн смотрит на потолок Овального Кабинета, гадая, почему не ощутил никакого предупреждения из Барьера. Он дышит затруднёнными вдохами и сдавленными выдохами, словно под водой. Он слышит борьбу, разбивающееся стекло, но это тоже где-то далеко. Он гадает, как кто-то мог пробраться мимо его охраны — в первую очередь Пирамиды, а не человеческого комплекса, хотя и последний тоже внушителен.

Затем он вспоминает.

Что-то было не так. С Пирамидой было что-то до ужаса не так.

Лиего исчез, и тогда…

Итан здесь. Итан грузно опускается на колени, все ещё сжимая свой бок.

Итан Веллингтон, выпускник Гарварда и награждённый медалями офицер — существо, которое в понимании Кейна почти отделено от Териана. Их жены — лучшие подруги. Их дети ходят в одну школу. Они вместе ездят в отпуск, присутствовали на свадьбах друг друга. Когда Итан опускается рядом с ним, сердце Галейта и Кейна истекает кровью; на мгновение он верит, что его друг пришёл помочь.

Затем он видит блеск в глазах Итана; жёлтое свечение за карими радужками, нити тех других фрагментов, сплетённых в прочный фасад его друга из Массачусетса.

Пирамида дрожит в этих глазах.

Нити пересекаются.

Кейн ощущает печаль. Существует мало тел, в которых Териан может спрятаться. Фрагменты его aleimi, кристаллизовавшиеся в тёмные пятна, сплетаются со всем остальным, проглядывая через те же янтарные радужки. Кейн знает, что там живёт безумие. Он чувствует ответственность.

Итан наклоняется ближе. Любой смотрящий со стороны увидел бы озабоченного коллегу, приободрявшего своего смертельно раненого друга.

— Мы, может, действительно показали себя расой, занимающей более низкое положение, — выдыхает он, обращаясь к Кейну. — …Но мы хотя бы умеем нормально стрелять.

Глядя в купол потолка Овального Кабинета, Галейт невольно усмехается.

Им завладевают эмоции, на глаза наворачиваются слезы.

— Фигран, — выдавливает он сквозь жидкость в горле. — Прости меня.

Он больше не видит Овальный Кабинет.

Лёжа на траве, он смотрит в густые облака. Он удивлён, когда там открывается просвет, и на кратчайшее мгновение он видит там пламя сине-белого солнца. Но солнце ненадолго освещает его глаза.

В том же просвете мелькает блеск астероидов, холодный, но прекрасный. Внизу, в полной людей комнате, тело, которым Галейт пользовался на протяжении очень долгой жизни, наконец, сдаётся.

Когда это происходит, Тысяча проносится, забирая его к себе.

***

Я чувствую, как Халдрен испускает свой последний вздох.

Тут же суматоха линий и блоков распутывается, исчезая вместе с ним. Я смотрю, как Дренги собирают эти фрагменты. Они затягивают его в холодный, пылающий центр их серебристых облаков, забирая его к себе. Я смотрю, как его aleimi — или его душа, или то, что от него сейчас осталось — исчезает в этих плотно сплетённых нитях, когда они забирают его.

Я шокирована острой вспышкой печали.

Но я не могу долго поддаваться этому чувству.

Его отсутствие оставляет дыру на вершине Пирамиды.

Структура теряет свой серебристый блеск, когда холод света Дренгов испаряется. Гигантские создания из серебристых облаков исчезают, как дым, развеянный в физическом мире, оставляя после себя на удивление абсолютную тишину.

Я посылаю сигнальную вспышку.

Мне не приходится долго. Вэш и его видящие: Йерин, Джалар, Муткар, Флей, Майя, Итру, Тарси, Индэ, Арго, Джет, Анале, Кили, Мэйгар, Наоми, Хондо, Дорже, Тан, Саманта, Инге, Дерек, Уллиса, Мика, Чинья, Алекс, Гаренше, Тензи, Коэн… все они приходят. Они приходят раздельно и вместе. Они приходят с бесчисленными светами, которых я не знаю, с лицами, которых никогда не видела снаружи.

Опаздывая на вечеринку, Ревик тоже присоединяется к нам.

Он избит, потрёпан, но он здесь.

Они приветствуют меня и друг друга, переплетая свет, соединяя и вновь смыкаясь разными схемами, создавая нечто новое.

Я вспышкой показываю план — план, который они создали, и мы объединяемся в согласии.

Единая цель. Единое видение.

Света людей также сияют с нами: Джон, Касс, Джейден, Сасквоч, Фрэнки, Анжелин, Сара, Ник, мужчина из будки по дороге в Канаду, пара, которая остановилась в Ванкувере, беспокоясь, что Ревик мне навредит, маленький мальчик, чей хлеб я украла в Сиэтле. Люди на круизном судне. Моя тётя Кэрол. Мои дяди и кузены.

Мои мама и папа.

Ощущение их всех вместе приносит вспышку надежды.

Затем мы расходимся в очередной вспышке.

 

Глава 51

Потерянные души

— НЕТ! — кричит Териан.

Он смотрит на отступающее облако Дренгов. Он слишком поздно осознает опасность. Он чувствует смещение под ногами и старается компенсировать, вплести себя в бездну над его головой.

— НЕТ! НЕТ! НЕТ!

Вдруг из ниоткуда его окружают видящие.

Это не видящие из числа Шулеров. Эти управляют резким, белым, болезненным светом, который выжигает все на своём пути, все, чего он касается, разрывает нити и связи, повисающие мертво и безжизненно, будучи временно инертными без Дренгов.

И не просто видящие… он чувствует среди нападавших людей.

Пирамида старается переформироваться, поднять его вверх и наружу, соединить его с верхним местом, но убийцы вмешиваются снова и снова, разрывая нити всякий раз, когда они касаются его света, убивая или отсоединяя все больше и больше разведчиков из структуры ниже.

