Сжать когтями купол оперного театра, чтобы хрустнул, как яйцо, рассыпался крошевом. Вспороть мосты, точно нити, один за другим — освободить реку. Пыхнуть жаром на вонючие, громыхающие повозки. Разодрать асфальтовую чешую, грязную, в домах-бородавках, — пусть хлынет из порванных труб-артерий вонючая кровь…
Дракон запрокидывает голову к небу, натягивая жилы. Мускулистые лапы сводит судорогой от невозможности прикоснуться к мерзкой каменной нашлепке. Низкий, неслышный человеческому уху вой вырывается из глотки и захлестывает город. Отчаянный взмах крыльями. Вверх!
Драконья ненависть оседает невидимым пеплом, погребая под собой людей.
Лето. Время пива и сахарной ваты, липкой потной жары, сизого дыма над асфальтом, девочек в коротеньких юбочках и крохотных топиках.
Дракон сидит, развалившись, на скамейке, ест мороженое и разглядывает человеческую шушеру, собравшуюся в Первомайском сквере. Шелестит фонтан, ветер сдувает на дракона крохотные брызги. Течет по пальцам растаявшее мороженое.
На другой стороне площади вопит ребенок, желая прокатиться на лошади. Дракон морщится: какой противный писклявый голос. Мать наконец разрешает. Заморенная кобыла вяло переставляет ноги. Поравнявшись со скамейкой, взбрыкивает. Ребенок орет от восторга, мамаша — от ужаса. Дракон ухмыляется и вольнее раскидывает руки по изогнутой деревянной спинке. Подсесть на заманчиво-полупустую скамейку никто не решается. Человечки, конечно, тупее животных, но кое-какие инстинкты у них сохранились.
Жарко. Над фонтаном вспыхивают крохотные радуги. Ротовое отверстие подземного перехода изрыгает воняющую по том людскую массу. Электронное табло на мэрии пугает небывалой температурой.
Еле слышная поступь кроссовок. На плечо дракону падает узкая тень. Он лениво поворачивает голову. Молоденькая дурочка, ошалевшая от внимания сексуально озабоченных сопляков. Было бы на что смотреть: короткие волосы цвета асфальта, узкое бледное личико, маленькая грудь, тощая попа. Ножки… ну, ножки ничего, хорошие. Девица переступает под его взглядом, сейчас уйдет.
Нет, дерзко щурится.
— Разрешите присесть, господин дракон?
Ведьма! Колет под лопатками — крылья рвутся на волю. Ноет челюсть. Дракон торопливо заглаживает языком прорезавшийся клык.
Девчонка, не дожидаясь приглашения, опускается на скамейку, кладет ногу на ногу. А ведь она не природная. Городская. Из тех, что гадают по трещинам на асфальте и ворожат на автомобильные номера.
— Пристав Лиза Горская, ковен Заельцовского района, горохрана.
Клык все-таки приподнимает губу. Дракон цыкает.
— И что же от меня понадобилось ковену?
Лиза постукивает ноготками по крашеной доске.
— Странное дело, господин дракон. Каждую неделю в ночь с четверга на пятницу мы фиксируем всплеск агрессии. Жестокие драки, убийства. Ссоры, несколько самоубийств.
Клыки заострились, ответ выходит шепелявым:
— Люди, что с них взять!
Пристав Лиза Горская смотрит сердито.
— У вас полный оборот, насколько нам известно, раз в семь дней. С четверга на пятницу. Вы ничего не хотите передать ковену?
Дракон зевает, демонстрируя набор зубов.
— Нет.
Кажется, ведьму такой ответ радует.
— У вас был шанс смягчить приговор, но вы от него отказались. — Она протягивает тонкую папку. — Здесь все доказательства. Ковен вправе наложить взыскание.
Дракон папку взял, но перебирать вложенные в мультифоры листочки поленился. Пусть подавятся своими взысканиями.
