Шофер остановил тяжелый грузовик перед вагончиком-бытовкой с надписью «Строительство компрессорной станции 4 на газопроводе Оренбург — Западная граница СССР» и выскочил из кабины. Едва коснувшись ногами земли, крикнул громко:

— Товарищ инженер!

— Слушаю, — отозвался инженер Скленка в полуоткрытое окно.

— Телеграмма.

— Из республики?

— Да.

«Ну вот», — пронеслось в голове Скленки, и руки его бессильно остались лежать на столе. Остро отточенный карандаш выпал из пальцев. Скленка почувствовал, что не в силах подняться. Кровь ударила в голову, в ушах зашумело.

«Виола…»

Перед отъездом в Советский Союз он зашел к своему школьному товарищу — главному врачу областной больницы — и попросил обследовать Виолу. Почему у них нет детей? Осмотрев ее, доктор сказал, что нужна операция, а до тех пор думать о ребенке рано. На другой день он приехал к Скленке на стройку сам и признался, что операция предстоит тяжелая и за исход он не ручается.

Два дня ходил Матей Скленка как в тумане. Грозная опасность нависла над дорогим в его жизни человеком. В субботу, собравшись с силами, он постарался войти в дом так же, как и прежде: с улыбкой на лице, с распростертыми объятиями, в которые всегда с детской радостью бросалась Виола. Продуманный заранее план — он собирался поговорить с ней об операции поздно вечером, уже улегшись в постель, когда не будет видно его лица, — сам собой отпал за ужином. «Говорят, — сказала Виола, — тебя направляют на линию Оренбургского газопровода… Поедешь в Советский Союз, а, Матей? Здорово! На такую стройку! Мне бы очень хотелось поехать с тобой, но не могу. Пока ты будешь там, я лягу в больницу. Сейчас не хочу: ты станешь навещать меня, а больница ни одну женщину не красит. Я же хочу нравиться тебе. И даже очень нравиться. А знаешь почему? Чтобы ты верил: у нас будет красивый ребенок… Я… я никогда не откажусь от мысли о нем. Никогда! Пусть врачи делают со мной все, что хотят…» Он не мог тогда поколебать эту ее надежду.

На службе Скленка сосредоточенно готовился к командировке в СССР, а дома по вечерам они вместе мечтали, как Виола приедет к нему, договаривались, как будут переписываться. Словом, сделал все возможное, чтобы она ни о чем не тревожилась.

Накануне отъезда он снова отправился в больницу и попросил друга сразу же после операции сообщить ему результат. Честно, откровенно, по-мужски. Школьный товарищ молча пожал ему руку…

…Скленка наконец справился с волнением и развернул телеграмму. Полоса света упала на телеграфные ленточки с черными буквами. Он не сразу понял смысл сообщения:

«Одиннадцатого отправлен котел из Праги тчк Приблизительно восемнадцатого будет на разгрузочной станции тчк Организуйте доставку и установку тчк Телеграфируйте когда выслать специалистов для завершения монтажных работ тчк Директор завода тчк».

— Котел! Это же котел! — обрадовался Скленка, и мрачные мысли мигом отступили. Сейчас он уже думал только о котле… Ведь, если его не доставить и не смонтировать вовремя, стройка останется без энергии, и они не смогут работать. — готовить бетон, вести внутреннюю отделку домов… Котел — это жизнь стройки. От него зависит ее темп.

Но почему же все-таки нет вестей от Виолы? Последнее письмо пришло три недели назад. Он догадался, что она уже в больнице, хотя сама Виола этого не писала — видимо, чтобы не волновать его. Почему же молчит врач? Или забыл об уговоре? Неопределенность хуже самой горькой правды. Нет-нет, сейчас об этом лучше не думать… Установят котел, и он прямо отсюда позвонит в больницу…

Скленка тряхнул головой, еще раз внимательно перечитал телеграмму, вложил ее в учетный журнал и, набросив на плечи полушубок, вышел на улицу.

Свежий ветер приятно ударил в лицо, приятно охладил. Окинул взглядом стройку. Рабочие сваривали конструкции, краны поднимали панели будущих жилых домов. Грузовые машины подвозили материалы и исчезали в облаках пыли. Порывы ветра разносили пыль по степи, крутили в воздухе и устилали ею низкую траву. На горизонте виднелись одинокие деревья, в той стороне спокойно нес свои воды Дон.

Скленка любил бродить над рекой. Здесь, на берегу, к нему не раз возвращалось спокойствие. Сколько он передумал тут о Виоле! Когда его охватывало отчаяние, хотелось бросить все и уехать к жене, река будто бы говорила ему: «Не поступай так! Это не принесет вам счастья. Ваше счастье — это не только вы с Виолой, но и ваше дело, твое дело, Матей. И ты не одинок. Посмотри, ведь даже я не одинока. У меня есть берега, остров, птицы, пароход, который проплывает сейчас мимо тебя, солнце, луна и люди…»

Глядя на воду, он успокаивался, вновь обретал душевное равновесие. «Может, пойти к реке?» — подумал он и уже подчинился этой мысли, но тут вдруг решительно зашагал в другую сторону, мимо сложенных панелей. Завидев мастера Фойтека, вечно сосущего леденцы, окликнул:

— Йожу не видел?

— Прораба? — процедил сквозь зубы мастер, отправляя леденец за щеку. — Прораба Ро́зложника?

— Да.

— В колхоз уехал. — И Фойтек подошел поближе к начальнику. — У экскаватора три зуба сломались. А сварочного агрегата нет. Может, у соседей попросить?

— Не слишком ли часто к ним обращаемся? — усомнился Скленка. — То одно, то другое…

— А к кому же еще обращаться? На следующей неделе и мы им поможем: подбросим цемента. К тому же машины не пойдут порожняком.

