Полдня Марк искал пробку от ванной. Сначала он осмотрел все ящички «мойдодыра», заглянул во все коробочки, которые хранили невостребованную, давно подаренную кем-то морскую соль, а еще зубочистки, фигурное мыло в виде ракушек в полиэтиленовом пакете, одноразовые щетки и крошечные тюбики пасты из дорожного набора РЖД, салфетки, лезвия для бритвы и много всяких подобных вещиц. Пробки там не было. «Будто корова языком слизала». При открытии каждая коробочка источала парфюмерный аромат. В одной из них как-то пролился шампунь, в другой остались крошки от мыла ручной работы, в третьей пахло мятой и ментолом, четвертая благоухала приоткрытым пробником туалетной воды из мужского журнала. В носу перемешались все запахи. Даже специально натренированная собака ни за что бы не нашла пробку в этой суете благовоний. Марк открывал один ящик за другим, одну коробочку за другой, уже не осознавая, что он ищет, а наслаждаясь самим фактом вдыхания различных запахов. Отойдя от цели, он заглядывал в упаковку стирального порошка и откручивал пробку от геля для душа. Подержав в руке пробку от флакона с шоколадным ароматом, он вдруг вспомнил первоначальную задачу.

Подумав, Марк решил, что пробка могла упасть и несмотря на то, что это событие, скорее всего, произошло много лет назад, согнулся в три погибели, чтобы внимательно изучить пол возле раковины и всю прилегающую территорию. Говорят, что вещи обычно теряются в радиусе полуметра от места, где им стоило бы находиться, но случай с пробкой был не обычен. Ее нигде не было. Марк сел на край ванны и решил вычислить местонахождение «этой дряни», логически и по возможности спокойно: пробкой он не пользовался слишком давно, а это означает, что она может быть ровным счетом, где угодно. «Ищи на орле, на правом крыле». Марк вздохнул. Потом еле заметно улыбнулся и уже решил оставить эту затею. Ну, а как еще? Набрать ванную без пробки не получится и, главное, он то хотел побороть страх и даже сделал все от него зависящее!

Марк вышел на кухню, закурил, но почти сразу сигарета затушилась о край пепельницы, и он снова отправился на поиски. Под ванной обнаружились цветочные горшки, вложенные один в другой, давно потерянная пемза, кусочек мыла и небольшой клочок фольги от упаковки презерватива, который, как припоминалось имел какое-то смутное отношение к Алине. Все это аккуратно отправилось обратно под ванную. Пробки там не было.

Марк снова открыл все ящички «мойдодыра» и теперь заглядывал во все коробочки со словами «я ищу проклятую пробку от ванной», чтобы больше не отвлекаться от цели поиска и не проглядеть такую важную для него сейчас вещицу. К каким бы уловкам Марк не прибегал, отыскать пробку не получалось. «А ведь она где-то лежит и смеется!» — приговаривал озадаченный медведь, периодически вытирая пыльные или мыльные руки о свою шкуру.

Марк перевернул контейнер для грязного белья, но кроме чьих-то кружевных розовых трусиков и силиконовой листообразной вкладки в бюстгальтер, которая тоже напомнил Алину, ничего нового там не обнаружил.

После обследования ванной комнаты, Марк прочесал кухню, сам не понимая, чем может заниматься пробка в ящике с вилками и ложками или на сушке с тарелками. Но мало ли что ей могло прийти в голову? Покусывая большой палец, хозяин берлоги перерыл все ее содержимое, устроив приличный беспорядок и даже напугав рыб, которые спрятались в грот от шарящей по дну руки. Синодонтисы не хранили у себя пробку от ванной, это было, увы, более, чем очевидно!

Вторую половину дня Марк провел под ливнем и в магазинах, где пытался купить нужную пробку. Все варианты не подходили либо по диаметру, либо по толщине. Продавщица отдела «Все для дома» посоветовала купить детскую универсальную пробку-лепешку в магазине игрушек. Марк недовольно открыл брызнувший водой зонт, и не обращая внимания на промокший низ брюк и сырую обувь, двинулся со свойственным ему упрямством дальше.