— И сколько же?
— Тридцать лет.
Чтоб оно им поперек глотки встало! Драконы живут долго, очень долго, но лишиться тридцати лет из-за каких-то людишек!..
— Это еще не все. — Ведьма старательно смотрит ему в лицо. — Месяц ареста истинной личины.
В горле запершило. Дракон кашляет, сплевывает сажу. Дрянь! Нечисть городская! Пальцы сгибаются, готовясь выпустить когти.
— Приговор начинает действовать с этой минуты.
На месте клыка ноет пусто место.
— В течение месяца вы будете находиться под наблюдением.
Лиза уходит, лавируя в толпе. Дракон трогает языком крохотный зуб, смотрит в спину девчонке. Ей очень хочется обернуться, очень… Ведьма передергивает лопатками.
Ольга Дмитриевна, гремя ключами, закрывает дверь. На лестничной площадке стоит огромная сумка на колесиках. Пахнет нафталином.
Дракон удивлен.
— Уезжаете?
— Да вот, подруга позвала. Она у меня в Кудряшах живет. Звонит, приезжай, дескать. Хоть на завалинке вместе посидим, молодежи косточки перемоем. — Соседка дребезжаще смеется.
— А Филимон как же?
Толстый рыжий кот, как и все прочее зверье, его не любит. Дракон же относится к нему с уважением. Не каждая псина решится гавкнуть, а кастрированный Филимон при встрече шипит и топорщится, точно ершик для унитаза.
— Племянница присмотрит. Не моя, Викторовны. Кошек, говорит, любит.
Странно, он не заметил ее сразу в полутемном углу лестничной клетки. Совсем нюх потерял.
— Здравствуйте, — говорит пристав Лиза Горская тоненьким благовоспитанным голоском. Примерная внучка, гордость любой бабушки.
— Вечер добрый, — иронично приветствует ее дракон. — Не знал, что вы любите животных.
— Так вы знакомы? — радуется Ольга Дмитриевна. — Вот хорошо!
Лиза решительно перебивает старушку:
— Пойдемте. Пробки, можем на электричку опоздать.
— Да, конечно. И кто их придумал, эти пробки? Вот раньше, помнится…
Дракон закрывает за собой дверь, отрезая голоса.
Комната — маленькая коробка. Давит потолок, сжимают стены.
На волю!
Утробный вой, слишком мощный для человеческого горла. Болят надсаженные связки.
Испуганно хрипят часы, отсчитывая удары. Всего лишь два. Мало! Ночь бесконечна.
Боль скручивает спину, ломает, но крыльев нет. Истинная личина под арестом.
Приступы следуют один за другим, заставляя выгибаться, упираться в пол затылком и пятками.
В небо! Нет крыльев…
Бетон, камень, цемент — дракон задыхается. Слабые человеческие пальцы царапают ковер. Тело покрыто липким по том. Знобит.
Утро медленно поднимается, вытесняя темноту.
Дракон лежит на спине, смотрит в потолок. Нет сил отползти в ванную.
Так будет еще три раза. Каждый четверг месяца, запрещенного для полетов.
Он поворачивает голову и щерится в стену. Пристав Лиза Горская тоже не спала. Ведьма все слышала.
В офис он не идет, сказавшись больным. Лежит на диване, бездумно щелкая пультом от телевизора. Медленно отходят растянутые мышцы.
А ночью — любимый, вымечтанный сон.
Кружит в пустоте космоса теплый шарик-планета, весь в россыпях зеленых огней. Покрупнее — ведьмы, природные и новые. Сила их велика, огни пульсируют часто, тревожно. Но десяток ведьм туда, десяток сюда — картина не изменится.
Крохотными светлячками сбиваются в стайки домовые и лешие, мостовые и метрошные, болотные и водяные. Этих хоть сотнями гоняй с места на место.
Равновесие.