— Правильно, — задумчиво кивнул Скленка. — Машины надо с толком использовать. Было бы обидно…

Мастер ждал, что еще скажет, инженер, но тот умолк. Тогда Фойтек язвительно заметил:

— Что-то наши до́ма про нас забыли.

— С чего ты взял?

— Обещали, что котел прибудет в середине сентября, а сегодня уже десятое ноября. На твоем месте, — заволновался мастер и перестал сосать леденец, — я бы устроил такой скандал, что стены бы закачались.

— Во-первых, Пало, сегодня не десятое, а одиннадцатое, — поправил Скленка, — а во-вторых, — он улыбнулся, — котел уже есть.

— Есть? — удивился мастер и проглотил конфету. — Ослеп я, что ли? Или ты спрятал его под кровать и теперь греешься один? — пошутил он, думая, что и инженер тоже шутит.

— Сегодня я получил телеграмму, — серьезно сказал Скленка. — Котел отправлен. Числа восемнадцатого прибудет на разгрузочную станцию.

— А оттуда? — не без любопытства спросил Фойтек. — Как мы доставим его? Ведь не иголка, махина будь здоров какая!

— Посоветуемся. Вернется Йожа, скажи, что в пять собираемся в «Белом доме». Позови и Манделя, чтоб все были в сборе.

— Бетон. — Отправив в рот новый леденец, мастер указал на машину, которая привезла готовый бетон. Рабочие помогали шоферу подогнать самосвал так, чтобы масса вытекала в приготовленные формы.

— Не жидковат? — спросил Скленка.

— Что ты, — вступился за бетонщиков Фойтек. — А вообще, если хочешь, можем посмотреть.

Они направились к строящемуся дому. Скленка смотрел на рабочих, на бетономешалку, но мысли его были заняты котлом. «Фойтек прав, — думал он, — это ведь громадина, ее нелегко будет установить…»

— Хороший бетон, верно? — спросил Фойтек.

Скленка машинально кивнул, повернулся и зашагал к бытовке — «Белому дому», как шутливо прозвали его канцелярию.

Они расселись, кто на чем: Скленка опустился на стул, поближе к окну, мастер Фойтек и главный механик Мандель устроились на раскладушке, где прежде спал начальник стройки. Когда Скленка переселился в дом, раскладушку не убрали, она стала служить вместо стола: на ней лежали чертежи, разработки планов отдельных объектов, учетные книги работ, книга предложений и много других бумаг. Мастер Фойтек аккуратно отодвинул их подальше от себя. Если он и не любил что-то, так именно бумаги. Уже за несколько дней до месячного отчета у него портилось настроение, а во время работы над ним он старался поменьше общаться, чтобы не обидеть кого понапрасну из-за собственной злости. Да и как не сердиться, если вместо запаха известки, бетона и железа он должен вдыхать бумажную пыль! Но стоило мастеру сдать отчет, как он снова оживал, с радостью сосал леденцы, весело приветствовал каждого встречного-поперечного.

Прораб Розложник остался стоять в дверях. Полуоткрытым ртом ловил свежий воздух, предвещающий ночные заморозки, покашливал и тер бордово-красные щеки. Когда-то этот полнеющий мужчина увлекался футболом, был лучшим нападающим городской сборной, а сейчас стоял усталый и осоловевший и, казалось, подремывал. В работе Розложник забывал о своих двадцати пяти килограммах лишнего веса и умел увлечь за собой парней, не боясь трудностей.

— Может, закроешь дверь, — произнес Мандель, набивая трубку. — По ногам дует.

— Ага, — обрадовался Розложник. — Скажи, какая неженка! А все потому, что в машинах ездишь. Подожди, от тряски еще геморрой себе схлопочешь. Жаль, врачи не считают это профессиональной болезнью.

Все громко загоготали. Смех отразился от стен, ударил в потолок и вылетел через приоткрытую дверь. Розложник намеренно притворил ее неплотно, оставив щель, чтобы вытягивало табачный дым.

Скленка, улыбнувшись, поднял голову — морщинки вокруг губ и глубокая складка на лбу разгладились — и спросил:

— Начнем?

— Дело за тобой, — все еще шутил Розложник. — Размечтался, а мы тут ждем тебя не дождемся.

— Все о своей Виоле тоскует… — добавил с улыбкой Мандель. — Как только вспомню, что она сотворила со мной в Гуменном, когда мы там фабрику строили, до сих пор опомниться не могу.

— А что? Расскажи! — заторопил его Фойтек.

— Ты не знаешь? — Розложник переступил с ноги на ногу. — Все строители помирали со смеху…

— От стыда я на глаза никому не мог показаться. — Мандель закурил трубку. — Каждый кричал: «Гу… гу-гу… За тобой пришла! Забирать пришла!»

— Ребята, расскажите, — настаивал Фойтек.

— Лучше не рассказывай, мастер у нас человек нервный, вдруг его удар хватит — инсульт третьей степени, если говорить по-научному, — глубокомысленно заявил Розложник. — Так что, жалеючи мастера, лучше об этом не будем.

— Не стоит его дразнить… Расскажу. — Мандель посмотрел на инженера из-за облачка голубого дыма. — Однажды я здорово отпраздновал день своего рождения. Чего только не болтал спьяну! И между прочим брякнул, что, если бы пришла ко мне костлявая с косой, шмякнул бы ее промеж глаз. Наговорившись всласть, положил я голову на подушку, уснул и вдруг слышу, жужжит что-то над ухом. Открываю глаза — сам себе не верю: у кровати стоит костлявая, пальцем тычет на меня и бормочет: «Гу… гу-гу… Забирать пришла!» Я бух с кровати, встал на колени и давай молить о пощаде. Столько я ей наобещал — жена за десять лет такого не слышала. Утром узнаю — это Виола нарядилась. Парней наших, которые все это наблюдали, чуть родимчик не хватил.