Он чувствует её. Она хохочет над бойней.

Хохочет.

В нем вздымается ненависть, сокрушающая нужда убивать, когда последние шепотки света, связывавшего его с облаками Дренгов, обрываются и расплетаются.

Пирамида накреняется.

Частицы отлетают, и сверху, и снизу. Териан это слышит. Он чувствует это, когда трещины набирают силу инерции, расколы расходятся от сегмента к сегменту, разрывая теперь уже тёмные структуры одну за другой. Все больше и больше из них падают, разламываясь как прессованный пепел, а он может лишь стоять и наблюдать, будучи не в состоянии поверить, чему он стал свидетелем.

Начисто поверженные Шулеры кидаются врассыпную, словно множество rik-jum кард, вырванные из своих мест словно птицы, которых согнали с соломенных гнёзд. Свет с мест кормления рассеивается, лишая силы основание Пирамиды.

Видящие среди Шулеров начинают паниковать.

Те, что все ещё соединены с сетью, начинают кормиться друг от друга, убивая друг друга ради света. Териан в ужасе наблюдает, как отламывается ещё больше кусков, которые сокрушают паникующих видящих, вырывают способности и знания из общих резервуаров. Структуры, которые собирались веками, рушатся в прах, больше не поддерживаемые коллективным разумом Пирамиды и совершенно бесполезные без него.

Собственные структуры Териана тоже начинают мерцать, затем трескаться и ещё сильнее меркнуть, когда разваливаются резервуары. Он чувствует такой сильный отток силы, что поначалу решает, будто он умирает.

Затем становится ещё хуже. Он чувствует, как Пирамида разъединяется.

Лишившись Главы, она разваливается.

Териан вновь чувствует её. Она счастливо хохочет над этой шепчущей тьмой, и он ненавидит её за это. Он ненавидит её за чистую радость, которую он чувствует в её свете.

Он кричит в просторы Барьера, призывая Дренгов обратно.

Слишком поздно.

Расстояние между серебристыми облаками и созданием тянется слишком далеко.

Дренгов уже не найти.

***

Я кружусь в узоре разноцветного света, смеюсь и сама не знаю почему, слезы текут по моему световому лицу. Я никогда не была так счастлива. Свет на моих глазах ликвидирует Пирамиду, срывая её с надломленных опор.

Души рассеиваются словно листья, сорванные тёплым ветерком.

Я чувствую, как люди на разных континентах моргают, пробуждаются.

Даже в боли их невиновность вызывает во мне столько чувств, что я снова смеюсь, не сумев сдержаться. Я не могу иначе выразить то неразбавленное веселье, что я ощущаю. Свет струится из самого Барьера очищающим потоком, который сшибает пыльные, изломанные останки сети Дренгов.

Вытащив чеку, я лишь наблюдаю.

Это просвет в облаках. Это рассвет. Свет без уничтожения.

Затем я чувствую нечто ещё.

«Элли, — резко говорит он. — Пора уходить. Мы в опасности».

Я открываю глаза, стараясь увидеть сквозь свет…

***

…и обнаружила, что лежу на чем-то жёстком, впивающемся мне в спину. Я находилась в пыльном пространстве, окрашенном лишь светом маленького квадратного окна с розоватым стеклом.

Я осмотрелась по сторонам, пытаясь понять, где я.

Длинное тело Ревика лежало рядом со мной. Пол под моей спиной задрожал от низкого грохота. Он снова поднял пыль в воздух, и я услышала позади себя кашель — мужской и женский. Я увидела сломанную люстру, свисавшую с потолка надо мной, и осознала, что лежу на лестнице.

Наверху послышались голоса.

Сначала я услышала Мэйгара.

— Что ж, мы не можем оставаться здесь!

— Ты слышал, что сказал Эддард, — рявкнул Джон. — Следующий этаж полностью заблокирован. Нам придётся… — Джон держал пистолет, когда его взгляд метнулся ко мне, и его глаза выпучились. Он едва не выронил оружие. — Элли. Иисусе! Ты очнулась!

Я посмотрела на Ревика, чья грудь поднималась и опадала, пока он лежал на боку, на тех же деревянных ступенях, что и я. Его веки трепетали, так что я надеялась, что он хотя бы наполовину в сознании. Я постаралась сесть, принять вертикальное положение, и тут по мне ударил неожиданный приступ головокружения.

Однако я не успела упасть — вокруг моей талии скользнули руки и поймали меня.

Я обернулась, с удивлением увидев Мэйгара.

— Ты вернулась, — пробормотал он, прижимая меня к своему плечу. Здание тряслось, и с потолка сыпалась штукатурка, оседая на его волосах. Мэйгар поднял взгляд, когда очередной раскатистый звук сотряс окна.

— Касс в порядке? — спросила я. — Где Касс?

Раздался её дрожащий голос.

— Я здесь, — я увидела, что она стискивает своё плечо и прислоняется к перилам лестницы, глядя на меня. — Что нам делать?

Голос Мэйгара переключился на тон, соответствующий армейскому отчёту.

Его слова адресовались мне, осознала я.

— Они взрывают входы и выходы, — сказал он. — Я насчитал по меньшей мере двадцать, большинство — на этаже прямо под нами. Я пока ничего не чувствую на этаже над нами, но это лишь вопрос времени. С ними видящие, и лифты опущены, как и все в здании, что снабжено органикой. У них есть пистолеты с транквилизаторами и газ.

Мэйгар фыркнул, мотнув головой в сторону Ревика.

— Мальчик-Шулер хорошо их обучил, — мрачно добавил он. — Эддард пытался провести нас по какому-то подземному туннелю, о котором Дигойз сказал ему до того, как вы оба отключились, но теперь лестницы перекрыты. Эддард говорит, что туннель не указан ни на каких чертежах, но у нас не хватит оружия, чтобы пробиться. Они в любой момент могут запустить газ. Эти двое… — он кивнул на Джона и Касс. — …Заставили нас тащить вас обоих. Это слишком нас замедлило.

