С утра в кабинете у Карасева нервно надрывался телефон. Следователь только что переступил порог и еще не успел снять плащ. Звонил начальник экспертной службы.
— Привет, старик! Пришел Уханов и учинил нам разнос по поводу того, что мы якобы долго копаемся с экспертизой. Где справедливость, Тарас? Заключение у нас давно готово. Ты просто сам не обращаешься.
— Ну давай, что там? — вздохнул Карасев.
— Сразу предупреждаю, что мы сделали все, что было в наших силах. Итак: на магните никаких отпечатков. Его очень тщательно обработали. Кровяные пятна на руках Берии, на носке ботинке и на полу — это все кровь Локридского, как мы и предполагали. Еще по пластилину могу с уверенностью сказать, что магнит налепили в день убийства. Но это сделал не Локридский. У него на пальцах — ни малейших следов пластилина. На дверной ручке, крючке и телефонной трубке отпечатки Михайловой. И это весьма странно.
— Почему странно? Чьи же еще отпечатки должны быть, как не ее! Она последняя бралась за ручку двери и за крючок.
— Странность в другом: на ручке и крючке отпечатки только ее, и больше никаких. Соображаешь? Убийца был очень скрупулезен. Перед уходом он стер пальчики не только с разводного ключа, но и с дверной ручки, и даже с крючка.
— А как он открыл дверь?
— Либо плечом, либо носком ботинка.
— А слабо найти на двери след носка ботинка?
— Если уборщица не протирала дверь, то найдем.
— Что ж, негусто, но спасибо и на этом, — со вздохом произнес следователь, затем, подумав, спросил: — Сколько пластилин держится на пальцах?
— Я думаю, дней семь. Даже после ванной можно найти под ногтями частички пластилина. Эта такая мерзость.
— Я понял! Вот что ты должен сделать. Я завтра вызову повесткой художника Сафронова. Ты должен состричь с него ногти и исследовать его пальцы на наличие пластилина.
— Как скажешь, — ответил Саша и повесил трубку.
Карасев плюхнулся в кресло и предался размышлениям. В принципе художник мог укокошить Локридского из мести. Десять лет таил в себе обиду, вынашивал план, обдумывал мелочи, и, наконец, подвернулся момент. Такое бывает. В истории криминалистики есть примеры, когда мстители вынашивали планы и по пятьдесят лет. Несмотря на то что художник довольно эмоционален, прибить сторожа он мог довольно хладнокровно. Пришел днем. Незаметно налепил магнит и ушел. Затем пришел вечером, постучался. Локридский открыл…
Нет. Не сходится. Локридский открыть не мог. Чтобы открыть, нужно снять объект с пульта. Ведь сторож не мог знать, что дверь разблокирована. Скорее всего, Сафронов пришел незадолго до закрытия музея, налепил магнит и спрятался. Только где? Кабинеты закрываются, помещения проверяются, закутки обходит директриса. Единственное место, где мог спрятаться Сафронов, — это в зале с восковыми фигурами. Либо за семьей Николая Второго, либо за креслом Елизаветы.
Карасев взволнованно поднялся со стула и принялся ходить по кабинету. В эту схему не вписывалась одна деталь: сторож был убит явно случайным орудием. Откуда художник знал, что в музей в этот день придут работники ЖЭУ и бросят свой инструмент в коридоре? Слесари, наконец, могли оставить его и в подвале. Они и хотели оставить инструмент в подвале, но не дала Зоя Павловна.
Карасев хмыкнул и снова повалился в кресло. Все это слишком сложно и надуманно. Уж очень изощренно, словно у Агаты Кристи. «Нет! Здесь что-то попроще», — щелкнул пальцами следователь и сморщил лоб.
И вдруг новая невероятная мысль осенила следователя. А что, если Зоя Павловна специально не позволила оставить инструмент в подвале, чтобы он, как говорят японцы, оказался в нужный час в нужном месте.
Так-так, забарабанил по столу Карасев. Почему не предположить, что Зоя Павловна — сообщница Сафронова? Конечно, это бред, но предположим. Ведь у убийцы в музее обязательно должен быть сообщник. Должен же кто-то снять с двери магнит и засунуть в карман Берии? Не сам же Берия сунул его себе в карман? Только откуда Зоя Павловна могла знать, что в этот день явятся сантехники продувать батареи?
Карасев поднял телефонную трубку и, набрав справочное, попросил дать четырнадцатое ЖЭУ. После чего позвонил дежурному эксплуатационного участка.
— Добрый день! Следователь по особо важным делам Тарас Карасев. Меня вот что интересует: продувка батарей в художественном музее — это у вас плановое мероприятие?
— Вообще-то плановое. Но не совсем. Мы планировали провести продувку в музее в конце октября, но директор музея настояла на том, чтобы мы это сделали именно на этой неделе.
— Директор или заместитель директора по хозяйственной части? — уточнил Карасев.
— Ну я не знаю, — хмыкнул в трубку дежурный. — Кажется, сама директриса звонила. Могу сказать только фамилию: Петрова, Алла Григорьевна…
— Спасибо! — Следователь положил трубку.
«Так-так, — снова забарабанил он пальцами. — Кажется, начинает вырисовываться цепочка».
Он снова позвонил эксперту Саше и сказал:
— Ты можешь как-нибудь деликатно посмотреть пальцы у директрисы музея?
— Могу! Только состричь ногти вряд ли удастся без скандала.
— Я же сказал: «деликатно». Чтобы она не чухнула… Ты не состригай, а выскобли из-под ногтей… как-нибудь незаметно.
— Как скажешь, — вздохнул Саша. — Когда?