Мандель рассказывал эту старую историю, а Скленка вспоминал другую, тоже случившуюся в Гуменном зимней вьюжной ночью.

Ветер тогда сердито бился о стены, но в домике было тепло. Виола лежала рядом, покойно положив голову на его плечо. Он взглянул на жену: она улыбалась, а на глазах у нее были слезы. Он спросил, в чем дело. Виола приподнялась на локте, по-детски размазала слезы и вдруг сказала, что уйдет от него. Она любит его, но детей у них нет. Зачем ему такая жена?.. Он долго не мог подобрать подходящих слов, чтобы утешить Виолу. Все мысли спутались. Он только крепко обнял ее, прижал к себе и принялся что-то бормотать в утешение. Он говорил сумбурно, сбивчиво, но Виола успокоилась и обещала, что никогда больше не скажет ему ничего подобного. Сейчас, через столько лет, он как бы заново осмыслил тот разговор. Виола готова была пожертвовать своим счастьем, чтобы он мог найти счастье с другой. Что большего можно было ожидать от любящей женщины? Виола никогда потом не вспоминала об этом случае. И плачущей он уже никогда ее не видел. Она осталась с ним, потому что поверила, что он счастлив с ней, и пыталась дарить ему только добро и радость. Печаль и боль свою оставляла при себе. Сколько сил ей это стоило! Конечно, ему не надо было уезжать, надо было остаться, когда ей сейчас так трудно. Его дело, его работа, все, что связано с ней, любая мелочь для Виолы так же важны, как и для него самого.

Скленка даже вздрогнул, когда почувствовал, что в комнате стоит тишина.

— Долго же ты о ней думаешь, — полушутя-полусерьезно заметил Розложник. — Мы уже давно расстались с Гуменным.

— С женой всегда трудно расставаться.

— Кому как, — проговорил Мандель и затянулся, придерживая пальцем табак в трубке. — Стоит мне застрять дома хоть на три дня, жена уже готова звонить в правление, чтобы меня поскорее куда-нибудь услали. Туда не пойди, сюда не ступи, всюду ей поперек дороги.

— Ну-ну, — протянул Розложник, — уж кто-кто, а вы настоящая семья строителей. Будете праздновать золотую свадьбу — посчитайте, сколько дней и ночей провели вместе, увидите: медовый месяц ваш еще не кончился.

— Может, это и лучше, чем вечно быть привязанным к юбке, — махнул рукой Мандель.

— Начнем! — сказал инженер Скленка. Он глянул на телеграмму, лежащую в открытом учетном журнале, и повысил голос: — Сегодня нам отправили котел со всем оборудованием. Поздновато, конечно. Тем более мы должны точно знать, все ли у нас подготовлено, чтобы монтаж и пуск котельной прошли без лишних затруднений. У кого есть соображения на этот счет? Кто выступит первый?

— Могу я. — Фойтек повернулся к инженеру.

Как всегда, за щекой Фойтека бугрился леденец, но к леденцам Фойтека все уже давно привыкли и не обращали на это внимания.

— Фундамент для котла и цистерны уже готов. Через два дня будут готовы и разводные трубы в жилых домах. Наполнение труб и их проверка займут один-два дня.

— Добро, — кивнул Скленка и посмотрел на Манделя…

Тот вынул трубку изо рта, облизнул губы, произнес важно:

— С нашей стороны все в порядке.

— Из этого мы узнали многое, — съязвил Розложник.

— А конкретнее! — спросил инженер Скленка.

— Наш тягач не дотянет котел, — неторопливо проговорил Мандель. — Мы это уже обсудили.

— Вот вам и первая палка в колесе!

— Подожди! — Скленка нахмурился. — Не перебивай!

— Для перевозки котла советская сторона может дать нам свой «Ураган». Он и черта из ада вытащит, коль понадобится. — Мандель на минуту замолчал и с сожалением взглянул на гаснущую трубку. Он придерживался неписаного правила: толкуешь с начальством, не держи курева во рту. — Для погрузки на тягач на станции есть кран, я уже договорился.

— А установить котел следует здесь, на месте? — нетерпеливо поинтересовался Скленка.

— Будет сложнее, но, думаю, справимся четырьмя автокранами.

— Интересно, где ты их возьмешь? — буркнул Розложник.

— На базе у нас только один, — проронил Фойтек.

— Это твой план? — положил ладонь на телеграмму инженер Скленка. — Почему ты заранее не проинформировал?

— О чем? — Мандель поджал губы.

— Мне кажется, твой план не продуман, — осторожно заметил инженер, зная, как может среагировать Мандель на такие слова.

— Не продуман?! — рассердился Мандель и, задев трубкой о железный каркас раскладушки, пришел в еще большее раздражение. — Не продуман, говоришь? А что, я с каждой мелочью должен к тебе бегать?

— Должен, потому что это не мелочь, а серьезное дело! — тоже раздраженно ответил Скленка. — Я для того здесь и начальник…

Розложник как-то неестественно сильно раскашлялся. Скленка взглянул на него, и ему показалось, что глаза прораба говорили: «Что ты делаешь? Разве не знаешь Манделя? Он сто раз примерит и лишь потом придет к тебе, если ни он, ни его ребята сами не найдут выхода из положения. Отступись! Не посягай на то, что он может сделать сам…»

— Так что́ ты предлагаешь, расскажи поподробнее, — уже спокойно попросил Скленка и повернулся к Манделю.