Дракон ухмыляется, глядя на яркие, режущие глаза огни. Их мало, по пять штук на континенте. Атланты магического мира, прикованные к своим постаментам. Место для каждого тщательно вымерено. Умереть, отдав себя земле, — пожалуйста, улететь — нельзя.
Дракон разминается, расправляет крылья — и поднимается в небо. Теплый вонючий воздух сменяется чистым, холодным. Выше, выше… Невидимые цепи натягиваются. Взмах крыла, рычание сквозь зубы. Еще! Ну же!
Хрустят кости, пластами сходит чешуя. Красные вспышки перед глазами. Выше!
Цепи лопаются. Дракон ревет во всю глотку, свечкой взмывает вверх. Потоки ветра хлещут город, срывают линии электропередачи и рекламные щиты. Лопаются стекла, железными лохмотьями топорщатся крыши. Вьются зеленые огни, но им, крохотным, не залатать дыру, не удержать силу. Гибнут ведьмы, захлебнувшись пустотой. Пространство свивается воронкой, тянется за драконьим хвостом.
На месте города — черная перепаханная земля. Дышит, освобожденная…
Сон, как обычно, приводит в хорошее расположение духа. В выходные дракон валяется на пляже, грея в песке надсаженную спину.
В понедельник открывает глаза за пару минут до звонка будильника, быстро одевается и уезжает в офис. Сегодня босс будет стоять в дверях с часами в руке и горе тем, кто посмеет опоздать. Он ухмыляется. Смешно, но за глаза сотрудники называют его Драконом.
День, занятый делами — пятничными и сегодняшними, — проходит удивительно быстро. На лестничной площадке перед своей квартирой дракон останавливается, слушает. У соседки тихо. Наверное, пристав бдит только одну ночь в неделю.
Вторник и среду дракон работает как проклятый.
В четверг мимолетно жалеет, что у него не человеческий метаболизм. Можно было б напиться, но ведь не поможет.
Медленно гаснет день. Дракон сидит на кухне, сгорбившись, и тихо кряхтит. Болит живот, выламывает позвоночник. На лбу выступают крупные капли пота.
Дракон представляет, с каким удовольствием он долбанет хвостом по крыше мэрии, когда истечет срок. Там, под видом мелкого отдельчика, одного из многих в бюрократической свалке, обосновался городской ковен.
Чай кажется горьким, дракон срыгивает, и в этот момент в прихожей брякает звонок.
Жаль, нет клыков, хоть бы оскалился в свое удовольствие. Он знает, кто стоит за дверью.
— Что, пристав не дремлет?
Лиза отводит глаза.
— Я же все слышу.
— Не сомневаюсь. — Дракон вежливо наклоняет голову и разглядывает ведьму сверху вниз.
— Я могу помочь. Снять боль. Я умею.
Искушение послать к черту — пусть мучается, слушая за стенкой! — слишком велико. Но дракон уже вышел из того возраста, когда красивый жест важнее собственного здоровья.
— Проходите, — сухо разрешает он.
На закате было лишь предвестие боли. Ломка начинается в полночь. Дракон ползает по ковру, шипит и судорожно выгибает спину. Лиза стоит на коленях и пытается его удержать, вцепившись в плечи.
Темно и тошно.
Дракон приходит в себя. Измученная спина прижата к ковру, голова лежит на чем-то теплом, не очень удобном, но приятном. Сильные пальцы разминают виски. Он открывает глаза. Ага, что-то теплое — Лизины колени. Ведьма вымученно улыбается.
— Уже утро.
— Я заметил. Но все равно продолжайте.
Пальцы выдавливают последнюю боль. Хочется мурлыкать, и чтобы почесали за ухом. Попросить? Дракон вздыхает. Ничего не выйдет.
— Скажите, Лиза, вы же ведьма. Что вам до людей, почему вы их защищаете?
Давно было любопытно, но все как-то не встречалась сотрудница ковена, готовая ответить.