— Сегодня! И еще взгляни на пальцы Михайловой. А заодно и на пальцы Смирнова. Хотя нет. Смирнова лучше не трогай.
Карасев водворил трубку на место. После чего позвонил в музей, в отдел современного искусства, Ольге Маркиной. Представившись, Тарас поинтересовался, всех ли местных художников она знает в лицо.
— Практически всех, — ответила Маркина. — Мы их часто выставляем. А уж раз в три года — обязательно.
— А кого больше всех?
— Пожалуй… Сафронова.
— Почему именно Сафронова?
— Он друг Аллы Григорьевны. Они вместе учились в институте культуры.
— И что же, он частый гость вашего музея?
— Я бы не сказала. Бывает очень редко. Иногда даже отсутствует на собственных презентациях. Вот такой он человек. Работает. Дорожит каждой минутой…
«Ну вот, теперь можно воспроизвести и полную картину убийства, подумал Карасев, водворяя трубку на место. — Итак, однажды, придя в музей на собственную презентацию, Сафронов случайно увидел Локридского. В нем взыграла старая обида, и он решил отомстить. Несколько лет вынашивал он план убийства. Может быть, поэтому так редко и заходил в музей, чтобы не мозолить глаза. Посвятил в свой план бывшую однокурсницу Петрову. Она вызвала слесарей, заранее зная, что в один день они не закончат. Также она знала, что Михайлова ни за что не позволит оставить слесарям свой грязный инструмент в подвале. В этот же день она звонит Сафронову. Сафронов приходит в музей незадолго до закрытия, прячется в зале с восковыми фигурами. В одиннадцать часов выманивает из каморки Локридского и убивает. Затем спокойно стирает отпечатки пальцев с ключа, крючка и ручки двери. После чего магнитом блокирует входную дверь, чтобы не сработала сигнализация, и спокойно выходит. Наутро директриса приходит первой, снимает магнит и засовывает его в карман Берии.
Получается как бы складно и даже логично, но очевидны кое-какие нестыковки», — почесал затылок следователь.
Самое главное, Карасев, хоть убей, не верил, что Сафронов мог убить человека только за то, что тот его кинул. Если даже нечто подобное и было у него на уме, то очень сомнительно, что в свои намерения он мог посвятить директрису музея. Впрочем, эту версию все равно стоит проверить, поскольку другой нет.
Следователь снова позвонил в музей. На этот раз вахтерше Анне Владимировне.
— Вы знаете художника Сафронова? — спросил он.
— Кто же его не знает? — ответила вахтерша.
— За день до убийства он приходил в музей?
— Кто? Сафронов? Он на свои выставки не приходит, а в обычные дни его конфетой не заманишь.
— Ручаетесь? Кстати, в обеденный перерыв вы надолго отлучались?
— Во-первых, не отлучалась вообще. А во-вторых, головой ручаюсь, что кто-кто, а Сафронов в музей не приходил. Когда он приходит, все бабоньки из всех отделов слетаются на него как мухи на мед. Ну еще бы, такой мужчина, здоровенный да плечистый — аж дух захватывает.
— И еще, Анна Владимировна, хочу у вас спросить: сталкивался ли Сафронов со сторожем Локридским? Слышали вы про какой-нибудь скандал между ними?
— Ничего такого я не слышала. Встречался или не встречался — я понятия не имею. Но если хотите знать мое личное мнение, то, по-моему, Сафронов не из тех деятелей, которые братаются со сторожами.
«Может, он прошел через черный ход?» — неожиданно мелькнуло в голове.
— Скажите, а ключи от черного хода только у Зои Павловны?
— Только у нее.
— И больше ни у кого?
— Больше ни у кого.
Карасев, поблагодарив вахтершу, вспомнил, что у него так и не дошли руки до черного хода. Впрочем, черный ход ведет сразу на второй этаж. Чтобы попасть в тот коридорчик, в котором убили Локридского, нужно пройти через все залы второго этажа, потом спуститься по лестнице в вестибюль и пройти через зал с восковыми фигурами. Для преступника это весьма сложно. Тем не менее Карасев позвонил Михайловой, исключительно для очистки совести.
— Скажите, Зоя Павловна, — устало спросил он, — у вас никто в последние дни не просил ключ от черного хода?
— Нет. Никто. Но знаете, недели две назад у меня пропадала связка ключей, на которой был ключ от черного хода.
— Пожалуйста поподробней! — встрепенулся следователь.
— Это был вторник, — начала рассказывать Зоя Павловна. — В конце рабочего дня я обнаружила, что с моего стола пропала связка ключей. Я обыскала весь кабинет — нигде нет. Хранилище у меня было заперто. А кабинет пришлось оставить открытым. Нечем было запирать. Пришла я утром и снова обыскала кабинет. Ключи как в воду канули. Пошла я об этом факте заявлять Алле Григорьевне, но ее в то утро на месте не было. Она была на совещании в Управлении культуры. Возвращаюсь я к себе — ключи как ни в чем не бывало лежат на моем столе. Так бы я, может быть, и подумала, что не заметила их в горячке или обронила где-нибудь, а потом кто-то из сотрудников нашел и положил мне на стол. Но самое интересное: все ключи блестели, как новенькие, и пахли растворителем. Их кто-то от чего-то отмывал. Кто их отмывал и от чего — я так и не выяснила. Хотела даже заявить в милицию. Но потом закрутилась и забыла.
Карасеву в третий раз пришлось звонить в экспертный отдел.
— Саша, еще не выехал в музей? Прекрасно! Последняя просьба: сделай анализ всех ключей Михайловой. Возможно, с ключа от черного хода делали слепок…