— Один автокран у нас есть, — считал на пальцах Мандель.

— Я уже об этом говорил, — вставил Фойтек.

— Тихо! — Скленка поднял руку.

— Второй автокран возьмем с третьей базы, — продолжал Мандель.

— Это более трехсот километров отсюда, — обронил Розложник.

— Третий нам дадут наши строители, — не сдавался Мандель, — а четвертый — советские товарищи с компрессорной станции. Ну?

Все молчали.

— У кого есть вопросы? — официально спросил Скленка.

— Объясни мне одно, Мандель, — доверительно поинтересовался Розложник. — Четыре автокрана — это четыре крановщика. — Розложник опять переступил с ноги на ногу. — У каждого свой характер, своя сноровка. А тут все должны работать слаженно, как колесики в часах. Один затормозит, другой поспешит — центр тяжести сместится, и готово дело — авария. Не так, что ли?

— Прежде чем начнем устанавливать котел, проведем пробу на вагончике. — Мандель, против своего обыкновения, сунул трубку в рот.

— На чем?

— На вагончике, где сейчас склад. Будем передвигать с места на место, пока все крановщики не научатся точно выполнять мои приказы. Всего часок-другой потребуется. — Мандель победоносно пыхнул дымом.

Скленка прокручивал в голове план Манделя. В их положении это был оптимальный вариант.

— Отлично, — с улыбкой заключил инженер и протянул руку к печке, рядом с которой сидел Розложник. — А трасса как?

— До районного центра нормально, — лаконично ответил Розложник. — Потом будет потруднее, а к нам — только по степи.

— Земля сухая, твердая…

— Не везде.

— Тягач поедет медленно.

— Разумеется, — согласился прораб.

— Все? — спросил Скленка, закрывая журнал с телеграммой и готовясь закончить совещание.

— Нет!

— Что еще? — Скленка удивленно посмотрел на тучного Розложника, словно говоря: «Хватит твоих шуток, дружище».

— Мост в Басках не выдержит тягача с котлом.

— Ты прав, Йожа, — кивнул Мандель, не выпуская трубки изо рта. — Опоры сломаются.

— Можно сровнять берега бульдозерами, сделать временную запруду. И тягач пройдет, — заметил Фойтек.

— Сумеете сделать? — Скленка вопросительно глядел на мастера.

— Часа за три.

— Я против, — стремительно поднялся со скамейки Розложник. — Тягач может завязнуть в речном иле. А эта плотина? Стоит «Урагану» немного запоздать, и вода прорвет ее…

— Ты все представляешь в черном свете, — стоял на своем мастер.

— Правильно говорит Йожа, — поддержал Розложника Мандель. — Меня вы щипали, как гуся, когда речь шла о кранах, а заговорили о мосте, так вам все нипочем.

— Что ты предлагаешь? — спросил инженер, подняв взгляд на стоящего Розложника.

— Построить новый мост! — выпалил прораб.

— Что? — вскочил с раскладушки Фойтек. — Новый мост?

— Знаешь, Йожа, не сходи с ума. — Мандель перебросил трубку из одного уголка рта в другой. — Котел ведь прибудет на станцию не через год, а через неделю.

— Это самая невероятная шутка в истории газопровода, — весело сказал Скленка. — Ей бы даже «Рогач» заинтересовался. Как ты их печешь?

— Да нет, я серьезно. — Розложник умоляюще смотрел на товарищей. — Мост можно построить за день. Но лучше, чтобы не останавливать движение, построить ночью! Да, за одну ночь!

— Не болтай ерунду!

— От этих слов даже бетон размякнет.

— Говорили: не ешь столько, а то мозги ожиреют. Вот и результат налицо. Хорошо еще, что тебя не слышат другие.

— Хватит! — крикнул покрасневший Розложник и стукнул кулаком по столу. Глаза его налились кровью. Он жадно втягивал в себя носом воздух, словно задыхался. Крупные капли пота выступили на лбу.

— Не кричи! — приказал Скленка.

— Спорю на свою месячную зарплату, — сказал Розложник, — что смогу построить мост за одну ночь. Только ты, инженер, получи разрешение…

— Мы собрались здесь не для того, чтобы заключать пари. — Скленка оперся ладонями о край стола.

— Тогда дай свое согласие на строительство!

Инженер задумался, остальные терпеливо ждали его решения. А он понимал, что речь идет не только о мосте, но и о взаимном доверии. Либо станут они еще ближе друг другу, либо дружбе — конец. В жизни каждый хочет совершить что-то такое, что надолго осталось бы в памяти. Вот Розложник — построить этот мост… А что, если ничего не выйдет и доставка котла задержится? В ответе будет он. Никто другой, только он, инженер Скленка. Вправе ли он ставить на одну карту страстное желание прораба возвести мост и весь ход стройки?

Скленка посмотрел на Розложника. Тот старался казаться спокойным, хотя внутренне был натянут как струна. Инженер поднял телефонную трубку и, когда ответила почта, попросил:

— Соедините, пожалуйста, с горсоветом, с председателем.

Розложник опустился на скамейку возле печки.

— Вот план. Таким я представляю мост в Басках. — Розложник показал Скленке чертеж. — Детали уточню на месте, надо поглядеть, что там за грунт.

Скленка поднял голову от бумаг, сказал тихо:

— К утру посмотрю. Хотите начать завтра вечером?

— Да. В пять отправимся с базы. Приедешь?

— Конечно, — улыбнулся Скленка одними глазами. — Разве я могу не приехать? Ты ведь собираешься перекрыть все рекорды, кто-то же должен вписать это в историю!