Я улыбнулась, качая головой.

— Ты хочешь, чтобы я пожалела тебя, потому что мои друзья не захотели меня бросить?

Его глаза блеснули.

— Я бы не оставил тебя, — парировал он.

— Элли! — воскликнула Касс. — Нам нужно отсюда выбираться!

Я посмотрела на Ревика. Вспомнив крик ярости, который издал Териан, я стиснула его руку и скользнула в его свет, чтобы посмотреть, как он. Ревик все ещё был адски слаб, но большая часть aleimi вернулась в его тело. В моей голове нарастало давление — я чувствовала, как Териан ищет нас обоих.

Касс права. У нас мало времени.

— Подними его, — я щёлкнула пальцами перед лицом Мэйгара. — Сейчас же, Мэйгар! И разбуди его получше. Он все ещё в Барьере. Дай ему немного своего света.

Мэйгар отпустил меня и склонился над Ревиком.

Тряхнув его ещё раз, он ударил его по лицу — сильнее необходимого, подумалось мне, но похоже, это оказало должный эффект. Как только глаза Ревика открылись, он схватил его за другую руку и, крякнув, рывком привёл в стоячее положение. Он подставил плечо под руку видящего, который был выше его, и жестом показал Джону помочь и поддержать Ревика с другого бока.

Затем я увидела, как на лице Мэйгара проступила озадаченность. Он обернулся на меня.

— Что-то изменилось. Напоминает хаос. Словно…

— Я знаю, — я всматривалась в его глаза, поражённая тем, что он как будто не осознавал произошедшее. Он, кажется, вообще не помнил, что мы сделали с Пирамидой. — У нас есть передышка, — сказала я ему, объясняя кратко. — По крайней мере, от Шулеров. Я не знаю, как долго это продлится. И я не знаю, как именно это на них повлияет.

— Что насчёт баррикад? — спросил Джон.

— И тех солдат на лестнице? — добавила Касс.

Я посмотрела на всех них, колеблясь.

— Ага. Ладно. Нам с Мэйгаром понадобится ваша помощь. Вы устанете. Если станет совсем плохо, скажите нам, ладно? Мы перестанем.

— Элли? — позвала Касс. — Перестанете что?

Я посмотрела ей в глаза.

— Мы будем вас осушать. Брать ваш свет. Как только все начнётся. Я возьму столько, сколько вы сможете отдать. Не просите меня остановиться, пока не достигнете предела своих способностей. Главное — скорость. Как только мы приблизимся к их людям, я переключусь и буду осушать их, — я посмотрела на Эддарда, находившегося выше по лестнице. — Те заряды, о которых говорил Ревик, тоже не помешают. Чем больше мы их отвлечём, тем легче будет разделаться с ними прежде, чем они начнут стрелять…

Я умолкла, когда Эддард поднял чёрную сумку. Он потряс ей, чтобы показать мне, что она пуста, затем поднял своеобразный портативный пульт управления.

Уловив намёк, я кивнула, взглянув на остальных.

Я подумывала сказать что-нибудь ещё. Может, что-нибудь подбадривающее, что-нибудь вдохновляющее или уместное для лидера. Увидев остекленевшие взгляды, я осознала, что у нас и на это нет времени. Я показала Мэйгару и Джону следовать за мной с Ревиком, когда очередной грохот заставил пыль посыпаться с потолка.

Я уже едва могу видеть из-за света в глазах.

— Держитесь за нами, — слышу я собственный голос, обращающийся к людям.

Я чувствую реакцию Ревика, тянущегося ко мне, но это все, что он делает.

***

Первый взрыв сотряс весь пентхаус, обрушив обломки на толпу зевак, стоявших на улице внизу.

Окна разлетелись вдребезги. Сигнализации машин сработали, когда куски металла, гипса, бумаги, ткани, обломки мебели и обшивки вместе со сломанными приборами, крошкой стекла и краски посыпались на улицу среди обломков вертолётов и разбили машины, которые отогнали в стороны, чтобы укрепить дорожные заграждения.

Старший агент МИ5, Рональд Клемент, пролил кофе себе на рубашку, когда взрыв выбил окна, и тут же пригнулся за военным фургоном.

Он коснулся своего наушника.

Он также повернул голову. Его взгляд первым делом наткнулся на его напарника, агента Генри Джорджа.

— Что, во имя Господа, это было? — крикнул он. — Я думал, мы поймали их в ловушку на лестнице?

Генри показал на пентхаус, словно дым, валивший из окон верхних этажей, служил достаточным объяснением.

Клемент с раздражением выразительно постучал по наушнику. Он услышал, как другой агент подключился, и тут же заговорил.

— Генри? Что случилось?

— Не знаю. Где глава Йенк? Это же их люди, верно?

Очередной взрыв выбил несколько окон на этаже пентхауса.

Клемент пригнулся, затем в неверии созерцал, как вниз валится мебель, включая нечто, напоминавшее четырёхфутовую голову статуи Будды. Она грохнулась на переднюю часть полицейской машины и вмяла ветровое стекло вместе с капотом прямо в асфальт.

Клемент едва успел испытать благодарность за то, что в машине никого не было, когда вновь раздались звуки выстрелов. Автоматические винтовки.

Генри жестом показал Клементу следовать за ним позади ряда автомобилей, которые находились вне радиуса падения обломков. Там стояла женщина в тёмном штатском костюме, которая пила кофе из стаканчика с эмблемой гурманской кофейни ниже по улице. Она кивала мужчине в чёрной кевларовой униформе из наземного патруля СКАРБ. Она не перестала говорить, когда они к ним приблизились, хотя Клемент видел, что она мельком взглянула на них.

— Директор Рейвен? — позвал Генри.