Ветер был не сильный, но юркий и пронырливый. Ему всякий раз удавалось залезть под зонт и, дунув туда, вывернуть его наизнанку. Зонт трепыхался в сильной руке, пытаясь вырваться и улететь с надеждой не оказаться в ту же минуту в ближайшей луже. Прохожие тоже включились в эту игру, борьбу с шустрыми зонтами и противным ветром. Марку же казалось, что его зонт — это жар-птица, которую он схватил голыми руками и всячески пытается удержать несмотря на огненные капли холодного дождя. «Жар-птицы, как известно, умирают осенью и быть может это последняя живая, которую надо удержать именно сегодня — думал Марк, — до весны ждать нельзя, никак нельзя. Жар-птица у каждого своя, и упустив эту, можно никогда ее больше не встретить».

На крыльце магазина прятались от дождя две дамы — одна Фрекен Бок из мультфильма о Карлсоне, другая женщина, попробовавшая на вкус дохлую мышь и старающаяся скрыть свои ощущения от окружающих не слишком удачно. Та, что откусила часть грызуна трещала без остановки, задыхаясь посередине длинных предложений:

— Это девка завтра точно устроит нам большой скандал несмотря на то, что все знают, пуговицы надо срезать перед химчисткой. Почему мы должны за этим следить? Нужно говорить это каждому, кто поставил пятно, перепив алкоголя, или выльет на пиждак, как в ее случае видимо и было, полстакана подсолнечного масла? Да их столько за день приходит, что язык будет заплетаться от общения с каждым таким аккуратным посетителем. Свиньи они. Сви-ньи! Ты же знаешь, я не люблю лишних слов… А срезали бы сами, опять недовольны были бы. Сколько уж было криков по поводу мешочков с пуговицами?

Марк, наигравшись с зонтом, наконец, сложил его и зашел в магазин. Но любопытство, которое было ему так же не свойственно, как бегемоту кокетство, заставило его остановиться за стеклянными дверьми и дослушать монолог стервятника.

— Кроме того, эта особа сама не дала мне ничего сказать, она нападала на даму, стоящую в очереди перед ней, тоже порядочную грязнулю, красивую порядочную грязнулю. Та принесла ужасно испачканное пальто, да к тому же без одной пуговицы вовсе… Той с маслом не понравилось, что та без пуговицы задела ее краем «своих обносок», а та даже, по-моему, не слышала ее, стояла и о чем-то думала напряженно. Она ничего не ответила на все оскорбления, которые лились ручьем от той, что принесла костюм, облитый маслом. А пальто то, как будто по земле волочили. Может быть ее изнасиловали?

Фрекен Бок только открыла рот, чтобы поддержать домыслы подруги, как из магазина выскочил Марк и на одном дыхании выпалил:

— Прошу прощения, вы бы не могли сказать, где та химчистка и можно ли как-то найти ту женщину, которая сдала то пальто без пуговицы? — заразное «та», «ту» и «то» быстро прилипло к речи Марка.

— О, много вас таких быстрых, — начала было приемщица, но присмотревшись к обаятельному Марку, кокетливо сменила тон. — Химчистка то тут за углом, а женщина то вам зачем? Уж адресов мы не спрашиваем. Пальто ее будет готово где-то в среду. Уж она то вряд ли жалобу напишет, что той пуговицы нет. А от первой особы только и жди неприятностей….

Марк вытащил из кармана пуговицу:

— Такая?

Женщина хмыкнула. Ее лицо изменилось и побледнело. Испуганно открыв зонт, она за руку потащила спутницу под ливень. Марк стоял под козырьком магазина с пуговицей в ладони и провожал глазами двух женщин, удалявшихся от него неимоверно торопливо.

Домой Марк вернулся усталый и не очень то довольный. Он по своему обыкновению кинул вынутые из ящика газеты в прихожей и захлопнул дверь. «Вести района» свалились на пол и раскинулись на первой странице, всей силой пытаясь привлечь внимание Марка к статье о каком-то ветеринаре, угодившим за решетку, и его бедной жене. Марк недовольно нагнулся, поднял газету и снова бросил ее на тумбу.

Не разуваясь, он побрел в ванную. Кораблик, сжимаемый большой рукой, пискнул и отбросил якорь на длинной цепочке. Якорь плотно закрыл отверстие ванной. Пустить воду сегодня не представлялась никакой возможности, дело было перенесено на утро.

В холодной ванной лежал кораблик, источающий довольно резкий резиновый запах. Голубой кораблик с большой трубой и красными иллюминаторами, в одном из которых виднелась голова капитана. От кораблика тянулась пластмассовая белая цепочка, оканчивающаяся прилипшим к дырке мягким диском. Капитана ждало дальнее плавание, но все это утром, утром. Прежде чем мокнуть в ванной Марку нужно было немного обсохнуть, согреться и выспаться, а главное понять, что же происходит с его жизнью.