Розложник не принял шутливого тона Скленки. Вертел в толстых пальцах карандаш и, когда настала минута тишины, по-дружески спросил:

— Матей, с тобой что-то происходит… Что-нибудь случилось?

— Все нормально.

— Я бы не сказал. — Прораб склонился над столом. — Ты изменился, Матей. Ходишь возле нас, а не видишь. Может, с Виолой что?

Скленка повернулся к окну, чтобы Розложник не видел его лица.

— Ты знаешь, начало стройки — самое трудное, — осторожно подбирая слова, проговорил Скленка. — Это как с младенцем. Я устал. Вот и все.

— Значит, дело в усталости?

— А в чем же еще? — Скленка схватился за край стола. — Уж не заделался ли ты доктором, что так выспрашиваешь?

— Извини. — Розложник отступил и застегнул пуговицы пальто. — Впредь лучше буду помалкивать.

Он открыл дверь, и в комнату ворвалась струя холодного воздуха. Ветер подбросил чертеж на столе и зашелестел бумагами.

Розложник уже переступил порог, когда Скленка окликнул его:

— Погоди! Вернись.

Розложник потянул дверь на себя, она громко скрипнула. Прораб подошел к Скленке, тот сидел за столом и смотрел в окно на дом, освещенный тусклыми фонарями. Круги света дрожали от ветра, разрываемые черными полосами тьмы. Иногда в этих освещенных кругах сновали люди в комбинезонах, иногда пятна света делались ярче — от фар проезжающих автомашин. Стройка не засыпала и ночью, подчиняя своему ритму мускулы людей и силу машин.

— Может, выпьем? — спросил Розложник.

Скленка покачал головой и остановил взгляд на друге, вместе с которым уже несколько лет кочевал с одной стройки на другую. Все старался похудеть Розложник, а сам только полнел, хотя в нем еще чувствовалась сноровка и ощущалась какая-то неодолимая сила и уверенность: одна проигранная игра погоды не делает. Вполголоса Скленка проговорил:

— Виола в больнице… Предстоит операция… — Он не мог говорить дальше. Розложник нежно обнял его за плечи.

Под потолком тоскливо гудел вентилятор.

— На сегодня забудьте, что вы строители! И что давно расстались с военной формой. Наоборот, представьте себе, что вы служите в армии и сейчас пришли на учения, а я — ваш командир, — обращался к рабочим Розложник и для убедительности помахивал пухлой рукой. Строители улыбались. Вид у прораба был далеко не командирский: ушанка, надвинутая на красные уши, сидела криво, завязки свисали на воротник старенького пальто; расстегнутое, оно было перехвачено ремнем, как обычно у плотников. Брюки в обтяжку — вот-вот лопнут. Тяжелые солдатские ботинки он чистил редко.

— Черт возьми, — протянул, смеясь, слесарь Шмерко, — вот будет потеха!

— Ти-ихо! — высоким голосом крикнул Розложник.

Парни засмеялись еще громче, не понимая, к чему клонит прораб. Вчера он сказал им, что нужны тридцать добровольцев для ночной смены. Особой ночной смены. Причем работа будет не здесь, а в другом месте. Прораба любили за шутки, веселый нрав и открытость души, поэтому идти вызвались все. Но он выбрал ровно столько, сколько намечал, и сказал, чтобы завтра в три они собрались возле столовой. И вот теперь он разговаривал с ними, как с призывниками.

— На военной службе слушают и выполняют приказы. А мы получили приказ нашего генерала.

— Как его зовут? — хихикнул электрик Кмотек, вытирая ладони о промасленные брюки.

— Разве я вам не сказал? — удивился Розложник.

— Не-е-е-т… — закричали все разом. Игра начинала нравиться.

— Наш генерал — инженер Матей Скленка, — с серьезным видом произнес Розложник. — Так как вы его все знаете, я не буду его представлять. Лучше ознакомимся с приказом.

— Давай!.. Слушаем!.. — раздались голоса.

— В приказе номер один говорится, что в ближайшие дни к нам прибудет паровой котел. Как доложила разведка, мост в Басках не выдержит тяжести котла и тягача. Поэтому старый мост необходимо разобрать и заменить его новым. Для выполнения этой задачи отобрано тридцать добровольцев. Начало операции назначено на семнадцать часов московского времени. — Розложник вздохнул.

— А вознаграждение? — совсем не по-военному спросил Шмерко.

— На следующей неделе в это же время, — шутливо ответил вместо прораба шофер Юрко.

— Нет! — твердо произнес Розложник, и лицо его стало совсем серьезным. — Мост должен быть готов к завтрашнему утру!

— Что?

— Как?

— Шутите, товарищ прораб?

— Нет, не шучу. — Розложник подошел поближе к строителям. — Говорю совершенно серьезно. Утром по нему должен пройти самый мощный тягач. Этот приказ мы выполним. Как солдаты! Каждый получит свое задание. Конечно, добровольно. Кто не хочет, может остаться. Возьмем другого. Я убежден: если человек хочет чего-то добиться, то невозможное становится возможным. И я вам, черт возьми, верю. Я все обмозговал, все высчитал, только не определил одну вещь… И знаете какую?

— Ну?

— На сколько раньше мы закончим сумасшедшую работу, которую поручает вам пузан Розложник!.. Ну, что вы на это скажете? — уже с улыбкой спросил прораб.

Строители молчали. Одни улыбались, по лицам других было видно, что они обдумывают и прикидывают. Третьи недоверчиво посматривали на соседей, все еще полагая, что происходящее — всего лишь шутка, в которую они не были посвящены. Нашлись и такие, которые в душе проклинали себя за то, что согласились прийти сюда. А маленький Пунчо забрался на сложенные доски, снял ботинок и принялся забивать вылезший из подметки гвоздь, будто все, о чем тут говорилось, его не касалось.