— Я не понимаю, мэм, — Клемент услышал слова агента СКАРБ. — Наши люди… половина из них просто рухнула. Они не смогут сражаться. Другая половина совершенно не подчиняется контролю. Они не слушаются приказов. Некоторые даже стали стрелять друг в друга.

Женщина отпила глоток своего первоклассного кофе, её лицо оставалось невозмутимым.

— Запустите в здание газ с цианидом. Если это не сработает, мы взорвём все к чёртовой бабушке.

Генри и Клемент разинули рты, уставившись на неё, а потом друг на друга.

Даже агент СКАРБ выглядел сбитым с толку.

— Сэр?

— Убейте их, — рявкнула она. — Вы меня слышите? Не время заигрывать с ней, только не после того, что сделала эта сука! Убейте их всех!

Мужчина в униформе СКАРБ отдал честь. Прямо перед тем, как он развернулся, чтобы уйти, его лицо странно сморщилось, сделавшись почти детским.

— Как это произошло? — сказал он. — Что мы сделаем теперь, когда у нас больше нет…

— Соберитесь, агент, — прошипела она. — Или присоединитесь к ней.

— Директор Рейвен? — громче позвал Генри.

Клемент бросил на Генри раздражённый взгляд — в основном из-за того, что тот помешал подслушиванию.

Женщина, Рейвен-как-то-там — или, возможно, как-то-там-Рейвен, Клемент не помнил точно — повернулась. Её синие глаза поразительно ярко блеснули на азиатском лице. Она казалась выше, чем помнил Клемент — по меньшей мере, на дюйм выше его. Свои длинные волосы она укладывала в такой манере, какой Клемент не встречал ни у каких других агентов. Они опускались темной завесой вокруг её фарфорового личика, черные как ночь, гладкие и прямые.

Её высокие скулы и миндалевидные глаза намекали на кровь видящей, но если не считать роста, она могла бы сойти за человека. Невероятно поразительного, красивого человека.

На её указательном пальце Клемент видел кольцо, блеснувшее в лучах солнца.

Его дизайн образовывал шестиконечный крест.

— Думаю, вы понимаете, что должно здесь произойти, солдат, — сказала она агенту СКАРБ, все ещё пристально глядя на Клемента. — Время произвести зачистку. И на нашей стороне в том числе.

Агент кивнул, в его глазах все ещё виднелось то интенсивное, детское горе.

Стиснув шлем в одной руке, он побрёл обратно к зданию, словно потерянный.

Директор Рейвен улыбнулась Клементу, её поразительные голубые глаза все ещё сохраняли ту странную сосредоточенность. Она приподняла бумажный стаканчик в своеобразном жесте приветствия.

— Кофе? — спросила она, приподнимая угольную бровь.

Кусок цемента упал на улицу, раздавив почтовый ящик. Он разломился надвое, и более крупный его шмоток отлетел в жёлтый пожарный гидрант, от чего тот выбросил белую струю воды.

Клемент взглянул на Генри и увидел, что его напарник смотрит перед собой — лицо застыло, от него отхлынула вся кровь. Отвернувшись от женщины и самого Клемента, он нажал на наушник и стал слушать.

— Вы можете повторить? — крикнул он. После небольшой паузы он выругался. — То есть это абсолютно точно? Он действительно мёртв? Вы уверены?

— Кто? — спросил Клемент, наклоняясь ближе. — Кто мёртв?

— Рон! — заорал Генри, явно не слыша его. — Они застрелили президента США! Замочили прямо в своём же Белом Доме! Похоже, вице-президент тоже не выживет!

— Что? — Рональд Клемент уставился на своего старого друга.

Позади него очередной взрыв сотряс белое здание.

Они с Генри оба пригнулись.

Когда Клемент повернулся, ища женщину, стоявшую там, пившую новомодный кофе и улыбавшуюся своим поразительным лицом, он не сумел её найти. Он просканировал толпу поблизости, поискал среди униформ и за ними, в толпе зевак, таращившихся из-за первого заслона баррикад.

Директор Рейвен исчезла.

 

Глава 52

Мост

В нескольких кварталах от Итон Плейс крышка люка аккуратно поднялась со своего места в асфальте, открывая бледные, но грязные руки.

Когда крышка поднялась ещё выше, показалось такое же грязное лицо с шоколадно-карими глазами и пыльными черными волосами. Руки столкнули крышку люка в одну сторону, оперлись на цемент и приподняли мускулистое туловище.

Мэйгар сел на краю ровно настолько, чтобы обрести равновесие.

Он подтянул ноги наверх, затем тут же потянулся внутрь, нетерпеливо щелкая пальцами, чтобы кто-то поднял что-то в пределы его досягаемости. Он осмотрелся вокруг, поймав одежду, затем руки другого высокого мужчины и вытащил его через тот же проем. Он полностью затащил его наверх, затем уложил на тротуар, хмурясь.

Наклонившись над его инертным телом, он резко хлопнул его по щеке.

— Не спать, Рольф. Проснись-проснись, — он крепче ударил его, и глаза другого мужчины распахнулись. Как только прозрачные радужки сфокусировались, другой мужчина нахмурился.

— Верно, — Мэйгар улыбнулся. — Это я, придурок.

— Ох, да оставь ты его в покое, ладно? — из люка выбиралась девушка с длинным шрамом, пересекавшим её лицо, и прямыми черными волосами, которые на концах на несколько дюймов были покрашены в красный, словно кровавое пламя. На последних ступеньках ей помогал длинноволосый мужчина в очень грязной куртке, которая некогда могла быть дорогой. После него из дыры выбрался мужчина средних лет с редеющими волосами и очками в металлической оправе. Его лицо было запачкано сажей.

За ними последовала ещё одна женщина. Она выглядела истощённой.

— Мы знаем, где мы находимся? — спросила Касс.

Мэйгар ответил:

— Нет. Но лучше всего предполагать…

— Подождите, — сказал Джон. — Смотрите.

Все они посмотрели на женщину, которая выбралась последней.