— Я городская ведьма. А без людей город мертв.
Дракон поерзал лопатками по ковру.
— Продолжайте, что ж вы остановились? Хм… А разве мертвый город хуже? Мне кажется, совсем наоборот. Вы только представьте…
Ведьма вскакивает так быстро, что дракон стукается затылком об пол.
— А что я такого сказал? — лениво интересуется он. Боль ушла, и одним четвергом стало меньше.
Глаза у Лизы огромные. Смотрит, точно на первейшего преступника. Злодея всея веков.
— Вы… — Губы дрожат. Не понятно, то ли обругать хочет, то ли заплакать. — Вы… не смейте! Город, он такой… живой. Дышит, растет, говорит. Он… Пустой — это страшно! Это как…
Слов у нее не хватает. Ведьма убегает. Гулко хлопает дверь.
Снова четверг.
Дракон стучит в стенку. Говорит, чуть повысив голос:
— Соседка, пошли чай пить.
Из-за бетона сочится недоумение.
— А что, раз дракон, то водку глушить обязан? Или коньяк смаковать? Я чай люблю. С вареньем.
Не идет. Затаилась.
Окно заливает темнотой. Дракон пьет чай, постукивая зубами о край чашки. Снова знобит, и он накидывает плед. Любимое смородиновое варенье кажется кислым, точно в него натолкали лимон.
Звонок отдается вибрацией в висках и позвоночнике.
— Твою мать!
Неловко поставленная чашка падает. Разлитый чай капает со стола.
Звонок повторяется.
— Да иду я! — кричит дракон.
Болит гортань. С трудом сгибаются колени. Пока дотащился в прихожую, взмок.
На пороге — Лиза. Смотрит виновато. Губы шевелятся. Дракон сквозь гул в ушах разбирает:
— …сказала, можно пользоваться. Малиновое.
В руках у ведьмы — банка с вареньем.
— Проходи.
Дракон плетется обратно на кухню, волоча плед по полу, точно хвост. Он кажется себе очень старым. И облезлым.
Легкие шаги, сбивчивые извинения. Дракон смотрит через плечо. Пристав Заельцовского ковена напугана и смущена.
Смешно. Даже перестает крутить позвоночник. Как, оказывается, мало надо — всего лишь ополовинить боль.
— Спасибо, — говорит дракон и забирает у Лизы банку.
Стекло нагрелось в ее ладонях. Его пальцы, сведенные судорогой, оттаивают.
Дни нервные, суетливые, точно людишки в час пик. Зам робко интересуется, не желает ли босс сходить в отпуск, развеяться. Рявкнул на него.
Вечера длинные, резиновые. Тянутся, тянутся, еле переползают полночь.
Скоро четверг.
Что же вдруг меняется? Чего не хватало до того? Пятнышка варенья на губе? Слизнула, язык розовый, как у отважного Филимона. Почему не замечал раньше: серая радужка обведена рыжим? Не видел, как отводит с лица непокорную прядку волос. Что изменилось?
Вопросы, на которые не может ответить даже дракон, а ведь они живут очень долго.
Лиза испуганно смотрит ему в глаза. Встает, задевая коленом стол. Звякает чашка, выплескивая на блюдце остывший чай.
— Я пойду, господин дракон. Мне еще писать отчет в ковен.
Дерзит. Намекает, мол, я — твой охранник.
Никто не знает, почему вдруг все меняется. Даже городская ведьма, которая умеет гадать по цвету светофора и видит будущее в радужных разливах бензина на поверхности лужи.
— Не провожайте меня, я помню дорогу.
Щелкает замок.
Дракон уходит в комнату, ложится на диван.
Бетонная стена. Ненадежная перегородка, извращение панельного строительства. Мечется за ней изумрудный огонек, не находит места.
— Лиза, — говорит дракон.
Огонек замирает.
— Ты же все поняла.