Розложник, засунув руки в карманы пальто, ждал ответа. Неподалеку от него стоял Фойтек и рядом Мандель с трубкой в зубах. Маленькие облачка дыма, которые он выпускал через сомкнутые губы, подхватывал ветер и вытягивал в тонкие нити.

— Уж раз мы вступили в армию, — нарушил тишину Шмерко, — то будем воевать! Капитан, давай приказ!

Толпа пришла в движение, но Розложник поднял руку. Глаза его светились радостью, щеки покрылись румянцем.

— Шоферами, крановщиками, экскаваторщиками будет командовать Мандель, — крикнул Розложник. — Остальные помогут грузить материал. Через час трогаемся. Ужин и чай нам привезут. А сейчас — разойдись!

Пунчо хотел было козырнуть и повернуться по-военному, но у него заплелись ноги, и он под общий смех едва не свалился с досок.

Первым двинулся автокран. Рядом с шофером сидел Розложник, взволнованный и нетерпеливый. Ему казалось, что он снова футболист, сидит в раздевалке перед началом трудного матча; тело еще отдыхает, а в голове уже зреют сложные комбинации. Он знал: если ожидание затянется, устанешь раньше времени и начало игры будет тяжелым. С мостом сейчас нечто подобное. Чем скорее они придут на место и начнут работу, тем лучше. Энтузиазм, решимость людей нельзя расплескивать. Все это может испариться, улетучиться, и тогда любые усилия окажутся тщетными.

Розложник открыл окно, высунулся. За автокраном следовали грузовики со строительными материалами, дальше — тягач, груженный металлическими конструкциями, потом вплотную механическая мастерская и передвижная электростанция, экскаватор с поднятым ковшом и в конце колонны крытые машины с людьми. Чистое небо быстро темнело, оставляя розовый круг там, где зашло солнце.

— Поедем по дороге или прямиком? — спросил шофер.

— Проедешь? — Розложник втянул голову в плечи и смотрел, как под напором ветра гнутся уже почти голые ветви деревьев.

— Спустимся вниз и свернем. Шоферы там обычно срезают путь.

— А стоит ли?

— Стоит. На десять километров, пожалуй, меньше.

— Тогда давай, — решил Розложник и уселся поудобнее.

Шофер крепче взялся за руль, прибавил газу и, когда автокран въехал в небольшую лощину, соединявшую озимые поля с поблескивающим, озерком, свернул на пастбище. Фары ощупывали землю. Свет то уходил куда-то вверх, то падал вниз, почти к передним колесам. Вслед за ними на всех машинах включили фары. Шофер автокрана видел в зеркальце их мигающие желтые точки.

— И вправду, как на военных учениях, — заметил он шутливо, не глядя на прораба. — Но в армии я водил танк. А вы?

— А я служил в медчасти — у меня травма колена.

Шофер искусно обошел глубокую яму и, когда вывел машину на более ровный участок, весело продолжил:

— А тут вы сразу получили звание капитана инженерных войск.

— Надеюсь, к утру каждый станет маршалом.

Оба негромко засмеялись. Автокран медленно двигался по склону холма. Поднявшись на гребень, они увидели широко разбросанные деревенские домики со светящимися окнами, правильные ряды уличных фонарей и хозяйственные постройки на противоположной стороне долины.

— Где мост? — Шофер повернулся к Розложнику.

— Как спустишься вниз, у первого дома сворачивай на дорогу, а там рукой подать.

С виду мост казался крепким. Но когда строители сняли перекладины, чтобы кран мог поднять настил, то стало ясно, что дерево подгнило. Крепкими были только опоры, выступающие над водой.

— Подымай! — крикнул Пунчо, подцепив на крюк петлю каната. — Только потише.

— Давай! — поднял руку Розложник. — Ровно!

Настил подняли; он плавно качался на ветру, пока автокран переносил его к грузовику, а потом со скрипом уложил на платформу. Шофер дал газ, и машина ушла в темноту.

— Экскаватор! — крикнул Розложник и вбежал в круг, ярко освещенный прожекторами, которые расставил вокруг моста Кмотек. С масленкой в руке он стоял возле экскаватора, прислушиваясь к работе двигателя, и был похож на врача, который собирался осмотреть больного.

Экскаватор подошел к мосту прямо по руслу реки. К нему задним ходом один за другим подогнали грузовики. Могучий ковш зарылся в берег и, полный камней и земли, поплыл к первому грузовику. Открыв пасть, сбросил содержимое в кузов.

— Куда сыплешь? — крикнул Фойтек. — Половину мимо!

Экскаваторщик не ответил, но включил фару, чтобы лучше было видно. Второй ковш наполнил тяжелую «татру».

— Следующая! — махнул рукой Розложник.

— Идем разравнивать! — отрапортовал остановившийся около него Пунчо.

— Каски на голову!

— Выполняй приказ! — крикнул Пунчо напарникам и первым надел каску. Шестеро остальных последовали его примеру. Парни спустились почти к самой воде и стали разравнивать лопатами землю, где предполагалось укрепить основание будущего моста.

За спиной Розложника посыпались фиолетово-голубые искры. Это сваривали конструкции, чтобы несущую часть сразу же ставить на опоры.

— Видимость плохая! — кричал снизу Пунчо.

— Посвети еще прожектором, — обратился Фойтек к электрику.

— Не могу.

— Почему?

— Основная энергия — сварщикам.

— Хорош осветитель!

— Работайте с факелами.

— Давай!

— Сейчас подолью солярки и зажгу.

— Быстро!

— Бегу!