Элли вышла на середину улицы, направившись к лимузину, который только что завернул с улицы в небольшой тупик, где они стояли. Она подняла руку, уставившись на приближающуюся машину, но не замедляя шагов.

Машина остановилась с визгом шин.

Остальные переглянулись, но почти не колебались — подхватили Ревика и побежали к машине. Мэйгар передал его Джону, как только они добрались до автомобиля, затем пошёл к дверце с водительской стороны. Сидевший на переднем сиденье мужчина в чёрном костюме и фуражке уставился на них со страхом и недоумением в глазах.

— Какого ж хрена… — начал он.

Затем его глаза омертвели, словно в них отключили электричество.

— Выходи, — приказал Мэйгар.

Мужчина подчинился.

Мэйгар, Эддард и Касс без промедления забрались на длинное сиденье, закрыв за собой дверцы. Джон забрался назад вместе с Элли и Ревиком. Тронув машину с места, Мэйгар вывернул руль, сделав широкий разворот и направив их обратно к главной дороге за узким переулком между зданиями. Сделав это, он тут же увидел машину лондонской полиции, которая остановилась и перекрыла выезд с мощёной дороги.

Глаза двух копов, выбравшихся из машины, выглядели безумными — то есть, безумными в духе «Ночи живых мертвецов», и поколебавшись, Мэйгар выгнул шею, чтобы обернуться к Элли.

— Ещё двое, босс, — сказал он. — Они перекрыли дорогу.

Элли взглянула в сторону полицейской машины.

… и оба офицера на ходу рухнули на земли.

Мэйгар уставился на них, поражённый тем, как эффективно она это проделала, причём с двумя видящими, ни много ни мало. У Дигойза ну никак не было времени, чтобы так хорошо её обучить.

Он слышал, что пары иногда могут перенимать навыки друг друга.

Мэйгар вытолкнул эту мысль из головы, но прежде это осознание заставило его стиснуть зубы и вызвало тихий прилив злобы.

— Ты можешь просто сбить её с дороги? — спросила у него Элли.

Он продолжал пристально смотреть на неё.

— Полицейскую машину, Мэйгар, — сказала она. — Ты можешь сбить её с дороги?

Мэйгар кивнул, поворачиваясь лицом к рулю и дороге.

— Да, да.

Он достиг припаркованного крузера секунды спустя, ведя машину на такой скорости, что почувствовал себя немного беспечно. Лимузин пронёсся через проем, врезавшись в передок полицейской машины с такой силой, что оттолкнул её с дороги, смял правое крыло и потерял длинную полосу чёрной краски в процессе.

Элли сказала:

— Только оружие. По крайней мере, следующие несколько часов.

Все они ответили женщине на заднем сиденье нервным кивком.

— Конечно, босс, — сказал Мэйгар, щёлкнув языком с мрачным юмором.

***

Я стиснула подлокотник угнанного лимузина, когда Мэйгар начал петлять по дорогам и шоссе, ведущим к выезду из города.

Забавно, но до этого момента я не особенно думала о факте угона. Меня немного шокировало, какой безразличной я сделалась… и в то же время я гадала, не было ли в мини-баре холодильного отделения чего-нибудь выпить.

— Куда мы направляемся?

Спрашивавший голос прозвучал низко, с немецким акцентом.

Я подняла взгляд и увидела, что Ревик смотрит на меня. Все мы по очереди давали ему свет, но его глаза все ещё смотрели остекленело, отрешённо.

— В Индию, — сказала я. — Пока что, — вспомнив об остальных, я посмотрела на Касс и Джона, которые сидели впереди и на заднем сиденье машины. — У меня на счету имеется достаточно, чтобы послать вас обоих в Сан-Франциско, если хотите, — я видела, каким ровным сделался взгляд Касс, затем взглянула на Джона. — …Только если вы сами хотите. Вы можете отправиться куда угодно.

— Куда угодно, но не с тобой. Так, Эл? — нейтральным тоном произнёс Джон.

Я перевела взгляд между ними.

— Ты знаешь, почему я сказала это! Боже… можно подумать, я какой-то антихрист, раз не хочу видеть, как вы вновь пострадаете!

Заметив, как Джон поджал губы, а Касс наградила меня разъярённым взглядом, я испустила вздох.

— Вы действительно хотите поехать с нами? — спросила я. — Потусить с кучкой террористов-видящих в жопе мира?

Касс широко улыбнулась.

— А ты как думаешь?

Я посмотрела на своего брата, который только кивнул. Видя, что я начинаю смягчаться, он наклонился и игриво пихнул меня в бок.

— Кроме того. Брат террористки. Алло? Они ж меня в тюрьму засунут.

— И меня тоже, — радостно сказала Касс. — Я лицо, разделяющее взгляды террористки.

Я немного преувеличенно вздохнула, но тоже постаралась не слишком обнадёживаться.

— Ладно. Но просто к вашему сведению… в Сиртауне воняет. То есть, воняет как из открытой канализации. Вода какая-то ненормальная. Сколько бы раз вы ни сходили в душ, вы никогда не отмоетесь так, как дома. А ещё там становится реально холодно, особенно ночью. Постоянно идёт дождь, — чувствуя, что они дружно отмахиваются от моих слов, я добавила: — Я не обещаю, что мы будем делать что-нибудь помимо того, как прятаться, так что не ожидайте таких развлечений на повседневной основе. И подождите, пока не попробуете еду видящих.

Однако я не могла притвориться, что не испытываю облегчения, и Касс рассмеялась.

Я взглянула на Ревика, гадая, как он отнесётся к идее, что мои друзья поедут с нами, но он не смотрел на моё лицо. Когда я наклонилась, чтобы открыть холодильник, моя цепочка выпала из-под рубашки. Проследив за его взглядом до серебряного кольца, которое на ней болталось, я почувствовала, как моё лицо заливает теплом. Я не успела заправить его обратно под рубашку, как Ревик протянул руку и взял кольцо в ладонь.