Утром медведь проснулся от звонка заботливой Таси, которая просто жаждала вроде как давно назначенного свидания и хотела сообщить, что уже выходит из дома. Марк не успевший прийти в себя, не успел и обрадоваться, как вдруг увидел на прикроватной тумбочке не понятно откуда взявшуюся в этом беспорядке пуговицу. Он что-то пробурчал, потом прорычал и, наконец, закашлялся. Подступивший к горлу кашель спас его и подсказал, о чем можно наврать.

— Тасенька, я вчера сильно простыл. Попал под сильный дождь. Горло сильно болит, кашель сильный. Давай перенесем наше свидание?

— Простыл? Сильно? Так я тебе лекарства принесу, мед, чай горячий налью, молочка принесу. Я тебя быстро вылечу.

— Постой. Я точно заразный. Больной лечись, а здоровый болезни берегись! Я по-моему даже рыбок в аквариуме заразил, они вверх брюхом теперь плавают. Честно! Тебе не надо приходить, я поспать хочу! Чай с медом уже выпил и таблетки все нужные от температуры. У меня же и температура поднялась. — Марк схватил найденный вчера в раскопках градусник и для уверенности взял его в руки.

— Как жаль. А высокая?

— Кто высокая?

— Ну, температура высокая?

— А да, конечно. Вчера 39 и… «Очень высокую называть опасно, еще скорую вызовет!», — подумал Марк и продолжил: — 39 и 1, но утром уже лучше: всего то 37 и 5.

— Врешь, ты все, Марк. У тебя и градусника то никогда не было!

Марк вскочил и достал из-под кресла футляр с градусником. Он обнаружил его там, когда искал пробку.

— Таисия, ты что такое говоришь? Вот градусник у меня в руках, тут еще бумажка такая есть. Вот сейчас тебе прочту, раз не веришь — «Заметки по эксплуатации и хранению. Взять термометр за высокий конец и встряхивать рукой термометр так, чтобы мениск столбика ртути оказался ниже цифровой отметки 35 градусов С по шкале… Гарантийный срок эксплуатации 12 месяцев со дня ввода в эксплуатацию…» Ну?

— Ты надо мной издеваешься, Марк? У тебя другая женщина?

Марк посмотрел на пуговицу, тяжело вздохнул и сказал спокойным и немного дрогнувшим голосом:

— Нет, Тая. Я просто заболел. Причем реально заболел! У меня, по-моему, даже галлюцинации от температуры. Я тебе позже перезвоню, не сердись! А дождь все еще льет. Я не вру!

Тасю Марк знал почти с детства, и она все время кружилась вокруг него. О Тасе можно было бы сказать словами кентервильского приведения «Он была дурна собой и совершенно не умела готовить». Что касается второго замечания, тут не могло быть другого мнения. Курица зажарила бы сама себя лучше, чем это сделала бы Тая. А вот что касается ее внешности, тут не все так однозначно. В детстве и юные годы про нее часто говорили, «она будет красивой женщиной, очень привлекательной, у нее для этого есть все задатки», но как только Таю стали называть женщиной, о ней отзывались за глаза так — «в детстве и юности, по всей вероятности, она была красавицей, но ничто не вечно под Луной».

Марк машинально засунул градусник под мышку и взял в руки ту самую пуговицу. Рассматривая эту утонченную женскую штучку, Марк думал о химчистке и странном разговоре в магазине, о пациенте Алике, с его нерешительностью и безответственностью, о Марке Приютове, пловце и покорителе волны, об одиночестве той пожилой дамы и о бессмысленной жизни, которую ему больше всего захотелось наполнить какими-то значимыми вещами. А начинать все нужно было с победы над водной стихией, при мысли о которой, температура тела Марка опускалась ниже положенной нормы.

Марк убрал градусник и пошел готовиться к дальнему плаванию.

Сухой кораблик беспомощно лежал на дне ванной. Марк много раз думал и решал, когда лучше наполнить ванную и когда в нее погрузиться. Проще было набрать ее полностью, а потом (уж будет что будет) попытаться залезть в воду. Сложнее, но надежнее — залезть сразу в ванную и наполнять ее постепенно. Решить, какой вариант выбрать, было трудно. В каждом крылась какая-та явная и серьезная опасность. Марк вернулся в комнату и взял бумагу для принтера, вытащил несколько листков и принялся складывать кораблики — чтобы как-то успокоиться и расслабиться. Первый кораблик получился самолетиком. Так уж вышло, что руки сами его сложили. Самолетик полетел по комнате и чуть не упал в аквариум. После нескольких попыток, наконец, появилась первая лодочка, ближе к обеду сделался и пароходик с трубой.