Все трудились, не жалея сил. Достаточно было жеста, слова, и каждый четко выполнял задание. Закончили свою работу плотники — взялись за лопаты. На левом берегу еще грохотал экскаватор, а на правом строители уже укрепляли опоры моста. Розложник успевал всюду и все проблемы решал на ходу. Фойтек следил за доставкой материалов. А Мандель руководил техникой, как офицер танковой ротой. Машины подходили впритык друг к другу. Автокран поднимал конструкции и доставлял их сварщикам.

Лучи прожекторов, свет фар, всполохи электросварки, колеблющееся пламя факелов гнали тьму прочь.

Когда Розложник впервые взглянул на светящийся циферблат часов, было только начало десятого.

— Наверное, остановились, — пробормотал он и кивнул Фойтеку.

— Что? — спросил мастер.

— Поставь экскаватор выше по берегу. Пора возить камни и гальку, готовить насыпь.

— Тягач уже тащит каток. Сейчас начнем, — ответил мастер и исчез в темноте так же неожиданно, как и появился.

Когда приехал на своем газике инженер Скленка, железные конструкции, соединяющие один берег с другим, почти все уже были на своих местах. Автокран стоял на насыпи — предстояло укладывать плиты.

Скленка стоял возле газика. За многие годы работы на стройке он с первого взгляда научился распознавать, где трудятся честно, на совесть, а где лишь делают вид. Здесь работали самозабвенно и как-то по-юношески увлеченно, словно мальчишки, которые пытаются доказать себе, что они уже взрослые, — забыв об усталости, не замечая мелких царапин, влажных от пота рубашек, песка, который ветер бросает в лицо, студеной воды, хлюпающей в ботинках.

За спиной инженера, скрипнув тормозами, остановилась машина.

— Тут не проедем, — произнес кто-то по-русски.

Скленка повернулся. Возле «скорой помощи» стоял человек — видимо, водитель.

— Должны, — ответил ему женский голос из «скорой». — Лену нужно в больницу как можно быстрее. На объезд нет времени.

— Мост разобрали.

— Что же ей теперь, в машине рожать? — Женщина выглянула из окна, сощурилась от яркого света. — Подойди к начальнику, посоветуйся, сделай же что-нибудь!

— Здесь не наши, — заметил водитель.

— А кто?

— Чехословаки… С газопровода.

— Господи, что ты говоришь, — возмутилась женщина. — «Не наши»! Свои! Скажи им. Они помогут!

Водитель натянул кепку на лоб и двинулся к мосту.

— Куда едете, товарищ? — спросил Скленка.

— Да вот, дело трудное… Врачиха торопит, а тут… ни туда, ни сюда.

— Подожди, придумаем что-нибудь.

— Начальник не ты?

— Какое сейчас это имеет значение, — усмехнулся Скленка и энергично зашагал туда, где на укрепленные опоры укладывали железные конструкции. Потом в эти ячейки положат дорожные плиты, и несущая поверхность моста будет готова. — Где Розложник? — спросил он Пунчо.

— Наверно, у автокрана, — кивнул тот в сторону яркого снопа света.

— Приехал на нас посмотреть? — Фойтек увидел инженера. — Ну и что скажешь?

— Санитарную машину нужно переправить на другой берег. Везет… женщину. Наверное, в роддом.

— Еще полчаса и…

— Ребенок не будет ждать, пока мы построим мост, — резко сказал Скленка. — Если настелить доски, проедут?

— Рискованно. Женщина, конечно, прошла бы, а там ее отвезла бы наша «татра»…

— Не знаю, может ли она…

— Подожди! — Мастер придержал Скленку за пальто. — Вот там, выше моста, мы сровняли берег. Если машина не очень низкая — пройдет и по воде. Где она?

Скленка показал на «скорую помощь», возле которой нетерпеливо переминался с ноги на ногу водитель.

— Пусть подъезжает. Попробуем.

Скленка побежал к шоферу, а Фойтек уже распоряжался, чтобы убрали с дороги плиты, сровняли кучи гальки…

Вскоре побросали работу все: закуривали, вытирали пот, следили за «скорой помощью», которая осторожно съезжала к реке. У самой воды машина остановилась.

— Посвети! — крикнул Розложник крановщику.

Автокран развернулся, и сильный луч лег на реку. Водитель тронул машину, и она коснулась воды.

— Пусть «татра» будет наготове, — сказал Скленка. — Боюсь, не проедут…

Разрезая воду, «скорая» ползла к другому берегу. От нее в разные стороны разбегались пенистые изломанные полосы воды. Но вот передние колеса коснулись противоположного берега, и водитель переключил скорость. Взревел мотор. Машина задрожала, но колеса скользили, съезжая назад.

— Трос! — крикнул Розложник. — Скорее тащите сюда трос!

Скленка вспомнил о Виоле. Он все на свете отдал бы, чтобы и ее когда-нибудь вот так же везла в роддом «скорая помощь». Ведь ребенок — сын или дочь — это продолжение жизни, продолжение рода. Не будет этого звена — и все нарушится. Уже ни у кого не будет добрых глаз Виолы…

Новая попытка водителя подняться на берег оказалась безуспешной. И тут Скленка бросился вниз, к реке. Вода была ему выше колен, он уже чувствовал ее холод. Добежав до «скорой», уперся руками в кузов, машина дрожала, колеса буксовали по дну реки, поднимая фонтан брызг. Скленка подналег плечом; полушубок его вмиг стал сырым и грязным.

— Ух! — выдохнул он с шумом и прикрыл глаза.

— Сейчас! — раздался близкий голос Розложника. — Давай, ребята! Раз! Два!

Хлюпанье воды смешалось с тяжелым дыханием мужчин, шумом мотора и колес.