Воцарилось молчание, пока он водил по нему пальцем.

Когда он ничего не сказал, я сделала вдох.

— Териан дал его мне, — сказала я. — Чтобы убедить, что ты мёртв, наверное.

Поколебавшись ещё мгновение, я потянулась назад, чтобы расстегнуть застёжку. Прежде чем я нащупала её пальцами, Ревик поймал меня за запястье, останавливая меня.

Я подняла взгляд. Увидев, как напряглось его лицо, я сглотнула.

— Разве ты не хочешь вернуть его себе? — спросила я.

— Нет, — он отвёл взгляд от кольца и посмотрел мне в глаза. На мгновение он смотрел лишь на меня, затем сделал неопределённый жест рукой и прочистил горло. — Оно принадлежало моей матери. Моей настоящей матери.

Он вновь помедлил, точно сомневаясь, что ещё сказать.

— Я бы хотел, чтобы ты оставила его себе, — закончил он.

Я осмыслила эту информацию, ощутив очередной шепоток боли, когда глаза Ревика не отрывались от моих. Меня охватило смущение, но я не могла сказать, кому принадлежала эта эмоция — ему, мне или нам обоим. Может, это просто неспособность иметь с ним дело настолько близко, когда он вот так на меня смотрит.

Ревик отпустил моё запястье. Силой оторвав от него взгляд, я сосредоточилась на небольшом холодильнике, стараясь перевести дыхание.

— Хочешь что-нибудь попить? — спросила я. — Тебе надо поесть, Ревик. Это поможет тебе восполнить свет.

— Да, — секундой спустя он передумал и показал отрицательный жест. — …Нет, Элли. Не сейчас.

— Нет? — я обернулась. — Ты уверен? У них здесь наверняка имеется что-нибудь съедобное. Даже если это всего лишь сок, или орешки, или…

Я умолкла, когда его рука обвилась вокруг моей талии. Ревик бережно заставил меня выпрямиться, затем вернуться в угол кожаного сиденья лимузина у двери. Наклонившись к моему месту, он наполовину поймал меня в ловушку своих рук и повернулся так, чтобы заслонить меня от остального салона. На протяжении одного долгого мгновения, когда его свет окружал меня, все ощущалось почти так, словно мы остались наедине.

Ревик лишь смотрел на меня своими ясными бесцветными глазами.

— Ты в порядке? — спросила я.

Он покачал головой.

— Нет.

С виду казалось, что он хотел сказать больше. Он опустил губы к моему уху.

— Я скучал по тебе, Элли, — пробормотал он. — …Так сильно.

Ощутив, как моё горло сдавило, я вытерпела вспышку боли, ударившую меня в грудь. Я прочувствовала её до самых пальцев.

— Я тоже по тебе скучала, — мой голос прозвучал тише шёпота. — Очень, Ревик. Каждый день.

Теплота выплеснулась из его света, но я чувствовала, как он сдерживает её, убирает обратно.

Я чувствовала, что Ревик хочет сказать больше. Наконец, он приласкал моё лицо, нежными пальцами убирая волосы, которые лезли мне в глаза.

— Ты спасла мне жизнь, — сказал он. — Снова, Элли, — его подбородок напрягся. — Я не знаю, почему. Я слышал тебя. С Галейтом. Ты понятия не имеешь, насколько ты ошибаешься… относительно того, что я о тебе думаю. Ты не смогла бы ошибаться ещё сильнее, чем сейчас, Элли.

Взглянув на него, я невольно слегка улыбнулась.

— Всего лишь немножко медленная, да? — произнесла я, поддразнивая. — Немножко похожая на червяка?

Ревик стиснул мои волосы.

— Ты спасла мою жизнь. Опять, Элли.

Моя улыбка померкла, когда я посмотрела на него. Я видела, как поджались его губы, почувствовала, как его пальцы крепче сжимают меня, пока Ревик пытался подобрать слова.

— Ты — все, о чем я думал, — сказал он. — Даже до этого.

Я не спрашивала, до чего. Я вновь уставилась на него, немного опешив.

Я осторожно позволила своим пальцам пройтись по его подбородку. Долгое мгновение Ревик не шевелился, позволяя мне касаться его, пока он прижимал меня к сиденью. Я приласкала его шею, даже его пальцы, а затем вернулась к лицу. Я не скрывала своей реакции на то, как сильно он похудел. Я почувствовала, что его свет начинает отвечать, глубже вплетаясь в меня, и Ревик опустил губы. Моя рука сжалась на его рубашке, когда его губы коснулись моего горла. Я слегка подпрыгнула, ощутив, как его язык скользит по моей коже.

Ревик поднял голову, его взгляд остекленел. Он сглотнул, пристально глядя на меня.

Я встретилась с ним взглядом, борясь с неверием. Тот поцелуй в его квартире казался таким далёким, почти сном. Это почему-то казалось куда более реальным.

— Ты собираешься уйти от меня? — спросил Ревик.

Я пристально посмотрела ему в глаза. Прочистив горло, я покачала головой.

— Нет, — сказала я.

Я заметила, как напряжение схлынуло с его лица. Я чувствовала, что Ревик хочет сказать больше. Это ощущение повисло между нами, пока он подбирал слова, словно прорабатывая разные варианты, как это сказать.

Затем он, казалось, сдался.

Ревик наклонился ближе. Его губы скользнули по моим губам, будто задавая вопрос.

Я задержала дыхание, когда он вновь поцеловал меня. Его свет оставался настороженным, свёрнутым вокруг его тела. Я чувствовала, что он все ещё кормится от меня — наверное, рефлексивно, поскольку его свет все ещё был истощён. В ответ на мою мысль Ревик взял мою руку и прижал её к центру своей груди. На мгновение мы оба просто замерли, пока он втягивал свет через мои пальцы.