Исчез огонек. Скрылся в лабиринте комнат, отгородился дубовым шкафом. В шкафу — пожелтевшие от времени простыни, подписное издание Толстого и семь фарфоровых слоников, от большого к крохотному. Задрав хоботы, слоны идут за счастьем.
— Лиза.
Наивные слоны.
Болит десна, готовая выпустить клык. Сводит позвоночник зародышами крыльев. Дракон обводит взглядом офис, и сотрудники торопливо утыкаются в мониторы. Слышно пощелкивание клавиш. Наверняка обсуждают по аське, что это с боссом.
Дракон поднимается с кожаного кресла, небрежно бросает заместителю:
— Я уехал, сегодня уже не вернусь. Звонить, только если важное.
Машина заводится сразу. Низко гудя, выруливает со стоянки. Перед драконом асфальтовая река, перекрытая дамбами светофоров. Машина взревывает, разгоняясь. Иногда кажется, что это похоже на полет.
Но только не сегодня.
Дракон ухмыляется, глядя на себя в зеркало. Нелепо торчат клыки. Вот бы махнули полосатой палкой, заставляя прижаться к обочине. Хохочет во все горло, представляя картинку.
Срок наказания истек.
Лиза должна была уехать еще утром. Ей больше нечего делать в этом доме. Но в квартире кто-то есть. Наверное, Ольга Дмитриевна кормит Филимона свежей вырезкой и причитает, мол, похудел бедный котик.
Дракон замирает на лестничной клетке. За дверью из прессованных опилок мечется зеленый огонек.
Палец касается пупырышка звонка. Чуть сильнее надавить, и зальется истеричный сигнал. Дракон опускает руку. Каждый должен решать сам.
Долго достает ключи, звенит ими. Дверь за спиной остается неподвижной.
По-летнему медленно темнеет небо. Тусклыми звездами загораются фонари. Затихает рев механических повозок. Дракон, морщась, доедает варенье. Его подташнивает от приторной сладости.
Часы отбивают полночь. Все, можно лететь.
В доме напротив гаснут окна. Свистит ветер, запутавшись в проводах. Хлопает занавеска, пытаясь сорваться с гардины.
Предчувствием удара гудит корпус часов. Еще тридцать минут.
Ноют мышцы, тянет — пора. Дракон решительно встает, снимает рубашку.
В дверь коротко звонят.
Какой у него, оказывается, длинный коридор.
— Проходи… соседка.
Лиза перешагнула порог.
— Я зашла попрощаться.
Дракон поворачивает на кухню. Ей приходится идти следом.
Колышутся занавески, надуваются крыльями. Рубашка беспомощно раскинула рукава. Тоже, наверное, взлетать хотела.
— Срок наказания истек.
— Еще утром, — напоминает дракон.
Ведьма переминается у стола, не решаясь ни сесть, ни уйти.
— Пристав Лиза Горская, вы ничего не хотите мне сказать?
Драконы живут тысячу лет. Почему же конкретно этот старый дракон волнуется, словно вчера вылупился из яйца?
Девушка мотнула головой.
— Лиза.
— Нет. Я только попрощаться.
У дракона дергается губа, приоткрывая клык.
— До свидания. Процедуру затягивать не стоит, мы скоро увидимся.
Ведьма смотрит с надеждой.
— Почему?
— Думаю, ковену придется наложить на меня еще один штраф.
Дракон отворачивается к окну. Там ворочается монстр в асфальтово-бетонной шкуре. Пальцы заостряются когтями.
— Но зачем?!
Он пожимает плечами.
— Я — дракон.
— Тридцать лет…
— Драконы живут долго.
— Но они тоже умирают!
На спине дергаются мускулы, из последних сил удерживая крылья. Теплая ладонь ложится между лопаток.
— Я не хочу, чтобы ты умирал. Не хочу, чтобы тебе было больно.
