На следующий день Валерия Дмитриевича к больной не пустили.

— Она впала в кому, — объяснили ему. — Мы делаем все, что можем…

— Не может быть! — ужаснулся банкир. — Вчера моя дочь чувствовала себя прекрасно. Только перед моим уходом немного забылась.

— И с тех пор не приходила в себя, — заметил врач.

Банкир испуганно оглянулся на полковника. Тот сочувственно покачал головой и фальшиво вздохнул.

— Нам остается только ждать и надеяться на лучшее будущее.

— На какое? — горько воскликнул банкир. — Сколько ей грозит, если она останется в живых?

— Я думаю, в лучшем случае лет десять, не меньше, — невозмутимо ответил Кожевников. — Это если она пойдет чисто по уголовке. Но здесь не только уголовка. Здесь ещё и политика. Явно задеты национальные интересы страны.

— Какие к черту национальные интересы! — крикнул в сердцах банкир. Страну разворовали верхи, а теперь все пытаются свалить на бедную девочку… Не верю я, что она замешана в большую политику.

Полковник взял банкира под локоть и увел в пустой кабинет. Усадив его за стол и расположившись напротив, произнес вполголоса:

— Нам стали известны кое-какие подробности, связанные с ранением вашей дочери. Как вы уже знаете, мы её нашли на обочине дороги недалеко от села Черные Грязи.

Банкир поднял усталые глаза на полковника.

— Ничего я не знаю.

— Ну так слушайте: она было подобрана дорожной патрульной службой двенадцатого октября около одиннадцати вечера. Девушка была без сознания и истекала кровью. Если бы не оперативные действия патрульного наряда, её бы уже не было в живых.

— Так кто в неё стрелял?

— Сначала мы думали, что она стала жертвой какой-то криминальной разборки. Откуда и куда она ехала, мы, разумеется, не знали. Однако вот что любопытно, Валерий Дмитриевич: именно в Черных Грязях и находится загородный особняк президента «Домостроя»…

— Вы хотите сказать, что моя дочь причастна к этому убийству? насторожился банкир.

— Теперь точно знаем, что причастна. В тот вечер она ехала от него.

— Откуда вы знаете?

— От убийцы.

Банкир вздрогнул и, не мигая, уставился в стальные глаза Кожевникова.

— То есть… убийца найден. Я правильно вас понял?

— Вы правильно поняли, Валерий Дмитриевич. Вчера мы, наконец, добились от него признания.

Глава Внешэкономбанка достал из кармана платок и промокнул горячий лоб.

— Кто же это, если не секрет?

— Не секрет, — усмехнулся полковник. — Об этом уже написал «Московский комсомолец». Это президент строительной корпорации «Артстройинвест» Григорий Коломенцев.

— Конкурирующая сторона? — удивился банкир.

— Совершенно верно, — кивнул полковник. — Вам, вероятно, известно, что корпорация работает на рынке элитного жилья? «Артстройинвест» больше всех не заинтересован в серийном строительстве дешевого жилья. Вы меня понимаете, Валерий Дмитриевич?

— Еще как понимаю. Конкуренты не смогли договориться.

— Если бы так! — сощурился полковник. — Коломенцев застрелил конкурента совсем по другой причине. Он всадил ему пулю из ревности.

— Из ревности? — поднял брови банкир и недоверчиво покачал головой.

— Вот и я так же качал головой на допросе. Но, как бы там ни было, убийство Смирнова Коломенцевым действительно совершено из-за женщины. И результаты его таковы, что в ближайшие годы никакого строительства дешевого жилья не будет.

— Больше некому строить? — скептично хмыкнул Валерий Дмитриевич.

— Строить бы нашлось кому, но все упирается в средства. Как я вам уже говорил, инвестиции даются под конкретного человека, а не под организацию, и уже тем более не под проект. Это были американские инвестиции. Насколько мне удалось узнать, для осуществления этого проекта за океаном в качестве партнера рассматривались только две кандидатуры: президент «Домостроя» Смирнов и президент «Артстройинвеста» Коломенцев. Выбор пал на Смирнова. И вот накануне подписания договора один из рассматриваемых кандидатов стреляет в другого, и в результате проект воплощать некому. Смирнов убит, Коломенцев под следствием.

— И после этого вы говорите о ревности? — усмехнулся банкир.

— А вы полагаете, в этом деле замешан только контракт?

— Не полагаю, а уверен.

— Тогда вопрос первый, почему Коломенцев стреляет сам? Уж если так достал конкурент, он мог бы нанять киллера. Но дело в том, что, ослепленный ревностью, он всаживает две пули и в возлюбленную…

— В Софью? — побледнел банкир.

— Да! — кивнул полковник. — И в этом он уже признался.

Кожевников сделал паузу, дав Валерию Дмитриевичу опомниться, после чего продолжил:

— Дело было так: двенадцатого ноября в десять вечера Софья приехала к Смирнову в его загородный дом. В пятнадцать минут одиннадцатого, когда Смирнов принимал ванну, в дом ворвался Коломенцев с пистолетом в руках. В каминном зале он учиняет Софье сцену ревности, требуя, чтобы она немедленно покинула этот дом. Девушка заявляет, что вольна поступать как хочет. Он ей не муж, не брат и даже не любовник. Тогда Коломенцев направляется в ванную, а Софья тем временем садится на мотоцикл и уезжает. Коломенцев всаживает в конкурента пулю, спускается вниз, садится в машину и едет догонять Софью. Нагоняет он её у автотрассы и требует, чтобы она пересела к нему в машина. Софья отказывается. И тогда Коломенцев производит два выстрела на глазах у нескольких свидетелей.

Банкир поднес ладони к глазам и застонал.

— Бедная девочка. Зачем она путалась с этими ублюдками?

Полковник потянулся к сигаретам. Закурив и с наслаждением выпустив дым, он неожиданно сделал заключение:

— Я думаю, она путалась, имея весьма определенную цель.

Банкир медленно отнял от лица руки и угрюмо уставился на полковника.

— Да-да, Валерий Дмитриевич, не удивляйтесь. Все восемь убийств, в которых подозревается ваша дочь, похожи друг на друга. Что касается этого, девятого, то оно тоже не блещет оригинальностью.

— Не может быть, — растерянно пролепетал банкир. — Она здесь ни при чем.

— Как же ни при чем, — усмехнулся полковник, — когда вы сами минуту назад подтвердили, что, если замешаны иностранные инвестиции, убийство из ревности исключено. Правильно я вас понял? Правильно! Ход ваших мыслей совершенно логичен. Все это, Валерий Дмитриевич, тщательно планировалось и разрабатывалось профессионалами.

— Нет! Она завтра расскажет мне всю правду, — стоял на своем банкир. Моя дочь никогда от меня ничего не скрывала… А сейчас я пойду. Извините. Мне нужно побыть одному.

После того как он ушел, не попрощавшись, в кабинет постучался врач.

— Ну как себя чувствует наша рокерша? — спросил полковник. — Сможет она завтра говорить?

— Боюсь, ни завтра, ни послезавтра, ни вообще когда-либо она уже не произнесет ни слова, — покачал головой врач.