Затем он издал низкий звук, прижимаясь губами к моему рту.

Затем мы целовались. Поначалу я чувствовала в Ревике лишь сдержанность, почти осторожность, когда его пальцы коснулись моих рук. Я осознала, что тоже сдерживаюсь… но когда тяга усилилась, я поймала себя на том, что открываюсь. Мой свет изменился. Я едва коснулась его языка своим, и тут же ощутила реакцию. Ревик вновь поцеловал меня, заставляя раскрыть губы, и ахнул мне в рот. Я вновь прикоснулась к его лицу, и он закрыл глаза, прижимаясь к моей ладони, запуская пальцы в мои волосы.

Затем он пригвоздил меня к сиденью.

Ревик поцеловал меня крепче, наваливаясь своим весом. Когда я схватилась за его шею, он издал очередной низкий звук. Затем я ощутила, как он просит меня, ощутила, как все в нем смягчается, вливается в мой свет, к моему телу. Боль скользнула сквозь меня, почти парализуя, и Ревик издал стон, стискивая ладонью моё бедро. Он вновь поцеловал меня, используя свой свет в языке. Я осознала, что он уже твёрд и начал открываться по-настоящему, разворачивать свой свет…

— Эй! — Джон треснул Ревика по спине.

Мы оба подпрыгнули.

— Остыньте, — сказал он. — Вы, ребята, как подростки, клянусь, — он стукнул Ревика кулаком по руке. — Это все ещё моя сестра, чувак. Женаты вы там или нет… я ни за что не буду смотреть, как вы двое тут поддаётесь зову природы.

Я тут же отпустила его, и Ревик поднял голову.

Его глаза расфокусировались, почти одурманенные, но он кивнул в ответ на слова Джона. Я ощутила на себе ещё один взгляд и взглянула вперёд, увидев, что Мэйгар смотрит в зеркало заднего вида.

Только тогда я осознала, как тихо стало в машине.

Я нашла взглядом Касс, и она широко улыбнулась мне, качая головой. Шрам на её лице растянулся от улыбки, меняя очертания.

Даже Эддард выглядел немного развеселившимся, когда обернулся.

Джон похлопал Ревика по ноге.

— Прости, чувак, — сказал он. — Просто подожди, пока мы куда-нибудь доберёмся, ладно?

Когда молчание затянулось, Мэйгар прочистил горло и подался вперёд, чтобы включить новости по радио.

— …Только что подтвердилось, — прокричал металлический голос аватара с английским акцентом. — Президент Соединённых Штатов мёртв. Врач Белого Дома несколько минут назад выпустил заключение, излагающее, что несколько огнестрельных ранений оказались фатальными и разорвали не одну, а целых две крупных артерии. Неизвестный нападавший сначала проник и застрелил вице-президента, Итана Веллингтона в его спальне вице-президентского особняка, оставил его умирать, а затем…

Я покосилась на Касс, которая слушала радио с разинутым ртом. Джон, сидевший по другую сторону от Ревика, уставился перед собой с таким же выражением. Затем все пятеро посмотрели на меня.

Мэйгар первым нарушил молчание.

Он фыркнул, взглянув на меня в зеркало.

— Это был он, не так ли? — сказал он. — Галейт. El Presidente, — восприняв моё молчание как согласие, он сосредоточился обратно на дороге. — Не знаю, что пугает меня сильнее, — сказал он. — Тот факт, что ты на моей стороне… или что это может длиться не вечно.

— Я его не убивала, — сказала я.

Мэйгар рассмеялся.

— Нет. Ты всего лишь удостоверилась, чтобы каждый видящий, желавший его смерти, знал, где именно он находится, — он пробурчал: — Потрясающе, серьёзно. Я думал, что верных будет больше.

— Некоторые были верны, — сказала я.

— Что ж, как минимум один не был, — парировал Мэйгар.

Я взглянула на Ревика. Он протянул руку к моим коленям и сжал мою ладонь, крепко стиснув пальцы.

— Ты поступила правильно, — сказал он.

Я кивнула, глядя на наши переплетённые пальцы.

Затем я выглянула в окно. Солнце наконец-то выглядывало на пасмурном английском небе. Даже сквозь густой смог и облака колонны туманного золота лились вниз, чтобы осветить отдельные кармашки человечества и зелёные луга.

Я подумала о возвращении в ту высокую точку Гималаев, с мартышками, чаем и беркутами, парящими над бечёвками с молитвенными флажками и заснеженными горами. Я подумала о том, что буду находиться там с Джоном и Касс, выбираться с ними в походы, гулять по рынку, ходить плавать и заводить друзей среди других видящих.

Я подумала о том, что буду там с Ревиком… и я улыбнулась.

Когда я подняла взгляд, Ревик пристально смотрел на меня. Я отвернулась, но он коснулся моего лица, и я ощутила от него импульс тепла, привязанности, которая переливалась в нечто иное, почти робкое, и это распускало завитки в моей груди. Это ощущение окрепло, когда я сжала ладонь Ревика, и вот я уже посылала то же чувство ему, ласково притягивая его пальцы.

Ревик привлёк меня поближе, впуская глубже в свой свет.

К тому времени я почувствовала, что он хотел сказать мне.

Когда он в этот раз пристально посмотрел на меня, я не отвернулась.

 

Эпилог

Итан

Итан Веллингтон стоял на ступенях здания Капитолия США.

Толпа из тысяч — скорее всего, десятков тысяч — хлынула вниз по ступеням в парк внизу, заполнив каждое свободное место всюду, докуда видел его физический взгляд.

Он видел, как они стоят на основаниях фонарей, на обочинах, на улице, на траве. Они заполняли каждое пространство, не занятое другим физическим объектом и не отгороженное легионом Секретной Службы и представителями различных подразделений армии, которые заполонили половину города в связи с убийством президента Кейна.

Подавляющее большинство в этой толпе были людьми, конечно же.

