Но в тот вечер описать одежду жертвы Колесникову было не суждено. Трубников застал его в весьма паническом состоянии. На нем не было лица.

— Мне конец! — воскликнул Диман при виде Трубникова. — Меня завтра переводят в психбольницу.

— Ты думаешь, оттуда не выходят? — ухмыльнулся Трубников.

— Мне оттуда прямая дорога в тюрьму, — плаксиво простонал Колесников. — Со мной будут проводить сеансы гипноза, и я под гипнозом расскажу, что убил человека.

— А ведь точно! — присвистнул Трубников и принялся чесать затылок. — Ты прав, Диман. Тебе туда никак нельзя. Во всяком случае, пока. Кстати, как у тебя с рукой?

— С рукой все нормально. Вены и сухожилия срослись. Уколы с завтрашнего дня отменяют, гипс снимают. Боже мой, что делать? После обхода меня сразу повезут в психушку.

Трубников задумчиво уставился в пол и принялся сосредоточенно сопеть носом. Через пару минут его озарило:

— Вот что. По закону тебя могут забрать родственники под расписку.

— Какие родственники? — схватился за голову Колесников. — Ты же знаешь, моя мать умерла, а отец спился. Ему по фигу, есть у него сын или нет. Он за все это время ни разу меня не навестил, а ты говоришь, забрать под расписку.

Трубников вторично уткнулся в пол и сопел около пяти минут.

— Тогда остается только одно — бежать, — произнес он не вполне уверенно.

— Каким образом? — шмыгнул носом Колесников.

— Сейчас со мной.

— Ты рехнулся! Они вызовут милицию, и тебя посадят.

— Ну, положим, не посадят, но неприятности мне гарантированы. А их бы очень не хотелось. — Трубников немного помолчал и вдруг спросил: — Сегодня тебе еще будут делать уколы?

— Будут, — недовольно буркнул Колесников, не понимая, куда он клонит. Но внезапно до него дошло. — Знаешь, когда я отворачиваюсь к стене и укрываюсь с головой, они меня не трогают. Боятся!

Друзья уставились друг на друга, и шарики в головах завертелись.

— Завтра в шесть утра меняются сестры, — прищурился Трубников. — Тебя откроют только в восемь. Если ты внезапно исчезнешь, то дежурная, которая сменится, будет валить на сестру, которая уйдет домой. А та, которая уйдет домой, будет уверять, что оставляла тебя в целости и сохранности. Не станет же она признаваться, что пускала к тебе посторонних?

— Это гениально! — захлопал в ладоши Колесников. — Я рвану в родильное отделение, а оттуда на грузовом лифте спущусь в подвал. Подвал всегда открыт. А ты иди через парадный вход.

Друзья залезли в шкаф с бельем, вытащили несколько подушек и сложили их на кушетке в виде силуэта лежащего на боку человека. Сооружение накрыли одеялом, и получилось довольно натурально. Колесников даже снял с себя носок, набил его ватой и сунул под одеяло. Теперь с торчащей из-под одеяла ногой, создавалась полная иллюзия, что на кушетке почивает Колесников.

Трубников осторожно выглянул в коридор.

— Собака! Сестра треплется по телефону.

Через пару минут посетитель выглянул вновь. Коридор был пустым. На всякий случай Евгений вышел из изолятора и заглянул в кабинет к медсестре. В нем тоже никого не было. По всей видимости, пошла делать уколы.

— Диман, рви когти, пока никого.

Колесников вихрем промчался через коридор и, завернув на лестницу, скрылся из виду. В ту же минуту из палаты вышла медсестра. Трубников едва успел юркнуть в изолятор. Выждав довольно прилично, посетитель широко распахнул дверь и, заметив в коридоре дежурную, выразительно произнес, обращаясь к пустой кушетке:

— Ну ладно, Диман, отдыхай! Тебе надо выспаться. Пока!

Трубников захлопнул за собой дверь и не спеша направился к лифту. Пройдя мимо медсестры, он вежливо попрощался, и дежурная тут же, достав ключи, направилась к изолятору. Евгений видел, как, прежде чем запереть дверь, она заглянула в комнату и довольно долго смотрела на отвернувшегося к стене больного. Сердце Евгения замерло. «Сейчас начнется», — подумал он.

Только ничего не началось. Сестра не раскусила обман — захлопнула изолятор и заперла дверь на два оборота.

Трубников спокойно спустился на лифте и вышел через парадную дверь. Вахтер охотно открыл ему и даже пожелал спокойной ночи. «Пусть видит, что я выхожу один, — лукаво улыбнулся Трубников. — Пусть потом доказывают, что я рыжий».

Евгений спокойно сел в машину и доехал до угла. За углом уже стоял трясущийся от холода беглец в больничной одежде, тапочках и одном носке.

— Быстро же ты! — усмехнулся Трубников.

— Врубай скорее печку! — простонал Колесников и плюхнулся на переднее сиденье.

Они рванули подальше от этой чертовой больницы, но вскоре Трубников сбавил газ. А собственно, куда вести господина журналиста? На Ленинский проспект? Но туда с утра явится милиция. К себе на Сущевский вал? Но и к Трубникову завтра могут нагрянуть. Так куда?

— Ну чего ты встал? — простонал Колесников, все еще трясясь от холода, хотя в машине уже было как в парилке.

— Думаю, куда тебя спрятать? Тебе нужно сейчас лечь на дно минимум на пару недель. Понял? Есть у тебя какая-нибудь бабенка незасвеченная?

— Бабенка? — растерялся Колесников.

— Ну да, баба! Девка! Лялька! Любовница! Дама сердца! Ты хочешь сказать, что у тебя нет даже любовницы.

Колесников как-то неопределенно повертел головой.

— Ну, ты даешь, Диман! А Людка Зыбина?

— Нет! С ней все кончено.

— Надо же… Что будем делать?

Трубников покрутил головой по сторонам.

— Где мы находимся? По-моему, это Рязанский проспект. Слушай, где-то здесь поблизости обитает Вова Кузнецов. Что, если к нему? У меня, кажется, был его телефон.

— Ты думаешь? — с сомнением произнес Колесников. — Я слышал, что у него с головой не в порядке.

— Тебе ли опасаться? Боже мой! Наоборот — вы друг друга поймете, — засмеялся Трубников и извлек из кармана электронную книжку. Немного порывшись в ней, он воскликнул: — Мы спасены! Телефон есть! Ура!

Не долго думая, Трубников набрал номер Кузнецова и тут же услышал его дремучее «алло».

— Володя, привет, это Женька Трубников, твой одноклассник. Мы тут с Димкой Колесниковым проезжали мимо и вдруг вспомнили о тебе. Как ты жив?

Кузнецов даже не удивился.

— Ну так заезжайте, если рядом! Поговорим, — невозмутимо ответил он. — Я как раз один. Записывайте адрес.