— Ну… у-у! — пыхтел Розложник. Он почти касался лицом забрызганного грязью кузова. Все больше и больше людей окружало машину — через минуту ее почти вынесли на берег.

Скленка кивнул водителю. В другом окне он увидел, как доктор, склонившись над лежащей женщиной, вытирает ей пот со лба. Женщина повернула голову к окну, и Скленка заметил слабую улыбку на ее бледных губах. «Скорая» тронулась. А люди смотрели ей вслед, пока огонек не исчез во тьме.

— Обсохнем и потом закончим мост, — нарушил тишину Розложник. — Что скажешь на это, Матей? — Он повернулся к инженеру. — Ужин и чай в машине.

Скленка посмотрел на строителей. «Если сейчас прервем работу, — размышлял он, — то прежнего темпа уже не взять. Люди устали, промокли…»

— Как решим? — обратился он ко всем. — Отдохнем или закончим разом?

— Леший, а не мост! — крикнул Пунчо и, как по мячу, ударил ногой по гальке. — Закончим его!

— Дай-ка лопату! — поддержал инженер. — Надо согреться!

Он глубоко вонзил лопату в гальку и стал разбрасывать ее. Строители разошлись по своим местам и принялись за работу, словно обретя второе дыхание.

Через некоторое время Скленка почувствовал смертельную усталость. Руки задеревенели, но он продолжал кидать гальку. Скленка не противился усталости: она, хоть и ненадолго, помогала забыть о вспыхнувшей надежде — надежде, которая затеплилась в нем, когда он увидел роженицу в санитарной машине. А Виола, наверное, никогда… Но, может быть… Может быть…

В половине третьего ночи рабочие уже красили перила нового моста. Стоявшие на обочине машины с выключенными моторами и погашенными фарами напоминали заснувших великанов. Кмотек подливал солярку в бак, плотник Шмерко грел руки у еще не остывшего радиатора. Несколько человек разравнивали насыпь. Маленький Пунчо не сводил воспаленных глаз с Розложника, который взад-вперед ходил по новому мосту, словно никак не мог насладиться.

Закончив работу, все собрались на мосту и ждали, что скажет инженер. Скленка уже обдумывал свою будущую короткую речь, но тут вдруг к ним подрулила знакомая «волга» — приехал председатель горсовета.

— Здравствуйте, Иван Юрьевич. — Скленка подал руку председателю. — Только что закончили.

Председатель пожал протянутую руку, громко сказал:

— Спасибо вам…

— За что же? — охрипшим голосом возразил Розложник. — Мост ведь мы для себя строили: котел провезти надо.

— Котел-то вы провезете, а мост нам останется, — взволнованно сказал председатель. — И еще останется легенда… о том, как люди за одну ночь мост построили. Будет стоять мост и о нашей дружбе расскажет…

Открыли бутылку «сливовицы». Скленка первым глотнул немного и пустил бутылку по кругу. Пригубили и остальные.

Брезжил рассвет. Каждому хотелось ласково дотронуться до моста, и каждый знал, что никогда не забудет эту ночь.

— Ты с нами вернешься? — спросил Розложник инженера, когда первые машины двинулись в обратный путь.

— Нет. Поеду на разгрузочную станцию. Вернусь уже с котлом. Так мне будет спокойнее.

Газик выехал на дорогу, взбежал по насыпи на мост и, проехав по нему, помчался к перекрестку. Розложник смотрел ему вслед и упрекал себя за то, что отпустил Матея одного, уставшего и полного тяжелых дум. Мысли о друге омрачали радость этой ночи.

Инженер Скленка вернулся через четыре дня. Котел поставили на подготовленный фундамент, проверили, все ли в порядке, и Скленка сказал Розложнику:

— Подготовь записку о приеме котла. А я составлю текст телеграммы директору завода.

— Когда будем включать, приедешь?

— А как же!

Инженер зашагал к своему вагончику, на ходу подмечая перемены на стройке в его отсутствие. «Сколько мы все-таки еще портим панелей. А гвозди! Когда же люди поймут, что нельзя их разбрасывать! Надо будет сказать об этом на десятиминутке. Да и бетонщики тоже хороши. Бетон жидковат. Течет хорошо, а застынет — что тогда делать будем, ведь ночи уже холодные. С Йожей бы надо составить график работы шоферов в зимнее время».

Открыв дверь вагончика, Скленка увидел на столе письмо. По обратному адресу понял — от бывшего одноклассника. Неестественно долго вскрывал конверт, а потом стремительно пробежал глазами по листу, исписанному мелким почерком. Перечитал несколько раз отдельные строчки.

«Пишу тебе, как другу, откровенно. Операция прошла успешно… Виола молодцом… Но мои опасения подтвердились — детей у вас, к сожалению, не будет…»

Скленка отложил письмо, потер ладонями уставшие глаза. «Детей у вас… не будет». Это звучит, как приговор. Но ведь Виола жива, жива… Это главное. Они никогда больше не расстанутся. Значит, будет радость, будет работа. Мысли о Виоле переплетались с событиями последних дней. «Мы ставим мосты. Человек должен жить так, чтобы на его счету было как можно больше возведенных мостов». Он сегодня же напишет Виоле, напишет так, как они когда-то писали друг другу: радостно, шутливо, весело. Он начнет строить новый мост между ним и Виолой. Разве он может допустить чтобы они смотрели друг на друга сквозь холодную стену отчуждения!

— Матей! — крикнул за окном Розложник. — Техники проверили приборы и заполнили цистерну. Пора включать. Пошли!

— Иду! — Скленка тяжело поднялся со стула.

Перевод со словацкого Т. Мироновой.