И все же он получил пожелания удачи от нескольких делегаций видящих перед своим прибытием на церемонию. Они извинились за невозможность присутствовать лично, но Итан как никто другой понимал, почему сегодня ни один визуально узнаваемый видящий не будет в безопасности на улицах Вашингтона — или, возможно, на улицах любого крупного города в Соединённых Штатах.

Прошло три недели с тех пор, как умер его друг, Дэниэл Кейн.

Поскольку в убийце опознали видящего, который выполнял контрактную работу для китайцев, вся страна встала на уши.

Верховная Судья Верховного Суда прямо сейчас стояла напротив него, одетая в полное официальное одеяние.

Её лишь недавно назначили на должность. Её выбрал Кейн, конечно же. В свете его убийства возникли некоторые затяжные разногласия из-за того, кому якобы был верен Кейн, и из-за того, как недавно она поднялась на высочайшую позицию в стране.

Однако Веллингтон заверил всех, что она хорошо подходит для этой должности.

Он также предупредил, что они не могут углубляться в прошлое и ставить под сомнение каждое решение, которое Кейн принял за время президентства — если на то нет оснований.

Его слова заставили угаснуть все возражения против её назначения.

Конечно, если бы они знали, что Верховная Судья Новак — уже не та, кого Суд номинировал тремя месяцами ранее, то они наверняка встревожились бы ещё сильнее. Однако те немногие, кто хорошо знал её в личном плане, оказались загадочно недоступными для дачи комментариев.

Еще одно преимущество запрета фотографий публичных личностей.

Несколько хорошо спланированных устранений, кое-какая пластическая хирургия и несколько тщательных перестроек сознания — и вот уже никто не задаёт вопросов.

Итан одобрял эти действия.

Черт, да это была его идея.

Когда Верховная Судья подняла взгляд, Итан улыбнулся, посмотрев в глаза пожилой женщины.

«Эй, док, — подумал он в её сторону своим человеческим разумом. — Как дела?»

Выражение лица Ксарет не дрогнуло.

— Сэр, — произнесла она. — Пожалуйста, поднимите правую руку.

Итан сделал как сказано. Левую руку, все ещё висевшую на темно-синей перевязи, цвет которой идеально сочетался с его костюмом, Итан положил на Библию Короля Иакова.

В глазах Верховной Судьи, все ещё носившей свои старомодные очки, сверкнуло легчайшее предупреждение. Все следы немецкого акцента испарились из её речи, когда она произнесла:

— Вы готовы принести клятву, мистер вице-президент?

Итан взглянул на толпу, когда та взорвалась ликующими воплями и экстатическими аплодисментами. Он разрушил заговор в сердце Белого Дома, даже попытался спасти жизнь Кейна, когда тот умирал на полу Овального Кабинета. Аплодисменты сделались более неистовыми, более эмоциональными.

Удивительно, как быстро они забыли.

Но люди всегда любили хорошие истории.

Как и Кейн до него, Веллингтон рад был предложить им таковые.

— Да, — сказал он. — …Готов, то есть.

Она улыбнулась, поднимая правую руку.

— Очень хорошо, сэр. Прошу, повторяйте за мной…

Он слушал лишь вполуха, повторяя фразы после того, как она их произносила.

Его глаза сканировали лица ближайших зрителей, где его жена, Хелен, стояла рядом с маленькой девочкой в пурпурном платье, прижимавшей к груди белого кролика. Кролик был абсолютно новеньким; его шерсть сияла ослепительной белизной. Маленькая девочка уставилась на него, не замечая криков и воплей людей, заполонивших ступени под платформой.

— Поверить не могу, что он захотел сделать это снаружи, — пробормотал госсекретарь справа от Итана, в пределах слышимости девочки.

Министр обороны стояла рядом с ним, облачённая в униформу военно-морского флота, увешанную медалями. Она улыбнулась, не поворачиваясь и убирая с глаз длинные волосы цвета красного дерева.

— Это хорошо для прессы, — сказала она. — Особенно учитывая, что он ранен.

— Мы ещё не знаем, кто за это ответственен? Кто на самом деле ответственен?

Её красивые губы изогнулись.

— Ты знаешь ответ на этот вопрос, Джеймс. Мы не всегда врём прессе, знаешь ли, — она удостоила его сухой улыбки. — Веллингтон уже объявил войну. Конечно, до сегодняшнего вечера все неофициально, пока он не поговорит с Конгрессом.

Её глаза сверкнули бледно-жёлтым, когда она окинула взглядом толпу, подмигнула маленькой девочке и улыбнулась Итану.

— Кейн оказал нам услугу, — добавила она, сухо улыбаясь госсекретарю. — Если уж на то пошло, то теперь предельно ясно, что нам нужно сделать для выживания.

— Серьёзно? — госсекретарь фыркнул. — И что же, Джарвеш?

— Истребить врага, — сказала она. — Пока они не набрались сил, чтобы истребить нас.

Позади них Итан Веллингтон продолжал говорить в небольшой, но мощный микрофон, произнося слова, которые сделают его следующим президентом Соединённых Штатов.

— … во благо и верно исполнять обязанности кабинета, в который я вот-вот войду, — решительно произнёс он.

— И да поможет мне Бог, — подсказала Судья, слегка улыбаясь глазами.

Толпа позади него взорвалась эмоциональными воплями. Новостные камеры крутились, снимая лица и машущие руки. Окидывая взглядом монумент Вашингтона, он видел на мониторах слезы, стираемые с глаз наблюдавших людей, плакаты, которыми махали туда-сюда.

Вдалеке виднелись танки, которые останавливались по обе стороны аллеи.

В солнечном свете над головой сверкали истребители.

Он сделал это вопреки всему.

Он стремился к этому и наконец добился.

Итан улыбнулся, и ликующие вопли сделались ещё громче, ещё эмоциональнее.

— …И да поможет мне Бог, — сказал он.