Из-за клыков усмешка выходит кривоватой.
— Этого не изменить. Я не люблю город.
…рвануть когтями асфальтовую шкуру, выпустить наружу требуху канализации!
— А меня?
Дракон поворачивается. Лиза смотрит требовательно, словно и не она маялась весь день за дверью.
— Ведьма, ты же знаешь.
— Знаю. Но я — тоже город! Я — его порождение!
— Это забавно, — соглашается дракон.
— Возьми меня с собой в небо.
Дракон хохочет, звякает в шкафчике посуда.
— Я не верю в сказки.
— Зато верю я. Меняется все. Ты, я. Город. Неужели ты не чувствуешь?!
Когда смотрят такими глазами, отказать невозможно. Дракон наваливается на подоконник.
— Ляг ко мне на спину и держись за шею.
Как хорошо, что она легкая. Бросок — падают с девятого этажа. Проносятся окна — все больше черные, и только одно яркое, солнечное. Дракон раскидывает руки, ветер выкручивает их, рвет сухожилия, ломает кости — и расправляет крыльями. Пищит Лиза, оказавшись на широкой чешуйчатой спине. Став невидимым, дракон взлетает. Гудят провода, нечаянно зацепленные лапой. С истошным воплем удирает ворона. Дракон закладывает вираж и летит над проспектом.
— Смотри! — кричит Лиза.
Фонари, реклама, фары, окна, светофоры. Город переливается, уродливый, каменный, вытянувшийся вверх, проросший вглубь.
— Смотри же!
Гул работающих телевизоров и приемников, плееров и компьютеров. Голоса. Крики. Смех. Раздражают. Тысячи тысяч человечков в неуютных норках квартир, чего ж им не спится?
Мускулистые лапы напрягаются, выпуская когти.
— Ну смотри…
Сколько их выйдет завтра, чтобы заплатить дань городу? Погибнуть в автомобильных авариях, упасть на рельсы метро, сорваться со строительных лесов? Не жалко. Город породил, город и сожрет.
Дракон хихикает, низко, почти неслышно для человеческого уха. Какая ирония судьбы!
Теплая слезинка падает на бронированную чешуйчатую шкуру.
Еще одно мерзкое порождение — городская ведьма, плоть от плоти.
Его Лиза.
Моя, думает дракон, взмахивая крыльями. Поднимается выше. Уже можно охватить одним взглядом правый и левый берега, соединенные нитями мостов. Проступает сеть улиц, подсвеченная огнями. Крохотными жучками проносятся машины.
— Смотри! — рычит дракон.
Ведьма на его спине замирает.
Горячий воздух, поднимаясь от асфальта, надувает крылья. Забавно — город помогает дракону.
Выше!
Пульсируют артерии огнями, бежит по ним механическая кровь.
— Как красиво, — шепчет Лиза.
Смешно — городская ведьма никогда не видела свой город весь, разом. Никто другой не мог ей этого подарить.
Счастливый дракон летит над рекой. Под левым крылом — левый берег, под правым — правый.
— Смотри!
Впереди темные клубы туч. Дракон врывается в них, разбивая мглу крыльями. На город падает дождь. Блестит асфальтовая шкура, потоки смывают грязь. Дробятся, отражаясь, огни.
Хохочет мокрая Лиза.
На его руке доверчиво спит город. Дышит глубоко, ровно. Пахнет нагревшимся бетоном и духами, грозой и мокрыми крышами. У его города волосы цвета асфальта, они щекочут дракону подбородок. Веснушки — крохотные пятна ржавчины. Темные стрелки ресниц, похожие на провода. Узкие ключицы, изящные, точно старые улочки. Родинка на плече, как медная монетка, выброшенная в фонтан. Чтобы вернуться.
Дракон втягивает когти и осторожно накрывает теплое плечо ладонью. Спи, город. Пусть тебе приснится что-нибудь хорошее.