После обеда Марк разложил в ванной все свои творения и пустил воду. Бумажные кораблики чуть не погибли под сильным напором и кран пришлось закрыть. Марк уже стоял голый, но никак не мог сделать окончательный выбор, хотя и четко понимал, что в полную ванную он не за какие коврижки не полезет. Он, вообще, не любил коврижки.

Согрев холодный чугун кипятком, медведь все таки опустился в ванную и открыл воду. Пока было не страшно, а тревожно. Марк всегда принимал душ — это его не пугало, но вода начинающая покрывать стопы ног и притапливать ягодицы настораживала не на шутку. Сердце застучало громче, дыхание становилось прерывистым и неровным, в глазах потемнело. Марк отвлекся на кораблики, снова разложив их на поверхности воды, практически еще на самом донышке. Он охранял их от попадания под бьющую струю и старался не думать о том, что уровень воды с каждым мгновением поднимается все выше.

Вместе с бумажными лодочками и пароходиком, с резиновым корабликом и капитаном на борту, в ванне было тесновато, но как-то уютнее и должно быть спокойнее. Но Марку такое спокойствие давалось нелегко. Пот стекал по лицу и становился все интенсивнее. Сердце пыталось выпрыгнуть из груди. Его удары отдавались в ушах и эхом разносились по всей берлоге. Он слышал смех ребенка, и тут же всплески воды, монотонный гул, снова смех и еще более громкий однородный шум, который нарастал и становился невыносим. Марк бледнел, его начинало трясти. Он чувствовал это всем организмом.

Марк не вытерпел и закрыл воду. Из крана выскочила последняя капля и с грохотом опустилась на поверхность воды. Медведь схватил полотенце, не вставая из ванной, и тщательно вытер все части тела, еще не касающиеся воды, которая уже успела погрузить в себя низ живота. Марк повторял про себя, что не встанет из ванной, пока не наберется ее половина, но не мог снова открыть кран. Время шло. Вода постепенно остывала и Марк начал мерзнуть. Расслабиться не получалось. Но к уже набранному количеству воды он постепенно привыкал. «Ну, вот же, Он. Кран. С горячей, согревающей водичкой. Марк, что тебе стоит? Открой его!» — говорил он уже вслух, но руки не слушались. Они делали то, что сами считали нужным — вытащили все лодочки, пароходик и, наконец, кораблик, следом за которым потянулась цепочка и лепешка, закрывающая воде путь к отступлению. Вода начала спускаться, образовав маленький смерч над зияющим отверстием. Марк вылез из ванной и укутавшись в халат, побитый и несчастный пошел в комнату. Включив телевизор, он повалился на кровать и тут же уснул. Все силы его бессовестно забрала вода, страх перед которой победить пока не удавалось.

Когда Марк спросонок открыл глаза, по телевизору заканчивалась трансляция футбольного матча. Зеленый, но довольно не приглядный газон все же успокаивал, а равномерные крики болельщиков и взволнованный голос комментатора уводил от всех проблем и переживаний. Марк поправил халат, одетый на голое тело и погладил себя по животу.

Раздался свисток судьи, оповещающий об окончании матча и на экране показали молодую женщину и мужчину, которые радовались победе нашей команды, обнимаясь и страстно целуясь на глазах всего стадиона. У Марка екнуло сердца. Женщина, которую он видел на экране всего несколько секунд, возбудила его. И это возбуждение, в отличии от всех последних его вожделений и похотей, было особенное, ничем не испорченное, какое-то чистое и оправданное. Словно возбуждение во сне. Мужчина, с котором целовалась девушка, вдруг повернулся. Это был сам Марк.

Марк схватил пуговицу и посмеиваясь над самим собой, прижал ее к губам.

Он уже лежал в ванной и, несмотря на сильный напор воды, чувствовал себя прекрасно. В руке сильный медведь сжимал маленькую заветную пуговицу и думал, о той, которая терпеливо ждет в темнице его самого, надеется на избавление от синего дракона, жаждет яркого света пера жар-птицы, терпеливо ждет его помощи и настоящей любви.

И перо жар-птицы и синий дракон и принцесса — все были тут же рядом, в ванной комнате. А пуговица вдруг растаяла в мокрой руке, словно сахарная.